Глава 3

Прошла неделя. Я все так же работал. Четыре дня работал за отца, на пятый день на меня возложила свои обязанности и мама. Порез отца все еще не причинял боль, местами появились маленькие желтые волдыри. Как ни просила мама отца не трогать  порез, отец все-таки сделал это. Причем не раз, ведь болела нога уже неделю. Видимо во время одного из своих осмотров, папа занес инфекцию, и теперь рана начала гноиться. Два дня подряд мама с соседом Аркадием Палычем возили отца в районную больницу. После второго посещения, родители, по настоянию врача, решили ехать в город. За ужином я узнал интересные подробности сего дела: результаты были не в мою пользу.
- Мы останемся там, пока отец не поправится, – сказала мама, - Ты в это время займешься дачей. Не маленький уже.
- Что?! – удивился я.
- А ты как думал? «Проболтаюсь без родаков один и привет город»? Нет уж. Изволь выполнить то, о чем мы тебя просим.
Присоединился и папа:
- Привыкай к работе. Ты же уже не школьник! Тебе скоро двадцать стукнет, а ведешь себя как десятилетний. Сказали родители «будешь работу выполнять» – значит будешь.
Я молчал. Внутри начинало разгораться не пламя, а что-то подобное ему. Только не обжигающее. Оно начало терзать душу, словно вонзившись в нее сверху, сидело и не пыталось уходить, заливая свою часть внутрь своей жертвы сквозь проделанные ею раны. Мама что-то продолжала говорить, я уже нее помню. На какой-то момент я просто потерял контроль. Желание быть свободным от родителей во мне вдруг начало расти с огромной силой. Я больше не держал себя и не хотел делать этого.
- Да вы что, совсем уже офигели?! – неожиданно для себя я ответил им, - Я уже почти две недели торчу тут и все, что я делаю, это пашу с утра до вечера! Тоже мне! «Ой, приезжай, сынок! Отдохнем всей семьей! Полезно, озеро…». Да вам просто хочется меня и тут под своим колпаком держать! Чтоб сынок «любимый» не нашел времени расслабиться. Пофиг на то, что он год парился в универе и учеба его достала! Пофиг, что он только от экзаменов избавился и не успел толком отдохнуть!  Ну, куда уж! У нас же тут отдых в работе! Прямо глаза разбегаются от ассортимента! Вы меня в городе доставали «Учись, учись!», а тут «Работай и только». Меня уже все это достало! Ясно?
 - Вот те на!, - вздохнула мама, широко раскрыв глаза, и посмотрела на отца, пытаясь понять, что он на это скажет. Отец немного нахмурил брови. В его взгляде я увидел не злость, но расстройство и стыд. Он не плакал. Я никогда его не видел таковым. Он никогда не показывал мне и того, что ему за что-либо стыдно. Но теперь я увидел это, и это привело меня в чувство. Я понял, что совершил страшную ошибку, которую исправить одними «извини» не получится.
- Значит, мы тебе надоели, да?! Житья тебе не даем? Свободы у тебя нет?
Сказав это, он посмотрел на маму и  сказал:
- Ты видишь это? Мы ему жить мешаем! Живет в нашем с тобой доме, за который долг мы только пять лет, как отдали. Ест на наши деньги! Одевается на наши деньги! Да мы по очереди, еще, когда ты в пеленки гадил, по очереди тебя на руках убаюкивали! До трех часов, а то и до утра не спали, только чтобы ты не плакал и уснул! А ты знаешь, что три года в одних брюках ходил, чтобы тебе одежду покупать? Ты же рос по часам, блин! Мать с работы бежала, чтобы тебя из детского сада забрать, да еще накормить нас всех! А потом в школу пошел. Кто тебя одел? Я с тобой сидел, уроки делал до одиннадцати, отдохнуть толком не мог. И так десять лет! В универ поступил - мать помогла. Сказал спасибо? Нее! Тебе и тут было плохо. Ты ж психологом хотел быть! А то, что по половине предметов, что тебе предстояло там изучать, ты был просто ноль, тебе в голову не залетало? Ты бы вылетел оттуда в первый же год – и тебе и нам переживания. Ты вообще о нас когда-нибудь думал? Всю жизнь ты только и знал «я, я, я»! «Папа, у меня это»,  «Мама, у меня то». А хоть раз ты у нас спросил «Мама/папа, а как вы зарабатываете?»? А я тебе отвечу. То, что мы тебя неделю нагружали работой, мы с твоей мамой каждый год, в течении года переживаем. С утра до вечера. И все ради тебя! А теперь, мать, что мы слышим? Мы ему мешаем жить! Жизнь мы ему испортили, оказывается! Да ты благодаря нам и родился и живешь! Образованным стал благодаря нам! Думаешь, сам бы без нас всего добился? Хрен тебе!
Я сидел, склонив голову, и смотрел на скатерть. На узоры, на стол, что под ней. На глазах у меня наворачивались слезы, и потому я боялся поднять голову. С правого глаза все же капнула слеза. Потом с левого. Держать я уже больше не мог. Мне было искренне жаль родителей. Только сейчас я прорисовал картину всей своей жизни и ужаснулся: двадцать лет я жил, играл, веселился и не замечал, что ради всего этого папа и мама лишали себя многого. Поднять голову и посмотреть на них я все не решался.
- И не надо мне реветь! Будь мужчиной, наконец!
Я посмотрел на маму. Она сидела у окна и куда-то смотрела. Глаза ее сверкали от слез, что, наверно, было вызвано рассказом отца. Правую руку она сжала в кулак, одновременно закрывая дрожащие губы и поддерживая подбородок. Сейчас я увидел другую маму. Не ту, что усердно выполняет свою работу, без раздумий берется за несколько дел сразу. Сейчас он казалась мне очень ранимой и обиженной. Я боялся с ней заговорить.
Отец смотрел на пол. Брови его были нахмурены, он о чем-то думал. Вдруг он встал и вышел в прихожую. Вернувшись, он бросил на диван мою ветровку и сказал:
- Мешаем тебе, значит? Тогда иди, ищи себе другое место! Там, где мы твою жизнь не будем отягощать своими «приказами» и ты не будешь «под контролем». Иди! Я видеть тебя, после всего, что ты нам тут наговорил, не хочу! Я не хочу находиться в одном доме с таким невеждой, как ты! Иди! Вон!
Я ничего не сказал. Я встал, взял ветровку и пошел к выходу. Краем глаза я посмотрел на маму – она сидела так же и не двинулась с места. Она не была против решения папы. Я никогда не думал, что окажусь в ситуации, которые обычно показывают в кино. Но это было реальностью. Это происходило со мной. Родители выгоняли меня из дома, и я не перечил им. Они были правы.
- Завтра мы с матерью уезжаем, утром, в девять, - сказал сухо отец, -  Тогда и вернешься. Нас уже тут не будет. Хочешь, работай, а хочешь, нет – с этого момента мы тебе ничего приказывать, и советовать не будем. 
Он закрыл дверь. Я еще минуту стоял во дворе и оглядывался по сторонам, не зная, куда мне идти. К Аркадию Петровичу или другим соседям идти было стыдно. Не хотелось семейную ссору рассказывать чужим, хоть многие соседи нам давно уже были как родные.
На безоблачном небе еще только-только появились звезды. Улица была пуста. Слабый ветерок заставлял листья берез и осин шелестеть. В этот день я действительно понял, что значит остаться одному, имея родных. Не осмеливаясь войти ночью, я около трех часов гулял вокруг дома. Только потом я заметил открытую дверь бани. Я лег на диван, что стоял в предбаннике и лежал, размышляя о своем поступке. Сам того не замечая, я уснул.