Путь в науку. Школа

Написано для второго тома сборника воспоминаний о физфаке ЛГУ. 

Моя первая школа № 80 на Петроградской стороне прекрасного города Ленинграда была расположена в красивом здании неподалёку от нашего дома (говорили, что это бывший монастырь; сейчас там музыкальное училище). Я намеренно использовал неофициальное, оставшееся с дореволюционных времён  название Петроградского района. Мне милы Петроградская сторона, Выборгская  сторона, Васильевский остров…  Сейчас происходит ужасное обыдление речи, говорят: «Петроградка», «Васька»… А я вспоминаю чудесные стихи И.Бродского:

Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать,
На Васильевский остров
Я приду умирать…

Можно ли прийти умирать на Ваську?
Итак, я пошёл в первый класс. У ребёнка нет жизненного опыта, ему не с чем сравнивать, и он ко всему, что видит, относится как к норме. Поэтому я совершенно спокойно воспринимал поведение школьной шпаны (а в каждом классе было человек пять – шесть «отпетых» хулиганов), которые посылали матом учителей, а с девочками на переменах творили такое, что я не могу это описать по цензурным соображениям. Да и девочки некоторые там были такие оторвы…  Но на улице, где я гулял, творилось то же самое.
Соответственно вели себя и учителя. Наказывая провинившегося, учитель истории грозно рычал:
– Встань в угол у двери! Собаке – собачье место!
Моя умная мама не сразу поняла, в какую школу она определила своего сына: разумеется, с родителями учителя вели себя вполне пристойно, а я ни на что не жаловался, ибо полагал, что всё так и должно быть. Но, бывая в школе на родительских собраниях, она постепенно прозрела и после четвёртого класса перевела меня  в столь же близкую школу № 79. Там всё было гораздо спокойнее, ученики на переменах не бегали с воплями, а чинно ходили парами мальчик-девочка по кругу. Помню первый шок: при входе учителя в класс все ученики вскочили и, вытянувшись по струнке, хором ответили на его приветствие. В прежней школе не было ничего подобного.
Уровень преподавания в новой школе был гораздо выше, и мне пришлось несколько уменьшить время беготни во дворе, чтобы догнать одноклассников. Но учёба давалась мне легко, и скоро я снова стал первым учеником.
Несмотря на внешнюю благопристойность, жизнь в новой школе оказалась не такой уж простой. Школой негласно правила группа старшеклассников-бандитов, которые могли сколько угодно прогуливать занятия, отвечать матом на замечания учителей… Один из учеников моего класса втянулся в эту группу, под влиянием родителей попытался выйти, но… как тогда говорили: «Вход – рупь, выход – два!». В результате, чтобы спасти сына (двенадцатилетнего мальчишку!), его семья внезапно покинула Ленинград, никому не сообщив нового адреса. А другого мальчишку, на год старше, также попытавшегося порвать с приятелями-бандитами, нашли в школьном туалете повешенным на полотенце.
Но меня эти проблемы как-то не коснулись, и я счастливо жил обычной мальчишеской жизнью. Наверное, потому, что в семье у меня ничего подобного не было, ни грубых слов, ни пьянства, и подсознательно я чётко различал: то, что есть в семье – хорошо, а то, чего нет – плохо.
С шестого класса появился новый предмет – физика. Почему-то он заинтересовал меня больше всех остальных. Сыграло роль (но не главную) и то, что этот урок вела самая красивая учительница нашей школы – Регина Дмитриевна. И вела она свой предмет очень хорошо. А тут ещё попались «Занимательная физика» и «Занимательная математика» Перельмана, которые я перечитывал бесконечно… Каждый год меня как лучшего ученика направляли от школы на районные олимпиады по физике и математике, но там я чаще всего даже не мог понять из условия задачи, чего от меня хотят: так разительно отличались требования олимпиад от того уровня, на котором меня учили в школе. Но меня это ничуть не огорчало: олимпиады проводились, как правило, по выходным, в феврале, в солнечную, морозную погоду, когда так здорово кататься в Кавголово на лыжах! А тут сиди в душном классе, решай задачи… И я всячески старался увильнуть.
После окончания восьмого класса встал вопрос, где учиться дальше. Я, беззаботный мальчишка, о будущем не задумывался, никаких планов не строил. Все мои приятели класса с седьмого дружно увлеклись радиотехникой, паяли простенькие усилители и так же дружно решили идти в девятый класс в школу неподалёку, где выпускники получали профессию радиомонтажника. Меня сидение с паяльником не увлекало, я гораздо больше любил гонять в футбол или хоккей во дворе, в то время не заставленном машинами, но намеревался идти с ними за компанию.
Но моя умная мама сделала, как я сейчас понимаю, самое ценное из всего в моей жизни, что она сделала для меня: направила меня поступать в лучшую в городе физико-математическую школу № 239. Поступление было конкурсным (не знаю количество человек на место, я этим по своей безалаберности не интересовался), предстояло пройти собеседование. Мама раздобыла прошлогодние вопросы. Я опять даже не мог понять их смысл. Помню, был какой-то вопрос про чётные числа. Я даже не знал, что их можно записать в виде 2к, где к – натуральное число, а без этого получить нужное доказательство было невозможно…
В ход пошла «тяжёлая артиллерия». Моя сестра окончила физфак ЛГУ и была замужем за доцентом физфака, кандидатом физ.-мат. наук. Мама на правах тёщи подключила его к моей подготовке. Кое-что прояснилось, хотя готовился я не слишком усердно: мне хотелось к приятелям в школу радиомонтажников.
Собеседование я прошёл неожиданно легко, решил все задачи и ответил на все вопросы. Помню, народу было много, процесс затянулся, я в ожидании своей очереди сижу с уже решёнными задачами за столом в классе, вдруг приоткрывается дверь, мама находит меня взглядом и умоляюще шепчет: «Вовочка, скушай сосисочку!» - и протягивает мне эту сосиску… Я, конечно, гордо отказался.
В школе мне открылся другой, невиданный мир. Ребята все вежливые, не матерятся, не дерутся, одеты все в пиджаки с галстуками (это – обязательное школьное требование), учителя обращаются к нам, пятнадцатилетним ребятам и девчонкам, на «Вы». Разговоры все умные… Один мой одноклассник придумал и доказал новую математическую теорему… Я никогда не бывал в таком обществе, и это произвело на меня очень сильное впечатление.
Месяца через три мои прежние приятели пригласили меня погулять в их компании: «У нас такие девчонки!». Я пришёл и был шокирован узостью их интересов, примитивной речью и вульгарными шутками (при девочках!). Через полчаса я покинул эту компанию и, идя домой, потрясённо думал: «А ведь я был одним из них! И был бы сейчас таким же, как они, не направь меня мама в эту школу!».
В 239-й школе я с изумлением быстро понял, что я не самый умный. В моём классе были ребята, несравненно лучше меня понимающие математику, и девочки, пишущие гораздо более содержательные сочинения по литературе. Только в физике удавалось более-менее держаться в числе лучших. Учиться было трудно, учителя физики и математики вели занятия не по стандартным школьным учебникам, а приучали нас конспектировать их уроки (для начала – просто задиктовывали).
Коллектив учителей в школе был замечательный! Язык не повернётся назвать кого-нибудь не то, чтобы плохим, а даже недостаточно хорошим. Но в свете моих интересов и будущей профессии особо отмечу учителей математики – Анатолия Арсеньевича Окунева  и физики – Георгия Петровича Посецельского.
Анатолий Арсеньевич, наш бессменный классный руководитель все три года учёбы (9 – 11 классы), был молод, не женат, и весь духовный пыл и время отдавал нам: организовывал после уроков прослушивания классической музыки, водил нас в театры, филармонию, по выходным – в лыжные или пешие походы с палатками, летом ездил с нами в организуемые школой комсомольско-трудовые лагеря, а после них – в двухнедельные походы. Он оказал очень сильное влияние на формирование моей личности, я у него многому научился.
Анатолий Арсеньевич присутствовал на всех наших классных вечерах в честь праздников (нам как-то и в голову не приходило организовать вечеринку без него). Благодаря этому, у нас не было пьянства, пошлости и разврата, рассказами о которых бравировали мои знакомые из других школ, а были весёлые конкурсы, целомудренные танцы и песни под гитару. Вино, разумеется, тоже было, но всего лишь около 100 г на человека, не более.
Георгий Петрович был человеком добрейшей души. Своими замечательными уроками он углубил во мне интерес к физике. В одиннадцатом классе в день его рождения мой одноклассник и друг Витя Сергеев (ныне – доктор физ.-мат. наук, профессор кафедры физики Земли физического факультета СПбГУ) принёс гитару, которой он мастерски владел, и мы всем классом два урока пели нашему любимому Георгию Петровичу песни. У какого другого учителя было бы возможно такое? Увы, тяжёлая болезнь не дала ему дожить до преклонных лет. Светлая ему память!
За все три года учёбы в 239-й школе не было ни одного школьного вечера с танцами (единственное исключение – выпускной). В это трудно поверить, но это так. Зато действовали туристский клуб «Шаги» и литературный «Алые паруса», которые регулярно проводили тематические вечера. Проводились конкурсы КВН, прослушивания музыки… Всё школьное воспитание было ориентировано на развитие духовного в наших юных несформировавшихся личностях. Инстинкты ведь развивать не надо, они и так сработают в свой срок. В то время мы роптали, бурлили гормоны переходного возраста, но сейчас я очень благодарен нашим педагогам. 239-я школа – это «Знак качества», братство и взаимоподдержка.
Эта школа дорога мне ещё и тем, что там я встретил одну девочку… Но это уже совсем другая история: http://www.proza.ru/2008/09/01/231