***

  Однажды, проходя мимо здания Мариинского театра, я заметил, как почти вровень со мной шла девушка. Она шла немного быстрее, и постепенно обгоняла меня, и возле больших экскурсионных автобусов, припаркованных на краю автомобильной стоянки и отделяющих нас от проезжей части, она оказалась уже впереди меня. Я шёл вслед за ней, и нас разделяла всего пара шагов. Для меня это казалось чрезвычайно удивительным, ведь до этого я ни разу не замечал, чтобы кто-то шёл тем же маршрутом, по крайней мере, в это же время, а потому мне казалось, что мы идём как будто бы вместе. Мы прошли по улице Глинки, завернули на проспекте Римского-Корсакова налево, и, обогнув Никольский собор, дошли до Садовой улицы, где и разошлись. Я свернул на Садовую, она же пошла дальше по Никольскому переулку.

  Да, вроде бы, ничего особенного, и я бы уже успел забыть об этом, если бы эта история не возымела продолжения.

  Я стоял перед горящим красным цветом светофором у набережной Адмиралтейского канала. Узенькая набережная, куда почти не заворачивает ни одна машина. Повернувшись, я увидел справа знакомую девушку — она посмотрела по сторонам, и перешла дорогу на красный, я же решил подождать зелёного. Когда я пошёл дальше по набережной Крюкова канала, я наблюдал за ней издалека, а догнал её на светофоре перед улицей Декабристов. И вновь остаток пути мы прошли, будучи совсем рядом.

  Я долго размышлял об этом. И вправду, мы шли одними и теми же улицами, и это совпадение было даже большим, чем я думал. Километраж переваливал за километр.
 
  На следующий день, поглядывая на часы заранее, ещё на Благовещенском мосту, я старался тщательно всё просчитать. Наши пути сходились на площади Труда, где она, судя по всему, заворачивала с узенькой набережной, и здесь мне следовало быть особенно внимательным. Я невзначай поворачивался и рассматривал окружающие здания, уток на Крюковом канале, сооружения на острове Новая Голландия. Она всё не показывалась. Я пытался идти медленнее, чтобы мы встретились как можно раньше и прошли вместе как можно большее расстояние, но в то же время я не мог идти как черепаха, иначе бы, догнав меня, она бы насторожилась моей внезапно быстрой походке, а ведь всё должно было происходить как бы ненароком, само собой.

  Через Мойку был переброшен Краснофлотский пешеходный мост. Дойдя до середины моста, я останавливался, озирался по сторонам, смотрел на уходящую на запад и искривляющуюся Мойку, на склонившиеся ветви большого дерева на берегу Новой Голландии. Рассматривая окружающую панораму, я оборачивался, и с наивысшей точки посреди моста смотрел вдаль по набережной Крюкова канала. Промелькнула красная куртка, и мне показалась, что это она. Я не был в этом уверен, и жалел, что не прихватил с собой бинокль, но потихоньку стал идти дальше. Это была она, я не ошибся. И мы снова шли неподалёку друг от друга.

  Прошла неделя. Я стал на удивление пунктуальным. Чувствуя, что опаздываю на Благовещенский мост, я проехал на троллейбусе до восьмой-девятой линии Васильевского острова, и уже оттуда пошёл по направлению к набережной. Издалека я видел, как впереди быстрым шагом шла какая-то девочка в белой куртке, и, постепенно догоняя её, у меня возникло смутное ощущение, что здесь что-то не так. Походка у неё точь-в-точь похожа на походку той девушки, и я уже было поразился подобному сходству, но всего на секунду — пока меня не осенило новой мгновенной мыслью и я не взглянул на неё снова. Это — она! Она — и на Васильевском острове! Наши маршруты совпадали ещё больше, пересечение охватывало целый мост через Неву, набережные, и часть Васильевского острова. Это не могло меня не порадовать. А радостью необходимо делиться. Чтобы она знала, что я уже рядом, я обогнал её, а затем пошёл чуть медленнее, ощущая её близкие шаги за своей спиной. Как же это забавно!

  Однако, наряду с радостью, я стал испытывать чувство тревоги. Нам предстояло так идти около получаса, а зная, что мы, будучи незнакомыми, идём так уже не в первый раз, мне становилось не по себе. На Крюковом канале плавучий экскаватор вылавливал со дна какую-то чёрную гадость; под этим предлогом я остановился и стал наблюдать за протекавшим процессом. Она прошла мимо меня, и теперь уже я пошёл вслед за ней. Я думал о пешеходном мосте, но так ничего и не додумал. Миновав его, мы пошли вдоль дома, где жил некий композитор Направник. На втором этаже рабочие ремонтировали балкон, часть территории возле дома огородили. Ближайший к нему автомобиль она обошла с одной стороны, я с другой, и так получилось, что я теперь опять иду впереди неё.

  Улица Декабристов. Заканчивает гореть зелёный свет, я останавливаюсь, а она решает перебежать дорогу. Если я не побегу вслед за ней, она уйдёт далеко вперёд, а я отстану. Уже загорается красный, но мне не остаётся ничего другого, как нарушить правила движения и потихоньку перебежать, одновременно стараясь ступать как можно мягче, дабы не выдать себя стуком ботинок. Так получается, что возле Мариинского театра она несколько замедляет свой ход, возможно, нарочно, и я опять оказываюсь первым. Похоже, она обо всём догадалась.

  Вокруг Никольского собора прохаживается полицейский патруль. Только этого не хватало. Чего доброго, она сейчас вздумает сообщить им, что я её преследую. С другой стороны, это уже далеко от истины, ведь это она идёт за мной, а не я за ней. Так что я успокаиваюсь. К тому же, вот и Садовая.

  Через неделю мы вновь пересеклись на Васильевском острове, прошли Благовещенский мост, постояли на светофоре с остальными пешеходами и собакой на привязи одного из них, а также успели незаметно понаблюдать друг за другом и обоюдно заметить это. На площади Труда я осмелился пройти пару метров рядом с ней, шаг в шаг, а затем опять отделился и вырвался вперёд.

  Краснофлотский мост. Я бы ни за что не решился на это, если бы не чувство неопределённости, неопределённости, которую уже давно необходимо устранить. Наверняка я ей уже надоел, всё время путаюсь под ногами. На середине моста я обернулся, подождал, когда она окажется рядом, и неожиданно резко для самого себя произнёс:

  — Знаете, что? Давайте дружить!

  Она засмеялась.

  — Я так подумал, раз наши маршруты частично совпадают…

  Спускались с моста мы уже вместе.
 
  — Я думаю, я очень старая для вас. Мне тридцать лет. А вам, наверное, ещё и двадцати нет.

  Похоже, её мысли приняли неверное направление.

  — Мне двадцать три, – сказал я. — Но… возраст… не важен.
  — К тому же, у меня есть муж и ребёнок.
  — Ну, это, конечно… – и я вошёл в ступор. — Я же просто…

  Попробуй ей теперь объясни! Она прервала мою задумчивость.

  — Как вас зовут?
  — Меня зовут Костя, – сказал я так, будто она меня об этом не спрашивала, а я решил сказать ей об этом сам.
  — Аня, – тихо произнесла она.

  В этот момент мы проходили под уже отремонтированным балконом. Я находился в замешательстве и совершенно не знал, что сказать. Она перехватила инициативу и стала задавать наводящие вопросы. Выяснилось, что она тоже работает в научно-исследовательском институте, только геологическом — это на Среднем проспекте, 74.

— И как там?
— Хорошо, – ответила она.
— А у нас не очень.

  Она углубилась в тему работы, и как мне не хотелось сменить тему на более интересную, я не мог найти повода, а прерывать её было бы бестактно. Тем не менее, вскоре промелькнул луч света. Мы заговорили о том, куда направляемся. Я сказал, что иду к станции метро «Садовая», она же шла к «Технологическому институту». И вообще, она любит ходить пешком и прокладывать разные маршруты. Затем вспомнили образование. Она рассказала, что училась на геолога в Государственном Институте. Я рассказал, где учился я. Мы свернули на Никольскую площадь, нам оставалось идти вместе совсем чуть-чуть. И тут она спросила, чем я занимаюсь в свободное время. Я ответил. Она сказала, что любит ходить в театр, на что я не преминул заметить, что давно не был в театре. Зато в эту субботу пойду на концерт Милы Шкиртиль, здесь недалеко, на улице Декабристов, она исполняет романсы. Я начал было рассказывать о ней, но перекрёстке нам пришлось распрощаться. Только оставшись один, я почувствовал, до какой степени разволновался и каким дрожащим голосом произнёс последнее «До свидания». После, анализируя наш разговор, я понял, что в течение тех пятнадцати минут я находился в таком встревоженном состоянии, что казалось немыслимым, как я ещё мог что-то говорить и соображать, как смог своим внешним спокойствием обмануть даже самого себя.

  Закончились новогодние праздники. С тех пор, как мы виделись в последний раз, минуло ровно две недели. Я решил подождать её у Благовещенского моста — там мы точно не могли разминуться. В этот раз она выглядела особенно женственной. Погода была довольно тёплой, на дворе уже не первый день стояла оттепель, и одета она была по-осеннему: лёгкая курточка, тёмная юбка, колготки, а вместо зимних сапог туфли, причём не на таком уж и маленьком каблуке. Мы шли по мосту, когда она заявила, что собирается разводиться.

  Так скоро? Может, стоило немного… повременить?

  Я спросил, почему. Возникла долгая и мучительная пауза. Она ответила, но так тихо, что шум автомобилей, движущихся по мосту, её заглушил, и я ничего не расслышал. Переспрашивать было бы некрасиво. Так я и остался в неведении.

  После моста она заговорила о театре, я в свою очередь рассказал, как прошёл концерт. Проходя мимо Военно-Морского музея, что расположен вдоль Крюкова канала, напротив острова Новая Голландия, мы перешли на тему музеев, затем коснулись сегодняшней погоды. Сыро, серо и туманно.

  — А я вам не рассказывала, как была в командировке в Грузии?

  В командировке? В Грузии? Как будто мы настолько хорошо знакомы, что она могла мне уже тысячу раз поведать об этом.

  — Нет, не рассказывали.
  — Так вот, я была там три дня, и все три дня светило яркое солнце. Представляете? А приехала сюда, здесь как всегда — обычная петербургская погода.
  — Большинству такая погода не нравится. А по мне, в этом есть своя красота.
 
  Мы шли, и разговаривали, как старые приятели, которые давным-давно не виделись. Моё волнение, имевшее место быть в первую нашу встречу, теперь пропало, и мне рядом с ней было легко и уютно. Мы могли бы просто идти и молчать, всё равно – отныне мы гуляли вместе, и ни один прохожий не заподозрил бы, что ещё совсем недавно мы были незнакомыми людьми. Человеку постороннему наш разговор мог показаться странным: мы постоянно меняли тему разговора, да так быстро, что он не успевал стать тематическим; мы говорили о самых разных вещах, одна новость цеплялась за другую, другая за третью, и по прошествии всего нескольких минут уже нельзя было понять и восстановить, с чего мы, собственно говоря, начали. Она любит ходить по музеям и театрам, но только с ребёнком — её мужу это неинтересно. В театре ей больше всего приходится по вкусу оперетта. Не опера, а оперетта, когда музыка чередуется с обычными диалогами. На проспекте Римского-Корсакова, перед Никольским собором, мы вдруг завернули направо. Она шла в детский сад.

  — Вы бывали в Никольском соборе? – спросил я.
  — Да. Обычный собор.
  — А я не был. Однажды я хотел зайти посмотреть, но… Зато я был в Смольном соборе.
  — А я там не была.
 
  Мы вышли к набережной Крюкова канала, который по-прежнему тянулся неподалёку. Я рассказал, как бывало ездил в «третьем» трамвае. В этом есть своё очарование, не всегда же пешком ходить. Сейчас эти трамваи новые, и это довольно необычно.

  — Новые? – удивилась она. — Вот такие?

  На горизонте справа налево проезжал трамвай.

  — Да, такие.
  — А мне больше нравятся старинные трамваи.
  — Да, старинные ещё лучше. Иногда их пускают на юбилей, их можно увидеть в музее трамвая.
  — Это как раз напротив нашего института, – добавляет она.
  — Да. Но я там не был, – сказал я уже в который раз.
 
  И тут она воскликнула, весьма справедливо:

  — Костя, ну что же вы нигде не были!
  — Нет, почему же, где-то я всё-таки был…

  Садовая улица оказалась уже позади. Она заинтересовалась, что располагается в доме по ту сторону Крюкова канала: наверное, детский сад или школа. Заглядывая в окна, мы рассматривали помещения и делали соответствующие выводы.

  Перед Фонтанкой я поинтересовался:

  — Это канал Грибоедова?
  — Да. Нет. Это Фонтанка. Вам на Садовую?
  — Нет, теперь уже пойду к Технологическому институту.
  — Вам показать дорогу?
  — Нет, спасибо, я сам разберусь.

  И я рассказал, как однажды заблудился в районе Садовой, как в течение получаса шёл по направлению к метро, а в итоге закружился и вернулся туда, где уже был. На Театральной площади я прошёл мимо памятника Глинки, а потом, пройдя несколько улиц, перейдя несколько каналов (оказалось, что это был только один, искривляющийся канал Грибоедова), вернулся на Театральную площадь и подошёл к тому же памятнику Глинки, но только сзади. Тогда я подумал, что это разные памятники, и поражался сходству, пока не увидел перед собой Мариинский театр и не понял своей ошибки.

  Она смеялась. Мы шли по набережной Фонтанки.

  — Вы, наверное, подумали, что я человек открытый, раз смог так просто в тот раз заговорить с вами.
  — Нет, я ничего такого не думала.
  — На самом деле я человек замкнутый. И очень долго думал, прежде чем что-то сделать.

  Немного спустя она ответила.

  — Надо быть решительнее. Чем больше думаешь, тем больше начинаешь сомневаться и в итоге…
  — Да, в конце концов обычно отступаешься.
  — Поэтому, если очень хочешь что-то сделать, особо раздумывать не надо. А уже потом можно проанализировать.

  Мы свернули на Измайловский проспект.

  — Давайте я вам покажу, где у нас детский сад.

  Так, я проводил её ещё немного, и вскоре мы распрощались.

  С тех пор я её, увы, не встречал…