Верка

               

     Верка родилась необычной – семимесячной. Четвёртого августа 1961 года я стал дядькой! Но, в отличие от взрослых, почему-то воспринял эту новость спокойно. Родителей же и всех родственников довольно быстро успокоили врачи таганрогского роддома, где это случилось: всё будет нормально! Эх, не знали благородные эскулапы нашу родословную, наши устои! «Ослабленная», «недоношенная», «нетранспортабельная» - эти слова витали в атмосфере семьи и вне её. После выписки из роддома расширенный семейный совет всё решил за счастливых  и ещё не успевших  прочувствовать это событие родителей: оставляем  ребёнка в Таганроге, подкрепим витаминами, поможем молодой маме, а потом…  забирайте!    
     В конце августа я отправился из Таганрога на учёбу в Сочи, но через четыре месяца, на зимние каникулы, вернулся и уже ответственно и добросовестно начал выполнять обязанности дядьки. Домовая кухня для грудничков находилась не так уж далеко от дома. Удивительно, но мне понравилось её посещать! Сюда, в тесноватое, холодное, полутёмное помещение домовой кухни с заветным прямоугольным окном люди приносили всё: пустые звонкие бутылочки, новости, свои радости и печали. Звяканье и стук от выставляемой на прилавок тары перемежался  разговорами людей в очереди. Я же, четырнадцатилетний отрок, впитывал всё, как губка. Однажды услышал разговор двух молодых бабушек, и он произвёл на меня удручающее впечатление. Из услышанного  понял, что внук одной из них уронил новогоднюю ёлку на пол, а затем стал есть стёклянные осколки от игрушек! Разговор этот я запомнил надолго и однажды поинтересовался у своего отца: что нужно делать в такой ситуации? Папа ответил, что нужно быстро приготовить манную кашу и до приезда скорой помощи запихивать её любителю ёлочных игрушек в рот.               
     Так что сейчас смело могу утверждать, что первые азы воспитания детей я начал постигать  в четырнадцать мальчишеских лет. Пик же моего опыта в общении с детьми пришёлся на 1963-1965 годы. К тому времени недоношенная подросла, окрепла и отличалась от обычных детей лишь повышенной любознательностью, подвижностью и бесовскими огоньками хитроватых глаз.
     Когда я находился в Таганроге, роль главного смотрителя, естественно,  отводилась мне. Обыкновенно удавалось справляться с ней успешно, но были и промашки.
     Однажды Верка резвилась с детьми около теннисного стола, а я сидел  на скамейке поодаль, беседуя с товарищем и наблюдая за нею. Наверное, на мгновение отвлёкся… сильный грохот, а затем рёв Верки вернули меня к реальности. Перепуганный, я подлетел к сложившемуся столу. Невредимая Верка сидела на корточках в середине непонятной геометрической конфигурации, как в домике, и кричала от испуга. Когда и как она успела заскочить туда, я так и не понял, но мысленно зарёкся ослаблять своё внимание в последующие прогулки. Но, увы…            
     Как-то в июле наша семья отправилась на своём «москвиче» в сад; Верка, естественно, с нами: лови бабочек, дыши свежим воздухом, гоняй кузнечиков, а мы поработаем… В качестве удобрения папа частенько использовал куриный помёт. Накануне большую металлическую ёмкость с ним он закопал на участке и накрыл крышкой. То ли ёмкость заприметила шустрившую на просторе Верку, то ли сама она не остереглась… Дикий вопль разорвал тишину. Когда мы подскочили к месту происшествия, то увидели необычного негритосика: всё тело его, кроме головы и шеи,  было покрыто куриным «добром», которое медленно стекало  с широко разведённых в стороны рук…      
                В один из дней мы сидели с Веркой на тахте в кабинете отца.  Я рассматривал какую-то книгу, а «вездесущая» копошилась за моей спиной.  Неожиданно она обхватила меня  своими тоненькими ручонками за шею и, склонившись к моему плечу, стала спрашивать: «Фэфэ, как ты меня любишь?.. Как?..» В то время во всех кинотеатрах страны с огромным успехом демонстрировался  художественный фильм «Развод по-итальянски», и многие фразы из этого фильма были на слуху. Уловила их и она…
                Верку я любил, уровень развития этой крошки меня поражал; она же, думаю, отвечала мне взаимностью.
                С детьми племянница была общительна и доброжелательна, но если кто-то, играя с нею в песочнице, забывал о правилах хорошего тона и молча забирал у неё игрушку, Верка не кричала, не дралась, но реагировала кратко и строго: «Нахавка!» 
                Своей невероятной подвижностью маленькая родственница доставляла изрядные хлопоты не только мне, но и окружающим. Пару раз она серьёзно падала и сносила кожу на руке и ноге,  дело доходило до противостолбнячных уколов…      
                Иногда вечерами к нам заглядывали неожиданные гости. Детское время заканчивалось, но племяшка никак не желала засыпать. В такие моменты родители обращались за помощью ко мне. Я рассказывал неугомонной импровизированную сказку, нежно поглаживая при этом её по головке. Верка засыпала, а «сказочник» вскоре победителем выходил к удивлённым взрослым…      
                Десятилетия спустя я был сильно поражён, когда увидел теперешнюю Верку,  степенную женщину из пушкинских времён. У неё всё хорошо, всё как у людей. Она теперь как все: замужем, взрослый сын, обыденные заботы, работа, увлечённость французским языком  и, почему-то, полное отсутствие свободного времени…