Глава IV. Блок Раб 4

****

Сразу за храмом город заканчивался. Не было дворцов чиновников-казнокрадов и кварталов бедняков, не было мечетей и не было церкви, чей колокольный звон Ой слышал на базаре. От заднего фасада собора, выполненного с небрежной грубостью, мощеная булыжником дорога отправлялась в путешествие по полям и цветущим садам.
Ой решил повторить попытку поиска Раба на базаре несколько позже, когда улягутся страсти, вызванные его появлением, а сейчас где-нибудь отдохнуть и удовлетворить коренные интересы организма, имеющие место в этой версии бытия. Хотелось пить, и мочевой пузырь настойчиво требовал освобождения. Последнюю потребность Ой просто удовлетворил на обочине под ближайшей смоковницей.
Изредка дорога пробегала мимо домов, расположенных в ухоженных садах и парках. Дома были разные по форме и размерам, но все имели колоннаду, атриум и бассейн. Ой как бывший архитектор заключил, что это римские виллы, загородные дома патрициев раннехристианской эпохи.
Было очень жарко и тихо. Ни облачка на голубом небе, ни малейшего дуновения ветерка. Базар с его суетой и многоголосием остался позади, а здесь, в среде сельской идиллии, слышна лишь высокая песнь жаворонка да шарканье подошв о камень. Тишина и покой. Ни души, ни на дороге, ни возле домов, ни в садах. Возможно, безлюдность местности проистекала из-за полуденной сиесты, а может быть, – из-за экономии ресурсов.
Только у дома на самом краю ойкумены Ой заметил шевеление. Подойдя ближе, Ой увидел мальчика лет 12-13, набирающего воду из колодца в два больших деревянных ведра. Был он худ, жилист и чёрен от загара. Ветхая набедренная повязка прикрывала его наготу. Голую спину пересекали крест-накрест длинные розовые рубцы, вероятно – от ударов плетью. Огрубевшие ступни его не знали обуви.
– Здравствуй, мальчик.
Он вздрогнул, бросил исподлобья испуганный взгляд.
– Здравствуйте, почтенный господин.
– Хорошая погода, не правда ли, – сказал Ой.
Мальчик молчал. Тема погоды его не занимала.
– Ты позволишь мне напиться?
Мальчик взял медный ковшик с длинной ручкой, лежавший на каменном парапете, зачерпнул воду из ведра и подал ковшик Ою.
Вода ломила зубы. Ничего вкуснее Ой не пил. Дважды он останавливался, чтобы горячим дыханием согреть остуженную полость рта. Осушив ковшик до последней капли, Ой почувствовал полное удовлетворение второй коренной потребности организма.
«Теперь бы поесть, поспать и можно отправляться на поиски Раба».
– Спасибо, очень вкусная вода, – сказал Ой, отдавая мальчику ковшик.
– Я могу идти, почтенный господин? – тихо спросил мальчик.
– Да, конечно, я тебя не задерживаю.
Мальчик повернулся к Ою боком, присел, взялся за бронзовые дужки, блестящие в местах хватания, и, напрягая мускулы, поднял тяжёлые вёдра. Кровь прилила в мышцы, обозначив нежно-розовым цветом выжженное на плече тавро: круг и три буквы в нём – «бар».
«Это он! – молнией мелькнула мысль, и следом по буквам раздались в голове раскаты грома, – Э-т-о! о-н!».
– Постой!
Мальчик покорно опустил вёдра на землю.
– Как тебя зовут?
– Меня зовут Раб, почтенный господин.
Ни удивление, ни раздражение задержкой не слышались в его голосе, а только рабская покорность. Мальчик подождал минуту. И, поскольку новых вопросов или приказаний не последовало, он робко спросил:
– Я могу идти?
– Ступай.
Раб ушел по желтой дорожке, ведущей к дому, оставив Оя в полной растерянности.
«Итак, я его нашел. Что дальше? Что делать?».
Ой смутно ощущал, что лозунг «убить в себе раба» в данном конкретном случае фатально ошибочен, ибо на его хрупких плечах держится всё блочное здание. Да и не смог бы он этого сделать, потому что всегда относил себя к угнетенным. К тому же за краткое общение Ой проникся к мальчику искренней симпатией.
«Стало быть, следует на доступных примерах показать мальчику порочность рабства, как общественного института, указать на унизительную тяжесть его положения, рассказать о светлом будущем, наметить путь освобождения и подбить на бунт».
Задачи, стратегические цели ясны и определены. Тактика же, техническое исполнение задуманного – это творческий процесс, зависящий от конкретной ситуации. Догмы в тактических вопросах неприемлемы. Они ведут к поражению.
«Ладно, ввяжусь в бой, как любил говорить гений тактики Наполеон, а там будет видно. За работу, товарищ Ой».
Ой уже хотел идти искать Раба, но тут он сам вышел из-за кустов магнолии. Раб направлялся к колодцу.
«На революционера и раб идёт», – обрадовался Ой.
– Позволь, я тебе помогу, мальчик, – смиренно попросил Ой, когда Раб приблизился к колодцу.
Он твёрдо решил не называть его Рабом, дабы тот отвыкал от унизительного клейма.
Мальчик испуганно посмотрел на Оя.
– Этого нельзя делать. Если узнает хозяин или увидит надсмотрщик, меня будут бить кнутом, – он поёжился. – Я боюсь.
– Никто не увидит и не узнает, – мягко уговаривал Ой, опуская шест журавлеподобного рычага. Я буду тебя провожать до кустов магнолии и встречать там. Ставь вёдра.
Ой снял с конца шеста кожаный мешок, наполнил из него ведро
– Воля ваша, господин, – пожал плечами мальчик, – чур, к дому не подходить.
– Конечно, мой славный мальчик.
Ой ликовал. Краеугольный камень в фундамент революции был положен: Раб согласился сотрудничать. Ой наполнил второе ведро. Он присел с прямой спиной, как это делал Раб, взялся за дужки и встал.
«Чёрт, какие они тяжёлые! Пуда по полтора каждое. Как больно впиваются дужки в ладони. А он, бедняга, целый день таскает их».
У кустов Ой передал мальчику эстафетные вёдра. Через просветы в листве Ой наблюдал за происходящим во дворе. У бассейна в тени пальмы лежал на ложе толстый белокожий человек в пурпурном халате, вероятно хозяин. Опахалами из павлиньих перьев его обмахивали две худенькие чернокожие девушки. Хозяин лениво клевал виноград, плюя косточки куда попало. Изредка он брал со стола золотой кубок. У ложа на низком стульчике сидел другой белый человек, потоньше и победней одетый. Гусиным пером он записывал изречения хозяина. Ой идентифицировал его как управляющего поместьем. Множество рабов совершали различные действия: кто подстригал кусты, кто сажал цветы, кто мёл дорожки, а несколько человек щетками мыли цоколи гранитных колон и мраморные изваяния богов. За порядком следили два звероватых надсмотрщика с кнутами в руках.
При виде такого количества рабов, Ой стал сомневаться: правильно ли он выбрал раба, но, вспомнив тавро на плече мальчика, успокоился.
Его раб, вылив воду в бассейн, немедленно, под строгим взглядом азиатского вида надсмотрщика, отправился в обратный путь.
Прежде чем взяться за дужки полных вёдер, Ой проверил свои карманы. Он обнаружил бумажный платок и рекламный буклет турфирмы, найденный в блоке Хитрость. Какое никакое, а всё ж облегчение, всё ж не так больно ладоням.
Ой встречал Раба у кустов, наполнял вёдра и относил их к кустам. Во время всех этих действий он старался смутить сознание отверженного и угнетенного. Начал он с восстания Спартака, благоразумно опустив печальный конец мужественного вождя. История эта не поколебала ровное равнодушие мальчика, лишь слабый интерес вызвало красочное описание гладиаторского поединка. На четвёртой или пятой ходке Ой перешел к французской революции.
– Гремели пушки, трещали ружья, – на высоком накале вещал Ой, – угнетённые рабы шли на штурм большого дома по имени Бастилия, где томились узники совести.
По правде сказать, Ой не знал, томились ли в Бастилии узники совести, и не помнил, чего вдруг парижская чернь стала штурмовать тюрьму, да это и неважно. Главное – революционная романтика.
– Так не бывает, – убеждённо произнёс Раб.
– Что не бывает? – опешил Ой.
– Греметь может гром или барабан, а трещит сорока или Юльчитай. Вон та рабыня с опахалом, – Раб осторожно раздвинул ветки и указал на одну из девушек-рабынь, – она как начнёт болтать, чисто сорока трещит.
Мальчик пошел к дому, оставив Оя в задумчивости.
При следующем свидании Ой принялся за казнь французских короля и королевы, превратив их, в соответствии с требованием политического положения, в жирного угнетателя-хозяина и капризную злую хозяйку. История с отрезанием голов не вызвала видимых изменений во внутреннем устройстве Раба. На этом Ой оставил французскую революцию, не став рассказывать чем она закончилась для взбунтовавшихся рабов.
Ой чувствовал, что требовалась корректировка тактики, но он не мог обойти русский бунт черни, естественно без его концовки. Он красочно описал штурм Зимнего дома Большого Хозяина, но без пушек и ружей. Матросов и революционных рабочих он вооружил копьями и мечами. Их противники, трусливые надсмотрщики, в панике бежали, побросав доспехи. Ноль внимания. Павка Корчагин, конная лавина, песни у костра, революционное горение. Никакого отклика. Ой был близок к отчаянью.
Между тем, вечерело. Мелодичный звон колокольчика известил об окончании рабского трудового дня.
«Революция революцией, – думал Ой, подсматривая из-за кустов, как его подопечный выливает воду в бассейн, – а жрать хочется, как ста рабам, и пора бы позаботиться о ночлеге».
Рабы во дворе быстро собрали инструменты и куда-то удалились. В одну минуту двор опустел. Ушел и его раб. Ой готов был заплакать от обиды. Полдня он как проклятый таскал вёдра, заработал кровавые мозоли и боль во всех мышцах, а равнодушный Раб не сказал ему даже спасибо. Поистине безгранична неблагодарность народа к своим освободителям.
На дорожке показался мальчик. Он шел осторожно, неся в одной руке глиняный кувшин, а в другой – большую лепёшку.
– Я ночую в хлеву, господин, – сказал мальчик, зайдя за кусты.
– Если ты позволишь, добрый мальчик, я тоже переночую в хлеву.
– Пойдём, я провожу тебя задворками.