Пономарёвы байки

   
 

  Нет,  Пономарь,  это  не  церковная  должность.  Скорее  это,  как  Петрович, – диагноз.
Это  даже  не  кличка,  а  просто производная от фамилии.  Фамилию  я  не  буду  его  упоминать,  так  как  художник  он  маститый  и  известный.  Да,  собственно,  я  ничего  плохого  и  писать-то  не  собираюсь  про  него.
  Известность  он  приобрёл  ещё  при  окончании  Академии художеств.  Когда  Пономарь  и  друзья  его,  тоже  уже  известные  и  талантливые  живописцы,  заканчивали  Академию,  то  Пономарь,  как  самый,  самый  отличник,  на  всякий  случай,  для  перестраховки,  всем  им  правил  дипломные  работы.
  Вносят  они  все,  по  очереди,  свои  работы  на  суд  комиссии,  руководитель  их  группы,  профессор,  смотрит  и  всё  понимает,  всё  видит:  одной  рукой  все  правлены.  Уж  он-то  их,  как  облупленных,  знал  и  изучил  за  пять  лет.  Всё  профессор  видит,  всё  понимает,  но  молчит.  Во-первых,  уже  поздно  говорить,  во-вторых,  сам  же  их  готовил.
 Так  всем  пятёрки  и  поставили.  Да  и  правильно  сделали.  Все  они  талантливыми,  оказались  в  жизни.  Но  Пономарь  всё  же  самый,  самый.
Кроме  того,  Пономарь  и  рассказчик  ещё  прекрасный.  Самому  бы  ему  рассказы  писать.  Ну,  да  ладно,  я  за  него  это  сделаю.
  Сидим  мы.  Хорошо  сидим  у  друга  моего Фёдора  в  мастерской,  тоже  художника,  но  только  скульптора.  Пришли  мы  к  нему  с  утра,  а  он  уже  трудится.  Голова  взъерошена,  глаза,  назовём  их, –  усталые.  Да,  хорошо  вчера  Федя  посидел  с  кем-то.  Сидит  Фёдор  у  дальней  стенки  и  на  переднюю  вдумчиво  смотрит. А мастерская  длинная у  него. И  что он  там  видит?  А  смотрит  он  на  свою  начатую  работу.
– Фёдор,  что  ты  делаешь?
– Думаю.
– О  чём?
– А вот  шедевр  творю.
– Да  как  ты  можешь  думать  в  таком  состоянии?  Ведь ты  явно в  отходняке  сегодня.
– А  это  самое  лучшее  состояние  для  мысли  и  творчества.
– Так  голова  же  болит?
– Как  болит?  Как  она  болеть  может?  Это  же  кость.  С  чего бы  ей  болеть? 
Вот  это  логика!  Логика  российского  художника.  А  иначе  наши  и  творить  не  могут. 
  Разумеется, мы тоже с бутылочкой пришли. И очень кстати. Какой  же русский  художник  не  любит  выпить и похмелиться.  Это  просто  извращенец  какой-то,  а  не  художник.  Вот  Церетели,  возможно, и не пьёт, судя по его деяниям.  Мог бы и выпить, возможно, и ваять научился бы.
Итак,  сидим,  слегка  выпиваем.  А  Пономарь  за  жизнь  говорит,  байки свои рассказывает. Он  только  что с Урала  вернулся.
   Вот,  говорит,  поехал  на  Урал,  с  домиком,  доставшимся  в  наследство,  вопросы  решить.  Взял  жену  с  собой,  для  компании.  Потом  только  понял,  что  натворил,  когда  ошейник  на  шее  почувствовал. Ведь  прекрасно  знал  историю  поучительную.  Вот Волконская  за  мужем  в  Сибирь  потащилась,  так  всю  каторгу  мужу  испортила.  Нет,  определённо,  на  чужих  ошибках  мы  не  учимся.  Да  и  свой  опыт  забыл совсем.  А  как  бывало-то?  Возьмёт  Пономарь  ведро  помойное  и  в  тапочках,  чтобы  подозрений  не  вызвать,  идёт  выносить  его.  Идёт  и  возвращается,  обязательно  возвращается,  но  через  неделю,  в  тапочках,  но  без  ведра. 
  Сколько  поездок  было  за  жизнь,  сколько  приключений!
В  пору  развитого  социализма,  первой  стадии  светлого  завтра,  когда  за  границу не  очень-то  пускали,  художников  особенно.  Наши  художники  и  ваятели  ездили,  особенно  летом,  на  халтурку,  в  Азию.  В  нашу,  советскую,  разумеется.  В  ту,  что  теперь  ближним  зарубежьем  зовётся.  Работы  там  много  бывало,  да  и  деньжата,  видимо,  водились,  хоть  и  прикидывались  нищими.
Край  там  яркий,  солнечный.  Вот  и  хотелось  им,  чтобы  стены  домов,  особенно  культурных,  поярче  разрисованы  были. Ехали  наши художники  и  скульпторы  туда  на  заработки.  Порядочно  можно  было  подзаработать.  Правда,  почти  всё  заработанное  как-то  сквозь  пальцы,  в  песок  уходило.  Ну,  что  поделаешь,  пустыня  там  у  них,  песок  сплошной.
  Сколачивали  художники  бригады  и  скульпторов  с  собой  прихватывали.  Иногда  скульпторы  и  своими  бригадами  ездили.  Бывало,  распихают  по  мешкам  заготовки  в  виде  голов  великого  вождя, кормильца  своего.
Сколько на нём заработано было?
В одном  Питере  около  девяти  тысяч навылепливали,  да  навысекали, да наотливали.
Итак, одну голову в кепке, другую с лысиной, на все вкусы чтобы было. И – поехали! Приезжают в городок,  или центр районный.  И сразу же в райком или горком той самой  единственной,  любимой,  руководящей  и направляющей.  И прямиком к секретарю:
– Простите,  вам Ленин не нужен? 
Что  за  охламоны притащились?
– Нет, не нужен!
– Как, вам  Ленин не нужен? 
Молчание.  Размышляет.  Что  ляпнул-то?
– Вы  кто  такие?
– Мы  художники из того самого города, что его  именем  зовётся. 
Одумавшись     окончательно,  секретарь  с  раскаянием  в  голосе:
– Ну, конечно нужен, как же не нужен-то. У нас всего-то их  два: у Дома Культуры один, да  тут в райкоме. Конечно, ещё и перед свинарником  поставить нужно. Да и Бог – Троицу любит.
Вот и  ладушки!                – Вам  в  кепке  или лысенького?
И  по  рукам! Частенько и  аванс  сразу  же  выдавали.  Это лучший вариант.  Хорошее  начало  хорошего  дела  и  отметить  можно.  Утречком  с  больной  головкой  за  работу.  Быстро  из  цемента  плечики  и  грудку  сляпают.  Что  там  лепить-то,  у  всех  стандартное  всё  было.  К  вечеру  и  головку  на  плечики  водрузят.  Дай  Бог  не  задом  бы  наперёд  приляпать.  А то был случай с памятником,  спьяну,  башку  в  кепке  прилепили,  а  утром  сдёрнув  тряпицу,  ещё  одну  кепку  в  руке  обнаружили.  Итак,  тяп-ляп,  и  к  вечеру  Ильич  перед  свинарником стоит. Может, не так уж и хорош, но похож. Зато быстро, да не так уж и  дорого.
А художникам можно дальше отправляться, головы-то в мешке ещё есть. Ну, а когда  бросили стройку светлого завтра, когда объект и вовсе морально устарел,– демократия  началась. Стали  всех  выпускать за границу,  хоть  куда,  хоть  навсегда,  по  принципу  меньше  народу,  больше  кислороду.
За  границей наслышаны были о наших. Вот и стали приглашать  российских  художников, жизнь свою  украшать.  Главное  платить  много  не  обязательно – не избалованы. Вот  и  поехал  Пономарь  на  халтурку  в  Японию.  Перед  отлётом  отметили  это  событие.  Ну,  может,  переборщили  чуток.  Перед  подлётом  такая  жажда  Пономаря  одолела,  мочи  нет.  Самолёт  приземлился.  Пассажиры  выходят.  Здравствуй,  Япония!
  Да,  кому  Япония,  а  Пономарю,  так  сущая  «япона  мать»,  если  не  мачеха. Где  же  пива  взять?  А  тут  ещё  ни  одна  сволочь  по-русски  не  говорит  почему-то. Только  улыбаются.  Ну,  издеваются,  да  и  только. Тут  над  аэродромом  Дракон  пролетел.  Собственно  это  Пономаря  и  не  удивило.  Япония  всё  же  родина  драконов.  Только  вот  почему  он  так  на  змея  Горыныча  похож,  и  совсем  зелёный.  Наверное,  наш  заблудился.  Так  оно  и  было.  Пролетая мимо  Пономаря,  дракоша  шепнул  ему  по-русски,  значит,  точно  наш:  ты  же  гений,  ты  же  великий  художник.  И  тут  Пономарь  вспомнил,  кто он.  Вынул  листок  бумаги,  быстро  изобразил пивную кружку, а в кружке пиво пенится. Для лучшего понимания ещё и воблу рядом подрисовал.  Вытянул  руки  перед  собой,  картину  несёт.  Двигается,  как  нищий  по  пустыне,  как  бы  на ощупь.  Заметили  гениальное  произведение  быстро.  Подходит  один японец и,  конечно, улыбается. Они  все  там  улыбаются,  народ  приветливый  оказался,  хоть  и  по-русски  не  понимают.  А  этот  почти  свободно  по-нашему  говорит:  щаса,  щаса,  тута,  тута.  Ну,  что  ещё-то  надо,  всё  понятно.  Быстро  этот  улыбчивый  к  пивному  бару  вывел,  спас  человека,  даже о  Курилах не упомянул. Только «картину» на память попросил. Добрый  народ  там  живёт.  Определённо  добрый.  Ну,  а  в  пивном баре  пиво  пенится,  кстати,  «Дракон» называется.  Да  и  пиво  не  плохое,  видимо,  у  европейцев  научились варить  его.  Теперь  и  за  работу  приниматься  можно.  Нашёл  Пономарь  по  адресу  своё  место,  обговорил  условия,  и  за  работу.  День  работает,  два  работает,  вот  уже  и  неделя  прошла.  И  заскучал  Пономарь  по  Родине.  Так  берёзку  обнять  ему  захотелось.  А какие  вина  у  нас  там,  на  Родине:  «Агдам»,  «777»,  «33»! Прямо  в  горле  запершило,  комок  подкатил от  воспоминаний.  Смотрит  Пономарь: какие-то  мужики   бутылки  тащат, и этикетки до боли  знакомые.  Язык,  говорят, и  до  Киева  доведёт,  не  только  до  Нагасаки.  И  довёл  его  язык  до  порта  морского.  А  там  наши  землячки,  родные,   винишком  приторговывают. Да  еще,  по  японским  меркам,  совсем  не  дорого.  Просто,  видимо,  цену  себе  не  знают.  В  порт  пропустили  быстро.  Может, просто связываться  не  захотели,  русский  всё  же,  или  морячки  наши – приучили,  охране  отстёгивают,  как  и  на  Родине.  Затарился  Пономарь  шикарно,  обе  сумки  набил.  Идёт  к  выходу,  а  сумки  руки  оттягивают.  Не  выдержал  Пономарь,  принял  меры  к  облегчению.  Одну  бутылку  открыл  и  прямо  в  пакгаузе  из  горла  и  принял.  Полегчало  сразу же,  и  сумка  стала  легче,  и  головке  хорошо. Вот так и работал  Пономарь в  Японии, перебиваясь с сакэ  на  винцо.
  После  Японии  много где  Пономарь  побывал.  Ну,  как  тут  Германию  не  вспомнить? Пригласили  его  туда  на  работу.  Народец  там  зажимистый, но честный.  Как  договорится,  так  и  заплатит,  и  обязательно  в  обговорённый  срок.
В  первый  же  день  Пономарю  со  товарищи  авансик  предложили.  Поколебались  друзья,  но  аванс  взяли.  Всё-таки  приезд  спрыснуть  надо.  Что  делать  с  деньгами, – у  художников  можно  и  не  спрашивать.  Короче  говоря,  спрыснули,  отметили.  Употребили  за  успех  мероприятия.  Можно  и  на  отдых  пойти. Но  для  немецких,  французских  художников.  А тут  наши,  россияне.  А приключений  поискать?
Нашим-то долго и искать не надо, мы же не немцы. В  каком-то  киоске  билетики  купили.  Разобравшись поняли – на  футбол. А  им  туда  не  надо.  Билетики  обратно  сдали  без  проблем,  это  же  не  Россия.  Взяли  другие  билетики,  в  бассейн.  Вот  это  в  самый  раз.  В  России  только  в  этом  состоянии  и  купаются.  Бассейн  открытым  оказался.  Выдали  им  все  необходимые  принадлежности  на  входе.  Идут,  на  женщин  таращатся, через ноги аккуратно  перешагивают,  не  задеть  бы,  скандал  международный  не  вызвать  бы.  У  воды  какие-то  вазы  огромные  стоят,  видимо,  очень  старинные,  ещё  от  Гитлера  оставшиеся.  Ну,  как  тут  русской  душе  вазу  обойти?  А  влезть?  А  посмотреть?  А  вдруг  в  них  что-нибудь  лежит  хорошее?
И  залез  Пономарь,  и  быстро.  А  слезать-то  всегда  труднее.  А  что  тут  слезать-то,  когда  впереди  вода.  Да  и  доза  принятого  на подвиг подталкивает.   Глядишь,  в  книгу к  Гиннесу  попадёшь.  Вряд  ли  кто  прыгал  с  неё.  Позже  точно  подтвердилось,  что  никто  прыгать  с  неё  и  не  мог. 
Выпрямился  Пономарь  во  весь  рост,  плечи  могучие  развернул.  Что-то  ему  снизу,  вроде  бы,  и  говорили,  но  говорили-то  по-немецки.  Толчок,  полёт  и  приводнение. 
Удивился  Пономарь,  и  очень  даже удивился:  задница  ещё  сухая,  а  голова,  куда-то  упёрлась.  Да,  и  здорово  упёрлась.  Поплыл  Пономарь  сажёнками,  размашисто,  по-русски,  а  за  ним  след  кровавый  стелется  по  сырой  воде. 
Ну, что ж, за  всё надо  платить,  зато  первым  был,  вряд  ли  кто  до  него  этот трюк  проделывал и вряд ли, кто повторит. А немцы могли бы и по-русски  предупредить,  друзья же  теперь  мы  с  ними.
  Работали  на  славу  наши художники, что ни говори – мастера своего  дела.  Аванс  кончился  быстро,  а  остальные  деньги  договорились  получить  после  окончания  работы.  Договор –  есть  договор.  Кушать  хочется,  да  и  выпить  не  помешало  бы.  Но  это  были  бы  не  русские  художники,  если  бы  выхода  не  нашли.
В  зоопарке,  за  очень  низенькой  оградкой,  бассейн есть,  совсем  не  глубокий.  В  бассейне  крокодил  себя  хозяином  чувствует.  Вот же тварь!  А  россияне  с  голоду  пухнут. 
Дело  в  том,  что  в  бассейн  этот  все  свою  валюту  бросают,  чтобы  вернуться  туда  ещё  раз. Валюту  всего  мира  хоть  лопатой  греби. 
Вот и отправились  в  зоопарк друзья.  А  как  валюту-то  собирать,  вон  пасть  какая  зубастая. Но  Пономаря осенило.  Ну,  рептилия,  погоди!  Изловчился  Пономарь,  выпить-то  хочется,  и  схватил  крокодила  за  хвост,  и  орёт  друзьям: 
- Греби!
Друзья  даром  время  не  тратили  быстренько  и  нагребли,  выпить-то  хочется.
А  у  крокодила  от  обиды  и  стыда  даже  слёзы  потекли, по  морде  его  зелёной. 
Народ  в  ужасе  замер.  Смотритель  всех  успокоил:  не  беспокойтесь,  это  русские  и,  возможно,  художники.  Всё и обошлось,  и  казну  пополнили.
К  концу  срока  и  работы,  совсем  загрустили.  Бассейн  весь  выгребли, а  выпить  опять  хочется.
Тут  какой-то  аттракцион подвернулся.  Попасть надо пинг-понговым  шариком  в стеклянную  воронку. Ну, издевательство,  да  и  только.  Представьте  себе  шарик  и  об  стекло.
Как  же  он  может  остаться  в  воронке? 
В случае  успеха  обещает  выехать  столик  с  подносом,  в  котором  много  вкусного  и  несколько  бутылок  в  том  числе.  Бросали,  бросали  голодные  бедолаги  шарик,  деньги  совсем  стали  кончаться.  И вдруг Пономарь додумался:  вынул  он  изо  рта  последнюю  пищу,  резинку  жевательную,  прилепил  её  к  шарику и –  швырк  в  воронку.
Ну,  кидать-то  мы  умеем.  Шарик  описал  траекторию  и  замер  в  воронке.  Удивлению  владельцев  аттракциона  не  было  конца.  Но  рассчитываться  надо,  это  же  не  Россия,  где  и  «кинуть»  могут. 
Выехал  заветный  столик  с подносом. И чего  же там  только  не  было!  Так  и  хочется  сказать,  что  и  я  там  был,  мёд  пиво  пил…

Вернулся  Пономарь  на  Родину  и  по  друзьям  пошёл  визиты  наносить.  Приехал-то  с  деньгами.  Один  из  первых  визитов  к  другу  своему,  Старому.  Старый  тоже  маститый  живописец.  На  самом  деле  он  и  не  очень-то  старый.  Старым  его  в  своих  кругах  зовут,  ещё  смолоду.  Фамилию  его я  тоже  не  буду  расшифровывать,  кому  надо,  те  поймут. Мастерская у него находится на 6-й линии Васильевского острова, как и у нашего друга Фёдора. Но в отличии от Фёдора мастерская на четвёртом этаже в бывшей мастерской скульптора, академика, Народного художника СССР Всеволода Всеволодовича Лишева. Мастерская и большая, и светлая.
  Одна  великая  певица,  с  мировым  именем,  и  её  муж,  с  таким  же,  назвали  его  своим  придворным  художником.  Так  оно  и  есть.  Во  всех  ролях  изобразил  Старый  эту  легендарную  женщину-певицу, родом из Кронштадта.  Да  и  портреты  все  парадные  под  три  метра  высотой.  Ну,  как  в  Эрмитаже,  у  них  в  особнячке на набережной Кутузова. Зашла  однажды  эта  знаменитость  к  Старому  посмотреть,  как  он  над  очередным  её  портретом  работает.  Работа  ей  понравилась.  Но  вот  Старому  что-то  нездоровилось.  Догадалась  «Легенда»,  чего  ему  не  хватает,  и  предложила  пивка  выпить.  Хоть  и  имя  у  неё  известное,  но  это  она  может  себе  позволить.  Человек-то  русский  да  ещё  Кронштадтская.  Взяли  они  со  Старым  пива  в  магазине.  А  пить-то  где?  Пошли  в  «Макдональдс»,  он  рядом.  Зашли,  сели  за  столик,  пиво  на столик  поставили.  Только  открыть  Старый  хотел, как  подошёл  паренёк,  служитель.  И  вместо того, чтобы поприветствовать знаменитость,  сказал,  что  пиво  пить  в  их  заведении не  положено. 
  Вот  тебе  и  приём!  А  чего  от  них  ждать-то? – «Макдональдс»  да  и  только!
– Пошли  отсюда, – сказала оскорблённая знаменитость. 
И  пошли.
– А  где  пиво-то  пить?
– А  вот  здесь  и  выпьем,  сказала  певица,  указывая  на  подворотню. 
Ну,  здесь,  так  здесь.  Открыл  Старый  бутылки.  Пьют  из  горла.  Мимо  какая-то  женщина  проходит.  Увидела  она  «Легенду»  и  остолбенела.  По  её  мировому  имени  к  ней  обратилась,  автограф  попросила,  стаканчики  вынести  предложила.
 Вот  это  Россия!  Эту  легендарную  женщину  все  знают.  Ну,  а  что  от  «Макдональдса»  взять?  «Макдональдс»  и  есть  «Макдональдс».
  Зашёл  Пономарь  к Старому.  Зашёл  не  пустой,  разумеется.  Старый был занят.  Большой  начальник у него сидит, позирует, генерал целый. Пономарь извинился  и  на  кухню  прошёл.  Через некоторое  время  появляется сияющий с сервированным подносом. Рюмочки на  подносе и водочка налита.  Научился  же  в  Германии  красивым  манерам.  Генерал  не  смог  отказать,  выпил,  закусил. Пономарь снова на кухню уплыл. Через некоторое время снова  появляется,  опять с подносом. Опять генерал не смог их  обидеть.  Выпил, закусил. Встал:
– Всё на сегодня, достаточно, –  и направился к выходу. 
Нет,  не обиделся.  А на кого обижаться-то, это же художники.
Через  несколько  минут  в  мастерскую  вошёл  шофёр  генерала, поставил  на  стол  бутылку  прекрасной  водки  и  положил  пакет  с  закуской.  Видимо,  не  той  водкой  генерала  угощали.  Что  взять  с  художников?  Красивым  манерам  обучились,  а  пьют  свою  родную  сивуху.  Она  дешевле,  побольше  купить  можно.  Даже  если  деньги  есть,  всё  равно  больше  получится.
Долго  ещё  беседовали  друзья.  Пономарю  ничего  не  оставалось,  как  заночевать  в  мастерской  у  Старого.
Поутру  телевизионщики  понаехали:  интервью  брать,  снимать  гения.
Наконец-то,  заметили.
  Старый  интервью  даёт,  а  Пономарь  в  магазин  полетел.  Вернулся  быстро. Сумки  забиты.  В  них  что-то  позвякивает  и  очень  активно.  Старый предложение внёс:  давайте,  господа,  прервёмся.  Господа  дали  согласие.  И  началось… 
То,  что  началось,  долго  длилось.
Сколько  раз  Пономарь  ещё  в  магазин мотался,  вспомнить  к  вечеру  было  трудно.
Бутылок  целая  батарея  выросла.
Последнюю,  принесённую  ливерную  колбасу  Старый  с  чем-то  перепутал,  видимо,  со  змием  зелёным.  Запустил  её  в  какой-то  угол.  Потом  долго  её  искали,  чтобы  занюхать  было  чем.  Но  колбаса  нашлась сама,  правда  через  недельку,  когда  запахла  хорошо.  Пока  искали  колбасу,  Пономарь  почему-то  на  торт  сел.  Пытался  облизать  себя,  но  ничего  не  получилось. Язык  коротковат  оказался. 
К  вечеру,  уже  в  сумерках  обнаружили  одного  телевизионщика  сидящим  на  подоконнике  и  с  грустью  взирающим  на  пол.  Телевизионщик  скулил  и  подвывал,  на  помощь  призывал:  снимите  меня  отсюда,  у  меня  голова  кружится,  я  высоты  боюсь.  На  этом  интервью  и  закончилось.  Все  разъехались,  оставив  всю  аппаратуру  у  гения.
Но  телевизионщики  тоже  не  лыком  шиты.  Чуть  рассвело,  они  тут  как  тут,  на  пороге  уже  стоят,  опохмелиться  просят.  Это  и  понятно. Людей  лечить  надо.  И  начали  лечить.  Под  вечер  кто-то  вспомнил,  зачем  приехали,  начали  Старого  искать,  чтобы  интервью  взять.  А  Старый  под  столом  сидит  встать  пытается,  удивляется,  почему  же  это  потолок  такой  низкий  стал.  Ему  телевизионщики  подсказали,  что  можно  не  вставать,  сидя  ещё  и  лучше.  И  что  же?  И  взяли  интервью.  И  не  плохо  получилось,  как  потом  выяснилось.  Только  вот показывать  это  нельзя  было,  хоть  и  цензура  снята  теперь.
Да,  уж,  Россия!  Матушка! И  наши  гениальные  служители  Искусства – Русские художники!