Русалочий гребень

Похоронку на мужа Настасья получила в сентябре сорок третьего года. А где-то за две недели до печального известия ей стал сниться один и тот же сон. В нем Иван неподвижно стоял на коленях у озера. Босой, в одних штанах, голова и плечи опущены долу. И вокруг мертвая тишина. Не колыхались ветви деревьев, не слышно было плеска воды, пения птиц и жужжания мух. Лишь солнце безжалостно палило с выгоревшего неба. Настасья сидела на пригорке, внимательно рассматривала кудрявый затылок, россыпь родинок на шее, потом скользила взглядом по широким плечам, по загорелой спине и ниже. В траве неподвижно белели пятки, по ним деловито сновали крупные рыжие муравьи. С мыслью, что надо их согнать, иначе искусают, она медленно вставала и начинала спускаться к озеру. Сердце в груди тяжело билось и зачем-то рвалось наружу. Руки и ноги холодели, отказывались слушаться. Голова наливалась свинцовой тяжестью. В горле скребло ржавым гвоздем, и хотелось разодрать его ногтями, чтобы вздохнуть полной грудью. Настасья приближалась, заглядывала через плечо и видела, что Иван полощет свою праздничную рубаху. А вода в озере была ярко-красная с черными кровавыми сгустками.
— Ваня, зачем ты? Почему меня не позвал? — страдальчески изламывая брови, тихо спрашивала Настасья. — Не мужское это дело. Дай, я прополощу.
— Нет, Настя, твое время еще не пришло. Тебе пятерых детей поднять надо. Уходи пока что, — глухо отвечал он, поднимал голову и смотрел на нее.

В этот миг она вздрагивала и просыпалась от собственного крика. Вскакивала с кровати и бежала успокаивать Дашу и Гришу. Когда они снова задремывали, сбрасывала насквозь мокрую ночную рубашку, быстро одевалась, повязывала платок, обувала сапоги и бежала доить корову. После дойки выгоняла ее на пастбище, заносила в дом ведро с молоком, переливала его в кувшин и тогда уже будила всех остальных. Выставляла на стол скудный завтрак. Обычно это был хлеб из лебеды или из крапивы и немного вареной картошки. Давала детям задания по хозяйству и шла в колхоз на работу. Целый день вертелась, как белка в колесе. Обязательно надо выработать минимальную норму трудодня, или лишишься земельного участка, а то и под суд пойдешь. Для семьи это голодная смерть. На обеденном перерыве обсуждала деревенские новости с бабами, ругалась с бригадиром из-за начисления рабочих часов, украдкой прихватывала с поля пшеничные колоски и прятала в карманах. Вечером возвращалась домой. Дети ждали ее с нетерпением. Они садились за стол, быстро съедали бедный ужин и выходили в огород собирать картошку. Ваня уже копал землю наравне с ней. Совсем взрослый стал. Через год, когда исполнится двенадцать лет, он получит трудовую книжку, начнет работать в колхозе и будет помогать семье. Остальные дети шли за ними и собирали картофельные клубни в мешки. Порченые и сгнившие откладывали отдельно на грядку. Они первым делом пойдут в пищу. К концу дня болело все тело, скручивало судорогой ноги, очень хотелось есть, но Настасья держалась из последних сил. Кормила детей, укладывала их спать, переплетала косу и только тогда ложилась в холодную постель. И сразу накатывало страшное воспоминание, которое в течение дня удавалось изгонять из мыслей. В ее сне у Ивана было сплошное кровавое месиво вместо лица.

На исходе второй недели почтальонша Зинаида наконец решилась вручить ей серый прямоугольный конверт. Оказалось, все это время он лежал в ее брезентовой сумке. Накануне ночью тоскливо завывал пес в соседнем дворе, и Настасья увидела другой сон. Она сидела у озера, а Иван стоял рядом в черном пальто, с которого ручьем текла грязная вода.
— Ваня, зачем ты так тепло оделся? — радуясь, что сейчас у него нет ран на лице, удивленно спросила она.
— Так надо, — сказал он и сунул руки в карманы. — Теперь у меня есть только это черное пальто, тебе же будет другой подарок. Ни в коем случае не отказывайся. И радость у тебя еще случится, а мы с тобой встретимся позже. Пока же прощай. — Он поднялся на пригорок, обернулся и настойчиво сказал: — Возьми подарок хотя бы из-за детей. — И ушел.
Настасья проснулась в отличном настроении. Домашняя работа в руках спорилась, и на сердце было беспричинно радостно. А все потому, что во сне не было крови и ужаса.
У калитки ее встретила Зинаида, неразборчиво пробормотала приветствие, пряча покрасневшие глаза, быстро вручила конверт и убежала прочь. Настасья осела на сырую землю и тихо без слез завыла. Вспомнилось ей, как они начали встречаться, и Иван провожал ее домой после танцев. Как целовались в жаркие летние ночи. Как гуляли на шумной свадьбе. Как родила она в поле первенца, и Иван бережно вез их на телеге домой. Как однажды пришел домой пьяный, и они поругались. Он ударил ее, а потом стоял на коленях, вымаливал прощение и клялся, что больше пальцем не тронет. Как провожали всем селом его и остальных призывников на фронт. Как получала от него редкие письма с большой задержкой. И теперь ничего не будет. Больше он ее не поцелует, не обнимет, не ударит. Никогда.

С соседнего двора прибежала агрономша Галина, увидела конверт-похоронку и всплеснула руками.
— Ну-ка, вставай. Не сиди на холодной земле, а то застудишься.
Она помогла Настасье подняться, завела обратно в дом и уложила на кровать. Дети настороженно притихли, а Даша расплакалась.
— Ох, горе какое, — бормотала Галина, энергично растирала ее ледяные руки и советовала: Настя, ты поплачь, поплачь, и сразу полегчает. Ваня, видишь, матери плохо. Идите, побудете у нас. Пусть она полежит, не беспокойте ее.
Ваня, сдерживая слезы, кивнул, взял Дашу и Гришу за руки и увел их. Яша побежал следом, а Полю Галина остановила.
— Посиди с матерью, воды поднесешь или за помощью сбегаешь, если совсем худо станет. Настя, — обратилась она к Настасье, — пойду я на молотилку. Ты никуда не ходи: отлежись, приди в себя. Бригадиру я скажу. И знаешь... — Галина помолчала. — Может, ошибка вышла, всякое случается. Пишут, что человек погиб, а потом от него письмо приходит. И ты не забывай, что у тебя дети. На кого их оставишь?
— Не бойся, ничего я с собой не сделаю, — устало ответила Настасья и закрыла глаза. — Ты иди, а то за опоздание Иваныч сожрет с потрохами. Спасибо за все, Галя.
— Было бы за что, — с горечью сказала та, поднялась, одернула юбку, глядя на сжавшуюся Полю, покачала головой и быстро вышла прочь.

Настасья лежала и слушала, как на стене тикают ходики. Рядом висела свадебная фотокарточка в золоченой рамке. Лица и одежда на ней были грубовато раскрашены. Тогда они отпросились у председателя на целый день, чтобы съездить в город. В фотоателье щеголеватый мужчина долго усаживал их на стулья, смотрел в объектив аппарата, бегом возвращался обратно и поправлял воротник или менял положение рук. Потом приколол на ее платье брошь и дал букет из искусственных цветов. Снова отошел, удовлетворенно кивнул, нырнул под черное покрывало и сделал снимок.
Настасья тяжело вздохнула и надорвала конверт. Мелкий печатный текст расплывался перед глазами. Она сжала бумагу в дрожащих руках и поднесла ближе к лицу. В сухих официальных строчках сообщалось, что рядовой Иван Силантьев погиб смертью храбрых при форсировании реки Псел. Где-то на Украине. Вот и все, что осталось от их счастья. Официальное письмо и фотокарточка, с которой Иван смотрит строго и немного надменно. И на могилу не сходишь, чтобы поплакать, потому что нет ее и не будет.
Раздался судорожный всхлип, и Настасья медленно повернула голову. Поля сидела на табуретке рядом с кроватью и тихонько плакала. Дети... Как она могла забыть? Ваня, Поля, Яша, Гриша и Даша. Что теперь с ними будет? Все это время она жила с мыслью, что муж вернется, и станет легче. А сейчас надежды похоронены вместе с ним в далекой стороне. Настасья спустила ноги с кровати, поднялась, погладила Полю по волосам и поправила платок.
— Я пройдусь немного, подожди меня здесь.
Поля подняла заплаканное лицо и кивнула.

Настасья, не разбирая дороги, брела через лес. Юбка порвалась, когда она продиралась через кусты, платок сбился с головы, сапоги заляпались в грязи. Сначала ее душили сухие рыдания, в горле стоял ком, потом пролились слезы, но они не принесли облегчения. Все вокруг заволокло тьмой. Тьма была внутри и снаружи. И никакого просвета в будущем не предвиделось.
Неожиданно раздался звонкий смех. Настасья огляделась и увидела, что стоит по колено в воде. Она и не заметила, как зашла в озеро. На большом камне, с которого летом любили нырять дети, сидела русалка в белом свадебном платье и расчесывала длинные спутанные волосы. Настасья застыла, не в силах двинуться с места. Нет, не может быть. Конечно, старики постоянно рассказывают про лесную и водяную нечисть. Мол, русалками становятся девушки и дети, умершие и утонувшие на русальной неделе*, просватанные девушки, не дожившие до свадьбы и младенцы, умершие некрещенными. Но все прогрессивные люди давно знают, что такие россказни не более, чем сказки. Еще до войны в деревню приезжал лектор и очень убедительно, на примерах доказывал невозможность их существования.
— Воешь? — русалка откинула волосы назад и зябко передернула плечами.
С бледного прозрачного лица смотрели темные неживые глаза, а на груди сверкал комсомольский значок. Настасья дернулась, как ошпаренная, и в ужасе прикрыла рот ладонью, приглушая рвущийся наружу крик. Это была Василиса. Она умерла еще до войны, сгорела в одночасье от лихорадки, и хоронили ее в наряде невесты. Люди поговаривали, что такая внезапная смерть за неделю до свадьбы случилась неспроста. Якобы какая-то соперница навела порчу, а жениха приворожила. И действительно, всего через месяц Степан женился на библиотекарше Александре, которая была вдвое старше его, и уехал с ней в город. Тогда всякие сомнения в злом умысле окончательно отпали.
— Значит, потеряла мужика, — скрипуче сказала русалка и снова засмеялась.
— Чур меня, чур, — бормотала Настасья и позабыв, что неверующая, быстро крестилась и пятилась назад.
— Ладно, будет тебе какой-никакой жених, — вздохнула русалка. — Правда, с небольшим изъяном, но в бедственном положении и такой сгодится. — И бросила гребень, которым расчесывала волосы, на берег. — Возьми, в нем твоя новая судьба, — указывая на него длинной бледной рукой с синими венами, приказала она.
Настасья в ужасе уставилась под ноги. Она с детства знала, что нельзя подбирать гребень, найденный на берегу реки или в лесу. Ведь ночью нечисть обязательно придет за своим добром прямо в дом.
— Бери же! — Русалка поднялась, выпрямилась во весь рост, глянула рассерженно, взмахнула руками, и поток ледяного воздуха сшиб Настасью с ног.
Она упала на колени, неожиданно вспомнила, о чем говорил Иван в последнем сне, и схватила гребень. Присмотрелась. Самый обычный. Костяной, с резным верхом, потемневший от времени, с обломанными крайними зубьями. Над озером пронесся облегченный вздох, и снова стало тихо. Русалка исчезла, а на камне сидела лягушка**. Посидела-посидела, громко квакнула и прыгнула в воду. Настасья опять перекрестилась, спрятала гребень за пазуху и бросилась домой.

Там она положила гребень в шкатулку и до поры до времени забыла о странном происшествии. Тем более, что забот хватало. Работа, дом, хозяйство, дети — все требовало внимания. И погоревать об утрате некогда. А через полгода к ней на двор пришел колхозный счетовод Петр Илларионович Гаврилов и сунул в руку измятый тетрадный листок. На одной стороне были какие-то расчеты, а на второй предложение выйти за него замуж. Вот тогда Настасья снова вспомнила про наказ Ивана, про русалочий гребень с обломанными зубьями и сильно удивилась. Потому что счетовод был видный мужчина: образованный, культурный, непьющий, только глухой, и потому его не призвали на фронт. Вспомнила и дала согласие. В ее нынешнем положении выбирать не приходилось, а мужские руки в хозяйстве требовались, да и детям без отца было плохо. Тем же вечером она поставила свечки за упокой души раба божьего Ивана и рабы божьей Василисы, поблагодарила их за подарки и за новую жизнь.

На озеро Настасья больше никогда не ходила. И при виде лягушек у нее начиналось сильное сердцебиение, горловое удушье, а на душе становилось очень тоскливо — хоть волком вой. Еще Петру Илларионовичу строго-настрого запретила покупать черное пальто. Он не стал противиться и купил ей трофейное платье и оренбургский платок. Этот интеллигентский поступок вызвал большой ажиотаж. После недолгого обсуждения бабы единогласно постановили, что Настасье очень повезло со вторым мужем, и сказали много хороших слов. Когда в следующую русальную неделю ей снова приснился Иван, она с удовольствием пересказала их похвалы. И, кажется, ему было приятно это слышать.

* Русальная неделя — неделя до или после Троицы.
** По народным поверьям русалки могут превращаться в белок, рыб, крыс, лягушек, сорок.