1988, Год Дракона, гл. 3. Госпиталь

      Фальшивых контролёров взяли только через неделю. Рассказал мне об этом событии, впрочем, без особых на то подробностей, всё тот же Боря Хохлов.
      Тогда я зашёл совсем ненадолго на Опорный пункт милиции не во время моего дежурства, а что бы просто поговорить с ним.
      Взяли их уже сотрудники другого – 46-го Отделения милиции и в другом районе города – на кольце 359–того автобусного маршрута, в Володарке –  ближе к Питеру.
      - Неплохо было бы навестить нам Тоцкого в Госпитале – предложил я Боре.          
      – Как ты думаешь? – спросил я его.
      - Я смогу быть свободным только в среду на следующей неделе – подумав пару секунд  – ответил он уверенно.
      - Вечерняя у тебя будет? – предположил я.
      - Да, – ответил мне Боря – в среду у меня будет утренняя смена – подменить мне надо будет одного моего товарища.
      - Долго слишком это, тогда я сам – подытожил я.
      - Пойду я тогда. Узнаю «что там и как» в этом Гарнизонном Гошпитале – сказал я Боре, припомнив, как это заведение называл, будучи ещё в то время только юнкером, Поручик Лермонтов.
      Пожав на прощанье Боре Хохлову руку, и сказав ему «Пока Боря!», я вышел из Опорного пункта. Затем я направился по перрону, и через подземный  переход   туда, где на привокзальной площади стояли будки телефонов-автоматов –  попробовать для начала дозвониться в Госпиталь.
      Телефон-автомат, в будку которого я зашёл, с удовольствием проглотил «двушку», но на том конце провода я услышал лишь короткие гудки «занято». Так что мне оставалось теперь только одно – предпринять для выяснения этого дела успешную рекогносцировку лично.
      Перейдя площадь, я попал на автобусную остановку. Ехать туда решил я автобусом – так можно было без лишних пересадок, хоть немного и за более долгое время, чем на электричке добраться до Егерской Свободы. 
      На этот раз всё прошло без приключений, и уже минут через 20, минуя удачно, вечно собирающий в Старом Петергофе внушительные колонны транспорта железнодорожный переезд, я выбрался из видавшего виды «ЛиАЗа» курсировавшего по 356-му маршруту на остановке, что была совсем неподалёку от Госпиталя.   
      Госпиталь по его периметру окружал внушительных размеров около трёх метров высотой частично деревянный и частично бетонный забор. Надо было ещё поискать, где здесь КПП или же проникать инкогнито, но эту идею я сразу же и отмёл. Хоть и на то и строят заборы, что бы в них отсутствовали целые пролёты и присутствовали лазы и подкопы с перелазами, проделанные в них для удобства передвижения самими же местными обитателями и медперсоналом, но попадаться по-глупому на проникновении в военную часть мне явно не хотелось. Да и искать Тоцкого было бы при таком способе проникновения в Госпиталь довольно затруднительно.
      Перейдя Чичеринскую улицу, а затем и Университетский проспект, немного подумав, я повернул направо и пошёл вдоль бетонной части этого изыска заборостроения в поисках главного входа на территорию Госпиталя или ближайшего КПП. Вскоре я уже повернул на улицу Луначарского, по дороге размышляя над всевозможными легальными способами проникновения на мне до этого неизвестную зелёную зону – зданий за высоким забором видно почти, что не было, зато в обилии росли деревья, заслоняя собою всякую видимость самого Госпиталя. Примерно через сотню метров, как я и предполагал, закономерно обнаружился и аккуратный КПП Госпиталя вместе с воротами для въезда в него автомобильного транспорта. КПП этот был новый – совсем не тот, через который когда-то заходил сюда Михаил Юрьевич. Времени было примерно без четверти семь вечера. Солнце светило ещё достаточно высоко и по небу плыли белые легкие облачки, напоминавшие собою изящные воздушные корабли.
      Напроситься на приём мне удалось бы с трудом – ни одной подходящей для этого болячки на мне не было, наоборот я был здоров, энергичен и ироничен. Так что это мне не подходило. Оставалось только рассчитывать на какую-то удачу или везение разговорить дежурящую на этом КПП охрану, и узнать у этих асов сна и дремоты, когда здесь можно посещать больных и пускают ли внутрь самого госпиталя гражданских посетителей в принципе. Но жизнь, как всегда, впрочем, оказалась интереснее всяких моих предположений.
      К воротам КПП подъехал как раз всё тот же знакомый медицинский УАЗик, что и привёз сюда Тоцкого. Из него быстро вышел водитель и скрылся в здание КПП, а медик, одетый в форму поверх которой был накинут белый халат, остался в машине. С ним-то я и решил переговорить и узнать, что он знает про Сергея.
      - Здравствуйте! Андрей Хоффски – подойдя к машине, представился я Госпитальеру, через открытое им окно дверцы медицинского авто - Вы не помните меня? Неделю назад Вы забирали около десяти вечера из Опорного пункта милиции на вокзале Новый Петергоф высокого молодого паренька-афганца, у него ещё нога левая разболелась, Тоцкий его фамилия, и я провожал его там.
Медик подумал чуть-чуть, топорща свои чёрные усы и, не напрягая особо свою память, сказал бодро: «Припоминаю тебя и паренька этого тоже».
      - Можете Вы мне сказать, где он в Госпитале может быть теперь?- спросил я его вновь.
      - Сейчас уже поздно для посещений – ответил мне Госпитальер – Можешь попробовать узнать об этом на КПП.
      - Но у Вас наверняка есть радиостанция в машине – можно быстро и оперативно узнать о Тоцком прямо сейчас – попросил я его.
Добродушный Госпитальер был, судя по всему, в хорошем настроении и приложив один из пары «лопухов» к своему уху, потянулся к тангенте рации.
      - Шмель, Шмель! Ответь Борею!- начал он вызывать базовую станцию Госпиталя. В наушнике послышался шум шипения эфира, и затем спокойный тихий женский голос ответил: «Шмель на приёме, слушаю!»
      - Дочка, можешь ты посмотреть есть ли у нас на стационарном лечении гражданский паренёк по фамилии Тоцкий – товарищ его здесь спрашивает?
      - Хорошо, Павел Фёдорович, посмотрю сейчас по спискам – ответила медсестра-диспетчер.
      - Эта найдёт – шустрая она! – сказал мне довольный Госпитальер.
По счастью, водитель УАЗика пока не показывался из КПП, и у меня было время подождать ответ диспетчера о Тоцком и рассмотреть, насколько это было возможным, через ворота Госпиталя  его зелёную зону.
      Прямо и чуть правее перед воротами примерно в сотне метров впереди виднелось довольно большое здание. Подальше и справа от него было другое с неизменным атрибутом всех военных частей торчащей в небо железной трубой котельной. Слева поближе и подальше стояли ещё два здания, и всё это утопало в зелени газонов, кустарника и многочисленных деревьев и было соединено между собой сетью заасфальтированных дорог и дорожек, покрытых гранитной крошкой. Где-то впереди, уже почти за большим зданием, находился фонтан, но рассмотреть отсюда его мне было сложно.
      Госпитальер, тем временем, открыл дверь авто и начал рассматривать что-то в этом плывущем в голубом небе невесомом облачном флоте. Его открытое загорелое лицо уже пересекали тонкой улыбчивой сетью морщины, был он среднего возраста, немного за 40 и волосы его уже успела чуть тронуть седина. Уверенный в себе и весёлый взгляд его серых глаз скользил восхищённо по небесным эскадрам. На его шее виднелась тоненькая золотая цепочка, на которой, вероятно, был прикреплен маленький крестик или медальон – ни того, ни другого из-за халата и его военной формы, видно не было. Он немного изменил положение своего тела и, оказалось всё же, что это медальон, на поверхности которого, эмалью была изображена эмблема - два рыцаря скачущие на одной лошади и какая-то надпись на латыни. Затем медальон развернулся другой своей стороной, и я увидел белой эмали восьмиконечный крест Амальфи на красном эмалевом поле.
      - Борей! – шум в свободном наушнике Госпитальера сменился всё тем же тихим и уверенным женским голосом.
      - Слушаю внимательно тебя, Шмель! – отозвался немедленно на это медик.
      - В списках больных Хирургического корпуса Тоцкого нет. В журнале есть только запись, о том, что он переведён сегодня утром на амбулаторно-поликлиническое посещение – сказала невидимая, но компетентная медсестра-диспетчер.
      - Понял тебя, Шмель! Спасибо тебе, Александра! Отбой! – сказал весело Госпитальер и, положив аккуратно наушники с тангентой на торпеду медицинского  УАЗика, он обратился, улыбаясь в свои усы, уже ко мне: «Отпустили твоего товарища домой. Сюда только на процедуры ходит он». И с удовольствием глядя на плывущие по небу облака-каравеллы, добавил:  «Поправится! У нас все выживают и поправляются!»
      - Спасибо Вам, Павел Фёдорович – поблагодарил я его.
      - Запомнил! Ну, иди себе с Богом! Радуйся Солнцу и Небу и здоровью твоему и молодости! – сказал, улыбаясь, добродушный Госпитальер.
      - Хорошей Вам работы и доброго вечера потом! Всего доброго! Пойду я – ответил я.
      Когда я в задумчивости немного отошёл от машины, мне навстречу из КПП торопясь и держа в руках какой-то бланк, вышел водитель этого медицинского авто. Потом я услышал, как ворота в Госпиталь открылись, а дверцы УАЗика захлопнулись, и, скрипнув тормозами, автомобиль въехал на его территорию. «Хорошо это, что Тоцкому лучше!» – подумал я, снова возвращаясь от своих впечатлений о Госпитальере в реальность обыденности,  и направился дальше по улице Луначарского в сторону старого входа в Госпиталь. «Есть у меня на сегодня и ещё одно дело, которое нужно сделать» - решил я.
      Старый вход в Госпиталь, конечно, не работал, а был заделан кирпичом, заштукатурен и выкрашен в обычном питерском стиле в казённый, впрочем, даже приятный и спокойный жёлтый цвет. Пройдя немного дальше по улице Луначарского, я свернул, и мимо домов бывших «Присутственных мест» сквозь дворы вышел на улицу Веденеева и затем с неё повернул снова дворами уже к вокзалу Старый Петергоф, пересёк бульвар Красных Курсантов на светофоре и, поднявшись по небольшой лестнице, оказался на перроне самого вокзала. 
      «Давно мне надо было уже познакомиться с моей подопечной поближе» - подумал я.
      Совсем скоро подошла и электричка питерского направления. Билет мне покупать на неё было не нужно – у меня с собою был месячный проездной и я, пройдя через тамбур и распахнув внутренние двери вагона, прошёл до свободного ряда деревянных, покрытых прозрачным лаком скамей-сидений и устроился на месте у окна. Входные двери вагона электрички с шипением и невнятным объявлением машинистом поезда следующей станции закрылись, и электричка с резким скрипом соединений между собой вагонов, медленно набирая ход,  поехала мимо Английского парка и по мосту через Английский пруд и дальше.  Слева вскоре потянулись один за другим дома Озерковой улицы. Затем показался и скрылся из поля моего обзора Самсониевский водовод с дубовыми, ещё петровских времён трубами. Колонистский парк с редкими деревьями в нём и Ольгиным прудом и двумя островами на нём, казался  пустынен. За Ольгиным прудом и между ним и Красным проспектом высотной доминантой проплыл находящийся на реставрации Собор Петра и Павла. Потом вновь потянулись дома Озерковой улицы и под отчаянный звон переезда и, создавая собою громкий гул и скрежет, электричка, проехав крытую часть вокзала Нового Петергофа, остановилась у его перрона.
      Один поток пассажиров вышел из вагона, в котором я ехал, а ещё больший в него зашёл и растёкся по свободным местам. Некоторым из новых пассажиров мест не хватило, и они остались стоять в довольно узком центральном проходе вагона, цепко ухватившись за алюминиевые поручни деревянных скамей-сидений.
      Вновь машинист проговорил в динамик: «Осторожно! Двери закрываются!» И тут же добавил: «Платформу Красные Зори поезд проследует без остановки. Следующая остановка - станция Стрельна».
      Лязгнув соединениями, электричка тронулась и поехала дальше.
      Проехав мимо здания контроля движения и озвоненная ещё одним переездом на дороге к жилым домам микрорайона Красные Зори, электричка набрала скорость и помчалась, слегка покачиваясь и раскачиваясь с неизменным грохотом и лязгом.
      Слева потянулись перелески и поля, да старые просмолённые деревянные столбы телефонных линий. Примерно через 10 минут, проехав ещё один переезд - теперь уже на Двадцатый танковый завод, поезд начал притормаживать и по пологой дуге стал выезжать на прямой уже участок.
      Слева потянулись дома улицы Грибоедова – начиналась Стрельна и я поспешил пробираться ближе к выходу из вагона. Как и обычно, желающих выйти здесь набралось прилично, и когда электричка остановилась у перрона станции Стрельна, я вышел из неё вместе с потоком других людей желающих быстрее перебраться из одного вида транспорта на другой.
      Быстро пройдя по перрону, обгоняя на ходу часть вышедших ранее меня бывших пассажиров электрички и спустившись по лестнице вниз, я пересёк железнодорожные пути и уже спокойнее пошёл дальше по Фронтовой улице в сторону Ленинградского шоссе.
      Пересаживаться на автобус было не по мне, да и направление движения моё было противоположным движению потока транспорта, который замер в ожидании открытия переезда, готовясь его одолеть затем довольно длинной вереницей легковых и грузовых  авто. Часть пешеходов начала меня обгонять, торопясь на стоявший на остановке маршрутный автобус, в надежде успеть набиться в него как сельдь в банку или скорее же как килька в салат. Транспорт здесь ходил не так часто и никому оставаться и ждать следующего автобуса не хотелось.
      Позади меня электричка, издав предупредительный сигнал из серии пронзительных посвистываний и, отсекая своим начавшимся движением часть припоздавших бывших своих пассажиров от возможности перебежать перед ней по шпальному деревянному чёрному смолистому пешеходному переходу, и заглушая трезвон самого переезда, покатилась дальше в сторону Питера.
      Миновав отчаянный по своему натиску «штурм Икаруса», я пошёл дальше -  мимо сквера двухэтажного Дома Быта, в котором на первом этаже располагалась мужская и женская парикмахерская, что был слева, и облицованным кафельной плиткой и казавшимся непреступной крепостью, 46-ым Отделением милиции, находящимся от меня через дорогу справа. Время стремительно двигалось уже к 8 вечера и мне до 21:00 необходимо было быть на месте.
      Пройдя дальше вдоль жёлтого с белым, с колючей проволокой наверху забора 55-го Металлообрабатывающего завода и его проходной с воротами для грузового транспорта, затем вскоре – метров через 30, я пересёк Фронтовую улицу. Конечно же, это было в неположенном и необозначенном знаком «Пешеходный переход», но традиционном для этого месте и, сразу же затем, я  перебрался спокойно на заасфальтированную дорожку Орловского парка.
      Когда-то здесь водились те самые знаменитые Орловские рысаки, но с тех пор много воды утекло и здание Орловских конюшен, сложенное из красного кирпича с мраморными белыми барельефами конских голов, что было справа от меня, занимала теперь какая-то военная часть.
      Прямо передо мной метрах в двадцати находился окрашенный в зелёный цвет деревянный, всегда, впрочем, закрытый манеж для лошадей. Между заасфальтированной аллеей, идущей по Орловскому парку вдоль Фронтовой улицы и Манежем, шла посыпанная гранитной крошкой дорожка. Она направлялась вглубь парка и проходила около Башни-Руины выстроенной когда-то в готическом романтическом стиле разрушенного временем или людьми замка с подземной галереей, выходящей из неё прямо к небольшому пруду.
      Вглубь Орловского парка мне идти было ни к чему, и я пошёл по асфальту не особо широкой аллеи, вдоль которой мерно располагались белые деревянные с чугунными чёрными массивными ножками парковые скамьи.
      Это было довольно приятное место – зелёная зона отдыха Стрельны с несколькими детскими площадками и с вековыми дубами вдоль аллей и с клёнами в глубине самого парка.
      Неспешно дойдя погружённым в свои мысли о Госпитальере по этой аллее почти до здания бывшей Детской Библиотеки, находившейся в Доме привратника, где теперь временно, но активно процветало небольшое и гостеприимное кооперативное кафе, я вновь перешёл Фронтовую улицу. Затем я направился вдоль Ленинградского Шоссе мимо жилого дома и продуктового магазина к Дворцу Культуры им. Вермишева.
      Это было большое и относительно красивое, построенное во времена Хрущёвской оттепели, здание с балконами на втором его этаже и несколькими залами внутри, кинотеатром, балетной студией и множеством других кружков, в основном детских и юношеских, и клубов по интересам.
      Именно здесь у меня и было моё дело.
      Между прямоугольных широких колонн поддерживающих собою здание и балконы второго этажа виднелось несколько входных дверей. Войдя внутрь здания через одну из них, я повернул направо и  прошёл к билетным кассам.
      Спросив у кассирши, которой за маленьким застеклённым оконцем кассы было и не видно почти, есть ли ещё билеты на ближайшую субботнюю ночную дискотеку и, получив её утвердительный на это  ответ, я сразу же и купил их. Надо же было мне познакомиться с моей подопечной поближе и пообщаться с девушкой в более-менее привычной для неё обстановке. Заинтересовать. Если она, конечно, этого захочет.
      Вскоре выйдя из ДК и, перейдя на перекрёстке Ленинградское шоссе, я пошёл уже ближе к моему дому, что находился совсем неподалёку.
    У меня по-прежнему оставалось совершенно чёткое непреодолимое желание расшифровать надпись на латыни, что я увидел на медальоне Госпитальера.