Куклы Ван Крида - 5. ч13. Сеанс человеческой магии

(черновик не для чтения)




(акт авторского самоуничтожения. шаг второй из трех)







    Разрозненные истории о кукольном мастере Моргане Ван Криде. Второе лирическое отступление, которое рассказывает о том, как не просто что-то включить, гораздо сложнее, чем что-то выключить.

      
      
      
  Куклы Ван Крида.
 
 
 
  Истории в картинках словами.
 
 
 
  Второе лирическое отступление: Сеанс человеческой магии.
 
 
 
 
  «...рядом с погибшим была обнаружена раскрытая картонная коробка из кукольного магазина «Сказочный мир Ван Расмуссена», в которой имелась механическая кукла, (миниатюрный заводной механизм), мальчика (или юноши) со светлыми волосами и закрытыми глазами, высотой не более двадцати сантиметров. Экспертами из отделения механики Министерства Внутренних Дел Империи было определено и засвидетельствовано, что данная механическая кукла изготовлена в неизвестной и соответственно не имеющей официального статуса мастерской. Эксперты не смогли завести куклу тем ключом, что к ней прилагался в специальном кожаном футляре. Разборке кукла не подлежала, ибо все части, конечности, волосы, равно как и резиновая кожа, были либо склеены неизвестным составом, либо спаяны под действием высокой температуры»
 
 
 
 
  –Почему вы решили, что это моя кукла? Бред, – кукольный мастер Морган Ван Крид поморщился и положил протокол обратно на стол господина инспектора Фройдля. Он похлопал по карманам своего камзола и хмуро посмотрел на благодушного инспектора, который неторопливо размешивал чай в стакане, сидя на краешке подоконника. Свет из окна слепил мастера, он отвел глаза в сторону. – У вас здесь можно курить?
 
  –Вообще-то нет, но для вас, пожалуй, я сделаю исключение, – молодой инспектор отпил глоток чая, затем приподнял стакан и посмотрел сквозь него на свет. Внутри сладкого чайного янтаря все еще крутилась воронка с белыми крошками не растворившегося сахара. – А для пепла я вам пустое блюдце отдам. Подойдет?
 
  –Вполне, – Морган вынул из кармана кожаный портсигар, открыл колпачок и вытряхнул тонкую черную сигару. Раскурив ее от спички, он осмотрел стол в поисках блюдца. Инспектор подхватился и поставил его перед ним. – Спасибо, – буркнул мастер.
 
  –А скажите, что в том, что вы только прочли, показалось вам бредом?
 
  –Ну, например то, что кукла была куплена в магазине Ван Расмуссена. Я не знаю такого магазина, ни здесь, ни в столице. А если исходить из допущения, что это кукла все-таки моего изготовления, то вы должны знать, что я никому не доверяю своих кукол, продаю сам, а последние лет десять, так и вообще, лишь по специальным и персональным заказам.
 
  –То есть, для того, чтобы заказать у вас куклу, нужно лично явиться в вашу мастерскую? Только так? – инспектор с интересом наблюдал за мастером.
 
  –Послушайте... как вас там... – поморщился Морган Ван Крид и осмотрел скромный кабинет со столом, парой казенных стульев и автономной печатной машинкой на специальном столике с одной ножкой. На вытертых и засаленных обоях мышиного цвета светились скошенные оранжевые квадраты от солнца из окна, разделенные черным крестом...
 
  –Йозеф Фройдль, – инспектор оторвался о подоконника и в который раз подошел к кукольному мастеру с протянутой для пожатия рукой. И в который раз знаменитый мастер проигнорировал протянутую в его сторону руку.
 
  –Я же сказал вам, что это не моя кукла, – Морган брезгливо рассматривал затертую печатную машинку с инвентарным номером. – И тем более заводная. Подделка, короче говоря.
 
  –А что не так с заводом?
 
  –А то, что я всегда в своих механизмах использую источники питания, а не заводную пружину.
 
  –Ну, может это старая кукла, из ваших ранних... – нерешительно предположил инспектор.
 
  –Вы слышите меня? Всегда!
 
  Инспектор смутился, подошел к столу и взял лист протокола. Затем глянул поверх него сначала на хмурого мастера, затем на стальной сейф выкрашенный зеленой краской, который стоял у противоположной стены.
 
  –Может, просто глянете? Ну даже если это не ваша кукла, вдруг узнаете чья?
 
  –В Стокванхейме живут и работают тысячи мастеров, – мастер стряхнул пепел в блюдце, затем проследил за взглядом инспектора и тоже глянул на сейф, который не заметил ранее. – Я могу угадать характерные черты работы лишь десятка из них. Но... – мастер вернулся взглядом к инспектору. – Эти десять тоже не продают своих кукол в игрушечных магазинах.
 
  –Как это вы сказали, – Фройдль улыбнулся. – А я, знаете ли, обожал в детстве магазин игрушек на соседней улице. Так и липнул к витрине, пытаясь рассмотреть за промороженным стеклом кукольных солдатиков или супергероев.
 
  –Вы из Вермы? – Морган отметил, что молодому человеку весьма шла тонкая и в некотором смысле щегольская полоска усов.
 
  –Да, я родился в столице.
 
  –Как же это вас занесло в наше захолустье?
 
  –Захолустье? – инспектор покачал головой, отпил еще глоток и с сожалением вздохнул. – Пока размешивал, чай-то и остыл. – Он поставил стакан на стол. По серебристому подстаканнику расползлись острые оранжевые капли заходящего солнца. – Я не считаю ваш чудесный город захолустьем, мастер. Здесь частенько бывает скучно, но... Такие вот странные дела... знаете... они напрягают меня.
 
  –Например чем?
 
  –Например тем, как был убит неизвестный. И не спрашивайте меня — как. Это страшно. Даже для меня страшно, хотя я и успел повидать всякого. Человека в хорошем и дорогом костюме столичного пошива обнаруживают мертвым на свалке. Лицо его обезображено до неузнаваемости, так что он стал совершенно непригоден для опознания. Со внутренностями его были произведены, подозреваю, магические действия, судя по их состоянию и, в особенности, отсутствию некоторых. Рядом с ним лежала коробка с куклой из несуществующего, по крайней мере в Стокванхейме, магазина. Весьма дорогой, отмечу, куклой. В коробке имеется чек на тысячу гульденов. А в руке его была зажата записка, точнее, ее клочок. И на клочке том три слова – «найти Ван Кр...» – на этом слова и обрываются.
 
  –Раз «Ван Кр», то вы решили, что это Ван Крид? То есть, я? – Усмехнулся Морган.
 
  –Ну... это как бы... само собой приходит в голову, – тем не менее с сомнением ответил инспектор. – Ваше имя известно в Стокванхейме, да и в империи...
 
  –Ну, вообще-то да, соглашусь, – лицо мастера скрылось в сиреневых облачках дыма. – В Стокванхейме на «Ван Кр» только я и подхожу. В таком случае, почему вы не предложили мне проследовать в морг для опознания убиенного?
 
  –Я думал об этом, – инспектор Фройдль снова оправдывался перед мастером. - Но это весьма неприятное зрелище. Вместо опознания я хотел показать вам куклу.
 
  –Зачем? Чем она может помочь?
 
  –Вдруг вы узнаете...
 
  –Я же сказал, что никогда не делал заводных механизмов.
 
  –То есть, вы настаиваете на том, чтобы я показал вам тело? – молодой инспектор с сомнением посмотрел на мастера, затем выдвинул верхний ящик стола. – И все же... думаю, что нужно начать с куклы.
 
  Морган хмыкнул. А Фройдль вынул из ящика связку ключей, подошел к сейфу и довольно долго провозился с замком. Наконец, он достал довольно большую коробку фиолетового цвета с золоченым узором по канту. Вернувшись с нею к столу, молодой человек виновато улыбнулся мастеру и раскрыл коробку.
 
  –Пожалуйста, мастер, просто взгляните...
 
  –Экий вы... – Морган затушил сигару в блюдце и придвинул к себе коробку. – Нерешительный.
 
  –Честно скажу, мне не рекомендовали беспокоить вас. Мое начальство недовольно тем, что я вызвал вас... Но я очень хочу разобраться в этом деле, – закончив фразу, инспектор будто выдохся, и тяжело сел на стул. – Что скажете?
 
  –А вы разве не видите? – Морган вынул куклу из коробки и показал ее Фройдлю.
 
  –Что я должен видеть? Кукла, как кукла. Качественно сделанная. Волосы, руки, пальцы, даже ногти видны. Но кроме этого... ничего, – он взял свой остывший чай и допил его в два глотка.
 
  –Это не механическая кукла. И ключик, который к ней прилагается, не для заводки пружины. Это кукла для магического ритуала. По крайней мере, подобное практиковалось лет этак триста назад. А сейчас... сами знаете, какие у нас нынче времена. Старинные ритуалы и символы забыты, а что осталось вывернуто наизнанку и даже продается в детском магазине в качестве обычной игрушки. Скажу вам еще две вещи. Тот, кто купил эту куклу, очень хорошо понимал что и зачем купил. Потому что куклы этого вида изготовлялись штучно, под каждый конкретный случай. А тот, кто ее сделал, очень хорошо знал кому, зачем и почему.
 
  –Постойте, мастер, я не совсем понял... Почему вы уверены, что тот, кто ее купил, знал что и зачем? И вообще, что это за «что и зачем»?
 
  –Эти куклы назывались когда-то Выключалками. Теперь понимаете?
 
  –Выключалки... – пробормотал инспектор и покачал головой. – Не понимаю.
 
  –Каждая делалась как бы точной, хотя и сильно уменьшенной в размере, копией какого-нибудь человека, за судьбу которого брался маг. Он делал так, – Морган поставил куклу на стол, лицом к инспектору. Затем достал кожаный футлярчик и вытряхнул из него ключ себе на ладонь. – Это ключ-открыватель судьбы или жизни человека.
 
  Инспектор наблюдал за ловкими и красивыми движениями рук мастера и не мог отвести глаз. Он словно бы попал под гипнотическое влияние. Йозеф Фройдль смотрел на куклу и начал замечать до чего же замечательно и точно она повторяла черты настоящего человека. Тонкое лицо, светлые, чуть распушенные волосы, синий камзол, руки, ногти...
 
  –Ключик вставляется сюда, – Морган раздвинул волосы на затылке куклы и показал небольшую скважину. Он вставил ключ и повернул его.
 
  –Постойте! – очнулся инспектор и привстал. – А вдруг все это правда? Ну, все то, что вы рассказывали...
 
  –А я уже все сделал, – Морган улыбнулся и показал на лицо куклы.
 
  Фройдль удивленно моргнул.
 
  Ибо глаза куклы были открыты.
 
  Карие, как старое вино с каплями солнца в глубине.
 
  –Но мастер...
 
  –Нужно всего-то сказать ей нечто, если хочешь, чтобы человек включился.
 
  –Включился? Как это понимать?
 
  –Ну, например, если он болен и находится в беспамятстве. Хотя... в беспамятство люди умеют впадать и без болезней. Как бы то ни было, если маг хочет включить человека, он должен прошептать на ухо кукле... – Морган наклонился к кукольному юноше с винными глазами и прошептал: – Живи.
 
  –Мастер... – и снова Йозеф Фройдль почувствовал себя обессиленным, будто из самой атмосферы вдруг, в незамеченный короткий миг, изъяли всю энергию солнца. – А что нужно сделать, чтобы... Ведь куклы этого типа, как выговорили, на самом деле назывались Выключалками.
 
  –Нужно взять иглу или шило и просто... – Мастер вздохнул и вернул куклу обратно в коробку. – Или нож, или огонь свечи, или бросить ее в ведро с водой... Мне продолжать?
 
  –Нет, – Фройдль задумался. Черный контур на фоне огненно-оранжевого окна. – Знаете... после того, что я увидел и узнал..., мне кажется..., показать вам мертвое тело будет не таким уж ошибочным делом.
 
  –Вот как, – Морган раскуривал вторую сигару, с интересом посматривая на молодого инспектора. – Что же изменилось?
 
  –Наверное, не изменилось ничего, – Фройдль встал и повернулся в сторону окна. Снова черный контур и безумное свечение в стекле... – Мне казалось, что вы, такой известный мастер..., что вас..., вам нельзя показывать какие-то страшные вещи. Это все равно что показать некое уродство художнику. Понимаете? Я говорю сумбурно...
 
  –Понимаю, – Морган тоже встал, положил сигару на блюдце и обратился к инспектору. – Посмотрите на меня.
 
  –Что? – не понял тот и обернулся. – Я не услышал, повторите, пожалуйста... мастер... Ван... Кр...
 
 
 
  ...
 
 
 
  Если бы можно было заглядывать в глаза.
 
  Если бы он умел смотреть чуть дальше и глубже.
 
  Если бы... если бы... если бы...
 
  Он провалился бы в черную-черную бездну.
 
  И его обожгли бы искры, что носились в темноте, сталкиваясь, шипя, разбрызгиваясь.
 
  Если бы он мог понимать, как глубоко можно заглядывать, а куда лучше не смотреть...
 
  То, возможно, он понял бы...
 
  А если не понял, то почувствовал бы...
 
  Как страшно там (ТАМ) быть одному.
 
  Как страшно видеть свет из темноты.
 
  Тот свет, который может вытерпеть все.
 
  Свет, который с равным безразличием, освещает и красоту, и уродство, и жизнь, и смерть.
 
  Свет, который не за что возненавидеть, но и любить его все меньше остается сил.
 
  А темнота...
 
  Та темнота, в которой вспыхивают снопы искр...
 
  Темнота, которую не за что любить, но и возненавидеть уже не получается...
 
  Эта темнота все глубже засасывает. Проглатывает. Делает частью себя.
 
  И остается лишь надеяться...
 
  Надеяться на то, что искры...
 
  Искры будут светить в темноте...
 
  Я буду выплескивать искры из своего уродливого сердца.
 
  И тот...
 
  Тот, кто все еще бродит в темноте...
 
  Увидит свет моих искр, потому что не увидеть их невозможно.
 
  И он...
 
 
 
  ...
 
 
 
  –Что это было? – прошептал инспектор Фройдль пятясь к окну. И лишь когда он уперся спиною в стекло, только тогда остановился. Он с ужасом смотрел на мастера Моргана Ван Крида. Черный-черный контур и... золотистое сияние в глазах. – Вы гипнотизировали меня?
 
  –Не опошляйте мгновение, юноша. Ничье, ни свое, ни чужое. Их у вас, мгновений этих, настоящие которые, будет немного, поверьте. Настоящего всегда было и будет мало. И знаете почему?
 
  –Почему?
 
  –Потому что настоящее высасывает вас досуха. Настоящее очень требовательно к тому, кого оно выбирает. А выбрав — забирает все, оставив взамен лишь крохи теплых воспоминаний. Поэтому никогда не говорите пустых слов. И не поступайте, как пустая кукла. Оставьте в себе хоть немного настоящего.
 
  –Я не понимаю...
 
  –А никто и не требует от вас сиюминутного понимания. Что должно было случиться — не всегда случается. А что случается — не всегда заканчивается. Ну и то, что заканчивается — возможно, лишь начинается.
 
  –Я не...
 
  –Вот, – Морган бросил инспектору ключ от куклы Выключалки. Тот поймал его и удивленно посмотрел на мастера. – Спрячьте его. Хорошо спрячьте и забудьте.
 
  –Но ведь этого не может быть...
 
  –А что может? – мастер взял тлевшую сигару, покрутил ее с сомнением и все-таки затушил. – Мы пойдем на опознание?
 
  –В этом нет надобности, – Йозеф опустил голову. - Простите, что побеспокоил вас.
 
  –Ну что же, прощайте.
 
 
  Шаги.
 
  Хлопок двери.
 
  Фройдль зажмурился.
 
 
 
  *
 
 
 
  Через час в кабинет инспектора Йозефа Фройдля вбежал запыхавшийся сослуживец. Он едва не снес дверь с петель, так хотел увидеть коллегу. Остановившись посреди он с удивлением посмотрел на молодого инспектора. А тот стоял возле окна и смотрел в пылающий оранжево-алый закат. Золотые пятна ползали по его лицу, отчего казалось, что оно было измождено.
 
  –Йозеф? – пробормотал коллега, едва справляясь с дыханием. – Ты здесь?
 
  Тот в ответ лишь пожал плечом и снова повернулся к закату.
 
  –Ты что, ничего не знаешь? Господи, тут все отделение на ушах стоит, а он закатами любуется!
 
  –Что-то случилось? – спросил Йозеф, не обернувшись.
 
  –Что-то? Твой труп пропал из морга! – выпалил сослуживец. – Ну, тот который остался не опознанным. Начальство рвет и мечет. И требует тебя, между прочим. Так что ты уж того... ну... сходи... а то капитан сам знаешь... уже красный от крика.
 
  –Хорошо, – Йозеф разжал кулак и посмотрел на маленький золотой ключ, что лежал на ладони. – Ты иди, а я скоро.
 
  –Ну, как знаешь, – почему-то обиженно буркнул коллега и вышел, хлопнув дверью.
 
  А Йозеф все смотрел и смотрел на ключик и шептал, сам не осознавая своего шепота:
 
  –Почему, мастер Ван Крид? Почему? Кто вы, мастер? Кто же вы... Неужели... все то, что вы мне говорили... неужели все это... и есть настоящее? Мастер? Мастер?
 
 
 
  Конец второго лирического отступления.
 
 
 
  Сони Ро Сорино (2012)






  Куклы Ван Крида.
 
 
 
  Истории в картинках словами.
 
 
 
  Третье лирическое отступление: Сеанс человеческой магии. Ч 2.
 
 
 
 
  –Как вы догадались, что я — это я?
 
  –По степени абсурдности происходящего, – Морган Ван Крид взял чашку и отпил глоток чая. Он с благодарностью посмотрел на Рене. Сладковатый чуть, вязкий и терпкий напиток слегка бодрил и будто добавлял в атмосферу дворика, напоенную ароматом цветущей липы, несколько приятных и дружеских нот. Наверное, немного меда прямо в заварку. Старик улыбнулся, кивнул и посмотрел на гостя.
 
  –По степени абсурдности? – пробормотал тот и покачал головой. – Не могу сказать, что я хотел остаться неопознанным мертвым телом, но... – он тоже посмотрел на Рене и подвинул к нему свою пустую чашку.
 
  Старик наполнил ее чаем. Образ гостя, – невысокий юноша со светлыми распушенными волосами, тонкими чертами лица и винными зрачками с каплями солнца в глубине, – его беспокоил. Этот образ был не родным для незнакомца, словно небрежно накинутый поверх костюм с маской, ибо настоящего юношу с винными глазами старик видел недавно, здесь же во дворике. Рене не нравился этот нежданный визитер, на воротнике его белой рубашки отчетливо просматривались красные разводы, словно недавно из ушей и, возможно, изо рта этого странного человека (и человека ли?) текла кровь. Гость взял свою чашку и отпил глоток.
 
  –Мед? – он вопросительно глянул на старика.
 
  –Есть немного, – ответил Рене и вернулся взглядом к мастеру.
 
  –Ступай в дом, старина. Мы недолго поговорим и господин... – Морган вопросительно глянул на визитера.
 
  –Никаких имен, – махнул рукою тот и откинулся на спинку скамьи. Он посмотрел вверх. Солнечные пятна ползали по листве, высвечивая золотистые россыпи липового цвета, иногда делаясь острыми лучами, а иногда бархатистой волной утреннего света.
 
  –И господин уйдет, – Морган кивнул Рене, дескать, не волнуйся за меня, все будет хорошо.
 
  –Я оставлю чайник, – старик поставил заварочник на стол, еще раз с сомнением осмотрел гостя и направился в дом.
 
  –Насчет степени абсурдности вы не договорили, мастер...
 
  –Я легко узнаю, когда кто-нибудь из вас двоих поблизости. Вы или Антон. Все вокруг будто с ума сходят.
 
  –Вот как... А тихо у вас здесь, покойно, – пробормотал гость. Теперь он принял вид Рене. Поднял руку и начал рассматривать высохшее старческое запястье с пигментными пятнышками.
 
  Морган нахмурился и принялся раскуривать сигару.
 
  –Прошу вас не использовать это лицо.
 
  –Какое именно? – гость вернулся в нормальное положение и с интересом глянул на Моргана.
 
  –Второе. А еще лучше оставаться при своем лице, а не надевать маски.
 
  –Я не могу быть здесь тем, кто я есть на самом деле. Точнее, для того чтобы быть здесь, мне нужно надеть чью-нибудь личину... – Гость провел ладонью по лицу и оно сделалось похожим на Антона. Даже глаза, отчаянно зеленые. – Я попробовал. Вчера. И умер.
 
  –Разве вы смертны? – Морган подался вперед и придвинул к своей стороне тяжелую бронзовую пепельницу. Стряхнул в нее пепел с сигары, глянул на гостя...
 
  –В некотором смысле, — да, – тот улыбался. А улыбка на лице Антона всегда была с двойным дном. – Вы не поверите, но в каком-то смысле и Антон смертен.
 
  –Возможно где-нибудь, но не здесь... – Морган смотрел на окна своего дома. Слепые на свету стекла мерцали и переливались, будто их покрыли сусальным золотом, а сверху еще и магическим маслом.
 
  –Я очень хотел увидеть вас, мастер. Да все не мог придумать повода или сюжетного поворота. Антон был прав, лучше было бы мне вообще никогда не показываться здесь. Но... я не смог побороть искушение.
 
  –Кто вы? – Морган смотрел на игру солнечного света в окнах.
 
  –Ну... скажем так... я бог этого мира, – теперь его лицо было лицом мастера Ван Крида.
 
  –Вы не нравитесь мне, – Морган мельком глянул на гостя и сразу отвернулся. – И методы ваши... мне весьма и весьма... не нравятся.
 
  –Бросьте вы, мастер, право слово. Знаю я о чем вы думаете всю жизнь и чего боитесь, – гость усмехнулся и вернул себе лицо Антона.
 
  –И чего же?
 
  –Вы боитесь стать чудовищем. Поэтому, собственно, я здесь. Пью чай с медовым вкусом и смотрю, как солнце прыгает по листве, – он отпил еще глоток, затем задумчиво посмотрел на Моргана. – Я давно хотел сказать вам, сказать лично, что сделал все, чтобы чудовищем остался я, мастер. Разве это не очевидно?
 
  –Нет, не очевидно. Вы подстраиваете события и людей, как злобный кукловод, а потом, наверное, там, где вы живете и творите, потираете руки и шепчете «Да, я сделал это!»
 
  –Сейчас вы жестоки и несправедливы, мастер.
 
  –Я жесток? – Морган грустно усмехнулся. – Скажите, бог этого мира, кого вы убили не задумываясь, чтобы очутиться здесь? Зачем был этот цирк с куклой Выключалкой? Что вы хотите от меня?
 
  –А если предположить, что для того чтобы очутиться здесь я убил не кого-то там, а... себя?
 
  –Зачем? – теперь Морган смотрел прямо в глаза гостя.
 
  –Затем, что не бывает чудес просто так. Не бывает счастья свалившегося вдруг и потом не потребовавшего плату. Не бывает боли без того, чтобы она не закончилась и стала удовлетворением. Не бывает так, что появившись где-то, на чьем-то месте, мы, тем самым, не убрали бы кого-то, кто это место занимал до нас. Любое действие имеет последствия. Скажу более, даже просто мысли о каком-то действии имеют свои последствия. Это я вам говорю, как бог этого мира.
 
  –Значит, все-таки, был кто-то... – Морган опустил голову. – Кто-то жил себе, жил, и не думал, что богу приспичит прийти в наш мир. И законы этого жестокого божества таковы, что кто-то должен умереть, освободив место для него. И вот, этого кого-то, который жил себе и жил, подхватывает неведомой силой, несет на окраину города, на свалку, потрошит, калечит, мучит, убивает... И все лишь для чего? Для того, чтобы выпить чашку чая с медовым вкусом и посмотреть на творение рук своих вживую. – Морган глянул на гостя. – Неужели все так и было?
 
  –Ну, если хотите, мастер, я воскрешу этого кого-то, чье место я занял на время... – смутился гость.
 
  –Это само собой. Лучше ответьте на вопрос.
 
  –А я разве не ответил... – пробормотал визитер, приняв образ Поля.
 
  –И не смейте брать лицо моего мальчика!
 
  Гость вздрогнул и поспешно вернул лицо Антона. Слишком поспешно. Лицо расползалось, как маска сделанная из жидкого теста. И Моргану показалось, что сквозь наплывы и подтеки, начало просматриваться настоящее лицо...
 
  –Я сделал все, чтобы вы жили достойно. Да, я постоянно проверял вас. Да, я хотел быть уверен, что вы...
 
  –Что я? – крикнул Морган с отвращением рассматривая уродливую мешанину, которая расползалась по лицу незнакомца.
 
  –Что вы не стали чудовищем, – он встал и отвернулся от Моргана.
 
  –Уйдите, – Морган тяжело дышал. – Прошу вас, уйдите прямо сейчас. Не делайте так, что мое желание исчезнуть навсегда пересилит отвращение к смерти, и я убью себя, лишь бы не оставаться в вашей власти. Прошу вас... УЙДИТЕ!
 
 
 
  *
 
 
 
  –Представляю, как ты расстроился, – Антон смотрел на меня с некоторым сочувствием и улыбался.
 
  Таверна.
 
  Мрачная грязная таверна, где-то на окраине империи.
 
  Пыльные полы, замызганные стены, окна, которые почти не пропускали свет.
 
  Столики без скатертей.
 
  Стакан с чаем возле него и ничего возле меня...
 
  Да, наверное, я был весьма расстроен.
 
  –Что мне делать? – я выхватил из воздуха папиросу, тряхнул и на ее кончике затлелась оранжевая точка. Затяжка. Нервная затяжка... – Я не думал, что это так его расстроит и рассердит.
 
  –Что именно? – Антон помешивал чай алюминиевой ложечкой. Сахар в надколотой сахарнице был почти коричневым от пыли. В нем, кажется, даже таракан умер.
 
  –Ну, я хотел показать ему свою силу. Специально для него я придумал такой красивый и загадочный трюк с убийством, с куклой, с воскрешением... Я думал он оценит и даже будет гордиться...
 
  –Гордиться чем? Тем, что ты по своей прихоти убил человека? – Антон усмехнулся и посмотрел на пыльное оконце. Рассеянный и слабый луч света чертил почти неразличимую светящуюся полоску по дощатому полу. – Иногда ты мне кажешься умным, но не добрым и страшно капризным ребенком, Сказочник. – Антон постучал ложкой по краю стакана. – Надо же, удумать такое, чтобы Морган гордился убийством человека.
 
  –Какого человека? И ты туда же... – снова нервная затяжка. – Это безликий и безымянный персонаж, черт подери. Я таких убиваю по десятку за раз, обдумывая какой-нибудь сложный, многослойный сюжет.
 
  –Вот-вот, я как раз об этом и говорю.
 
  –Что ты говоришь? Я не понимаю тебя, Антон! – наверное, последнюю фразу я выкрикнул... Хорошо, что в таверне, кроме нас, никого не было.
 
  –Говорю, а ты не слушаешь, – ложечка легла на липкий стол. Мастер отодвинул от себя стакан и вздохнул. – Какое тебе дело до того, что там думают о тебе твои персонажи? Ты ведь не бросишь придумывать, даже если Морган, как и обещал, покончит с собой? Ведь так?
 
  –Так. Но я хотел бы, чтобы он... меня...
 
  –Что? Любил? Уважал? Боготворил? – Антон откровенно насмехался. – А тебе это нужно? Зачем тебе нужна его любовь? И вообще, что еще нужно, кроме того, чтобы взять и придумать новую историю про Моргана Ван Крида? Ну, или как вариант, не придумать и забыть.
 
  –Все-таки зря я сюда пришел, – я затушил папиросу об стол и тоже глянул на сероватое окошко. – Ты был прав, как всегда. Мое желание понравиться Моргану иногда похоже на какое-то психическое заболевание.
 
  –У вас разные весовые категории, Сказочник. Самое лучшее, что ты можешь для него сделать... – Антон встал и глянул на меня. – Давай выйдем? Душно здесь и пыльно.
 
  –Давай, – я тоже встал. – Ты только не забудь закончить свою мысль.
 
  –Не забуду, – мастер направился к двери. – А ты сделай там... золотую осень, что ли.
 
 
 
  Холмы и леса Турмарана покрывала оранжево-алая листва. Дорога петляла где-то внизу. По ней медленно тащился, пыхтел бойлером и исходил белым паром дилижанс. Антон подошел к краю площадки, посмотрел вниз на леса и холмы, и вздохнул.
 
  –Красота.
 
  –Антон, ты обещал.
 
  –Да-да, помню. Подойди, посмотри, как красиво внизу. И наш дилижанс скоро прибудет. Сколько нам ехать до Вермы?
 
  –Три дня.
 
  –Наговоримся, полагаю.
 
  Я подошел к краю площадки с проржавевшими трубками перил и тоже посмотрел вниз на бескрайние оранжевые леса...
 
  –Самое лучшее, что ты можешь для него сделать — не вмешиваться вообще. А еще лучше, уйти отсюда навсегда. Пусть этот мир живет или не живет сам.
 
  –Мне жалко бросать все это... Этот мир дорог моему сердцу.
 
  –Однако ты сам видишь на примере Моргана, что каждый раз твое вмешательство либо губит кого-то, либо разрушает что-то. Ты слишком большой для этого мира, Сказочник. Помнишь басню про слона в посудной лавке?
 
  –Нет, не помню. Точнее, помню лишь про слона и Моську...
 
  Антон улыбнулся и подмигнул мне.
 
  –Заверши свои дела здесь и уйди навсегда — это мой тебе совет, Сказочник. И признай, наконец, что твой сеанс человеческой магии провалился. Ты умеешь придумывать, но, черт подери, думать так и не научился.
 
 
 
  –Иногда мне в голову приходит странная и пугающая мысль, что про меня тоже кто-то пишет, и только поэтому я живу, – прошептал я, впитывая красоту оранжевых холмов внизу. Все еще теплый сентябрьский ветер прокатился волною по макушкам кленов, разнося по округе пьянящий аромат влажной, умирающей листвы. Где-то недалеко увядал виноградник, насыщая воздух горьковатыми винными нотами. – Я словно бы слышу стук клавиш в тишине, и будто бы вижу, как слово за словом продлевается и наполняется смыслом моя жизнь. Иногда я думаю, что живу всего лишь по чьей-то прихоти...
 
  –Ты что-то сказал? – Антон глянул на меня, но скоро снова вернулся глазами к оранжевым холмам. Его рука прикоснулась к моему локтю. – Спасибо тебе за этот неожиданный сентябрь посреди лета.
 
  –Иногда мне становится страшно... – Бездна чистого воздуха с оранжево-алым оттенком поглощала и растворяла в себе свет, звуки, да и само пространство. – А вдруг, я тоже чей-то персонаж. А вдруг я не сам по себе, а всего лишь кукла на веревочках...
 
  –Так и есть.
 
  –Что? – я глянул на мастера Антона. Тот смотрел на бушующий красками сентябрь и молчал. – Вот теперь мне показалось... или ты что-то сказал?
 
  –Я ничего не говорил, Сказочник. Ни слова, ни звука.
 
  –Значит, это был просто ветер... – я отвернулся, по спине принялись ползать колючие мурашки страха. Голос. Тот, кто сказал «так и есть» точно не был Антоном. Это был другой, незнакомый мне и недобрый голос. Я коснулся перил и провел по ржавой трубке рукою, чтобы почувствовать кожей ее шероховатость. Затем посмотрел на ладонь с оставшимися на ней хлопьями ржавчины. Ведь это реально..., ведь я это чувствую по-настоящему, а не как неживой персонаж. Ведь так? – Просто ветер...
 
 
 
 
  Мы еще долго... долго... долго смотрели на алые, будто пылающие, леса. И небо над нами было таким синим, что казалось, подпрыгни — улетишь ввысь и не вернешься. Тишина. И капля горечи в душе...
 
 
 
  Конец третьего лирического отступления.
 
 
 
  Сони Ро Сорино (2012)