Необъяснимые явления

     В квартире московской «хрущёвки», перед экраном большого плазменного телевизора сидели мужчины почтенного возраста и смотрели триллер «Вий». Яков Семёнович и Николай Васильевич – соседи по лестничной площадке, имели статус вдовцов.

     Прежде, когда у каждого была семья и профессия, они видели друг друга мельком. Яков Семёнович кивал Николаю Васильевичу, но тот, всегда опаздывающий на фабрику, где он работал, ничего и никого не замечая, пробегал мимо. Случались такие встречи редко, так как Яков Семёнович преподавал в Университете философию и из своей квартиры выходил значительно позже Николая Васильевича.

     Недавно оба соседа, отдав свои почётные и прочие долги родине, и получив за это скромную благодарность в виде пенсий, распрощались со своими коллегами, должностными обязанностями, ложными амбициями, тревогами быть уволенным по сокращению штатов и прочей ерундой.

     Вот тут и выяснилось, что одиночество осталось верным и единственным другом, потому как все остальные были лишь коллегами по работе. Этот общий друг и познакомил их поближе. Знакомство оказалось приятным и интересным им обоим, несмотря на существенную разницу в интеллектуальном развитии.

     По природному своему существу, и тот и другой были людьми весьма деликатными, и это помогало им в затруднительных ситуациях. Когда один из них никак не мог понять другого, они переводили разговор на тему «а не попить ли нам чайку». А уж в искусстве чаепития им не было равных во всём подъезде.

     Когда триллер закончился, Николай Васильевич, переведя дух, предложил Якову Семёновичу выкурить по сигаретке. С некоторых пор, после долгих рассказов Якова Семёновича о разрушающем воздействии на организм курения Явы, Николай Васильевич купил электронную сигарету. Яков Семёнович заинтересовался изобретением китайского фармацевта, попробовал. Ощущение приятного вкуса во рту и бодрости мысли в голове, понравилось ему, и теперь они курили вдвоём. 
 
     Друзья сидели в креслах и молча вдыхая  душистый пар, пытались осмыслить увиденное. У Николая Васильевича мыслительный процесс прервался воспоминанием из далёкой юности, и он нарушил приятную тишину.

     - Расскажу - ка я тебе, Семёныч, забавную историю.

    - Сделайте милость, Николай Васильевич.

    - Ну, слушай… В Москву я приехал в тысяча девятьсот семидесятом году, а до этого, до армии, жил в деревне. Так вот, была у нас соседка - сухая, крепкая старуха. Со своим стариком жила. Соседи к ним боялись ходить. Дела за ней нехорошие водились.

     - Это что же за дела? –  Яков Семёнович сел поудобнее и приготовился внимательно слушать. Слушатель он был отменный, не слушатель, а мечта любого рассказчика.

     - Поговаривали, будто она ведьма, - продолжал Николай Васильевич, - да я тогда этому не верил. Мало ли что болтают? Прозвище у неё было чудное: Маша-сипика. В деревне тогда почти у каждого было прозвище, но понятное, а вот что такое сипика? А? То-то и оно, что непонятно.

       Ну, слушай дальше. Как- то раз летом, по-моему, июнь был, а в июне ночи светлые, лунные. Идём мы с ребятами с посиделок из соседней деревни. Девчата там были красивые, вот мы туда и ходили, хотя, конечно, от местных нам и доставалось по шеям.

     Ну, вот, идем, значит. Кузнечики стрекочут, птички разные перекликаются, а воздух душистый, прохладный и роса на траве блестит, под луной переливается. Ветерок травку перекатывает, будто волны кругом.

     Вдруг рыжий Саня, что ушёл вперёд от нас остановился и будто даже назад хотел вернуться, но передумал и стал нас дожидаться. Мы подошли…что такое? в траве голая девка спит. Свернулась клубочком, волосами своими прикрылась и лежит не шевелясь. А волосы у неё длинные, чёрные, и кожа чудная, светится как перламутр. Показалось нам, что холод от неё. Я в душе струхнул, но перед ребятами виду не подал. Думаю, они тоже не обрадовались такой находке.

     Постояли, посмотрели, и показалось нам – она не дышит. Что делать? Решили посмотреть. Подошли. Я волосы ей с лица убрал, а она смотрит прямо на меня и скалится. А лицо у неё при лунном-то свете синее. Я отпрянул назад, она вскочила и побежала от нас. Мы за ней. Вот-вот догоним. И вдруг она перекувырнулась через голову и обратилась свиньёй. Таких чудес от этой девки никто не ожидал. Все так и обомлели. А свинья вокруг нас кружок сделала и понеслась в деревню.

     Ребята, конечно, растерялись, но друг перед другом стыдно показаться трусом. Пошли и мы в деревню, а прежде зашли в крайнюю избу и взяли в сенях тесак. Двери тогда не запирали на ночь. Молодёжь возвращалась домой, когда хотела. Прошли всю деревню, - нет свиньи, пропала. Ага… пошли на зады, за огороды, а она там в луже купается. Мы к ней. Она ничуть не испугалась, из лужи выскочила и на нас. Клыки выставила, глаза горят, рычит. Жуткое дело.

     Сейчас не помню, у кого тесак был, но полоснул он её здорово. Завизжала свинья так, что мы чуть не оглохли, под плетень подлезла и огородами к сипикиному дому. Мы туда, за ней. Слышали, как дверь хлопнула. Подбегаем, - на пороге Машки-сипики муж стоит. «Свинью не видел?» спрашиваем. Молчит, будто не слышит.

     Утром хозяйки коров на выпас выгоняют, а сипикину корову - Машкин муж. Во, как!  А дня через три выходит эта Машка из дому. Лицо в синяках, а рука перевязана. Ну, тут уж все наши сомнения развеялись.

     Между прочим, это уж люди потом рассказывали, когда пришла пора ей умирать, три дня выла. Говорят, так ведьмы воют, когда некому своё колдовство передать. 

     Яков Семёнович с интересом выслушал рассказ и задумался.

     - А вы в тот вечер ничего горячительного не пили? –  он щёлкнул себя по шее.

     - Что ты, Семёныч, трезвые были все как один!

     - А впрочем,… всё может быть, но маловероятно. Вероятнее всего, её муж побил!

       А я знавал даму, которая преподавала в мясомолочном техникуме. Мы соседствовали с ней в нашем старом доме. Вселились одновременно. Тогда эта дама была мила и привлекательна. Я даже приударял за ней! С моей Оленькой покойной объяснялся по этому поводу. Да, уж…,- глаза  Якова Семёновича затуманились, и он приятно улыбнулся.

     Так вот, двадцать пять лет она преподавала, да и по сей день, надо полагать, преподаёт в этом самом мясомолочном техникуме, где учат отрезать свиньям пятачки и разделывать туши.

     Милый мой Николай Васильевич, видели бы вы эту даму сейчас!  Во внешности её произошли необратимые изменения и, что главное, поведение стало совершенно свинским.

     Профессия – нечто особенно осязаемое при получении зарплаты, формирует человека под себя.

     « В огороде бузина, а в Киеве дядька» подумал Николай Васильевич. Он попытался  осмыслить философский тезис, но безоговорочно приняв его первую часть, не согласился со второй.

     - А не попить ли нам чайку, Яков Семёнович?

     - С большим удовольствием! Николай Васильевич.