Господи, спаси и сохрани!

Городок в Ставропольском крае был классическим вариантом этих мест: небольшой приход окружал огромный частный сектор — одноэтажные постройки с садами и огородами.
Старая обшарпанная церквушка была единственным утешением местного пожилого населения, и не только. Сюда приходили почти все жители этого микрорайона. Эта Православная церковь построена алтарем на восток, в ту сторону света, где восходит солнце. Храм — это особый дом, посвященный Богу — «Дом Божий» и в нём регулярно совершаются богослужения. Его наружный вид отличается от обыкновенного здания тем, что над ним возвышается купол, изображающий небо. Купол заканчивается вверху главою-маковкою, на которой стоит крест, во славу главы Церкви — Иисуса Христа.
Над входом в местный Храм, как положено, как и везде построена колокольня или звонница, то есть башня, на которой висят колокола. Колокольный звон раздавался на всю округу, созывал верующих к богослужению.
Все знали, что если начинался «перезвон» — медленный звон в каждый колокол поочередно, начиная с самого большого и кончая самым меньшим, а затем удар одновременно во все колокола — то это по поводу печального события, это значит кто-то умер и народ торопился в церковь, чтобы узнать кто?
Звон в один колокол — «благовест» сообщал о радостных событиях.
Звон во все колокола, выражающий христианскую радость по поводу торжества — «трезвон» — оповещал и приглашал всех, на праздник в церковь.
При входе в Храм снаружи, как положено, — паперть — небольшая площадка, на которой благочестивые граждане трижды крестились, прежде чем войти.
Внутри эта маленькая церквушка, как и любой Православный христианский Храм разделяется на три части: притвор, собственно храм или средняя часть храма, где стоят молящееся и алтарь.
Священнослужители в алтаре совершаются богослужения. Это самое главное место во всём храме — святой престол, на котором происходит таинство святого Причащения. Алтарь отделяется от средней части храма иконостасом, состоящим из нескольких рядов икон и имеющим трое врат: средние врата называются Царскими, потому что через них Сам Господь Иисус Христос, Царь славы, невидимо проходит в Святых Дарах (во святом причащении). Потому через Царские Врата никому не разрешается проходить кроме священнослужителей. Как святое святых, алтарь означает Царство Небесное.
Святилищу соответствует средняя часть. Здесь стоят всё верующие жители маленького городка, потому что теперь ни для кого не закрыто Царство Божие.
Как и в любом другом месте, здесь существуют «Правила поведения в церкви». Так как Храм есть великое святое место, где с особенной милостью невидимо присутствует Сам Бог, то все прихожане должны входить с молитвой, держать себя тихо и благоговейно. Нельзя поворачиваться спиной к алтарю. Не следует уходить из Храма до окончания богослужения... и прочие... и прочие порядки...
Бабушки приводили внуков, учили их креститься, ворчали на молодых девушек, что те заходили больше из любопытства и без платков. Служительницы Храма знали всех прихожан на перечёт, но при встрече здороваться не торопились — считали, что люди первыми должны с ними здороваться. Они смиренно опускали глаза, проходя мимо, показывая всем своим внешним видом преданность Господу. За время Советской Власти эту церквушку так и не закрыли — то ли руки у большевиков не дошли, то ли случайно забыли про неё, то ли Бог сохранил. Но все семьдесят лет молились здесь тихо. Бывало батюшка вполголоса отчитает своё Священное писание, проводит всех и закроет дверь до вечера.
Сейчас же... Сейчас же совсем другое дело! Сейчас разрешено во весь голос заявлять о своих правах, привлекать в Храм больше прихожан, собирать всевозможные пожертвования на восстановление... на содержание... на... Да много ещё на что нужны деньги — пусть люди молятся да активно покупают содержимое церковной лавки. И не важно, что Иисус разгонял всех торговцев — сейчас другое время... на что-то ведь надо жить!
Слева от входа расположен четырехугольный стол — канон или канун — с множеством горящих свечек. Над ним большое распятие Иисуса Христа в терновом венке. По лицу у страдальца течёт кровь, веки опущены, но иногда кажется, что он приоткрывает глаза и смотрит прямо тебе в душу.
Перед распятием стоит никому незнакомая женщина. Кто она такая? Откуда приехала? Какой судьбой занесло её именно в этот Храм — никому этого знать не хотелось. Только косые взгляды некоторых старух насквозь прожигают её.
Поп-батюшка монотонным голосом что-то читает нараспев... уходит за иконостас и снова выходит... продолжает наговаривать голосом, от которого хочется спать... ходит по залу, крестится... опять возвращается к алтарю...
Женщина в чёрном стоит боком к алтарю перед распятием и не сводит с Иисуса глаз. Она не обращает внимание на проповеди. Со стороны она кажется отрешённой, как будто не от мира сего. Многие уже стали откровенно её рассматривать: кто такая?.. почему так стоит??. почему не крестится???
Но женщина ничего этого не видит и не слышит. Вот уже третий час она стоит перед распятием, не моргая, глядит прямо в глаза Спасителю, может быть, даже ведёт безмолвный диалог с ним. Никто не знает, что происходит в душе этой молодой женщины, но её уже стали откровенно рассматривать.
На её вьющиеся волосы был накинут чёрный гипюровый шарфик. Достаточно красивый ажур позволял видеть, что седых волос у неё ещё не было, как и не было косметики на лице. Волнистые пряди обрамляли её лик, выбивались из-под этого шарфика, который даже не повязан по христиански, а просто был накинут на голову. Волосы спадали на плечи, прикрывая белую шею и беспорядочно располагались на груди. Блузка на ней была модной, атласной и чёрной, с английским большим воротничком, расстёгнутой чуть ли не до третьей пуговицы. А вот юбка казалась необыкновенно скромной: длинная с оборкой по низу из чёрной шерсти. Стояла она на высоких каблуках в туфлях фасона «лодочка». Через плечо на длинных ручках перекинута кожаная сумка, тоже чёрная, средних размеров.
Некоторые, чтоб не оглядываться и получше её разглядеть, переместились в конец, к самым дверям, постоянно бросая на неё неодобряющие взгляды.
По окончании литургии уже даже и поп заметил незнакомую прихожанку. Он сделал несколько кругов по залу, чадя кадилом. Что-то бормотал под нос. И каждый раз, проходя мимо неё, косился на её зад, недовольно пыхтел и сопел. В какой-то момент ему захотелось ткнуть её локтём в спину, чтобы женщина соблюдала правила поведения в церкви и смотрела на него, а не на распятие. Но, видимо, Бог его удержал от этого поступка и поп прошёл мимо, ещё более яростно обдавая старух дымом из кадила.
Закончена литургия. Недовольный поп убрался восвояси. Люди покупали свечи, подходили к иконам Спасителя, Богородицы, Святых великомучеников, целителя Пантелеимона и других святых, которым Бог дал благодать исцелять от болезней. Просители крестились, зажигали свою свечку за здравие от другой, укрепляли её перед иконой. После этого мысленно молились: «Святый угодниче Божий, — называли своё имя. — Моли Бога обо мне, грешном (грешной)». Или назвали имя того, о ком молитесь, опять крестились и уходили.
Подходили верующие и к распятию Христа, где ставили свечи за усопших на специальный четырехугольный стол. При этом мысленно произносили: «Помяни, Господи, усопшего раба Твоего, и прости его согрешения, вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное». Ставили свою свечку за упокой, заглядывали в лицо неподвижной женщины.
На самом деле она напоминала больше восковую фигуру, нежели живого человека. Люди вздыхали и отходили в сторону. Некоторым казалось, что они очень хорошо понимают её и не хотят беспокоить. Другие же раздражались, сердились и бурчали что-то себе под нос.
«И чего она здесь стоит?..» — уже откровенно стали её обсуждать между собой служительницы церкви. Людей становилось всё меньше и меньше. Активные тётеньки с чувством долга стали тушить зажженные свечи... и не важно, что свеча должна догореть до конца... неважно... надо экономить. Сколько ещё можно наделать свечей из недогоревших!
Но женщина в чёрном всего этого не замечает. Мысленно она где-то очень далеко. Что-то её в этот момент по-настоящему растревожило, и из глаз потекли слёзы.
Ну, уж нет! Ещё чего не хватало! Самая бойкая старуха со шваброй в руках сырой тряпкой прошлась по её туфлям: «Чего стоишь — слёзы льёшь? Нечего в церковь приходить со слезами... Иди дома в подушку реви».
Женщина опустила глаза и, даже не взглянув на поломойку, вышла из Храма. Больше её никто здесь не видел.