5. Тамара. Бусы из шиповника

Конкурс Копирайта -К2
Работа написана для Школы «Из точки А в точку В»


Первый фрагмент здесь http://www.proza.ru/2014/02/12/715

***

Второй фрагмент

Объем 23,8 тыс. зн.


Вадим нравился всем девчонкам нашего 10 б. Да что там! Он нравился всем в школе – от третьеклашек до Антонины Викентьевны – нашей директрисы. Вадим и в спорте, и на олимпиадах, и на концертах для мам – незаменим!
Появился он у нас в школе в конце 4-ого класса. Высокий, светловолосый, в очках, в аккуратной жилеточке – у нас таких отродясь не носили.
Волосы у Вадима – ёжиком, а наши мальчишки стриглись наголо. Вадим по национальности немец с отличным знанием русского языка.
В нашем краю, куда во все времена приезжали ссыльные со всего необъятного Союза, каких только национальностей не водилось! Вадима посадили ко мне на последнюю парту.
Я сияла от свалившегося на меня счастья и ждала перемены, чтобы поговорить с ним.
Вдруг во время урока Вадим подвинул ко мне исписанный листок. Красивым круглым почерком, без единой помарки на листке красовались, выстроенные в столбик, вопросы:
- Ты любишь читать?
- Почему сидишь на последней парте?
- Ты двоечница?
- Как зовут девочку со второй парты на нашем ряду?
Последний вопрос почему-то больно кольнул. На второй парте на нашем ряду сидела Лёлька Сладкова, моя закадычная подружка. Я уже тогда приревновала Вадима к Лёльке, но не потому, что влюбилась в него, а потому, что он влюбился в мою Лёльку.
Тогда мы слово «влюбился» хорошо знали и оперировали им во всех сложных вопросах: он её любит, она его не любит, они меня не любят. Всё было коротко и ясно, без нюансов и оттенков.

Читать я любила. Сидела на последней парте не потому, что двоечница, а потому, что выросла с «версту коломенскую», как говорила мама. «Единственное, что в тебе красивое, - добавляла мама, - так это волосы папкины – кудрявые и тёмные».

Вадиму я в ответ накарябала – дурак и подрисовала рожицу в очках.
Вадим снисходительно посмотрел на меня и дописал: давай дружить.
«Ага», - не умея сказать по-другому, ответила я.

Вадим очень быстро сошёлся почти со всеми в классе. Он отличался не только внешне от наших мальчишек. Он был во всём другой: вежливый, воспитанный, учился на пятёрки, никому не отказывал в помощи по учёбе. Никогда не кичился этим, не выставлял напоказ свои достоинства. Делал всё спокойно, и любое дело доводил до конца.
Когда в 5-ом классе нас принимали в пионеры, Вадим написал на листочке из альбома Торжественное обещание красивыми печатными буквами и нарисовал самолёт с красной звездой.
Мы все писали Торжественное обещание юного пионера на обыкновенных листочках из тетради в клеточку, и никто не догадался что-то нарисовать.
Пионервожатая показывала Торжественное обещание Вадима как образец и говорила красивые слова в адрес будущего пионера Вадима Копп.
Вадиму сразу дали прозвище Рупь, видно, завистники у него были. Странно, но Вадим откликался на Рупь, не обижался, а, возможно, скрывал свои чувства – сказывалось воспитание.
Мне не нравилось, что Вадима называли Рупь, я часто возмущалась и на одном из пионерских сборов предложила пионервожатой обсудить тему о прозвищах. Пионервожатая посмотрела на меня с уважением и ввела в Совет дружины за интересные предложения, которые сыпались из меня, как горох из банки.
Мне очень хотелось понравиться Вадиму. Просила у него книжки, которые он читал, занималась лыжами и лёгкой атлетикой – именно ими увлекался Вадим. Научилась играть в шахматы, читала стихи, пела на школьных концертах.
Вадим любил нашу компанию. В неё входили мои незабвенные подружки Лёлька и Райка и ещё двое мальчишек-одноклассников.
Мы участвовали в лыжных соревнованиях, играли в волейбол, ходили в школьный хор.
Вадим с нами, девчонками, был одинаково вежлив и предупредителен. С мальчишками общался на равных, умел давать сдачи, но сам первый на драки не нарывался.
Продолжалось это до 9 класса. В конце 9-ого моих подружек, как подменили. И Лёлька, и Райка по уши влюбились в Вадима, и каждая из них рассказывала мне о своих чувствах к нему. Именно меня они выбрали в посредники.
О своих чувствах к Вадиму я всегда молчала и даже представить не могла, что Вадим может обратить на меня внимание как на девушку.
Лёлька с Райкой поставили в тупик тем, что каждая просила не говорить о своих чувствах другой.
- Варь, - просила Лёлька, - только Райке не рассказывай, что я люблю Вадима, а то она обидится.
- Варя, - ты только Лёльке не проболтайся, что я от Вадика без ума, - просила Райка.
Я кивала и убеждала каждую подружку, что буду молчать, как могила.
Пока они тайно любили Вадима, и Вадим, казалось, к обеим относился одинаково ровно – вопросов не было, но однажды Лёлька прибежала ко мне, распахнув синие глаза, обрамлённые густыми ресницами, и упала на грудь:
- Варенька, - восклицала она, - ОН меня поцеловал! Варенька, а целованные губы отличаются от не целованных? Варенька, я самая счастливая! Варенька, только Райке ничего не говори! Обещаешь?
- Обещаю, – по привычке ответила я и почувствовала, как запылали мои щёки.
Всё бы ничего, но дня через два с похожими восклицаниями и такой же просьбой ко мне обратилась Райка.
Я не знала, как поступить. Приготовилась поговорить с Вадимом, потому что мы часто с ним говорили на разные темы. Я хотела выяснить, почему всегда правильный Вадим поступает именно так с моими подружками, но Вадим опередил меня.
Перед первым уроком он отозвал меня под лестницу в раздевалке:
- Варя, ты мне друг?
- А ты сомневаешься? – вопросом на вопрос ответила я.
- Нисколько.
Такой уверенный и быстрый ответ Вадима подействовал на меня неприятно.
- Если друг, друзьям надо во всём помогать, - продолжал Вадим. - Пожалуйста, ничего не говори своим подружкам про мои отношения с ними. Я встречаюсь с обеими, обе мне нравятся.
- Ну, ты даёшь! - проговорила я. – Как ты так можешь?!
- Я не хочу их обижать. Повзрослеют – разберёмся.
- Ты считаешь, что врать хорошо? Ты же никогда не врёшь!
- Вру, не вру – не в этом дело, - как всегда спокойно убеждал Вадим. - Делай вид, что ничего не знаешь. Тебе же тоже не захочется обижать правдой ни Елену, ни Раису? - продолжал Вадим, называя подружек их полными именами.
Во мне боролись такие противоположные чувства, а сердце стучало так сильно и часто, что готово было выпрыгнуть. Слёзы брызнули из глаз, я зашмыгала носом, а Вадим протянул белый отглаженный платочек и участливо спросил:
- Водички принести?
-Иди ты со своей водичкой, знаешь куда? Рубль несчастный! – крикнула я и выбежала из-под лестницы. На уроки в тот день не пошла.

*****

Я пришла домой. К этому времени мы остались в большом бабушкином доме вдвоём.
Тёти вышли замуж и жили своими семьями.
Старший дядя после службы в армии закончил политехнический и работал на заводе в одном из крупных городов.
Дядя Тима женился, успел развестись и уехал за синей птицей счастья на Север.
Мама с отчимом перебрались на Украину, на родину отчима.
Сказав бабушке, что у меня заболела голова, я прошла в свою комнату. Настроение было ужасное. Нужно было чем-то заняться. Отыскала альбом с фотографиями. Фотографий мало, в основном, школьные: вот мы в первом классе – маленькие, смешные. Во втором ряду рядом со мной стоит Райка, она чуть ниже меня, полненькая, чистенькая.
Райка по национальности татарка. Приехала из Татарии к своей бабушке, смешной кривоногой старухе, которая совсем не умела говорить по-русски, но умела печь вкуснющие булочки из белой-белой муки-манки.
До сих пор помню вкус тех булочек. Добрая Райкина бабушка давала нам с Лёлькой по белой булочке, чтобы мы ели за компанию с Райкой. Райка почему-то всегда плохо ела и часто плакала. Наверное, скучала по Татарии, по матери, что осталась там.
Лёлька на фотографии в первом ряду, потому что ростиком маленькая, худенькая, коротко стриженая, похожая на мальчишку.
С Лёлькой в школу мы пошли в один год.
В первом классе меня назначили дежурной. Я раздавала подписанные учительницей тетради, потому что одна из немногих пришла в школу читающей.
Прочитав Лёлькину фамилию на тетради, – Сладкова, - я споткнулась на имени – Лена. Я подбежала к учительнице и сказала, что она перепутала имя Лельки.
- Она же Лёлька.
- Лёлька она на улице, а здесь она Лена, а полное её имя Елена, - объяснила учительница.
Помню, я так удивилась!
- Вот ты дома Варька, а тут ты - Варя, полное твоё имя – Варвара, - терпеливо объясняла учительница.
Это я знала давно. Если мною дома были недовольны, говорили: «Варвара, смотри, ты у нас получишь! Варвара, марш в магазин за хлебом! Варвара, пора за уроки!»
Мою Лёльку называть Леной, а ещё паче – Еленой - просто язык не поворачивался.
Для меня она так и осталась Лёлькой.

*****

Фотографии воскресили многие события из нашего детства.
Вспомнился день рождения, когда мне исполнилось восемь лет. Знала, что от мамы будет подарок, но нужно было сказать, что это не от мамы, а от бабушки, или от тёти. Иначе папка, хохол-отчим, будет недоволен.
Мама, чтобы папка был доволен, часто учила врать. Сопротивлялась, как могла, потому что учительница в школе и верующая баба Аня говорили, что врать – нехорошо. Верила учительнице, а ещё больше – бабе Ане. Баба Аня показывала на иконку, одетую в мятую золотистую бумажку из-под чая, и говорила: «Богушка за враньё накажет!»
- Баб, а как накажет?
- Стукнет по темечку.
А дядя Тима – главный мой воспитатель – матершинник и драчун - к бабушкиной страшилке добавлял своё пояснение: « Как Богушка накажет? Уши отрежет и к жопе пришьёт!»
Я всё это очень хорошо представляла и шептала перед сном: «Богушка, не наказывай меня за сегодняшний день! Не пришивай уши к жопе. Лучше подари мне на день рождения коричневые чулки в резиночку!»
Чулки в резиночку я увидела у Райки. У нас долго не продавали таких чулок. Мечта о чулках в резиночку сбылась позже. Купила мне их мама, когда я училась уже в третьем классе, но тогда о чулках в резиночку я уже не мечтала.

******

Вспомнилось, как мы носились по улицам, лазали по своим и чужим заборам, и всегда мои платья потом требовали починки, и мне доставалось от бабушки и от дяди Тимы. Правда, они только ругали меня, а потом жалели. Бабушка говорила, что мама променяла меня на хохла и маленьких хохлят. Через некоторое время, как я ушла жить к бабушке, мама родила двойню - моих братьев. Маме стало совсем не до меня. Иногда я приходила в дом к маме. К тому времени они с отчимом купила дом и переехали от Колубаевой. Я пробовала играть с малышами, но отчим говорил, что у меня кривые руки, и я могу их уронить. Я убегала на улицу к подружкам.

*****

Лелька, одетая в длинную бесформенную кофту и шкеры – штаны, сшитые из двух прямых половинок чёрной саржи, всегда была на улице и всегда радовалась моему появлению.
- Пойдём носиться! – кричала она.
- Паайдём! – кричала я в ответ.
Кофта на Лёльке длинная, похожая на платье, ещё больше на халат, часто укрывала нас обеих и от дождя, и от холода.
Другой одежды у Лёльки не было.
Её отец, горький пьяница, ремонтировал обувь и все деньги, заработанные сапожным делом, пропивал.
Мать Лёльки работала откатчицей на маленькой электростанции. Она катала вагонетки с углем в большую печь, где всегда бушевало угольное пламя. Оно вырабатывало электрический свет для жителей посёлка.
Ещё Лёлькина мать ходила по людям. Помогала белить потолки, мыть полы. Кроме Лёльки, в семье росли ещё четверо мальчишек, все жили на деньги, заработанные матерью.
С Лёлькой мы дружили всегда, я хотела, чтобы она была моей сестрой. Правда, я всегда командовала ею, но она не обижалась.

*****

Через неширокую речку переброшены бревна. Это мост. В жару под ним всегда прохладно. Под мостом росла высокая злая осока, резавшая наши босые ноги в кровь, а поздней осенью, когда вода начинала замерзать, осока превращалась в сказочное царство. На каждой осоке намерзали сосульки замысловатых форм и объёмов.
Лучи солнца пробивались сквозь узкие щели между брёвнами и переливались на сосульках слепящими блёстками.
Мы спускались с Лёлькой под мост, и я начинала фантазировать. К этому времени я прочитала много раз сказки Андерсена, подаренные мне дядей Тимой.
Лёлька читать не любила, зато слушала меня, а я с упоением врала и подсочиняла к сказкам Андерсена свои сюжеты.
Я была Снежной королевой. Оставляла Лёльку под мостом, сама забиралась на мост - мой трон - и приказывала Лёльке собирать из застывших льдинок слово «Вечность».
Бедная моя подружка в драных рукавичках отрывала сосульки вместе с осокой и выкладывала на холодной земле - ВЕЧНОСТЬ.
Лёлька была моим Каем. Герду я исключила из сказки, потому что Райка на Герду совсем не походила. Райкина бабушка не отпускала Райку в сомнительные походы со мной.

*****

А вот ещё одна интересная фотография. Мы с Лёлькой в соломенных шляпах щуримся от солнца. Фотография не очень качественная, но памятная. Мы выпросили у взрослых деньги на одинаковые шляпы и отправились на колхозный луг выполнять бабушкино поручение.
Там, где речка из ельника выбегала на вольное пространство, простирался большой колхозный луг. На лугу стояло всего три дома. В них жили наши враги – семья Кувшинкиных и их родня, тоже Кувшинкины.
Кувшинкины все мордастые, рыжие и ужасно сопливые.
Жили они богато: держали много коров, коз, свиней.
Вся живность паслась свободно на колхозном лугу, нагуливала жир и мясо.
Отец Кувшинкин - бригадир-командир не позволял чужой скотине заходить на луг.
Наша скотина – две козы и козлята - не понимали запретов и убегали в колхозный луг.
У меня было поручение – следить за козой Галкой, чёрной, с шершавыми загнутыми рогами и большим выменем, чтобы она не увела козлят в луг.
Мне надоедало наблюдать за пакостной Галкой.
- Ты заигрываешься,- говорила бабушка, - а Галка нахальничает на лугу.
- Ничё я не заигрываюсь, - упрямилась я и поглядывала на Лёльку, ожидающую меня на улице.
Эта зловредная коза стала причиной нашей постоянной вражды с девчонками Кувшинкиных.
Завидев Галку на запретной территории, рыжие Кувшинкины начинали с улюлюканьем гонять Галку и козлят.
Галка тяжело дышала, а большое вымя трепыхалось из стороны в сторону, царапалось об кусты. Из сосков во все стороны брызгало белыми струями молоко. В такие минуты я плакала и жалела Галку. Я ненавидела Кувшинкиных и расплачивалась с ними незамедлительно.
Я кричала со своей стороны речки: « Рыжие, бесстыжие! Кувшинкины проклятые! Кувшинкины пархатые!»
Значение слова «пархатые» я узнала позже. Такое обращение употреблялось чаще к евреям. Были Кувшинкины евреями - не знала, но что хитрые и вредные – точно.
Ко мне подключалась Лёлька, и мы в два голоса орали через речку обидную дразнилку.
Кувшинкины орать не умели. Они кидали в нас речным песком и грозили кулаками.
Выгнав козу с луга, мы пришли домой, а там - заезжий фотограф. Он-то и сфотографировал нас в этих одинаковых шляпах.

*****

«Как быстро мы выросли, - думала я, разглядывая на фотографиях детские лица моих повзрослевших подружек. Теперь вы совершенно другие, мои замечательные подружки! Красивые, независимые, влюблённые. Как и что отвечать Вадиму?»
Отложив альбом, подошла к зеркалу и стала разглядывать себя.
Расти я перестала после 7-ого класса, меня никто не считал больше «верстой коломенской». Спортивная фигура, красивые ноги, пушистые косы – я себе нравилась.
«Может, Вадиму не нравится моя всегдашняя серьёзность? – думала я. - Хотя он сам весёлостью не отличается. Чаще серьёзный и сдержанный…
Вот Лёлька всегда весёлая, неунывающая.
Райка рассудительная, спокойная, деловитая.
Вот почему-то они ему обе понравились, а я? Как же я? Как мне поступить? Что ответить Вадиму на его просьбу?»

*****

В этот день я хотела подольше остаться в детских воспоминаниях. Они представлялись светлыми, умиротворяющими, а главное – понятными.
Нынешняя ситуация с моими подружками, этот любовный треугольник… Даже не треугольник, а квадрат, включающий и мои тайные переживания, напомнил мне мой кожаный куб из моих больничных снов. Но из-под кожаного куба, снившегося мне во время болезни, я всегда выкарабкивалась. А вот из этого квадрата? Как выйти, оставшись со всеми друзьями и не навредив никому? Лёльку я любила, Райку жалела и тоже любила – подружки! Вадима не понимала до конца, но я скучала без него. Эти вопросы, эти сумбурные мысли заполнили мою голову, но ответа не дали.

*****

Я порылась на нижних полках книжного шкафа и извлекла на свет детский дневник. Общая тетрадь в клеёнчатой обложке, на ней надпись – «Мои тайны». Смешно. Какие тайны в 9 лет? Но именно в 9 лет у меня появилось желание вести дневник. Конечно, вела я его нерегулярно. Записи отрывочные, безграмотные. Полистала дневник и вспомнила продолжение истории про Кувшинкиных. В дневнике записано: Мы отомстили Кувшинкиным, и пять восклицательных знаков.

*****

Мы жили в домах с некрашеным полом. Хорошо помню процесс мытья пола моими тётями. Сначала на пол лили горячую воду и натирали половицы голиками – жёсткими вениками, затем начисто промывали ветошью, и только потом насухо вытирали тряпками, меняя без конца воду. После помывки пол блестел живым теплом. В доме пахло разопревшей ветошью и деревом. Когда пол высыхал, по нему ходили босиком. Чистые доски пола приятно щекотали ноги.
Уборку в доме проводили по субботам мои незамужние тёти. Они подолгу никого постороннего в дом не пускали и восклицали при моём появлении: «Осторожно! Пол только что помыли!»
До сих пор не люблю, когда заходят во время уборки. Предупреждаю: « Не заходите. Я пол помыла. Вот просохнет – тогда…»
Мне пол мыть пока не разрешали, да и не очень-то хотелось, а на бревенчатом мосту через речку мы с Лёлькой хозяйничали с удовольствием. Мыли, скоблили, подражая взрослым, два наших бревна. Люди, ходившие через бревенчатый мост, видя наши старания, хвалили нас: «Какие хорошие невесты расту!»
И мы старались.
Кувшинкины долго смотрели на наши старания и брались за брёвна с их стороны моста. Но то ли брёвна с их стороны были другого качества, то ли руки у них были косые, но их брёвна оставались грязными и шершавыми, а наши желтели мягким светом – любо-дорого!
Однажды завистливые Кувшинкины измазали наши брёвна грязью.
Война вступила в новую стадию.
Я видела, как дядя Тима смазывал чёрным вонючим дёгтем колёса у тележки – на ней мы возили воду из единственной в посёлке водонапорной башни.
Я потихоньку отложила в баночку дёгтя, и вечером мы с Лёлькой измазали брёвна Кувшинкиных дёгтем так, что он остался там, наверное, на всю жизнь.

Мы росли, взрослели, но неприятие Кувшинкиных, слава Богу, не обрело каких-то новых более обидных форм. Однако мы не дружили с ними и никогда не здоровались.

*****

Продолжаю листать дневник и вижу записи: Королевский матрас. Динка-дурочка. Кукла. Последняя запись более подробная, памятная. Скорее всего, после этого я стала уходить из детства во взрослую жизнь.

            Королевский матрас

Однажды во дворе появился станок на крепких ножках. На нём железный штырь с ручкой. На штыре - два деревянных конуса с прорезанными извилистыми углублениями. На толстую часть конуса приделывалась прочная металлическая проволока. Дядя Тима медленно накручивал проволоку на конусы с помощью ручки, она послушно ложилась в спиральные углубления, превращаясь в пружину для матраса. Деревянные конусы вынимались из пружины. Дядя Тима называл их болванками.
Готовая пружина оглядывалась со всех сторон. Дядя Тима сжимал её сильными руками. Довольный, он говорил: «После работы недели за две сделаю тебе, Тарзанище, королевский матрас. Будешь прыгать на нём до потолка».
Процесс изготовления матраса до сих пор стоит перед моими глазами.
Готовые пружины скреплялись ровными рядами крепкой бечёвкой и помещались в деревянный каркас.
Сверху пружин клали толстый потник из овечьей шерсти, и вся конструкция обшивалась плотной мешковиной.
Ох, как я ждала момента, когда можно было испробовать матрас и попрыгать на нём до потолка. Как ждала, когда лягу спать на свою собственную кровать.
Прыгали на матрасе мы вдвоём с Лёлькой. Она, как пушинка, подлетала почти до потолка. Я – пониже.Позволили нам поскакать на матрасе только несколько минут.
Дядя Тима заявил: «Всё, шпана, хорошего – помаленьку!»
Два раза дядя команды повторять не любил.
На улице мы с Лёлькой рассказывали своей компании, как подлетали на матрасе до потолка.
На матрас приходили смотреть соседи. Многие тогда сделали дяде Тиме заказы на личные матрасы.
Не ленивые мужики взяли за основу нехитрое изобретение дяди и наладили себе « королевских матрасов». Я долгое время была уверена в том, что королевы спят именно на таких матрасах.

             Динка-дурочка

Если с Лёлькой мы проводили все дни на улице, то с Райкой играли дома у нас.
В большой комнате в углу стояла кадка с цветком роза. Роза в моём детском понимании - вовсе не цветок, а целое дерево. Зимой и летом на нём расцветали пунцовые цветы без запаха. Они висели на ветках, будто их кто-то туда прикрутил гибкой проволочкой. Цветы казались искусственными.
Мне больше нравились резные тёмно-зелёные листочки на ветках розы. Они напоминали листочки моей берёзы. Я здоровалась с веточками деревца и, обращаясь к листочкам, шептала: « От мороза прибежали на розу? От зимы прячетесь? – Хвалила листочки: Молодцы! У бабушки теплее».
Бабушка, замечая мои разговоры с розой, ворчала: «И кто тебя шептаться со всякой скотинкой и травинкой научил? Будешь походить на Динку-дурочку!»
Динка-дурочка – неотъемлемая часть нашего посёлка. Рассказывали, что в детстве её ударило молнией. С той поры она больше мычала, иногда что-то шептала и нечленораздельно говорила. Это была высокая худая женщина с косичками, заплетёнными в яркие ленточки. Её мать утверждала, что если не было в косичках яркой ленточки, Динка устраивала истерику и чётко выговаривала: «Дураки!»
Динка ходила по улицам, любила принимать сладости, шепталась с деревьями и гладила деревенских собак, отдавая им часть угощений. Мальчишки иногда принимались дразнить Динку, но собаки, ходившие за ней по пятам, быстро отваживали негодников.
Помню, что после бабушкиных предсказаний я старалась шептать поменьше, чтобы не походить на Динку.

             Кукла

За кадкой с розой мы располагали свои незамысловатые игрушки. У Райки была кукла с целлулоидной головой, пришитой к твёрдому тряпичному телу. На голове у куклы нарисованы волосы, волнистые, блестящие, светло-коричневого цвета. Лицо у куклы блестело, на нём красовались тёмные брови и синие глаза. Губы, небрежно покрашенные в красный цвет, тоже блестели. На кукле - платье с тоненькой полоской кружавчиков, а на пришитых ногах - туфельки с тонким ремешком. Райка гордилась своей куклой.
Моя кукла была другой. Её сшила бабушка. Прямоугольный льняной мешочек, набитый ватой, перетянутый поясочком – талия куклы. Сверху пришит овальный мешочек – голова. Имелись пришитые руки и ноги. Тряпичная кукла ежедневно подвергалась внешним изменениям. Моя бурная фантазия превращала куклу то в принцессу, то в деревенскую девчонку, то в дочку. На голову куклы бабушка пришила длинные шерстяные нитки из вязаного распущенного носка. Получились волнистые волосы, их можно было заплетать, укладывать в причёску, распускать. На лице моей куклы можно было подрисовать брови, ресницы, подкрасить красным карандашом или помадой, позаимствованной у тёти, губы.
Однажды мы с Райкой рассорились. Она взяла мою куклу и измазала ей щёки химическим карандашом, заявив, что моя кукла страшная и похожа на Динку-дурочку. Мы разодрались и свалили на пол кадку с розой.
Спас любимый дядя Тима. Он в это время зачем-то зашёл в большую комнату и, увидев наши попытки восстановить всё, как было, водрузил кадку на прежнее место. Нам скомандовал: « Грузи землю, неси веник и совок, подметай, чтобы комар носу не подточил!»
Ночью мне приснился страшный сон: дядя Тима точит подпильником длинный нос у огромного красного комара.
Этой ночью я сильно заболела. У меня поднялась температура. Меня отвезли в городскую больницу с почечными коликами.
Уколы, больничные коридоры, палаты, запахи лекарств и боли преследовали меня очень долго. Мне снился огромный кожаный куб. Он медленно катился на меня с крутой горы, придавливал к земле нестерпимо горячей тяжестью. Но я всегда выбиралась из-под этого куба.
Кожаный куб из больничных снов…
Квадрат - наши сегодняшние отношения с друзьями – странные ассоциации…
Из-под куба я всегда выбиралась, а из квадрата? Завтра предстояло принять решение.

***
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2014
Свидетельство о публикации №214022001884
обсуждение
http://www.proza.ru/comments.html?2014/02/20/1884