Часть 5

5
…Накануне праздника Пасхи, в сопровождении многочисленных льстецов и охраны, выбравшись из Тевериады, в Урусалем нагрянул сам правитель Галилеи и Переи тетрарх Антипа. У первосвященника Каиафы собрались сторонники власти, служители культа Яхве и видные старейшины коллегий из ближайших селений. Возросшее влияние Спасителя на толпу вызвало в городе волнение среди бродяг и нищеты, что озадачивало граждан состоятельных, живущих надлежащим порядком и трудом, покорных римскому закону горожан. Поскольку выдворить из города группу наиболее активных проповедников, представлялось делом накладным и в ближайшем времени не осуществимым, первым наиболее действенным и, как казалось, самым правильным предложением было взять под стражу главного зачинщика волнений. Тут же было кем-то из саддукейского окружения Каиафы высказано резко и категорично:
- Только его смерть охладит и утихомирит народ! Если отсечённая голова иорданского крестителя не пошла им впрок, значит того было мало…
В ответ от фарисеев послышалось осторожное предупреждение:
- Смерть возвысит его, как и первого. Все его проповеди предрекают именно такой конец. Мы лишь поможем таким решением ему… и фанатикам.
- Чушь! Казнить, как вора и бродягу – и дело с концом…!
- Накануне праздника это вызовет дополнительно возмущение среди голытьбы. За ним ходит довольно много народа из Галилеи, из Заиорданья, не отстают и поклонники из Иудеи. Иоанновы последователи также в нём открыли своего Спасителя…
Первосвященник, молчавший до сих пор, обратился к тем, кому довелось побывать на проповедях Иешуа:
- Я знаю, народ одержим ожиданием мессии. Не забывайте, что само название приближающихся праздников всегда означает перемену, переход к новому. Это чувство, между прочим, воспитывали и доныне поддерживаем вольно или невольно и мы в своих проповедях. Я понимаю, вера отцов это святое и объединяющее нас начало, но мы часть империи, и потому, излишне упорствуя в своей вере, мы невольно противостоим Риму. Новые требования порядка и усиление надзора свидетельствуют о том, что власть болезненно воспринимает новые религиозные течения, отвлекающие население на безделье и на какие-то абсолютно абсурдные дела. А вообще, скажите мне, чем стал известен этот галилеянин всего-то за два года? Что он за человек…?
- Этот назарей умён и дерзок, хотя очень осторожен в словах и никогда не лезет на рожон. Говорят, он в совершенстве постиг науку волхвов, долго жил в пещерах Иудейской пустыни, посвящён в братство ессеев, потому безбрачен, и запросто общается с высшими силами, впадая в экстатическое состояние…
- Ну, таких бродяг всегда достаточно среди фанатиков, – спокойно воспринял сказанное Каиафа.
- Этот значительно превосходит прочих, он не клянет и не отрицает ничего из деятельности человека, мало того, он облагораживает её, внушая помнить, что все что ни делается, есть только средства к достижению человеком духовного богоподобного совершенства, и особенно замечен в свободном общении с людьми трущоб и нищими…
- В основном он целительствует простым наложением рук. Лечит проказу, горячку, паралич и другое, не пользуясь при этом, как обычно это делают знахари, ни травами, ни каким другим снадобьем. Говорят, это здорово у него получается, – осторожно усмехаясь, заговорил Лонгин, командующий центурией городской стражи. – Знакомый сотник из Копернаума рассказывал, как он вылечил его слугу, что давно и жестоко страдал животом. Встретив однажды этого врачевателя на улице среди толпы, сотник упомянул о болезни слуги. Знахарь пообещал ему придти и помочь. Тогда сотник, то ли действительно уверовавший в него, то ли из скрытого умысла напомнил ему о всесилии его и способности лечить на расстоянии. И знаете, назарей тут же веру сотника поставил в пример, пожелал слуге заочно здоровья, и действительно больной вскоре выздоровел...
- Ну, это обычные басни о проделках таких «умельцев», а вот главное зло его проповедей в постоянной укоризне наших наставников и служителей веры в ничегонеделании, в неправильном толковании законов и прочих грехах. Впрямую сам в столкновение он не идёт, а через людей доходят его подковырки. И в то же время, поминая заветы, то ли дурачится, то ли вправду поклоняясь старине, часто говорит притчами, зовёт вернуться к временам Адама. В город, например, въехал под восторженные крики толпы на ослах, которых ему заготовили, вероятно, заранее и которые, надо полагать, означают, что пришёл он с миром. Ха! Голытьбе это нравится…
- Вот пусть его и поколотят свои же… для острастки! Поручить сотнику..., у него среди бродяг есть свои люди, пускай намнут бока этому духовнику. Глядишь, поумнеет…
- Говорят, среди столичных умников тоже есть такие, что проповедуют то же, что и наш святоша? В Александрии, например, некто философствующий Филон состоятельных людей подбивает отказываться от имущества в пользу нищих. Понятно, что их проповеди – полный бред! Такое может прийти в голову только сумасшедшему. Упорство и усилия нескольких поколений в семье пустить на распыл – может только безумец. Но надо признать, находятся последователи таких идей. Что увлекает их, непонятно…? Обещания бессмертия, близость Царствия Небесного…?
- Так было и… будет всегда, если только разница в состоятельности людей будет слишком большой, – степенно и осторожно заговорил Иосиф, один из старейшин Аримафеи. – Пока эта разница невелика, людям снизу есть резон подтягиваться за верхом, но как только разница недостижима, нищему проще идеализировать своё уничижение, доводя до абсолютного аскетизма. Чувство отвращения к испорченным нравам городов, потеря надежды сохранить свои родовые начала – толкают людей уединяться или обосабливаться…
- Так может быть ты с ними заодно? Решил под старость сдуру поделиться с голытьбой нажитым…? – съязвил городской страж, ухмыляясь.
- Я не говорю о том, как живу сам, я только пытаюсь размышлять о том, как надо бы жить в мире с совестью, – жёстко ответил задиристому служаке Иосиф. – Он идёт стезёю, подготовленной Иоанном, от аскетизма, от абсолюта постов и воздержаний к простой жизни, очеловечивая веру. Иоанн превзошёл праведностью всех, потому уединился и казался часто непонятным. Тот же, кого мы сегодня судим, очень близок людям. Многие наши законы, ограждающие нас от язычников, ныне часто просто разъединяют народ. Не слишком ли часто предаём смертной казни, тогда как должны бы увещевать и наставлять, а не карать?
- Да уж, развелось нынче дармоедство! – постарался увести разговор с острой темы первосвященник. – Это там, в столицах среди праздного люда может быть и незаметно их безделье, а у нас лишние лоботрясы в тягость. Ныне и без того работать никого не заставишь. Ишь, моду завели, что ни бродяга, то римский гражданин. Этот тоже, небось, римлянин…?
- Нет, он согласно римской переписи при Августе рождён в Вифлиеме и люди приписывают ему родство с корнем Давидовым, но думаю, это выдумки. Хотя, надо сказать, мать его действительно из урусалемских девственниц, была воспитана старцами то ли Захарией, как Иоанн, то ли Симеоном при храме в строгости фанатичного ожидания мессии…, – со знанием дела сообщил один из священников.
- Сын девственницы? Это шутка…?
- Фанатики разносят слух и верят тому, что Дух Святой…
- Но, надо полагать, что у бродяги был и вполне земной отец…?
- Плотник Иосиф из Назарета, тоже якобы из рода Давида. Старик, имеющий двух дочерей и четырёх сыновей от первой жены…
- Старик и девственница? Хм! Это что – для убедительности двойное чудо…?
- Да, вдовцу было восемьдесят, когда урусалемские фанатики обручили их и доверили старику хранить её чистоту и непорочность.
- Ха! Так-то он хранил…?! Ну, достаточно с меня этих бредней. Для начала пусть побьют босяка…, – попытался завершить разговор первосвященник.
В это время к собранию в сопровождении секретаря из боковой двери вошёл Антипа, слышавший в соседнем помещении весь разговор. Усевшись на почётное место, он заговорил властным не терпящим возражения голосом.
- Нам нужно использовать влияние ярых приверженцев ожидания мессии. На народ такой поворот в религии, предсказанный пророками, окажет весьма важное влияние в единении против засилия империи. Нужно поспособствовать распятию их предводителя, то есть позволить и где необходимо ускорить его казнь и предполагаемое воскресение.
Тетрарху самому понравилось, как он, лицемеря, недурственно ввернул о «засилии империи». Он явно провоцировал людей на обратные действия и, пытаясь распознать по лицам, как это сказывается на собравшихся, продолжал:
- Если этот назорей не глуп, то понимает, что само время ему помогает. Я думаю, римскому прокуратору уже донесли о городских волнениях, о возможности нашего участия в движении фанатиков и, полагаю, он будет против публичной казни. Значит надо найти способ склонить его к решению казнить предводителя галилеян. Движение их наивно и не прикрыто какой-либо хитростью. Они верят в чудо, и последним фактом завершающим их веру должно быть распятие и обязательное воскресение. Нужно создать все условия для наиболее реальных событий казни, не допуская лишь смерти. Оставьте бродяге жизнь и помогите воскреснуть, так чтобы толпа уверовала до конца. Найдите мне среди них человека, разделяющего такую точку зрения…
- Такой есть, это Йегуда из Кериафа. Этот еврей весьма близок галилеянам и имеет некоторый авторитет в секте. Его недавно брали под арест, этот малый не промах…, – усмехнулся центурион.
- Вот и поручите арест, и всё что будет связано с казнью проделать солдатам из центурии Лонгина, и прежде найдите способ сойтись с этим… Йегудой, – завершил разговор Ирод.