Часть 6

6
…Неожиданно в узком проулке навстречу, словно из-под земли встали две рослые фигуры при свете луны по обличию более всего похожие на легионеров. За ними, сверкая белками глаз, чёрной массой двигалась толпа бродяг и оборванцев, вооружённая камнями и кольями. Солдаты угрожающе молча оттесняя Йегуду в сторону, надвинулись на Спасителя. Толпа с сопеньем и каким-то утробным хрипом, обдавая зловонием немытых тел, почти сомкнулась вокруг.
- Ну, святоша, признавайся в грехах перед сильными людьми! Чем это ты так насолил им, что решено поколотить тебя. Да ты совсем хиляк, дружище…, – прижимая Иешуа к стене коротким копьём, насмехался один из нападавших.
Йегуда со словами: – Эх, говорил же тебе, что с охраной ходить всегда надо! – бросился в защиту, но волосатый верзила из толпы изрядным тумаком остановил его, намереваясь свалить на землю. Сикарий устоял и, перехватив руку противника, ловко завернул её, прижимая уверенным приёмом бродягу к стене.
- Оставь его…! – Спаситель, не сопротивляясь солдату, почему-то заступился за оборванца, властным окриком останавливая ловкого и сильного Йегуду.
Наступило некоторое замешательство. Йегуда продолжал держать противника, а напавший на Иешуа солдат в недоумении отступил чуть, выставив копьецо вперёд, словно остерегаясь ответного действия от непонятного противника. Луна холодно глядела сверху на столкнувшихся людей, освещая их лица, оружие и одежду. Спаситель неприметным движением перехватил левой рукой копьё и раскрытой правой ладонью коснулся его острия.
- Смотри…, – его повелительный хриплый голос вовсе остановил легионера и тот застыл, продолжая в недоумении держаться за копьё. Толпа смолкла и замерла. Вокруг вдруг посветлело, словно над головами кто-то зажёг фонарь. Из темноты проявились лица, бороды, грязные кулаки и зажатые в них колья.
Ещё одно неприметное движение и мрачно поблёскивающий кончик копья, словно сквозь воду, медленно проколол ладонь Иешуа. Ни шелеста, ни звука, только шевельнулась разорванная кожа, капля крови стекла на край ладони, да звякнуло о камень дороги мерцающее железо копья, пронзившее руку насквозь. Солдат, широко раскрытыми глазами наблюдающий за руками Спасителя, оцепенел. Толпа с хрипом выдохнула и отшатнулась…
- Смотри ещё…, – вновь повелительный голос, и копьё медленно разрывая зазубринами слабую плоть, вышло из ладони.
- А теперь уходите…, – Иешуа отпустил копьё.
Сверху свет вдруг вспыхнул нестерпимо ярко и мгновенно погас. Солдат чуть было не упал, попятившись назад, В толпе кто-то душераздирающе закричал, бросившись на стену, обдирая пальцы о камень, забился в истерике. Загрохотали о дорогу выбрасываемые колья и камни, толпа, сминая друг друга, кинулась по проулку прочь. Легионер, удержавший всё-таки копьё, молча развернулся и ушёл, торопливо увлекая напарника в тень притихших городских строений.
- Ловко ты его ошеломил, – Йегуда поправлял на плече суконную накидку. – Мне ты никогда не показывал такой фокус…?
- Это не фокус. Я лишь умею останавливать кровь,– сердито ответил Спаситель и, показывая разорванную ладонь, чуть мягче добавил: – Солдату, полагающемуся на своё оружие и опыт холодного убийцы, есть только одно оправдание – это покровительство его начальников. Значит, остановит его лишь покровительство высших сил, о которых он, как впрочем, и все люди, всегда догадывается. Нам же, пекущимся о благе людском, покровительство Отца Небесного всегда необходимо…
Затем они молчали, осторожно продолжая путь и думая каждый о своём. Неожиданно Иешуа остановился и, взяв Йегуду за руку, проникновенно заговорил:
- Знать пришло время, если они ищут повод остановить меня. Недаром нынче сон привиделся: будто иду храмом, вверху высокие потолки, с двух сторон сине-зелёные склизкие стены, а вокруг толпятся безумцы. Понимаю, что сам я один из них, но только не сумасшедший. Говорю со всеми восторженно, вдохновенно. Словом владею просто, самозабвенно, и речь моя проста, без задержки, как водица из ключа. В душе умиротворение и воля. А люди вокруг от непонимания пустые глаза прячут и отворачиваются. И такая во мне жалость к ним…, но проснулся от чувства безысходности, от бессилия и излишней смиренности в сердце…
Он чуть помолчал, продолжая сжимать руку товарища, словно решаясь на что-то, затем строго повелел:
- Завтра же ты даёшь согласие на встречу с ними и делаешь, как должно быть…
Йегуда слушал, не отнимая руки, глядел в зябкий сумрак улицы вдруг заслезившимися глазами и глухо, словно только самому себе говорил:
- Что будет с коллегией без тебя? Движение только-только набирает силу…
Спаситель сверкнул очами:
- Я ходатай нового завета, но, как ты знаешь, завещание действует лишь после смерти завещателя и совсем не имеет силы, когда завещатель жив. По велению Отца нашего всё в мире так – новая жизнь на смерти старого всходит. После… примите дух воскреснувший. В нём сила ещё большая, чем во мне ныне. Мало того, после и сами не пожелаете моего телесного явления. В духе большее чудо, значительнее истина. Распятый я вам больше нужен, вознесения к Отцу моему возвышены и могутнее…
Йегуда молчал, потупив взор и давясь слезами. Иешуа отпустил его руку и, обнимая по-приятельски в обхват за плечи, продолжил:
- Не бессмысленной кровью жертвенного тельца иду добровольно на алтарь, а ради вечного искупления греха несу свою кровь. Уж если кровь козлища освящает осквернённых, то кровь сына Божия навсегда очистит совесть людскую…
Сквозь ветхую ткань хитона Йегуда чувствовал его горячую груд и почему-то думал: «Нынешняя весна прохладна, как никогда…». Проглотив подступивший к горлу ком, он с сожалением проговорил:
- По завету и я должен уйти висельником…? Но во мне ещё много сил…
Спаситель, продолжая обнимать Йегуду, добродушно и тихо завершил разговор:
- Ты по-прежнему ищешь лишь пользу во всём свершающемся, а я цель знаю. Зажжённую лампаду нести руки нужны, сила и уверенность в том, что лампада не должна погаснуть. Братие для того и собрались воедино однажды, для того и меня Отец укрепил и направил к ним. В них теперь весть и слава Царства Небесного. У каждого из нас своя участь, своя доля сил и умения в этой вести. Скреплять и множить её – вот долг братии. Беда если кто-то вздумает вносить раздор и распри меж них.

…На встречу, назначенную в одном из проулков у западных ворот храма, Йегуда, скрывая голову под накидкой, пришёл первым, и некоторое время нетерпеливо озирался по сторонам. Иосиф появился неожиданно и заговорил о цели встречи сразу без долгих объяснений, намекнув лишь на происхождение Йегуды:
- Тебе, как человеку из приличной семьи, должно быть как никому понятна важность происходящих перемен в нашей вере. Подтвердятся или нет пророчества о явлении Мессии, не столь важно, как сохранить Его жизнь. Таких, как Он, среди людей – единицы. И поэтому близким, понимающим Его и принимающим сердцем, важно, чтобы несмотря ни на какие коллизии он оставался жить. Ты как думаешь…?
- Мне сложно понимать вас, но признаюсь, что думаю точно так же. Ваша степенность, рассудительность вашей мысли и, наконец, ваш возраст дают основания не видеть скрытого умысла в нашей встрече, – Йегуда, однако, нервничал, не до конца понимая, чего от него хочет этот почтенный человек из Аримафеи, но интуитивно чувствовал от него желание добра.
Иосиф продолжил, внимательно наблюдая за сикарием:
- Если уж без мистерии в нынешний праздник не обойтись, если пророчества требуют своего, и Он кровью своей должен пожертвовать на алтарь веры, я думаю, нужно как можно больше способствовать казни, но с наименьшими экзекуциями. Я понимаю, что Он полагается на своё умение терпеть, на упражнения в экстатических способностях останавливать дыхание, но нельзя допустить, чтобы казнь вершилась без нашего вмешательства. Все знают, что Ирод сделает всё, чтобы довести пытки до смерти, в чём поспособствуют ему и первосвященники…
- Говорите же, наконец, что предлагаете вы…? – срываясь почти на крик, горел нетерпением Йегуда.
- Меня пугает твоя горячность, – Иосиф, словно подумывая вообще прервать встречу, чуть помедлил, но затем решительно продолжил:
- У нас мало времени и нет выбора. Ты наиболее близок Ему, тебе до конца выпадает пройти рядом, помогая и поддерживая Его. Это знаете и вы в коллегии, и мы, сочувствующие. То, о чём мы сейчас договоримся, противоречит пророчествам, и Он, я знаю, не примет наших предложений…
- Старик! – Йегуда прервал Иосифа, негодуя. – Долго ли ещё я должен выслушивать твои намёки…?
Иосиф оценивающе взглянул в глаза сикарию и быстро решительно завершил свою мысль:
- Мы договоримся с центурионом о фиктивности экзекуции, о том, чтобы условия казни были несколько изменены в Его пользу. Как можно меньше ран и побоев. Его оставят сразу после распятия, не перебивая голеней, и мы как можно скорее снимем его с креста…
- Какова же моя роль в этом…? – Йегуда удивительным образом сразу успокоился, но вместо неведения к нему пришло недоумение.
- Ты скажешь ему об этом и убедишь не препятствовать милосердию…
- Он не примет лицемерия и лжи…, – задумчиво, словно размышляя о чём-то, проговорил Йегуда. – Может быть, нам стоит без его ведома проявить своё милосердие…?
- Ты так думаешь…? – с сомнением в голосе спросил Иосиф, но продолжил: – Ещё одно необходимо сделать – подготовить место, куда тайно можно будет поместить Его после креста. У меня есть на примете небольшой грот в скалах там недалеко, в нём будет всё необходимое на первое время. Сначала явно для всех мы схороним Его, но потом нужно будет отпугнуть лишних, а его перенести… в более скрытое и надёжное место.
Йегуда помолчал, потом решительно согласился:
- Хорошо! Показывайте ваше убежище…

…В первый день опресноков братия собралась в чистой светлой горнице одного почтенного горожанина по традиции встретить праздник. Тесным кругом сидели, беседовали, ощущая всеобщее праздничное настроение. И уж должны были приступить к жертвенному ягнёнку, на этот случай заботливо приготовленному хозяином, как Спаситель поднял руку и, когда все смолкли, торжественно заговорил:
- С этого дня повелеваю вам не творить жертв крови на праздниках и дома, в храмах на алтарях. Пусть последней жертвой станет тело моё, посланное Отцом Моим, как этот вот каравай…
Он взял со стола хлеб и, разламывая его, подавал каждому, придерживая кусок над чашей.
- А последней каплей крови жертв будет вино, как кровь моя…, – при этом из разломленного куска в чашу действительно стекало густое красное вино, а пламя свечей вспыхивало ярче и, колыхаясь по стенам горницы, разливалось вокруг кровавым светом.
- Вы первые избранные приобщаетесь к такой жертве. Это мой новый завет вам и всем. Отсюда вы познаете, что спасение и продолжение жизни творится не жертвой насильственно умерщвлённого агнца, а добровольной жертвой Сына Божьего. Отсюда вы понесёте в люди великую цель и Божий замысел самопожертвования. Отныне, апостолы, вы продолжение моё, вы – соль земли, вы – свет мира…
Ученики, зачарованные Его речью и льющейся из-под пальцев кровью-вином, молча, принимали напиток и каждый делал глоток, передавая чашу по кругу.
Потом хозяин принёс воды в умывальнике, и Спаситель, взяв полотенце, принялся умывать ноги ученикам, насухо затем вытирая их. Не понимая до конца Его, братия неловко улыбались, принимая происходящее за праздничную шутку. Лишь Пётр неловко попытался разрядить обстановку:
- Господи, Тебе ли умывать мои ноги…?
Иешуа был серьёзен и, глядя прямо в глаза Петру, просто ответил:
- Заповедую вам, любите друг друга, как я возлюбил вас. Я дал лишь пример того, что уразумеете после…

На следующий день в городе пошли облавы. Солдаты, сопровождаемые толпой сторонников Каиафы, хватали всех, кто вызывал подозрение в сочувствии проповедникам новой веры. Иешуа с Петром и братьями Заведеями в сопровождении ещё нескольких друзей удалось незаметно выбраться за город. На ночь решили остаться в роще близ Гефсиманского села. Разложили костёр и, поужинав пресной лепёшкой, дремали у притихшего огня. Спаситель был сумрачен и, чуть отойдя в сторону, молился:
- Отче, …пронеси чашу сию мимо меня, но не чего я хочу, а чего ты…
Возвращался к огню возбуждённый и корил учеников:
- Приходит час свершений нашего дела, а вы в дремоте. Молитесь, усердно молитесь, или может быть, вы хотите отойти от меня, апостолы…?
Взгляд Его был строг и серьёзен, со лба стекал пот, Его бил озноб.
Не совсем понимая причины Его возбуждения, Пётр за всех успокаивал Его:
- Мы уверовали и познали, что ты Сын Бога Живого. Ты имеешь слова вечной жизни, и мы готовы за тобой и в темницу и на смерть…
- Знаю твою веру: не далее как сегодня, трижды предашь меня…! – с горечью укорил Петра и вновь отходил от огня и молился…
В полночь окрестности рощи огласились криками солдат и толпы, вооружённой кольями. Пламя, уж было угасшего костра, метнулось вверх, освещая макушки деревьев и выхватывая из темноты озлобленные лица. Завязалась драка, но количество преследователей было совсем не в пользу беглецов, и вскоре безоружные друзья Иешуа вынуждены были отступить под сень ночного леса, оставив Спасителя в окружении неприятельской толпы. Он же невозмутимо оставался на месте у самого огня, молча наблюдая стычку, не отбиваясь и не противясь схватившим его солдатам. Лишь увидев среди нападающих Йегуду, повернулся к нему, усмехаясь:
- Целованием ли предаёшь на смерть…?
Йегуда действительно быстро приблизился к Нему, обхватил крепко за плечи и, прижавшись лицом к груди, проговорил:
- Будь по-твоему…! Пусть сбудутся все писания…, – и отступил в сторону, позволяя солдатам связать Иешуа и увести в город.

…Во дворе Каиафы горел костёр и, дополняя заседание синедриона шумом и криками, многоликая толпа, подстрекаемая священниками, судила Спасителя. Свидетельств богохульства было явно недостаточно, чтобы казнить его. Орава близких к попам судей исходила необъяснимым ожесточением и презрением к арестанту. Лишь кто-то из братии, смешиваясь с толпой, угрюмо прятал глаза и робкими окриками пытался внести сомнения в озлобленность людей. Пётр в отдалении, затерявшись в толпе, молчал, опустив глаза и скрывая в них боль и отчаяние. Одна из служанок первосвященника, узнав его, сначала испуганно отпрянула, а потом злобно прошипела:
- И твоё место рядом с богохульником! Я узнала тебя…
- Ты ошиблась, женщина…, – Пётр ещё ниже опустил голову и попробовал отвернуться.
- Как это ошиблась! Люди! Посмотрите на него, да ведь они из одной шайки! – вопила служанка.
- Она ошиблась…, – нелепо оправдывался Пётр, не глядя в глаза окружившим его людям.
- Говором он явно из галилеян, но это ещё не говорит о том, что они единомышленники, – засомневались в толпе.
- Вы ошибаетесь, люди! Клянусь, я незнаком с Назарянином. Спросите у него самого…, – изворачивался Пётр.
Тут словно обращаясь к кому-то, Спаситель тихо проговорил в толпу:
- Церковь нашу берегите, братие! Мой путь отныне к Отцу, вам же церковь возводить…
Его услышали многие, и вот над толпой вызывающе громко пронеслось:
- Он говорит, что он Сын Бога…!
Во дворе наступила тишина. Это было нешуточное обвинение.
- Это верно…? – переспросил Каиафа.
Иешуа гордо повёл головой, оглядывая настороженную толпу.
- Да! – людская масса чуть колыхнулась. – Воистину говорю вам, вскоре вы узрите Сына Человеческого рядом с Отцом, грядущего на облаках небесных…
Этих слов было достаточно, чтобы раздражённая толпа кинулась избивать Спасителя. В это время Пётр выскользнул за ворота. Отбежав в сторону, остановился с трепыхающимся сердцем в тени каменной стены, медленно опустился на корточки и, обхватив голову руками, содрогаясь плечами, беззвучно зарыдал. По щекам его текли слёзы.