Марта

          Больше всего остального Марта предпочитала  долгие вечера, когда лёгкая грусть опускалась к ней в комнатушку и начинала обихаживать,  лелея её уставшую душу,  в то самое время, как она уходила с головой в чтение   любовных книжных романов. И ноги её, укрытые шерстяным клетчатым пледом, неподвижные, тяжёло-свинцовые, приятно согревались, а мозжащие токи в них на время приостанавливались.
          Вот уже без малого три года прошло с тех самых пор, когда консилиум врачей вынес для Марты окончательный вердикт, о том, что ей больше никогда не доведётся ходить. Ревматоидным артритом её наградил тот злополучный вечер, когда она, долго простояв на остановке маршрутного такси и попав под проливной холодный сентябрьский дождь, вымокла до нитки. После чего не придавала серьёзного  значения покраснению и припухлости коленных чашечек.
           Никакие мази, припарки, примочки не помогли Марте справиться с нависшей угрозой, повлекшей за собой неотвратимые последствия. Ноги категорически отказывались ей служить. С каждым днём переставлять их становилось труднее и мучительнее, пока в один "прекрасный" момент они совершенно не обездвижели.
           "Марта, что теперь с тобой будет? - обращаясь сама к себе, вполголоса вопрошала она, сидя в инвалидной коляске. "Марта, Марта, насколько же ты теперь беспомощна," - солёные слёзы застилали её лицо. И всё же она упрямо ловила себя на мысли, что человек способен преодолеть очень многое изо всех сопутствующих ему напастей. И что можно и нужно жить даже обездвиженной!  Закалка духа ей досталась в наследство от проведённых лет в детском доме, куда её, Марту, а также родную сестру Веронику поместили после гибели их родителей.
          Будучи погодками, сёстры были не разлей вода, как в период детдомовского существования, так и в последующей их жизни. Вероника была старше Марты на один год и неустанно заботилась о ней.
          Поначалу Вероника и Марта вместе трудились на кондитерской фабрике укладчицами печенья и конфет. Им на двоих даже выделили отдельное жильё - малогабаритную  однокомнатную квартирку, которую сёстры благоустроили с таким вкусом, что их малометражка приобрела нарядный и привлекательный вид. Кроме того, обе были не замужем, хотя, что греха таить, за каждой из них время от времени ухлёстывали вполне приличные кавалеры.
          Когда же с Мартой произошла беда, Вероника  совсем отказалась от всяческих попыток выйти замуж за мало мальски подходящего жениха, а всё своё  свободное время отныне посвящала заботе о младшенькой. И, чтобы как можно больше находиться со своей сестрой, она ушла с кондитерской фабрики, где работа проистекала в две смены, поменяв сферу своей деятельности на труд киоскёрши. Теперь она продавала газеты, журналы и книги с девяти утра до четырёх вечера, день за днём.
          Будни Марты скрашивались  не только чтением бульварных романов о красивой любви, но и тем, что она вела переписку со своими друзьями, в основном, бывшими детдомовцами, с которыми её связывали  по сей день тёплые узы дружбы. Среди всех она отдавала предпочтение своему другу Евгению или Ёжику, так называли бывшего мальчугана-сироту его однокашники, за ершистый нрав, неуступчивое поведение и колючую настороженность к своим товарищам по несчастью. Марта же с большой симпатией и пониманием  относилась к своему одногруппнику Евгению. Что же касается самого Евгения, то он втайне любил Марту и хранил в душе надежду на то, что когда-либо их судьбы воссоединятся в единое русло.
          У Ёжика к его совершеннолетию объявились родственники в Германии, которые потратили немало усилий для того, чтобы отыскать его. Таким образом, Ёжик по рекомендации троюродной тётки выехал за пределы России, где обрёл свою вторую семью, и где начал обустраивать свою судьбу, а потом и вовсе, его следы затерялись для большинства знакомых, но только не для Марты. Марта пунктуально отвечала на каждое из его зарубежных писем: вместе с ним радовалась его достижениям или  огорчалась от его жизненных  передряг.
          Единственно, о чём умалчивала Марта, так это о своей внезапно приключившейся болезни. Она не желала причинять Евгению лишних неприятных вестей. К тому же, как она полагала, Евгений, верно, уже обрёл для себя свою вторую половину и жил себе припеваючи...

          ... Евгений посмотрел на часы. Время показывало половину первого пополудни. Таким образом, в его распоряжении было целых полдня, которые он мог свободно потратить на что-нибудь полезное и важное для себя. Евгений несколько часов назад  приехал в свой родной городок. Главной самоцелью для себя он преднарёк отыскать свою незабытую по сей день любовь -  ясноглазую белокурую Марту. Не только отыскать, а и, если таковое будет возможно, соединить две судьбы, свою и её, воедино. Город детства с поры его отъезда ничуть не изменился, хотя прошло долгих восемь лет. Евгений смотрел на улицы городка, на фасады зданий, на двух-трёхэтажные постройки, теснящиеся к обочинам дорог... на детский дом, в котором он провёл годы своего взросления. Детский дом был всё таким же, с обшарпанными стенами; разве что обновили его парадное крыльцо, да побелили громоздкие колонны. Здесь он когда-то рос. Здесь когда-то впервые влюбился и пронёс свою любовь сквозь десятилетия. На память ему тут же пришло его прозвище Ёжик. Он отчётливо вспомнил, как мог один противостоять в драке трём обидчикам сразу, как он исподлобья смотрел на не нравившегося ему преподавателя математики, как он ершился на брошенную неблаговидную реплику в его адрес. И вот он  - молодой, но уже оперившийся преподаватель высших образовательных курсов по русскому языку, снова тут, на своей малой Родине!
           Евгений подошёл к газетному киоску с намерением купить свежую газету, как вдруг, его будто пронзило молнией! Он увидел перед собой до боли знакомое лицо. Марта? Или Вероника? Он теперь с полной уверенностью не мог отличить сестёр - погодок друг от дружки. Евгений и при бытности в детдоме находил тесное внешнее сходство между Вероникой и Мартой. Отличительными чертами которых являлся разве что характер. Марта в девчонках была более бойкая, импульсивная, нежели Вероника. Да, и ещё крошечная родинка, расположенная между средним и указательным пальцами на тыльной стороне правой ладони, являлась отличительным знаком одной от другой.
           " Будьте добры, мне, пожалуйста свежую газету " Город"  "-  напряжённо всматриваясь в ладони рук киоскёрши, попросил Евгений, и, взгляды их пересеклись. Вероника застыла на мгновение, а потом, опустив глаза,  протянула ему свежий номер Городских вестей. Она отметила про себя: " Хм. Надо же. Почти совсем не изменился". Но вслух не произнесла не единого словечка.
           Ёжик же, в свою очередь, не найдя родинки на тыльной стороне ладони женщины,  несколько  смущаясь, решил  всё же пойти до конца и посмотрев на Веронику в упор, не счёл для себя ничего лучше, чем спросить её :" Марта? Вы?"
           На что Вероника, зардевшись от нахлынувшего на неё смятения отозвалась : " Нет, нет. Я - Вера. А Марта, она... Она дома сейчас.  - упавшим голосом произнесла Вероника и тут же, спохватившись, произнесла: "Да я Вас помню! Вы - Евгений. Евгений Фалалеев. Мы же когда-то вместе числились в одной группе. В детском доме. А Марта - видите ли, в чём дело - она теперь не может ходить!" - выпалила на  одном дыхании Вероника.
            " Как же так? Что случилось?! Я ничего ровным счётом не понимаю!" - пробормотал Ёжик, смяв в ладонях свежий номер купленной им газеты.
             "Да... как Вам сказать," - Вероника ещё больше покраснела. На шее её и щеках выступили густые багровые пятна от столь неожиданной, сумбурной  встречи: " Она помнит Вас, Евгений, до сих пор. Но она... не может самостоятельно передвигаться. Да что же это я? Сейчас я Вас провожу,"  - с этими словами Вероника закрыла газетный кисок, повесив табличку " Технический перерыв", и, взяв Евгения под руку, колеблясь от смятения, повела его к своему дому, сбивчиво рассказывая ему  по дороге  о  несчастливой судьбе Марты.
               "А вот и наш двор, и дом! И наше окно, видишь, вон там, на четвёртом этаже, где цветут настурции?"  - неожиданно перейдя на "ты", спросила Вероника.
                " Да. Я вижу. " - произнёс Ёжик, и почувствовал, как у него перехватило спазмом горло от подступившего сильного волнения, когда он увидел на широкой лоджии знакомый силуэт, сидящей на стуле -  хрупкой, почти воздушной, и до такой степени близкой ему любимой женщины! Евгений тотчас сжал своей рукой ладонь Вероники!
              " Я... я ведь приехал из Германии сюда за НЕЙ, "  - признался  Ёжик, вытирая носовым платком подступавшие слёзы от непередаваемого щемящего чувства любви и жалости, когда поднимался на благословенный четвёртый этаж вслед за Верой.

*
                Это потом были долгие проводы в Германию, на постоянное житьё - бытиё Ёжика  с Мартой и продолжительное оперативное лечение за границей младшенькой.  Это потом Вероника наблюдала жизнерадостные сверкающие огоньки надежды в глазах Марты. Это потом Веронике принесли почтовое приглашение на свадьбу Марты с Евгением. Это потом были её напутственные слова, для Марты и Ёжика, звучащие, как мольба - писать ей, Веронике, письма о проистекающих событиях  два раза в неделю и никак не реже.
                А сейчас - прозвучал долгий,  дребезжащий,  пронзительный, как набат, звонок Вероники и Евгения в закрытую дверь и -  затем чуть тревожный возглас Марты: " Кто та-а-а-а-м?!"