А. С. Петров. Шаги по жизни

                Дмитрий  Фаминский.

 
                Краткий обзор письменных воспоминаний А.С.Петрова          
                «Шаги по жизни». Род Петровых.

               
     «Из Посолодинского леса, смеясь и играя, выкатывается проснувшееся солнце, в Казённой закурлыкали журавли, в поле запели жаворонки, а в деревне – девчата. Они гурьбой отправляются на сенокос. Терешинка проснулась» – так описал мой дедушка по матери, Петров Алексей Семёнович, полковник авиации в отставке, одну из самых ярких картинок своего детства, свою Родину.
      Уволившись из армии в январе 1960 г., Алексей Семёнович вспомнил и проанализировал свою жизнь, совпавшую с семидесятилетним особым периодом в истории нашей страны, называемым «советский». Свои воспоминания он перенёс на бумагу и озаглавил этот труд «Шаги по жизни». Эпиграфом же взял народную поговорку «Жизнь прожить – не поле перейти» и фразу «Жить надо разумно – жить надо проще». Писал воспоминания дедушка почти пятнадцать лет, до самой смерти. Он родился 30 марта 1911 года в бедной крестьянской семье в деревне Терешинка, Плюсского района, Псковской области. Был крещён в Православную веру в младенчестве. Крёстные: Пелагея Ионовна, урождённая Петрова, тётка; Степан Иосифович Ножов, дядя. Его родители: Петров Семион Ионович и Петрова, урождённая Ножова, Евдокия Иосифовна, уроженка деревни Должицы (расположена в километре от Терешинки). Его братья: Василий, Николай, Павел, Иван; сёстры: Антонина, Антонина, усопшие в младенчестве.
     Из воспоминаний Алексея Семёновича (рукопись толщиной почти 15 сантиметров) следует, что род Петровых – крестьянский. Все предки проживали в Плюсском районе. Самым ранним (примерно первая половина XIX века) известным предком был крестьянин Пётр, богобоязненный, законопослушный мужик. Крепкий физически. Жил в среднем достатке. Вот как описывает род Петровых и его родоначальника сам дедушка: «О далёких предках ничего не слышал и ничего не знаю. Да и стоит ли совершать далёкий экскурс в дебри истории? Мужик тысячелетие не менялся, оставаясь мужиком. Сын похож на отца, отец на деда, дед на прадеда – и так от Владимира Мономаха до октябрьского залпа «Авроры». Родоначальником нашей фамилии стал мой прадед Пётр. Я дорожу истинно русской фамилией своих предков – это единственное наследство, которое они оставили нам.
     Жил Пётр не бедно и не богато. В масле не купался, деньгами не сорил, но и по миру не ходил. Ел свои щи и хлеб. Внешностью и натурой у одних вызывал уважение, у других – робость, у третьих – скрытую неприязнь. Роста небольшого, но скроен и сшит был добротно – надолго. В плечах – косая сажень. Так что ходил по матушке-земле уверенно. Взгляд волевой, ум трезвый, нрав строгий, но справедливый. Если убеждался, что какое-либо дело греховно, то никакие силы не могли заставить его совершить это. Будучи честным по натуре, не стеснялся говорить правду. Не терпел угодничества и лукавства. Жил Божьими предписаниями и заветами предков – с толком, скромно. Излишеств ни в чём не допускал и никому из своих допускать не позволял. «Во всём надобна мера!» – любил повторять старик. Вёл себя независимо. Перед богатыми не лебезил, кланялся только попу и уряднику: «Поп – Божий посланник на земле, а урядник – его слуга». Бедных и слабых не обижал: «Бог видит, грешно!», но и не спешил бедным с помощью: «Самим работать надо!». Умер задолго до моего рождения».
     Дети Петра: Ион (дед Алексея Семёновича), Игнатий, Марфа, Меланья и ещё 2 дочери.
     Иона, работавший лесником, в свою очередь родил Симеона, Евдокию и Пелагею (крёстная дедушки). Его жена Матрона – уроженка деревни Большое Захонье, Плюсского района. Матрона была очень крепкой, работящей женщиной. Пахала, корчевала пни при обустройстве на хуторе. Хутор располагался в районе слияния рек Должанка и Чёрная недалеко от их впадения в реку Плюссу, около деревни Дубровка. Туда семья Симеона Петрова вместе с его матерью Матроной выехала в 1921 году для обустройства хутора и ведения крестьянского хозяйства на собственной земле. Погибла Матрона трагически, хотя односельчане предполагали, что доживёт до ста лет, такой была здоровой и сильной. При переходе через реку Чёрная по мельничной запруде Матрона упала с трёхметровой высоты и повредила позвоночник. На себе она несла мешок муки, а лошадь в колхозе просить не стала.
     По линии дедушкиной матери, Евдокии Ножовой, известны её родители, проживавшие в деревне Должицы: Иосиф Ножов (рано умер, детей воспитывала жена) и Параскева. Их дети: Василий (старший сын, подверженный исканию Бога, отличный мастер, прекрасно пел, был трижды женат), Степан (дедушкин крёстный), Евдокия, Наталья и Николай. Параскева (звали чаще Опросой) Ножова была похожа статью на Матрону Петрову. Дедушка описывает эту замечательную русскую женщину так: «Бабушка Опроса умерла на девяностом году жизни. Прожила бы дольше (в восемьдесят лет вдевала нитку в иголку), да Гитлер подрубил. Долго пряталась в лесу в землянке, а потом немцы сожгли дотла. Бабушка Опроса – фундаментальная, массивная, разумная, уравновешенная старуха – умный утешитель. Я любил бывать в их доме – просторный, светлый, чистый, с цветами и половиками. Под окном сад с полувековыми яблонями, крыжовником, смородиной, малиной, сиренью, розами и георгинами. Бабушка очень добрая, никогда ни за что меня не ругала, берегла, чем могла, жалела и поддерживала. Мама её уважала и ценила, считала мудрой».
     Мой дед так и остался бы, скорее всего, полуграмотным пастушком (все предки были либо совсем безграмотны, либо почти не грамотны. Три-четыре класса церковно-приходской школы считались очень хорошим уровнем), если бы с революцией 1917 года не получил возможности учиться. Надо заметить, что и все его братья смогли выучиться и получить высшее или среднее специальное образование: Павел работал преподавателем в училище механизаторов в местечке Лющик (я в детстве часто бывал там. Около дома Павла Семёновича сохранилась усадьба местного помещика с замечательным каменным домом, парком и прудом в низине. Сейчас дом, к сожалению, полуразрушен), в нескольких километрах от Плюссы, похоронен там же с женой Марией и сыном Александром. Сын Владимир живёт, скорее всего, в Прибалтике. Василий дослужился до подполковника авиации, закончил жизнь в Нижнем Новгороде, сын Сергей ещё жив. Жена Антонина и сын Александр усопли.
     Старой, дореволюционной России дедушка не помнил. Более позднее время вспоминал так: «Отец и мать были богаты лишь ребятами. В деревне говорили: «У Симки ни денег, ни подушки, а ребятишек пол-избушки». К весне 1921 года отец имел пятерых сыновей, один другого меньше. Старшему, то есть мне, было всего десять лет. А младший, Павел, только что появился на свет Божий. Ещё отец имел старую избёнку, белоголовую корову Липу, которая от бескормицы весной едва волочила ноги, блестя на солнце выпревшим от навоза голым пузом; чёрную овцу Цыганку, у которой шерсть была грубее щетины; поседевшего от старости и на редкость ленивого коня Пегашку, да маленький надел земли. Своего хлеба на восемь ртов отцу никогда не хватало, выручал дядя Трошка.
     С установлением советской власти, земли, основного источника богатства крестьянина, у отца не прибавилось. Помещики в деревне не водились, а многоземельные крестьяне-богатеи ещё крепко держали власть в своих руках, затягивали передел земли по едокам. Хозяином деревни продолжал оставаться крепкий мужик (Мишка Гармоньщик, дядя Трошка, Мишка Захаров, Кондрашовы, Смородины и некоторые другие). Его почитали, ему низко кланялись, к нему обращались за хлебом и советом, ему доверяли, его боялись».
     Дедушка также отмечал: «На моём веку заканчивали свой век и помещичьи имения на Переволоке, за Багоньем, в захонском берёзовом парке Фишера (за должицкой мельницей в саду) и Буре у озера… Новая власть изменила суть всей жизни не только нас, братьев, но и отца с матерью. Из тёмных, униженных, забитых и обездоленных, какими они были до революции, Петровы теперь почувствовали себя людьми, прозрели, окрепли, выпрямились. Получив от советской власти свободу и землю, отец выехал на хутор. Вскоре расстался с бедностью, а мы, дети, перестали батрачить. В тридцатом году, по команде партии, отец без колебаний и долгих раздумий вступил в колхоз. Около тридцати лет честно и почти бесплатно работал в колхозе на разных должностях: рядовым колхозником, звеньевым, бригадиром, председателем. Последние годы довелось жить и работать в совхозе. На семьдесят втором году заработал пенсию. Слыл вольнодумцем, ненавидел рабство и рабов, не терпел подхалимов и тунеядцев, отличался неподкупностью и справедливостью».
     Алексей Петров пошёл в школу в сентябре 1919 г. Школа занимала половину просторной избы Кондрашовых и располагалась по соседству с их домом в Терешинке. Первый учитель – Запольский Дмитрий Николаевич. Когда деревню занимали белогвардейцы, священник из села Посолодино отец Алексий преподавал Закон Божий. Когда приходили красноармейцы, священник в школе преподавать не мог. Во втором классе учился в Должицах у Брусова Михаила Михайловича. Оба учителя позднее были репрессированы. Затем снова в Терешинке в доме у Михаила Захаровича Захарова, окончившего гимназию. Учил сам хозяин.
     В четвёртый класс (уже с хутора) Алексей пошёл в Больше-Захонскую школу к учительнице Ольге Карловне Шель (в 1937 году репрессирована). Школа располагалась в трёхэтажном деревянном барском доме на берегу речки Чёрная. В войну 1941-1945 гг. дом сожгли немцы.
     В 1925 г. дедушка был направлен на учёбу «на культурного крестьянина» в Запольскую школу (шкм). Это было начало его полностью самостоятельной жизни. В годы Великой Отечественной войны здание школы сожгли немцы.
     В 1927-1930 гг. Петров А.С. обучался в Ораниенбаумском зоотехникуме. Этот период он вспоминает, как один из наиболее счастливых в своей жизни. Техникум располагался на берегу Финского залива на полпути между Петергофом и Ораниенбаумом в километре от ж/д станции Мартышкино в бывшем имении Н.С.Мордвинова (1754-1845 гг., известный экономист, государственный деятель) с прекрасным парком.
     Надо заметить, что, начиная с первых лет учёбы, ещё в деревне, в дедушке проявились способности и тяга к общественной работе. Он был секретарём комсомольской организации техникума, а в то время общественная жизнь была очень бурной. Из его воспоминаний: «В годы острой борьбы со старым, отсталыми традициями и буржуазной культурой, в годы поиска и становления новой социалистической культуры, довольно часто, особенно комсомольцы, как наиболее страстные и в то же время недостаточно опытные проводники нового, допускали ошибки и искривления, игнорирование и огульное охаивание традиций русского народа и передовой национальной культуры. Долой старые предрассудки, да здравствует свобода любви и брака! Долой регистрации браков и свадьбы! Вплоть до разрушения старых железных дорог.
     В двадцатые годы широко практиковались массовые диспуты. Они никем не навязывались, а вызывались потребностями самой жизни. Совершалась культурная революция. Особенно бурно, при стечении больших масс проходили диспуты о религии, особенно между безбожниками и представителями духовенства. Мне запомнился диспут зимой двадцать девятого года между большим безбожником, прибывшим из Москвы (по фамилии Ростовцев), и  Петроградским митрополитом на тему «Наука и религия». Ростовцев – пожилой, представительный мужчина, оказался весьма опытным антирелигиозным бойцом, глубоко знающим марксизм и богословие. Митрополит выглядел ещё более солидно и почтенно, не менее Ростовцева знал марксизм и философию, не говоря уже о теологии. Обладал большой логикой, красноречием и опытом ведения дискуссий. Ростовцев и митрополит выступали по нескольку раз, беспощадно били друг друга цитатами из Библии, Маркса, Ленина, святоотеческой литературы, научных трудов. Обоих ораторов зал слушал внимательно. После ораторов выступали главным образом безбожники. Выступали искренне, от сердца, но малодоказательно. Видно было, что юные, да и пожилые безбожники ещё слабо владеют марксизмом, а о богословских писаниях не имеют ни малейшего представления. Но выступали с энтузиазмом и убеждённо. От чистого комсомольского сердца проклинали богачей и святых, попов и царей, царицу и Распутина. Митрополит ушёл. За ним ушли и верующие.
     В те годы массовые открытые дискуссии приносили пользу, они обнажали точки зрения, убедительно демонстрировали свободу слова и собраний, просвещали широкие массы и исходили из принципа: «Истина рождается в споре». В дальнейшем широкие диспуты были прекращены. Для их проведения требовались хорошо подготовленные ораторы. Их недоставало. А представители духовенства были хорошо подготовлены, обладали широким кругозором, глубокими знаниями и высоким ораторским искусством. По этим причинам в диспутах безбожники нередко выглядели беспомощными, терпели поражение, что приводило диспуты к обратным результатам. Нередки были случаи, когда после подобных диспутов верующие ещё сильнее утверждались в вере, колеблющиеся переходили в лагерь верующих, а сами безбожники заражались нотками сомнения».
     В период 1930-1933 гг. по распределению техникума дедушка работал в Ленинградской областной конторе «Союзмясо» (Полтавская ул., 12) зоотехником. Алексей, молодой специалист, считал, что ему очень повезло, так как остальных студентов распределили по районам и отдалённым точкам страны. Он занимался обеспечением Ленмясокомбината и мясокомбинатов районов области кормами, контролировал предубойное содержание скота, организовывал подсобное сельское хозяйство. Много ездил в командировки по области и на Украину. Проживал более всего в дачном доме ЛОК «Главмясо» в Левашово. Во время отпусков помогал создавать колхоз своему отцу, участвовал в его работе.
     1933-1935 гг. – служба в рядах Красной армии. Хотел служить в кавалерии, но стал писарем 3-го отдела Ленинградского городского военного комиссариата (пл. Урицкого, 4). Здесь он встретился с зам. начальника моб. отдела капитаном Антоновым, который с первого взгляда произвёл на дедушку очень хорошее впечатление, а в дальнейшем сыграл ключевую роль в направлении Петрова А.С. в кадровый состав армии. Антонов записал его в 1939 г. в командиры запаса, а вскоре призвал в кадры Красной армии. Заканчивал срочную службу старшим писарем в Управлении штаба  соединений ЛВО. Был секретарём комиссара корпуса Серпуховитина. Жил в Александровском равелине Петропавловской крепости в батальоне обслуживания Военно-инженерной школы. Даже питались они в таком исторически интересном месте, как Инженерный замок, в курсантской столовой. Перед увольнением комдив Караваев предлагал остаться в армии делопроизводителем, обещал интендантское звание и квартиру в Ленинграде, но Петров А.С. отказался, так как стремился к гражданской жизни.
     1935-1937 гг. – снова Ленинградская областная контора «Заготскот» (переименованное «Союзмясо»), зоотехник. Член комитета комсомола и секретарь комсомольского бюро Сырьевой конторы. В эти годы он часто сталкивался с репрессиями сослуживцев: «Вскоре начались аресты на мясокомбинате. Первым арестовали главного инженера Лернера, потом директора Г.Алексеева, секретаря парткома П.Хитрова и многих других рангом помельче. Брали за всё: за случайно брошенную фразу, за высказанное недовольство работой трамвая, за социальное происхождение,  за знакомство, за совместно поднятый тост, за нерусскую фамилию, за фамилию, оканчивающуюся на «-ский», за любой донос любого подлеца, просто за то, что твоё лицо показалось подозрительным, по «интуиции», по «революционному чутью». Предлог для ареста всегда найдётся, была бы директива. Хватали, соревнуясь, кто больше разоблачит, кто больше арестует. За несколько месяцев 1937 г. было арестовано свыше 2500000 безвинных советских людей, из них репрессировано свыше 1600000 человек, уничтожено свыше 600000 человек». 
     С января 1938 г. Петров А.С. был назначен комсоргом 32-ой средней школы Московского р-на Ленинграда (ранее и ныне С.-Петербург). Здесь познакомился со своей будущей супругой и с моей бабушкой Петровой, урождённой Ксенофонтовой, Евгенией Ивановной. Директор школы Ангелина Ивановна Гросс.
     С сентября 1939 г. призван на военную службу. Стал секретарём комиссара штаба 8-ой армии (формировалась в г. Новгород). Он пишет об этом: «Видимо сказалось то, что я был коммунистом и политработником. Стал армейским политработником, привинтил в петлицы по два кубаря младшего политрука и на рукава красную звезду. Так началась моя служба под руководством батальонного комиссара Мжаванадзе, ныне члена Президиума ЦК КПСС, первого секретаря ЦК КП Грузии».
     С ноября 1939 г. – участник финской войны. Вот что он вспоминает: «Финны, поддерживаемые Англией, Францией и США, отвергли наши требования о частичном обмене территориями, серьёзно готовились к оборонительной войне. Форсированно совершенствовали так называемую линию Маннергейма, пересекающую весь Карельский перешеек, глубиной до 90 километров, состоящую из трёх полос бетона и гранита. Вдоль нашей границы развернулись хорошо вооружённые 15 пехотных дивизий, спешно подводили новые формирования. Финны имели 48 аэродромов, 270 боевых самолётов. 30.11.1939 года после продолжительной и мощной артиллерийской подготовки пять советских армий на полуторатысячном фронте от Финского залива до Баренцева моря перешли границу и устремились вглубь Финляндии. Главный удар наносился на Карельском перешейке. Наша 8-я армия, действуя севернее Ладожского озера, успешно преодолевая незначительное сопротивление финнов в пограничной полосе, за несколько суток на всех участках Петрозаводского направления почти без потерь продвинулась на 50-70 км. В нашей печати сообщалось, что войну спровоцировали финны своими наглыми действиями на границе и обстрелами нашей территории из орудий. В полосе нашей армии пограничных провокаций со стороны финнов не было. Наоборот. На стороне финнов наблюдалась мёртвая тишина». И далее: «К середине декабря, преодолевая уже ожесточённое сопротивление финнов, войска нашей армии углубились на территорию Финляндии на 90-130 км. Но потом продвижение войск затормозилось. Приходилось преодолевать мощную оборону противника, завалы в непроходимых лесах, обширные минные поля, стойкость финских солдат, действенность огня автоматов и миномётов. Красная армия автоматов и миномётов не имела. Мы несли большие потери в людях, особенно среди командиров взводов, рот, батальонов и политруков. Наша артиллерия била по слепым целям, танки пробивались с трудом и с большими потерями от мин. Финская пехота мастерски использовала особые условия местности, стойко дралась в обороне. В расположении наших войск появились «кукушки» – одиночные стрелки, снайперы-фанатики, искусно маскировавшиеся на вершинах деревьев с большим запасом автоматных патронов, внезапно открывавшие мощный огонь. Были случаи, когда одна «кукушка» парализовывала единственную дорогу, идущую от штаба корпуса к дивизии, полку, батальону… Впоследствии мне стало известно, что вопрос войны с Финляндией несколько раз обсуждался у Сталина. План, разработанный под руководством начальника Генштаба маршала Шапошникова, был подвергнут резкой критике со стороны Сталина и отвергнут. Шапошникову ставилась в вину недооценка военной мощи Красной армии и переоценка возможностей финской армии. Ленинградским военным округом под руководством генерала армии Мерецкова был составлен новый план».
     Петров А.С. продолжает вспоминать о войне с финнами: «В начале войны армией командовал комдив И.Н.Хабаров. Опирался он на опыт гражданской войны, придерживался прямолинейной тактики, действовал больше на «ура», чем по принципам современного военного искусства. Затем армию возглавил командарм 2-го ранга Григорий Михайлович Штерн. Он готовил армию к решающему наступлению, обращал большое внимание на лыжную подготовку войск, создание лыжных батальонов.
     Кто участвовал в финской войне, никогда не забудет суровой карело-финской зимы. От сорока пяти – пятидесятиградусных морозов замерзали на лету воробьи, лицо леденело, руки примерзали к затвору винтовки, мотору самолётов и танков. От ярких лучей холодного солнца и сине-белого снега ломило в глазах, а сухой морозный воздух спирал дыхание. И вот в такой всё сковывающий мороз по горло в снегу войска шли в атаку, часами лежали в окровавленном снегу под ураганным автоматно-миномётным огнём, замерзали, умирали, оживали и снова ползли. Погибали, но обязательно головой в сторону врага. Война не детская игра, а страшное горе».
     Вспоминает конец войны: «Конец войны для действующей армии наступил неожиданно. 13 марта 1940 г. в двенадцать часов дня фронт умолк. Объявлен конец войны».
     Март 1940 – июнь 1941 гг. Алексей Семёнович вспоминает так: «Для меня и многих других военных этот междувоенный год прошёл в перемещениях и переездах. После окончания советско-финской войны я в составе Управления армии прибыл в Новгород. Потом был назначен секретарём политотдела 28 стрелкового корпуса. Вскоре Управление корпуса было перебазировано в район Пскова и Острова, где части корпуса «утюжили» границу с Прибалтикой, затем в Кобрин, потом в Брест. Брест произвёл на меня несколько угнетающее впечатление. Это и понятно – всего год, как Брест стал советским. В городе хотя уже и сложилась советская власть, однако давали себя знать польско-купеческие привычки. Кричащие рекламы зазывали в частные магазины, мастерские, столовые и кафе. «Непман» чувствовал себя неплохо, успешно конкурируя с государственными заведениями. По городу рыскали предприимчивые дельцы, предлагая всё – от девушек до «птичьего молока», лишь не скупись в цене. По вечерам по центральным улицам стреляли масляными глазами смазливые, броско одетые молоденькие «девочки». Сновали извозчики, бойко покрикивая на шустрых лошадок. Местные жители считали себя хозяевами города, а нас временщиками. Непринуждённо вступали с нами в разговоры. Довольно часто, как бы по секрету, напоминали, что скоро немцы нас выгонят из Бреста. 
     В конце сорокового года, находясь в Ленинграде, встретил свою старую близкую знакомую, ныне студентку первого курса медицинского института Женю Ксенофонтову. В середине марта 1941 г. она стала моей женой. В апреле сорок первого года меня перевели в Минск на должность инструктора партийного учёта политотдела формируемой 279-ой истребительной авиационной дивизии противовоздушной обороны. В субботу 21 июня в конце дня привёз свою молодую жену из Ленинграда, а утром началась Отечественная война».
     Алексей Семёнович подробно описывает, как война застала врасплох их соединение в Минске, как нашим войскам было приказано не отвечать на артобстрел со стороны немцев и на бомбёжки. Люди находились в крайней растерянности, но некоторые ещё до начала войны с уверенностью говорили, что она неизбежна. Приводится разговор за праздничным столом перед отъездом в Минск из Ленинграда с отцом бабушки Жени, Иваном Фёдоровичем Ксенофонтовым, участником Первой мировой войны. Он был уверен в скором начале немецкой агрессии. Дедушка, политически грамотный военнослужащий, и брат Ивана Фёдоровича, Лаврентий Фёдорович Васильев, даже подтрунивали над ним, разубеждая. Война, мол, невозможна, так Сталин сказал. Алексей Семёнович, как политработник, даже прочитал Ивану Фёдоровичу целую лекцию на эту тему. 
     Из Минска в Ленинград бабушка добиралась одна, без вещей, денег и документов, потому что её мужа внезапно вызвали на службу и, не разрешив даже сказать жене и взять её с собой, видимо для соблюдения секретности, отправили в Рязань на переучивание: «Около двух месяцев провели на аэродроме Дягилево под Рязанью. Здесь, на базе высшей штурманской школы ВВС, наша дивизия переучила на «Миг-3» пять истребительных авиационных полков. Школу возглавлял участник чкаловского беспосадочного перелёта в 1937 г. через Северный полюс в США Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации А.В.Беляков».
     Проследим этапы военного пути Алексея Семёновича Петрова отрывками из его воспоминаний:
     «В конце августа 1941 г. Управление нашей дивизии на «Дугласах» срочно перебазировалось под Тихвин. Заняли пустующее помещение эвакуированного лесного техникума в местечке Берёзовик в семи километрах от Тихвина. В поисках новой структуры ВВС в стране создавались шесть резервных авиагрупп (РАГ). Они состояли из 4-6 авиационных полков и использовались на внешних направлениях. Управление нашей 279 ИАД было преобразовано в РАГ-3 ВВС.
     В середине октября 1941 г. Управление РАГ-3  и большинство авиаполков были перебазированы под Мгу и Синявино для авиационной поддержки наступления 54-ой армии по прорыву блокады Ленинграда. Но под командованием маршала Кулика 54-я армия, ещё не встретившись с врагом, понесла огромные потери в волховских болотах. Ленинградцы так ждали её прорыва, так надеялись на прославленного маршала. Но немцы ещё мощнее блокировали Ленинград. Штаб РАГ-3 срочно перебазировался в деревню Большое село недалеко от райцентра Ефимовское.
     С падением Тихвина 8.11.1941 г. положение Ленинграда стало особенно трудным. Немцы рвались на соединение с финнами на Свири, чтобы окончательно замкнуть второе окружение. Прекратилось поступление продовольствия для города по Ладожскому озеру. В Ленинграде уменьшили выдачу хлеба до 125 грамм.
     Под Москвой идут тяжёлые бои, немцы сильно бомбят столицу, Гитлер спешит овладеть Москвой и выиграть войну. Ноябрь и декабрь 1941 г. обрушились на русскую землю сорокоградусными морозами, метелями и пронизывающими ветрами. Но именно в эту лютую пору советские войска остановили продвижение немцев на тихвинском направлении, не позволили им замкнуть второе кольцо окружения Ленинграда».   
     Штаб по каким-то надобностям отправлял в Ленинград машину, и Алексей Семёнович смог повидать жену. Продолжу его собственными словами:
     «На всю жизнь запали в душу несколько суток, проведённые в феврале 1942 г. в блокированном Ленинграде. Женя старалась не писать о тяжёлых испытаниях, выпавших на долю ленинградцев, но между строк я угадывал тревогу. Она на добровольных началах пошла работать дружинницей в военный госпиталь, а потом, ради хлебного пайка, была принята на штатную должность. Работающим выдавали по 200 грамм хлеба. В последнем письме Женя сообщила, что временно не работает, так как чувствует себя неважно.
     На начало войны в Ленинграде было около 3.5 миллионов человек, на конец блокады осталось около 600 тысяч человек. Около миллиона эвакуировали, около 350 тысяч ушли в армию, а 632 тысячи ленинградцев умерли от голода. Это по приблизительным официальным данным. В действительности умерли от голода и погибли свыше миллиона человек. Учёта умерших не было. Не успевали закапывать, зарывали тысячами в траншеях. Вымирали целыми семьями, квартирами, домами.
     На Большую Пушкарскую улицу приехали ночью. Сюда был эвакуирован отец жены с семьёй из рабочего городка мясокомбината, которого уже не стало – сгорел дотла. Квартира обдала нас холодом и сыростью. В углу большой комнаты мерцали коптилки. Спали всей семьёй вповалуху, под грудой одеял и пальто. На кушетке помирала какая-то старушка. Нагрянул я неожиданно, все были удивлены и обрадованы. Старались казаться весёлыми, но в их глазах я видел печаль. Заметны были желтизна лиц, упадок сил. Даже одиннадцатилетняя Люся и семнадцатилетняя Валя разучились прыгать, бегать и шутить. Пищу не готовили, не с чего. Печь не топили, несколько сохранившихся чурбанов берегли на ещё более чёрный день. За водой ходили на Неву. Уборные не работали. Мне казалось, что я попал в какое-то глубокое и холодное подземелье. Несказанно рад, что застал Женю живой. Предлагаю конфеты, шоколад, печенье, а она с сёстрами просит хлеба. «Хлеб мёрзлый, заболеете», – говорю им, а они умоляющими взглядами просят и просят хлеба. Поразился Анне Андреевне, на неё легли все тяготы семьи. Она больше всех недоедала. Страдала болезнью желудка. Но в самых трудных условиях никогда не теряла самообладания, не давала раскиснуть другим. Она умела сдерживать и таить свои чувства. Хоронить в себе и тревогу и боль. Беды скрывала под общей спокойной сдержанностью. Иван Фёдорович находился на излечении в диспансере. В августе 1942 г. его уже не стало. Случилось это при эвакуации мясокомбината то ли на Московском вокзале в Ленинграде, то ли в Новой Ладоге при пересадке с парохода на поезд. От упадка сил он, возможно, где-то не смог подняться и умер, или был убит с целью ограбления. Анна Андреевна с одиннадцатилетней Люсей доехала с мясокомбинатом до Алтая, однако уже была больна и вскоре умерла. Люся в сорок седьмом году с помощью добрых людей вернулась в Ленинград. Валю осенью 1942 г. призвали в армию, Маруся продолжала работать на Арсенале на Выборгской стороне. Пса Майкопа и кошку Норку кто-то съел ещё в первые месяцы блокады.
     Возвращался из Ленинграда на «Большую землю» с Женей. Несколько дней она была со мной в Ташкенте, а потом отправил её в Мордовию, к семье начальника и сослуживца М.Т.Тюкина».
     «В конце марта 1942 г. нашу РАГ-3 расформировали. Политотдельцев зачислили в резерв Политуправления Волховского фронта. В конце июня меня назначили на должность ответственного секретаря партийного бюро во вновь сформированный 842-ой отдельный батальон аэродромного обслуживания (БАО) 11-го района аэродромного базирования (РАБ). Должность секретаря меня вполне удовлетворяла, я уже давно рвался на партийно-политическую работу непосредственно с людьми в части. С утренней зарёй двинулся до деревни Красницы, что в 3 км от железнодорожной станции Тайцы и в нескольких десятках километров от райцентра Будогощ, где на полевом аэродроме стоял батальон.
     25.06.1943 г. меня назначили на должность старшего инструктора по организации партийной работы в политотдел РАБ-11. Вскоре я был назначен неосвобождённым парторгом парторганизации Управления РАБа.
     В конце декабря 1943 г. мне удалось на несколько дней выехать в глубокий тыл – в Мордовию. Женя упросила взять её с собой на фронт. Устроилась работать военной связисткой в нашу отдельную роту связи.
     К началу 1944 г. военная опасность для нашей страны ещё не миновала, враг продолжал оккупировать значительную территорию нашей страны, блокировать Ленинград. Отсутствовал второй фронт в Европе. И, несмотря на это, всё ярче и ярче разгоралась алая заря близкой победы. Январь зажёг её под Ленинградом, на Волхове, под Новгородом. Снята зловещая 900-дневная блокада Ленинграда. Крепко побитые «фрицы» едва смогли временно задержаться под Псковом и в Прибалтике. Началось массовое изгнание немецких оккупантов с нашей земли. К наступлению Волховского и Ленинградского фронтов под Ленинградом и на Волхове серьёзно готовился и наш РАБ.
     Услышал по радио, что освобождены деревня Должицы и ряд знакомых деревень, а значит, освобождена и наша маленькая деревенька Багонье – место жительства отца и матери».
     Во время наступления дедушка проезжал через Лугу – город, с которым у него было связано много воспоминаний. Немцы разрушили город почти полностью, сумели здесь закрепиться. Шли ожесточённые бои. Алексей Семёнович вспоминает: «Штаб и политотдел РАБ-11 разместились в 4-х км от Луги в посёлке Райти. В феврале и марте 1944 г. политотдельцы находились в частях. Наземные войска успешно продвигались вперёд. Требовались всё новые полевые аэродромы. Около двух недель, буквально без сна и отдыха, тружусь в интбате – необходимо в кратчайший срок подготовить взлётно-посадочную площадку в местечке Солнцев берег. Прекраснейшее, живописное место. Затем готовил такую же площадку в районе совхоза «Андромер» (дер. Сковородка).
     Жена почувствовала под своим сердцем зарождение новой жизни. Нужно было её куда-то определять, но куда? Согласилась остаться в деревне у моих стариков. А у них в маленькой землянке уже проживало три семьи – восемь человек. Условия невероятные, но иного выхода мы не видели. Женю оставил в землянке у своего отца и матери, а сам продолжаю мотаться по частям.
     2 мая с восходом солнца лечу в Городец, что в 20 километрах от Луги. В воздухе отказал мотор. Лётчик, лейтенант Капустян, кричит мне: «Иду на вынужденную посадку». Ощущение неприятное: справа вскрывшееся из-под льда озеро, слева – густой сосновый лес. Ни единой полянки. Наш видавший виды «кукурузник» плюхнулся на лес, носом уткнулся в толстый гнилой пень, винт лопастью прорезал землю, плоскости и хвостовое оперение отвалились, а мы с лётчиком отделались минутой страха и лёгкими ушибами.
     В начале мая 1944 г. Управление РАБа перебазировалось ближе к передовой и разместилось во Владимирском лагере в полутора километрах от Струг Красных. Я получил указание отправиться в 59 БАО к Чудскому озеру в Полу. Мосты взорваны, дороги раскисли, движение по ним автотранспорта прекратилось. Ни одной попутной автомашины. Решил по пути завернуть к Жене и дочери Светлане в деревню.
     Светлана родилась в субботний августовский день 1944 г. в убогой землянке в Багонье. Первый плач Светланы сливался с эхом отдалённой, но зловещей артиллерийской кононады. Её не беспокоили врачи, не таскали по консультациям, не баловали лакомством, не изнеживали домашним уютом. Пищей тоже не баловали: материнское молоко, ржаная каша на воде, картошка в мундире, чёрный хлеб, кислые щи без мяса. По праздникам бабушка иногда приготовляла картофляники да компот и чай из свёклы. Благодаря Светлане, Симеон Ионович вскоре получил от государства бесплатно корову, пригнанную из Германии. Светлана назвала её Ляля.
     Из Багонья (около 100 км) иду пешком. На дороге ни одной живой души. Пробираюсь по непроходимым лесам, по свежим следам войны, видны недавние могилы, пепелища. Сожжённые деревни похожи одна на другую: Багонье на Дубровку, Луг Манкошев на Захонье, ни одной хаты не увидел ни в Обрядихе, ни в Быкове. В Сковородке из 100 домов не осталось ни одного. Чудом сохранилась маленькая старенькая Терешинка. А вот большая деревня Бездежь в глухом партизанском лесном краю продолжала жить по мирному, как будто и войны не было. Сюда немцы проникнуть не смогли.
     С июня 1944 г. я стал инспектором политотдела 14-ой воздушной армии 3-го Прибалтийского фронта. Работа в какой-то мере была знакома, но возросла по масштабам и ответственности, требовала большей мудрости и основательности. По-прежнему большую часть времени нахожусь в соединениях и частях, исходил и изъездил немало фронтовых дорог Псковщины и Прибалтики, аэродромов и городов, общался с десятками тысяч людей, приобрёл новых знакомых, обогатился новыми впечатлениями, испытал радости побед и горечь поражений.
     Перебазировался из-под Порхова в район Острова. К лету наступление наземных войск временно приостановилось. Требовалась новая перегруппировка сил и отдых, чтобы начать наступление по освобождению Прибалтики.
     Оценивая битву под Ленинградом, некоторые авторы утверждают, что войска Ленинградского и Волховского фронтов «наголову разбили немцев». Такая задача перед обоими фронтами ставилась, но, к сожалению, осуществить её не удалось. Немцы без больших потерь отвели войска на границу с Прибалтикой, а потом в Курляндию. Жители, проживавшие на бывших оккупированных территориях, рассказывали, что  ещё с лета 1943 г. немцы готовились к отводу своих войск на Псково-Островский оборонительный рубеж и усиленно вывозили из-под Ленинграда награбленное.
     Осеннее наступление 1944 г. разворачивалось успешно. Освобождены Таллин и Рига. Частые перебазирования. Наконец, штаб армии надолго осел в городе Цесисе под Ригой. Город произвёл приятное впечатление: чистый, зелёный, уютный. В Эстонии и Латвии разрушений сравнительно немного, почти все хутора и большинство городов уцелели. Немцы рассчитывали на поддержку со стороны прибалтийских стран, поэтому старались показать им свою дружбу. В конце октября нашу армию вывели из состава действующей, все авиационные соединения и большинство полков убыли продолжать войну, а Управление армии и армейские части приступили к мирной боевой учёбе. Посмотрели Ригу.
     Наступило время, хотя бы вкратце, рассказать об участии в войне моих родных. Брат Василий, 1913 года рождения, до войны работал начальником районного радиоузла в городе Ораниенбауме. Войну провёл под Мурманском, был командиром отдельной роты связи истребительной авиадивизии. Уволился из армии в 1960 г. с Дальнего востока в звании подполковника с должности начальника связи бомбардирующей авиадивизии ВВС Тихоокеанского ВМФ. Брат Николай, 1915 года рождения, воевал рядовым в Карелии. Скоропостижно скончался в 1957 г. в Ленинграде. Брат Павел, 1921 года рождения, за два месяца до войны окончил Ленинградское военное авиационно-техническое училище. Войну встретил авиамехаником в истребительном авиаполку под Кременчугом. В качестве бортмеханика совершил около 75 боевых вылетов в Крыму на бомбометание и к партизанам. Уволился из армии в 1946 г. в звании старшины. В среднем воин жил на передовой около десяти суток, затем погибал, или попадал в госпиталь. Мы, четверо братьев, прошли всю войну и остались живы. Как такое могло случиться? Так повезло одним нам на сто сёл вокруг. Уже летом 1946 г. мы собрались у отца и матери в деревне Багонье и стоговали сено. Прохожие удивлялись и завидовали. «Это мне Бог послал радость за Ваню!» –  отвечала Евдокия Иосифовна деревенским бабам. Брат Ваня в двадцать лет в 1939 г. совершенно безвинно был убит на деревенском гулянье.
     О капитуляции Германии мы, политотдельцы, узнали ещё за несколько дней из предварительной информации Генштаба. Наша страна, наши вооружённые силы вынесли основную тяжесть войны. СССР потерял в войне свыше 20000000 (по некоторым данным 25000000) человек, США потеряли около 400000 человек, Англия – 265000. На нашем фронте находилось 70% немецких войск – 204 дивизии, а против союзников 70 дивизий. Наши вооружённые силы разгромили 607 немецких дивизий, а США и Англия вместе – 106 дивизий. Около трети нашей территории было оккупировано и разорено немцами. Разрушено 1710 городов, более 70000 сёл и деревень, около 100000 колхозов и совхозов, 2890 МТС, 32000 заводов и фабрик. Но нередко мы замалчиваем или сводим на нет роль народов мира и наших союзников в этой победе. Надо быть объективными. Например, налёт англо-американской авиации на Дрезден ночью 14.02.1945 г. продолжался 14 часов. В нём участвовало 1400 самолётов, сброшено 3479 тонн бомб. Убито 135000 немцев, разрушено свыше 35% зданий, выведено из строя 11 электростанций из 12. В результате применения атомных бомб в Нагасаки убито 73000 человек, в Хиросиме – 78000…
     В августе 1945 г. Управление воздушной армии после лета, проведённого в живописном, гостеприимном Цесисе, перебазировалось на вечные времена во Львов в состав Прикарпатского военного округа. Я следовал во Львов отдельно, с заездом в деревню к старикам, где жила моя жена с маленькой дочуркой Светланой, на первый её день рождения».
     После Победы в Великой Отечественной войне дедушка решил остаться в армии, связать с ней оставшуюся жизнь. Он продолжил службу на Западной Украине. А.С. Петров вспоминает:
     «Старинный русский город Львов, готовившийся отметить своё 700-летие, расположен в живописной холмистой местности. Улицы разбегаются по холмам, переулки извилистые. Милее и дороже всех наша скромная и ничем не приметная улица Черниговская, в доме 10 по которой, в квартире 12 мы прожили девять лет. Дребезжат по рельсам синие, крохотные, будто игрушечные трамвайчики. Дома серые, мрачноватые, с островерхими черепичными крышами. Стоят сплошным кварталом, плотно прижавшись друг к другу. Дворы крохотные, тёмные. Вдоль этажей многих домов длинные балконы. С балкона можно легко перебраться на верхний или нижний балкон. Сосед видит всё, что творится у другого соседа. Стены большинства домов увиты диким виноградом. Весь город в зелени. Львов крупный экономический, индустриальный, культурный и научный центр Западной Украины, в нём проживает около полумиллиона жителей. Много вероисповеданий и национальностей. Главенствует униатская церковь. Это пока ещё одна из враждебных советской власти сил, подчинённая Ватикану.
Война давно закончена, а во Львове и на Западной Украине не спокойно, активно действует вражеский незримый фронт. Западная Украина кишела украинскими националистами, так называемыми «бандеровцами», которые при поддержке «добрых дядюшек» из-за границы развернули довольно широкую и острую борьбу за «самостийную Украину». Были случаи, что бандеровцы убивали активистов местных партийных и советских органов, нередко нападали на военных. Мы даже во Львове жили, по существу, на полувоенном положении. Ходили с оружием, в командировки старались выезжать группами. Запрещалось ходить по городу ночью, на охоту, на рыбалку, в лес. Дома закрывались на прочные засовы, клали пистолет под подушку. Связным самолётам не разрешалось летать ниже километра.
     Наша 14-я (впоследствии 57-я) воздушная армия стала одной из крупных в ВВС страны. Она имела все роды авиации и состояла из 3-х авиационных корпусов (бомбардировочный, штурмовой, истребительный),  2-х дивизионного состава, 2-х отдельных истребительных дивизий, 3-х авиационно-технических дивизий, разведывательного и 2-х радиотехнических полков, нескольких отдельных эскадрилий, отдельных батальонов и складов, 5-ти авиационно-технических школ.
     Испытания войны и допущенная в годы войны некоторая активизация религиозной деятельности породила элементы богоискательства. В соединениях и частях всё чаще стали попадаться баптисты, евангелисты. До нас доходили слухи, что некоторые уволенные из армии солдаты, сержанты и офицеры, прослужив много лет и являясь коммунистами и комсомольцами, поступают в духовные семинарии и академии, становятся священнослужителями.
     Октябрьские дни 1946 г. мы провели со Светланой вдвоём. Я варил кашу, а дочь сидела на маленьком стульчике и лепетала. Вечером мы вместе шли в родильный дом, куда отправили маму за мальчиком. Но вернулась Женя через неделю не с мальчиком, а с маленькой и капризной девочкой, которую стали называть Ларой. Уже к семи месяцам Лара прекрасно говорила, к десяти уверенно бегала, пела, плясала, рассказывала стихи.
     В октябре 1948 г. я прошёл вступительный сбор в Киевском филиале Военно-политической академии, а потом в течение пяти лет ежегодно проходил двухмесячные сборы на воздушном факультете непосредственно при академии в Москве. В марте 1950 г. меня назначили начальником оргинструкторского отделения политотдела армии.
     Армией командовали опытные, заслуженные и авторитетные  военачальники. Особенно следует отметить гл. маршала авиации дважды Героя Советского Союза К.А.Вершинина и генерал-лейтенанта авиации дважды Героя Советского Союза В.Г.Рязанова. Высокое положение и награды не помешали Рязанову разумно сочетать большую требовательность с человеческой порядочностью. Нередко большие военачальники без зазрения совести позволяют себе жить за счёт государства. Василий Георгиевич сам не запускал руки в государственный карман, и не позволял этого делать другим. Его привлекательная внешность и сильная натура удачно сочетались с высокой принципиальностью, честностью и скромностью. Рязанов был одним из талантливых авиационных военачальников. Особенно тепло о нём отзывался маршал Конев. Его жизнь оборвалась на пятидесятом году. Вершинина, на мой взгляд, отличали высокие организаторские способности, доскональное знание авиации, богатая творческая инициатива, государственный подход к решению больших и малых вопросов. Его трижды снимали с должности Главкома ВВС и трижды снова назначали на эту должность. Константин Андреевич около года командовал нашей армией и за короткий срок сумел буквально переделать её, вывел из отстающих в передовую в ВВС. Фундаментально подтянул обучение лётного состава полётам в сложных метеоусловиях и ночью. В его кабинете висел список лётного состава 63 бап и 132 бад, и командующий каждый день и по каждому лётчику следил, как полк овладевает полётами ночью.
     Наступил и мой черёд службы за границей. Собираюсь уезжать в Польшу на ту же должность в политотдел 37-ой воздушной армии. Десять лет работы в ПО армии оставили на мне заметный след. Именно в эти годы наиболее полно раскрылись во мне и окрепли надлежащие качества политработника. Во Львове окончательно сформировалась наша семья, выросли дочурки. Окончил академию, вырос как человек и работник. Именно во Львове я имел наиболее близких товарищей и друзей…
     Теперь – о Польше. По территории она стала обширной – от Буга до Одера, а народа маловато. Раньше польки вместо детей предпочитали иметь кошек и собачек. Теперь, когда немцев откомандировали восвояси, а евреи уехали в Иерусалим, работников осталось маловато. Польки быстро перестроились, и за приличное материальное поощрение научились неплохо рожать и растить детей – повсюду мелькают нарядные детские коляски.
     До так называемого разоблачения на XX съезде партии культа Сталина дела в Польше шли привычно, по-сталински: «Думай и делай, как указано, иначе в кутузку, как случилось в своё время с Гомулкой». После съезда по всему миру пронеслась волна разоблачения «больших грехов Сталина», дискредитации политики Советского Союза, социализма и коммунизма. Не осталась в стороне и Польша. На политическую арену всплыли всякого рода националисты, обиженные и оскорблённые, открытые и тайные враги и недруги дружбы Польши с Советским Союзом. И вся эта разношёрстная армия, от Миколайчика до Гомулки, двинулась на разоблачение и искоренение сталинизма и сталинцев. Соревнуясь в измышлениях и брани, размахивая брошюрой с докладом Н.С.Хрущёва на XX съезде партии, они легко захватили в Польше власть и сменили руководство. В польских школах ввели преподавание Закона Божьего, в армии появились капелланы. Распустили комсомол. В эти же дни бушевала вся Венгрия. Расширялась и укреплялась дружба с Югославией. Северная группа войск и наша 37-я армия в полной боевой готовности. Лётчики на казарменном положении, самолёты с подвешенными бомбами, а танковая дивизия совершает профилактический марш под Варшаву. Польская армия сидит в казармах, не вмешивается. Ею командует министр обороны К.Рокоссовский. Но и он вскоре был изгнан из Польши. Польша бурлит. В газетах мелкобуржуазная трескотня, открытые выпады против марксизма-ленинизма, разжигание национализма и антисоветизма, воскрешение буржуазной психологии и морали.
     В Польше я твёрдо чувствовал себя на работе, сказывалась фундаментальная теоретическая подготовка в академии, накопленный опыт работы и львовская «мясорубка», в которой я около десяти лет испытывался на прочность под руководством такого опытного начальника, каким был Н.А.Щербина. Я пользовался доверием начальника ПО армии, возглавлял почти все проверки, проводимые ПО армии в частях и соединениях, отвечал за разработку выводов по проверкам и за принятие по ним мер, планировал работу политотдела, осуществлял связь со штабом, был своего рода начальником штаба политотдела.
     Начальник ПО армии Г.В.Смирнов в прошлом лётчик, академий не кончал, но авиационное дело и партполитработу знал хорошо, политотделом руководил уверенно и толково. Некоторые товарищи отмечали, что он чрезмерно осторожен в работе, но ой как её недостаёт у некоторых руководящих товарищей. Недаром мудрая русская поговорка гласит: «Семь раз примерь – один отрежь». Большое влияние на положение дел в армии оказывал член Военного совета армии генерал-майор авиации К.И.Баранов – очень опытный и авторитетный политработник. Он хорошо знал армию и ещё в начале войны был начальником политотдела. Говорил мало, только при надобности и нужное. Его не боялись, но уважали, и его советы и указания считали законом для всех. Командующий армией генерал-лейтенант авиации Герой Советского Союза Давидков Виктор Иосифович, в прошлом отважный лётчик-истребитель, за время войны совершил 434 боевых вылета, лично сбил 20 фашистских самолётов и 2 в групповом бою. Начальник штаба армии генерал-майор авиации Назаров от долгих лет работы уже поседел, как лунь, штабное дело знал в совершенстве, любил во всём порядок, и его усилиями авиационный городок Швидницы блестел, как зеркало.
     За три года я изъездил всю западную Польшу – районы, отошедшие Польше от Германии. Интересного и поучительного почерпнул немало. Капиталисты умеют хозяйничать, всё делают с головой, навечно. Стараюсь увидеть нашу соломенную деревушку, а таковых в Германии нет уже более ста лет. По всему видно, что в Германии давно уже ликвидированы существенные различия между городом и деревней. Сельские посёлки – это маленькие городки с двух-трёхэтажными кирпичными особняками. Электричество, канализация, водопровод, радио, телефон, асфальтированные улицы и дороги. Они почти все спрятаны в садах и парках. По одежде, внешнему виду и общему развитию сельского жителя не отличишь от горожанина. Хозяйственные и производственные постройки весьма искусно вмонтированы в общий ансамбль усадьбы. Прекрасное впечатление на меня произвели Свидница, Зелёная Гура, Шпротава, Бжег, Тарунь, Щепин, Познань, Лижица и многие другие, в которых довелось побывать. А вот и поле! Не видно пастбищ и сенокосов, вся земля занята пашней или лесопарковыми насаждениями, в которых чище, чем в наших городских парках.
     26 апреля 1957 г. я в последний раз переехал госграницу. Да здравствует Родина, пускай даже в песках Кара-Кума! Мне предложили должность зам.начальника политотдела армии в Ташкенте. Покидаю обжитое место, привычную работу и товарищей с неспокойной душой.
     Начальник ПО армии полковник Н.А.Сидоров, мой старый знакомый ещё по войне, по работе во Львове и в Польше, вскоре убыл в отпуск. Я оказался у руля руководства ПО армии. Моё положение ещё более усложнялось тем, что сразу навалился ряд важнейших мероприятий: инспекторская проверка и постановление Пленума ЦК КПСС по антипартийной группе Молотова, Маленкова, Кагановича и других. Армией командует генерал-лейтенант Николай Петрович Каманин. Принял меня Николай Петрович просто, и сразу же произвёл исключительно хорошее впечатление. Каманин – один из участников челюскинской эпопеи, второй по счёту Герой Советского Союза, впоследствии начальник первых космонавтов. 16.04.1961 г. провожал в полёт первого космонавта Ю.А.Гагарина, посетил с ним 48 стран мира. Невысокого роста, худощавый, приземистый. Немногословен, с виду несколько сухой, с опущенными вниз глазами. По-военному подтянут, не терпит расхлябанности, любит точность и аккуратность во всём. Волевой, честный, принципиальный и строгий. Если требовалось, он без всяких выкрутасов, открыто и смело признавал собственные ошибки, но и другим правду говорил прямо в глаза. Несмотря на высокое положение и славу, он воплощал пример скромности, обходился без подхалимов, людей оценивал не по личной преданности, а по политическим и деловым качествам. Ему не тащили тряпки, спирт и коньяк со складов. Знали, что командующий не клюнет.
     Новый командующий – генерал-майор авиации Г.К.Платоненков, лётчик- истребитель, человек волевой, деятельный, знающий и любящий авиацию, не лишённый таланта и живого ума, сын ярцевской ткачихи.
    В начале моего приезда в армию членом Военного совета был полковник В.Антонов – добрый, скромный, чуткий политработник, в прошлом кадровик. На подчинённых не орал, достоинства людей не унижал, в государственный карман лапу не запускал. Политработники в своём большинстве народ хороший, общительный, отзывчивый, справедливый, доступный, честный, скромный.
     После него на должность члена Военного совета – начальника ПО армии был назначен полковник, впоследствии генерал-майор авиации Рубочкин Александр Васильевич. Своей внешностью он напоминал известного баснописца И.А. Крылова, был руководителем с незаурядными способностями, мыслил большими категориями, умел выделить главное в работе».
     Не буду приводить описанные у дедушки изменения в организации армии, в её политических органах, характеристику отношений между командирами и политработниками. Замечу лишь, что Алексей Семёнович считал, что введённое в 1942 г. единоначалие в армии противоречит духу коллективизма советской системы и со временем будет заменено на коллективный метод руководства. Вообще, у меня сложилось мнение, что, будучи убеждённым коммунистом, дедушка тяготел к ленинским принципам построения общества и его планам развития социалистической системы. Считал, что по духу они коллективистские. Петров А.С. был убеждён в важности и нужности работы политработника, суть её видел в общении с людьми, в разрешении их проблем, во внимательном отношении к их чаяниям, проблемам. Старался, чтобы бойцы и офицеры видели в политотделе некую отдушину. Вот как дедушка описывает типичный день политработника: «А в приёмной меня уже ожидала очередь посетителей. Народ уважал политотдел, считал его своим наставником и заступником. Офицеры были убеждены, что здесь обязательно выслушают, разберутся, чем-либо помогут. Одного поддержат добрым словом, другому растолкуют, третьего по-отцовски поругают, четвёртого с пятым помирят. В поарм шли, как домой. Шли офицеры и солдаты, вольнонаёмные и жёны офицеров, коммунисты, комсомольцы и беспартийные, школьники и представители городских организаций. Шли, чтобы решить какой-то вопрос, посоветоваться, доложить, получить указание, чтобы разделить радость или развеять навалившееся горе, что-то обсудить, узнать, что нового в отношениях с Китаем, или просто потолковать «на злобу дня».
     Далее дедушка подводит краткий итог службы, делится своим пониманием сути руководства людьми: «В авиации я прослужил без малого 20 лет. Из них около 10 лет находился в командировках в частях и соединениях. Причём не менее 5 лет днём и ночью я прожил непосредственно на аэродроме. За два с половиной года исколесил без малого всю Среднюю Азию и немалый кусок Казахстана. Много раз бывал во всех частях и даже в мелких подразделениях. В мае 1959 г. на окружных учениях по преодолению пустыни за двенадцать дней проехал на автомашине по раскалённым барханам чуть ли ни все Кара-Кумы от Карши до Мары. От сорокоградусной жары, пыли и пота моя гимнастёрка из хлопчатобумажной превратилась в брезентовую, стояла колом, из цвета хаки стала грязно-белой, солончаковой. Подобных поездок совершено не мало.
     Хорошо руководить – не руками водить. Надо уметь находить главное звено в работе, уметь правильно подбирать и расставлять кадры, своевременно и правильно поставить задачу, обеспечить её выполнение всем необходимым, проинструктировать, проконтролировать исполнение. Доверяй, но проверяй. По моему представлению, для того, чтобы уметь руководить, необходимо стремиться выработать в себе следующие качества: Это, прежде всего, смелость. «Смелость города берёт!». Но быть смелым без запальчивости, без ухарства. Надо быть впереди идущим, вперёд смотрящим – отстающих бьют. Но делать всё без поспешности, без забегания вперёд. «Поспешишь – людей насмешишь!». Надо быть решительным, но без опрометчивости. Покорным, но без унижения. Начальником, но без высокомерия. Простым и доступным, но без панибратства. Твёрдым – без упрямства. Осторожным – без трусости. Внимательным – без слащавости.
     Приближалось моё пятидесятилетие – неотвратимая пора расстаться с армией, уступить дорогу молодым. Пронёсся клич Н.С.Хрущёва: «После 45 лет – с базара!» Москва предложила подумать об увольнении. Я не возражал. К тому же беспокоило сердце. Лёг в окружной госпиталь, чтобы малость «подремонтироваться» и пройти комиссию на списание. 15.01.1960 г. получил военный билет».
     Так, в звании полковника авиации дедушка вышел в отставку. В июне 1961 г. семья переехала в г. Горький (ныне Н.Новгород). В Ленинград, в который дедушка с бабушкой так стремились, их не пустили.
     Отдельную главу воспоминаний дедушка посвятил дочерям, моей маме,
Ларисе Алексеевне Фаминской, и тётушке, Светлане Алексеевне Ивановой, в
девичестве Петровым. Привожу отрывки:
     «По внешности и характеру сестрёнки не похожи, а по отношению к учёбе – «как две капли воды». Обе всегда получали только отличные оценки и похвальные грамоты. Лара глубоко убеждена, что учиться надо на отлично, и поэтому всегда тщательно готовится. Припоминаю один день. К восьми часам утра убежала на занятия музыкой. В одиннадцать помогла Толе по английскому. К двенадцати надо успеть на химический кружок, где выступала с докладом о М.В.Ломоносове. В час дня уже была на семинаре председателей советов отрядов. С двух до семи – классные занятия. К восьми вечера надо успеть на танцевальный кружок в Дом офицеров. В одиннадцать ночи закончила писать классную стенгазету. Ничего не изменилось и с переездом в Горький. Уверен, что она закончит филологический факультет и будет хорошим учителем литературы и русского языка.
     Каковы же перспективы Светланы? В ней должен сформироваться полезный для науки человек. Она, несомненно, успешно закончит университет, и займётся научной деятельностью».
     Отдельные главы воспоминаний дедушка посвятил своему двоюродному дяде по отцу, Фёдору Игнатьевичу Петрову, скончавшемуся в деревне Терешинка 30.10.1967 г. (воевал в гражданскую войну за белых, потом перешёл к красным, создавал колхоз, выдержал застенки НКВД, партизанил в Великую отечественную войну); своим родным братьям Ивану и Николаю;  двоюродному брату по матери Валентину Васильевичу Евсееву, скончавшемуся в 52 года в Оренбурге, с которым они часто встречались в Должицах на летнем отдыхе.
     Интересна довольно значительная часть воспоминаний, озаглавленная «Савушкины думы», начатая в Горьком в 1963 году. По незначительно искажённому названию реальных мест, названных в остальных воспоминаниях правильно, и потому, что персонажи этой части воспоминаний не прослеживаются в документальном, очень подробном описании событий, можно предположить, что дедушка написал некий рассказ – диалог, в котором свои политические оценки и мысли о становлении советской власти и сопутствующих событиях вставляет в уста вымышленных героев. Алексей Семёнович описывает от лица автора, некоего полковника Алексея Степановича, уроженца Терёшки (реальная деревня Терешинка), поход на рыбалку на реку Плессу (реальная река Плюсса) в районе деревни Багунье (реальная деревня Багонье) с неким Савушкой, полностью Савелием Савельевичем, и неким Фёдором Ивановичем (не Фёдор ли Игнатьевич Петров?). Герои рассказа поймали на жерлицу большую щуку и остались ночевать у реки под открытым небом. Развели костёр, сварили уху, немного выпили и стали говорить. По тексту: «Хороша – на пол пуда будет!» – радовался Савушка, как мальчишка, прыгая около метровой щуки, – «Ты хитра, но и мы не хухры-мухры. Хороша закуска, едри тебя в корень!» – Савушка присел у костра на корточки, серьёзно посмотрел на огонь, обвёл пристальным взглядом меня, задумался: «Спать стал плохо. То ли старость одолевает, то ли ещё Соловки сон отшибли. Дома верчусь с бока на бок до петухов, а в голову лезут всякие думы. Даже на собственной печке ночь нагоняет на человека страх и хандру, мерещится всякая чепуха. Собственные мысли становятся чёрными. Я люблю пофилосовствовать. В политическую перепалку втягиваю даже Феклушку. Как вверну ей этакое: Пентагон и Сити, Аденауэр – Эйзенхауэр, контрреволюция и экзекуция – так жена от моей учёности, как ёжик в комок свёртывается. А Феклушка-то без малого центнер». Деревенские жители Савушка и Фёдор Иванович (прошлый и нынешний председатели колхоза) пересказывают почти всю свою жизнь (особенно Савушка). Все они сознательно, через сомнения и лишения встали на сторону советской власти, строили колхоз, воевали, подвергались репрессиям, но с признания верного пути, открытого народу коммунистами не свернули. Вот они и обсуждают, оглядываясь на свою жизнь, используя свой немалый опыт, результат этой жизни, ошибки и просчёты власти, будущее. Говорили об ошибочности лозунга «Превратим страну из аграрной в индустриальную», о том, что индустриализация была проведена за счёт разорения сельского хозяйства. О том, что вернее было бы считать сельское хозяйство основой народного хозяйства и развивать сельское хозяйство и промышленность последовательно и в полном согласии. Считали, что Сталин пренебрёг указаниями Ленина, что при проведении кооперирования в деревне нельзя допускать спешки и принуждения. По тексту: «В огромной, невероятно отсталой крестьянской стране, сплошная коллективизация была завершена за несколько недель 1930 года». Рассуждали о тупиковом пути колхозов, о недооценке роли совхозов. Чётко прослеживается, что когда советская власть дала крестьянам землю, разрешила выезд на хутора, то тогда они зажили свободно, за короткий срок приросли хозяйством, зажили так, как не жили, наверное, никогда. В это время почти никто из хуторян не стремился в город, потому что в деревне было хорошо. А из колхозов, как из типичного рабства, рвались в город любой ценой. Дедушка словами Алексея Степановича говорит: «Неквалифицированное, безответственное руководство сельским хозяйством. Сталин «рубил с плеча» – обрубил корни сельскому хозяйству. А Н.Хрущёв добил сельское хозяйство. Страна большая, земли много, условия (климатические, почвенные, хозяйственные и др.) самые разнообразные, а команды отдаются из Москвы для всех одинаковые, мудрые советы изрекаются одинаковые для Украины и Якутии, для Средней Азии и Прибалтики». Дедушка вводит ещё одного персонажа, некоего Бугаева, или Бугая, как его иногда называют собеседники. Может быть, это реальный партийно-хозяйственный деятель той поры, может быть собирательный – не знаю. По тексту: «Бугаев придерживается другого мнения: «Слушай мою команду!» Результат такого «мудрого руководства» налицо – страна оказалась без хлеба. Это Россия-то, которая сотни лет кормила хлебом полмира! Поистине, надо быть гениальным, чтобы Россию оставить без хлеба! Руководить надо с головой. Крестьян не лезьте учить. Как пахать, как и что сеять. Они сами это прекрасно знают, а что не знают – спросят у специалистов. Грамоте их надо учить, политику растолковывать, культуру продвигать в деревню». Дедушка приводит пример, как на рязанщине, чтобы выполнить и перевыполнить поставленные планы по мясу и перегнать Америку, забили чуть ли не всех коров и ещё докупали мясо. Америку перегнали, план перевыполнили в три раза, а когда на следующий год мяса вообще не стало, и афёра всплыла – секретарь обкома партии покончил с собой. Убеждённые коммунисты Алексей Степанович, Савушка, Фёдор Иванович мечтали и мечтали о светлом будущем, о реализации принципов всеобщего равенства и братства, искали пути преодоления трудностей, но всё больше замечали, что современная молодёжь уже не так смотрит на жизнь, далеко не во всём разделяет их принципы, горение и самоотверженность. И всё больше только делает вид, что является строителем коммунизма.
     На пенсии дедушка каждое лето вывозил меня и бабушку Женю в деревню Должицы отдыхать. Да и вообще за всю их совместную жизнь дедушка и бабушка, вместе с дочерями, всегда ездили отдыхать только на Родину дедушки к его родителям. Сначала это было Багонье, затем дом перевезли в Должицы. Дедушка пишет: «Женя тоже долго жила в деревне Войбоколово под Волховым, и даже теперь не прочь переехать на жительство в деревню». Иногда в Должицы попадали и мой двоюродный брат Вадим, отец Григорий Александрович и дядя Валерий Павлович. Может быть, там побывают и моя дочь Анастасия Егорова с мужем Георгием, племянники Андрей и Дария с их мамой Оксаной, женой Вадима. А потом и их дети.
     Часть библиотеки и семейный архив были утрачены при переезде в Польшу из Львова. Дедушка оставил их своему коллеге, который занял их квартиру, а тот потом написал, что бумаги съели мыши.
     Дедушка усоп 1 января 1978 года в госпитале г. Горького, похоронен вместе с бабушкой Евгенией Ивановной на кладбище «Марьина роща» в г. Н.Новгород.
     Закурлыкали журавли над Казённой...
    
Март 2014 г., Н.Новгород