Штиль, бунация, тишь

               


Стопроцентный покой: штиль, бунация, тишь! Воскресенье!
Пацаны «Беломор» анашой заряжают, как /некогда/  я.
Приблатнённый кепарь не стеснялся носить набекрень я,
потому что блатные всегда уважали меня.
Юность губит себя зло, беспечно, строптиво, с иронией едкой,
кто добра ей желал, относилась к тому, что к врагу.
Если в небе луна золотою катилась монеткой,
то достать её, думал, я запросто с ходу смогу.
И не знал я тогда, что за всё наступает расплата,
до сих пор вот плачу, до волос поредевших, седых:
наползли облака, как густая тяжёлая вата,
на обрывы Ай-Петри и свесились, грязные, с них…
Ну, а ныне опять: стопроцентный покой! Воскресенье!
Пацаны анашой забавляются, – что из того?
Приблатнённый кепарь не стеснялся носить набекрень я,
потому что блатные сдвигали на брови его.
Потому что был шик в этом дней тех весёлых и юных,
потому что не знал, что возможен иллюзий обвал.
Укатились навек золотыми монетками луны,
те, что мог я достать, но, увы, до сих пор не достал.
И листая назад этой жизни неяркую повесть,
где всего я хлебнул, и, чураясь всегдашних прикрас,
почему-то мне жалко весёлые дни мои,  то есть
я убожество их понимаю с печалью сейчас.
Время вектор сменило, да души людские всё те же,
и вчерашний герой на сегодня совсем не герой.
Стопроцентный покой! Ветер спит в закутках побережий,
что бывает не часто, но всё же бывает порой…