Перестарался

       Андрей Андреевич приступил к осмотру пациентки, но мысль, тут же, вильнула от профессиональной обязанности в другую сторону и Андрей Андреевич, уставившись в одну точку перед собой, надолго задумался. Думал он об этой мысли, и мысль была ему неприятна. Уже столько дней она мешала сосредоточиться на делах, будила ночью, ухудшала аппетит. Вот и сегодня, уже какой раз выскочила.
- Это, не что иное как заурядное проявление зависти, тщеславие и желание получить сатисфакцию, - рассуждал он, продолжая пялиться в точку.  – Дался мне этот псих Головомойко, эта статейка и этот стишок,  - он покривился и пациентка, внимательно следившая за доктором, обеспокоенно зашевелилась.
      Андрей Андреевич не обратил на это внимание, а стал дальше рассуждать, проследив всю цепочку, звено за звеном. Первым звеном было появившееся однажды, в преддверии Международного женского дня, желание Андрея Андреевича выделиться среди коллег поликлиники, в которой, вот уже десять лет трудился, после окончания института. Желание это неожиданно, тут же, выдало другое звено –  язык Андрея Андреевича зачесался от различных слов имевших приятные вкусовые ощущения, в носу завитал аромат клумбы: слова эти сложилось в четверостишье. В нем говорилось о цветах. О мимозах. Которые цветы, не такие как розы, но, они мимозы, не хуже. А где-то, может лучше, чем те розы. Андрей Андреевич, тут же увековечил их на рецептурном бланке, завершением которого была не какая-нибудь затрапезная подпись автора, а личная печать, с его инициалами и фамилией.
       Андрей Андреевич, долго не медля, тут же отправился в кабинет психиатра. Штатный психиатр поликлиники Головомойко был не только специалистом по душевным болезням. К его профессиональному статусу, через тире, нужно было добавить – редактор. Головомойко, не регулярно, в основном к приезду комиссий, а иногда к праздникам, выпускал стенгазету под названием « Будьте здоровы!».
      Он, редактор-психиатр, совсем не горел желанием в этот раз тратить время на выпуск газеты, решив ограничиться поздравительным лозунгом, тиражом в одну штуку и должным украсить выход из поликлиники. Вывешенные на входе призывы, обращенные к посетителям: мыть перед едой обе руки, не стоять под стрелой крана, поздравления с праздниками, всегда странным образом, пропадали в неизвестном направление, уже на следующий день.
     Редактор прочитал один раз творение Андрея Андреевича, второй, третий, затем еще несколько раз.
- Ты это где взял? – весело поинтересовался он у автора, внимательно разглядывая, будто первый раз, его  встретил. – И зачем это?
- Сам написал,  - не скрываясь, ответил Андрей Андреевич, чуть покраснев от смущения, что вот заставили признаться, а можно было и  без этого обойтись – за славой не гонюсь.  – Праздник же скоро. Восьмое марта. Предлагаю поместить его в нашу газету.
     Коллега Андрея Андреевича еще с минуту помолчал, продолжая все так же внимательно рассматривать посетителя.
- Андрей, - начал хозяин кабинета, - поместить твое стихотворение можно. Но ты действительно хочешь, что бы оно было с подписью?
- Да. А в чем дело? – Андрей Андреевич почувствовал в себе беспокойство.
- В том, что такой набор рифм мне приходится читать чуть ли не каждый день, - без обиняков ответил редактор, - мои пациенты мне их пачками носят. Идут ко мне на прием сразу после визита в редакцию какого-нибудь издательства. Еще так пишут дети дошкольного возраста. Правда, их ко мне не водят, потому, что это характерно для их возраста. Моя младшенькая, каждый день что-нибудь выдает в этом роде, - и он помахал перед лицом обескураженного поэта его произведением.
    Андрей Андреевич нашел в себе силы не съязвить в ответ, а выхватив из редакторских рук листочек, молча, с достоинством вышел из кабинета с высоко поднятой головой.
    Вернувшись к себе, он несколько раз прочитал свое творение и даже один раз продекламировал его вслух. И очень даже не плохой стишок.
- Завидует, - с твердой убежденностью решил он. И после этого старался демонстративно избегать встреч с коллегой. Хотя знал, что тот никому не передал их разговор.
     Шоком для него стало, что за день до праздника, доску с объявлениями, во всю её площадь, занял ярко разрисованный кусок ватмана. Тут была, из года в год,  появляющаяся заметка, рассказывающая каким образом появился этот расчудесный праздник, стихотворение классика русской поэзии, две, переписанных из энциклопедического словаря, биографий выдающихся женщин, всякая всячина, в виде кулинарных рецептов по приготовлению тортов-пирогов, салатов, коктейлей. В одном углу стишок в четыре строчки о клубничном мороженом, которое конечно не пирожное, но не хуже его – мороженого. Стишок был подписан: Маша Головомойко, 5 лет. Внизу  рукописного издания была маленькая статейка под названием «Методы самолечения мании величия в домашних условиях».  Андрей Андреевич залился густой краской алого цвета и почувствовал, будто его  шлепнули по щеке мокрой посудной тряпкой.
     И вот представился случай получить моральное возмещение.
    В одно утро, следуя на работу привычным маршрутом, он увидел, как на аллее, по которой он шел, рабочие, с помощью погрузчика, убирали снег. Погрузчик, разумным существом, шустро сновал от больших куч снега к самосвалу.  Но в один момент, разворачиваясь, он задел  один из металлических фонарных столбиков, и тот сильно наклонился в сторону, нарушая общую гармонию стройных рядов себе подобных, стоявших по всей длине аллеи.
    Свет померк в глазах прохожего.
- Ну, как так? –  воскликнул про себя Андрей Андреевич. – Он же почти сломал его и теперь все выглядит так некрасиво.
         Еще его удивило, что никто из рабочих, подгребавших лопатами снег, включая и водителя погрузчика,  не придал этому ни какого значения. Андрей Андреевич постоял несколько минут, будто ожидая, что сейчас виновник происшедшего подбежит  к нему с извинениями, но этого не случилось. Затем он достал многофункциональный телефон и несколько раз сфотографировал столб.
       И вот сейчас у себя в кабинете, ведя прием, он обо всем этом думал. И думал уже долгое время.
- Доктор, что у меня? – вернул его к действительности голос пациентки.
- У вас все нормально, - ответил доктор. – Можете одеваться.
     Пациентка скинула задранные ноги, соскочила с кресла и юркнула за ширму.
     Андрей Андреевич, закончив врачебные дела, достал лист бумаги, в это раз он решил не пользоваться рецептурным бланком и, мысли толпившиеся в голове, через перо потекли на лист. Закончив писать, глянув на часы, быстро оделся и выскочил из кабинета.
    Через полчаса он сидел в другом кабинете – в кабинете ответственного секретаря одной городской газеты.
    Секретарь читал принесенный посетителем материал и слушал этот же материал, автор которого пытался объяснить его суть.
- Разве так можно!? – вопрошал, кипятясь, Андрей Андреевич и сам же отвечал. – Нельзя так. Одни стараются сделать наш город красивее, другие эту красоту рушат.
- Знаете, - не долго думая, ответил секретарь, - материал подходящий, хорошо, что и фотография есть. Пожалуй, мы поставим его в следующий номер. Если что-то будет подобное – будем рады рассмотреть. Только за это мы гонораров не платим, - добавил секретарь, отведя глаза от взгляда посетителя.
- Это не главное, - с достоинством ответил Андрей Андреевич. Крепко пожал протянутую руку и пошел с высоко поднятой головой.
     Выйдя из редакции, Андрей Андреевич  решил не сразу идти домой, а зайти в какое-нибудь кафе поужинать.  По пути он, прищурив глаза, разглядывал прохожих, спешащих по своим делам, проезжающих мимо автомобили, дома, деревья, прыгающих по их веткам птиц. Долго наблюдал за собакой, привязанной к детской коляске у входа в магазин. Особое внимание уделялось фонарным столбам.
    Зайдя в кафе, все с тем же прищуренным взглядом, Андрей Андреевич заказал сто грамм коньяка, свекольный салат, двойную порцию горохового пюре с отбивной и стакан чая, без молока и сахара.
    Выпив коньяк и, с разогретым аппетитом, поев, он, попивая чай, оглядывал зал.
- Так, - сказал он себе, - вон за столом у входа, уже минут десять сидит эта пара, а официантка не реагирует, будто их и нет тут. Разве так можно? Нельзя так. Да и дверь у них скрипит. Отвлекает и мешает принимать пищу.
   Он пошарил в карманах, но, ни ручки и никакого подходящего листочка не оказалось.
- Ладно. Я вас и так запомню, - пообещал он невнимательной официантке и дверному скрипу.
    Он еще раз закал коньку, но не сто грамм, а двести.
    Выходя из кафе, походкой моряка, идущего по палубе корабля во время девятого вала, перед дверью, повернулся к залу, в котором присутствовали все та же пара за столом и официантка, помотав по сторонам рукой, с выпяченным указательным пальцем, произнес: - Я наведу порядок.
    И опять он не сразу пошел домой. В тусклом свете уходящего дня, он отправился на аллею.
-  Стоишь, друг? – спросил Андрей Андреевич у столба. Столб стоял. Все так же замерев в поклоне.
    Андрей Андреевич еще немного полюбовавшись им, собрался уходить. Но тут ему показалось, что столб шевельнулся в обратную сторону и его наклон стал меньше. Андрей Андреевич подошел и упершись руками поднатужился и надавил. Столб поддался. Андрей Андреевич еще поднатужился, холодный кусок трубы еще дальше отклонился. И тут столб стал падать.
   Раздался шум ломаемых веток, звон разбиваемых фонарей и столб рухнул поперёк аллеи. Андрей Андреевич  стоял, в тишине, и взирал на дело рук своих.
- Безобразничаем, гражданин, - раздалось за его спиной. Обернувшись, он увидел, что к нему подходят две фигуры, облаченные в форму скучного цвета. – Да вы еще и не в трезвом виде. Вызывай машину, - дала указание одна фигура другой. - Ну, ты здоров, мужик, столбы валить, - с уважением добавил он.   
     Газета, куда ходил Андрей Андреевич, как и обещала напечатала заметку. Называлась она: « Хулиган в белом халате». Заметка замечательно рассказывала, как врач-гинеколог Центральной городской поликлиники, тут назывались его имя, отчество и фамилия, находясь в нетрезвом виде, портит общественное имущество.
    Внизу заметки, как и полагается, указывался её автор:  врач-психиатр Центральной городской поликлиники Головомойко Ж.Ж.