Без Названия

Красные тревожные лампы, закрепленные под потолком на каких-то замысловатых металлических конструкциях, часто мерцали, возвещая о надвигающейся опасности. Огромная конструкция из стали, бетона и километров проводов умирала, разваливаясь на части. Оглушительный скрежет металла и вой тревожных сирен походили на музыку. Музыку, сочиненную Безумцем, берущую начало в вибрациях бубнов Древних Шаманов, пересекающих Бездны между Мирами.
Прекрасные Девы, одетые в роскошные одежды, продолжали одна за другой выходить под блещущие, переливающиеся безумным, нечеловеческим светом лампы. Усилием Воли превращая гул и скрежет вокруг в музыку, они начинали петь. Петь голосами, похожими как две капли воды , запрограммированными голосами, заложенными в них их Мастерами. Заложенными исключительно точно, без возможности малейшей ошибки. Заложенными по методу, разработанному и одобренному самим Великим Мастером.
Гипсовые посмертные маски Древних, закрепленные на стенах, строго следили за происходящим, не прощая ни малейшего сбоя. О, я видел, с какой точностью, с каким удовольствием, с каким страхом прекрасные существа следуют инструкциям. Я видел мимику, словно проштампованную в куске пластмассы на их миленьких личиках. Я видел их движения, копии миллионов копий.
Также я видел их Мастеров. Старых, покрытых мхом карликов, пускающих слюни, кивающих головой в такт, плотоядно взирающих на Дев сквозь бронированные стекла очков. Самому младшему из них, должно быть, около двадцати пяти. С высоты своих пьедесталов они смотрели на происходящее с благосклонной слюнявой улыбкой, с трудом сдерживаясь от того, что бы прямо здесь запустить в штаны свои маленькие потные ручонки.
Внезапно что-то пошло не так. Очередная певица, взяв безупречно отточенным голосом две первых ноты неизвестной песни, вдруг вместо плавных отработанных движений задергалась самым неестественным образом, какой только может позволить себе человеческое тело со всеми своими ограничениями. Движения ее походили на аритмичный танец, глаза горели настоящим Страхом. Страхом неподдельным, нечеловеческим, животным, Страхом, который не смогла бы сымитировать ни одна, даже самая совершенная программа до тех пор, пока она является творением человеческих рук.
Нота голоса, зависшая, казалось навечно в воздухе, наполненном какофонией грохота и скрежета, тем временем переросла в совершенно невообразимый, видимо, превосходящий по частоте и громкости человеческие возможности, звук.
Мастера, до этого беспокойно переглядывающиеся и протирающие запотевшие очки, повскакивали со своих тронов, затыкая руками кровоточащие уши. Некоторые с криком падали на пол, другие пытались выбежать через заблокированные металлические двери.
Тело певицы тем временем опрокинулось на спину, не переставая биться в ужасных конвульсиях. Голос ее звучал все тише и тише, постепенно перейдя в едва заметный хрип. Скоро прекратились и судороги. Некоторое время она лежала неподвижно.
На гипсовых масках читалось выражение удивления и ужаса одновременно. Раньше им не приходилось видеть такого, а ведь они висят здесь уже не первое столетие.
Дева тем временем встала на ноги, и несколько минут с выражением искреннего удивления на лице осматривала себя и окружающую обстановку. После, улыбнувшись маскам Древних Мастеров милой, какой-то по-настоящему детской, улыбкой, скрылась в темноте за сценой.