XIII Cердце финансиста, митральный клапан

Через неделю из наркологического диспансера выписалась Марфа Егорорвна.
Деньги из тумбочки Владимир Петрович забрал и положил на свою сберкнижку. Когда Вовка в возмущенно-веселом недоумении обратился к отцу: «Папа, ну, как же так»? Владимир Петрович гневно сверкнул очами.
-Я – финансист!      
Используя свои многочисленные связи,  Владимир Петрович, конечно, же,  на совершенно законных основаниях добился открепления Вовки от работы по распределению в "Каскаде", и предоставления ему права вернуться домой и прописаться у родителей.
Вовка устроился на работу в мастерскую по ремонту микрокалькуляторов и печатных машинок. Директором мастерской, носившей громкое название завода, был Валерий Сергеевич,  бодрый прямой мужчина с седой слегка вьющейся шевелюрой.
К подчиненными он общался по-фронтовому: отрывисто и прямо. Считал, что «знает жизнь» и умеет пользоваться ее благами,- приторговывал ворованными, дефицитными радиодеталями, держал моторную лодку в сарае за огненноводским виадуком, возле устья реки. С некоторыми  предприятиями города он заключил договора на обслуживание пишущих механизмов и малого электронно-вычислительного оборудования,  с другими не заключил. Мастера  поделили между собой непокрытые услугами «завода» учреждения и организации и занимались там шабашками, отчисляя некоторую долю директору. Обо всем этом было прекрасно известно Владимиру Петровичу.
В мастерских Вовку закрепили за мастером Модестовичем, крупным несколько вальяжным «авторитетом» шабашно-производственной мафии.
Вовка с досадой сознавал, что «нифига паять не умеет», но не унывал. Забавлял себя, воображая, как сбежит со своим великим открытием в Америку, получит Нобеля, и когда его попытается шантажировать мафия, он позвонит президенту США и скажет:
«Р.Р.?   А ты знаешь, что мы оба на крючке висим!
- У кого?
- У мафии!
- Откуда у вас эта информация?
- А ты у своего министра энергетики спроси! – И трубку повешу».
Начав  ежедневно выпивать в «Каскаде», Вовка. продолжал  дело после работы дома, по сто грамм , по пиву… 
Иногда, когда не хватало  на пиво мелочи, за Вовкой увязывался Исай, - . Вовка читал  ему трехстишья Босе.
Зимой на крутом склоне Благодатной горы, со стороны долины, сквозь пелену снега с дождем проступали серые силуэты  вековых дубов. Исай вторил Вовке: «Ну, смотри, у нас природа, как  в фильмах про самураев».  И они заходили в пивную.

Случалось,  Владимир Петрович, переживая неуловимо комфортное состояние от предвкушения пьянки с аванса,  начинал чудить, заходил на кухню,
организационно вздыхал… «Так, я сегодня был в военкомате. Договорился, что бы нашего Вовку забрали в Афганистан. Ничего, послужит, повоюет, может человеком станет. Лучше, чем здесь спиваться. Убьют, - значит, так на роду написано».
В другой раз, Когда в  ночь на воскресенье выпал снег, утром к Вовке зашел Колька Владимир Петрович, вышел к нему навстречу в коридор, с «Литературкой» в руках.
- Коля, а ты разве не на воскреснике?
- Ну, хватит, в конце концов!- прорычал вышедший встретить друга Вовка, наклонив голову,  дабы скрыть смех, в трико в обтяжку, за которое Колька прозвал его Гамлетом. 
- Было обращение председателя горисполкома. Всем местным жителям выходить сбивать с вечнозеленых деревьев снег. – не обращая внимания на ворчание Вовки, быстро говорил Владимир Петрович.
- Природой так рассчитано, - говорю это, как инженер, - что деревьям ничего не будет. – раздраженно заявил Вовка.
Владимир Петрович вздохнул.      
- Природой рассчитано пить по пятницам, а ты каждый  день квасишь.
В ту зиму на каникулы последнего семестра приезжал Дима Павлинов. Они в четвером с Исаем  гуляли по городу от пивного ларька к ларьку.  Решительно непьющий Дима сонно, брезгливо, но  терпеливо ждал, когда остальные выпьют по кружке. А когда разговор зашел о метаморфозах климата, суровой зиме в Соединенных Штатах Америки,  Колька заметил: «молодцы наши майоры метеорологии устроили американцам зимушку». Дима кивнул.
- Даже немного  перестарались, -  Москву тоже снегом  занесло. 
Диме предстояла работа над дипломным проектом боевой машины разведки на семи колесах, поставленных в ряд, одно за другим, как у велосипеда.   

Еще через неделю, в следующие выходные,  пришедшему в гости Кольке Владимир Петрович долго рассказывал про книгу о Берии «За широкой спиной», которую он в шестьдесят пятом году, брал в библиотеке горисполкома, и специально оставался на дежурство, что бы ее спокойно прочесть, так как забирать ее домой было запрещено.
Колька вежливо слушал.
Вовка пытался расспрашивать отца  о книге, но Владимир Петрович его намеренно не замечал.
Когда Вовка, не скрывая смех, в конце концов, прямо обратился к нему: «А, сегодня ты можешь взять эту книгу? Папа!», Владимир Петрович  обернулся к сыну,
 взглянув на него брезгливо и сурово.
- Что? Оказывается в доме можно и человеческим языком  пользоваться? Не только матом?   
Вовка,  шкодливо хихикая, пригласил Кольку выпить чаю на кухне.
- Гегель-Кант-Фейербах! – казал Колька, напомнив другу, как
давным-давно,  до армии,  когда Вовка учился на первом курсе, исповедуя толстовство, и стремясь к самосовершенствованию, он предложил другу отказаться от матюгов, используя взамен фамилии и имена  великих философов.
Вовка вспомнил и возвеселился еще сильнее.
- Вот, Фихте! Пифагор! Декарт твою мать! 
 Минут через пять к ним  вышел Владимир Петрович с новым номером «Литературки».
- Коля, не читал? Уже на морфлот накатили, на помполитов.  Ну, с одной стороны,  действительно дармоеды…  Еще немного и на оборонку обрушаться.
- Не обрушаться, там - электроника. – гордо сказал Вовка.
Владимир Петрович уничтожающе оглядел  сына, и вновь обратился к Кольке.
- Хотя, с другой стороны, как Устинов перед Брежневым стелился: «Вы научили нас работать!». Сталин не научил, Хрущев не научил, - Лёня научил!...   
Удивительное дело! Как-то Колька поделился с ним впечатлениями от «Жизни Арсеньева», где  Бунин повествует об отце, добром разоряющемся помещике. На примере Николая Первого, о котором тот то в порыве гневного вольнодумства говорил: «Этот Николай Палкин!», то  в державной патетики, со слезами на глазах называл: «Государь Император наш Николай Павлович!»,   показывает, насколько противоречив русский человек.
И хотя, Владимир Петрович был  евреем,  большеголовым, с кривым мясистым носом,  он так же взывал к Господу и крыл матом Политбюро,   просматривая передовицу правды: -«Ну, неужели в партии нельзя найти  нормальных ребят вместо этих старых пердунов! Что за ерунду удумали!»...
Но уже через день, вспоминая дипломатические баталии с американцами и лично покойного Леонида Ильича, он с глубоким сочувствием говорил о пожилом и больном человеке, сознательно отказавшимся от личной жизни ради партии и дела мира.
А когда по центральному телевидению  шел документальный фильм о Нэру, и впервые за двадцать лет на экране мелькнул исполненный энтузиазма, смеющийся Никита Сергеевич Хрущев, Владимир Петрович не смог сдержать слез.
 В марте когда Марфа Егоровна уехала на три дня в Харьков, Вовка, Исай и примкнувший к ним Колька собрались на кухне с Владимиром Петровичем за столом, увенчанным бутылкой крепкого армянского вина.
Вовка, пьяный и вдохновенный говорил отцу: «Папа, вот мои друзья. Они такие разные и тем не менее…».
Глаза захмелевшего Владимира Петровича, как это стало часто случаться, наполнились слезами, и он шумно втянул носом воздух. Исай молчал,  понимающе, вежливо и, при этом, осанисто и серьезно, точь-в-точь с тем же видом, с каким он важно шествовал с работы,   с санаторной кухни, унося домой очередную курицу.   
Заговорили о других Вовкиных друзьях и одноклассниках. И тут Владимир Петрович спросил Исая про Диму Павлинова.      
- Ты не знаешь Диму Павлинова?
- Нет. - Сдержанно качнул головой Исай.
- Не знаешь Диму? Что ты? Это же…
- Большой оригинал, - сказал Вовка.
- Так, он до того дооригинальничал, что у отца, - главврача «Марата», - капитан первого ранга,- угнал машину, «Ладу». Уехал в горы, аж, в чайсовхоз  и оттуда отцу звонит: «Хэллоу папаша». 
Отец ему: «Дима! Ну, ладно сам сбежал из дома. Ну машину-то хоть отдай».
А Дима: «Нахрена тебе машина, если ты на ней не ездишь»!
Ты понял? «Нахрена тебе машина если ты на ней не ездишь»!
Колька и Вовка хохотали тому, как Владимир Петрович, не пользовавшийся своим «Москвичем», под себя переложил историю бедного Димы.


 

Летом, как в старые добрые времена, семья переезжала на свою мясокомбинатовскую дачу. Вместе с «этим подонком», перманент
но спивающимся Юркой.
Квартиру сдавали. Как-то Вовка, выпив с аванса сто пятьдесят  грамм коньяку, сел на даче  за летний стол, перед окнами, под яблоней, с  раскрытым «Крокодилом» и закурил сигарету. Из окна, высунулся непереносивший табачного дыма Владимир Петрович, страдающий и гневный.      
-  Ну, это, же, глумление над больным отцом!  – Простонал финансист.
Однажды, тем, же, летом семья по пьянке не смогла приехать на дачу, и сдать отдыхающим всю квартиру. В тот день ограничились только спальней, а «залу» с балконом оставили себе для ночлега.
Вовка поехал на дачу один, и после поллитра портвейна продал душу дьяволу.
Ценою он назначил исполнение  следующих условий.
Первое: благодаря его открытию мир не будет уничтожен.   
Второе: мир не будет уничтожен.
Третье: его открытие будет завершено. Этот пункт виделся Вовке наиболее легким и достижимым,   до совершения открытия мнимой энергии, по его мнению, оставался один шаг.
 - Четвертое: он встретит свою новую любовь, равную последнему, как всегда. безуспешному, увлечению Вовки,  встреченной на дискотеке, девушке с Крещатика, киевской красавице Елене,   заканчивавшей харьковский иняз.
Когда Вовка, как бы между делом,  сказал Кольке: «Да! Я же, на прошлой неделе душу дьяволу продал…», то о последнем пункте договора не упомянул.
В момент диалога с врагом рода человеческого Вовка засыпал на кровати, а на полу спала увязавшаяся за ним старая дворняга,(не черный пудель), сука с седой мордой. Собака свернулась в клубок и  поскуливала во сне. Утром она  проснулась, звонко цокая когтями по крашенному линолеуму,  подскочила к кровати лизнула Вовку в нос, озабоченно кряхтя, покрутилась у стены ,  присела на пол и,  глядя ему прямо  в глаза,  сделала лужу.
Разговор с дьяволом шел   телепатически, и когда Вовка перечислил все,  чего он желает, дьявол объявил, что  принимает  условия и бешено захохотал.