Солидность

                из гл.11 Мелочи жизни

В Ростовскую травматологию поступил мальчик десяти лет сбитый машиной. Автомобильный протектор краем прошелся по голени, захватив кожу. Лоскут на широком основании обнажал мышцы по наружной поверхности голени, образуя рану в три пальца шириной, от колена до лодыжки.
Лоскут отслоился с подкожной клетчаткой и выглядел вполне жизнеспособным. Мы, не мудрствуя лукаво, приложили его к месту и фиксировали швами.
Через три дня лоскут некротизировался.

Мы, это - я, ординатор кафедры с четырьмя годами опыта за спиной и старший дежурант Михаил Михайлович, хирург-травматолог со стажем.

Не скажу, что мы не «мудрствовали». Мы рассмотрели несколько вариантов. Первый, кожная пластика по Красовитову, заключался в следующем: кожный лоскут необходимо отсечь, освободить от жировой ткани, перфорировать и фиксировать к ране швами и давящей повязкой. Можно не отсекать лоскут, но это ничего, кроме неудобств при его обработке не даст. Кроме всего прочего, освободить лоскут от соединительной ткани практически невозможно. Кожа, лишенная только жировой клетчатки приживается намного хуже. Дерматом, устройство позволяющее делать тонкий срез кожи, в случаях со свободным лоскутом неприменим. В любом случае мы получили бы в итоге уродующий голень участок кожи, с рубцовой тканью вместо подкожного жира, лишенный подвижности, не защищенный от холода и мелких травм.

Во втором варианте можно было иссечь лоскут и закрыть дефект за счёт натяжения соседних участков. В этом случае был риск прорезания швов (могло «не хватить кожи») с расхожденим краев раны и последующей кожной пластикой.

Наконец, можно было просто пришить лоскут к месту.
Что мы и сделали.
Как раз позвонила заведующая кафедрой, профессор Локшина Е.Г. Она интересовалась больным, которого оперировала днём. Михал Михалыч не упустил случая доложить о нашем пациенте. «Ориентируйтесь на состояние лоскута», - ответила Елена Гавриловна.

Этот разговор спас нас от  нудных разбирательств в последующем, с возможными обвинениями в неправильно выбранной тактике.

Известны случаи приживления более обширных участков отслоённой кожи. В Шахтах я видел больного, которому Александр Васильевич Шлёпов, корифей областной травматологии, удалил расплавленные флегмоной мышцы голени. Циркулярный кожный лоскут прижился к обнажённым берцовым костям, что спасло голень от ампутации.

В нашем случае, как я уже сказал, лоскут не прижился. Валентин Саидович Аединов, в палату которого поступил  мальчик, иссёк омертвевший участок и закрыл дефект соседними участками кожи, частично отслоив и перфорировав их. Всё кончились благополучно.

Разбирательств не было, но обвинение все-таки состоялось. Михал Михалыч был ночным дежурантом, работал через трое суток, и в дневное время отчитываться за совместно проведенные операции приходилось мне.

 В коридоре, во время повторной операции, ко мне подошла мать мальчика.
-  Вы практикант или врач? – спросила она.
Глаза её были расширены тревогой за своего ребёнка.
Невзрачная сорокалетняя женщина, судя по всему, воспитывала сына одна. Кроме тревоги,  в её глазах был свет материнства, не признающий никаких условностей во всём, что касается её ребёнка, который для неё суть и смысл существования.

Её вопрос смутил меня. Что-то доказывать, говорить о тактике и выборе метода было нелепо. Результат был налицо.

Я вдруг почувствовал, что выгляжу несолидно. У меня не было благородных седин, у меня не было «трудовой мозоли» - животика, из-за своей стройности я мог вполне сойти за студента.
Я пробормотал, что я врач и ретировался.

Потом поймал Аединова.
-  Слушай, объясни ей, что я не первый год работаю, что ребёнка смотрел опытный врач, что консультировались с профессором…
Валентин сделал всё, как я просил.
Мы с ним понимали, что матери будет спокойнее жить на свете, зная, что причиной несчастья с её сыном были обстоятельства, а вовсе не преступная халатность врачей.
1974 г. Ростов на-Дону.