Камень часть первая

Камень.
ЧАСТЬ 1

Мир не изменился с момента создания. Добро и зло по-прежнему соседствовало друг  с другом. Как и в прошлом, выживал сильнейший.  Ночь безмолвствовала. Мягкий шорох травы выдавал присутствие хищника. Матерый волк, ощетинив шерсть, прижался  к земле, втянув запах, тихо рыкнул. Вскочив, легкой рысцой, двинулся дальше, сквозь заросли  орешника. Заяц шел на третий  круг. Начинало светать, когда серый почуял поблизости дичь.  Утомленный преследованием зайчонок прыгнул в сторону, под ствол лиственницы. Закрыв глаза, поджав длинные  уши, весь ушел в себя, сжавшись в комочек. Зрачки злобно сверкнули при лунном свете. Тихий писк нарушил безмолвие леса. Казалось, само провидение наблюдало за пиршеством. Черный ворон бесшумно спланировал поближе. Усевшись на еловую ветвь, не мигающим оком уставился на бойню. «Фенрир, оставь немного» - проникла мысль  в череп  волка. Он резко вскинул окровавленную морду, и, разглядев черную птицу, заметно успокоился.
  - А, это ты, поедатель падали. Меня сейчас называют Хладом. Я ждал тебя.
Из пасти волк неожиданно изрыгнул пламя. Огонь, не пролетев половину расстояния, ударился об заградительный щит, погас. Ворон, изумленно, звонко каркнул, и, выпрямив черное, обтянутое темной  синевой крыло, послал лентой еле видимое слабое свечение. Серый подпрыгнул, но было поздно. Серебристая лента обвила лапы хищника,  кинув наземь. 
  - Все бесполезно! Ты, увлекшись охотой, подпустил меня слишком близко…
Немного помолчал, разглядывая  поверженного зверя, и, усмехнувшись своим мыслям, промолвил:
- Я долго ждал!
  - Что ты хочешь? Убить меня нельзя.
Черный ворон, раскинув крылья, спланировал на землю. Только когтистые  лапы коснулись травы, как крылья подернулись дымкой. На земле стоял глубокий старец. Кряхтя, он оперся на деревянный посох, и почти шепотом, сдерживая гнев, сказал:
- За свою жизнь я немало  душ  загубил, по дурости. Если  есть начало, значит, есть и конец. Бессмертных не бывает, у каждого свой срок жизни отмерян. Ты был также когда-то рожден.
Произнесенные слова  вспугнули тишину. Старец  прочертил  посохом по чахлой траве неприметную линию. Кряхтя, присел на выросшую из земли кучу. Скрестил ноги.
- Воздвигну на этом месте скалу, придавлю тебя, а ты лежи, пришлый, думай, зачем в наш мир пришел, коль не понимаешь ты его. Когда-нибудь  отпущу тебя, если не забуду из-за бремя веков. Хлад изумился беспощадности чародея, в глазах отразился страх.
  - Не тяни, спрашивай.
  - Зачем погубил сына моего, Одина?
- Он был смертен, а дерзил Богам.
  - Ну, ты не Бог – ты не созидаешь.
  - Ты мстишь?
Старец усмехнулся, глянул в горящие огнем глаза.
  - В нашем роду месть – славное дело. Один  был у меня первый сын, из-за чего я так его и назвал, но есть и другие. Я подумаю.
- Ты брата покалечил! 
- Не разобрал я вас, от ярости. Ты во время ушел.
Хлад  поперхнулся, захрипел.
  - Ладно, я! Тюра больше не тронь! Любит, он все ваше, наш мир забыл!
Старец хмыкнул, прислушиваясь к словам пришлого, прищурил  взгляд,  сморщив глубокие морщины высокого лба.
- Вот-вот! Потому псом и бегает, а ты уходи – этот  мир не для тебя – много злобы в тебе! И помни, я родился смертным, хоть и учусь уже  пару  тысяч лет.
Лента пропала. Волк вскочил, и, молча, поджав хвост, умчался прочь. Старец исчез. Только черный ворон кружился над лесом. Внезапно он  спланировал, подобрал клювом оставшийся кусок  мяса, и принялся за трапезу.
             Осень вдавливала листья деревьев, в грязь сильным дождем. Мир  померк и растворился в холоде, леденя душу. Волк, с человеческой  тоской   в глазах, смотрел, как  волна за волной  бурной реки с упорством пробивала стены старой крепости и, со злым ожесточением, охая, отступала. Оттолкнувшись всеми  четырьмя лапами о скалистый   берег,  волк мощно прыгнул, и уже в воде, человеческими руками, погреб к незаметному проходу  в крепостной  стене.
Пламя очага поедало с треском смолянистые  поленья, отдавая  тепло, создавая уют в полумраке зала замка. Однорукий Рей, теребя  шкуру оскалившего  снежного барса, исподлобья  рассматривал вошедшего тайным  путем старшего  брата.  Обнаженное  тело от холодной   воды  раскраснелось, но было сухим, вода, казалось,  сама собой высохла. « Сухим из воды  вышел» - отметил Рей.
- Хлад, ты уже  насытился? Сегодня  ты быстрее обычного. Не понимаю, обязательно нужно ловить дичь и поедать ее живьем?
- Ты  многого, Рей, не понимаешь. Весь твой быт не стоит унции злата. Ты воздвиг замок и сидишь за его стенами, уйдя от всего сущного. Ты слишком мягкотел. Да, и с этим миром  все покончено. С момента  появления  колеса от лени человека он будет развиваться не тем путем. Таким, как мы,  здесь не место. Завтра я уйду.
Воздух проникся искрами отчаяния, исходящими от Хлада. Рэй  поперхнулся и выдохнул.
- Я думаю, ты не прав, хоть ты и маг. Иди, отдыхай, Хлад.
В этом мире так устроено: жизнь – смерть, добро – зло, любовь – ненависть. Одна крайность  резко  переходит в другую, середины нет. Нужно найти более гармоничный мир. С этими мыслями Хлад уснул. Проснувшись  и откинув полог,  устремил  взгляд за слюденное окно.  Смотрел как  чернь   копошилась возле замка. Он не жалел смертных: они умирали не поняв бытия, не окрепнув духом. Эволюция давно перешла черту разума, и воскресать вновь не желала – этот сгусток сознания несло в противоположность на погибель себе. Пора.
Рэй  возлежал  в нижнем зале.  Смотря, как девицу при нем омывают, натирают благовониями, готовя на ночь. Он смаковал, предвкушая одну сладостную сцену за другой. Рай не желал последовать за братом: этот мир  с его бедами и желаниями ему подходил. Он редко занимался астралом, потихоньку забывал магию, дарованную ему его предками. Разряд мысли  ударил в череп, от неожиданности закрыл глаза, растерянно вслушался в послание брата. Прочтя, откинулся, и тупо смотря на улыбчивое девичье лицо, вдруг осознав, почувствовав зов, кинулся  вверх по лестнице.  В лыжнице Хлада не было, только прозрачный образ протянул камень прародины  и растаял.  Камень  жег руки, передавая  тепло и сознание  брата. Рэй понял, что его иллюзия распалась: он не человек и никогда им не станет. Почувствовав  одиночество,  вдруг осознал,  что в его подсознание проникло человеческое чувство бытия, проникла любовь, любовь к брату. И, ощетинив  выросшие  клыки, он завыл тяжко, взахлеб, ища пустыми  десницами глаз  круглый  диск луны.
Малый окинул взглядом городище: со скалы  оно было  как  на ладони. На высоком берегу реки, опоясанная частоколом, под соломенными крышами. Красота-то какая.  Хотя  летом  красок более,  но и зимой  ничего.     Подпоясал  кушаком душегрейку, поправил  шапку. «Снега намело нынче немало» - отметил  про себя.  Солнце вышло из-под тяжелых туч, вмиг    ослепило. Малый прищурился, но на душе как-то потеплело.
Хорошо-то  как! Солнце все выше и выше. Волхв называет солнце «Ра», и улыбается. Не сказывает почему, хотя ему многое  ведомо: знает  он отголоски старины былой. Вчерась поведал, что пережил мужик зиму, хоть  и  люта  была, да  не  так страшна. Да до травы сена бы хватило. А там  проживем. Закинул  за  плечо  мешок  с  лозой для корзин. Пора к дому: скотину  кормить. Тятя, уже, поди, на скотнике. Вечно хмурый отец ловко   орудовал деревянными  вилами, накидывал  сена. Кивнул  Малому.
- Поди, воды принеси: напоить животину  надо.
И, оглядев ладную фигуру сына, довольно улыбнулся, сам себе. Хорош, помощник  вырос. Все спориться в его руках, и на кулачках первый. Старших братьев на зимних праздниках, осилил. С легкостью раскидал по сторонам. Ловок. Хоть и они статью не хуже его, и силой Бог не обидел. Женить его  пора. Выпрямил спину, стер пот со лба. Старец, что в черном лесу живет,   поди, научил. Как бы худо–то не было.   
            Терес, разметав рыжие кудри, возлежал на ложе. После сытного ужина впал в дрему. Сон, полуявь, полу-мистика мешал расслабиться.  Сжимая  руку Антиопы, метался  в бреду. Вот он, двадцать лет назад, во главе сорока побратимов оказался на чужой земле. Начав с разбоя на дорогах, собирая дружину, ставя во главе сотен своих соратников, он приобрел власть, могущество. Осознание своей значимости пьянило неугомонную душу, но цель и злоба  гнала  его вперед. Создав свое королевство, восседая на троне, он был неспокоен, чувство неудовлетворенности томило, выворачивало наизнанку. В памяти стояли, сверлили  череп, слова проклятия готовой к  смерти слепой ведуньи.
- Ты  никогда  не обретешь самого себя.
Вот и сейчас, сквозь сон, он понял, что, приобретая, он что-то потерял, но что  именно  не мог понять. Это злобило и лишало разума. Днем раньше, на псовой охоте, когда выжлятники напустили  стаю гончих, а борзовщики заняли свои места, на Тереса выскочил сохатый и, уйдя немного в сторону, прошел мимо. Пришпорив коня, крикнув по оставшей  свите, двинул за ним. Тайга стонала треском сухих веток. Время остановилось,  инстинкт охотника гнал вперед. Пройдя версты две, жеребец, словно наскочив на невидимую преграду, споткнулся, упал. Ошеломленный Терес поднявшись с земли, с досадой смотрел как лось, гордо встряхнув раскидистыми рогами, скрылся в  чаше леса. Возвращаясь обратно, заметил  избу ведуна, окрикнул. Вышедший старец долго смотрел  в глаза, опираясь на древний посох, и смачно плюнув в скрипучий  снег, промолвил.
-Только камень однорукого  поможет найти себя.
И, ничего, не добавив, вошел легким шагом, в залелевшую языком пламени постройку. Конь шарахнулся  в сторону, понес. Проснувшись, Терес  осознал. Рок гнал  на поиск однорукого. Жар спал. 
Утром пригнали  с десяток полянок. Они  стояли  во внутреннем дворе, жались друг  к другу от ветра. Хотя весеннее солнце пригревало, радовало глаз, топило снег. Терес, наскоро упомянув Перуна, крикнув Антиопу, выскочил во двор. Полянок построили в линию. Антиопа, сгорая от ревности, каждую одаривала злым взглядом, в котором, впрочем, сквозило равнодушие. Она знала Тараса, как его называли. Чернявую Антиопу вот так же привезли на коне, окутанную в сеть, Поймали её в скифских степях возле одного греческого полиса.
Она в это время пристраивала к луке седла голову только что поверженного воина. Терес усмехнулся, вспомнив, как его шлемники, с опаской, сдернули с неё сеть, и она, блеснув полоской стали, с крупа коня, прыгнула на него; как, потеряв кинжал, колотила, не по-женски тяжелыми  ручонками, по кольчуге. А он, обхватив дерзкое тело в замок, коля рыжей бородой, пытался под хохот дружины поцеловать  её  в уста.
Антиопа вывела из строя троих и вопросительно поглядела на Тереса. Она давно знала вкус владыки. Владыкой правда его до сих пор не признавала, но, укрощая дикий норов, всегда была исполнительной.
- Ты кто? – спросил одну из них, удивленно рассматривая на ногах потрепанные, но сохранившие вид кожаные коты, сапожки из странного меха.
- По-вашему я одриска из рода прародителя леопарда. Зовут меня, людям милою, Людмилой.
        Что-то тайное было в этой девчонке. С правильными чертами добродушное лицо, русые волосы тщательно заплетены в косу. Голубые глаза смотрели устало, с каким-то безразличием на происходящее, но где-то в глубине  души, чувствовалось, горел не потухающий огонь небес. Пока  отдавал распоряжения, подошел хозяин замка и сердито уставился на ведуна из капища Перуна. Жрец, почуяв недобрый взгляд, махнул рукой в сторону большого черного ворона, сидящего на вытяжной трубе.
- Хороший знак, Тарас, пора жертву принести.
И, похромал, тяжко опираясь  на посох. Тарас скривил губы - не любил он этих обычаев. Зло глянул на хозяина.
- Чего тебе?
Хозяин замка развел руками. Он знал, что можно попасть под настроение, но из двух зол выбирают меньшее.  Придется пресмыкаться, чтоб  давить самому.
- Там одного судить надо. Он из общины, хорошо дерется, лапоть. Одного, охочего до баб, кулаком голову разнес.
           Терес нахмурился.
- Пошли.
Лапоть, крепкий безбородый парень, больше похожий на медведя, понуря взгляд, шевелил руками, пробуя путы на крепость. За мечаношу полагалась смерть. Немой  вопрос  пробуравил  душу.
- Он хотел сестру – я заступился. Я, праведно, по-нашему, не рассчитал малость.
Густой бас сменил гнев на милость, но наказать надо.
- Бери меч. Если меня побьешь – ты свободен. Слово.
Дружинники, услышав последние слова владыки, пряча усмешки, потеснились, готовясь поглазеть на зрелище. Пока парня развязывали, подали оскорд, боевой топор. Общинник, глупо повертев меч, откинул его, буркнув.
- Я так, раз рогатины нет.
Скинул душегрейку.
- Силен.
Выдавил Терес, глядя, как общинник, немного присел, сжал кисти рук, немного расслабил мышцы. Рельефная  мускулатура  рук вызывала уважение.
-Тебя как кличут?
- Меня, Тарас, дитем Малым прозвали. Так и зовут, по сей день.
- Хорош, Малый, давай начнем.
Терес размахнулся секирой, делая ложный выпад, и попытался ударить ногой в голень. Малый ушел в сторону и неуловимым движением перекинул Тереса через себя. Дружина притихла, гогот унялся. Злоба прошла, сердце забилось чаще. Опасен. «Не до шуток» - мелькнуло в сознании Тереса. Малый стоял, сжав колени, руки держал перед собой, тяжелым взглядом следил за противником. Терес не мог понять, откуда пахарь знаком с приемами боя. Закружились. Малый, находясь постоянно в движении, вдруг поскользнулся на ледяшке, взмахнув руками, упал, охнув. Терес подскочил и обухом секиры, слегка вдарил по затылку.
- Очухается - в темную его. Я с ним поговорю.
И, не оборачиваясь, пошел в горницу, где уже накрывали снедь на дубовый стол. Черный  ворон, следивший за  происходящим, удовлетворенно гаркнул, и, тяжко взмахнув почти седыми  крыльями, взял курс на черный  лес. В тихой горнице, следя за вышиванием Людмилы, потягивая крепкое вино по-скифски, слушая песнь слепого гусляра, успокоился. Песнь кончилась. Терес поднес кубок вина гусляру. Подождал и, принимая чашу обратно, обронил:
- За, что же тебя так? Ну да ладно, спой  еще.
Старец смущенно поблагодарил, обтер седую бороду и начал сказ о дружбе двух мужей: Дандамина и Амизока. О нападении савроматов и пленении Амизока. О том, как  Дандамин с криком: «Выкуп!», прискакал в стан  савроматов и попросил у вождя выдачи друга. После разбоя платить  было нечем. Савроматы, в усмешку потрясая длинными мечами, потребовали глаза Дандамина. Ради свободы своего друга Дандамин вынужден был согласиться, дал себя ослепить. 
Песнь пришлого гусляра трогала за живое, рассказывая о вечных  ценностях, которые невозможно отнять. Последние аккорды гуслей оборвались. В зале стояла тишина, прерываемая всхлипыванием Людмилы. Старец встал, убрал гусли, улыбнулся, Кто-то из отроков подал пещур-котомку с приготовленной  снедью. В дверях Терес остановил.
- Ты не сказал, как тебя зовут, батя?
Старец повернулся на голос, словно хотел увидеть пустыми  глазницами.
- А разве ты не понял, Терес? Амизок.
И шагнул за порог. Пораженный Терес долго вслушивался в удаляющиеся шаги  гусляра. Встряхнул головой, промолвил:
- Так он, чтобы не отстать от друга, ослепил себя сам…
Малый очнулся. Руки, перетянутые за спиной  бечевой, нещадно ныли. Голова  гудела, волосы от холода покрылись инеем.
- Живой?
Чужой голос отозвался в голове.
- Вроде живой.
Перевернулся на другой бок. Затуманенным взором осмотрел ледник,  в котором оказался. Ничего не понимая, спросил:
- Волхв, ты где?
- Не ищи - не увидишь.
Потусторонний голос прошелестел в правом полушарии. Малый  давно
привык к странностям Волхва, все было каким-то уже привычным.
- Глянь: и ноги связали. Жаль, что я поскользнулся - я Тарасу бока поломал бы. И откуда лед взялся? - С досадой в голосе произнес Малый.
- Это я ледышку сотворил. Зачем невинную душу губить?
- Ты? Зачем? И что сейчас делать?
- Лежи, сил набирайся. Голова  у тебя в порядке, крови нет, кости целы. Мечом владеть я тебя  не научил - все мал был. Против  одного совладал  бы - так    шлемники тебя бы  порубили. Я  сейчас в кого  потеплее  войду, да тебя   развяжу. А то, гляди, замерзнешь. 
Поодаль от Малого  лежали рядком тела  умерших. В полумраке вырисовывались их контуры. В небольшом оконце под потолком еле просачивался  свет. Малый  заметил, как  тело одного из покойных дернулось, затем он согнулся пополам, сел. Смотреть стало жутко. От страха  закрыл глаза. Гулко  отозвались шаги.
- Ну, ты чего? Встань спиной! Замерз он совсем - ноги  не гнутся.
Малый  выпрямился, не открывая глаз, повернулся  спиной. Ледяные пальцы коснулись рук, передернуло. Немного погодя веревка зашуршала, руки освободились.
- Путы с ног сам  снимешь. Я думаю, он  не  хочет тебя порешить, любопытный он. Про меня ему ни чего  не сказывай. Если что  предложит, соглашайся.
Волхв нашел Малого  пятилетним  пацаном в одной,  разоренной волохами,  общине. Малый  держал на руках маленький кричащий  комочек, и как   мог его  успокаивал, хотя в глазах самого стоял ужас, а по измазанному лицу текли слезы. Общий двор горел, огонь охватывал стоящие поодаль  постройки. «Разорители напали внезапно» - про себя отметил Волхв, раз не успели закрыть ворота городища. Они стояли  целые. В них Волхв  и вышел. Вывел детей за  ограду, ближе к лесу. Осмотрел  плачущую  девчонку. Развязал  туесок. Вынул снедь.
- Ешьте! Еда  успокаивает.
Глядя, как парень, проглатывая  слезу,  взял  лепешку, разжевал и, вынув  изо рта размякший мякиш, вложил  в рот  девчонке. Та проглотила. Закашлялась.
- Вот горюшко! На, вот, молочком ее попои. - Волхв протянул берестяную  кубышку.
- И сам  испей.
Разглядывая  черты  парня, больше дивился.
- Чей  ты? А  ну-ка  иди  сюда, поближе. Погляжу.
Провел рукой по русым волосам, заглянул  в глаза.
- Ты глянь-ка: да ты нашего рода будешь. Вот  удача. Может даже   правнук мой? Потом проверю.  А  я  думаю, что меня суда  тянет? Дай  ее, Малый.  Сестренка?  Нет. Вижу, что нет. Не наша  будет. Чья она?
- Не знаю.  Она  на траве лежала,  плакала - я  и поднял. Мама   меня за собой  спрятала,  кинжалом  отбивалась - ее  копьем в грудь. Она на меня  и упала.
-  Да. Дела... Вы здесь сидите. Я пойду, посмотрю, может, кто   еще жив остался. Старец,  охая, встал, размял кости, взглянул на   пожар.
- Да. Горит. Тушить,  поди, надо.
Простер руки  к  небу, прошептал что-то. В чистом  поле грянул гром. Первые капли упали на горячую землю, немного погодя над городищем сплошной   стеной пошел ливень. Волхв  немного подождал, кряхтя,  перекинул котомку через плечо. И, на удивление, легким  шагом направился к пожарищу. Порубка  охватила волна спокойствия. Передвинув девчонку к себе поближе, он уснул. Солнце пошло к закату, когда появился  волхв.
- Не причитай, дочка. Здесь они, куда   им  деться. Спят, поди.
Малый   проснулся от знакомого женского голоса. Вскочил, не  веря своим  глазам, уставился  на мать.
- Мама!
Уткнулся  в подол передника.
- Ты  веди их обратно. Ослаб  я сильно, пока раны залечивал. Я  в  лесу побуду, живой   водицы испою. Нельзя  мне  с вами. Мужикам  пока  вставать  не давай.  Вот по глоточку варева  им этого  дашь -  глядишь,  поправятся.
- А папка? Дедуль!
- Его  я сразу  признал - на   отца  моего  Словена  больно похож. Жив он, сидит, головой  вертит. Шагайте.
Чуть свет вернулись, угнанные  в полон,  женщины. Пригнали  скот. Вернули  все добро. Долго  еще  в общине   ходил  сказ про странный ветер  унесших волохов. Сказ, про  ветер  освободивших женщин.
В ледник зашли двое воинов. Тупо уставились на приседавшего Малого.
Ты глянь, развязался! Говорил же, туже тяни!
- Тарас послал? Ну, ведите, замерз совсем.
Старший машинально  вынул  меч, и, задрав бороду  снизу вверх, прогундосил.
- Ты,  того, не балуй.
Малого  привели в горницу, где за общим  столом пировал  Тарас
с дружинниками.
- Тарас, куда его?
- А пущай     рядом со мной   садиться. Поговорим.
Малый подошел, сел  на предложенное  место. Провел взглядом по огненным волосам,  заплетенными  в мелкие  косички. Тарас усмехнулся, приметив  изучающий  взгляд. Холодные  глаза  блеснули.
- Пожуй  малость.
Отпив   из кубка  вина,  спросил.
- Тебя как кличут? Ты  мясо  бери.
- Малый.
- Я вижу, что Малый. На тебя кольчугу  с двух штук  ковать придется. Дерешься ты, видно, хорошо. Что еще  можешь?
Малый  взглянул в хмельные глаза Тараса. Удивился тишине  в зале - видно принято - когда  говорит владыка, все молчат.
- Ну, пахать  могу, сеять. Медведя рогатиной ложу, стрелой белке в глаз попадаю, чтоб   шкурку  не портить. А тебя за что Тарасом прозвали? Тарас - (по-гречески) беспокойный.
Тарас  искоса  глянул  на Малого. Отшвырнул кость,  заметил:
- Это верно подметил. А ты, что, по-гречески  разумеешь?    
Малый проглотил кусок жаренного на открытом огне мяса, с утра ничего не ел. Раздумывая, помедлил  с ответом.
- Да. Я еще латинский знаю.
- Это  хорошо. А мне  как  раз толмач  нужен. Ты  от куда сам?
Сидевший по правую руку  жрец подал голос:
- Здешний он. Общинник. Я же говорил. Они там  старый  покон соблюдают. Роду молятся, а Перун последний  стоит.
  - Странно. А языки откуда  знаешь?
- На торг к нам разные  приезжают. Ну,  я и запоминал. Память  у меня хорошая.
  - А военное дело? Община у вас  мирная. В последние годы я за вас  стою.
- Не знаю. Старейшина говорит, что в крови у меня. Как получается - сам не  пойму.
Тарас хмыкнул, недоверчиво взглянул в глаза.
- Счет знаешь?
 Малый  взгляд выдержал, улыбнулся.
- Ну да, асы считать умею. Столбы дважды, трижды знаю.
Владыка  задумался. Чистый,  смелый взгляд  голубых глаз притягивал.
- Ты  вот, что: давай  ко мне. Дружинники  у меня богато живут. При  мне  пока будешь. А  то вон  ведущий глаз  на тебя положил, мол,  в жертву его. Видать,  девицу жаль.
Лед на реке сошел и теперь она, разлившись мутной водой, не спешно, обременяя время, шла своим путем под пристальным, не мигающим взглядом деревянных кумиров, стоящих на пологом берегу. В назначенный день люд начал  стекаться на поляну перед капищем, где уже стояла на подпорках подготовленная ладья. Несли под печальную песнь умерших за зиму, одетых во все новое, чистое. Которых ранее хоронили, берегли в леднике. Воинов клали с оружием в ладью с правого борта, мирян с левого. Женщины поставили перед покойными кувшины с напитками, чаши с хлебом, запричитали. Жрецу подали  собаку. Хрипло распев никому не известные слова, разрубил ее мечом на две части, и, чуть не поскользнувшись на сгустках крови, бросил ее в ногах усопших. Подвели загнанных  двух лошадей, по знаку  ведомого  воины рассекли  их на части. Мясо  сложили  в ладью.   Блаженная подходила к людям, прощалась  с ними. От несчастного  вида не осталось и следа. Последние дни жизни она провела как родительница рода, за ней ухаживали, выполняли  любое желание, любой каприз. Подошла она и к Тересу, стоящему поодаль, с Людмилой и Антиопой, и,  привычно опустив  взгляд, промолвила:
  - Надеюсь, ты получишь того, чего хочешь!
И, взглянув  в глаза, прочитав в них, что-то только  ведомое   ей одной,  отшатнулась от него, прикрыв  рукой глаза:
- Ты обретешь свой покой!
Немного постояла, покачиваясь, приходя в себя. И взглянув на Антиопу, протянула  ей ладанку  с изображением обнаженной женщины, сказала:
- Ты верна нашей богине  Ашере. Эту ладанку мне ведущая мать Кирка, когда была в наших  краях, подарила. Сохрани ее. Она  даст тебе  сил,  воительница, вернуться  к своему народу.
И, отмахнувшись  от расспросов,  шагнула к  испуганной Людмиле, улыбнулась ей.
- У тебя родится сын, назови его  Садко. Хорошо. У  Антиопы родится его брат. Ты  их  славными вырастишь.
Обняв на прощание  Людмилу,  прошептала:
- Не жалей  мое  бренное тело. Подумай  о моей, да  и о своей душе. У каждого  свой путь  в этом  мире. Мой окончился. Я  рада.
И пошла  в окружении  мужчин  к ладье. Немного погодя Людмила с ужасом смотрела, как девушку  положили на ложе. Четверо  мужчин своими грубыми  руками прижали тоненькое, хрупкое тело к  полированной  дубовой скамье.
Дух смерти. Старуха обвила вокруг шеи  малахольной сыромятный  ремень, концы которого  подала  воинам, стоящим рядом, те потянули. Ведьма, не мешкая, широким тесаком ударила  между  ребер жертвы. Предсмертный  хрип заглушил удары  палец по щитам. Все  стихло. Толпа безмолвствовала. Только мать  малахольной  всхлипывала. Оплакивала  свою судьбинушку.      
  Терес, с охапкой дров, подошел к ладье, подал жрецу поленья, и отошел в сторону, смотря как воины, следуя  его примеру, стали укладывать сухой древесиной предсмертный корабль. Жрец подал Тересу горящий факел.
- Пора, владыка.
Терес, взглянув на заходящее  солнце, выдавил:
- Да. Пора.
Бросил факел на поленья. Подошли воины и, приготовленные горящие лучины,  положили  в разгоревшийся погребальный  костер.
Ведун распростер руки вверх, в след уходящему солнцу, запел. Подул резкий  сильный ветер. Пламя усилилось,  показывая свое превосходство над миром  живых.  Людмила  притронулась рукавом к наблюдавшему за огнем Тересу. 
- Все-таки  мы очень разные.
Терес  удивленно посмотрел на Людмилу.
- О чем ты?
- Я о своем народе. Мы, люди Руси - русичи значит, но  и  вы говорите  также как мы, и обычаи  такие же, только вы темные. Наш род железо плавят,  соль варят, торгуют. Владыка наш говорит, что людей на жертву нельзя. Перун так примет. Да и кумиры у нас добрые. А ваш, Перун, вон какой сердитый, смотреть страшно. У нас больше  Велеса да Ладу почитают. Велеса  за богатство дающего, а Ладу за любовь и согласие. Да ты меня не слушаешь Терес.
- Да Перун любит усопших. Сильный ветер послал, все сгорит. Ты о чем?
- Я? Да об одноруком нашем, о Рее.
- Однорукий?..
Терес резко перебил. Обнял  Людмилу за плечи, взглянул  в глаза.
- Пойдем. Все заново мне поведаешь. Я хочу все знать.
Утро выдалось тихим, холодным. Талая  вода  в лужах  покрылась льдом. Солнечный луч еле  пробивал тяжелые, черные тучи. Воины смотрели на деревянных идолов, но заходить в капище после  жертвоприношения не решались. Все молча ждали. Но вот  послушался глухой скрип льдинок, хруст  валежника. Подошли Терес, Малый, облаченный в новую  кольчугу, и жрец. Дружина дорого обходилась Тересу. Каждый из воинов был проверен в боях. Терес души не чаял  в своей дружине и с неохотой пополнял её. Каждый стоял в бою трех-четырех воинов, десяти мерян. Жрец вошел в капище, все двинулись за ним. Каждый  знал свое  место. Быстро разожгли  восемь ритуальных костров. Ведун подозвал к себе Малого, окинул всех  грозным взглядом: «все ли в порядке». Только  он  сейчас  здесь  хозяин  на своей территории. Резким ударом острого ножа разрезал ладонь Малого. Багряная руна побежала  на широкое лезвие меча, окрасив серебристую сталь в цвет верности. Ведающий подал меч Тарасу, подошел к Перуну, что-то шепча. Воины не падали  на колено у кумира  как  миряне - молча, клялись верности своему  владыке. Вот и сейчас Малый  постоял,  шепча древние руны, подошел к Тересу, принял меч. Прижал  к губам свою кровь, уже заледеневшую на лезвии меча. Протянул руку. Терес, молча, пожал  рассеченную ладонь Малого,  улыбнулся.  В  это время молния прошла  по верхушке  вековых дубов, ударил  гром.  Удивленный  ведун  поклонился  деревянному истукану, простер руки. Все вздрогнули. Только  черный ворон,  покосившись алым  глазом, встрепенулся, перелетел  поближе к капищу, следя за  происходящим. Чуть  забрезжил  свет. Люд собрался на поляне. Ожидающе смотрели на жреца. Он, поглядывая на горизонт, деревянным  посохом вокруг себя  по земле прочертил круг. Молчал. Наконец, распростер  руки вверх.
- Радо.
Крик  потонул  в вышине. Солнце, выйдя  из тяжелых  туч, освятило поляну.
Радость отразилась на лицах людей. Быть хорошему  урожаю. Справился  жрец. Обряд завершен. Люди простили ему, того, что весной, он, покатив огненное  колесо с горы, замешкался, и оно, упав, погасло. Начался праздник.
Солнце стояло в зените когда  хмельной  Терес, обнимая льнущую к нему девицу, подал знак - пора  дружине  показать свою удаль.  Малый, поглядывая, как девушки на выданье перепрыгивали, смеясь, через   костер. Загляделся на Людмилу. С ней он не раз  встречался  взглядами в тереме. Но заговорить не решался. Знал, что ее  отбили  у волохов, и сейчас она принадлежала владыке, впрочем, как  многие другие, как  и он сам. Замешкался. Подошел Терес.
- Ты чего? Понятно, хороша, да?  Словом, что-то в ней  такое есть, никак не пойму, что.
Помолчал, размышляя. Малый  оробел,  не зная, что ответить.
- Ладно, не чего на девок глазеть. Пошли, силу свою  покажешь, а то я не знаю,  на что ты способен.
В середине  поляны собралась  толпа. В центре двое молодых воинов бились на кулачках, за бочонок вина. Малый никак не мог понять стиля боя. Разумев, что отроки просто надеясь на свою сноровку, от всей силы лупили друг друга, усмехнулся. Наконец, один  упал на колени. Выдохся. Тарас  помрачнел, взглянув на Малого, скривив  рот, буркнул.
- Молодые, учить надо.
По взгляду Тараса  понял, что  его очередь  выходить. Особого желания  драться не было. Но куда  денешься, надо. Скинув  легкую  душегрейку, вышел в центр  круга. Злость на самого себя  и на Тараса  вырвалась наружу. Решил  сразу  покончить с первым, показать настоящий бой. Сейчас можно. Дружинник. Другим неповадно будет задирать при встрече. Вышел  один   из десятников. Малый  осмотрел приземистого  дружинника, не подумав, бросил.
- А что, один? Тарас!
Тарас  улыбнулся  и сквозь шум толпы крикнул:
- А ты его побей!
Удар  в солнечное сплетение  подействовал отрезвляюще. Злость прошла. Разум прояснился. Сердце  забилось  ровно. Малый ужом  ушел  с линии атаки. Присел  в коленях, готовясь к активной защите. Не новичок. Хорош  боец. Жестким блоком  встретил рубящий удар рукой. И, как  учил Волхв, шагнув  вперед, тычковым ударом, двумя пальцами в шею, поразил противника наземь. Малый  выпрямился, подошел  к лежащему. Дышит. Убить не убил - усыпил на время. Толпа молчала. Никто ничего не понял. Удар  был молниеносный. Еле заметный.
В центр к Малому вышел Терес. Взглянул на очнувшегося.
- Вставай, Дармир. Да, вот  тебе и пахарь. Ну, кто еще  желает?
Тарас  взглядом обвел присутствующих. Желающих не было.
- А ты, Малый, вроде не устал? Позовите Мстислава! Опять,  поди, девок смущает? Женить его пора. И Бруна кликните, пока  трезв!
Любимцы Тараса, Мстислав и Брун, пользовались полной свободой. Высокие, крепкие  парни с младенчества  воспитывались  в дружине, и к двадцати  годам каждый  командовал сотней.
- Ну что, Малый, побьешь их - в моей особой сотне десятником  поставлю. Сам  же говорил, что двоих надо.
Подошли  Мстислав с Бруном. Толпа  загудела: жалко  парня.  Тарас коротко  им объяснил  суть дела. Намекнул  про Дармира. Мстислав  скинул с себя рубаху, вошел  в круг.
- Тарас! Его как? Калечить, или так оставить?
Владыка  улыбнулся, довольный.
- Это как получится!
Малый промолчал. Тарас взглянул на Бруна.
- Ну, а  ты чего  ждешь?
Брун  насупил тяжелые брови.
- Так  вдвоем на одного, как-то не по-нашему.
Тарас не сдержался, перечит. С угрозой в голосе  приказал.
- Выходи. Он сам так хочет. По моему сигналу и начнете.
Бруно  разделся.
Малый  последовал  их примеру - скинул с себя  рубаху. Толпа одобрительно загудела. Крепкий,  мол, парень. Малый, не обращая внимания на зевак, заметив только странный блеск глаз Антиопы, оценивающе присмотрелся к обоим. Ладные  парни. Под кулак  попадешь - зашибут. Тарас взмахнул рукой.
Бруно  и Мстислав  разошлись в стороны, пытаясь взять в клещи, не кинулись сразу. Покружились по кругу, делая  редкие выпады. Натасканные псы. Пора  уже. Малый прыгнул, каблук сапога угодил Мстиславу в лоб,  тот осел. Перевернувшись, в воздухе ребром ладони пытался, достать  Бруно. Тот ушел в сторону, но по выпученным глазам понял - тот в панике, не видал такого еще. Мельком  взглянул на Мстислава, лежит. Локтем, закрывшись от жесткого удара в голову, захватив запястье руки, крутанул. И, уже лежащему, положил  руку на болевой, жаль стало добивать. Бруно  лежал, постанывая, крутил головой, но пошевелиться не мог. Острая боль сковала  тело. Толпа молчала. Тарас  вошел  в круг.
- Отпусти его. Я думал, один эти штучки знаю, да воевода  мой. Одевайся, пошли, десятник. Девки вон хороводы  крутят. Песни поют. Весна.
Взглянув  Малому в  лицо, заметил как-бы про себя:
  - Мне  ясно, что пахарь  ты  особый. И много  вас  в общине  таких!
Устав от шума и праздничной  суеты, Малый спустился к реке. Ополоснул лицо. Холодная  вода освежила, привела  в порядок мысли. Взгляд упал на проплывающие мимо березовые  венки. Один  из них пристал к берегу  в двух шагах от Малого. Разглядывая любовно завитые веточки так,  что нигде не сломался ни один листочек, удивился. Из раздумья вывел девичий смех.
- Ты почто чужие венки поднимаешь?
- А чей  этот?
Девчонки  гурьбой кинулись рассматривать  венок.
- Это, поди, мой!
Выхватила Людмила  венок, с любопытством рассматривая  Малого.
- Красивый! Как ты сама! Зачем  только?
Малый и не заметил, как сказал, удивлено смотря, как Людмила вспыхнула, покраснела вся, зарделась.
- Так три листочка на березе. Судьбу ворожим.
Подошла  ничего не понимающая Антиопа.
- Малый, Тарас кличет. Пойдем. Хватит девок  смущать.
Тарас стоял на пригорке. Возле вкопанного в землю бревна, густо  утыканного стрелами. По всему  видно было, что он доволен.
- Малый, а ты  говорил, что в белке в глаз попадаешь. Становись в ряд. Дармир, дай ему  свой  лук, а  мне дротик.
Подошел Дармир, протянул лук,  улыбнулся.
- Ты того, не бойся. Он сегодня  вроде ничего, добрый, а может и попадешь.
Малый встал рядом с Антиопой, проверил натяжку тетивы. Скосил  глаза на Антиопу, та уже  вложила стрелу, ждала.
- Ну, что кто попадет, тому золотой. - Проговорил Тарас, осматривая поредевший ряд, отошел в сторону и метнул дротик вверх. Две стрелы  Малого и Антиопы вошли в древко, с десяток  прошли мимо. Получив золотой от Тараса, Малый вернул  лук Дармиру  со словами:
  - Добрый лук. Работа  знакомая. Ты где  его взял?
  - Неважно. Ты того, не сильно  выделяйся. Не любят  у нас задавак.
  - Да я так. Пошли по чарке выпьем.
Возле бочонка колдовали Бруно с Мстиславом. Раздавая шлепки  подвыпившим мужикам и опорожняя кружки, веселились. Мстислав, не смотря на заплывшее лицо, ничуть не казался  раздосадованным. Подошли Малый  с Дармиром. Бруно  соскочил с насиженного  места. Подвинулся. Мстислав зачерпнул вина, деревянным ковшом, подал Малому. Тот  отпил, передал  ковш Дармиру.
- Вы, други,  на меня не обижайтесь - Тарас  заставил.
Мстислав  хмыкнул.
- Да мы понимаем. Не впервой. У меня, вот только недавно на лице синева прошла. Это меня Кастор, воевода наш, приголубил. Потом с ним познакомишься.
В разговор вмешался Бруно.
- Ты, говорят, мечом владеть плохо обучен.
- Так я от сохи только. Обучусь как-нибудь. Давай  выпьем, как говорят Аланы, брага  больно добра.
Река  бежит, играет  бликами при лунном свете. Тихо. Только  строгие лица  кумиров отражаются  черной тенью в темной воде, призывая к смиренью.  Шаги, шорох  снимаемой одежды, тихий  вздох.
Всплеск  воды привел сидящего на  валуне Малого в реальность. Решив последовать примеру, малый, скинув рубаху, прыгнул  в реку. Холодная  вода обожгла, прояснила  голову, выгнав  хмель. На стремнине различил плывущую  к берегу Антиопу.
- Что, Малый, за  мной  увязался, и Тараса  не боишься?
Малый  промолчал: скверно-то  как получилось.
 - Не бойся. Я не жена его - я сама  все решаю.
Малый, по пояс в воде, отрешенно смотрел как на берегу, на  песчаной гальке, Антиопа, стоя, принялась выжимать волосы. Обнаженное, молодое  тело блестело от капелек  воды. Казалось, звало в черную пропасть.
- До петухов стоять будешь? Помоги  вытереть спину.
Подойдя к Антиопе, Малый, молча, обнял гибкий  стан. Воительница не оттолкнула - прижалась. Тихий стон отразился в темной воде, смешавшись с шепотом  реки, унесся  прочь.       
Ближе к полудню, Малый, во главе десятка, с гордым видом  подъезжал к родному  городищу. Общинники, приготовив подать, ничем не выказывали небольшого  облегчения - не в каждой общине был заступник в дружине. Старейшина, дряхлый  старик, почесывая  плешь, блаженно любился. Открыв по шире  беззубый рот, растянув тонкие губы.  Своему  дают  добро  и снедь. Рядом с ним  стоял вечно  хмурый  отец. Малый, соскочив с коня, привычно склонил голову, поклонился в пояс, и остолбенел, заметив, как надменный старейшина  гнет перед ним спину. Отец  Малого, заметив недоумение сына, довольно буркнул.
- Первача, как тать повязали, а сейчас десятком орудует. Пошли  роду помолимся, негоже древних Богов  забывать.
На  общинном капище стояла тишина. Древний  четырехлицый Род, все также   смотрел в разные стороны, состязаясь  с  вечностью. Вдруг одно лицо  от кумира отделилось, из деревянного  истукана вышел  старец. Отец  упал на колено, хриплым  голосом взывая заклятье. Малый   опешил, рукой схватился за перевязь меча.
- Ну, будя, вам будя. Что, никогда  не видели, как кудесник выходит из-за  кумира?
Слова  Волхва прорезали  тишь, вывели из столбняка.
- Это  хорошо, что покон блюдете, мимо капища не проходите.
Волхв покряхтел, скорее  по привычке, присел.
- Садись, Малый. Поговорим. Да  не пужайся - нам на капище посидеть можно. Главное суть, а не  деревянный истукан.
Воин присел напротив.
- Я много разных  Богов повидал. А это  просто  дерево мертвое,  хотя  сознание  имеет, обработанное людскими  руками, а в нем вера наша  и заповедь с ведами заложена, для устоев мирских. А капище, по сути,  место, где  мысли в порядок привести  можно. Человек тем и  отличается от зверя, что  соблюдает заповедь предков, упорядоченно живет.  Брось  дите одного в лесу  без людей - он зверем  станет. 
Помолчал, немного, провел рукой  по волосам.
- Про тебя  Малый, я все  знаю. Что ж ты отроков обидел, со страха, поди? Дай-ка  меч, гляну.
Провел  рукой  по серебристой  стали.
- Добрая вещь, но слабоват. Сломается, поди, от сильного удара. Ты вечером сюда приди, поговорим. Я  меч обратно принесу.
Старец встал, зашел за кумира  и пропал. Отец, очнулся, словно из забытья хмыкнул.
- Вещий старец, много знает. Нынче  леший  по лесу  меня  водил. Пропаду - думал. Смотрю, он траву  собирает, я в ноги. Он  тропу и указал. Боится  его народ, странностей  его. А як, что заболит, к нему  бегут. Вот  и ты  к нему с малых лет  в лес бегаешь. Стерпел  видно я не зря, хотел  поначалу запретить. Только сейчас понял,  как  много он  тебе дал. Не зря, поди. Дед наш говаривал, что нашего он роду. Посвященный. 
Общинники мало обращали внимание на десяток воинов. Определив их на покой, старейшина удалился. Отдав несколько распоряжений, Малый направился к себе. Его семья жила в общем  доме. Посередине находился очаг, где женщины готовили  еду и занимались другими делами по быту. Малый  жил в отдельной клети, по  праву старшего из детей. По расчету  отца, ему  пора было обзаводиться семьей. Все  вещи лежали на своем  месте, хотя его давно не было дома. Ждали, надеялись, что вернется. Осознав  это, он потоптался на месте и направился  на родительскую половину. Все было как обычно, если не считать, что мать надела новый передник. Увидев  Малого,  подошла, как-то по матерински обняла за шею, пристав на цыпочки. Прижавшись щекой к кольчуге, всплакнула.
  - Что ж ты броню свою не снял? Дома, поди, не на ратном поле.
  - Да ладно, мама, я так, привык к ней.
  - Ну-ну.
Мать  отошла, принялась хлопотать по хозяйству.
- Ты пока, пойди, отцу  помоги. Он у скотины, управляется с братавьями твоими, потом и пообедаешь.  Старейшину нужно позвать.  В хлев зайдешь, так  соломинку  в  руку  возьми, долго  тебя все ж не было.
После обеда мать принесла кувшин с медовой брагой. Расставила чарки. Потекла простая, обычная беседа, про дела общинные.  Ждали сказ Малого. Подождав, когда за стол присядет мать (ей позволялось), поведал про бытие свое. Да, разве что утаишь? Слухи и сюда уже дошли. Поинтересовался сестренкой, из-за которой  угодил в дружинники. Мать пожаловалась на непутевую, опять куды запропастилась, беда с ней.
Начало смеркаться, когда Малый подошел к капищу. Невдалеке  заметил костер. Старец что-то готовил, кидал  в варево  разные травки, нашептывая слова. Подал знак «садись, не мешай». Закончив свое дело, как повелось, кряхтя, сел, жалуясь на боли  в ногах.
- Меч я тебе новый изготовил из твоего  старого. Ничем он не отличается - меч как меч, такой же. Правда,  легче он  стал в два раза, да блеск  не тот.
- Всех благ, отче.
- Устал  я шибко: полдня  ковал, один. Думаешь легко в мои-то годы? А он «благодарствуй». Ну да ладно, слушай сюда. Меч этот никому  в руки не давай, носи его  на привязи за спиной. Используй его только для защиты и благого дела. Таких мечей  у нас  здесь нет ни у кого. Меч называют  «Кладень». Когда в руки его возьмешь, по имени  назови, а то  он  силу отнимает. Помни: сила в нем  огромная. Точить о брусок его не надо. Волшебство он почует. На нем руны появляются. Заплутаешь: на руку его положи, жалом он север укажет. И запомни: убить  им все живое можно,  и не  живое. Но сперва  подумай: слабые  убивают - сильные жизнь дают.
Волхв встал, прочертил посохом на земле какой-то знак, промолвил:
- Вставай, бери палку, что я приготовил. Учить тебя  буду мечом  рубить, а то чему тебя эти неучи  научат. Вот горюшко, нет мне покоя.
Рассвело, когда  Малый  освоил мудреные  приемы владения  мечом. Рассвело, когда первый раз Волхв похвалил  Малого. От усердия,  рубаха на Малом  промокла до ниточки, весь  взмок, дышал  тяжко. Волхв все  также  по привычке кряхтел  от удовольствия, но даже  не запарился.
- Ну вот, у тебя что-то получается. Тренируйся чаще - знатный  боец  получится. Посидим  немного.
Присели. Малый облегченно  вздохнул: загонял старец.
- Рубке  я   научился на берегах  варяжского моря, тятя  мой хранил секреты. Да еще кое-чему. Помнишь, я тебе рассказывал, лет пять назад, про эту  страну. Мне бы в твои годы такие знания, тебе сейчас весен  всего около двадцати, не боле. Да… Жаль, что сил  для волшебства  у тебя нет: карма другая. Ну да ладно. Задумал  я тут кое-что, и ты   мне  поможешь. Ну, об этом потом  поговорим.  Пошлют, чую, тебя, скоро,  в незнакомые  тебе места. Ты  в лес  приди,  меня позови. Я тебе  обо всем  растолкую.
- Так мы же  уйдем  отсюда: Тарас   по дочке соскучился.
- Там, Малый,  также  лес есть. Лес,  он везде  одинаков: для меня   одинаков. И ты, того, с Антиопой больше  не греши: мужиков  она использует. Ее  народ любви  не ведает, слабостью  любовь считает, не знают,  что  в любви  сила  большая  есть. Да не ерзай ты, далее  слушай. Пока   вы там  грешили, видела   вас там одна. Долго потом по реке  бежала, чуть не   утопла, как  в омут  сиганула. Я ей бревнышко  послал, по нему  и выбралась. Вся  не своя  была, как чумная. Как  думаешь, почему? Хороша  девка, кровей   наших будет. Ну  да ладно, дело молодое, поправимое. Ну, давай, к мечу  привыкай.
Малый  встал,  пряча лицо. Все   Волхв  про него знает.
- Да  ладно тебе  краснеть, давно  уже мужем стал, не девка. Чай, я сам по молодости  грешил, пока интерес был.
Малый немного  успокоился. Волхв  из котомки достал  меч.
- Бери, сперва, его за ножны левой рукой, имя шепотом  назови, он   сам  в правую руку прыгнет. За рукоять крепко  держи, не выпускай: пускай  привыкнет. Как  сила его спадет, тебя признает, в ножны  его  вложи. Ну, бери.
Все    так  и случилось. Меч  успокоился  в руках хозяина. Волхв удовлетворенно хмыкнул, показал, как  за спиной носить. Обнял, прощаясь по-стариковски.
- Ну, иди внучок с миром. Да,  совсем забыл: там,  возле капища, один  из твоих  спит. Как  он к капищу подошел вслед за тобой, я на   его чары послал. До  сих пор  сон смотрит. Ему Тарас за тобой  приглядывать наказал. Разбуди  его.
Волхв пропал. Костер  стал гаснуть. Малый  отрешенно посмотрел на затухающие  угли. Подумал: «Всю  ночь, поди,  горел ярким  пламенем. А дров  не подкладывали». Усмехнулся,  и пошел прочь.
Провожать  их вышло все городище.  Воины,  ловя  смущенный взгляд  девчат,  лихо гарцевали  на жеребцах, усмехаясь в бороды. Мать,  пряча слезы, в руку Малого вложила оберег. Уткнулась  лицом в броню. Малый обнял  мать. Вложил в ее руку золотой,  полученный от Тараса. Поклонился  в пояс общинникам  и,  не проронив ни  слова, вскочил в седло. Взмахом руки подал знак, обоз пришел в движение. На  душу,   словно камень лег,  дышать стало тяжко. То ли из-за  прощания с матерью,  то ли из-за прощания  с привычным укладом  жизни. Вот судьбинушка скрутила  и не вырвешься.  Понял, обратно  пути нет. Обреченно  дернул уздечку, понукая  жеребца, мелкой  рысью, не оборачиваясь, поскакал  вслед за обозом.
Людмилы не  было. Набравшись  смелости, спросил за столом холопскую девчонку.
- Жар  у нее, горит вся. Давеча  вся мокрая пришла. Как легла, так и лежит. Колдун сказал, что под утро, чай помрет.
- Да. Плохо дело.
Опечалился. С опаской глянул на хмурого Тереса. Подошел и, сглатывая  слюну, спросил.
- Отпусти, Тарас, я знахаря  приведу. Может Людмиле поможет. Он возле  нашего городища  в лесу живет.
- И  давно   живет?
До  Тараса  медленно доходило  сказанное.
- Дед мой к нему  молодым  бегал, когда  его отца медведь  помял. Значит  давно. К утру поспею.
- Так  чего ж ты?  Веди. Коня не жалей.
Темный  лес молчал. Глухо отзывалась  земля   под ударами копыт. Конь  хрипел, но шел рысью по еле  заметной  тропе. Возле раскидистого  дуба, спешился. Схватил приставленную  деревянную колотушку  и трижды  ударил  по стволу  дерева. Гул  прошел  по темному  лесу. Малый  подождал, замахнулся,  чтобы вновь позвать. Вдруг услышал шепот.
- Не шуми. Многие спят  уже. Ночь, как-никак.
Малый обернулся  на голос.
- Помоги  отче.  Людмила  помирает. Жар у нее.
- Отче, отче. Дед я старый, на покой  мне   пора. Знаю, уже сорока  весть принесла.
Малый  потупился, склонил  упрямо голову.
    - Может, жива еще?
- Учил,  тебя учил, а  ты  из-за  девки  лес перемутил. Люба значит,
ну ладно.
Малый опешил, когда невидимая  рука  легла  на плечо.
- Ты вот что: садись на коня,  да  поезжай  вон  к той сосне. Тебя   там  рус - леопард   дожидается: он тропу  укажет, по ней  прямей  будет. У врат меня   встретишь. Ну, скачи!
Конь  не испугался, следом  сам шел за  дивной кошкой. Малый  сильней  вжался  в седло, схватившись  руками  за луку, отпустил  поводья. Опомнился возле ворот, окрикнул.  От куда-то  появился Волхв.
- Веди.    
В тихой  горнице  в темноте  угадывалась  тень Тараса.
Малый с хрипцой в  голосе  выдавил, наткнувшись на кинжал   Антиопы:
- Это мы, пришли.
Терес встал.
  - Поздно. По-моему отходит она. Мне  сказали, что тебя она, Малый, к себе звала.
Волхв нахмурился.
- Чего стоишь, Тарас? Проводи  к ней.
Терес  очнулся, засуетился.
- А  ты лечишь, старче? Поправится - озолочу.
Волхв  усмехнулся.
- Я не лечу, я исцеляю.
В опочивальне  слабо коптила  лучина. Волхв, оттолкнув сиделку, решительно подошел  к ложе, потрогал  лоб Людмилы, приоткрыл глаза, взял за запястье  холодную  руку.
- Жива, плоха очень. Оставьте  меня.
Малый  вышел вслед  за Антиопой. Терес  постоял, раздумывая. Прислушался  к бормотанию  деда.
- Ну,  исцеляй.
Повернулся, и тяжким шагом  удалился прочь. Сидя  за столом в горнице, тревожно  ждали. Светало. Терес,  словно себя,  спросил:
- Кто он?
  Малый повременив, осторожно ответил:
- Кудесник. В темном  лесу живет с лесным  народом. Никому худо  не делает. Зла  у него нет.
  - Странный старец. Голос  мне его  знакомый, не разглядел  я его.
Малый беспокойно поерзал  на лавке, вздохнул.
Со вторыми петухами вошел старец, испил холодной воды, промолвил:
- Спит она. Немного погодя, молока  вскипятите, с медом дайте, она примет. Испьет,  сил  прибавит.
Окинул всех  взглядом и направился к двери. Тарас   вскочил, возбужденно проговорил:
- Старец, подожди, я провожу, поговорим.
И уставился на пустые двери: ведун исчез. Только потусторонний   шепот погасил  пламя лучины: «Еще  поговорим. Пока не время».
Обоз  растянулся на полуверсты. Солнце  стояло  высоко в зените, нещадно палило. Унылые кони шагали, опустив головы, тянули поклажу. Малый,  скинув накалившийся шлем,  косился на счастливую  Людмилу. При случае  ей подмигивал, скорчив серьезное  лицо. Дивчина,  глядя на него, заливалась тонким смехом. От  болезни  не осталось и следа. Антиопа,  понукая лошадей, тащивших колымагу со скарбом и Людмилой, поглядывала на ехавшего впереди Тереса, который делал  вид, что не замечает взглядов  Малого с Людмилой.   Терес был доволен: давно уже  не был дома, считай  с зимы, эти разъезды в дальние окраины утомили. Вроде  бы все хорошо. Но  интуитивно  чувствовал, что-то  не так, да и дума об одноруком  и его камне  давала знать. Впереди  показался  всадник  из дозорных. Определил  Терес, успокаивающе  махнул рукой. Взмыленная  лошадь,  казалось, сейчас   упадет. Стоя, пошатывалась, роняя  пену. Дармир не  пощадил  коня.
- Волохи. Сотни  три-четыре. Наши засаду  устроили, долго не удержат. Впереди   версты  через две поляна.
Терес   высоко вскинул   руку: «Внимание!». Махнул  рукой.
- Вперед, рысью!
Лицо  помрачнело,  скривила болью  досада.
- Малый  с десятком  на поляну, стрелами  сломайте передних. Время  нужно. Может,  успеем.
На лесной дороге  побьют  всех. В лес уйти - оставить  все добро, вот горюшко. Сотня  против  трехсот  не много. Успеем. Мысли  роились в голове, рука  искала секиру. Последняя телега  выскочила на поляну,  замкнула в круг, когда Малый  со своим  десятком  положил   стрелами с дюжину.
- Все  в центр.
Стрелы  пробивали кожаные  щиты волохов, сбивали  спесь. Волохи,  покружив вокруг  телег,  по знаку  рослого  воина отошли. Их стрелы  ломались  о доспехи, не причиняя  большого урона. Терес, взмахнув пот, подошел  к Малому, который,  натянув до отказа  свой большой  лук,  целил  в рослого.
- Побереги стрелу,  у тебя  их  немного   осталось. Антиопа  пробовала - далековато.
Тетева пропела. Малый   смущенно   обернулся.
- Ты   глянь, достал-таки! У, пахарь!
Стрела   пробила незащищенную  шею  рослого. Хрипя,  схватившись  за  древко  стрелы, он осел. Волохи, дико визжа, кинулись на приступ. Безумная месть вела их. Уже  были видны перекошенные злобой лица. Стрелы вновь сорвались вверх. Все смешалось: крики умирающих, звон  стали. Рука сама, казалось, прокладывала мячом путь. Приятная дрожь охватывала нервные центры мышц, когда сталь  на куски  рвала  тело. Меч легко перерубал клинки волохов, не застревал в кожаных доспехах. Малый все  примечал. Терес, стоя на телеге, отчаянно махал своей громоздкой  секирой, которою называл  «Оскорд». Войлочные доспехи не спасали, черепа разваливались на части. Кровь и  мозги  стекали по доспехам Тереса.  Вид был  страшен. Людмила  с ужасом смотрела  на происходившее. Немой  крик застрял в горле, не находя выхода. Слезы текли по лицу. Вдруг топорище  треснуло, только длинное древко  осталось в руках  Тереса. Сердце  зашевелилось в груди, когда  в зрачках отразился булатный, нависший меч.  Страх с пяток пронзил  тело Тереса. Но  меч  не закончил  свой путь. Терес с удивлением  заметил  в груди нож Малого,  оттолкнул  осевшее  тело,  выхватил  из ослабевших рук меч. Крик заглушил  звон брани. Терес  спрыгнул наземь. Ничто не могло уже остановить  рыжеволосого война, в рогатом шлеме, он,  казалось, обезумел. С ним  рядом шел медведя  подобный русый  шлемник, его глаза  сверкали голубым, холодным огнем. Их мечи  танцевали окончательный  танец  смерти, прокладывая путь к доблестной, воинской славе. Казалось в них, в двоих,  вселился демон разрушения. Волохи дрогнули, отпрянули. Сотня вышла из круга колымаг. Пошла веером, обрезая  нити  спасения. Малый  опомнился, вернулся,  выдернул свой нож из тела поверженного - пригодится. Терес обернулся, глянул на Малого  с пониманием, усмехнулся. И, не поверив себе, в полголоса произнес:
- Я доволен. Твоя Людмила.
К вечеру все успокоилось. Пленных повязали  друг с другом - потом обменяют, перевязали раны. Почистили доспехи. Павших  сложили  отдельно. Готовя погребальный костер, Малый  с любопытством наблюдал, как Антиопа деловито ходила  и снимала  скальпы со сраженных  ей лично  воинов.
-   Зачем это? - Спросил  с проходившего  мимо  дружинника.
- По обычаям  своих предков: в ее народе правят женщины! Что хочешь?
- А я думаю, почто на ее уздечке болтаются волосы? Так сколько  же  она душ загубила?
Меченоша махнул рукой, опасливо посмотрел  на  Антиопу и двинулся далее. Послышался голос Тереса:
- Добрая сеча была. И откуда они взялись.  Станем  лагерем. Харч готовьте. Я дозорных проверю.
Показались первые звезды. Наступала  ночь. Приятный, теплый ветерок снял напряжение, успокоил. Малый, сидя у костра после   сытной  еды, задремал. Разбудил девичий  смех и характерный  говор Тереса.
- Вставай. Счастье проспишь.
Ничего не понимающий Малый  вскочил, глядя на улыбающуюся Людмилу.
- Люба она тебе? Что молчишь?
Малый переступил  с ноги на ногу. Потупил  взгляд, ответил  виновато:
  - Люба.
- Так,  снимай с ее головы  ленту. Ее воля  твоя.
Малый  подошел, протянул руки, еще не веря.
- Подожди, калым полагается.
- Так у меня ничего нет.
-  Нож  твой. С собой носить  буду,  на память.
Малый достал нож, с сожалением ковырнул ногтем самозатачивающуюся   сталь. Изделие Волхва. Подал  рукояткой  вперед.
- Ну вот, и добро. Теперь  снимай ленту. Свадьбу  дома сыграем. Приданое за мной.
Сказав, повернулся к костру, рассматривая в руках большой охотничий  нож, с белой  костяной  рукояткой, изображавшей готовящую  к прыжку  кошку. Подошла  Антиопа.
- А я думаю, что он ее  с  собой повез, хворую. Чай, девок и в его тереме не мало. Обо всем, Тарас, подумал? Накрепко  тебя Малый к себе привязал. А нож добрый,  даже   у нас таких не делают.  Хотя  у нас мастера не хуже   будут.
Взошел   молодой, набирающий силу  месяц. Отец Малого  со старейшиной  подошли  к общинному  капищу. Шли молча, каждый нес свою думу. На капище тишь, чуть слышен поток ветерка,  обдувающий  древесные лики. Древние кумиры, презирая  время,  несут свою тайну от сотворения  мира. В центре, опираясь на посох,  стоял  Волхв. Знаком руки он приветствовал  входивших.
- Звал  нас, вещий?
- Давно  я Вас  поджидаю. Вы, старче,  присядьте. Я вам  кое-что поведаю. Разговор долгий предстоит. Ведаю я, что на следующий год климат здесь значительно изменится, теплее намного  будет. Засуха - значит не урожай. Волохи нагрянут, грабить будут: их нужда заставит. Вы здесь  пришлые. Духи  здешние  не любят вас. Предки ваши, да и мои, не здесь жили. Ты, старейшина, об этом ведаешь, пора  вам обратно возвращаться.
- Верно - здесь не наша земля, свою мы покинули по совету старейшин, мне дед говаривал, чтоб род сохранить. Кто  остался, тех рыжие    побили. Но и  здесь  мы уже прикипели. Разве  все  бросишь?
Старейшина  загрустил. Отец Малого,  чуть виновато,  подал голос:
- Благодати  здесь нет.  Враждебно  к нам  относятся, чую я. Духи огня сколько  раз  гнали нас. То леший по лесу водит, то скотина непонятно  отчего хворает.
  - Терес Малого посылает в те края. Вы молодых мужей отправите - они   за ним следом  пойдут. Места  там  благодатные, хоть и край  суров. На старом месте  новое городище  поставят. Ну  а вы  осенью следом  тронетесь. Да и град там стоит. Севернее   варяги   соль варят. И там  люд  живет. Люди нашего рода.
До старцев туго  доходило  сказанное: внутренне они противились,  и принять, так не обходимое решение  для  Волхва, не могли.
- Не просто это. Род, он  и есть  род. Они, поди, также не немые, вдруг не согласные будут.
Потемнело, черные тучи закрыли небосвод, пошел мелкий дождь.  Природа онемела, все смокло, только шум  дождя нарастал. Похолодало, старцы поежились. Не уютно. Волхв,  понимая настроение,  вытянул  руки, вверх  прошептал что-то. Дождь шел по-прежнему, вокруг  капища, но не одна капля  не упала  на старцев.
- Да, когда  еще  было. Рос и я  в том  городище – вам-то ведомо, захотелось мне  чужие края  посмотреть,  знаний  хотелось, вот и направились   мы. Что  сейчас  рассказывать, всяко  было. Многому я научился,  да  и других  учил, решил  домой  вернуться, а дома нет. Недаром  говорят -  везде  хорошо, а дома  лучше. Вот   Род  стоит - его мой  отец  еще  своими  руками, точил его лик, руны  на нем  вырезал. Ваши  отцы  на себе  его принесли, вот  я  и думаю  его  обратно поставить. Детей  ваших учил, верно? Не одного Малого,  поди,  по способностям, а они  других. У   вас  сейчас  сила огромная,  и кузнецы  добрые,  и  лекари - вы все  можете. Реки там, до самого Царьграда - ходить  можно на ладьях - вот  и торговля. Думайте,  вече   собирайте, решайте. Через  седмицу я молодых  мужей   жду. Я все сказал.  Мне  недолго  осталось,  годы  не те.
- Ну хорошо. Мужей  мы пошлем,  недоросль. Они   придут, городище  поставят. Потом  мы  пойдем со всем скарбом, но дойдем  ли.  Мне дед  сказывал: при оружии  они шли, да не  все дошли. Мало  ли  лихих, заберут  все,  а нас в полон.   Если не порешат.
- Я  с вами  пойду. Поди,  не чужие  вы мне, да и  Тарас охранять  нас  будет. Большое   войско  двинет. Только  об  этом   молчите, кругом   уши есть. Дождь  кончился.

Черное болото  смачно  чавкнуло, принимая  грузное тело  животного. Пес жалобно  заскулил, глотнул темной  тины и, бешено гребя  лапами, погреб  к свисающей ветке дерева. Жуткий  смех разнесло  по окресностям. Масса жижи зашевелилась, с шумом вырвался  болотный  газ, надувая немыслимые  пузыри. Пес, обхватив  клыками древесное  волокно, вырвал  свое тело на хлипкий  берег. Отряхнулся,  оглядываясь по сторонам. Заметив  ящеро-подобную голову, принял облик человека, и, не  мешкая, рукой вокруг  себя  прочертил  оберегающий   круг.
- Древний  Стримглав -  божество теплокровных. Летающий пес к нам пожаловал.
- Не льсти, Страх. Ты, поди,  старше  будешь. Вылезь,  поговорить надо.
Зеленое тело  двинулось поближе, опираясь перепончатой лапой на кочку. Присело,  вытянув  длинные когтистые  конечности. Сонно  зевнуло, вывалив  раздвоенный язык. «Венец  эволюции  динозавров» - пронеслось в  мозгах    Рея.
- Зачем потревожил  мой покой? И называй меня   Стархом, а то  затеяли: Страх да  Страх.
Рей   облегченно  вздохнул, принял.
- Волхв  появился  в наших  краях.
Голова  ящера  резко  повернулось. Саблевидные  шипы  на предплечьях  взмылись вверх.
- Волхв? Живой? Это сколько-же лет  прошло! А я  уже думал, сгнил  он в сырой  земле.
  - Старх, это он  твоего брата  Гада   сгубил.
-  Тебе  он конечность оторвал, когда попутал  вас, из-за  сына  своего Одина. Да  еще  вас перепугал так, что   Фенрир  ушел  в другой мир, а ты  здесь  стоишь и защиты  просишь.
- Ты не издевайся надо  мной,  вдвоем  мы его  одолеем. Я не так слаб, как ты  думаешь.
-  Знаю  я вас. От волка  твоего  лапы  ожег, когда закусить  им хотел.  У   меня   эмоций  нет, я констатирую  факт. А, что до Гада, то он  мне не брат, а дядя был,  он старше  намного. Люди  змеем  его прозвали, конечностей  у  него   не было, ползал   он по  травке,  а я  вот  хожу, если  хочу.  Людишкам знания передавал. Его  доброта для нас  злом обернулась.
Старх  зевнул, поймал  языком  пролетающую  мимо  стрекозу, клацнул  челюстями.
- Да чего  уж там. Вот почему  я его  и порешил, а не  Волхв.  Старое дело. Волхв  мне, однако, отомстит за учителя  своего. Хороший  Змей, плохой Гад и все  в одном  лице.
Рей   оглянулся  по сторонам,  удивился  непривычной тишине: птичий  гам утих, кваканье  прекратилось, ветер сам собою  стих.
  - Откуда ты  про нас   знаешь?
-  Птицы   весть приносят, когда  я  их   слушаю. Все  что из  яйца -  потомки наши  по другой   линии. Яйцо  сперва  было, потом живородящие появились. Жизнь по правилам  развивается. Я  сейчас это понял. Один  я  остался, Волхв  у моей  подруги  жизнь отнял, правда  стерва она была. Устал я.
- Ну  и   что ты решил?
- Я подумаю. Придет  время,  тебе    скажут мои  слова. Лети  к себе,   сил набирайся.

Волхв,  привычно  кряхтя, на опушке  леса  собирал  травки  про запас. Обдумывал принятое  решение, решал все за  и против. Солнышко набирало силу, утренняя  роса начинала  спадать. Волхв  недовольно пробормотал:
- Муравке влага нужна.
Решил  прекратить занятие. Разогнул  поясницу. Удар  в спину поверг  наземь. Ремень, перетянув  узлом  руки, накинул  петлю на шею. Стянуло - не вздохнуть. Сильные  руки  перевернули, в лицо  ударил смрад, стошнило.
- Ну,  вот  и тебе  не помогло  волшебство  твое! Я и  придумывать  ничего не стал: вспомнил, что вы  колдуны на свою силу  больно надеетесь. Ну а   к тебе подкрасться  с моим-то тысячелетним  опытом  трудов не составило.
- Ну и что ты  будешь делать,  Страх?
- Порешу тебя,  и дело  с концом! Рассуди:  или  я тебя, или  ты  меня. Вот  только этого   пса подожду, нужен он мне.
- Что это ты задумал?
- Без Фенрира он мне  не страшен. Людьми управлять хочу, детишками полакомлюсь. Мстить буду за свой род. Да, и поверь, все   его руками.
Злая  ухмылка  пробежала  по морде   ящера, обезобразила,  и  без того, безобразный  лик.
- Народ не обманешь - почует он. Зря ты из  болота  своего  вылез, трогать я тебя не хотел. Старый, что ли,  стал, жалостливый. Реликвия, как ни как, пригодился бы, да  природу  твою  я не познал полностью. Рептилия   ты  этакая!
- Помолчи немного! Солнце, хоть и утро, вон  как  печет - ад  кромешный.
Старх  выпрямился, отошел  в тень  дерева, присел, оглядываясь  по сторонам. Зашипел от негодования.
- Природу  нашу он не познал! А  подругу  мою  кто  выпотрошил? Все  внутренности  извлек! Я голову  себе сломал, думая, зачем? Ничего  не взял, а вскрыл. Пока  до меня   дошло. Интересно  ему стало,  как  мы устроены! Не  бойся, тебя  вскрывать я не буду. Без надобности. Мясо твое  сильно черство! А устроен,  поди, как  все люди, правда,   живешь  по меркам  их  слишком  долго.
- Ты глуп и слишком наивен,  если  решил что меня  можно просто  убить как простого  смертного. Сперва найди меня!
Вспышка  света  на какое-то мгновение  ослепила  Старха. От внезапности он прикрыл  глаза  своей четырехпалой  перепончатой лапой.  Вскочив,  не понимая, что  происходит, кинулся  к старцу. Волхва   на месте не оказалось - только  сыромятный  кожаный  ремень дымился, как    прежде   связанный в узлы.
-  Слышь,  холоднокровный! Ты меня  обидел, сам подсказал, что  жар   не переносишь! Прощай!
Старх, еще  не веря, оглянулся  по сторонам, как  нечто  подняло  его  над землей, раскаленный   пар окутал тело. Кожа   вмиг    потрескалась, кровоточа. Ящер,   превозмогая  боль, взмахнул  руками  и рухнул на землю. Страшный  крик   унижения и боли  огласил  лес.
-  Будь   ты проклят, Волхв!
Чернобородый  старче  наклонился над лежащим Волховом. Его узкое лицо выражало  сострадание и безграничную  грусть.
- Не поспел я.
Волхв приоткрыл  глаза, слабо  провел рукой.
- Валтасар, он мертв?
-  О ком  ты говоришь? Лучше  помолчи, силы побереги.
-  Помоги  мне дойти вон к той  березе.
Волхв пристал, и с помощью  друга доковылял  до стоящей неподалеку, одинокой березы. Обняв ее, облегченно  вздохнул, набрав  побольше воздуха в легкие. Задержал дыхание. Валтасар  с удивлением наблюдал, как листья на дереве  стали  желтеть и опадать. Когда последний  лист упал на землю. Волхв отошел  от дерева, присел на пригорок.
- С березой ни чего не случится - следующей весной  на  ней опять появятся  листья.
- Ты меня о чем-то спрашивал.
-  Ты  не видел здесь  ящера?
-  Нет, но видел  пса, правда,  он был слишком  большой  для типа этих животных  и на трех лапах, но  убегал он слишком быстро от странной огромной  кошки.
- Значит вовремя. Хотя  я  ожидал тебя раньше. Ты что, Руса не узнал?
- Расстояние  слишком  велико для перемещения. Леопард? Он до сих пор с тобой? Это  сколько же лет  он живет?
- Да, верно. Пою его  разными  настоями. Долгожительство   подвластно не только нам  с  тобой. Ему что - днем спит, ночью охотится, да меня стережет. Привык  я к нему. Пришлось его разбудить. В  последнее время  я был  слишком занят, чтобы  уделять время  своей  безопасности. Если бы это  был человек или определенно  какая-то магия, я  бы почуял. Старх - холоднокровное,  так сказать  ящерица, там  от него должны  быть  останки.
- Попахивает горелым. Я не  придал этому значения. Ты все  еще   слаб, тебе надо отдохнуть, а у  меня время истекает.
-  Я слишком   стар, что бы  встретить  Туисто. Это  сделаешь  ты. И преподнесешь  магические дары.
          - Ты примешь  состояние  самати?
-  Да, но скорее я думаю, это   будет нечто  другое, хотя, похоже. Но прежде  я должен кое-что  сделать. Запомни:  с приходом миссии  изменить мировоззрение человека.   Духовный мир облагородиться, что очень  важно. Хотя  он будет далек  до совершенства. Только  познав зло, возможно понять, что такое добро. Да,  в мире  очень  много  красок, оттенков еще   больше. Зло, не будь  добра, само себя  уничтожило бы. Абсолютного  зла  быть не может,  хотя  и добра  также.   Он будет  слишком  добр. От судьбы  не  уйдешь, жизнь посвятит   людям. Да.
-  Я все  понял, Волхв. Мне пора,  учитель. Спаси  тебя Бог. - Валтасар  поклонился,  и исчез.
Малый   оперся на перила  крыльца  терема, привычно  оглянулся. Задумался. Тарас   к себе  вызывает, хотя седмицу  дал на отдых. Видать, что- то  случилось.  К нему ехать надобно. Перепрыгнул перила, мягко со скоком приземлился на отгороженном  участке возле терема. Людмила  с прислужницами возилась на грядках, что-то толковала  скифским  девчонкам. Почуяв  взгляд  Малого, обернулась. Приветливо улыбнулась мужу, поправив непривычные, неприкрытые косы и, постояв немного, решая про себя  неведомую  задачу, сердито махнула рукой, не мешай мол. Малый, почесав лоб, недовольно буркнул, пойми ее, направился  на конюшню. Проходя мимо старой мыльни,  нахмурился: править надо. Вросшая   в землю баня наклонилась на бок. Но  смоленные и выдержанные  с полгода  в воде бревна  были   еще крепки. Наметив  про себя  объем работ, направился  далее.
- Постой-ка.
- Ты где, Волхв?
В двух шагах  от Малого  появился  и  исчез образ  Волхва. В голове  Малого забарабанила  посторонняя  речь.
- Волхв,  я не понимаю.
-  Извини  Малый, я от слабости  на праязык  перешел. Возьми  с собой  троих  мужей  из обелей  и беги с  ними   в лес, там тебя леопард  дожидается, он  тебя   ко мне доведет.
В лесу рабы  шарахнулись  в сторону при  виде  огромной кошки, но по  знаку Малого  двинулись  за ней. Рус привел  их  к лесной сторожке. Старца   нашли  лежащим на полатях. Каждого  из обелей, Волхв, взяв за руку, одаривал проницательным  взглядом, что-то  решая про себя, смотрел в глаза. Прерывистым, тихим  голосом произнес.
- Выйдите  все, пущай  первый  со мной останется. 
Малый  вышел вслед обелям, присел   у избушки.  Утомленный ожиданием, прислушался  к их разговору. Волохи  разговаривали по-своему, но было понятно: обсуждают  происходящее. Малый цыкнул  на них  для порядка. Ожидание  и так томительно. Время  потянулось  еще медленней. Немного  погодя  скрипнула  дверь. Бодрым  шагом  через порог перешагнул  Волхв, ведя под  руку дряхлого старика.  Старик  опустился  на землю. Ничего непонимающим  взглядом посмотрел на окружающих  и, наклонив  голову набок, умер. Волхв  не дал опомниться, гортанным говором волохам  приказал  капать  яму   глубиной  в четыре  локтя.
- Отче  это?! Что, черная магия?
-  Наслушался всяких  бредней! Магия,  она   и есть  магия. Ее нельзя делить на черную  и белую, от души  она. А это просто вампиризм - жизненную силу  когда   себе забираешь. Поупражняешься  и ты сможешь, только зачем  тебе? Душа у него черная  была, нечего  его жалеть, он бы бед  еще натворил. А так он  жизнь свою сполна  прожил. Мы все  делаем плохие  и хорошие  дела. Только вот  осмыслить  не можем, что хорошо, что плохо. Ты того,  в голову  не бери. Иди вон  яблоньку  молоденькую выкопай  с корнями, смотри, не повреди.
Тело раба  положили в могилу, быстро засыпали  землей. Волхв  в перекопанную землю  посадил яблоню.
- Корни она даст. Вот  эти корешки покойного обовьют в точности, все очертания повторят. Лучшего  саркофага  и не надо.
- Странно. Обычно  мы   в огонь, и порядок.
- Это  вы в костер. Савроматы  давно  в землю хоронят: в степи   леса нет.   
Помолчали.  Обели,   отошли  в сторону. Словно по команде  тупо уставились  в землю.
- Тебя Терес  к себе  вызывал?
-  Ну да. Я хотел к нему   ехать.
-   Ну вот и езжай. Про обелей  не  беспокойся: они, как  только  из леса выйдут, сразу  все забудут - я им  уже    внушил. Зачем  всем знать, что   здесь происходило. Они  тебе  верны будут, в подсознании  у них  ужас  останется.  Спас ты  меня! Думал,  кончилась   моя жизнь, поспел  ты. Ящер на меня  напал. Пока  с ним   сладил,  жизненной  силой   потратился. За все  платить нужно.  Ты   не забудь, я  тебе    уже говорил.  Пошлет   он тебя  скоро, проведать  кое-что  он хочет. Ты  в лес   приди, я  тебе  растолкую.
В гриднице  Тереса Малый   встретился  с Дармиром.
- Он  тебя  давно ждет! Ты где  пропал? Смотри, осерчает!
-  Да  ладно тебе! Чего  серчать-то, тут я.
Подошел  Терес, усмехнувшись, съязвил:
- Жену   молодую беречь надо! Ну, пошли  винца  Хиоского попьем.  Намедни  привезли. Разговор  есть.
За   столом в горнице  и расположились.  Испив кропа - разбавленного  водой вина. Закусили  снедью.  Терес,  выдержав полагающую в таких случаях   паузу, поведал:
- Десять лет назад  было. Жена  моя отошла. Дочь на руках  осталась. Я, понятно,  постоянно в разъездах. Ну  и приставил к ней  дочь ведьмы  одной, с ее позволения. Молодая она  была. Ну, дело   мужицкое,   сами понимаете. Она забрюхатела.   А тут  донесли  мне, что она  волчицей  перекидывается  и в лес к волкам.  Я, сперва,  не  поверил. Следить   стал.  Смотрю - точно,  с волками   по лесу идет   и  их  по холке   треплет.    Я стрелой  ее   и  положил.  Люба  она мне  была.   Ну, ведьма на меня  какие-то  чары  наложила. Мол,  у нее  внучки не будет, наследницы, чтоб  свои тайные  знания  передать,  и у  меня  наследника. Говорят,  ведьмы тяжко  умирают.  Я  ее  в костре сжег, правда  праха  ее не нашли,  должно  было  что-то остаться, ну да ладно.  Я сына хочу. Со мной, что  случись, а наследника  нет. Здесь  все псы вылезут, начнут добро  делить, да власть, А тут  еще волохи, гляди, скоро кинутся.   Ведуна я тут одного  встретил на охоте. Он  мне предсказал, что у однорукого камень есть, он  якобы  порчу снимает. Ну  а Людмила поведала мне, что  их народ на берегу  озера  живет, крепость  там,  а хозяин  их однорукий. Ну, вот  и  хочу  я  Вас туда отправить  провидчиками, узнаете путь, что  да как там.  Вехи поставите, версты  установите. Чтоб  с большой дружиной  пройти  можно было. Такими  камнями  не раскидываются. Даром никто  не даст. Наш  разговор   в тайне  держать надобно. Как  все проведаете, Дармир   там   останется, лучшего  лазутчика   я не знаю. Пускай  там  схорониться, следит  за замком. А  ты, Малый, вернешься,  у  тебя сил  хватит. Ну вот, мы    по первому   снегу и  тронемся.  Там нас  Дармир  встретит.
Малый   промолчал о  том, что   Людмила  ему давно  рассказала   о своей прошлой  жизни. Поведала  о многом   во время   бессонных  ночей. В настоящее  время его  больше   волновало,  зачем  это нужно  Волхву: он понимал,  что Тересу об  одноруком   поведал Волхв.
Лес,  он и есть лес. Лес  для  меня везде  одинаков - как  говорил Волхв. Вот уже полдень, а  Малый  все не знал, как  вызвать Волхва, чтоб не заметил   Дармир. Наказ  его  он  помнил свято. Так  они  и ехали друг  за другом  по  лесной тропе,  молчали.  Дармир небольшого  роста, широкоплечий, казалось,   врос  в седло. Оделся  он  по-лесному, что  Малый  молчаливо одобрил. Из  оружия Дармир  для похода выбрал  тонкий  странный меч, которых Малый  сроду не видывал. К седлу был пристегнут небольшой  лук, да колчан  со стрелами. Шита Малый не заметил. Наконец,  Малый  решился,  соскочил  с коня. Подняв  увесистую палку,  подошел  к близстоящему  дереву.
- Малый, не надо! Вон, леопард нас поджидает, за ним и поедем.
Малый  усмехнулся.
-  Ты  что,  Волхва  знаешь?
-  Он  роды принимал, когда  я родился. Отец говаривал, что  он никому  не доверил: слаб  я был.
Леопард,  взмахнув  хвостом, сел на лесной полянке. Прищурился  от солнечных  лучей и, зевая,  мяукнул. Воины,  переглянувшись, спешились. Появился Волхв.
- Поводья можете  опустить, комонь  Рус, посторожит, не убегут, чай.
- Отче, ты  хоть нас предупредил бы, а  то шарахаемся друг друга.
- Забыл совсем! Ну  ничего,  дружнее будете,  знаете теперь, что  можно друг другу  доверять. Ну, пойдем.
На краю поляны деревья наклонили свои кроны, переплелись  ветвями так, что получился просторный  шалаш. Внутри было  сухо, светло. Зеленая трава блестела росой. Дышалось  легко.  В углу, на лежанке, свернувшись калачиком, лежал  медвежонок.
- Хворый он. Вчера  мать  его привела. Завтра  велел придти. Спит он, настоя  ему  дал. Утром, чай,  проснется.
- Да! Пройдешь мимо  и не заметишь!
Чародей с  усмешкой  взглянул на Малого.
- Так и задумано.
- Седайте   и слушайте   меня  внимательно. Ехать  вам нужно  на северо-восток. Лес  проедете, там дальше   степь. Ну, здесь  Дармир  тропы  знает. В Диком  поле шатер стоит,   к нему близко можно  не  подъезжать, хотя надо проучить злодея. Ну да ладно, не  то главное.
Волхв, кряхтя,  присел на  выросший, на глазах,  пень. Прикрыв рукой рот, зевнул.
- Задумал  я кое-что. Твоя, Малый,  община, на землю свою  возвращается, на землю предков. Ваша  задача разведать  путь. Вслед за  вами пойдут, по вашим следам, молодежь из  общины, вы  им главное  вехи  установите, при оружии они  будут, за них срамиться не придется, за лето они на месте  Словенска   новое городище поставят. Дармир   им поможет. Ну,  а  осенью остальные  двинут. Тяжка  работа, скажу,  словенское  племя домой  возвращать.  К  Мопсу-прорицателю  летал,   да потом  сам  все проверял.  Великий  народ получается, что главное - миролюбивый,  чужое не  возьмет, но  и  свое не  отдаст. И  покон  чтить   будут. Сколько государств  на  моих глазах распалось: воюют все, оружием  машут, все  без  толку, понять не  могут,  что  укладом  жизни побеждать  надо. Ну да  ладно.  Дармир   в этом разбирается,  ты  Малый  его  береги. Воин  у нас  ты, хотя он  также не  лыком  шит. Что  это  я, вас угостить  надо. Пошли-ка  за мной. Я  тут  стол  небольшой  приготовил. Не  каждый день гостей  принимаю. Волхв  разлил   в берестяные  кружки  настоя.  Положил  хлеб.
- Испейте  немного, хлеба откушайте.  Яблоком перекусите.  Вам  силы нужны. А я  пока  на бересте  буллу – грамоту  напишу. Кому ее  не  покажите - каждый  ее  прочитает,  только  то, что нужно, она  не так  проста. Вот  силы небесные,   куда  я  острие задевал.
Дармир  с Малым   ради  вежливости откушали. Переглянувшись,  встали   из-за  стола. Малый буркнул:
- Благодарствуй, отче.
- Рано  пока   благодарить. Раздевайся, скидывай  броню  свою - я  тебе  новую сготовил. Вот  тебе  шлем, не у каждого владыки такой есть.  В  нем   зимой  и  летом, ни жарко,  ни  холодно, и  голова  твоя целее  будет.  Вот броня - ее  стрела   поцарапать  не  сможет, ни  пробить. Щит,  также, добрый получился. Остальное  у  тебя есть. Пишур – котомку   я вам  обоим  приготовил. Что  в нее не  положи - все меньше  становиться.  Я  туда  бальзаму  положил,  хлеба  своего. Да,  помните: развязали,   руку  засунули, затем   подумали, что  надо - оно   само  в руку  ткнется,  а так  не найдете.    Я туда  вам  сапоги добрые, сменные  положил, ну  и еще  кое-что,  в походе сгодиться.  Как  свое сносите, то  наденете.
Малый   переоделся. Все  оказалось впору. Подпрыгнул  для  уверенности - ни  звука. Взял конусообразный   щит, примерил  по руке, провел  взглядом по красному окрасу.  Волхв лукаво прищурился, смотря на  удивленное  лицо Малого. От удовольствия  лицо  Волхва порозовело.
- Легок! Да,  он  еще  другие   свойства имеет. Придет время -  узнаешь. Ну вот, смотреть  на  тебя  приятно. Издалека  видно  будет: богатый  воин скачет,  значит   служилый, опыт  имеет. Богатырь,  одним словом.
- Отче,  а Дармир?
-  Малый, он не воин,  а  мыслитель. Это больше  ценится. Одежда, что на нем, я  давно  изготовил. Ей   сноса нет, хоть на  вид  и кожа, но она  покрепче твоей  брони   будет. Дармиру  в ней   сподручней.      
- А  я  думал, что под  курткой  броня у него.
- Ну, езжайте   внуки! У  меня дел   много.
Дармир  с Малым  поклонились в пояс  Волхву. Вскочили  на коней. Волхв  постоял, раздумывая, смотря  на удаляющиеся  фигуры, произнес еле слышно:
- Дай-то Род, все  получится.
Лесная  тропа извилиста, узка.  Ехали  друг за другом. Молчали, не до разговоров. Солнцу  уже пора - заходит. Да  и  нам можно  привал  устроить, только  где? Дармир, словно прочитав   мысли   Малого, промолвил.
- Впереди плешина будет, там  и  остановимся.
Лесная  поляна скинула  тревожное состояние, Малый  облегченно  вздохнул. Принялся  разводить костер. Подошел  Дармир с охапкой  хвороста.
- Ты   сам  жеребца выбирал?
-  Ну не на мерине-же  ездить.
- Да, окрас  у него  сказочный: утром  цвета алой  зари, а  к вечеру  тускнеет. Красный  комонь.
- Да, жеребец, он и  есть  жеребец. Глянь,  как  к твоей  белой кобыле  ластится.
- Дар отца. Давно она  у  меня, кобыла  повыносливее, будет.
- Ты откуда  про  поляну узнал?
- Волхв поведал, когда  прощались.
- Как? Вы же  с ним ни  словечком  не перекинулись.
- Нам  и  не надо  словесно:  мы  улавливаем  мысленно, сказанное друг  другу. Ты  просто с ним  общался,  приходил  и  уходил  домой, а  я  с ним  жил в лесу с  детства. Многому   у него научился.
- Значит,  ты   и  мои мысли   улавливаешь?
- Ну  да, если  настроюсь,  и  твои  мысли  будут  сильно  выражены. Ничего  такого: раньше   все   люди так  разговаривали, если  Волхву верить. Потом   слово  появилось. Мысли  потаенными  сделались.
Откушав, Малый прилег на землю, откинув  голову  на лежащее рядом седло.  Прислушался к  удаляющимся  шагам Дармира. Улегся  поудобней,  вытянув  руки, мысленно расслабил тело.  Подсознание, само,  по  привычке, поставило  заградительный  круг и   отпустило  сознание. Тело  осталось на  поляне, а душа   рвалась  в терем,  к  Людмиле. Казалось,  сам  ветерок нашептывал: «Людям милая, Людмила. Лоно  желанное, оно желанное». 
Вековые  деревья  тянут  свои  верхушки все  выше  и выше  к  солнцу.  Ясный  день,  а в  лесу  полумрак,  прохладно. Малый хлопнул  рукой по  загривку своего  жеребца. Тот   скосил   глаз, глянул на  хозяина,  раздумывая  как  понять,  может   взбрыкнуть. Сбавил  шаг. 
- Слышь, Дармир, ты   ночью  ничего  странного   не заметил?
-  Не  заметил, почуял   взгляд  чей-то. Никак  не могу  понять,  магия какая-то.
- Вот-вот. Ни  зверя, ни   птицы. Леший,   поди,   бродит.
-  Да нет,  лешего  я  за  версту  чую.  И  не лесной это,   я  хозяину  леса, жертву  принес.  Чего  ему  нас   беспокоить? Мы  проездом. Лес  какой-то  недобрый.
Малый накинул шлем  на голову, на  всякий  случай. 
- Выбираться надо   быстрее из  этого леса, не  к добру   все это.
- Еще день-два  пути. Утром   я   медведя  заметил,   уж  больно он  большой был -  такие  обычно   на  болотистых  местах  живут,   а здесь   сухо.  Шел  он  в  нашу  сторону, я  бы  сказал по  нашим   следам.
- Как  ты  его заметил, если мы  чуть   солнце встало, на конях?
- Просто, как  Волхв  учил, кобыла  моя  сама за  твоим   жеребцом идет,   я  расслабляюсь, впадаю  в  транс, вот  и  все.               
Малый  промолчал, пущай  Дармир  решает - он  у нас  умный, не  всем  же кулаками   махать. Гм.
- Я  думаю   лошадей  нам   поберечь  надо, путь еще  длинный. Медведь  рядом вроде, давай  спешимся на  всякий  случай.
-  Лошади  не храпят - обычно они  чуют.
Дармир  сел,  скрестил  ноги,  впал  в  транс.  Малый потоптался  на  месте, принялся  разводить костер. Кипяточку   с травами    испить.
- Ну   и  зачем  старче,  ты  к нам  пожаловал?
Малый  обернулся:  в нескольких  шагах  от них стоял, выпрямившись,  на  задних лапах, медведь. Машинально обнажил меч.
- Убейте меня,  устал   я шибко!
Шепот раздался  по лесу.  Медведь  шагнул вперед.
- Или  я  раздавлю вас!
- За что   тебя так? Я должен  знать, перед  тем как  снять  заклятие!
- Я  маг,  вступил в  борьбу   с одним друидом.
Дармир   перебил:
- Слышал  я о  тебе,  когда   еще  недорослем  был, знаю твою  историю. Ты  не маг. Так,  неуч,  если не  понял  сущности бытия.  Сладок  только тот плод,  который  трудно достать. Ты  пошел   легким  путем,  путем  зла, отнять   всегда легче,  чем создать  самому. Помочь  я тебе   не  смогу - ты  сам  должен очистить свой  дух. Победишь   зло, находящееся   в тебе, лишь, когда совершишь добрый  поступок.  Может   тогда, твоя  душа  вернется к тебе. Помни: дух, душа, тело - вот  сущность человека.
Малый   заметил, как   медведь   бросился вперед,  из  пасти его  потекла  пена. Зрачки глаз расширились, когда  жало  меча  уперлось  в грудь,  из раны   потекла кровь.  Медведь  замер,  с недоумением  глядя на клинок, на котором  переливались   руны. Зашипел:
-  Этого не  может быть!
  Малый  рассмеялся.
-  Дурак  ты! Мы  же  уху не лаптем  хлебаем,  тебе объясняли. 
Медведь  развернулся,  и,  сшибая   ветки деревьев на  своем пути, умчался прочь.
- Страх  и  злоба  гонит его!
- Ты зачем  встал  на его  пути? А,  Малый?
-  Ты  же сидел.
Дармир   встал, отряхнулся.
- Да  я  также ложку   с  собой  ношу. В злости  его слабость,  я  хотел ему это  объяснить,  а так  он   ничего не  понял. Испугался  он  твоего   меча. Простым  его вряд  ли возьмешь.
Малый  прыгнул в  седло,  сдержал жеребца.
- Дармир,  а  ты что, маг?
- Маг от слова могу.    Нет,  я   - посвященный. Правда,    посвященный   самим Волхвом,  скоро  я стану   хранителем.  Многое может лишь   Волхв. Все остальные  так,  колдуны и  прочие  подмастерья,    больше магов   я   пока не  видел.   Да  и  маги   редко  занимаются  мирскими  делами. Можно  сказать  Волхв   исключение: он   верит  в  людей,  и любит   их, хотя    мы  так слабы.
- Волхв, мне говорил:  магия -  это познание   природы,  развитые  способности  человека   и тайные  знания. Это  правда.
- Ну  да,   жизнь - это  уже  магия. 
Огоньки    костра  танцуют  безумный  танец, сырые    ветви шипят, потрескивают. Малый зачарован языками  пламени. Кажется, огонь  хочет сказать  о чем-то важном.  Наконец глаза  начинают   слипаться. Усталость  берет  свое. Дармир,   постелив под  себя кошму,   дремлет.   
-  В нас  живет  ведийский  культ. Он сохраняется  в  веках.
Ты   чувствуешь отголоски  веков. Огонь  дает  тепло, свет, но  огонь  может быть   очень  опасен.  Великая  троица, вековое  знание. 
-   Мой тятя  как-то  сказал: жизнь   от слова  ведать,      три значения в  одном слове - видеть, знать,   есть.  Ты   не  спишь, Дармир? 
-    Пытаюсь, но  вдруг почувствовал  твои   мысли.
-    Лес   начинает редеть,  я заметил.
-   День  пути  и  я  дома.
-    Скажи, Дармир, наши роды  сильно отличаются  друг от друга?
-    По  сути,  род  один. Бремя веков    разделило. Много  общего, но  уклад  жизни поменялся: мы  кочевники, а  вы - на  земле. В нашем   роде  есть предсказание:   придет   могучий   воин, который   поведет наш  род на землю  предков.
-  Дармир, ты   вчера  опять ночью во  сне  говорил. У  тебя что, кошмары?
Посвященный  помедлил  с ответом, перевернулся  на  другой  бок.
- Ты, того,  внимания не  обращай. С детства  у  меня так: то  прошлое  вижу во  сне,  то будущее. Ты,  спи, мне    уже видение приходит.
Мрачные, холодные  своды  храма переливались   синевой. Каменный пол  сиял, отливая  равнодушием. Блеск  его завораживал, гнал  тревожные мысли. Высокий  муж  стоял  посреди  зала, опустив  голову, прислушиваясь  к стучанию  своего  сердца.
-   Арий,  подойди.
Мужчина  встрепенулся,  и, подчиняясь  возгласу, сделал  шаг навстречу. На  белом троне  восседал  глубокий старец.  Седые пряди волос   спускались  к  плечам, обрамляя  ровные черты лица. Зоркие, голубые глаза смотрели с  пониманием, отдавая холодным  рассудком. Худая, изрезанная  глубокими бороздами  морщин, но все еще  крепкая, жилистая  рука, достала из  складок  белого балахона   хрустальный шар, и,  вытянув   его на  ладони, замерла.
-   Смотри,  Арий.
Шар потемнел, отразив  картины событий.
-   Да,   Арий, две великие  мистерии  уничтожили друг  друга.  Земля  содрогнулась и  поглотила  их, остров Атлов ушел в  пучину, а на месте  храмов   равнина. Земля  до сих  пор  дрожит под ногами. Мировая гармония нарушена. Нужно восстановить  баланс  сил, иначе человечество погибнет. Ты  отправляешься в свой  последний поход, по  ту  сторону земли. Ты  походный атаман, твоим духовным советником будет Волхв.
Арий,  краем  глаза, заметил  как   от камня, от стены, отделилась фигура человека,  в  темном одеянии.  Проделав короткий путь, остановилась  рядом.
-Он  знает что  делать на берегах Инда. С  собой вы  несете веды. Волхв    объединит знания и  распорядится ими. Культов множество, но истина  одна.   Потому и  Бог  один. Помните: только  мудрость дает  силу.
        Арий  поперхнулся, склонил  голову, встал на  одно колено, выдохнул  из  себя:
-  Мы   исполним  твою  волю, Крис.
Степь. Бесконечный  зеленый  простор пленил. Малый, растерянным взглядом  смотрел  на горизонт, в надежде  увидеть черную полоску привычного леса. Недовольно пробормотал:
- Это сколько же ехать надо? Сутки скачем,  мнем траву, а поляна эта только началась.
  Дармир  понимающе улыбнулся.
- Привыкнешь. Я-то  к лесу  привык.
- Как  ты    разбираешь  куда ехать? Я-то думал, что только  в лесу  плутать можно.
- Я родился здесь. Ночью  по звездам, днем - по солнцу. Разные  способы есть.  Тебе обратно    возвращаться - ты  примечай. Курган  новый, ранее не было. - Дармир   указал плетью  на горизонт. Малый  прищурился. Но ничего,  кроме холма земли,  не приметил.
- Надо подъехать,  бросить  ком земли, почтить.
Малый  следил  взглядом на скатывающиеся комочки земли, воспринимая, что впервые  столкнулся с чем-то непознанным: с  новым  и довольно странным укладом жизни.
- Меч, зачем  воткнут на вершине?
Дармир   непонимающе   оглянулся.
- Меч?  А, меч -  это  крест, символ  четырех сторон,  древний знак мира.  Означает:  покойся с миром. 
- Мы  своих покойных   обычно сжигаем.
- Мы  ранее  также  сжигали (старики сказывали),   но  в степи  нет  леса, чтоб устроить  погребальный костер. Нужно  найти стоянку моего  народа. По-моему, это курган  знатного воина.
Стан обнаружили  довольно  быстро. Навстречу  к ним выехали  несколько воинов.  Дармир насторожено  шепнул:
- Руки  держи на узде. К оружию не прикасайся. Они за нами следят почти сутки.
- Я  заметил, но  ты  вел  себя  как обычно. Я не тревожился.  Это твой мир.
Высокий, статный  воин поднял  руку. Все остановились.
- Кто вы?
- Видно я сильно изменился,  Лад,  раз меня не признал.
Воин  изменился в лице, пытаясь ничем не выдавать волнения, ответил:
- Будь  здоров, Дармир! Только голос  у тебя остался прежним.
И, обратился к молодому, безбородому  воину.
- Скачи, пусть приготовят  юрту для одного гостя. Это мой род, я сын  ярла этого народа. Я дома.  - Ответил Дармир  на немой  вопрос Малого, и, понизив голос, добавил: - Ты  мой гость  ровно  три дня,  в  это время никто не вправе задать тебе ни один вопрос.  Скоро мы продолжим путь.
В  чисто прибранной юрте  было  довольно уютно. Запах  дыма и  пряностей действовал  успокаивающе. Жирные куски  мяса с ковшом  кумыса, предложенные миловидной женщиной, успокоили растревоженный желудок. Малый, сидя,  задремал. Проснувшись,  обнаружил рядом  сидящего Дармира.
- Ты давно  здесь?
- Как солнце  встало. Отцу нужен толмач, пошли.
- Вы  так   и живете?
- Обычно  на кибитках: когда  род  находится  в  движении. На  длительных   стоянках  ставим   юрту.  Все просто. Вина   много   не пей. У  нас  его  пьют неразбавленным - так повелось. В  роду   мужчины  все  воины, да  и  многие женщины могут   в руках  меч  держать. Рядом  в горах женщины – воины, родственницы  Антиопы. Мы   их  в  жены   берем. Уважают   воинов.  Надень шлем.  Здесь  все всегда  при  оружии. Малый  собрался, закинул  меч, по  привычке,  за спину.    
У шатра  вождя собрались   почтенные  мужи,   что–то  обсуждали. Язык был  определенно  славянский,  хотя  некоторых  слов   не разобрать. Речь медленная, спокойная, чудно   окают.
- Подожди  тут.
Дармир   зашел в шатер. Малый  заметил  косые взгляды. Но  ничего  враждебного,  больше  ради любопытства оглядывали, оценивали.
Одеты  разношерстно, но  все  в сапогах. Головы  стрижены наголо, оставлен чуб. Шлемы   держат  в руках. Лучи  солнца  сверкают на броне   и отражаются  на золотых гривнах. Кое-кто, видно,   накануне выпил  лишнего, стоит, помалкивает. Малый усмехнулся: видать  соображает  плохо, жаль беднягу. Полог  шатра  откинулся. И, на  первый  взгляд, как показалось  Малому, вошел   Волхв, белобородый старец. За ним  вывели высокого, статного, мужчину, со  связанными   за спиной  руками.  Дармир кивнул  Малому.  Малый  подошел. Сочный густой голос вождя и  все  умолкли.
- Тебя кличут  Малый,   как сказал  Дармир?
Малый   в знак согласия  кивнул.
-  Не подобает так  принимать гостя, но   у нас  похитили табун    чистых  кровей саврасок. Далеко  уйти  они  не  смогли,    воины    их  перехватили. Одного  из воров  пленили. Он  хороший  воин. Арканом   его  взяли. Слов он  наших  не понимает. Немой. Хотя  как  ворон  каркает. Оружие   у них  дивное. Не  из   нашей они  степи - пришлые.
Ярл  прокашлялся.
- Расспросить  бы  его. Дармир поведал,  что  говорам разным   ты обучен. Спроси  его: откуда они, сколько  их.
Малый   повторил  один  и  тот же  вопрос   на  разных   языках.  Воин   молчал. Прищурив  взгляд, разглядывал  окружающих. Малый   развел   руки, как вдруг  воин  проговорил. Малый   слов   мало  разобрал,  но смысл   понял. Один  из этих  диалектов  был ему  знаком.
- Ты  кто?  Ты явно  не  местный.
-  Я  славянин, а  ты?
-  Я  из рода   кумыков,  я один  из  походных вождей   своего народа. Нас   очень  много, как   травы   возле  шатра.  Когда-то  наши  предки  кочевали  по этой земле,  мы  решили  вернуться.
Малый   усмехнулся  и,  повернувшись  к отцу  Дармира,  передал услышанное:
- Трава-полова: их как   половы   в степи. Много нас,  также  не мало.
- Передай этому половцу, что  кто  придет на нашу  землю,   тот погибнет. Клянусь  своей  бабушкой, княгиней Томириса.
Малый   перевел.
- Скажи им,  что  я хочу  умереть, как  мужчина, с  оружием  в руках.
- Сильно торопишься?  Обычно  сарматы пленных  в  жертву, или…
Пленный  выпрямился, жилы напряглись, из него   вырвалось:
-  Можно  унизить тело, но  не  дух.
Малый  удивился, переступил  с ноги  на ногу.
- Славяне никого не  унижают. Зачем? Ты угомонись. Я  спрошу.
Малый  изложил просьбу  пленного. Вождь  задумался, немного погодя  ответил:
- Оружие  у  него  интересное: острие с  одной стороны. Посмотреть,  как  он им   машет,  можно. Мне сказали,  он  двоих  моих  рассек. – И,  обратившись  к люду, спросил:
- Кто   выйдет?
-  Я  сам.
Малый  не понял как  вырвалось с  языка. Он   уже   пожалел, что  не  прищемил его  в  детстве. Ну, ничего, Волхв  говаривал:  «Мое дело -  кулаками   махать, а   потом  думу  думать» -  успокоил  сам  себя.
- Ну что ж,    просьба  гостя - дело  святое,  исполним.   
Принесли   оружие  половца. Малый  сквозь  зубы произнес:
- Со  мной   биться будешь?
- Мне  все равно. Посмотрим,   на  что  славянин  годен.
Сарматы    молча  организовали  круг.  Малый   с половцем  встали   друг  против   друга.  Пленный скинул   с себя  белую   рубаху, сложил   ее аккуратно, остался  по пояс   голый. Взял  в руку шашку, взмахнул  клинком, мол, готов. Малый  обронил:
- Да,  не  дурак. Своим клинком мою  броню  вряд ли  возьмешь. Подожди.
Малый   снял шлем, подошел к  Дармиру, протянул:
- Помоги броню снять.
- Ты что, ошалел? Нам ехать надо! Ты  живой ценнее.
- Где  я   ему  кольчугу   здесь   найду? Поединок   чести.
Сарматы    ободрительно загудели, когда Малый,  по пояс  обнаженный, вышел  в круг.  Обнажил  свой  меч, повернулся  к ярлу,  молча,   прося разрешения. Отец  Дармира   подал знак. Малый  посмотрел  в глаза   противника. Тот    взгляд выдержал. Скалясь,  показал   белые   зубы. «Не  робок» - пронеслось  в голове  Малого – «Как бы не  остаться   здесь».
Кумык,  не мешкая, кинулся в  атаку. Клинки встретились,  не  дрогнул  половец. Лишь  криво  усмехнулся, и, обманным  движением,   попытался  достать  Малого. Не прошли   даром уроки  Волхва. Не ожидал половец от медведе-подобного  воина  такой  ловкости. Сам не понял,  как  оказался на земле. Держа   в  руках только  рукоять  шашки, Малый  резким  взмахом меча рассек  щеку половца.
- Он  мой! - Звучно  крикнув, спокойно   пошел  к  Дармиру. 
Ярл  поднял руку. Гулко  спросил:
- Кто-то хочет оспорить  у гостя   право на  пленного?
Круг  расступился,  вперед   вышла  миловидная  женщина. Кожаные  штаны обтягивали   стройные ноги.  Короткая  кольчуга, одетая  поверх полотняной  рубахи,   подчеркивала правильность  форм.
- Ярл,  я  больше  имею  прав  на него:  он   убил  моего   мужа. Это  я накинула  на  него аркан, сбив   его  с коня. Я хотела  принести    жертву Арию.
- Амага,  я  согласен  с тобой. Он - этот  воин - гость,  он  правнук  Волхва. Обычай  на  его  стороне.
- Я   имею  право на  поединок!
- Я  согласен. - Промолвил  вождь,  и  спокойно  улыбнулся. Амага,   со злостью  повернулась  к  Малому.
- Я  убью  тебя, а его   Арию  в жертву!
Ярл  засмеялся.
-  Амага, было бы  хорошо, если  ты забрюхатела  от  него -  родится  великий  воин.
Женщина опешила от  шума  толпы, и, злясь  все больше, выкрикнула:
-  Сначала   я вырежу  у  него кое–что!
Малый, накинув броню и  выслушав   перепалку  Ярла   с    девицей, по привычке  переступил  с ноги  на  ногу, спросил   Дармира:
-  Что  сейчас  делать? С женщиной   я не  скрещивал   меч. Рассечь ее рука  не  поднимется.
- Расхлебывай  теперь! Она опасней   его: рубится  двумя клинками. Ни  одного  уже мужа  к  праотцам  отправила. Вредная  баба.
Пока   Малый  болтал  с  Дармиром, Амага  подскочила к  Малому  сзади, потрясая  двумя  короткими  мечами, и,  желая унизить, размахнулась чтоб ударить ниже  спины  плоской  стороной    меча.   Малый  резко  развернулся, перехватил  руку, принимая   удар  второго  меча  на броню, резко  крутанул запястья рук. Клинки  выпали. Подхватив  гибкое тело, бросил  его  на свое колено. Удар  пришелся в  солнечное  сплетение, от резкой  боли Амага  задохнулась. И, чтобы   привести  ее  в сознание, своей широкой  пятерней изо всех   сил, вдарил ей  по упругому  заду. Женщина  взвыла. Отпустив  ее  на землю, Малый   подобрал ее короткие клинки. Покрутив их, резко  ударил    плашмя друг об  друга.  Клинки  переломились. Бросив рукоятки  на землю,  повернулся   к вождю.
-  Ярл, он  мой?
-  Да, хорошо, да  будет  так. Пошли   ко  мне в  шатер,  вина выпьем, пока  Амага  в себя не  пришла. Дурная  баба.
Малый  обернулся. Савроматы   довольные, начали  расходиться.  Амага, ничего не  понимая, ошалело потирала  зад. Стояла, покачиваясь. Подошел Дармир, показывая  рукой  в  сторону озадаченного половца, спросил:
- Что  ты будешь  с ним  делать?
- Отпущу,   когда  отъедим. Смерть   его  мне  не  нужна. Знак на  челе ему  оставил, чтоб помнил.
Дармир   подошел к  кумыку. Прижал   руку к   израненной  щеке, прошептал ведомые  слова. Кровь  свернулась.
- Пошли, помощь  твоя нужна.
В  шатре  Малый  успокоился.  Проверил броню - удар  выдержала. Дармир  протянул  буллу - берестовую грамоту  от  Волхва - Ярлу.  Тот  прочел:
-  Все   исполним,  но  есть  одна загвоздка.
Малый   спросил:
- Какая?
-  На  границе с  лесом,  на одном   из  старинных  курганов, живет  воин   из роксаланов,  сражаться любит, нападает на всех. Честь   воинов  задета, никто  не  может с ним справиться. Всем   говорит, что   его род   ведет  начало от  великана Аргуса.  Так  его  и  называем   Аргус. Отрядом   на  него  одного  нападать  обычай степи не  велит. Лучшие    мои воины   голову сложили.  Из  черепов  их он курган  собирает.  Рисковать я  больше  не  желаю. А обходной  путь  слишком велик.
- Нам  Волхв   говорил. Верно,  Малый?
- Ну да. Сказал  вроде,  что он  по посту   живет. Думаю,  он  и  меня  вызовет.
Ярл   смерил  взглядом   Малого. Хмыкнул.
-  Движешься ты  хорошо. Можно надеяться.   Ладно, ждать не  будем, пока   собака  знак подаст. Пошли,  там сотого воина  пленили. Надо   жертву Арию  принести.
Ярл  поднялся, вышел  из шатра.
  Малый  поднялся вслед Дармиру, заинтересовано спросил:
- Что означает  собака?
- По-вашему,  это   пес.  Нужно почтить бога  войны Ария. У  нас  каждого  сотого пленника  в жертву.
В  степи, недалеко  от  стойбища, сарматы   соорудили  кучу из  хвороста, в  середине воткнули   старинный, длинный   меч. Принесли  чан для  сбора  крови. Только что  плененного война  поставили  на колени, перед  посудиной. Жрец острым ножом  перерезал у пленного горло. Красная кровь сильной струей ударила  в  металлическое дно. Малый  нахмурился, отчужденно промолвил.
- Зачем?
Дармир, внимательно посмотрев  на  Малого, ответил:
- Вера предков. У  нас   полагается. Сам  не пойму.
Наконец, пленный  затих.  Жрец приподнял  чан,  и, сделав несколько шагов, осторожно вылил кровь на широкое лезвие меча. Кровь ровной   струйкой стекла  вниз. Жрец, не  мешкая,  подскочил к  телу пленного, большим тесаком отсек  его  правую  руку. Бросил  ее  через  плечо. И,  выпрямившись, с улыбкой  промолвил:
- Принял  жертву  Арий.
Утром,  чуть  свет,  Дармир   растолкал  Малого.
- Вставай! Ехать  пора, Аргус  заждался.
Малый  приподнялся, пробормотал  невнятно. Дармир протянул  чарку.
- Испей – полегчает. Говорил   тебе:  не пей  вина   много.
- У  вас   здесь откажешься! Каждый  угостить лезет.
Малый  выпил, и, вытирая губы, пробормотал:
- Да   и  вино больно вкусно. 
Вышли   из шатра. Дармир  из  ушата  плеснул воды. В голове  прояснилось.
- Тебя  Амага  не  заездила? Силенки   хватит  Аргуса одолеть?
-  Какая   Амага?
-  Ты что, ничего  не помнишь?
Малый  встряхнул  головой.
-   Нет.
-  Весь  вечер ее  Людмилой  называл. Нельзя   вам  много  пить, от  вина  у  вас  голова не  работает, а  ноги  ходят.
Малый  накинул рубаху.
-   А  вам, значит,  можно?
- Нам   можно. У  нас, наоборот, голова  соображает, а сами не шевелимся. Это  же   не медовуха - вино.  Медовуха  другие  свойства  имеет, она  у   вас голову  проясняет,  а  ноги   подсекает. Как   Волхв  говорит,   дух  прочищает.
Из  шатра  вышла, чуть  прикрытая,  Амага.
-    Вы  это куда   собрались?
Дармир   полу-шутя,  полу-всерьез ответил:
-   Да,  Малый  с   Аргусом встречу  назначил, опаздывает.
Малый обратился к  Дармиру.
-   У  тебя все  готово?
Получив   утвердительный   ответ, подошел  к  Амаге.
-   Моя  вина. Если что  не  так, прости  тут.
Амага,   прыснула  в ответ, поняв, по-своему.
-   Все  хорошо, было.
Малый  махнул  рукой - что теперь говорить. Зашагал  прочь, к шатру   Ярла. Догонять Дармира.  Амага   взгрустнула. Прошептала, чуть  разжимая  губы.
-    Убей   Аргуса! Тогда   я  рожу великого   воина, от знатного мужа.
Недалеко  от  лагеря  савроматов, Малому  полегчало. Он  снова увидел краски  мира:  степь, вся   усеянная  цветами, радовала  глаз.
- Просторно-то как. Душа  дышит.
Кумык, в кольчуге   с  чужого плеча, в  славянском остроконечном  шлеме, с непониманием  посмотрел  на Малого. Дармир,  заметив  взгляд, произнес  в  полголоса.
-  Что  хочешь, дитя леса?   
Воин,  подбирая   слова, кивнув  в сторону  Малого, спросил:
-  Они,  в лесу,    все  такие?    
-  Он  не самый   лучший. Его  называют Малый,  меня  Дармир.
Кумык помолчал, переваривая  сказанное.
-  Меня  называют Итил. Для  другов  Итил.
Малый   хмыкнул.
-  Верно:  мы имен  не  спрашиваем, и недругам, как  нас кличут, не называем. Далеко до кургана, Дармир?
-   Скоро   будем.
Малый  оценил  снаряжение Итила.  Покосился  на меч в  расписных ножнах.
- Дармир,  ты,  где  кольчугу ему  взял?
-  В  повозках  отца полно  всего, он   не обеднеет.
-  Мои   мысли опять прочитал.  Итил,  ты     свободен, но   если  я   Аргуса   не одолею,  придется   тебе. Ты   не  против битвы с опасным   противником?
-  Я  кумык, мы  всегда  готовы - дело чести. Дармир   мне  пояснил.
Небольшой  холм неправильной  формы, можно было  проехать  мимо и  не  заметить. Если   бы  на нем   не   стоял, потрепанный на  ветру,  шатер.   Если  бы голые   черепа,  сложенные пирамидой,  отполированные ветром, не блестели  на  солнце. Дармир   спрыгнул с  коня. Сел,  скрестив ноги, на  землю. 
-   Малый,  ты не   спеши. Чую  я, здесь   дело   не  в   Аргусе.
-    Я   и не   тороплюсь. Если можно  было, я  бы   поспал.
Из  шатра вышел  рослый   мужчина, прищурился  на  свету,  взглянул на  путников. Справил   малую  нужду, и,  не  обращая внимания  на  воинов, зашел   в шатер. Малый  спешился, кинул  поводья Итилу.
- Ты  глянь,  может  он  не так   опасен?
- Он просыпается - я  чую.  Аргус пробуждает    зло.
Малый  глянул  на  Дармира, подивился,   видя его    сосредоточенное лицо: глаза  были закрыты, но   на  лице  отражалась   маска  печали, тоски,  горького сострадания.     Итил  отрешенно спросил.
-  Чего  с  ним?
-  Он   посвященный,  маг. Он в  трансе  мысленно вступил   в  битву. Охраняй   его, если   что. Он сейчас  беззащитный, как  дитя.
Полог    шатра  откинулся, вышел  вооруженный  воин, потрясая  длинным, старинным мечом, направился в  их   сторону. Малый  вздохнул.
-  Ну,  пора  и  мне. Тяжко   с  вчерашнего.
Закинул щит - дар  Волхва - за  спину. Поправил  шлем, опустил кольчужницу на  лицо,  вынул  меч. Прошептал:
- Не подведи, «Кладень».
Двинулся  на  встречу.   Итил  удивился, увидев,  когда  на стальном  клинке Малого, отразились и  заиграли   руны. Меч заискрился, и  от него,  в сторону  шатра, протянулись тонкие лучи  света,  играя всеми  цветами  палитры. Парубки  встретились.
- Нужна жертва, но не ты.
 Малый  хмыкнул.
- Я, что, мордой  не  вышел?
В  черных зрачках  роксолана  отразилась злоба.
-  Я   Аргус, я  повелеваю! Я  уничтожил мать сфинкса,  Ехидну!
-  Ну да,  велика честь, убить  сонную женщину.
Подул  резкий сильный ветер. Роксолан  замахнулся  мечом, Малый отразил  удар, чувствуя,  как какая-то тяжесть, пришедшая с ветром, сдавила грудь,   мышцы  рук затекли, быстрота  движения  замедлилась. Огромным  усилием воли,   отбил мечом выпад. «Что  со  мной?» - пронеслось  в голове. Почувствовал,  как  ноги  одеревенели, словно вросли  в  землю. Роксолан  оскалился, в черных  зрачках  глаз отразилось  злорадство.
- Я  непобедим! Нужна  жертва!
«Используй щит» – проявилась  мысль Дармира. Рубящий  удар  пришелся  на  шлем, сталь выдержала, меч соскользнул в  сторону. Малый,  пытаясь  уйти от  нового удара, собрав всю волю в кулак, развернулся. Теперь  он  встал спиной к  кургану. Вдруг  ветер, словно по  команде,  стих. Лицо  роксолана   исказилось. Легкий толчок в  щит освободил  Малого. Вернулась  сила. Малый, избрав линию  атаки,  уже в  движении решил   про  себя, как   поразить    врага. Вдруг  роксолан  упал  на  колени,   выронив  из   руки клинок, прошептал:
- Что  со  мной?..
Малый  обомлел, опустил  меч. Переступил  с ноги  на  ногу. Пытаясь осмыслить увиденное, кивнул подошедшему  Дармиру:
- Что  это  с  ним?
-  Зло  погибло, Малый.
- Как  это?
-  Щит   имеет свойство  отражать  силу зла. Зло  само  себя  погубило. Этот   воин   был как  во  сне. Он  не  понимал, что   происходит  с  ним.
-  И  откуда это  зло?
-  Как  я понял, Аргус,   убив  Ехидну, совершил подлый  поступок. Он думал, совершает  доблесть, а  на  самом деле  породил  зло. Он там схоронен,    сила зла    погубила его,  и требовала  жертв.
- Что делать  с  ним? - Малый,  указал рукой  на  роксалана.
- Оставим его,  пусть  проспится. Ему  все, что  здесь   происходило,   будет казаться  кошмарным  сном.
Подошли  к лошадям. Итил  бросил  поводья  Малому.
- Вы всегда  доверяете первым  встречным?
Малый  хмыкнул,  скорее  по привычке, не  раздумывая,  ответил:
- Учили  нас: относись  к  людям так, как хочешь,  чтобы  они относились  к  тебе.
-  Я  не понял.
 Тщательно  подбирая слова. Малый  пояснил.
- Я хочу, чтобы  ты  относился ко  мне  хорошо. Если  бы  я    не  доверял, Дармир  вряд  ли  дал  тебе  меч. Стоящих мужей и  так видно. Ну,  прощай. 
- Может, еще свидимся.
Итил хлестнул  своего  вороного.
Малый неуверенно  прыгнул  в седло.  В  голове  гудело, перед   глазами пошли круги. Вцепился  в  луку  седла, чтоб  не  упасть, пустил  коня вслед  за   Дармиром. Твердя  про себя: «Ничего,  сдюжу». Проехав   версты   две, Дармир  остановился. Малый  облегченно   перевел  дух, спешился.
-  Присядь. Малый  опустился  на  кошму, прикрыл  глаза.
-  Тошнит.
Посвященный снял с  головы  Малого шлем,  повертел   в руках.
-  Добрая работа, ни царапинки. Что ж   ты  голову  подставил?
-  Не знаю,  скрутило  всего - не пошевелиться. Думал,  голову   снесет.
-   Что ж  ты, щит за спину   закинул? 
-    Так  роксолан  без   щита  был. Да  и  мне  рубиться так  привычней.
Дармир измерил  бечевой  голову Малого. Выверил    стороны.
- Править надо.  Удар  стряс немного.
После  размеренных  и  уверенных манипуляций Дармира,  Малому   полегчало. Дармир  нахлобучил   шлем   на голову   Малого.
-  Не  снимай.
Порывшись  в  котомке  Волхва,   достал  бальзам. Отлив  немного в  кубышку, протянул   Малому.
-  Испей и спи.   Утром      тебя разбужу.
Малый   прилег. Последнее, что   он   узрел,  сквозь   слипшиеся  ресницы - смеющие языки пламени костра.  В  редколесье Малый заметно  повеселел,  опустив поводья, ехал,  след  за Дармиром. Древняя  тропа  вела прямо  на  север. Кони шли  шагом, тихо всхрапывая. Глаз  радовался  привычной, зеленой  листве на  деревьях. Пение  птиц успокоило.   Малый    ощутил особую энергию  леса,  которая придала  силы. Усталость  прошла.         
- Куда ведет  эта  тропа?
- Северный ветер,  говорят ромеи, пришел  с Борей.  Путь   ведет  в  Борею,  в страну  Кола.   Ранее называли   Арктика.
Малый, почуяв тревогу, насторожился. Вскинув голову, осмотрелся.  В  полголоса позвал:
-   Погодь. - Дармир  повернулся.
- Недоброе  чую. Следит кто-то за  нами.
- Все   может быть. Древнее  капище где-то  по близости, я   чувствую  его мощь.  Священное  место, там остановимся.
Огороженный   частоколом небольшой холм заметили   сразу. Древесина   от  времени переливалась  серебром, привлекала  внимание. Малый, с  мечом в  руке, зашел  внутрь, и,  разглядев  кумиров, не сдержался.
- Древо крепкое, как  камень, а  от старости  белее  снега.
Дармир, зайдя  за Малым, прошел  в  глубь капища, присел  на  землю, мгновенно ушел  в  себя, расширяя круг  зрения  внутреннего мира.
Малый, не обратив  внимания  на друга, заворожено  разглядывал деревянного  кумира.    Дармир глубоко вздохнув,  поднялся.
-  Четверо  их, с  луками. Другого  оружия  я  не заметил.
Малый,  заикаясь от восторга,  удивленно проговорил:
-  Ты  глянь: одна  из  глав  Рода  на лик Волхва   похожа. Словно  с  него резали.
Тихий, скрипучий  голос   ответил:
-  С  него, с  него,  внучок. Мне   моя  бабуля  нашептала.
В   воротах святилища  стояла маленькая  старушка. Худой, морщинистой  рукой крепко держалась  за   увесистую клюку. Дармир  отрешенно  глянул на нее, виновато  улыбнулся.
- Все здравствуешь,  Ягнива?
- Не углядел меня, добрый молодец. И   я   слово знаю.
Малый, добродушно  ухмыляясь,  спросил:         
- Бабуль,  вот кумир  со знаком   Перуна - его   с  кого вырезали, не  припомнишь?
- Арий-то,  друг   Волхва, ведающий воин   был. Вон,  под  жертвенным  камнем оружие  его. Говорят,  кто камень,  поднимет, оружие   его  будет. Оружие, говорят,  особое, его  из древнего храма Нинчурт, что в  Борее, Арий  вез. Перун-молния  из него   вылетает.    
Малый   подошел к  камню - алтарю.
- Под ним значит?
Ухватился  обеими  руками, потянул. Камень  не  шелохнулся. Подошел Дармир.
- Силой  его не  возьмешь,  волшебством надо.  Отойди,  а то жилы порвешь.
Присел  напротив камня, изучая  взглядом ровную поверхность. На мгновение зажмурился. Малый,  следя  за  входом - вдруг  еще  кто появится - приблизился  к  старухе.
- Бабуль, а  ты что,  одна будешь?
-  Одна,  совсем одна. Как  из городища  ушла помирать  в лес, так  и  живу. 
-  А  зачем в  лес–то  пошла? Дома  разве негоже?
-  Покон    блюсти надо.  С давних  времен у  нас   старики  осенью   в  лес уходят. Пользы   от нас  нет. Вот   я и  живу  неподалеку, смертинушку  свою жду, а ее,  окаянной,  все нет. Не  одну  сотню лет жду.
-  А  кто это тропу   стережет?
Старуха  негодующе  махнула  рукой.
- Вред  от  них один: работать  не хотят,  так  разбоем  промышляют. Сил  смотреть   на них  у   меня нет. Ходят,  да  клянчат. Жаль  их, век у  них не долог.  Ты  глянь!
Малый   обернулся - камень  висел   в воздухе. Дармир  держал   в руках  что-то  длинное, завернутое в  полотно.  Камень  медленно   опустился  на место.
- Сколько  лет  живу - в  первый раз  такое   вижу. Верно, бабуля  моя  шептала: мысль - самая   сильная  сила.
Дармир дрожащими руками развернул полотнище, извлек  посох. Оглядел.       
-  Малый, отъедем немного, разведем  костер, перекусим,  что   бог  послал. Ослаб   я немного,  отдых    нужен. Темнеет. Переночуем  и далее, лучшего  места   нам  и   не  найти, только  если   Ягнива разрешит.
-   Пора мне,  а   вы ночуйте, никто тревожить не   станет.
Ягнива, взмахнув клюкой,  исчезла.
-  Яга, кто  она?
Дармир   присел. Достал  огниво, пробурчал: 
-  Ведунья, хранительница  этих мест.  Понравился  ты  ей - ночевать  близ капища разрешила.
-  Почему я?
-  Сила у  нас разная. Она,  когда  моложе   была,  на прадеда  моего   глаз  положила. Мучился   он  долго: к  ней   тянуло, да   мужской   разум победил. Женщины,   кто  могут,  быстро   чары наложат. Кто   слабее,  рассудок теряет, потом  обвораживай.
-  Как?
-  Обычно  я  сам  делаю так: на двор  по   тяжелому  схожу, гляну  под  ноги, и  говорю   себе: «Как  я  свой  кал забываю, так   и  тебя забуду». Обычно    этого   достаточно. Чары  снимает.  Истина  проясняется.
Ехали   молча. Малый недоуменно поглядывал на Дармира.
Посвященный был  внешне   спокоен, не  озирался  по  сторонам, рассматривал   посох Ария,  мурлыкал  что-то. Малый  не   услышал, скорее,   почувствовал,    шелест тетивы.   На подлете стрелу срубил   мечом. Краем  глаза заметил, как Дармир  вскинул посох. Пучок   света    прошел по  ветвям дерева, сжег листву. Обнажив ошарашенные  лица. Малый от неожиданности вздрогнул, скорчил гримасу.
- Прыгайте вниз, неучи.
Двое мужчин,  сидящие  на ветвях  дерева,  не  мешкая,   спрыгнули, встали, потупив  взор. Малый подъехал, разглядев  обреченность в глазах, вложил  меч в  ножны.
- Ну  и где  еще  двое?
Один, задрав патлатую бороду, пробасил: 
- Почем знаете, про другов?
Малый усмехнулся: от страха  душа  в пятки  ушла,  а   дерзит. Ответил  миролюбиво.
- Кто  вас  послал, нам   и  сказал.
- Зачем?    
  Дармир  улыбнулся.
- Надоели вы  ему, олухи.  Поехали, Малый.
Малый  нахмурил лицо, обронил:
- Добро - есть жизнь, помните.
Тронул   жеребца, вслед  за кобылой  друга.
- Одеваются   странно, словно  кроме шкур, надеть  больше  не чего.
-  В  лесу живут, древлянами  зовутся, городища  деревнями называют. Осели где-то здесь неподалеку. Были  мы у  них   с  Волхвом,  я  маленький  был. Покон  старый чтут. Баба   у  них княгиней  была.  Эх,  властная   скажу. Терес   наш ей  в  подметки  не  годится. 
- А  кто  они такие? Древляне.
-  Да  такие же словяны,  как  мы  с  тобой,  в начале слово  было, вот  и стали мы  называться  славяне: слава    о наших  предках велика  была,  пращур наш,  отец   Волхва, так   и  назывался Словен.  Волхв мне  рассказывал,  а  он  чтил отца, велик   был   человек,  если  его   именем народ   стали  называть. Все,  кто говорит  на  нашем  языке,  все   славяне. Все из  одного  рода  будем. Из  одного  корня, ростки  наши.
В гору  шли   тяжко, пошел   сильный  дождь.  Коней   вели  под  узду. Чертыхались.  Малый  накинул на  спину  алый  плащ - подарок   Волхва. Позавидовал  Дармиру,    его  одежке,  что  с гуся   вода. Легка, удобна, воду  не пропускает, и  стрела   ее не  берет, на вид  кожа, да не та. На  вершине  горы перевели дух. Дармир  огляделся, вздохнул.  Древняя  тропа  почти неприметна.
- Что за гора  эта?
-  Валдай. В  честь древнего бога     Ваала,  бога  дождя. Ну,   что смотришь?  Волхв  сказ поведал. Оглядеться  бы надо,  да   не видать  ничего. Передохнем, пока льет.
Дождь  кончился так же  внезапно, как  и начался. Прояснилось. Малый  встал, жуя по  ходу  корку хлеба, подался  к лошадям.  Похлопал   своего жеребца, проверил   подпругу. Осмотрелся.
- Глянь:  внизу поселение, возле  озера. Странное  какое-то. Дома  круглые.
Подошел  Дармир, недовольно  хмыкнул.
-  Галлы   то.  Мимо  их  не пройти.  Они   черепа  врагов   над  входом в  жилище   вешают. Говорят,  воины   их  свирепые. А  нам  надо между   двух рек   пройти.
-  Так  земля-то  наша.
-  Свято   место пусто  не   бывает,  видно    галлы   к  нам   на   восток  переселяются. Нам  не  воевать, нам   пройти  надо. Ты меч   по  пустякам не  вынимай. У  них жрец   должен  быть, с ним  договоримся.  За нами   родичи   идут. Ветви деревьев  не  ломай, не дай  бог,  друид увидит, не  сносить  нам головы - древо   у  них  свято.
Помолчал  немного, обдумывая  что-то,  сел  на землю,  скрестя  ноги.
-   Погоди, нужно   узнать его  имя.
Возле  поселения  окрикнули. В   землю   ударились стрелы. Пришлось  спешиться. Навстречу   вышли с  десяток  воинов. Вид их  был  странен. Рыжие  волосы  торчали на  голове, в  разные стороны, принимая  вид   рогов, блестели  на солнце от   обильного  масла. Обнаженные тела по  пояс, расписанные   синей краской, выглядели  потусторонне. Малый  глянул на Дармира, спросил  в  пол голоса:
- Что   это  с ними?
-   Воины    готовы к  битве. Синий  цвет - пятна  мертвых.
Малый    пробурчал  недовольно:
-  Может проверить, у  живых  кровь в жилах.
  В  ответ Дармир  миролюбиво  поднял руку.
-   Мы  к друиду Актриксу. При нас   меч  в  жертву.
Один  из  галлов с сомнением   глянул в  сторону  Малого, улавливая  оценивающий воинственный взгляд.   
- Езжайте к  озеру,  вас  проводят.
          Актрикс, крепкий  старик,    сжимая в  руке   только что  сорванный    цветок, рассматривал   лепестки, мурлыкая  что-то  под нос. Кивнул    в  знак приветствия спешившимся  Дармиру    и   Малому.
- Хранитель древних  вед, как  думаешь, что  в этом  цветке  такого, кроме алого цвета?
Дармир расслабился,  устало, с каким-то безразличием, ответил:
-  В  каждой муравке  заключены  полезные свойства для  человека, но  есть и  ядовитые растения.
-  А  ты как   считаешь,   воин?
- Не знаю. Волхв  говаривал,  что,   умирая  цветок,   несет радость  миру.
Актрикс  задумчиво посмотрел на  Малого.
-  А  ты не  так  прост, воин,  как   кажешься  с  первого  взгляда. Можете ничего  не говорить,  я  знаю, зачем  ко  мне  пожаловали. Можете  ступать  куда хотите. Родичей  Ваших  пропустят. Меч, дар Волхва,  положите  на  землю, где  стоите.
Дармир   молча  достал  из  котомки   меч. Прыгнул  в  седло. Друид  выпрямился, пристально  глянул   в глаза  Малого, произнес:
-  Обратно  поедешь, нас  здесь уже  не   будет. Никогда   не держи   плохих  мыслей  в  голове - они засоряют  воду. Она  живая и  улавливает  наш настрой.
Малый  дернул повод,  склонил  голову в знак  прощания. Поехал   вслед удалявшему  Дармиру. Поднявшись  на пригорок,  обернулся,   разглядев, как  друид опустил меч  Волхва   в воды   озера.   Водный поток реки  бесконечно  нес  свое бремя, невзирая  на  время. Малый, как   в   детстве,  бросил   в   воду древесную щепу,  следя   за  ее  движением. Задумчиво  промолвил:
- На  реку   можно  смотреть  вечно.
Дармир  понимающе кивнул.
- Ну  да, на огонь  также. Не  приедается, глаза  устали  не знают.
-  Надо  Волхва  спросить  почему?
Стали   раздеваться, одежду    складывали  в кожаный  мешок, чтоб не   промокла. Приторочив   узел  к седлу,    Малый   завел жеребца  в  воду, направил   его на  противоположный  берег, а   сам,   ухватившись за его хвост, оттолкнулся, босыми ногами,  от земли. Девственная вода   приняла в  свое  лоно, вернула силы  уставшему  телу, смыла   пот из  пор.   На берегу,  озираясь  по сторонам, не  доверяя  чутью,  поспешно   облачились  в одежды.   Малый,  натянув на  себя  штаны, успокоился.
-  Как дети,  стыдимся наготы.
Усмехнулся  в бороду.
-  Ну  да, я   свой   голый зад рукой  не прикрывал.
-  Верно,  за жеребца  прятался.
Вскочил  в седло,  глянул  в сторону  Дармира:  долго еще копаться  будет, тронул  узду. Лес встретил  неприветливо,  осторожно - пришлые.
- Чую себя  как-то  не хорошо, с лесом   что-то не так.
Дружи,  помолчал немного, глянул  в  темноту леса, промолвил  в  полголоса.
- Сила какая-то  темная в лесу   дремлет.
  Малый осадил  коня.
- Глянь, вон,  изба   на  пригорке стоит. Осел кто-то.
Дармир прищурил взгляд.
- Странная  какая–то: бревна прямо  стоят. Я  сначала  и  не приметил.
Малый прислушался то-ли к  самому  к себе,  толи к  чему-то еще, проговорил:
-  Волхв  говаривал, что  в  старину дома  не  рубили. Во так  ставили.
-  Что-то  здесь не то, жилым место не  назовешь, и изба  больно  ветхая, хотя   на  вид крепка.
Малый  спешился. Крадучись,  направился  к избе. Под ногами  хрустнуло.
Чертыхнулся  про себя, разглядев, почерневшие  от  времени кости, которые принадлежали   явно  к  роду людскому. Сколько же   здесь  людей полегло? Тихо-то  как,  вроде  не  души. Махнул призывно рукой  Дармиру. Дождавшись  друга возле  двери в постройку, обнажил меч. По  клинку  побежали   руны.
- И  здесь  колдовство. - Пробормотал  недовольно, взглядом кивнул,  отворяй мол. Дармир с  трудом  потянул   дверь на  себя. Малый  ринулся  в   открывшийся проход,  в   носу защекотало от  спершего  воздуха, глаза  с трудом  заприметили   тень, рука инстинктивно подняла  меч, защищая от  удара.  Малый отпрянул в  сторону на  полшага, и, заученным движением, нанес  удар, чувствуя, как сталь  меча воткнулось в  холодную  плоть, разрезая на  своем  пути  сухожилия, дробя  кости. Меч задрожал. Глаза   привыкли  к  полумраку хижины. Малый  отшатнулся, вырвав  меч из тела. Разглядел высокого старца  в бронзовом  шлеме. Зрачки его  глаз  смеясь  смотрели куда-то в   сторону, на  безумном   лице застыла  усмешка. Малый,  не  понимая,   смотрел,  как его беззубый  рот открылся,  густой бас  заполнил   тишину.
- Смерть - это женщина, и  она   так  прекрасна. Я  иду  к тебе... - Протянув руки,  он рухнул на  глинобитный  пол.
Дармир  зашел внутрь, в  освободившийся   проем  проник  свет. Ошарашенный  Малый рассматривал   застывшее лицо старца.
- Жуть какая. Что  он  здесь  делал?
Дармир  равнодушно прошел  вдоль  стены, разглядывая  пучки трав. Сосуды  на полках с  настойками. Сдернул   шкуру, закрывавшую  окно.
- Спал, да   над  златом чах.
Малый   повернулся  на  голос, и  не поверил  своим глазам: большую  часть  избы занимал  огромный  сундук, верхняя крышка   откинута, внутри   мерцало злато.   
- Глянь,  знак  Одина.  Не  его ли   искал, он  на севере? - Пробормотал  самому  себе Дармир.
-  Пойдем. Пущай   Волхв  разбирает, что  к  чему. Худое место.
Малый   вышел  вслед  Дармиру.
- Поговорить надо было, а  он   с мечом,  и   язык  у  него  не присох,  сам   слышал.
Дармир,  повозившись  с  конем, проговорил  на печаль  Малого:
- Злато  он  свое  охранял   от пришлых, чах  над ним.
Малый  скинул   с  головы кушак.
- Нужно мне, его  злато,  я   же   его не заработал. Пользу   оно все равно  не принесет,  если  отнять. Роду  только  вредить, потомкам   своим. Аль он  не знал?
- Кто знает,  и  он не   скажет. Забудь.
          На лесной   поляне миловидная  женщина  ощупывала, отряхивая  землю, корешок  травы,  про себя   что-то  сердито шепча.  Внутренним зрением углядела  сидящего рядом на  еловой  ветке  черного ворона.
- Лети отсель! Ишь, пристроился.
Махнула  на него  рукой.    Услышав  цокот  копыт, забыла  про  пернатого, в спешке  поправила растрепанные  волосы, одернула  передник.
- Чай, это  я? - По  старой  привычке, спросила  сама  себя. И, улыбнувшись потаенно, как-то чисто  по-женски,     направилась  на  встречу   выехавшему из  чащи  леса,  воину.  Ратный,  заметив женскую  фигуру, зычно  крикнув, пустил  коня в  галоп. Скинув  рогатый шлем, машинально оглянулся по  сторонам, и, поравнявшись, откинувшись  в  сторону, подхватил уверенно,  женское  тело сильной рукой, бережно посадив ведунью на  круп  коня. Жеребец, словно  поняв  хозяина, пошел  шагом, низко склонив косматую голову. Воин обнял гибкое  тело, отвел  в сторону  черные  как смоль  волосы, взглянул  в невидящие, по-особому смеющиеся,  счастливые  глаза. И  растянув тонкие  губы, выдохнул.
- Сладушка  ты  моя.
Ворон,  следивший  за происходящим,   смутившись,  отвел взгляд, взмахнув  крылом, бесшумно  спланировал в чашу  леса.
Старец, сжимая  в руке  деревянный  посох, стоял под  деревом, на  окраине поляны, шепча  про себя  древние слова. Наконец,  выждав  момент, скорым  шагом направился к  присевшим в густой  траве,  и, обращая  на  себя внимание, деловито  прокашлялся.
- Мир вам.
Женщина пристав, протянула руку в  сторону  Волхва, и, немного  залившись румянцем, ответила:
- Будь  здрав Волхв. Следил,  поди,  за нами?
- Зачем мне? Я  и  так все  знаю,  что в  округе делается,  тебе-то  ведомо. Воин  встал, потянулся, посмотрел внимательно в  Волхву  в глаза.
- Так, зачем пришел, Волхв?
-  Кастор,  она тебе  не сказала,  поди, что задумала  Тересу отомстить, за  свою дочь? - Заметив замешательство  воеводы, продолжил речь. -  Видно  нет. Предательство  тяжкий  грех. Да.
Волхв  присел на  выросшею  кочку. Положил  посох на колени. Проговорил, успокаивая Кастора:
- Что, встал как пень? Баба - мудрая женщина, но должна понять, если  порешит  твоими руками Тереса, то  наведет плохую  карму  на свою  не родившуюся дочь. Несчастна  она  будет. Отнимать жизнь - самое тяжкое зло, а зло  возвращаться  любит. Не ведают люди, что  творят. Тересу  хватит проклятия  твоего, слышь, ведающая. Душа его и  так не на месте. Верно, Кастор?
Волхв  замолчал. Все молчали,   каждый  думал  о чем-то  своем, только   кузнечики в траве беззаботно вели  свою  песнь.
- Гм… Да,  не  понятен  ты  мне. Темен очень. Мысли  свои  рьяно скрываешь. Учен.
Волхв  глянул  глубоко  в  голубые глаза  Кастора. Отшатнулся: глубокая душевная  боль, печаль  отразилась  в глубоко зрачках. Хотя  ни  один мускул  на  спокойном лице  не  дрогнул.
-  Ты  все  еще   веришь  в Одина?
-   Ну  да, мне ответ  перед  Одином держать, за  дела  свои. 
Волхв  встал, махнул  рукой.
-  Все  в этом  мире  предрешено. Прощайте.
Мудрец  исчез. Женщина встрепенулась, тронула  рукой отрешенного воина, тот очнулся, пробормотал:
- Дочь  у  меня  будет, если  верить его  словам.
- Ну да,  я   заглядывала  в книгу   судеб. Верно: дочь, если роды пройдут нормально, это  в  мои-то  годы. Я старше   тебя-то  буду.
Кастор    встал,  прошелся, размял  ноги.
- Старше, а  так   и не  скажешь. Ну  а  родить ты должна, на  вид  меня моложе и внутри здоровей  будешь.  Всю свою  жизнь  травками питаешься, не  как я  брагой.   Поеду  я. Дочь хорошо,  но  сын у  меня   один.
  Ведунья  вскочила.
- Сын?! Разве  у   тебя   есть   сын?
- Давно  это  было,  на острове   Руане   или Буяне,   как  вы его  зовете.  Люба    мне  была одна   славянская  дочь.  Сына   она   мне  родила.  Вождь  запретил   семью  заводить. Не  дал  своего благословения.  Ушли   мы. В одном   из  боев  она  ушла  в волхавию, с  мечом   в руках,  защищая  его, еще  малого. Своим   телом  прикрыла.
- А где он  сейчас?
- В тереме  своем. Когда   я к  тебе  поехал,  ему,    правда,   ничего не  сказал,   стар я  стал. Боюсь,  что осерчает.
Придется  все  ему  сказать,  собирайся,   поехали. Сколько  можно в  лесу  прятаться. Думаю,   не  поднимется его  рука   против   отца.  Хоть   он    и  Владыка.       
- Так  Тарас - твой  сын?
Кастор     ухмыльнулся  в  рыжую,  с небольшой проседью,  бороду.
- Стал  бы  я   этого  рыжего    опекать, да терпеть     самодурство  его? Только никому  о том не сказывай. Зачем  всем  знать. Он Владыка, учен. А  я  просто воевода  его, только   мечом  махать  и  умею.
Вечером, после   тяжкого   объяснения с  отцом, Терес    спустился в  винный погреб.  - Перечить отцу  нельзя. - Это он  освоил  в детстве, помнил   его тяжелую руку.  Помнил  так же, как   отец, закрыл его своим   телом, от разящей  стрелы, и, обломав   оперение, первым  делом осмотрел  тело Тереса, после   чего облегченно  вздохнул, и, скрипнув  от  боли зубами, улыбнулся.   - Перечить тяте  нельзя. - Черпнув  ковшом  вина, отпил. Тяжесть прошла, успокоила  нрав. После  рождения   сестры проклятие  падет на  нет. - Но этот  камень,  волшебный камень    однорукого. - Терес  вздохнул. Хлебнул  еще  немного сладковатой  жидкости, направился  к  выходу. Во  дворе  подали  коня. Вскочив  в  седло, наметил цель. Терем  Малого - вот где  ясность, благо   не так   далеко.
Стемнело. Подъехав к  хоромам, кинул  вожжи отроку. Растолкал дворню во дворе, велел  всем  убраться, поднялся  по лестнице  на  крыльцо.
- Терес, что, похоть  на ночь глядючи взыграла? Вино  голову мутит, своих  видно девок мало.
Тихий  голос шел как-то не  откуда, Терес  повертел головой, никого не  увидев.
- Не  гоже, когда  солнце  село в  чужие  покои входить, да  еще к   чужой жене. Присядь на  скамью, поговорим.
Терес  вспомнил голос, исходивший  казалось  со всех сторон. Голос  старца, спокойный, уверенный,  немного с хрипотцой. Повертел головой в  стороны, спросил:
- Старец  ты  где?
-  Ну  вот, опять запамятовал, что  меня - то  вы не различаете, совсем  стар. 
На  крыльце в свете  луны промелькнула   тень, четко вырисовываясь в контур  Волхва. Лавка  заскрипела, принимая  тело.
-  Присядь  внучок, время настало, поговорить надо. 
Ладонью  Терес, нащупал скамью, сел,  не сводя  глаз со знающего.  Медленный  голос  успокоил, заворожил. Терес расслабился и, понимая,  что засыпает,  задремал.
Утром Терес очнулся у  себя  в ложнице. Непонимающе огляделся, и,  заприметив  сидящую,  скучающую  Антиопу, спросил:
-  Старец  где?
-   Какой такой  старец? Тебя всю  ночь искали. А  утром  я вошла, ты   здесь  спишь, улыбаешься. Впервые  вижу, чтобы ты  спокойно так  спал. Ночью Кастор  всех на  ноги  поднял. Двоих из  прислуг  при конюшне  головы  кулаком расшиб. Сейчас  вон, вино  потягивает, ждет  когда,  ты проснешься.
Терес   потянулся, зевнул,  чему-то улыбнулся.
- Поди, позови.
Антиопа  вышла,  хлопнув   дверью. Терес  встал,  влез  в  штаны, накинул  на себя  легкую  рубаху. Удивляясь  легкости в  голове, глянул  в зеркало, пробурчал:
- Помолодел, что ли? – И,  немного  помолчав, раздумывая, пробасил  сам  себе в  полголоса. - Да… Старец  не  так прост. Внуком   меня  называл. Да, поди, разберись.
В ложницу  вломился  воевода,  чуть  сдерживая гнев, эмоционально  размахивал  руками.
- Терес,  ты  где  ночью  шатался? Как   в опочивальню   попал?  Кто коня  расседлал,  ты сам,   поди,  и разучился уже?
Владыка  молча выдержал тираду,  в полголоса  спокойно  спросил:
- Тятя,  ты  почему   мне   не когда   не  говорил, что   моя   мать  славянка? - И,  не дожидаясь  ответа, продолжил. -  Ты  знал, что  она  из  рода   Одина  была?      
Кастор   оторопел.
- Почем   мне знать? Валькирия -  это точно. Ты  откуда  знаешь?
- Ночью  она  мне  приснилась. В  белом вся. К  добру, видно. Пойдем,  перекусим,  чем бог  послал. 
Звезд  сколько. Малый  вытянулся, на   скользкой от  росы,  траве.
- Люблю  на звезды  глядеть. Сколько их там  и  не сосчитать. - Перевернулся, взяв  травинку  в рот, попробовал  на  вкус. Горчит. - Дармир,  ты  хранителем что  делать  будешь? Разве   можно знания  от людей хранить?      
Дармир,   помешивая   варево, улыбнулся.
- Не  гоже миру  ведать  то, что   может   людям навредить. Разумом  не дошли  еще. Я сам  не  все пока  знаю. От  старого  хранителя поведаю. Но  и  знания  терять  нечего. Нужда  еще придет, как Волхв  говорит.
- Как  понять разумом? Каждая  тварь на  этом свете  разумна. Друиды  говорят, что  растения  также по-своему  умны. Все,  что боль  чувствуют,  от боли  стремятся  уйти. Разве  я  не прав?
- Разум - это  не  просто боль, или  другое  восприятие жизни. Разум -  это понимание  жизни. Прежде  всего, укрепление духа. Когда  в человеке  возрастет  дух созидания, облагородится его душа и  окрепнет  тело. Вот тогда  знания  будут нужны.
- Да. Умно очень  говоришь,  не понять   так сразу. Пойду,  гляну  лошадей:  всхрапывают  что-то.  - Малый  поднялся, по  привычке перекинул  меч через  спину. Бесшумным  шагом удалился  в  чащу леса. - Я  это, я. Ишь,  ушами шевелишь, набычился. - Малый  подал голос,  успокаивая  лошадей. Подошел  к своему  жеребцу, погладил потянувшуюся  к нему  голову  лошади. Провел  рукой  слегка   по  боку. Вздохнул. - Отощал  совсем, нет  у  меня  с собой  хлебушка, жуй траву  лесную,  она  полезна, не  степная,  чай. Своя, родная.      
Жеребец,  не   дождавшись  подачки,  всхрапнул,  разочаровавшись,  и, все  еще  надеясь, ткнулся   губами   в руку.
- Вот   ведь  разум! Все  ты  у меня   понимаешь. - Полез   в карман  штанов,  за ранее припасенной   горской  зерна. – Пожуй, малость,  нет боле.         
Дармир  палкой  помешивал костер,  уловив   движение за  спиной, насторожился. Настроившись на   внутреннее зрение, не  поворачивая голову,  осмотрел  все вокруг. Уловив   тень  Малого, заметно  успокоился.
-  Малый, ты,   того, не  серчай на  меня. Я  вон  тоже не  понимаю  как ты   так  лихо  мечом   махаешь. Просто   каждый рождается  со  своим предназначением, и делает то,  что  может или должен  делать.
- А я  и  не серчаю, Дармир. - Голос  раздался спокойно,  властно. Дармир  вскочил, оглянулся.
- Волхв,  ты  где?
- Здесь   я, а  ты  меня  опять  не  учуял! Учишь  тебя,  зеленый  еще! Если  я  смог, так  и   другие смогут!
- Так когда  созрею, как   вон тот   лист   желтый, так на  землю, плавно  так  упаду.
- Ну  до  того далеко  еще. Малого   кличь, хватить  ему  там лошадей холить,  уснет  еще. Поговорить  надобно.
Малый   вышел  из-за  дерева. С младенчества  не удивлялся внезапным появлениям  Волхва, привык как-то.
- Здесь  я.
Волхв,  кряхтя,  присел на  выросшую  кучу травы.
- Вижу,  устали вы  друг  от друга. Так  бывает. Душа  общения просит  с  другими людьми. Дармир,  налей-ка  мне  твоего  варева,  испробую. -Протянув  руку,  подхватил кубышку. Испил.
- Хороша!  Завтра поутру  расстанетесь. Этот, Стримглав, летающий  пес, охранный круг поставил вокруг владений   своих. Ты,  Дармир, здесь  родичей  Малого дождешься - тяжко   они  идут, но  скоро  будут. Ты,   Малый,   обратно поедешь. Коня   береги, ослаб  он немного от длинных  перегонов. К древлянам   заедешь, купишь  у  них, на  двух веселее   будет.   Там дозорными  отроки  стоят - их  не  побей, вины-то  их  нет. Но и  в  обиду себя  не  давай. Скажешь, что   посланник мой.  Ранее княгиней  у них  мудрая  тетка была,  баба,  одним словом. Отошла   она. Место  ее негодник один  занял. Сына   ее в  остроге  держит. Слаб  он  совсем.  А  этот   властелином  себя возомнил.  Против  полян выступать  собрался.   Славянин, против  собрата   руку поднять  решил, покон  старый  рушит.  Пусть  они на  вече  его осудят.  Кто    за него встанет - силу покажешь. Я  бы сам, да  времени  нет. Себя берегите. А ты,  Дармир,  помни: слово дает провидение,  силу и мудрость, ну  а  мудрость - господство  и  власть. Новое  городище  поставишь, но  не перемудри - пускай  сами думу  думают.  Пора мне.
        Волхв  исчез.
Малый  призадумался. - Обратно  дорога значит,   хоть  и одному,  все  к Людмиле  ближе. Как  там она, одна  по  хозяйству? Так-то  она справная,  добрая  хозяйка. - Успокоил  себя.
- Ты, Малый,  не  серчай на меня.
Малый,  подложив под  голову  седло, блаженно  вытянулся,  и,  прикрывая рот  рукой, зевнул.
- Да  ладно, Дармир, я, того,   все  слышал,  что ты  говорил. Прав ты: каждому  свое в  этом мире  уготовано. Посплю я. Солнце  скоро   встанет.
Птица, как-то  так  неспешно,  неуверенно, начала  свою трель, во здравие   солнца. Пробудившись, чирикнула, задумалась, потом вновь, уже  звонче, соблюдая  паузу, стала  выводить  свой мотив. Ей  вторила  другая, встрепыхнувшись,  вытянув  головку. И вот  уже  множество   певчих голосов подхватили   мелодию леса. Мир  проснулся.
Дармир   подошел к спящему  Малому.  Склонившись, потряс  за  плечо.
- Вставай! Солнце  свет  родило. Дома  спать  будешь.
Малый, еще  не придя  в  себя, прогундил:
- Мудро говоришь, хотя дома  вряд  поспать дадут. - Наконец  сел, протер глаза. Не понимая, спросил.  - Ты   опять не  ложился? И  когда ты  спишь?
Дармир,   притянув  дышащую паром кубышку, отмахнулся.
- Без надобности  мне. Волхв приручил. Он    совсем  не  спит - жить торопится,  сон  считает лишней  тратой  времени. Я пока  полностью не  спать не  могу, и     понемногу  сплю. Голова  должна  отдыхать.
Малый   испил, в  голове  прояснилось. В  желудке приятно   забурчало, тело  налилось силой.
- Пора   мне.
- Ты,  того, не  сильно-то торопись. Иногда и  мгновение  судьбу  решает.
- К  чему  это  ты?
- Да  так. Скажу одно: у  судьбы три  пути,  по какому пути пойдешь - тому  и  быть. Каждый ученик  Волхва должен   уметь в будущее  заглядывать,   провидцем быть. Волхв   о судьбе  нашего рода  думает, в будущее  далеко  смотрит. На то    она   и духовная  сила.  Ну, вот  и  все, твой  путь открыт.   
Малый встал,  направился  к коню. Дармир,   собрав  кое-какие  вещи  в пещур,  подошел  к Малому.
- Вот возьми,  сгодиться  в пути. Тебе  нужнее. Там правее тропа  будет еле заметная, по  ней  напрямик в деревню  древлян  попадешь. -  И, смотря  за торопливыми движениями Малого,  произнес:
- К  Людмиле торопишься?
Малый  резко обернулся, пристально глянул в  глаза.
- Дармир, ты, того, сам - то  любил?
- Любил. Признаться не  мог.  Тарас  стрелой   ее  положил.
Малый  подошел, обнял  друга.
- Прощай. Свидимся ли? - Воин  прыгнул в  седло, немного  отъехав, обернувшись, произнес: - И ты,  оказывается, не  одним  рассудком  живешь. Чувства   имеешь.
Хранитель  молча  покачал головой  вслед, пробормотав:
- Не  все так  просто.  Если  люди любить разучатся - будут  подобны своре  собак. Контролировать  так  будет  их легче.         
Лесная   тропа,  еле приметная  на  вид, вывела  Малого  на обширную  поляну.  Солнечные лучи  ударили в глаза,  Малый на  мгновение ослеп. Резко  остановив  коня, решив   оглядеться.  Тихо-то как.     Не  почуяв ничего,  что  могло  насторожить, спрыгнул  наземь,  и пошагал    к   сердцу  поляны. Сердце  радовалось, вспоминая  запахи  травы, и от натруженного дыхания  отца в дни покоса. Шедший  следом конь  вдруг всхрапнул,  вскинул голову,  повел ушами. Малый  прислушался. Высокая  трава  мешала обзору. Тихо-то как. Птиц, и  тех не  слышно. Сделал знак  коню остановиться.   Весь, уйдя в себя, затаился. Нечто тревожное  исходило спереди. Выбрав направление, воин  ужом  скользнул  в обход.  Острая трава поцарапала  шею,  Малый не  раз  чертыхнулся, но  тревога мешала  встать, свистом позвать  коня.  Со встречным ветром почуял  дымок   костра, совсем   рядом. Неслышно развел траву,  и  от изумления   опешил,  вокруг еле чадившего  костра,  спали два десятка    обнаженных  женщин. Блаженные  лица излучали удовлетворение и безмятежное  спокойствие.  Малый, не понимая, отшатнулся,  двинулся   к  лесу. На  окраине поляны,  опомнился, чуть  слышно  позвал  коня. Осматриваясь,  приметил чурило  древлян.  Деревянный страж, почерневший от времени, без упрека  охранял границы.
- Торопишься куда? - Из  кустов  раздался мужской голос.
Малый оторопел, от отчаяния призывно махнул  рукой, выходи, мол. Кусты  раздвинулись,  показался дюжий мужик. Искусанное  насекомыми припухлое лицо, выдавало  любопытство. Малый  быстро оценил большой охотничий нож  на  поясе в  ножнах, добрый  лук  в  руках. На воина  не  похож. Лапти на  онучи одел среди  лета. Спокойно  спросил:
- Мед промышляешь? Бродничаешь?
- Вроде как. Сам-то  откуда?
- Я Волхва посланец. Присядь со  мной,  я как раз откушать  собрался.
Подошел  конь,  грозно покосился на  незнакомца. Малый  скинул  с седла котомку,  разложил снедь. Незнакомец, почесав затылок, присел, полез в заплечный  мешок. Ели  молча, изучающие рассматривая  друг  друга. После сытной  трапезы, незнакомец  промолвил:
- Меня  зовут Емеля. - Не дождавшись  ответа, продолжил. – Князь наш   лютует, заставы  поставил. Ждет кого-то, опасается.  Ведун, видно, что-то нашептал. Слыхал  я, что он Темному богу  поклоняется.  Броня у тебя  добрая,  давно я  подобной такой не  видывал. Смекнул, выходит, что  тебя.
       Малый,  в знак согласия,  кивнул.
- Чего это там,  в  траве? Я чуть  умом  не тронулся.
- А, бабы-то? Не знаю,  откуда они   и  берутся, не  одной  из них  не ведаю. Каждый год  в один   и  тот же день на  этой  поляне собираются,  одежку  скинут и  всю  ночь  возле костра  хороводят. Красиво  так у  них  получается. Хорсу  поклоняются, слышал. Вреда  от  них нет.
- Мне бы в  городище  попасть, со старейшинами поговорить, да  вече созвать.
Емеля  поскреб затылок.
- Ты посланник  какого  Волхва? Лично я  только  нескольких знаю. Один  поблизости  живет, травки собирает, намедни я его  по близости  видел.
- Мы  только называемся Волхвами,  имена у  нас другие. Богатырь - от  самого  Волхва посланник.
Малый вскочил, обернулся. Перед ними  стояли  три старца.  Все   выглядели совершенно  одинаково: в белых  одеждах, длинные  белые волосы  на  голове  перетянуты  лентой,  седые бороды   расчесаны. Голубые  глаза отливали святостью, смотрели ласково, по-доброму.  Один  из  них  присел, положил   посох на  колени. Закрыв  глаза, промолвил:
- Он с нами,   Волхв.
Немного  подождав, словно  вслушиваясь в  чужие мысли, попросил:
- Благослови нас.
Малый  отрешенно рассматривал старцев. Он  понял,  что Волхв  мысленно  переговаривается с  кем-то. Но  вот  Волхв пришел  в  себя, открыл   глаза, заметив  недоумевающий взгляд  воина, проговорил:
- Расстояние  не  имеет значения. Волхв  просил  передать тебе,  что  дома у  тебя  все хорошо. Пора  нам. Путь  недалек. Пройдем тайной  тропой, у  здешнего князя  один  воин  могучий  есть. Огромной  силой наделен:  давеча  медведя голыми руками  осилил. Воин  нам понадобился, чтоб  его  одолел.
Городище  возникло  неожиданно, на  берегу небольшой  реки.   Добротные высокие хоромы,  высокий частокол, глубокий ров. Малый,  с пониманием,  смотрел на  подобранные  ровные бревна, тщательно  срубленные, посаженные  на    смолу. Руки зачесались  по   топору. Вздохнул. И  здесь  люди делом   заняты,  не все  пока   за мечи  взялись.
- Емеля,  ты  свое дело  знаешь:  люд  собирай  на  вече.
В  колокол  вдарь посильней,  чтоб далече  слышно  было. Мы  пока здесь  подождем.
Волхвы молча  присели. Малый  оглянулся. Коня-бы немного напоить. Скинул  шлем  с головы, прыгнул  с  крутого обрыва  к реке. Умыл  лицо. Черпнул  воды, и,  не пролив не  капли,  поднялся  обратно.
- Погодь,  дай суды.
Малый  подчинился, протянул  шлем поднявшемуся волхву. 
- Не  гоже так - сам  в руках  держи. - Протянул руку  над  водой, шепча ведомые слова. - Ослаб  у тебя  комонь. Пусть заговоренной воды  испьет, сил  прибавит. 
Конь  покосился  на Малого, ткнулся  губами  в воду. Малый  накинул  прохладный шлем  на голову,  потрепал   по холке.
- Нельзя  тебе боле. Опосля.
Раздался  гул  колокола.
- Пора  тебе.
- Малый, верхом проедь по городищу не спеша, пусть люд по-боле соберется. При  тебе  осмелеют. С людей  воеводы  спесь спадет. Мы  за  тобой последуем.
        Малый, не доезжая, красного княжьего крыльца, остановил  коня,  напротив. Огляделся,  приметив бойницы лучников. Возле стоящих поодаль кумиров,  собрался  люд, все  ждали.  Малый перевел  дух, здесь пока  Роду поклоняются. Привлеченные  шумом  толпы,  на  крыльцо вышли самозваный князь  с  высоким  стариком.  Одетый во  все черное,   он  негодующе  размахивал  руками, шепча   что-то. Наконец,  князь поднял  руку.  Толпа утихла.
- Кто посмел  собрать  вече?
Малый  окинул взглядом  лица людей. Набрав  воздуха  в легкие, крикнул:
-  Я велел!
- Зачем? Это  мой  удел!
- Меня  Волхв   послал, ну   а вече  я  собрал, чтоб  тебя, воевода, старейшины осудили!  Ты   малого князя  в  порубе держишь. Покон  рушишь.
Князь  покраснел  от гнева,  брызгая  слюной выкрикнул:
- Стрелами  сбейте  его!
Малый  скорей  почувствовал, чем  услышал звон  тетивы. Легко  срубил две стрелы  на  подлете. Усмехнулся.
- Зачем  стрелы губить? Будь  моя воля,  твоя  голова была  бы уже на  частоколе!
К крыльцу  подъехал  на вороном   коне, облаченный  в доспехи,     воин. Князь при  виде  его, заметно успокоился, махнул  рукой в  направлении  Малого. Проговорил что-то, в  полголоса. Воин  развернул  коня. Князь выкрикнул:
- Если  ты не  прав  воин, лежать  тебе  на смертном  одре!
       Малый  усмехнулся.
- Ну, ну.         
Вороной, заржав, встал  на дыбы.  Малый   заметил  в  руке воина  копье, недоуменно  пожал  плечами, пробормотав:
- Я ж без копья, не по  чести как-то.
Крепче сжал  бока  коня, и, выхватив щит, закрылся от  разящего острия. От удара   древко копья  треснуло, сломилось. Конь  под Малым  не  пошевелился, только  встряхнул ушами. Промелькнула оголенная  шея противника. Малый  машинально  махнул мечом.  Вздох  облегчения  раздался  в толпе, когда   голова воина  ударилась наземь.  Вороной, сделав несколько  шагов по  инерции,  остановился. Малый  вложил меч  в  ножны, осмотрел щит,  провел  ладонью по поцарапанному  окрасу. Краем глаза  заметил,  что  из   толпы  вышли  волхвы.  Один из  них нахмурив брови, произнес:
- Ты, воевода,  забыл:  духовная власть  принадлежит нам. Княжье  дело  на ратном  поле, наш род хранить.  Чернокнижье - духовная слабость. Иль не знал?
Волхвы  сомкнули концы посохов, держа  их на   вытянутых  руках. Князь отпрыгнул  в  сторону, прячась  за  спину  чернокнижника. Тот,  шепча слова,  пытался   поставить заградительный  круг, но тонкий  луч уже вырвался  из  триединого оружия, ударил  в  грудь. Тело черного   старца  обмякло, лицо исказила боль.  Откинувшись, он  испустил дух.
Малый, покачав  головой,  спешился. Пошел  к  воеводе. Перехватив  руку  с  кинжалом, на  опережение ударил  кулаком под ребра. Воевода  захрипел. Схватив его за  шиворот,  приподнял над  землей,  встряхнул.
- Не гоже сирот обижать. Пошли! Пущай  вече решает. - Привязав  воеводу  к  позорному  столбу,  огляделся по сторонам. Приметив старейшин, поднял руку  вверх,  толпа затихла.
- Ваша  воля!   Решайте!
       Скинул  с головы  шлем. Направился  к стоящим  возле  тела черного  мага волхвам.  Те  поникли головами,  шептали  заупокойную молитву.  Малый  не понимая, вздохнул. Закончив, один   из  них  произнес:
- Он  был  одним  из  нас когда-то,  и, поверь, не   самым  худшим. Кто  знает, где  эта  грань  между добром  и  злом. В нашем  деле   не все так   просто.   Ты  распорядись,   чтоб  покойных погребли,  как   полагается. Не  простые  люди все-таки  были. Пора  нам.
Малый,  смотря на  удалявшиеся фигуры волхвов, покидавших городище, не  видел   сморщенные узкие  лбы   старейшин, не   видел как  они, не   мешкая, кивнули  отрокам. Задумавшись, не  обратил  внимания, что кроны  вековых деревьев  клонили к  земле. Но, не  услышав  уже привычного   гомона  толпы, насторожился, и,  повернув голову, разглядел  застывшее  от страха  лицо  воеводы, разглядел,  как его  конечности  привязывали  суровой бечевой  к  верхушкам деревьев.  Малый, еще не осознав,  что   происходит, не  поверил глазам,  когда  грузное  тело  бывшего  повелителя взлетело к  небесам,  крик боли  оборвался  в  вышине. Из  замешательства  Малого вывел подошедший  Емеля.
- Один обрубок  остался. Старейшины  власть свою  укрепляют. Пошли,  мы там  князя  малого освободили.
Малый махнул  рукой.
- Зачем  мне? Он  не мой  князь.  Ты вот что: мужиков  собери, погребальный  костер  сооруди. Я  пока  коня напою. Да  вороного  поймайте, мне он  сгодится.
Огромный  пес, на  краю поляны, вытянув голову из  зарослей полыни, рассматривал возившегося  возле  костра человека. Запах жареной  дичи  тревожил проголодавший  желудок, но  что–то в голове  пса удерживало,  не давало открывать  свое  присутствие. Одет  обыкновенно, но  довольно странно,  не  местный. Из  оружия: меч в  ножнах, да лук  со стрелами - не  воин. На вид прост, загадка. Веская  догадка  дошла до осознания: «Мысли, он  не  имеет мыслей,  странно, но я  не могу  прочитать,  о чем   он  думает.   Может, он   совсем ни  о чем  не думает? Отключив  свое сознание, спит,  а работает  машинально. Любят  эти  славяне выглядеть простаками,  хоть  не так  просты».  Пес, решая про  себя  неведомую  задачу,  решился, отвел  взгляд.  Бесшумно удалился  в чашу  леса и, обернувшись человеком, нарочито грузно  шагая,  вышел, щурясь от  яркого  света, на  поляну.   Человек, как показалось,  не  обратил внимания,  все  так же  размерено  подбрасывал хворост в  огонь. Наконец,  он встал, кивнул  головой,   приглашая к  костру.  Налив в  посудину  жидкого отвара,  протянул. Рей  принял чащу  из  холодных рук,  присев  на корточки  испил,  наблюдая как   мужчина  отломив бедро от  приготовленной  только что дичи, подал,  но сам,    не решаясь  отведать, отложил  остро пахнувшее   мясо  в сторону,  при  этом не  проронив ни  слова. Рей, заполняя   паузу, жуя  мясо, напрягся,  пытаясь  прочитать  мысли,  но тщетно.  Сидящий напротив  муж, заглянув  в  глаза, улыбнулся, проговорив:
- Оглянись.
Рей  машинально обернулся, узрев,   почуяв  сзади себя  какое-то движение.  Сзади  стоял, все так же улыбаясь, все  тот  же  муж, что  и  сидел перед  ним.  Энергетический двойник, все  также улыбаясь, встал, подошел к стоящему  мужу,  и,  не мешкая,   слился  с  ним. Рей  оторопело  смотрел на  происходящее.
- Меня  зовут  Дармир. Кто  ты я  знаю.
Рей  проглотил тщательно  пережеванный  кусок мяса. Одобрительно хмыкнул.
- Я заметил тебя  еще  при подходе. Что  ждать от тебя,  не знал.
Дармир  присел  напротив, хлебнул   из чаши  оставшееся  варево. Заметив  немой  вопрос устало    проговорил:
- Община   наша на  старое  место переезжать  надумала.  Я путь   выведал, версты  для них  ставил. За  мной следом  идут. Новое  городище ставить  будем. Я  их  жду.
Рей  медленно переварил  услышанное, взглянув  в  спокойные, умные  глаза, излучающие силу, и,  все  еще находясь   под  впечатлением от  увиденного, произнес:
- Вижу,  врать ты  не  научен. Ты  что,  родовой жрец?
-Нет. Жрец  просто, там,  дождь вызывает по  надобности,  обряды  совершает, среди  людей  живет. Ну а  мы  нет, не  любим  среди людей,  в  миру, хотя  для  людей стараемся.   Разве   ты  не знал, что  люди  силу  меняют, да  и  дух жестче  становиться. Мировоззрение изменяется. 
Рей согласно   кивнул   головой,  задумчиво смотря  на костер. Дармир,  уловив  состояние собеседника, не  торопил. Наконец, Рей констатировал  факт.
- Две   противоположные  силы создали  человека, как  искру  в черном  небе. Я не верил, но все больше  наблюдаю  прогресс: преобладание духа человека  над собственным телом. Зачатки  разума - еще  не разум. Да. Пора  мне.
Малый первый  поднес  факел к  куче  хвороста. Священный  огонь побежал  к вершине,  освещая  в сгустивших  сумерках  хмурые лица  древлян.  Подошел Емеля,  облаченный   в броню павшего воина. Заметив усмешку  Малого, пробасил:
- Чего  добру  пропадать? А  мне  в  саму  пору.             
Малый,  оглядев  еще раз  фигуру   Емели, остановил  взгляд на  новых не  разношенных лаптях,  вновь  усмехнулся.
- А  сапоги что?
- Ну  как он  там, в  вирее, без  обувки   будет? Своих у меня нет,  ну   а мне  в  лаптях  сподручней,   да  и  лапти   след  не  оставляют. Пойдем, там люди  воеводы  собрались, не знают как  далее быть.  Князь-то мал  совсем,  как-бы  что не  вышло. Да и в  тереме   уже снедь  сготовили, тебя  ждут.       
Малый  почесал  затылок.
- Верно, говоришь - в животе  тоска. Пойдем  до    них.
Десятка  два  воинов, при  оружии, молча  толпились у  крыльца, зевали. Слушали, краем уха, речь  одного  из старцев, который невдалеке сказывал,   примостившимся  рядам  ребятишкам, сказ-былину.  Малый  поежился,  как-то  неуютно  стало на  душе. Пошарил потайной  карман, вынул злотый. Потянул  Емелю за рукав.
- Это, вот,  за коня. Скажи,  пусть снедь  в котомку   положат,  хлебало-то у меня   свое есть, я потом. Пора   мне. -  И,  не слушая  возражения   Емели, уверенным  шагом  направился к  лошадям.
Вороной  покосился умным  оком на нового  хозяина,  и, принимая  как  должное, приветственно  всхрапнул. 
-Застоялся, поди.  Седло  у  тебя  доброе. Ладить  ничего не надо.
Подбежал Емеля,  протянул  котомку.
- Вот, собрал тут! Куда  ты  на ночь  глядя?
Малый  прыгнул  в седло,  и, подхватив узда  своего   коня, буркнул:
- Куда-куда?  На  кудыкину гору.
Людская  суета   отпустила, Малый  с облегчением  вздохнул,  когда городище  древлян  скрылось  из   виду. Лесная  тропа указывала  путь  коню, Малый   спокойно  опустил поводья. Вороной шел уверенно,  чувствовалась степенная  выучка. Смеркалось. Место на ночлег  нашлось  как-то само  собой,  на горном  кряжу. Малый возле   ручья  остановил коней,  расседлал,  спустил удила, протер потные  спины. Сложив  седла  под ствол  ели, закидал их лапником - целее будут.  А  сам, поднявшись  на  возвышенность,  чтоб просматривалась  тропа, развел небольшой костер. Сытость сморила. Малый,   чуть  сонными глазами  осмотрел  окрестности, подивился местной  красоте. Чудное  место. Потрогав холодный бок, видавшего виды, большего  валуна, удивившись гладкости  камня, уснул.
Он бежал, распустив  длинные  космы волос  по ветру, чувствуя с каждым  шагом, как мышцы  тела  наливаются  пенящей силой. Его глаза, цвета  ясного  неба, блеснули - цель близка.    Подняв руку, с  силой  метнул ровную длинную палку с обожженным концом. Подхватив рукой ослабленное  тело, не  давая упасть, вырвал  острие, прижался  губами к брызнувшей горячей кровью, ране. Измазавшись и утолив   жажду, мысленно кликнул  клич, попросив  у духа косули  прошения.  Исполнив ритуал, оглянулся, и, подобрав свое оружие,  с тяжелой  ношей размеренным шагом направился  к  Ба. Ба будет довольна  и  сыта. Путь  к  пещере, где  они   остановились,   был не  долог. Временная  остановка из-за  родов Ба  его  не тяготила. Он был  доволен  собой. Ба принадлежала  только  ему. Отчаянный, резкий женский  крик  раздался внезапно, совсем   близко, перемешавшись  со  злобным медвежьим  рыком. Сбросив  с плеча  ношу, что-то  отчаянно крича,  он,  огромными прыжками, бежал   к  излучине реки, к  темному пятну  в скалах. Еще  не  осознав, медленно  переваривая   увиденное, из-за  зарослей близ камней, двинулся,  размахивая   своим орудием  к  бурой, остро пахнувшей, надвигавшейся к Батуше. Женщина,  прижимавшая  одной рукой ребенка, заметив приближение  своего  спутника, еще отчаяннее,  из  последних сил,  стала  махать  дымящей  головней   у оскала  пасти  медведя. Вдруг    медведь, почуяв  запах,  или  разобрав из  общего  шума его  крик, недовольно, медленнее,  чем  хотелось бы, развернулся, встал  на  задние лапы, выпрямился   во весь  свой  исполинский рост. Шерсть  на  загривке поднялась  дыбом, почуяв  опасность. Резкий  взмах   когтистой лапы    и  древко  копья   переломилось. Бросив  обломок древа   в медведя,   Ка   выхватил свой  кремневый  нож, переборов  слабость, кинулся  к зверю,  пытаясь  сквозь густую  шерсть вдавить  обработанный  камень вглубь плоти. Когти  лап  хищника впились в  спину, рванули  вверх, оставляя глубокие борозды. Боль, адская боль,  помутила   сознание, придала  сил. Камень  в руках  Ка   рванулся вверх,  распарывая косматый живот,   вырвался наружу.  Медведь  взревел, его  лапы   на миг   взметнулись   вверх, освобождая   путь  к отступлению.   Ка   отскочил. Зверь,  не  понимая что  с  ним происходит,  и  пытаясь унять  боль,   запустил    когти  лап    в свою  глубокую  рану. Хлынула из  пасти кровь.  Зверь  осел,  тряся  головой,  затуманенным взором оценил человека,  и,  из последних   сил, хрипя, рванул  собственное тело,  расширяя рану, вываливая  внутренности  напоказ. Ка ощутил,  как  дух  медведя   попрощался  с телом.            
Ночью,  поддерживая огонь, Ка  изготовил   два оберега  из  клыков хищника. Мечтая, как  один из  них он  наденет  на шею  сыну,   чтоб дух медведя помог  взрастить  настоящего мужа. А   другой можно  положить  в  укромное  место  на потом, потомкам.
Утром, проснувшись,  Малый осмыслил   виденье. Используя   жердь  как   рычаг,   откинул вещий  камень, обнаружив   по ним   завернутые  в бересту,  почерневшие  от времени,   клыки древнего медведя. Отпуская  находку в  котомку подумал: «Чаду  дам, пусть  древний  дух прибудет  с ним».               
 Он   вышел к костру, в  лунном  свете двумя звездочками  гордо блестели его  глаза.  Малый  хмыкнул. Он  давно  ждал, когда  этот   старый  волк проявит  активность.  Вот  уже  седмицу  он преследовал  Малого, избегая   прямого столкновения,  но  постоянно  давал  о  себе знать. Напряжение   росло.  Волк был  худ, впавшие  бока,  казалось, прикипели  уже  давно к  позвоночнику. Серая   шерсть  местами  вылезла, обтягивая   ребра. Из  седой   пасти ручейком  текла   слюна. Волк   чего-то  ждал. Малый озабоченно  хмыкнул.   Кинул    недоеденный  кусок   дичи к лапам  зверя. Серый  обнюхал подачку, в его глазах полыхнул яростный  огонь. Шерсть  поднялась на  загривке, мышцы     прижали тело  к  земле, изготовившись   к прыжку.  Малый  обомлел, не успев  встать, заметил, как худое, серое тело     метнулось  к нему.   Удар  опрокинул, но челюсти щелкнули в  пустоте. В  последнее  мгновение  Малый  успел  обхватить тощую  шею противника,  подмял  под себя. Чуя,   как   не выдержали захвата,  хрустнули   позвонки, а лапы зверя судорожно рвут дерн  земли.  Малый опомнился, и, помня  наказ Волхва  не  смотреть умирающему  зверю в  глаза, отвел  взгляд. Откинул бездыханное  тело к корням лиственницы, перевел  дух.  Немного погодя  пришел  в себя. Успокоился, размышляя над  сущностью  бытия, дивясь   гордым, свободным  духом волка, который  предпочел смерть сытому  унижению.
Сон после  схватки  не шел.   Лежа   на  пихтовых  ветвях,   вдыхая  смолянистый  запах,  расслабился. Привычно  окинув  себя  мысленным взором,   отправил  сознание вверх.  Город. Немыслимой  красоты  град  престал перед  сознанием;  люди, святые   люди  населяли его.  Он   чувствовал  их  духовную  красоту и  прекрасные  лики. Его  душа  ликовала, очищалась   от   земной  скверны, она отдыхала.  Очнувшись,  он  какое-то мгновение    лежал  с закрытыми глазами, осмысливая откровение.  Душа  была   чиста,  Малый   чувствовал глубокое обновление   мировоззрения, прилив  сил, духовное удовлетворение.
- Вижу,   многому  ты  научился  у  Дармира.
Малый  вскочил, по   привычке    ища рукоять    меча. Возле  костра, на  корточках   сидел  муж,  протягивал  к костру   руки. Пламя касалось  кончиков  пальцев, но  не  жгло. Малому  показалось, что  путник играет,  или вроде  как  ласкает  огонь. Выцветшая   полотняная рубаха,  не  первой свежести, болталось  на худом   теле,  чуть еле  прикрывая  ребра. Узкая, седая, редкая  борода   торчала торчком, придавая незнакомцу нелепый  вид. Внимательные,  умные глаза смотрели,  как-то не на    Малого,  а  внутрь  его. От его взгляда, где-то  глубоко  внутри, передернуло.  Но  и тем-же  мгновением  успокоило - не опасен.   
- Чертог ты   узрел.    Красив  твой    чертог. Ты  потомок древнего  северного рода.   Была  когда-то такая  сторона,  звалась Арктика.
Малый присел к костру напротив. Пошарив  в  котомке,  достал краюху  хлеба,  преломив, протянул.
- Ты кто?
- Благодарствуй  за угощение,  я  сыт. Мне лучей  солнца, да тепла  огня  хватает.
Малый, не  понимая,  отводя руку,  оторопело  вздохнул.
- Я не принимаю  мирскую пищу. Годков двадцать пять уже ничего не ем.