Партия в шахматы
- Не сильно занят? Может, сыграем?
Я неторопливо смотрю на календарь; затем, выдержав положенную паузу, — на большие настенные часы. Календарь показывает пятницу, часы — 16:02.
- Ладно, давай, - я киваю на огромный стенной шкаф.
Он достает из большого отделения старые шахматы. Затем морщит лоб, задумывается и тихо говорит:
- В прошлый раз твои были белые, так? Значит, сегодня я начну...
Он выплескивает деревянные фигурки на журнальный столик, ставит на него шахматную доску и неторопливо расставляет начальную позицию.
Я смотрю на это из-за своего дорогого письменного стола.
Этой традиции уже около десяти лет. Каждую пятницу, с четырех до шести часов вечера, мы играем с Ним в шахматы. Исключения — мой отпуск, мои командировки, мои любовницы. За десять лет таких пропусков набралось штук тридцать, не больше. Тридцать пропущенных партий из пятисот. А-а-а, нет, были пропуски и по Его вине. Тогда, года четыре назад, Он с месяц провалялся в больнице — кажется, инфаркт.
Люсиль — жена моя — сначала дулась, потом ругалась. А сейчас — махнула рукой, «черт с вами с обоими — раз вы такие идиоты». Так что это — не знаю, как сказать поточнее — традиция, ритуал, или что-нибудь в этом роде.
Раньше я задумывался — зачем мне это нужно. Не такой уж я шахматный фанат, да и дружба с Ним осталась далеко позади, в черно-белых юношеских воспоминаниях. Может, тешил свое самолюбие? Демонстрировал Ему свою успешность, свой устойчивый бизнес, свой дорогой кабинет и секретаршу с идеальной фигурой? Пожалуй, да.
Но не только это. Не только. Просто кроме Него, никого-то и не осталось. Никого.
... Я вспоминаю тот день, когда мы с Ним познакомились. Восьмой класс, районная Олимпиада по физике. Я бродил по коридору, ожидая оглашения результатов. Он сам подошел ко мне. Высокий, спортивный, чуть разболтанный, с копной рыжих волос на голове и дерзкой белозубой усмешкой. Нахальный сукин сын. Уже тогда Он нравился девчонкам, девушкам и даже взрослым женщинам. Бесцеремонно оглядев меня с ног до головы, сказал: «Привет. Ты из какой школы?». Я ответил. «А зовут как?». Я сказал. «Отлично, будем держаться вместе. Жрать хочешь?». Я хотел, но стеснялся признаться. «Нет, спасибо, не хочу». «Ух ты, какой вежливый! Пошли». Он потащил меня в буфет. Денег у меня не было, а Он купил четыре бутерброда — как сейчас помню, два с сыром, и два с копченой колбасой. «На, жри давай», и протянул мне два. «У меня денег нет», сказал я. Он засмеялся. Заразительно так захохотал. «Ладно, чувак, потом отдашь, когда-нибудь».
... Расставив шахматы, я жду. Он сидит за своим огромным
столом и делает вид, что занимается делами. Я сдерживаю
усмешку и исподтишка наблюдаю за ним. Странно, но со
временем он стал выглядеть намного лучше. Он располнел,
небольшой животик ему даже идет. Прекрасный серый
костюм, модная стрижка, маникюр. Не говоря уже о всяких
аксессуарах — часы, перстень, браслет... Серьезный,
уверенный в себе, надежный... А главное — выражение
лица. Клиенты должны обожать такое лицо.
Отчего-то я вспомнил это лицо, когда встретил его
впервые, на какой-то школьной олимпиаде. Он был
маленький, тощий и неуверенный мальчуган с испуганными
глазками и торчащими красными ушами. Я и подошел к нему,
заинтересовавшись как раз этими ушами, чтобы разглядеть
их поближе. Помню, я тогда спросил, не хотел бы он
что-нибудь съесть. Большой кадык на его тощей шее
дернулся. Он сглотнул, но отказался. Я еще подумал про
себя — вон ведь что, гордый, блин; а потом потащил его в
буфет.
... Я делаю вид, что наконец-то закончил свои важные делая, и встаю из-за стола. Он ждет, нетерпеливо поправляя расставленные фигурки. Я сажусь напротив и лениво говорю:
- Ну, что же, приступим.
Он моментально хватается за пешку. Первый ход. Е2-Е4. Вот как. Прекрасно. Отвечаю — Е7-Е5. Его быстрый ответ, быстро хожу и я. Несколько следующих ходов мы делаем молниеносно. Итак, испанская партия. Ну что же, здесь я чувствую себя вполне уверенно. Тем более что мы играли с Ним этот дебют не менее полусотни раз.
Он успокаивается. Считает себя подготовленным. Конечно,
мы часто играли испанку — в разных вариациях. Но я
подготовил сюрприз. Посмотрим, как он среагирует.
По-настоящему мы с Ним подружились в университете, когда выяснилось, что мы поступаем на одну и ту же специальность. Он углядел меня в коридоре на вступительных экзаменах и тут же заорал: «Эй, привет, чувак!». Потом, пошушукавшись с секретаршей приемной комиссии — она, как и все бабы вокруг, попала под бульдозер его харизмы — сказал мне: «Все окей, чувак. Будем учиться в одной группе».
Он был настоящим лидером. Все давалось Ему легко и сразу; и Он играл, с жадным удовольствием вкушая жизнь — учебу, друзей, девушек, алкоголь... И все мы — люди, что Его окружали — с не меньшим удовольствием попадали под Его притяжение, вращаясь, как планеты вокруг большой и яркой звезды.
Он постоянно что-то придумывал, что-то затевал, куда-то всех организовывал, вытаскивал... Успевал и тут, и там; и спорт, и секс, и лекции, и подработки на стройках... И выезды на природу — зимой и летом; и рыбалка; и театр... И заряжал своей неуемной энергией остальных. Иногда казалось, что Он вовсе не спит по ночам.
Отчего-то Он сделал меня своим поверенным. Таскал по дискотекам; знакомясь с девушками, приводил сразу двоих - одну для меня(!). Деньгами — когда были — разбрасывался щедро и не задумываясь. Когда денег не было — исчезал на день-два, и появлялся назад с приличной суммой. Вот такой Он был в те счастливые годы.
...Я нашел его через пять лет после окончания
универа. Все только начиналось. Тогда я сидел в
своем конструкторском бюро, безнадежно ожидая
повышения. Впереди - пять тысяч инженеров, так что
лет через десять я мог бы стать аж заведующим
сектором — при удачном стечении обстоятельств,
конечно. Он в это время торчал на своей кафедре,
надеясь на милость шефа и смутные перспективы
зачисления в аспирантуру.
За три дня уговорил, уболтал, утащил из этого
болота. Это было время новых возможностей — так я
думал тогда.
...Пока все как всегда. Я изучил все известные продолжения испанской партии — по крайней мере те из них, что опубликованы в специальной литературе. Но что-то меня все же тревожит. Какую пакость Он подготовил на этот раз? Должно быть, очередная авантюра. Не удивлюсь, ведь это Его стиль.
Тогда, в начале Нового Времени, Он утащил меня с кафедры — в свободное плавание. Конечно, это была авантюра — ни денег, ни связей... Но Он излучал уверенность. И как всегда, у Него была куча искрометных идей.
Мы начали с печатей. Печати и штампы. Он сказал: «Сейчас будет создаваться много новых фирм, и каждой из них нужны печати и штампы. Мы будем делать их». Откуда-то — из мастерских своего бывшего КБ, что ли — Он притащил какой-то станочек. К станочку прилагался компьютер с специальной программой. И мы начали штамповать штампы. Штампы и печати. Мы были единственной конторой в городе, которая занималась этой фигней. Заказы посыпались, как из рога изобилия.
Потом... Однажды он пришел в контору с загадочным выражением лица. Достал из кармана небольшой газетный сверток. «Знаешь, что это?», - спросил Он. Не дожидаясь ответа, развернул газету. На столе появилась маленькая пачка в дешевой серой бумаге. Я прочитал название. «Махорка?», - я не мог скрыть удивления. «Точно, махорка», - Он радостно засмеялся. «И что?». «Как — что? Ты не понимаешь? Ведь это — ностальгия, это — великая Победа, это - Советский Союз! И еще — а знаешь ли ты, сколько в нашей стране лагерей и колоний?». Я недоумевал. А уже через неделю у нас в конторе работал очередной станочек, который упаковывал отбросы местной табачной фабрики в дешевую серую бумагу. Потом Он притащил какого-то полковника из системы исполнения наказаний, и через месяц мы начали поставлять нашу махорку в лагеря. В обмен на лес. Да, вот так-то...
Потом... Потом были компьютеры и оргтехника, автомобили, недвижимость... Контора росла и развивалась. Появились деньги, потом еще деньги, потом очень много денег... Мы купили машины, квартиры, технику. Это был стремительный, почти что вертикальный взлет.
Он был Генеральным директором. Я — его заместителем. Вторым человеком в нашей маленькой империи. Он был Фиделем, а я — Раулем Кастро. Он придумывал, я воплощал. Он ездил на презентации, давал интервью, тусовался в ресторанах и клубах с красивыми девицами. Я сидел в конторе, как каторжник на галере, и пахал с утра до поздней ночи.
Потом появилась Она. Он подцепил Ее в каком-то модельном агентстве, а может — на конкурсе красоты, куда Его позвали в качестве спонсора. До этого Она жила с каким-то новым русским — то ли братом Олигарха, то ли сыном Губернатора, не знаю... Однако у них случилась любовь — или что-то такое. Он разогнал всех своих девиц и бросил к Ее ногам все, что смог. Шубы, драгоценности, рестораны... Поездки на Канары и в Париж... А я сидел в конторе и зарабатывал деньги — для того чтобы Он с Ней могли себе это позволить. И со временем все это стало меня раздражать — чем дальше, тем сильнее....
Пока все идет по плану. Он считает, что вполне
подготовлен. Я знаю, что он штудирует шахматные
учебники, изучая все возможные продолжения. Я никогда
не читал шахматную литературу — я самоучка, и всегда
все придумываю сам. Он сидит напротив, морщит лоб и
смешно шевелит губами. Конечно, он всегда был
усидчивым и упорным, за что я и ценил. Тогда, во
времена расцвета конторы, он почти в одиночку тянул
этот громадный воз. А то, что у него не хватало
полета фантазии — так этого добра было навалом у
меня. Так что наш тандем в ту пору мог считаться
почти идеальным.
Да, все было здорово, пока не появился этот
Железнодорожник. Только вот откуда он взялся у нас —
убей, не помню...
... Железнодорожника в контору привел я. Мы познакомились на каком-то совещании в департаменте, куда Он отправил меня вместо себя. Ну да. Он был слишком занят с Ней, чтобы заниматься делами. Железнодорожник мне понравился. Он выглядел как человек, не чуждый радостей жизни — пухлые губки, красноватые алкогольные прожилки в глазах. При нашем знакомстве в этих глазах промелькнуло нечто — любопытство, смешанное с жадностью; и я понял, что дело будет.
У нас тогда возникли трудности с доставкой товаров из разных регионов - на железной дороге был дефицит вагонов и сроки поставок по нашим контрактам были под угрозой. После совещания я пригласил его в ресторан. Там, под водочку и селедочку, мы и договорились. Железнодорожник занимал солидную должность в управлении, и в его власти было решить вопрос о выделении вагонов для перевозки наших товаров.
Потом — потом были и другие дела. Грузоперевозки — мы оформляли их по государственным расценкам, а перепродавали по коммерческим... Потерянные грузы — Железнодорожник несколько раз подгонял нам вагоны с лесом, металлом и зерном... Он получал наличными — сначала за конкретные услуги, потом — каждый месяц, как зарплату.
Тот день, 23 ноября 1995года, я запомнил очень хорошо. Они пришли за нами утром, часов в 10. Мы с Ним только что закончили оперативку с сотрудниками и собирались выпить по чашке кофе.
Мы разменяли белопольных слонов. Входим в
миттельшпиль — так, кажется называется у них, у
шахматистов, середина партии. Он маневрирует на
ферзевом фланге — должно быть ждет от меня активных
действий. Ну да, ведь это его манера — ничего не
предпринимать самому, выжидать; а затем —
реагировать на действия противника. Защитная
тактика. Нет, это не для меня. Я всегда рискую, и
первый удар — всегда за мной.
Нас арестовали в 95-м, поздней осенью.
Тротуары уже были в снегу, и дороги никто не убирал.
Нас доставили в следственный изолятор и развели по
камерам.
Следственная бригада была комплексной. В нее
входили работники транспортной милиции, прокуратуры
и ФСБ.
Дело Железнодорожника. Оно подпадало под
принятый накануне Федеральный закон «О борьбе с
организованной преступностью» - так, кажется, он
назывался. Коррупция в органах государственной
власти, легализация, отмывание... Все это поведал
мне вежливый следователь прокуратуры на первом
допросе. И еще - он сообщил, что по этому закону
они могут держать меня в течении 30 суток для
производства дознания. Больше я этого вежливого
следователя не видел.
Я занял выжидательную позицию. Маневры на ферзевом фланге. Жду, когда Он дернется. Я всегда жду этого. Проверенная тактика. Как правило — вполне себе эффективная. Дождемся Его очередной авантюры, отстоимся в защите — и дожмем в эндшпиле. Классика жанра.
Помню, как Он смеялся, называл меня судейским. «Помнишь, у Дюма, Портос говорил, что есть — судейские, а есть — мушкетеры. Вот ты — типичный судейский». «А ты, конечно, мушкетер!». Он шутливо подкручивал воображаемый ус. «Тысяча чертей!Каналья!»
На первом допросе вежливый следователь разъяснил мне, что к чему. «Сдайте Железнодорожника — по большому счету, нас интересует только он. Что, когда, сколько. И все. К Вам претензий не будет — ведь Вы, в общем-то, не при делах. Я так понимаю, что все решения в конторе принимал ваш Генеральный директор — не так ли? Вот ему и отвечать».
Помню, я тогда спросил его: «Сколько времени все это может продлиться?» Следователь усмехнулся. «Думаю, дней за пять-шесть управимся. Так-то, по закону, можем продержать Вас месяц — это новые сроки для дознания. И скажу Вам откровенно, дознаватели — эти костоломы из транспортной милиции и ФСБ — особо церемониться не будут. Знаете, ведь какая ситуация сейчас с оргпреступностью. Так что — настоятельно рекомендую сотрудничество со следствием». «И что же, на мне будет судимость?». Следователь закатил глаза: «Упаси бог! Дадите показания — как свидетель, конечно, - и свободен, и чист перед законом!».
Они продержали меня в СИЗО тридцать два дня,
четыре часа и девятнадцать минут. После отказа от
сотрудничества со следствием, мною занялись
дознаватели — менты и фсбэшники. Уже на третий день я
не смог нормально мочиться — почки были отбиты.
Потом организм перестал принимать пищу — меня рвало
кровью. Приходил доктор, делал пару-тройку уколов.
День-два я отлеживался, а потом все повторялось
снова. На двадцать второй день ко мне пустили
адвоката. Это был один из самых дорогих адвокатов
страны, выписанный из столицы.
Меня выпустили на седьмой день. Я подписал показания — на Железнодорожника, на Него. Там были сведения о незаконных перевозках, о ворованных вагонах с лесом и металлом. Единственное, о чем я умолчал — о суммах, передаваемых Железнодорожнику. Этим, сказал я тогда, занимался наш Генеральный. Меня не посвящали. Конечно, это было вранье. И еще — я оговорил одно условие. Он не должен был знать, кто его сдал. Пусть считает, что это сделал Железнодорожник. И следователь обещал.
Первое, что я обнаружил, выйдя на свободу — а, точнее, чего не обнаружил... Моя семья. Люська, жена, прихватив из квартиры деньги, ценности и дочку, переехала к теще. На нее же — на тещу — были задним числом переоформлены мои квартиры, машины и дача. Разумное решение. Мало ли что могло случиться со мною, а семья была бы обеспечена. Я тогда порадовался практичности моей жены.
А вечером... Вечером в мою опустевшую квартиру пришла Она. Похудевшая и осунувшаяся, Она все равно была прекрасна. «Что с Ним?». Я пожал плечами. «Не знаю, нас держали отдельно». «Почему Его не отпустили? Почему меня не пускают к Нему?». «Послушай, я ничего не знаю. Думаю, с Ним все будет в порядке», - я врал, глядя Ей прямо в глаза. Она опустилась на табуретку и задумалась. Через несколько минут сказала твердо: «Он выйдет. Выйдет. Я все продам, но у Него будет лучший адвокат. Самый лучший».
Я вернулся в контору. Собрал людей, успокоил их. Сказал, что произошла ошибка, и все будет в порядке. Постепенно наладил будничный распорядок жизни. Все вернулось в накатанную колею. Правда, без Него. Да, именно так. Все то же, но без Него.
Она появилась в конторе еще через две недели. Еще больше похудевшая, но столь же решительная и сосредоточенная. «Я все продала — квартиру, машину, драгоценности. Хватило на адвоката. Но мне нужно еще. Еще денег». «Сколько?». «Много. Очень много. Адвокат говорит, что можно закрыть дело, нужно только занести куда надо...». «Послушай, но у меня нет, все деньги в обороте. После того... ну, в общем, после случившегося, мы лишились многих контрактов. Сама понимаешь, слухи, то-се... Мне пришлось вложить все личные сбережения в бизнес, чтобы устоять». Она прошила меня своим взглядом. «Придумай что-нибудь. Речь идет о Его свободе». Я опустил глаза, медленно перебирая бумаги на столе. «Ну?» - Она повысила голос. «Не нукай, я думаю... Есть один вариант... Можно попробовать продать Его долю в конторе. Но это дело не быстрое. Нужно сделать аудит, оценить весь бизнес, затем Его акции...». «Не пойдет. Деньги нужны через три дня». «Это... будут потери. Большие потери». «Черт с ними. Сколько?». Я помолчал немного. Потом назвал сумму. Она усмехнулась. «Его доля стоит втрое больше. Но, черт с тобой. Я согласна». «А что же... Он... А вдруг... вдруг Он не согласиться? Ты же понимаешь, что это — все, что есть у Него... у вас...». «Согласится. Я гарантирую.» Она поднялась, и, уже выходя из кабинета сказала: «Послезавтра вечером. Я приду за деньгами».
... Она встречала меня у выхода из СИЗО,
похудевшая, с огромными глазами на прекрасном
лице. Увидев меня, замерла неподвижно, прижав
руку к губам. «Боже, что они сделали с тобой?».
За месяц, проведенный в камере, я сбросил 17
килограммов живого веса. «Все в порядке,
любимая, со мной все в порядке». Мы обнялись. На
Ней был дешевый китайский пуховик, но Она несла
его на себе, как самую дорогую в мире шубу.
У меня отличная позиция. Все фигуры на местах, а на ферзевом фланге — небольшое преимущество. У него — призрачные шансы на королевском фланге, активные пешки G и H, неплохой конь на D4.
Он размышляет над позицией. Прикусывает нижнюю губу. На верхней челюсти два передних зуба - вставные. Свои Он потерял тогда, в камере. Долго ходил с черным провалом во рту, вставил искусственные зубы лишь несколько лет назад.
Он берет в руки фигурку ферзя.
- Странные создания, эти женщины, - говорит Он вдруг.
Я настороженно смотрю на Него:
- В смысле?
- В смысле... Вот Королева, - Он показывает мне белую фигуру, - видишь, как она размещена? Идеально, для того, чтобы защитить своего Короля. Может даже принести себя в жертву. Ради него. Понимаешь, о чем я?
- Честно сказать, не очень...
- Да, принести себя в жертву... Отказаться от всего — от роскоши, силы, красоты... А другая Королева, к примеру, - Он кивает на ферзевый фланг, где мой Ферзь нацелен на пешку B7, - другая Королева своего Короля оставила ради материальных, так сказать, благ — вишь ты, пешку мою хочет съесть... А Король остался в одиночестве, тоскует, наверное...
- Что это, тоскует прям таки, - я усмехаюсь Ему в ответ, - и вовсе не в одиночестве он, вон, пешки вокруг...
- Точно, пешки... Так пешки ведь — они пешки и есть. А Королева — она одна такая...
- Ладно, хватит. Философ, тоже мне... Ходи давай, некогда мне слушать твои абстрактные истины...
- Абстрактные, говоришь? Да нет, вполне конкретные, - и Он медленно проносит фигуру ферзя над всей доской и неожиданно бьет мою пешку на G7. - Вот тебе и жертва....
Жертва ферзя! Этого я никак не ожидал...
Я удивил его. Жертва ферзя... Он явно не ожидал
такого. Не знаю, чем закончится эта партия, но
удовольствие я уже получаю. Он глубоко задумался,
просчитывая варианты. Вот так-то, чувак, такого
продолжения в книжках точно нет!
Я появился в конторе на следующий день после
выхода из СИЗО. Сотрудники слегка растерянно
приветствовали меня, а я здоровался в ответ, с
абсолютно дурацкой улыбкой на лице. Наконец, я
дошел до его кабинета и отдышавшись, вошел.
Он поднял на меня свои глаза. На миг в них
мелькнуло удивление, приправленное малой толикой
страха. А я смотрел на него все с той же дурацкой
улыбкой на своем тощем лице.
«Привет, чувак!». Он выскочил из-за стола и
бросился ко мне. Мы обнялись. «Я так рад … просто
… в общем, рад! Ты не поверишь, как мне... как нам
всем тебя не хватало». «Верю. И я рад, правда.
Знаешь, никогда не думал, что свобода — это... Это
так здорово, черт побери!».
Он опустил глаза. «Слушай, тут такое дело...
Надо поговорить...». «Расслабься, чувак. Я все
знаю. Мне не надо ничего объяснять». «Нет, ты
пойми...» «Да успокойся, в самом деле. Ты все
правильно сделал. Я бы также поступил». «Нет, ну
если...» «Ничего не надо. Ничего. Я уже все
решил». «А как же контора, бизнес...». «Это все
твое. Правь, Британия, морями... Знаешь, ты
слишком долго был вторым. А каждый второй всегда
получает шанс стать первым. Вот твое время и
пришло. Теперь ты — первый». «А как же ты?» «Я? А
что — я? У меня все в порядке. Я найду, чем
заняться. Так что — вперед, и с песней». «И что —
никаких...» «Правильно. Есть одно условие». Он
напрягся. «Успокойся, можешь его не принимать,
если не хочешь». «И что за условие?». «Хочу иногда
играть с тобой... в шахматы». «В шахматы?». «Ну
да, в шахматы. Если ты не против, конечно.»
Я лихорадочно ищу решения. Жертва ферзя! Вот уж никак не ожидал. А если так? Нет, не годится. Черт, наверняка ведь есть решение... И скорее всего, я найду его в одной из этих умных шахматных книжек. Но что же делать здесь и сейчас?. Я перебираю все варианты...
Тогда, в 95-м, Он ушел. Пропал надолго, лет на пять. Куда исчез, чем занимался — не знаю. От общих знакомых изредка узнавал — видели Его то здесь, то там. Узнал еще, что Он женился. Ну да, на Ней. Родился сын, потом еще один. Ни в бизнес-кругах, ни в каких светских тусовках более не появлялся. Говорили, что посвятил себя семье, детям. Может, и так.
А в начале нулевых, объявился. Постаревший, несколько обрюзгший, но с каким-то новым светом в глазах. Протиснулся тогда в мой новый кабинет — как будто не пропадал на несколько лет, и застенчиво сказал: «Привет, чувак. Может, сыграем партейку в шахматишки?». Тогда все и началось.
За эти годы изменился и я. Бизнес сохранил и приумножил, материальное положение — дай бог каждому. И семья в порядке, с Люськой живем вот уже, слава богу, скоро двадцать лет. Дочка школу закончила, в институте учится. И в личном плане — любовницы молодые, все красотки, как на подбор. И вроде бы все хорошо — ну, не хуже, чем у других. И все-таки... Сам не знаю, что-то... Что-то как-то не то. Не так. Недоволен я. И думаю, может, из-за Него это все? Вот ходит Он ко мне каждую неделю, в шахматы, понимаешь ли, играть... А я вроде и рад-то Его видеть, и, бывает, жду-не-дождусь этих пятниц; а вроде бы и злюсь. На Него? Ну да, на Него. И на себя. На то, что сделал тогда, как поступил с Ним. И думаю я, а может, это месть такая с Его стороны? Может, Он всю жизнь так и будет мучить меня, как совесть уснувшая, но — не умершая окончательно? Одно знаю точно — Он-то и не подозревает, кто сдал Его тогда.
Он думает, что я не знаю, кто сдал меня тогда.
Пусть думает. Следователи мне сразу бумажки
сунули, те самые, где показания с его подписью.
Орали: «Сюда смотри! Видишь — срок у тебя уже
есть! Пойдешь на сотрудничество — получишь по
минимуму. Кто тебе этот Железнодорожник — сват,
брат или кто? Сволочь он, коррупционер. И сядет в
тюрьму, надолго сядет — я сказал!». А потом опять
били. Сейчас, спустя много лет, я думаю, что мог
бы сдать его, этого Железнодорожника. И правда,
сволочь он. Но я очень не любил — да и сейчас не
люблю — когда меня бьют. И при этом требуют
что-то подписать. Сломали они меня тогда? Не
знаю. Наверное, что-то сломали. Или отбили. Кроме
почек и ребер, конечно. Ну, например, желание
заниматься каким-нибудь бизнесом в этой стране. И
общаться с представителями государственных
органов. Милицией, прокуратурой, ФСБ и
Управлением железных дорог, к примеру.
А к нему... Да, была вначале мысль о мести.
Как граф Монте-Кристо. Тот, правда, сидел
подольше — лет четырнадцать или около того. А я
всего-то — тридцать два дня, четыре часа и
девятнадцать минут. Впрочем, графа не били так,
как меня. А то глядишь, и признался бы, что
работает на узурпатора Бонапарта.
Да, месть... Блюдо, которое употребляют
холодным. Я тоже решил подождать. Исчез с его
горизонта, жил — как жил, ждал. А потом — взял, и
явился. Привет, чувак! Сыграем в шахматы. Только
вот обида-то и злость — прошли. Проехали. Смотрю
я на него ... И мстить-то не хочется. Не хочется
— и все тут. Вот такая, понимаешь, фигня. И
жду-то я этих пятниц с нетерпением, как встречу
выпускников какую-нибудь. Такую — мини-встречу. И
радуюсь, когда его вижу — сам не знаю, почему.
Все. Все варианты просчитаны. Выхода нет и Он ставит мне мат через четыре... нет, через пять ходов. Что же, надо сдаваться. Я открываю рот, чтобы сказать: «Сдаюсь», но тут Он поднимает руку, останавливая меня.
; Что-то я вспомнил — не знаю, к месту ли. Помнишь, был такой фильм - «Беспечный ездок»? Старый фильм. Шестьдесят девятого, кажется, года. Питер Фонда и Деннис Хоппер. Два байкера с кучей денег и марихуаны колесят по дорогам Америки. Там еще никому не известный Джек Никольсон в роли адвоката. Да помнишь, наверняка. Они едут на своих мотоциклах и наслаждаются молодостью, свободой и кайфом от косяка. Так вот, там есть одна такая сцена. Я ее почему-то запомнил. Деннис Хоппер - «Билли» - говорит своему другу: «Смотри, у нас куча денег и кайфа! Мы выиграли! Выиграли!». А Питер Фонда - «Уайатт» - красавец, эдакий капитан Америка, смотрит на него серьезно и отвечает: «Нет, Билли. Мы проиграли». «Почему? Мы же выиграли!». «Мы проиграли», говорит Уайатт.
- Причем тут фильм? Выиграли, проиграли… Ты что, хочешь сказать..., - говорю я, но Он вновь прерывает меня:
- Да ничего я не хочу. Выиграли, проиграли… Все это – как посмотреть. В смысле – с какой точки. Иное поражение стоит самой блестящей победы. А выигрыш… Да ладно, все это банально и затерто, как... ну, не знаю... как, к примеру, твоя почетная грамота за победу в школьной олимпиаде.
Он встает из кресла и говорит:
- Предлагаю ничью, - и протягивает мне свою большую теплую руку.
- Знаешь, я не...
- Ну, вот и славно, стало быть, сегодня разошлись миром. Тогда — я пошел. До следующей пятницы, что ли...
И я молча смотрю, как Его большая, чуть сутулая спина скрывается за дверью. Ну да, до следующей пятницы.
Свидетельство о публикации №214030400748