Мандат

 Смольный бурлил. Бывший институт благородных девиц никогда ещё не пропускал сквозь себя такое количество мужчин.
 Озабоченно сновали туда-сюда по коридорам гражданские, интеллигентного вида и не очень. Пенсне, котелки, кепки, ватники, драповые пальто, кожаные куртки - кого здесь только не было! Шатались по дворцу группы полупьяных матросов, очень напоминающих своими повадками  уголовников с большой дороги. "Краснофлотцы" оставляли после себя стойкий запах винного перегара, да шелуху от семечек.
 Бесконечно стрекотал и трещал телеграф, срочно доставленный во дворец по личному распоряжению товарища Ленина. Хлопали многочисленные двери, гул голосов перемешивался с махорочным дымом. Матерился какой-то хам, брызгая слюною в телефонный аппарат. Из его монолога можно было выделить только два более-менее приличных слова – «расстрел» и «саботаж».
 Рдел свежим багрянцем кумачовый стяг, спешно пошитый по заказу самого Ильича, над козырьком парадного бывшей обители аристократических институток.
  Ни шатко ни валко несли караул солдаты, вооружённые винтовками с прикрученными к ним  штыками. Часовые были выставлены у входа в Смольный, на лестницах и по коридорам. Не озабочиваясь уставом караульной службы, солдатики дымили «козьими ножками» и разговаривали между собой «за жизнь», периодически гоняя чаи (а иногда и чего покрепче). Впрочем, дисциплина караульных никого особенно не волновала - не до того было. Решалась судьба молодого Советского государства!
 Беседовали чинно, с комфортом расположившись на мягких буржуйских стульях, двое немолодых уже фронтовиков. Третий, совсем юный солдатик, отдыхал на ящике для боеприпасов. Винтовки, составленные в «козла» находились подле.
 - Да, здесь-то - не в окопах на передовой! Служба - мёд! Никаких «ваших благородий». Чаёк, махорочка, спиртик. Благодать! – рассуждал заросший щетиной плюгавый мужичонка лет сорока с лишком.
 - Этого добра и на фронте хватало! А вот насчёт «благородий» я с тобой соглашусь. За такую службу любой охвицер быстро бы морды нам всем поначищал! Ни тебе - ни честь начальству не отдаём, ни пост толком не несём.
 Вона, молодой - дряни своей нахлебался и отдыхает. Служака, хе! – пыхнул дымом здоровенный рыжий дядька. Шинелька на нём, не прикрывающая даже обмоток, казалась маломерной.
 - Так от офицеров вся эта гадость и пошла. Окопный пуншик! Придумали, тоже мне – спирт с порошком мешать! А соплякам только подавай баловство, они и рады. Пантюха! Жив ли, нет ли?
 - Плохо мне, дядь Кондрат, - послышалось с ящика, - пуншику бы!
 - Оглоблей по носу дать – сразу хорошо станет! Мало тебя тятька драл в детстве! – сплюнул с остервенением Кондрат. Пантюха по возрасту годился ему в сыновья.
 - Я тут намедни на пост заступил, - решил разрядить обстановку рыжий здоровяк, - стою, бдю. Это, подваливает, значит, пинжак. Такой, как ты, Кондрат, мелкой. Татарин, кажись: лысенький, на луковку похожий. Весь, как на шарнирах - ровно Пантюха после пунша своего. Может, конечно, поблазнило мне…
 Посмотрел на меня, эдак с прищуром, и говорит: «Кгасавец, ггенадёр, богатырь!» Ну, я на всякий случай: «Рад стараться, Ваше всокоблагородие!». А он мне: «Нет, батенька, кончились благогодия! Вся власть в руках нагода!». Потом под носом потёр - ну точь-в-точь, как Пантюха - прищурился так хитро, и спрашивает: «А как ты, к пгимеру, распознаешь вгага, человек с гужьём?»
 Пинжак, он и есь пинжак – ружьё от винтовки отличить не могёт…
 Я в ответ, что, мол враги есть все буржуи, генералы и попы. На фронте послушал красных агитаторов, знаю, что отвечать. Эта луковица башкой лысой кивает, вроде соглашается со мной во всём. А потом вдруг: «Нет, солдат, ты ничего не знаешь. Кругом враги, они прячутся. Нужно тгебовать показать манда!» Говорить по-русски не научился толком, татарская морда!
 Э, думаю, перебрал ты с порошочком, дядя! Но, соглашаюсь с ним, киваю головой. А татарина несёт. Требуй, говорит, чтоб там стоял штемпель и моя подпись. На манде, значит. Ну, я ему: «Так точно, будет исполнено!»
 Ладно, всяко бывает с кокша. Он сказал, я забыл. Так ведь сегодня опять подкатывает ко мне эта луковица! Здорово, мол, богатырь революции! Манда требуешь? Чтобы все показывали, в обязательном порядке! Со штемпелем и моей подписью.
 Я вот теперь в замешательстве. Ну, ладно, бабы. И то – не каждая согласится манду показать. А у мужиков чего смотреть? Тьфу, нЕрусь!
 - Темнота! Не манда, а мандат! Это докУмент такой. Со штемпелем и подписью. То не татарин был, а Ленин! – послышалось с ящика.
 - Ильич?! Вот и познакомились, - озадаченно почесал затылок здоровяк.