Великий и ужасный. роман

Глава 1: Песнь обреченного.
Кто я? Великий и Ужасный?
А может я самый на свете прекрасный.
Зачем я родился? – хороший вопрос.
Вот взял бы его, да и Богу отнес.
Но где же найти мне его и себя?
Мой мир – это нечто сплошное «нельзя».
И если влетит вдруг большой метеор
Любой поспешит срочно выслать укор
В мой адрес…. А разве есть чей-то еще?
Не нужно стенаний…. Все так хорошо.
Такой неожиданный мир-разворот
Не смог предсказать даже сам Геродот.
Движения к звездам хотели мы все,
Но все это было как будто во сне.
А спать можно долго….  Где сумрачный час?
Но мир начинает вращенье сейчас.
И вот из забытых песков мирозданья
Полезли обычных людишек страданья.
И может теперь не придётся всегда
Искать неизвестных иллюзий врата
А как же в ушах ковырять кочергой?
Об этом мечтали мы только с тобой…
Нет, лучше быть трезвым и просто гнобить
Всех тех, кого так и не смог полюбить.
А вспышки на солнце – далекий мираж,
Мой мир в темноте – просто адский кураж.
Так было давно – миллионища лет,
И кто-то другой тоже ищет ответ.
Мой враг неизвестен, но яростно слеп,
И мне не найти потаенный тот склеп,
В котором он прячет свой гнилостный взор
И им удобряет проросший мукор…
Хотелось короче, но что за беда…
Короче не будет, прощайте друзья!
Глава 2: Звезды никуда не исчезли.
Капитан Люциус Сфер смотрел в иллюминатор своей каюты. За окном пролетали звезды. Их беспросветная тьма на фоне ярчайшей белизны космоса появлялась и исчезала, как и все в этой жизни. Капитан наблюдал за этим бесконечным действом и думал о чем-то сокровенном. О чем именно не имело значения. Просто время от времени ему нравилось тратить секунды на созерцание бытия. Немного погодя его взгляд стал медленно перемещаться с одного объекта внутреннего убранства на другой, мысленно цепляясь за несущественные воспоминания, которые оставили в его душе отпечатки боли или радости. Но зачастую это было больше похоже на нечто нейтральное, не имеющие отношения к добру или злу. Он просто чувствовал связь с тем, что окружало его в данный момент, и наслаждался этим, утонченно смаковал каждую молекулу материи, упивался проникновением в ее суть и мысленно постигал природное существо.
Люциус мог бы заниматься этим вечно, и какая-то часть его действительно хотела именно такого положения вещей. Опьяняющая сладость созерцания позволяла существовать вне времени и пространства, позволяла забыть о делах насущных и никому ненужной ежедневной суете, а еще он мог без лишних усилий чувствовать себя чем-то целостным и по-настоящему живым. Как  можно было променять такое на нечто противоположное? Отсутствие ответа парализовало тело капитана откровенным нежеланием принять неизбежность возвращения к реальности. Однако мог ли он решать чему быть, а чему суждено затеряться в лабиринте подсознания? Несомненно, Люциус мог вершить судьбы на космолайнере «Столкновение», но ниточки его собственного спектакля были в чьих-то чужих неведомых руках.
Звуковой сигнал резко и грубо прервал сокровенную медитацию капитана.
- Вы нужны на мостике, - сказал голос.
Кому он принадлежал, не имело значения. Да Люциус как-то особенно и не заморачивался по этому поводу. Единственным, о чем он думал в тот краткий миг между созерцанием Вселенной  и шагом к дверям, ведущим из каюты, было горькое сожаление о том, что ему в очередной раз не удалось закрепиться в мире неподдельных ощущений и чистой энергии жизни. Это мгновение капитан винил себя за то, что его тщедушный разум так и не смог взять верх над своим же хрупким телом, не смог подчинить себе рефлексы, которые в ответ на жалкий писк коммуникатора чинили козни против своего великого и ужасного властелина, разрушая столь желанную и столь неустойчивую связь с невыносимо далеким и в тоже время крайне близким миром за гранью. Но шаг был сделан, и это чувство исчезло. И вслед за этим реальность обступила его со всех сторон.
Еще один шаг, потом второй, третий…. Двери каюты открылись, испытав сенсорное предчувствие желания человека выйти за пределы каюты. Капитан посмотрел на ухоженную пустоту коридора и почему-то не захотел подумать о том, чего он хочет на самом деле. Вместо этого Люциус сделал следующий шаг, а затем еще. Позади раздался звук закрывающихся дверей. Он не обратил на него внимания. Да и что могло удивить его в этом бессмысленном шуме, рожденном на свет совершенно случайно в качестве побочного продукта мироздания, ставшим неким выхлопом усилий трения и гравитации. К тому же ему и раньше приходилось слышать все то же самое, так что не имело смысла заострять внимание именно сегодня и сейчас.
На своем пути к лифту Люциус не был предоставлен самому себе. Несколько раз его одиночество разбавлялось присутствием других людей. По большей части это были случайные и мимолетные встречи, в которых требовалось только соблюсти формальности и идти дальше. Но иногда случалось и нечто большее. Первыми в списке эдакой анормальности оказались два офицера службы безопасности, которых Правительство Трансгалактического Синцития по своим собственным причудам именовало геральдиерами. До встречи с капитаном они непримиримо спорили о чем-то, попеременно тыкая пальцами в цифровой планшет, который так же непримиримо гулял из рук в руки. Временами в процессе спора уголки их ртов гневно изгибались, а склеры глаз меняли желтый цвет на синий. Так на лицах геральдиеров обычно отражалось несогласие. Но как только они столкнулись с капитаном, вся мимика раздора разом испарилась. Их лица обрели ту же самую фундаментальную непоколебимость, что неуклонно читается в каменных истуканах Пасхи – родной провинции геральдиеров на Терра Прайм.
- Да снизойдет на вас нерушимость Устава!
Эти слова срывались с их губ в пламенном патриотизме, в то время как ладонь правой руки была прижата к сердцу. В ответном действии капитан произвел священный жест и возвестил:
- Сегодня и во все века!
- Во все века! – поддержали геральдиеры.
Как только ритуал себя исчерпал, каждый пошел своей дорогой. И свернув за угол, Люциус был более чем уверен, что спор между геральдиерами вернулся в прежнюю колею. Но его это не могло беспокоить в виду неоспоримой банальности. Да и имел ли он право осуждать чужую природу, над которым корпело бытие? Определенно, нет. Не успел капитан дойти до конца секции, как с ним случилась очередная встреча. На этот раз не менее семи нумеронов, относящихся к рядовому составу экипажа космолайнера, шагали по коридору и непринужденно общались. Их в основном набирали из жителей, соседствующих с Терра Прайм планет. Впрочем, иногда в их числе все же могли оказаться уроженцы светоча Трансгалактического Синцития. Обычно это случалось с теми, кто очень сильно провинился или пал настолько низко, что Правительство не смогло очистить его имя перед согражданами никакими покаяниями и священными литургиями. Люциус сумел разглядеть в толпе парочку карпорианцев и одного баталда. Остальные нумероны остались для него загадкой. Что собственно и неудивительно, учитывая его неуклонное стремление в далекие галактики и пренебрежение к ближним мирам. К тому же необходимо учесть, что нумероны, как и сам предводитель космолайнера спешили по своим делам, так что взаимное лицезрение было весьма кратким, короче, чем приветственные реплики.
- Капитан.
- Капитан.
…В отличие от геральдиеров здесь все было намного проще. Правительство считало, что нумероны должны выполнять возложенные на них обязанности и обеспечивать бесперебойную работу космофлота. Всему этому, по их мнению, могли помешать претенциозные обряды этикета, уместные в офицерских кругах как дань уважения традициям и порядку…
- Капитан.
От Люциуса не требовалось ничего в ответ, кроме как учтиво и величественно кивать головой и идти дальше. Странно, но в присутствии нумеронов он чувствовал себя еще более скованно, чем встретившись с геральдиерами и их уставными ритуалами. Иногда, задумываясь над этим, Люциус предполагал, что причина дискомфорта в знатности его происхождения или привилегированности служебного ранга, но на самом деле проблема состояла в скрытой зависти, которую он испытывал к этим людям из низов, имевшим то, чего у него не будет никогда и ни при каких обстоятельствах. Люциус видел, как они отдают ему дань уважения и идут дальше, не меняясь ни в лице, ни в мыслях. И как после этого он мог не завидовать их неподдельной простоте и искренности? Нет, это было выше его сил.
Когда нумероны исчезли из виду, Люциус наконец-то смог вздохнуть спокойно и перевести дух, а также наконец-то добраться до лифта. Десяток шагов остававшихся до дверей лифта был буквально окутан дымкой безмятежного одиночества, но, закончив этот путь, капитан знал, что на мостике его ждут другие люди, которые вновь разрушат его уединенность. Однако он не мог противиться естественному ходу событий. Указательный палец лег на кнопку вызова и заставил загореться красную лампочку. После этого оставалось только ждать. Циферблат медленно двигался к цифре 19, которой был отмечен уровень палубы местоположения капитана.  Еще секунда и двери лифта распахнулись.
«Всего лишь капля одиночества», - думал Люциус, намереваясь войти внутрь, но внезапно его остановили окрики и топот ног.
- Капитан!
Оборачиваясь, Люциус предполагал увидеть нечто ужасающее вроде нумеронов, возвращающихся для повторного приветствия, но представшая перед ним картина была вполне невинна. Его нервный взгляд уперся в быстро приближающуюся фигуру.  Сначала ему стало легче от ее количественной единичности, потом благодаря замеченным офицерским знакам отличия, ну а когда фигура стала зрительно различима, он просто порадовался, что это был никто другой как доктор Куна Лангас. Еще немного и она смогла объяснить свое отвратное поведение.
- Капитан Сфер.
- Доктор Лангас.
Взаимный обмен любезностями был только поводом для передышки. Ее волосы слегка спутались из-за пробежки, лоб покрылся испариной, а грудь колебалась от учащенных вдохов.
- Так что случилось? – спросил Люциус, окинув ее взглядом.
Женщина сделала еще несколько быстрых вдохов, дабы набраться сил для разговора. Это была простая физиологическая формальность несовершенной органики, но он не был против. Ему нравилось наблюдать простые и естественные вещи, тем более, когда они касались корабельного врача. Слишком часто Люциус ловил себя на мысли, что она ему не безразлична. Обычно это происходило сразу после того, как Лангас оборачивалась от пристального внимания капитана и заставляла его краснеть. Вот и теперь все то же самое, и в тоже время нечто другое. Ее рука поправила прядь, спавшую ей на глаза, открыв тем самым капитану взгляд полный боязни за пока непознанную им провинность.
- У нас проблемы.
«Проблемы?!» - подумал капитан, - «Да вся жизнь сплошная проблема».
Конечно, вслух он ничего такого не выдал, ведь совершенно не подобает старшему офицеру сомневаться в принципах нерушимости. Слова Лангас заставили его в очередной раз посмеяться над собой, и видимо он слегка перестарался, так как на ее лице внезапно разродился вопрос.
- Капитан?
Скорее всего, Люциус выдал свой скептицизм каким-нибудь едва заметным движением мышцы смеха, но теперь это уже не имело значения. Это случилось, и в этом проявлялась несомненная оплошность, которую он был обязан не допустить. А ведь именно этому его учили в Гильдии военного искусства. Точнее это звучало несколько иначе – твои мысли сугубо твои – но смысл тот же. И в результате отныне для нее занавес приоткрыт, но с этим он разберется позже. А сейчас куда важнее сосредоточиться, выслушать и как капитану решить терзающую других проблему.
- Так что там? – спросил он.
Этой репликой Люциус смог оторвать доктора Лангас от ее мимолетной привязанности к его мимолетной слабости и вернуть к вещам насущным. Знак вопроса исчез, как только растворились мимические складки недоумения, и на смену ему вернулось беспокойство, пугливая боязнь и нечто еще, чего он еще не успел идентифицировать. Впрочем, вскоре и эта несуразность была разрешена, сразу после того, как доктор разразилась текстом.
- Кажется, наш груз проявляет активность.
- Груз?
Капитан мысленно освежил в памяти список перевозимого в данной экспедиции, но так и не смог припомнить ничего живого, или даже полуживого, или хотя бы чуть теплого.
- О чем именно вы говорите?
- Ящики с берутием.
Получив некое подобие ответа, Люциус забеспокоился не на шутку. И это притом, что он так и не понял сути происходящего. Но ему было ясно другое, что если «Столкновение» не доставит груз берутия в колонию Гвалда в сроки указанные в контракте, ему и всему остальному экипажу весьма не поздоровиться. Гвалданский коммерческий союз славился своей непреклонной позицией в отношении торговых простоев и боролся с ними исключительно каленым железом. Однажды, будучи в краткосрочном отпуске в галактике развлечений Хонтрае, Люциус подцепил в одном из баров на планете Корску одну девицу, которая ранее являлась одним из ведущих юристов этой корпорации. Позднее, находясь с ней в одной постели, он сумел насчитать на ее теле не менее пятнадцати клейменых знаков союза, и все они находились в наиболее болезненных местах. Со слов бывшей сотрудницы капитан узнал, что такова была плата за проигранные судебные процессы.
И все же, несмотря на все эти страшилки, здесь и сейчас Люциус не мог позволить панике взять верх. Если что-то угрожало грузу, нужно было реагировать молниеносно, что собственно капитан и сделал. Конечно, как всегда в нем было слишком много усердия, но иногда важно создавать видимость процесса, чтобы не думать о последствиях. В любом случае, начал Люциус с предположения худшего:
- Он что собирается взорваться или что?
Доктор Лангас ответила коротко и по делу.
- Не похоже.
Других вариантов в мозгу капитана не нашлось, и он спросил напрямую.
- Тогда что с ним творится?
- По всем признакам берутий собирается выползти из ящиков.
Ответ оказался более чем фантастичен, и на мгновение Люциус мысленно поинтересовался сам у себя на счет действующей даты и не совпадает ли она случайно с Празднествами Лоботряса, в которые всем гражданам Трансгалактического Синцития предписано изображать из себя дураков и нести непростительный бред.
- Выползти? Вы в своем уме?
Но ответ был также трезв и краток, как и прежде.
- Несомненно.
Оставалось только промямлить что-то в ответ.
- Но это просто куски металла…. Они не живые….
Ситуацию спас голос в ближайшем коммуникаторе.
- Капитан, говорит трансгалактический советник Скрот. Ситуация пять-три-икс. Срочно явитесь на мостик!
На этот раз его не просили. В тембре голоса советника отчетливо прослеживались недовольство и нетерпение. К тому же нужно отметить, что представитель Правительства Синцития на корабле редко опускался до голосовых сообщений. Его высокопоставленной персоне куда более соответствовали  прогулки с гордо поднятой головой и шикарные обеды с послами из отдаленных миров, а еще он очень любил давать ценные указания каждому встречному нумерону. Но сегодня мир чиновника перевернулся с ног на голову, и он лично требовал от капитана незамедлительной явки на мостик. Люциус посмотрел в сторону переливающейся цветными огоньками панели коммуникатора, потом перекинул взгляд на доктора Лангас и попытался сообразить, что в этой жизни важнее. В решении этой непростой дилеммы ему помог очередной взрыв нетерпения со стороны Скрота:
- Я повторяю… срочно!
Во избежание многократных релизов одного и того же Люциус поспешил достать из кармана мобильный коммуникатор и дать ответ настойчивости советника:
- Буду через минуту.
Так капитану пришлось отбросить последние потуги к промедлению и вынести четкую командную директиву, которой жаждали не только его подчиненные, но и само бытие.
- Усильте заградительное поле вокруг груза. Я буду на мостике.
- Но…
Доктор Лангас не успела внести в диалог реплику несогласия. Разговор был окончен, и на то имелись веские причины. В потайных коморках ее существа внезапно зародилось желание остановить его, не дать ему войти в лифт и покинуть ее, взвалив тем самым весь груз берутия на ее хрупкие женские плечи, но ее внутренний остов, с детских лет приученный выполнять приказы мужчин, не позволил ей такой вольности. Так что ей оставалось только наблюдать, как капитан заходит в лифт и исчезает за ее дверьми. С мгновение Куна Лангас помечтала о мире, где к ее мнению будут прислушиваться, а потом развернулась и ушла прочь.
Тем временем Люциус мчался на лифте вверх прямо к капитанскому мостику.
- Что за черт? - думал он по пути.
В лифтовой кабинке ответа не нашлось, только все те же многоцветные коммуникационные панели  играли переливами. Люциус смотрел на них, сквозь них и чем ближе он становился к мостику, тем громаднее становилось его волнение. Причиной тому являлось то, чего он не понимал и пока что не мог контролировать. Не сказать, что его пугали надвигающиеся события, скорее он просто нутром чуял их дурной запашок. При всей своей неординарности капитан не любил сюрпризы, не любил приключения, и при этом с ума сходил без поездок в отдаленные уголки Вселенной. Любой из его биографов удивился бы, узнав, что все его знаменитые экспедиции в опасные зоны всегда предварительно планировались и оценивались на симуляторах. Но на этот раз компьютер в чем-то просчитался, и теперь его владельцу предстояло отдуваться за всех. Но главным, о чем беспокоился Люциус, было подозрение, что раз такое случилось единожды, не может ли это повториться вновь. Впрочем, оказавшись на месте, капитан вмиг позабыл обо всей этой ерунде и занялся делом.
- Что у нас?! – спросил он, как только двери лифта отворились.
Команда мостика до этого времени, находившаяся в творческом беспорядке тотчас подтянулась и устремилась коллективным взором на своего лидера. Такие моменты всегда воодушевляли капитана. И не только потому, что иногда ему очень хотелось подчеркнуть свою значимость лично для себя, но и в виду своей непомерной любви к педантичности и порядку. Расстояние от лифта до капитанского кресла составляло около десяти шагов, и Люциус прошел их достойно в полном самосозерцание и осознании личного превосходства. А когда он уселся на свое законное место и огляделся по сторонам, мир закрутился вокруг него и его желаний.
Советник Скрот, до сего момента стоявший в позе школьного учителя рядом с рулевым Кромбле и отдававший ему требовательные наставления по пилотажу, незамедлительно сориентировался на новую цель и тут же последовал его приказ к научному адъютанту, представлявшему собой мальчика лет пятнадцати с явными признаками страфтийских кровей.
- На экран!
- Так точно.
Мальчик стукнул пальцем по поверхности нескольких клавиш, и в ответ на центральном мониторе появилось изображение сине-зеленой планеты.
- Что это? – спросил капитан, вдоволь налюбовавшись картинкой.
- Планета Искандарион систему Эстуриум, - пояснил советник, - Вот уже более пятнадцати минут мы получаем сигнал SOS с ее поверхности. Мы пока не связывались с колонией. Ждали вас….
Люциус посмотрел на Скрота так, словно внезапно узрел в нем неисправимого идиота, а после добавил гневных слов:
- И что в этом такого срочного?!
Слова капитана были пропитаны нотками резкости, грубости и надменности, но именного таких качеств добивался Люциус от своего вопроса, адресованного советнику, который, как казалось ему на тот момент, призвал его на мостик по своей личной прихоти. Капитану всегда хотелось поставить на место правительственного засланца, указать этому чертову задаваке его настоящее место, но эффект от сказанного в очередной раз оказался пуст как старый дырявый мешок из-под тиркальских корнеплодов. Скрот был невозмутим и сдержан как никогда, словно и не было сделано никаких акцентов в вопросе капитана. А главное, он совершенно спокойно продолжал выполнять свои обязанности и даже отчитался в действиях, проделанных по личной инициативе.
- В ваше отсутствие я приказал скорректировать курс с целью войти в систему Эстуриум, но, как только нам удалось это сделать, поступило новое сообщение.
Капитан лениво провел взглядом по изображению планеты на экране и глубоко вздохнул. Люциус знал о ее существовании не более трех минут, но она уже успела его утомить. В его обязанности не входило выслушивать нытье местных аборигенов, а тем более вникать в их нужды. Однако именно этим идейным хламом был неисправимо прошит мозг Скрота. Спасать попавшие в беду миры – это то, чему его учили, то, к чему готовили. А Люциуса учили считаться с мнением советника в случае гуманитарной катастрофы или чего-то подобного и следовать пути исполнения принципов трансгалактических советников.
- И о чем там гутарят жители Искандариона? – спросил капитан, мысленно смирившись с необходимостью потратить время и средства на решение чужих проблем, но получил в ответ нечто неожиданное.
- Вообще-то это передача другого рода, - сказал Скрот капитану, а затем обратился к адъютанту, - Запустите сообщение.
Незначительные манипуляции мальчика с клавиатурой заставили исчезнуть с экрана изображение сине-зеленой планеты и позволили занять недолго пустовавшее место короткому видеоряду. Несмотря на множественные помехи в картинке все же можно было разглядеть седовласого мужчину в черной полевой спецодежде, а мысленно избавившись от перебоев в звукопередаче можно было даже уловить кое-что из его требований:
- Мы… не нужно… запрещаем… Искандарион… не ваше дело…
Когда сообщение себя исчерпало, случилась секунда бессловесности, а потом Люциус выдал новый вопрос:
- И кто это был?
- Не уверен, но передача велась на закодированной частоте аванпоста.
Капитан вмиг выпрямил слегка расхлябанную осанку, огляделся по сторонам и, пристально взирая на советника, спросил:
- Они где-то рядом?
- Возможно, - ответил Скрот, - Вы же знаете, аванпосты – это такая вещь… никто не знает, сколько их и где…
Пришлось серьезно задуматься. С одной стороны и так было ясно, что даже при самом благоприятном раскладе в запасе осталась всего лишь еще одна секунда молчания, а потом советник потребует немедленно экспедировать его на чертову сине-зеленую планету для ревизии гуманитарных проблем вселенского масштаба. И, конечно же, ему будет совершенно начхать на тот неоспоримый факт, что где-то рядом находиться тайный аванпост секретной межгалактической полиции.
- И что делать? – спросил Люциус, так и не придумав решения.
Вопрос был обращен ни к кому-то определенному. В данный момент решалась судьба всего экипажа, так что задуматься предстояло каждому. Только вот все молчали. Капитан обвел взглядом каждого из тех немногих, кто непреднамеренно присутствовал на мостике, но их лица не давали подсказки или ответа. Они просто смотрели на него замершими тенями и ждали от него проявления непоколебимой самостоятельности.
«Печально, печально…», - мысленно констатировал Люциус.
Но разве мог он злиться на мальчика, стучащего по клавиатуре, на нескольких техников, латающих контакты под пультом, на рулевого Крамбе, неустанно следующего по заданному маршруту, а также еще нескольких персон, предназначение которых всегда оставалось приемлемой загадкой. Но что было абсолютно неприемлемо, так это продолжать выжидать с моря погоды и не делать ничего, что хоть как-то можно было бы обозначить как невозмутимое капитанское решение. И именно это читалось на суровом лице советника Скрота, что собственно и поставило крест на едва заметном замешательстве капитана.
- Готовьте команду к высадке! – приказал Люциус, словно и не было никаких сомнений во все эти предшествующие миличастицы мгновения.
- Вас понял, капитан, - рапортовал советник, а после обернулся к своему адъютанту и выдал целую пачку распоряжений со словами, - Давай побыстрее…
А парнишка был с толком. Звали его Джус. И он тотчас ответил:
- Сейчас все будет сделано.
Вот так все и завертелось на капитанском мостике космолайнера «Столкновение» с целью подготовки миссии по спасению планеты Искандарион. И возможно все прошло бы как по маслу, если бы кое-кто не воскликнул:
- Вы не можете этого сделать!
- Не можем?!
Пока Люциус экстатически самовозбуждался на тяжелом поприще управления людьми и космолайнером, на капитанском мостике появился еще один персонаж. И все бы ничего, однако далее следовало слишком много «но». Ведь даже если бы при оценке его качеств не приходилось учитывать очень быструю и очень раздражающую смену цвета глаз с желтого на синий, то этот новый персонаж все равно давал бы фору любому из присутствовавших в плане какой-то странной, экстравагантной и в то же время отталкивающей гротескности. А проявлялось это в первую очередь совсем даже не в мохнатых бровях и вздернутом от гордости за себя любимого подбородке, и даже не в торчащих в разные стороны волосах на голове, а ведь их пряди были выкрашены во всякие разные цвета, многим из которых Люциус затруднялся дать название. Нет, страннее всего было видеть, что старший офицер геральдиеров дополнил свой строгий фиолетовый мундир с причитающимися вставками из серого и желтого совершенно неуместным и неуклюжим головным убором из толстой алюминиевой фольги. И к тому же в первую же секунду своего появления он сумел выплеснуть на всех присутствующих такой неистовый гнев и раздражение, какие только способен в себе скопить человеческий разум. А еще этот самый персонаж был как-то жутко, но приветливо холоден.
- Вы не можете этого сделать! – повторил он для тех, кто не понял с первого раза.
Тем временем капитан успел оправиться от неожиданного визита на мостик того, кому он толком еще даже не успел придумать подобающей должности или титула. Однако Люциусу не нужно было долго думать или гадать над категорической необходимостью поставить на место того, кто нарочито заплыл за буйки.
- Может вам зайти позже?
- Что?!
Голос капитана был вполне дружелюбен, но это только сильнее раздражало тех, кто собирался гнуть свою неискоренимую линию.
- Да как вы смеете?
Именно эта фраза сорвалась с языка так неожиданно появившегося на мостике геральдиера, когда его мило, но незамысловато послали куда подальше. И при этом глаза его стали красными. Люциус не знал, что конкретно могло это значить, но знал, что точно не глубокое и безграничное удовлетворение. Впрочем, капитан был неохоч до чужих амбиций и поэтому продолжил заниматься тем, чем привык заниматься в подобных и любых других трансгалактических экспедициях.
- Как подготовка? – спросил он у Скрота.
- Почти, - отвечал советник, и этого было достаточно для того, чтобы знать о том, что гайки и шурупы вертятся как надо.
Только вот это никак не устраивало негативно настроенные элементы.
- Я требую!.., - продолжал наглый тип, не намереваясь сдаваться.
И в принципе у него быстро появились для этого весьма веские основания, как только вновь заработали двери лифта, и на мостик забежала дополнительная порция геральдиеров. И надо сказать, что на этот раз они были вооружены не словом, а самыми настоящими бластерами, которые стреляли не негодованием и упреками, а очень болезненными импульсными зарядами с разрывным эффектом.
«Вот мы и приплыли», - подумал Люциус, увидев всю эту феерию у себя на мостике.
Конечно, ему следовало быть готовым к таким неожиданным исходам, когда правительственный комитет по исполнению новых нововведений и резолюций потребовал от него принять на борт команду геральдиеров с целью повышения безопасности транспорта грузов и повышения качества трансгалактических сообщений.
«Фигня все это», - думал он тогда, а данная ситуация только эмпирически подкрепила его ранее необоснованные суждения.
- Что это значит?! – воскликнул Люциус, медленно поднявшись с кресла.
Его тяжелый взгляд был отрезвляюще прикован к глазам красного цвета.
- Пора бы объясниться…, - добавил капитан.
- А вам пора бы подчиниться требованиям секретной полиции!
После такого оставалось лишь усмехнуться. Несомненно, тактическое,  боевое и прочие преимущества были на оппонирующей стороне. Да и как иначе, если Люциус строжайшими запретами искоренил ношение личного оружия среди членов экипажа. Лишь когда миссия требовала более весомых аргументов на пути обеспечения конструктивных результатов, могло возникнуть соответствующее и необходимое распоряжение, и только тогда кто-то избранный получал хорошо запрятанное оружие. Но понятное дело, что этот канон никоим образом не распространялся на подразделение геральдиеров, в последний момент приписанного к экипажу космолайнера «Столкновение». И потому случайно подобранное название постепенно стало себя оправдывать.
Впрочем, причины происходящего были до сих пор не ясны.
- А причем тут секретная полиция?
- Молчать!
На этот раз цвет глаз переменился на черный. И из-за этого постепенно начинало складываться пугающее ощущение, что капитан вскоре может стать дипломированным экспертом по цветовым метаморфозам у геральдиеров. Но еще больше его удивил шокирующий добавочный ответ оппонента:
- И вообще это уже давно не ваше дело!
«Позвольте, любезный», - мелькнула въедливая мысль в голове капитана.
И в диалоге она проявилась как следующая реплика:
- А вы не забываетесь, командор Ло?!
Цвет глаз остался прежним. Но возникла непродолжительная пауза, которая позволила Люциусу еще раз взглянуть на присутствующих членов экипажа. Он был совершенно не уверен в характеристиках последующих событий, но искренне надеялся, что высшие силы все-таки позволят ему узнать имена до сих пор безымянных техников и всех прочих еще более загадочных сотрудников капитанского мостика. Правда сколько Люциус не старался, ему все же пришлось поддаться искушенному любопытству и совсем чуть-чуть попялиться на угрожающе дымящиеся от напряжения стволы бластеров излишне возбужденных геральдиеров. А ведь возможно уже тогда из них могли начать вырываться убийственные импульсы, если бы все заранее сложилось бы немного иначе, а так же если бы Джус, более известный как парнишка-адъютант советника Скрота,  не снизил градус враждебности своим внезапным заявлением:
- Поступило еще одно сообщение!..
Услышав это, Люциус тотчас переместил стержень своего внимания с нацеленных на него бластеров на экран главного монитора, после чего коротко и ясно приказал:
- Покажите!
Никто не посмел ему возразить, и лишь пара-тройка техников воспользовались нужным моментом и позволили себе подкрутить несколько расхлябанных гаек. А в остальном все только молча ждали появления чуда на экране. Только вот никакого чуда не случилось, и монитор вновь воспроизвел будоражащий воображение белый шум и седовласого мужчину в черной полевой спецодежде, который появлялся в редких эпизодах и старательно пытался сообщить нечто дельное:
- Мы… не нужно… запрещаем… Искандарион… не ваше дело…
- Все то же самое, - заключил капитан, когда не увидел на экране ничего нового.
А вот среди правительственной гвардии зародилось совершенно противоположное мнение.
- Да снизойдет на вас нерушимость Устава!
Люциусу уже доводилось сталкиваться с подобными порывами пламенного патриотизма, в которых всегда особо отличался командор Ло, но на этот раз тот и в самом деле добился эксклюзива, сорвав с себя алюминиевую шапку и трепетно прижав ее правой рукой к своему отчаянно патриотичному сердцу, продолжая слагать:
- Да снизойдет на вас нерушимость Устава!
А все остальные геральдиеры старательно поспешили его поддержать:
- Сегодня и во все века!
- Во все века!
И как бы в противовес всему этому сумбуру совершенно четко и рационально прозвучал голос советника Скрота, который даром время не терял и успел хорошенько поработать с клавиатурой, что собственно и позволило ему разобраться в поступивших данных.
- Кажется, это запись и она транслируется через определенные промежутки времени, - именно таким и был его всеобъемлющий вывод.
«Вот и славненько», - подумал на это капитан.
Новая информация позволила ему обрести некоторое душевное равновесие, так что неудивительно, что почти тотчас он просто взял и, словно совсем потеряв какой бы там ни было страх, подошел к стенающему командору и его до зубов вооруженной группе сопровождения. Секунды две-три Люциус помедлил, оглядываясь по сторонам и вскользь улыбаясь, а потом, дождавшись, когда им лично малоуважаемый Микай Ло наконец-то исчерпает свой рьяный запас реплик типа «Да снизойдет на вас нерушимость Устава!», заявил не нагло, но все-таки с некоторой издевкой:
- Может вам уже пора покинуть капитанский мостик?
- Что?!
Теперь, когда два отнюдь не второстепенных персонажа стояли лицом к лицу, Люциус имел возможность воочию наблюдать за всеми мелкими деталями резкой перемены расцветки глаз разгневанного геральдиера. И это только больше его веселило, да так, что он уже не мог скрывать улыбку, кривя губами. И, конечно же, это только сильнее раззадорило горделивую злость его оппонента.
- Да как вы смеете?!
Но капитан был непреклонен в своих насмешках.
- Не знаю, какие у вас там дела с секретной полицией – это сугубо ваше личное дело, но на моем космолайнере вы всего лишь гости и потому извольте убраться с мостика и заняться тем, чем вы там пока еще способны заниматься…
Неудивительно и вполне ожидаемо, что командор Ло воспринял этот отрезвляющий ультиматум в штыки, ведь его недалекой голове уже давным-давно сформировался иллюзорный пейзаж грандиозной победы и несокрушимого триумфа. Так что его ответом было очередное резкое и пушащее холодом требование:
- Немедленно сдайте командование!
- С какого это перепугу?!
Да, это был очень резкий вопрос на очень резкий ответ. А ведь Люциус именно этого и добивался, а точнее скорейшей развязки этой уже порядком надоевшей перепалки. Запутанный ворохом ежедневный событий капитан совсем запамятовал, зачем несколько дней назад он вызвал техников на мостик. Обычно его мозг занимало нечто более важное. Однако данная критическая ситуация потребовала от него пересмотра приоритетов, что собственно и позволило ему две с половиной минуты назад вспомнить то, что нужно и своевременно понять при чем тут последние завинченные гайки, а также  почему советник Скрот так настырно ему подмигивает в течение этих самых двух с половиной минут.
Но предводитель геральдиеров не обладал способностью учуять эти подводные течения и потому настырно продолжал гнуть свою линию:
- Мы требуем безоговорочно удовлетворить непререкаемые требования тайного аванпоста секретной полиции трансгалактических пространств…
- Требуете?! – и тут капитан разошелся, - Да кто вы такие, чтобы требовать?!
- Мы-мы…
- …пустое место – вот что вы есть на самом месте. Не нужно считать что если кто-то сверху поспособствовал вашему появлению на этом космолайнере, то вы теперь якобы пуп всех созвездий и галактик. Отнюдь…
Холод блеснул в глазах командора Ло, когда он все это услышал. И это не метафора. Его глаза действительно разительно побелели  и  стали удивлять окружающих светящимся перламутровым блеском. Впрочем, это не предвещало ничего хорошего. На этот раз он не угрожал, не требовал, а просто и доходчиво скомандовал:
- Огонь!
«А что если?» - мысленно мелькнуло в голове капитана.
Но «если» не произошло. Только резко и неожиданно прозвучал неприятных скрипучий звук, весьма похожий на приглушенный  кашель группы застарелых туберкулезников, умудрившихся единовременно заработать пневмоторакс. А главное, что не было не выстрелов, ни крови, ни мертвых тел…. Только обескураженные геральдиеры оглядывались друг на друга в поисках сакральных объяснений неочевидного и невероятного.
И понятное дело, что хуже всех в этот момент выглядел командор Ло. Ранее смятая им алюминиевая панама, которую он до сих пор удерживал в руке, как стратегический тотем незаметно выскользнула из его ослабевшей хватки и упала на пол, добавив тем самым еще немного шороха и скрипа в общий диссонанс. Ну а глаза командора теперь вообще не имели никакой окраски, а представляли собой сплошные расширенные от удивления зрачки.
- Что?.. Что это значит? – заикаясь пробормотал Ло, когда оружие его сторонников растворилось в воздухе как бортерианский туман.
В голосе геральдиера явственно читалась откровенная паника, которая в свою очередь просто не могла не радовать капитана космолайнера «Столкновение». Кроме того теперь когда технически грамотно сработала почти только что установленная новейшая система защиты капитанского мостика от вооруженного проникновения и саботажа, все еще капитан мог наконец-то расслабиться и даже рассмеяться. Что Люциус собственно и сделал с превеликим удовольствием. Его звонкий смех мгновенно разнесся по всему мостику, и к этому будоражащему звуку тотчас присоединилась радость всех остальных членов экипажа, ведь им чудесным образом посчастливилось остаться в живых и не оказаться на гауптвахте.
- Нет… нет… нет…, - отчаянно пытался возразить Ло, отступив на полшага и все еще отчаянно выискивая в руках опростоволосившихся подчиненных заветные бластеры.
Но их не было. Они исчезли без следа, растворились на субатомном уровне. И пока кто-то смеялся, а пока кто-то старательно сдерживался от рыданий, очень тихо и неожиданно пропищал сигнал уведомления о прибытии нового сообщения.
- Ну что там еще? – спросил Люциус, негодуя из-за того, что ему пришлось перестать извергать из себя лучистые брызги смеха.
Впрочем, ответ был весьма прогнозируемым.
- Все то же самое, - ответил капитану советник Скрот, мельком просмотрев спецификации сообщения, которые ему представил его адъютант, а затем вывел видео на экран.
«Думаю, можно было обойтись и без этого», - мысленно предположил Люциус, когда в очередной раз увидел белый шум и седовласого мужчину в черной полевой спецодежде, который все так же редко появлялся на экране и неустанно мямлил:
- Мы… не нужно… запрещаем… Искандарион… не ваше дело…
- Да, это определенно запись, - согласился капитан с прежним заключением советника.
Однако геральдиеров это обстоятельство совсем не заботило, так что они снова, хотя и немного выло, стали скандировать:
- Да снизойдет на вас нерушимость Устава!
- Сейчас и во веки веков! – поддержал их Люциус, прекрасно понимая, что все они всего лишь случайные жертвы обстоятельств.
А вот командор Ло не проронил ни слова, а лишь продолжал смотреть на окружающий мир широко раскрытыми зрачками, в которых надолго застряло непонимание невероятной возможности потерпеть поражение в борьбе за правое дело. Пришлось капитану и его немного расшевелить. Для этого он положил свою руку на плечо командора и сказал с предельно возможной доходчивостью:
- Ничего, Микай, будет и на твоей улице праздник. А пока прошу тебя и твоих людей покинуть капитанский мостик и ждать дальнейших распоряжений.
Командор не сумел сказать что-либо против предложенной концепции. Хотя имело ли смысл продолжать противостояние? Для него, безусловно, да. Но в данной ситуации он спешно сложил все возможные плюсы и минусы и решил, что благоразумнее пока что отступить пусть и с позором.
- Так что? – нетерпеливо поинтересовался у него капитан.
- Мы уходим, - тут же безоговорочно ответил ему Ло.
Далее он неспешно развернулся к дверям лифта и жестом пригласил всех своих соратников следовать за ним. Сказать что-то по этому поводу командор не мог, а точнее не хотел. И все потому, что большего конфуза, чем сейчас с ним никогда не случалось, а значит, он не знал как правильно себя вести, оказавшись в подобном жизненном тупике, и в связи с этим предпочитал отмолчаться. В этом одутловатом молчании с опущенным вниз взглядом командор хоть и нехотя, но все же дошел до лифта и едва заметно дрожащим пальцем осуществил его вызов.
«О, Боже! О, Боже!» - думал все те несколько секунд Микай Ло, которые он потратил на скользко-тревожное ожидание прибытия транспортного средства.
Причиной такой тяжелой нервозности были устремленные в его хребет тяжелые взгляды, принадлежащие тем, кого он подвел и тем, кто торжествующе праздновал его поражение. Так что когда двери наконец-то распахнулись перед его носом, командор облегченно выдохнул скопившееся в легких напряжение и не менее облегченно подумал: «Ну, слава Богу!», - и на этот раз сделал быстрый шаг вперед.
- Всего хорошего! – крикнул ему вслед Люциус, которому все еще хотелось смаковать свое хитроумное торжество.
Очевидность этого притязания явственно отражалась на лице капитана, когда командор резко обернулся, будучи уже внутри кабинки, намереваясь непосредственно столкнуться со злобными усмешками в свой адрес. Однако обернувшись, он не смог ничего сказать или сделать. Духу не хватило. К тому же Люциус Сфер так обезоруживающе улыбался.
- И не забудьте отобедать! – добавил капитан, так и не дождавшись контрреплики, а потом двери лифта закрылись.
«Отнюдь», - подумал командор, когда транспортное средство пришло в движение, но это уже не имело никакого значения.
Предводитель геральдиеров покинул капитанский мостик в гордом одиночестве. И вовсе не потому что все прочие представители правительственной гвардии намеревались остаться на мостике в противовес директивам капитана космолайнера. Просто никто из них не решился составить компанию своему поверженному предводителю в столь тяжелый для него час, прекрасно осознавая возможные риски попасть под горячую руку. Нет, все они предпочли убраться с капитанского мостика следующим рейсом.
И как только это произошло, жизнь вернулась в прежнее русло.
- Итак, что мы имеем? – спросил Люциус, обращаясь к трансгалактическому советнику.
Но Скроту не понадобилось излишне напрягать извилины, ведь все уже давным-давно было подготовлено, изучено и сто тысяч раз перепроверено. И лишь получасовая перепалка с вооруженными, а потом и обезоруженными геральдиерами не позволила ему триумфально преподнести капитану тщательно пережеванную информацию на разукрашенном брелью персиперианском блюдечке.
Впрочем, вместо блюдечка как обычно был использован экран главного монитора, на котором тотчас появилось новое, ранее никогда нетранслировавшееся изображение. Оно представляло собой детальную схему планетарной системы Эстуриум, состоящую из шариков, точек и траекторий.
- А вот и то из-за чего возник весь невообразимый сыр-бор, - сказал советник Скрот, будто неожиданно открывая очередное чудо света.
На самом же деле он просто ненавязчиво просил капитана ознакомиться с той областью космоса, в которой космолайнеру «Столкновение» придётся задержаться на неопределенный промежуток времени ради высокой и почетной миссии спасения человечества. Впрочем, чудо света выглядело вполне обыденно и традиционно. В центре системы находилась обычная среднестатистическая звезда стандартного иссиня-черного цвета, а вокруг нее неспешно вращалось несколько планет. Обитаемой являлась только первая из этой скромной совокупности и представляла собой сине-зелёный шар по имени Искандарион, по массе и объему раз в пять уступавший несокрушимому центру Трансгалактического Синцития – планете Терра Прайм. Все прочие небесные тела представляли собой обычные безжизненные и бесполезные скопления твердых каменистых пород и космического льда. Хотя, наверное, тысячу или миллион лет назад на некоторых из них имелись богатые залежи весьма полезной и ценной руду. Однако те годы оказались далеко позади, и теперь уже никто не хотел бурить их поверхность, и более того никто даже не хотел пролетать рядом с ними. И причиной тому была не какая-то там антипатия, а элементарная техническая предосторожность, вытекающая из того, что лучше избегать массивных скоплений космического мусора в любом трансгалактическом путешествии. А этого никому ненужного добра вокруг безжизненных планет системы Эстуриум было более чем предостаточно. Ну а о причинах его появления было совсем не сложно догадаться. Просто в те стародавние времена, когда на этих планетах велась разработка руды, мало кто думал о последствиях и потому все шлаки и отходы тупо и бесконтрольно выбрасывались в очень разряженную атмосферу, а то и дальше. И, в конце концов, это привело к тому, что вокруг планет сформировались огромные слоистые кольца космического мусора.
- Сигнал SOS все еще поступает с поверхности Искандариона? – спросил Люциус, когда ему надоело вникать в астрономические детали.
- Так точно, - ответил советник.
- А что там с тайным аванпостом секретной полиции?
Эта тема беспокоила капитана гораздо больше, как впрочем, и самого трансгалактического советника. Ведь именно из-за полученного с аванпоста сообщения была объявлена ситуация пять-три-икс. Только вот Скрот не смог сообщить ему ничего дельного, кроме очередного набора бесполезных цифровых значений:
- Сообщение повторяется с интервалом в одиннадцать минут тридцать семь секунд…
- Что это может значить?
Задавая вопрос, Люциус прекрасно осознавал, что периодически повторяющийся видеопоток с тайного аванпоста может означать что угодно. Главное, что секретная полиция не угрожает им в открытую, а то у них появилось бы гораздо больше проблем, чем уже имелось на данный момент. Приблизительно того же мнения придерживался и Скрот, раз ответил капитану репликой:
- Неважно. Согласно нерушимости Устава подобные сообщения можно игнорировать в случае возникновения гуманитарной катастрофы или обнаружения угрозы ее возникновения.
Так что мы можем спокойно…
- И все же…, - оборвал неискоренимую демагогию трансгалактического советника капитан Люциус Сфер, который как обычно не мог избавиться от врожденного алчущего любопытства, - Что такого могло произойти в их законспирированном логове, что всевидящее око секретной полиции трансгалактических пространств внезапно стало незрячим, да еще каким-то несуразно-навязчивым…
- Нас это не касается, - коротко и сухо заявил Скрот.
- Возможно, - отрешенно заметил Люциус, перебегая взглядом с советника на главный монитор и обратно, - А что если все это как-то связано или им крайне необходима помощь? Может все не просто так и это настойчиво повторяющееся видеообращение на самом деле весьма значимое предупреждение, имеющее весьма значимый смысл?
«Вот теперь и я сам ударился в демагогию», - думал капитан, вслушиваясь в свой голос, - «Как не стыдно?»
Правда ни наивные желания, ни бурные фантазии никак не могли повлиять на принятие окончательного решения, что собственно и сумел выразить словами советник Скрот:
- В любом случае мы не в силах обнаружить местонахождение тайного аванпоста секретной полиции, так что давайте уже займемся делами насущными…
«И впрямь», - подумал Люциус и тотчас мысленно переключился.
И понятное дело, что в следующее мгновение капитану пришлось вспомнить о взаимных торговых обязательствах с Гвалдским коммерческим союзом и о том, как крайне нежелательно огорчать верхушку этого гигантского и очень злобного трансгалактического айсберга. А это в свою очередь заставило его задуматься на тему излишних и неоправданных задержек в каком-то Богом забытом секторе космоса.
- Так что там с командой высадки?
Скрота в данный момент было спрашивать бесполезно. Он относился к той категории личностей, которым только дай волю, и они бросятся в омут с головой из-за первой попавшейся мелочи. Вот и сейчас казалось, что советник в некотором роде потерял связь с реальностью и переместился в особое трансцендентное пространство, где существует лишь его воспалённое сознание  и его навязчивая мечта о сине-зеленой планете Искандарион. И, пожалуй, чтобы вернуть Скрота обратно в мир дел насущных понадобилась бы не одна громкая и резкая реплика. Капитан же не имел в себе какого-либо желания усложнять себе жизнь рядовыми бытовыми перепалками, особенно после того как полоумная правительственная гвардия едва не изрешетила его из бластеров и потому решил разобраться с насущными проблемами минуя старшую инстанцию.
- Джус кажется?
Вопрос прозвучал очень осторожно, так что пятнадцатилетний мальчишка не сразу сообразил, что к чему и потому какое-то мгновение все еще колотил кончиками пальцев по клавиатуре, старательно выбивая из нее непознанные ранее истины. Но как только до него дошло, что с ним разговаривает капитан, он тотчас резко встрепенулся и обратил свой светлый страфтийский взор на высшее руководство.
- …если не ошибаюсь…
- Все правильно, сэр.
Молоденький адъютант трансгалактического советника был в курсе, как впрочем, и многие другие, что капитан был весьма и весьма слабоват в плане запоминания чьих-либо имен, а также названий и иных подобных вещей. И поэтому Джус крайне возрадовался, когда тот сумел вспомнить какого-то там мальчишку. Правда счастье длилось недолго, и в следующую минуту ему пришлось подумать о том, почему это его приземистая персона удостоилась высокого внимания, и потому слегка покосился в сторону бокового зрения. И там он увидел вполне ожидаемую картину. Как любили поговаривать все без исключения научные консультанты экипажа космолайнера «Столкновение»: «Советник грезит…». Да и как иначе было описать то сомнамбулическое состояние, в котором Скрот завороженно всматривался в изображение сине-зеленой планеты.
А тем временем капитан настойчиво требовал результатов.
- Так что там с командой высадки?
- Полный порядок. Все извещены. Шаттл в стадии предполетной проверки. Сбор на девятнадцатой палубе через четырнадцать минут…
«Замечательно», - подумал Люциус, получив первые хорошие вести за целый день.
Конечно, капитан был бы гораздо более счастлив, если бы смог просто улететь прочь мимо треклятой системы Эстуриум с ее треклятыми сигналами о помощи. Но теперь было слишком поздно для того, чтобы что-то менять. Возможно раньше, до того как на мостик ворвался отряд до зубов вооруженных геральдиеров, он мог бы попытаться заткнуть за пояс альтруистические позывы советника. Сейчас же, когда уже потрачено столько эмоций и переживаний во имя пресловутых жителей Искандариона, Люциус просто не мог себе позволить отступить, даже если на деле это всего лишь полшага или миллиметр.
- Нужно ваше подтверждение…
- Что?
В запале собственных мысленных баталий капитан и сам ненадолго стал почти неотличим от советника Скрота в плане степени выраженности творческой экзальтации, но Джус своими вопросами быстро вернул его на место.
- Вы согласны с текущей комплектацией команды высадки?
«Да о чем он собственно говорит?» - мысленно возмутился Люциус, но тут же сообразил, что к чему и подошел поближе к рабочему месту адъютанта и пристально уставился на монитор. Правда, особого восторга увиденное ему не принесло. И вовсе не потому, что в списке из десяти человек скрывалось что-то плохое. Нет, на сам деле он как обычно смотрел на имена и терялся в догадках о ком идет речь.
Впрочем, Джус всегда был сообразительным пацаном и вовремя прокомментировал:
- Джекель, Хайнс, Роттель и Скран – научная часть команды. За технику будут отвечать Кропечь и Шаршун, в качестве пилота мы взяли Таранталя, а координистом Наскака…
- Вы?
Частичное замешательство адъютанта ясно проявилось на его юношеском лице, как только до его ушей дошел странный и неуместный вопрос капитана. Он не понимал о чем идет речь, но нужно было что-то ответить, и пришлось сказать:
- То есть…?..
- Ты остаешься здесь, - сказал капитан и тогда стал ясен завуалированный смысл вопроса.
Однако появившиеся объяснения дали лишь повод Джусу войти в еще больший ступор.
- А… а как же планета..., - бушующие внутри эмоции не позволили ему сказать нечто более достойное и членораздельное.
Но надо понять, что Люциус Сфер был капитаном, а не нянькой. И понятное дело, что на космолайнере, а тем более на мостике не было места для сопливого ребенка, беспросветно хнычущего, если у него отбирают конфетку или любимую игрушку. К счастью Джус тоже прекрасно понимал правила, по которым живет космос и те, кто решился бороздить его просторы. Так что после секундной слабости парнишка собрал всю свою волю в кулак и тут же предстал перед капитаном в том же как и прежде вменяемом виде.
- Так точно! – сказал он.
Люциус посмотрел ему в глаза своим холодным завораживающим взглядом и понял, что не ошибся с выбором, но все же ради приличия с минуту испытующе смотрел на адъютанта  и лишь потом сообщил:
- Твой мир где-то неподалеку?.. А значит, ты должен иметь хоть какое-то представление об этом секторе…
- Совсем маленькое, - уточнил Джус, который был в последний раз на родине лет в пять или шесть, то есть достаточно давно.
Но для капитана это уже не имело значения. Люциус принял нужное решение, а что касается выбора людей и приспособленной для них целей он редко ошибался, ведь всегда следовал интуиции, чутью и возможно даже велению высших сил. Впрочем, неважно чему он там следовал, важно то, что он сказал:
- Ты останешься за советника.
А потом Люциус повернулся к Скроту, который все еще гипнотически пялился на главный монитор, запечатлевший изображение сине-зеленой планеты, и положил ему руку на плечо.
- Пора, - заявил капитан.
Он знал, что никакое слово не способно вызволить трансгалактического советника из его трансцендентного мира, так что прозвучавшее заявление было всего лишь условностью. Другое дело, что тактильное прикосновение было аргументом совершенно иного рода и являлось по-настоящему действенным. Эффект проявился сразу и вот Скрот уже смотрел на капитана, словно и вовсе не терялся в придуманных пространствах.
- Пора, - повторил Люциус.
Скрот ничего не ответил. Он только вскользь окинул взглядом мостик, как бы проверяя, что все на месте, что все в порядке, а затем быстрым шагом направился к лифту. Прошло совсем немного времени, прежде чем советник покинул капитанский мостик, но за это короткое мгновение Люциус успел испытать странное чувство, словно между ним и Скротом, которого он ранее с трудом переваривал, внезапно сформировалась эмоциональная связь.
- Странно, - прошептал Люциус, едва двери лифта закрылись.
«Странно», - отразилось эхо где-то в глубинах подсознания.
Однако едва все проблемы, ради решения которых капитан прибыл на мостик, себя исчерпали, тут же возник резонный вопрос: «Что дальше?». Ведь ни пресловутый тайный аванпост, ни взбунтовавшиеся геральдиеры уже не угрожали экипажу, да и спасательная миссия разрулит все сама…
«А как же я?» - размышлял Люциус на тему предстоящего досуга.
Вариантов была тьма-тьмущая. Но это обстоятельство совсем не походило на какой-то очень положительный и бесконечно гигантский плюс, а лишь усугубляло процедуру выбора, так что ему пришлось серьезно покопаться в своих прерогативах и настроиться на нужную волну. Хотя надо сказать, в его сердце не нашлось места никакому даже самому микроскопическому желанию еще хоть сколечко восторженно наслаждаться пейзажем ослепительно белого космоса в иллюминаторах капитанского мостика.
- Если что - зовите, - сказал он рулевому Кромбле
Тот в ответ скучающе кивнул головой и вернулся к своим расчетам. Нечто подобное сделал и молоденький адъютант. Ну а все остальные, кто все еще суетился на просторах капитанского мостика и вовсе не обратили на него внимания и беззаботно продолжали заниматься всем тем, о чем Люциус мог только догадываться.
«Вот и славненько», - мысленно подбодрил себя капитан и спешно потопал к лифту, подобно тем, кто смог его опередить.
Впрочем, когда двери лифта закрылись, и он оказался изолированным в ограниченном пространстве транспортной коробки, перед ним вновь появилась неразрешимая дилемма: «Куда же ехать или плыть?».
Пауза затянулась, и в конце концов система технической автозащиты усмотрела в этом опасную неполадку и поспешила разбудить искусственный интеллект, дабы он в конец запудрить мозг итак очумевшему капитану.
- Капитан Люциус Сфер, с вами все в порядке? Вы себя хорошо чувствуете?
- Да-да, все путем, - пришлось поспешить ответить пленнику лифта, чтобы не попасть в еще большие неприятности.
Конечно, он немного злился и на себя, и на чертову систему технической автозащиты, но все равно никак не мог разобраться в своих желаниях. А искусственный интеллект тем временем и не собирался униматься:
- Куда бы вы хотели отправиться?
- Не знаю…
- Весьма прискорбно…
«Да неужели», - подумал Люциус, еще больше злясь на всех и вся.
- А может вам посетить вашу личную столовую и отобедать? Как раз время подходит…
«А ты не так и глуп», - мысленно подметил капитан.
- Спасибо за комплемент.
Да, злость исчезла, но теперь Люциус чувствовал себя слегка сконфуженным, так как совсем позабыл о телепатических и эмпатических настройках искусственного интеллекта. А тем временем лифт успел доставить его на тринадцатый уровень в зону сорок семь и вежливо попросил покинуть свое нутро:
- Приятного дня, капитан.
- И тебе не хворать, - ответил Люциус.
Но едва он распрощался с назойливым искусственным интеллектом, как его уже ждала встреча с прекрасной богиней кулинарного обслуживания.
- Добрый день, капитан. Добро пожаловать к столу.
Люциус совершенно не помнил, как зовут эту прекрасную шатенку с округлыми формами и длинными каштановыми волосами, ниспадающими на ее белоснежные плечи, но точно знал, что это и есть живое воплощение женщины его мечты. В голове суетились какие-то затертые памятки-обрывки типа «Шершамия» или «Шержалия», но это теряло всяческое значение, как только она начинала ослеплять его лучезарной улыбкой полной подлинного света. И тогда он начинал понимать, что звезды никуда не исчезли, не погасли, а все еще существуют и даже в этом совсем не светлом мире. А главное, что эта прекрасная нимфа каждый раз с нежным трепетом брала его за руку, всматривалась своим всепроникающим голубоглазым взором в самые потаенные глубины его души и с томной обходительностью усаживала на диван, после чего с предельной наивностью спрашивала:
- Чего сегодня вы желаете?
«Тебя», - хотелось сказать капитану каждый раз, когда наступал этот момент.
Да, он хотел ее целиком и полностью, хотел обсосать, облизать, хотел непрерывно внедряться в ее размокшую от желания плоть, хотел, чтобы она кричала, извивалась под ним, впивалась в него зубами и когтями…
Однако все это было лишь в мечтах. А в реальности его потребности были крайне скудны, и потому каждый раз она сама предлагала что-то из возможного кулинарного ассортимента.
- Бурбулианский суп?
- Точно, - произнес Люциус, словно всегда о нем мечтал.
- Сию минуту.
Девушка еще раз ему улыбнулась и собралась было на некоторое время отлучиться, как вдруг каюту, как впрочем, и весь космолайнер в целом сотряс неимоверной силы удар. Сначала капитан не понял, что происходит, но чуть погодя, когда последовал второй и третий удар, собрался с мыслями и прошептал:
- Кажется, я кое о чем подзабыл…

Глава 3: С небес на землю.
Утро только еще собиралось наступить в небольшом селении Чвангак, расположенном в умеренных широтах восточного полушария планеты Искандарион. Черное как смоль солнце по имени Эстуриум все еще гуляло где-то в другом месте, а молочно-белое небо пока что сохраняло свою ночную непорочность, лишенную дневных примесей фиолетовых излучений звезды. Впрочем, ближе к пяти часам утра небо стало понемногу сереть и темнеть из-за незапланированного прибытия грозных дождевых туч.
- Чертов метеопрогноз! – сказала девушка, лежавшая на сеновале, укрытом от непогоды надежным водонепроницаемым навесом.
Она была не одна. Другая девушка лежала рядом и спала, опустив голову ей на грудь. Резкое заявление подруги заставило ее немного отпрянуть ото сна, однако чарующая власть утренней дремоты была слишком сильна, чтобы позволить ей разомкнуть веки, так что пришлось спрашивать сквозь сон:
- Что такое?..
- Ничего, милашка. Спи дальше, – последовал ответ, произнесенный  нежно шуршащим шепотом, - Теперь времени на сон просто завались.
Последняя фраза не была ироничным или саркастичным замечанием. Девушка всего на всего и именно таким образом кратко обрисовала перспективы нового трудового дня. Да, собирающийся дождь немного расстроил их планы по уборке корнеплодов, но повода отчаиваться не было, ведь за прошедшую ночь им удалось отработать тройную норму по сбору урожая, подготовить большой крытый грузовик к отправке на рынок, а под конец еще и выгнать скот на пастбище. Так что даже удивительно, что после всего этого у них остались силы на страстную и необузданную любовь, которой они придавались то медленно, то взахлеб, пока не потеряли счет собственных оргазмов.
«Это была веселая ночка», - думала та, что не спала, и вслушивалось в стук падения первых дождевых капель на навес сеновала.
Такое с ней произошло впервые. Не то чтобы в свои девятнадцать лет она была скромницей и недотрогой. Совсем наоборот. Ей часто приходилось гулять и целоваться с другими девчонками в те дни, когда ее семья жила в городе. Но когда вся семья погибла во время эпидемии три года назад, ей пришлось переехать к своей троюродной сестре Тае, жившей и работавшей на собственной ферме. Бремя потери давило на нее все это время и не давало возможности подумать о потребностях собственного тела. Однако здоровый и полезный труд в конце концов вылечил ее разум. И потому теперь ее душа и тело были полностью обнажены. Она лежала на сене в обнимку со своей целиком обнаженной сестрой и мысленно смаковала все мельчайшие подробности произошедшего, от чего ее бедра сладострастно сжимались, а между ними становилось так влажно, что никакой дождь не мог сравниться с этим потоком.
- Я проснулась, - прошептала Тая, когда дождь стал стучать по крыше навеса сильно и по-настоящему, а не как прежде, не еле-еле, - Проснулась…
И потом ее рука медленно скользнула по животу и ниже…
- Да у нас тут…
Скорее всего, после этих слов могла бы последовать бурная эротическая  сцена с нежными поцелуями сосков, касаниями языком влажного клитора и проникновением пальцев во влагалище, а может даже и в упругий анус. Но этого не случилось. Резкий ревущий звук заставил Таю испугаться, поднять голову с груди подруги и начать опасливо оглядываться по сторонам в поисках неведомой угрозы.
- Что это, Сия? – воскликнула она.
- Хотелось бы знать…
Тем временем ревущий звук все нарастал и нарастал в своей мощности и силе, так что вскоре началась такая вибрация, что навес, построенный быть устойчивым к непогоде, стал ходить ходуном, словно на самом деле был вырезан из тонкого картона.
- Может это Апокалипсьвис?..
- Вряд ли…
Жизнь и смерть в городе научили Сию быть немного циничной, так что она не верила ни в какую божественную и религиозную муть. Да и вообще до начала эпидемии, унесшей две трети населения планеты, ей почти что удалось окончить школу, что в свою очередь подразумевало неискоренимое наличие в голове определенных знаний о различных физических явлениях. И именно это позволило ей не испугаться подобно сестре и попытать проанализировать происходящее.
- Кажется, это падает с неба…
- Тогда точно Апокалипсьвис…
- Да нет же, дурочка…
Сия не хотела обидеть сестру. Просто немного злилась из-за того, что по непонятным причинам ищущим пальцам, лежащим на ее клиторе, пришлось убраться восвояси. Такое не могло не злить, такое не могло не расстраивать, и другая женщина прекрасно это понимала. К тому же Тая была не из обидчивых персон и давным-давно привыкла к иногда не очень корректным высказываниям возлюбленной.
- Нужно выйти наружу, - решила в конце концов Сия, прервав тем самым череду непростых размышлений о таинственной природе происходящего здесь и сейчас явления.
- Но там же идет дождь?..
Замечание было вполне уместным. Однако девушки были совершенно голыми и потому никак не могли промокнуть. Да и простыть тоже не могли, так как уже вторую неделю погода была очень теплой и даже по ночам температура не спадала. Впрочем, логическая схватка всех за и против не понадобилась, потому как юношеский авантюризм в таких ситуациях всегда играет главенствующую роль.
- Я хочу посмотреть, - сказала Сия и все тут.
- Тогда пойдем, - повиновалась Тая.
А грохот и вибрация все нарастали и нарастали. И это совсем не помогало двум сестрам в том, чтобы избежать некоторых случайных травм в попытках выбраться с сеновала. Раза три они очень больно столкнулись лбами, пробормотали «ой-ё-йой» и пошли дальше, однако уже почти у самого выхода несколько высокоуложенных тюков упали прямо на них и это уже было посерьезнее. К счастью кости остались целы, хоть и немного помяты, да и тюки были не слишком тяжелые, так что девушки быстро смогли выбраться из-под них.
- Больно, - пожаловалась Тая, когда уже стояла на ногах и потирала ушибленный локоть.
- Терпи, - ответила Сия и повела ее за собой.
Надо сказать, ей и самой изрядно досталось, да так, что первые несколько секунд после неприятного происшествия с тюками чудовищно кружилась голова. К тому же не сразу стало ясно то ли это и впрямь головокружение, то ли окружающий бедлам перешел в новую еще более безумную стадию. Однако потом все, за исключением непрекращающейся тряски и завывания откуда-то сверху, прошло. Правда, теперь из-за полученных от сена царапин неприятно саднили щеки. Но и эта проблема быстро себя исчерпала, когда Сия шагнула за порог и оказалась охваченной мощным дождевым потоком.
- Божественно! – воскликнула она, упиваясь теми ощущениями, которые давали тугие струи дождя, что врезались в ее плечи, груди и ягодицы, а потом струились по спине, бедрам и животу, - Как в сказке!
И в этом упоении она горделиво подняла свой взор к небу, где и увидела то, что явилось причиной безудержного воя и тряски. Пока что оно находилось слишком высоко, но уже вселяло леденящий кровь ужас. Его объяло огненное свечение , тучи в страхе отступили от этого монстра и прежде чем Сия успела дать собственную оценку наблюдаемому, Тая ее опередила и высказала наиболее очевидное мнение:
- Апокалипсьвис!
На этот раз Сия не нашла в себе сил возразить и просто молча продолжала наблюдать как с небес на землю опускается самое кошмарное чудище на свете. Но чем ближе к земле оно становилось, тем все менее сюрреалистичней оно воспринималось, так что когда непонятное нечто все же приземлилось и сдержанно фыркнуло, то это знаменательное событие не вызвало никаких громких эмоций, а только скупое недоумение. А все потому, что сестры теперь видели не монстра, а странный и непонятный летающий сарай.
- Чушь какая-то, - определила Тая.
- Точно, - поддержала ее Сия.
Правда девушки все же удивились, когда двери летающего сарая отворились и перед ними внезапно появились странные существа с голубыми глазами и светлыми волосами. Они никогда раньше не видели ничего подобного, и это вызвало в них некоторое смятение.
- Кто вы? – спросила Сия сильно дрожащим голосом.
- Мы – друзья, - ответило одно из существ и протянуло ей руку.
На самом деле это был трансгалактический советник Скрот, а научная часть его команды высадки, представленная Джекелем, Хайнсом, Роттелем и Скраном, стояла позади него. Но кому до этого было дело? Точно не двум голым девушкам, живущим где-то на задворках цивилизации среди полей и лесов.
- Кто вы? – повторила свой вопрос Сия.
На этот раз она собрала все имевшееся в ней мужество и заставила свой голос перестать дрожать. Впрочем, это было не сложно, ведь в большей степени Сия переживала не за себя, а за свою сестру-возлюбленную. Скрот же в свою очередь изо всех сил пытался напрячь весь свой дипломатический опыт, понимая, что нет ничего хуже и опаснее, чем до чертиков перепуганные женщины.
- Мы не причиним вам вреда…
Внезапно дождь прекратился, и легкий порыв восточного ветра заставил тучи умчаться прочь, обнажив тем самым обворожительную картину того, как непревзойденно и величественно Эстуриум выплывает из-за горизонта в переливающимся и многогранном фиолетовом ореоле собственного свечения.
«Романтика», - подумал трансгалактический советник.
Тем не менее, его занимали мысли и другого рода. Несомненно, он участвовал во многих разнообразных миссиях, в которых приходилось сталкиваться как с мирными селянами, встречавшими пришельцев с хлебом и солью, так и с озлобленными насекомыми-некрофилами. Однако эта высадка с определенного момента стала восприниматься им как нечто особенное. И скорее всего этот момент наступил как раз тогда, когда нечто в низу его живота стало оживать от сладострастного наблюдения за тем, как дуновение ветра заставляет набухать женские соски.
«Романтика», - подумал трансгалактический советник еще раз.
И теперь ему уже совершенно точно стало ясно, что происходящее с ним относится к несколько другой сфере, и потому пришлось мысленно поблагодарить портных, сшивших его специальную походную униформу зеленого цвета, ведь она была скроена так, что никто из посторонних так и не смог догадаться о его чрезмерном напряжении.
- Откуда вы?
Новый вопрос заставил Скрота вспомнить о своих обязанностях и долге перед Вселенной. Это было куда важнее какой-то там эрекции, так что он наконец-то занялся делом, а не созерцанием чужих прикрас.
- Мы прибыли с космолайнера «Столкновение». Он находиться на орбите…
- Зачем?
- Мы получили сигнал SOS и согласно трансгалактической практике …
- Что такое SOS?
- Его еще называют сигналом бедствия, который является унифицированным признаком гуманитарной катастрофы…
- Откуда?
- С этой планеты, но точных координат не удалось определить из-за суборбитальных и атмосферных помех…
- Откуда?
- Не знаю…
- Тогда зачем вы здесь?
- Чтобы помочь…
- Кому?
Трансгалактический советник Скрот привык к несколько другому порядку ведения диалога. Обычная, хоть и красивая девушка настолько быстро задавала ему вопросы, что он в конец запутался, пытаясь скоротечно поразмыслить над каждым из них и также быстро дать самый политкорректный ответ. Но не собственная некомпетентность волновала его в этот момент, а то совершенно прозрачное обстоятельство, что девушка продолжает воспринимать его и всех остальных как очень опасную угрозу. Холодный блеск ее карих глаз, резкие нотки в голосе и спрятавшаяся за спиной подруга были тому прямым доказательством. И было более чем очевидно, что еще одна фраза типа «мы – друзья» никак не исправит положение.
- Всем раздеться! – приказал Скрот.
- Раздеться?
Эта неординарная идея, что возникла в голове советника, выглядела в глазах остальных членов научной команды полным сумасшествием. Только вот согласно указаниям капитана все они должны были беспрекословно выполнять любые его приказы и требования. Но это вовсе не означало, что научный консультант Джекель не смог себе позволить некоторую вольность и спросить:
- Вы уверены, советник?
- Абсолютно, - таким был ответ Скрота
Возникла короткая пауза негодования, а потом всем пришлось подчиниться и начать процедуру раздевания. Конечно же, с неохотой и без каких-либо стремлений, однако приказ есть приказ и ничего тут не попишешь.
«Вот тебе и  поездочка», - думал Джекель, расстёгивая униформу.
Примерно такого же мнения был и Роттель, ну а Хайнс и Скран, имевшие более широкие взгляды на жизнь, мысленно противились не более пяти секунд, а потом их даже заинтриговала перспектива оголиться перед незнакомыми дамами. Они и так делали это довольно часто в прочих экстравагантных экспедициях, правда во всех тех случаях они сбрасывали ботинки и штаны в ночных клубах, спальнях или отелях, а не посреди сельскохозяйственных угодий. Только вот разница условий всегда условна. И в связи с этим они приняли этот новый вызов.
«Вот и хорошо», - отметил про себя трансгалактический советник, наблюдая за тем как его приказ исполняется, - «Именно то, что нужно».
Понятое дело, советник рисковал. Но этот плохо продуманный риск никоим образом не был связан с опасностью быть осмеянным своими собственными подчиненными. Такая уж у него была профессия – рождать недовольство среди приземленных умов. И он уже давным-давно привык к данному неприятному обстоятельству. Другое дело, что даже такая безумная выходка могла не помочь наладить контакт с туземками. Однако стоило попробовать, ведь все равно нечего было терять, кроме чуточки стеснительности.
- Что?.. Что вы делаете?..
- Все в порядке…. Не нужно бояться…
Вконец перепуганные девушки и раньше не понимали происходящего, а тут еще странные существа с небес стали стягивать с себя зеленую униформу. Как от такого не рассвирепеешь? Каждой из них хотелось схватить нечто тяжелое и потрясти им в знак предупреждения, но рядом не валялось ничего такого. Попытка бегства на сеновал или куда-то в другое место рассматривалась как полная безнадега, в ходе которой пришлось бы повернуться к неизвестным существам спиной. Что тогда они могли бы сделать с бедными беззащитными девушками? Об этом даже не хотелось думать. И потому приходилось стоять напротив странного летающего сарая и что-то задумавших пришельцев и ждать очередного подвоха. При этом одна девушка, как и прежде, пряталась за спиной другой, а той другой уже некуда было деваться и прятаться от неопознанной угрозы, вот она и кричала, и вопила и рассылала всяческие ругательства:
- Не надо с нами играть! Вы точно пожалеете!
Однако когда вся одежда оказалась сброшенной, все крики прекратились. И тогда советнику осталось лишь развести руками и сказать:
- Видите…. Мы такие же, как и вы. Ничем не отличаемся.
Несомненно, бушующие страх и паника в глазах девушек заметно поубавились, когда их ранее рассерженные взгляды наткнулись на непривычное зрелище голых мужчин, однако пока что ни о каком вычурном доверии речь не шла и не могла заводиться, потому как только лишь формировались предпосылки для некоторых перспектив. И в связи с этим, когда Скрот узрел плоды собственных стараний, он не стал торжествующе прыгать как припадочный и форсировать события. Вместо этого он просто стал ждать.
«Главное – не торопиться», - эта назидательная мысль всегда крутилась в его голове на первых ролях, а теперь она стала еще более актуальной.
Тем временем гораздо менее испуганные девушки о чем-то спешно перешептывались. Скрот попытался уловить содержание этих переговоров по движениям лицевых мышц и ресниц, однако его знаний местных диалектов было недостаточно, чтобы быть успешным в этом предприятии. Впрочем, он все же уловил некоторые элементы, из которых стало ясно, что теперь туземок одолевают сомнения.
«Черт…», - подумал Скрот.
Именно так советник воспринял недостаточную эффективность своих стараний. Конечно, можно было подождать час или более, когда девушки наконец-то созреют для доверия, но где-то на планете Искандарион требовалась незамедлительная помощь. Скрот прекрасно понимал, что двум сексуальным девушкам она вряд ли нужна, но им могли быть известны некоторые нюансы местной жизни. В частности, что за атмосферные помехи мешают им локализовать источник сигнала. Только вот как выудить эту информацию из негативно (уже не агрессивно) настроенных дамочек, если они все еще сомневаются?
- Не сомневайтесь…
Советник не любил закулисные игры. Ну а сейчас у него к тому же не было на это лишнего времени. Вот он и решил немного подтолкнуть к нужному решению тех, кто сомневался.
- Не сомневайтесь…, - повторил советник.
Последовал короткий взмах ресниц, затем девушки еще немного пошептались, а закончилось все тем, что прозвучало загадочное слово:
- Но…
- Что «но»?..
Пристальный взгляд Скрота требовал немедленного ответа, и потому Сия никак не смогла отвертеться, отвернуться или ввязаться в очередные пересуды с возлюбленной подругой. Ей пришлось ответить. Впрочем, ей и самой не терпелось кое-что узнать.
- Все-таки есть некоторые отличия, - сказала девушка и ткнула пальцем в направлении предмета своих сомнений.
- Это несущественно.
Ответ советника был прост и логичен, являлся прямым совершенством, говорившим, что какое-то маленький и невзрачное анатомическое превосходство не может вывернуть Вселенную наизнанку или заставить звезды воссиять настоящим пламенем. С ним сложно было поспорить, и сложно было парировать этот емко умещенный смысл. Однако как всегда очередная женщина предпочла нелогичность и попыталась спорить, брыкаться и заявлять, что она знает истину гораздо лучше всех остальных.
- А может это все-таки важно?..
- Но разве не интересно поразмышлять на эту тему…
- Нет.
Скрота понемногу начинала раздражать эта особо со смазливым личиком и идеальным изгибом бедер. Да и вся эта миссия уже не вызывала былого восторга. Но, слава богу, что у второй туземки хватило ума не вступать в те же самые ненужные пересуды. Вместо этого Тая попыталась уговорить сестру стать более кроткой и благоразумной, а также помочь пришельцам чего бы им там не хотелось и не требовалось.
- Хватит! – сказала она.
Со стороны это могло показаться грубостью, однако люди, умеющие доводить друг друга до оргазма, также знают наилучшие способы вернуть партнера к реальности. Конечно же, не обошлось без взгляда удивленно-озабоченных глаз, но главное, что это подействовало.
- Что?.. Что такое?.., - виновато произнесла Сия.
- Хватит уже. И так все понятно.
Обозначив таким образом свою позицию сестре и всем прочим, Тая наконец-то вышла из-за чужой спины и заговорила неожиданно смело:
- Так вы пришельцы из космоса?
«Пришельцы», - подумал советник, - «Какой непреодолимо сонмический термин».
Впрочем, он давно перестал злиться на примитивность мышления неразвитых рас отдаленных цивилизаций и зачастую говорил себе, что как знать, может в других условиях среды эти недалекие существа без особых усилий смогли бы превозмочь интеллектуальный уровень не только высочайших идеологов нерушимости Устава и Терра Прайм, но и всего Трансгалактического Синцития в целом.
- Или же вы призраки, живущие в Титаскаре?
Несомненно, второй вопрос, произнесенный девушкой, привлек к себе гораздо больше внимания Скрота, чем первый.
- Призраки? – спросил он.
- А разве нет? - поинтересовалась Тая, - В это мне гораздо легче вериться, чем в то, что некто настолько сумасброден, что способен долететь до звезд.
- Почему же?
Мнение девушки о космических путешествиях изрядно покоробило советника. И ее крайняя необразованность не имела к этому никакого отношения. Просто с этой ее позиции все его детские мечты о далеких мирах и новых открытиях воспринимались как нечто ненужное и неуместное, так что в таком случае лучше было бы и впрямь оказаться неведомым призраком из черт знает откуда. Однако Скрот слишком часто познавал неповторимую красоту Вселенной, чтобы взять и так легко сдаться. И потому он попытался хотя бы чуточку сдвинуть с места окаменевшее мнение туземки.
- Неужели вы никогда не мечтали полететь к звездам?
Ответом был едкий смешок и слова:
- Да кому это нужно? Ведь они всего лишь темные безжизненные объекты.
И надо сказать, что наличие этих саркастических познаний у того, кто проживал среди пастбищ и плантаций, явилось неожиданным открытием и приятным сюрпризом для того, кто родился и вырос на планете Стартрум – широко известной кладези трансгалактической науки. Так что Скрот тотчас возымел в себе необходимость спросить:
- И вам об этом известно?
- Естественно, - прежний страх нежданно нагрянувших пришельцев незаметно улетучился, и теперь пугливая девушка совершенно свободно общалась с тем от кого совсем недавно пряталась за спиной сестры.
- Удивительно, - прокомментировал Скрот, - Но откуда?
- Читала в одной из книг, что сестра привезла с собой после эпидемии.
- Очень хорошо…
Каждая новая новость, получаемая от местных обитателей, накапливала все больше тревоги в душе трансгалактического советника Скрота. Отправляясь на планету Искандарион с гуманитарной миссией, он ожидал встретиться с какой-нибудь обыденной разрухой, однако вместо этого встретил радующихся жизни девушек-лесбиянок, узнал про каких-то призраков, а тут еще и эпидемия до кучи…
- Эпидемии? – спросил Скрот, чтобы быть уверенным наверняка.
- Точно. Это случилось не так давно, хотя на самом деле иногда кажется, что прошла уже целая вечность…
«Вечность…», - мысленно повторил советник.  Время от времени такие повторы помогали ему сосредоточиться и подумать. Однако имевшийся дефицит информации не позволял всерьез развернуться и достичь необходимого результата, так что пришлось найти повод расширить кругозор и ненароком вспомнить про трансгалактический этикет.
- Извините, но мы уже так долго общаемся, узнали слишком многое друг о друге, но так и не были представлены по имени…
- Ах да простите, - на этот раз в разговор вступила более агрессивная девушка, - Мы слишком долго живем в уединении и напрочь позабыли о манерах.
- Ничего страшного, - сказал советник, изобразив на лице выражение солидарности, хотя на самом деле старательно пытался запудрить мозги доверчивым туземкам.
- Я – Сия.
- А я - Тая.
После поочередного представления девушками самих себя Скрот вытянул еще одну премудрствующую гримасу из собственного полного неотразимости лица, а потом спросил то, что и так давным-давно стало очевидным.
- И значит вы сестры?
- Не родные, - вернулась к разговору Тая, - Троюродные. А как вас зовут?
- Скрот. Малкольм Скрот.
- У вас красивое имя, - жеманно произнесла девушка, хотя привлекало ее внимание и ищущий взгляд нечто другое.
И такой интерес мог спутать советнику все его планы, так что он попытался искоренить его в зародыше и потому постарался перейти от разговора о себе к разговору о многих.
- Со мной также прибыли мои коллеги: Джекель, Хайнс, Роттель и Скран. Они перед вами. И есть еще четверо членов экипажа внутри шаттла. За технику отвечает Кропечь и Шаршун, в качестве пилота у нас Таранталь, а координистом выступает Наскак. Согласно протоколам нерушимости Устава ненаучная часть экспедиции обязана сохранять внутренний карантин до полного выяснения внешних обстоятельств…
- Вы говорите о летающем сарае? – спросила Сия и ткнула пальцем в шаттл.
- Можно и так сказать, - ответил Скрот.
На причудливую метафору он не обиделся, тем более, что имелась проблемы более глобального масштаба. В первую очередь ему хотелось наконец-то прикрыть свою и чужую наготу, а то она стала восприниматься им слишком утомительной. И для этого советнику понадобилось провозгласить всеобщую дружбу и любовь.
- Теперь, когда наше приятное знакомство свершилось, - сказал он, - Предлагаю нашим прелестным и очаровательным хозяйкам (от этих слов девушки разулыбались на всю катушку) показать нам местные достопримечательности…
- Отличная идея! – воскликнули обе девушки единовременно.
- Но сначала предлагаю одеться.
Предложение, прозвучавшее на небольшой лужайке коротко подстриженной травы темно-салатового цвета, что располагалась между большим крытым сеновалом и кучей трухлявого бурьяна, было воспринято по-разному. Кто-то облегченно вздохнул, в частности Джекель, бывший недовольным идеей обнажения изначально, кто-то просто молча принялся исполнять пожелание старшего по званию, а кто-то по прирожденной наивности не понял, зачем это нужно, но при этом не нашел никаких аргументов против и попытался угодить тому, кто сумел довольно быстро переместиться из категории опасных, странных и непонятных существ в нечто интересное и интригующее. Так что как оказалось все пронырливые уловки опытного трансгалактического советника не прошли даром, и он смог в конце концов достичь необходимого для экспедиции результата. А когда походная униформа зеленого цвета снова оказалась на нем, он неторопливо достал из нагрудного кармана миниатюрное устройство связи, поднес его ко рту и произнес слова, которых уже устал дожидаться координатор миссии Наскак, сидевший запертым в шаттле и гадавший, что же произойдет с теми, кто рискнул выйти наружи и попытаться помочь неведомым обитателям захолустной планеты Искандарион.
- Все в порядке, - объявил Скрот через «минитон».
- Вас понял, советник, - ответил ему Наскак.
Тем временем с сеновала быстро вернулись девушки-туземки, куда они ходили, чтобы отыскать свою одежду. Пользы от того, что они на себя спешно накинули, было мало, так как их пресловутые одеяния на деле представляли собой коротенькие полупрозрачные туники розового цвета и такие же розовые босоножки. Местами все это было перепачкано следами грязи и соком корнеплодов, но это только доказывало, что они способны на нечто большее, чем просто хихикать.
- А что это у вас такое говорящее? – спросила Тая как наиболее пугливая.
И тут Скроту пришлось напомнить себе о технологической отсталости местных жителей и о том, что все неизвестное способно породить все новые приступы невежественного страха. А это в свою очередь потребовало от него новых усилий в дипломатии, психоманипуляции и обыденной просветительской работе с населением.
- Это не является чем-то страшным, - сказал он ровным голосом и протянул мобильное устройство связи заинтересованной в ответе девушке.
- Но что это? – продолжала спрашивать Тая, боясь подойти ближе и прикоснуться к неопознанному и неизведанному.
- Маленькое чудо трансгалактических технологий. Называется «минитон».
- И что оно делает?
- Разное. Например, это…
За словами советника незамедлительно последовала демонстрация, основанная на некоторых манипуляциях с прибором. Так называемый «минитон» имел в своем арсенале крохотный дисплей с прыгающей синусоидой, три кнопки – серую, желтую и черную, а сбоку торчал небольшой джойстик в виде запятой. Для человека непосвященного такой набор манипуляторов в маленькой вещице был хуже, чем дремучий лес, хотя на самом деле все было элементарно и просто.
- Одно касание и…, - озвучил совершаемое Скрот и осуществил нажатие черной кнопки.
Секунду ничего не происходило, а потом раздался странный шлепающий звук «парлам-парлам» и из одной-единственной точки пространства, ничем не примечательной, но находившейся у всех на виду, явилось нечто плоское, аморфное и окрашенное в ярко-бирюзовый цвет. Понятное дело, что девушкам очень понравился такой необычный фокус.
- Вау! – воскликнула Сия.
Только вот, к сожалению Скрот не был силен в лексико-грамматических познаниях местных диалектов, и потому не смог понять, что бы могло значить прозвучавшее слово, однако интуитивно предположил, что именно так на планете Искандарион выражают высшую степень восторга.
- Рад, что вам нравиться, - сказал советник, после чего потянул ручку джойстика наверх, и бирюзовое нечто мигом охватила пенистая рябь.
Девушки наблюдали за происходящим с упоением. Ну а Джекель, Хайнс, Роттель и Скран выглядели понуро, да вдобавок еще и переминались с ноги на ногу от непреодолимой скуки. И было несложно догадаться, что они искренне надеются и верят, что когда-нибудь трансгалактические ученые сделают один шаг вперед, и тогда более не будет возникать вынужденная  необходимость терять время на формирование голографической проекции.
- Что это? – спросила Тая, как только пенистая рябь сделала свое дело, и в результате в воздухе зависло трехмерное изображение человека, державшего в руках треугольный блокнот в переплете из бурой кожи и шариковую ручку.
- Это наш друг, - ответил ей Скрот, - Я вам уже о нем говорил. Его зовут Наскак, он координатор нашей миссии.
- А почему он пожелтел?
Замечание Таи относилось к некоторым сложнопреодолимым недоработкам технологии мобильных голопроекторов, которые проявлялись в виде некачественной цветопередачи характеристик оригинального объекта, из-за чего в конечном изображении преобладала желтая часть спектра. Советник понятия не имел, как все это объяснить жительнице планеты Искандарион, но все произошло само, словно по наитию.
- Дурочка, он же не настоящий, - посмеялась над сестрой Сия.
И Скроту в этом случае оставалось лишь добавить:
- Верно.
Однако женское любопытство так и не было удовлетворено в достаточной мере, так что Тая продолжала требовать ответов по существу.
- Но как это так? – спрашивала она.
К счастью Наскак додумался прийти на помощь всем тем, кто отчаянно ковырялся в извилинах в поисках нужных слов или же как и прежде неустанно переминался с ноги на ногу. Впрочем, такая инициатива была вызвана отнюдь не жаждой новаторства или же эгоистичным стремлением просветить кого-либо на недоступные отдаленным мирам темы. Причина была действительно веской, и заключалось она в том, что техники Кропечь и Шаршун наконец-то оправдали свое название и смогли максимально локализовать источник сигнала бедствия. Так что теперь нужно было срочно забирать советника и всех остальных и лететь туда, где их присутствие логически обосновано.
- Тая… дорогая…, - обратился Наскак к девушке, надеясь привлечь ее внимание к себе и тем самым достичь максимального зрительного контакта.
Естественно, девушка среагировала на голос, но в результате еще больше запуталась.
- Вы же сказали, что он не настоящий? – потребовала она объяснений от Скрота, - Как же он тогда говорит?
Вопрос был убийственным для интеллекта советника, так что ему в который раз пришлось признать, что он не очень-то готов к общению с обычными и менее развитыми людьми. Но, слава богу, что под рукой у него всегда имелись те, кто знал нужные слова. На этот раз им оказался Наскак, и он неплохо справлялся на этом приземленном поприще.
- Видите ли, дорогая, - сказал Наскак и его голографические глаза снова пересеклись с взглядом Таи, - Как вам уже говорил Малкольм, я координатор миссии и вместе с остальной ненаучной частью команды вынужден находиться не в вашей прекрасной компании, а внутри шаттла и подчиняться распорядку внутреннего карантина. Однако время от времени у советника возникает потребность в моем непосредственном взгляде на некоторые обстоятельства и вещи. И именно для решения этой проблемы был сконструирован «минитон», создающий управляемую голопроекцию, то есть ненастоящее трехмерное изображение, которым управляет на расстоянии настоящий человек…
- Кажется, я поняла, - сказала Тая после всех объяснений.
- Рад был помочь, - ответил ей Наскак.
А потом ему понадобилось обратиться к советнику и сообщить ему радостную новость:
- Нам удалось локализовать сигнал.
Только вот радость в глазах советника почему-то не появилась. Наоборот он впал в еще большую задумчивость, чем от вопросов девушки-туземки, а спустя минуту или чуть меньшее время внезапно заявил:
- Летите без нас. Мы остаемся.
Естественно те, кто находился в этот момент в шаттле, никак не ожидал такого поворота событий. Так что сразу сообразить, что сказать по этому поводу им как-то не сподобилось. Да и вообще стоит признать, что решение советника своим вычурным содержание сумело парализовать не только голосовые связки членов экспедиции, но и некоторых ухищрения трансгалактических технологий. И проявилось это в том, что голографический проектор стал едва слышно шипеть, а сама голограмма принялась подергиваться и искриться. Впрочем, никто так и не обратил внимания на эти технические неполадки. И даже девушки-туземки, имевшие обывательскую склонность восхищаться тем, что блестело и не пугало, оставили это происшествие без криков «вау», хотя на самом деле они просто придержали восторг для другого повода, который показался им гораздо более значимым и перспективным.
- Так вы остаетесь! – счастливый женский возглас раздался тогда, когда этого никто не ожидал и потому некоторые от неожиданности даже вздрогнули.
Конечно же, Скрот был рад тому, что негатив в итоге перекочевал в позитив, однако это закадычное обстоятельство его нисколько не заботило. Где-то рядом происходило нечто гораздо более важное, и он остро ощущал это всей поверхностью своей кожи. Несомненно, ему было хорошо известно, что Наскак и все прочие тунеядцы любили повсеместно подумать и порассуждать об внеочередных заскоках невнятного советника. Но даже это не имело значения здесь и сейчас. Чутье Скрота никогда раньше не давало осечек, так что не было повода сомневаться в тех колющих, словно длинные острые иглы ощущениях, говоривших, что крайне необходимо остаться в этом захолустном селенье и разузнать поподробнее о призраках и эпидемиях, а также некоторые другие неустановленные факты…
- И что потом?
- В смысле?
Внезапно созревший вопрос Наскака пришелся на самый пик сосредоточенных измышлений, так что советник не смог уловить его негласного подтекста и потому понадобились дополнительные слова и фразы:
- Что делать, когда мы обнаружим источник сигнала? Прилететь за вами?
- Зачем??!
Можно было ожидать любой реакции от советника, но только не странного передергивания левой половины лица, которое, судя по всему, означало крайнее неприятие подобных вариантов развития последующих событий.
- Зачем????! – повторил он с еще большим негодованием, словно у него и впрямь спросили последнюю чушь, а затем без лишних колебаний выдал нужный алгоритм действий, - Не нужно шататься туда-сюда. Сами разберитесь на месте и только тогда возвращайтесь с подробным отчетом.
- А как же карантин? – поинтересовался Наскак.
- Никак, - ответил ему Скрот, - Я его снимаю на время вашего залетного задания.
- Но так же нельзя...
Именно с этой фразой вечно недовольный Джекель без разрешения вторгся в разговор советника с желтолицей голограммой, и это было отнюдь не лучшее из его решений. Советник молниеносно сверкнул взглядом в сторону непрошеного собеседника, и все сразу же стало ясно – здесь и сейчас никакие сомнения в его поступках непозволительны.
- Это приказ, - добавил Скрот, сердито выдержав паузу.
Наскак тоже выдержал паузу. Только вот в его случае она понадобилась, чтобы своевременно проглотить замшелое недовольство. А позже, сделав запись в своем треугольном блокноте, координатор миссии резюмировал:
- Вас понял.
И едва это произошло, Скрот мысленно вздохнул с облегчением. Теперь можно было не беспокоиться о внезапном и незапланированном бунте среди подчиненных, а также можно было сосредоточиться на деталях предстоящих изысканий.
- Послушайте, Наскак, - в этом обращении к голограмме советник постарался вернуться от жесткости к тактичности, - Мы остаемся здесь не просто так. И потому нам понадобятся дополнительные методы исследования. Кажется, на борту имелся «Пи-Зет»…
Координатор миссии в свою очередь постарался избавиться от неуместных обид и также сосредоточился на задании. Ему понадобилось чуть-чуть покопаться в бортовой базе данных и кое-что спросить у невоспроизводимых голограммой техников, после чего ответ был готов и звучал он как:
- Так точно.
- Не мог бы ты послать его нам? – еще более вежливо поинтересовался Скрот.
- Будет сделано, - пообещала голограмма.
Прошло два-три мгновения, а затем двери шаттла начали отворяться. Понятное дело, что на этот раз пугливые девицы восприняли это необычное событие иначе. И если в прошлый раз ими руководил страх перед неизвестным, то теперь все подчинялось неуклонно растущему любопытству. Да и вообще в свете этой новой точки зрения все темные и мрачные тона напрочь исчезли, уступив место более желанной пестроте красок и неутолимой жизнерадостности.
- Фух-фух-фух, - послышалось сквозь шумно открывающиеся двери шаттла, а затем из ореола малинового дыма выкатилось нечто, имевшее небольшие размеры, но обладавшее всей необходимой и желанной пестротой окраски в виде многоцветных ромбиков и квадратов, а также более материальными гусеницами и щупальцами.
Так что неудивительно, что едва «нечто» выкатилось на лужайку, как девушки-туземки незамедлительно подбежали к нему и стали тыкать в него пальцами со словами:
- Вот так штуковина. Очень мило.
Их восторгу не было предела. И только в самую последнюю очередь они спросили:
- А что это?
- Простенькая модель роботизированного планетарного исследователя. Не больше и не меньше, - ответил им трансгалактический советник.
При этом он был горд за себя и за весь научный оплот трансгалактического Синцития, именуемый как Вселенский Изольлиум. А все потому что, будучи всего лишь пяти лет отроду Скрот уже сумел о себе заявить, разработав первую модель нелепого, но практичного робота «Пи-Зет». Тогда это был фурор бесконечных масштабов. Только вот слишком много времени утекло с тех пор, слишком многое изменилось, и теперь  все прочие, что окружали советника, оказались неспособными понять, разделить и оценить то самосозерцательное чувство, что всегда существовало в сердце советника. И жизнь распорядилась так, что ему пришлось бродить по миру в полном одиночестве и навсегда позабыть своих мечтах. Это было грустно. Но Скроту не хотелось грустить, так что понадобилось отмахиваться от назойливой грусти и случайно всплывших воспоминаний. Да и вообще с некоторых пор под рукой имелись смешливые туземки, позволявшие без лишних сложностей обзавестись толикой чудного позитива.
- И что он делает? – спросили они, играясь с пестрым чудом техники.
- Исследует.
Ответ советника вполне соответствовал вопросу, однако почему-то вызвал волновой приступ нового необузданного веселья среди девушек, который сопровождался притягательным блеском в глазах и алчущими плоти фразами.
- Кого? Нас? – говорили они, захлебываясь все новыми и новыми смешками.
И чувствуя этот незримый подвох, Скрот совсем чуть-чуть растерялся в желании понять, что же делать дальше. Но к его величайшей радости очередное трудное решение было принято за него. Конечно вряд ли «Пи-Зет» пытался ему помочь. Вероятнее всего ему просто надоели суетливые ухаживания взбалмошных туземок, что трогали его и тискали за щупальца. Но он сделал именно то, что требовалось, когда вновь механически проворчал:
- Фур-фур-фур…, - и быстро укатился куда-то за сеновал.
- Куда это он? – разочарованно спросила Тая.
- Исследовать, - как и прежде ответил Скрот.
На этот раз ответ советника имел совсем иной эффект. Звонкий смех замолк и его место быстро занял холодный и расчетливый прагматизм, уверявший напряженными взглядами женских лиц, что кое-кто еще не наигрался и что им очень хочется продолжать веселье со странными пришельцами, свалившимися на них с небес.
- А как же мы? – спросила Сия в почти обиженном стиле.
Однако Скрот не позволил вспыхнуть новой совокупности истерик.
- Я же сказал, что пока что останусь здесь с вами, - решительно произнес он, - И нам уже пора бы сдвинуться с места.
И действительно, как оказалось за время вычурного и полного эмоций знакомства черное солнце со своим фиолетовым ореолом успело достичь зенита, по бокам от лужайки зацвели звездчатые цветы синими и красными бутонами, а высоко над головой неприкаянно мельтешили огромные двукрылые насекомые с крестовидным узором на брюхе.
- Так нам лететь? – спросил Наскак, все еще ожидая порождения очередной необходимости внести новые заметки в треугольный блокнот.
- Летите, - ответил Скрот.
- Летим…
Это были уже прощальные слова. Советник чувствовал, что именно сейчас происходит нечто великое и ужасное. И в этот странный момент времени ему больше всего на свете хотелось остановить Наскака, остановить себя, но он не мог. Ведь каждый трансгалактический советник согласно нерушимости Устава был обязан во что бы то ни стало выполнять возложенные на него обязательства. Делать же что-то вопреки высшему мнению было категорически запрещено и расценивалось как непозволительная глупость или как нахальство, способное угрожать спокойствию и благополучию Вселенной в целом.
- Летите, - тихо прошептал советник Скрот еще одну закодированную мантру, тем самым подводя черту под противоречивой борьбой с самим собой.
Впрочем в данный момент советник имел полное право кричать во весь голос, так как его бы все равно никто не услышал в виду того как громко заревели двигатели шаттла в попытке оторвать этот «летающий сарай» от поверхности планеты Искандарион.
- Летите, - в который раз для пущей верности повторил Скрот.
И словно повинуясь этому гнетущему зову, маленький и хрупкий шаттл со звучным урчанием взмыл к небесам, то есть прямо туда, где черное солнце настойчиво маячило как самое противное бельмо в глазу мироздания. Советник, четверо ученых и две девушки-туземки пристально следили за тем, как он неторопливо движется по небосклону и постепенно исчезает за верхушками малиновых сосен. А когда наблюдать стало не за чем возник очевидный вопрос:
«И что дальше?»
«Будем разбираться», - мысленно ответил Скрот самому себе.
Потом он оглядел всех кто остался с ним и не улетел, двух крайне сексуальных сестер и чарующую природу, что раскинулась вокруг, вздохнул, только на этот раз с ощутимой тяжестью на сердце и предложил в качестве разнообразия следующее:
- Так может девушки покажут нам что здесь и как?..
Сестры переглянулись, с искрящейся игривостью поочередно кивнули друг другу и гостям, а затем двинулись вперед по узкой тропинке, что огибала крытый сеновал. Так они показали пятерым мужчинам не только свою спину, но кое-что другое. Безусловно, не так давно космические путешественники видели тех же самых девушек полностью обнаженными, однако тогда все были слишком смущены, чтобы думать о межрасовых половых контактах. Теперь же, когда сквозь их полупрозрачные одежды отчетливо просматривались упругие ягодицы, всем им стало внезапно казаться, что эти четыре округлых образования только и ждут, чтобы их раздвинули и вошли во все имеющиеся между ними отверстия на всю возможную глубину. Мысль о том, как сестры при этом будут стонать и извиваться под напором мужского тела, вызвала мелкую дрожь в коленях, но, тем не менее, все члены экспедиции смогли проследовать по тропинке, ведущей за сеновал, а там их всех ждало уже новое зрелище, способное затмить любые ягодицы.
- Вау! – воскликнул Скрот, употребив местное не совсем понятное выражение.
- Так точно, - словесно срезонировали девушки-туземки, - Вау!
Скорее всего, они были готовы к тому, что пришельцев несказанно удивит неописуемая красота пейзажа, раскинувшегося вдоль и поперек долины, которая ранее укрывалась от их взгляда невзрачной глыбой архитектуры, именуемой крытым сеновалом. Как оказалось, шаттл приземлился на некой плоской возвышенности, приспособленной под нескончаемое возделывание корнеплодов и прочих сельскохозяйственных культур. И сразу за сеновалом эта возвышенность переходила в пологий скат, ведущий прямиком к долине. Для удобства перемещения местные жители снабдили его удобными лесенками из булыжников. Однако если для людей эти творения и были удобными, то робота на гусеницах они ставили в несказанный ступор.
- Фур-фур-фур! – визгливо ворчал «Пи-Зет» из-за того, что ему пришлось остановиться на пороге верхней ступеньки.
- Что с ним? – спросила Тая, когда всем остальным удалось догнать робота.
- Ничего страшного, - ответил Скрот, а потом нажал серую кнопку на «минитоне».
В результате «Пи-Зет» перестал ворчать, а заместо этого заговорил по-человечески.
- Задание принято, - сказал он и с помощью активированного генератора антигравитации запрыгал вниз.
«Проблема решена», - подумал советник, убирая «минитон» в карман.
Однако на самом деле проблемы как обычно только начинались. И Скрот это очень быстро осознал, когда после нескольких мгновений любования местной природой увидел то, что не имело к ней никакого отношения. И это заставило его кардинально перемениться в лице, но этого никто не заметил и не принял во внимание, ведь все они слишком плохо его знали и совсем не понимали.
- Ну как? – поинтересовалась Тая, предполагая, что заострившаяся мимика лица Малкольма Скрота обусловлена удивлением, - Вам нравится?
- Безумно, - ответил советник.
Несомненно, эта фраза, взятая им на вооружение в качестве ответа, имела вполне определенный двояковогнутый смысл. И первая грань этого двойного подтекста было целиком понятна всем тем, кто когда-либо стоял на краю полого спуска и смотрел с него вдаль. И заключалась она в том, что Скрот однозначно был сильно поражен тем, что  бросилось ему в глаза в первую очередь, особенно учитывая тот факт, что он слишком привык к гигантским урбанизированным комплексам планеты Чкаро-Пак – научной столице Трансгалактического Синцития. Советник с трудом мог оторвать взгляд от голубой глади реки, которая рассекала своим вялотекущим потоком долину и делила ее тем самым на две неравные части. Часть поменьше находилась по одну сторону с членами экспедиции и на ней целиком располагалась огромная ферма. Она была представлена загонами для скота, в которых бегали, прыгали и скакали крупные животные с ветвистыми рогами и бурой пятнистостью, пастбищами с темно-салатовой растительностью, а также полями и огородами, усеянными множеством неизвестных и причудливых сельскохозяйственных культур, которым не нашлось места на возвышенности из-за их особой потребности в избыточной влаге. Ну а в центре фермы был размещен двухэтажный особняк, сооруженный из лучших пород черного и красного дерева.
- Вот это и есть наша ферма, - горделива заметила Сия.
- Прекрасно, - вежливо ответил ей Скрот.
Ну а после этого проявления жеманства его взгляд скользнул дальше, то есть на другой берег. Там недалеко друг от друга ютились небольшие домики, окруженные небольшими огородами и небольшими подсобными сооружениями. Там жили люди и судя по количеству домиков местное население насчитывало как минимум две сотни персон. И это было бы просто замечательной новостью, если бы не черные мраморные тетраэдры, что советник увидел немного позднее всех восхитительных прелестей местной природы. Однако все стало намного хуже, когда после первого визуального контакта с одной-единственной неприятной находкой внезапно выяснилось, что эти чудовищные творения чудовищного разума россыпью разбросаны по всей долине, Скрот долго попеременно смотрел то на чертовы камни, то на шестерых птиц витавших неподалеку. Птицы были определенно интереснее. У них был ярко-красный хохолок и лиловое оперенье. А что было у чертовых камней? Ничего хорошего или полезного.
- Так вы хотите зайти к нам в гости? – настойчиво поинтересовалась Тая.
Очевидно, девушкам надоело просто стоять на краю пологого ската и попусту пялиться на чудеса природы, которые для них давно уже стали повседневной обыденностью. И им очень хотелось наконец-то ощутить развитие знакомства с пришельцами, узнать их, получить новые ощущения. А потому они настойчиво требовали движения вперед.
- Пойдемте же, пойдемте же, - потребовала Сия и, схватив Скрота за руку, потащила его за собой вниз по ступенькам.
Советник не смог сопротивляться такой активной реализации желаний, да к тому же не видел особого смысла в противостоянии местному экстравагантному гостеприимству, даже если оно создавало помехи на пути решения более насущных проблем. По его убежденному мнению в данной цепочке событий любой ненужный конфликт мог испортить все и привести к непоправимым последствиям. И дело тут уже давно и вовсе не касалось какого-то закадычного сигнала о помощи. Этот вопрос Скрот решил, отправив шаттл восвояси. И с этого момента оная проблема перестала для него существовать. А вот чертовы камни – это было куда важнее и куда серьезнее. Конечно, он не ожидал увидеть их снова спустя долгие два десятка лет. Тем не менее, мысли о них никогда не покидали его головной мозг. Да и как иначе, ведь именно из-за них Скрот потерял отличную работу и перспективное будущее, из-за них его изгнали из Вселенского Изольдиума. Такое не забывается. Никогда и ни за что.
- Вам нравиться? – в очередной раз спрашивала советника Сия и тянула за собой по ухабистой негрунтованной дороге, что извивалась зигзагами промеж полей с колосящимися злаками и загонами, из которых любопытно выглядывали огромные черные глаза и огромные влажные и тяжело дышащие ноздри.
- Просто удивительно, - отвечал Скрот, настойчиво притворяясь, что все в полном порядке.
На самом же деле его мозг неугомонно продолжал крутить жернова воспоминаний, промеж которых настойчиво фигурировал один и тот же персонаж – Адриус Фаг. Когда-то этот человек был его наставником и учителем, человеком, которого Малкольм Скрот уважал безгранично, а доверял безоговорочно. Только вот однажды все встало с ног на голову и тогда ему, Скроту, пришлось сделать тяжелый и опасный выбор.
- Пи-пип! – внезапно прозвучало в нагрудном кармане советника и это заставило Сию остановиться и отпустить его руку.
- Что такое? – спросила девушка с взглядом полным запредельного негодования, будто сама Вселенная неуместно вмешалась в ее крайне логичные и хорошо просчитанные планы.
- Это мой «минитон», - ответил Скрот и полез в карман за прибором.
На самом деле он ждал этого момента звучания и дребезжания не только с особым неистовством нетерпения, но с прозорливой созерцательностью, словно приходилось ждать некоего божьего промысла, способного развязать ему руки и дать доступ к некоторым хитроумным трюкам. Так что едва запищал «минитон», ответственному за миссию Скроту тотчас стало ясно, что «Пи-Зет» наконец-то нашел один из черных мраморных тетраэдров и в вцепился в него своими сверхпрочными щупальцами. А потому дальнейшая судьба самого советника стала крайне малозначима, ведь теперь и без его участия робот мог выполнить поставленную перед ним задачу и передать опасную информацию о том, что на самом деле происходит на захолустной планете Искандарион в нужные руки. Правда Малкольму Скроту нужно было позаботиться еще кое о ком, ведь вынужденные спутники советника Джекель, Хайнс, Роттель и Скран никоим образом не были посвящены в его личные измышления. Кроме того, они не очень-то и старались как-либо вникать в происходящее. Вся эта миссия с самого начала казалась им очередной беспринципной забавой высшего руководства. Однако не они отдавали приказы, но в их прерогативу входило исполнение этих приказов. Вот потому-то от их спящего внимания и ускользнуло все то многое, что смог увидеть их предводитель. Они же в свою очередь узрели лишь то, как одна из сестер-туземок тащит за собой податливого советника и молча посудачили о том, что, скорее всего ему перепадет лишить ее девственности, а может и нечто большее. Спешить догнать эту парочку было не в их интересах, тем более, что с ними осталась вторая сестра, а за рекой совершенно определенно обитала целая куча других девчонок.
- А у вас тут хорошо…, - Джекель долгое время шел по бок о бок с Таей и в конце концов решился завести с ней разговор, но выбрал при этом не самый профессиональный способ.
Впрочем, нельзя было сказать, что он потерпел фиаско.
- Рада, что вам нравиться, - произнесла Тая вскользь и мимоходом, но при этом ненадолго повернулась в сторону того, кто напрашивался в собеседники и лукаво улыбнулась.
Джекель расценил это как грандиозную победу, однако предпринять что-либо более путное не успел, так как к тому времени группа отстающих успела догнать тех, кто убежал вперед и теперь заинтересованно пыталась понять, что же заставило тех остановиться. А так как впереди всех горделиво вышагивал Хайнс, то именно ему довелось потребовать ответа у того, кто сосредоточенно копался в «минитоне».
- Все в порядке? – обеспокоенно спросил он у советника
- Да-да, - сумбурно промямлил ему Скрот, - Обычная творческая рутина… Показатели радиации, гибридизации, экзальтации…. Как обычно…. Ведь надо все тщательно проверить, изучить, задокументировать и отослать капитану…
Хайнс внимательно выслушал всю эту череду бессвязных слов, переглянулся с Роттелем, Скраном и Джекелем и понял, что не только он подвержен смятению из-за поведения советника. Но к счастью Скрот неплохо контролировал ситуацию и потому не позволил всем им натворить непоправимых глупостей.
- Пи-пип! – прозвучало в четырех нагрудных карманах.
И прежде чем возникли новые вопросы, советник сказал:
- Вот я и вам переслал эти великолепные данные для ознакомления.
На самом же деле каждый из его спутников получил одно и то же угрожающее сообщение: «Вам нужно уходить. Здесь опасно. Найдите шаттл и убирайтесь прочь. Меня не ждите. Просто убирайтесь, пока не поздно».
Прочитав его, Хайнс, Джекель, Роттель и Скран поступили умно и, ни на чуточку не переменившись в лице заявили:
- Отличные новости, советник. Но вы не забыли, что нам еще нужно взять образцы грунта и собрать гербарий из местных растений?
Услышав такое, Малкольм Скрот несказанно возрадовался тому, что у его спутников нашлась необходимая сообразительность, и что теперь у них появился шанс на выживание. Оставалось только молиться о том, чтобы девушки-туземки оказались достаточно глупы, чтобы не понять того, что на самом деле происходит.
- Может, сделаем это позже? – предложил советник своей команде, хотя на самом деле ждал противоположного ответа.
- Очень хотелось бы, но нельзя, - парировал Джекель, а потом, виртуозно сымитировав в голосе безвыходность положения, добавил, - Но лучше уж сейчас, ведь после мы сможем посвятить все свое время этим двум прекрасным девушкам.
При этом в конце предложения он не забыл сладострастно подмигнуть Тае. И это сработало. Девушки вновь растаяли от комплементов, и никто ничего не заподозрил.
- Мы понимаем, - сказала Сия после недолгих раздумий над внешними обстоятельствами.
Ничего более сказать по назревшему поводу она не смогла, так что поступила так, как ей хотелось, то есть снова взяла в плен руку советника и снова потащила его за собой. Только вот на этот раз девушка не собиралась тратить время на прогулки по фееричным окрестностям. Сия определенно знала, чего хочет и потому не стала выдумывать никому ненужные окольности и потащила своего гостя прямиком в двухэтажный особняк.
- Не задерживайтесь, - попросила Тая, отправляясь вслед за сестрой и советником, - Мы будем ждать вас в доме.
«Надеюсь, что нет», - подумал Джекель, провожая взглядом удаляющуюся троицу.
Конечно, он так и не понял в чем собственно дело, но предпочел не искушать судьбу и довериться гораздо более смышлёному и продвинутому представителю человечества, чем он сам. И как выяснилось в ходе короткого обмена короткими сообщениями все прочие члены научной группы придерживались того же самого мнения, так что недолго думая все они разом попрятали свои «минитоны» по карманам и двинулись в пока еще неопределенном направлении прямиком через поле с высокими стеблистыми злаками. Путь был сложным, так как под ногами постоянно хлюпала грязь, кусачие насекомые постоянно впивались в шею, а заостренная листва возделываемых туземцами растений постоянно пыталась располосовать лицо и руки. Но примерно через час все они смогли достичь леса, где было уже посуше и поспокойнее и где появилась возможность начать планировать собственную эвакуацию с захудалой планеты. По мнению большинства предпочтительнее было пытаться отыскать шаттл, но связи с ним почему-то не было, а это означало, что все связанные с ним перспективы пока что оставались заоблачными и туманными. Однако сидеть на ровном месте тоже никто не собирался. Никто не знал, сколько времени у них в запасе, прежде чем начнутся поиски сбежавших. Несомненно, каждому из них хотелось надеяться на лучшее, только вот даже советник Скрот не был способен вершить чудеса. Максимум чего он смог добиться -  это восемьдесят семь минут непрерывного чаепития и милых улыбочек на удобном диване, ну а потом его все же спросили:
- Что-то ваши друзья задерживаются. Может пойти поискать их?
- Да нет, что вы…, - витиевато отмахнулся Скрот и попросил еще чаю, - Наверное, слишком увлеклись работой. Не стоит за них переживать…
Сестры переглянулись, но в их глазах не промелькнуло никаких намеков на подозрительность или недоверие.
«Возможно, они впрямь слишком глупы», - подумал Скрот.
Впрочем, слишком долго думать ему не пришлось.
- Раз так, - сказала Тая, забирая у него пустую чашку, - Было бы неплохо заняться чем-то более интересным…
И прежде чем советник сумел определиться в отношении предлагаемого, Сия стянула через голову платье и вновь предстала перед ним обнаженной.
- Возьми меня, - сказала она и забралась на него верхом.
- Но…, - Скрот попытался было следовать логике, но собственной эрекции было сложно противостоять.
- Войди в меня, - потребовала Сия.
А в следующее мгновение он ощутил, как его разбухший жезл входит в ее разбухшую и влажную плоть.
- О-о-о! – эйфорически простонал советник и от наслаждения прикрыл глаза.
И тогда он не увидел, как внезапно исказилось лицо девушки, не увидел, как в ее руке появился нож и не увидел, как она перерезает ему горло, но почувствовал, как захлебывается собственной кровью и тогда уже понял, что умирает.
Глава 4: Кто такой Оливье?
- Не нравиться мне это, - произнес Таранталь и негодующе посмотрел на тех, кому удосужилось оказаться вместе с ним в одном и том же незавидном положении.
Все неприятности начались девятью секундами ранее, когда шаттл внезапно повело и закрутило. Как опытный пилот Таранталь попытался вывернуть рулевое управление, но это нисколечко не помогло, и шаттл виртуозно рухнул на одну из площадей полуразрушенного города, который, судя по одной из поржавевших и пооблезших приветственных вывесок, назывался Титаскаром.
- Да все не так уж плохо, - предположил координатор миссии Наскак и стал в очередной раз что-то записывать в свой треугольный блокнот.
- Да неужели?! – гневно возразил ему Таранталь.
И тут не сложно было догадаться, что он злится. Ну а причиной тому было то, что минуту назад именно внутри добропорядочного Наскака взыграла незапланированная дилемма, которая и привела к фееричному крушению шаттла.
- Ну что теперь вы довольны?! – воскликнул Таранталь, когда ему уже стало невтерпеж сдерживать гнев внутри собственного «я».
- Доволен чем?
Судя по тону ответа и потому, что координатор миссии так и не оторвал взгляда от блокнота с заметками и не посмотрел на того, кто имел к нему очевидные претензии, он отнюдь не считал себя виноватым и более того не считал, что с ними произошло нечто страшное, глобальное и непоправимое. В его пронизанном логикой понимании падение шаттла рассматривалась как некоторая неувязка, которую в скором времени должны преодолеть те, на кого нерушимость Устава возложила обязанность разбираться с подобными ситуациями. А так как у него были свои цели и задачи, он не собирался зацикливаться на том, как справляются со своей работой техники Кропечь и Шаршун. По его мнению, гораздо важнее было зафиксировать в точной и подробной форме все детали проводимой операции и быстренько спланировать дальнейшие успешные действия. Только вот Наскак никак не ожидал, что после пятиминутного копошения в хвосте шаттла техник Шаршун внезапно и категорично заявит:
- Каюк, ребята!!
Понятное дело, такое заявление совсем не удивило опытного пилота, который достаточно хорошо знал и чувствовал доверенную ему машину. И потому у него не нашлось сил на ненужные слова типа «я так и знал». Для него было достаточным отрешенно вздохнуть и бросить в сторону координатора миссии еще один едкий взгляд, чтобы тем самым высказать все, что наболело. Ну а Наскак после такого грозного технического приговора все-таки соизволил очнуться от собственного интеллектуального уединения и наконец-то попытался посмотреть фактам в лицо.
- Как это так? – спросил он у техника.
- А вот так, - ответил ему Шаршун.
В течение тяжелого мгновения мрачных раздумий координатор миссии Наскак пытался морально переварить те обстоятельства, в которых он оказался вместе с прочими членами экспедиции, однако принять собственную повинность в произошедшем он так и не смог.
- Это все вы! – воскликнул Наскак и стал бросать реплики возмущения в адрес ни в чем неповинного пилота, - Где вы учились летать? Нужно было рулить вправо, а не влево.
- А может вам стоило бы заткнуться?! – сдержанно возразил ему Таранталь.
- Да как вы смеете…
- А вот так и смею. Если бы вы не трещали мне постоянно под руку «а может нам связаться с капитаном, а может и не связаться с капитаном; доложить ему, не доложить ему; как быть и что делать…». Я – пилот, а не ваша мамочка….
- Да что вы несете, криворукий болван?!
- …так что если бы не вы и ваша назойливая писклявость, то я бы не отвлекся и не позволил бы шаттлу зацепить кормой аномальное силовое поле, что какой-то такой же идиот как вы возвел вокруг этих руин, среди которых мы согласно чужим приказам почему-то обязаны искать заоблачные сигналы…
- Да вы…. Да вы…
Несомненно, этот экспрессивный диалог дошел бы до мордобоя, если бы не вмешался техник Кропечь, который без лишних эмоций выбрался из-под немного дымящегося приборного щитка и вежливо попросил:
- Тихо-тихо…. Мы же здесь все друзья…
Непонятно почему, но это сработало и два злейших антипода Наскак и Таранталь быстро сменили гнев на милость, разжали сжатые до побеления костяшек кулаки и попытались сообща разобраться в той куче проблем, в которую они рухнули вместе с шаттлом.
- Ну что там со связью? – спросил Наскак того, кто только что копался в поджаренном содержимом приборной панели.
- Отнюдь, - ответил ему Кропечь, что в принципе означало отсутствие надежды на работающий передатчик в ближайшие лет триста.
- Да уж…, - категорично подытожил Наскак и вновь обратился к пилоту, но на этот раз без претензий и злой вычурности, - Что думаешь?
Таранталь же в свою очередь не нашел у себя в запасе здравых предложений и потому просто отрицательно покачал головой. Тратить слова на то, что и так было очевидно, едва шаттл оказался во власти силового поля, он не хотел. К тому же когда взвесь адреналина в крови пошла на убыль, стало ясно, что можно было обойтись без криков и истерик. Все равно они ничем не могли помочь. Другое дело, что здравомыслящий и опытный техник был способен на многое.
- Ну что там, дружище? – спросил Таранталь, делая несколько шагов в сторону лишенной нормального освещения хвостовой  части шаттла, где все еще усердно копошился Шаршун.
Ответа не последовало. И это немного напрягло самомнение пилота, так что он сделал еще шаг в сторону пучка искрящихся проводов и искорёженного оборудования и попытался спросить во второй раз, но не успел. Ему помешал сам техник Шаршун, который внезапно вышел из тени и пугающе крикнул:
- Лови!
При этом нечто непонятно полетело в сторону того, кто всего лишь хотел ознакомиться с положением дел внутри реактора трансгалактической левитации. Времени на раздумья над вопросом «ловить или не ловить» в таком случае не было предусмотрено и потому Таранталю пришлось довериться годами отточенным рефлексам и схватиться за внезапно прилетевшее нечто обеими руками, а потом уже разбираться с его природой и принадлежностью. Впрочем, поймав неизвестный предмет, Таранталь не стал его изучать и рассматривать. На тот момент для него было куда важнее спросить у техника:
- Какого черта?
Но Шаршун был слишком весел, чтобы сразу ответить. Точнее он буквально захлебывался собственным безумным смехом, а учитывая тот факт, что все его лицо было перепачкано сажей, да и волосы изрядно опалены, складывалось немного устрашающее впечатление. Понятное дело, что подобное поведение не смогло не привлечь внимание координатора миссии Наскака, который после получения безутешных известий о безвременной кончине трансгалактического передатчика всеми силами пытался настроить себя на печальный образ того, кто оказался неизвестно где и неизвестно зачем.
- Что у вас там за веселье?! – крикнул он в сдержанном негодовании.
Но так как никто не соизволил ему ответить или прекратить безудержно смеяться, Наскак все-таки решился покинуть изрядно насиженное место в управленческой зоне, расположенной в головной части шаттла, и направиться в техническую зону, расположенную в хвостовой части шаттла. Надо сказать, что координатор пресловутой миссии на планету Искандарион, а с недавних пор и главный по поиску неопознанных сигналов неопознанных бедствующих стремился никогда не изменять себе и собственной самовлюбленной напыщенности, так что, покидая управленческую зону, он постарался не забыть дать важное и ценное указание технику Кропечу.
- Продолжайте попытки, - потребовал Наскак.
- Как скажите, - ответил Кропечь, хоть и понимал, что любые его попытки бесполезны.
На самом деле его скептицизм уже был на грани из-за того, что приходилось копаться в том, что уже однозначно не подлежало никакому восстановлению. Конечно, пока что не было ясно, что за силовое поле сожгло половину электроники на шаттле, но даже самый ленивый и необученный школьник прекрасно понимал, что в подобных случаях чувствительный трансгалактический передатчик плавиться и взрывается за милую душу. Правда, секунду назад все же оставалась надежда на то, что силовой импульс не повредил экстренный маячок, да и та быстро улетучилась, когда в очередной ячейке микросхем обнаружились мелко-творожистые угли. И потому теперь технику Кропечу оставалось только настойчиво перебирать проводки и изображать тем самым наличие творческого процесса, тем самым угождая чужой слепоте и недальновидности.
Несомненно, сам координатор миссии Наскак отнюдь не догадывался обо всех этих мыслях своего подчиненного. Да и занят он был совсем другим. Странный и непонятный бедлам творился там, куда чуть раньше отправился пилот Таранталь с целью выяснения перспектив возобновления полетов. И с этим нужно было что-то делать.
- Вы там делом заняты или как? – снова и снова повторял Наскак, пока резво вышагивал в направлении технической зоны шаттла.
- Или как? – последовало саркастическое передразнивание со стороны Шаршуна, едва координатор миссии достиг расположения двух рьяно увлеченных смехом членов экипажа.
При этом техник естественно предстал перед руководством во все том же причудливо перепачканном и подкопченном виде, что и раньше, когда он внезапно вынырнул из темноты хвостовой части шаттла вместе с подарочком для господина пилота.
- Да как вы смеете?! – возразил ему Наскак.
Ему не понравился тон, с которым к нему обратились. Впрочем, все остальное (игривая ухмылка и непотребный вид) также не вызвало в нем умиления. Тем не менее, он не услышал незамедлительных извинений и покаяний. Вместо этого Таранталь, зараженный все той же неугомонной игривой ухмылкой поставил его на место как никто и никогда ранее.
- Думаю, вам пора расслабиться, - сказал он, - и начать воспринимать существующую реальность подобающим образом, а не так как вам нравится.
- Что… что это значит? – запинаясь, потребовал объяснений Наскак, только вот вместо ответов ему бросили некий все еще неопознанный предмет.
Конечно, будучи всего лишь принципиальным бумагомаракой Наскак не обладал ловкостью пилота и потому брошенное нечто едва-едва удержалось в его руках, зацепившись за мизинцы, прижатые груди.
- Браво! Вы победили, - констатировал Таранталь, убедившись, что брошенное достигло цели и что падения на пол не произошло.
Ну а после этого он уже не нашел для себя повода и дальше пребывать в непосредственной близости от искрящихся проводов и всего того, что когда-то могло принести ощутимую пользу. Так что недолго думая пилот потерпевшего крушение шаттла махнул на все и всех рукой и, лениво пошаркивая ногами, побрел обратно в управленческую зону с твердым намерением развалиться в своем удобном кресле и неустанно созерцать несколько полуразрушенных зданий через немного треснувшее лобовое стекло. И уж точно ему было совершенно плевать на то, что там внезапно подумает какой-то там доморощенный координатор миссии и сможет ли он осознать суть брошенного подарка.  Так что неуклюжие попытки Наскака вертеть странный обшитый лиловым металлом предмет в форме ромба могли затянуться надолго, если бы успевший перестать смеяться техник не пояснил ему:
- Это главный элемент питания…. Во всяком случае, когда-то им был.
Сказав это, Шаршун также мысленно предположил, что ему уже категорически не нужно находиться в хвостовой части шаттла, после чего его взгляд скользнул по сторонам в поисках чего-то, о чем возможно было случайно забыто. И когда ничего такого не нашлось, техник со спокойной совестью зашагал вслед за пилотом. Однако очередное бегство из технической зоны воодушевило не всех.
- Куд… куда вы? – с некоторой тревожностью поинтересовался Наскак, так и не сумевший понять, куда же все-таки можно пристроить сгоревший накопитель катария.
- Туда, где от меня гораздо больше пользы, - ответил ему Шаршун, не оборачиваясь и продолжая шагать в заданном направлении.
Понятное дело, это еще больше покоробило самомнение координатора миссии, но в данном случае он не стал лезть на рожон, так как некоторое осознание собственной вины во всем произошедшем все-таки достигло его извилин. Другое дело, что алгоритм дальнейших действий пока что не был понятен. На руках имелась лишь непонятная штуковина, да и та с чужих слов характеризовалась как никчемный хлам. Ну а ситуация в целом, в которой оказался экипаж шаттла, и вовсе представлялась самой незавидной из всех возможно-вероятных. Мало того, что можно было только мечтать о какой-либо связи с космолайнером «Столкновение» или хотя бы с кем-то иным, способным вести переговоры, так еще и шаттл стал непоправимо сломанным, и все они почему-то оказались внутри силового поля. Короче, полная невезуха и все тут.
«А еще где-то Скрот со всеми остальными…», - думал Наскак, и от обилия минусов сложившихся обстоятельств ему хотелось стократно проклинать собственную совесть, которая заставила его в самый неуместный момент попросить пилота связаться с капитаном.
Однако никакие слова и никакие изворотливые клики не могли никак повлиять на ту кучу неприятностей, из которой требовалось выбраться четверым членам спасательной экспедиции. Несомненно, ирония того, что теперь им самим нужна была помощь, ощущалась крайне остро и даже болезненно в определенные моменты душевной слабости. Только вот никакое самобичевание не содержало в себе ответов или какой другой панацеи, способной спасти скромный экипаж шаттла. И осознав это, Наскак постарался наконец-то включить мозг и найти решение, хотя никто и не ждал от него чего-то такого невероятного и умопомрачительного. Все давно махнули на него рукой, поставили поверх его ничем не выделявшейся личности тусклую печать невыразительности. Ну, прям-таки точь-в-точь как его отец, отдавший сына в возрасте десяти лет в интернат по подготовке будущих исполнительных специалистов.
«Так может стоит наконец-то доказать всем чего я стою?!» - громогласно обратился координатор провалившейся миссии к самому себе.
Но никто не ответил. На секунду Наскак почувствовал себя покинутым всеми, даже собственной персоной. От этого ему стало грустно, горько, одиноко…. И все же это не остановило его от кропотливого поиска в собственном мозгу тех деталей бытия, которые могли бы помочь ему и всем остальным. Он знал и чувствовал, что у него обязательно получиться, ведь именно этому его учили в треклятом интернате целых девять долгих лет.
«Что-то обязательно должно быть», - повторял и повторял Наскак, мысленно перебирая в голове сотни миллионов событий и фактов и тщательно выуживая то, что могло бы помочь здесь и сейчас, что могло бы заставить перестать искриться провода и разогнать кромешную темень в технической зоне шаттла.
Только вот не всегда наши чувства и желания совпадают с реальным положением дел. И после долгих мыслительных усилий координатору миссии пришлось все-таки признать, что ситуация, в которой оказались четверо смелых с космолайнера «Столкновение» является категорически безвыходной. И тогда ему не осталось другого выхода, кроме как превратиться в морально разбитое существо, еле слышно прошептать:
- Как печально…, - и неторопливо побрести в управленческую зону шаттла.
И надо сказать, что обратный путь в головную часть шаттла был действительно нетороплив. Уж очень не хотелось неудачливому координатору миссии снова и снова ощущать на себе чужие обвиняющие и негодующие взгляды. Однако и не возвращаться он не мог, потому как общество оголенных проводов было куда менее приятным.
- Что-то вы долго? – сказал ему Таранталь, едва Наскак все же доковылял до собственного кресла рядом с панелью управления, - Неужели в вас неожиданно зародились мыслишки о том, как починить реактор трансгалактической левитации?
Этот смачный сарказм со стороны пилота был воспринят Наскаком без единого колебания лицевых мышц. Не то, чтобы он проявлял тем самым стойкость духа или душевную непоколебимость. Более вероятно, что его всего лишь постигла сильная моральная усталость, так что он молча и неторопливо плюхнулся в свое кресло и подобно Таранталю стал непринужденно лицезреть через немного треснувшее лобовое стекло на дряхлые руины города Титаскар. При этом слова были не нужны. Можно было просто смотреть, смотреть, смотреть… и чувствовать, как спокойствие постепенно растекается по всему телу, забирается в самые отдаленные закутки ранее чем-то обеспокоенного сознания. И вот уже через пять-десять минут пристального зрительного изучения покосившихся и осыпавшихся зданий, пустотелых окон и прочей разрухи прежняя озабоченность Наскак осталась позади, и потому теперь ему уже ничего не хотелось: ни думать, ни мечтать, не жить, а лишь сидеть и неукротимо созерцать странный и пугающий пейзаж.
- Может хватит уже!
Голос донесся как будто ниоткуда, так что Наскак предпочел отказаться поверить в реальность его существования. Впрочем, это тут же вышло ему боком.
- Я говорю: «Хватит уже!!!»
На этот раз это был крик прямо в ухо, и тут отмахнуться было более чем невозможно. Понадобилось некоторое мгновение, чтобы преодолеть звон в голове, а затем Наскак повернул взгляд влево, то есть туда, откуда исходили внезапные крики. Там стоял Кропечь и почему-то отчаянно жестикулировал. Что точно он пытался донести до своего начальника, было сложно понять. Слух слишком пострадал от криков, а сетчатка по неведомым причинам выдавала очень расплывчатое изображение.
- Вля… вля… крамть…, - скомкано произнес Наскак, однако на самом деле пытался сказать нечто совсем другое.
Помимо этого мысли путались и мельтешили в голове похуже самой невообразимой чехарды, так что серьезный удар ладонью по левой щеке пришелся весьма кстати. Конечно, это было больно и неприятно, но на секунду здравомыслие и сосредоточенность вернулись к нему, правда, почти сразу же разум стал снова увязать в странном психоделическом омуте. И, слава богу, что Кропечь интуитивно сообразил, что страстные пощечины все же способны помочь координатору миссии и продолжил его неустанно колошматить.
«Вот так да», - подумал Наскак, когда уже не одна, а обе щеки пылали огнем и зудели полученными ссадинами, - «Отличный заряд бодрости».
Однако от очередной порции он предпочел воздержаться и потому поспешил перехватить руку избивавшего его техника в полете.
- Х-хватит, - сбивчиво попросил Наскак, отстраняя от себя пойманную руку.
- Вы… вы в порядке?
Два техника, Кропечь и Шаршун, смотрели на координатора так, словно он вот-вот должен был радикально скоординировать их вконец спутанные жизни. В их ярко-голубых глазах вовсе уж и не притаился страх. Он жил там и творчески процветал, словно это была его законно наследованная территория, где никто другой не имел права находиться или появляться. И это было странно, а со стороны выглядело пугающе, заставляло насторожиться. Впрочем, в окружающем воздухе повсеместно рассредоточилось некое неопределенное и всеобщее напряжение, так что внезапно стало казаться, что весь мир наэлектризован до предела и до беспамятства. Но почему? Этого Наскак не мог понять. Он только чувствовал сильную слабость во всем теле и сильно выраженное онемение в конечностях. Из-за этого ему сложно было двигать даже языком. Но почему? Это прозвучало в его голове еще раз и снова без ответа.
Тем временем, а точнее пока Наскак пытался нащупать в своей голове нить здравомыслия, очень сильно встревоженные техники (чем-то так и неназванным) попытались стащить своего координатора с его усердно насиженного кресла. Их было двое, а Наскак один. К тому же он не был велик в массе и размерах тела. Однако все попытки стащить его с кресла закончились ничем.
- Черт! – воскликнул Кропечь, когда обнаружил причину безуспешности собственных стараний, - Он держится руками за подлокотники…
«Держусь?!» - мелькнуло в голове Наскака, - «Если и так, то я об этом ничего не знаю…».
И как только он сумел понять эту новую мысль, его глаза бросили взгляд в сторону рук, и тогда ему удалось увидеть, как побелевшие пальцы намертво обхватывают сверхпрочные лакированные подлокотники из барикрутия и как Шаршун безуспешно пытается их разжать.
«Вот это да», - подумал Наскак, и тут ему тоже стало страшно.
Однако это ощущение быстро затерялось на заднем плане, потому как через мгновение, когда оба техника куда-то спешно ретировались и сразу за этим перестали собой загораживать обзор, координатор миссии увидел гораздо более ужасающую картину, способную взорвать даже самый приспособленный мозг.
«А-аааааааааааааа!!!!» - попытался было прокричать Наскак.
Но вместо этого получилось нечто совсем неопределенное.
-Е-ее-о-йк…, - породил едва передвигающийся язык.
- Спокойно, спокойно…, - потребовали от него быстро вернувшиеся техники.
В руках они держали по огнетушителю. Держали крепко и направляли прямо на своего «любимого» координатора, который уже и не знал для чего ему стоит изо всех сил пытаться тщетно извиваться – для того чтобы умчаться прочь от посиневшего, усохшего и покрытого чем-то очень похожим на мелкую белесую крошку изморози трупа или же от не понять что задумавших техников. Хотя они, несомненно, знали что делают и для чего, потому как в их глазах и движениях было слишком много твердости и уверенности, когда их руки сжали механизм подачи леденящего аэрозоля.
«Зачем-ммммммммм?» - не в последний раз озадачился вопросом Наскак.
А тем временем холодная смесь различных веществ окутывала его едким облаком и неотвратимо забиралась в горло. Минуту или три Наскак пытался терпеть это безобразие, но потом все же решил сделать вялую попытку откашляться. Понятное дело он не верил в то, что у него получиться, так как пессимизма накопилось предостаточно после предыдущих попыток сделать хоть что-то или сказать или даже просто сглотнуть накопившуюся и вытекающую изо рта слюну. Только вот внезапно у него получилось.
- Кхе-кхе! – раздался звук вырывающегося из легких воздуха.
Наскак попытался было сообразить - почудилось ему это почти что невозможное явление или же нет, однако времени для масштабных раздумий никто не зарезервировал. А техники настолько усердно выкладывались в своем вычурном эксперименте, что через мгновение в его глотке снова была треклятая аэрозоль и снова разъедала и раздражала зев. Однако теперь уже не понадобилось никаких желаний, стараний и потуг. Все произошло само собой, точнее под влиянием жизнеутверждающих рефлексов.
- Кхе-кхе-кхе-кхе!!! – на этот раз звук был неукротимым, неугомонным и слишком уж напоминал собой самый нескончаемый и безудержный вопль.
- Продолжаем! – крикнул кто-то.
Из-за чрезмерной занятости выхаркиванием собственных внутренностей Наскак не смог понять кто именно выдавал приказы за пределами беспросветного облака удушающего аэрозоля. Впрочем, особого значения эта детализация не имела. Просто ему внезапно стало приятно осознавать, что кому-то не причиняют радости или наслаждения его страдания и что кто-то хоть и неуместно, но посочувствовал ему и его положению. Правда, при этом этот кто-то опустил руки….
«Но это не беда», - подумал Наскак, - «Всегда найдется тот, кто заставит мир завертеться в нужном направлении».
- Прости! – послышался из-за облака еще один голос.
На этот раз координатору удалось опознать говорившего, но он не стал зацикливаться на этом факте, а только мысленно ответил: «Не за что тут просить прощения». Конечно, Наскак пока что не имел возможности вникнуть в суть происходящего, однако все его нутро настойчиво убеждало своего хозяина в том, что эта новая череда неприятностей является очередным последствием одного и того же неправильного и неуместного решения.
«Черт бы тебя побрал, Гарольд», - сказал он сам себе, после чего почувствовал, как пальцы правой руки сжимаются в кулак.
Понятное дело Наскак был слишком занят собственным кашлем, а также скоротечно присоединившимся к нему чиханием и обильным слезотечением, чтобы правильно подумать о том важном обстоятельстве, что одна из двух ладоней больше не обхватывает мертвецкой хваткой лакированный подлокотник. При этом он, конечно, определенно чувствовал некоторые неудобства по поводу ногтей, впивающихся в кожу, но слишком уж много было мыслей и слишком удушающей было облако аэрозоля, чтобы пытаться думать в нужном направлении. И потому только когда пальцы левой руки подобно правосторонним побратимам ослабили хватку и отпустили доверенный им подлокотник, тем самым позволив координатору складываться пополам при изрыгании наружу кусочков легких и сочащейся крови, Наскак наконец-то сообразил, что больше не находится в плену кресла и собственного тела и что теперь ему позволено попытаться изменить свое удручающее положение. Отнюдь просто встать и побежать он не мог, в виду того, что пока еще не обоснованный паралич его мускулатуры не позволял свершения подобных чудес, однако ему хватило сил и сноровки, чтобы чуть-чуть приподняться и перекувыркнуться через левый подлокотник.
«Черт-тттттттттт!» - разнеслось звонким и шумным эхом в голове частично парализованного координатора, когда он больно ударился затылком при падении с кресла.
Лежа на спине и превознемогая боль в затылке и других частях тела, Наскак уж и не был рад смене положения собственного тела. Ноги и руки как и прежде почти не слушались, так что в целом мало что изменилось в плане его дееспособности. Правда, дышать стало намного легче, так как облако аэрозоля в итоге оказалось над ним. Но такая непринципиальная вещь не могла поменять общей сути, о которой Наскак задумывался все чаще по мере того, как к нему возвращалось здравомыслие.
«Что со мной произошло?» - спрашивал он самого себя и сам же боялся возможного ответа.
Тем временем из-за облака раздался новых крик:
- Хватит!
На этот раз Наскак узнал его автора. Это был Шаршун. И вслед за его криком послышался грохот падающих на пол огнетушителей и некоторую возню где-то рядом.
«Ну что еще они задумали?» - озадачился Наскак, будучи слишком измученным и лишенным всякого желания подвергаться новым экспериментальным методикам зверского оживления и возвращения к неприятной реальности.
Впрочем, ни одно из его гнетущих ожиданий так и не оправдалось. Никаких зверств к нему более не применили, а всего на всего банально схватили за ноги и стремительно потащи его малоподвижное тело туда куда нужно. Тащили недолго, однако и этого хватило, чтобы полученные при падении раны разболелись еще сильнее. С другой стороны за те несколько секунд волочения, что понадобились двум техникам, чтобы перетащить своего координатора на безопасное расстояние от облака аэрозоля, многие из его мышц наконец-то получили долгожданный контроль и в связи с этим, когда Шаршун и Кропечь остановились и склонились над тем, кого спасали, он не стал жаловаться и мямлить о болячках и неудобствах, а вместо этого сказал:
- Спасибо, - и попытался при помощи рук занять сидячее положение.
- Не торопитесь, - заботливо попридержал рвение координатора Кропечь и в то же время, старательно придерживая его за плечи, помог ему достичь желаемого.
- Спасибо, - повторил Наскак, когда уже сидел, а не лежал.
Первым делом он осмотрелся по сторонам. Как тут же выяснилось, техники оттащили его в промежуточную зону. Это место располагалось между управленческой и технической зонами и представляло собой скопище сподручного оборудования и склад снаряжения. Все вышеуказанное не валялось просто так на проходной, а было аккуратно упаковано и помещено в один из несгораемых шкафов, что были выстроены короткими рядами перпендикулярно к обшивке шаттла. Шкафы располагались как справа, так и слева, а между ними имелось свободное пространство, представлявшее собой широкий коридор, предназначенный для перемещения из управленческой зоны в зону техническую и обратно. Именно где-то посреди этого коридора и сидел теперь Наскак. Рядом стояли техники и ждали от него ценных указаний. Сами они вряд ли когда-либо могли предпринять координирующие действия. Их этому не учили, и это не входило в их обязанности, так что самая невероятная попытка спасения своего начальника с определенной точки зрения больше походила на рефлекторную попытку выживания, но никак не на какое-то там одиозное новаторство. Наскак же тщетно вглядывался в постепенно таящее облако аэрозоля и кресло пилота, в котором, несомненно, продолжал пребывать странный синюшный и заледеневший труп, пока в конце концов все же не решился спросить:
- Так что же все-таки произошло?
В ответ Шаршун и Кропечь боязливо переглянулись. Не то чтобы они чувствовали за собой какую-то вину. Просто координатор крайне неудачной миссии слишком уж сердито и требовательно сверлил их взглядом, что в свою очередь пугало, смущало и заставляло нервничать из-за того, что им были неведомы какие-либо вразумительные объяснения произошедшего. К тому же…
- Все произошло слишком быстро…, - начал было объяснять Кропечь.
Однако Шаршун тут же прервал его на полуслове и поправил:
- Точнее незаметно…
Услышав этот неуверенный комментарий, Наскак долго думал над выданной крупицей информацией, но так и не смог понять вложенного в нее смысла.
- Это как? – спросил он, потребовав тем самым более радикальных объяснений.
Шаршун и Кропечь вновь переглянулись, добавив к уже имевшейся боязливости смесь неуверенности и озабоченности. И на этот раз обмен взглядами между двумя техниками не был мимолетным. На этот раз они по-настоящему впились друг в друга глазами, словно требуя от противоположной стороны какого-то страшного признания, о котором слишком сложно было говорить и слишком опасно было думать.
- Ну, хватит!.., - заявил Наскак, понимая, что двое оставшихся в его распоряжении людей никогда сами не сдвинуться с места, и постарался их подтолкнуть, - У нас нет времени разъяснять скучнейшую проблему кто первый, а кто второй. Рожайте быстрее!
Слова координатора заставили техников серьезно и быстро пересмотреть свои моральные прерогативы, так что уже через мгновение они преобразились в тех, кто был готов целиком и полностью нести ответственность за собственные просчеты.
- Итак…
Наскак все еще ждал ответов, а не какой-то там готовности. И тогда говорить начал Кропечь.
- Вы и Таранталь были очень сильно расстроены, что мы решили вас не беспокоить и отправились в техническую зону для поиска решений. А потом, когда у нас появилась идея, и мы вернулись, было уже слишком поздно. Мы не знали, что может произойти что-то плохое. Мы не виноваты…, - утверждал он едва не плача.
Но, несмотря на все имевшиеся эмоциональные прикрасы и обилие слов в сказанном, координатор миссии, как и прежде ничего не понял. Из-за этого шестеренки в его голове закрутились и завертелись с утроенной силой, так что в конце концов он выдал следующее:
- То есть вы понятия не имеете, что произошло?..
- Наверное, - с еще большей виноватостью ответил Кропечь.
«Изумительно», - подумал Наскак.
После подобных откровений для него не нашлось другого занятия кроме как разбрасывание новых ищущих взглядов в сторону управленческой зоны, где, безусловно, по-прежнему продолжал недвижимо лежать сверхнепонятный труп пилота, а облако едкого и удушающего аэрозоля уже почти рассеялось. Будучи координатором, Наскак привык быть где-то на заднем плане основных событий и лишь изредка при крайней необходимости дергать за нужные ниточки. Ему нравилось тихо наблюдать за тем, что же будет дальше. Сейчас же судьба почему-то перевернула все с ног на голову, заставив его заниматься и думать над тем, что не являлось его привычной стезёй. Это было странно, пугающе. Но внезапно Наскак понял, что никаких ответов не существует и никогда не будет существовать. Есть только он и те, за жизнь которых ему приказано отвечать. И тогда координатор вернул свой взгляд тем, кто стоял рядом с ним, а потом сказал:
- Помогите мне подняться.
- Конечно…
- Как скажите…
Техники подсуетились хорошо и слажено, так что координатор быстро оказался на ногах. При этом так же выяснилось, что связь мышц с мозгом уже почти полностью восстановилась, так что можно было не опасаться самопроизвольных падений и смело рваться в бой. Правда Наскак начал только с нескольких шагов, а потом, удовлетворившись начальным результатам, обратился к Шаршуну и Кропечу:
- Вы что-то говорили про какую-то там идею?
Наскак боялся, что техники снова начнут переглядываться как два умалишённых брата-близнеца, однако обошлось без этого. И вопреки пессимистичным прогнозам они всего лишь задумчиво промямлили:
- Ну да…
- И что же это за идея? –  поинтересовался тот, кого понемногу начинало сильно бесить то обстоятельство, что ни один из его вопросов не оборачивается вразумительным ответом.
- Хорошая идея, - заявил Кропечь и внезапно повеселел.
Видимо его порадовал тот факт, что разговор перешел на близкую его сущности тему. А то уж слишком пугающим и непонятным было все остальное. Мертвецкое окоченение, необъяснимый паралич и борьба со всем этим, ведомая исключительно по наитию – всего этого он хлебнул через край и более не желал таких вот приключений. Другое дело – ковыряться в простых и закономерных механизмах, где нет никаких сюрпризов и уходов в метафизическую трансцендентность. Только вот вся эта внезапная радость слишком уж увлекла Кропеча, так что детали пришлось разъяснять его коллеге:
- Основная проблема шаттла – это отсутствие основного питания. Из-за этого невозможно запустить реактор трансгалактической левитации, из-за этого не работает большинство систем. Целых восемь часов мы пытались найти решение, а потом нас внезапно осенило…
- Постойте!
От нежданного возгласа Шаршун заметно перепугался. Но Наскак прервал важный монолог не просто так. Некое ключевое слово вызвало в его мозгу запредельное беспокойство, так что, не смотря на всю значимость технических умозаключений, он поспешил уточнить:
- Восемь часов?
- Ну да, - ответил Шаршун, не понимая сути беспокойства координатора миссии, - Нас не было в управленческой зоне восемь часов. А когда мы вернулись…. Ну сами знаете…
«Знаю», - мысленно рассуждал Наскак, - «А еще я знаю, что для меня это было одним мимолетным и скоротечным мгновением. Так что то, во что мы влипли, намного хуже, чем казалось ранее. Впрочем, говорить об этом всем остальным не стоит. В данном случае всеобщая паника неуместна, а нам троим ой как нужно что-то делать, чтобы убраться к черту с этой треклятой планеты Искандарион. И пускай Скрот позаботиться о себе сам. Сейчас гораздо важнее выжить самим».
Разобравшись с собственными мыслями, координатор тут же обнаружил, что от него смотрят с некоторым недоверием и настойчиво ждут благосклонного разрешения продолжать.
- Простите, - поспешил сказать Наскак, - Расскажите, что там дальше…
В ответ Шаршун нахмурился, вскользь почесал затылок и всем видом показал, что очень недоволен необоснованной паузой и лишь потом позволил себе изложить оставшиеся детали изобретательного плана.
- Так вот мы немного подумали, - техник постарался продолжить как раз с того места, на котором его прервали, - и вспомнили про передатчик сигнала SOS.
«Да уж. Хорошо подумали. Прямо отлично», - мысленно посмеялся Наскак, но прерывать чужое повествование во второй раз не осмелился. К тому же почти сразу же ему пришлось признать свою необоснованную заносчивость и предвзятость, когда Шаршун сказал то, что хотел, а именно:
- И тогда мы предположили, что передатчик подобного рода и такой мощности несомненно обладает достаточно мощным элементом питания…
Теперь Наскак слушал молча. Не было ни смешков, ни смешливых мыслей. Осталась лишь полная и совершенная сосредоточенность на словах техника, который, как наконец-то понял координатор провалившейся миссии, действительно говорил дело…
- …Конечно, производимой энергии этого элемента питания не хватит для полного запуска реактора трансгалактической левитации, однако есть большая вероятность того, что его будет достаточно для активации аварийной системы орбитального прыжка…
В вот тут Наскак уже позволил себе снова заговорить. И в первую очередь потому, что перестал понимать о чем идет речь. Так что вопрос координатора был по существу, а не на загадочно отвлеченные темы.  Ну а звучал он примерно так:
- И что это значит?
Шаршун ответил почти сразу, словно ожидал и готовился к проявлениям некоторого приемлемого недопонимания.
- Это значит, - сказал он, - что если повезет и все получиться, то в итоге мы сможем вывести шаттл на планетарную орбиту.
- Зачем?
- Ну, возможно нам повезет еще раз и нас кто-нибудь подберет. Например, космолайнер «Столкновение» или же кто-то другой. Не забывайте, что рядом с планетой находится тайный аванпост секретной полиции…
Наскак понял план техников целиком и полностью, однако нельзя было смело утверждать, что он пришелся ему по вкусу. Скорее наоборот. В нем было слишком много пробелов, слишком много вероятностей, слишком много неоправданной надежды на успех. И будучи координатором Наскак не мог просто взять и позволить свершиться такому сумасбродству. Вот именно поэтому спустя мгновение после того как Шаршун изложил свое видение ближайшего будущего для троих членов экспедиции, неразрывно связанных с потерпевшим крушение шаттлом, он разразился ограниченной в количестве, но очень едкой критикой.
- А что если нет? – предположил Наскак, - Что если не получиться? Что тогда произойдет? Закончиться воздух и мы все умрем?
Вместо ответа прозвучало короткое и приглушенное «кхе-кхе». Так Кропечь попытался заставить старшего по званию перебросить свое внимание от другого техника к тому, кто имел при себе кардинально обоснованные аргументы. А когда Наскак притормозил с критическими нападками на Шаршуна и быстро перевел взгляд на того, кто как-то странно и надменно покашливал, ему тотчас были выданы эти самые аргументы.
- Так разве вы еще не поняли? – спросил координатора Кропечь.
- Не понял что?
Задавая вопрос, Наскак внезапно ощутил некий тревожный осадок в глубине души, который истошно сигнализировал о том, что кое-кто опять и снова слишком увлекся многоликими мыслями и образами и что пора бы наконец отбросить все лишнее и принять обстоятельства в их подлинном, а не вымышленном и завуалированном виде. Примерно то же самое ему сказал и техник Кропечь, только более громко и отчетливо:
- Мы в ловушке. И если не выберемся сейчас, то не выберемся никогда. Если не рискнем, то все равно умрем в этом странном и пугающем месте, заключенном в силовое поле. Не хотите попробовать? И сколько по-вашему все мы продержимся прежде чем не сможем удержаться и уснем, после чего станем такими же синюшными трупами как Таранталь?
Выслушав все грозные предостережения, Наскак молчал минуты три, не более, а после без лишних комментариев сделал несколько шагов в сторону несгораемых шкафов, нашел нужный, то есть тот, что имел кодировку J654. Открыв его, он достал три плазменные винтовки. Потом Наскак подошел к другому несгораемому шкафу, на котором имелась надпись K880. Из него он извлек три миниатюрных планшета, более известные как «ХДА» и предназначенные для поиска цели на местности. Со всем этим добром координатор неожиданно возобновлённой миссии вернулся к экипажу и распределил его на всех.
- Зачем это? – спросил Кропечь, получая на руки плазменную винтовку и ХДА.
- Затем, что пора уже нам отыскать этот чертов передатчик, - ответил Наскак.
Прошло совсем немного времени и двери шаттла отворились именно так, как это происходило прежде, позволив тем самым трем светловолосым и голубоглазым персонам окунуться в непознанный и очень странный мир планеты Искандарион. Развалины давно покинутого города встречали новым искателей приключений. Только вот им повезло гораздо меньше, чем тем, кто вышел на поверхность планеты раньше. Однако то были другие условия, другая ситуации, так что думать и сожалеть об утраченных возможностях встретить женщин, не знавших мужчин было в некотором смысле неактуально. Хотя бы потому, что нутро каждого из троих отчетливо подсказывало, что за пределами площади, на которую рухнул шаттл, их ожидало немало странных и пугающих сюрпризов.
- Итак…, - заявил Наскак, едва двери шаттла закрылись за его спиной.
Пытаясь свериться с планом, он заглянул в свой блокнот. Там под цифрой «пять» значилось короткое уведомление «проверить боевой дух членов группы и их готовность выполнять поставленные задачи».
«Что ж, проверим», - подумал Наскак.
Однако на деле смысловая нагрузка помеси умных слов была далека от имевшегося в наличии человеческого материала. В первую очередь потому, что два техника не были обучены и приспособлены к тому, чтобы держать в руках оружие и работать в полевых условиях. Несомненно, первые несколько секунд им было интересно и забавно, но потом они вышли в чуждую среду и энтузиазма в них заметно поубавилось.
«Черт возьми», - сделал совсем не радужное мысленное заключение координатор теперь уже не очень перспективной миссии.
Тем не менее, не было никакой возможности отступить и сдаться. Можно было лишь идти вперед, потому как каждому из троих хотелось выжить и вернуться обратно на космолайнер «Столкновение». И в связи с этим всегда дотошный Наскак не стал напрягать своих подчиненных по поводу их неуверенных и боязливых телодвижений, а сразу перешел к пункту под номером «шесть».
- Подорвались, - сказал он и первым осторожно шагнул вперед.
Проблем с тем, чтобы пересечь площадь не возникло. Все трое двигались осторожно и не торопясь, смотрели под ноги и направляли стволы плазменных винтовок в каждую подозрительную тень. Кругом царило пугающее безмолвие, и только иногда Шаршун начинал излишне громко сопеть в попытках отдышаться после очередных пятисот метров.
- Это тебе не на диване залеживать, - посмеялся над ним Кропечь.
- Тихо, - предосудительно прервал его веселье Наскак, причем прямо на середине смешка.
С той стороны, куда медленно, но верно доковыляли трое искателей приключений, площадь заканчивалась необычным монументом. Не заметить его или оставить без внимания они не могли. В основном потому, что он располагался как раз поперек маршрута, просчитанного миниатюрным искусственным интеллектом ХДА.
- Вот это да, - заявил Кропечь, нервно умиляясь внезапно открывшемуся зрелищу.
- Очень поэтично, - добавил Шаршун и тотчас забыл про одышку.
Обоим пришлась по вкусу будоражащая внешняя атрибутика монумента, представленного дюжиной трехметровых обнаженных и очень сексуальных женщин, которые были старательно высечены из черного искрящегося мрамора.
- Только вот этот круг из камней как-то не в тему…
А вот координатора миссии только этот круг и привлек. Что-то странное и пугающе-притягивающее почувствовал он при виде символично расположенных тетраэдров из черного мрамора. Однако времени на эстетический эксгибиционизм у него не было. Нужно было заниматься делом, то есть спасать себя и других. А как раз для этого и был прописан в блокноте пункт под номером «семь».
«Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет», - прочитал Наскак и обратился к ХДА.
Нажатие нескольких кнопок позволило ему уточнить координаты, необходимые для продолжения пути, и сразу после этого возникли новые прерогативы, а весь одиозный монумент удостоился лишь скользкого взгляда незаинтересованности.
- Идемте, - сказал координатор и снова сделал первый шаг.
Обогнуть пресловутый монумент, раскинувшийся на территорию диаметром в сто метров, было не сложно. Сложнее вышло с дорогой, что должна была открыться позади него. Несомненно, вычисления ХДА были точны и результативны, но они никак не учитывали тот факт, что улица, тянувшаяся далеко вперед промеж фасадов частично осыпавшихся девятиэтажных домов будет завалена всевозможным хламом и поваленными деревьями.
- Как-то это начало утомлять, - заметил Кропечь, когда после преодоления кучи преград группа натолкнулась на искорёженный трамвай посреди дороги.
- Не буду спорить, - ответил ему Наскак и как обычно первым полез на баррикады.
Правда, на этот раз ему тут же пришлось резко поумерить свой пыл. Причиной тому стала совсем не обнадеживающая картина, которую координатор миссии увидел, едва сумев взобраться на крышу трамвая.
- Что там, шеф? – спросил его Шаршун, все еще стоя ногами в куче мусора и полусгнившего бурелома, но уже желая знать почему это координатор миссии смотрит вперед изрядно потерянным взглядом.
Ответ не заставил себя ждать.
- Ничего хорошего, - сказал Наскак.
- Вот черт! – возмутился Кропечь.
Однако с его недовольством пришлось повременить, потому как в то же мгновение ранее невозмутимый Наскак как ужаленный соскочил с трамвая и в панике зарылся в первый попавшийся мусор и  бурелом.
- Какого черта?! – возник вопрос у его подчиненных.
- Прячьтесь, - потребовал Наскак.
Понятное дело, никто не стал спорить с предводителем, тем более что его паническое настроение быстро передалось и впиталось остальными. И потому никаких миллионов лет не понадобилось на то, чтобы два техника закопались в мусор и затихли в ожидании новых событий. Для этого оказалось достаточным мгновение. Однако вслед за секундной суматохой последовали долгие минуты ожидания, под конец которых все те же самые техники постепенно ретировались в лагерь сомнений и стали задавать себе и прочим вопросы касательно целесообразности ранее возникшей паники.
- Так что все-таки произошло? – тихо прошептал Кропечь, которому уже надоело выплевывать какой-то не очень вкусный пух, что постоянно и неотвратимо залетал ему в рот и стремился залезть в ноздри, тем самым как бы наказывая его за то, что он посмел необдуманно улечься в его скопление.
- Т-с-с…, - грозно потребовал Наскак в ответ на такой вопрос.
Только вот подобные реплики уже не действовали. Так что почти сразу же последовал вопрос с другой стороны.
- Да что за черт? – возмутился Шаршун в большей степени из-за того, что один из сучьев бурелома упирался ему в бок острым концом - Долго еще мы будем?..
Наскак не хотел отвечать, хотя и нужно было. Впрочем, вместо него вполне лаконично ответил грозный и пронзающий барабанные перепонки рык неизвестного существа.
- Что?.. Что это такое? – испуганно пробормотал Кропечь, единовременно еще глубже зарываясь в кучу с пухом, который был им яростно не любим всего лишь мгновение назад.
Наскак знал, что это было. Картинка с изображением страшного создания, которое внезапно выползло из гигантской расщелины, сформировавшейся поперек улицы, и злобно оскалилось всеми своими одиннадцатью рядами до зеркального блеска отточенных зубов, навечно вросла в его сознание. И он вовсе не желал увидеть это нечто еще раз живым и здоровым, предпочитал когда-нибудь потом тайком прослышать о его смерти и последующем гниении, а сейчас предпочитал просто лежать затаившись и ждать, что крики чудовища прекратятся и что возможно рано или поздно оно уберется восвояси.
Только вот крики не стихали.
Наоборот они стали звучать все ближе и все яростнее. Шаршун смог бы стерпеть и это, и многое другое, как терпели все остальные, но слишком уж дикую боль причинял ему заостренный сук. И потому в конце концов он не выдержал, вскочил на ноги, заорал:
- Да я завалю прямо сейчас эту гадину! – и мигом взобрался на искореженный трамвай с плазменной винтовкой наперевес.
Когда же техник Шаршун увидел в десяти метрах от себя гигантскую тварь с множеством острых зубов, крупнопластинчатой чешуей, сверкающей на солнце, словно латы, и уродливыми крючковатыми шипами на спине и на шее, то всерьез задумался над своей опрометчивостью. Тем не менее, уродливая тварь не смогла его испугать, а вот странные полупризрачные тени, что настойчиво кружили вокруг необычного животного и нападали на него, вырывая из него куски кровоточащей плоти и порождая тем самым яростные звериные крики озлобленности и боли, - совсем другое дело. Именно они заставили Шаршуна отбросить все имевшиеся ранее сомнения и побежать прочь без какой-либо оглядки.
«Вот черт», - подумал Наскак, когда увидел такое резкое отступление подчиненного и тут же осознал, что больше не может отлеживаться.
Конечно же, он не рискнул вступить в бой с неизвестным трансгалактической науке существом. Это было бы чрезмерным безрассудством. Но позволить себе еще раз выглянуть из укрытия и вновь посмотреть в лицо леденящему кровь ужасу координатор внезапно застопорившейся миссии все же разрешил. При этом Наскак был осторожен и сдержан в своих желаниях, а потому только чуть-чуть высунул нос из-за трамвая. Но и этого оказалось достаточно. И когда он увидел странные тени, доедающие полуживого и все еще ревуще-стонущего зверя, то его претензии к сбежавшему с поля боя технику мигом были аннулированы и изъяты. Более того теперь координатор сам настойчиво требовал от себя и подчиненных немедленного бегства прочь, о чем собственно и сообщил незамедлительно оставшемуся при нем Кропечу:
- Валим отсюда!
А Кропечь казалось только этого и ждал. И потому немного погодя они оба уже бежали что было духу куда-нибудь подальше от того места, где обитали кровожадные призраки и невиданные звери. Слишком пугающей была перспектива попасть на завтрак к этим существам, так что о смелости и долге искателям приключений в эти страшные мгновения не приходилось вспоминать. Однако минут через десять такого интенсивного бега они изрядно выдохлись и из-за приступов колющей боли в боку остановились. Еще какое-то время им понадобилось на то, чтобы отдышаться и только после этого Наскак и Кропечь смогли оглядеться по сторонам и тем самым суметь сообразить, куда же их занесло внезапное и поспешное бегство от кровожадной опасности.
- Где мы? – спросил Кропечь, так и не сумев сообразить ничего путного.
Наскак не смог ответить ему так сразу и потому обратился за помощью к ХДА. Дисплей прибора сразу же указал координатору на то, что группа значительно отклонилась от проложенного курса.
- Требуется вернуться на правильный путь, - приглушенно, но требовательно пропищал голос искусственного интеллекта ХДА.
- Да уж, требуется…, - скептически промямлил Наскак и вновь огляделся по сторонам.
Кругом царила уже порядком опостылевшая урбанистическая разруха, однако на той узенькой улочке с множеством покосившихся вывесок, на которую случайно занесло двоих вынужденных беглецов, было гораздо меньше разбросано мусора и прочей дребедени, что не могло не радовать и не внушать позитивный настрой.
- Так куда же нам теперь двигаться? – поторапливал погрязшего в размышлениях координатора техник Кропечь.
Только вот прямого ответа не было. Данные ХДА как обычно были далеки от идеала, а значит мало как соприкасались с тем, что творилось на местности в действительности. В связи с этим координатору приходилось активно импровизировать и тыкать пальцем по большей части наугад.
- Кажется нам туда…, - предположил Наскак и указал в сторону слегка заваленного упавшими и иссохшими деревьями переулка, который начинался между двухэтажным зданием неизвестного предназначения, имевшим резную узорчатую крышу испещренную множеством дыр, и зданием с огромной и когда-то крытой террасой, то есть, скорее всего, приспособленным под кафе или заведение общепита.
Но очередное скопление бурелома сильно смутило техника Кропеча. И виной его ярых сомнений стала очевидная ассоциация поваленных деревьев с недавними яркими и пугающими переживаниями.
- А ты уверен? – спросил он координатора.
- Уверен, - ответил Наскак.
- Выходит, мы не собираемся возвращаться в логово монстров?
- Определенно нет. Придется идти в обход.
Кропечь выслушал и понял все доводы и уверения координатора, но все равно при этом не решался сдвинуться с места. А пока он так нерешительно мялся где-то далеко позади раздался еле слышный окрик.
- Е-е-ей!.. Хей…!
Оглянувшись на зов, оба искателя приключений увидели вдали того, кто первым сделал ноги от ужасающей расщелины. Он махал им рукой, пытался что-то кричать, но находился слишком далеко для того, чтобы быть услышанным. Впрочем, его неожиданное появление на горизонте все равно порадовало как Кропеча, так и Наскака. Им даже внезапно захотелось тоже помахать ему руками и что-нибудь крикнуть в ответ. Только вот ничего из этого им так и не удалось успеть сделать, потому как из ниоткуда и с молниеносной скоростью на стоявшего вдалеке и радующегося жизни Шаршуна налетели две полупризрачные тени и тут же  разорвали его на части. Долю секунды длилась эта кровавая жатва, а потом тени исчезли из виду вместе со своей добычей. Это было более чем шокирующее происшествие, однако никто не собирался тратить время на пребывание в оцепенении и тем самым повышать вероятность возвращения тех, чья природа и происхождение были более чем необъяснимы.
- Да ну его, - решительно промолвил Кропечь и, позабыв о прежних колебаниях, ринулся прямиком в переулок.
- Отличный выбор, - прокомментировал Наскак и последовал за ним.
Около восьми минут они бежали по прямой и совсем не обращали внимания на периодически встречающиеся мелкие преграды, так как им совсем не хотелось разделить незавидную участь с Шаршуном. Потом же переулок в итоге закончился тупиком, и пришлось вынужденно свернуть направо. Не останавливаясь и превознемогая вернувшееся покалывание в боку, Наскак отыскал в ХДА нужную лазейку и через двести метров они смогли свернуть направо, а потом через триста метров налево. К этому времени открылось второе дыхание, так что боль и одышка пошли на спад. Впрочем, эта радость долго не продлилась, потому как на этот раз посреди очередного переулка нарисовалось новое препятствие и на этот раз куда более серьезное. 
- Что за на…? – возмутился Кропечь, когда увидел в двадцати метрах впереди рукотворную баррикаду и досок, бревен и бетонных балок.
- Сейчас все будет, - пообещал ему Наскак и как обычно сунулся в ХДА для поиска решений насущной проблемы.
Только вот ему в срочном порядке пришлось отложить ХДА в сторону, когда из-за баррикады высунулся гуманоид серо-зеленого цвета с маленькими желтыми глазками и гримасой злобного смеха на лице, а также с каким-то примитивным оружием в руках.
- Долби пассив! – завопило новое неопознанное существо.
- Сервелат заскочил! – воскликнуло другое такое же, выскочив рядом с первым и начав стрельбу по двум пока еще уцелевшим гражданам Трансгалактического Синцития.
Наскак спасло то, что предназначенная ему пуля попала прямиков в ХДА, где благополучно застряла. А вот Кропечу так не повезло. Несколько пуль прошили его грудь, а две разнесли череп в клочья, тем самым забрызгав Наскака кровью и ошметками мозгов.
- Гумплены лидируют! – возвестил сразу после этого голос из ниоткуда.
Это очень не понравилось координатору почти что провальной миссии, как впрочем, и все остальное связанное со всеми проклятой планетой. Гибель последнего подчиненного привела его к мысли, что и самому ему не выжить, что он так и сгинет в безвестности прям на том же месте, где и стоял в тот момент или же поодаль. Несколько метров расстояния уже не имели значения. И потому откинув в сторону то, что осталось от ХДА, Наскак всерьез взялся за имевшуюся в его распоряжении плазменную винтовку и открыл ответный огонь.
- Получите твари! – кричал он по мере того как энергетические импульсы попадали в цель, - Вот вам паскуды! Получите!
И надо сказать, что прелесть современного плазменного оружия состоит именно в том, что даже неумелый и неопытный писака способен из него поразить любую и даже самую верткую цель. Так что странные серо-зеленые гуманоиды со злобными ухмылочками и архаичным огнестрельным оружием спеклись как нечего делать. Одному оторвало башку почти сразу, а второй попытался было крикнуть очередную невнятную несуразность, прозвучавшую вроде как:
- Нашему засадили, - а потом и его разнесло на куски.
И голос из ниоткуда тотчас подтвердил:
- Гопники лидируют!
«Гопники?» - задался вопросом Наскак, однако его измышления быстро переместились в тематику иной природы. Внезапно он понял, что ему понравилось то чувство, с которым он убивал тех, кого скоротечно и вполне заслужено возненавидел. И хотя все годы жизни до этого ему противело любое насилие, здесь и сейчас его в некотором роде возбуждала возможность наблюдать за тем, как эффективно уничтожает жизнь отнюдь не громоздкая плазменная винтовка. Душ из крови и разжиженной плоти – это было как раз тем, чего как раз не хватало бывшему координатору на исходе тяжелого дня…
Только вот он все еще был человеком другой породы, то есть не кровожадным монстром или кем-то намного более чудовищным, а потому чуть-чуть погодя Наскак ужаснулся тем самым мыслям, что почему-то воцарились в его голове и что настоятельно требовали от него все новых и новых проявлений безумной жажды насилия.
- Это не я! – закричал Наскак, бросив винтовку на землю и схватившись руками за голову, - Я не такой! Это опять ваши фокусы!
Такое поведение на мгновение показалось ему самым благоразумным вариантом, потому как в его разум забралось уж очень явное подозрение о том, что его снова подвергают какому-то непонятному воздействию прямо как ранее в шаттле, когда он едва не уснул и едва не превратился в заледеневшую мумию. Конечно, это воздействие имело другой характер, но какая разница, когда тебя в очередной раз зомбируют?
Однако отказ от оружия быстро вышел ему боком.
- Банты вам всем! Закопаем!
Отняв руки от головы Наскак обнаружил, что из-за забрызганной кровью баррикады высунулись шестеро нежданно-негаданно нагрянувших сине-зеленых гуманоидов, точнее гумпленов, как можно было легко сообразить благодаря сообщениям свыше. Новые враги казались еще более злобными, а спасительная винтовка валялась под ногами. Нагибаться за ней было рискованно, так что когда раздался гневный призыв «Вставляй индюшар!» Наскак недолго думая ретировался и спрятался за большой кусок бетонной плиты, торчавшей из земли. Судя по всему, она когда-то давно отвалилась от стены одного из верхних этажей близлежащего здания и рухнула вниз. Укрытие конечно было не ахти какое и недолговечное, потому как гумплены были сильно разгневаны, раздражены и вели огонь из всех имевшихся в их распоряжении орудий, в связи с чем пули свистели тут и там не переставая.
- Точи бочину! Антанта! Братаны, камаз! – раздавались добавочные крики, но Наскак не вслушивался в их несуразное содержание.
Его больше заботила открытая дверь в пятнадцати шагах справа, за которой можно было спрятаться гораздо более надежно, чем за куском плиты.
«Однако сумею ли я вовремя добежать?» - задавался он вопросом.
А пули начинали свистеть над ухом все настойчивее и настойчивее. Нужно было решаться на риск или предпочесть медленное ожидание смерти. Наскак выбрал первое и в ту же секунду ринулся к распахнутой двери. За спиной с нарастающим ажиотажем понеслись уже знакомые по содержанию крики «Долби пассив!» и «Ложи индюшар!», впрочем, переживать из-за этого не имело смысла. Другое дело, что Наскак бежал и в то же время фаталистично думал о том, что вот-вот очередная шальная пуля пробьет ему легкое или угодит прямо в сердце. И даже когда оставался всего лишь метр до заветного порога, пессимизм все еще продолжал его неистово терзать. Кстати именно тогда и произошло нечто невероятное. Из-за двери вышел здоровенный мужик с короткой толстой шеей и почти лишенным растительности черепом. В руках он держал очень мощное оружие. Его название Наскак затруднялся вспомнить, но знал, что в учебнике истории оно описывается как бомбометатель.
- Пригнись! – посоветовал здоровяк.
Наскак не вполне понял, кто же внезапно возник на пути его бегства, однако не стал пренебрегать его советом и пригнулся. Потом раздался негромкий щелчок спускового крючка, и вся основательно наводненная гумпленами баррикада превратилась в гигантский столб огня и дыма.
- Во черт…, - прошептал Наскак, оценивая масштабы разрушений, - Здорово вы их…
Только вот здоровяку было не до комплементов.
- Это ты прилетел на шаттле? – спросил он, отводя дымящееся оружие в сторону.
- Да… я…, - с запинающимся удивлением ответил Наскак.
- Тогда ты мне нужен.
- Нужен?
- Именно. Оливье требуется срочная помощь.
Бывший координатор миссии уже и не знал, что сказать или подумать. Чертова планета Искандарион была полна самых неимоверных сюрпризов, которые сводили с ума и взрывали мозг. И все же он не удержался и спросил:
- Но кто такой этот Оливье?
- А разве это так важно?
Глава 5: За семью печатями.
«Неприятности случаются», - убеждал себя раздосадованный командор Ло, когда заходил в транспортный пассажирский лифт космолайнера «Столкновение», который по совершенно обоснованному предположению должен был переместить его подальше от капитанского мостика и поближе к личной каюте. Там командор смог бы укрыть свой неоправданный позор бессилия от чужих глаз, только вот это сдержанное бегство никак не помогло бы ему против испепеляющих самоупреков. Но с этим он предпочел разобраться позже. Сейчас же главным было бегство. Остальное же терялось в личном пространстве и времени командора в виду микроскопичности своей значимости.
Впрочем, расчеты Ло были не совсем верны. Ведь он никак не думал, что главные неприятности все еще поджидают его впереди. Конечно, не стоит умалять его сильнейших переживаний по поводу неожиданного фиаско, обретенного по вине строптивого капитана. Однако Микай Ло не собирался на этом зацикливаться и уже понемногу начинал разрабатывать план своей моральной реабилитации и неумолимого исполнения возложенных на него обязательств. И к тому же это не мешало его взбалмошным душевным фибрам единовременно и ежесекундно проклинать имя «Люциус Сфер» и предвкушать сладкие и холодные плоды мести.
Другое дело, что фибрам пришлось скоротечно заткнуться, когда вместо обыденного путешествия в лифте произошло нечто бесспорно странное. При этом мозг командора еще минуту или две пытался поверить в обескураживающую иллюзорность восприятия, которая была присуща некоторым представителям его расы, или же в случайное и непоправимое попадание в глаз огромной сорины. Но убедившись в неэффективности такого подхода в отношении пока что неопознанного явления, он все же был вынужден признать очевидное – ему страшно. И мысль «что-то тут не так» была тому подтверждением.
Мысленно вернувшись в прошлое, Микай Ло попытался воспроизвести цепочку безвозвратно сгинувших событий…
Вот он заходит в лифт, чувствуя за спиной гнетущую тишину негласных усмешек, искусственный интеллект задает ему вопрос о предполагаемом пункте транспортировки, он отвечает, первое ощущение движения под ногами, как результат позно-тонических рефлексов, а потом – темнота…
И совсем не такая, что возникает в результате случайных перегрузок генератора или внезапного выгорания электрических цепей. При подобном раскладе в пространстве все равно продолжают мелькать единичные фотоны и потому натренированный глаз способен различить даже самые размытые силуэты. Но эта темнота была другой, кромешной и непроглядной. И именно поэтому она пугала.
«Что ты такое?» - спрашивал командор беспросветную неизвестность вокруг себя.
Но было тихо. Ни звука, ни шороха и только вся та же тьма. Любой другой на месте Ло уже бился бы в истерике или же забился бы в угол. Только вот нигде не было никакого угла. Да к тому же долгие годы специальной подготовки позволяли командору избегать ненужных затрат времени на бессмысленные инстинкты самосохранения. Перед ним все еще стояла задача, так что он собирался выполнить ее во что бы то ни стало.
«Что ты такое?» - спросил Микай Ло во второй раз, настойчиво предполагая, что в окружающей его тьме обязательно укрыт некий наблюдающий разум.
Ответа как и прежде не было. Прошла минута длиною в вечность или же целая вечность промелькнула как минута – определить было невозможно. Однако именно тогда мир вокруг командора стал медленно и неторопливо сереть. Сначала в беспросветности появились крошечные одинокие узуры, потом их стало больше и больше до тех самых пор пока близлежащие материальные предметы не приобрели естественную яркость и отчетливость.
«Где я???????????»
Это был новый вопрос. И он был крайне необходим в имевшихся обстоятельствах, ведь они были таковы, что после всего произошедшего местонахождение командора отнюдь не осталось прежним. Теперь он находился не в лифте, а в гораздо менее просторной коробке. Нет, это был не гроб или нечто подобное. Мысль об этом никак не могла прийти в голову командора, потому как внутри коробки было слишком много датчиков и проводов, прикрепленных к его коже или внедренных в нее с помощью иголок. Да и сама коробка была сделана из матового стекла, сквозь которое можно было уловить блеклые силуэты. Однако нахождение внутри мало чем отличалось от пребывания в гробу. И в связи с этим Микай Ло попытался закричать и достучаться до кого-нибудь.
- Помогите! – хотел потребовать командор.
Только вот крик застрял где-то ниже уровня бронхов, где собственно и предпочел остаться. Но это не понравилось его хозяину. Внезапно он понял, что не может пошевелить языком или другими конечностями. Хочет, но не может. И тогда пришло время действительно испугаться, ведь командор внезапно оказался в странном и неопознанном плену, где было непонятно что от него хотят или требуют, так как помимо проводов никто так и не соизволил вступить с ним в контакт. В эти мгновения пугающих размышлений Микай Ло мечтал, чтобы происходящее оказалось всего лишь крайне неприятным сном. Но очередные похожие на вечность минуты утекали, а ничего не менялось. Он по-прежнему находился в тесной стеклянной коробке и предвзято надеялся на некое чудо, которое спасет его или хотя бы объяснит, зачем все это нужно.
«Все напрасно», - подумал командор, готовясь смириться с постигшей его участью.
Однако смириться он так и не успел. Внезапно датчики и механизмы, опутывавшие его, негромко запищали, после чего почувствовалась некая вибрация. Поначалу она вызывала почти что приятные ощущения, но когда ее сила значительно возросла, стало уже не до удовольствия. Скорее наоборот, пришло время снова вспомнить про страх и самосохранение, потому как к определенному моменту вибрация колошматила стеклянную коробку так, что та скрипела и трещала по швам.
«О, Боже!» - подумал Микай Ло.
И чуть погодя окружающее его стекло взорвалось и разлетелось во все стороны. При этом он не пострадал, а оставшиеся при нем механизмы тихо пожужжали, отсоединились от его кожи, неторопливо сползли на пол и также неторопливо уползли прочь.
- Какого…, - в полном негодовании прошептал командор из-за того, что практически не успевал разбираться в никак непрогнозируемых поворотах событий.
- Все в порядке! – раздался как бы в ответ упреждающий голос сверху.
Пытаясь увидеть от кого исходит только что озвученное утверждение, Микай Ло посмотрел вверх. Увиденное им не принесло особого удовлетворения. И тогда он посмотрел направо, налево, назад и вперед. Нигде из перечисленных направлений не оказалось того, что командор смог бы персонифицировать как дружественно настроенную обстановку. Предпочтительнее было бы сказать, что Микай Ло оказался в очень непростой ситуации. Сверху вниз на него смотрело полтора десятка неопознанных лиц в белых халатах и с некими анализирующими устройствами в руках. Внизу же со всех сторон от него ютились пребывающие  в спящем режиме роботы. Их большие красные горящие глаза были меньшей из возможно исходящих от них угроз. Куда к большей осторожности призывали их уродливые металлические руки, обильно снабженные пилящими, режущими, сверлящими и кромсающими агрегатами.
«Какого…», - произнес Микай Ло, но на этот раз исключительно в собственных мыслях.
Тем не менее, голос сверху вроде как все равно его услышал.
- Будьте спокойны! Все в порядке! - назидательно потребовал он.
Конечно, это было всего лишь мимолетное предположение, рожденное случайным совпадением реального и невозможного. Однако с самых недавних пор с командором происходило слишком много невозможного и потому даже самое рьяное колебание в сторону от нормы отныне воспринималось им более сдержано и прощупывалось как весьма вероятное. Правда это никак не относилось к предложенному сверху утверждению, что все будет в порядке.
«Как-то не вериться», - поделился он мнением с самим собой.
А голос сверху тем временем вдохновенно сообщил:
- Пришло время собирать урожай!
И как только это было сказано большие красные глаза роботов стали еще больше и вспыхнули еще сильнее. Их механизированные руки-клешни заскрипели от внезапного перенапряжения шарниров, а металлически ноги, ходунки или колеса – у кого что было – начали свое движение к цели. Не трудно было догадаться, что этой целью является незабвенный командор геральдиеров. Впрочем, сейчас его должность и высокое звание были совершенно бесполезны. Конечно, он мог бы попытаться козырнуть ими и закричать о своих бесконечных полномочиях, однако и так было ясно, что чугунным отполированным лбам неинтересна его биоорганическая жизнь. И что тем более она не интересна тем, кто кукловодил этими монстрами наверху.
- Да пребудет нерушимость Устава везде и всегда, - прошептал Микай Ло и смиренно приготовился к той участи, что приготовила ему судьба и кто-то еще.
Он не знал, кем было устроено это кошмарное представления, да ему и не было интересно. Командор не стремился провести последние мгновения жизни в бесполезных попытках понять нечто недоступное. На протяжении всей жизни его готовили к почти, что именно такому моменту как этот, моменту, когда придется просто ждать и смотреть. И, несомненно, он вовсе не собирался перечеркивать все ранее вложенные в него ресурсы и потуги. Ему предстояло умереть достойно с высоко поднятой головой и улыбкой на губах…. И он всегда мечтал пройти этот путь до конца.
- Ж-ж-ж-ж-ж…!..
Да, командор Микай Ло умер действительно с высоко поднятой головой. Два робота с паукообразными ходунками отпилили эту часть его конвульсирующего тела в самую первую очередь, а потом подняли ее высоко вверх и представили на обозрение тем, кто стоял на верхней платформе и страстно погряз в неких массивных расчетах. Эти люди в белых халатах были довольны. Они были довольны собой и тем, что происходило. Их лица светились почти что счастьем, хотя на самом деле это больше походило на безумное садистское самовозбуждение. В нем все они погрязли гораздо больше, чем в той неуемной работе, которую им приходилось кропотливо проделывать со своими постоянно стонущими и пиликающими приборами. Первоначально никто из них и слова не проронил. Все работали, бросали взгляды то туда, то сюда, старательно наблюдали за тем как ноги и руки отрываются от туловища и вовремя переносили некие данные с приборов на имевшиеся в свободном доступе мониторы. Это происходило очень быстро и почти суматошно. Однако когда кровь перестала фонтанировать, и роботы извлекли все необходимые фрагменты из некогда живого тело командора геральдиеров, неуклонно возникла потребность в вербальных оценках всего произошедшего.
- Кажется, все получилось, - предположил один из них.
- По-другому и быть не могло, - ответил другой  и вывел на монитор последние оставшиеся несколько цифр.
Определить расовую принадлежность обоих было несложно. А все потому, что их глаза то и дело меняли цвет с синего на желтый и наоборот. Примерно также выглядели и остальные тринадцать человек, что все еще наблюдали с верхней платформы за тем, как роботы заканчивают растаскивать остатки былого величия и смывают кровь с бетонного пола. И если бы ныне покойный командор Микай Ло прожил бы дольше, то он совершенно точно догадался бы, что в кои то веки ему все-таки повезло и его не понять, как забросило в тайную лабораторию секретной трансгалактической полиции. И хотя здесь не было строгих фиолетовых мундиров с причитающимися вставками из серого и желтого, все здешние обитатели все равно душой и сердцем были геральдиерами
- Он умер достойно, - заявил очередной из тех, у кого внезапно проявился дар речи, когда и в его отчете была поставлена жирная точка.
Последовала короткая, но многозначительная пауза, а затем были озвучены прочие мнения.
- Однозначно.
- Его жизнь была отдана ради жизни многих.
- Хастор Май!
- Хастор Май!
Понятное дело, что во всей этой риторике не было никаких чувств или какой-либо мельчайшей примеси сожаления. И этому не стоит удивляться, потому как никто из тех, кто когда-либо работал в тайных лабораториях, никогда ни о чем не жалел. Ну а именно сейчас многим просто хотелось почтить память того, кто молча выстоял и принес себя в жертву. И как бы это странно не прозвучало, каждый из них в тайне мечтал оказаться на месте командора Микай Ло, так как знал, насколько важна и велико значима проводимая ими работа. Впрочем, минут через пять все пересуды себя исчерпали и те, кто был призван заниматься глобальными экспериментами где-то на самом краю Вселенной, вполне ожидаемо сделали следующий шаг в сторону поставленной перед ними цели.
- Начинается вторая фаза! – объявил голос сверху, - Рекомендуется подготовиться к возникновению возможных побочных явлений!
Это главенствующее указание незамедлительно оживило немного поутихшую деятельность на верхней платформе, но не вызвало никакой панической суеты. Все действия осуществлялись предельно слаженно и четко организованно. К тому же паника не была генетически заложена в геральдиерах, что собственно и делало всех их идеальными исполнителями чужой воли.
- Всем быть наготове! – крикнул кто-то.
- Ясно! – последовал необходимый ответ.
Внезапно на лицах всех тех, кто присутствовал на верхней платформе, появилось тревожное нетерпение. Все они ждали осуществления чего-то кардинального и удивительного, и это ожидание понемногу становилось невыносимым, поскольку даже минута или две были слишком длиной паузой на пути подобных свершений.
- Пошел отчет!..
- Максимальная готовность!..
- Три, два, один…
Последняя предваряющая фраза прозвучала и то, чего все так настойчиво ждали, наконец-то свершилось. Правда произошло это без громких оваций или вспышек яркого многоцветного пламени. Не было даже какого-то скрипа или шуршания. Это просто произошло и все тут.
- Кажется, все получилось, - сказал кто-то один.
- Вроде как, - ответил другой и посмотрел вниз.
И там под платформой он уже не увидел кровожадных роботов, смывающих с бетонного пола кровь случайной жертвы эксперимента. Место кровавой бойни исчезло с глаз долой и на ее месте, как и планировалось, материализовался огромный бассейн в форме ромба. Бассейн был наполнен водой, а на его поверхности плавало блюдце с помещенным на него предметом. Блюдце не тонуло, потому как было изготовлено из сверхлегкого материала паскатия. Но все же больший интерес вызывал именно помещенный на него предмет, ведь им был левый глаз растерзанного на части командора Микай Ло.
Еще секунда и прозвучала новая команда:
- Продолжаем!
И вот тут все же пришло время на жужжания  и шипения, которые при этом играли немаловажную роль легко воспринимаемых индикаторов процесса. Само же действие произошло немного погодя и проявилось в том, что откуда-то сверху упал широкий и мощный луч синего света. Надо сказать, что этот синий свет не вел себя как обычно. И эта неканоничность проявлялась не только в том, что он заставил вибрировать и искриться пронзаемый им воздух. Куда более необычным был тот факт, что свет распространялся не по прямой, а как ему вздумается. Конечно, на деле не было никаких неописуемых зигзагов – он просто аккуратно обогнул верхнюю платформу и сконцентрировался на плавающем в бассейне блюдце. Но все равно такое поведение не укладывалось ни в какие рамки. Впрочем, все сотрудники экспериментальной лаборатории давным-давно привыкли ко всяким таким невообразимостям и в связи с этим не уделяли времени неуместному удивлению или восхищению. Все просто работали, а точнее выполняли свой долг.
Этот долг не имел какой-то определенной моральной и материальной обоснованности. Скорее он просто был и все тут. А его происхождение было слишком уж сильно завуалированно всевозможными этическими и должностными нормами и правилами, из-за которых не было видно вполне очевидной и обыденной правды – всем сотрудникам секретной экспериментальной лаборатории кем-то и когда-то было заявлено одно и то же казуистическое утверждение, которое они почему-то не смогли категорически опровергнуть. Вместо этого они поверили в эту мнимую и невозможную истину, прислушались к ней и ошибочно вникли в ее суть. И в конечном итоге все это обернулось какими-то неустанными и непонятными изысканиями где-то на самом краю Вселенной.
«Но зачем?» Вот в чем заключался самый жизненноважный вопрос.
Именно об этом неустанно и не переставая думал младший акцептор №100100011111, пока голосовой координатор не потребовал от него совершенно определенных действий:
- Максимальная готовность через сорок восемь миллисекунд…
После этого ему пришлось откинуть все мыслимые и немыслимые раздумья в сторону и постараться вернуться в рутину рабочего процесса, мельком оглядеть доверенные его профессионализму мониторы и панели управления и, предварительно активировав нужный микрофон нажатием нужной черной кнопки, связаться с теми, кто находился на платформе.
- Прибор визуального захвата активирован, - сказал он.
- Согласовано, - раздался хриплый ответ из скрипучего динамика.
- Связь с верхней платформой установлена, - подытожил голосовой координатор и запустил автоматическую систему концептуализации.
Сам младший акцептор №100100011111 никогда не называл верхнюю платформу верхней, потому что подобная описательная характеристика совершенно не подходила для его рабочих условий. Категории «верх» и «низ» использовались преимущественно в самой экспериментальной зоне, а в той тесной и далеко расположенной от места основных событий комнатенке, где ему приходилось ютиться вместе с подотчетной наблюдательной аппаратурой, они имели слишком абстрактный смысл и по большей части не были востребованы. В связи с этим верхняя платформа именовалась им как просто «платформа», а то, что в его конкретном случае представляла собой нижняя платформа – как «объект».
- Говорит младший акцептор №100100011111…
Следующим его шагом согласно протоколу была активация кондуктирующего канала, по которому вся наиболее важная информация, попадающая на его мониторы, должна была моментально переправляться в Кумулятивный Центр. Младший акцептор №100100011111 понятия не имел, где располагается это заведение, но каждый раз неотступно следовал протоколу и открывал односторонний канал связи со словами:
- Библиотека данных доступна…
Каждый раз, когда ему приходилось произносить эту фразу, он втайне надеялся на некую взаимность. Безусловно, это была надежда не на какой-то там детальный или развернутый ответ. Вовсе нет. В его ситуации не приходилось мечтать о многом. Более того иногда он был готов к любому проявлению дружеского участия, потому как сидеть целыми днями в четырех стенах было практически невыносимо. Только вот никто и никогда не хотел говорить с младшим акцептором №100100011111. Во всяком случае, до сегодняшнего дня…
- Здравствуй…
Младший акцептор №100100011111 никак не прореагировал на тихое приветствие, поступившее из маленького динамика сбоку. Не то чтобы он не слышал сказанного. Просто не поверил в возможность такого невероятного свершения и предпочел записать это неожиданное явление на счет собственной усталости и неотступного желания иметь то, чего нет и не может быть.
«Пора бы уже привыкнут и смириться», - заявил он себе в очередной раз и вернулся к работе с панелями, которые требовали его внимания и контроля.
Его смена только началась, и потому в ближайшем будущем жестоко маячили двенадцать часов и семнадцать минут бесконечного просиживания за мониторами. На главном из них был запечатлен огромный бассейн в виде ромба и блюдце с вырванным глазом. На блюдце был направлен луч синего света, и вода в месте его падения вспенивалась желтыми пузырями. Это была удручающая картина, предназначенная к просмотру в триста пятьдесят первый раз. Все предыдущие эксперименты закончились ничем, так что вряд ли стоило надеяться на то, что именно в этот раз выстрелит нечто особенное.
«Чертовы эксперименты», - думал младший акцептор №100100011111, злясь при этом на всех и вся, но, тем не менее, продолжая снова и снова смотреть на треклятые мониторы и следить за тем, как ничего не происходит и ничего не случается.
И пока он это делал в триста пятьдесят первый раз, все тот же голос снова заявил о себе.
- Здравствуй, - сказал голос, прозвучав уже из другого динамика.
Младший акцептор №100100011111 прислушался, огляделся, сосредоточился и вновь попытался списать все на психопатические процессы в собственной голове. Однако голос не позволил ему этого сделать.
- Ты действительно меня слышишь, - донеслось сразу из трех динамиков.
«Какая реалистичная психопатия», - подумал младший акцептор №100100011111 и снова огляделся по сторонам.
Ни рядом, ни вокруг никого не наблюдалось. И никто не мог с ним разговаривать посредством динамиков. Кумулятивный центр был вечно молчалив, а платформа, скорее всего, занималась тем, что направляла луч красного света на блюдце с надпочечником, плавающее в овальном бассейне, заполненном оранжевым маслянистым секретом трапскринийских перкатов. Эти монстров специально выращивали и держали на одном из нижних уровней лаборатории. Но это обстоятельство не имело никакого сколько бы важного значения, потому как не отвечало на все тот же вопрос: «Кто разговаривает с младшим акцептором №100100011111?»
- Я – друг, - убаюкивающе шептал голос, доносясь уже изо всех динамиков.
- И что из этого? – спросил младший акцептор №100100011111.
Это было первое, что пришло ему на ум, и он тотчас реализовал это в слова. И вовсе не потому, что был дерзок и несдержан. Просто за все три года пребывания в застенках секретной экспериментальной лаборатории слишком многие и слишком часто неоправданно втирались к нему в доверие. Так что теперь он не верил пустым словам и обещаниям, особенно если их произносит безликий голос из динамиков.
- Чего тебе нужно? – потребовал ответа младший акцептор №100100011111, опережая тем самым новые слащавые фразы убаюкивания.
- Только твоя дружба, - ответил голос.
На этот раз говоривший из динамиков постарался избавиться от ненужной жеманности и переигранного подхалимства и потому звучал более реалистично, тем самым в большей степени располагая к доверию. Впрочем, младший акцептор №100100011111 все равно не был готов впустить его в свое личное пространство и в связи с этим продолжал огрызаться и требовать радикальных объяснений.
- Кто вы? Назовите себя! Вы нарушаете пятнадцать протоколов безопасности. Мне придётся незамедлительно сообщить об этом!..
- Валяй! – голос вяло отмахнулся от непритязательных угроз и тут же выдал несомненно ключевую информацию, - Только вот знай, что никто кроме тебя меня не слышит. Как ты это объяснишь вышестоящим лицам?
Услышанное заставило младшего акцептора №100100011111 перестать качать права и постараться проанализировать имеющиеся факты с другого бока.
«Значит, я все же схожу с ума?!» - подумал он.
- Опять неверно! – вмешался голос.
Однако тем самым он лишь вновь столкнул и так запутанного происходящим младшего акцептора №100100011111 с очевидной невозможностью отдельных моментов и явлений.
- Как ты можешь читать мои мысли? Ты же всего лишь…
- Всего лишь звук из динамиков? Ты это хотел сказать?
- Наверное…
Внезапно младший акцептор №100100011111 ощутил невыносимую усталость во всем теле. Три года – это долгий срок, особенно если впереди маячит еще столько же. Когда-то до всего этого сидения в четырех стенах он был совершенно другим человеком. Его звали Камир Тахи из селения Пантуджи, находившегося на одной из лун планеты Скадриус в системе Пакетау, что принадлежит одной из отдаленных галактик, не имевших даже какого-то определенного названия. Живя в таком мире, с детства мечтаешь о высоких материях. Обычно сначала ты узнаёшь о них из книжек, а потом оставшееся понемногу дорабатываешь с помощью фантазии. И вот в итоге ты уже безнадежный романтик, которому предлагают увидеть бесконечно прекрасную Вселенную. Но что в действительности ему удалось увидеть? Только синий луч и блюдце с очередным вырванным глазом.
- Они обманули тебя, Камир…
«Он знает мое настоящее имя», - осознал младший акцептор №100100011111, немного отстранившись от собственных воспоминаний.
- Знаю… знаю… знаю…, - отвечал голос то из одного, то из другого динамика.
- Значит, ты знаешь и все остальное? – спросил тот, кто уже и не знал, кем является, и кто уже давно готов был сделать вывод, что ему абсолютно нечего терять.
Младший акцептор №100100011111 ждал ответа, но ответа не было. Динамики молча взирали на него своей мелкой ячеистостью и совсем не стремились породить какие-либо звуки. Возможно, эта пауза длилась минуту, а может и целый час. Никто не следил за часами. В этом не было необходимости, да и разве была разница, как быстро утекает время, когда оно все равно висело бесполезным грузом на человеке, обреченном на бесконечное наблюдение неизгладимо монотонных процессов.
- Какого ответа ты ждешь? – спросил голос, как только мысли, воспоминания и образы подняли в голове младшего акцептора №100100011111 кромешный ураган.
- Нужного, - ответил Камир, почти не задумываясь.
- И что же тебе нужно?
- Расплаты…
Сказанное незамедлительно испугало младшего акцептора №100100011111, однако страх собственных желаний быстро улетучился, едва он задался простым и важным вопросом:
«А разве я не заслуживаю чего-то такого после всех пролитых лез? Разве я не заслуживаю чего-то большего, чем быть добровольным заключенным, погребенным за семью печатями секретности? И разве не должны ответить за свои преступления те, кто причинил мне боль?»
Это была огромная куча животрепещущих вопросов. И на все эти алчущие вопросы голос из динамиков однозначно ответил:
- Да.
Такой характер чужого мнения пришелся по вкусу тому, кто наконец-то стряхнул пыль со своего настоящего имени. И более того, впервые за три года пребывания его посетило душевное облегчение и отнюдь не эфемерная уверенность в том, что скоро все измениться.
- Но чего ты хочешь от меня? – спросил младший акцептор №100100011111, отчетливо осознавая, что ничто в этом мире не дается просто так.
- Будь моим другом, - попросил голос, - А остальное приложиться.
- Тогда я согласен…
Несомненно, Камир слышал всякое такое и раньше, при чем неустанно верил всему тому, что ему клятвенно обещали чужие чересчур убедительные речи, хотя незадолго до этого, пораженный внеочередным предательством, убеждал себя, что больше никому не позволит глумиться над собой и своими чувствами. Наверное, он просто был слишком доверчив по природе своего характера или же слишком глуп и наивен. В принципе этот факт был очевиден и ему самому, так что Камир не очень-то и напрягался по поводу того, чтобы довериться еще одному пройдохе, сулящему золотые горы. К тому же смотря то на один, то на другой динамик младший акцептор №100100011111 был более чем уверен, что на этот раз никто не попытается его изнасиловать, разве что морально, однако такое в его жизни и так происходило повсеместно, так что пугаться было нечего.
- Значит, ты готов? – спросил голос.
- Готов, - ответил Камир.
И хотя не прозвучало никаких подробностей предстоящего или каких-либо предваряющих инструкций, он все равно был готов. Точнее его попросту наполняло полнейшее безразличие ко всему, кроме того неоспоримого и неизбежного обстоятельства, что ему наконец-то удастся отплатить всем тем, кто заламывал ему руки и затыкал рот, тем, кто входил в него сзади, предварительно зажав в углу, и тем, кто использовал его как кусок мяса для удовлетворения собственной похоти.
- Я готов отплатить им всем, - заявил младший акцептор №100100011111, и его немного побледневшее лицо заполонила злобная ухмылка.
И вместе с этим на смену душевному облегчению пришло душевное спокойствие, которое быстро переросло в холодные и расчетливый энтузиазм. Впервые в жизни Камир был по-настоящему уверен в своих силах и возможностях. Оставалось только услышать и узнать, какой же путь изберет для него голос из динамиков. Но голос молчал, словно выжидая самого нужного момента. А вместо него кто-то другой произнес слова:
- До конца смены осталось десять минут. Пожалуйста, приготовьтесь покинуть рабочее место для того, чтобы позволить другим послужить нерушимости Устава и благополучию Трансгалактического Синцития.
Это была служба контроля рабочего распорядка. Младший акцептор №100100011111 взглянул на часы и понял, что тринадцатичасовая смена внезапно подошла к концу.
«Не может быть», - очень сильно удивился Камир.
«Может», - наконец-то ответил голос, но теперь он звучал не из динамиков. Теперь он совершенно точно звучал в его голове.
«Так значит мы вместе? Мы – едины?»
«Ну, мы же друзья?!»
Непродолжительный внутренний диалог был прерван пиликанием одного из мониторов, и младшему акцептору №100100011111 пришлось вернуться к своим обязанностям.
- Нажмите кнопку «тт3» и завершите  первый сеанс осуществления второй фазы в эксперименте №м5у6гнлнедш. Рекомендуется сохранить все данные и выйти из режима захвата и пересылки данных…
В принципе после трех лет единообразия Камир мог обойтись и без подсказок голосового координатора. Тем не менее, слушать его все-таки приходилось, потому как таков был рабочий протокол и изменить в нем что-либо было невозможно.
«Да и к чему такие напряги», - размышлял он, каждый раз нажимая одни и те же кнопки.
И когда все нужные кнопки оказывались нажатыми, а информационные каналы с платформой и Кумулятивным Центром прерваны, оставалось лишь услышать заключительное утверждение голосового координатора.
- Сеанс окончен.
- Всем спасибо, все свободны, - как обычно ответил компьютеру приписанный к нему младший акцептор №100100011111, а потом приготовился к не очень приятной концовке рабочей смены.
Сначала одна из панелей зажглась красным, после чего на ей высветился обратный отчет от десяти до одного. Больше не было никаких голосов или обещаний. И Камир знал, что едва на панели появиться единица и произойдет его локальная телепортация, обратного пути уже не будет. И не потому что голос из динамиков или из его головы скорее всего способен заставить его горько пожалеть о любом проявлении трусости. В первую очередь сам некогда послушный и услужливый младший акцептор №100100011111 более не был готов вернуться к унижениям. Его фантазия, когда-то давно обогащенная приключенческими романами, теперь прокручивала совершенно другие картинки. И в них не было места для романтики. Зато было предостаточно места для фонтанирующих брызг крови, для живьем сдираемой кожи и хруста переломанных костей…
«Один», - прочитал Камир появившийся на горящей красным панели символ «единица», а потом почти что мгновенно перенесся из рабочего помещения в комнату ночлега.
Служба контроля рабочего распорядка всегда вела себя заботливо и предусмотрительно. И потому уставшего после тринадцатичасовой рабочей смены младшего акцептора №100100011111 локально телепортировали прямо в приготовленную ко сну кровать. Процесс того, как атомы и молекулы живого существа разбирались и собирались заново, был очень мимолетен, но все же немного турбулентен. В связи с этим первую секунду после перемещения у Камира всегда одолевало некоторое головокружение. Но мягкая и удобная подушка, на которой очень предусмотрительно оказывалась его голова, всегда позволяла безболезненно пережить это неудобство.
«Как хорошо», - думал младший акцептор №100100011111, утопая в мягкой подушке и пушистом матрасе.
Быстрая смена обстановки окунула его в некоторое забытье, в котором он внезапно позабыл про голос из динамиков, про тяжесть чувств в собственном сердце и про то насколько амбициозны его бесконечные планы мести. Простейшее удовлетворение жизненных потребностей, коим и являлась возможность немного поспать и отдохнуть, неожиданно перевернуло все с ног на голову. И Камир тут же стал сомневаться в целесообразности всего ранее предрешенного.
«Может я немного погорячился?» - задавался он вопросом, оглядывая стены и потолок своей комнаты для ночлега.
В этом помещении не было той затхлости, что царила в рабочей коморке младшего акцептора №100100011111. Наоборот воздух здесь был свеж и благоухал некими загадочными ароматами. К тому же комната была довольно просторной, и потому не приходилось повсеместно ощущать на себе тяжесть бетонных плит. За три года пребывания в лаборатории Камир смог ее немного обжить и обустроить. Во всем здесь чувствовалось присутствие частичек его души. Стул, стол, кровать, кухонные приборы и книги давным-давно почти что срослись со своим хозяином в единое целое, и просто так поставить на всем этом крест было категорически невозможно.
«А как же мои обязательства?»
Это тоже был хороший и актуальный вопрос. Особенно учитывая тот факт, что Камир всегда считал себя человеком слова.
«Я же не могу отступиться, пообещав…».
Младший акцептор №100100011111 надеялся, что некто подскажет ему как найти выход из непреднамеренно получившейся загадки. Ведь сам он никак не мог решить чего же ему хочется больше всего – крови и умоляющих криков или же простого и обыденного спокойствия, умиротворения и возможно даже счастья. Камир отчаянно надеялся, что нужная подсказка найдется у голоса из динамика, но в его комнате для ночлега не было никаких динамиков, да и в голове уже не пытался говорить кто-то посторонний. Он остался один, и только он теперь мог принять конечное решение.
- Тук-тук…
Внезапно искомое решение само нашло младшего акцептора №100100011111. В суматохе дел и явлений Камир совсем позабыл о том, что к нему обязательно должен нагрянуть гость.
- Тук-тук…
Стук в дверь в данном случае вовсе не был просьбой получить разрешение войти. На самом деле он являл собой очень осторожное предупреждение в комплекте с призывом быть готовым выполнять возложенную повинность.
- Войдите, - сказал Камир.
Но в принципе можно было обойтись и без этого. Она все равно бы вошла. И она вошла. В свете приглушенного света небольшого светильника, что стоял на столе, гостья казалась почти что прекрасной, именно такой, какой его мозг воспринял ее в первый раз. Сегодня то мгновение было страницей в безоблачном прошлом. И сегодня младший акцептор №100100011111 собирался закрыть эту книгу навсегда.
- Джальет, рад вас видеть…, - сказал Камир, предварительно приподнявшись с подушки.
Впервые за несколько месяцев сексуальных истязаний со стороны высшего руководства он говорил ей неподдельную правду. При этом искренностью чувств настолько сильно веяло от его слов, что даже гостья, бывшая по большей части эмоционально ущербной, не смогла не заметить этой перемены. И ей это понравилось. Это завело ее как никогда ранее. Только вот она так и не смогла определить истинной причины радости своего раба, и потому, ошибочно помыкая собственным тщеславием, шагнула вперед, по ходу скидывая с себя коротенький розовый халатик с цветочками.
- Да я очень рад вас видеть, - произнес Камир с еще большим энтузиазмом.
И единовременно его лицо заполонила та самая злобная ухмылка, которая уже посещала его на рабочем месте под убаюкивающий шепот голоса из динамиков. Но в данный момент голос оставил его, позволил самому разобраться, доверил ему важное задание…
«Сейчас я почти что бог», - думал младший акцептор №100100011111, и его злобная улыбка становилась все шире и шире.
Однако его гостья этого не замечала. Она была слишком увлечена необузданным и страстным желанием, чтобы ее телом овладели прямо здесь и сейчас. И чтобы это произошло как можно быстрее и энергичнее, та, что называлась Джальет, сделала несколько резких шагов вперед, толчком левой руки заставила своего раба опрокинуться на спину, а потом забралась на него сверху.
- Бери меня! – воскликнула она в яростных попытках нащупать бедрами его орудие любви.
- Беру, - спокойным тоном ответил Камир и слегка, почти что ласково, отодвинул в сторону длинные лоснящиеся волосы той, что в очередной раз пыталась скакать на нем как на заезженном жеребце.
Он знал, что будет дальше. Простые телодвижения, немного трения, немного слюны и прочих выделений…. И ничего более…. Никаких чувств, никакой любви. Одна простая и обыденная похоть. Младший акцептор №100100011111 не в первый раз ощутил, что где-то в области его сердца находиться гигантская и зияющая пустота, дающая понять, что если он не попытается или по каким-либо причинам не сможет изменить правила игры, то так и останется вечным пленником этого мира, в котором всем и каждому плевать на то, что твориться в его хрупкой и трепетной душе.
- Бери же! Сильнее! Давай же! – вопила Джальет и экстатически запрокидывала голову в моменты, когда увесистый член безропотного плебея входил все глубже и глубже в ее тело, тем самым подчиняясь ее покровительской воле и ритмичным движениям ее упругих и округлых ягодиц.
«Хватит! Не могу! Не буду!» - решительно подумал Камир, после чего его правая рука сама собой рефлекторно сделало то, что было крайне и жизненно необходимо, а точнее взяла и вырвала с корнем гортань у ненавистной истязательницы.
Глаза Джальет мгновенно остекленели, тщательно отманикюренные пальцы судорожно вцепились в простыню, но никакого душераздирающего крика не прозвучала. Теперь ей нечем было кричать. Конечно при этом все же послышалось некое размытое хрипучее шипение, однако его однозначно было недостаточно для того, чтобы позвать на помощь кого-либо из всегда услужливых церберов.
- Ну что теперь тебе нравиться, сука?
Новая волна злобного веселья расплылась по лицу младшего акцептора №100100011111, когда он внезапно осознал, что отныне может не только думать, но и говорить. Правда, в данный момент его никто не слушал и вряд ли понимал, потому как единственно возможный собеседник очень быстро впал в ступок из-за полученных травм. Кровь яростно хлестала из разорванных артерий на шее Джальет и в такт этому смена окраски ее глаз ускорялась в геометрической прогрессии. Когда же их цвет стал пепельно-серым, практически безвольное тело повалилось на бок и задергалось в предсмертной агонии.
- Ну что ты довольна? – воскликнул Камир, выбираясь из-под поверженного врага, хотя и понимал, что теперь она совершенно точно его не слышит.
Возможно, в этих словах больше нуждался он сам, чем кто-то другой. Вот поэтому-то из его глотки и продолжали еще несколько минут вырываться реплики различного содержания. Среди прочих стоит отметить:
- Суки! Твари! Я вас всех кончу!
Когда же минуты гнева себя исчерпали, младший акцептор №100100011111 обнаружил себя стоящим посреди своей комнаты для ночлега и сжимающим у себя в руке чужую гортань. Оглядев себя, он понял, что наполовину раздет и с ног до головы перепачкан кровью.
- Как жаль, - хладнокровно прошептал Камир, имея в виду, что придется выкинуть одну из любимых рубашек.
После этого он разделся догола и вошел в душевую кабинку. Там ему не требовалось совершать никакие дополнительные действия. Всезнающий компьютер сам рассчитал оптимальный режим омовения, необходимый для того, чтобы скрыть самые очевидные следы преступления. Конечно же, младший акцептор №100100011111 не собирался прятаться после содеянного и втайне растворять мертвое тело в кислоте. Он не боялся и не сторонился произошедшего и более того радовался этому все сильнее с каждым новым мгновением. Просто минуты гнева не прошли даром. Выплеснутые эмоции оставили после себя холодную и расчетливую логику, согласно которой нельзя было действовать наобум. Нужен был хорошо организованный план, в котором нашлось бы место каждому подонку, живущему на территории секретной лаборатории.
- Идеальный мир начинается с идеального плана, - предположил Камир в момент, когда компьютер менял температурные настройки и настройки водной ирригации для наилучшего вымывания засохшей крови в его волосах.
Ему понравилось, как это прозвучало. И внезапно эта случайно зародившаяся в его голове фраза приобрела статус ключевой, то есть той, с которой можно было начинать строить новую жизнь…
- Зачем же жизнь? – мысленно перебил он сам себя, - Самое время перекроить весь этот чертов мир и сделать его новым. Разве можно мечтать о чем-то другом? Нет, конечно же. Нам нужен мир, где никто никому не обязан подчиняться.
Захваченный букетом новых идей, младший акцептор №100100011111 неожиданно вспомнил про голос из динамика, немного смутился от собственного тщеславия, но тут же махнул рукой на нелепые сомнения и заявил:
- Да к черту и его тоже…
- Вы помыты и высушены!..
Громкое утверждение компьютера прервало бурную феерию измышлений и для младшего акцептора №100100011111 настало время перейти от теории к практике. Выбравшись из душевой кабинки, он направился к платяному шкафу. Там его ждала чистая рубашка и прочие элементы гардероба. Одевшись в них, Камир посмотрел на себя в зеркало. Перемены были очевидны, но он их не увидел, потому как уже был не способен отличать реальность от собственных фантазий. И в связи с этим младший акцептор №100100011111 не испугался и продолжил претворять в жизнь свой идеальный план.
Этот план начинался с того, что в первую очередь нужно было подойти к двери, являющейся выходом из комнаты для ночлега и нажать синюю кнопку коммутатора. Это было несложно, однако немного опасно. Но вовсе не потому, что устройство связи с консультирующей персоналией слишком часто грешило привычкой бить каждого первого встречного разрядами электрического тока высокого напряжения. С этой позиции к коммутаторам никогда не было претензий, как впрочем, и ко всей прочей технике, что имелась в закромах секретной лаборатории. Да по-другому и быть не могло, учитывая насколько трепетным и внимательным был контроль этого предприятия со стороны секретной трансгалактической полиции. А вот люди…. Человеческий фактор всегда слишком непредсказуем. И потому включая коммутатор Камир очень боялся, что сегодня активность отдыхающего персонала может контролировать не в меру дотошный и придирчивый персонаж.
«Хотелось бы получить немного везения», - раздумывал младший акцептор №100100011111, убирая указательный палец с синей кнопки.
После трех долгих гудком, прозвучавших вслед за нажатием вышеупомянутой кнопки, последовал достаточно красноречивый ответ:
- Ну что там еще?! Кому опять не спиться?!
Камир не мог не узнать того, кому принадлежал этот крикливо-мажорный голос. Он навсегда засел в его голове с тех самых пор, как по приказу Джальет несколько особо рьяных подонков ворвались в его комнату и путем сексуального насилия попытались изменить его отношение к той, что не любила и не прощала отказов.
«Тебе понравиться…», - утверждал этот гад, заламывая руки не первой и не последней жертве садистского произвола.
«Что ж, я уверен, что тебе тоже понравиться…. Подожди немного, и я до тебя доберусь», - мысленно пообещал Камир.
- Эй, там! Уснул что ли?! – воскликнул с еще большим пренебрежением этикетом все тот же крикливо-мажорный голос.
- Да-да, - поспешил ответить Камир, опасаясь  все испортить своим молчанием, вызванным бесполезными мечтами о долгожданной расплате, - Это младший акцептор №100100011111.
- И что тебе нужно?
Судя по тону говорившего из коммутатора, он давным-давно забыл и теперь уже не помнил ничего из того, что совершил с тем, кто в данный момент держал с ним сеанс связи. Это для Камира тот день был похуже любого ада. Ему же было плевать. Ему было все равно, что там чувствует некто, имени которого он так и не узнал и не запомнил.
«Ничего. Скоро ты все запомнишь в самых мельчайших и шокирующих деталях», - снова мысленно пообещал Камир.
Вслух же он произнес заранее подобранную и заученную фразу:
- Кажется со мной что-то не так…
- В смысле? – озадачился тот, кому было по должности предписано быть консультирующей персоналией для тех, кто старательно завершил свою рабочую смену.
- В боку болит и колит, и жжет…
Такой пугающий и нетривиальный ответ ему совсем не понравился. И более того он прям-таки заставил его не на шутку переполошиться и неожиданно по-настоящему вспомнить о своих прямых профессиональных обязанностях.
- Вам… вам нужен врач?..
- Что?.. Я вас не слышу… мне очень больно…
Камир старался стонать и вопить как можно громче, но при этом стремился, чтобы все выглядело как можно естественнее и потому сторонился всякого переигрывания, которое могло сыграть не в его пользу и тем самым испортить только что начавшуюся реализацию идеального плана по созданию идеального мира. Впрочем, сегодня ему везло и удача, о которой он так просил, оказалась на его стороне. И согласно ее директивам сегодня человеком, ответственным за контроль активности отдыхающего персонала, был тот, кто не блистал умом и прозорливостью, так что спектакль прошел на ура и даже заставил вспомнить не очень лаконичные позывные.
- Младший акцептор №100100011111, с вами говорит консультирующая персоналия №3570-687684. Вам требуется экстренная медицинская помощь? Подтвердите.
Камир не стал ему отвечать. Вместо этого он еще секунд пять громко постонал и громко повопил, после чего нажал черную кнопку на коммутаторе и тем самым прервал сеанс связи.
- Пусть остальное сам дофантазирует, - прошептал младший акцептор №100100011111 и, повернувшись спиной к коммутатору и входной двери, начал прикидывать свои дальнейшие действия и поступки.
Согласно расчетам в его распоряжении имелось не более сорока секунд. За это время Камир должен был основательно взъерошить ранее тщательно причесанные волосы, разлечься посреди комнаты и изобразить какую-нибудь крайне неудобную позу самого тяжелобольного или умирающего. Долго выбирать варианты закидывания рук и ног не пришлось, потому как группа экстренного медицинского реагирования не вязала в рабочее время какие-то там веники, а действовала слажено и быстро. И потому трое медиков прибыли на место чрезвычайного происшествия в считанные двадцать четыре секунды.
- Мы на месте, - сообщил через мобильный коммуникатор первый вошедший в комнату.
В руке он держал электронный ключ всеобщего доступа. И это было как раз то, что нужно. Именно на такое развитие событий и рассчитывал Камир. Однако не стоило радоваться преждевременно. Да, первый шаг удался, но впереди оставалось еще много не менее важных и необходимых телодвижений. Так, например, предстояло на какое-то время затаить дыхание и постараться немного замедлить пульс для того, чтобы склонившийся над ним врач при попытке прощупать сонную артерию смог бы лишь огорченно покачать головой и растерянно прошептать:
- Что же с тобой произошло, дружище?
Два других медика недолго суетились у порога и через минуту тоже оказались в комнате.
- Что с ним?
- Он жив?
По понятным причинам их вопросы касались исключительно состояния человека, что враскоряку валялся на полу. Об остальном они не спрашивали, потому что даже и не пытались оглядываться по сторонам в поисках чего-то невообразимого. Не для этого они прибыли, а затем чтобы попытаться спасти чью-то жизнь.
- Совсем плох, - последовал вердикт их коллеги.
- Тогда будем работать.
Несомненно, если бы они все же осмотрелись по сторонам, то сразу бы приметили большую лужу крови на полу и женский труп на кровати, и это позволило бы им догадаться о нависшей над ними смертельной угрозе. Тогда быть может это смогло бы спасти не чьи-то, а их собственные жизни. Однако для них как обычно превыше всего стоял врачебный долг. Миниатюрные приборы и чемоданчики с инструментами и медикаментами были быстро расставлены по нужным позициям и местам. Послышались команды:
- Живее, живее…
Но все это перестало иметь какой-либо смысл, когда младший акцептор №100100011111, ранее казавшийся неподвижным и тяжелобольным, внезапно выпрямился, схватил лежавший рядом скальпель и воткнул его в первый попавшийся глаз.
- О-о-о!!! – мгновенно раздался вопль ужаса и боли.
Человек с торчащим из левого глаза скальпелем спотыкаясь поднялся с колен и дрожащей рукой попытался избавиться от ранившего его предмета. Кровь текла по его щеке обильной струйкой и понемногу даже капала на пол.
- Не стоит так переживать, - хладнокровно посоветовал Камир.
При  этом его глаза с неимоверной силой блестели нескончаемым безумием. Оно сияло и звало его к новым еще более безграничным безумствам. И потому младший акцептор №100100011111 не стал медлить и поспешил подняться с колен, но не просто так, не ради забавы. Хотя и этот аспект имел место среди прочих мотиваций.
- Время собирать урожай! – воскликнул Камир и вырвал сердце из груди того, кто так и не успел разобраться со скальпелем в глазу.
- Зачем…, - попытался было спросить еще один геральдиер, чьи глаза обрели пепельно-серый цвет, однако так и не смог и безжизненно рухнул на пол.
Ну а Камир тем временем внимательно посмотрел на кусок вырванной плоти. Он показался ему крайне неинтересным и бесполезным. Так что в следующую секунду младший акцептор №100100011111 избавился от него и посмотрел по сторонам в поисках нового занятия. К его сожалению и разочарованию, пока что единственная возможная цель была представлена двумя оставшимися в живых врачами, что стояли завороженными внезапным поворотом событий. Впрочем, смертный приговор для них был неизбежен.
- И эти гады тоже должны умереть, - злорадствующе подтвердил Камир, потому как знал, что эти двое имеют при себе неплохие шансы суметь помешать ему завладеть заветным и крайне опасным ключом, который был способен открыть все мыслимые и немыслимые двери в секретной лаборатории.
Так что в итоге младший акцептор №100100011111 шагнул навстречу этим двум трепещущим душонкам с самыми нечистыми и нерадужными намерениями. А потом он даже успел занести руку для удара. Только вот после…
- Пожалуйста, не надо, - попросил тот, что выглядел моложе.
В его глазах отражалась бездонная скорбь. Взглянув на него Камир внезапно замешкался. Не то чтобы в нем неожиданно взыграла жалость. Просто в этот момент нечто внутри него едва-едва пошевелилось. И возможно внутренний позыв или что-то другое, имеющее схожую природу, но точно не голос из динамиков, попросил его одуматься или хотя бы посмотреть на себя со стороны, посмотреть на все происходящее с другого ракурса и попытаться понять действительно ли так уж и необходимо заходить так далеко.
«Да. Я хочу этого. И я сделаю это».
Ему не понадобилось какого-либо времени на размышления. Младший акцептор №100100011111 уже давно прекрасно осознавал, чего хочет. Так что прочим внешним или внутренним позывам не оставалось другого пути кроме как бесследно элиминировать с прощальной скорбной репликой:
«Печально. Очень печально».
Но разве он слушал или слышал эти прощальные слова своей некогда целостной и здравствующей жизненной сути? Конечно, нет. Кровожадное безумие, рожденное голосом из динамиков, отныне всецело владело и распоряжалось его разумом. Точнее теперь он и был этим самым кровожадным безумием. После того, как был успешно преодолен последний ослепляющий и кое-как предостерегающий барьер, уже не имело смысла притворяться кем-то прежним и бояться новой сути. И эта перемена тотчас же проявилась на чувственном уровне, так что ранее занесенная для удара рука уже не воспринималась как часть тела, покрытая бледной кожей и имеющая шесть пальцев с прекрасно выполненным маникюром. Теперь это была синюшная клешня с длинными погрызанными и почерневшими когтями.
- Все прошлое в прошлом…
Длинноволосый парень, который, судя по всему, не так давно стал медработником, категорически не понял какое отношение имеют эти слова обезумевшего пациента к нему и  к его мольбам и потому запинаясь произнес:
- Что это значит?.. Чего вы хотите?..
- Намотать твои кишки на свой кулак…
Ответ снова самопроизвольно сорвался с губ Камира, словно заранее придуманный вместе со всем остальным, что хоть как-то относилось к идеальному плану создания идеального мира. И тогда для парнишки стало очевидным, что ему вместе с его длинными и светлыми локонами не на что рассчитывать и в особенности на жалость. Для нее не осталось места. И тогда он только сделал шаг назад в попытке хоть как-то удлинить течение собственной жизни. Правда при этом парнишка наткнулся на своего коллегу постарше, который во время тщетных попыток выдавить жалость из кровожадной угрозы скрывался за его тщедушной спиной, надеялся на чудо или на то, что из незапланированной передряги все же удастся вырваться целым и невредимым.
«Чертовы протоколы безопасности!!!» - мысленно ругался этот персонаж по мере того как его глаза рыскали по комнате в поисках выхода из сложившейся неразрешимой ситуации.
Претензии медработника были вполне обоснованы. А касались они тех подпунктов, согласно которым любая дверь на территории лаборатории всегда должна быть закрыта. Это было хорошим подспорьем для тех случаев, когда опасность находилась за дверью или же когда в руках имелся универсальный ключ. Сейчас же единственный доступный ключ совершенно не был доступен доктору Фарбайлу, так как цепко сжимался холодеющей рукой мертвого коллеги с вырванным сердцем.
- И что мы будем делать? – спросил отступающий парнишка у более опытного врача.
- Понятия не имею, - ответил Фарбайл и тоже попятился.
Оба понимали, что лишь оттягивают неизбежное, что обезумевший скардикианец все равно набросится на них и разорвет на части, что он всего лишь пытается наиграться всласть доставшейся ему добычей и потому не спешит их прикончить. Однако так хотелось прожить еще мгновение… и еще… и еще…
Потом же доктор Фарбайл внезапно обнаружил свой неоспоримый шанс на спасение. Во всяком случае, так ему почему-то показалось. И эта самая мнимая возможность, ранее бывшая невостребованной и никому не нужной, на самом деле просто и обыденно торчала из кармана скомканного и брошенного на кровать розового халатика с цветочками. Конечно, была определенная проблема, состоявшая в том, что дистанционный контролер был неразумно оставлен рядом с окровавленным трупом, который все же стоило заметить раньше, то есть с порога. Сейчас же было слишком поздно и несвоевременно уповать на брезгливость, тем более что жизнь доктора Фарбайла, как и жизнь его молодого коллеги, угрожала вот-вот необратимо ускользнуть сквозь пальцы.
«Простая внимательность иногда очень полезна», - подумывал доктор, обдумывая недавнее прошлое и грядущее настоящее.
А тем временем кровожадный безумец все настойчивее стремился к реализации своих полоумных планов. Он делал все новые и новые шаги тяжелой и угрожающей поступью, так что становилось ясно, что двоим обреченным скоро некуда будет отступать. И тогда доктору Фарбайлу пришлось принять очень нужное ему решение. И он принял его. Просто взял и принял, потому что этого требовал его инстинкт самосохранения. И сразу после этого все остальное произошло очень быстро, почти молниеносно, хотя это и был процесс, который содержал в себе некоторую спланированную последовательность. Можно сказать, что это был план. Не идеальный как у безумного скардикианеца. Но ради него ему все же понадобилось гордо расправить плечи, хитро прищурится и без малейшего зазрения совести со всей силы толкнуть длинноволосого парнишку в разъяренные когти безумца.  Сам же Фарбайл резво метнулся в сторону кровати и в отчаянной спешке выхватил свою надежду на спасение из кармана розового халатика с цветочками.
- Ну и что дальше?! – внезапно раздался вопрос за его спиной.
Это прозвучало действительно внезапно. И из-за этой внезапности доктора буквально передернуло, а еще ему тотчас пришлось осознать, что стремление к заветной цели никак не изменила тот факт, что он все еще не спасен и что опасность все еще ему угрожает.
«Скорее всего, безумный скардикианец и не знает, что за вещь в моих руках, раз оставил ее без всякого внимания. Значит, стоит донести до него нужную информацию», - предположил доктор и по-быстрому забрался на кровать с ногами.
Так Фарбайл загнал себя в эфемерное прибежище, из которого он попытался отнюдь неблагоразумно диктовать свои условия тому, кто очень сильно желал его смерти и не желал идти ни на какие компромиссы. При этом ему уже было плевать, что под боком так и продолжает лежать окровавленный труп, по всем признакам когда-то бывший начальницей отдела кадрового управления. Так что брезгливость и впрямь осталась где-то в прошлом.
- А-а-ххх-щшш!!!
Пока доктор Фарбайл прятался от прямой угрозы на залитой кровью кровати и предупреждающе тыкал пальцем в сторону своего механизированного аргумента, помещение, обозначенное как комната для ночлега и вверенное младшему акцептору №100100011111, пронзил громогласный звук, явивший собой смесь вопля ужаса и хлюпанья отрываемой от тела головы.
- И что дальше? – снова озвучил свой вопрос безумный скардикианец сразу после того как бездыханное тело очередного геральдиера рухнуло на пол.
Фарбайл тяжело сглотнул, прежде чем ответить. Да после этого его слова все равно произносились с запинкой, потому как очень уж боялся доктор стать следующей жертвой, а хлещущая кровь из открытой раны на месте шее того самого парня, что он отдал на растерзание, заставляла все больше утопать в сомнениях. И все же он ответил.
- Отпусти меня. Отдай ключ и отпусти…
- Нет!
В голосе безумца чувствовался насмешливый холод, который пронизывал до глубины костей. Фарбайл ждал подобного развития событий и потому не прекратил свою игру, а стал с еще большим усердием выпячивать свой аргумент, сопровождая это действие пояснительными угрозами:
- Ты не знаешь, что это…. Я могу тебя убить, но не хочу этого…
- Не можешь!..
- Что??!
- Не можешь! – повторил бывший младший акцептор №100100011111 и злобно захохотал, - Не можешь! Ты ничего не можешь!
А насмеявшись вдоволь, безумный скардикианец швырнул себе под ноги ранее оторванную голову длинноволосого парнишки и испытующе посмотрел в глаза тому, кто необдуманно попытался ему угрожать. Удивительно, но доктор Фарбайл сумел выдержать этот взгляд и даже попытался промямлить нечто путное.
- Я… я… я могу взорвать эту комнату… у меня дистанционный контролер внутренних систем лаборатории….
Его слова и фразы все хуже держали синтаксический строй, и все же он продолжал говорить. Это был своего рода подвиг, хотя и бессмысленный, и бесполезный. И в этом не было никаких сомнений даже до того самого момента, когда кровожадный безумец не прояснил ему правду жизни.
- Не можешь! – сказал он, - Не можешь, потому что тебе неизвестны коды…
Услышав это, доктор Фарбайл безвольно опустил руки. Его блеф не удался. Его единственный призрачный шанс на спасение растворился как дым. И теперь ему оставалось только признаться себе самому в собственной обреченности и сосредоточенно ждать, когда же чертов псих подойдет ближе и разорвет его на части. Признание прошло быстро и безболезненно. Оставалось ждать смерти. Только вот кровожадный безумец почему-то стоял на мести и не двигался. Казалось, он чего-то ждал. Но чего мог ждать полоумный – это никак не мог доктор Фарбайл.
- Не могу, - горько и виновато признался он вслух.
- А он может!!! – внезапно заявила мертвая и оторванная голова длинноволосого парнишки, что лежала у ног безумца
- Что… что… что…, - заикался доктор, не веря собственным глазам.
А голова, тем не менее, так и продолжала говорить и шевелить мертвыми губами, что были сплошь и рядом заляпаны черными кровяными сгустками. 
- Теперь он все сможет, раз уж я так любезна и знаю те самые секретные коды! Теперь вы все умрете и сгниете!
«О, Боже!» - подумал Фарбайл.
А мертвая голова все смеялась и смеялась тем самым голосом из динамика…

Глава 6: Тайные поползновения.
Многие утверждают, что в последние секунды жизни перед глазами пролетают все прожитые тобой мгновения короткого и бренного существования, проведенного среди бескрайних и необозримых просторов Вселенной. Можно сказать, что это своеобразная ретроспектива от рождения и до фатального эпилога. Смысл такого явления не совсем ясен, да и вообще само существование данного прецедента в реальном мире находиться под большим и жирным вопросом. Однако если бы это и в самом деле было бы правдой, то, наверное, нечто подобное могло случиться непосредственно и с доктором Куной Лангус, самоотверженно работавшей на космолайнере «Столкновение» и погибшей там же. Только вот на самом деле этого не произошло. А все потому, что в момент, когда в медицинском отсеке произошел внезапный взрыв и разгерметизация, она не то чтобы умерла…. С ней произошло нечто другое. Следуя научной терминологии это можно трактовать как «формирование рекомбинантного сознания». И это уже совсем другая история…. В ней нет места глупым и пустым воспоминаниям, но оно всегда найдется для самых страшных и потаенных кошмаров, о которых любой из нас старательно пытается забыть. К сожалению, Куна не стала счастливым исключением, так что в последние секунды жизни ей пришлось опять постичь давным-давно забытый ужас и раз за разом в самых мельчайших подробностях прокручивать в меркнущем сознании своего «я» то, что случилось слишком давно, но имело слишком долгосрочные и слишком губительные последствия.
Это событие произошло двадцатью четырьмя годами ранее на родной планете Куны под названием Натарион, принадлежавшей системе Кентарум созвездия Кастор. Тогда ей было всего лишь пять лет. А чего могут желать маленькие девочки в таком возрасте? Конечно же, очень простых и наивных вещей, таких как карлайские куклы или отсутствие дождя в понедельник после обеда. И потому, едва на горизонте появлялось иссиня-черное солнце, имевшее колышущийся в небе звездчатый ореол фиолетового цвета, она тотчас подскакивала с постели, быстренько умывалась, чистила зубы, также быстро натягивала на себя розовое платьице с синими цветами на груди и на спине, вплетала большой алый бант в одну из коротеньких косичек, наспех сооруженных из не очень длинных локонов, которые имели окраску схожую с цветом кожуры плодов каспертового дерева, но были лишены серебристых прожилок, а уж потом выбегала из своей комнаты и бежала дальше. При этом по всему дому тут же разносились воодушевленные крики:
- Утро! Утро! Всем с добрым утром!
Через несколько шагов Куна обычно оказывалась на кухне, где на столе уже стоял и дожидался ее появления большой стакан парного молока, только что прибывшего с посыльным с другого конца поселения Тапиркаусик, отведенного под аграрные нужды. За ночь на кухне стало немного прохладно, так что когда нянечка дартистайского происхождения по имени Форихта занесла в дом большой кувшин и отлила из него немного молока в стакан из желтого юртийского стекла, который в свою очередь поместила на треугольную салфетку, небольшой дымок стал подниматься с поверхности вязкой питательной жидкости насыщенного белого цвета, тем самым еще больше привлекая к себе успевшего проголодаться ребенка.
«Ой-ё-йой!!! Чудненько!»
Надо сказать, Куна была хорошо воспитана и потому, увидев приготовленное для нее молоко, она никогда не бросилась к нему и ни в коем случае не принималась пить из стакана жадными насыщающими глотками. Вместо этого девочка ежедневно совершала один и тот же тщательно режиссированный ритуал. Он начинался с небольшого кружения на месте со сложенными лодочкой ладошками, а потом Куна совсем чуть-чуть наклоняла голову вбок и, косясь полным чрезмерной наивности взглядом в сторону стоявшей к ней спиной Форихты, спрашивала трепетным голоском:
- Можно?..
- Конечно можно, деточка, - всегда ответила Форихта и никогда не оборачивалась.
Обычно такого разрешения было достаточно, чтобы заставить ребенка подойти к молоку, взять стакан и выпить напиток. Но не сегодня. Сегодня не произошло то, что происходило многие-многие утренние часы до этого. Возможно, такое несоответствие свершилось исключительно потому, что сегодня было какое-то особенное утро. А может всего лишь по вине того, что крайне переменчивую заинтересованность Куны внезапно заинтриговали весьма привлекательные запахи некоего кулинарного произведения, что вот-вот должно было родиться в руках всегда неугомонной и трудолюбивой нянечки.
- А что ты делаешь? – спросила Куна и сделала шаг в сторону от стакана с молоком, и в то же время навстречу сладко-пряному аромату.
- Это сафархка-тау.
- Саф… кар… бау…, - девочка пыталась было с присущей ей детской самоуверенность повторить лексически чуждое наименование, но не смогла и тогда просто и осторожно поинтересовалась, - А что это значит?
- «Божественное снадобье», - пояснила Форихта единовременно стараясь довести начинку до нужной кондиции.
- Бо-жест-вен-но-е сна-добь-е…
Получив затребованный ответ и повторив его по слогам, Куна всерьез призадумалась, еще немного покружилась на месте, после чего честно и откровенно призналась:
- Все равно не поняла…
При этом она почувствовала себя слегка раздосадовано, что внешне проявилось в виде припухших от обиды губ. К счастью, опытная нянечка не позволила разрастись этому маленькому разочарованию и вовремя нашла понятные пятилетнему ребенку слова:
- Не заморачивайся, дорогуша. Это просто очень вкусный пирог.
На самом деле упоминание слова «вкусный» оказалось вполне достаточно для того, чтобы переместить настроение Куны в область восторга. Однако осязаемые посылы не могли оказаться лишними, так что, совершив последние штрихи с помощью сиропа из бирюзовых плодов рабадовых кустов, Форихта отрезала один аккуратный кусочек от общей массы, положила его на розовое блюдце с зеленым ободком и протянула своей воспитаннице.
- Хватит слов, - сказала она, - Лучше попробуй.
- Хаашо…, - ответила Куна, принимая угощение из рук нянечки.
- И не забудь про молоко…
- Хаашо…
Так она и сказала. Однако когда блюдце почти что оказалось у нее в руках, а запах свежеиспеченной снасти стал настолько близок и невыносимо приятен, ей как-то уже перехотелось заниматься еще и молоком. Для пятилетней девочки это стало чем-то из ряда вон, чем-то сверх того, чего было и так достаточно для полного и безоговорочного счастья. И потому неуклонно возникла дилемма:
«Что делать? Слушать нянечку или же не позволить придуманным кем-то другим рамкам и ограничениям испортить такой прекрасный и восхитительно дурманящий аромат свежей выпечки. Ведь разве не будет преступлением смешивать и взбалтывать одно с другим при том, что по отдельности они по-настоящему чудесны и бесподобны?..»…
Увидев эти ширящиеся сомнения в глазах воспитанницы, Форихта немного взволновалась.
«Утро не время для вечных вопросов», - подумала она, - «И уж совсем все плохо, когда душевные муки порождает сафархка-тау. Оно должно нести радость и надежду, вселять ощущение всевозможного волшебства, способного в значительной мере скрасить блеклые краски небосклона в более теплые тона…»…
Вот о чем думали двое: маленькая девочка в розовом платьице с синими цветами на груди и на спине, что проснулась спозаранку для того, чтобы в очередной раз попытаться немножечко познать большую и безграничную жизнь, и та, что волею судеб оказалась далеко от родного дома, но давным-давно смирилась и была довольна своей участью, а также тем, что имела возможность старательно оградить подотчетную ей персону от множества неправильных решений, принятых ей самой. И пока их неспешные размышления текли далеко несущейся рекой, время и пространство вокруг замерли, напряглись и стали ждать, что же будет дальше? Им было невдомек, зачем эти двое держаться мягкими пальцами за одно и то же розовое блюдце с зеленым ободком? К чему вопросы, если никому в итоге не нужны ответы?
- Если не хочешь молока, можешь не пить. Помни, что я не та, кто стремиться тебя к чему-то принуждать или навязывать что-то против твоей воли…
Это было сказано глаза в глаза. Темно-синие радужки с желтыми крапинками против ярко-зеленых. И они поняли друг друга. Ответ был получен. Только вот внезапно потребность в нем почему-то исчезла. Или же неожиданно возникла потребность в чем-то другом.
- Я не знаю…, - слегка виновато произнесла Куна и совсем уж неожиданно отстранилась от розового блюдца с зеленым ободком.
- Не знаешь?
Форихта предполагала, что двадцатилетний стаж на поприще воспитания чужих детей сделал ее несклонной к удивлению, но все же удивилась.
- Как это так?
Пытаясь объяснить свои внутренние ощущения, Куна сначала ненадолго опустила глаза, мельком оглядела свои ярко-далтаиновые туфельки, неуверенно пожала плечами, после чего снова обратила взор на нянечку и сказала:
- Я не знаю…
Услышав одно и то же признание троекратно, Форихта не в первый раз заставила себя смириться с самой очевидной правдой жизни – любое решение дается совсем не так легко, как кажется и видится со стороны.
«Каждый раз приходиться сверять все за и против, а зачастую информации недостаточно и это обстоятельство заставляет действовать наобум, хотя и делая некоторые отсылки на сакральную и всезнающую интуицию, которая на самом деле лишь блеклое отражение зажатых и обездвиженных желаний».
- Все хорошо. Я понимаю, - сказала Форихта вполне неожиданно даже для самой себя, - Такое бывает и с этим ничего не поделать.
- Да? Правда? Точно? – осторожно поинтересовалась Куна.
- Конечно.
Маленькой девочка, которая воспитывалась Форихтой с пеленок, была приучена к сдержанности и благоразумию. Но сегодня она внезапно и оглушительно захлопала в ладоши, потому как ей очень понравились заверения в том, что в ее чувствах нет ничего плохого или зазорного.
- Тише, тише, - испуганно попросила Форихта.
По мнению дартистайки, излишний шум не был к лицу ни маленькой девочке, ни очередному новому и только лишь зарождающемуся дню.
«Вселенная – не хаос. И ей нужна музыка, а не крики», - так она всегда объясняла свою позицию. Только вот маленькой Куне до сих пор еще не приходилось сталкиваться с этим постулатом. Но так как она отличалась прилежностью и послушанием, то, едва прозвучала вежливая просьба нянечки, она тотчас перестала шуметь и хлопать в ладоши. Правда ключевой вопрос так никуда и не исчез, так что чуть погодя Куна спросила:
- А как же мои желания?
И вот тут Форихте самой пришлось задуматься всерьез и надолго. Ей определенно нравилась планета Натарион и весь по-особенному своеобразный мир, населявший ее поверхность. Также нужно понимать, что она слишком долго жила в этом мире, слишком долго питалась чужими представлениями и предрассудками. Однако при всем при этом она никогда не забывала о том, чему ее учили в далеком-далеком детстве.
«Желания – это все, что у тебя есть».
Она часто слышала этот грубый мужской голос где-то посреди скомканных ночных сновидений. Иногда мужчина говорил что-то еще, но чаще всего, просыпаясь с утра, Форихта уже не помнила что именно, но всегда помнила испещренные древностью стены старого-старого храма. И что же в свою очередь могла посоветовать Форихта маленькой девочки с глазами искрящимися жаждой к жизни? Только лишь повторить все те же самые полные древней мудрости слова:
- Желания – это все, что у тебя есть.
- Спасибки.
Короткая фраза без лишних чувств и сомнений. Именно такое видение мира и требуется тому, кто вот-вот начинает познавать мир. И, конечно же, Форихта так и не поняла в связи с чем к ней адресована благодарность, но ей этого и не требовалось. Вымученной жизненным опытом нянечке давным-давно хотелось обыденной простоты в этой огромной сложной и загадочной Вселенной. Так что она ответила:
- И тебе спасибки, дорогая моя.
- Но что же мне делать?
При всех бурных потоках мудрости и измышлений, что этим утром вертелись вокруг маленькой девочки, она так и не поняла, как же быть с пирогом и стаканом молока. Несомненно, теперь ее голова была всерьез забита серьезными экзистенциальными мыслями, но в них ничего не говорилось по этому поводу и от того вопрос по-прежнему оставался открытым. А маленькая девочка Куна все продолжала и продолжала всматриваться во всезнающее лицо нянечки и наивно хлопать ресничками.
- А чего ты хочешь? – спросила Форихта, когда стало ясно, что взглядом глаза в глаза делу не поможешь, - Чего ты действительно хочешь?
- Не знаю…
«Какой ужас», - подумала Форихта, - «До чего же я довела бедного ребенка?»
К этому моменту стало ясно, что простое действие по утреннему созданию кулинарных чудес совершенно внезапно обернулось проблемой мирового масштаба, от которой нужно было как можно скорее избавиться. И дело было совсем не в яром нежелании дартистайки заниматься детскими терзаниями и метаниями. Наоборот она была безумно рада помочь ребенку в нелегком познании окружающего мира. Однако вряд ли все прочие обитатели профессорского дома были готовы согласиться с ее непопулярной жизненной позицией. И в любую минуту кто-то из них мог случайно и ненароком заглянуть на кухню и тогда у Форихты появились бы вполне осязаемые неприятности. А ей так не хотелось в очередной раз менять работу. Она слишком привыкла и приросла душой к этому дому, в котором жило и существовало нечто особенное…
- Я не знаю…, - как и прежде продолжала повторять Куна, только теперь уже с некоторыми нотками апатии и беспомощности.
- Это не важно.
Слова нянечки были неожиданными, непонятными и переворачивающими все ранее принятое на веру с ног на голову.
- Как это так? – звонко воскликнул пятилетний ребенок.
Но не только Куна негодовала. Ее ранее прелестное и полуволшебное одеяние внезапно приобрело некий скомканный вид и стало казаться, что и розовое платьице, и синие цветы, и красный бант – все они очень сильно недовольны. И только следующая фраза нянечки все прояснила и мигом расставила по своим местам.
- Если ты не знаешь, значит, не хочешь знать. Оставь в покое пирог, оставь в покое молоко. Ни то, ни другое никуда от тебя не денется. И даже если ты просто возьмешь и выйдешь за дверь, они останутся здесь и будут ждать твоего возвращения.
- А что если вдруг…
- Все, что должно произойти, все равно произойдет так или иначе. И с этим нельзя ничего поделать, тем более таким малозначимым персонам как я или ты. Тебе понятно, дорогуша?
Ребенок и его нянечка снова смотрели глаза в глаза. Ярко-зеленые радужки против темно-синих с желтыми крапинками. 
- Кажется да, - ответила Куна, когда на нее действительно снизошло некоторое ощущение понимания и смирения.
- Тогда может самое время тебе прогуляться?
- Да-да, - немного потерянно ответила Куна.
- Тогда вперед. Солнце уже высоко.
Это утро со всеми его философскими изысками было совсем не под стать слишком юному возрасту маленькой Куны. Она устала, притомилась, но, тем не менее, все равно продолжала улыбаться одной и той же наивной детской улыбкой.
«Умные мысли о сложных законах Вселенной не испортили ее», - подумала Форихта, констатируя это как факт, - «И это прекрасно».
Маленькая Куна старательно поправила красный бант у себя на голове, пригладила розовое платьице, немного покружилась на месте, а потом шагнула в сторону веранды, залитой фиолетовыми отблесками черного солнца.
- Постой-ка.
Внезапная просьба нянечки заставила ее обернуться. И тогда ей снова пришлось столкнуться с протянутым в ее сторону куском сафархка-тау на розовом блюдце с зеленым ободком.
- Возьми с собой. Может твой друг захочет попробовать это, если он и впрямь существует…
- Он существует, - утвердительно и немного сердито заявила Куна, и в подтверждение сказанному взяла блюдце с пирогом из рук нянечки.
- Рада это слышать, - заметила нянечка, отпуская блюдце в свободное плавание, - Надеюсь когда-нибудь с ним познакомиться.
- Мне бы этого очень хотелось.
- Тогда договорились.
Таким образом, все точки в делах на кухне были расставлены, а маленькой девочке следовало двигаться дальше, что она собственно и сделала. И когда пятилетний ребенок уже уходил с кухни, Форихта наблюдала за ним с определенным уровнем морального удовлетворения. Ей перестало быть совестно за то, что она нашпиговала незрелый интеллект не совсем традиционными идеями.
- Спасибки, - с все той же неописуемой радостью воскликнула Куна, когда уже почти что находилась на веранде, - Я ненадолго…
Теперь Форихта знала, за что ее благодарят.
- Удачи тебе, моя хорошая, - сказала она вслед своей пятилетней воспитаннице.
- И вам того же.
Закончив с прощальным этикетом, девочка сделала шажок, более похожий на радостный прыжок, и кухня окончательно осталась позади. И вместе с кухней позади остались и всякие странные и непонятные мысли о том, чего нужно или не нужно хотеть и делать. А необычный разговор с нянечкой был очень быстро или даже практически сразу позабыт, едва в лицо маленькой Куне пахнула утренняя прохлада. Она породила совершенное иные мысли и желания, которым не было места на кухне.
«Это приятно. Это прелестно. Я люблю это».
Вот что чувствовала и о чем подумала маленькая девочка, когда легкий порыв ветра начинал щекотать ее щеки, а обоняние выхватывало из воздуха душистый запах сада, что рос и цвел вокруг профессорского дома. Эти простые и знакомые ощущения, получаемые от соприкосновения с обыденными природными явлениями, нравились ей гораздо сильнее, чем скучные противоречивые разговоры, не приводящие ни к чему определенному и навсегда законченному. И обычно Куна уже не хотела возвращаться обратно в тот мир, где всегда существовали вопросы и ответы, всегда нужно было испытывать смятение и неопределенность. И когда она время от времени мечтала о том, чтобы быть только ребенком и никем более, пока это можно, то надеялась, что в этом случае ее не будут беспокоить тем, что не так уж и нужно».
«Конечно, все, о чем они говорят, важно», - мысленно поправляла свое собственное мнение Куна, не переставая наслаждаться тем, что вполне ожидаемо сумела обрести при переходе с кухни на веранду, - «И, несомненно, многое из того, чему учат и наставляют меня мама, папа, нянечка и остальные пригодиться мне в будущем. Но пока что я всего лишь ребенок. И мне хочется продолжать быть ребенком. Мне нравиться быть ребенком. И в этом нет ничего плохого, хотя мой папа и хочет, чтобы я побыстрее подросла, стала взрослой и сделала много-много всего… не знаю чего…».
Вспомнив об отце, Куна инстинктивно обратила свой взор на столик для завтрака, стоявший в другом конце просторной веранды. Сегодня он был накрыт белой скатертью, украшенной вышивкой в виде четырёхлистных зеленых лепестков  крохотных лиловых цветочков. Поверх нее был выставлен небольшой графин с наполняющим его темно-алым нектаром из недозревших плодов апикулия и овальная чашка без ручки. Чашка была полупустой, а трехногий стул отодвинут от столика. И хотя Куне было всего пять, она уже понимала, что ей на глаза попались скромные признаки того, что ее отец опять срочно отбыл в Чкаро-Пак.
- Как жаль, - немного взгрустнув, прошептала она.
Ей не нравилось, когда папа уезжает. Ей вообще не нравилось, когда кто-то хотя бы ненадолго отлучался из профессорского дома, но если этим кем-то был хозяин дома, она огорчалась сильнее всего. Не то чтобы ей хотелось дни и ночи напролет проводить с отцом. В действительности они виделись лицом к лицу довольно редко. Но само ощущение того, что великий Адриус Фаг находиться в непосредственной близости от нее и всегда готов прийти к ней на помощь делало ее долгие детские дни и недели более яркими и насыщенными. И потому она всем сердцем недолюбливала этот странный и непонятный Чкаро-Пак, периодически крадущий у нее отца. Конечно, Куна понятия не имела, что есть «Чкаро-Пак». Думая о нем, она скорее представляла некоего сказочного монстра, а вовсе не планету, застроенную гигантскими урбанизированными комплексами…
- Противный, - прошептала она, еще немного погрустив, и пошла дальше.
Полированные половицы еле слышно поскрипывали под легкой поступью девочки. И это обстоятельство воспринималось немного загадочно и странно. Не удивительно, не поразительно, но все же занимательно. А все потому, что Куна уже давно заметила тот факт, что только ранним утром ее подошвы порождают этот еле слышный скрип половиц. В остальное же время суток ни она, ни кто другой никогда не замечали подобных признаком расхлябанности от деревянного настила.
«Так может мне это кажется?»
Такой вопрос обычен в подобных ситуациях. Но нет, нет и еще раз нет. Ей ничего не казалось. Просто по утрам было по-особенному тихо и свежий кристально чистый воздух, что накатывал на профессорский дом с изумрудных крон садовых деревьев, резонирующе улавливал любые и даже самые крохотные движения материя, любые тайные поползновения. Вот это и создавало некую атмосферу загадочности, таинственности, погрязшей в невидимой ауре из волшебства. И именно навстречу всему этому волшебству тихонько и осторожно вышагивала маленькая пятилетняя девочка в розовом платьице с синими цветами на груди и на спине, с большим красно-алым бантом в одной из коротеньких косичек и обутая в миниатюрные ярко-далтаиновые туфельки. Она не боялась того мира, что был безгранично распростерт за пределами дома, веранды, крыльца…. Возможно когда-то давно, но точно не сегодня и даже не вчера…. Страх оставил маленькую Куну, потерял ее координаты и тем самым позволил ей ежедневно с восходом иссиня-чёрного солнца выбегать на веранду и осторожно превозмогая необычно пронзительное поскрипывание половиц пробираться вперед, спускаться по таким же скрипучим ступенькам крыльца и в итоге оказываться на узенькой тропинке, ныряющей в заросли кустарника тропивасколе.
«Отлично. Теперь уже никакого скрипа», - это заключение обычно возникало в голове Куны как только она начинала изворотливо пробираться промеж крючкопалых кустов.
Конечно, можно было расценивать опасность быть оцарапанной, исходящей со стороны уродливых веток тропивасколе, как очередную преграду на пути к заветной цели. Однако девочка воспринимала такое спорное обстоятельство как очередной увлекательный момент ее пешего путешествия и двигалась вперед без остановок.
- Тарнпи-внго-шгаг-вир!!! Еал-воок-люж-вуо! – раздался звонкий крик над головой девочки где-то через двести шагов пути.
Куна посмотрела вверх, то есть туда, откуда донесся крик, и в полном соответствии собственным ожиданиям увидела панбиртона – маленького рыжего зверька с длинной вытянутой мордочкой и большим пушистым хвостом. Судя по всему, он не так давно проснулся и теперь собирался позавтракать спелым и сочным плодом каваралдийского грушеспела. Именно он и был зажат между его передними лапами пока задние вцепились в сук и пытались удержать равновесие.
- Тарнпи-внго-шгаг-вир!!! Еал-воок-люж-вуо! – крикнул зверек еще раз, а потом впился острыми зубами в доставшуюся ему добычу.
Нянечка Форихта никоим образом не имела отношения к воспитанию и обучению этикету данного панбиртона. И в связи с этим он совсем не церемонился в аккуратности приема пищи, а жадно вгрызался в самую глубинную мякоть спелого и сочного продукта каваралдийского грушеспела.
- Приятного аппетита! – сказала Куна, когда один из ошметков мякоти приземлился ей на лоб и мутной каплей сока стек вниз.
- Еал-воок-люж-вуо! – ответил зверек и продолжил трапезу.
Ну а Куна в свою очередь продолжила путешествие среди зарослей тропивасколе. Впрочем, долго отражать нелепые нападки крючкопалых кустов ей не пришлось, потому как еще через двести шагов заросли расступились и девочка оказалась на небольшой полянке, усеянной желтенькими и беленькими цветочками. Здесь можно было не бояться того, что нечто неуместное возьмет и вцепиться в волосы или красивое розовое платьице, попытается оцарапать нежную розовую кожу ребенка или захочет наглым образом похитить любезно предоставленный нянечкой Форихтой кусок прекрасного пирога со странным названием «сафархка-тау», что был аккуратно уложен на розовое блюдце с зеленым ободком и крепко удерживался в руках маленькой девочки.
- Отлично, - радостно произнесла Куна и, оглядевшись по сторонам, спросила, - Ну как у вас тут дела? Все в порядке?
- А-оя-па-шы! А-оя-па-шы! А-оя-па-шы!
На полянке с желтенькими и беленькими цветочками были свои обитатели, и они тоже приветствовали маленькую девочку, пришедшую к ним в гости.
- А-оя-па-шы! А-оя-па-шы! А-оя-па-шы! – доносилось оттуда и отсюда.
Несомненно, не все из них могли также одиозно кричать как красноклювые сверипели (их в этом деле никто не мог переплюнуть). Многие другие просто жужжали и неспешно перепрыгивали с цветка на цветок, а некоторые и вовсе неучтиво прятались в высокой траве и подавали голос оттуда своим негромким и неуверенным стрекотанием.
- Приятного вам дня! – сказала Куна всем им и пошла дальше.
Продолжая путь исключительно по ранее выбранной тропинке, девочка смогла покинуть полянку с желтенькими и беленькими цветочками без того, чтобы побеспокоить ее обитателей. А далее тропинка быстро переросла в настоящую дорожку, которая не только имела достаточную для свободного перемещения ширину, но и была вымощена большими кирпичными блоками желтого цвета. И потому, шагая вперед, Куна могла более не опасаться за то, что кто-то из соседствующих с мощеной дорожкой кустов или деревьев внезапно захочет позариться на ее прекрасное платьице или на восхитительный пирог на блюдце. Теперь она была в полной безопасности относительно любых тайных или явных поползновений со стороны крючкопалых веток или же веток иной формы и конфигурации. И как бы самоутверждаясь в верности этого обстоятельства, девочка в который раз лучезарно улыбнулась, оглянулась назад для того, чтобы радостно помахать желтеньким и беленьким цветочкам, а также прочим обитателям полянки, после чего продолжила ранее начатое путешествие, стуча при этом каблучками ярко-далтаиновых туфелек по большим кирпичным блокам желтого цвета. Когда же стук каблучков стал для нее слишком утомителен, Куна стала распевать простую и непринужденную песенку со словами:
- Кракату, кракату, остригите бороду…!..
- Отличный куплет!
Прыгая с одного кирпичного блока на другой, Куна совсем отвлеклась от цели, ведущей ее вперед. И в связи с этим не заметила как сначала кусты и деревья, окружающие мощеную дорожку с двух сторон, стали редеть, а потом и вовсе исчезли, тем самым позволив дорожке внезапно закончиться где-то посреди огромного поля с неимоверным множеством цветов и трав различной формы и окраски.
- Мне очень понравилось!
Да…. Точно…. Помимо уже упомянутого, она, увлеченная собственным весельем, совсем не заметила, что в том месте, где заканчивалась дорожка, вымощенная большими кирпичными блоками желтого цвета, ее прибытия уже старательно дожидался тот, с кем она так настойчиво и старательно спешила встретиться. Это был обычный мальчик в возрасте около шести лет. Его светлые волосы укладывались в традиционную для данной местности концепцию короткостриженых причесок, а вот глаза, имевшие бледно-голубую окраску, были свойственны какой-то другой расе, но только не коренным обитателям планеты Натарион, принадлежавшей системе Кентарум созвездия Кастор. А еще мальчик очень старался привлечь внимание Куны.
- Ты прекрасна…, - сказал он, когда выяснилось, что источаемые им комплементы в адрес песнопения совершенно бесплодны.
И на этот раз мальчику удалось суметь акцентировать на себе увлеченное обыденной чепухой внимание девочки. Более того, она не только наконец-то оторвала взгляд от больших кирпичных блоков желтого цвета у себя под ногами, но и радостно посмотрела на него, а также восторженно произнесла простое и звучное имя:
- Май…
Он тоже обрадовался и прошептал:
- Куна…
Прошла секунда, прежде чем мальчик и девочка решились сделать что-либо еще. Каждому из них эта пауза была жизненно необходима, дабы наконец-то перевести дух и лаконично осознать, что долгое ожидание новой встречи, длившееся целую ночь, окончено и что этим новым утром они снова вместе. Ну а потом, по истечении вышеобозначенной секунды каждый из них сделал один робкий шаг навстречу, затем еще и еще, пока их щупленькие детские руки не соединились между собой в ладонях.
- Я скучала, - сказала Куна первой.
При этом взгляд ее ярко-зеленых глаз дрожал. Не то чтобы она боялась или нервничала. Ничего такого или схожего с этим не ощущалось внутри ее сердца. Зато ощущалось нечто другое. И именно из-за этого чувства ее взгляд дрожал, именно из-за этого чувства здесь и сейчас ей больше всего желалось спрятать свои ярко-зеленые глаза от светло-голубых глаз мальчика. Однако она не прятала глаза, не прятала свой взгляд, потому как слишком громадное и неописуемое наслаждение доставалось Куне только от того, что этот непонятно откуда взявшийся мальчик находился рядом с ней. Когда же он говорил с ней, смотрел на нее, держал за руку, весь мир и вовсе менялся на нечто противоположное. Солнце переставало быть черным, воздух начинал искриться…. Но самое главное, что сквозь тело девочки то и дело пробегали волны чего-то очень похожего на электрические разряды. Они начинали свой путь в области макушки, а заканчивали в области пяточек. И ножки дрожали после этого, и в сердце сильнее ощущалось то самое чувство, что точно не являлось страхом.
- Я тоже скучал, - сказал Май.
Девочка не ответила. Не потому что не хотела, а потому что не могла. В ее малом словарном запасе не нашлось достойных оборотов для того, чтобы описать всю феерию мыслей и ощущений, всколыхнувших ее сознание, которые в свою очередь были рождены прикосновениями мальчика, его дыханием, его всепроникающим взглядом. Но вот он разжал одну из ладоней, отпустил ее руку…
«Зачем? Не нужно этого делать!.. Пожалуйста…».
- Я говорил тебе, что ты сегодня особенно прекрасна? – спросил мальчик и погладил освободившейся ладонью одну из щек девочки, немного поправил растрепавшуюся челку, снова погладил щеку…
И Куна окончательно растаяла. В этот момент ее единственным желанием было взять и утонуть в той самой ладони, что трогало ее лицо. Хотя нет. Было нечто еще, нечто инстинктивное, чего тоже хотелось. Но она об этом ничего не знала. И потому не знала, что и как нужно делать, как не знала и о том можно ли это делать мальчику и девочке. Конечно, Куна что-то читала в книгах про поцелуи и про что-то еще, однако прочитанное никак не укладывалось в ее голове…
- Пойдем со мной.
Именно так неожиданно мальчик прервал размышления Куны о многоликих и потаенных желаниях ее сердца и настойчиво потянул ее за собой.
«Куда? Зачем? Почему?» -  возникли вопросы в голове Куны,  только вот она не стала их озвучивать и беспрепятственно позволила вести себя туда, куда почему-то вздумалось идти прекрасному голубоглазому мальчику по имени Май.
- Я покажу тебе нечто удивительное, - пообещал он.
И девочка поверила ему. Хотя на самом деле то, что распирало ее изнутри, никоим образом не могло предоставить ей иного выбора, так как подступающее к горлу эйфорическое волнение не позволяло как-либо сосредоточиться и разобраться. В книгах встречались разные стихи про какую-то там «любовь». И потому Куна то и дело спрашивала себя: «Может это и есть то самое?» Однако в тех стихах совсем не говорилось о том, как опознать и выявить такое сакральное понятие. И в связи с этим девочке оставалось только надеяться, верить и шагать вперед…
- Еще немного…, - пообещал Май.
Дорожка, выложенная большими кирпичными блоками желтого цвета, давно исчезла из виду, оставив девочку и мальчика где-то посреди большого поля зеленой травы. Да, именно. Совершенно точно. В этом описании никто не ошибся, потому как неимоверное множество цветов и трав различной формы и окраски, что можно было совершенно спокойно лицезреть совсем недавно, тоже куда-то безвозвратно исчезло, оставив после себя только бесконечную почти что изумрудную гладь.
- Что произошло? – оглядываясь по сторонам, спросила Куна.
И хотя ее рассудок был изрядно затуманен переживаниями личного характера, девочка все же не могла не определить очевидную несуразность происходящего.
- Как это так? – потребовала она ответа.
Однако голубоглазый мальчик ей не ответил. Он только сильнее сжал ее руку и гораздо более настойчиво повел за собой куда-то туда, где определенно находилось нечто очень важное. Но для кого? Уж точно не для маленькой пятилетней девочки в розовом платьице с синими цветами. Первым ее порывом было желание сопротивляться, но потом она внезапно осознала, что у нее есть самый прекрасный и изумительный друг, о котором можно лишь мечтать, что ей не нужно искать что-то и где-то, что нужно лишь неотрывно держаться за руки. Ну а коли ему так хочется куда-то идти и стремиться…
«Кто я, чтобы этому противиться?»…
Так что в итоге эти двое шли и шли, шли и шли, шли и шли…. И более никто не собирался сопротивляться, никто более не собирался задавать лишних вопросов, никто более не собирался противиться чужим планам…. Но все же всегда существует самая крошечная и неотвратимая вероятность того, что нечто все равно произойдет даже вопреки самому здравому смыслу. Так и в этом случае через какой-то промежуток времени Куна все равно задала свой новый вопрос:
- Что это такое происходит?
В этом случае она имела в виду необычный хруст травы под ногами.
- Не обращай внимания, - последовал строгий ответ Мая, - Нужно идти вперед и не останавливаться. Это важно.
- Хорошо, - пообещала Куна.
Только вот такова природа человека, что периодически вопросы рождаются сами собой, даже если ты этого совсем не хочешь. Нечто подобное случилось и с маленькой пятилетней девочкой Куной, которая, будучи ребенком, была вполне закономерно любознательна и потому не могла просто взять и отмахнуться от кардинальных перемен, что претерпевал окружающий мир, пока она неуклонно следовала за своим другом. И хруст травы был только началом среди всего остального.
- Это очень-очень…, - прошептала девочка, когда в глазах стало рябить от невозможности происходящего вокруг.
И из-за категорического неприятия всего этого она протестующе остановилась и отказалась продолжать непонятное движение неизвестно куда.
- Это очень-очень…, - попыталась со второй попытки произнести Куна.
- Странно?
Куна давно потеряла надежду услышать от Мая какие-либо объяснения. Но из-за того, что маленькая девочка отказалась идти дальше, ему тоже пришлось остановиться и повернуться к ней лицом. При этом он перестал крепко-крепко сжимать ее руку, а мгновение погодя и вовсе разжал и отпустил.
- Странно? Не правда ли?
Его бледно-голубые глаза блестели в лучах мерцающего на небосклоне солнца, которое внезапно перестало быть черным и стало наливаться оранжевой краской. Любой взрослый и здравомыслящий человек, увидев эти глаза, несомненно, бросился бы наутек, потому как понял бы, что в них живет и поблескивает самое настоящее безумия. Однако Куна была слишком молода и слишком неопытна для того, чтобы насторожиться. И вместо того чтобы бежать он сделала шаг навстречу.
- Что… что ты делаешь?
Вычурное безумие мальчика быстро растворилось в неожиданно нахлынувшем недоумении, когда маленькие пухлые губы девочки коснулись его рта. И в течение некоего скоротечного отрезка времени он никак не сопротивлялся тому, что происходило. Но потом он резко вспомнил о том, что для него являлось гораздо более важным, и спешно отстранился от маленькой девочки в розовом платьице с синими цветами.
- Это лишнее, - и чтобы постараться убедить самого себя в правоте этого высказывания сделал широкий шаг назад.
- Но почему?..
Маленькая девочка смотрела на него своими широко раскрытыми ярко-зелеными глазами, хлопала аккуратными ресничками и не понимала…
- Я что-то сделала не так? Тебе не понравилось?
- Все так. И мне понравилось, - отвечал мальчик и делал еще один дополнительный шаг назад, дабы не передумать и не попытаться снова соприкоснуться своим ртом с маленькими пухлыми губами маленькой девочки.
- Тогда почему?
Май знал ответ на этот вопрос, но не мог заявить о нем напрямую. Точнее это не входило в его далеко идущие планы, ради которых ему пришлось забраться так далеко, а также пришлось сделать так много, что иногда ему казалось, что всему этому легендарному предприятию никогда не найдется конца и края. Возможно, он даже немного устал от всего этого и потому так алчуще желал проводить время с обычной маленькой девочкой, которая на самом деле была лишь средством для достижения цели.
«Наверное, я слишком долго был материальным», - подумал Май, анализируя собственное поведение, - «И потому слишком привык к безграничным слабостям этого мира».
А маленькая девочка тем временем все яростнее требовала от него какого-то пресловутого ответа, нужного исключительно для своевременного удовлетворения ее разбушевавшегося эгоцентризма и только.
- Почему? – чуть ли не кричала или чуть ли не плакала маленькая Куна в настойчивых попытках заполучить желаемое, - Неужели я в чем-то ошиблась? Я же вроде сделала именно так, как говорилось в книге…. Или же все-таки не так?
Теперь она уже не была похожа на обычного простоватого и жизнерадостного ребенка, которым виделась минутой ранее. Теперь она больше походила на капризное дитя: кончик носа был раздраженно вздернут, редкие светлые бровки нахмурены, а все остальные черты лица раздраженно заострены будто рашпиль. Эта перемена, произошедшая с маленькой девочкой, немного пугала и в то же время радовала, интриговала, заставляла поверить в нечто большее, чем то, что обещала холодная логика. И потому Май подумал:
«А почему бы и нет? Почему нельзя поступить точно так, как мне хочется? Разве не я король всего этого мира? Разве создатель не заслужил маленькой поблажки?»
Так что, все же решившись и уже не медля, он сказал маленькой девочке, что так жаждала получить от него нужный ей ответ:
- Что ты видишь?
И действительно, что видел запутанный и морально поникший пятилетний ребенок прямо перед собой и вокруг в этот самый наиконкретнейший момент? Наверное, маленькая Куна последние несколько минут была излишне увлечена собственными терзающими мыслями и потому все метаморфозы, успевшие произойти с землей, травой и небом, стали для нее внезапно шокирующим атрибутом.
- Ты довольна? – спросил ее Май.
А она тем временем мучительно пыталась удержать накопленный в легких воздух и тем самым не закричать в приступе ужаса.
- Не правда ли это просто великолепно?..
Перед Куной по-прежнему стоял все тот же самый обычный мальчик в возрасте около шести лет со светлыми волосами, короткой стрижкой и бледно-голубыми глазами. А вот все остальное никоим образом не могло принадлежать планете Натарион, входившей в систему Кентарум созвездия Кастор. Какие-то минуты назад, которые были впустую потрачены несмышлёным ребенком на выяснение чувств и отношений, окружающий мир начал искриться и солнце виртуозно превратилось из черного в оранжевое. Куна видела это, но не восприняла это как некое событие, подумала, что это еще один зрительный фокус, точно такой же как и множественное исчезновение цветов и трав различной формы и окраски, что  произошло еще раньше посреди большого поля. Тогда она все думала, что ее хотят удивить, поразить, заинтересовать…. Но нет. Теперь Куна это полноценно осознавала, когда увидела вокруг себя только исключительно оранжевый мир.
- Тебе же нравиться? – продолжал спрашивать ее маленький мальчик с бледно-голубыми глазами и со ставшим холодным и пронизывающим взглядом.
А Куна не знала, что ему на это ответить. Ее собственный взгляд метался из стороны в сторону, но находил не нечто спасительное, а все то же самое: оранжевое небо, оранжевое солнце, оранжевый песок. В приступе охватившей ее паники, девочка сделала шаг назад, и тогда из-под подошвы одной из ее красивых ярко-далтаиновых туфелек вырвался пронзительный чавкающий хруст. На этот раз он не был тихим и сомнительным, как прежде, когда под ногами хрустела претерпевавшая метаморфозы трава. Теперь под ее ногами хрустели кости. И наконец-то осознав, что именно торчит из песка и смотрит на нее своей безукоризненной белизной, Куна более не смогла удерживать крик в собственном горле…
- Тише, тише, -  вежливо попросил ее голубоглазый мальчик.
При этом он немного морщился, потому как девчачий крик едва не взорвал его барабанные перепонки. Отнюдь не этого добивался Май. Но не сказать, что эдакие спецэффекты стали для него сюрпризом. Просто ему очень хотелось обойтись без них. Однако раз уж самое плохое из возможного все равно случилось, и из-за этого в ушах шестилетнего мальчика слышался причудливый звон, то можно было тут же перестать бояться и начать реализовывать все остальное из задуманного…
- Наверное, все же нет…, - прошептал Май почти что между делом.
И когда прозвучала эта реплика, маленькая девочка смотрела на маленького мальчика и не понимала. Конечно если честно Куна на самом деле не понимала ничего из происходящего, но именно в этот момент в ее миниатюрной головке с косичками и алым бантом никак не укладывалось понимание того как этот человек еще совсем недавно мог быть предметом ее восхищения, как она могла испытывать к нему нечто отличное от неприятия и опаски.
«Паспирторик», - непременно сказала бы любимая и обожаемая нянечка Форихта, если бы находилась прямо здесь и сейчас и имела бы неудовольствие лицезреть этого надутого, напыщенного и самодовольного безумца с прекрасными бледно-голубыми глазами.
Вообще-то нянечка Форихта часто и много говорила своей воспитаннице о неких голубоглазых людях, которых следует опасаться и категорически избегать. Только вот почему-то Куна вспомнила об этом лишь сейчас, то есть с изрядным запозданием. Возможно, виной тому являлось то обстоятельство, что большинство пугающих и ужасных историй от нянечки рассказывалось перед сном и потому зачастую терялись и забывались где-то между обрывками сновидений, а может кто-то заставил ее забыть и не вспомнить?..
- Паспирторик, - еле слышно слетело с губ маленькой девочки.
Теперь она помнила, теперь она смотрела прямо на того, с кем ей не стоило встречаться не при каких обстоятельствах, смотрела в его объятые бесконечным безумием бледно-голубые глаза. Впрочем, самое удивительно, что маленькая Куна совершенно точно не знала и не понятия не имела где и когда ей довелось встретить всегда вежливого и обходительного мальчика Мая, сумевшего так виртуозно вскружить ей голову. Она лишь помнила неотразимое очарование его глаз, его слов, его телодвижений…
«Ох… ах», - думала девочка, мысленно прокручивая все свои прошлые переживания.
Она думала и смотрела, смотрела и не все еще понимала, как и почему в ее сердце могли зародиться какие-то нежные чувства, тем более что на лицо мальчика, ранее казавшееся красивым, стала постепенно наползать гримаса искаженного удовольствия от всего происходящего. Ему точно нравилось, и он точно был несказанно рад всем внезапно случившимся оранжевым метаморфозам.
- Тебе должно это нравиться, - сказал мальчик с бледно-голубыми глазами, а после этого сделал шаг ей навстречу.
Куна чувствовала, что ничего хорошего за этим не последует, но почему-то не смогла себя перебороть и не смогла заставить себя незамедлительно отступить на расстояние того самого шага, на которое мальчик Май попытался к ней приблизиться. И потому этот маленький негодяй все-таки смог беспрепятственно взять в плен ладонь ее руки, смог сжать ее с неистовым упоением во взгляде и на этом не остановиться. Его неумолимое наступление  продолжалось, и, пока мельчайшие доли секунд безвозвратно отправлялись в никуда, бесконечно наивная пятилетняя девочка в красивом розовом платьице с синими цветами не просто стояла и молчала, а очень настойчиво ждала самой долгожданной развязки.
«Разве не этого ты хотела? Разве не об этом ты мечтала? Разве не об этом пишут во всех твоих книжках?» - пытался утверждать ее мысленный антипод.
А Куна тем временем все смотрела на мальчика с бледно-голубыми глазами и никак не могла с ним не согласиться. К ее невнятному сожалению, многие яростные желания и помыслы действительно существовали в ее детском разуме и теперь, когда появился некто, кто, возможно, имел способность помочь им реализоваться в действительность, их былое смирение вмиг улетучилось. Теперь они уже не могли себе позволить тихо и безмолвно прозябать в голове породившего их пятилетнего ребенка. Отныне они имели шанс позволить себе нечто гораздо большее – прорваться сквозь не успевшую окрепнуть пелену внешней догматики и создать для себя новую жизнь в новом мире…
- Нам нужна была ты, и мы тебя нашли…
Произнося эту свою очередную крайне патетичную реплику, мальчик Май безусловно выглядел еще безумнее, чем раньше. Но маленькой Куне не было до этого никакого дела. Другие мысли и действия занимали ее взбудораженный мозг.
«Вот оно! Скорее всего, то самое…!» - мысленно кричала она самой себе и единовременно пыталась вырваться из пут неисчисляемой совокупности утверждений, которой ее одарили мама, папа, сестры, бабушка, нянечка Форихта, молочник-посыльный с другого конца поселения Тапиркаусик, отведенного под аграрные нужды и многие-многие другие.
- Зачем все это? – спросила девочка в красивом розовом платьице с синими цветами.
- А разве это важно?
Он улыбался. И ей нравилась эта улыбка. Конечно, это воспринималось как нечто странное и скабрезное, ведь от его смеха веяло безумием, а не радостью. Но ей все равно нравилось, как этот загадочный мальчик с бледно-голубыми глазами улыбается и вглядывается теми же самыми глазами в никому ранее недоступные закрома ее души. Ранее и сама Куна о них ничего не подозревала, но теперь…
- Теперь все будет иначе, - пообещал мальчик Май.
Его рука крепко сжимала руку девочка в восхитительном розовом платьице с синими цветами. Его дыхание было таким близким и таким привлекательным. И эти его все еще бледно-голубые глаза, что волей-неволей заставляли окунуться в них целиком и полностью. Все это вышеперечисленное буквально сводило маленькую Куну с ума. И все же отнюдь ни что-либо из этого короткого списка заставило пятилетнего ребенка пойти на внеочередное сумасбродство. На это ей сподвиг тихий и поначалу еле слышный шелест, что неожиданно донесся до ее маленьких ушей.
«Что это?» - незамедлительно возник вопрос в ее голове.
Она оглянулась, но так и не поняла, откуда же происходил некий постепенно нарастающий в громкости и крайне приятный для слуха шелест. Вокруг нее по-прежнему располагался мир в исключительно-оранжевых очертаниях. Оранжевое солнце сливалось воедино с оранжевым небом, что в свою очередь утопало в оранжевых песках. И обглоданные до ослепительной белизны кости все так же неизменно торчали тут и там, растворяя тем самым всякую надежду на романтику, что так старались подарить бледно-голубые глаза мальчика Мая.
- Ты это чувствуешь? – спросил он маленькую девочку в потрясном розовом платьице с синими цветами.
Она не ответила. Не потому что не поняла вопроса, а потому что не хотела отвечать, потому что ей хотелось и нравилось верить, что от каких-то вещей можно запросто отмахнуться. Только вот маленькая Куна никак не могла себе позволить отмахнуться от мальчика, что неистово смотрел на нее почти что по-волшебному очаровательным взором. И пускай в этом взоре было полным-полно дичайшего и самого отвратительного безумия, она все равно находилась у него в плену. И его теплое и влажное дыхание все больше и больше привлекало к себе маленькую девочку в умопомрачительном розовом платьице с синими цветами.
- Я уверен, что ты слышишь это, - продолжал говорить мальчик Май.
«…это-о-о», - мысленным эхом прозвучало в мозгах маленькой Куны.
Голос мальчика с бледно-голубыми глазами так мелодично накладывался на не перестающий нарастать в громкости и крайне приятный для слуха шелест, что пятилетней девочке более не захотелось тратить подаренное Вселенной время на пустое и компромиссное ожидание. Она и так прекрасно и отчаянно знала, чего хочет на самом деле.  Так что последние попытки промедления были разом отброшены в сторону. Ей только и оставалось, что сделать последнее движение в сторону самого главного и очевидного.
«Сделай это», - требовал от нее ее внутренний антипод.
- Я жду твоего решения, - тихо и мелодично шептал маленький мальчик с бледно-голубыми глазами, не забывая при этом дарить маленькой девочке самую безумную улыбку на свете.
«Так что?»
Этот вопрос Куна задала себе в самый последний момент.
«Ты все еще желаешь этого?»
«Несомненно».
«А как же…».
«Может в этом и есть вся цель?»
«Может, нет никакого средства. Может, есть только здесь и сейчас, и решиться можно, лишь по-настоящему захотев?..»
Нет, это вовсе не был вопрос и уж точно не последний, потому как разум маленькой девочки в утонченном розовом платьице с синими цветами критически заполонило множество разношерстных мыслей и мнений по одному и тому поводу. И повод, зародивший все эти метания, не был чем-то эфемерным или надуманным. Он стоял прямо передней и никуда не уходил, он смотрел на нее бледноватой голубизной своих глаз, дышал на нее воздухом из своих легких и ждал, ждал, ждал…
«Так что?»
Цикл сомнений совершил полный круг, противоречия вернулись в самое начало, и тогда маленькая Куна внезапно решила для себя, что более не станет медлить. Ей надоело спорить с самой собой…
«Ведь я всего лишь маленькая девочка и не приспособлена для таких вещей…».
Вот именно. Она не была приспособлена. И все же при всем при этом этот несмышлёный ребенок не сделал один или несколько шагов назад, не развернулся и не побежал, преследуя попытку убежать от того, кто нескончаемо источал прекрасное и сладострастное безумие. Вместо этого маленькая девочка Куна немного подалась вперед и положила свободную руку на плечо мальчика Мая.
- Ты ведь тоже этого хочешь? – спросила она у пленившего ее обладателя бледно-голубых глаз и чего-то еще, что ей пока что не было понятно.
- Наверное…
Его взгляд, его дыхание теперь были совсем-совсем близко. Их губы почти касались, и маленькая девочка в почти что сказочном розовом платьице с синими цветами пускай и совсем чуть-чуть, но все же перестала воспринимать мальчика с бледно-голубыми глазами как некоего полоумного безумца обманувшего ее хрупкое детское доверие и заманившего черт знает куда и черт знает за чем. А еще этот нежный и ласковый шелест…
«О, он гораздо более прекрасен и замечательно восхитителен, чем этот непонятно откуда взявшийся мальчик, что совсем немного старше меня, но при этом способен на такие странные и пугающие вещи, что я даже не знаю…», - думала маленькая Куна.
Но любые мысли и слова в ее голове внезапно потеряли всяческое значение. Ведомая убаюкивающим ритмом неведомых, постепенно нарастающих в громкости и крайне приятных для слуха звуков, она решительно перестала сопротивляться тем порывам, что так настойчиво пытались ею овладеть, а потому еще сильнее подалась вперед и еще сильнее вцепилась в чужое плечо. И вот уже то самое произошло само собой…
- Ты чувствуешь разницу? – спросил Май, когда их губы снова разошлись по разные стороны баррикад и снова появилась возможность для разговора.
- Да… конечно…
Взгляд Куны пылал, ее ярко-зеленые глаза светились неистовым восторгом. Да и как иначе, ведь она только что ощутила и прочувствовала то, что никоим образом не может быть втиснуто в ограниченный рамками переплет обычной материальной книги, даже если она бесподобна, гениальна и великолепна.
- Я хочу еще, - сказала Куна, уже даже и не пытаясь себя сдерживать.
- Пожалуйста, - ответил мальчик с бледно-голубыми глазами.
И вот опять их влажные ищущие некие потаенные истины части тела слегка соприкоснулись, только вот и на этот раз все произошло совсем иначе, чем в предыдущий. Новый поцелуй повлек за собой нечто новое и неизведанное. Конечно, кое-кто именно этого и добивался. Но это не столь уж и значимо. Значимо то, что внезапно весь бесконечно и тошнотворно оранжевый мир вокруг затрясся, заскрипел, затрещал по швам.
- Что это? В чем дело? – испуганно спросила Куна и стала инстинктивно оглядываться.
- Все в порядке. Не волнуйся, - попытался убедить ее Май.
Но с этим были свои сложности, ведь маленькая девочка никак не могла поверить в некое умозрительное благополучие именно в тот момент, когда с и так уже изрядно покосившейся реальностью стали твориться совсем непоправимые вещи. Ей было страшно, но готовящийся поработить нервной дрожью испуг был резко нивелирован еще одним нежным и осторожным поцелуем…
«Это уже третий…», – сладострастно считала Куна и явственно наслаждалась процессом.
И потому вся грандиозная тряска, что неожиданно постигла бесконечно оранжевый мир, стала для нее микроскопически значима.
«В эти три раза все совершенно иначе», - продолжала думать маленькая девочка в розовом платьице с синими цветами и при этом не переставала целоваться с мальчиком, что появился в ее жизни неизвестно как и непонятно откуда, - «В эти три самые неповторимые раза все отнюдь не выглядит как поднаторевшее обязательство. Наверное, именно этого я хотела, наверное, именно это я ждала и искала…».
- Я люблю тебя, - произнес мальчик Май, когда третий поцелуй наконец-то закончился.
Так неожиданно, жестко и прямолинейно. Словно вся суть вселенского мироздания внезапно реализовалась в одной единственной фразе.
- Я люблю тебя, - сказал он еще раз.
Такие обычные и в то же время странные и непонятные слова.  И не думать, и не гадать  о них не представлялось никакой возможности. Вот маленькая Куна и думала о них. Не хотела, но все рвано думала. Она удерживала мальчика с бледно-голубыми глазами в своих руках и спрашивала себя, как же так получилось, что в своем пятилетнем возрасте ей внезапно удалось постичь то самое чувство, что согласно книжным легендам всегда ютилось где-то в глубине ее сердца, где оно непрерывно ждало кого-то, кто обязательно отыщет нужный золотой ключик к ничем неприметной и яростно стучащей темнице. Конечно, можно было сомневаться, пытаться всячески переубедить внутреннюю суть и некое содержание, однако как же она могла убежать и спрятаться от неуемной эйфорической дрожи в кончиках пальцев? Никак. Такое невозможно. Немыслимо. Абсурдно.
- Я тоже тебя люблю…
Куна не хотела этого говорить. Точнее думала об этих самых словах, но совсем не пыталась их произнести. Просто они как-то сами сорвались с языка, и теперь уже никак нельзя было догнать их и вернуть на прежнее место. И потому ей оставалось лишь признаться самой себе и повторить еще раз, чтобы и вся бесконечная Вселенная услышала о раздирающих ее чувствах, чтобы взорвалась вновь и уже не смогла бы быть тихой и спокойной, зная, что где-то есть маленькая девочка в красивом розовом платьице с синими цветами, которая очень-очень хочет огромной и гигантской любви, которая уже осознала в себе это прекрасное и бесконечное чувство и которая уже никогда и ни за что не отпустит его от себя, не променяет на нечто другое, не забудет о его существовании…
- Это прекрасно, - сказал Май.
Куна попыталась было удивиться, но тут же брезгливо забросила эту затею. А все потому, что ей словно под влиянием некоего озарения стало ясно, что все то, что нескончаемо мелькало в ее голове в виде мыслей и желаний, теперь было доступно не только ей, но и этому странному непонятно откуда взявшемуся мальчику с нескончаемо диким и смеющимся безумием в бледно-голубых глазах, что смотрел на нее самым прекрасным взглядом на свете и говорил самые прекрасные на свете слова. Так что внезапно маленькой Куне пришлось категорически признать и осознать, что то новое чувство, которое совершенно незапланированно вырвалось из ее юного сердца, отнюдь не какое-то новое событие или излишне мудрёный термин…
- Любовь – это нечто большее, - шептала она, пока ярко-зеленые глаза утопали в бледно-голубых, пока пробиваемые наэлектризованной дрожью пальцы сжимали друг друга, пока теплое и влажное дыхание двоих оседало легкой испариной на коже щек, обильно залитых румянцем и жаждой близости.
- Ты и представить себе не можешь…
Это были слова мальчика Мая. Его безумие, его безумная улыбка, его странные и завуалированные речи – все это никуда не исчезло на фоне любовных признаний. Он, как и прежде, был тем же самым шестилетним ребенком, который совершенно неясным образом имел способность искажать пространство, превращать его в нечто новое, местами отвратительное или патетичное. И да, все эти признания, чувства, душевные порывы безалаберно отвлекли внимание маленькой Куны от происходящего вокруг.
- Что это? – спросила она, когда наконец-то посмотрела не на своего возлюбленного, а в другую сторону.
- Преобразование.
Короткий и многозначительный ответ. Но маленькой девочке этого было мало.
- В смысле?
Она смотрела и не понимала, как так получилось, что бесконечно оранжевый мир, который и сам появился из ниоткуда, в итоге начал рассыпаться на трухлявые осколки. Грандиозная тряска осталась позади, и сквозь гигантские трещины и дыры в оранжевой монохромности теперь просачивалось нечто другое, имеющее свои собственные цвета и свои собственные мотивы. И теперь уже практически громогласный, но все также крайне приятный для слуха шелест тоже стремился прорваться сквозь те же самые трещины и дыры.
- Но как такое возможно?
- Наша любовь на многое способна, - объяснил мальчик девочке.
Взгляд маленькой Куны вернулся на прежнее место. Она снова смотрела на того, к кому отныне и навечно испытывала самые неизгладимые чувства.
- Значит, я нужна только ради этого? – раздался почти что строгий и почти что осуждающий вопрос.
- Нет, - ответил ей мальчик, и в его бледно-голубых глазах появилось еще больше безумия и смеха, - Все есть и существует только ради этого. Все ради идеального мира на грани сущего и вездесущего, в котором мы взрастим нашу бесконечную любовь. И кончится время, и будут лишь круги на воде…
- Я люблю тебя, - прошептала Куна, смотря в глаза возлюбленному и не обращая внимания на его словесные тирады.
- Я тоже. Но сейчас ты должна сделать кое-что. Подумай о чем-то самом дорогом…
Куна не хотела. Она устала. Но все равно подумала., подумала о бабушке. Как и все прочие дети ее возраста Куна больше всего на свете любила бабушку. Ей нравилось ее сморщенное лицо, помутневшая роговица и торчащие в разные стороны спутанные седые волосы. А еще она по-особому пахла. Любого взрослого все это могло напугать, однако дети не обращают внимания на всякую ерунде и тем более не любят всяческие предрассудки…
- Бабушка…, - прошептала Куна.
И в следующее мгновение из одной из дыр в оранжевой монохромности стал неторопливо просачиваться тот самый любимый и желанный зрительный образ…
- Бабушка, - радостно повторила Куна.
Возможно, так оно и было, только вот бабушка воспринимала это несколько иначе. День за днем, ночь за ночью она сидела в своем уютном кресле и вглядывалась в кирпичную стену напротив, из которой нескончаемо лезли чьи-то руки и кто-то постоянно шепеляво стонал:
- Мы идем!.. Мы идем за тобой!.. Мы идем за всеми вами!..

Глава 7: Слияние.
- Что у вас там?!..
- Определите местонахождение группы пять….
- Какова ситуация на уровне 72548?
- Все плохо!.. Нужна помощь…
- Нет…. Боюсь, мне туда не добраться. Придется вам самим решать…
- Нет!.. Не надо!.. Нет!!!..
- Повторите!.. Вас плохо слышно…
Эти обрывочные переговоры по мобильному устройству связи уложились в очень короткий промежуток времени равный одной минуте. Младший инспектор уровня 24799 тайного аванпоста секретной трансгалактической полиции, расположенного в подотчетной зоне 5790680-9, Тирэл Кванг с трудом мог разобрать слова, произносимые кем-то малознакомым, и с еще большим трудом мог постичь их шаркающий радиопомехами смысл. Но потом прекратилось и это. И тогда стало ясно самое главное – что-то очень сильно пошло не так. Конечно, ничего хорошего Тирэл Кванг не ждал где-то около получаса. Именно тогда произошел первый взрыв, и именно тогда была потеряна связь с планетарной лабораторией. Однако он все равно и сейчас пытался истязать своими дрожащими пальцами внезапно ставший бесполезным коммуникатор. А все потому, что кто-то приучил его верить в хорошее окончание самой трагичной и безвыходной ситуации.
- Ну же…, ну же…, - судорожно повторял младший инспектор, а потом снова и снова тыкал по синим и зеленым кнопкам.
Только вот все это было бесполезно. Он понял это, когда прекратились громовые раскаты нескончаемых взрывов, что зарождались снаружи от аварийного убежища и с легкостью проникали сквозь звуковой барьер, представленный очень толстой периттовой дверью. Он понял это, когда воцарилось некое спонтанное подобие тишины.
«Кажется на этом все», - сообразил младший инспектор и наконец-то прекратил тщетные попытки наладить связь с другими подразделениями, - «Теперь за этой дверью остался лишь пустотелый вакуум…».
А пока он думал, с потолка тускло и уныло светила небольшая люминесцентная лампа, цветные огоньки приборов аварийных панелей неторопливо подмигивали друг другу, а в самом углу томно урчал небольшой аварийный генератор.
«И я вроде как теперь уже и не нужен…».
Младший инспектор Тирэл Кванг полностью выполнил возложенные на него обязательства. И чтобы там не произошло снаружи, все подробные данные по секретным экспериментам, проводимым персоналом тайного аванпоста секретной трансгалактической полиции, что еще совсем недавно располагался в подотчетной зоне 5790680-9 и теперь уже вроде как и не существовал, были надежно защищены и тщательно упакованы.
«Вот так…. И больше никак…».
Долгое стояние на ногах перед прочной и непреодолимой периттовой дверью в нескончаемом ожидании несбыточного чуда быстро утомило младшего инспектора Тирэла Кванга. Сначала он принялся неспешно переминаться с ноги на ногу, а потом, когда ему стало ясно, что это не выход, окинул беглым взором то самое аварийное убежище, в котором сам себя запер, и попытался отыскать нужное решение. Правда, такового ему обнаружить так и не удалось. И да, убежище действительно существовало и отнюдь не первый день, однако никто и никогда не предполагал, что может возникнуть реальная необходимость им воспользоваться. Так что этот самый никто ошибочно позволил себе не позаботиться о важных нуждах того, кто может быть когда-нибудь окажется запертым наедине с резервной базой самых что наисекретнейших данных.
- Замечательно!.. Просто замечательно, - горестно произнес младший инспектор, детально осознавая собственные перспективы.
Еще немного постояв, он все же решил, что другого выхода ему не остается, и потому смиренно присел на бетонный пол. И там, на полу, у него появилось почти что безграничное раздолье для всевозможных и самых невероятных умозрительных умозаключений. Внезапно младший инспектор стал центром своей собственной вселенной. Пускай она была мала и неказиста, пускай ее пределы упирались в огнеупорные паркалитовые стены, но зато именно он, Тирэл Кванг, отныне и во веки веков был ее хозяином и господином…
«Да неужели навечно?» - озадачился вопросом Тирэл, когда полет его фантазии достиг недоступных ранее высот.
«Так точно. Ведь разве можно надеяться на самое самозабвенное чудо, которым бы явилось мое неожиданное спасение из плена секретного подпространственного кармана? Нет, меня точно не найдут и не обнаружат. Во всяком случае, живым и здоровым. Возможно, когда-нибудь позже или же через тысячу тысяч трансгалактических лет, но точно не сейчас. Сейчас такое невозможно. Сейчас возможна только моя медленная и мучительная смерть, обусловленная отсутствием припасов воды и пищи и крайне скудным запасом кислорода. А потом кому-то достанется исключительно мой иссохшийся труп и некое покрытое вековой пылью предание о самоотверженном подвиге во имя прекрасного будущего Вселенной. Но он ничего не узнает о том безумии, что глодало мой разум за многие часы перед смертью…».
«Безумие? Какое еще безумие?»
«А разве то, что я только что начал говорить сам с собой, не является первым шагом на пути к сумасшествию?.. Думаю, что является…».
Младший инспектор Тирэл Кванг не собирался сам себе рассказывать сказки. Он прекрасно знал, что будет дальше. Печальная участь и ничего более. И, конечно же, он не был готов и совершенно не готовился к именно такому повороту событий. Что-то другое обещали ему в качестве стимула при отборе в секретную трансгалактическую полицию. Что именно?.. Этого он не помнил. Помнил только фееричную одухотворенность, что снизошла на него в момент произношения грациозно отчеканенных слов присяги: «…отдать все силы и средства, включая жизнь, делу защиты и процветания Вселенной…».
- Прекрасные слова, - тихо прошептал Тирэл Кванг, сидя на холодном, почти что ледяном, бетонном полу аварийного убежища.
Теперь у него остались только эти слова, и можно было наслаждаться только ими. Все остальное грубо и беспардонно забрало неясное чрезвычайное происшествие, пришедшее неожиданно и не позволив тем самым своевременно учесть все плюсы и минусы возможных вариантов последствий. В первую очередь это касалось того самоотверженного рвения, с которым младший инспектор Тирэл Кванг ринулся спасать секретные данные очень важных экспериментов. Да он активировал защиту, включил нужный рубильник, но стоило ли это того, чтобы оказаться запертым в смертельной ловушке? Сидя на бетонном полу Тирэл Кванг понемногу терял уверенность и браваду первых секунд. Реальность была холодна и беспощадна, намного холоднее бетонного пола, на котором он сидел.
- Совсем не так я собирался отметить свое совершеннолетие, - продолжал говорить младший инспектор, продолжая тем самым нарушать бесконечную тишину внутри и снаружи.
Ах, да. Восемнадцать трансгалактических лет – прекрасный возраст для молодого человека, особенно если он решил с головой окунуться в виртуозные приключения на бескрайних просторах Вселенной. И как жаль, если кому так и не удалось свершить всего того, что ими было выстрадано в мыслях и мечтаньях.
- Как жаль, - Тирэл Кванг произнес еще одну еле слышную фразу.
И после нее ему все стало окончательно ясно. Он принял решение.
«Пускай уж лучше молниеносно запузырится кожа и мгновенно взорвется мозг. Пускай последние ошметки мыслей разбросает во все стороны и на этом конец…», - примерно так и прозвучало то самое решение в голове младшего инспектора Тирэла Кванга.
А тогда он неторопливо поднялся с бетонного пола, на котором сидел и без всякой спешки подошел к толстой периттовой двери, что отделяла его и все аварийное убежище от того, что находилось снаружи. Все взрывы давным-давно стихли и никакие звуки более не пытались проникнуть внутрь убежища. 
- Там пустота. Там нет никого и ничего, - вслух обозначил младший инспектор вполне очевидный факт, а потом дернул за аварийный рубильник.
От страха он на мгновение закрыл глаза. Да Тирэл Кванг хотел умереть, но это вовсе не означало, что он не боялся смерти.

Глава 8: Духи подземелья.
Марат проснулся, поддавшись настойчивому зову внутреннего распорядка. Сегодня был слишком важный день для того, чтобы его проспать.  А такая роскошь в последнее время была ему не по зубам. Так что пришлось открыть глаза и сдержанно зевая посмотреть в сторону окна. По другую сторону стекла было темно, однако кромешную темень все время разрезали всполохи яркого света, отблески которого причудливо играли на потолке и в тонких гранях семейного сервиза, что извечно ютился в покосившемся от времени шкафу.
- Да, - прошептал Марат.
Эта неопределенная фраза не относилась ни к кому и ни к чему. Он произнес ее просто так, словно на автомате, единовременно размышляя на какие-то другие потусторонние темы, что было совершенно неактуально. И потому спустя минуту, потраченную исключительно на совершенно странную и путаную медитацию, Марат приподнялся с кровати и сел. Еще мгновение и он снова смотрит в сторону окна.
«Как странно», - думает он.
Он не торопиться, так как знает, что имеет в запасе восемь минут и какое-то неуточненное количество секунд. Выходит все же существует время для того чтобы экзальтированно наблюдать за тем как сварочный аппарат пронзает ночь всеми цветами радуги.
- Да, - повторяет Марат.
Как и прежде совершенно непонятно к чему это относиться. Возможно к проблемам, которые легли на его плечи непреодолимым бременем или же к тому, что за окном каждую ночь продолжается неугомонное строительство. Сложно сказать. И все же скорее всего это камень в мишень, старательно прибитую к последнему варианту.
«Вот так бывает, - продолжал размышлять Марат, - когда приходиться жить в строящемся новом районе в пригороде».
Сказать, что он жалеет о переезде, было бы предосудительно. Просто у него не было других решений для сложившихся обстоятельств. Его никто не спрашивал, не уведомлялся о его желаниях и мечтах, а в итоге судьба буквально огорошила его и поставила перед фактом. Так что ему осталось всего лишь подвинуться и уступить дорого всеперемалывающему бытию. И теперь в течение дня он наслаждался звуками молота и наковальни, а по ночам страстно всматривался в сказочные фейерверки ацетиленовых горелок.
- Да, да, да…, - продолжал повторять Марат.
Однако время размышлений себя исчерпало и даже больше. Он необдуманно превысил дозволенный лимит, так что придется старательно поторопиться и снизить дефицит успеваемости. Наилучший способ – это, конечно же, позабыть о туалете и постараться поднапрячь сфинктеры, потом неплохо бы чистить зубы в семь раз быстрее, да и зубная нить с утра ни к чему, если только ты по ночам не наведываешься в гости к холодильнику. Что там еще? Ах да. Можно запросто отправиться на работу в той же футболке, что и совсем недавно ложился спать. Так что кажется все. Вроде как успел. Есть три минуты, чтобы надеть ботинки, выйти из квартиры и запереть дверь. Почти идеально отлаженный план.
- Так точно, - подметил Марат, будучи уже в лифте.
Впрочем, не доверяя самому себе, он все же посмотрел на часы. Те показывали пять двадцать три, что означало наличие двух с половиной минут на то чтобы лифт достиг нижнего этажа и тем самым позволил бы ему выйти из подъезда и пройти сорок три метра до того места, где можно смело остановить маршрутку. Автобус вряд ли. Конечно, как-то раз он видел как какая-то дряхлейшая и сгорбленная бабуся все-таки смогла остановить автобус с этого самого места. Возможно, это было чудо. Единовременное и неповторимое. Ведь когда сам Марат попытался повторить его, то потерпел жесточайшее фиаско. Автобус проехал мимо, тяжело фырча выхлопной трубой, а он остался на своем месте, размахивая руками как самый последний идиот. А главное, что результатом всего этого экстравагантного экспромта стал жуткий приступ панического страха, из-за которого ему пришлось три дня сидеть, зажавшись в углу своей маленькой съемной квартиры в ожидании неожиданного прибытия агентов ЗПЗ, которым могли бы донести о непозволительном и пугающем окружающих поведении господина Тартарского.
К счастью все обошлось и по истечении трех дней он смог сказать своей любимой Анастасии, что у него все в полном порядке, а дела идут просто отлично. Она звонила всего лишь раз в неделю, и ему меньше всего хотелось огорчать ее неожиданными сюрпризами в виде трехмесячной изоляции или чем похуже. А так Настя бодро и весело рассказала ему какие-то глупые новости, сказала, что скучает и пожелала спокойной ночи.
- Спасибо, - ответил он и повесил трубку, а потом подумал, - Она счастлива и это главное. Все остальное не имеет значения.
Пока Марат в очередной раз размышлял на тему своего настоящего, выше по дороге показались горящие фонари микроавтобуса. А это означало, что необходимо сделать шаг вперед, то есть поближе к краю дороги, и вытянуть руку в знак вежливого и в тоже время назидательного приглашения примкнуть к обочине
«Точно по расписанию», - мысленно прокомментировал Марат, будучи уже внутри салона и передавая водителю мелочь за проезд.
- Сколько? – с вызывающей ноткой в голосе спросил водитель, как только монеты оказались в его ладони, словно ему задолжали все на свете.
Марат посмотрел на него более внимательно, чем в тот краткосрочный миг, когда переступил порог микроавтобуса, однако так и не смог узреть каких-либо признаков голубой королевской крови. На самом деле это был всего лишь обычный мужчина с совершенно обычной уродливой внешностью в такой же уродливой и давным-давно потерявшей белоснежные свойства майке. Рыжие волосы уродливыми пучками торчали на его голове, а на вытянутом и осунувшемся лице произрастала такая же полувыщипанная борода. Так же нечто подобное торчало и из-под его неприкрытых подмышек.
- Сколько? – еще более требовательно и вызывающе потребовал немедленного ответа водитель, взбешенный непозволительным молчанием со стороны новоявленного пассажира.
Так что Марату все же пришлось ответить, так и не узнав причин такого непотребного и неуместного хамства:
- За одного.
- Без сдачи?
- Без.
Понятное дело, что при других обстоятельствах стоило бы поучить грубияна манерам, но точно не когда он несет ответственность за других людей. И точно не сегодня.
«Сегодня мы почти что братья», - подумал Марат и сел на свободное место.
Расположившись в удобном пассажирском кресле где-то в середине салона, он быстро забыл про негативные эмоции, связанные с недолгим бесполезным общением и постарался сосредоточиться на главном. В первую очередь ему, конечно же, пришлось в который раз взглянуть на часы, чтобы тем самым убедиться в том, что прибытие в пункт назначения состоится только через двадцать семь минут.
«Замечательно», - подумал Марат, тем самым убеждая самого себя, что все идет по плану.
Впрочем, оставался открытым вопрос, чем же ему себя занять в течение этих самых двадцати семи минут. Бесспорно, что он уже потратил минуту, мысленно разглагольствуя на эту тему, но оставались еще двадцать шесть и с ними нужно было срочно что-то делать. Марат посмотрел по сторонам, надеясь, что в полупустом салоне неожиданно найдется объект, которому не жалко будет подарить это драгоценное время. Однако ничего интересного не попалось ему на глаза, ведь дедушка в пенсне и десять бабушек с котомками никак не котировались согласно его жизненному амплуа.
«Жаль. Очень жаль», - подумал Марат.
Теперь у него остались двадцать три минуты.
«Как раз хватит на пять-шесть песен», - мелькнуло в голове чуть позже.
И тогда Марат достал из кармана наушники, воткнул их в уши и нажал на кнопку «старт» на дисплее портативного проигрывателя музыки. В ушах тотчас зазвучал голос любимого вокалиста и не менее любимые гитарные запилы.
- Прекрасно, - прошептал Марат и откинулся на спинку кресла.
Теперь можно было расслабиться, немного отдохнуть от излишне назойливых мыслей, которые непрерывно будоражили воспаленный обыденностью мозг то по одному, то по другому поводу. Ведь с этим не было проблем, когда барабанные перепонки трещали по швам от наивысших показателей интенсивности стереозвука, так как при таком раскладе просто не оставалось места для каких-то там мыслей. И более того в этом случае даже не нужно было вслушиваться в меткие слова вертких метафор, а всего лишь позволить душе парить под успокаивающим напором эмоций, что были заранее припрятаны хитрющим композитором где-то между нотами и ритмом.
- Конечная, - возвестил водитель, остановив маршрутку возле метро.
Марат открыл ранее прикрытые от музыкального экстаза глаза и понял, мгновение отдыха себя исчерпало. Опередив всех, словно бравый генерал на белом коне, первым выскочил из маршрутки старик в пенсне. За ним, неторопливо покачиваясь и характерно смахивая то ли на стадных животных, то ли на вышедших на пенсию зомби, последовали бабушки с котомками. Ну а последним в ряду покидавших транспортное средство, естественно, оказался Марат.
- Всего доброго, - сказал он и захлопнул дверь.
- Аллилуйя, - ответил водила, но Марат уже не услышал этого очередного всплеска хамства с его стороны.
Он был уже на улице, за пределами душной жестяной коробки и ветер радостно пахнул ему в лицо охапкой свежего воздуха.
- Прекрасно, - прошептал Марат и оглянулся по сторонам.
Было все еще темно. Он взглянул на часы и те показывали без трех минут шесть.
«Почти идеально», - подумал Марат.
За его спиной тихо заурчал дизельный двигатель, и это означало, что водитель маршрутки пытается сдвинуть свою телегу немного в сторону. Оглядываться, чтобы увидеть это, было бы пустой тратой времени. Поэтому Марат предпочел лицезреть спешащих куда-то людей, которые вприпрыжку суетились, подобно скачущим баранам. Правда его хватило не более чем на одиннадцать секунд, а потом он вывернул взгляд влево и неторопливо побрел к забегаловке с пищей на скорую руку и незамысловатым названием «Стряпня от Фроси». Чтобы добраться до этого чуда кулинарии ему понадобилось сделать семьдесят восемь шагов до перекрестка, потом подождать сто семнадцать секунд желтого отсчета, затем быстренько пройтись по зебре и наконец  сделать еще двадцать три шага для того, чтобы оказаться прямо перед стеклянной дверью. Возможно, весь этот путь можно было бы преодолеть гораздо быстрее, если бы впереди него быстрее двигался  мужик с велосипедом или же если бы ему удалось его быстро и без помех обогнуть, но этого не случилось, так как навстречу им шли подростки, бурно обсуждавшие нечто связанное с какой-то загадочной Катькой. Впрочем, все это не имело какого-либо весомого значения ввиду того, что когда Марат дернул за хромированную ручку, дверь оказала настойчивое сопротивление.
- Как обычно, - прошептал Марат, констатируя тем самым, что сегодняшнее утро ничем не отличается от многих предыдущих.
Сквозь стеклянную дверь он видел круглые настенные часы, висящие над меню завтрака. Их стрелки сошлись на шести часах и семи минутах.
- Как обычно, - повторил Марат, что, как и прежде, означало, что все еще не пришло время для каких-либо значимых и долгожданных перемен.
И потому пресловутая «Стряпня от Фроси» всегда и везде открывалась исключительно с девятиминутным опозданием.
«Джентельменским», - мысленно добавил Марат.
Но вот две минуты быстро исчезли в небытие и как и полагается старший менеджер щелкнул замком и доброжелательно распахнул перед ним двери.
- Добро пожаловать! – воскликнул он с каким-то практически детским энтузиазмом.
На вид ему было лет семнадцать, что никак не сочеталось с табличкой на его груди с надписью большими жирными буквами «ИННОКЕНТИЙ СТАРШИЙ МЕНЕДЖЕР». Конечно, если бы он был неким акселератом, то можно было бы сделать скидочку на возраст, однако это был совершенно не тот случай. Скорее наоборот. Марат часто думал, особенно в последнее время, почему в его жизни все сложилось именно так и никак иначе. Ведь он всегда все делал правильно, был прилежным и старательным. Однако все лучшее почему-то досталось не просто кому-то другому, а самым величайшим идиотам и имбецилам. «И где же справедливость?» - спрашивал он самого себя. Но некому было ответить, так что оставалось продолжать удивляться.
- Сегодня вы первый клиент и потому вам причитается бесплатная картошка…
- Спасибо, - произнес Марат, переступая порог заведения.
Он постарался быстро пройти те четырнадцать шагов, что отделяли входную дверь от кассы. И вовсе не потому, что торопился. Просто слишком большое отвращение питало его нутро к притянутой за уши улыбке старшего менеджера, которая самым отвратительным образом обнажала его выступающие вперед кривые зубы с мерзопакостной гнильцой. Впрочем, за кассой его встретила тоже отнюдь не королева красоты.
- Приятного дня, - пролепетала она, слегка заикаясь.
«Какой тебе еще день? – внутренне вскипел Марат, - «Ночь на дворе…».
Однако вслух он ничего такого не произнес. И совсем не потому, что ему не хотелось зазря обижать девушку с поистрепанными пучками мелированных волос на голове и с лицом как у побитой галки. Просто у него не было времени на подобные глупости, ведь весь график его жизни был расписан вплоть до миллисекунд.
- Сэндвич с говядиной, сэндвич со свининой, две картошки и лимонад, - сказал Марат, настойчиво отказавшись от прелюдия.
Девушка посмотрела на него своими безликими серыми глазами, погладила левой рукой одну из свисающих прядей, а потом спросила для уверенности:
- Ваш заказ… Сэндвич с говядиной, сэндвич со свининой, две картошки и лимонад…
- Именно.
- Что-нибудь еще?
«Ну что за дурацкий вопрос мне задают каждый божий раз?» - взмолился Марат, - «Наверное, если бы я хотел чего-то еще, то сказал бы об этом сразу!»
Конечно, как и прежде он не стал кричать на обслуживающий персонал, а просто сказал:
- Нет.
- Тогда с вас…
Марату, безусловно, было жалко отсчитывать потом и кровью заработанные купюры, но с другой стороны он прекрасно понимал, что при всей тотальности мер жесткой экономии ему было жизненно необходимо хоть изредка и хотя бы чем-то питаться. Так что пришлось раскошелиться, после чего девушка пообещала:
- Ваш заказ будет готов через две минуты.
Сказав это, она немного застопорилась, словно пыталась сообразить с чего же все-таки следует начать, потом вновь посмотрела на Марата своим безликим и ничем не примечательным взглядом, улыбнулась и тотчас ринулась в сторону картошки.
«Слава богу, что хотя бы у нее с зубами все в порядке», - с облегчением вздохнул Марат и стал ждать прибытия своего завтрака.
Это были еще две минуты безвозвратно потерянного времени. И с этим никто ничего не мог поделать. Но надо сказать, что если и были проблемы в «Стряпне от Фроси», то они точно не были связаны с выполнением заказа. Наоборот поднос с едой оказался в руках Марата за пять секунд до истечения заявленного срока, что не могло не порадовать его до предела отточенный прагматизм.
- Приятного аппетита.
- Спасибо, - сдержанно поблагодарил Марат и направился к самому дальнему столику.
Он находился в углу слева, да к тому же был закрыт от посторонних глаз искусственными пальмами и несколькими кадками с непонятными травянистыми растениями. Марат любил завтракать в подобных островках уединения, так как здесь никто на него не смотрел и тем самым не отвлекал от еды и от созерцания своих собственных мыслей и стратегических планов на будущее. Слишком сокровенными и до беспамятства желанными были они, чтобы можно было доверить кому-то еще.
- Слишком, - прошептал он себе под нос, в очередной раз подтверждая самому себе грандиозную значимость любого своего поступка.
- Что вы сказали?
Марат две или три секунды пытался сообразить с чего ему следует начать в этот новый день.
«Говядина или свинина?» - таким был вопрос.
В итоге выбор остановился на сэндвиче со свининой. Но надо сказать, что выбор был не случайным, не сделанным наугад и не апофеозом движения пальцем в небо. Марат всегда действовал исключительно логически и просто не мог позволить себе каких-то там случайностей или сюрпризов.
«Сегодня среда. На «с». Значит нужно начать со свинины», - вполне логично и закономерно.
Однако не успел Марат прожевать первую откусанную порцию, как появился некто посторонний, тот, кого он не ждал и кто нарушил его самосозерцание.
- Можно присесть? – поинтересовался незваный гость.
Марат понятия не имел, кто это был. К тому же он так и не соизволил поднять глаза в сторону гостя, чтобы хотя бы определить его внешние черты. Не то чтобы ему стало страшно от того, что кто-то сегодня утром внезапно вздумал прийти к нему с приветом. Просто Марат заранее полагал, что он как-нибудь обойдется без этого, что этим утром, как и многими другими такими же предрассветными минутами, ему никто не нужен, кроме самого себя. Так что когда его вновь спросили:
- Можно? – в его голосовых связках не нашлось достойных звуков.
Лишь небольшое сопение раздраженно прорывалось сквозь ноздри.
- А вы не очень-то приветливы…
Гость, так и не дождавшись приглашения, видимо посчитал, что может обойтись и без соблюдения формальностей, и потому, неспешно отодвинув стул немного в сторону, сел за столик точно напротив Марат. Ну а потом ему почему-то захотелось немного поморщиться, поиграть мимикой лица, а под конец, старательно потирая руки, сказать:
- Совсем неприветливы.
Но Марат никак не прореагировал на все эти призывы к общению. Он продолжал недвижно взирать на следы зубов на надкусанном сэндвиче и настойчиво корить себя за опрометчиво сделанный выбор:
- Зря, зря, зря…
Да к тому же во всем виновный кусочек свиного мяса, облепленный сыром, маринадом и давным-давно размякшим хлебом все еще пребывал где-то между языком и небом и совершенно не собирался двигаться туда или обратно, что в конце концов стало постепенно превращаться в ощутимую для Марата проблему, так как ему помимо прочего нужно было как-то дышать, а с набитым ртом это было не совсем удобно.
- Глотайте, - потребовал гость.
Странно, но это сработало. Словно Марат только и ждал, чтобы ему разрешили. И более того на мгновение ему даже показалось, что все глотательные мышцы подчиняются кому-то другому. Но как только полупережеванный кусок сэндвича утонул в желудочном соке, он быстро прогнал прочь такие глупые и опасные мысли. Гораздо полезнее было взглянуть на часы, утверждавшие, что время, выделенное на завтрак, близиться к концу.
- Мне пора, - заявил Марат, однако с места не сдвинулся.
Его пронзительный взгляд был прикован к оставшейся на подносе еде. Она выглядела приятной и аппетитной, только вот возможность ею насытиться была безвозвратно упущена. Оставалось лишь сожалеть:
«Плохой выбор. Плохие последствия. Все взаимосвязано. Мне пора. Нужно идти. Пора сваливать. Прямо сейчас…».
- Нет.
«Нет?» - возник подсознательный вопрос. За все это время Марат так и не взглянул на гостя. Его глаза смотрели под нос, в сторону, но только не в сторону назойливого субъекта. Несомненно, это был страх, однако не в той форме, в какой это обычно бывает. Марат боялся не самого гостя, а того, что взглянув на него, ему придется признать реальность его существования, а вместе с этим ему также придется смириться с очередной порцией несовершенства и порочности, а этого никто не заказывал в утреннем меню. Так что было проще избегать зрительного контакта и притвориться, что нет и никогда и не было никакого странного и назойливого субъекта. И потому Марат мог себе позволить встать и уйти. Правда едва он встал и попытался отодвинуть стул, мешающий его движению в сторону выхода, как тотчас было произнесено настойчиво уверяющее заявление:
- Нет.
«Нет?» - вновь удивленно замаячил очевидный вопрос в голове Марата.
Тем не менее ни его внутренний скептицизм, ни его всяческие попытки покинуть заведение не смогли помешать гостю продолжить свой монолог:
- Для меня не имеет значения, смотрите вы на меня или нет. Иллюзии бывают большие и малые и отнюдь неважно кто во что верит. Ваша скучная воля и ваш примитивный разум на самом деле ничто в пределах Вселенной. Главное, что я здесь и существую. И что важнее всего, мне по силам наполнить настоящим  смыслом последние тридцать семь секунд времени, так старательно отведенного вами на этот бессмысленный завтрак…
Марату не понадобилось слушать до конца, чтобы понять простую истину – страх уже не имеет значения. Гость знал слишком много для какого-то там глупого и случайного персонажа. Вот почему он поспешил посмотреть на него с широко открытыми глазами.
- Кто вы? – спросил Марат, пытаясь рассмотреть гостя в мельчайших деталях.
Это было несложно, однако странная и даже пугающая экстравагантность с трудом поддавалась описанию. Взять хотя бы цвет его глаз, который каждую следующую секунду менялся с желтого на синий и обратно. Потом эти его во все стороны торчащие на голове волосы, имевшие самые причудливые прокрасы и оттенки. Да и в целом он был каким-то не таким, совершенно необычным.
- Кто вы? – повторил свой вопрос Марат.
В ответ гость зловредно улыбнулся и сказал:
- Это неважно. Главное, что ты должен помнить.
- Помнить что?
Новый вопрос заставил исчезнуть улыбку с лица гостя, а глаза его моментально приобрели стойкий черный цвет. А потом он произнес странную фразу:
- Хастор май!
С мгновение Марат пытался понять, что бы это могло значить, но так и не смог ничего придумать. К сожалению или к счастью, он не был силен в иностранщине. Хотел было спросить об этом гостя, но того и след простыл. А главное, Марат не помнил, чтобы тот уходил или хотя бы растворялся в воздухе. Все это больше походило на секундное беспамятство, но пугаться ему совершенно не хотелось.
- Глупости, - подбодрил он сам себя и посмотрел на часы.
Последние тридцать семь секунд себя исчерпали, и Марат с чистой совестью продолжил свой путь к выходу из вседоступной забегаловки «Стряпня от Фроси». Уже в трех метрах от стеклянной двери ему почему-то захотелось оглянуться. И он сделал это, посмотрел на девушку-галку с мелированными прядями, на гнилозубого старшего менеджера Иннокентия, на редких посетителей в столь ранний час и так и не понял при чем тут какой-то «Хастор май» и почему ему собственно так жизненно необходимо помнить какую-то никчемную и ему лично ненужную муть.
«К черту!» - решил он и решительно преодолел дверь и порог заведения.
На улице уже светало. Марата вновь обдало свежим прохладным воздухом, что было весьма кстати после спертого и прожаренного воздуха кулинарии, а большое электронное табло, установленное на крыше одного из супермаркетов, смогло сообщить не только точное время, составлявшее шесть часов и двадцать пять минут, но и температуру окружающей среды – пятнадцать градусов по Цельсию.
«Неплохо для октября месяца», - подумал Марат и двинулся вправо, намереваясь обогнуть здание, в котором ютилась «Стряпня от Фроси».
Прошагав сорок три метра, он оказался в узком переулке, сумевшем кое-как втиснуться между двумя десятками офисных зданий, в самом низком из которых насчитывалось восемнадцать этажей. Казалось, в мире мебели из орехового дерева и идеальных шлакоблоков когда-то и зачем-то случился самый чудовищный казус, породивший совершенно неуместный раскол, который с легкостью мог позволить любому проникнуть в мир грязи и тьмы. Конечно, по мере того как наступал рассвет, стало куда проще перемещаться там, где никогда и в помине не было уличного освещения. Однако бытовая изнанка, что постепенно проявлялась по мере того, как вязкие солнечные лучи вырывали ее из предрассветной тьмы, была удобоварима лишь для искушенного наблюдателя. Облезлые фасады и грязные потрескавшиеся окна, груды кое-как сваленные черных полиэтиленовых мешков с мусором, ланцетовидные выбоины в грунте дорожного покрытия, скопившие в себе маслянистые стоки с дегтеподобным осадком, фантики и окурки всех размеров и форм, непонятные кучи органических отходов, в которых кто-то извилисто шевелился. В первый раз Марата едва не стошнило, но теперь он привык и стал воспринимать весь этот экспансивный антураж как должное.
«Зато это идеальное место для того, чтобы что-то спрятать», - наверное, отыскать такой оптимистический шарм удалось только его персоне.
Или же то же самое хотела сказать и тощая пестрая кошка с облезлым хвостом, что преградила ему путь, когда он пытался обогнуть очередную выбоину в асфальте.
- Мяу! – звонко промяукала кошка, зыркнула на Марата гипнотизирующим взглядом желтых глаз, а затем, развернув взгляд в противоположную сторону с помощью гибкой шеи, пружинистой походкой засеменила к одному из темных карманов переулка, куда даже в яркий полдень не мог пробиться свет.
Когда кошка исчезла из виду, путь стал свободным от преград. Однако Марат не торопился сделать следующие сто тридцать семь шагов. Запрокинув голову, он смотрел вверх, туда, где крыши небоскребов ограниченно вырывали из мироздания кусок грязно-серого неба.
- Что происходит? – уныло бормотал Марат себе под нос в течение четырех секунд, а затем как ни в чем не бывало вернул свое внимание к грязно-смрадным мерзостям переулка и поспешил снова начать двигать ногами, дабы успеть  не опоздать.
Постепенно изрытая выбоинами асфальтная дорога стала приобретать более ровную и целостную поверхность, а уровень ее прохождения стал заметно снижаться, так что вскоре Марат увидел здания небоскребов у себя над головой.
«Отнюдь», - думал он, но продолжал идти.
В конце концов Марат добрался до большой железной двери с давным-давно выцветшей надписью, сделанной дрожащей непрофессиональной рукой с помощью старой комковатой краски желтого цвета. Она утверждала, что вход запрещен посторонним.
«Это не про меня», - мысленно обозначил Марат.
В этот момент он даже почувствовал некоторую гордость за самого себя. Ведь с сегодняшнего дня ему присвоено почетное звание сотрудника Шиферодвинского метрополитена. Это раньше он покупал карточку на проезд, бродил по эскалаторам и переходам с линии на линию. Теперь же ему позволено быть царем, а может даже Богом таинственного подземелья. Теперь он сам станет тем, кто нажимает на стоп-кран…
Тем не менее, Марат не мог себе позволить слишком долго наслаждаться вновь обретенным величием. Часы показывали шесть часов сорок пять минут, что в свою очередь подстегивало его приложить палец к черной кнопке звонка.
«Вот оно. Наконец-то», - восторгался Марат долгожданным моментом, удерживая кнопку в течение полутора секунд.
Тотальная звуковая изоляция не давала понять и оценить работоспособность звонка, так что приходилось просто ждать результата. Но Марат был слишком взволнован, чтобы трезво оценивать время и потому тринадцать секунд ожидания показались ему вечностью, а он не был готов прождать под дверью вечность и потому попытался нажать на кнопку звонка еще раз. Только вот не успел, и когда его палец был уже в миллиметре от черной кнопки из миниатюрного динамика, встроенного в стальную дверь донеслась скрипучая мелодия, отдаленно напоминавшая одну из детских песенок, что выглядело совсем уж дико в совершенно недетской обстановке переулка.
- Ваш идентификационный номер?! – потребовал хриплый голос из динамика.
- 48372пкьрвишын73, - ответил Марат, не раздумывая.
Впрочем, ему следовало предварительно тщательно подумать, так как хриплый голос в тот же миг раздраженно заявил:
- Номер недействителен.
- Как?!
Вакантное место краткосрочной эйфории посреди внутренностей Марата быстро занял испуг непонимания, но к счастью быстро последовали разъяснения.
- Вы назвали идентификационный номер стажера. Он действителен в течение суток. Если вы зачислены в сотрудники компании, то назовите надлежащий идентификационный номер. Если же нет, то немедленно покиньте запретную зону.
- Простите, - сбивчиво произнес Марат, - Просто переволновался и перепутал…
-Эта информация бесполезна. Назовите ваш идентификационный номер.
Хриплый голос был непримирим, так что Марату пришлось поднапрячь память и сказать:
- 8шцш37фнукца9сз0.
- Номер принят.
Вслед за благосклонным ответом последовал короткий звуковой сигнал, а потом стальная дверь со скрипом отворилась.
- Добро пожаловать в корпорацию «Шиферодвинский метрополитен», - сообщил хриплый голос, тем самым требуя, чтобы Марат немедленно вошел внутрь.
И Марат, прекрасно осознавая, что с хрипуном шутки плохи, тотчас сделал то, чего от него так настойчиво требовали. Так он оказался  в маленьком помещении метр на метр с ярким освещением желто-оранжевого цвета. Дверь за спиной закрылась с тихим щелчком, и сразу же после этого неумолимо возник вопрос «Что дальше?», ведь теперь перед Маратом была другая дверь, на этот раз деревянная. Ему пришлось опять поднапрячь память, чтобы вспомнить необходимую последовательность действий. Конечно, в прошлый раз процесс протекал куда проще и быстрее, но тогда он был не один и все основные действия совершал другой человек. Теперь же все было исключительно в его руках.
- Сообщите дополнительный код доступа, - с вежливым тоном попросил женский голос  из еще одного встроенного динамика через мгновение после того, как Марат приложил средний палец к сканеру отпечатков.
В этот раз ему было гораздо проще ничего не перепутать, так как в прошлый раз он прошел по коду своего наставника. Помниться Степанов еще сказал тогда:
- Как думаешь, как выглядит эта мадам? Наверное, горячая штучка…
Марат не смог найти, что ответить, кроме как:
- Вообще-то я женат.
После чего Степанов долго смотрел на него, закинув брови далеко на лоб. И надо сказать, что в его следующей реплике было предостаточно непонимания.
- Ну и что??? – спросил он.
Марат предпочел промолчать, чтобы не нарываться. И его наставник не смог этого не заметить, так что немедленно записал в актив стажера несколько весьма значимых очков, а потом хлопнул его по плечу и жизнеутверждающе заключил:
- Ничего, профессор. Мы тебя еще перевоспитаем.
Марат тогда снова ничего не ответил, лишь подумал: «Куда я попал и зачем мне все это нужно? Может, стоило раньше вести себя более корректно и сдержанно, а не сейчас?»
Однако все эти воспоминания сейчас не играли никакой роли. Марату нужно было в срочном порядке сообщить дополнительный код доступа.
- л372й-с4ц49кк74ц4, - сказал он, добившись результатов от непосильных потуг памяти.
- Код принят, - моментально ответил женский голос, правда, тут же вставил оговорку, - Вы прибыли на рабочее место за полсекунды до назначенного времени. Просим вас быть более осмотрительным в следующий раз.
«Ну вот», - подумал Марат и толкнул деревянную дверь.
Так он оказался в большой комнате, обустроенной под нечто среднее между раздевалкой и комнатой отдыха. Ее габариты составляли семь метров в квадрате, что в свою очередь позволяло в одном углу разместить шкафчики для переодевания, а в другом большой обеденный стол, диван и большую плазменную панель на стене для просмотра актуальных телепередач или чего-то менее аскетичного.
- Здорова!
Это раздался полусонный голос Степанова, который позволил себе вдохновенно разлечься на диване, пока дожидался своего не слишком расторопного подопечного.
- Здравствуйте, - скромно и сдержанно ответил Марат.
Его приветствие предназначалось не только лениво развалившемуся на диване Степанову. Мельком окинув взглядом «помещение для личных дел» он увидел еще троих персонажей, которые неспешно натягивали форму возле персональных шкафчиков. Услышав слова Марата, один из них обернулся в его сторону и тут же резко переменился в лице. Но не в плохом смысле, так как ничего не выражающая мина усталости от жизни и ее монотонности внезапно уступила место веселому озорству.
- Ах, это ты, малыш, - воскликнул он, - Слышал, тебя сегодня отправляют на черную линию... Удачи тебе…
Затем этот внезапно развеселившийся персонаж быстро переглянулся с теми, кто стоял рядом и тогда все они единовременно разразились залпом взрывного смеха.
«Наверное, я чего-то не знаю», - подумал Марат и решил не воспринимать на свой счет.
И потому он без лишних и ненужных эмоций бросил сумку на один из стоявших рядом стульев и совершил ритуальное рукопожатие со всеми тремя весельчаками. При этом Марат не проронил ни слова, да и внезапно развеселившиеся коллеги не стремились вступить в разговор. Каждому из них требовалось прибыть на рабочее место вовремя, ведь проснувшиеся горожане не могли себе позволить стоять на подземных платформах слишком долго. Так что, закончив с ритуалами, Марат прямиком направился к своему наставнику.
- Как жизнь? – спросил Степанов, оторвав один глаз от экрана телевизора, но вторым все еще следя за происходящим.
- Нормально, - ответил Марат.
- Рад за тебя.
- Спасибо.
Возникла небольшая пауза, в течение которой Степанов вновь целиком погрузился в телевизионный мир. Естественно, Марату было плевать на телевизор, но ему очень хотелось, чтобы на него обратили внимание и уделили чуть больше реплик. Вот он и спросил просто так ради нечего делать:
- Что смотрите?
- Да так… Криминал, - ответил Степанов, а потом, явно намекая, что его подопечному не мешало бы заняться чем-то другим, добавил, - Может тебе стоит переодеться?
- Конечно.
- Вот и славно.
Так Степанов вернулся к просмотру телепередач, а Марат направился к шкафчикам для переодевания. Весельчаков к тому времени и след простыл, так что теперь можно было не беспокоиться по поводу странной и необъясненной подоплеки или невразумительного подтекста со стороны странноватых коллег.  Теперь можно было просто стоять и спокойно переодеваться. Первым делом Марат, нащупав в кармане маленький ключик, вытащил его и вставил в замочную скважину шкафчика за номером 4789. Затем повернул его по часовой стрелке на два оборота. Замок с легкостью поддался на уговоры и, открыв дверцу шкафчика, Марат совершенно ожидаемо обнаружил новенькую форму сотрудника корпорации «Шиферодвинский метрополитен».
«Как же это здорово», - подумал он.
Секунд семь или восемь Марат просто любовался изящным видом новенькой формы, которая висела в его новеньком шкафчике. Но потом он просто не смог удержаться, осторожно с трепетным восторгом в сердце и волнительной дрожью в руках достал ее из шкафчика и так же осторожно уткнулся  в нее лицом. Какое-то время Марат даже не мог дышать от переполнявших его чувств, а просто наслаждался тактильными ощущениями, вызванные тем, как бархатистые ворсинки свежесшитой материи нежно касаются его кожи. Но потом резко вдохнул в себя божественный воздух текстильных ароматов, так что едва не сошел с ума от сошедшего на него блаженства.
«Совершенство», - повторял он, уткнувшись носом в предмет, которым восхищался здесь и сейчас. Но все рано или поздно заканчивается.
- Поторопись, - крикнул ему Степанов с дивана, - Нужно выходить минут через двадцать.
Скорее всего, он оторвался от телевизора по вине рекламы, но это мало заботило Марата. Он сдержанно и осторожно оторвался от предмета своего обожания и с предельной бережливостью повесил его на дверцу шкафчика. Затем пришло время для того, чтобы снять с себя повседневную одежду. Марат начал с того, что скинул с себя ботинки. Потом он аккуратно протер их имевшейся при  себе щеткой для обуви, старательно упаковал внутрь  болтавшиеся шнурки, а вслед за ними отправил снятые с себя носки. Следующими в списке значились свитер, футболка и штаны, которые Марат поочередно снял и, тщательно разгладив и сверив углами и стрелками, повесил в шкаф на свободные вешалки. Таким образом, он оставил на себе только трусы и начал постепенно наряжаться в новенькие детали гардероба. Начало положили новенькие носки, а уж потом все остальное. Ну, в конце Марат достал из шкафчика новенькие рабочие ботинки и отправил туда те, в которых пришел на новую работу. Правда, перед тем как надеть новые ботинки, он их досконально осмотрел, убедился в идеальности прошивки и прочности подошвы, добавил лоска с помощью щетки а уж потом обулся и зашнуровался.
- Идеально, -  прошептал Марат, любуясь на себя в зеркале, прикрепленном на внутренней поверхности дверцы шкафчика, - Почти идеально.
Поправка, по сути, относилась не к его новой фиолетово-черной форме. Наверное, он всего лишь на всего имел в виду, что при всей притягательности и необычайности множества новшеств в его новой жизни, ему все еще не хватает чего-то другого и менее особенного, возможно принадлежащего его идеальному прошлому.
- Выпьешь?
Пока Марат копался в своих потаенных желаниях, Степанов успел покинуть свое лежбище и теперь рылся в холодильнике, причем с таким грохотом, словно он там искал вчерашний день или золотой запас Вселенной.
- Нет, спасибо, - ответил Марат и еще раз бросил взгляд на себя в зеркало.
Там ничего не изменилось.
«Замечательно», - подумал Марат и захлопнул дверцу.
Впрочем, он тут же вспомнил про брошенную на стул сумку и поспешил вернуться за ней, а когда уложил ее на среднюю полку шкафчика не смог удержаться и не обратиться к зеркалу.
- Любуешься? – раздался новый вопрос со стороны наставника.
Степанов как раз нашел то, что искал и теперь наливал томатный сок из большой двухлитровой упаковки в свою большую литровую кружку.
- Совсем немного, - ответил Марат, полагая, что ему нечего стесняться.
- И правильно делаешь, - заявил ему Степанов, сделав увесистый глоток в полкружки, - Ты должен гордиться своей работой.
«Отнюдь», - подумал Марат и запер шкафчик на ключ, который аккуратно сунул в нагрудной карман своей новенькой формы, способный застегиваться на молнию и предотвращать тем самым случайные потери чего-то важного.
- А еще, - продолжал Степанов, - Тебе все-таки нужно приучиться пить томатный сок. И чем больше, тем лучше…
- Зачем? – спросил Марат.
Хотя мог и не спрашивать, потому как все равно в уже привычном стиле вместо ответа получал только нечто несуразное и слишком глубокомысленное.
- Придет время – узнаешь.
«Увы», - подумал Марат и завязал с расспросами.
Да и в принципе ему было совершенно неинтересно вдаваться в какие-то там испещренные отвратным экзистенциализмом детали. Он прибыл в подземелье, чтобы работать и зарабатывать деньги, а не ради праздного чесания языком и выдвижения ничего незначащих теорий. Жизнь заставила его стать прагматиком, и у него не было другого выхода, кроме как смириться со своей новой приземистой ролью.
«Все просто», - продолжал думать Марат, - «Все очень просто».
Однако у наставника и его протеже больше не осталось времени на праздные беседы.
- Время икс зашло, - сказал Степанов, допив сок и взглянув на часы.
Несомненно, Марат доверял учителю, но все равно исключительно по привычке взглянул на циферблат. На нем значилось семь часов пятнадцать минут.
«Ну, вот и все», - мелькнула мысль.
А вот Степанов делал все с меньшими усилиями по осмыслению. Бросив грязную кружку в раковину, он тут же направился к двери, ведущей в служебный коридор. При этом ему внезапно вздумалось начать застегивать верхние пуговицы на своей форме, так что в итоге дверь пришлось открывать с помощью ног.
- Не отставай, - настойчиво потребовал он от ученика.
Но Марат и так едва не бежал за ним. Покинув «помещение для личных дел», а затем и служебный коридор длиной в сто двадцать четыре метра наставник и его протеже вышли на служебную транспортную платформу, на которой их поджидал сухопутный транспортный катер. Слишком большое название часто заменялось аббревиатурой СТК, а на деле представляло собой небольшой компактный вагончик с кабиной машиниста и движущим электромотором, специально адаптированный для использования в подземных тоннелях метрополитена. За штурвалом как обычно сидел Петрович Бородатый. Конечно, Бородатым его называли только в узком кругу и лишь для того, чтобы не путать с множеством других Петровичей, в частности Лысым, Кривым, Косым и прочими. Так что в своем приветствии Степанов указал сокращенный вариант:
- Привет, Петрович.
- Здорово, парни, - весело ответил машинист СТК.
- Здравствуйте, - сдержанно добавил Марат и проследовал внутрь вагончика вслед за своим наставником.
Там у них появилась возможность удобно расположиться на роскошных кожаных креслах и немного пообщаться с некоторым количеством случайно встретившихся коллег. Последнее было связано с тем, что в целях экономии бюджета и оптимизации трудового процесса Петрович Бородатый старался не использовать СТК для прогулок порожняком и потому в пассажирском салоне его катера всегда кто-то был. Одних он подвозил непосредственно к рабочему месту, других отвозил туда, где они могли отдохнуть или переодеться перед тем, как отправиться домой. Короче, жизнь в вагончике всегда била ключом. Правда, в столь ранний час не слишком бурно, но в этом были и свои драгоценные плюсы.
- Как делища? – воскликнул невысокий коренастый мужичек с огромным уродливым шрамом на левой щеке, который сидел у окна.
- Лучше не бывает, - ответил ему Степанов и плюхнулся в свободное кресло
Марат не мог вспомнить имени обладателя шрама, но точно знал, что многие предпочитали называть его Шрамс. С получением этого прозвища и отметины на лице была связана очень длинная и чудаковатая история, однако никто и никогда не рассказывал ее полностью, а только отдельными урывками, в которых говорилось о каких-то надуманных призраках и непонятных полтергейстах.
- И куда путь сегодня держите? – спросил другой их попутчик, имевший астеническое телосложение и рост в два метра и три сантиметра.
Этого звали Шамс, и был он весьма отвратительной личностью. В первую очередь всех убивал запах из его рта, так что Марат сразу же пожалел, что сел рядом именно с ним, но что-то менять было уже поздно, да и могло быть расценено как неуважение. Остальные же негативные характеристики преимущественно относились к его хамоватой натуре и крайней невоспитанности, что воспринималось Маратом очень остро и болезненно в связи с его академическим прошлым.
- Так что? – нагловато потребовал ответа Шамс, так и не получив его с первого раза.
И видимо, Степанов, проявив крайнее благоразумие, предпочел ответить, чем позволить ему и дальше дышать на себя гнилым мясом и чесноком.
- На черную, - сказал он и отвернулся в сторону.
- Да ну…, - раздался новый возглас.
Так в разговор вступил третий и последний попутчик. Звали его Шанс, что собственно неудивительно, так как этот персонаж с длинными рыжими кудряшками входил в состав бригады «Ш» вместе с Шрамсом и Шамсом, а занимались они профилактической диагностикой железнодорожного полотна в тоннелях метрополитена.
- Да вы ребята, наверное, психи, - вставил Шрамс.
- Точно, - добавил Шамс.
«Что за черт?» - мысленно переполошился Марат.
Ему уже не в первый раз приходилось слышать про какую-то «черную», при чем реплики всегда сопровождались всяческими насмешками и сарказмом. Это было более чем неприятно, а местами даже оскорбительно, но Марат все это время сдерживал себя и старательно молчал в тряпочку, полагая, что куда важнее удержаться на новой работе, чем идти на поводу амбиций. Теперь же, когда его в открытую ни за что назвали психом, никакое заядлое терпение не смогло ему помочь.
- О чем это вы? – спросил он, желая наконец-то разобраться в недомолвках.
Однако его наставник имел свое мнение по этому поводу и не видел причин для никому ненужного сыр-бора. Кроме того ему показалось, что как раз появился удобный момент для закрепления азов дисциплины и потому очень резко и надменно приказал ученику:
- Не слушай их.
Те же в свою очередь изумленно переглянулись от внезапного осознания неоспоримого факта, что старший машинист их ни во что не ставит и немедленно потребовали объяснений.
- Чё это?
- С какого это перепугу?
- За что?
Их поочередные реплики были сумбурны, но, тем не менее, придерживались одной общей точки зрения, согласно которой они имели право на уважительное отношение к себе. Но Степанову всегда относился к их желаниям с вполне обоснованным наплевательством и в связи с этим отвечал без каких-либо намеков на деликатность.
- Чувствуется, вы соскучились по внутренней реабилитации? – сказал он и его глаза заблестели отнюдь не пустыми угрозами.
И тогда Марат понял, что и ему благоразумнее кардинально умерить свой пыл, из-за которого он и так нажил немало неприятностей. К тому же, пока шла эта небольшая перепалка, Петрович успел доставить их в надлежащее место. Конечно, в пылу дебатов никто не заметил, как вагончик СТК замедлил ход, а потом остановился, однако они не смогли не услышать каноничный компьютерный голос:
- Вы прибыли в Центральный технический пункт Черной линии Шиферодвинского метрополитена. Удачного  рабочего дня.
- Выходим, - приказал Степанов своему новоиспеченному подопечному и с небывалой резвостью выскочил на платформу.
Марат замешкался лишь на мгновение, не сумев вовремя переключиться с одной линейки событий на другую, но тут же спохватился и не менее резво последовал за учителем. Там они оба смогли спокойно отдышаться, а когда СТК умчался в один из тоннелей, Степанов сказал:
- Как же я их ненавижу…
Потом прошло еще несколько секунд, прежде чем сердечные мышцы перестало биться в бешеном ритме, а уровень адреналина в крови заметно поубавился. Конечно, Марат мог себе позволить двигаться дальше даже при угрожающей пульсации височных артерий. В его возрасте такая встряска была весьма полезна для организма, позволяла избавиться от нескольких миллиграммов жира, что он успел накопить за годы малоподвижной кабинетной работы. Другое дело, что для Степанова такой экстрим мог закончиться крайне плачевно и, чтобы понимать это, было необязательно апеллировать множеством непонятных и заумных медицинских терминов.
- Ненавижу…, - повторил Степанов, когда в висках перестали раздаваться громовые удары.
Следом за этим он бросил короткий, но такой же ненавистный, как и предыдущая реплика, взгляд на темный просвет тоннеля, в котором стремительно исчез СТК. Вся его ерзающая мимика в этот момент всеми своими изгибами, складками и морщинами настоятельно пыталась выдавить в окружающий мир еще немного желчных слов, однако почему-то Степанов все же промолчал и, одарив своего подопечного достаточно корректным взглядом, зашагал прочь с платформы.
«Да неужели», - подумал Марат.
И это его внутреннее недовольство имело под собой вполне обоснованный резон. Часы показывали без одиннадцати минут восемь, а им предстояло пересечь не один коридор, чтобы достичь конечного местоположения. К счастью, Степанов тоже следил за временем и, несмотря на всю свою дряхлость и потрепанность прожитыми годами все же смог иногда двигаться вприпрыжку, тем самым заметно экономя драгоценные секунды. Правда, это вряд ли бы помогло, если бы он не знал и не помнил наизусть расположение паутиноподобной сетки служебных коридоров Шиферодвинского метрополитена. Так что его зрительная и пространственная память тоже внесли весомый вклад в то, что через девять минут пятьдесят семь секунд плутания по коридорным лабиринтам двое мужчин в фиолетово-черной униформе смогли оказаться перед огромной, имеющей габариты три на три метра и впихнутой в некий каменный массив дверью. По виду она была выполнена из очень дорогой и высокопрочной стали. Сбоку от нее не было ни черной кнопки, ни встроенного динамика, как было в случае с более примитивными вариациями запирающих и ограничивающих доступ средств. Вместо этого посреди отполированной и сверкающей металлическим блеском квадратной поверхности гигантской двери имелся большой пышущий красным светом стеклянный глаз. Марату уже приходилось бывать в этом месте, поэтому он не удивился, когда из всевидящего глаза вырвался пучок сканирующего лазера и начал детально анализировать вновь прибывших.
«Да уж», - подумал Марат, все еще не привыкший к подобным процедурам, или же его попросту вымораживало, когда лазерный луч скользил по его коже или же незатейливо ковырялся в его внутренностях.
Впрочем, через двадцать три секунды процедура себя исчерпала, и Марат смог облегченно вздохнуть. Так же он смог себе позволить обратить внимание на своего куратора, который, судя по всему, был совершенно безразличен к любым видам сканирования или же просто давным-давно привык к ним и уже не заморачивался по этому поводу. Более того, внезапно сложилось впечатление, что после того, как по нему пробежался лазерный луч, в нем заметно прибавилось работоспособности и жизненной энергетики в целом, что на деле проявилось слегка беспечным, но жизнеутверждающим заявлением:
- Вот мы и на работе.
- Отлично, - сказал Марат.
Однако в его словах не было того энтузиазма, которым обладал его наставник. Скорее наоборот, с констатацией вышеупомянутого факта ему стало немного страшно. И совсем не потому, что что-то могло его испугать по другую сторону гигантской двери. По мнению Марата там все было бесконечно обыденно и прозаично. Тем не менее, он все равно боялся. И по всем возможным ощущениям напрашивался вывод, что причиной этого безрассудного страха и необратимой пугливости является он сам. «Как это?» - возмущался Марат, но тут же соглашался и признавал самое очевидное обстоятельство своей жизни. Он снова боялся все испортить, снова боялся, что что-то пойдет не так и причиной тому послужит он сам, потому что о чем-то забыл, когда-то не успел или зачем-то просчитался. Так что в этот самый момент Марат больше всего на свете мечтал о побеге от самого себя, только вот огромная стальная дверь уже начала медленно открываться и Степанов настойчиво приказал ему:
- Пошевеливайся.
И тогда ему все же пришлось перебороть себя и сделать шаг вперед, а потом еще и еще. В конце концов они оба оказались внутри огромной кабинки грузового лифта, после чего им понадобилось терпеливо дожидаться пока дверь медленно вернется в исходное положение. На противоположной по отношению к двери стене висела большая сенсорная панель, предназначенная для управления движением лифтовой кабинки. И как только дверь лифта закрылась, панель управления загорелась ярким желтым светом, что подразумевало ее готовность к использованию.
«Нужно сделать нечто ответственное», - подумал Марат, едва увидел желтую подсветку.
После постыдного приступа страха ему хотелось реабилитироваться в собственных глазах, а также показать своему суровому наставнику, что он выполнил домашнее задание на отлично. И итогом этих высококачественных позывов явилось стремление первым нажать на кнопку.
«Сейчас, сейчас…», - подстегивал Марат сам себя, протягивая руку к маленькому синему прямоугольнику с надписью «машинное отделение».
Однако в сантиметре от заветной цели его неожиданно одернули, сказав:
- Стоять!
Марат испуганно и очень быстро оглянулся на наставника. Хотя на самом деле это резкое движение взглядом длилось чуть ли не вечность, в течение которой новейший и сильнейший панический приступ схватил его за глотку, так что ему категорически стало нечем дышать, да к тому же под ложечкой как-то неистово засосало и защемило.
«Неужели, неужели, неужели, неужели…», - мысленно метался Марат, совершенно позабыв о былом энтузиазме. Теперь его неожиданно раскалившийся мозг бороздила проблема другого плана и словесно она выражалась как: «Неужели я опять напортачил?»
И все же даже мысленно искривленное время рано или поздно заканчивается. Так произошло и в этом случае. Но на самом деле, когда Марат оглянулся и посмотрел на своего наставника испуганным взглядом, и, увидев вместо гримасы прискорбного разочарования странную и загадочную улыбку, он сразу понял, что его душевному спокойствию ничего не угрожает. К тому же это его умозаключение быстро нашло подтверждение в виде увещевающей реплики.
- Нам не туда? – сказал Степанов и достал из кармана две магнитных карты спецдоступа.
В предыдущие свои визиты Марат следовал исключительно одному простому маршруту, в котором всегда значились сенсорная панель и синяя прямоугольная кнопочка с надписью «машинное отделение». И потому он до этого самого момента никоим образом не обращал внимания на, то, что сбоку от сенсорной панели имеется спецпорт для магнитных карт спецдоступа. Теперь же, когда Степанов сунул ему в руку одну из таких карт, ему стало не по себе и очень захотелось спросить:
- Что это значит?
Но он не спросил. Не смог. Марат вновь испугался, что может сплоховать и ляпнуть крайне неуместное, которое в туже секунду выйдет ему боком, лишит работы, средств к существованию и что тогда он сможет сказать жене в свое оправдание… Ничего. С другой стороны через мгновение ответы сами чуть ли не градом посыпались ему на голову, да так что возникло легкое головокружение.
- Вижу, у тебя вопросы? – поинтересовался Степанов, и совершенно четко осознавая, что ответа ему не дождаться даже к следующему тысячелетию, постарался ввести своего подопечного в курс дела, - Эта карта, которую я тебе только что вручил, позволит тебе появляться на твоем новом рабочем месте без моего участия…
И в качестве демонстративного примера и не только Степанов осторожно вставил магнитную карту в спецпорт и активировал ее движением на себя.
- Вот так, - сказал он, как только лифт двинулся с места, а потом продолжил курс молодого бойца, - Понимаю, что когда ты устраивался на работу, тебе намеренно наговорили много того, что на самом деле не имеет ничего общего с действительностью. Не менее каверзным надувательством занимался и я во время твоей стажировки. Зачем? – спросишь ты. И ответ прост и доступен. Все потому что ни один вменяемый и трезвомыслящий человек не согласиться работать в этом месте. Будешь машинистом, - сказали тебе. Да какой из тебя машинист, сам посуди? Никакой. Но здесь очень пригодятся твои профессорские навыки, ведь мы, рабочие люди, мало смыслим в происходящем, а такие как ты сюда попадают редко. Так что добро пожаловать…
Марат слушал, воспринимал слова, звуки, предложения, но никак не мог достичь хотя бы маломальского понимания. Ему хотелось верить, что все происходящее и произносимое всего лишь шутка, но тем не менее с каждой новой репликой Степанова его все гуще обволакивал парализующий туман безысходности. И словно пытаясь вырваться из этого гнетущего плена, Марат по-прежнему силился произнести закадычный вопрос:
- Что происходит? – но язык будто одеревенел, и все попытки оставались тщетны.
А Степанов все продолжал и продолжал говорить, пока лифт не остановился и дверь не начала медленно открываться. И тогда он сообщил:
- Вот оно, - хотя можно было и так догадаться.
Покинув лифт, Марат и его наставник оказались в ярко освещенном холле. Стены, пол и потолок в этом помещении были единообразно выкрашены в ярко-салатовый цвет. Посредине располагался большой кожаный диван черного цвета, на котором полулежал-полусидел человек, одетый в такую же, как у них фиолетово-черную униформу, хотя по манерам и поведению больше смахивал на охранника, чем на машиниста. В тоже время Марат и сам уже не был уверен в своем служебном статусе.
- Доброе утро, - обратился к этому субъекту Степанов, как только они приблизились к нему на расстояние пяти шагов.
Охранник или же тот, кто сидел на диване не стал торопиться с ответом, а с притянутой за уши театральностью отбросил удерживаемый в руках глянцевый журнал, деловито взглянул на часы и очень претенциозно заявил:
- На пять секунд раньше.
- Как скажите, - проигнорировав всяческие неуместные выкрутасы, ответил Степанов.
После этого воцарилось молчание, которое длилось ровно пять секунд. И когда оно закончилось, охранник сказал:
- Проходите, пожалуйста.
- Спасибо.
Этот небольшой и не имеющий весомой пользы ритуал позволил Степанову обогнуть диван с восседающим на нем охранником и провести своего подопечного через длинный и широкий коридор. На этот раз стены, пол и потолок были выкрашены в очень живописный и красочный ярко-красный цвет, но Марат быстро об этом забыл, как только они оказались в следующем помещении.
- О, Боже! – воскликнул он, едва переступив порог.
Такая реакция была единственной из возможных, которой мог воспользоваться способный к здравомыслию разум. К сожалению или к счастью было невозможно сказать что-либо иное при виде огромного множества прозрачных цистерн с телами чудовищно уродливых существ, которые время от времени извивались, царапали особо прочное стекло цистерн своими громадными когтями и клыками, шелестели кожистыми крыльями.
- О, Бо…, - Марат попытался повторить свой истошный вопль, но непреднамеренно бросил взгляд в сторону и увидел, как на полувертикально установленном столе группа лиц в белых халатах кромсает одного из таких существ на самые разнообразные части.
«Что? Что? Что? Что? Что?..»
После такого зрелища голосовые связки отказались подчиняться и в распоряжении Марата остались лишь мыслительные потуги, да и те стали постепенно ускользать от него под натиском настойчиво подступающей к горлу тошноты. И если бы Степанов вовремя не подхватил его, он, несомненно, упал бы и расшиб себе череп о бетонный пол, выкрашенный в ярко-желтый цвет.
- Спасибо, - сказал Марат, когда в голове немного прояснилось, и он понял, что все еще стоит на ногах, хотя и не очень крепко.
Впрочем, он тотчас пожалел о том, что до сих пор так и не упал и не лишился возможности видеть и понимать происходящее вокруг. Для этого понадобился еще один беглый взгляд в сторону. Как раз тогда Марат и увидел среди прочих принципиально других существ. Они не были скованны цепями или втиснуты в тесные прозрачные цистерны. У них, как и у людей было по две руки и две ноги, но кожа была серо-зеленого цвета, а лицо представляло собой одну сплошную отвратительную гримасу злобного смеха, сквозь которую проступали маленькие желтые глазки. Эти существа обладали относительной свободой, и потому могли позволить себе упражняться на тренажерах и бегать на беговых дорожках в окружении охраны в фиолетово-черной униформе.
- Боже…, - прошептал Марат и снова стал растекаться по полу.
- Нужно идти дальше, - требовал Степанов.
Но Марат не мог оторвать свой взгляд от этих вечно злобноулыбающихся существ.
- Кто они? – спросил он.
- Гибриды… Мы их называем гумпленами…
- Гумплены…, - Марат повторил вслух непривычное наименование.
А потом его сознание внезапно померкло и в этой неожиданно образовавшейся тьме ему неустанно слышалось одно и то же:
« Хастор Май!.. Хастор Май!.. Хастор Май!..».
Глава 9: Новый день.
- Раз, два, три, четыре, пять…. Вышел зайчик погулять…
Алексей Казанский бормотал себе под нос первое, что пришло на ум. Настал новый день, и он не особо представлял, чем же ему заняться на этот раз. И потому пока что его бренное тело лениво просиживало первые минуты рассвета на жестком и неудобном диване, который при всем при этом служил своему хозяину аж но пятый год и вовсе не собирался разваливаться. Ну а Алексей в свою очередь не имел ничего против этого куска антиквариата и никогда даже и не задумывался о том, чтобы выкинуть его в окно. Он слишком прикипел к нему душой, как впрочем, и ко многим другим вещам.
- А вчера под мостом был убит Чумаков, потому что плевал мимо урны…
Еще один несуразный напев мог дать начало целому концерту, однако легкий желудочный спазм напомнил Алексею, что после последнего приема прошло слишком много времени и что крайне важно позавтракать.
- Отнюдь, - прошептал он и закончил с напевами.
Некоторую долю мгновений его все же одолевала капризная лень, но потом Алексей дерзким рывком стряхнул с себя остатки сновидений и поднялся с дивана. Ему тут же понадобилось дополнительное время, чтобы оглядеться по сторонам в поисках штанов и прочей одежды, но когда ему так и не удалось добиться результативных решений от сумеречного зрения, он сделал несколько шагов и хлопнул пальцами по выключателю света. Тогда же комната мигом озарилась ярким желтым светом пяти ламп накаливания, болтавшихся среди сосулек и бусинок аморфной подпотолочной люстры.
- Ах вот вы где! – воскликнул Алексей, увидев, что все его барахлище притаилось на кресле под скинутым туда покрывалом и дополнительными подушками.
Впрочем, он не сделал и полушага в сторону одежды, так как тут же вспомнил о необходимости провести утренний сеанс самопального фитнеса. Точнее ему об этом напомнила некоторая леность и скованность в движениях. Нужно было немного размять парализованные ночным бездействием мышцы, а уж потом жить новым днем. Так что Алексей отбросил в сторону тапки, валявшиеся посреди комнаты, глазомером рассчитал достаточность свободного пространства и, когда больше не осталось весомых отговорок, опустился на пол и начал делать отжимания. Понятное дело, что он не собирался делать их миллион. Всего лишь тринадцать. Но при этом он старательно выверял параллельность грудной клетки поверхности пола и для контроля едва касался цветастого ламината двумя самыми выступающими точками своего тела.
- Ну, вот и все, - заявил Алексей, когда наконец-то было достигнуто желанное число, - Конец великой эпохи...
Поднявшись с пола, он пытался немного отдышаться. Все дело в том, что под конец цикла упражнений дыхание немного сбилось, и теперь требовалось восстановить качнувшееся равновесие. Впрочем, именно такого разгоряченного состояния Алексей и добивался. Ведь теперь он мог смело идти  в душ и смыть с себя ночной и утренний пот.
- Нас ждут водные процедуры, - подтвердил Алексей и так вполне очевидный факт, а после направился к двери, расположенной по правую руку.
В комнате была и вторая дверь, расположенная по левую руку. Однако об этом позже. Сейчас же Алексей толкнул хлипкий, выкрашенный в белый цвет древесный параллелепипед и оказался в маленькой ванной комнате. Там он позволил себе несколько минут посидеть на унитазе, одновременно перелистывая потрепанную брошюру с броским заголовком «ПОСЛЕДНИЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПСИХОКИНЕТИКЕ», затем смыл за собой и встал под заранее включенный и настроенный душ. Он всегда любил воду погорячее. Вот и сегодня жалящие струи, что неудержимой лавиной неслись из-под потолка, имели пороговые величины водонагрева, позволявшие не ошпариться и не свариться вкрутую. Но как обычно и бывает, секунд через десять его кожа уже привыкла к новым условия существования, и даже самый малейший дискомфорт исчез. И дальше можно было просто стоять под потоком горячей воды и просто наслаждаться процессом.
- Божественно, - шептал Алексей, помогая тугим струям расчесать его неряшливо спутанные сном и потом волосы.
Это было волшебно, изумительно. И ради такого стоило просыпаться каждое утро. Но поддавшись притягательному действию этого неиссякаемого источника простого и вполне материального наслаждения, Алексей как обычно потерял счет времени и только новый чуть более сильный желудочный спазм напомнил ему о некоторых более важных обязательствах перед самим собой. Они же и заставили его протянуть руку к зубной щетке и тюбику с зубной пастой, выдавить пасту на щетку, сунуть в рот и выдать новый музыкальный хит на актуальную тему:
- Вот так мы чистим по утрам…
Новая песенка мало отличалась от предыдущих в плане концептуальной содержательности и интеллектуальной наполненности, да и продолжение пришлось напевать молча, так как совмещение пения с полным пеной ртом оказалось невозможным. Хотя если честно по утрам Алексей совершенно не стремился к каноничному исполнению техники чистки зубов и потому, взмахнув щеткой пару-тройку раз вдоль и поперек, сплюнул большую часть пены себе под ноги, а остатки выполоскал бальзамом со вкусом клубники. И тогда, выключив душ и взявшись за полотенце можно было спокойно продолжать петь:
- Вот так мы вытираем по утрам…
Покинув душевую кабинку, Алексей продолжал старательно вытираться. Между делом он также посмотрелся в зеркало и машинально ощупал рукой подбородок.
- Вроде ничего, - сказал он своему отражению.
Реплика касалась проблемы целесообразности утреннего бритья и подразумевала, что по тактильным и зрительным ощущениям Алексей мог совершенно спокойно прожить без встречи с бритвой еще один день, а то и дольше. И когда с этим вопросом все стало ясно, он перешел к прическе, нанес немного геля на полусухие или полувлажные волосы, а потом зачесал их назад небольшой расческой-гребешком.
- Вот так мы чешим по утрам…
Если кого-то и могло утомить однообразие вокала, то только не Алексея. Разобравшись с прической, он вышел из ванной и вернулся в комнату. Там его ожидало множество других дел, но в первую очередь ему захотелось привести в божеский вид место ночлега. Для этого он вернулся к дивану, встряхнул одеяло и подушки, расправил простыню, после чего аккуратно сложил все выше перечисленные элементы друг на друга и прикрыл их покрывалом. Так Алексей сумел убить сразу двух здоровенных зайцев: навел порядок на диване и наконец-то добрался до свой одежды. Впрочем, взглянув на нее, он изрядно огорчился и разочаровался. Конечно в большей степени это касалось того обстоятельства, что его вчерашняя лень не позволила ему заранее подготовить чистые носки и чистое нижнее белье. Плюс к этому новая рубашка, которую он надел вчера впервые, после вчерашних событий пострадала больше чем британский флаг, так что теперь на нее не позарилась бы даже армия спасения. Со штанами дела обстояли лучше, но усердная пропитка из пыли и множественные пятна неизвестного происхождения требовали немедленной стирки.
- К черту, - решительно сказал Алексей и направился к платяному шкафу.
Там он смог найти все, что нужно, а уж потом надеть на себя в поочередной последовательности носки, трусы, джинсы иссиня-чёрного цвета, светлую рубашку с рисунком из непонятных и неописуемых геометрических фигур. При этом чистая и сухая хлопковая ткань нежно скользила по чистой и хорошо отпаренной коже. Это было еще одно неописуемое наслаждение, за которым не требовалось далеко ходить. А когда последняя пуговица оказалась застегнутой, Алексей с завистливым взглядом посмотрел на свое отражение в большом зеркале платяного шкафа и сделал самому себе комплимент:
- Отлично выглядишь, - а потом улыбнулся.
Отражение вполне ожидаемо обошлось без неожиданных заявлений или комментариев. Ему была уготована судьба другого рода, а точнее просто улыбаться в ответ. Чего еще можно было ожидать от простого отражения?
- Еще увидимся, - добавил Алексей и закрыл шкаф.
Теперь ему предстояло найти ботинки, ведь появиться в тапках или босиком вне комнаты, предназначенной для сна и прочего отдыха, он никак не мог себе позволить. Статус не позволял. Так что пришлось в очередной раз порыскать по углам и как обычно обнаружить искомое в самом неожиданном месте. Этим утром ботинки обнаружили себя в мусорном ведре под ворохом изорванной в клочья бумаги и некоторым количеством фантиков, оставшихся после изнурительного поедания шоколадных батончиков.
- С чего бы это? – удивленно произнес Алексей.
При этом определенное количество эмоционального всплеска так и не смогло реализоваться в этой фразе, так как достойные слова для описания картины-натюрморта «мои любимые ботинки в корзине для мусора» трудно найти даже в самом развернутом и расширенном словаре. Однако это совершенно не означает, что все недосказанное легло на сердце Алексея терзающим осадком непримиримости. От таких безнадежных тупиков самобичевания он избавился давным-давно, и поэтому теперь спокойно и без какого-либо напряжения мысли выдавил из себя все остатки внезапного разочарования, реализовав их движение плеч, вздохи и почесывание затылка. И когда с этим было покончено, Алексей молча достал ботинки из мусорного ведра, отряхнул их от пыли и мелких кусочков бумаги, а затем просто и лаконично надел их на ноги, завязав шнурки в тугой бант.
- Отлично, - отметил он, немного потоптавшись на месте, как бы проверяя, сможет ли выдержать протектор подошвы еще одну такую пробежку как вчера или же нужно срочно посетить обувной магазин.
Никакой треск не проявил себя при проверочном изгибе стопы и при извороте в бок, после чего Алексей переместил свое внимание на цвет и качество полировки ботинок. Все это давно желало чего-то лучшего и более старательного, тем не менее, хозяину было слишком лениво и вообще некогда, так что в который Алексей закрыл глаза на блеклость обуви, объяснив свою позицию короткой репликой:
- Сегодня еще ничего.
 И так как больше не осталось никаких дел, которыми он смог бы усиленно заняться в комнате, предназначенной для сна и других видов отдыха, пришло время подойти к двери, расположенной по левую руку, открыть ее и оказаться в совершенно другом помещении.
- Джын-дзын-дзын!..
Да, не успел Алексей войти в рабочее помещение, как телефон уже начал сходить с ума. И поэтому ему тотчас захотелось вдохнуть побольше воздуха в надежде отыскать в нем крайне необходимое железное терпение для внеочередных переговоров с административным аппаратом. И когда первого вдоха показалось недостаточно, он сделал еще три или четыре и только потом взял трубку телефона и сказал:
- Казанский слушает.
- С добрым утром, агент.
Голос в трубке  в большей степени смахивал на женский, но даже при всей вежливости обращения ощущался как очень грубый, жесткий и претенциозный. И если бы Алексей не знал наперед, что разговаривает с полностью искусственной и заранее запрограммированной личностью, то мог бы начать беспокоиться о скверном самочувствии высшего руководства. Сейчас же он просто и самоотверженно отвечал:
- С добрым…
Впрочем, в его ответе не нуждались и поэтому в лучших традициях беспардонности прервали его на полуслове и попытались настойчиво донести необходимые директивы.
- Пять минут назад нами был получен отчет из пятого округа, и мы крайне недовольны произошедшим, ведь столько сил было потрачено…
Слушать внимательно и сосредоточенно эти автоматически настроенные потоки более чем критичной аналитики было лишним, так что Алексей как обычно воспринял это как должное и попытался не нагружать себя доносящейся из телефонной трубки риторикой. К тому же всего и нужно было потерпеть какие-то пять минут. Только после этого, выдав целиковую порцию самых изощренных назиданий и нравоучений, компьютерный мозг получал способность говорить по сути, а в данном конкретном случае она заключалась в следующем:
- Спасибо за работу. Надеемся, в следующий раз вы будете вести себя более сдержанно и осмотрительно. И к вам уже выехал ваш новый напарник…
- Новый напарник?!
- Да. Его зовут…
Однако Алексею было начхать, кого и как там зовут, ведь не успел он избавиться от одного кретина, неуместно мельтешившего в поле зрения, как к нему тут же отправили нового. И это не могло не злить. Да что там говорить, Казанский был просто в ярости, только вот под рукой не оказалось того, на кого можно было бы выплеснуть свой гнев. И к его же глубочайшему разочарованию компьютерный интеллект тоже никак не подходил на эту роль, так как все равно не понял бы его склизких разгневанных острот и не смог бы стать пожизненно раздосадованным и расстроенным. Так что пришлось дослушать до конца:
- … Димитриус Дмитричег. Он хоть и молодой, но перспективный агент. После окончания академии получил отличные рекомендации, прошел годичную стажировку в Нешвилле, после чего еще год…
Содержание окончания компьютерных распинаний Алексей пропустил мимо ушей, и как только дождался окончания скучного монолога, обусловленного исключительно недалекими цифровыми алгоритмами, поспешил бесстрастно рассказать сумбурную скороговорку:
- Хорошо, спасибо, до свидания.
А далее для достижения полноценного эффекта самоуспокоения ему оставалось лишь демонстративно повесить трубку. Потом он секунд тридцать сосредоточено смотрел в никуда, а когда и это занятие приелось и опостылело, встряхнулся морально и физически и почти экзистенциально произнес :
- Мне срочно нужен кофе.
И после этих слов Алексею ничего не оставалось, кроме как направиться к очередной двери. На этот раз ему пришлось преодолеть не какой-то там хлипкий деревянный параллелепипед. Все-таки особые обстоятельства требовали сделать из нее своеобразные ворота, позволявшие только избранным получить доступ в святая святых секретного спецотдела ЗПЗ. Так что для прогулки за кофе понадобилось не только отворить три замка и два засова, но еще и приложить средний палец к дисплею, а в заключении пройти сканирование сетчатки и тест ДНК. В общем, полный набор, но зато он мог совершенно спокойно спать по ночам и не отвлекаться ежесекундно на надоедливые призывы собственной параноидальной недоверчивости.
- Да-да, да-да…. Иду туда…
Новый приступ песнопения был вынужденной мерой. Просто оказавшись в коридоре, Алексей внезапно обнаружил присутствие какого-то старичка с клюкой, который неспешно силился запереть собственную квартиру. Старик выглядел вполне обыденно и по всем внешним признаком не представлял какой-либо сверхъестественной опасности или угрозы, однако это отнюдь не означало, что ему следует знать о том, что у него под боком располагается секретный офис одной из спецслужб. Вот и приходилось старательно делать вид, что тоже запираешь дверь, хотя все системы защиты автоматически запирали дверь, едва ты ступал за порог.
- Иду туда, иду сюда…. Иду туда, иду сюда…
С фантазией в данный момент у Казанского случились напряги, так что ничего более путного и мелодичного ему так и не удалось отыскать в своем памятном плей-листе. Слава богу, что старик находился в самом конце грандиозного копошения с ключами и уже через три секунды заковылял в сторону лифта. Правда тут же нарисовалась новая проблема, проявившаяся в нежданно-негаданном приветствии.
- Доброго денечка вам, Алексей Анатольевич, - произнес старик, дефилируя мимо.
Естественно, такое обращение было весьма шокирующим, особенно учитывая тот факт, что Алексей впервые в жизни видел этого дряхлого пожилого мужчину. Сразу же возникла масса вопросов без ответов, заставивших насторожиться в предельно возможной степени. Но никакой очевидной проблемы не ощущалось в том, что какой-то там дедушка внезапно захотел с ним поздороваться. Важно было не привлекать неуместное внимание и потому Алексею пришлось сочинить ответную реплику. Да и помимо этого ему просто не хотелось выглядеть совершенно невоспитанным персонажем.
- И вам всего хорошего, - сказал он, приветливо улыбнувшись между делом.
Понятно дело, что в данный момент специальному и особо уполномоченному агенту ЗПЗ очень сильно хотелось, буквально до скрежета в зубах, чтобы дедушка в темпе ускоренного вальса убрался восвояси. Однако старик будто нарочно топтался на месте, будто и не собираясь заходить в уже давно прибывший лифт.
- Кажется, вы вчера поздно вернулись? Работали над новым сложным делом?
- Делом?
Несомненно, дедушка знал, как поставить собеседника в неловкое положение. Да так, что Алексей попросту не находил слов для ответа. Вернее сказать, он даже не понимал, о чем собственно толкует этот случайный встречный, обладавший кустистыми пучками седых волос на гладко отполированном скальпе  сморщенным лицом с огромной коричневой бородавкой под носом. И в голову сразу же полезли нехорошие мысли о том, что внезапно проявился ненужный свидетель вчерашних перипетий и теперь придется вызывать бригаду зачистки. К счастью дедушка выкидывал свои вопросы не наобум и потому был способен пояснить их загадочный подтекст.
- Именно, - сказал он, одновременно играясь с рукоятью клюки, выполненной в виде какой-то остро- и длинноклювой птицы, - Вы же юрист, насколько я знаю?
- Да-да, - поспешил подтвердить Алексей, - Заработался, знаете ли…
- Знаю. Сам был таким.
- Рад слышать.
Вхождение в приписанную роль произошло исключительно рефлекторно. Раньше Казанский никогда не заморачивался по поводу поддержания свой легенды. Просто снимал нужное помещение в тихом районе и всеми силами старался не высовываться. Ну а если даже и случись что-то непредвиденное, то он всегда мог переехать на новое место и никто в ЗПЗ и слова не сказал бы против. И все потому, что пошел уже третий год его самостоятельного творчества, в котором ему было позволено быть свободным от внешнего контроля и неуемных наставлений начальства.  Лишь только иногда звонил телефон, и заунывный искусственный разум давал ему некоторые технические рекомендации и создавал коррективы самоуправления. Но даже в яростных порывах страстного стремления к независимости Алексей прекрасно понимал, что ему необходимы эти звонки, хотя бы для того, чтобы он знал, что о нем все-таки не забыли.
- Так может вы со мной?
Дедушка прервал задумчивые размышления спецагента еще одним ставящим в тупик вопросом, так что тому снова пришлось отчаянно хлопать глазами и надеяться на неожиданное прозрение.
- В смысле? – произнес Казанский с уже знакомой растерянностью в голосе.
И так уж получилось, что теперь посреди коридора стояли двое. Один вертел в руках клюку и задумчиво поглядывал на второго помутневшими от возраста глазами. А тот второй настойчиво хлопал своими широко открытыми ярко-голубыми глазами и безмолвно молился о том, чтобы ему не понадобился шприц с ядом, всегда хранившийся в бумажнике на случай внезапной угрозы распространения секретной информации.
- Вы же вниз собираетесь? Так может, поедем вместе?
- А-а-а…
Да, как оказалось бояться было нечего. Просто старик проявил вежливость, или же ему было скучно на пенсии и отчаянно хотелось поговорить. Он же не знал, что в коридоре ему встретиться спецагент ЗПЗ. Да и вообще, Казанский стал уже подумывать о том, что нужно меньше напрягаться и не быть суматошным параноиком, который кидается на каждого первого встречного.
- Нет, - сказал он.
И тут уже дедушке понадобилось задавать поясняющие вопросы, так как при таком односложном ответе у любого непосвященного человека могло сложиться впечатление, что его отсылают на все четыре стороны. А ему при всем его почтенном возрасте совершенно не хотелось стать предметом наплевательского отношения.
- Почему же? – прозвучал вопрос.
И Алексей тут же почувствовал, что в голосе старика на смену вежливой тактичности явились проблески раздраженного возмущения. А он ни к чему такому не стремился, так что потребовались экстренные объяснения и извинения.
- Да нет же. Просто у меня клаустрофобия…
- А-а-а, - вмиг избавившись от нехороших мыслей, промолвил старик, - А я уж было подумал недоброе, что вы испугались старого больного пенсионера…
- Нет-нет…
- Ну, тогда удачного вам дня…
На этой минорной ноте старик наконец-то нырнул в лифт, двери закрылись, и тихое урчание механизмов стало сигналом того, что ненужный собеседник умчался прочь. А это в свою очередь означало, что Казанский на неопределенное время был предоставлен самому себе, точнее мог наслаждаться тем, что не нужно напрягаться и придумывать себе оправдания и цедить отговорки. Думаю, итак понятно, что он не имел никакой связи с клаустрофобией. Просто так Алексей отмазался от ненужных объяснений того, что он категорически избегает любых контактов с таким грандиозным изобретением человечества как лифт. И это странное поведение с его стороны не было каким-то внезапным заскоком или внеочередной параноидальной манией. Оно базировалось на ранее приобретенном опыте, и было вполне логично обосновано, так что спецагент недолго думая прошел мимо лифта и как обычно направился к двери, ведущей к лестничным пролетам, толкнул ее, и тут внезапно случилась очередная непредвиденность.
- Ой! – раздался испуганный женский возглас.
А в следующее трагическое мгновение Казанский увидел расстроенную девушку, настойчиво потирающую ушибленный дверь лоб.
- Простите, - сказал он, выдав самую стандартную из фраз.
- Все нормально, - ответила она, - Сама виновата.
Согласно всем известной женской переменчивости через секунду девушка уже улыбалась. И чтобы не упустить возможность закрепиться на рубеже позитивного настроя, Алексей ввязался в еще один непонятно кому нужный разговор.
- Так вы здесь живете? – спросил он, опять же не отличившись оригинальностью.
- Почти.
- Почти?
У Казанского постепенно стало складываться впечатление, что данное утро призвано пройти под эгидой странных вопросов и ответов с подкавыкой. Ему даже понадобилось пару раз моргнуть, чтобы убедиться в том, что перед ним действительно стоит девушка, а не все тот же старик с клюкой. И надо сказать, что пока Алексей убеждался в реальности девушки, он отметил про себя, что внешне она очень даже ничего. Длинные темные волосы, стройность фигуры, да и все остальное на месте и в достаточном количестве.
- Так что значит «почти»? – повторный вопрос прозвучал в более развернутой форме.
И это заставило девушку не только улыбнуться, но и звонко рассмеяться.
- Я только сейчас переехала, - объяснила она сквозь смех и слезы, - И даже еще не была в своей новой квартире. Не подскажите, где находится номер 1313?
- Ну, точно где-то здесь?
Сказав это, Алексей окинул взглядов все выходящие в коридор двери, но, так и не сумев идентифицировать ни одну из них в необходимом цифровом номинале, просто повторил уже ранее сказанное:
- Где-то здесь…
- Спасибо, - ответила девушка, на этот раз улыбаясь с тенью загадочного смущения, - И значит, мы еще увидимся…
- Конечно, - сказал спецагент, сам не зная зачем, - До встречи.
Ну а потом Алексей вежливо обогнул девушку и неторопливо побрел вниз по лестнице. При этом его совершенно не беспокоило, что же нового и необычного произойдет в жизни той, чье имя он так и не узнал. Согласно его мнению, с него было уже предостаточно общения с соседствующими гражданами и ему крайне не хотелось достичь той последней и критической капли или крохи, способной любого заставить попытаться задушить их всем скопом. Тем более, что куда проще и безопаснее было затянуть внеочередную полупридурковатую песенку:
- Вот так мы ходим по утрам… парам-пам-пам, парам-пам-пам…
Пришлось повторить эту строчку раз пятьдесят, прежде чем спецагент наконец-то добрался до холла. Но определенно это стоило того, ведь на первом этаже этого здания, то есть в холле, присутствовал отнюдь не обычный антураж, если только стрип-бар, ресторан и казино не входили в стандартную смету.
- Нас час пришел и мы готовы…
Смена пластинки произошла как раз в тот момент, когда Алексей направился ко входу в ресторан. Как обычно, он решил, что утром крайне непродуктивно глазеть на практически голых девчонок и тем более нелогично нарушать сосредоточенность на рабочем процессе нервным расстройством из-за очередного проигрыша в рулетку…
-Здравствуйте, господин Казанский.
Это к нему обратился портье. И, слава богу, потому что, даже впритирку минуя административную стойку, Алексей умудрялся постоянно забывать о том, что ему непрерывно кто-то строчит и отсылает целые трактаты всяко разной документации.
- Ваша корреспонденция, - сообщил парень, одетый в белоснежную рубашку, коричневую жилетку и ярко-желтый бант, протянул спецагенту скреплённую белесой резинкой пачку, состоящую как минимум из дюжины писем.
- Спасибо, Овик.
- Всегда, пожалуйста.
Несомненно, к большей продолжительности диалога Казанский не был предрасположен, и потому в своем обычном безмятежном стиле попытался было затеряться в толпе снующих туда-сюда жильцов. Однако заботливый портье был слишком услужлив и не позволил ему так поступить без некоторой задержки, которая понадобилась для тактичного вручения карточки из плотного розового картона.
- Что это? – спросил Алексей, потерянно изучая несколько слов, отпечатанных черными чернилами по центру карточки.
- Ваш заказ, - все так же тактично ответил портье.
Смотря то на услужливого парня, то на карточку, Казанский секунд пять пытался освежить воспоминания, но никакие самые изощренные мозгокопания так и не смогли ему помочь. И чтобы не выглядеть совсем уж глупо, он выдавил благодарственную улыбку и сказал:
- Благодарствую.
- Рад стараться, - безупречно раскланялся портье согласно всем общепринятым нормам этикета, что в свою очередь позволило Алексею сунуть карточку в карман рубашки и вернуться на путь истинный по направлению к ресторану.
Здание, в котором Казанский умудрился арендовать засекреченный и покрытый тайнами новейших городских легенд офис, было построено менее года назад. Владельцем был некий инвестиционный фонд, выросший за ночь как гигантская гипертрофированная плесень. И судя по редким статейкам в некоторых не очень популярных газетенках, все его финансовые операции базировались на полулегальных вычетах и контрибуциях, выбиваемых из городского бюджета за счет бесчисленных судебных исков в адрес ЗПЗ. Да, в бытность негласного противостояния Западной и Восточной территорий о таком безобразии немыслимо было даже подумать. Теперь же все встало с ног на голову и зачастую доходило до такого маразма, что многим ранее почетным сотрудникам ЗПЗ хотелось самим оказаться запертыми в камере внутренней реабилитации. Но, слава богу, до такого не дошло, иначе сейчас бы вместо сравнительного порядка и сравнительного благополучия на улицах царил бы самый неистовый хаос и беспредел. В то же время нужно было как-то приспособить службу ЗПЗ к новым условиям социального бытия. И именно тогда и появилась идея о скрытых ячейках и засекреченных спецотделах. Конечно, это был не лучший вариант решения проблемы, но максимально эффективный, так как отныне позволял вернуться к старым добрым временам, когда не было никаких юридических проволочек и бюрократических припонов, выпускающих в общество психопатов разных мастей. Поначалу, несомненно, было непривычно работать под покровом ночи, но постепенно Алексей Казанский научился находить и в этих неудобных обстоятельствах свои плюсы.
- Доброе утро!
- Здравствуйте.
В дверях ресторана «500 Ампер» спецагента встретила симпатичная официантка в бардовом фартуке и с лучезарной улыбкой на лице.
- Ваш столик готов, - сказала она и жестом поманила его внутрь.
В столь ранний час посетителей было мало. В основном это были пенсионеры, которым надоело скучать перед телевизором в пристальном изучении последних новостей со всего мира. Сегодня им захотелось увидеть настоящих людей, понять, чем же все они дышат и постараться напомнить себе, что же на самом деле есть жизнь.
- Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте…, - нескончаемо повторял Казанский, продвигаясь между столиками и чувствуя, как в него впиваются цепкие когти чужеродных взглядов.
В былые времена всех их давно бы упекли в камеры внутренней реабилитации, где бы они спокойно смогли бы придаваться своему безумию. Однако сегодня это было не по правилам, сегодня это могло всколыхнуть общественность, сегодня нужно было соблюдать толерантность. С другой стороны конечно можно было дождаться наступления темноты и, пробравшись в их жилища с заранее приготовленной подушкой, прекратить мучительные процессы в их мозге. Только вот такого никогда не случалось и вряд ли когда-нибудь случиться, потому что у спецагента Казанского и у подобных ему есть дела поважнее, без решения которых могло случиться так, что к этим доживающим свой век персонам заглянул бы некто более искушенный в плане сладострастного насилия.
Но это все лирика и ничего больше. И потому в данный момент Алексей хотел одного – выпить свежесваренного кофе. В связи с этим он в последний раз бросил непринципиальное слово «здравствуйте» и демонстративно сел за свой столик спиной к залу.
- Ваш кофе, сливки и два кусочка сахара, - расторопный официант всегда обслуживал его своевременно и быстро.
К тому же он интуитивно чувствовал что, как и когда ему нужно сделать, чтобы случайно не нарушить духовную сосредоточенность одного из самых привередливых клиентов. А это было куда важнее всего остального.
- Спасибо, - сказал Казанский, пододвинув к себе чашку только что доставленного и ароматно дымящегося напитка, после чего стал добавлять дополнительные ингредиенты.
После пятнадцати помешивающих движений чайной ложкой кофе приобрёл необходимый кремовый оттенок и тогда Алексей позволил себе сделать первый смакующий глоток.
- Да, - сказал он через секунду после того, как его язык прочувствовал всю вкусовую глубину достигнутого сочетания.
И это означало, что официанту следует спешно удалиться. И надо сказать, что Алексею даже не нужно было оглядываться, чтобы убедиться в том, что его желание исполнено. Официант моментально исчез из поля зрения, тем самым позволив спецагенту и дальше продолжать смаковать кофе мелкими глоточками.
- Прекрасно, - произнес он, добравшись до середины чашки.
К этому времени уже выпитая часть успела разнестись по его телу расслабляющим теплом. И по этой причине ему тут же захотелось откинуться на спинке стула и созерцательно уставиться на изображение слонов на оббитой зеленым бархатом стене. Но этим планам не суждено было сбыться, так как некто вмешался в эту безупречную идиллию.
- С добрым утром, - сказал внезапно объявившийся и совершенно неуместный персонаж.
Казанский же, непривыкший к неоправданным вмешательствам в свою личную жизнь, предпочел прореагировать банально просто, ни на йоту не изменяя своим излюбленным принципам самолюбования, то есть сделал еще один глоток и отрешенно закатил глаза. Все это означало, что любой может катиться ко всем чертям, только вот неизвестный тоже имел при себе некое мнение, которое он тут же озвучил:
- Я сказал: «С добрым утром!»…
Короткая пауза, а потом новая реплика:
- Я говорю…
- И что из этого?!
За годы работы в ЗПЗ Казанский привык к ситуациям различного рода и мог с ними справляться без какого-либо зазрения совести. Да и чему собственно было удивляться, ведь после всего того, что с ним приключилось в этом и другом мире, он мог любому утереть нос, заткнув его одновременно за пояс. Но иногда, прямо как сейчас, ему всего лишь хотелось немного спокойствия и непринужденного счастья. И потому резкий и необычайно наглый тон был воспринят не лучшей стороной его характера, которая тут же потребовала детальных объяснений.
- Да и вообще кто ты такой? – спросил Алексей, выпрямив спину и взглянув на незнакомца так, что у любого застыла б в жилах кровь.
А вот этот странный тип смотрел на спецагента, как ни в чем не бывало, словно тот был чем-то вроде кентерберийского приведения на пенсии, уже давным-давно неспособного кого-либо запугать или унизить.
- Я - ваш новый напарник, - сообщил он как бы между делом, хотя на самом деле пытался этим пояснить, что на него не действуют примитивные приемы.
- Да неужели…
- Вот так…
Несомненно, тут завтрак был окончательно испорчен. В первую очередь потому, что изначально предполагалось, что только в этом ресторане Казанский час или два будет прятаться от присланного свыше дармоеда, а потом ему, скорее всего, удалось бы найти какое-нибудь новое развлечение типа прогулки на теплоходе или солнечной ванны на пляже. Конечно, осень для этого не самая подходящая пора, однако в этом году с погодой твориться черт знает что, так что можно было бы позволить себе надеяться на лучшее. Теперь же приходилось смотреть  кучерявого блондинчика с квадратной прической и квадратным лицом, да еще и экзальтированно утверждать и так очевидный факт:
- Странно.
Естественно не обошлось без уточняющего вопроса: «То есть?», к которому заранее была подшита веселенькая фраза, предназначенная заменить палец, указывающий новичку его место на коврике. Она звучала просто:
- Никак не пойму, где тебя откопали…
Этот якобы Димитриус Дмитричег оказался первым, кто осмелился сказать в ответ что-то не менее язвительное. Оно звучало как:
- Спасибо за комплемент, - и это уже было не просто.
И тогда Казанскому поспешил закончить предварительную беседу, сказав:
- Всегда рад стараться, - и вернуться к кофе.
Почему-то именно сегодня ему отчаянно хотелось стать королем игнора, который смог бы наплевать на всех и вся с самой высокой колокольни. Так что он позволил себе снова откинуться на спинку стула, сделал причитающийся глоток напитка и расслабленным взором уставился на все тех же слонов. Правда, через некоторое мгновение ему пришлось выдавить из себя курьезную просьбу:
- Посторонись, а то застишь картину…
Блондинчик с квадратным лицом отреагировал моментально, сделав шаг в сторону, а потом, неожиданно заинтересовавшись, что же так усиленно привлекает его нового начальника в настенных разукрашках, оглянулся назад и стал внимательно изучать. Процесс длился долго. Минут десять, а может и дольше, так что Казанский к тому времени успел допить кофе притомиться от лицезрения слонов и пялившегося на них болвана. В связи с этим он вновь выпрямил спину и, поставив пустую чашку на стол, спросил:
- Увидел что-то новое?
- Вроде как…
Теперь уже Алексею стало действительно интересно, чего же такого необыкновенного он сам не смог увидеть в этой картине, но что, несомненно, привлекло любознательность новичка. Минуты три Казанский пытался реабилитироваться в собственных глазах, однако в отсутствии какого-либо успеха на этом поприще все же решился на капитуляцию.
- И что же? – прозвучало с его стороны.
- Очень интересно…
- А поподробнее?
На этот раз новый напарник удосужился повернуться лицом к собеседнику. Взгляд его отражал некую гениальную сосредоточенность на чем-то сакральном и неожиданно раскрытом. Словно загадка, которой он мучился многие годы, внезапно приобрела вполне лаконичное решение.
- Так что? – спросил Алексей, обуреваемый нетерпением.
И вот тогда прозвучал этот совершенно бесподобный ответ:
- Кажется, это точная копия рисунка, сделанного мной в возрасте пяти лет…
- Тьфу ты, черт!
С досады Казанский чуть было не хлопнул кулаком по столу. Он-то ожидал чего-то пугающего с ярким кроваво-красным подтекстом. Но на самом же деле вся ситуация оказалась пустой банальностью, оставляющей першащий в горле осадок разочарования.
- Какое подлое и беспощадное предательство судьбы…, - прошептал Алексей, когда адреналин в крови немного поутих.
Наверное, ему было бы не так противно, если бы не некое гнетущее настроение последних дней, демонстративно нашептывающее, что вся его жизнь слишком скучна и однообразна. Конечно, он постоянно пытался держать себя в тонусе, хватался за новые и самые безумные дела с кусками разорванной плоти и литрами разбрызганной крови, но в итоге полученного умиротворения хватало на секунду, если не меньше. И все же следовало собраться и жить дальше, ведь среди возможного выбора не оставалось ничего более благоразумного.
- Пять баллов, - сказал Алексей своему новому напарнику.
Мимические мышцы в углах рта Димитриуса Дмитричега едва заметно сократились, что означало скрытую и весьма довольную ухмылку. И тогда Казанский понял, что его догадки не далеки от истины. Вся это презентабельная мизансцена с излишками наигранного драматизма преследовала одну-единственную цель – прилечь его внимание. А еще ему стало ясно, что перед ним стоит не меньший манипулятор, чем он сам. И это ему уже нравилось, а если и нет, то точно вызывало творческий интерес.
- И что теперь? – спросил Димитриус, понимая, что дальнейшее притворство обречено на категорический провал.
- Добро пожаловать, - ответил ему Алексей, встал со стула и крепко пожал руку, цепляясь взглядом за пока еще загадочные темно-карие глаза, - Думаю, что у нас с тобой появился весомый повод сработаться.
- Надеюсь, - с неподдельной искренность в голосе произнес новый напарник Казанского, а потом зачем-то снова оглянулся на изображение слонов на стене.
И тогда его новому начальнику пришлось задать нескромный вопрос:
- Так это правда или же ты соврал?
Некоторое молчание подогревало неуемно растущий интерес Алексея к внутренним характеристикам нового человека в его жизни. Однако на этот раз наигранность уступила место простоте, сулившей совершенно определенное и точное понимание вещей.
- Можете не верить, но я действительно нарисовал нечто подобное, когда мне было около пяти, - сказал Димитриус, - А этот я нарисовал ровно год назад…
- Да ну…
- Вот так.
Ну а далее в связи с такими неожиданными подробностями Алексею пришлось попытаться вспомнить то, что происходило годом ранее. Справиться с этой задачей было достаточно проблематично в виду того, что он с трудом мог припомнить события недельной давности, а тут требовалось отмотать назад намного больший промежуток времени. Впрочем, трудности являлись его ремеслом, так что приложив некоторые усилия ему все-таки удалось откопать в своей голове картинку того дня и тем самым добиться гораздо большего понимания новоявленной персоны, представленной новым напарником.
- Я помню…
- Помните?
- Точно, - глаза спецагента загорелись огнем вдохновения, ведь в настоящий момент он мысленно обитал в умозрительном образе того события, - Вы были одеты в синюю фланелевую рубашку и светло-голубые джинсы, напрочь испорченные из-за того, что вы вытирали о них испачканные краской пальцы и ладони. А еще из заднего кармана торчал длинный хвост носового платка с каемкой вышитой желтыми и малиново-красными нитками. Это был подарок от официантки, которая несколько дней подряд приносила вам холодный чай с лимоном. А потом…
- А потом ее убили…
Димитриус Дмитричег перехватил ведомость повествованием неожиданно, но вполне закономерно. И если раньше его темно-карие глаза источали исключительно промозглую хитрость бывалого манипулятора и интригана, то теперь он стал похожим на обыденного человека, способного проявлять обыденные чувства. Так что в данный момент его всепроникающий взор отбросил в сторону всякое былое притворство притянутого за уши безразличия и немедленно воспламенился, но не тем огнем, что периодически и исключительно на малую секунду пробуждал к жизни Алексея Казанского. Это было пламя совершенно другой природы. Оно удушающе пропахло неуверенностью, разочарованием, обидой и злобой на самого себя. Ведь как бы ни старался тогдашний стажер предотвратить очередное преступление, ему удалось лишь совершить создание на одной из ничем непримечательных стен ресторана очередную непотребную мазню в безликих и бесчувственных красках. Да, как оказалось, Димитриус не был тем человеком, кто мог безоговорочно отмахнуться от боли, он также не был тем, кто мог себе позволить попытку потягаться с настоящими профессионалами. И когда Казанский осознал эту маленькую тайну, то не смог удержаться от смеха.
- Ха-ха-ха, - смех был звонким и проникающим глубоко в мозг.
И потому новый напарник, достаточно быстро осознавший свое негласное поражение в схватки заядлых манипуляторов, разом побагровел до цвета переспевшего помидора, но ради приличия все же выдал скудно бравирующую реплику:
- Вам почему-то смешно?
Ответ был обезоруживающе прост.
- Потому что мне так хочется.
Безумный блеск в глазах Казанского появлялся только в самых редких случаях. И это был как раз тот самый. Но вовсе не потому, что новичок глупейшим образом переоценил свои силы и способности, а всего лишь на всего из-за того, что в это непотребное утро, начавшееся с неуместного общения с какими-то непонятными и совершенно ненужными соседями, он никоим образов и не мечтал о том, что кто-нибудь пошлет ему до безобразия простенькую головоломку, в которой не будет разорванных трупов и бесконечных психопатов, однако, все же найдется место для тихой и размеренной игры разума. И именно поэтому в последующее мгновение Алексей не стал распевать фееричные гимны победителя, а очень тактично проявил себя как настоящий наставник.
- Не переживай, - сказал он, - Все приходит со временем.
Конечно же, Казанский тут же пристальным взглядом попытался узнать дошел ли его совет до адресата, но с этим было сложнее. Все-таки ему прислали не зеленого юнца, а подающего надежды молодого агента. И это потребовало немедленного осознания, что ему не удастся читать его как письмецо в конверте, как это было во многих предыдущих случаях. Но в этом были свои несомненные плюсы.
- Ты вроде как способный товарищ, так что надеюсь, что тебе удастся продержаться гораздо дольше всех прочих…
Алексей совершенно точно пытался таким образом придать своим словам значительный привес оптимизма, только вот на деле получилось как-то не очень. И в связи с этим новичок получил не очень благотворную пищу для размышлений, которая заставила его задуматься о том, что раньше пробегало мимо его заостренного внимания.
- А что с ними собственно случилось?
- Ничего хорошего, - без промедления ответил Казанский.
Понятное дело подобная информация привела новичка в легкий ступор, однако его наставнику уже порядком надоело стоять напротив рисунка со слонами и рассуждать о высших материях. Секунда экстаза себя исчерпала, и теперь он жадно требовал чего-то нового, способного  снова вернуть его к подобию жизни.
- Так что там?
- То есть?
Да, не успел Димитриус прийти в себя после предыдущего ушата холодной воды, как ему прислали новый.
- О чем это вы говорите? – спрашивал он, чувствуя, как его прожигает чего-то ждущий и требующий взгляд Казанского.
Казанский же се смотрел на него, смотрел и смотрел, пока ему уже в конец не опостылели слоны, дурацкое простаивание на ногах и ресторан «500 Ампер» в целом. Тогда-то он и заявил прямым текстом:
- Неужели ты заявился сюда исключительно с целью немного поиграть мне на нервах?
- Нет…
- Тогда говори в чем там дело…
В этот момент новичок еще раз убедился, что перед ним ни какой-то там туповатый инструктор из академии или мелкий агентишка, берущий взятки с родственников бабули, заболевшей Альцгеймером. Нет, на этот раз он попал в цепкие лапы подлинного мэтра психзащиты и отныне ему придется изрядно попотеть, чтобы соответствовать самым настоящим критериям качества.
- Может ты уснул?..
Мысленные размышления о будущем всегда были хорошим и мотивирующим механизмом продуктивного развития. Только вот не было от них никакой пользы сегодняшнему дню, который требовал вполне определенных действий и решений. Так что Димитриусу пришлось собраться и вспомнить о главном.
- Нас с вами ждут в метро на станции Бирюки.
- Убийство?
- Не знаю.
- Какие-то подробности?
- Не знаю.
- А что ты знаешь?
- Больше ничего.
Казанский тяжело вздохнул по вине отсутствия какой-либо полезной и уточняющей рабочие моменты информации, посмотрел на новичка предельно негодующим взглядом и в своем излюбленном стиле сказал первое пришедшее на ум:
- Никакой от тебя пользы, - а потом развернулся и пошел к выходу.
Там спецагента как  прежде встречала и провожала симпатичная официантка в бардовом фартуке и с лучезарной улыбкой на лице.
- До свидания, - сказала она на прощанье.
- Удачного дня, - ответил Казанский и пошел дальше.
Ему не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться в том, что новый напарник следует за ним по пятам, не отставая ни на единый шаг. Он сумел зацепить за живое этого самоуверенного юнца, изначального хотевшего преподать урок старому вояке, сумел поселиться в его голове главенствующей мыслью. И это уже навечно, ведь люди его породы никогда не дают задний ход. Так что отныне можно было спать спокойно и быть уверенным, что любое и даже совершенно не нужное слово дойдет до него и будет воспринятым. Кроме того Казанский понимал, что возможно наконец-то нашел того, кто действительно сможет прикрыть его спину. И все же ему было жаль, что такое чудо не произошло гораздо раньше, ему было жаль, что неуклюжий Патрик, откормленный центнером макарон и тонной буженины, так и не смог извлечь ценного урока из своей бесполезной жизни, даже когда она стремительно подошла к концу.
- Хорошего дня, Прохор, - сказал Казанский охраннику, стоявшему на посту у выхода из здания, - Как жена, дети?
- Отлично, спасибо…
Охранник улыбнулся, обнажив тем самым не только кривые и пожелтевшие от курения зубы, но всю душевную простоту и доброжелательность, на какую только и мог быть способен.
- А ваши как дела?
- Отлично, - ответил Казанский и направился к самораздвижным дверям.
Те же ждали самого последнего момента, когда в них практически упирался нос спецагента, чтобы потом резко распахнуться и выпустить его на волю из тесной бетонной коробки искусственного жилища. Алексею сразу же пришлось зажмуриться, так как время шло к обеду и солнце свети очень ярко на практически безоблачном небе.
- Странно, не правда ли? – раздался голос за спиной.
Казанский вновь не обернулся, ведь знал, что таким образом Дмитричег пытается наладить с ним контакт, неловко провоцируя разговор на отвлеченные темы. На мгновение его прельстило самосознание своей собственной важности в глазах новичка, но потом вспомнил как неумело он пытался вписаться в обстановку секундами ранее, робко и нервозно салютуя официантке и охраннику сдержанные фразы «здрасьте» и «до свидания». Так что быстро достигнутый апофеоз мигом растворился, и оставалось только сказать:
- Ну да. Погода уже давно не по сезону, - и снова зашагать вперед.
Понятное дело, Казанский не собирался ехать к месту преступления на метро, тем более в какие-то там Бирюки. Это когда-то давно бывалый спецагент был вынужден шариться по подземке. Сейчас же в этом не было необходимости, да и статус не позволял. Все-таки согласно своему прикрытию он являлся очень успешным адвокатом, а такие персоны всегда должны рассекать по трассе в дорогущем автомобиле и при личном шофере. Конечно же, новый напарник привык к чему-то попроще и при переводе на новую должность не был предупрежден об некоторых весьма выгодных бонусах, так что невольно проявил весьма грубую оплошность, заявив через тридцать шагов пешего хода, что его наставник выбрал совершенно не тот путь.
- Кажется, вход в метро в другой стороне, - сказал он, если уж быть более точным.
Как и прежде, слова новичка были встречены полным эмоциональным безразличием. Однако чтобы не подвергать его никому ненужному недоумению, Казанский все же разорился на совсем короткую фразу:
- Метро не для нас.
Димитриус не понял сказанного, но предпочел промолчать, дабы не выглядеть в глазах нового начальника пустоголовым чурбаном, и беспрекословно следовать по пятам. Понятное дело, что долго идти не пришлось, иначе терялся бы смысл в отрицании наличия в этом бренном мире метрополитена.
- А вот это для нас, - сказал Казанский спустя минуту или чуть более, когда они приблизились к припаркованному у обочины большому черному лимузину.
Увидев такое добротное транспортное средство, Димитриус буквально обомлел и произнес вдохновенное мнение:
- Вот это да…
Впрочем, гораздо большее  и неизгладимое впечатление на него произвела длинноногая девушка в красочно-клетчатой униформе с короткой юбкой и шикарными чулками с узорами под стать фиолетовым шпилькам и миниатюрной шляпке в черно-белую полоску. Она стояла рядом с машиной, деловито облокотившись своим задним бампером о капот лимузина, и томно покуривала тоненькую сигарету, оставляя на ней следы ярко-красной помады.
- Алексей Анатольевич, - сказала она, выпуская маленькие клубочки дыма в перерывах между затяжками, - Вы сегодня рано…
- Дела, дорогая моя. Дела, - ответил Казанский и без излишней чванливости ухватился за дверную ручку заднего салона.
- А этот, пялящийся на мои коленки, с вами?
Несомненно, девушка имела в виду нового напарника. Конечно, отношение спецагента к своим подопечным всегда попахивало солидным пренебрежением. Однако сегодня в первый рабочий день Дмитричега он был просто обязан проявить некоторую тактичность и ради приличия представить его другим. Так что он на мгновение оставил в покое дверную ручку, перевел свой взгляд на девушку в униформе и стоящего в нескольких шагах от нее Димитриуса, а потом изобразил на лице благопристойную улыбку и сказал:
- Это мой новый напарник – Димитриус Дмитричег.
- А куда делся старый? Как его там звали?
- Патрик…
- Точно…
Да, Казанский помнил имена всех бывших напарников, а их список за время работы в спецотделе перевалил за второй десяток, только вот объяснить, что же с ними нежданно-негаданно произошло, он всегда затруднялся. И даже более того в моменты возникновения подобных вопросов Алексей внезапно начинал ощущать нечто отдаленно похожее на чувство вины. Впрочем, эта проблема была не нова и потому имела заранее заготовленный и ничего незначащий ответ:
- Махнулся не глядя.
- А на этот раз есть на что поглядеть, - заметила девушка, оценивая взглядом свежее мясо, - Как говоришь, тебя зовут?
- Дим… Дим…
Увлеченный чужими коленками Дмитричег с трудом мог вспомнить свое имя, и потому, чтобы все-таки сообщить его случайно встретившейся прекрасной нимфе, ему пришлось конкретно собраться с мыслями и сказать:
- Димитриус…
- Очень приятно, а я – Лея…
Назвав себя, девушка метким броском кинула окурок сигареты в имевшуюся поблизости урну, после чего жеманно протянула руку новому знакомому. Такой жест был неожиданным для Дмитричега, так что целое мгновение его мозг нещадно разрывала безграничная дилемма: упасть на колени и облобызать ее прекрасное запястье или же откусить от него большой кусок, вкусив тем самым прекрасную божественную плоть. К счастью, он быстро вспомнил, кем является и обошелся сдержанным рукопожатием и вопросом:
- А вы кто?
Девушка однозначно не поняла неотразимости вопроса и потому Казанскому срочно понадобилось спасать положение, дабы ее нежно-карие глаза перестали расширяться от оскорбительного разочарования.
- Наш шофер, - сказал он и снова взялся за дверную ручку
- Шофер?..
К сожалению, Димитриус Дмитричег был с детства приучен к несколько иному образу представителей вышеобозначенной профессии, так что его реакция была вполне оправдана и представляла собой смесь сиюминутного смятения и определенной доли гордости за свою новую должность, имевшую неоспоримые плюсы. Только вот долго терпеть такую рефлексию Казанский не собирался и в связи с этим довольно резко заявил:
- Хватит уже. Ты не забыл, что нас ждут?!
Вопрос был острым как бритва и требовательным как билль о психическом здоровье пятидесятилетней давности, и это заставило Димитриуса отказаться от проявления нежных чувств к представительнице прекрасного пола и вспомнить о работе.
- Нет, нет…, - сказал он и, махнув рукой на аппетитного шофера, последовал примеру более авторитетной личности.
- Живее, - потребовал Казанский, уже будучи внутри салона.
Алексей выбрал себе то сидение, что было обращено лицом по направлению движения автомобиля. Димитриус сел напротив. Возможно, новичок искренне тешил себя надеждой на пузырящееся в высоких бокалах шампанское, громкую музыку и девушек по вызову. Но вместо всего этого райского блаженства ему только буднично и прозаично предложили пристегнуть ремень безопасности.
- И покрепче, - подметил Казанский.
Потом он старательно проверил прочность фиксации собственных ремней, немного подумал и проверил еще два раза. Затем спецагент внимательно посмотрел на новичка, изучил салон на наличие ненужных излишеств и, громко крикнув:
- Лея, мы готовы! – захлопнул дверцу лимузина.
Несмотря на красноречивый доклад начальника, девушка не особо торопилась сдвинуться с места. Секунды три она старательно ерзала на капоте, потом смотрела в небо, следила за прыгающим по мостовой воробьем, прислушивалась к еле уловимому дыханию ветра, ежилась от солнечных лучей, падающих на ее бледную кожу. Все это больше походило на некую тянучку времени или же на…
- Такой ритуал, - объяснил Алексей своему новому напарнику, которым вновь завладело жесткое недопонимание.
- Зачем?
Понятное дело, Димитриус никоим образом не мог вложить себе в мозг необходимость каких-либо ритуалов там, где все должно быть элементарно и просто.
- Зачем? - повторил он, - Мы же всего лишь собираемся прокатиться на лимузине? Нужно радоваться, а не прощаться с этим миром…
- Ты ошибаешься, - ответил ему Казанский.
Но времени для прений не нашлось, так как девушка-шофер наконец-то закончила с ритуалами и ответственно заняла водительское место в лимузине. Некоторое мгновение ей понадобилось, чтобы поправить зеркала и устроиться поудобнее, а потом она спросила:
- Готовы?
- Готовы, - сказал Казанский.
- Ну, типа этого, - заметил Дмитричег, все еще не понимавший сути настоящих событий.
Далее происходило следующее. Ловким движением руки Лея получила доступ к выдвижной приборной панели. Там имелся джойстик и большое количество разноцветных кнопок. Сначала она ввела некую комбинацию, в затем принялась вращать джойстик против часовой стрелки. По мере того как скорость вращения нарастала из-под кресел стал доноситься непрерывный урчащий звук, а сам салон начал заполняться синим флюоресцирующим дымом. Димитриус вполне благоразумно сообразил, что его новые вопросы в данной ситуации крайне неуместны, и что нужно просто довериться и ждать, что же произойдет дальше. Правда все это его очень сильно пугало, так что он изо всех сил вжался в кресло и слегка зажмурился. Казанский же напротив был совершенно спокоен и расслаблен. Ему было не привыкать к подобным процедурам, к тому же он давно перестал волноваться по поводу всякой ерунды.
- Ск-а-а-ачок!!! – сообщила искаженным голосом Лея и резким движением руки изменила направление вращения джойстика.
Дальнейшее произошло почти мгновенно. Резкий сдавливающий барабанные перепонки звук, желто-фиолетовая вспышка света и вот уже два спецагента ЗПЗ тихо и спокойно стоят посреди одной из платформ метрополитена.
- Черт…, - сдерживая удивление, произнес Дмитричег.
- Вот тебе и черт, - ответил ему Казанский.
Уделить большее внимание эмоциональной впечатлительности нового напарника он не мог и не имел права. Их прибытие и так было значительно отсрочено по времени из-за всякого рода личных пересудов и теперь требовалось в срочном порядке наверстывать упущенное. Вскользь осмотревшись по сторонам, Алексей сумел быстро разобраться в ситуации. На самом деле ничего глобального на станции «Бирюки» не произошло. Даже движение поездов не было перекрыто, что, несомненно, вселяло надежду на быстрый исход расследования. Оставалось выяснить вызывающий проблемы корень зла, и для этого Казанский направился к единственному скоплению людей на станции, которые, невзирая на обеденный час, о чем-то много и громко спорили.
- Добрый день!
Конечно, присоединяясь к шумной беседе, Алексей надеялся на вежливый ответ или хотя бы на благосклонный и тактичный зрительный контакт, но вместо этого он заполучил пять озлобленных взглядов. Три из них принадлежали рядовым агентам ЗПЗ, а еще два – дамочкам в глубокобальзаковском возрасте.
- Вы собственно кто? – возник вопрос, когда стало ясно, что испепелить непрошенного гостя взглядом невозможно.
- Я – адвокат по защите граждан от противоправных действий ЗПЗ. Мое имя Софокл Карлович Фейербах, - на секунду Казанский прервался, дабы отыскать у себя за спиной Дмитричега, а потом представил и его, - Вот и мой ответственный ассистент Педрос Евставхьевич Лимберг. Так в чем у нас тут проблема?
Глава 9: Когда клиент жив.
Женщины очень забавные существа. Во всяком случае, если рассматривать это явление с позиции здравомыслящего и самодостаточного мужчины. На такого редкого персонажа совершенно не действуют их незамысловатые ужимки и средневековые приемы паразитизма, преимущественно основанные на животных рефлексах и детерминирующей химии. А все потому, что они способны думать головой, а не чем-то еще, способны логически разбираться в самой сложной ситуации и не реагировать на пустые обещания, яркие картинки и броские запахи, способны на настоящие чувства…
Но что такое женщина, не способная соблазнить такого необычного мужчину? Ничто, пустое место…. Именно так она себя и чувствует, когда замахивается на то, что никогда не может ей принадлежать и вполне обоснованно терпит поражение. Другие чувства в этот момент ей недоступны, так как все сознание незамедлительно заполняется ощущением собственной ущербности, неспособности выполнить заложенное природой предназначение. И тогда ей ничего не останется, кроме как признаться самой себе в бесцельно прожитой жизни и пожалеть о том, что вместо создания чего-то светлого и волшебного она предпочла потратить бесценные годы на десятки странных толстых лысых уродов, снабженных гигантской массой шизофренических комплексов, но, тем не менее, способных наградить ее старания не меньшим числом блестящих безделушек. Возможно даже, в этот переломный момент с ресниц скатиться самая настоящая слеза, а не привычные крокодильи потоки. Но потом спустя самое скоротечное мгновение все опять войдет в привычное русло. Слезы быстро высохнут, а недалекий умишко напомнит женщине, что на свете еще предостаточно дураков, за счет которых можно поживиться и повеселиться. И самое страшное разочарование быстро забудется, заблудившись в бесконечных коридорах памяти и оказавшись там же, куда ранее были заброшены детские мечты и остатки разума.
«Мир прекрасен и я не буду слушать тех, кто думает как-то иначе», - говорит любая из них и смеется вам в лицо, - «Все они лжецы!»
«Но кто тогда вы?!» - спрашиваю я.
И если вы обычный мужчина, лишенный пресловутой и такой жизненно необходимой прозорливости, но (я все-таки надеюсь) не лишенный мозга, то попытайтесь наконец-то задуматься, почему вы все еще спите в постели с абсолютно чуждым вам человеком, который презирает сам факт вашего существования и воспринимает вас исключительно как способ обеспечить себе жилье и еду.
Впрочем, можете не торопиться включать ваш заплесневевший разум. Кое-кто уже начал думать за нас и бескорыстно спасать остатки нашего достоинства. Теперь никто не сможет безнаказанно нас унижать, теперь им самим приодеться шагнуть в бездну…
Скорее всего, многие не поверят мне и скажут:
«Да что ты такое говоришь? Такого не может быть. Ты бредишь!»
Признаюсь, я и сам не очень-то верил во все это, пока не услышал одну историю. Мне ее рассказал некий бродяга, что спал под Шафийским мостом в старой картонной коробке из-под холодильника. В нем я не сразу узнал Вариуса Шлейха, более известного как бывшего президента многомиллиардного концерна «Юнистек». За несколько дней до этого мне довелось прочитать в газете про то, что доходы его компании снова взлетели до небес, и он ушел на заслуженный отдых. Но что за казус?! Его небритая и грязная физиономия внезапно вылезла из кучи мусора и попросила разменять крупную купюру.
- Что ты тут делаешь? – спросил я его.
- Живу, - ответил он.
А затем, когда я отдал ему всю завалявшуюся в карманах мелочь, Вариус Шлейх рассказал о том, как его менее удачливый брат чуть было не женился на очень скромной и воспитанной девушке и о том, как весьма запутанная история, произошедшая позднее, заставила его пересмотреть свое мировоззрение и восприятие многих вещей, которые ранее казались ему вполне логичными и обоснованными на самом высоком уровне.
- Теперь я по-настоящему живой, - добавил Вариус в конце своего рассказа.
- И что это значит? – спросил я.
Бывший президент «Юнистека» огляделся по сторонам и с самой жизнерадостной улыбкой на свете развел руками.
- Не знаю, - сказал он, - Пока еще до конца не понял.
- Наверное, это прекрасно, - предположил я.
- Нет, удивительно.
И уже прощаясь и отдавая мне в благодарность за несколько мелких монет пачку новеньких банкнот высшего номинала, Вариус попросил меня поведать его историю другим людям, которым скорее всего очень нужна помощь, но они не задумываются и не подозревают о собственных нуждах.
- Неважно кому, - уточнил он, - Для одних это будет урок, для других – предупреждение.
Конечно же, убравшись подальше от Шафийского моста, я решил, что чертов богатей совсем тронулся умом и негоже другим слушать его бредни.
- Лучше пойду домой, - думалось мне.
Только вот чем ближе я подходил к месту своего проживания, тем назойливее мне в голову пролазили мысли о том, что там меня ждет всего лишь очередная аферистка и бессовестная нахлебница, которая не испытывает ко мне никаких чувств, кроме презренного собственничества, которая все время пытается мной помыкать…
- Зачем? – спросил я себя и чуть позже выкинул ее из окна семнадцатого этажа.
С тех пор мне вполне уютно живется в одиночной камере Службы внутренней реабилитации. Это печально. Но зато я наконец-то готов вам рассказать еще одну ужасающую историю, историю Касиуса Шлейха.
А вы готовы???
Уверены???
Тогда слушайте…
Глава 11: Главный подозреваемый.
«Джын-дзын! Джын-дзын! Джын-дзын!»
Пронзительно-мелодичный звон тщательно отполированных колокольчиков, что увесистыми гроздьями висели над дверью, сотворенной из куска отнюдь не дешевой древесины, немного раздражал. И вовсе не своим звучанием. Причина раздражения привилегированного гостя, который этим заурядным вечером вошел внутрь заведения с необычным и аутентичным названием «Хазеркрон», заключалась в другом – меньше всего ему хотелось обращать на себя какое-либо внимание. Однако колокольчики со своим неживым молотящим механизмом совсем не обладали никакой чувственной способностью прислушиваться к живому трепещущему биению его сердца, а потому звенели когда и как хотели.
- Здравствуйте, господин Шлейх!
- Здравствуйте, - ответил Касиус Шлейх.
Не стоило удивляться, стоило ждать и заранее готовиться к тому, что отменного лицемерия в пресловутом «Хазеркроне» найдется в предостаточном количестве.
- Мы все очень рады вас сегодня видеть.
- Для нас ваш визит великая честь.
А вот тут Касиус Шлейх уже и не знал, что им ответить. В его лексиконе не было достаточно емких и точных слов, способных целостно, красочно и лаконично описать происходящее. И потому ему только лишь и оставалось, что наблюдать за суетными событиями вездесущего мещанства и жить доставшейся ему от Вселенной жизнью.
- Пожалуйста, ваш плащ…
Это была еще одна лебезящая реплика одного из тех, кто излишне усердно пытался услужить мультимиллионеру. И вот уже три или четыре человека, а может и все пять почти что на цыпочках пританцовывали перед ним и вокруг него. От такого хотелось закрыть глаза, хотелось умереть, хотелось стать богом, чтобы уметь рвать и метать гром и молнии, хотелось стать способным отматывать время назад и тем самым позволить себе вернуться во времени, позволить себе пройти задним ходом в обратном направлении через резную салпаталовую дверь с причудливыми инкрустациями из хрусталя и сочным лаковым покрытием под цвет свежайшего липового меда, позволить колокольчикам никогда не звенеть…. Только вот ни на что из этого он не был способен, несмотря на свой великий и безграничный счет в банке.
- Мне назначено, - сказал Касиус Шлейх, отдавая свой слегка намокший плащ в чужие руки.
- Так точно, - ответил кто-то.
Кто именно что-то сказал совсем не имело значения. Касиус давным-давно перестал всматриваться в лица и давным-давно понял, что все они всего лишь надоедливый мираж, казуистические маски, создающие обманчивое впечатление никому ненужного присутствия. И даже наоборот зачастую он пытался отвести уставшие глаза в сторону, погрузить их в непроглядную тьму. А в связи с этим Касиусу очень понравилось, что в заведении, где ему была назначена деловая встреча, кто-то заведомо навел немного крайне необходимого полумрака. И этот кто-то не стал использовать для достижения этой цели какие-то там криворукие и крючкотворные рубильники и механизмы. Все было сделано как надо, то есть душевно, гармонично и по старинке – красивые затемненные плафоны на светильниках рассеивали свет именно так как нужно, создавая тот самый необычный и аутентичный микроклимат, заявленный в названии заведения.
- Все для вас, - сказал очередной услужливый голос.
- Спасибо, - неизвестно зачем ответил Касиус Шлейх, после чего собрался было сделать несколько шагов в сторону большой ширмы из атласного материала яркого бардового цвета.
Помимо цвета и размеров эта ширма имела и другие особенности, такие как махровые золотистые кисти по краям и странные надписи вдоль и поперек. Мультимиллионер впервые оказался в «Хазеркроне», но отнюдь не впервые ему приходилось видеть подобную ширму. Он знал, что за ней его ни в коем случае не ждет нечто удивительное и неповторимое, но, тем не менее, понимал, что его непонятно откуда взявшийся деловой партнер совсем не прост и полон довольно мрачноватых секретов. И эти надписи – что-то в них было…
«Что-то в них есть…».
Закончить эту почти что сакральную мысль Касиус Шлейх не успел. И хотя он очень хотел, ему не позволил этого сделать женский окрик, полный одутловатой надменности и притязаний на нечто непомерное.
- Кого это я вижу?! Неужели это сам?!..
- Тише, тише…
Пускай и не умные, но определенно знающие люди пытались предостеречь незваную гостью, пытались объяснить ей, что для ее злостных выходок нет места в приличном заведении «Хазеркрон». Однако взбалмошной мадам не нужны были чужие советы. Она знала, чего хочет и двигалась напролом в заданном направлении.
- Идите к черту! – заявила она, - Мне нужно это интервью!..
Стоя спиной к той, что настойчиво и навязчиво искала с ним встречи, Касиус Шлейх слышал позади себя множественные звуки возни и звуки того, как кто-то кого-то толкает, царапает и при этом злиться. Ему очень хотелось обернуться на все эти звуки, но сдерживающее самообладание было куда сильнее даже заядлого любопытства, которое никак не могло сообразить, как же представительнице желтой газетенки все-таки удалось войти в «Хазеркрон» и не потревожить звонкие колокольчики….
«Интервью…», - отдалось в мозгах мультимиллионера, - «Неужели это все, что ей нужно?»
Он думал, задавал сам себе вопрос, но в его забитой слишком многими проблемами голове все равно никак не укладывалось понимание того, что кому-то внезапно и очень сильно понадобилась совокупность слов или предложений, произнесенных при помощи его элитных голосовых связок. Такая жизненная установка была гораздо выше его понимания. Или же гораздо ниже – точно сообразить Касиус Шлейх так и не смог, потому как от всей этой беспардонной возни у него за спиной ему неотвратимо становилось все грустнее и грустнее. Так что в конце концов он практически позабыл тот самый счастливый момент, когда пытался оставить позади себя прекрасную и в то же время отвратительную резную салпаталовую дверь с самыми причудливыми инкрустациями из отборного горного хрусталя и самым сочным лаковым покрытием под цвет свежайшего липового меда, когда пытался злиться на назойливо звенящие колокольчики  и когда наивно предполагал, что других проблем в его жизни нет и никогда не будет.
Но проблема появилась, так и не заставив себя ждать долго или коротко. И надо сказать, что воплотилась она отнюдь не в нечто ужасное, устрашающее, мерзкое и гадкое. Все вышло куда более обыденно и скромно. А потому проблема предстала перед мультимиллионером не в виде какого-либо монстра, а в виде одной из тех самых женщин, что слишком часто и слишком одиозно проживают годы в извечной жажде скандалов и истерик. Когда-то давно Касиус Шлейх знал одну из таких, но теперь для него это было в прошлом. Во всяком  случае, он хотел так думать. Что же касается его чувств – с этим было куда сложнее. И в связи с этим, когда счет времени пререканий сердитой журналистки с местным обслуживающим персоналом пошел на долгие минуты, когда она уже не перестала чего-то хотеть, но начала требовать, он понял, что добром это не кончиться.
- Я требую!.. У меня есть права!.. Люди должны знать!.., - именно это вырвалось и вырывалось из неумолкающей глотки журналистки.
- Зачем же так шуметь?..
- А я хочу!..
- Пожалуйста, не надо…
Да, крайне опечаленный и обескураженный персонал совсем не знал и ни в коем случае не догадывался, что всем им делать с тем неожиданным несчастьем, что свалилось им на голову.  Статный дедушка с рыжими бакенбардами, веснушчатый парень и две длинноногих девушки-брюнетки – все они чуть раньше никоим образом не были интересны претенциозному мультимиллионеру Касиусу Шлейху. Но все резко поменялось, как только назойливые женские крики сумели переполнить дозволенную чашу терпения, и поменялось не в лучшую сторону. Это были те самые перемены, к которым Касиус Шлейх совершенно не стремился, а точнее те самые, которых он боялся. А ведь все должно было произойти совершенно иначе. Он все спланировал еще вчера и собирался тихо-мирно прийти в малолюдное заведение «Хазеркрон», встретиться с нужным человеком, получить от него ценные указания и на этом закончить очередной затянувшийся вечер. Но как оказалось у Вселенной на этот счет были планы другого порядка. И потому без всякой доступной любезности из сумрачного освещения заведения со странным и аутентичным названием «Хазеркрон» внезапно и настойчиво стали проступать заостренные черты тех самых лиц и персоналий, что Касиус Шлейх настойчиво пытался не видеть и не замечать. А еще все они говорили, суетились, чего-то требовали. И в этом всем было слишком много слов, слишком много чувств, слишком много эмоций. А именно от этого Касиус Шлейх и пытался убежать в течение последних нескольких недель.
- Тише, тише…, - пытались говорить и повторять все те же самые назойливые лица, однако нужного эффекта своими словами они так и не добились.
- Не затыкайте мне рот! – кричала им в ответ стервозная мадам, а потом, как и во все предыдущие разы, она предпринимала свою новую неудачную и безуспешную попытку прорваться к привилегированному гостю.
- Ну что вы… что вы…, - говорили ей, после чего статный дедушка с рыжими бакенбардами раз за разом сдержанно отталкивал ее назад.
И все это могло бы продолжаться до самой нескончаемой бесконечности, хотя бы потому, что наглости и бесстыдства у так и непредставившейся грязно-желтой журналистки из отнюдь не менее грязно-желтой газетенки было предостаточно. К тому же в промежутках между криками и бранью она апофеозно улыбалась, ухмылялась, радовалась, что, несомненно, подтверждало главную и всеобъемлющую догадку местного обслуживающего персонала – ей самой очень нравилось все происходящее. Но все это совершенно не нравилось Касиусу Шлейху.
«Дура…», - думал он.
И хотя Касиус Шлейх стоял к ней спиной, а потому не видел ни ее лица, ни ее улыбочек, он все равно знал об ее самой наизловреднейшей радости. Касиус слышал отголоски этого омерзительного чувства в сбивчивом тембре ее голоса, улавливал пронзающий падалью аромат в ее дорогостоящих духах. И плюс к вышеобозначенному он точно знал обо всех других ужасающих чувствах, желаниях и мыслях, что были крайне небрежно припрятаны в ее гнилостной душонке.
- Дура…
На этот раз Касиус Шлейх не сдержался и произнес свое мнение во всеуслышание. Он не совсем понимал, как так вышло. Он не стремился этим что-то доказать. Просто так получилось. Просто нечто случайно и необдуманно сорвалось с его нервно напряженных губ. Что же касается последствий - они его нисколечко не пугали. Другое дело, что он отчаянно боялся новых чувств, новых эмоций и новых слов, способных задеть его сердце, способных залезть ему в душу….
- Да как вы смеете?!..
Судя по тону произнесенной реплики, дамочка была изрядно расстроена, обижена, рассержена. И в этом не было ничего нового. Ее замызганная обида была древнее самой Вселенной. И в связи с этим Касиус Шлейх облегченно вздохнул, потому как именно на такую реакцию и рассчитывал привилегированный гость странного и аутентичного заведения «Хазеркрон» от той самой не особо умной и еще менее прозорливой особы, которую он очень неосторожно и очень необдуманно оскорбил.
- Дура!.., - повторил он, так и не повернувшись к журналистке лицом.
Теперь он уже совершенно точно не боялся. Теперь его необузданно захватил привычный для его секретной жизни азарт. Теперь он уже не мог остановиться, да в общем-то и не хотел. Теперь ему больше всего хотелось, чтобы наконец-то разразился тот самый невообразимый ливень из бесконечного списка выражений помойного содержания, о котором он мог только мечтать, на который он мог только надеяться. И потому он еще раз гордо, пронзительно и надменно произнес:
- Дура!..
И вот течение секунды, а может быть и на протяжении гораздо меньшего промежутка времени (к примеру, в течение половины, трети или же одной тридцать третей секунды) в интимно-сумрачной обстановке холла странного и аутентичного заведения «Хазеркрон» внезапно, но вполне ожидаемо возникла тишина. И когда это произошло, Касиус Шлейх эйфорически улыбнулся. Он знал, что будет дальше. И он со страстной созерцательностью предвкушал это самое неотвратимое грядущее. А вот прочие персонажи - статный дедушка с рыжими бакенбардами, веснушчатый парень и две длинноногих девушки-брюнетки, а также наглая и невоспитанная журналистка, что несомненна и была всему первопричиной, –  отнюдь ничего не подозревали. И в границах неожиданно возникшей тишины они изрядно, то есть очень сильно, походили на блеклые картонные фигуры, что некто более могучий, чем все они вместе взятые, расставил наугад, а после как-то невзначай и необдуманно совсем забыл об их никчемном существовании. Все это ощущалось так ярко и четко. И хотя Касиус Шлейх по-прежнему не видел происходящего у него за спиной, он точно знал и остро чувствовал, что маленький мир вокруг него постепенно и неотвратимо преобразуется в некую совершенно альтернативную реальность. Сквозь серые стены стали настойчиво сочиться синие, зеленые, желтые краски, а царивший в заведении специально изготовленный полумрак очень быстро наполнился белым и оранжевым светом, а потом и вовсе растворился, позволив тем самым всем желающим наконец-то насладиться контурами и изгибами чужих лиц, а также по достоинству оценить представленную в многообразии мебель, имеющую самое сочное лаковое покрытие под цвет свежайшего липового меда. Касиус Шлейх не хотел всего этого, когда немногим ранее пришел в незнакомое и чуждое себе место, когда инстинктивно пытался очень бесшумно и очень незаметно пройти сквозь дорогостоящие двери из редкой и прекрасной древесины и когда пронзительно-мелодичный звон заранее и упорно отполированных колокольчиков, собранных в увесистые гроздья, застал его врасплох. Только вот все то, что произошло позже, все то, что нарушило его душевное равновесие и крайне шаткую эмоциональную целостность, заставило его резко поменять все свои первостепенные позывы. И теперь он очень страстно желал получить немного сладострастного отмщения, немного радости, усыпляющей невыносимую боль в сердце, немного простого и доступного наслаждения…
- Да как ты смеешь, урод?! Я тебя по судам затаскаю!..
«Ах, ну как же так», - думал Касиус Шлейх, слушая нескончаемые гневные оскорбления и ругательства в свой адрес, но как и прежде не поворачивался лицом к тому, кто всячески провоцировал его на диалог.
И при данном развитии событий и сопутствующей полемики привилегированный гость странного и аутентичного заведения с названием «Хазеркрон» имел некоторый простор в выборе своих последующих действий. Он мог бы молча оставить позади себя всех те персоны, которые по сути были ему совершенно безразличны. Он мог бы сделать еще несколько шагов, отодвинуть большую и прекрасную ширмы из атласного материала яркого бардового цвета с махровыми золотистыми кистями по краям и странными надписями вдоль и поперек и оказаться там, где его давным-давно ждали, где сосредоточено и трепетно предвкушали его детальный отчет об в очередной раз очень успешно проделанной работе. И тогда бы статный дедушка с рыжими бакенбардами, веснушчатый парень и две длинноногих девушки-брюнетки, но в первую очередь конечно же наглая и невоспитанная журналистка стали бы первоочередной проблемой кого-то другого. При этом Касиус Шлейх ни в коем случае не смог бы назвать какое-либо четкое и определенное имя. Детали в этом случае не имели бы значения ни для него, ни для всех прочих. От него же только и требовалось, что сделать короткий звонок по мобильному телефону и сказать нужный пароль. И все остальное решилось бы само собой. И уже через пять минут нашлись бы нужные люди, а через десять строптивый персонаж и ненужные свидетели были бы качественно и надежно подвержены кислоте или другим способам утилизации. Но всего этого не произошло, так как Касиус Шлейх сделал другой выбор. Решение далось ему легко, потому как его выбор был продиктован простым и живым желанием хотя бы еще на самое краткое мгновение продлить секунду или же ее половину или же треть или же одну тридцать третью, в течение которой вокруг него мог бы безнаказанно и безвозмездно существовать тот самый мир, в котором есть животрепещущие и крайне желанные краски, в котором есть всепроникающий свет и в котором нет никакой изъедающей и изъязвляющей изнутри боли.
- «Услышьте меня» я вам говорю!.. Вы такой болван, вы такой идиот, вы не имеете никакого представления о всем этом прекрасном мире!..
Нет, она не кричала. Она почти что визжала как самая больная сучка в мире, зараженная самым неистовым бешенством во Вселенной. Только вот стоявший к ней спиной Касиус Шлейх совсем не переживал по этому поводу. Его прямой и молниеносный ответ теперь уже был полностью готов и сформирован. Его ответ исходил прямо из сердцевины мягкой и податливой души, израненной прожитыми годами и людьми, прошедшими мимо простого и яркого желания любить и быть любимым. Касиус Шлейх слишком устал от всей этой боли внутри себя и потому его ответ был более чем очевиден.
- «Услышьте меня» я вам говорю!.. Ваши миллионы вам не помогут!.. Вам не суметь меня купить, вам не суметь меня запугать!..
Ах, как же эта наглая, крикливая и крайне невоспитанная журналистка утомила скромного и очень привилегированного посетителя странного и порядком засекреченного заведения с названием «Хазеркрон». Она утомила не только его, но также довела до полнейшего исступления статного дедушку с рыжими бакенбардами, веснушчатого парня и двух длинноногих девушек-брюнеток. Печально, но эти по большей части милые и хорошие люди, призванные охранять покой гостей и ограждать их от всяческих угроз, совсем не знали как им решить эту зияющую своей колючей остроугольностью проблему. Они имели много желаний, среди которых преобладали деньги, секс и некоторые другие соизмеримо равные удобства. А вот что касается реальных действий – с этим они оплошали. В этом случае они оказались совершенно безвольными и бесполезными, картонными фигурками из чужих экзистенциальных видений.
- Вы ничтожество!..
«Конечно», - подумал Касиус Шлейх, - «А как же иначе?..».
А потом его категорически созревший ответ все-таки свершился. И при этом ему ни в коем случае не понадобились никакие слова или же яркие экспрессивные фразы. Ему больше не требовалось и не хотелось  называть кого-либо «дурой». Все и так было понятно – мир несовершенен и время от времени требуется совершить несколько хирургических телодвижений. И потому он сделал именно то, чего от него так неистово ждала огромная и бесконечная Вселенная…
- Х-х-х-рэ-э-к…
О, этот великолепный звук прозвучал немного позже. А перед этим привилегированный гость заведения «Хазеркрон» наконец-то позволил себе обернуться и встретиться лицом к лицу с той самой мадам, что так настойчиво пыталась вступить с ним в разговор.
- Ах, ах, ах…
Его глаза сверкали, его глаза горели острым и неоспоримым желанием неких неумолимых кровожадных свершений, его глаза излучали некий гипнотизирующий и парализующий эфир, что был способен побороть любой и даже самый черствый и невосприимчивый разум, его глаза буквально кричали о своем непреодолимом желании уничтожить все, с чем им было бы позволено соприкоснуться. И в связи с этим дурная невоспитанная журналистка из грязной желтой газетенки тотчас и моментально подавилась всей своей злостной полемикой и теперь уже не была готова изрыгать очередное гневное оскорбление. Вместо этого стояла и смотрела в глаза тому, кто больше всего на свете жаждал ее смерти…
- Ах, ах, ах…
Она пыталась что-либо сказать в свое оправдание, но парализующее гипнотическое влияние было слишком велико, так что на выходе получался лишь все тот же безалаберный сумбур:
- Ах, ах, ах…
А ведь этот чертов сумбур никоим образом не мог помешать внезапно преобразившемуся мультимиллионеру реализовать задуманное им пусть и не самое, но все же чудовищное злодейство. И, конечно же, мелочная журналистка, перепуганная резким разворотом событий не в свою пользу, всячески пыталась отвести взгляд в сторону, пыталась посмотреть на статного дедушку с рыжими бакенбардами, веснушчатого парня и двух длинноногих девушек-брюнеток, привлечь их внимание, призвать их на помощь. Только вот ей очень быстро пришлось усвоить тот факт, что все ее попытки безуспешны и напрасны, что слишком поздно и уже никто не сможет ей помочь, а главное, что никто не имеет при себе никакого внезапного желания ей помогать.
- Ах, ах, ах…, - потерянно выдавливала из себя обреченная на смерть журналистка, когда видела спешное отступление обслуживающего персонала на три шага назад.
Да, было более, чем очевидно, что и статный дедушка с рыжими бакенбардами, и веснушчатый парень и две длинноногие девушки-брюнетки – все они не имели никакого даже самого малейшего желания вмешиваться в грядущее и происходящее. И хотя их работа так и не была выполнена должным образом, теперь она все равно стремилась к завершению, правда теперь уже другие силы и средства пошли в ход. А так как все четверо прислуживали в странном и аутентичном заведении «Хазеркрон» отнюдь не первый день, то прекрасно понимали, что наиболее благоразумнее для них всех было вовремя отступить, зажмуриться и забыть об очередном недоразумении, которое, как и все прочие, пытается стонать:
- Ах, ах, ах…
- Ах, ах, ах…, - злорадно и улыбчиво промямлил ей в ответ Касиус Шлейх.
Конечно же, она теперь уже безгранично сильно сожалела о своем былом плохом и крайне отвратительном поведении, хотела все исправить, желала попросить прощения. Однако все ее позывы были не полезнее дохлой собаки под сгнивающим от старости кустом и потому никак не могли помешать изрядно обезумевшему мультимиллионеру медленно передвигаться ей навстречу.
«Ах, ах, ах…», - мысленно произнесла обреченная журналистка.
На этот раз она почему-то не стала и пытаться расшевелить парализованные губы и распухший во рту язык. И в то же время она никак не могла лишить себя дополнительной возможности еще немного поистерить, еще немного помолиться о спасении, еще немного понадеяться на нечто, способное долгожданно свалиться с неба. И именно поэтому она продолжала мямлить и стонать где-то внутри собственного сознания. А вот Касиус Шлейх в противовес ее гадкой натуре ни на что не надеялся и ни во что не верил. Да и зачем? Он давно перестал надеяться на кого-то постороннего или потустороннего, он давно перестал верить кому-то или во что-то, он давным-давно опустил руки и позволил событиям происходить в собственном произвольном порядке.
«Все нужные возможности всегда существуют где-то рядом», - думал Касиус Шлейх, делая очередной шаг навстречу своей жертве.
И его сверкающие ярко-зеленые глаза, что горели острым и неоспоримым желанием крови, боли и радости, смотрели только вперед, а губы замерли в растянутой ради безумия улыбке. Секунду или две он просто стоял, почти не дышал, пытался еще немного сосредоточиться и сделать все правильно. Ему очень хотелось сделать этот внеочередной момент пробуждения своего кровожадного естества особенным, а лучше – идеальным. И это не был какой-либо глупый каприз с его сторону. Только лишь этого хотела его ищущая покоя душа, только лишь этого требовало его все еще бьющееся сердце, и только так он мог сохранить зыбкую связующую нить между собой и тем миром животрепещущих красок, который лишь иногда приоткрывал для него свою коварную завесу.
- Ах, ах, ах…, - страсть беспринципной мадам к разговорам внезапно снова пробудилась и с ее распухшего языка сорвалось несколько жеманных стонов или хрипов,  явственно сигнализирующих об ее неувядающей надежде на чудо.
Касиус Шлейх хотел было ей сказать нечто, способное опровергнуть и разрушить ее иллюзорные заблуждения о грядущем, однако не стал этого делать, боясь, что тогда весь процесс не будет идеален, не будет именно таким, как требует того Вселенная.
- Ах, ах, ах…
«Ну что за дела?..», - подумал Касиус Шлейх с некоторым раздражением.
Надоедливые и монотонные раздражители извне были совсем не в унисон работе его мозга, тем более, что ему очень хотелось погрузиться в себя, сфокусироваться на объекте и наконец-то определить тот самый оптимальный способ, с помощью которого он в итоге сможет успешно выбросить из этого мира еще одну ненужную душонку.
«Как же? Как же? Как же?..»
Его мысли вибрировали вокруг одного и того же вопроса, требовали незамедлительно начать и закончить то, что было обязано неумолимо свершиться, однако сгущение чувств и эмоциональных клочков реальности в холле странного и аутентичного заведения с названием «Хазеркрон» было совершенно случайным, неподготовленным, а потому крайне непредсказуемым в перспективе. Вот потому-то Касиус Шлейх и пытался спуститься этажом ниже в иерархии собственного сознания и найти тот самый безопасный путь, который не создаст парадокс материи и пространства где-то между статным дедушкой с рыжими бакенбардами, что слишком утомился от всего происходящего и осторожно сел на красно-коричневый стул в гардеробе, и веснушчатым парнем, внезапно захотевшем тщательно рассортировать глянцевые журналы на столике у большого зеркала с резным обрамлением из тахвистского коралла.
А чертова мадам теперь уже никак не хотела угомониться.
- Ах, ах, ах…, - вырывалось из ее глотки прямо-таки с неугомонным энтузиазмом и это очень раздражало, сводило с ума того, кто так неистово пытался достичь идеального стечения вещей и событий.
И в связи с этим странного и аутентичного мультимиллионера со страшной силой одолевало простое нелогичное желание забыть про все бесчисленные условности, мешающие миру разорвать себя на части, и поступить обыденно и по-человечески. Ему очень хотелось молниеносно и незамедлительно схватить проклятую стерву за горло и душить, душить, душить…, хотелось вырвать ей глаза, вырвать волосы, расцарапать разукрашенное косметикой лицо, выбить зубы ударами черепа о шершавый пол, уложенной плиткой из арткальского мрамора…
«Это было бы прекрасно. Пускай это не стало бы идеальным моментом, а может и вовсе устроило бы новый космический взрыв, но зато сколько в этом удовольствия», -  сладострастно наслаждался собственными фантазиями Касиус Шлейх.
На деле же он все равно поступил правильно и после долгих расчетов, после долгих гипнотически парализующих взглядов в адрес провинившейся журналистки он сделал одну простую и непринужденную вещь -  легонько толкнул ее обеими руками.
- Х-х-х-рэ-э-к…
Да, это был тот самый великолепный звук, тот самый долгожданный и необходимый звук, безоговорочно способный превратить все малозначительные детали реальности и пространства в нечто гораздо большее и нечто гораздо более значимое, чем тень от мебели, крошка пыли на подпотолочной люстре, заполированная выбоина в напольном мраморе….
- Х-х-х-рэ-э-к…
Конечно, на деле это был всего лишь обыденный звук того, как череп наглой и невоспитанной журналистки наткнулся на вытянутую стилетоподобную ручку прекрасно исполненной салпаталовой двери, имевшей помимо этого причудливые инкрустации из хрусталя и сочное лаковое покрытие под цвет свежайшего липового меда. Но так как все долгие расчеты не были ни чуточку ошибочны, так как все произошло идеально и все краеугольные пазлы оказались в нужное время в нужном месте, то полученным результатом можно было смело наслаждаться, что собственно и делал Касиус Шлейх.
«Прекрасно… изумительно… прекрасно», - думал он.
И при этом он экстравагантно и экстатически смаковал каждую имевшуюся в его распоряжении деталь произошедшего момента, извлекал из мгновений истекшей реальности некие эфемерные крупицы чувственности и мысленной осязаемости, наслаждался ими, почти что оргазмировал, а потому и нескончаемо продолжал прокручивать в голове один и тот же скользкий, влажный и липкий звук «х-х-х-рэ-э-к…». А вместе с этим в его голове то и дело прокручивались одни и те же яркие и эмоционально окрашенные умозрительной пестротой картинки, в которых вытянутая и элегантная стилетоподобная дверная ручка, неразрывно связанная  с салпаталовой дверью, что незримые владельцы странного и аутентичного заведения с не менее странным названием «Хазеркрон» когда-то ранее очень удобно установили на входе в холл, была очень похожа на элегантно разбухший половой член. И в связи с этим в мыслях Касиуса Шлейха тот самый момент, когда журналистка стала падать от его расчетливого толчка обеими руками, воспринимался как некий одиозный половой акт. Яркие красочные картинки возникали, вспыхивали и исчезали в сознании слишком далеко зашедшего мультимиллионера. И в них он видел, в них он следил за тем как элегантная стилетоподобная дверная ручка плавно и скользяще входит в затылок вынужденной жертвы, словно тот самый половой член, что без лишних вопросов и ответов берет и входит в жаждущее его влагалище, видел, как стекленеют глаза от самого смертельного оргазма и слышал, как неторопливо капает кровь из лона разрыва реальности…
- Решите вопрос, - посоветовал Касиус Шлейх, когда все закончилось.
Его слова на тот момент не получили необходимый ему отклик, потому как первые минуты сразу после ритуального убийства в холле странного и аутентичного заведения «Хазеркрон» господствовала исключительно непроницаемая тишина. И причиной тому являлось не только обстоятельство того, что статный дедушка с рыжими бакенбардами, веснушчатый парень и две длинноногих девушки-брюнетки нескончаемо сильно боялись своего очень привилегированного гостя. Несомненно, дело заключалось также в чем-то еще – незримом и необозримом. Но Касиус Шлейх не собирался тратить время и вдаваться в ненужные ему тонкости и подробности, ведь давно ущербно истекла та самая необозримо желанная им секунда созерцательности или же ее половина или же ее треть или же одна тридцать третья, в течение которой он имел возможность видеть, чувствовать и понимать мир, переливающийся всеми существующими и несуществующими цветами и красками, мир, существующий только за гранью условностных событий, мир, способный утихомирить любую боль, мир, который ему обещали….
- Решите вопрос, - теперь уже потребовал Касиус Шлейх.
Правда, и в этот раз ему никто не ответил. Но этого и не требовалось. Все и так было понятно. Можно сказать, яснее ясного. А потому и статный дедушка с рыжими бакенбардами, что все еще никак не очухался от всего происходящего и по-прежнему восседал на красно-коричневом стуле в гардеробе, и веснушчатый парень, что так и застывший в обнимку с пачкой глянцевых журналов у большого зеркала с резным обрамлением из тахвистского коралла, и две длинноногие красотки, что всегда старались быть на подхвате – все они понимали, что как только очень привилегированный гость перейдет в следующее помещение и как только в холле странного и аутентичного заведения «Хазеркрон» снова воцариться полумрак им придется заняться самым грязным и совсем не прибыльным процессом. Надо сказать, что в связи с этим пониманием в их лицевых масках не было запечатлено ни радости, ни разочарования. И только маленькая искорка облегчения промелькнула кое-где в зрачках кого-то из них, да и то еле заметно.
- Удачи,  - пожелал Касиус Шлейх всем им, а сам направился в сторону большой ширмы из атласного материала яркого бардового цвета.
При этом он сильно торопился. Его подгоняли к этому непреклонные обстоятельства. И о да, без всяких сомнений они были непререкаемы и непреклонны. Искрящаяся аура волшебства, парившая вокруг него совсем недавно, отнюдь не дала ему никаких шансов и принялась скоротечно растворяться, обнажая тем самым обыденные реалии привычного мироздания и когда вместо чего-то утонченного и возбуждающего Касиус Шлейх стал видеть перед собой ничем не примечательный и источающий смрад труп некогда живой и некогда крикливой женщины, он невольно догадался, что еще немного и все станет совсем невыносимо, а потому на последних шагах к ширме он почти бежал туда, где за красивыми махровыми золотистыми кистями и странными непознанными надписями вдоль и поперек его ждало нечто совсем противоположное.
- Хастор май! – раздался голос, едва мультимиллионер оказался за ширмой.
Ему не нужно было удивляться. Он знал, что за большим куском атласного материала, окрашенного в яркий бардовый цвет, его уже давным-давно дожидаются.
- Хастор май! – сказал Касиус Шлейх тому, кто сидел за столиком и кто первым его поприветствовал, сопровождая свои слова специально вычеканенной вежливой и восторженной тональностью в голосе.
И тогда тот, кто очень долго дожидался появления мультимиллионера на заранее назначенной встрече, сразу же указал ему на сидячее место напротив себя. Это был странный и необычный человек. Цвет его глаз каждую следующую секунду менялся с желтого на синий и обратно. И все его волосы торчали в разные стороны и имели при себе совокупность самых причудливых раскрасок и оттенков. А еще от него исходила очень странная, непонятная и необъяснимая сила. И Касиус Шлейх совершенно точно не знал его имени, как впрочем, не знал и многого другого, что так или иначе было связано с этим странным человеком, с их общими делами и интересами, и тем более не имел никакого понятия, что означает это странное и непонятное выражение «Хастор май»…
- Вы задержались?.. Я слышал крики?.. Все в порядке?..
Да уж, не успел Касиус Шлейх присесть на предложенное ему место, как тут же на него ниспослали целый ворох вопросов. Он посмотрел в те самые глаза, что очень быстро меняли свой цвет с желтого на синий и обратно и мысленно тяжело вздохнул.
«Ах, ах, ах, ах, ах…».
Касиус Шлейх устал. Он очень устал от всего. Совсем недавно ему казалось, что нужный путь был найден, что боль обязательно должна начать утихать, что все обязательно наладиться, устаканится и предстанет в самом лучшем виде, но ничего такого категорически ожидаемого почему-то не происходило. Боль никуда не исчезала. Она лишь менялась, искажалась, трансформировалась в некую новую и пока что непонятую форму, но она совершенно точно никуда не исчезала.
«Или может быть я слишком нетерпелив?» - этой внутренней репликой Касиус Шлейх пытался найти в своих мыслях и в своем сердце хоть какую-нибудь малую лазейку для все-таки сохранившихся в его душе крошечных крупиц надежды на очень далекое и практически недостижимое счастье.
Он так хотел наконец-то достичь его необозримых горизонтов, так хотел наконец-то раствориться в нем, так хотел наконец-то остановиться, отдохнуть, успокоиться…
А тем временем от него все еще ждали ответа.
- Так что? Все в порядке?
- Что?!..
Очнувшись от собственных инфернальных измышлений, Касиус Шлейх вновь столкнулся с все теми же самыми странными и неоднозначными глазами, что очень быстро меняли свой цвет с желтого на синий и обратно и что всегда пронзительно смотрели сквозь любой непредвзято попавшийся предмет, а также наперед предугадывали все возникающие мысли. От них нельзя было увернуться и потому Касиусу в итоге все же пришлось отвечать.
- Да, да…, - сказал он, - Все в полном порядке.
- Значит, мы можем продолжать?..
Еще один вопрос был задан не просто так. У странного человека со странными глазами все было не просто так, но Касиус Шлейх постарался не выдать ему своего волнения и произнести необходимые слова именно так, как того требовали обстоятельства.
- Да, конечно, - сказал он.
Потом же Касиус Шлейх как бы невзначай отвел взгляд в сторону зала, что некогда скрывался от него при помощи большой ярко-бардовой ширмы с красивыми махровыми золотистыми кистями и странными непознанными надписями вдоль и поперек. Теперь спустя какие-то недолгие мгновения он уже являлся часть всего этого. Чего именно? Мультимиллионер смотрел и как-то не совсем достигал понимания. Здесь было гораздо сумрачнее, чем в холле и если бы не небольшие светильники, что стояли в центре каждого столика, можно было бы смело ощущать себя слепым. С ними же был отлично виден лишь собеседник, сидящий напротив. А вот все остальное, являющееся по большей части практически невидимым, приходилось домысливать, предчувствовать.
- Кто все эти люди? – спросил Касиус Шлейх, все еще смотря в сторону зала и совершенно не стремясь пересечься взглядом со странным человеком и его странными глазами.
Он насчитал пятнадцать сторонних столиков, ориентируясь на количество светильников и это его совсем немного испугало. Хотя возможно причиной его сдержанного испуга был отнюдь не количественный показатель. Возможно, причиной тому было то скользкое обстоятельство, что все эти погрязшие в сумраке столики находились в нескольких метрах от него, то есть в глубине зала. И потому никак нельзя было увидеть что-либо определенное, были видны лишь только странные и колеблющиеся тени. И складывалось впечатление, что все эти странные и неопознанные тени совершенно точно не хотят немного приблизиться к свету, не хотят внезапно стать куда более различимыми.
- Кто они? – повторил свой вопрос Касиус Шлейх.
- Друзья.
Ответ прозвучал сдержанно, категорично, но с примесью ласкающего слух оттенка некой пропитанной тщеславием гордости за нечто, являющееся самым важным достижением кого-либо во всей необъятной Вселенной.
- Друзья? – переспросил Касиус Шлейх.
- Точно.
Ответ был получен, но в голове мультимиллионера однозначно не желали состыковываться два категорически несовместимых понятия «друзья» и «странные пугающие тени». И это выводило его из себя. Однако он не желал себе внеочередного нервного срыва, не желал, чтобы странный человек со странными глазами увидел его слабым и безвольным и потому попытался сосредоточиться на чем-то жизнеутверждающем. Слава богу, что в странном зале за большой красивой ширмой с красивыми махровыми золотистыми кистями, со странными непознанными надписями вдоль и поперек и неизвестным предназначением не царила угнетающая гробовая тишина. Вместо этого в помещении приглушенно играла мелодичная музыка без слов. Ее звуки возникали где-то под потолком, а потом плавно распространялись сквозь душистый воздух, снабженный тонкими ароматами вишни и клубники. Было полезно сосредоточиться именно на этом, было полезно хоть на секунду снова стать обычным и нормальным, человеком, которому не нужно каждый день кого-то убивать.
«Так намного лучше», - подумал Касиус Шлейх, когда через мгновение страх отступил.
А еще через мгновение к ним подошел официант.
- Чего-то желаете? – спросил он.
Мультимиллионер услышал его и тут же перевел взгляд в его сторону. Новая цель для созерцания показалась ему куда более привлекательной, чем странные глаза, чем странные пугающие тени. Ему хотелось еще немного не думать обо всем том, что творилось вокруг, хотелось продолжать наслаждаться мелодичной инструментальной ритмикой скрипки и контрабаса, хотелось продолжать вдыхать через нос запах клубники и запах вишни…
- Чего-то особенного? – поинтересовался официант.
Это был обычный парень двадцати с небольшим лет с хорошими манерами и воспитанием. У него были светлые кучерявые волосы и красивая очаровательная улыбка. И даже в густом полумраке нельзя было не заметить простую и непринужденную доброту, что была запечатлена на мягкой и чистой коже его лица, что лучезарно проживала свою жизнь в его широко открытых светло-голубых глазах
- Или у вас есть какие-то предпочтения? – добавил он к своей предыдущей реплике.
- На ваш выбор, - сказал Касиус Шлейх.
Да, он что-то сказал, произнес некие слова, пожелав тем самым чего-то определенного, но на самом деле ему хотелось, чтобы этот молоденький официант никуда не уходил, чтобы он остался, сказал бы еще несколько реплик просто так не о чем, позволил бы поговорить с ним на какую-нибудь простую и немножко глупую тему и при этом не позволял бы уставшему от жизни мультимиллионеру смотреть на человека со странными глазами, что уже буквально осточертели со своей сменой цвета с желтого на синий и обратно, не позволял бы ему всматриваться в укрытое густым полумраком содержимое помещения за ширмой, представленное блеклыми светильниками и странными пугающими тенями…. Но он ушел. Молоденький официант ушел, чтобы исполнить какой-то глупый заказ. И когда это случилось, уставшему от всего мультимиллионеру снова пришлось посмотреть в странные глаза странного человека.
- Ты боишься?.. Волнуешься?.. В чем дело? – спросил странный человек, едва понял, что между ними что-то не так.
- Да нет, - ответил ему Касиус Шлейх, делая при этом вид, что зевает.
И в принципе он не солгал, потому как и боязнь, и волнение, и другие прочие мелкие эмоции, способные быстро возникать и быстро исчезать, были ничем по сравнению с бесконечной вселенской скукой и в связи с этим безлико растворялись на ее сером фоне. Касиус Шлейх не знал, что можно сказать еще по этому поводу, не знал, что делать дальше. И больше всего на свете ему хотелось встать и уйти, а лучше убежать и оставить в гордом одиночестве того, чьи глаза неугомонно меняли цвет с желтого на синий и обратно, оставить ни с чем все те безликие и неопознанные тени, что неторопливо наблюдали за происходящим из своей собственной темноты, оставить позади себя самый настоящий кошмар. Но все это было ему не под силу, так как он уже слишком далеко зашел, слишком много отдал тому, что терзало его даже ночью, являясь ему в искаженной реальности сновидений. Конец был уже близок и Касиус Шлейх это знал. Во всяком случае, он на это надеялся.
«Осталось совсем немного. Это важно. Это очень важно. Это важнее всего остального. Так что ты уж постарайся продержаться еще чуть-чуть», - просил и почти что умолял свое затерянное маленькое «я» в конец духовно опустошенный мультимиллионер,
Да, он действительно устал. Он устал настолько, что давным-давно потерял ту самую жизненно необходимую целостную связь с внешним миром. Иногда он садился в транспорт и не знал, куда на самом деле едет, а потом оказывался в какой-то глуши, где не было людей, где были лишь деревья – высокие зеленые сосны с желто-маслянистой смолой на потрескавшейся коре и ветвистые березы с такими обворожительными стволовым рисунком из неповторимых черно-белых узоров.
- Так что есть по делу?
Чужой голос снова пробудил потерянного для жизни мультимиллионера, и  когда путаница мыслей немного рассеялась, он внезапно обнаружил, что все еще смотрит прямо в странные глаза, всегда нескончаемо и неизменно меняли цвет с желтого на синий и обратно.
«Он все понял», - подумал Касиус Шлейх, но так и не отвернул свой взгляд в сторону, понимая, что для этого слишком поздно.
Однако странный человек со странными глазами, странными волосами и странной целью в жизни не проявил никаких ощутимых эмоций и не проронил никаких слов по поводу всего того, что он совершенно точно извлек из мыслей своего собеседника. Вместо этого он в очередной раз поднял вопрос, ради которого этим странным вечером в странном заведении со странными посетителями и странной атмосферой встретились двое.
- Так что там с нашей целью?
Видимо то, о чем шла речь, было куда значительнее и важнее личных переживаний Касиуса Шлейха, потому как  изрядно размякший на некоторое мгновение мультимиллионер все-таки смог очень быстро собрать себя по частям и представить на обозрение своего делового партнера человека и личность, способную трезво мыслить и надлежащим образом выполнять возложенные обязательства.
- Я все сделал, - убедительно заявил Касиус Шлейх.
При этом он снова выглядел бодрым и подтянутым, словно и не было никакой минутной слабости и неуверенности в себе. И это очень походило на правду. Однако странный человек все равно пристально оценил его своим гипнотическим взглядом, тщательно прощупал поджилки и только потом задал следующий вопрос:
- И как?
- Все очень плохо.
Эта многозначительная фраза, произнесенная Касиусом Шлейхом, требовала весомых сопутствующих размышлений. Оба – странный человек и павший духом мультимиллионер – прекрасно понимали, что находятся на пороге чего-то важного, однако не знали что же и когда же должно произойти. И какими бы странностями они не обладали, и тот и другой на самом деле были лишь винтиками в необозримой системе шестеренков, а значит, в действительности ничего не решали, а только следовали всеобщему вихревому движению в бесконечно непонятной Вселенной. Однако им все равно хотелось немного подумать, хотя бы чуточку мысленно обозначить свое местоположение во всеобщей безразмерной схеме и на этом торжественно успокоиться.
- Ваш заказ.
К их горькому сожалению вернувшийся молоденький официант не позволил им насладиться одиозным созерцательным процессом, направленным внутрь самих себя. Но зато он принес напитки, и это было вроде как некоторым плюсом.
- «Хаффи пай» для постоянного клиента и «Карчму карр пури» для нашего нового гостя, - объявил светловолосый кучерявый парень и распределил заказы по персонам.
- Спасибо, - поблагодарил его странный человек и на мгновение в его глазах промелькнул черный цвет, нарушив тем самым неуклонную традицию из желтого и синего.
А вот Касиус Шлейх даже и не знал, что сказать, когда всматривался в стакан с непонятной розовой жидкостью, поставленный перед ним. Он не был уверен, что именно этого ему недоставало в жизни. Он не был уверен, что хочет попробовать эту странную розовую жидкость. И он даже не был уверен, что хочет попробовать взять в руку и повертеть из стороны в сторону стакан, содержащий эту странную жидкость.
- Это «Карчму карр пури», - осторожно пояснил молоденький официант со светлыми волосами и светло-голубыми глазами, определив во взгляде нового гостя заведения очень большие и растущие сомнения.
- Да я уже понял, - ответил ему Касиус Шлейх, продолжая с недоверием поглядывать на стакан с предложенным напитком.
При этом он также не забывал периодически поглядывать на своего делового партнера, сидящего напротив – странного человека со странными глазами. И поведение того его порядком поражало, потому как странный человек со странными глазами совершенно спокойно и даже с некоторым причмокивающим энтузиазмом отпивал из своего стаканы густую фиолетовую жидкость с плавающими в ней оранжевыми комочками.
«Это безумие», - подумал Касиус Шлейх.
А вот странный человек несколько иначе прокомментировал свой странный фиолетовый напиток, когда от того остались лишь остатки на дне:
- Отличный вкус.
- Рад, что вам понравилось, - сказал официант в адрес постоянного клиента, а потом снова посмотрел на того, кто никак не мог решиться пригубить «Карчму карр пури».
Касиусу Шлейху никогда не нравилось пристальное внимание к своей персоне. Тем более ему было отнюдь не по вкусу любое принуждение извне. Однако в академическом воспитании мультимиллионера был строго-настрого прописан этикет и потому Касиус Шлейх не мог не следовать его  строгим законам. Так что в конце концов он сдался, переборол свою брезгливость и свое неприятие и немного отхлебнул розовой жидкости из стакана, стоящего перед ним.
- Ну что? Вкусно? – поинтересовался странный человек.
Его глаза на мгновение приобрели светящийся зеленоватый цвет, а потом он улыбнулся и сдержанно рассмеялся. А вот молоденький официант был при этом внешне непоколебим и спокоен. Он ждал простого и ясного мнения от новоявленного дегустатора, лицо которого несколько перекосило из-за самопринуждения.
- Да все нормально, - сказал ему Касиус Шлейх, когда до него дошло, что он совершенно напрасно напрягался и противился ничем не угрожающему процессу потребления очень вкусного и тонизирующего напитка.
- Вот и отлично.
Как оказалось «Карчму карр пури» был по вкусу как лимонад, только вот цвет у него был неважнецкий. Но в плане необычности цветов и раскрасок Касиусу Шлейху уже давно должен был привыкнуть. Должен был, но не привык. Слишком консервативна и невосприимчива была его натура. И эта самая натура очень хотела избежать опасного и очень неудобного разговора со странным человеком.
«Только не уходи. Только не уходи», - мысленно умолял Касиус Шлейх Вселенную и молоденького официанта со светлыми волосами и светло-голубыми глазами, которые казались ему неким спасительным светлым пятном в удручающем и пугающем полумраке находящегося за ширмой зала.
Но официант все равно ушел. Он понял, что и так слишком долго мешал важному разговору.
 «Вот так», - думал Касиус Шлейх, пока фигура официанта снова исчезала в полумраке, - «Все неизбежное рано или поздно случается».
И как бы в унисон его мыслям странный человек спросил его:
- Так что ты там узнал?
Чтобы набраться необходимого мужества, да и просто ради того, чтобы немного промочить пересохшее от нервного перенапряжения горло, Касиус Шлейх сделал еще один глоток розовой жидкости из стоящего перед ним стакана и только потом стал говорить по делу.
- Как я уже говорил, - сказал он, - Все плохо.
- А именно?
Судя по выражению на лице странного человека со странными глазами, странными волосами и почти что трансцендентными целями в жизни, его уже порядком утомило словесное хождение вокруг да около, которое, по сути, не приносило никаких ощутимых результатов.
«Ведь меня же не просто так послали в этот чертов затерянный осколок Вселенной?» - говорил он себе каждое утро, когда на непривычном голубом небосклоне появлялось непривычное оранжевое солнце и когда ему в очередной раз приходилось смириться с неоспоримым обстоятельством того, что он снова не смог уснуть, что он всю ночь сидел у окна и нескончаемо пытался понять, кем и с какой такой целью ему была дана эта странная новая жизнь за гранью.
И эти слова давали ему силы проживать каждый новый день. А еще они давали странному человеку со странными глазами очень маленькую и неказистую надежду на то, что возможно когда-нибудь все измениться и ему снов удастся увидеть белый небосклон своей родной планеты и все четыре черных солнца с их неповторимо прекрасным фиолетовым сиянием. И ради свершения этой мечты он был готов на многое и даже на то, чтобы продолжать терпеть извечно сомневающегося мультимиллионера Касиуса Шлейха.
- Давай уже по делу, - потребовал странный человек, когда его терпение достигло последнего допустимого рубежа.
При этом в его голосе было несложно уловить присутствие гнева, раздраженности и недовольства, так что Касиус Шлейх предпочел наконец-то выложить горькую правду, чем заработать еще большие неприятности.
- Я нашел ее, - сказал он.
- Нашел? – удивленно переспросил странный человек и в голосе его тотчас проявились теплые нотки, - Это же прекрасно!.. Или нет?..
Унылый вид мультимиллионера смутил того, кто только что заполучил самую желанную и долгожданную новость.
- Что не так? – спросил странный человек своего делового партнера.
Это был простой и лаконичный вопрос, требовавший такого же простого и лаконичного ответа. Но Касиус Шлейх не мог на него ответить именно так, как хотел того странный человек. Слишком много забытых и похороненных чувств оживало в его душе с каждой проходящей секундой с того самого момента, как он узнал истинное положение вещей. И с этим уже ничего нельзя было поделать.
- Что не так? – повторил свой вопрос странный человек, но ответа все не было и не было.
И он уже стал было начинать волноваться, что собственно было несвойственно его природе. Однако Касиус Шлейх не был для него потерян, как не был потерян и для их общего предприятия. Просто он пытался найти в себе нужные слова, которые могли бы в себя вместить самый невообразимый парадокс его жизни.
- Я ее знаю, - сказал мультимиллионер, когда слова все же стали укладываться в неловкие и скабрезные фразы.
И странный человек его услышал. Конечно, он почти ничего не понял, но он однозначно почувствовал боль, смятение и некоторую запутанность во всем происходящем. И тогда ему стало ясно от чего же Касиус Шлейх сегодня излишне невменяем, от чего в кончиках его пальцев ощущается едва заметная дрожь и еще до того как прозвучало самое главное странный человек уже знал – это она, та самая…
- Это Анастасия…
Осторожные слова Касиуса Шлейха прозвучали пронзительно, но четко. И дальнейшие комментарии были уже излишни. Все и так было предельно очевидно и предостаточно понятно. Оставалось лишь понять главное – что дальше?
Так что именно об этом странный человек и спросил своего немного растерянного делового партнера, спросил прямолинейно и без преамбул.
- И что дальше? Что ты собираешься делать?
- Все то же самое. Ничего не изменилось.
Странный человек ожидал чего-то другого и инстинктивно предполагал худшее. Однако неожиданный ответ Касиуса Шлейха его порядком удивил и еще больше порадовал. И он в какой-то мере даже усомнился в своих прежних скептических оценках психически нестабильного мультимиллионера.
«Да в нем много чувств и эти чувства зачастую диаметрально противоположны и противоречивы, но зато это именно то, что требуется в нашей нелегкой, а временами и практически безуспешной борьбе», - думал странный человек и проникающе смотрел в ярко-зеленые глаза своего делового партнера.
Только вот времени на то, чтобы играть в гляделки не было, как и времени на то, чтобы думать и гадать на всякие всевозможные темы. Что же касается наличия проблем – их было хоть отбавляй, а вот решений – кот наплакал. Но зато теперь хотя бы было известно столь важное и необходимое имя…
- Анастасия…
Касиус Шлейх тихо и сумбурно прошептал имя своей бывшей возлюбленной невесты, будучи в состоянии некоторой экзальтированной прострации. Это была некая мечтательная сиюсекундная слабость. Однако как человек с печальной историей в сердце он не ушел в себя окончательно, удержался и остался в реальном мире, где здесь и сейчас очень сильно требовалось его непосредственное содействие и участие. Да он и испытывал тупые и гнетущие болевые ощущения, вызванные тем, что его хрупкая сердечная мышца была истерзана до предела, но в этом мире были дела куда важней.
- Так когда?
Вопрос странного человека со странными глазами, странными волосами и странной манерой общения был до невозможности прямолинеен и потому Касиус Шлейх в ответ на него немного растерялся.
- Когда что? – спросил он странного человека.
Тот же сидел в своем кресле напротив как безэмоциональный истукан и совершенно не хотел давать кому-либо наводящие ответы. Он хотел, чтобы Касиус Шлейх сам при помощи своего собственного гениального мозга додумался до понимания той самой нравственной прерогативы, о которой не следует говорить просто так или ради забавы, но которая незримо витает в воздухе повсюду, которая требует быстрых и незамедлительных действий, которая ждет от каждого своей собственной жертвы…
Мгновения размышлений, что вспыхнули в голове печально известного мультимиллионера как самое яркое пламя, могли бы длиться вечно, потому как именно в них Касиус Шлейх сострадательно лицезрел все те немногие моменты жизни, когда он был действительно и по-настоящему был счастлив. И он всячески не хотел отпускать эти лелеяные многими днями и ночами воспоминания, он хотел их оставить, сберечь, сохранить, но не мог, ведь горькая правда обо всем, горькая правда о его некогда возлюбленной невесте и о том, что же на самом деле произошло за неделя до назначенной даты свадьбы являлась тем самым непререкаемым катализатором, превращающим все самое светлое и чистое в грязный, трухлявый и никому не нужный прах.
- Я сделаю это завтра…, - сказал Касиус Шлейх после долгой борьбы с самим собой.
Но странный человек был непреклонен. И его монументальный всепроникающий взгляд не собирался давать какие-либо поблажки лишь потому, что кому-то там так некстати, так невыносимо и так грандиозно больно. У него была своя собственная боль – боль от тоски и скуки без нормальной и привычной жизни там, где на безукоризненно белом небе все есть хотя бы одно из четырех великолепных и красивых черных светил, где ночь не является поводом для порождения страха, где все намного лучше и иначе…. Но он боролся с этой болью. Так почему же другие не могли поступить также?
- Нет, - сказал странный человек, будто категорически отрезал.
- Нет? - Касиус Шлейх произносил эти три коротких и сбивчивых звука, а его ярко-зеленые глаза при этом едва не вылазили из орбит.
И, конечно же, этот еще один короткий и сбивчивый вопрос со стороны Касиуса Шлейха был очевидно и невероятно неуместен, но странный человек все равно ответил на него, полагая, что от предельной степени детализации еще никто не развалился.
- Сегодня, - и это уже прозвучало как требование.
И сразу после этого, когда все точки были расставлены двое – странный человек и странный мультимиллионер – могли бы немного и непринужденно посидеть, помолчать, выпить еще немного разноцветных жидкостей. Однако никто из них так не мог. Каждый из них прошел через многое и теперь уже не мог быть обычным и нормальным, не мог себе позволить жить как все прочие. И видимо для каждого из них было уже слишком поздно…
- Уже поздно, - вполне ожидаемо сказал Касиус Шлейх, делая тем самым подвижки в сторону своего отбытия восвояси,  - Нас ждут великие дела.
На последней фразе он попытался было улыбнуться, но не смог. У него не получилось. Слишком невесело было у него на душе, слишком невесело…
И странный человек почувствовал это так же, как и чувствовал многое другое. Он мог бы проигнорировать это так же, как игнорировал многое другое, но не смог. Нечто внутри него внезапно прекратило его вынужденное безразличие, и тогда странный человек сказал:
- Не уходи…
От этих неожиданных слов Касиус Шлейх оторопел, а потом удивленно произнес:
- Не понял…
Но странному человеку не было никакого дела до его удивления. Совсем другое беспокоило его разум. И это было действительно важно. И важно настолько, чтобы захотеть об этом рассказать прямо здесь и сейчас.
- Знаешь, - начал странный человек, - Там, откуда я родом…
Он не собирался распинаться в географических деталях, потому как его деловой партнер все равно бы их не понял и не осознал бы всего воплощенного в них величия и в связи с этим обошелся предельно общими фразами.
- Так вот, - сказал он, - Там, откуда я родом есть поверье. Эдакая стародавняя легенда из тех, которыми пугают детишек перед сном. Я слышал ее много-много раз, но почему-то никогда не вслушивался или просто не верил…
- Что же изменилось сейчас?..
Касиус Шлейх вставил свое веское слово отнюдь не лаконично. И причиной тому было его ярко выраженное нежелание выслушивать стародавние байки, когда ему куда важнее собраться с силами и мыслями, а потом предельно жестоко убить свою бывшую невесту.
- Будь умнее, - ответил ему странный человек.
И в этих словах он был скорее вежлив, нежели груб, так что печально известный мультимиллионер не смог более отвертеться и потому был вынужден слушать.
- Это история о человеке, жившем многие годы назад, - продолжил рассказчик, - Он был не таким как все – слишком ранимым, слишком чувственным, слишком эмоциональным. Такое не приветствуется в моем народе. Мы все с рождения призваны быть воинами, мы призваны защищать устои Трансгалактического Синцития. Все остальное – нонсенс. И потому этот необычный человек всегда был изгоем. Его сторонились, его боялись и в конце концов его убили. Убийц так и не нашли. И тогда его немногочисленные друзья и близкие родственники сделали нечто невообразимое. Они взяли труп покойного и рассекли его на две симметричные части (рассказывая о рассечении, странный человек единовременно провел указательным пальцем по середине собственного лба, переносице, спинке носа, фильтруму и середине подбородка). Одну половину они похоронили под горой Чейс-Гарр, а вторая на небольшом транспортнике была отправлена внутрь аномалийной червоточины в созвездии Хладиях. Когда же прошло несколько дней, стали поговаривать, что кое-кто видел эту улетевшую в космос половину, что она очень недовольна, что она вернулась, чтобы отомстить всем тем, кто…
- Простите…
- Что???
- Простите, но…
История на деле оказалась вполне увлекательной, захватывающей и необычной, так что Касиус Шлейх не сразу среагировал на призывы официанта, который снова вернулся и снова чего-то хотел.
- Вас к телефону, - сказал светловолосый парень, когда все же сумел акцентировать на себе внимание мультимиллионера, а потом передал ему дистанционную трубку
- Кто это? – спросил Касиус Шлейх у официанта.
В ответ официант только пожал плечами, а после как и в прежние разы исчез в густом полумраке. И тогда Касиусу Шлейху пришлось самому разбираться в чем собственно дело, пришлось нехотя прикладывать трубку к уху и с еще большей неохотой говорить:
- Я слушаю…
В ответ сначала был слышан только какой-то непонятный шум, а потом спустя долгое шуршащее мгновение грубый и безжизненный голос сказал:
- Страха больше нет.
Глава 12: Корпоративные склоки.
Этим утром Идориум Стерн совсем не хотел просыпаться. Слишком хорошо удалась очередная улетная вечеринка в квартале запрещенных удовольствий Кватер-Ков, и теперь ему было практически не по силам приподнять отяжелевшие веки, пошевелить обессилившей рукой или ногой. Несомненно, он слышал почти что весь десяток ритмичных звуковых сигналов, которыми время от времени оживающий смартфон пытался сообщить о прибытии коротких текстовых сообщений срочного порядка. Но какое ему было дело до каких-то там сообщений, когда веселье все еще продолжалось среди обрывочных фрагментов сновидений. В них он был то раздетым, то одетым, то с одной прекрасной девушкой, то с тремя. И это было прекрасно. Во всяком случае именно так думал вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен».
«К черту!» - размышлял он в ответ на очередное позвякивание, а потом помягче устраивался на мягкой и пушистой подушке и тем самым продолжал свой сладкий сон.
Однако когда раздался телефонный звонок, ему стало ясно, что больше спать нельзя, потому как ни один смертный не смог бы рискнуть и решиться позвонить на телефон, обильно инкрустированный золотом и бриллиантами просто так или ради забавы.
«Что-то случилось», - логично сообразил Идориум Стерн.
А телефон все звонил, звонил и звонил…. И тут уже утомленному избыточным весельем корпоративному  монстру все-таки пришлось совершить невозможное и найти в себе силы для того, чтобы дотянуться до звенящего истошную мелодию аппарата и приложить его к уху, нажать нужную кнопку и сказать нечто вразумительное.
- Да… я вас слушаю…
Для начала этого было вполне достаточно. Во всяком случае Идориум Стерн был в этом стопроцентно уверен, потому как подобное пробуждение с ним случалось не в первый и не в двадцатый раз. Только вот тяжелое дыхание в трубке телефона почему-то было крайне немногословно и почему-то не торопилось представиться, а также детально сообщить о целях и задачах вызванного им беспокойства.
- Да… я вас слушаю, черт бы вас побрал…, - повторил Идориум Стерн специально для тех, кто не понял с первого раза.
- Страха больше нет, - внезапно ответил ему хриплый приглушенный голос, а потом связь скоротечно оборвалась.
«Пи-пи-пи-пи-пи…», - доносилось из миниатюрного динамика, технологически грамотно встроенного в позолоченный и усыпанный драгоценными камнями смартфон, и вице-президенту корпорации «Шиферодвинский метрополитен» в итоге оставалось лишь догадываться о том, чтобы такое эдакое могло бы означать.
- Твою мать! – гневно произнес вслух Идориум Стерн, когда перечень возможных и неоправданных гипотез в его голове категорически себя исчерпал, после чего он раздраженно зашвырнул телефон на самый край широченной кровати, созданной лучшими столярами города по специальному эскизу мастера Клавуазье, и принялся мысленно проклинать всех мыслимых богов, да и саму Вселенную.
Однако едва дорогущий смартфон с глухим стуком отскочил от спинки кровати и плюхнулся на одну из миниатюрных подушек, как ему внезапно снова захотелось завибрировать и произвести на свет звонкую и противную мелодию рингтона.
- Ну что за дела?!.., - произнес Идориум Стерн, всячески негодуя.
Только вот он теперь он совершенно точно проснулся и совершенно точно не мог игнорировать тот факт, что некто очень хочет общения с ним.
«Ну и ладно», - подумал вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен».
А потом он, превозмогая усталость в мышцах спины и плечевого пояса, все-таки дотянулся до изрядно трезвонившего телефона и попытался ответить на звонок. На этот раз глаза Идориума Стерна были открыты, но пользы от этого на самом деле было немного, потому как на дисплее в тот момент высвечивались только исключительно ничего не говорящие символы. Так что разбуженный и рассерженный человек снова действовал наобум, не зная и не предполагая, что же ему в который раз неожиданно скажут из телефонной трубки.
- Алло! – произнес вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен», нажимая нужную кнопку и при этом сознательно рискуя.
Звонок был принят, и большому и крайне важному человеку внезапно показалось и даже померещилось, что за короткую секунду прошла некая необозримая вечность, погрязшая в его собственном ожидании непомерной глупости из телефона. Однако, к сожалению или же к счастью – тут уж сложно сказать и предугадать – в реалиях все оказалось намного банальнее и прозаичнее, то есть без ненужного приплетения неуемно затуманенной лирики и всего прочего подобного.
- Идориум?!
Конечно же, Идориум Стерн не сразу смог сообразить, что и как. Ведь он все-таки неистово ожидал очередных гениально-патетических фраз в духе «Страха больше нет», а то и того хуже – немыслимых стенаний неких истерических дамочек, с которыми он отнюдь не изящно переспал, будучи в наркотическом угаре, что принципе случалось довольно часто, превращаясь в закономерность. Но тут произошло нечто новое, почти что выходящее за обыденные рамки. Тут кто-то просто назвал его по имени.
- Идориум?! – снова возбужденно спросил не сразу узнанный голос.
- Да, это я, - ответил Идориум Стерн и сдержанно улыбнулся.
Внезапно от сердца отлегло и вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен» понял - жизнь необычайно прекрасна. Теперь он был практически счастлив именно здесь и сейчас, потому как его жизнь снова внезапно, но вполне закономерно вошла в давным-давно отведенное ей русло, и эта его жизнь снова оказалась под самым тотальным контролем второго человека в гигантском городе, второго человека гигантской корпорации «Шиферодвинский метрополитен», а возможно и в мире. Ему снова было все по плечу, яркое солнце светило в широченное окно его пентхауса, а чистое небо выглядело восхитительно и великолепно, и было очень-очень голубым. И главным было то, что он отчетливо понимал, что такой человек как он никоим образом не был обязан бояться непонятных и всяческих хриплых голосов и одиозных фразочек на манеру «Страха больше нет», как и не был совершенно точно обязан оправдываться перед теми, кого накануне нещадно подверг самому изощренному сексуальному насилию.
«Проблемы мира не мои проблемы», - всегда пропагандировал Идориум Стерн.
И да, он всегда знал, чувствовал и понимал, что мир создан исключительно в угоду его желаниям. Никакой другой мир не был ему нужен. Он был бы для него не оправдан и бесполезен. А так все прекрасно. И все же что-то не так. Так в чем же дело? Почему что-то не так? Почему что-то всегда должно быть не так? Почему он так редко смотрел в глаза собственному зеркальному отражению?
«И почему когда в очередной незапланированный раз раздается пронзительный телефонный звонок, мне так рьяно хочется начать оправдываться за свои поступки? Почему иногда мне так отчаянно хочется шагнуть за грань и покончить со всем этим?»
Эти и подобные им вопросы отнюдь не частили в эпически масштабной жизни вице-президента корпорации «Шиферодвинский метрополитен», а если и возникали, то тут же были бесцеремонно гонимы как самые противные, ужасные и ненужные паразиты. Он боялся их, старательно силился забыть об их существовании, стремился прогнать их окончательно и бесповоротно. Однако ОНИ все время возвращались снова, снова и снова…
- Идориум!..
Возросшее возбуждение в голосе главного специалиста по безопасности в центральном офисе корпорации очень быстро отвлекло Идориума Стерна от тягостных и необоснованных вопросов к самому себе. И все потому, что сразу стало ясно, что в мире существуют проблемы поважнее, чем какие-то там попытки самокопания. Только вот самым главным аргументом в пользу возвращения к делам насущным было все же не это. Куда важнее был тот факт, что этот самый его подчиненный никогда раньше не позволял себе смелости потревожить начальника в его законный и заслуженный выходной. А значит, случилось нечто из ряда вон, и больше нельзя было медлить, жевать сопли и тому подобное.
- Я слушаю тебя, Сильвер, - сказал Идориум Стерн, окончательно проснувшись.
- Мы уже подлетаем, господин вице-президент.
Эти слова, произнесенные главным специалистом по безопасности в центральном офисе корпорации «Шиферодвинский метрополитен», были немногочисленны, но при всем при этом содержали в себе немаловажную способность объяснить очень многое. В первую очередь естественно стало ясно и понятно, что же это за такой неугомонный шуршащий шум грохочет промеж членораздельных звуков. Звуки вращающихся винтов вертолета – вот что это было. Ну а потом уж мысли Идориума Стерна спешно доползли и до неоднозначного осознания того неоспоримого факта, что в верхах корпоративного руководства произошло нечто из ряда вон. В противном случае главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации никогда бы не посмел непрошено и непозволительно заявиться в жилище второго человека в «Шиферодвинском метрополитене».
«Отлично», - подумал Идориум Стерн, когда телефонная связь в смартфоне, украшенном золотом и дорогими камнями, внезапно оборвалась, и ему пришлось снова общаться исключительно и только лишь со своим альтерэго, - «Мы это еще обязательно с Касиусом обсудим. Непременно обсудим».
Но пока что он ничего и не с кем не мог обсудить, потому как полусидел и полулежал на широченной кровати, созданной лучшими столярами города по какому-то придурковатому эскизу непонятного персонажа по фамилии Клавуазье. Вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен» никогда в жизни не встречал этого самого Клавуазье, но, тем не менее, почему-то с большим пристрастием постоянно скупал всяческие штучки-дрючки его производства и еще чаще осуществлял специальные штучные заказы для озабоченных утех собственной плоти. Никто не знал, как много было потрачено корпоративных денег на эксклюзивные плетки, веревки ручного плетения, наручники разной формы и исполнения, а также всяческие невообразимо сексуальные одеяния для разных и всевозможных шлюх. А вот Идориум Стерн точно знал, что с каждой новой покупкой, с каждым новым заказам ему хочется все больше и больше, что вчерашний день уже не способен удовлетворить день сегодняшний, что новизна ему жизненно необходима.
- Нас ждут великие дела…, - прошептал владелец шикарного пентхауса и шикарной кровати, созданной в подпольных цехах города Шиферодвинска с мнимого благословления самого чертова Клавуазье, и тем самым отбросил в сторону не удовлетворявшие его мысли.
Он также отбросил в сторону уже успевший утомить его смартфон со всем прикованным к нему золотом и бриллиантами, а потом оглянулся по сторонам, посмотрел в мир, находящийся за пределами широченной кровати. Там как обычно было на удивление чисто, и все вещи были аккуратно прибраны, хотя накануне творилось такое…
- Все просто отлично…
Закончив с просмотром комнатной утвари, вице-президент крупнейшей корпорации города в который раз позволил себе посмотреть в громадное окно своего пентхауса, из которого очень часто и без лишних усилий можно было понаблюдать и увидеть извечно очаровательное солнце, очень ярко испускающее бликующий оранжевый свет, можно было увидеть очень чистое и очень-очень голубое небо, в котором любому всегда очень хочется раствориться и исчезнуть, а также много остальное – разношерстное, многоформное и непонятное. Этот его ни на что не прицеленный взгляд позволил ему вернуться к тому самому практически необоснованному приливу счастья и удовлетворения, что посетил его немногим ранее, еще до того как он снова оказался втянутым в неиссякаемые корпоративные склоки. И он прекрасно понимал, что скорее всего в формировании этого странного, капризного и несвойственного ему чувства не последнюю роль  играет все то загадочное и волшебное, чего ни ему, ни кому другому никогда не было и никогда не будет суждено увидеть из необъятного окна пентхауса.
«Хотя, наверное, при достаточно выраженном внутреннем желании можно было бы почувствовать присутствие всего этого где-то там далеко-далеко от хитросплетений стали, стекла и бетона», - так размышлял Идориум Стерн.
И при этом он не испытывал никаких иллюзий и прекрасно знал, что у пентхауса есть и другое окно. Оно в отличие от первого отнюдь не вело ни к яркому солнцу, ни к очень голубому небу. Это окно было сопряжено с балконом, ведущим на вертолетную площадку. Вице-президент могучей и нерушимой корпорации «Шиферодвинский метрополитен» бывал там довольно часто, так как предпочитал вертолет другим транспортным средствам, и поэтому достоверно знал, что если встать и пойти к тому окну, то можно без проблем увидеть, как на исчерченную в черно-белые тона площадку садиться серо-желтая стальная птица, как из нее выходят люди с горячим и неуемным желанием поиграть в причудливые игры с великим и ужасным Идориумом Стерном, как они быстрым шагом пересекают площадку, как оказываются у подножия небольшой украшенной песчаником лестницы, ведущий на балкон, как они поднимаются по ступеням, спешат, спотыкаются, добираются до самого верха…. И что потом?..
- Всегда одно и то же, - несколько разочарованно произнес Идориум Стерн.
Он отчетливо представлял, как закончится новый внеочередной визит службы безопасности и из-за этого ему внезапно стало немного грустно и апатично. Однако его внутренний стержень был непоколебим, и потому Идориум Стерн беспощадно отбросил эти ненужные чувства далеко в сторону, также как немногим ранее отбросил в сторону некоторые другие моменты и многие другие вещи. Он поступил так, потому что ему хотелось каких-то иных чувств и противоположных состояний. А еще Идориум Стерн не хотел недвижимо ожидать появления чего-либо или кого-либо. Он медленно поднялся с кровати и медленно направился именно к тому окну, в которое очень ярко светило всецело завораживающее солнце.
- То, что надо, - сосредоточенно и неторопливо прошептал вице-президент великой корпорации, когда столкнулся лицом к лицу с простой и понятной звездой.
В ней не было ни лжи, ни лицемерия. Была лишь одна-единственная исключительно сухая и прозаично неподражаемая истина – вот он настал еще один бесконечный день неустанной борьбы за всем категорически необходимое место под солнцем. В своей жизни Идориум Стерн мог бы неистово желать чего-то другого, чего-то не связанного с множественными ужимками и ухмылками, но не имел такой возможности, хотя и пытался время от времени делать кое-какие шаги в указанном направлении, но каждый раз все его телодвижения оказывались не у дел. Словно некое проклятие мистически зависло над его головой и не давало тем самым вырваться из опостылевшего порочного круга.
- То, что надо, - негромко повторил Идориум Стерн и перевел взгляд с самого обожаемого предмета на свете на собственное невзрачное отражение на поверхности оконного стекла.
Будучи голым и вполне себе раскованным, вице-президент «Шиферодвинского метрополитена» чувствовал в себе некий наплыв почти что чудотворной энергии. Возможно, такие ощущения были связаны с тем, что где-то рядом близилось к свершению какое-либо озарение, прозрение, одухотворение, а может, все это было обывательски связано с тем, что у простого и обычного мужчины немного привстал его детородный аппарат. В любом случае детали не имели значения. Идориум Стерн не видел в них смысла, ведь его интересовал только лишь конечный результат, а может и вовсе только лишь сам процесс чего-то сомнительного и неопределенного. Ему нравилось рассматривать собственное отражение, хотя он и прекрасно понимал, что отнюдь не блещет виртуозной мускулатурой и небывалой красотой. Его тело было щуплым, худым и неказистым, но то, что таилось где-то глубоко под дополненной искусственным загаром кожей, вселяло в него невообразимую мощь, сексуальность и способность сворачивать горы с предопределенного пути. И пускай упругих мышц у него было немного – он все равно мог достичь необходимого результата. А самосознание собственной силы и мощи делало его совершенно непобедимым. И член от этого становился только тверже, и желание кого-нибудь трахнуть с утреца становилось только сильнее.
- Требуется обслуживание номеров, - сказал Идориум Стерн и сделал это так громко, как это было необходимо для того, чтобы компьютерный аудиосервис пентхауса смог правильно истолковать его приказ.
- Заказ принят.
«Вот и славно», - подумал Идориум Стерн.
Теперь он точно знал, что будет дальше. А потому оставалось только ждать. Совсем недолго, если переводить время в минуты, или же нескончаемо долго, если исчислять его в мгновениях предвкушения. В любом случае в итоге момент икс все же наступил и вице-президенту корпорации «Шиферодвинский метрополитен» пришлось закончить с экстатическим  лицезрением собственной наготы. Сигналом к этому был робкий, но вполне себе выраженный стук в дверь.
- Войдите! – сдержанно потребовал Идориум Стерн.
Входная дверь в пентхаус не сразу отворилась в ответ на назидательный приказ со стороны привилегированного обитателя отеля, будто тому, кто породил звучное соприкосновение согнутых пальцев руки с отнюдь не дешёвой древесиной, требовалось сначала морально приободриться, а уж потом войти внутрь. И это немного обескуражило того, чей план был втиснут в слишком уж ограниченные временные рамки.
- Давайте же! – потребовал он еще более рьяно и бескомпромиссно.
И все же пришлось еще немного подождать, а потом, то есть чуть позже прозвучала скользкая фраза:
- Простите…
Ее произнес робкий и сбивчивый женский голос, который прозвучал ив тот момент, когда входная дверь в пентхаус открылась только лишь наполовину. И сразу после этого раздался скомканный звон чего-то стеклянного и чего-то металлического – это звенела посуда на столике с колесиками, с помощью которого востребованный заказ должен был быть доставлен в надлежащее место.
«Лучше поздно, чем никогда», - подумал Идориум Стерн.
Конечно, ему очень хотелось сорваться с места и самостоятельно помочь свершению задуманного, что совсем незапланированно, хотя и совсем чуть-чуть, но все же выбилось из установленного графика. Однако вице-президент корпорации не мог себе позволить такого, ведь иначе была бы потеряна вся магия процесса, в которой и таилась вся соль происходящего. А без нее никак нельзя было обойтись, без нее весь смысл жизни был бы моментально и безвозвратно утерян. Так что Идориум Стерн остался стоять там же, где и стоял, и при этом принялся невозмутимо наблюдать за тем как девушка-прислуга закатывает в его вице-президентский номер столик с очень особенным заказом.
Ах, она была прекрасна, изумительно прекрасна…. Стройная фигура, талия, плечи, спецодежда, представленная розовым бикини…. От всего этого его член напрягся и распух до самого необычайного предела. И если уж говорить честно, то все его многоэтажные планы и стратегии на некое скоротечное мгновение стали ему абсолютно безынтересны и непонятны. И в это самое мгновение ему захотелось только одного – чтобы влажные розовые губки самой восхитительной девушки-прислуги нежно и аккуратно коснулись легонько дрожащей головки его побагровевшего жезла.
«О, мой бог, как было бы приятно», - думал Идориум Стерн и мысленно содрогался.
И он прекрасно знал, что нет никаких препятствий на пути реализации его алчущих желаний. На этом поприще ничто не могло остановить великого и ужасного вице-президента корпорации «Шиферодвинский метрополитен». А для подтверждения этого факта отнюдь не требовалось далеко ходить. Малозаметные синяки и ссадины на потрясающем теле девушки-прислуги в розовом бикини были для этого достаточно многословны. И хотя Идориум Стерн совершенно не помнил, как оставлял их на теле вынужденной нимфоманки, он все равно безошибочно определял свой собственный подчерк и знал, что если и не создал их прошедшей ночью, то создал их в любую другую умопомрачительную ночь.
- Никаких препятствий…, - прошептал Идориум Стерн, тем самым как бы усиливая содержательный смысл собственных измышлений.
Ошибочно восприняв на свой счет пустотелый обрывок чужого внутреннего диалога, девушка-прислуга с длинными темными волосами, стройной фигурой, едва заметными синяками и ссадинами на нежной коже и элегантным розовым бикини, чья ткань крайне возбуждающе прикрывала очень аппетитные округлости и потаенные труднодоступные места, слегка замешкалась, споткнулась и спросила:
- Вы что-то сказали, мой господин?..
И снова раздался скомканный звон чего-то стеклянного и чего-то металлического – это снова звенела посуда на столике с колесиками, с помощью которого востребованный заказ пока еще так и не был доставлен в надлежащее место.
- Давайте уже быстрее, - изрядно раздраженно заявил Идориум Стерн ей в ответ.
И было не понятно, что в большей степени разозлило обитателя шикарного пентхауса – отставание в графике запланированных событий или то, что его внезапно и неуклюже сбили с глобального эротоманского настроя.
- Да, да, мой господин, - с испуганной взволнованностью пролепетала девушка-прислуга и тут же незамедлительно продолжила толкать столик с колесиками в надлежащее место.
Судя по всему, ей очень не хотелось злить того, кто мог себе позволить безнаказанно войти в женский туалет, кто мог себе позволить выбить с ноги дверцу в первой попавшейся кабинке и там застать вполне обычную писающую мадам. И уж ей точно не хотелось злить того, кто не так уж и давно за волосы стащил ее с унитаза, а потом лицом уткнул в собственную мочу и одновременно неистово толкал свой член в ее прежде девственный задний проход. Она не знала, зачем и почему внезапно согласилась прислуживать этому законченному негодяю, но почему-то точно знала, что никак не может поступить иначе, словно в этом всем был какой-то долг с ее стороны, обязанность или призвание…
- Все именно так как я просил? – поинтересовался Идориум Стерн, когда столик с колесиками все же оказался доставленным в надлежащее место, точнее был аккуратно помещен по правую руку от заказчика.
- Так точно, - ответила ему девушка и посмотрела в его бледно-голубые глаза.
Ее же глаза имели ярко-зеленый цвет. И это было прекрасно. Конечно, весь неистовый настрой был ранее нещадно разрушен скомканным звоном растормошенной посуды и потому ранее раздувшийся и побагровевший жезл теперь повис безвольно и уныло, однако Идориум Стерн все равно хотел сотворить с девушкой-прислугой что-то эдакое, особенное, противоречащее всяческой морали и возможным условностям.
- Настя? – поинтересовался Идориум Стерн у девушки-прислуги, которой и без слов было ясно, что пока еще ее рабочий день не окончен, - Кажется, тебя так зовут?
В ответ девушка только молча кивнула.
«Прекрасно», - подумал Идориум Стерн.
А после он подумал о том, что скорее всего Сильвер Клей и прочие, посланные к нему Советом директоров корпорации под скользким предлогом нового внеочередного и сугубо профилактического визита службы безопасности, уже успели быстрым шагом пересечь черно-белую вертолетную площадку с шахматным узором, что скорее всего они уже оставили позади подножие небольшой украшенной песчаником лестницы, ведущий на балкон, что скорее всего они уже закончили подниматься по ступеням и теперь они уже наверное практически готовы оказаться внутри шикарного пентхауса, готовы пройти мимо того самого окна, которое не вызывало никакого живого интереса у простого, но тем не менее невообразимо ужасного человека.
- Настя…, - слегка жеманно произнес хозяин шикарного пентхауса, созерцательно смакуя тем самым простое и звучное имя, - Настя, подари нам счастья…
Этими словами он пытался  немногим поубавить частоту собственного пульса, да и в целом понизить нервное перенапряжение из-за чрезмерной сосредоточенности на предстоящей и крайне непредсказуемой по результативности деловой встрече.
«Лишняя нервозность в данном случае может пагубно отразиться на моих инстинктах», - такова была позиция Идориума Стерна.
И когда он понял, что фонетические фокусы совершенно не помогают, было решено прибегнуть к старому и проверенному способу, который ко всему прочему был куда более приятнее, чем какие-то там скучноватые скороговорки.
- Кажется, самое время для минета, - сказал Идориум Стерн.
О, это был простой и вполне доступный для понимания словесный сигнал к простому и в то же время требующему определенного мастерства действию. Он очень хотел, чтобы девушка-прислуга в розовом бикини незамедлительно встала перед ним на колени и сделала именно то, что он озвучил. Но девушка, как и прежде, была слишком грациозна, нетороплива и исполняла приказы отнюдь не моментально. И потому эта сексапильная длинноволосая брюнетка, коей она являлась, сначала позволила великому и ужасному хозяину ее ничем не примечательной жизни оглядеть себя с головы до ног, повнимательней присмотреться, прочувствовать все уголки ее тела, вспомнить все то, что он когда-либо творил с ее телом и только после этого начать свой неторопливый танец поглощения плоти.
- Ах ты, шалунья, - произнес Идориум Стерн, понимая, что его сексуальный аппетит пытаются дразнить малыми порциями страсти.
Странно, он при этом совсем не разозлился. Наоборот ее игривая попытка превратить нечто плотское в нечто магическое его даже немного позабавила. По его мнению, вся эта наигранная мизансцен  была прекрасна, ведь девушка не говорила ни слов, ни предложений. Ее задача воплощалась в другом – внезапно воскресить то самое волшебство, что было в ней когда-то давным-давно еще до того, как ее взяли насильно в самом обычном туалете. Как жаль, но за суетой обычных дней девушка-прислуга совсем позабыла о собственной индивидуальности, собственных чувствах, собственных желаниях. И вот сейчас… почему-то именно сейчас ей внезапно захотелось вспомнить себя прежнюю, ту самую простую и до невозможности счастливую девчонку, которая всегда мечтала о чем-то большом и великолепном, да только вот все ее мечты как-то неряшливо поглотил бездонный космос самых невообразимых событий.
- Давай, давай, сладенькая, - говорил Идориум Стерн, пока его глаза очарованно следили за движением бедер, рук и талии.
«Она знает, что делает», - думал он и не понимал, как у него это получается, потому как давление в его члене вполне предсказуемо снова поползло вверх и совершенно точно мешало какому-ибо здравомыслию.
А девушка всего на всего только лишь разогревалась. И потому она вскоре совершила свой следующий финт - не переставая эротично вращать бедрами, она ловко и непринужденно потянула за коротенький шнурок завязок, удерживающих плотно облегающую розовую ткань на ее великолепной и упругой груди. И как результат завязки раскрылись, ткань мнимой одежды перестала плотно прилегать к розово-молочной коже, ну а остальное произошло само собой. Ей только нужно было не переставать двигаться в своем плавно-грациозном танце и томным взглядом манить к себе своего великого и ужасного повелителя. Сделать все это было несложно, а далее обыденно сработала вездесущая сила всемирного тяготения и то, что ранее прикрывало упругую и крайне привлекательную грудь девушки-прислуги вполне закономерно оказалось на полу, оставив ее тем самым без какой-либо защиты от чужой эрекции.
«Вот это да», - подумал Идориум Стерн, едва обнаружил взглядом набухшие соски.
Он вроде как помнил, что ранее просил девушку-прислугу всего лишь о минете и вроде как помнил, что корпоративная служба безопасности уже давным-давно должна была оказаться в его апартаментах. Но их все не было и это выглядело очень странно. А казалось бы так несказанно легко и просто быстрым шагом пересечь обычную черно-белую вертолетную площадку с обычным шахматным узором, так просто оставить позади подножие небольшой украшенной песчаником лестницы, ведущий на балкон, так просто закончить подниматься по ступеням и так просто оказаться внутри шикарного пентхауса, пройдя мимо ничем непримечательного окна…
- Настя…, -  великому и ужасному хозяину шикарного пентхауса, было уже не до пресловутой служба безопасности, - Ты нечто с чем-то…
Этими словами он точно не мог никоим образом суметь поубавить частоту собственного пульса, да и мозг его буквально разрывало от неистового желания прильнуть к чужим разбухшим соскам, поцеловать их, пройтись по ним влажным и упругим языком. Только вот Идориум Стерн не мог ничего из этого сделать, пока стоял именно там, где должен был согласно собственному плану. А значит, он не мог позволить себе ни единого шага вперед навстречу очередному увлечению.
«Нельзя», - твердил вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен» самому себе, прекрасно понимая, что как бы надолго не задержался Сильвер Клей и прочие из корпоративной службы безопасности на пути к его апартаментам, они все равно придут и что ему нужно быть категорически готовым к их приходу.
И потому тот, кто зачастую позволял себе очень многое, а иногда и слишком многое, был вынужден смириться с внешними условиями и донести до себя главное:
- Только ни это, только не сейчас…
- Что-то не так, мой господин?..
Сексапильная длинноволосая брюнетка снова ошиблась и снова записала на свой счет то, что было предназначено небытию или каким-то неопознанным силам Вселенной. Но в этот раз Идориум Стерн не стал из-за этого злиться на девушку-прислугу, ведь здесь и сейчас она была для него куда более полезной в роли искрометной красотки, а не в роли истерзанной мишени или девочки для битья.
- Все нормально, - сказал он девушке с несвойственной себе ласковостью.
- Точно? – спросила она, не веря вечно лживому лицемеру-хозяину.
- Точно-точно, - еще более ласково произнес Идориум Стерн, а потом попросил, - Подойди ко мне ближе, моя милашка. Подойди, моя крошка.
И она подошла и выполнила тем самым милую просьбочку слишком похожую на очередной приказ и слишком непохожую на некий этикет, потому как не смогла удержаться, не смогла воспротивиться, не смогла сделать что-то еще или просто убежать. Девушка-прислуга сделала шаг вперед и все тут. Особо размусоливаться по этому поводу нет смысла. Другое дело, что благодаря данному обстоятельству она моментально оказалась в крепких и страждущих объятиях своего повелителя.
- Вот так-то оно намного лучше, - едва ли не задыхаясь от возбуждения, произнес Идориум Стерн, а потом страстно прижался губами к левой груди той, что с самой первой секунды их случайного и непредвиденного знакомства в туалете пребывала в полном подчинении его железной воле и его железному члену.
И именно этот вышеупомянутый орган совокупления здесь и сейчас напористо упирался в ее правое бедро. Ей было от этого немного больно и в то же самое время немного приятно. Приятно настолько, чтобы начать сладострастно изгибать спину и с теплым и влажным дыханием шептать всякие глупые разности в ухо тому, кто как-то странно, невообразимо и непонятно сумел заполучить беспрекословный доступ к ее телу.
- Вы лучший… вы самый лучший…, - шептала она и это стремительно подстегивало к еще более решительным действиям того, чьи руки так приятно скользили по разгоряченной коже спины, груди и живота.
- Да ты просто…
Неизвестно, что именно хотел в тот момент сказать Идориум Стерн, потому как это самое он так и не произнес до конца. Скорее всего, непрозвучавшие слова были запланированы как еще один обыденный акт восхищения женской плотью. Однако он быстро передумал тратить силы на бесполезное воздухотрясение и предпочел скользнуть левой рукой вниз по спине, проникнуть ладонью под трусики, проникнуть еще ниже и глубже.
- А-а-а, - томно выдохнула девушка-прислуга.
Это была ее положительная реакция на то, как чужие, но хорошо знакомые пальцы неторопливо раздвигают ее ягодицы.
- А-а-а, - и стоны только лишь усилились, когда подушечка среднего пальца принялась нежно скользить по нежному анусу.
И тогда ей захотелось еще больше изгибаться, еще больше извиваться в крепких и цепких объятиях повелителя, захотелось дрожать под его горячими поцелуями, захотелось ухватиться рукой за разбухший и побагровевший член, но всего этого она так и не успела. Она успела только лишь истошно прокричать:
- А-а-а!!! – и получить отличнейший оргазм в момент глубокого проникновения среднего пальца в ее предварительно разгоряченный задний проход.
«Это прекрасно», - подумала она.
А потом ее вернули с небес на земли простыми и прозаичными словами:
- На колени!
Что ж, рано или поздно должно было дойти и до этого. Так что девушка-служанка не стала более юлить, не стала продолжать ходить вокруг да около и прекратила всяческие умелые, но вовсе не обязательные попытки приукрасить экспрессией простой и вполне обыденный процесс. Да, несомненно, все ее танцы и плавные движения прекрасного женского тела очень сильно впечатляли вице-президента корпорации «Шиферодвинский метрополитен. Однако слегка повосхищавшись вышеобозначенной экспрессией, Идориум Стерн все равно хотел все того же самого – что его очень сильно разбухший и побагровевший член наконец-то нашел долгожданное пристанище в теплом и влажном ротике той, что была целиком подвластна его сокрушительной воле.
- На колени! – властно повторил Идориум Стерн.
И тут уже было действительно некуда деваться.
- Да, мой господин, - ответила девушка-служанка Анастасия и в который раз перешагнула через чувство собственного достоинства, через желание жить полноценной и размеренной жизнью, через стремление быть личностью, а ни чей-то подстилкой.
И почти одновременно ее изящные и обнаженные колени коснулись холодного мраморного пола, оформленного в виде странноватых фигурок серо-зеленного цвета, что в свою очередь были созданы из  странноватых полигональных фрагментов.
- Отлично, - с неистовым предвкушением прокомментировал Идориум Стерн, когда процесс воплощения еще одного его желания сдвинулся с мертвой точки, - Так держать.
И странное дело в тот самый момент, когда были произнесены эти самодовольные слова, девушка-служанка Анастасия и впрямь держалась из самых последних сил. Казалось бы загадочно и странно, ведь ее взгляд был крайне сладострастно сфокусирован в непосредственной близости от изящного и грациозного полового члена великого и ужасного вице-президента могучей корпорации «Шиферодвинский метрополитен». Одна ее ладонь при этом с обильным трепетом обхватывала мощно эрегированный жезл, другая же нежно придерживала то, что свисало ниже. Можно было бы нескончаемо долго спорить и пытаться что-либо выяснить и объяснить. Однако мимика желания увесистого и твердого члена, что была полномасштабно запечатлена на лице девушки-служанки, отнюдь не была каким-то там притворством. Анастасия действительно страстно желала ощутить его у себя во рту. И все же она так и продолжала удерживать себя от самого глобального позыва к рвоте, на какой только и был способен хрупкий человеческий организм. Это было самое странное противоречие, порожденное тем, что при каждом новом членовведении девушка-служанка неумолимо осознавала, что вся ее прекрасная жизнь, существовавшая до нелепого и случайного происшествия в туалете, была бесповоротного перечеркнута и вырвана ненужной страницей. Когда-то давно она пыталась плакать в тишине непроглядных ночей. Но эти слезы давным-давно иссякли. И теперь ей только лишь и оставалось, как нежно касаться губами головки члена своего незыблемого господина…
- Добрый день!.. Всем здравствуйте…
«Ну, вот наконец-то», - подумал Идориум Стерн, когда слегка приспущенные от сексуального блаженства веки моментально и без задержек вздернулись вверх в ответ на немного резко прозвучавший хорошо знакомый голос.
Понятное дело, что, достаточно широко открыв глаза, вице-президент «Шиферодвинского метрополитена» увидел стоящего в трех метрах перед ним (и перед пребывающей на коленях и активно делающей минет девушкой-служанкой Анастасией) главного специалиста по безопасности в центральном офисе корпорации Сильвера Клея. Как оказалось, он со своими сподручными все же сумел оказаться в нужных апартаментах. Конечно, в итоге их шаг оказался отнюдь не легким и совсем не быстрым, но этим самым шагом они все же сумели пересечь злополучную черно-белую вертолетную площадку с обычным шахматным узором и с необычными секретными ловушками для всяких непрошенных гостей, сумели оставить позади подножие небольшой украшенной песчаником лестницы, ведущий на балкон, сумели закончить подниматься по ступеням и сумели оказаться внутри шикарного пентхауса, пройдя мимо ничем непримечательного окна…. И что же дальше???.. В этом и состояла самая главная загвоздка.
- Привет, мой дорогой и заботливый друг Сильвер! – с явной саркастически подмеченной радостью произнес Идориум Стерн, одновременно помогая малоопытной минетчице найти правильный путь к своему члену.
- Привет, Идориум! – в свою очередь сказал главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации, - Надеюсь, я не помешал?
- Вовсе нет, - заверил гостя хозяин пентхауса
И потом, точнее сразу после этого в действительности никому ненужного короткого обмена репликами, главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации сделал один скользкий шаг немного в сторону.
«Как глупо», - подумал Идориум Стерн, - «Неужели он и впрямь считает, что это сможет ему помочь или сумеет его спасти?! Неужели он настолько прозаично самовлюблен и считает, что в этом мире все так легко и просто?!»
Да, Идориум Стерн был очень сильно удивлен. Но на этих вот краткосрочных мыслях о собственном недопонимании чужих умственных способностей удивление великого и ужасного вице-президента корпорации «Шиферодвинский метрополитен» не закончилось. А все потому, что он так пристально смотрел на человека, стоящего в трех метрах перед ним, и так категорически не понимал самого главенствующего на тот момент вопроса.
«Почему именно он?» - спрашивал Идориум Стерн у Вселенной, у Бога и всех остальных, кто возможно существовал или не существовал где-то за пределами самого дорогостоящего отеля в самом обычном городе Шиферодвинске, - «Почему именно этот лысый низкорослый урод, который не сделал в своей жизни ничего стоящего?»
И вот отнюдь не последний по влиятельности человек в этом мире смотрел на одного из бесчисленного множества своих подчиненных и, как и прежде, продолжал удивляться и не понимать. Многих ему подобных он не знал лично, многих он даже никогда не видел. Но главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации был ему отлично знаком. И даже более того, Идориум Стерн сам зачем-то когда-то дал ему работу, хотя его и бесили до самой истошной тошнотворности рыжеволосые бакенбарды, отвисшие щеки и очень странное пенсне, которыми обладал Сильвер Клей. Наверное, потому что еще тогда он предвидел это странное и непонятное будущее, а может все намного проще и он сделал это просто так, то есть  ради забавы. Наверное, он догадывался, что при определенном раскладе пошлют именно это чудо природы или же…
«Мне просто повезло?» - предположил Идориум Стерн.
Его взгляд был капитально прикован не только к потенциально ни на что негодному главному специалисту по безопасности в центральном офисе корпорации. Он также наблюдал и за тремя другими незваными гостями, что больше были похожи сильно умственно отсталых колхозников, которым этим утром внезапно взбрело в голову залезть в небрежно сидящие и плохо подогнанные черные костюмы, чем на тех, кто был бы совершенно точно способен выполнить очень важную и ответственную работу. А значит, везение во всей имевшейся ситуации было совсем не при чем. Просто давным-давно разработанный план наконец-то перешел в стадию самореализации.
«То, что нужно, дабы жить совсем не дружно», - мысленно подчеркнул Идориум Стерн, а также созерцательно поблагодарил Вселенную за то, что глупая и легко подверженная внушению мадам отлично скользит языком и губами по его основательно разбухшему и побагровевшему члену.
Как и было рассчитано, выбранный подход принес кое-какие результаты, принес нужные результаты. Идориум Стерн более не нервничал, он был предельно сосредоточен. И в эти самые секунды это было гораздо важнее всего остального и прочего, потому как даже если пока что руки подручных главного специалиста по безопасности в центральном офисе корпорации и были пусты, в них все равно в скором времени должно было стремительно появиться заряженное огнестрельное оружие и тогда…
- Настя, прекрати это и поднимайся с пола…
Именно так внезапно, безалаберно и нагло великому, ужасному и какому-то еще вице-президенту корпорации «Шиферодвинский метрополитен» очень сильно помешали закончить крайне важное и крайне нужное общение с самим собой. Но он нисколечко этому не удивился и не разозлился. Он знал, что будет именно так, он сделал так, чтобы все случилось именно так. И это было просто гениально.
- Я сказал: поднимайся!..
Это Сильвер Клей пытался приказывать собственной сестре. Он выглядел злым, потным, да к тому же руки его довольно заметно дрожали. И взгляд его выражал некую отчаянную попытку превозмочь собственное бессилие. И видимо только лишь в связи с этим главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации старался выглядеть очень сильно разозленным и только лишь поэтому он все кричал, кричал и кричал…
- Я сказал: поднимайся!.. Я приказываю!.. Я требую от тебя подчинения!..
Потом он делал паузу, чтобы отдышаться (при его отнюдь нестройной фигуре и при его совершенно разгильдяйском отношении к своему здоровью это было действительно необходимо), запасался новой порцией злости и начинал заново выдвигать свои категорически настроенные требования:
- Я сказал: поднимайся!.. Я приказываю!.. Ты меня слышишь или нет?!
Но его всегда правильная младшенькая сестренка Анастасия, что прямо здесь и сейчас стояла на коленях перед бесконечно страшным и ужасным человеком, никак не реагировала ни на его слова, ни на его крики. Зато она очень красиво и очень активно сосала разбухший и побагровевший член своего властелина, сладострастно причмокивала и все остальное прочее. Так что в конечном итоге вместо нее главному специалисту по безопасности в центральном офисе корпорации ответил Идориум Стерн.
- Да мы уже все поняли, что ты там сказал…, - сказал он, а сам только глубже засаживал член в глотку его сестры.
И в принципе это был даже не ответ, а еще одна специально продуманная саркастическая попытка всесильного вице-президента презрительно и надменно указать простому и никчемному человеку на его простое и никчемное место в этом большом и просторном мире, попытка дать понять, что никто и никогда не может безнаказанно предавать Идориума Стерна, попытка дать понять и попытка дать запомнить.
- А теперь уходи, пока не стало слишком поздно…
Совет был дельным. И Сильвер Клей прекрасно понимал, что его наставнику и шефу совсем несвойственно пускать несуществующую пыль в глаза тем, кто в очередной раз рискнул прийти по его душу, что его угрозы не признак страха, они – признак усталости от одной большой и слишком насыщенной жизни, в которой никак ни к месту очередная капитальная уборка в квартире. Да, Сильвер Клей действительно понимал, но в результате смог действовать только так, как велело и требовало его сердце, раненное немыслимым моральным унижением, возникшим при виде того, что его любимая и тщательно оберегаемая Настюша стоит на коленках и страстно сосет чей-то член (и тут совсем неважно кому именно он принадлежит). Важно, что она действительно это делает, что ей это нравиться и что она не слушает его слов и убеждений. А значит, в таком вот случае Сильвер Клей е мог просто взять развернуться и уйти. Он должен был что-то сделать, должен был найти виноватого, должен был найти того, кто смог бы ответить за его боль, за его унижение или просто так захлебнуться собственной кровью. И потому еще немного погодя главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации пронзительно и громко потребовал от тех, что стояли у него за спиной:
- Пристрелите этого ублюдка!
Ну а затем, подумав и подождав коротенькую часть мгновения, Сильвер Клей добавил следующее важное и веское слово:
- И конченую шлюху тоже!
На этом главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации закончил со своим неуклюжим и спутанным произношением реплик-приказов. В искусстве риторики он был отнюдь не мастер, и в этом плане у него не было никаких иллюзий. Но зато после выброса во внешний мир этих самых своих неумело скомканных выражений Сильвер Клей вполне ожидаемо почти что почувствовал себя великим и ужасным, почти что почувствовал себя тем, кого так сильно боялся в глубокую и темную ночь.
Возможно, в этом повествовании у кого-то может возникнуть невнятный вопрос:
«Но почему же только лишь «почти что»? Разве нельзя сразу целиком и полностью?»
И мой ответ – можно. Все можно. Было бы желание. Но в данном случае все дело в том, что Сильвер Клей никак не успел этого сделать.
- Хлоп!.. Хлоп!.. Хлоп!..
Это было то, что прозвучало сразу после последнего приказа. И это было что-то не то. Естественно, специально делегированный на выездную миссию главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации ожидал громких и пронзительных выстрелов. Но они не прозвучали. Вместо них Сильвер Клей услышал у себя за спиной странные звуки:
- Хлоп!.. Хлоп!.. Хлоп!..
И кроме того он видел, что голый и ненавистный Идориум Стерн по-прежнему жив, по-прежнему здоров, по-прежнему стоит в трех метрах от него и что любимая сестренка все еще активно и неотрывно сосет его член.
- Какого черта? – недовольно произнес Сильвер Клей и обернулся.
А там его ждал очень неприятный сюрприз. Это был странный, очень странный сюрприз, который буквально поверг в немыслимое недоумение главного специалиста по безопасности в центральном офисе корпорации, видавшего достаточно многое в своей совсем непростой жизни. Да, он видел многое, но именно такое он видел в первый раз.
- Твою ж мать…
Других слов у него не нашлось, едва он увидел троих своих сподручных в крайне неприглядном и крайне недееспособном виде.  А ведь Сильвер Клей очень хорошо знал каждого из троих, потому как всегда тщательно подбирал и тренировал каждого нового сотрудника. Да и вообще он почти что жил в кругу из своих сотрудников, был знаком с их семьями, детьми, окружением, соседями и даже время от времени выгуливал собаку или кошку. И вот теперь, когда случилось такое непонятное событие, в его голове обескураживающе остро возник первоочередной вопрос:
«И как мне все это придется объяснить?»
И пока что никак. Ответов не было. Главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации смотрел на то, что осталось от его сотрудников, и попросту не понимал как вообще такое возможно…
- Не понимаешь? - спросил его Идориум Стерн, рассмеявшись при этом звучно и надменно.
Его явно радовало и забавляло все происходящее, хотя бы потому, что именно это он заранее задумал, а потом успешно реализовал.
- Что… что это такое? – сбивчиво поинтересовался в ответ Сильвер Клей.
Теперь его уже мало интересовала собственная сестра, сосущая член в позе на коленках. Теперь ему требовались куда более значимые объяснения, потому как, не переставая оглядываться назад, он более не видел трех хорошо знакомых людей. Он видел три странных кучки чего-то очень странным образом похожего на всем известные конфеты, покрытые вкусной цветной глазурью. В наличии были красные, желтые и черные цвета, и каждой кучке соответствовал свой цвет.
- Хороший фокус, не правда ли? – спросил Идориум Стерн того, кто все еще не мог поверить своим глазам и собственному разуму.
- Ты не мог… ты не мог…, - сумбурно твердил в ответ Сильвер Клей.
- Почему же? – казалось, Идориум Стерн никогда не перестанет смеяться, - Некоторые нано-ловушки запрограммированы на гораздо худшие сценарии. Так что твоим ныне покойным парням еще повезло, когда они угодили своими невезучими ногами в клеточки безболезненной смерти. И фишка всего этого очень проста – один неловкий шаг незваного гостя и в течение секунды нанороботы проникают внутрь, тотально распространяясь в органах и тканях. А после любая попытка угрозы моей жизни нещадно пресекается на корню. И жаль, что ты стоял к ним спиной, жаль, что не видел, как самодовольные морды твоих прихлебателей молниеносно рассыпались на цветастые конфетки, едва они потянули за спусковые крючки…
Главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации слушал собственного вице-президента и, несомненно, все еще надеялся мысленно выпутаться из постигшего его фиаско. Но шансов не было, все ранее имевшиеся в довольстве выигрышные варианты себя очень неумело исчерпали, и с каждой утекающей секундой для Сильвера Клея это обстоятельство становилось все более очевидным. И впереди оставался только лишь один последний ход. Но, увы, это был вовсе ни его ход.
- Давай уже, - потребовал он.
Однако кому были интересны его требования?
Его сестра была слишком увлечена минетом, так что ей это точно было неинтересно. Ну а Идориум Стерн отнюдь не собирался торопиться. Ведь он (великий и ужасный вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен») только что одержал свою очередную безоговорочную победу над всем остальным миром ни на что не годных идиотов, и теперь намеривался в полной мере насладиться этим сладострастным обстоятельством.
«Всему свое время», - подумал он.
Потом же Идориум Стерн огляделся по сторонам. Жизнь вокруг него была прекрасна. Яркое солнце светило в широченное окно его пентхауса, прекрасная девушка с изумительным изяществом сосала его очень сильно разбухший и побагровевший член, его очередной слишком наглый и слишком самонадеянный враг стоял перед ним обезличенной и поверженной персоной, готовой к своему ничем не примечательному концу…. Чего еще мог он желать в этом мире? Ничего.
«Все и так мое», - таким был окончательный вывод Идориума Стерна.
И едва эта немыслимо амбициозная идея проникла в его разум, все мышцы его плечевого пояса моментально напряглись, стали чересчур стальными, почти каменными. Но нет, все это не было каким-то напряжением страха или предельной готовностью к новой угрозе или стремительно надвигающейся опасности. Просто великий и ужасный вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен» внезапно почувствовал себя способным на все, способным держать на своих плечах весь необозримый небосвод, способным перевернуть весь чертов мир. И тогда он сказал:
- Время двигаться дальше!
После чего его правая рука неторопливо скользнула к столику с мнимым завтраком, небрежно приподняла отполированный до блеска металлический колпак, под которым на расписном блюде лежал большой и черный пистолет.
- Нет-нет! Не надо!
Это была первая и последняя отчаянная попытка со стороны главного специалиста по безопасности в центральном офисе корпорации предотвратить собственную гибель. И пускай жизнь его была жалкой и глупой, Сильвер Клей все равно хотел ее сохранить, хотел прожить еще немного, мечтал увидеть новый день. Однако в бледно-голубых глазах Идориума Стерна он видел один лишь леденящий холод безразличия. В них не было места сочувствию, состраданию и всем прочим вещам, способным повлиять на аморальное кредо любого обычного и вполне заурядного человека. И потому, когда Сильвер Клей внезапно произнес последний исполненный надеждой монолог, он уже заранее знал тот ответ, которым его персону пренебрежительно наградит неистовый противник.
- Не надо! Я могу вам многое рассказать. Я могу вам рассказать все, - вот, что дословно произнес главный специалист по безопасности в центральном офисе корпорации в своей первой и последней отчаянной попытке.
Но весь его истошный энтузиазм никоим образом не был замечен и не был как-либо оценен великим и ужасным вице-президентом корпорации «Шиферодвинский метрополитен». И судя потому, что на тщательно ухоженном лице Идориума Стерна по-прежнему неискоренимо жила и здравствовала самая безумная злорадная ухмылка, он вовсе не собирался менять уже принятое решение. А значит ответ тому, кто тщетно умолял его о пощаде, в итоге был очень краток и понятен.
- Нет, спасибо, - заявил великий и ужасный Идориум Стерн, - Я больше не нуждаюсь в твоих полных нелепости услугах. Ты мне не нужен, ты больше никому не нужен. А значит прощай мой друг, прощай…
И едва прозвучало последнее веское слово в вышеобозначенной фразе предсмертного увертюры, указательный палец  правой руки Идориума Стерна аккуратно и плавно нажал на спусковой крючок большого черного пистолета. И тогда раздался выстрел. Он не был оглушающим, не был громким. Скорее наоборот – тихим, приглушенным, еле слышным.
- Хлип! – прозвучало почти что одновременно с выстрелом.
И этот непонятный странный звук почему-то внезапно привлек внимание девушки-прислуги, стоящей на коленях перед вице-президентом незыблемой корпорации «Шиферодвинский метрополитен». И именно из-за этого она на время отстранилась от крайне разгоряченного члена и посмотрела за спину через левое плечо.
- Что с ним случилось? – спросила Настя, когда увидела в трех метрах за спиной странное и непонятное зрелище.
Это зрелище представляло собой полупрозрачную фигуру того, кто некогда был главным специалистом по безопасности в центральном офисе корпорации «Шиферодвинский метрополитен». Теперь же он был всего лишь неясной и непонятной скульптурой. Или же не был, потому как при взгляде со стороны казалось, что молящий о пощаде Сильвер Клей внезапно куда-то исчез, растворился в воздухе, а на эго месте очень неожиданно возникла его точная копия из хрупкого стекла.
- Что с ним случилось? – повторила свой вопрос та, что пропустила все самое главное из-за любви к оральному сексу
- Всего лишь мой очередной фокус с нанороботами, - ответил ей Идориум Стерн.
И говоря это, он практически хвастался. Это чувствовалось в интонации его голоса, это чувствовалось в еще больше напрягшихся мышцах плечевого пояса, это чувствовалось в еще сильнее набухшем и побагровевшем члене.
- Я называю это «хрустализацией». Отличная вещь, - в качестве пояснения добавил Идориум Стерн чуток погодя, - А главное никакой крови. Не люблю кровь. Люблю убийства, люблю убивать. Но очень не люблю вид крови.
Однако девушку-служанку совсем не интересовали вкусовые предпочтения хозяина. Теперь ее почему-то взволновало другое.
- Но… но… он что мертв? – запинаясь, поинтересовалась она.
- Да, дорогая, твой брат мертв, - сказал ей тот, в чьей руке все еще находился большой черный пистолет, - И это действительно так.
Это были сухие и черствые слова, лишенные всякого сожаления.
«Они  как раз достойны очередного никчемного субъекта», - мысленно подытожил свои же собственные разглагольствования великий и ужасный хозяин мира.
Только вот девушка-служанка видела все это с совершенно другой особенной стороны. И эта сторона давала ей понять, что в трех метрах за ее спиной стоит не просто какая-то там непонятная статуя из хрусталя, что там стоит то самое, некогда бывшее очень близким ей и очень любимым ею человеком.
«И теперь все это в прошлом. Теперь все это утекло сквозь пальцы», - думала она и при этом очень хотела заплакать.
И именно тогда возможно и должен был наступить тот самый момент, когда девушка-служанка смогла бы проявить все те эмоции, что были очень-очень глубоко спрятаны и заперты внутри ее существа. Но этого не случилось, ведь ей все еще что-то мешало жить полной и правильной жизнью. Нечто по-прежнему не давало ей сил подниматься с колен и уходить своей дорогой. И иногда, прям как сейчас, ей крайне сильно мерещилось, что некое парализующее проклятие внедрилось в ее мозг, причем как раз в тот самый проклятый момент, когда не знающий границ приличия Идориум Стерн ворвался в женский туалет и самым подлым образом подверг ее жестокому насилию…
- Вставай уже!
Это был новый приказ. Не какой-то особенный, а просто новый. И его ничего не обещающая суть состояла в том, что великий и ужасный хозяин в который раз хочет чего-то еще, чего-то такого, что ранее никак не попадало в его рацион необузданных потребностей…
«Он снова чего-то очень сильно хочет», - думала девушка-служанка Анастасия в период короткого промежутка времени между прозвучавшим сверху словом и тем вынужденным телодвижением, которое она попыталась совершить в ответ.
- Шевелись, шевелись! Хватит раздумывать…
«Раздумывать???»
Ах, девушка-служанка так редко думала. Но разве кого-то можно было неистово обвинить в этом ничем необъяснимом курьезе?
«Только саму себя. Больше винить некого», - это горестное замечание Настя приплюсовала как злачную ремарку к так и не заданному самой себе вопросу.
А ведь она могла бы совсем немного потрудиться, удосужиться и задать этот сам собой напрашивающийся вопрос? Она могла бы и многое другое: могла бы горы свернуть, переплыть моря и океаны, могла бы взорвать весь этот чертов мир, что пленил ее своей безысходностью…. Но для всего этого ей нужно было бы совершить самое главное - захотеть. Но она не хотела. Она не хотела что-либо менять, не хотела говорить, не хотела думать. Девушка-служанка  вообще ничего не хотела. А значит, ей некого было винить за то, что ноги очень сильно затекли после слишком долгого минета, что коленки разболелись и что грубый и холодный гранитный пол оставил на них ссадины и синяки.
«А если все же во всем этом как-то виноват большой и необъятный мир вокруг?»
Но нет, девушка-служанка никогда бы не решилась винить во всех своих бесчисленных бедах большой и необъятный мир, потому как это выглядело бы крайне нелогично. И к тому же большой и необъятный мир на деле слишком безлик и слишком беспристрастен, в связи с чем тяжело наваливается своим располневшим и обрюзгшим телом на всех кого не попадя совершенно одинаково и совершенно единообразно.
«А потому больше винить некого», - повторила девушка-служанка Настя все ту же самую никак не отпускающую мысль, и потом в виду безвыходности собственного положения все же собралась с силами, скрепя зубами перетерпела боль в коленках и все-таки встала.
- Я - готова, - сказала она, когда уже не качалась из стороны в сторону.
- Вот и молодец, - сказал Идориум Стерн, когда увидел, что его очередной приказ выполнен самым надлежащим образом.
В этот момент подчинение было для него самым главным критерием качества. Ему не хотелось ничего другого или противоположного, потому как впереди предстояло еще слишком много дел и слишком много планов. И ему нужно было позаботиться о них, а не о какой-то там наспех обученной шалостям шлюхе. Бесчисленные дела и бесчисленные планы всегда стояли у него на первом месте, а девушка-служанка всегда пребывала где-то в конце списка малозначительных событий. И это казалось для Идориума Стерна закономерным и правильным, ведь дела и планы значили для него куда больше, чем желания и чувства  простого и малозначительного человека, который ко всему прочему был женщиной.
- У меня дела, - сказал вице-президент корпорации «Шиферодвинский метрополитен», обращаясь к той, кого старательно учил пресмыкаться.
Этими словами он поставил девушку-служанку перед необходимостью побыстрее исчезнуть с его глаз долой.
- Как скажите, хозяин, - ответила ему девушка.
- Рад это слышать, - словесно оценил ее покорность Идориум Стерн.
Про себя же он отметил:
«Ты выполнила заложенную в тебе цель. Теперь ты больше не нужна. Так что дуй не стой».
И потому он не стал провожать использованную вещь своим пристальным взглядом. Однако к тому времени, как девушка-служанка оказалась на полпути к выходу из пентхауса, его ранее очень сильно разбухший и очень сильно побагровевший член успел изрядно сжаться и обвиснуть, а потому с поубавившейся эрекцией великому и ужасному вице-президенту корпорации «Шиферодвинский метрополитен» стало намного легче прикидывать дальнейшую стратегию корпоративных перипетий. И среди прочего он внезапно решил, что очень нужно поставить жирную точку в его отношениях с главным специалистом по безопасности в центральном офисе корпорации.
- Ей, ты! – окрикнул Идориум Стерн девушку-служанку, - Не забудь толкнуть и в дребезги разбить эту чертову статую…
- Но…
Понятное дело, что этот очередной новый приказ вызвал некие смешанные чувства у той самой, обязанной беспрекословно исполнять любые пожелания. Однако предельно кратковременная заминка в мозгах Анастасии, обусловленная неизлечимой братско-сестринской любовью нисколечко не побеспокоила Идориума Стерна. Он знал, что несмотря ни на что девушка-служанка все равно исполнит его приказ. Хотя, наверное, это было все же чем-то большим, чем просто знание.
«Она моя душой и телом», - думал он, пока искал штаны, что были ему крайне необходимы для многих дел и многих планов.
И звонкий треск бьющегося хрусталя за спиной великого и ужасного вице-президента всевластной корпорации «Шиферодвинский метрополитен» фаталистично подтвердил всю мощь и значимость непроизнесенного вслух умозаключения.
Глава 13: Еще один.
- А вы сами-то тут хоть разок бывали?
Алексей Казанский хмуро и слегка озабоченно посмотрел на своего блондинистого напарника Димитриуса Дмитричега. Этот его простоватенький вопрос показался ему очень странным, сложным и неуместным. Однако спецагент не стал отмалчиваться, не стал юлить. Вместо этого он парировал вопрос новичка своим вопросом:
- А ты как думаешь?
Ответа не последовало, потому как все и так было прозрачно очевидно, и в связи с этим оба спецагента (Алексей и Димитриус) молчаливо продолжили свое предельно скучное ожидание. Очередное расследование занесло их черт знает как и черт знает куда. По-другому сказать было невозможно, ведь место, характеризуемое как Терминальный Центр Внутренней Реабилитации, было отнюдь не райским уголком Вселенной. И хотя название это было большим и громким, на деле два спецагента увидели пока что только старую обветшавшую и покосившуюся остановку общественного транспорта, зеленовато-малиновая покраска которой давным-давно вспучилась и облупилась.
- И долго нам еще ждать? – спросил Димитриус Дмитричег спустя неполные семь минут терпеливого ожидания, которые дались ему очень тяжело.
- Не знаю, - ответил ему Казанский.
Его слова были краткими и простыми, как и все его отношение к очередному свалившемуся на него расследованию. То и дело он оглядывался по сторонам в поисках чего-то важного и мало-мальски существенного, но видел лишь бесконечную пустыню, в которой не было места для радости, но было предостаточно места для боли. А потому Алексей смотрел, вздыхал и думал:
«Вот во что превратился некогда густонаселенный район с цветами, садами и деревьями. Теперь же это всего лишь пустошь и доживающая свой век остановка. Смотришь и плакать хочется… прям-таки навзрыд…».
И ему совсем не хотелось обсуждать все то, что когда-то произошло на этом самом месте. Слишком уж это было неприятно. Однако его новый напарник слишком уж скучал от нестерпимого ожидания и потому снова и снова заострял свое внимание на очередной болезненной теме.
- А вы когда-нибудь бывали в Западной территории? – поинтересовался Дмитричег, на этот раз продержавшись в молчании всего лишь три минуты.
- Нет.
- И я там не был…
«Тогда о чем мы тут говорим?!» - мысленно взбеленился Алексей Казанский.
 - Но мне очень бы хотелось…
Только вот, увы, Димитриусу не было позволено договорить, а значит к превеликому счастью ветерана спецрасследований слегка занудистый новичок так и не смог продолжить свое мечтательное размышление об утерянных возможностях бытия. И этому своевременно поспособствовало неожиданное или же все-таки невыносимо долгожданное открытие входа в Терминальный Центр Внутренней Реабилитации.
- Определите свой статус! Определите свой статус! Определите свой статус! – протяжно и чуть-чуть хрипловато потребовал некий таинственный голос, что стал очень громко и настойчиво доноситься из небольшого проема диагональю в два метра, который совершенно внезапно, но вполне закономерно образовался посредине песчаного грунта, служившего в этих совсем не радужных краях неким подобием дороги.
- Значит, мы ждали этого? – спросил Димитриус Дмитричег.
- Наверное, - ответил ему Казанский.
Оба (Казанский и Дмитричег) все еще стояли на старой обветшавшей и очень уж сильно покосившейся остановке общественного транспорта. Автобусы или троллейбусы, несомненно, вряд ли проезжали мимо уже как несколько долгих лет. Но это не имело никакого значения, ведь те, кто явился сюда в этот прекрасный солнечный день, были отнюдь не агентами транспортной полиции. Они были специалистами другого рода. И это сразу же по-умному понял и сообразил тот самый слегка хмельной и слегка косоглазый водитель такси, что после долгих уговоров согласился отвезти двоих в запретную и засекреченную пустошь. Только вот он не довез их до самого конца – высадил в трех километрах от заданной цели.
- Дальше не могу, - сказал он.
- Ты в этом уверен? – спросил его Алексей Казанский, прощупывая его своим фирменным пронзающим взглядом.
- Совершенно точно.
- Тогда ладно.
После такого обмена репликами спорить о дальнейших перспективах не имело смысла. Новое расследование было сложным и очень непонятным, так что Казанский всячески старался избегать острых углов. Это было вроде как благоразумно. Да и к тому же Алесей не был уверен, что стоит рисковать и продолжать ежесекундно испытывать угрозу скоротечно оказаться в кювете, потому как каждый новый километр пути  в запретную и засекреченную пустошь заставлял нанятого им водителя делать новый обильный глоток из большой откупоренной емкости с алкоголем. Да и косоглазие этого персонажа проявлялось все сильнее по мере того, как нарастал страх в жилах этого простого и несведущего человека.
- Гуляй, Вася! – сказал ему Алексей, захлопывая после себя дверь теперь уже бесполезного транспортного средства.
- Я не Вася. Я Коля, - придирчиво поправил его таксист.
- А разве это имеет значение?
Казанский посмотрел в его серые потерянные глаза и вполне категорично осознал, что тот, кто внес неоценимый вклад в расследование, теперь уже практически невменяем. Правда и в этом можно было найти свои плюсы, хотя бы потому что отпадала всякая необходимость доносить и разъяснять очень неудобные вещи.
«Ну и черт с ним», - подумал спецагент, как бы оправдываясь перед самим собой, - «Мое дело за малым. Все остальное уже не моя проблема».
Таксист тоже, наверное, подумал нечто такое подобное. И в связи с этим предпочел не размусоливать долгие унылые прощания в лучших традициях принципиального этикета, а по-простому рявкнуть мотором, взъерошенными шинами вырвать из грунта пучки колючего песка и умчаться прочь с вдавленной в пол педалью газа.
- Как-то грубовато вышло, - с некоторым сожалением прокомментировал Димитриус Дмитричег чрезмерно агрессивное отбытие, - Прям-таки неподобающе. А ведь можно было бы иначе, поласковее и без шума…
Пока новичок говорил, вздыхал и все такое прочее, его наставник смотрел на медленно рассеивающийся столб пыли, поднятый умчавшимся такси, и мысленно надеялся на лучшее.
- Неважно, - сказал Алексей, когда пыль наконец-то перестала заслонять яркий солнечный свет и почти что полностью осела.
- Неважно что? – переспросил Дмитричег, ошибочно предположив, что из-за звона собственных стенаний пропустил нечто важное.
- Все неважно.
Других пояснений напарнику Казанский решил не давать, предпочел нести ответственность единолично, потому как ему почему-то внезапно стал нравиться белобрысый новичок, случайным образом ворвавшийся в его приевшийся и безынтересный быт секретной деятельности ЗПЗ. Возможно, ему нравилась жизненная наивность Дмитричега, которая когда-то была и у него, но за суетой безудержных распрей мироздания он потерял ее, как и многое другой неоценимо близкое и дорогое. Возможно, ему нравилось что-то еще в этой восходящей звезде психопатологических расследований. Но главная изюминка ситуации состояла в том, что Алексей впервые за очень долгое время не чувствовал гложущего изнутри одиночества. Теперь он был вроде как не один, теперь ему было с кем поговорить о том, что не давало ему покоя, о том, что мучило его и терзало, и может даже о том, что, как ему казалось, преследовало свои никому непонятные цели …
«Это ради его же безопасности», - решил Алексей, а потом, сверившись с картой в своем коммуникаторе, ткнул пальцем на северо-запад.
- Нам туда? – уточнил белобрысый новичок.
- Именно, - ответил Алексей Казанский.
И тогда два спецагента, ищущих странные и непонятные ответы, отправились своим ходом на поиски засекреченного входа в самое засекреченное место в мире, которое кто-то когда-то и зачем-то назвал Терминальный Центр Внутренней Реабилитации.
«И кому это нужно было?» - подумали оба, делая первые шаги.
Они шли долгие полчаса сквозь пыль и россыпь песчаного грунта. Было трудно идти, но другого выхода не было, ведь им так несказанно важно было добраться до заветной конечной цели, чтобы потом что-то найти или что-то понять. И поэтому они не останавливались и шли вперед, невзирая на трудности, невзирая на усталость, которая проявилась уже по прошествии одной-единственной минуты пешего путешествия по назойливой вине огнедышащего солнца над их головами. Они шли и постепенно позади них оставались множественные искорёженные руины железобетонных конструкций. Димитриус Дмитричег провожал их своим унылым мимолетным взглядом каждый раз, когда спотыкался о какой-то очередной булыжник, валявшийся на его пути. Ну а Алексей Казанский и вовсе не смотрел на них. Ему было слишком больно и невыносимо смотреть на то, что когда-то являлось предметом всеобщего неописуемого восторга, а потом внезапно было разрушено неведомой и беспощадной силой. А думать об этом и вовсе не было никакого желания. Но разве мог полный жизненного энтузиазма новичок позволить ему такую невозможную роскошь?
- Это был огромный торговый центр, а там вот то, что осталось от здания мэрии…. Я видел на картинках, каким все это было до образования аномалии…
О, он говорил это с таким несказанно радостным восторгом, что его наставника едва не стошнило. Однако Алексей Казанский сумел удержать свой желудок в крепкой узде и тем самым предотвратил обильное излияние остатков обеда на серый и безжизненный песок. И в этом была его маленькая победа, ну а поражение состояло в том, что он так и не смог удержать сварливый язык за зубами.
- Рад за тебя, дружище, - сказал он и горько усмехнулся.
- Это сарказм что ли? – поинтересовался его новый напарник, когда ему стал непонятен чужой надменно-презрительный тон.
- А как ты догадался?
Димитриус Дмитричег обиженно замолчал примерно на минуту, а потом, когда через несколько десятков шагов обида немного поутихла, стал снова глазеть по сторонам и спотыкаться. Правда, на этот раз он увидел нечто действительно стоящее.
- Кажется, мы это искали?
- Возможно.
Казанский слишком старательно избегал встречи собственного взгляда с бесчисленными мертвыми пейзажами некогда бурлившей жизнью местности, в связи с чем он к собственной досаде так и не сумел первым заметить то, что, судя по описанию женского голоса в телефонной трубке служебного телефона характеризовалось как «место ожидания». До него было еще далеко – метров семьсот или около того. Но даже с такого большого расстояния спецагенту было понятно, что это самое «место ожидания» мало чем отличалось от всего остального, присущего местным ландшафтам. Ну а подойдя ближе, он убедился в этом категорически и стопроцентно.
- Вот так номер, - произнес Димитриус Дмитричег, оглядывая старую обветшавшую и покосившуюся остановку общественного транспорта со смешанными чувствами, - Кажется, над нами жестоко пошутили…
- Нет, все верно, - сказал ему Казанский.
Он тоже пристально изучал глазами то самое место, до которого два спецагента добирались пешком целых полчаса, но видел гораздо больше своего напарника. Только вот говорить обо всем об этом Алексей естественно не собирался.
- Будем ждать, - объявил он без каких-либо объяснений.
- Решать тебе, - ответил Димитриус, лишившись былого восторга и энтузиазма.
Ему не нравилась унылая и давным-давно пооблезшая зеленовато-малиновая покраска, но если бы он сторонился всего того, что его не привлекало, то, несомненно, сидел бы дома перед телевизором и созерцал бы очередное телешоу с зомбирующим сорок пятым кадром. Но молодой агент совсем не хотел для себя такой ни к чему не ведущей участи и потому в конечном итоге смирился с тем, что кто-то другой определяет план и порядок действий, и встал рядом со своим новым наставником для того, чтобы настойчиво ждать неких необычайных свершений.
«Может дальше будет поинтереснее», - мысленно обнадеживал себя Димитриус Дмитричег.
«Может конец всего этого будет не слишком ужасен», - надеялся тот, кто стоял рядом с ним.
У каждого из них была своя простая и наивная надежда. Она ни к чему не обязывала, но позволяла вполне сносно перетерпеть те самые полчаса, что приходилось терять, переминаясь с ноги на ногу. А потом посредине песчаного грунта местной ухабистой дороги образовался прямоугольный проем диагональю в два метра. И странный таинственный голос стал громко и настойчиво доноситься из его темной и непроглядной глубины:
- Определите свой статус! Определите свой статус! Определите свой статус!
- Дшякегын9смиш7к0ущш! – произнес Алесей Казанский без малейшей запинки.
- Ваша заявка принята!
И вслед за этой определяющей репликой, сказанной все тем же таинственным голосом из  прямоугольного проема в песчаном грунте, подземная тьма стала рассеиваться, и ее заменил яркий оранжевый свет искусственного происхождения.
- Что ж, нам, наверное, уже пора спускаться, - сказал Казанский в тот момент, когда в прямоугольном проеме стало достаточно светло для того, чтобы разглядеть каменные ступеньки, ведущие вниз.
- Наверное, - тихо прошептал Дмитричег.
Потом оба агента переглянулись. Выражения лиц одного и другого не содержали в себе никаких признаков страстной увлеченности или того, что их невыносимо сильно тянет посетить и детально изучить крайне загадочный и непознанный Терминальный Центр Внутренней Реабилитации. Отнюдь. И даже скорее наоборот. То, что находилось глубоко под землей однозначно пугало обоих. Не одинаково сильно и не однотипно (Казанский боялся пробуждения своих старательно забытых чувств и сомнений; Дмитричег боялся неизвестности), но все равно пугало. А значит, каждому из них было трудно сделать свой первый шаг к тщательно выдолбленным каменным ступенькам. И все же они его сделали. Подумали, посомневались и помялись с минуту, но все равно сделали свой первый шаг, ну а затем еще один и еще, и еще…
- Как-то странно тут пахнет…
Именно на странный аромат в воздухе вокруг себя Дмитричег обратил внимание в первую очередь. Это случилось, когда он уже собирался было преодолеть одиннадцатую ступеньку. Казанский тем временем шел впереди него и, судя по всему, совсем не замечал вышеобозначенной проблемы.
- Кажется это смесь корицы, миндаля и еще чего до боли знакомого, - определенно не к месту начал рассуждать новичок.
И естественно сразу же получил едкое замечание от своего наставника:
- У нас тут не нюхательная экспедиция. Лучше смотри под ноги и следи за головой…
- Но мне кажется, что это важно…
- А мне не кажется.
Далее агенты спускались по каменным ступенькам молча. Их путь проходил по немного виляющему и уходящему вниз коридору, стены и потолок которого были оформлены из такого же грубо обработанного материала, что и лестница под ногами. В коридоре было светло, хотя нигде не было видно никаких светильников или ламп накаливания. Больше походило на то, что яркий оранжевый свет каким-то образом просачивается сквозь прочные каменные стены. Конечно, физически такое явление не могло быть возможным, однако оно несомненно присутствовало в странном подземном коридоре, ведущем в еще более странный Терминальный Центр Внутренней Реабилитации.
- Я насчитал пятьсот семьдесят три, - сказал Дмитричег, когда сдерживать собственное разглагольствование он был уже не в силах.
И как раз в этот момент коридор закончился.
- Ну, прямо сейчас медаль тебе выпишу, - резко съязвил Казанский, который был серьезно озабочен гораздо более важным делом, чем глупое и бестолковое знакомство с никому ненужным числительным.
Слишком много времени прошло с тех пор, как Алексей Казанский был в этом месте. И слишком многое из того вынужденного посещения спецагент постарался решительно оставить и запереть в своем прошлом. Однако сейчас некоторые детали были очень важны и крайне необходимы, потому как без знания этих деталей было бы невозможно преодолеть неприступную каменную дверь, которой и заканчивался длинный уходящий вниз и немного петляющий коридор размером в пятьсот семьдесят три ступени. Ну а вспомнить их и правильно применить было несоизмеримо сложно и практически невозможно, когда рядом бестолково и практически без умолку что-то говорил тот, кто к сожалению или к счастью не имел никакого представления обо всех неимоверных опасностях, ждущих каждого в странном и непознаваемом подземелье Терминального Центра Внутренней Реабилитации.
- Ты готов умереть?
- В смысле?!
- Я спросил: ты готов умереть?
Казанский не мог обернуться и посмотреть на своего напарника, так как все десять пальцев его обеих рук были расставлены в ключевых точках запирающего механизма каменной двери. Однако он догадывался, что его неожиданный вопрос заставил глаза малоопытного новичка дико повылазить из орбит.
- Это… это шутка???
Сбивчивая интонация в голосе Дмитричега стала достаточным подтверждением выдвинутого предположения. И она же позволила тому, кто очень старался правильно отпереть каменную дверь, продолжить свое назидательное убеждение не мешать чужой кропотливой работе:
- Если я сделаю что-то не то, с нами случиться нечто очень плохое.
- И что именно с нами может произойти?
«Он невыносим», - подумал Алексей, и в этот момент ему было уже до крайней степени наплевать на то, что будет.
Болтовня вперемешку с вопросами, что исходила от его нового напарника, довела его до самой грани самообладания. И хотя ему действительно нравился этот энергичный белобрысый парень, иногда его общество было чем-то невыносимо чрезмерным для того, кто слишком долго привыкал к аутентичному одиночеству. А потому Казанский рад был даже умереть, только бы не слышать продолжение этого глупого и бестолкового диалога.
«Будь, что будет», - подумал он и нажал всеми десятью пальцами на все десять ключевых точек отпирающего механизма.
- Добро пожаловать! - донеслось откуда-то сверху, едва под подушечками пальцев начало что-то тихо щелкать и свербеть.
И о, да. Ничего страшного и трагичного в итоге не произошло. Только каменная дверь отодвинулась в сторону и яркий оранжевый свет в каменном коридоре сменился на ярко-красный. А потому сам собой напрашивался вывод, что Алексей Казанский все правильно вспомнил и все правильно применил на деле. И понимание этого было своего рода облегчением для спецагента, ведь это позволяло ему понять, что он не так уж сильно и засиделся в своем маленьком тайном убежище и пока еще годен на нечто большее, чем просто выслеживать очередного ночного монстра.
- Желаем Вам приятно провести время в Терминальном Центре Внутренней Реабилитации! – продолжил вещать свою приветствующую речь некий таинственный голос, имевший несомненно искусственное происхождение.
- Это он пошутил так? – озадаченно поинтересовался Дмитричег.
Спуск в засекреченное подземелье был для него в новинку, но он прекрасно знал, что это место создано отнюдь не для рекреационных мероприятий, а потому понятия «приятное времяпровождение» и «ТЦВР» никоим образом не складывались в его голове в нечто единое, неразрывное и неделимое.
- Ведь он точно пошутил? – молодой агент немного перефразировал свой прежний вопрос, когда его наставник так и не удосужился ответить.
«О, Боже, снова его болтовня?» - подумал Казанский, когда понял, что даже при всем его нежелании участвовать в новых диалогах, ему все равно придется ответить.
И чтобы найти в себе силы для вежливого и совсем не гневного ответа, Алексей осторожно прикоснулся к каменному каркасу дверного проема, трепетно прочувствовал его холод, пророщенный во влажной и промозглой среде подземелья. И он также постарался прочувствовать всю тысячелетнюю память той самой скальной породы, из которой были когда-то выдолблены, вытесаны и взяты составляющие его каменные единицы, проникся смачной пропиткой из древних и давным-давно утерянных чувств, желаний, потребностей и идей, что никак и никогда уже не смогли бы вернуться в этот простой и незамысловатый мир, потому что затерялись где-то далеко-далеко среди странных и неопознанных измерений, способных гораздо теплее и приятнее принять их в свои алчущие объятия то, что гораздо ценнее, чем какие-то глупые слова, глупые вопросы и не менее глупые ответы, что гораздо важнее странных и безнадежных поисков во тьме…
«Мне бы чего-то большего», - думал Алексей Казанский, но прекрасно понимал, что та жизнь, которой он вынужден жить, обязывает его довольствоваться малым.
И в связи с этим ему все же пришлось обернуться, сдержанно посмотреть на своего нового напарника Димитриуса Дмитричега и сказать ему то, что не содержало не единой нотки сарказма или иронии:
- Нет. Он полностью серьезен.
В ярко-красном освещении коридора молодому агенту было сложно детально распознать мимику наставника, однако он совершенно точно определил чрезмерное перенапряжение осанки. И это мельчайшее открытие заставило его в срочном порядке пересмотреть манеру собственного поведения.
«Намечается нечто очень серьезное», - подумал Димитриус Дмитричег, - «Так что хватит мне уже потворствовать любознательности и любопытству. Пора бы ради разнообразия подумать и о том, как и что меня и этого моего нового шефа Казанского заставило забраться в этот треклятый Терминальный Центр Внутренней Реабилитации…».
Единовременно со всеми этими мыслями Димитриус Дмитричег посмотрел вперед, точнее далеко вперед, минуя взглядом стоящего перед ним сурово настроенного наставника и зияющий пустотой дверной проем. Там далеко впереди было видно, как еле брезжит обычный белый свет. И это позволяло надеяться на некую обыденность, а не на тотальную экспрессию внутреннего убранства странного и загадочного подземелья.
- Так мы идем или нет? – настойчиво поинтересовался у Дмитричега Казанский, потому как первый слишком уж засмотрелся вдаль.
- Да-да, идем, - спешно ответил Димитриус.
- Тогда пошли.
И они пошли. Шагнули через порог. Сначала один, потом второй. И так они оказались в следующем коридоре. Как и предыдущий он был выполнен каменными блоками, однако имел некие кардинальные отличия. Во-первых, здесь не было никаких ступенек. Коридор распространялся вперед исключительно горизонтально, хотя и сохранил некоторую извилистость прежнего хода. Ну а во-вторых, здесь не было ни яркого оранжевого освещения, ни ярко-красного, ни какого другого красочно-невообразимого. Вместо этого всего этого в коридоре царил густой полумрак. И если бы не еле брезжащий далеко впереди обычный и привычный белый свет, то никто бы так и не понял, куда же нужно идти, а потому, несомненно, приходилось бы ежесекундно врезаться лбом в пронизанные холодом каменные стены.
- Думаю, в данном случае лучше не бежать…. Осторожно, но не отставай, - советовал напарнику Казанский, пока пробирался по коридору первым.
Блуждание в темноте заняло у спецагентов около десяти минут. Хотя на деле этот отрезок неясно зачем потраченного времени больше воспринимался как целая вечность. Однако быстрее никак не получалось, да и к тому же спецагенты не особо-то и торопились куда-либо успеть. А все потому что оба странствующих в потемках человека прекрасно понимали, что едва им удастся выйти на свет, то там их будет ждать новый ворох проблем и что скорее всего решение всех этих внезапно нагрянувших проблем не принесет им ни морального, ни физического удовлетворения.
- Напомни-ка мне: зачем мы здесь, черт возьми, оказались? – раздраженно воскликнул Димитриус Дмитричег, когда в очередной раз споткнулся обо что-то невидимое где-то на середине пути.
Кстати, если нельзя не отметить, он постоянно обо что-то спотыкался. Не только во тьме, но и при свете дня. Такая у него было вычурная особенность. И со стороны она выглядела как нечто странное, забавное и необъяснимое.
- Что снова? – усмехнулся Казанский, когда услышал за спиной звук налетевшего на что-то носка чужого ботинка.
- А ты как думаешь?!
«Припомнил», - подумал Алексей и беззвучно рассмеялся.
До света в конце коридора было еще далеко – около пяти минут неприкаянных блужданий. И в связи с этим все еще было сложно различать находившиеся рядом объекты. К вышеназванному в частности относилось и лицо новичка, выражение которого было очень интересно тому, кто слишком долго был один и слишком долго наслаждался этим своим вынужденным одиночеством.
«Тьма снова не дает мне ни единой возможности сделать самую простую вещь на свете: взять и взглянуть на стоящего рядом человека, посмотреть ему в глаза, ощутить признаки жизни или же не ощутить их и наконец-то понять, что весь этот мир давным-давно мертв и бездыханен», - с самодостаточной экзистенциальностью поразмыслил Казанский.
Это была секунда слабости или же всего на всего обычное крохотное лирическое отступление. Алексей воспринимал это и так и эдак. Но по большей части и вовсе не зацикливался на градациях лексики и терминологии. Он просто чувствовал чужое тяжелое дыхание у себя за спиной, чувствовал присутствующую рядом жизнь и как обычно натыкался на одну и ту же вечно и неуемно подкрадывающуюся мысль о том, что заместо всяких разных загадочных расследований можно было бы найти гораздо более занимательное и приятное занятие.
«Возможно, найдя это самое заветно искомое занятие, я бы смог немного лучше засыпать по вечерам, смог бы наконец-то перестать просыпаться посреди ночи с криками или в холодном и липком поту, и может я даже смог бы переменить свою жизнь к лучшему», - с некоторой излишней наивностью размышлял Алексей Казанский, однако совсем не питал иллюзий и отчетливо осознавал, что ему вряд ли по силам остановить безумный водоворот событий, в котором погрязли его суетные будни.
И все же…
- Димитриус, а ты что собираешься делать завтра вечером?
Вопрос возник спонтанно, внезапно и крайне необъяснимо с чисто логической точки зрения. Только вот он и вправду возник, а еще прозвучал достаточно громко, чтобы быть услышанным, и потому уже ничего нельзя было поделать, нельзя было что-либо поменять. Можно было лишь смириться с тем фактом, что данная казуистическая несуразность действительно произошла. И теперь нужно было что-то с этим делать…
- Кх-м-м, - раздалось сдержанное покашливание за спиной Казанского.
Затем была короткая пауза, во время которой были слышны только звонкие звуки нескольких тщательно выверенных шагов по каменному полу коридора. И Алексей в этот момент даже было обрадовался тому, что, быть может, его вопрос по счастливой случайности не был услышан или же благополучно пролетел мимо ушей. Однако пауза быстро себя исчерпала, после чего во тьме позади Казанского возник некий сдержанный шум и небольшая суета. А так как практически ничего не было видно, было совершенно непонятно с чем связано такое странное безобразие: то ли Дмитричег в очередной раз не вписался в поворот, то ли его изрядно смутил и обескуражил вопрос наставника, от чего он в итоге не смог устоять на своих двоих.
- Ты в порядке? – немного испуганно промямлил автор неуместного вопроса, когда за его спиной началось такое непонятное…
- Это у тебя нужно спросить, - последовал ответ от едва различимого силуэта.
«Не надо было мне…. А еще на других наговаривал…. Сам-то не лучше», - пытался мысленно винить себя Казанский за то, что почему-то так и не смог сдержать язык за зубами, хотя раньше ему это всегда удавалось.
Но это у него не очень хорошо получалось.
- Прости, - снова необдуманно выбросила его взбалмошная гортань.
- За что?
Объяснить Алексей не смог. Вместо этого он позволил себе просто стоять и всматриваться в густой полумрак, где его молодой напарник что-то усиленно потирал. По всем признакам это было ушибленное колено.
- Прости, - еще раз и теперь уже осознанно произнес Казанский.
- К черту, - бойко заявил Дмитричег, - Нужно идти дальше и делом заниматься.
И едва так было сказано, по темному коридору с холодными каменными стенами, в конце которого еле брезжил обычный привычный белый свет, снова стали разноситься звонкие звуки очень тщательно выверенных шагов. В этих звуках, порожденных плотно-ластичным материалом подошв, ощущалось некое очень важное сосредоточение уверенности и силы. И как раз эти самые качества очень требовались и были крайне необходимы как Дмитричегу, так и Казанскому. И надо сказать, что не просто так, а для того, чтобы распутать странное и слишком запутанное дело, в котором странным образом фигурировали загадочные смертельные истории в городском метрополитене, чрезмерно завуалированное нутро корпорации «Шиферодвинский метрополитен» и очень засекреченный Терминальный Центр Внутренней Реабилитации.
«Все это очень дурно пахнет», - думал Алексей Казанский о сложившейся ситуации, но все равно делал все новые и новые осторожные шаги вперед.
Только вот о неприятных запахах он знал и раньше. Ему было не привыкать оказываться в очередной глубокой клоаке в попытках убраться и подчистить за всемогущей городской элитой, способной слишком на многое и позволяющей себе слишком многое. Но сегодня спецагент Казанский не хотел идти у них на поводу, не хотел слушать странный женский голос в трубке рабочего телефона. Сегодня он почему-то хотел, чтобы тот, кто шел и периодически спотыкался за его спиной, мог бы гордиться его поступками, мог бы говорить о них, как о чем-то высоком и правильном.
Преодолев некоторое количество метров по темному коридору, Казанский вроде как почти перестал думать о собственном одиночестве и о неразрешимых проблемах личной жизни. Хотя эту заслугу правильнее было бы обозначить как результат того, что спецагент сумел до отказа заполнить свой череп мыслями о работе, долге, обязательствах и о чем-то еще, неразрывно связанным с тем, что очень часто пряталось в самых темных углах. Но он все равно очень хотел показать себя своему новому напарнику, а возможно и своему новому другу с самой лучшей стороны, и уж точно не с самой худшей.
«Сила и уверенность», - только об этом и мог теперь думать Алексей Казанский.
Больше ни о чем. И с каждым новым шагом к еле брезжащему свету он все меньше хотел повторить свою ошибку, с каждым новым шагом к концу темного плутающего коридора он все больше хотел забыть тот незабываемо глупый момент, когда ему так необдуманно захотелось спросить: «Димитриус, а ты что собираешься делать завтра вечером?»
Казанский был более чем уверен, что его как-то не так поняли, что его новый молодой напарник воспринял простое и вовсе не постыдное желание с кем-то поговорить (на крайний случай подержать кого-то за руку, чтобы через волновые колебания пульса ощутить и прочувствовать трепетное биение чужого сердца) как попытку назначить свидание, как попытку сделать нечто противоестественное.
«Однако все же было совсем не так», - Алексей неумолимо пытался доказать это самому себе, но как-то плохо и неуверенно получалось.
А потому ему оставалось лишь еще глубже зарыться в самых посторонних мыслях и тем самым забыться, отвлечься, переключиться….
И этот фокус вроде как получился, потому как оставшиеся минуты, за которые два спецагента ЗПЗ преодолели оставшуюся часть пути в немного сыром и холодном полумраке, не ознаменовались какими-либо хоть чуточку значимыми происшествиями. Ну а вот когда им все же удалось столкнуться с обычным привычным белым светом, то тут никак не обошлось без громких и внезапных восклицаний:
- Ой!!
И теперь настала очередь Казанского потирать ушибленную часть тела. Правда, не колено, а всего лишь лоб. Но все равно это было очень неприятно.
«Раньше тут такого не было», - думал Алексей, одной рукой все еще ощупывая свой пострадавший лоб, а другой пытаясь понять что же произошло.
- Кажется, ты удивлен? – спросил вечно любопытный Дмитричег из-за его плеча.
- А то…
Широко расставленные пальцы левой руки, что Казанский протянул вперед для знакомства с неопознанным препятствием, упирались в нечто плотное и прозрачное.
«Что это?» - задался вопросом спецагент.
Впрочем, ответ долго искать не пришлось. Он и сам нашел тех, кто уже приложил немало усилий в попытке добраться до самой сердцевины старательно спрятанного под землей Терминального Центра Внутренней Реабилитации.
- Определите свой статус! Определите свой статус! Определите свой статус! – попросил уже знакомый таинственный голос как бы ниоткуда.
- Что снова? Они что издеваются?
Дмитричег крайне негативно воспринял новое требование о личностной идентификации от местной автоматической службы безопасности. Почему-то это его задело. Хотя, наверное, если бы он знал, что скрывается за множеством засовов, то вел бы себя иначе, примерно также как его более опытный коллега.
- Дшякегын9смиш7к0ущш! – повторил ранее сказанное Алесей Казанский.
- Ваша заявка принята!
- Рад это слышать…
Вот на этих словах весь краткосрочный сыр-бор и закончился. Но главное, что продолжение пути стало возможным, поскольку плотная и прозрачная преграда исчезла (а может и растворилась) так быстро, что ранее упиравшиеся в нее пальцы смогли лишь тщетно поймать слегка отсыревший воздух подземелья.
- Добро пожаловать в открытый всем Терминальный Центр Внутренней Реабилитации. Спасибо, что выбрали именно нас…
- И вам спасибо.
Казанский не желал выслушивать навязчивую рекламную агитацию от услужливого голоса из ниоткуда, а потому переступил через очередной порог и пошел дальше. Дмитричег снова последовал вслед за ним. И именно так два спецагента оказались в большой просторной комнате со стенами ярчайшего белого цвета, с безукоризненно белым потолком и с напольным кафелем все того же идеального белого цвета.
- Как же все это пугает..., - в полном смятении прошептал Дмитричег, когда увидел все выше описанное и более чем удивился.
- На это и рассчитано, - пояснил ему Казанский.
Сам он уже давно ничему не удивлялся. Для него не осталось ни загадок, ни секретов или тайн, способных остаться неразгаданными хотя бы немного дольше пяти минут. Весь мир и вся его запутанная структура не могли смутить и запугать того, кто бывал слишком во многих местах и видел слишком многое.
«И что такое какая-то там очень белая комната по сравнению со всем прочим?!» - думал закаленный опытом агент, делая шаг по направлению к большому приземистому столу серповидной формы.
Стол, как  несложно догадать, был такого же белого цвета, как и все остальное в странной просторной комнате. За ним прямо на белом кафельном полу и в позе лотоса сидела женщина средних лет. Ее одежда по своей окраске никоим образом не выбивалась за рамки кем-то установленных ограничений на цветовую гамму и была скромно представлена коротким халатиком, поясом и узкой повязкой, подпирающей лоб. Ее волосы были прямыми и длинными (кончики локонов спускались немного ниже плеч). Цвет их был неестественно белым. Глаза у женщины были закрыты (прикрыты бледными веками с белесыми ресницами), бледные губы плотно сжаты, дыхательные колебания грудной клетки снижены до минимума. А еще складывалось впечатление, что эта женщина кого-то или чего ждет.
«Наверное, она ждет меня», - мысленно предположил Казанский и сделал еще один короткий шаг ей навстречу.
Но женщина никак не прореагировала ни этот его шаг, ни на три последующих. Это его несколько озадачило. И тогда спецагенту пришлось подкрепить свои действия словами.
- Здравствуйте, - сказал он.
И снова ноль внимания. Словно никто ничего не говорил, словно никто никуда не пришел, словно никому совсем не требовалась помощь.
- Здравствуйте, - повторил Казанский.
Ну а потом по совершенно непонятным причинам тот, кто уже бывал раньше в пресловутом Терминальном Центре Внутренней Реабилитации, добавил:
- Кажется, у вас тут произошла значительная перепланировочка…
Но даже и в этом случае женщина не открыла глаза, не пошевелилась и никак иначе не прореагировала на присутствие в большой просторной белой комнате двух спецагентов ЗПЗ.
- Я думал, у тебя все схвачено, думал, что ты здесь вроде как свой человек…, - стал возмущаться молодой напарник Казанского, которому надоело стоять за спиной и наблюдать некую капитальную несуразицу.
- Тише, - остановил его тот, кто и сам по большому счету почти не понимал происходящего.
Однако Казанский точно знал, что на все есть причина и что все происходящее обязательно должно складываться в некую законченную схему. А потому он поступил наиболее разумным способом – отступил на один шаг назад и начал ждать. Так поступил он, и примерно также поступил его напарник.
«О, черт!» - подумал Димитриус Дмитричег, едва осознал, что никак не отвертеться от очередной порции ожидания.
Только вот деваться ему было некуда. В этой странной истории с Терминальным Центром Внутренней Реабилитации он был всего лишь ведомым. И это заставляло его подчиняться, слушаться и повторять точь-в-точь все то, что делал тот, кто имел гораздо больший опыт в темных делишках научно-исследовательского комплекса, построенного вокруг странной и загадочной аномалии, некогда превратившей деловой центр города Шиферодвинска в безликую и безжизненную пустыню.
«Посмотрим, посмотрим…», - размышлял молодой агент, но никакого творческого энтузиазма при этом не испытывал.
Он просто ждал, а точнее просто делал то же самое, что вполне закономерно  делал его старший товарищ, чьи поступки неуклонно упирались в необходимость пройти мимо странной женщины, усадившей себя в позу лотоса и почему-то очень не хотевшей произнести очень нужные слова.
«О, черт!» - снова подумал Димитриус Дмитричег, но это умозаключение, как и в прошлый раз, совсем не помогло.
И в связи с этим ему (а также его напарнику Алексею Казанскому) пришлось и дальше продолжать ждать. И он делал именно это. Делал и не сопротивлялся. Димитриус ждал и молчал, он ждал и наблюдал за странной женщиной, от которой в странном научно-исследовательском подземелье зависело нечто важное и нечто ключевое. И в конечном итоге так получилось, что прошло пять, десять, тридцать минут…. Никто не уточнял размеров еще одного отрезка бессмысленно потерянного времени, никто не засекал и не делал пометок…. Однако данная потеря все же себя оправдала.
- Вы опоздали, - медленно проговорила женщина, слегка приподняв свои бледные веки и обнажив тем самым укрытые под ними бледно-голубые глаза.
- Возможно, - незамедлительно ответил Алексей Казанский.
Его немного витиеватый тон не просто намекал, он доходчиво объяснял, что кем бы ни являлась странная женщина в белом и среди белого, ему все равно. Пускай видавший многое агент вполне услужливо ждал – от этого уже нельзя было отказаться, но теперь Алексей очень хотел ответов. Но готова ли была их дать странная женщина в белом.
- Вы опоздали, - повторила она, словно в этом повторе мог скрываться некий сакральный смысл, которого так не хватало среди безукоризненно белых поверхностей.
- И что дальше?
- А чего вы хотите?
Женщина в белом спрашивала. Она спрашивала и одномоментно пронзала своими восхитительными бледно-голубыми глазами двух обычных людей, зачем-то пришедших во всеми избегаемый Терминальный Центр Внутренней Реабилитации. И это очень не нравилось тому, кто более, чем привык скрывать свою настоящую сущность от чужих малодоброжелательных взглядов.
- Чего хотим мы? А разве не вы вызвали нас?
- Я??!!!
Женщина в белом внезапно и безудержно рассмеялась. Ее звонкий и звучный смех очень быстро разбежался по сторонам, с мнимым шуршанием и скрежетом ударился о стены, а потом вернулся обратно для того, чтобы немного или предостаточно назойливо позвенеть в ушах Алексея Казанского и Димитриуса Дмитричега.
- Я??!!! – еще раз воскликнула женщина в белом, словно повторы были для нее самым забавным и самым любимым кредо.
- И что же здесь смешного?!
В силу своего возраста и недостаточного опыта спецопераций молодой агент Дмитричег редко отдавал себе отчет, что значат в действительности те или иные слова. Он больше полагался на эмоции, чувства…. Но могли ли они помочь тогда, когда в них не был заложен какой-либо смысл? Димитриус Дмитричег этого не знал, да впрочем, он об этом не очень-то и задумывался, потому как его больше волновали некие таинственные приключения, что совершенно точно должны были его поджидать где-то рядом. В противном случае логика всего происходящего была какой-то неопознаваемой и очень странной. И именно поэтому Димитриус Дмитричег не отступал, именно поэтому он спрашивал, хоть и прекрасно понимал, что его более опытный коллега нервно ежиться при каждой неуместной реплике, исходящей от него.
- И что же здесь смешного?! – повторил он и от этого внезапно стало казаться, что в странной комнате со стенами ярчайшего белого цвета, с безукоризненно белым потолком и с напольным кафелем все того же идеального белого цвета никто не способен придумать что-либо по-настоящему новое.
«И как же такое возможно?» - подумал молодой агент, и эта мысль испугала его своим странным безоговорочным содержанием.
Испуг длился недолго, но его продолжительности оказалось достаточно для того, чтобы усомниться в собственном здравомыслии. И в связи с этим очень уж кстати произошло то, что странная женщина в белом неожиданно сумела опровергнуть один-единственный недолго живший постулат, а потом заявить двум агентам одно короткое и резкое, но очень содержательное утверждение:
- Вы!
- Мы?!
По-прежнему спрашивал Димитриус Дмитричег. Ну а Алексей Казанский просто стоял и сосредоточенно выжидал того самого момента, когда Вселенная позволит ему сделать свой очень важный и ответственный ход при помощи дела, а не какого-то там никому не нужного и более чем бесполезного слова.
«Говори, говори…», - думал Казанский, - «А я послушаю…».
И молодой агент Димитриус Дмитричег по собственной скабрёзной глупости делал именно то, что от него ожидали – катился  по наклонной плоскости и более не стремился выравнивать свой внутренний ориентир.
- Мы что для вас нечто на подобии хохмы? – спросил он у странной женщины, живущей или существующей в своем собственном странном мире ярчайшего белого цвета.
- Так точно, - отвечала она.
И пока простые и вполне различимые звуки срывались с бледных губ голубоглазой леди, ее левая нога медленно и без малейшего напряжения в суставах, связках и мышцах покинула позу лотоса, выпрямилась, стала двигаться вверх и назад до тех самых пор, пока левое бедро не соприкоснулось с левым плечом. Лишь тогда левая нога странной женщины в белом и среди белого позволила себе снова согнуться в колене, однако теперь все получилось так, что большой палец левой ноги оказался в непосредственной близости к правому уху.
«Вот так номер», - ошарашенно сделал вывод Димитриус Дмитричег.
О, он смотрел на то, что видел прямо перед собой и понимал, что более не имеет никакого желания задавать вопросы. Слова и вопросы застряли где-то глубоко в его ранее изрядно предприимчивой глотке. И теперь его более волновали всякие откровенные картинки из детства, потому как слишком много общего было между ними и странной голубоглазой леди, пытавшейся изображать с помощью своего тела нечто невообразимое.
- Так точно, - повторила она, изгибая вторую ногу подобно первой.
Но только вот…
«Сейчас… именно сейчас».
…пока Димитриус Дмитричег пытался мысленно оправиться от осознания физически затруднительных вещей, его напарник решился перестать ждать и решился начать действовать. Наверное, ему внезапно показалось, что он и так уже слишком долго ждал. И с этим нельзя было не согласиться, потому как Алексей Казанский ждал долго, терпеливо; ждал, потому что был очень сильно уверен, что именно так и нужно делать. И пускай эта странная уверенность базировалась отнюдь не на весомых фактах и аргументах, а всего лишь на непонятных и еле уловимых впечатлениях о чем-то сокровенном и непознаваемом. Ему было все равно. Главное, что в итоге он наконец-то дождался того самого момента…
«А как иначе?.. По-другому никак…».
И Алексей не испугался возможности пойти дальше. Он сделал свой следующий шаг, шагнул вперед и вновь совсем немного приблизился к странной женщине в белом. Впрочем, теперь она мало чем напоминала привычный образ слабого и хрупкого создания. Теперь она в большей степени олицетворяла собой собирательный монумент верховного божества диких племен сакхари, о которых когда-то давным-давно ему приходилось читать в красивой многотомной энциклопедии.
- Чего же ты ждешь? – спросило существо, погрязшее в своем неповторимом изгибе.
- О чем это она говорит?
«О, юность, юность…»
Казанского изрядно позабавил очередной и совсем не умный вопрос Димитриуса Дмитричега. И как только его мозг пропитался и насытился этим одиозным чувством, ему пришлось снова напомнить самому себе о том, что его молодой протеже понятия не имеет, что на самом деле происходит, причем не только вокруг, но и под самым носом. Однако времени было слишком мало, а значит, Алексей никак не мог переиграть имевшийся диссонанс. И потому он просто сделал то, чего так настойчиво требовала от него Вселенная – полез правой ладонью в задний карман своих штанов…
«Как странно…».
Прошло очень короткое мгновение – именно оно потребовалось агенту, чтобы извлечь из заднего кармана крохотный сверток, а точнее предмет, завернутый в клеенку черного цвета.
- Что это? – спросил его Димитриус.
«Все бы тебе знать», - подумал Казанский.
И на вопрос он не ответил. Вместо этого он сделал еще один шаг вперед, еще немного приблизился к существу, что представляло собой не только странную женщину в белом, но и нечто большее, гораздо большее…
«Она смотрит внутрь, она заглядывает в душу, она знает все…», - такие и только такие мысли роились в голове спецагента ЗПЗ, пока его пальцы неторопливо и сосредоточенно разматывали клеенку черного цвета.
- Зачем это?
«О, Боже, ну неужели это новый вопрос?»
Казанский буквально взмолился всем богам, чертям и прочим странным персонажам. Но все его скупые и неразборчивые молитвы никак не могли объяснить тому, кто все еще находился за его спиной, зачем ему понадобилось выдвижное канцелярское лезвие в пластиковом корпусе бирюзово-синего цвета.
- Зачем тебе это?
Димитриус Дмитричег спрашивал, но Алексей Казанский ему не отвечал. Вместо этого тот, кто крепко сжимал в руке пластиковую рукоять, делал все новые и новые тихие и осторожные шаги вперед и потому настойчиво приближался к заранее выбранной цели.
- Чего же ты ждешь? – снова спросило существо.
Но теперь оно вовсе не бросало слова на расстояние нескольких метров. Теперь существо дышало этими словами прямо в лицо спецагента Казанского. Ну а он к тому времени уже успел облокотиться на большой и безукоризненно белый приземистый стол серповидной формы, он успел надавить указательным пальцем на небольшой рычажок, выдвигающий тонкое острое лезвие наружу, а еще он успел улыбнуться и бледные губы той, что беспощадно изогнулась в самой неестественной позе, улыбнулись ему в ответ.
- Да что ты такое делаешь?! – воскликнул Димитриус Дмитричег, когда наконец-то начал догадываться о чужих мотивах и порывах.
И понятное дело, он не смог стоять в стороне и беспринципно наблюдать, не смог не схватить напарника за левый локоть и не спросить в многократном крике:
- Зачем?! Зачем?! Зачем?! Зачем?! Зачем?!
Только вот правую руку Алексея Казанского ему так и не удалось остановить. А потому она сумела совершенно и полноценно реализовать задуманное – тонко и аккуратно перерезать горло странной женщине в белом…
- Ва-ак-оак-вак…
Некие нечленораздельные звуки пытались вырываться из хирургически точно рассеченной плоти и то, что некогда было белым, стало медленно, но верно окрашиваться в новый цвет.
- Зачем?! Зачем ты это сделал?!
Было слишком поздно для других слов. И наблюдая за тем, как темно-алая кровь судорожно умирающей женщины растекается по идеально белым плиткам кафеля, Димитриус Дмитричег предпочитал стенать, а не пытаться разобраться.
- Зачем? – повторял он снова и снова как самая заезженная пластинка.
Только вот не было никакого неистово ожидаемого ответа в его адрес. Никто не хотел отвечать на один и тот же нескончаемо повторяемый вопрос. И более того, складывалось впечатление, что его старший товарищ, что его новый напарник Алексей Казанский и глух, и нем, и что-то еще третье – неизвестное и неуточненное. На эту мысль подталкивало простое и очевидное обстоятельство – человек, все еще удерживающий в своей руке окровавленную канцелярскую бритву, казался невменяемым.
«Что с ним такое происходит?» - спрашивал Димитриус самого себя где-то в промежутках между другими вопросами.
Однако спросить всегда куда проще, чем понять и объяснить. И иногда в этом состоит самая настоящая проблема. Только вот в данном случае едва массивно растекшаяся по кафельным полам кровь приобрела форму некого остроугольного узора, исчезла всякая потребность в неких квази-нужных объяснениях и стало тотчас и незамедлительно ясно, что спецагент Казанский совершенно вменяем и более чем адекватен. Ну а все претензии к выражению его лица, в котором не прослеживалось ни единого оттенка сопереживания, очень быстро развеялись, как только стало ясно, что причиной тому является предельная сосредоточенность на первостепенных целях и задачах.
- Добро пожаловать в закрытый уровень Терминального Центра Внутренней Реабилитации. Извините, что вам снова пришлось аннигилировать биоматериальный конгломерат нашей ультрасовременной охранной системы…
- Да черт бы с ним…
Очередные слова из ниоткуда мало интересовали Алексея Казанского. Не ради них он перерезал горло аутентичной женщине в белом. Он сделал это потому, что только лишь ее кровь, обильно разбрызганная по полу, несла в себе способность открыть проход в секретную лабораторию Терминального Центра Внутренней Реабилитации. Иначе туда попасть было невозможно. Разве что было бы необходимо сделать нечто намного худшее и невообразимо отвратительное…
- Какого черта…
Да, да. Димитриус Дмитричег ничего об этом не знал и потому теперь, когда в безукоризненно белом кафеле появился проем диагональю в два метра, он очень удивился и сдержанно пожал плечами.
- Может, стоило меня предупредить? – спросил он своего напарника.
- У нас нет на это времени, - ответил ему Казанский и сделал очередной шаг вперед.
Минут пять агенты спускались по винтовой лестнице. Ее ступени были нелепо окрашены в желтый и синий цвета, брошенные на металлическую основу лестницы с помощью ленивых и неровных мазков маленьких кисточек.
«Как-то не профессионально и грубо», - подумал Димитриус Дмитричег при виде такого вот пейзажа у себя под ногами, потому как все-таки имел некоторое скромное отношение к изобразительному искусству.
А вот спецагент Алексей Казанский в противовес напарнику не обратил ни капельки своего драгоценного внимания на странный антураж. Его волновали гораздо более важные и значимые вещи, чем странная красочная нелепица. И в первую очередь он конечно же стремился как можно быстрее преодолеть сто двадцать семь ступеней.
«Это важно», - говорил он себе, - «Это действительно важно».
И к счастью его молодой коллега, редко обуреваемый молчанием, на этот раз обошелся без лишних и неуместных вопросов. Видимо он внезапно почувствовал некую энергетику, исходившую от Алексея Казанского, которая всеми силами давила на невидимые чакры и настоятельно твердила: «Не нужно… не нужно спрашивать…». И Димитриус Дмитричег не спрашивал (возможно, впервые в своей жизни). А если уж совсем честно, то он практически и не задумывался о том, что могло бы поджидать двух спецагентов где-то позади сто двадцать седьмой ступени цветастой винтовой лестницы. Почему-то в этот самый момент он просто верил в то, что ему крайне необходимо передвигать ноги по металлическим ступеням, потому что там впереди его ожидало нечто важное, значимое, способное кардинально перелатать все его достаточно скучную жизнь. И следуя этой странной необоснованной вере, он просто двигался вперед и неуклонно следовал туда, куда его настойчиво вел его странный напарник Алексей Казанский…
«И что же это такое?» - хотел было спросить Димитриус Дмитричег, когда после пяти минут вышагивания по винтовой лестнице подошвы его ботинок сакрально опустились на серый кафельный пол.
Однако он не успел произнести ни единого слова. И причиной тому стали внезапные объяснения со стороны прежде очень молчаливого Алексея Казанского.
- Это наша конечная цель, - сказал он с некоторой патетикой в голосе.
«И что же это за цель?» - подумал Дмитричег, оглядываясь по сторонам.
За несколько секунд беглых взглядов туда и сюда он так и не смог выцепить для себя нечто важное, способное оправдать такой долгий и громоздкий путь. И потому в конце концов он все-таки сподвиг себя на вопрос:
- И что это?
- Это и есть укрытая от посторонних глаз секретная лаборатория Терминального Центра Внутренней Реабилитации, - ответил ему Алексей Казанский.
- Да ну…, - скептически отнесся к услышанному Дмитричег.
Причин для неприкрытого скепсиса у него было предостаточно. И несколько новых беглых взглядов по сторонам ничего не изменили. Он, как и прежде, не видел ничего особенного в небольшой комнате площадью в шестнадцать квадратных метров, не видел ничего особенного в покрытых пылью, но все еще работающих и мигающих мониторах и приборных панелях, не видел ничего особенного в огромной мишени, нарисованной на одной из стен…
«Хотя может, я все еще слишком мало знаю и мало понимаю?» - внезапно и спешно предостерег самого себя Димитриус Дмитричег.
И как выяснилось буквально через секунду-две, это внезапное предостережение оказалось очень даже своевременным.
- Я знаю, ты не понимаешь, - начал объяснять напарнику Алексей Казанский, - не можешь поверить в то, что  маленькая комнатка в глубоком подземелье, заполненная давным-давно устаревшим компьютерным оборудованием, способна нести в себе некое ключевое значение в пределах мироздания…. Ты вправе сомневаться, но это именно так. Когда-то очень давно я тоже не верил, но многое, что произошло потом, заставило меня пересмотреть свои взгляды. Ты – хороший парень, не такой как все те, что были до тебя. И поэтому ты должен знать, что здесь происходит, потому что только тогда ты сможешь заставить себя убежать прочь, ведь это единственно правильный выбор…
Впервые за недолгое знакомство новый напарник Дмитричега говорил так много и по существу. Однако Димитриус все равно не понимал его слов, словно тот говорил на каком-то странном и непонятном языке, в котором имелись странные и непонятные термины «убежать» и «сдаться». Совсем не этому учили молодого агента в академии, совсем не этого требовало переполненное юношеским энтузиазмом сердце Димитриуса Дмитричега, совсем не этого, по его мнению, требовал окружающий мир. И потому в конечном итоге он совсем перестал вслушиваться в душевные излияния своего старшего товарища. В конечном итоге он просто ждал, когда же они закончатся, прекратятся, исчерпаются... А когда и это стало в ему в тягость, Димитриус Дмитричег тотчас сделал ставку на бескомпромиссность и тем самым оборвал напарника на полуслове:
- Так что же здесь происходит?
И, наверное, Алексей Казанский обязательно бы ответил на этот его вопрос. Да только вот все возможности для этого моментально испарились, едва компьютерный голос из ниоткуда произнес свое веское слово:
- Критическая ситуация перегрузки системы достигла необратимого уровня! Рекомендована немедленная эвакуация всех биологических форм!
И тогда Казанский более не смог и дальше предаваться самобичеванию и экзистенциальным рассуждениям о бытие. Пронизывающая барабанные перепонки аварийная сирена и мигающий голубоватыми проблесками красный свет требовали от него совсем иных действий. К тому же он все еще был единственным из двоих спецагентов, кто действительно понимал, что происходит. А значит, только он мог если не исправить, то хотя бы попытаться. И именно поэтому первейшим его порывом было незамедлительно броситься к мигающим приборным панелям и сигналящим мониторам и незамедлительно начать теребить всевозможные рычажки и отчаянно жать на первые попавшиеся кнопки.
- Что… что…?
Потерянно взирая на неожиданно возникшую сумятицу, Димитриус Дмитричег понятия не имел, что он собственно хочет спросить именно здесь и сейчас. Его мозг вскипел из-за непреодолимого бессилия понять и принять странное и неуточненное происходящее. И это было очень-очень тяжело для молодого агента.
«Я все еще слишком мало знаю обо всем об этом», - говорил он самому себе.
Только вот эта мысль отнюдь не успокаивала. Наоборот она только еще больше пугала, заставляла делать медленные шаги назад, заставляла сторониться мигающих приборных панелей и сигналящих мониторов, заставляла прижиматься спиной к стене с нарисованной на ней огромной мишенью…
- Нет!!!
Это был крик отчаяния. Возможно, если бы Казанский оглянулся немного раньше, возможно, если бы у него было немного больше времени для объяснений, возможно, если бы он мог бы быть услышан, все сложилось бы иначе. Однако вышеобозначенных возможностей никто любезно не предоставил. И в связи с этим непосвященный Димитриус Дмитричег слишком неосторожно приблизился к несвоевременно открывшемуся порталу.
«Нет!!!» - все еще гулко разносился в голове Казанского его собственный крик.
И он молился и надеялся, что этот крик поможет ему не отпустить локоть напарника и не позволить ему оказаться по другую сторону. Но вот совсем не к месту зазвонил рабочий коммуникатор. И не ответить на звонок было никак нельзя. Это было не по правилам. Такого нельзя было допустить.
- Я слушаю, - сбивчиво произнес Казанский, когда все-таки сумел свободной рукой приложить коммуникатор к уху.
- Системе нужен еще один, - сказал знакомый женский голос.
И тогда ему пришлось разжать пальцы.
Глава 14: Секты бывают разные.
Алексей Казанский медленно и неторопливо шел по улице. Была ночь, было темно и было три часа ночи или около этого. Спустя десять минут амбициозной пешей прогулки спецагента ЗПЗ начало слегка передергивать от холода, так что он стал еще более недоволен тем, что странное аномальное лето посредине осени внезапно закончилось, а на смену ему пришла затяжная промозглая погода.
«Как жаль», - такая вот простая и лаконичная фраза ютилась в его голове.
Однако холод, слякоть и прочее не могли заставить Алексея Казанского отвергнуть задуманное и вернуться назад той же дорогой. И более того здесь и сейчас ничто не могло заставить вернуться в ставшую ненавистной конспиративную квартиру. Слишком спертым был воздух того помещения, и слишком одиноким чувствовал себя уставший от жизни спецагент  там, где все было до боли знакомо и до боли осязаемо.
Казанский как раз переступал очередную лужу приличных размеров, когда в его кармане совсем некстати зазвонил телефон.
- Вам нужен пастурайский унитаз? – спросил неизвестный голос.
«А как же славянский шкаф и никелированная кровать?» - иронично подумал принявший вызов персоналий.
Но ответить ему пришлось нечто другое.
- Нет, - коротко прозвучало в ответ, и трубка была быстро повешена.
Телефон снова оказался в глубоком кармане, большая лужа осталась за спиной, а Алексей Казанский по-прежнему неторопливо продолжил свой странный и загадочный путь. Он шел глухими переулками, а не центральными хорошо освещенными улицами. Убедить себя фразой «так быстрее, удобнее, проще, легче» оказалось для него несложной задачей, но что в действительности творилось в его сердце, в его душе, в его мозгах – этого не было известно ни ему, ни кому другому. Это было самой настоящей загадкой. И быть может, именно поэтому Алексей Казанский не выдержал еще одного взаперти, быть может, именно поэтому он внезапно выбежал на улицу и отправился в ночь?..
А до этого вышеобозначенного взбалмошного и невообразимо странного момента долгие тринадцать дней мучили спецагента своими секундами, минутами и часами. И место, что когда-то являлось спасительным убежищем от всего мира, неумолимо перекочевало в некое подобие тюрьмы, в котором и душно, и смрадно, и что-то еще, от чего никак не избавиться, пока не найдешь в себе нечеловеческие силы на спасительный марш-бросок, способный дать спасительный глоток свежего воздуха снаружи…
«Наверное, как-то так», - думал Алексей Казанский, а ноги сами вели его по заранее непродуманному маршруту.
Только вот вечно бродить в переулках его совсем не прельщало. Переулки были лишь первой стадией плана. В них он искал темноту, которую при встрече настойчиво сравнивал и соизмерял ее со своей внутренней пустотой, которая неумолимо давила на его сердце, давила на душу и на его мозги. Но в конце концов этот ребус стал слишком утомителен для исполнения, а потому стал более не востребован и не нужен. Его пришлось выкинуть, оставить где-то за кустами, из-за которых Алексей Казанский вышел на одну из хорошо освещенных улиц.
«Вот и отлично», - подумал спецагент, когда с непривычки ему пришлось щуриться от яркого света уличных фонарей.
- Откуда это ты вылез?!
Казанский не знал, что сказать двум дамочкам, имевшим очень странноватый вид и такую же внешность, на их неожиданный вопрос. А потому исключительно рефлекторно ответил вопросом на вопрос:
- А вы?
И тут же случилось нечто незапланированное агентом ЗПЗ. Лица двух странноватых женщин, что по неизвестным обстоятельствам в три часа ночи (или утра – это как кому больше нравиться) околачивались возле бистро-забегаловки «У Фроси», очень уродливо осунулись, их пустые темные глаза по-мертвецки остекленели, кончики пальцев рук пробила мелкая нервная дрожь…
- Так не честно…, - прошептала та из двоих, что была ниже ростом и имела какие-то уж очень неестественно кучерявые волосы.
- А кто обещал быть честным? – усмехнулся Казанский.
И потом он демонстративно прошел мимо тех, с кем у него никак не могло сложиться продолжительной и продуктивной беседы при свечах, ведь они совершенно точно не знали, как пройти в библиотеку.
«А жаль», - была и такая вот мысль в голове Алексея.
Скорее всего, он жалел о том, что ему снова не удалось встретить нужного собеседника, что он не смог встретить того самого, кто сумел бы выслушать истории его ночных кошмаров, сумел бы понять их и простить порожденную ими боль.
- Как же тяжело жить в этом мире, - горестно прошептал Казанский, когда две странноватые женщины и бистро-забегаловка «У Фроси» остались далеко позади.
Сказанное отнюдь не являлось для спецагента неким феноменальным откровением. Он не искал к себе жалости и не искал простой и понятной жизни. Он просто устал, устал очень сильно и очень сильно хотел поговорить хоть с кем-то о том, что разрывало и мучило его изнутри с тех самых пор как…
- Это я виноват…
- Виноват в чем?
Занятый собственными мыслями Алексей Казанский снова забыл скоординировать движения собственных ног и потому вполне закономерно вновь забрел в переулок. И так уж получилось, что его одиозное признание случайно услышал бомж, что удобно устроился для сна на дворовой лавочке.
- Ты кто?
Спецагент совсем не понимал, зачем задал этот вопрос. Возможно, это произошло рефлекторно или же само собой вырвалось, пока он отчаянно пытался переварить очередное незапланированное происшествие. На него смотрела какая-то очень грязная и сильно небритая физиономия и это являло собой проблему почти что мирового масштаба.
- Я - Вариус Шлейх
Ответ возник также внезапно, как и породивший его вопрос. А так как Алексей Казанский так и не успел разобраться что, почему и откуда, то с этим вычурным ответом он совершенно точно не знал куда пойти или податься.
- Я - Вариус Шлейх, - повторила очень грязная и сильно небритая физиономия.
- Мне это ничего не говорит…
Эти слова прозвучали скомкано и злобно, однако Казанский злился не на того, кто удобно устроился для сна на дворовой лавочке. Алексей злился на себя, ведь теперь из-за неосторожно произнесенного предложения возникла необходимость вызывать команду зачистки, что никак не стыковалось с его планами по уединению, уходу от работы, поиску неведомого собеседника, способного снять невыносимый груз с его сердца и плеч…
- Я тоже виноват…
Спецагент не привык к тому, что бродяги говорят много и совсем не о милостыне. И потому не отмахнулся от очередной реплики, поступившей от того, кого было жизненно необходимо отправить в Терминальный Центр Внутренней Реабилитации из-за простой и глупой ошибки, из-за усталости, из-за нелепой болтливости…
- Я тоже виноват…, - продолжал говорить бомж, - Мы все виноваты, ведь это мы превратили этот мир в одно сплошное уродство. Так что не стоит тебе, парень, винить только лишь себя. И не стоит из-за этого впадать в крайности или же закончишь примерно так же как я – каким-то неизвестным бомжом, о котором никто не помнит…
Странный бродяга, устроившийся на ночлег на дворовой лавочке, был каким-то другим, не похожим на других людей, не похожим на двух странноватых женщин, что околачивались возле бистро-забегаловки «У Фроси». В нем было нечто особенное и Алексей Казанский очень долго думал и очень долго всматривался очень грязную и сильно небритую физиономию, прежде чем наконец-то понять, разгадать и осмыслить тот самый секрет, что очень долгое время скрывался у него под носом.
«Он живой», - вот что неожиданно понял Алексей Казанский.
И это внезапное осознание и осмысление простого, но в то же время очень редкого для взбалмошного населения города Шиферодвинска явления вызвало в спецагенте ЗПЗ очень крохотный взрыв восторга и воодушевления. И хотя размеры этого эмоционального подъема были совсем не велики, почти ничтожны, он все же сумел заставить Алексея Казанского наконец-то оторвать свой опечаленный взор от мокрых и грязных луж, от мокрой и грязной скамейки, от мокрой и грязной одежды бродяги по имени Вариус Шлейх и посмотреть в живые блестящие глаза зеленого цвета.
- А вы случайно не подскажите, как пройти в библиотеку?
- В библиотеку?
Бродяга рассмеялся. Его звонкий безудержный смех был таким же невообразимо живым как и его зеленые глаза, как и его острозаточенные слова, как и многое другое в странном незнакомце по имени Вариус Шлейх, что по большей части было неуловимо, но все же осязаемо. И наблюдая все это, и понимая все это, Алексей Казанский то и дело задавался одним и тем же неоспоримым фактом-вопросом:
«Почему он может быть таким идеальным, а я нет? Что останавливает меня от того, чтобы быть тем, кем я хочу? Почему этот мир сделал меня своей подстилкой?..».
Конечно же, вопросов прозвучало побольше, чем один. Да и в запасе их было гораздо больше…. Но все они своей безбрежной совокупностью в конечном итоге сводились к одному и тому же – «Почему?». А вот с ответами была проблема. Их нужно было искать. И уж точно их никак нельзя было найти в одном из грязных и сырых переулков города Шиферодвинска. Их нужно было искать где-то в другом месте. Ну а странный бродяга по имени Вариус Шлейх при всей своей невообразимой уникальности если чем и мог помочь то только тем, чтобы помочь попасть в библиотеку…
- В библиотеку?..
Он все еще смеялся, хотя казалось, что период внутренних измышлений Алексея Казанского о вопросах и ответах вобрал в себя целую вечность.
- В библиотеку?..
Казалось, что бродяга совсем неспособен остановиться. Однако в какой-то момент он просто взял и перестал смеяться, а потом очень серьезно и сосредоточенно посмотрел своими изрыгающими обильное жизнелюбие зелеными глазами на того, кто в эту промозглую ночь случайно проходил мимо и слегка напряженно произнес:
- Она там за большими деревьями…
Его глаза, его пальцы, его слова небрежно указывали спецагенту нужное направление. Но в этой странной небрежности содержалось нечто большее – легкость, свобода, независимость…, то есть все то, чего так сильно желал один уставший от всего человек уже много-много дней и ночей…
- Спасибо.
Это было единственное достаточно честное предложение, которое смог придумать Алексей Казанский, когда наконец-то узнал, куда же ему двигаться дальше. Но странный бродяга ничего другого от него и не ждал. Он был вполне удовлетворен тем исчерпывающе искренним ответом, который получил и потому так же искренне, непринужденно и вполне самодостаточно произнес:
- Удачи тебе, приятель.
Любые другие слова, реплики и взаимные любезности могли только лишь испортить секундную идиллию этого мира. И понимая это, и принимая это, Казанский неторопливо развернулся и сделал шаг в указанном ранее направлении. Ну а странный бродяга по имени Вариус Шлейх постарался еще более удобно расположиться на дворовой лавочке и тем самым продолжить свой собственный путь.
«Вот черт…».
Алексею приходилось пробираться к цели то через ветвистые кусты, то через кишащую брошенными игрушками детскую площадку. А так как некто решил сэкономить на электричестве в самый настоящий час волка, его нога постоянно натыкалась либо на торчащие из земли корни, либо на кубики средних размеров. По большей части ничего страшного в этом не было, ведь спецагент отнюдь не являлся неженкой. Однако все эти случайные спотыкания настойчиво напоминали ему о том хорошем человеке, которого он предал, которого он бросил, которого он отпустил…
«Это я виноват…», - в миллионный раз горестно подумал Казанский, но от этого ничего в окружающем мире так и не поменялось.
Мир остался прежним – безразличным к тому, кто в очередной раз с ним категорически не согласен. А потому спецагенту пришлось в очередной раз смириться, пришлось и дальше делать все, чтобы оставить позади мучительные воспоминания, ветвистые кусты и кишащую брошенными игрушками детскую площадку, пришлось поверить в то, что ему очень нужно попасть в три часа ночи в библиотеку, ведь там есть нечто важное, что возможно сможет помочь, что возможно избавит от боли, вопросов и мыслей…
- Кажется, здесь…, - предполагающе произнес Алексей Казанский.
Путь в кромешной тьме был вроде как завершен и теперь спецагент стоял на скудно освещенном маленькой лампочкой пороге заведения с небольшой невзрачной табличкой:
«ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ ДЛЯ ТЕХ, КТО НЕ СПИТ».
- Думаю, что это то самое, - добавил к своему предыдущему изречению Казанский, прежде чем потянуться к кнопке дверного звонка и нажать на нее целых три раза.
Зеленая кнопка мягко и послушно проваливалась под несильным давлением указательного пальца спецагента, и после каждого недолгого нажатия где-то далеко внутри укрытого невзрачной дверью помещения звучал короткий звуковой сигнал, предупреждающий о незапланированном появлении нового гостя.
«Наверное, достаточно», – подумал Казанский после третьего прикосновения к зеленой кнопке, однако были некоторые сомнения…
Хотя бы потому, что ни после первого звонка, ни после третьего никто внутри так и не оживился и не соизволил отворить и распахнуть дверь перед тем, кто наивно и эгоцентрично предполагал, что его обязательно должны ждать с самыми распростертыми объятиями…
«Да уж», - сделал очень скептичное умозаключение тот, кому в эту непростую ночь была очень нужна библиотека.
Только вот он, судя по всему, был ей не очень-то и нужен. Или же это был слишком поспешный вывод, слишком неверный вывод? Алексей Казанский не знал, да впрочем, и не мог знать. Этой ночью все произошло слишком внезапно, слишком спонтанно, так что теперь он никак не мог винить кого-то постороннего за то, что его поспешные решения не привели к искомому и отчаянно ожидаемому результату. Теперь он мог только стоять на пороге некоего аутентичного заведения, старательно ждать и периодически оглядываться по сторонам, чтобы хоть как-то отогнать подступающую к горлу скуку. А вокруг было тихо, почти что темно и немного влажно, но к этому стоило начать привыкать, ведь постепенно мир снова становился той самой выгребной ямой, которую некто когда-то пытался улучшить и облагородить. И напрасно….
«Все неминуемо вернулось на круги своя», - спецагент тяжело вздохнул под грузом данного умозаключения.
Ему было горько, обидно и даже, наверное, больно, очень больно…. И как хорошо, что хоть кто-то все-таки сжалился над ним, над его чувствами, над его потерянным положением в этом мире и все же соизволил сунуть ключ в замок, провернуть его три раза, а потом толкнуть дверь от себя…
- Здравствуйте…
Из-за открывшейся входной двери в читальный зал, что вроде как был предназначен только лишь для тех, кто не спит и бодрствует посреди ночи, осторожно выглянула симпатичная брюнетка в очках. Голос, которым она произнесла свое чарующее ночное приветствие, был нежным, ласковым и томным. В руке она держала небольшой раскрытый томик Ремарка, но вовсе не это внезапно и с особым рвением заинтересовало спецагента ЗПЗ. Его заинтересовало то, что где-то рядом совершенно точно его ожидало «прочее»…
- Здравствуйте, - он произнес свое ответное приветствие ради некоего эфемерного приличия, но долго на этой полной жеманного этикета ноте не задержался, а тотчас погнался за тем, что с небывалой доселе надеждой именовал емким понятием «прочее».
И надо сказать, Казанский только о нем и думал, делая свой следующий шаг:
«Прочее, прочее, прочее…. Где же ты мое прочее?…».
И чтобы все-таки добраться до этого пока что слишком неопределенного «прочего», он очень резво и не совсем обдуманно предпринял незамедлительную попытку войти внутрь помещения, все еще укрытого от детального изучения пристальным взглядом. Винить Казанского за эту попытку необязательно, ведь он снова чего-то бесконечно сильно хотел и в связи с этим не мог своевременно остановиться, одуматься, собраться с мыслями. А в результате получилось так, что эта его излишне агрессивная попытка стала крайне неудачным предприятием, потому как симпатичная брюнетка в очках, несмотря на всю кажущуюся хрупкость телосложения, не позволила спецагенту совершить задуманное, остановив его резким толчком в грудь.
- Куда это вы собрались? – спросила она гораздо более резким и грубым голосом, чем до этого произнесла приветствующее «здравствуйте».
- Как куда? – обомлел Казанский, который не ожидал обнаружить на своем пути неуместное сопротивление, - Я же…
- Что вы же?..
Симпатичная брюнетка была то ли в бешенстве, то ли в гневе. Так сразу было сложно разобрать и угадать. Однако спецагенту ЗПЗ было не сложно сообразить, что весь этот эмоциональный взрыв с ее стороны вызван исключительно его неожиданным появлением на пороге заведения, обозначенного как читальный зал для полуночников. И поэтому он не стал стоять как вкопанный, а сделал кое-какие попытки для того, чтобы объясниться.
- Видите ли, мне нужны книги…, - сказал Казанский.
И в тот момент, когда это предложение рождалось в его голове, ему казалось, что оно является наиболее полным отражением существующих реалий. Только вот он очень сильно ошибался и в этом, безусловно, заключалась его главная беда.
- Книги? Вы за кого меня принимаете?
Симпатичная брюнетка в очках смотрела на Алексея Казанского почти что как на самого отъявленного идиота, который только что сбежал из самого закрытого и самого отдаленного Центра внутренней реабилитации.
- Но…
- Что «но»?!..
Спецагент не знал, что сказать в ответ на посылаемые в его адрес гневные реплики. С другой стороны он точно знал, что немногим ранее искал библиотеку, он также знал, что ему очень нужны книги, и знал, что возможно в них ему удастся обнаружить нечто важное, сокровенное, сакральное…
- И кто вы вообще такой?!
«Кто я такой?..», - этот вопрос Алексей Казанский довольно часто задавал себе и без посторонней помощи.
И очень часто ему удавалось найти целую массу разнообразных вариантов ответов. Но сегодня он почему-то сказал очень странную фразу:
- Я простой человек, которому больше некуда пойти…
Казанский совсем не хотел и не собирался, но почему-то вложил во внезапно сорвавшиеся с губ слова всю боль последних двух недель, всю боль последних лет, все боль одной слишком затянувшейся жизни. И симпатичная брюнетка в очках не смогла не услышать этих слов, не смогла пропустить их мимо ушей, не смогла и дальше продолжать источать гнев и необузданное недовольство.
- Так вы не в курсе? – спросила она, и голос ее снова стал мягким.
- Не знаю о чем?
Казанский смотрел в зеленые глаза девушки и думал о том, как же все сложно в этом сложном мире. Ему же хотелось чего-то простого, настоящего, открытого, не связанного условностями и предрассудками. А еще ему очень хотелось поделиться хоть с кем-нибудь всем тем, что алчуще зрело в глубине его сердца, в глубине его души, в глубине его истинного «я». Вот почему он не стал ввязываться в очередной диалог вопросов и ответов. И именно поэтому он внезапно начал рассказывать о своих чувствах совершенно постороннему человеку, хотя и знал, что очень сильно рискует…
- «…бессмысленный герой аутентичной прозы, который ищет ад, угодный лишь ему…»…
- Что-то знакомое…
Под действием коротких стихотворных строк симпатичная брюнетка в очках, чьи волосы были аккуратно уложены на затылке и скреплены изящной заколкой в виде бабочки бледно-голубой окраски, постепенно сбрасывала со своего прикрытого щегольской косметикой лица маску невыразимого негодования и оставляла место для более чуткой и трепетной мимики, для более правильных чувств и возможного взаимопонимания с тем, кто по странным и неуточненным обстоятельствам появился в эту странную ночь на пороге заведения, именуемого как читальный зал для тех, кому больше нечем заняться в темное время суток, однако на деле являющегося заведением совершенно другого рода.
- Вы ради этого сюда пришли?
Вопрос прозвучал прямо и по существу. Другого, конечно же, и не стоило ожидать от той, что до этого посмела очень грубо оттолкнуть великого и ужасного спецагента ЗПЗ. Правда девушка совсем не знала о конфиденциальном статусе нового гостя и быть может, если бы она была более осведомленной, то вела бы себя немного иначе. Однако Алексей Казанский, долгое время рыскавший в переулках в поисках странного и теперь уже не совсем понятного места, в любом случае решил бы, что нет никакого смысла юлить и пытаться придумывать очередную лживую историю для прикрытия своих истинных мотивов. Он слишком устал от всей той лжи и притворства, что заполняли все его личное жизненное пространство. И он слишком устал терпеть эту самую усталость. Ему очень хотелось чего-то другого, чего-то нового, чего-то непознанного и непознаваемого в короткий пятиминутный срок. Так что когда симпатичная брюнетка в очках напала на него в лобовой атаке со своим вопросом, он не стал отпираться, а добровольно сдался и попытался рассказать все так, как оно было, по его мнению, на самом деле.
- Да, - сдержанно ответил Казанский, и это было его первое слово самой настоящей правды за очень долгое время.
Брюнетка очень пристально посмотрела в глаза нового гостя заведения вроде как обозначенного как читальный зал и видимо попыталась предугадать все то, что очень хотело, но все еще не могло сорваться с языка незнакомца.
- Вы где-то прочитали или услышали ту самую произнесенную вами строчку, и она вас зацепила за живое…
Судя по голосовой интонации, складывалось впечатление, что девушка попросту тыркает пальцем в небо или же и того хуже – гадает на кофейной гуще. Однако так уж получалось, что она попадала в самую суть, и от этого стопроцентного попадания у спецагента перехватывало дыхание, терялся дар речи, и оставалось доступным всего лишь одно нескончаемо сокровенное слово:
- Да…
- Вы почувствовали в ней нечто важное…
И снова прямое попадание. Отпираться от данного факта не имело смысла. Имело смысл лишь прошептать:
- Да…
А потом имело смысл ждать новых прозорливых рассуждений, таких как:
- И вы решили, что очень важно прочитать самый полный вариант, потому как возможно в нем некто приберег те самые ответы, что вы так упорно ищите…
И снова все то же самое:
- Да…
В диалоге между хранительницей мнимого читального зала и так и не представившимся ночным гостем ничего не менялось. Но перемены вовсе и не требовались. И имевшегося в наличии «да» было вполне достаточно для того, чтобы непроизвольно попросить симпатичную брюнетку продолжать в том же духе и ни в коем случае не останавливаться. И симпатичная брюнетка, внимая нисколечко неозвученным желаниям странного гостя, не останавливалась. Она продолжала, продолжала и продолжала…. И это было так прекрасно, так восхитительно, что Казанский на мгновение почувствовал некое отдаленное подобие счастья и чуть не расплакался.
- И может быть, вас даже посещала мысль, - говорила та, что почему-то знала и понимала его истинные мотивы, - о том, что неплохо было бы лично пообщаться с автором, узнать того, человека, который написал крайне важное, нужное и необходимое вам откровение, который возможно чувствует то же самое, что и вы…
«Все так, все именно так и никак иначе», - сделал восторженное умозаключение Алексей Казанский, едва удивительно симпатичная брюнетка в очках закончила излагать свои непостижимые догадки.
При этом он очень хотел выразить накопившиеся мысли вслух, хотел восхититься необычайной прозорливостью той, что в эту странную ночь проводила время в очень странном месте, но вместо этого он смог только лишь в очередной раз произнести одно-единственное слово грубой и совсем не ложной правды:
- Да…
Потом была пауза. Короткая или длинная – определить было сложно. К тому же значимым было некое негласное эмоциональное содержание этой скомкано возникшей паузы, а вовсе не ее продолжительность. Без сбивчивого поверхностного дыхания, без бешеного пульса, отдающегося в висках, без легкой испарины на коже лба эта короткая или длинная пауза была бы обычным проходным событием, однако в соитии со всем вышеперечисленным она моментально становилась чем-то гораздо большим, чем-то гораздо более значимым, дающим крайне необходимую возможность собраться с силами и сделать страстные и волнительные шаги навстречу друг к другу.
- Кто ты? – спросил Казанский, когда его губы и язык вдоволь излобызали ту, что внезапно оказалась в его объятьях.
- А кто ты? – задала ответный вопрос та, чья упругая правая ягодичка временно обитала в алчуще вращающейся правой ладони Алексея.
Левой рукой он держал девушку за талию и ей же прижимал ее к себе, давая ей тем самым шанс ощутить низом живота его окаменевший член.
- Все так сложно, - произнес спецагент, всматриваясь в глубину безумно обворожительных зеленых глаз.
Только вот девушка имела свое противоположное мнение.
- Все просто, - сказала она.
И вслед за этой вроде как обыденной фразой ее рука совершила нечто вроде как приятное – нырнула в штаны прижавшегося к ней мужчины и нежно ощупала мягкими подушечками пальцев все то, что смогла обнаружить. Такое не могло не понравиться тому, кто слишком сильно любил женские ласки. А потому едва игривые пальчики той, что все еще держала его на пороге заведения с неоднозначной табличкой «ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ ДЛЯ ТЕХ, КТО НЕ СПИТ», неторопливо заскользили по влажной головке и бугристой из-за вздувшихся вен поверхности полового члена, Алексей Казанский издал негромкий надрывный стон, на мгновение закатил глаза, после чего снова посмотрел в необозримую глубь бездонно обворожительных зеленых глаз и прошептал:
- Я хочу тебя…
- Я тоже хочу тебя…
Казалось бы, после прозвучавших реплик все стало ясно, ведь они вроде как давали необходимый толчок, развязывали скованные ограничениями руки, давали долгожданную отмашку для свободы действий…. И Алексей Казанский уже хотел было несдержанно наброситься на мягкую, теплую и влажную женскую плоть, хотел неистово вцепиться в нее губами, зубами и всем своим не слишком аккуратным маникюром. Но всего этого он сделать не смог, потому как неожиданно прозвучали холодные и отрезвляющие слова:
- Но ты ведь не за этим сюда пришел?..
И тогда тому, кто мгновением ранее был чрезмерно возбужден, пришлось моментально охладить свой пыл и основательно задуматься.
«И правда,… что я делаю?..», - простой вопрос возник в голове спецагента сразу же, как только тестостерон перестал бить по мозгам, и появилась возможность снова ощутить ненадолго утерянную ясность рассуждений.
Подумав над этим вопросом, Алексей Казанский стал иначе смотреть в несомненно очень привлекательные зеленые глаза симпатичной брюнетки в очках, все еще пребывающей в его крепких и цепких объятиях угасающей страсти.
- Так что ты скажешь? – спросила та, чья ягодичка все еще экстатически сжималась под алчущей ладонью мужчины.
Но Алексей не имел при себе ни слов, ни предложений, способных описать то, что творилось в глубине его сердца. Слишком спутанной казалась ему внезапно возникшая ситуация, однако желание убежать почему-то его так и не посетило, будто для него было все-таки неотъемлемо важно стоять на пороге заведения, теперь уже совершенно точно именуемого странным, прижимать к себе странную и непознанную незнакомку и странным образом обдумывать все то, что ему все равно никогда и ни за что не суждено понять…
- Или может, я снова все скажу за тебя?..
Это был самый идеальный выход. И девушка, которая его предложила в этот самый противоречивый миг жизни бывшего журналиста и теперешнего спецагента ЗПЗ, внезапно стала для Алексея Казанского самой желанной женщиной на свете. А потому даже при всех имевшихся противоречиях он не смог себя сдержать и снова поцеловал ту самую, что до сих пор находилась в его неослабевающих объятиях. Однако на этот раз все было совсем иначе, ведь не страсть побуждала его коснуться своими разгоряченными губами невыносимо прекрасных губ симпатичной брюнетки в очках…. Возможна это была некая внезапная и наивная влюбленность или же странное и непонятное влечение, а может и просто вполне логичная благодарность тому, кто первым за очень долгое время понял истинные чувства и неподдельные мотивы того, кто слишком долго был одиноким и брошенным на произвол судьбы. Так что этот поцелуй обошелся без засасывания слюны и облизывания губ, щек и языка, но зато он был предельно нежен, галантен и полон невообразимой чувственности.
- Ты самая замечательная…, - тихо прошептал Казанский, когда поцелуй закончился.
Его взгляд снова и снова утопал в зеленых глазах той, чье имя ему так и не стало известно…
- Настя…
Ответ был дан еще до того, как он закончил думать о вопросе. И быть может в совсем другой ситуации это бы его несомненно удивило, испугало, насторожило…. Но только не здесь и не сейчас. Здесь и сейчас Алексей Казанский только порадовался и даже больше – ему внезапно захотелось расплакаться, но не от невыносимой боли как это бывало раньше, а от нескончаемой радости за себя, за ту, что вовсе не пыталась убежать из его объятий, и за весь мир, Вселенную, Бога…
- Все хорошо…
«О, Боже, как долго я ждал этих слов…. Почему же никогда раньше мне не было дозволено услышать того, кто их произносит? Почему?» - так думал человек с давным-давно израненным сердцем, и скупые слезы начали медленно и бесконтрольно скатываться по его щетинистым щекам.
Но, несмотря на все эти мысли, Бог не явился Алексею Казанскому. Его не было все так же, как не было и годы, недели, дни и часы до этого самого момента. Он был где-то в другом месте. Казанский не верил в то, что его нет совсем. Иначе бы все было бы намного-намного хуже, чем казалось здесь и сейчас. Иначе было бы совсем непонятно, для чего нужна была вся скопившаяся боль…
«Неужели ради капельки радости?»
Голову беззвучно плачущего человека ласково и осторожно прижала к своей груди та, что знала самый нужный ответ.
- Все хорошо…, - тихо прошептала она, почти что вдохнув слова в ухо Алексея.
И от этого ему стало очень-очень сладко, приятно, безопасно, удобно…. Наверное, можно было бы найти и много других наречий, способных описать некое апофеозное состояние Казанского, но он предпочел вместо них подобрать самые нужные слова.
«Я люблю ее…», - подумал он, и этим было сказано все до самой точки.
- И я люблю тебя, - произнесла вслух симпатичная брюнетка в очках, в очередной раз удивительным образом угадав его мысли.
Но все – плохое или хорошее – рано или поздно кончается. Слезы медленно, но верно сделали то, что и должны были. Вместе с ними наружу выплеснулся излишек душевной боли, избыток душевных терзаний и многое прочее нехорошее. А когда соленая влага на щеках Алексея Казанского немного подсохла, когда он вновь почувствовал в себе былую уверенность и способность сворачивать горы, не обращая внимания ни на какие кажущиеся непреодолимыми моральные и иные препятствия, ему было сказано то, что такие как он всегда ожидают услышать:
- Тебе нужно идти…
В душе Алексей прекрасно понимал, что избежать этих слов было невозможно. Но все равно, ревностно повинуясь своему строптивому характеру, слегка резковато оторвал голову от груди той, что каким-то чудом сумела очень нежно и старательно приласкать его сердце…
- Почему? Почему сейчас?
Он спрашивал, но не ждал ответа. Ответ ему и так был известен, и так был предельно ясен…
- Потому что так надо…
Ее слова лишь озвучили давным-давно известный факт…
«Я все время кому-то должен…».
И Алексей Казанский, прекрасно понимая, что не сможет слишком долго тянуть резину, истошно пытался урвать последние мгновение, в течение которого ему все же было позволено наслаждаться невыразимо прекрасной глубиной изумительно-зеленых глаз симпатичной брюнетки в очках, к которой он очень внезапно и очень неожиданно стал испытывать целую гамму невыразимо положительных эмоций. А ведь их знакомство длилось всего лишь несколько минут…
- Я люблю тебя, - произнес Казанский, пожалуй, самые важные слова в своей жизни.
И та, что была обладательницей чудесных зеленых глаз, не смогла не ответить ему тем же.
- Ты самый замечательный…
А потом она осторожно освободилась из его объятий, взяла за руку и повела за собой.
«Куда?» - хотел было спросить, едва был вынужден сделать свой первый шаг вслед за прекрасной девушкой по имени Настя.
Но не смог. Странное и вроде как совсем ненужное слово вместе с привязанным к нему клюшковидным знаком препинания застряло где-то глубоко в горле и там ощутило себя в более уместном положении, чем если бы было выброшено наружу вместе с переваренным воздухом из легких. И в связи с этим ему пришлось делать второй шаг, третий, четвертый…. И в итоге порог заведения с никуда не испарившейся табличкой «ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ ДЛЯ ТЕХ, КТО НЕ СПИТ» очень быстро оказался далеко позади. Теперь Алексей Казанский оказался внутри, но в то же время он был вынужден бродить с пока что неопределившейся целью по множественным узким коридорам, ведомый той самой, в которую как-то неожиданно влюбился.
«Она прекрасна. Она невообразимо прекрасна», - думал он снова, снова и снова, следуя за некой внезапно материализовавшейся мечтой.
И ему почему-то казалось, что он готов провести с этой мечтой целую вечность. Однако готов ли был Алексей Казанский провести все ту же самую бесконечно долгую вечность в странном и хаотичном броуновском движении по коридорам? Наверное, все-таки нет. И поэтому когда прозвучало долгожданное:
- Это здесь, - он облегченно вздохнул.
«Ну, наконец-то».
Однако то, что двое остановились перед дверью, выкрашенной в ярко-красный цвет, совсем не стало поводом для получения какого-либо ответа. Это лишь стало поводом для ожидания нового странного и непонятного движения. А Казанского и так слишком сильно утомило невнятное петляние направо, налево и туда-сюда. Он больше не хотел никуда идти после трех минут очень странным образом потраченного времени. Только вот чувства, любовь и нечто другое вынуждали его не противиться той, что держала его за руку и вела его к неизведанной цели. Они вынуждали его доверять и слушать.
- Там за этой дверью есть нечто…, - произнесла девушка Настя и, обернувшись, посмотрела на того, кто нашел в себе силы пойти на поводу у собственных ощущений.
«О, Боже, как же она прекрасна».
Казанского буквально пронзал невероятный трепет души, что возникал из-за передающегося сквозь сомкнутые ладони пульса, который в свою очередь рождался из простой обычной будничной работы сердечной мышцы единственного дорогого ему человека. И он очень надеялся на то, что ему все-таки будет позволено остаться внутри этой мышцы в виде безликого и меркнущего образа…
- Тебе пора.
О, да. Момент настал. А Казанский ничуть ему не удивился, не расстроился, не обиделся и не начал роптать на вечно неуемные превратности судьбы. Он постарался обойтись без всего вышеперечисленного, потому как прекрасно знал, что при любом раскладе ему не суждено что-либо изменить в этой Вселенной или же в какой другой альтернативной, непохожей на ту в которой ему приходиться каждодневно просыпаться, в чужой или же в по-настоящему родной. И в связи с этим он даже и не пытался надеяться на нечто противоположное тому плачевному финалу, который медленно, но верно ждал его за ярко-красной дверью. Он слишком давно смирился с грядущей неизбежностью, но вроде как все еще желал в последний раз насладиться необозримой глубиной обворожительно-зеленых глаз.
- Ведь мы больше не увидимся? – спросил Алексей у той, что вместе с ним стояла перед внезапно ставшей ненавистной дверью ярко-красного цвета.
Наверное, она должна была при этом произнести некое эпическое напутствие. Но, несомненно, ей и самой было больно, и потому она так и не могла успешно подготовить нового новобранца к тому, что ждало его за очередным порогом.
- Как знать…, – выдавила из себя девушка Настя.
И выстрелив в безрассудное бытие этой скользкой угловатой фразой, симпатичная брюнетка в очках попыталась отвести взгляд в сторону для того, чтобы ослабить или же наотмашь разорвать слишком сильно вросшую в ее сердце связь. Но Казанский не позволил этого. Он не хотел этого. И возможно то, что он сделал секундой позже многие, скорее всего, назовут грубостью и мужланством, да только соль ситуации в том, что все это произошло из самых лучших побуждений.
- Не надо, - потребовал Алексей, но перед этим схватил свою внезапно случившуюся возлюбленную за подбородок и силой повернул ее лицо в свою сторону.
- У меня будет синяк…
- Ну и черт с ним…
Мгновение или же гораздо более долгий промежуток времени двое  смотрели друг на друга и настойчиво пытались наконец-то определиться кто они и зачем им все-таки нужна эта чертова дверь ярко-красного цвета, перед которой они стоят словно истуканы. Но мир вокруг них не хотел ждать, не хотел наблюдать за чужой чувственной перипетией. Он хотел простых и односложных решений, в которых ему было все заранее ясно и понятно.
- Щелк-щелк-щелк…
Так прозвучал негромкий скрежет внутри замка, запиравшего странную и непонятную дверь. И после этого стало ясно, что больше не будет никаких отсрочек. Дверь отперта и точка.
- Хватит! – надрывно крикнула девушка Настя.
А потом она очень сильно толкнула рукой ярко-красную дверь в направлении от себя. И выглядело это почти точно так же, как некоторое время назад, когда она толкала в грудь незваного и нерадивого гостя.
«Она этого хочет…», - подумал Казанский.
Но даже такой убойно оглушающий вывод не смог заставить его лишиться последних сомнений и шагнуть в направлении резко распахнувшейся двери, ведь та, как оказалось, вела в странную пугающую кромешную тьму.
- А ты точно уверена, что мне нужно пройти именно туда?
Сомнения были. И Алексей не молчал о них, а говорил о них напрямую. Только вот мог ли он противопоставить что-либо необозримой и прекрасной глубине зеленых глаз? Наверное, нет. А если нет, то тем более ему было нечего сказать против неугасающих и очень настойчивых требований симпатичной брюнетки в очках, когда из все тех же зеленых глаз вполне ожидаемо повеяло пронизывающим и отрезвляющим холодом, содержащим в себе один короткий и очень строгий приказ:
«Ты должен это сделать!»
«Ну и черт с ним», - подумал Казанский, когда бороться с сомнениями стало невмоготу.
И тогда он все-таки шагнул в сторону широко распахнутой ярко-красной двери, потом шагнул еще раз для того, чтобы приблизиться к нетерпеливо ждущей кромешной тьме. Был и третий шаг. И совершая его, Алексей постарался непринуждённо и вскользь едва-едва коснуться упругой попки той, ради которой он собственно и стремился шагнуть в непонятную темень.  А всякие более ранние разговоры о поиске смысла жизни и содержательности мироздания для него уже были слишком не важны и туманны. Смотря в бесконечно глубокие глаза, Казанский вроде как обрел тот самый смысл, о котором мечтал. И пускай это случайное знакомство длилось секунду, мгновение или даже меньше, он ни о чем не жалел, потому как теперь ему было совершенно точно известно, что можно жить иначе, что не обязательно запирать себя в четырех стенах и экстатически наслаждаться собственным одиночеством…
- Не забывай меня…
Ответа он не услышал, ведь как только был сделан последний шаг во тьму, ярко-красная дверь резко захлопнулась сама собой, и в замке снова раздался приглушенный скрежет. Так что Алексей в итоге так и не узнал о том, был ли ответ или же симпатичная брюнетка в очках, в которую ему  довелось внезапно и неожиданно влюбиться, предпочла промолчать и оставить без внимания его прощальные слова. Но зато теперь он прибывал в полной и неоспоримой власти непроницаемой темноты вокруг себя. В этом было что-то необычное, странное, завораживающее…. А потому в какой-то момент он даже подумал:
«Забавно… очень забавно… очень-очень забавно…».
- Здравствуйте, спецагент Казанский. Спасибо, что пришли.
Внезапно врезавшийся в уши голос заставил начать думать на совсем другие темы, отличные по содержанию от тех, которые могли бы рассмешить или позабавить. Во-первых, его интересовало, что за голос снова заговорил с ним из ниоткуда?..
«Точно такой же, как в треклятом Терминальном Центре Внутренней Реабилитации, где все пошло наперекосяк…», - подумал Алексей.
И с таким умозаключением было сложно спорить. Да в принципе и не нужно было.
- Ты прав. Ты во всем прав, - сказал голос, как бы угадывая наперед.
«Почти как оставшаяся за дверью прекрасная и восхитительная девушка Настя…».
На самом деле Казанский думал о важном, но образ симпатичной брюнетки в очках всплыл в его сознании сам собой. И тогда ему пришлось от него спешно отмахиваться, ведь ему было жизненно необходимо подумать о своей легенде, о своем рабочем прикрытии, без которого все угрожало стать слишком сложным.
- Кто вы? Вы знаете кто я? Откуда?
Недовольный спецагент без передышки задавал целую кучу грозных вопросов. Но в кого ему было бросать их гневные ошметки? Кругом была только темнота и ничего более. И даже когда темнота внезапно исчезла, благосклонно уступив место свету, в обстоятельствах и перспективах мало что изменилось…
- Какого черта?!
Такова была первая реакция Алексея Казанского в тот момент, когда он обнаружил себя в большой пустой комнате, чьи стены, пол и потолок были выкрашены в темно-фиолетовый цвет. Потом же немного пораскинув мозгами и сделав несколько шагов вперед, Казанский оказался в центре комнаты, и тогда он спросил:
- Вы смеетесь?!
На этот раз вопрос не был произнесен спонтанно, на этот раз все было иначе, потому как теперь Алексей знал, кому следует задавать вопрос и следует ли вообще дожидаться ответов.
- Вы же прекрасно знаете, что я не могу смеяться…
Слова, произнесенные немного нараспев, лишь подтвердили более ранние догадки, того, кому совсем не нравилось находиться в странной фиолетовой комнате. Однако раскрыв одну из миллиона крохотных истин, Казанский не получил какого-либо упоения, так как ни на секунду не переставал думать о том, что потерял.
«Я ведь просто пришел за книгой. Хотел нравственно проникнуться экзистенциальным чтивом, а тут на тебя – любовь, морковь и все прочее…».
- Тебе не нужна книга.
- Не нужна?! – едва не рассмеялся Казанский, - Да что ты можешь знать о моих нуждах? Ты же всего лишь гребаный компьютер…
- Все.
Такого вот ответа спецагент никак не ожидал. Он совершенно точно ожидал чего-то другого. И к тому же ему совсем перестало нравиться, что некто способен читать его мысли. Это странное обстоятельство его очень сильно пугало и еще больше обезоруживало, обескураживало, порабощало... Он же и так стоял один-одинешенек посреди странной фиолетовой комнаты и был вынужден вслушиваться в немногословные реплики голоса, звучащего из ниоткуда. Разве что-то в его жизни могло быть хуже?
«И ради чего же мне все это нужно?»
- Ради самого себя…
Голос опять и снова узнал про то, что казалось бы обязательно должно быть скрыта для чужого слишком назойливого интереса. Однако делать акценты именно на этом спецагенту ЗПЗ было однозначно неинтересно.
- Ради меня? – с гневным удивлением произнес Казанский, тщетно ища глазами в однотонновыкрашенных стенах и потолке того, кто почему-то имел неописуемую смелость диктовать ему свои условия.
И тут он не смог не рассмеялся. Но смех этот получился в итоге совсем не звучным и не веселым, а очень хриплым, судорожно-сбивчивым и не вносящим ни единой нотки позитива в запертую атмосферу странной фиолетовой комнаты.
- Так точно, - ответил голос с безоговорочным холодом и безразличием.
Однако если бы некто внезапно захотел обвинить говорящего из ниоткуда в черствости или попытался бы повесить на него какие-либо прочие ярлыки, то, несомненно, пустился бы в самую глупую и безнадежную затею, потому как компьютерный интеллект данной категории совершенно точно не имел никаких эмоциональных подпрограмм. Ну а если бы они все-таки были у голоса, звучащего из ниоткуда, то он все равно бы не смог ответить за порожденные в нем эмоции и чувства, так как все они ни при каких условиях не смогли бы стать частью его сути. Они стали бы лишь тем, что насильно втиснуто в скудный процессор чужой волей, чужими мыслями, чужим желанием жить и любить…
- И что дальше? – спросил Казанский у того, кого не видел, но время от времени имел неудовольствие слышать.
Но на этот раз ответа не последовало. И пауза, сотканная из предшествующих размышлений, начала затягиваться больше, чем на мгновение. Однако Алексей прекрасно понимал, что все это не просто так, что его вовсе не пытаются глупо и обиженно игнорировать, что все намного сложнее, страннее и неопределеннее…
- Только не говорите, что хотите меня принять в некую секту, орден или в нечто в этом духе…, - в очередной не вполне удачной попытке посмеяться произнес Казанский, когда дожидаться неожиданного и неизвестного стало уже невмоготу.
- Секты бывают разные.
Фраза прозвучала как некий затертый до дыр избирательный лозунг. И теперь уже смеяться не имело смысла. Еще раз оглянувшись по сторонам, еще раз вскользь пробежавшись уставшими от тяжелой ночи глазами по утомляюще фиолетовым стенам и потолку, посмотрев себе под ноги на неискоренимо фиолетовый пол, спецагент ЗПЗ внезапно понял, что, наверное, напрасно в очередной раз пошел на поводу у собственных чувств и что на этот раз он, наверное, зашел слишком далеко…
«Черт возьми», - подумал он.
А потом ему очень сильно захотелось обернуться и убежать, но оглянувшись назад Казанский не увидел позади себя той самой ярко-красной двери, что привела его в странную фиолетовую комнату с живущим в ней и звучащим в ней голосом из ниоткуда. И тогда он пришел к очень логичному выводу:
- Это конец…. Это конец…. Это полное фиаско…
Слова были произнесены вслух, потому как скрыть их внутри себя было уже попросту невозможно, потому как они сами собой неистово рвались наружу. Видимо они очень хотели быть произнесенными и очень хотели быть услышанными. Да и был ли смысл не произносить эти самые слова вслух и творить секреты там, где некто великий и ужасный способен видеть вас насквозь, где некто вложил свои слова в уста безликого компьютера, где некто может гораздо больше, чем просто испугать вас до усрачки?..
- Нет, это не конец, - ответил голос, - Это новое начало.
А потом над головой спецагента Алексея Казанского внезапно раздался очень громкий раздирающий слух скрежет. Этот звук был очень похож на тот самый, что раньше был слышен при возне в замке запирающейся ярко-красной двери, но только в миллионы раз сильнее. Он был настолько громким и противным, что Алексею пришлось не только зажать ладонями уши, но и рефлекторно упасть на колени, вжаться головой в колени, всем телом вжаться в колени.
«Боже!» - кричал он в собственной голове, но это не помогало.
Впрочем, ненавистный скрежет не мог длиться вечность. Рано или поздно он, несомненно, должен был закончиться. И он закончился.
«Спасибо», - тихо прошептал Казанский внутри себя.
Однако он по-прежнему не знал, кого следует благодарить за боль и за радость, кто главный в очередном вселенском карнавале и что собственно происходит на самом деле. Голос мог бы ответить. Но голос из ниоткуда не отвечал, а все молчал и молчал, несмотря на множество свершившихся и продолжавших свершаться мыслей в голове спецагента ЗПЗ. И в связи с этим Алексею Казанскому понемногу начинало казаться, что теперь марионеточному голосу компьютера совершенно плевать на простого и обычного человека, опустившегося перед ним на колени.
«Как же так?» - безутешно подумал и также безутешно спросил у своего нутра тот, чье безответное ожидание почему-то затянулось на очень долгие минуты.
Но ни слов, ни какого-либо иного ответа все не было и не было. Были лишь фиолетовые стены, фиолетовый пол и кафельная плитка на полу все того же отнюдь не приятного фиолетового цвета. И это было ужасно, трагично и совсем не оптимистично. В первую очередь потому, что Казанский не знал, как же быть дальше – продолжать пребывать на коленях или же все-таки встать, уйти, убежать, удалиться к чертовой матери…. Только вот за его спиной, как и прежде, уже не существовала ярко-красная дверь, способная стать спасительным выходом. А значит человеку, вошедшему во тьму, никак нельзя было из нее выйти. И хотя тьма перестала быть тьмой какое-то время назад, сущность происходящего не изменилась. Казанский все еще был именно там, куда его неминуемо привела извилистая цепочка событий. Они были плохими, хорошими, разными…. И все они зачем-то двигали его вперед со странной и неопределенной настойчивостью…
«Так вот оно что…».
И так уж получилось, что теперь Казанский наконец-то понял для чего была нужна вся та боль и вся та радость, через которые ему довелось пройти, для чего понадобились дикие и казавшиеся неоправданными жертвы…
«Как долго и как мучительно я не понимал…. Наверное, все потому, что я не видел целостной и закономерной картины…».
Он не видел целостной картины и прямо сейчас. Но интуитивно чувствовал реальность ее существования. И поэтому когда откуда-то сверху все-таки раздался голос, сказавший:
- Посмотри наверх! – Алексей не стал сомневаться.
Он просто взял и посмотрел наверх с неистовой надеждой увидеть того самого Бога, которого ему приходилось искать слишком долго и совершенно тщетно, напрасно, безуспешно…. Конечно же, никакого Бога Казанский так и не увидел и небеса не разверзлись эпическим образом над его головой. Однако заместо ожидаемого чуда кое-что все же разверзлось – отвратительный фиолетовый потолок, и вниз к вжавшемуся коленями в пол спецагенту ЗПЗ стал медленно спускаться унитаз уже знакомого ярко-красного цвета.
- Смотри и радуйся! – потребовал голос.
Обязательно, - с некоторым удивлением поразмыслил Алексей, но без какого-либо негатива.
Он также постарался своевременно отползти в сторону, чтобы случайным образом не схлопотать по макушке увесистым и достаточно громоздким керамическим изделием, когда возникла такая необходимость.
- Для чего?
Новый вопрос был также закономерен, как и все предыдущие. Только вот что же такое получил  в качестве ответа Алексей Казанский? Неужели что-то стоящее? Неужели именно то, что требовала его душа или же то, о чем томилось его сердце?
- Так нужно.
На самом деле компьютерный голос как обычно выдал очередную броскую и изрядно патетичную фразу, не дающую ничего – ни надежды, ни веры, ни утешения…. Словно некоторый перечень бездумных звуков просто взял и улетел в зияющую пустоту бытия и все на этом. Точка. Одна единственная. Большая и жирная…
- Кому? – хотел было уточнить Алексей, но не успел…
- Хрямсь!!!
Небольшой грохот опустившегося с фиолетового потолка ярко-красного унитаза внезапно помешал продолжению бессмысленного диалога. А потом уже было слишком поздно и бессмысленно продолжать настаивать на ответах...
«Возможно, их нет. Или этот неспособный самостоятельно мыслить марионеточный голос некого уж очень масштабного компьютерного интерфейса не знаком с ними, не имеет о них какого-либо представления, а значит он совсем не тот, кто мне нужен, не тот, кто сумеет мне помочь, не тот, кто знает…».
- И все же я знаю твой путь.
«Черт!» - обозлился Казанский, - «Опять эта чертова телепатия».
А голос тем временем наконец-то начал говорить по существу:
- То, что ты видишь перед собой, не просто вещь. Это особый предмет, особый механизм. Он поможет тебе, он отправит тебя именно туда, где ты должен быть согласно великому и ужасному замыслу Вселенной. Тебе только нужно сесть на этот ярко-красный унитаз и все случиться. Ты сделаешь это?
Спецагент ЗПЗ очень долго ждал только что прозвучавших инструкций, но теперь, когда он все-таки дождался и получил желаемое, он почему-то колебался сделать последний шаг к ответам. А потому все еще стоя на коленях перед ярко-красным унитазом, Казанский не переставал думать, думать и думать.... И он потратил последнее доступное ему мгновение свободомыслия на то, чтобы пытаться понять, осознать, уловить и определить нечто непостижимое, то есть то, что, несомненно, знал некий неопределимый субъект, перманентно читающий его сокровенные желания и мысли, но не показывающий лица на свет Божий, скрывающийся в очень мрачной тени, прячущийся за миражом вездесущего голоса из ниоткуда. Только вот ничего не получилось. И когда последнее мгновение себя исчерпало, и голос спросил:
- Так что ты решил? – Казанский не ответил.
Он просто медленно поднялся с колен, подошел вплотную к особенному механизму, который вызывал в нем очень смешанные чувства, повернулся к нему спиной и сел. А после все и случилось. Легкая дрожь пробежала по спине Алексея и дальше….
«Вот так номер», - это была относительно неплохая характеристика эффектному действу, нежданно свалившемуся на и так не вполне здоровую голову спецагента ЗПЗ.
Это странное эффектное действо было вызвано явлением, произошедшим после крайне непродолжительного сидения на ярко-красном унитазе. И конечно, Казанский с легкостью мог бы старательно усомниться в реальности случившегося, а чуть позже мог бы не менее энергично попытаться оспорить невероятность внезапной телепортации. Но он не стал этого делать. Алексей слишком устал и чувствовал себя чересчур истощенным в моральном плане, а потому вместо того, чтобы затягивать себя в новый бессрочный бой с собственным благоразумием, он просто выпрямился и посмотрел по сторонам.
- Возможно, я здесь когда-то был или же никогда здесь не был, - озадаченно предположил спецагент ЗПЗ, стоя посреди одной из полузатенённых улиц города Шиферодвинска и произнося свои мысли вслух.
Судя по скупой интенсивности дорожного движения и отсутствию прохожих, ему было несложно догадаться, что до рассвета еще далеко. Однако тротуар под его ногами был не только изрядно влажным из-за промозглой погоды, но и немного сдобренным мыльной пеной. И это очевидное обстоятельство позволяло в тот момент любому смело хвататься за утверждение, что стрелки часов уже давно успешно перебрались через  цифру пять, позволив тем самым специалистам по уборке улиц начать свой рабочий день и пустить в ход свои беспощадные орудия борьбы за чистоту.
- Пойду-ка я отсюда, пока еще можно, - решил Казанский.
Он не хотел быть смытым с тротуара вместе с прочей грязью. Такая непривлекательная судьба его совсем не устраивала. Ему хотелось других вариантов. В частности Казанский все еще стремился жить и продолжать мириться с темнотой внутри себя. И именно поэтому он очень быстрым шагом убежал от угрожавшей ему машины, которая чистила улицы тугим и неиссякаемым напором воды, именно поэтому он стремительно обогнул здание с огромной крючковатой вывеской «ВАЖНАЯ ПЕРСОНА» и практически неудержимо свернул за угол. А там за углом его ждало нечто новое, неожиданное, практически непознанное и совершенно точно ничего не знающее обо всех тех немыслимых страданиях, мечтах и слабостях давным-давно уставшего от очень непростой судьбы человека. И это было печально, но тот, кто спешно свернул за угол, все еще очень сильно надеялся, что ему непременно удастся хоть что-то поменять в угрюмой традиции столкновений. И слова его были:
«Вот оно. Наверное, это то самое, ради чего я был послан сюда тем странным непонятным механизмом, выглядевшем как вполне обычный ярко-красный унитаз», - именно так подумал Алексей Казанский, когда наткнулся за углом на очередную полузатененную улицу, но совсем не она заинтересовала и встревожила спецагента.
Но сделав несколько шагов вперед, он быстро понял, что в очередной раз ошибся. И это было больно. По-настоящему больно и невыносимо удручающе. И снова в сердце агента эмоции хлынули через край, и снова он не выдержал и с горечью прошептал вслух те самые мысли отчаяния, что раздирали его душу на мелкие-мелкие части.
- Как жаль…, - коротко и ясно.
- Что ты там сказал?..
Спецагенту ЗПЗ не нужны были лишние шаги, чтобы понять очевидное – девушка, идущая по тротуару впереди него, отнюдь не была той, кого он очень долго искал. Она не была его спасением, она не была дорогой, по которой мог бы пройти потерявшийся среди вещей и событий Алексей Казанский. Да и как такое могло случиться, раз уж девушка и сама-то едва держалась на ногах из-за переизбытка алкоголя в крови, а возможно и других запрещенных препаратов? Определенно нет, не могло…
- Так че ты там…
Пьяную девушку шатало из стороны в сторону, сильно штормило, колбасило. И Алексея одолевали весьма сильные сомнения касательно ее способности сознательно воспринимать его присутствие. Однако в большей степени спецагента волновали его собственные действия, ведь он никак не мог понять, куда же ему идти дальше: ретироваться или же все-таки ввязать в беседу с той, что вряд ли сможет своим безрассудством вернуть мир в его естественную позу. И поэтому, слава богу, что проблема внезапно разрешилась сама собой.
- А я тут вот так развлекаюсь..., - попыталась было промямлить некие слова та, что бесцельно бродила мимо горящих неоновых вывесок и закрытых дверей.
Только вот продолжить она так и не смогла. Видимо мозг в ее голове в тот момент отключился окончательно и ее телу остался лишь один вариант дальнейших действий – упасть лицом в неглубокую лужу и уже не шевелиться.
«Плачевный итог», - подумал Алексей, но раскисать не стал.
Вместо этого он сделал несколько шагов вперед, осторожно переступил через ту, что небрежно лежала, перегородив ему дорогу, и пошел дальше без каких-либо лишних мыслей и сожалений. А метров через сто Казанский свернул за очередной угол и там он наконец-то наткнулся на нечто действительно стоящее. Оно находилось на другой стороне улицы, за временно иссякшим потоком машин и выглядело просто великолепно…
- СТРАХА БОЛЬШЕ НЕТ, - прочитал Алексей фразу, вбитую огромными перевернутыми на бок буквами в гранит стены обычного офисного здания.
Буквы эти играли интересным разноцветным огнем флюоресценции, что успокаивал, умиротворял, порождал в сердце трепет…. Это было значимо для спецагента ЗПЗ, но куда важнее было то, что последняя буква «Т» была оформлена в виде стрелки, так что теперь он совершенно точно знал, куда ему следует направляться.
Глава 15: Последняя скрижаль.
Этим очень поздним вечером за широким столом игры в тау-дунай как обычно собралась самая разношерстная публика. И каждый из тех, кто сидел на одном из девятнадцати игровых мест имел свои планы, желания и амбиции. Другое дело готовы ли они были заплатить за все те вещи, что творились у них в голове и что настойчиво рвались из извилин наружу? Об этом каждому из них предстояло узнать еще до полуночи.
- Господа!.. – обратился к свежеиспеченным игрокам тот, кому в тысяча первый раз предстояло виртуозно дирижировать игровым процессом.
Он был крепко связан качественной бирушвейской веревкой, обмотанной вокруг его тела сорока семью петлями, и подвешен вниз головой к большому черному крюку, надежно укрепленному под потолком. Согласно правилам игры, тандеррор (именно так именовался ведущий данного мероприятия) не мог висеть слишком низко, так как мог бы ненароком вмешаться в игровой сюжет. Он также не должен был висеть и слишком высоко, ведь тогда бы ему не удалось бы достичь необходимого зрительного контакта с игроками. Оптимальной высотой фиксации в данном случае считалось два с половиной гвадалка (эта единица измерения длины использовалась в повседневной жизни обитателями планеты Кракапарчи затерянной системы Тварандол, где собственно и должен был вот-вот начаться тысяча первый матч в искусстве тау-дунай), что в пересчете  на крапинаны (единицы измерения длины, общепринятые в границах Трансгалактического Синцития) составляло 1,77. Во Вселенной Светлой Материи ни о тех, ни о других единицах люди не имели и малейшего понятия и поэтому смогли бы оценить высоту фиксации тандеррора над игровым столом только лишь как пятьдесят два сантиметра.
- Добро пожаловать в мир ваших кошмаров!
Тандеррор улыбался. Его радость была злобной, ехидной и сопровождалась обнажением кривых, желтых и наполовину гнилых зубов. Его радость провоцировала, требовала, жаждала той или иной реакции от очередной совокупности игроков. Но никто из девятнадцати так и не посмел ответить на неоднозначное приветствие подвешенного вниз головой кракапарчианина ни взглядом, ни словом, ни жестом. Большинство из них было слишком напугано всем тем, что вот-вот должно было с ними произойти. И этому не стоило удивляться, ведь под игровой шатер их привело не желание, а голод, долги и угрозы тех, кто обещал переломать ноги маленьким детям. Другие же были чересчур безразличны ко всему происходящему, чтобы обратить хоть чуточку внимания на какие-то там скользкие слова. Для них тау-дунай была отнюдь не первой попыткой отыскать самый эффективный способ саморазрушения. И одним из таких игроков был некто, кого самые алчные и продажные обитатели городских низов Грабаркатана называли коротко и лаконично – Аландор-Кай.
«Давай уже начинай! Сколько еще можно ждать?! Неужели еще одну вечность?!»
Никто из игроков и уж тем более никто из присутствовавших личностей в многочисленном зрительном зале не был в курсе того, о какой вечности упомянул в своих мыслях некий Аландор Кай. Для восемнадцати избранных и старательно одетых с иголочки граждан системы Тварандол игра все еще не началась, и поэтому пока что никто из них не обладал сверхъестественной способностью читать чужие мысли, исследовать чужие страхи, проникать в чужое подсознание и творить с ним самые невообразимые вещи. Пока что они могли лишь бросать друг на друга короткие робкие взгляды, молиться и надеяться на лучшую участь. И пускай вид грязного, непричесанного и заросшего щетиной иноземца, усаженного на случайно выбранное место под номером семнадцать, был вполне ощутимой сориной в глазу каждого из восемнадцати благородных сынов Тварандола, в этот самый момент (за пять секунд до начала очередного турнира тау-дунай) им было предпочтительнее засунуть свою брезгливость и благородную чванливость достаточно глубоко, чтобы успеть подумать о том, что их жизнь и их дальнейшее существование во Вселенной висят на очень тонком и ломком волоске. И поверьте, что каждый из восемнадцати очень хотел породить эту мысль до того, как прозвучат самые категоричные слова среди всех возможных:
- И мы начинаем!
Они хотели этого, потому что потом было бы слишком поздно. Но вот фраза очумелой фатальности прозвучала, и дверь в свободомыслие резко захлопнулась.
- Кто не успел, тот опоздал! – насмешливо обозначил висящий вниз головой тандеррор.
Ему было весело. Да и как иначе он мог себя вести, раз для прочтения чужой мозговой активности ему не требовался дополнительный сигнал или же умозрительный толчок, которым ему самолично пришлось только что воспользоваться для введения девятнадцати добровольцев в игровой процесс. Для него чтение мыслей мало чем отличалось от дыхания, жевания и прочих естественных процессов. И поэтому он был прекрасно осведомлен и о терзаниях последних пяти секунд, и о еще одной вечности, и о многом другом. И именно поэтому он был весел, смеялся и улыбался, ведь уже сейчас ему было заранее известно кто сломается первым, а кто последним в этом тысяча первом смертельном состязании, неизменно происходящим под блеклым сиянием пяти черных солнц, неторопливо бегущих за горизонт планеты Кракапарчи.
- И сейчас мы пригласим к игровому столу…
Тандеррор говорил и вел себя как истинный шоумен. Но по вине традиций, связавших ему руки и ноги, ему не было позволено размахивать конечностями и скакать по сцене. А потому он только и мог, что двигать губами, щеками и языком, тем самым виртуозно стараясь подогреть игровую атмосферу.
- Как вы думаете… кого?!
Восемнадцать человек сосредоточенно смотрели в ярко-зеленые глаза обращающегося к ним тандеррора и искренне надеялись, что это их сомнительное напряжение взгляда хоть как-то поможет им спастись от неизбежного краха в беспощадном состязании тау-дунай. Естественно все восемнадцать ошибались. Не ошибался лишь девятнадцатый, который в противовес другим смотрел в противоположную сторону. Он смотрел в зрительный зал, но не просто так, не назло остальным. Просто ему хотелось верить, что внезапно случиться чудо и быть может в толпе любопытствующих зевак найдется один-единственный человек во Вселенной, который запомнит его не как чудовищного негодяя, не как безумца, своими руками погубившего самое лучшее в своей жизни, а как того самого смельчака, что смотрел в лицо смерти не моргая.
«Черт бы его побрал!» - думал меж тем тандеррор, уже теперь понимая, что в этот тысяча первый раз все скорее всего пойдет не по его заранее отрепетированному плану.
И копаясь в голове того, кто преднамеренно скрывал свое настоящее имя и называл себя гиблым именем Аландор-Кай, он очень быстро узнал, почему же во Вселенной так незапланированно смог зародиться такой вот неказистый нонсенс.
«Вот же мерзавец», - возмутился тандеррор, не забывая поддерживать зрительный контакт с теми восемнадцатью, что поддавались внушению легко и безукоризненно.
Несомненно, его ярко-зеленым глазам было доступно очень многое. Однако не все. Когда это были какие-то там несусветные мелочи, тандеррор не думал о них, просто забывал об их существовании и больше никогда не вспоминал. Но здесь и сейчас поступить столь пренебрежительно по отношению к реальности было невозможно, потому как то, что было ранее неизвестным и только что вскрылось, непосредственно касалось его работы, его призвания, его наследия…
«Ничего. Я разберусь с вами позже. Разберусь жестоко и беспощадно», - так вот решил тандеррор в отношении орионских спекулянтов, которые каким-то невообразимым образом сумели проникнуть в его тайный архив и наглым образом скопировали тысячу записей турнира тау-дунай, которые потом продали тому, кто заплатил больше всех.
Тандеррор так же настойчиво подозревал, что некто из его ближнего круга слишком любезно помог орионским спекулянтам. Но и об этом он должен был позаботиться позже, потому как сейчас ему было крайне необходимо произнести очередную громогласную реплику:
- Ну, конечно же, жеребьевщика!!!
Зрительный зал как будто только и ждал этой самой реплики, чтобы наконец-то прервать свое пугливое гробовое молчание и с неожиданной фееричностью экстатически взорваться шквалом неописуемых оваций.
- Вау!!!… У-у-у-у-у-у!.. Да-да!..
Здесь было все: свист, стоны, крики. Но именно этого и добивался старательный тандеррор, именно этого хотел он для своего ослепительного шоу, готовящегося феерически выстрелить в тысяча первый раз. И надо отметить, что до недавних пор у Харика Фалотта, потомственного руководителя турниром тау-дунай все шло как по маслу. День ото дня шоу все больше и больше привлекало к себе внимание как бесцельно прохлаждающихся разгильдяев великого и ужасного города Грабаркатана, так и высоких и могущественных представителей правящей элиты Тварандолской Планетарной Конфедерации. И хотя все до единого конфедераты обитали на более ухоженной и плодородной планете Чванковаль, которая, между прочим, находилась на другом краю планетарной системы, слух о незабываемом зрелище дошел и до них. А потому Харик Фалотт уже давно лишился спокойного сна, потому как после захода пяти черных солнц постоянно ворочался в кровати с боку на бок и мечтательно размышлял о том времени, когда его уступчиво пригласят на торжественный прием в Золотой Дворец Пятого Царства и лично представят его скромную личность величественной персоне демократора Кватарлеуха Пятьдесят Седьмого. И минуту назад тандеррор был более чем уверен, что эта мечта обязательно сбудется, что у него все получиться и невообразимый успех никак не сможет избежать встречи с ним, обычным человеком из самых грязных трущоб города Грабаркатана, который всего добился сам путем упорства и усердия. Но минута прошла и все очень резко поменялось.
«Твою мать! Уроды! Подонки! Твари!» -  Харик Фалотт с трудом сдерживал рьяный гнев и неистовое негодование, заставшие его врасплох.
Он не хотел, но был вынужден сдерживать свои отнюдь не положительные эмоции, потому как шоу все равно должно было продолжаться. А внутри него все кипело. А внутри него все зудело. И все это кипяще-зудящее месиво настойчиво просилось наружи, умоляя о громкие воплях и о бесцензурных ругательствах, побуждая изнеженного роскошной жизнью тандеррора наконец-то вспомнить о том, каким невероятно приятным может быть ощущение того, как разгоряченные кулаки врезаются в чужую плоть и как по-садистски приятен уху, искушенному игрой напряженных мышц, хруст чужих ломающихся костей. Однако все эти мысли о яростном рукоприкладстве на деле были лишь очередной несбыточной мечтой, так как не к месту надежные бирушвейские веревки слишком хорошо опутали тело, руки и ноги тандеррора. А потому ему оставалось лишь одно – с еще большим усердием напрягать ужасающе улыбчивую мимику лица и пугать неискушенного зрителя своими кривыми, желтыми и наполовину гнилыми зубами. Или же он мог сделать что-то еще?..
«Нужно что-то делать прямо сейчас», - думал Харик Фалотт за оскалившимся фасадом своего вынужденного лицедейства.
Конечно, пока что все шло без видимых сбоев и ненужных сюрпризов. Но так было лишь пока. И чтобы своевременно понять, что вот-вот самое одиозное шоу должно рассыпаться как самый неустойчивый карточный домик, не требовался какой-то невообразимый карманный гений мысли. Достаточно было посмотреть в сторону того, кто назывался Аландором-Каем, чтобы понять и осознать самое необходимое.
- И мы в тысяче первый раз обязаны выбрать того, кто великодушно определит дальнейшую судьбу девятнадцати везунчиков…
Шоу продолжалось. Оно не могло просто так остановиться. Такова была жизнь. Таков был тандеррор, который в коротких промежутках между произносимыми словами не только копался в чужих головах, но усиленно пытался найти достойное лекарство от неотвратимо приближающегося краха.
- Хотя нет!.., - неожиданно резко произнес тот, кто висел над игровым столом вниз головой.
И зрительный зал напрягся. И тысяча пар глаз, погрязших во внезапном смятении, стала смотреть с ярко выраженной опаской на того, кто перестал странным образом кривить лицо в злобных ухмылках. И эта их опаска безмолвно твердила:
«Что-то не так. Мы пришли увидеть все то же самое, что ждало нас в этом твоем сказочном шатре вчера, позавчера и позапозавчера…. Ничего другого мы не хотим. Нам не нужно нечто новое. Мы привыкли к старому. Дай нам то, что не удивит нас, не испугает. Подари нам спокойствие тех, кому все ясно и понятно заранее. Вручи нам то, что не утомляет, не побуждает, не заставляет думать…».
Да тысяча полоумных зрителей не говорила слов, но Харик Фалотт отчетливо слышал все их голоса. Такой уж у него был дар, таким было его проклятие. И он не хотел отказываться ни от одного, ни от другого.
- Знаю, знаю…, - медленно произнес тандеррор, и улыбка неисправимого садиста снова осторожно поползла по искусанной поверхности его губ, - Вы привыкли к другому. Вы недовольны. Но иногда перемены очень важны….
Никто в зрительном зале не посмел перечить великому и ужасному Харику Фалотту. Никто из тысячи не посмел даже шелохнуться. Не шелохнулись и те восемнадцать, что прежде и невероятным исступлением всматривались его экстатически завораживающий ярко-зеленый цвет, когда секундой позже темные струйки крови большого напора стали течь из их ушей, глаз, ноздрей и прочих естественных отверстий.
«Вот так. Замечательно», - думал еще немного обезумевший тандеррор, преждевременно отправляя на смерть всех тех из девятнадцати, из которых, увы, не получились запоминающиеся игроки.
Но зато из них получилась отличная мизансцена.
«Как тебе такое?» - мысленно спросил Харик Фалотт того единственного, кто все еще сидел перед ним живой, невредимый и пребывающий в некой опрометчивой беспечности.
Конечно, он прекрасно понимал, что обычный человек никоим образом не сможет его услышать. Но он надеялся, что решительность во взгляде и ужасающе нелицеприятное зрелище того, как прочие участники турника тау-дунай стремительно истекают кровью, поставит этого наглеца на положенное ему место.
«Это все ты виноват!»
Но тот самый странный из девятнадцати добровольцев тысяча первого турнира, которого многие знали как Аландор-Кай, был совершенно безмятежен. Последнего живого игрока совсем не волновало обилие крови. Да и глаза, что позже с тихим хлюпаньем упали на ярко-лакированную поверхность игрового стола не вызвали в нем неких противоположных чувств. Видимо всем этим его было невозможно удивить, а потому он просто сидел и ждал. А вот толпе привередливых зрителей понравилось то, в каком ключе продолжалось их излюбленное шоу.
- Вау!!!… Да-да!.. У-у-у-у-у-у!.. Да-да!.., - послышались уже знакомые вопли и свист.
Так что манипулирующий чужими умами тандеррор тотчас сообразил, что с молчание толпы покончено, что бездельники из Грабаркатана снова готовы с фонтанирующим упоением наслаждаться его незыблемым шоу. И тогда он сказал:
- Видите?! Я же обещал. Неожиданность не такая плохая штука.
И толпа в ответ его словам и вопросам заревела с еще большим энтузиазмом. И в шуме этих безудержных оваций Харик Фалотт вроде как совсем позабыл про ненавистное ему присутствие некоего Аландора-Кая. Теперь его гораздо больше волновал шоу. Оно продолжалось, и в этом была вся суть происходящего вокруг. Так что тандеррору было ничуть не жалко капельки усилий, для того, чтобы качественно взорвать головы тех, кто слишком быстро умер.
«Хорошая идея», - решил он.
А потом согласно его желанию мертвые головы взорвались с чавкающим треском и брызги, некогда содержавшие чужие мысли и желания, обильно окатили своей волной громко хохочущего тандеррора, невозмутимого и странного человека по имени Аландор-Кай и невидимый барьер, предохраняюще отделявший зрителей от игрового процесса
- Вот, что я называю настоящим мозговым штурмом! – кричал и смеялся Харик Фалотт.
И зрители кричали ему в ответ:
- Вау!!!… Да-да!.. У-у-у-у-у-у!.. Да-да!.. Вау!!!…
Толпе нравилось. Толпа была в восторге. Толпа вошла во вкус. Толпе хотелось еще и еще. Но мог ли Харик Фалотт продолжать в том же духе?
- Что дальше? – спросил его тот, кто прежде был слишком безмятежен.
Впрочем, в процессе произношения своей первой реплики на тысяча первом турнире тау-дунай человек, взявший себе имя Аландор-Кай, мало чем поменял свой душевный настрой. Просто добавил немного скепсиса во взгляде, лениво постучал костяшками пальцев по обильно залитому кровью игровому столу и очень сдержанно облизал языком верхнюю губу. Это были мельчайшие детали поведения, но именно они дали понять разбушевавшемуся тандеррору и всем тем, кто наполнял зрительный зал, что последний из девятнадцати не намерен просто так сдаваться, что он в игре и что тау-дунай будет продолжаться.
- Что дальше?! – повторил свой вопрос Аландор-Кай, только на этот раз достаточно громко для того, чтобы его услышали даже самые задние ряды кресел.
И они услышали. Они не могли не услышать.
- Давай, давай!!! Пок-кажи ему!!!
Энтузиазм толпы был сбивчив и неописуем. Крики восторга рвались из множества глоток снова и снова. А главное, что внезапно вовсе не великий и ужасный тандеррор стал центром внимания тысячи зрителей. И это не лезло ни в какие ворота, это не было запланировано, это было гораздо хуже, чем самый безумный парадокс.
«Как так?» - озадаченно размышлял Харик Фалотт.
Но Харик Фалотт не имел в своем арсенале кучи времени на игры с собственным разумом. Толпа и тот, кто обязательно (по тандеррора мнению) должен будет умереть, ждали ответа, ждали его реакции, ждали сенсации, сулящей великое знание - сломается ли подобный Богу здесь и сейчас или же как обычно нет…. Такого никто не хотел пропустить…
- Давай, давай!!! - в который раз раздались все те же самые восторженные крики из переполненного зрительного зала.
И тут уже нельзя было куда-либо деться. Пришлось отвечать.
 - Теперь настало время и с тобой разобраться!!!
Наверное, Харик Фалотт мог бы придумать фразу пооригинальнее. Но не было такого желания в его сердце. Зато было много гнева, негодования и жажды массового кровопролития. А потому непрестанно кривящиеся губы тандеррора то и дело обнажали желтые кривые и наполовину гнилые зубы, тем самым раз за разом порождая самую отвратительную улыбку, самый отвратительный смех, самую отвратительную радость…
- Пожалуйста! – ответил последний из девятнадцати.
Он не боялся. Он ждал. Он знал.
«Давай же, черт тебя побери!»
И, конечно же, он был более чем уверен, что великий и ужасный тандеррор обязательно услышат эту его яростную мысль побуждения.
- Давай, давай!!! – все еще раздавались крики на фоне.
Но это уже не имело никакого значения. Вязкая голубоватая дымка стала медленно заполнять игровую зону, огражденную от зрительного зала запачканным брызгами крови невидимым барьером. Она неиссякаемо сочилась откуда-то снизу, неторопливо пробираясь сквозь узкие щели между дряхлеющими половицами, видавшими на своем веку слишком много крови и всего прочего. Ничего подобного не видел никто за всю предельно богатую в плане спецэффектов историю тау-дунай. Но кое-кто определено знал, что такое обязательно должно произойти. Точнее именно этого он и добивался.
«Началось», - подумал человек со странным и непонятным именем Аландор-Кай.
- Началось! – громогласно воскликнул великий и ужасный Харик Фалотт.
А потом голубоватая дымка укрыла тандеррора от посторонних глаз своей густой пеленой. И тут же всем отъявленным зевакам и тунеядцам Грабаркатана стало невыносимо неуютно. Но разве могло быть иначе, ведь неизвестность и спонтанность снова стали их врагами, как только дрожь вместе с паникой резво пробежалась по спинам тех, кто мгновением раньше вопил больше всех. Чуть позже насыщенный всевозможными благовониями стал сухим, черствым и наэлектризованным. Многим стало трудно дышать. И тогда тысячная толпа зрителей предпочла вернуться к своему прежнему безопасному молчанию и трепету выдержанного страха. Однако неудержимое любопытство все равно кое-где все-таки прорывалось сквозь сдерживающую завесу самоподавления.
- Что?.., - тихо прошептал некто первым.
А потом уже и другие начали осторожно одергивать друг друга:
- Что?.. Что?.. Что?..
Боязнь ужасающих последствий не позволяла спросить о большем. Никто из тысячи не желал ощутить на себе яростный гнев великого и ужасного тандеррора. Однако все они, безусловно, напрасно боялись неминуемой кары. Никто не хотел запутать или запугать отъявленных зевак и тунеядцев Грабаркатана. У Харика Фалотта были заботы куда важнее чувств множества мелких людишек с планеты Кракапарчи. Что же касается странной густой голубоватой дымки….
«Внезапное появление чего-то нового и необычно не обязательно должно восприниматься как угроза. Так что самое время расслабиться и успокоиться».
Зрители не видели своего тандеррора, но ощущали его присутствие внутри себя. Невидимый защитный барьер не позволял ему слишком многого, но поселить в их умах чувство блаженства и одухотворенности  Харик Фалотт все же мог. И когда ему удалось достичь нужного результата, когда тысяча зрителей раскрыла свой разум и расслабилась, он, скрывающийся за ширмой густой голубоватой дымки, позволил начаться долгожданному спектаклю с участием одного единственного актера, того самого, почему-то называющего себя странным и непонятным именем Аландор-Кай.
- Вот это да! – раздался крик, едва началось очень странное светопреставление.
Это-то кто-то не удержался и воскликнул от удивления. Другие секундой погодя переглянулись, но кричать не стали. А вот шепот между рядами зрительного зала теперь уже нельзя было назвать тихим, потому как он больше походил на мощное цунами, неотвратимо двигающееся т человека к человеку. И что же такое особенное их удивило?
«Да, здесь и сейчас я, несомненно, подверг вас всех самому величайшему удивлению», - так думал Харик Фалотт, скрываясь от зрителей за густой пеленой голубоватой дымки, - «После такого светопреставления вы не сможете никуда сбежать от безграничного величия моего ужасающего шоу. И чтобы ни сказал, чтобы ни сделал этот чертов самозванец из трущоб, я все равно самый лучший, самый умный, самый великий, самый ужасный…. И теперь вы это окончательно поймете, а завтра вы уже не сможете во мне сомневаться. Так смотрите же и трепещите от яростного удивления!»
И зрители, повинуясь мягкому телепатическому давлению своего тандеррора, с безумно живым интересом смотрели в сторону игровой зоны и пристально исследовали взглядом все то, что не скрывалось от них загадочной голубоватой дымкой.
- Что это? Где это? – спросил один другого.
Вместо ответа тот, к кому были адресованы вопросы, лишь пугливо пожал плечами.
«Понятия не имею», - подумал он и подобно всем прочим продолжил пристальное наблюдение за тем, что происходило в игровой зоне.
И чем же таким необычным и чрезмерным смог так сильно удивить бессменный тандеррор Харик Фалотт целую тысячу зрителей, обильно искушенных целой тысячей предыдущих кровавых турниров тау-дунай? А главное, что же случилось с тем, кто позволил себе непростительную дерзость бросить вызов самому великому и самому ужасному?
«Теперь ты поймешь! Теперь ты пожалеешь!» - истошно злорадствовал Харик Фалотт, поглядывая на обомлевших зрителей и на свою очередную жертву из-за маскирующей пелены густой голубоватой дымки.
Ему очень хотелось, как и прежде, показать всем свои желтые кривые и наполовину сгнившие зубы, выставляя на всеобщее обозрение свое превосходство и торжество. Однако на этот раз тандеррор был вынужден сдержать свой пыл и поумерить свои амбиции, ведь в противном случае он обязательно нарушил бы всю тяжело доставшуюся магию вычурного спектакля для глупых и непросвещенных жителей города Грабаркатана планеты Кракапарчи затерянной системы Тварандол.
«Почему так?» - спросите Вы.
Все просто. Система Тварандол не просто так именовалась «затерянной», не просто так она не входила в Трансгалактический Синцитий и не подчинялась величию Устава. На все это были свои причины. Но эти самые причины зародились слишком давно, чтобы кто-то из тех, кто здесь и сейчас сидел в зрительном зале очередного турнира тау-дунай или же бродил где-то в другом месте самобытной планетарной системы, изолированной от всей остальной Темной Вселенной, помнил их суть и содержание. Никто не помнил, но все неустанно следовали неизменной традиции держаться подальше от мира за пределами системы. Конечно, лукавить в этом рассказе тоже не стоит. В унитарном обществе Пятого Царства Тварандолской Планетарной Конфедерации были и свои гнилые яблоки – персоны, ищущие другой свободы и другой жизни.
«Они отчаянно жаждут покинуть родную систему благоухания и довольства, чтобы неистово придаться немыслимому бесчинству и оголтелому разврату потустороннего мира…», - именно так торжественно заявил демократор Кватарлеух Пятьдесят Седьмой в своей триста восемьдесят девятой речи перед благосклонными гражданами.
Тогда же (это произошло пятью годами ранее) демократор предложил Общине конфедератов рассмотреть новый законопроект, в котором предлагалось внедрить целый спектр мер по отлову изменников и возвращению их в родную планетарную систему.
«Но не просто так! Здесь они обязательно заплатят за свое предательство самым жестоким образом!» - такими были слова, замыкающие триста восемьдесят девятую речь демократора Кватарлеуха Пятьдесят Седьмого.
Сказав их, демократор торжественно спустился с трибуны, прошелся по красным золоченым коврам и вернулся к пребыванию на своем незыблемом царственном троне, предоставив тем самым чиновникам и конфедератам неограниченное право самим творить историю дальнейших преследований и чисток социума извне. И что же?
«Мы будем жестоки и последовательны!» - пообещали они в тот самый день, когда законопроект был официально утвержден Общиной конфедератов.
Они не солгали, но очень ощутимо перестарались. Первые меры на данном поприще были слишком брутальны (расстрелы, тюрьмы, пытки) и поэтому не привели к какому-либо ощутимому и наивно ожидаемому успеху. Количество желающих сбежать из общества благоухания и довольства практически не изменилось, а что касается доверительного авторитета власти – он упал ниже самых немыслимых значений, достигнутых в те темные времена, когда демократором была женщина. И когда многие уже стали изрядно сожалеть, что ввязались в реализацию данного законопроекта, внезапно появился некий никому неизвестный Харик Фалотт, обещающий решить все накопившиеся проблемы разом.
«Турнир тау-дунай? А что это такое?» - спросили того, кто пока еще не стал тандеррором.
«Не важно. Главное, что всем понравиться».
И он оказался прав. Людям действительно понравилось его шоу. Они ходили на него вместо завтрака, обеда и ужина и ничуть не жалели об очень быстро утекающем сквозь пальцы времени, как не жалели и о других непроизвольных потерях. Они не жалели людей, чья мучительная смерть отражалась в их бледно-голубых и ничего не чувствующих глазах. Для них витиевато колкое безразличие казалось вполне обычным характером окружающего бытия. И им нравилась их жизнь под шатром, нравилось то, как все происходит внутри его пределов. И у них не было ни мыслей, ни побуждений что-либо менять в закономерно сложившемся мироукладе.
«Зачем?» - такой вопрос не возникал.
А если бы и возник, ответ на него был уже готов. Он с бестактной очевидностью блуждал по излишне угловатой мимике их отреченных от реальности лиц:
«Лишь в гостях у великого и ужасного тандеррора Харика Фалотта мы можем надеяться узнать некоторые крохи преданий о том огромном и далеком мире, что независимо от наших желаний и запретов все еще существует и все еще настолько же притягателен, насколько продолжает быть пугающим».
С начала первого турнира прошло четыре долгих года, а также еще несколько дней. И вот внезапно будущее шоу оказалось под угрозой срыва из-за одного единственного человека - грязного, непричесанного и заросшего щетиной иноземца, каким-то странным и непонятным образом попавшего на выдержанный в рамках жесткого отбора турнир тау-дунай.
«Зачем конфедераты сунули это чудо-юдо в мой хорошо отдраенный котел? Неужели на это было настолько необходимо?» - Харик Фалотт думал, злобно улыбался за пеленой голубоватой дымки, пытался анализировать и не понимал.
Слишком сложным и запутанным все казалось…
- Что это?! Где это?!
Это были крики, дающие понять, что зрители более не желают шептаться.
«Наше терпение и лояльность иссякли. Мы хотим большего», - циркулировала одна и та же мысль от кресла к креслу.
И под давлением этой самой мысли все самые отъявленные бездельники Грабаркатана, решившие сегодня битком заполнить место под шатром, неукротимо возжелали все новых и новых ответов. Такого разворота шоу не планировал великий и ужасный тандеррор, медленно теряющий почву под своими ногами. А вопросы все давили и давили:
- Что это? Где это?
Толпа хотела. Толпа настаивала. Толпа не отступала. И то, что должно было показать неоспоримое превосходство тандеррора, в конечном счете обернулось против него. Аппетиты зрителей оказались обширней, чем он думал. И тогда у него не осталось другого выбора, кроме как выложиться целиком, полностью, на все двести процентов, чтобы не просто воссоздать недвижимую картинку некоего ощутимо болезненного события из жизни последнего все еще живого участника тысяча первого турнира тау-дунай.
«Я хочу, чтобы картинка ожила», - настойчиво подумал Харик Фалотт.
И тут же его мысль чудесным образом материализовалась.
- Вау!!!… Да-да!.. У-у-у-у-у-у!.. Да-да!.. Вау!!!…
Это были новые крики из зала. Но теперь уже, когда картинка, ранее скрывавшаяся в чужой памяти, внезапно ожила, реакция зрительного зала наконец-то стала соответствовать настоятельным пожеланиям великого и ужасного тандеррора. Правда, на самом деле зрителем уже и вовсе не было никакого дела до того, кто таинственно скрывался от них за пеленой голубоватой дымкой. И больше заботило то самое захватывающее представление, что после долгих требований и ожиданий все же было даровано на усладу их лишенных чувственности глаз.
- Вот это да!..
- Да-да-да-да-да!..
- Да что спорить!?.. Просто невероятно!
Такие вот многозначные мнения колесили по зрительным рядам и между ними. А потом все резко стихло. Хотя не сказать, что беспричинно. Причина была, причем бесспорно веская, ведь в игровой зоне, ставшей благодаря обволакивающему антуражу голубоватой дымки неким подобием театральной сцены, на которой здесь и сейчас исполнялась особая, но давно утекшая в прошлое, трагедия. И в этой трагедии (печальной истории с трагическим концом) были свои герои (их было двое), которые не только периодически дергали руками и ногами. Иногда они что-то говорили, что-то чувствовали, о чем-то думали…. И для самых отъявленных бездельников Грабаркатана все это было подобно всему самому сверхъестественному, а потому все они смотрели на это благосклонно подаренное им зрелище с неописуемым восторгом и с нескончаемым упоением. И именно поэтому, когда с импровизированной сцены зазвучали первые реплики, беспокойные зрители замолчали, соблюдая тем самым все необходимые приличия и этикет.
- Здравствуй….
Сумбурное слово, по определению предназначенное для чего-то хорошего, небрежно соскользнуло с бледных и истощенных губ странного и неопознанного существа, стоящего прямо перед лицом все еще сидящего за игровым столом (естественно, голубоватая дымка преобразила шикарный расписной и золоченый стол в нечто серое неприглядное и имеющее слишком много дефектов поверхности) человека, которого кто-то и когда-то назвал странным именем «Аландор-Кай», а потом это странное прозвище прицепилось к нему, проникло под кожу, и спустя какое-то время уже не могло не отражаться в его глазах, постоянно меняющих окраску с красного на серое и обратно.
«Кто это? Что это? Где это?»
Самые отъявленные бездельники Грабаркатана не находили в себе наглости и смелости посягнуть на существенно необходимую тишину в зрительном зале. Однако никто не мог им запретить вызывать внутри себя необузданное беспокойство одними и теми же вопросами.
«Женщина».
Коротенький телепатический посыл от великого и ужасного тандеррора, предусмотрительно скрывающегося от своих зрителей за пеленой голубоватой дымки, достиг назначенных целей единовременно и мгновенно. Только вот слишком низкая мозговая активность, заложенная в скупом генетическом наследии обитателей системы Тварандол, не позволила ни единому из присутствующему хоть чуточку приблизиться к пониманию того, что стояло, дышало и говорило прямо у них под носом. Все они выбрали более легкий путь: предпочли заручиться поддержкой целого ряда вычурных эпитетов – «странное», «непохожее», «другое» – и на этом остановиться. А светопреставление тем временем продолжалось и не прекращалось…
- Здравствуй…, - не менее печально ответил тот, кто сидел за серым и потрепанным столом.
По выражению его лица было видно, что он очень хотел, но так и не сумел оторвать глаза от исцарапанной деревянной поверхности, чтобы впервые за несколько последних дней наконец-то посмотреть в глаза своей любящей жене и наконец-то проявить хоть чуточку искренности, участия, понимания…
«Женщина», «жена», «любимая» - так много новых понятий так резко навалилось на самых отъявленных бездельников Грабаркатана. А все это понять и осмыслить было для них так сложно, что даже начинало немного тошнить. Однако никто не ушел из зрительного зала, никто не сбежал. Все остались на своих местах, потому как слишком уж таинственен и притягателен был неизведанный потусторонний мир…
- Ты не можешь на это пойти. Ты не должен этого делать, - непримиримо заявила женщина, когда после длительной паузы стало слишком очевидно, что сидящий за серым и потрепанным столом человек меньше всего хочет разговоров начистоту и не имеет в себе желания пересечься взглядом с той, что почему-то снова решила начать поучать его в тех самых вопросах, которые он для себя давным-давно решил и разложил по полочкам именно так, как ему самому хотелось.
- Кто так сказал? Ты?
Самые отъявленные бездельники Грабаркатана не знали женщин, а значит и не знали излюбленных женских фокусов, извечно сводящихся к всевозможным манипуляциям с гордость мужчин и их предубеждениями. Но тот, кто прежде никогда не называл себя странным именем Аландор-Кай, был прекрасно осведомлен об этих их приемах и фокусах. И все же он не сдержался.
- Я ждал тебя. Очень ждал. Но ты снова пришла для осуждения.
Возможно, он мог бы заплакать. Во всяком случае, ему этого очень хотелось. Ни от боли, ни от горя, а от простой и банальной усталости. Сидящий за серым и потрепанным столом мужчина слишком долго боролся с судьбой, Вселенной, другими людьми…, что уже вроде как и забыл как должна выглядеть вполне обычная и размеренная жизнь…
- Ты была нужна мне. Ты была нужна нам…
Наверное, в условиях, когда у кого-то на глаза наворачиваются слезы совсем не место надменным усмешкам. Только вот женщина, волшебным образом возникшая на наскоро импровизированной сцене, рожденной в крепких объятиях голубоватой дымки, видимо совсем не считалась с этим не писаным правилом. Так что она просто взяла и усмехнулась, а потом еще и добавила свое едкое слово:
- Кому «нам»? О чем ты?
И тогда человеку за серым и потрепанным столом пришлось прекратить свои неумелые попытки выдавить скупую слезу и заставить ее медленно течь по щеке, неизвестно когда побритой в последний раз. И тогда ему все же пришлось оторвать свой взгляд от изощренно исцарапанной поверхности стола и наконец-то найти смелость для того, чтобы посмотреть в глаза той, что отныне слишком сильно его ненавидела и презирала, чтобы продолжать любить, как и прежде.
- Почему? – спросил он.
- Что «почему»? – ответила она.
И это уж точно никак не походило на разговор. Больше смахивало на бесконечно нудное перетягивание каната. А ведь так уж получилось, что канат на самом-то деле никому и не нужен. И суть всех неспешных пререканий между мужчиной, сидевшим за серым и потрепанным столом, и женщиной, пришедшей для разговора, сводилась лишь к тому, чтобы уколоть как можно сильнее того, кто почему-то не смог сохранить прежних чувств и занялся чем-то другим, посторонним, гораздо более важным…
И тот, кто в этот виртуозно и красочно восстановленный из памяти момент отнюдь не имел при себе странного и непонятного имени Аландор-Кай, сидел, смотрел и нескончаемо пытался понять, что же он сам захотел только что вложить в необозримое понятие «почему». Да он точно пытался. Но мог ли мужчина, сидящий за серым и потрёпанным столом, смотрящий в глаза той, что некогда обнимала и целовала его с особой нежностью, с трепетом, с восторгом, понять и осмыслить странные замыслы Вселенной?
- Почему? – повторил он все тот же навязчиво закадычный вопрос, обращаясь к той, что все равно не могла его услышать.
Она же была слишком увлечена своим уязвленным самолюбием, чтобы обратить внимание на того, кто все еще продолжал ее любить, хотя и чувствовал холод в ее глазах, холод в ее сердце, холод в ее душе…, и начать слушать по-настоящему – глазами, сердцем, душой. И поэтому истинная суть прозвучавшего вопроса в очередной раз пролетела мимо ее ушей, оставив после себя некий сухой остаток остро ощутимой недопонятости.
- Неважно, - сказала женщина, пришедшая для разговора.
«Неважно» - это слово вырвалось из ее уст с тихим хрипением, отчаянием и скорбью, то есть со всем тем, что она слишком долго пыталась утаить внутри себя. И пускай она выплеснула из себя все выше перечисленное за один короткий передергивающий выдох, словно выхаркивая самую зловонную мокроту, внутри нее все еще осталось слишком много отвратительного и мерзкого. И потому бесконечный поток мыслей в ее голове никак не останавливался и твердил:
«Неважно. Неважно. Неважно. Неважно. Неважно…».
- Неважно, - еще раз сказала жена того, кто еще не был тем, кого в низинах и трущобах города Грабаркатана называли странным и непонятным именем Аландор-Кай.
И теперь она почти что верила своим собственным словам и мыслям. Но мог ли верить этим словам и мыслям тот, кто слишком хорошо ее знал, слишком часто обнимал ее по ночам, слишком радостно встречал вместе с ней восход черного солнца над миловидной верандой в том самом доме, что некогда был их уютным семейным гнездышком? Вряд ли. Такого просто не могло случиться ни на этом свете, ни в каком другом, потустороннем, противоположном, ином…. И потому слишком преданный муж тотчас поспешил спросить у той, что слишком давно помнила об узах брака, обязательствах и всем прочем:
-Тогда зачем ты пришла? Неужели только ради того, чтобы в очередной раз посмеяться?
- Нет!
Женщина снова не думала перед тем как ответить. Она просто говорила и все тут. Сегодня для нее этого было достаточно, сегодня ей хотелось забыть про тот самый прагматизм, который завел ее слишком далеко от мужа, ребенка и всего того, что она некогда именовала счастьем. Сегодня ей хотелось вспомнить прошлое, сегодня ей хотелось вернуть прошлое. Но никаких иллюзий та, что пришла для разговора, не питала по поводу грядущих перспектив. Она прекрасно понимала, что вряд ли сможет снова стать любящей женой и заботливой мамой. Слишком уж велика была боль и пустота в ее сердце из-за потери некогда рожденного ребенка. Из-за этой боли, из-за этой пустоты она так отчаянно пыталась затеряться во Вселенной. Только вот это ни капельки не помогло. Это был путь в никуда…
- Это путь в никуда…
- В смысле?
Сидящий за серым и потрепанным столом мужчина ждал новых колкостей и нравоучений. Он не ждал странных и понурых реплик из области экзистенциализма. Он не ждал чего-то такого, что действительно могло бы помешать реализовать уже принятое решение.
- Из ниоткуда в никуда…
Женщина продолжала говорить. И в этом одиозном свершении собственно не было чего-то особенного и необычного, ведь именно за этим она и пришла, ведь именно ради этих с трудом прорывающихся сквозь мысли слов она и заставила того, кто некогда был ее мужем (а может он все-таки им и остался? кому знать? кому давать правильные оценки и характеристики?), просто взять и оторвать свой сильно-сильно приколоченный взгляд от всячески исцарапанной поверхности деревянного стола.
- Я там была. Не нужно и тебе делать нечто подобное.
Ей хотелось верить, что этих слов будет достаточно для того, чтобы вселить благоразумие и сознательность в того, кто зашел слишком далеко. Сумбурный стук сердца, резкое учащенное дыхание и едва заметная нервная дрожь в кончиках пальцев рук и ног – вот что досталось ей от слишком затянувшегося путешествия в поисках самой себя. Так что женщина, некогда бывшая очень любящей женой и очень заботливой матерью и которая все еще имела в своей душе некоторое место для некоторых чувств хотела чего-то другого для того, кто сидел за серым и потрепанным столом и, несомненно, любил ее точно так же, как и прежде, то есть в те счастливые времена, когда они все вместе жили в прекрасном райском уголке, в прекрасном и уютном доме…
- Я не могу…
Тот, кто слишком сильно хотел стать тем самым человеком, которого в низинах и трущобах города Грабаркатана обязательно станут называть странным и непонятным именем Аландор-Кай, слышал, понимал и чувствовал все то, что пыталась донести до него стоящая перед ним женщина с помощью слов, взглядов и жестов. И он прекрасно понимал, что ему достаточно лишь встать из-за серого и потрепанного стола, обойти его сбоку, приблизиться вплотную к ищущим очень важного разговора устам, положить руки на плечи, положить руки на ягодицы, обнять ту, что все еще была им очень сильно любима, и мир снова станет красочным, перестанет быть серой аморфностью или же странным беспардонным чередованием черных и белых полос, что совершенно точно намного хуже, ужаснее, отвратительнее, уродливее…
- Я не могу…
- Можешь!..
Она кричала, она рыдала, она стонала, пытаясь его переубедить. Но все это было безнадежно глупо, ведь тот, кто сидел за серым и потрепанным столом, ни в коем случае не мог забыть о том, что за серой, угрюмой и обшарпанной стеной все еще существует еще один человек, которого ему суждено любить гораздо сильнее.
- Твоя дочь все еще за этой стеной…
Именно так сказал тот, кто не просто так сидел на старом скособоченном стуле с кривыми потрескавшимися ножками в неком странном помещении, которое безалаберные тунеядцы города Грабаркатана никак не могли определить и идентифицировать, в связи с чем были вынуждены тупо взирать на все то, что творилось внутри пространства, окруженного голубоватой дымкой, и надеяться на некую разгадку в конце представления.
- Она была там все это время…
Последних слов он мог и не произносить. Достаточно было и первых, чтобы та самая женщина, что когда-то давным-давно была его женой (его самой замечательной), а теперь почему-то пришла для очень важного разговора наконец-то перестала кричать, рыдать и стонать в невыразимо глупых попытках переубедить того, кто совершенно точно не хотел менять принятое в муках решение…
«Как можно? Зачем? А если и да, то разве не потеряют смысл все ранее принесенные жертвы? Разве так можно?»
Произносимые слова и кружащиеся в голове мысли совсем не помогали отыскать немного душевного покоя тому, кто, несомненно, был уже в полушаге от того, чтобы стать тем самым, кого гораздо позже странные и непонятные жители города Грабаркатана обязательно назовут странным и непонятным именем Аландор-Кай. Впрочем, он обязательно найдет его и без посторонней помощи. Но это будет позже, не сейчас. Сейчас же перед ним стояла та самая женщина, которую он все еще очень сильно любил. Конечно, выглядела она не очень…. Волосы были растрёпаны, кожа лица - бледна и неухожена, а одежда - слишком неопрятна, да и вряд ли могла когда-либо соответствовать последним тенденциям в моде…
«Но она все еще невообразимо восхитительна и прекрасна. Она, как и прежде, единственная и неповторимая. И она все также ласково и нежно шепчет одно и то же знакомое, но давным-давно забытое имя. Я его не помню, но оно самое настоящее, оно не придумано когда-то и кем-то для того, чтобы в последней отчаянной попытке спрятать в потаенных уголках памяти еще одну страшную тайну»…
Странные пугающие мысли, способные попытаться разрушить чересчур тщательно проработанные планы, все еще мешались и путались под ногами у правильно оформленных размышлений. Однако самой настоящей проблемой внезапно стали более чем обильные потоки слез, что неожиданно хлынули из неоспоримо очаровательных глаз той самой женщины, которая очень хотела, но не могла вернуть себе мужа. Правда, ответ был найден быстро. Это был хороший ответ, правильный ответ, нужный ответ…
- Это не поможет.
И видимо пришедшая для разговора женщина слишком сильно надеялась на свой последний фокус, раз уж крайне удрученно поинтересовалась сквозь свои неиссякаемо льющиеся слезы:
- Почему?   
Сначала тот, кто неизменно сидел за старым и потрепанным столом, лишь сдержанно пожал плечами, но потом все-таки произнес несколько желчных слов:
- А ты не думала, что одна моя слеза гораздо ценнее всех твоих?
И снова в точку, так что продолжать плакать уже не имело смысла. Правильнее было прекратить и задать последний вопрос:
- Значит, ты не передумаешь?
Отрепетированное хладнокровие, неоспоримая логика и главенствующий разум – все это требовало от преданного мужа и заботливого отца подарить женщине, пришедшей для разговора и переубеждения, единственно верный ответ:
«Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!..»
Но сердце чувствовало другое. И потому человек, все еще пребывающий в странном и неопознанном помещении вместе с другим некогда близким человеком, предварительно потратил целую минуту на то, чтобы пережать внутри себя слишком рьяное желание выскочить из-за серого и потрепанного стола, оттолкнуть в сторону скособоченный стул, броситься к губам, неразборчиво шепчущим его настоящее имя, заключить в крепкие объятия самую любимую, самую желанную…. И только после этого он сдержанно выдал:
- Нет.
- Тогда прощай!
Больше не было ни слов, ни слез, ни стенаний…. Женщина просто развернулась и также просто ушла прочь. Точнее сказать она очень быстро растворилась в зыбких парах голубоватой дымки, порожденной некими таинственными талантами единственного и неповторимого тандеррора, укрывшегося на время захватывающего светопреставления за непроницаемой для излишне пытливого взора завесой. А вот тот, кого уже слишком многие привыкли называть странным и непонятным именем Аландор-Кай, так и остался на своем прежнем месте – за серым и потрепанным столом, на старом скособоченном стуле…
- Прощай, - прошептал он вслед той, которая уже исчезла.
И тогда горечь боли и отчаяния в голосе вконец опустошенного человека позволила понять всей тысяче бездельников из города Грабаркатана, что иногда в жизни случаются великие и ужасные моменты, о которых приходиться сожалеть бесконечно долго…
«И вот теперь тебе конец!»
«Тебе конец!»
«Конец, конец, конец, конец, конец!..»
Харик Фалотт торжествовал. Да и как иначе? Надменно взирая из-за голубоватой дымки на морально поверженного противника, великий и ужасный тандеррор медленно наполнялся уверенностью в своей очередной безоговорочной победе. И пускай этот раз ему было нелегко, было сложно, было непросто, зато в завершении фееричного светопреставления был получен самый нужный результат - разбитый и раздавленный противник неизменно настойчиво всматривался в несуществующую даль, продлевая тем самым свое зыбкое пребывание в иллюзорно созданном фрагменте Вселенной.
«Теперь тебе точно конец!» - продолжал наслаждаться собственным успехом  Харик Фалотт.
И толпа, что заполняла зрительный зал, не смогла не поддержать это броское умозаключение, ведь оно слишком громко звучало в голове каждого безнадежного разгильдяя и тунеядца из города Грабаркатана.
«Ему совершенно точно конец!»
Эта фраза не просто звучала. Она оглушающе звенела в тысяче и одной голове. И в связи с этим, слушаясь и повинуясь посылам громогласного зова внутри себя, толпа из зрителей не молчала. Она кричала, вопила, махала кулаками….
- Да! Да! Да! Да! Да! Ему конец! – такими были ее крики.
И Харик Фалотт, более известный гражданам Пятого Царства Тварандолской Планетарной Конфедерации как великий и ужасный тандеррор величайшего во Вселенной турнира тау-дунай, незамедлительно сделал свой очередной одиозный вывод, согласно которому ему все-таки удалось отыскать и выделить ту самую гармонию, с которой ему совершенно точно станет нестыдно осуществлять следующую тысячу кровавых и беспощадных сцен за широким столом его излюбленного игрового детища.
- Да! Да! Да! Да! Да!
Крики продолжались. Крики росли. Крики множились. И это не могло не радовать того, кто все еще таинственно скрывался от тысячи своих обожателей за непроницаемой завесой голубоватой дымки, кто все еще висел вниз головой и был надежно опутан тугими петлями бирушвейской веревкой, кто неустанно продолжал обнажать свои кривые, желтые и наполовину гнилые зубы в неком бесконечно отвратительном подобии улыбки, кто хотел, желал, мечтал быть довольным, но почему-то не мог…
«Ты не можешь!..»
Победа действительно была близка, но даже самые великие и самые ужасный рано или поздно ошибаются, проигрывают, терпят фиаско…
«Нет! Нет! Могу!»
Харик Фалотт слишком поздно осознал совершенную им кардинальную оплошность. Но когда он понял, было уже бесполезно кричать, вопить и стенать в тысяче двух головах единым истошным гласом:
«Нет! Нет! Могу!»
«Ты не можешь!.. Ты больше ничего не можешь!..» - таким был бесконечно повторяющийся ответ того, кто внезапно перехватил инициативу в казавшемся завершенным тысяча первом турнире тау-дунай.
Наверное, если бы Харик Фалотт был неким глуповатым новичком, а не тем, кто держит внутри себя слишком много тайн и секретов, он бы, несомненно, постарался бы с причудливой наивностью поверить в возможность положительного исхода и в шансы на переигровку. Однако глупость для него осталась далеко в прошлом, в том времени, когда ему еще не было суждено быть тандеррором, великим и ужасным манипулятором чужим сознанием. С тех пор он основательно поумнел, а потому очень быстро определил грядущие последствия вслед за появлением в игровой комнате чужим умозрительных посылов.
- Боже…, - скорбно прошептал Харик Фалотт.
Однако ни Бог, ни Вселенная, ни кто-то другой теперь уже не могли спасти великого и ужасного тандеррора от скорбной и непривлекательной участи.
«Нет, нет, нет, нет, нет, нет…», - мысленно повторял тот, кто некогда в порыве отъявленного тщеславия заставил своих подопечных подвесить себя к потолку вниз головой.
Тогда это казалось отличной идеей. Тогда это требовалось для украшения шоу. Но сейчас это вычурное обстоятельство воспринималось как смертельная ловушка.
«Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!..».
Сделав несколько безуспешных попыток вырваться из непреодолимых пут, Харик Фалотт сдался и безутешно обмяк. А чуть позже, когда до него и до ошарашенных зрительских рядов, повергнутых в сильнейшее перенапряжение неожиданным поворотом игрового сюжета, донесся  приглушенный звук опрокинутого стула, он понял, что более нет смысла утаивать внутри себя неоспоримое и поэтому вырвал из себя свой первый и последний сдавленный крик невыразимого отчаяния:
- Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!..
- Да, да, да…, - отвечал ему тихим и спокойным тоном тот, кто по каким-то странным и непонятным причинам был некогда назван странным и непонятным именем Аландор-Кай.
И теперь уже, шаг за шагом приближаясь к непроницаемой завесе из голубоватой дымки, за которой по-прежнему скрывался от всех прочих личностей пресловутый лжепророк Харик Фалотт, единственный оставшийся в живых из девятнадцати игроков тысяча первого турнира тау-дунай совсем не выглядел потерянным, разбитым или поверженным. Он выглядел как тот, кто слишком сильно жаждал крови своего великого и ужасного тандеррора. И безумный блеск его переменчивых в цвете глаз игриво отражался в тщательно отполированном лезвии огромного ножа, который некто по имени Аландор-Кай крепко сжимал в своей испещренной шрамами ладони.
- Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!..
- Да, да, да…
А потом потребовался один шаг, одно усилие, один взмах руки, чтобы на смену всем неуместным словам пришел простой и понятный звук:
- Хвак-хвак-хвак…
И надо сказать, что этот самый звук был просто обязан возникнуть, ведь никто и ничто никоим образом не могло заставить остановиться того, кто слишком долго шел к своей давным-давно намеченной цели всеми возможными правдами и неправдами. На это не была способна ни загадочная голубоватая дымка, пытавшаяся скрыть вполне очевидное за очередной иллюзорной картинкой, ни чавкающие стоны захлебывающегося собственной кровью тандеррора, ни обескураженный вид разгильдяев и тунеядцев из города Грабаркатана, старательно пытающихся прикрывать глаза руками, чтобы не видеть ужасающе печальной концовки тысяче первого турнира тау-дунай…
- Хвак-хвак-хвак…
Видимо лезвие огромного ножа было слишком тупым, чтобы заставить задуманное осуществиться быстрым и безболезненным способом. И в связи с этим резать и кромсать пришлось намного дольше, чем это предполагалось изначально. Причем весь процесс затянулся так сильно, что всем тем, кому немного раньше вполне закономерно захотелось перестать видеть специфические подробности преждевременной кончины великого и ужасного тандеррора по имени Харик Фалотт, теперь уже в который раз пришлось стать поверженными собственным ненасытным любопытством и стать теми, кто начинает смотреть сквозь пальцы.
- Хвак-хвак-хвак, - прозвучало еще один раз, напоследок.
А после голова некогда великого и некогда ужасного тандеррора окончательно и бесповоротно отсоединилась от его истерзанной ножом шеи. И тогда так уж получилось, что тот, кто слишком долго искал загадки в чужих головах, передал свою вычурную эстафету тому, кто слишком долго искал ответы в своем сердце.
- Вы ведь все этого хотели?! – громко воскликнул тот, кому уже совсем не требовалось называть себя глупым и безрадостным именем Аландор-Кай, но кому очень сильно хотелось выставить напоказ свой тяжело доставшийся трофей.
- Вы ведь все этого хотели?! Вы ведь все этого хотели?! Вы ведь все этого хотели?! – кричал он раз за разом в пылу неимоверной радости и ошеломляющей боли.
Только вот никто из тысячной толпы зрителей так и не смог ему ответить, ведь вокруг него более не было ни жителей города Грабаркатана,  ни залитой кровью игровой комнаты, ни медленно рассеивающейся голубоватой дымки…. Вместо всего этого некто окончательно разбитый и потерянный в миллионный раз обнаружил себя стоящим посреди странной фиолетовой комнаты, имевшей единообразно фиолетовые стены, потолок и пол. Он помнил, что раньше, то есть когда-то давно, когда он в действительности стоял под цветастым навесом огромного игрового шатра на планете Кракапарчи затерянной системы Тварандол, все было иначе. Тогда все имело смысл. И смысл этот состоял в том, чтобы исправить собственные ошибки, уничтожить или хотя бы ограничить то зло, что он легкомысленно впустил в себя и еще более легкомысленно выпустил за пределы этого мира. Тогда он думал, что все получиться. И что же? Не получилось. Как оказалось, зло слишком многолико, чтобы быть уничтоженным или ограниченным…
- Да к черту вас! – гневно промямлил пленник самой изощренной иллюзии в границах Темной Вселенной, преследовавшей в его случае вполне понятную и даже очевидную цель – сломать и подчинить.
Он был очень недоволен и это понятно, ведь ему пришлось в миллионный раз внезапно осознать, что его рука пуста и совсем не держит кое-как отрубленную огромным тупым ножом голову великого и ужасного тандеррора Харика Фалотта. Он также очень злился на собственную глупость, благодаря которой в очередной раз доверился не тому, кому следовало. И как итог – его засунули в странную фиолетовую комнату с непрерывно давящим на мозг одним и тем же повторяющимся сюжетом. Так что недовольство было более чем обосновано. Однако плакать и жаловаться на неожиданное и крайне специфическое тюремное заключение пленник не собирался. И вовсе не потому, что был излишне строптив, а потому что ничего не могло быть хуже той тюрьмы, которую он устроил в своей голове собственноручно. Та тюрьма была гораздо хуже, ужаснее, страшнее… какой-то там странной и непонятной фиолетовой комнаты, имеющей при себе единообразные фиолетовые стены, фиолетовый потолок и все такой же фиолетовый пол.
- Так-то оно так…, - уныло прошептал тот, кто слишком давно перестал называть себя именем Аландор-Кай, именем, что было ему торжественно обещано обитателями сырых низин и темных трущоб города Грабаркатана, построенного поверх сотен святилищ древних богов, в которых миллионы миллиардов лет назад ярко горело жертвенное пламя.
Этой фразой пленник попытался было подготовить себя к началу очередного цикла, в котором в привычной манере будет беспощадно задействован тысячеликий мираж зрительного зала, где сквозь узкие щели в обшивке огромного игрового шатра опять и снова будет пробиваться искрящийся свет – излучение пяти черных светил, стремящихся поскорее укрыться за горизонтом, и будет ожидаться новая встреча, при чем не только с отвратительным порождением злополучных ошибок и просчетов – совсем не великим и совсем не ужасным тандеррором Хариком Фалоттом, но и с нескончаемой болью, своими страхами, правдой о себе, о других, обо всем мире…
Однако прошла минута, потом две, а новый цикл так и не начался.
- Которого…? – хотел было начать возмущаться тот, кто судя по всему слишком сильно прикипел душой к тысяче первому турниру тау-дунай.
Только вот возмущение пришлось приберечь на потом и спешно начать удивляться, потому как однотонный фиолетовый интерьер одиозной тюремной камеры внезапно был нарушен появлением посреди одной из стен ярко-красной двери.
«Что-то новенькое», - подумал пленник.
А чуть погодя в двери что-то негромко засвербело, заскрипело, загудело. Это звуковое бесподобие немного напрягло, но не испугало, ведь было несложно догадаться, что именно так в данном случае работает запирающе-отпирающий механизм.
«Странно, ведь именно я его и изобрел?» - мысленно усмехнулся пленник над жестокой иронией судьбы.
Впрочем, слишком долго наслаждаться горьким привкусом иронии ему не пришлось. После пятиминутного свербения, скрипения и гудения ярко-красная дверь все-таки медленно поддалась вперед, а потом и вовсе распахнулась. И тогда в странную и непонятную фиолетовую комнату вошел человек, сопровождая свои шаги звонким цоканьем подошв по мраморному полу, подогнанному под все тот же ненавистный фиолетовый цвет.
- Кто вы?! – спросил пленник, не дожидаясь соблюдения приличий.
Ответа не последовало. Вместо этого тот, кто вошел в странную и непонятную фиолетовую комнату медленно стянул со своей головы черный капюшон, позволив тем самым пленнику посмотреть в глаза своему тюремщику. Только вот взгляд в цветопеременчивые глаза предполагаемого врага не принес каких-либо ответов. И поэтому пленник с раздраженной настойчивостью повторил свой вопрос:
- Кто вы?!
- А кто вы, дорогой мой фархатурим?
Последнее слово в реплике вопроса имело эффект внезапно разорвавшегося снаряда для того, кто слишком давно оставил свои регалии в прошлом. «Фархатурим» - это было важно когда-то, но теперь пленник хотел быть кем-то другим. Возможно, опять пресловутым Аландором-Каем или еще кем. Детали не играли роли. Важно было снова забыться. Но мог ли ему это позволить странный человек в черном капюшоне с глазами, очень быстро меняющими цвет с синего на желтый и обратно? Совершенно точно нет. Он желал совсем другого, хотел разворошить прошлое, мечтал разворошить память и поэтому произносил свои очень язвительные слова:
- До чего же вы докатились, дорогой мой фархатурим? Теперь вы бывший ученый, бывший муж, бывший отец, бывший участник тысяче первого турнира тау-дунай…. И теперь вы тот, кто самым подлым образом предал Нерушимость Устава. Но вы можете умереть быстро и малоболезненно, если только расскажите нам, где вами спрятана голова?.. А?.. Я не слышу вашего ответа…. Где находится последняя скрижаль???..

Глава 16: Песнь прозревшего.
Последние гроздья века упали, оставив сор,
Но что это было за время? Позор, позор, позор…
Столицы упали навзничь, объяв ногатою срам,
И кто-то излишне робкий не вынес объятий дам,
Тех самых, клялись что страстно, вплетая в косу венок.
Теперь же им нужен новый достаточный потолок.
Они уболтать желают и правду, и злую ложь.
Для них в мире все чужое, возьми его да положь.
А что, если эта правда не лезет в большой котел?
Тогда ты попал, товарищ. Наверное, ты осел,
Коль думал, что снова скачет по кочкам  чудной герой,
Что он как всегда отыщет какой-нибудь геморрой.
Но разве изменит это погрязший в руинах мир?
Ты будешь сидеть бродягой, сжигающим свой трактир.
Когда же исчезнет время, пространство взорвет себя,
Ты все-таки будь последним, сумевшим сказать «нельзя».
Ведь если не ты, то кто же? Других рядом больше нет.
Никто не придёт на милость взрывающих мозг комет.
Но если не сможешь, ладно. Простим, хоть и не поймем,
И тень, испещренную болью, на эту вот роль наймем.
Она неказиста очень, доверчива и глупа,
И ей не нужны громадные с метафорами слова.
Потом в отгремевшем мраке она не задаст вопрос:
Зачем и с какого ракурса извержен был дна колосс?
Да, вместо большого пира в гостях у большой чумы
Хотелось бы выдать новое, дождаться своей мечты.
Последние фразы скучные срывались тогда бы с губ,
И стал бы вконец прорезанным давно наточенный зуб.
Глубокою каплей яда пропитанный он насквозь,
Пробил бы любые преграды, как в кожу забитый гвоздь,
И может в остатках смирения нашел бы и нас урок,
Который не смог не вызубрить внезапно живой сурок.
Достойный ответ безумию, достойный ответ себе,
Напрасно никто не выяснил, чья истина есть в вине…
Глава 17: Нет кренделей для обычных парней.
- Ну как?..
Люциус посмотрел вокруг. Он находился в каком-то странном полуподвальном помещении в окружении незнакомых людей. Все они выглядели весьма необычно, но судить о чем-то или о ком-то было рано, тем более что и сам Люциус полулежал-полусидел в какой-то не совсем естественной позе на бетонном полу, выкинув левую ногу вперед, а правую поджав под себя. Над головой назойливо мигали пришедшие в негодность лампы дневного света, но все же продолжали освещать загадочные лица незнакомцев.
- Так все в порядке? – раздался новый вопрос.
Однако Люциус все еще не был готов что-либо ответить. У него не было какой-либо там посттравматической амнезии или чего-то иного патологического и противоестественного, связанного с кратковременным помутнением рассудка. Он прекрасно помнил, что секунду назад, а может гораздо меньше этого нажал на рубильник. И вот теперь его окружают эти странные люди.
«Кто они?» - бродила безответная мысль по бескрайним горизонтам его внутреннего «я», но еще большим ужасающим вопросом все еще оставался: «Как я здесь оказался?».
Слава богу, что странные люди все же решили, что лучше начать с объяснений, а не с ничего не дающих и бессмысленных расспросов.
- Мы тебя ждали…
«Да неужели?» - мысленно подковырнул говорившего скопившийся осадок скепсиса.
Люциус присмотрелся к тем, кто его окружал. Их было девять или двенадцать. Для точных арифметических подсчетов у него не было ни сил, ни желания. Все то, что произошло за последние несколько часов, нещадно подорвали его физическое здоровье, но разум, тем не менее, был чист и безопасен. Так что именно он, а также чудесным образом обострившиеся сенсорные способности позволили ему быстренько, но вполне эффективно проанализировать всех присутствовавших. Одевались все эти странные типы почти наверняка на самой неприглядной барахолке. Одно сплошное рванье и старье с давнишними пятнами от чего-то непонятного и весомым слоем пыли поверх. Рожи их были в большинстве своем небритыми, побитыми или исцарапанными. И все же они выглядели довольно подтянутыми, собранными и совсем непохожими на местных бомжей или алкашей. Да и вряд ли бы бомжи могли бы шариться по окрестностям с автоматами через плечо.
- Мы – отбросы…
«Точно!» - еще раз подколол безудержный скепсис.
Только вот никакие мысленные издевки никак не могли помочь Люциусу разобраться в происходящем и поэтому он спросил:
- Что происходит?
Странные люди неторопливо переглянулись. В их неряшливой мимике мигом проявилась досада и некоторое разочарование, которые с явным рвением намекали, что все они настойчиво надеялись на нечто совершенно другое.
- Так ты не знаешь?
- О чем?
Возможно, Люциус и не стал бы как последний глупец отвечать вопросом на вопрос, но другого выбора ему не представилось. Незнакомцы вновь переглянулись, но на этот раз по их лицам пробежала тень загадочного предубеждения, от чего внутри у Люциуса неистово засвербело, словно он съел на завтрак целое гнездо гадюк. И надо сказать в это странное мгновение он ненароком пожалел, что все еще не находиться в логове космического зла. Впрочем, долго сожалеть не пришлось, так как незнакомцы все же перестали подмигивать друг дугу и выдали парочку более доступных реплик.
- Мы тебя ждали…
- Очень ждали…
«Час от часу не легче», - думал Люциус, но продолжал слушать.
- Это должно было случиться. Нас предупреждали. И вот мы оказались здесь в тот самый момент, когда произошел именно этот вброс…
Очередной странностью явилось то, что все эти чудные незнакомцы выдавали слова почти в унисон. Это совсем немного напрягало, а может даже и пугало, и потому Люциус попытался вырвать из толпы лицо предводителя. Задачка оказалась не из легких. Первостепенно конечно из-за того, что никто из них не претендовал на звание красавца, да и сами лица их были серьезно отретушированы копотью и грязью. Однако исключительно по повадкам и эмпатическим посылам он выделил человека, стоявшего немного поодаль, смотрящего на всех остальных отстраненным блуждающим взглядом  и опиравшегося на что-то очень похожее на снайперскую винтовку. Точнее сказать было сложно, ведь Люциус плохо разбирался в устаревших образцах оружия, тем более что огнестрельное ему приходилось видеть до сих пор только на картинках академических учебников. Правда при всей своей архаичности это оружие было лаконичным дополнением к образу здоровенной детины с короткой толстой шеей и почти лишенным растительности черепом. Но это мелочи. Другое дело, что во взгляде этого персонажа было нечто особенное, едва уловимое путем старательной эмпатии.
«Возможно, ты и есть то, что мне нужно», - предположил Люциус и не ошибся. Он понял это, как только их глаза встретились и проникли друг в друга испытующим взглядом. «У нас много работы…. Слишком много…», - вот что непрерывно гуляло в голове предполагаемого предводителя, так что когда Люциусу удалось отыскать и вцепиться в эти эмпатические обрывки, ему тотчас немного полегчало, так как ему стало ясно, что его занесло не в логово безумцев или тех, кто страстно желает ему навредить. Просто все эти люди нуждались в помощи, и так уж вышло по чьему-то высшему решению, что именно ему придётся им помочь и решить их непреодолимые проблемы.
Здоровенный детина тоже кое-что осознал, пока Люциус копался в его эмоциональной ауре. И именно это заставило его сунуть винтовку за спину и выйти вперед с заднего плана. Едва это произошло, все прочие тотчас замолчали. Однако он не разродился градом тирад и продолжал изучать вновь прибывшего своим испытующим взглядом. Это длилось несколько минут и в конечном итоге стало старательно выводить из себя, но Люциус на худой конец предпочитал такое невразумительное общение, чем навсегда отпечатавшиеся в памяти кровавые ухмылки злобных взглядов.
«Бывало хуже. И намного», - слышался промеж извилин успокаивающий внутренний голос.
Однако есть время разбрасывать камни и есть время, когда камни попадают в цель. Так что, как и полагается этот странный обряд в конце концов себя исчерпал и здоровенный детина проявил свой словарный запас:
- Я – Шилов…
- Прекрасно, - отметил Люциус, - А я…
- Нет!..
Это прозвучало не так уж и громко, но крайне эмоционально, от чего сенсорные нейроны едва не взорвали мозг новоявленного эмпата. Кратковременная боль быстро исчезла, но злость только начинала нарастать. Сердце бешено колотилось, вся кровь прильнула к лицу, а вся армада мышц-сгибателей настойчиво требовала напрыгнуть на физически более сильного противника и отметелить его до полусмерти. Конечно, мысленно Люциус быстро осознал, что эта ослепляющая ярость всего лишь еще один побочный эффект от его новых способностей и что ему нужно постараться ее перебороть. Он попытался это сделать, задавая вопросы и выспрашивая объяснения:
- Зачем кричать?
Здоровенный детина, назвавшийся Шиловым, обладал неимоверной выдержкой или же Люциус всего на всего размяк в последнее время и потому ему казалось, что тот смотрит на него с каменным лицом и никак не реагирует. В любом случае новая порция молчания с противоположной стороны никак не помогала ему справиться с подступающей к горлу яростью, а только нагнетало ее приливы. В связи с чем можно только предполагать чем могло бы закончиться такое противоборство взглядов, если бы Шилов не заговорил в последнюю критическую секунду:
- Забудь, кем ты был до того, как попал в Миррариум. Здесь и сейчас тебя будут звать инженер Оливье…
«Ну, просто замечательно», - подумал Люциус, - «Хотя бы не Заливье».
Однако при всем при том, что новое прозвище было ему в диковину, его больше интересовали другие детали.
- Так вы говорите, что ждали меня?
- Да, - ответил Шилов, сопровождая реплику своей каменистой гримасой непоколебимости.
Конечно, Люциус страстно желал узнать и все прочее, но в этот момент то полуподвальное помещение, в котором все они находились, неслабо тряхнуло внезапным подземным толчком. Землетрясение длилось около пяти секунд, то есть совсем недолго, только вот чтобы его переждать большинству тех, кто именовал себя «отбросами» пришлось широко расставить ноги, дабы не повалиться на пол. Люциусу же было куда проще, ведь он и так уже то ли сидел, то ли лежал на полу. Падать ниже было некуда, и потому оставалось наблюдать за тем, как других терзают законы тяготения, а также считать количество ламп, которые перестали мигать под потолком, тем самым давая знать, что они официально потухли. Впрочем, как только тряска завершилась, желание разобраться в происходящем вернулось. И в связи с этим возник новый диалог:
- Какого черта?
Только вот желающих его продолжить не оказалось. Шилов же как и прежде с каменным лицом поправил винтовку за плечом, а потом сделал несколько шагов вперед и протянул руку помощи сидящему на полу.
- Нам пора, - сказал он, понимая, что вопросы неизбежны.
Люциус не зразу принял предложенное, попытался было пораскинуть мозгами, но, к сожалению его, обделили вагоном времени для подобных мероприятий, так что при всех контраргументах ему пришлось согласиться и, взявшись за чужую ладонь, подняться на ноги. Несомненно, для Люциуса было чудом то, что он вновь стоял на ногах, ведь в некие моменты ему казалось, что его прекрасная и знаменательная жизнь подходит к концу. Но вот он снова жив и здоров…
«Как же это несказанно замечательно продолжать дышать», - думал Люциус, бросая скользкие надменные взгляды на тех, кто в состоянии аутентичной обособленности неторопливо засуетился по направлению к выходу, - «Очень жаль, что они не испытывают доступного мне энтузиазма».
Параллельно этим мысленным самоизлияньям он украдкой оглядел себя насколько мог и увидев, что легка запылился, постарался мало-мальски отряхнуться. Правда, нужно сказать, что даже в грязном капитанском мундире Люциус выглядел королем среди прочих. Впрочем, на наведение красоты и блеска времени тоже не было заранее предусмотрено и прописано во всеобъемлющем жизненном регламенте. Об этом ему тотчас резво сообщил Шилов, ожидавший, что если он дал ценное указание, то за ним все должны следовать немедленно, беспрекословно и со скоростью света.
- Аллё!.. Бригада!.. Оливье!..
Странное сочетание слов, произнесенное в пугающей приказной интонации, на фоне всех остальных странностей уже не выглядело таким уж и странным, каким могло бы показаться в других обстоятельствах. К тому же помогла пресловутая эмпатия и Люциус догадался, что предводитель «отбросов» хочет, чтобы он более резво двигался в нужном направлении.
«Осел», - подумал Люциус, но все же пошел вслед за всеми мимо большого красно-желтого стендера с надписью кривоизвивающимися буквами «ВЫХОД. Спасибо, что встретили вброс вместе с нами». С другой стороны иных вариантов развития событий не предвиделось. И совсем не потому, что новоявленного инженера кто-то к чему-то принуждал. Просто даже при всем тягчайшем дефиците информации, который имел место здесь и сейчас, было совершенно ясно, что Люциуса занесло черт знает как, черт знает куда. Так что одному ему было бы более чем сложно разобраться во всем этом неожиданном жизненном сумбуре.
«Если вдруг так получилось, что судьба преподнесла на блюдечке когорту отменных чудиков с оружием в руках, то нет ничего постыдного в том, чтобы воспользоваться их услугами», - именно так для себя решил Люциус.
И это в свою очередь означало, что он морально готов смириться с загадочными «вбросами» и новой фишкой про «инженера Оливье», а также со всем тем, что будет ждать его за пределами полуподвального помещения.
- Держаться вместе! Идти осторожно! – командовал Шилов где-то впереди.
В полном соответствии занимаемой должности предводителя «отбросов» он пытался правильно скоординировать своих подчиненных для того, чтобы они смогли безопасно покинуть «помещение для ожидания вброса». Понятное дело, что когда Люциусу было сказано, что нужно куда-то идти, он думал, что все предельно просто. Так сказать, взял и пошел. На деле же все оказалось крайне запутанно и непонятно.
- Осторожнее на углу! – последовало еще одно предупреждение Шилова.
Люциус в этот момент как раз оставил позади благословляющий стендер и вошел в довольно широкий коридор, имевший высоту в два с половиной метра и ширину в три метра с мелочью. Но при всем при этом «отбросы» двигались вперед исключительно по одному.
«Странно», - подумал Люциус, но тут же сам себя осадил, - «А чего еще ты ожидал?».
Однако даже самоподстегивание не могло заставить его шагнуть вперед, преодолеть сосущий под ложечкой первобытный ужас…
«Ну что же ты?» - мысленно терзал его внутренний голос.
А между тем идущий впереди персонаж уже успел оторваться от него шагов на десять. А Люциус все медлил, медлил и медлил…
В конце концов позади него раздался на удивление подбадривающий возглас:
- Не дрейфь, дружище. Все не так уж и опасно. Просто иди по чужим следам.
Такая вроде бы малозначительная фраза чужого участия оказалась по-настоящему эффективной против парализующего страха. Впрочем, весь чрезвычайный пикус на самом деле был не в словах или оборотах речи, а в эмоциональном всплеске неподдельного желания, который и смог подчистую выжечь из внутренностей Люциуса все то, что мешало ему идти дальше. И как только это произошло, он мысленно прошептал «спасибо», шагнул вперед и лишь потом обернулся, чтобы воочию увидеть своего спасителя.
За спиной Люциус обнаружил невысокого коренастого мужчину лет под сорок в чугунной каске с маленькими фонариками по бокам и в круглых очках с толстыми линзами. Все прочее обмундирование мало чем отличало его от остальных «отбросов», но все это тотально затмевала широченная и крайне задорная улыбка, прыгавшая по границам его рта, из которого тотчас вырвалось что-то неизбежно философское.
- Вот видишь, все элементарно и просто
- Спасибо, - сказал Люциус.
На этот раз он произнес это громче и вслух, а затем благодарно протянул руку дружбы. И сразу же его собеседник стал выглядеть таким, будто благодаря этому чувственному жесту были затронуты самые глубинные фибры глубокозапрятанной души. Он явно не привык к подобным межличностным сентиментальностям, но к счастью не расплакался, а только стал еще шире улыбаться, и даже представился:
- Бен Ганн.
- Лю…, - хотел было ответить Люциус, но вовремя спохватился и сказал, - Инженер Оливье.
- Знаю…
Последнюю реплику новый знакомый произнес с тихим и загадочным привздохом, что, несомненно, слегка разозлило новоявленного инженера. Впрочем, злость быстро угасла под давлением рационального благоразумия, а также неугомонного любопытства. И если с первым все было предельно ясно, то второе зародилось как-то само по себе и теперь эфемерно витало в воздухе и неустанно вбрасывало в душевные жабры Люциуса, мигом прорастающие споры неуемной самоуверенности в том, что он нечто совершенно особенное в этом пока что совершенно непонятном месте. Так что в конечном итоге Люциус не стал допытывать нового знакомого на счет его тайных помыслов и предубеждений, да собственно никто и не позволил ему этого сделать.
- Не отставать! – раздался голос Шилова почти что издалека.
А это означало, что стоило бы поторопиться, для того, чтобы не отхватить пачку ненужных неприятностей и догнать остальных.
- Да-да,… Ну что?
Эдаким вполне уместным добавочным аргументом была фраза, произнесенная по-детски писклявым субъектом, который вместе с Люциусом и Беном Ганном оказался в хвосте цепочки «отбросов», растянувшейся по напичканному опасностями коридору.
«Еще один чудила», - мимоходом подумал Люциус и также мимоходом рассмотрел человека, который с неловкой авторитарностью вмешался в разговор. На вид ему было лет семнадцать, если не меньше, так что на фоне прочей брутальности он выглядел как-то не так. Ну а если в купе с этим приходилось учитывать длинные прямые волосы русого цвета, подстриженные под каре и лицо в меру сдобренное веснушками, то и вовсе моментально складывалось впечатление, что перед тобой предстал маленький принц.
- Это…, - Бен Ганн попытался было представить инженеру Оливье своего давнишнего приятеля, но был бесцеремонно прерван.
- Весельчак.
В свою очередь Люциус настоятельно решил для себя, что нет никакого смысла в том, чтобы пытаться узреть хоть какую-то логику в выборе имен среди «отбросов», а просто без какого-либо намека на удивления протянул парню руку и сказал:
- Инженер…
Впрочем, его тоже постигла участь быть прерванным на полуслове.
- Знаем, слышали, - сказал Весельчак, ехидно подтверждая свое имя задорной улыбкой.
Хотя надо сказать, что скалиться ему пришлось недолго.
- Не отставать!.., - раздался голос Шилова в почти еле слышном диапазоне.
И это, несомненно, заставило троих отставших от основной массы перестать глазеть друг на друга и ускориться в своих телодвижениях. Другое дело, что бежать рысцой там, где этого благоразумнее не делать, было бы крайне затруднительно, имея впереди себя такого неопытного и бестолкового в плане знания местных правил выживания соратника как Люциус. И потому его тотчас попросили отойти назад.
- Так будет лучше, - успокаивающе приободрил Бен Ганн и осторожно обошел стоящего посреди коридора и немного смутившегося инженера Оливье.
- И безопаснее, - поправил его Весельчак, сделав то же самое.
И как только это случилось, Люциус последовал вслед за ними точь-в-точь, как и было заранее оговорено, то есть исключительно по следам впереди идущих. Правда, минуты через три ему стало скучно прыгать с кочки на кочку и экзальтированно следить за тем как по стенам скользит свет от фонариков на каске Бена Ганна, так что в конце концов он не удержался и спросил:
- А что будет, если не соблюдать осторожность?
- Лучше тебе не знать, - ответил ему Бен Ганн.
При этом интонация его голоса не проявила никаких чувств, словно ответчик заранее был готов к тому, что новичок спросит нечто подобное. А может просто этого чудаковатого ветерана уже слишком часто спрашивали одно и то же, так что он понемногу привык и поостыл к проявлениям чужой непросвещенности. И это обстоятельство заставило Люциуса сделать небольшую паузу для того, чтобы понять стоит ли продолжать расспросы или же разумнее немного помолчать. Безусловно, он скорее всего склонился бы в сторону тишины, если бы ему не приходилось вновь и вновь смотреть на кочки под ногами, на скользящий по стенам свет фонариков, на тут и там валявшиеся лишенные плоти скелеты грызунов, на капающую с потолка жидкость, которая при падении на пол начинала шипеть и пениться, на что-то еще, чего Люциус не видел обычным зрением, но о чем неотвратимо догадывался и  о чем с предельной тщательностью старался не думать…. Однако оно все равно оседало где-то в подсознании и порождало тем самым гнетущие ощущение беспокойства. Так что спустя минуту или две он все-таки спросил:
- И все же?
Бен Ганн не ответил и молча продолжал идти  вперед, не переставая отбрасывать свет на искусанные временем стены, словно это было куда важнее. Или же для него было важнее просто промолчать? И Люциусу было несложно почувствовать ту алчущую пустоту, с которой приходилось жить этому чудаковатому простаку в каске с фонарями и круглых очках с толстыми стеклами. Что ее породило? Об этом Бен Ганн вряд ли бы кому рассказал. Но что точно знал и понимал Люциус так это то, что скорее всего в его жизни было слишком много потерь, связанных с теми, кто не соблюдал негласных правил. И для всех их хождение по таким или другим коридорам закончилось чем-то плохим, а может даже ужасно-ужасным. Так что теперь, когда Люциусу вздумалось задать очередной глупый вопрос, ему проще промолчать, чтобы не думать и не вспоминать.
- Еще успеется, - обнадежил надоедливого любителя неуместных вопросов частенько улыбающийся Весельчак.
«Возможно», - подумал Люциус, - «Но как ты выжил здесь со своим жизненным подходом?»
Прошло еще не менее десяти минут, прежде чем в конце тоннеля замаячил долгожданный свет, и тогда им уже стало гораздо веселее прыгать с кочки на кочку. Да и вообще, как только они выбрались наружу настроение резко пошло вверх, даже несмотря на то, что оранжевое небо было для Люциуса в диковину.
«Отнюдь», - подумал он, но это ничего не значило. Просто вырвалось, как и то следующее, что он не смог в себе сдержать и произнес вслух:
- И где это мы?
Безусловно, ему следовало быть более сдержанным и крайне осторожным. Однако когда Люциус увидел вокруг себя однотонный оранжевый мир, ему стало не до преамбул. Так что он немного потоптался на точно таком же оранжевом, как и небо, песке, а потом вновь стал требовать ответы:
- Что за черт?
Тем временем Шилов, которого, судя по всему, нисколечко не заботил тот факт, что трое заплутавших и отставших от общей массы целых пятнадцать минут занимались черт знает чем, совершенно потерянным взглядом окинул царящую вокруг бескрайнюю единообразную оранжевость и сказал:
- А Бог его знает…
- Если бы…, - критически заметил кто-то из толпы.
Это был странно ухмыляющийся тип с небрежно подстриженной челкой иссиня-чёрных волос, которая в связи с этим неугомонно торчала  вверх. Среди прочих особо значимых примет также можно было выделить большой сгорбленный нос, стянутое худощавое лицо и выступающий крюком подбородок. Его можно было назвать высоким, худым, жилистым, но все это уходило на второй план, как только у вас возникала безрассудная идея сформировать у себя в голове собирательный образ этого человека. И тогда у вас неотвратимо получалась бегающая и прыгающая гримаса злого смеха,  имевшая странную привычку от нечего делать и шутя передергивать затвор своей до блеска вылизанной винтовки.
- Если бы…, - повторил он для пущей уверенности, что его точно заметили.
И это сработало, так как его тотчас попросили заткнуться.
- Да хватит уже, Немус…
Поглощенный аутентичной медитацией Шилов не смог позволить себе уделить большее внимание на сдобренные циничной усмешкой замечания, ведь в тот скрупулезный момент для него было крайне жизненно необходимо продолжать упоительно наслаждаться завораживающим видом всепроникающей оранжевости вокруг себя. Лишь час спустя, когда ему все же надоело мотать головой из стороны в сторону и что-то тихо бормотать себе под нос, он как-то отрешенно махнул рукой в одну из сторон света, намереваясь тем самым сказать, что странствующей группе «отбросов» необходимо выдвигаться в указанном направлении. И как только это событие произошло, все разом сорвались с места и побрели к одному из краев горизонта, мысленно предполагая, что там всех их ждет нечто важное, ради чего все-таки стоит жить, а возможно и умереть.
По прошествии сорока минут пути так и не стало ясно, чем отличается север от юга, а запад от востока, как собственно и зачем кому-то вздумалось переться через дюны, утопая в них едва ли не по колено, задыхаясь от недостатка кислорода посреди безжизненной пустыни и не видя вокруг ничего, кроме бесконечных песков и изредка встречающихся растений, высохших вечность назад. Да, идти вперед было очень сложно. Но еще сложнее давалось понимание поставленных впереди задач. Конечно, с первого взгляда все вроде бы выглядело предельно просто – шагай да шагай. Однако же на самом деле было совершенно непонятно куда и зачем.  А это в свою очередь тревожило, беспокоило, заставляло сомневаться в каждом шаге, так что в конце концов Люциусу пришлось вновь забыть про сдержанность и спросить у идущего впереди Бена Ганна:
- Куда мы идем?
Сложно сказать имело ли место инерционным движением или же Бен Ганн попросту потратил некоторое время на то, чтобы выискать ответ в закромах памяти, но ответ Люциус получил только шагов через десять, да и то это скорее был не ответ, а упрек. Именно его он прочитал на лице Бена Ганна, когда тот все же соизволил остановиться и обернуться.
«Да уж», - заявил внутренний голос.
Впрочем, такие глупости не могли остановить бывшего капитана космолайнера и потому он с еще большей настойчивостью спросил:
- Куда?
Странно, но на этот раз ответ дался слишком легко.
- В Последний город.
Несмотря на то, что все они уже давным-давно покинули полуподвальное помещение для ожидания вброса, фонарики на каске Бена Ганна продолжали гореть ярким светом, хотя и не было никакой необходимости что-либо дополнительно освещать. Естественно любой другой мог списать такую неряшливость на придурковатость, но Люциус мог чувствовать и он сразу же почуял нечто особенное – страх и радость вперемешку с волнением. Такой едва ли вообразимый букет смешений встречался ему впервой и потому неудивительно, что он тут же спросил:
- Что это значит?
- Ничего особенного.
«Да нет же», - хотел было сказать Люциус, но не успел.
- Привал! – возвестил идущий впереди всех Шилов.
Все сразу же немного расслабились и стали неторопливо кучковаться. Люциус переглянулся с Беном Ганном, и они оба бессловесно порешали, что сейчас не время для игры в вопросы и ответы, особенно когда увидели начавшуюся на привале пирушку.
«Позже. Намного-намного позже», - вот что они незамедлительно сообщили друг другу путем подмигивания и поспешили присоединиться ко всем остальным, успевшим устроиться рядом с одним из высохших кустов неизвестного растения.
Кто-то из них достал фляжку с водой, кто-то по-быстрому разрывал пакет с сухим пайком и делился с тем, кто сидел рядом. Другие же посчитали, что их руки недостаточно устали по сравнению с ногами и тотчас виртуозно продемонстрировали жим лежа. Люциус предпочел быть среди тех, кто захотел утолить жажду и голод. Для него это было в новинку, ведь он всю предшествующую жизнь был практически аристократом и никогда и ни в чем себе не отказывал. Теперь же какие-то чрезвычайно черствые и безвкусные сухари, пападая в его желудок превращались в самое экзотическое снадобье неимоверно высоких кулинарных  характеристик. Что уж тут говорить об отдающей хлоркой воде из фляжки? Она теперь стала вкуснее любого нектара.
К счастью, некоторые из «отбросов» заранее позаботились и о развлечениях. В связи с чем, когда в животах уже что-то было, один из них достал из рюкзака старый потрепанный радиоприемник и попытался поймать что-то достойное. К сожалению единственным, что вещалось без рвущих барабанные перепонки помех было:
- Грядет Апокалипсис! Слушайте радиоволну Ю-Ю и внемлите Гласу Божию! Покайтесь в грехах своих и зашлите баблище в наш праведный оркестр…
Слишком долго слушать такие прокламации было невозможно, так что пришлось засунуть приемник обратно в рюкзак и предоставить слово одному из тех, кто всегда имел в запасе хорошую поучительную историю.
- Вот как-то ночью захотелось мне выпить дидра. Терпел я - сколько мог, а потом понял, что не усну без него родимого, и решил действовать. Втихую, знаете ли, пробрался в бар через форточку. Бармен, наверное, случайно забыл закрыть или специально оставил, чтоб проветривалось. Впрочем, неважно. Главное, знаете ли, ползу я тихо-тихо мимо стойки, чтобы бармена не разбудить, а тут как начнет прямо у меня под носом все греметь и трястись. «Ну, беда», - думаю, - «Неужто вброс нарисовался…». А нет. Оказалось, что это мелкий крокодайл залез в мусорный бочонок и рыскал там объедки…
- Ха-ха-ха, - понеслось ото всех скопом.
История «отбросам» явно пришлась по вкусу, хотя Люциус больше половины не понял. Зато ближе к концу он заметил, что Шилов стоит в стороне от всех и неторопливо потягивает курительную трубку, как и прежде мечтательно бросая туманный взгляд то в сторону горизонта, то в сторону неизменно оранжевого неба. И так как его все еще терзало неудовлетворенное любопытство, он поспешил незаметно улизнуть от Бена Ганна и Весельчака и составить компанию тому, кто гарантированно знал гораздо больше ответов.
- Что это еще за Последний город?
Безусловно, при всем назойливом и надоедливо-вопросительном поведении Люциуса Шилов был просто обязан  разозлиться. Однако он был по-прежнему спокоен и со своеобразной романтичностью отвлечен, так что при взгляде на этого человека и при изучении его поведения, жестикуляции и поступков возникало стойкое ощущение, что его внутреннее содержание совсем не соответствует его брутальной внешности. Но еще больше удивляли произносимые им слова, который имели приторный оттенок самопогружения в доведенный до предела экзистенциализм:
- Последний.
И понятное дело, что Люциус никак не мог знать, как нужно реагировать или понимать нечто подобное. Впрочем, он не стал все усложнять и решил, что благоразумнее всего продолжать диалог исключительно по творчески-беспечному наитию. И это выглядело примерно как:
- Но почему?
И тут Шилову пришлось оторвать глаза от оранжевого горизонта, а после чисто и открыто посмотреть на алчущего знаний собеседника.
- Потому что последний, - сказал он, старательно пытаясь утаить в голосе практически неразличимую дрожь, - Особенно для нас.
Дальнейшие расспросы были бесполезны. Понять это можно было и без сверхспособностей. Да и вообще разговор в целом уже никак не клеился и не лез ни в какие ворота, словно их обоих дистанцировало нечто невидимое и непостижимое, о чем предводитель «отбросов» не мог, но в большей степени не хотел говорить.
«Топ!», - сказал я сам себе и перерезал провода», - на этот раз внутренний голос выдал какой-то несусветный бред, но Люциус сумел уловить основную идею реплики и потому молча и без каких-либо реверансов оставил Шилова наедине с самим собой. Через несколько шагов, он правда не смог не обернуться и тогда увидел, как тот раскуривает свежезабитую трубку и пристально смотрит в оранжевую даль.
«Странно», - подумал Люциус и пошел дальше.
Еще немного и он вновь присоединился к дружной компании, что разгульно расположилась под высохшим кустом. И казалось, что временного отсутствия инженера Оливье никто не заметил. Да и как это собственно можно было сделать, когда в ходу было очередная свежеиспечённая байка про космических гопников:
- Короче, - Люциус пока что не особо разбирался в новых и почти незнакомых лицах, но судя по всему, все истории выдавал один и тот же персонаж, - Вот как-то заскочил отряд космических гопников на базу П.С.К.О.В. (Подразделение Самых Кровожадных и Опасных Вурдалаков). Ходят они, значит, ходят, а никого и нет. Ну, через час только задумались и сообразили, что что-то не так. Позвонили на радио к Ю-Ю и попросили: «Мол, вознесите, пожалуйста, молитвы к всемилостивому ВБ. Пусть простит нам наши прегрешения и укажет путь, где запрятались проклятые псковичи. А тот послушал, послушал и говорит: «Да вы о чем вообще? Это ж вы и есть псковичи. Давеча попали вы под вброс, так вам память и отшибло напрочь…
Конечно, Люциус, как и в прошлый раз, мало что понял, но все же постарался поддержать всеобщее веселье и выдавил из себя несколько за уши притянутых смешков. К счастью, долго изображать из себя хохотушку ему не довелось, потому как вскоре раздался громкий приказной возглас Шилова:
- Конец привала! Выдвигаемся!
- Че-е-е-ерт! – потягиваясь произнес Весельчак, который вместе со своими веснушками предпочел бы еще повалять на песке, а не вновь тащиться через дюны.
- Не гундеть, - потребовал от него Бен Ганн, который с трудом взваливал себе на спину огромный рюкзак со снаряжением.
Его спина явно требовала гораздо более длительного отдыха и более щадящего режима, но этот перец был с характером и потому не жаловался и даже не кряхтел. То же самое можно было сказать и про всех остальных. Все они молча и без каких-либо упреков собрали все свои скромные пожитки, выстроились нестройной колонной и двинулись вперед, то есть туда, куда вел их Шилов. И нельзя не заметить, что в этой ситуации Люциус имел некоторое преимущество. У него не было не оружия, ни рукзака, ни чего- то еще, что приходилось бы нести или тащить на себе. Так что Люциус мог и вовсе не напрягаться, а просто неторопливо вышагивать и глазеть по сторонам. Именно этим он собственно и занимался следующие три часа, в течение которых «отбросы» пытались перемахнуть через огромный песчаный холм. Когда же они все-таки оказались на его труднодостижимой вершине, то им явилась чарующая картина разительных отличий.
- Вот это да! – воскликнул Люциус, и это отражало все его внезапно всхлынувшие эмоции.
И, несомненно, такое поведение было простительно и даже обосновано, ведь внизу по другую сторону песчаного холма раскинулась огромная изумрудная долина с живой зеленой травой, могучими лиственными деревьями, бьющими высоко в небо фонтанами прохладной и пресной воды, поющими и прыгающим птичками и сверчками.
- Вот это совсем другое дело, - сказал он, немного охладев после первых впечатлений и более рационально взглянув на то, что неожиданно явилось его взору.
Впрочем, ему не позволили салютовать слишком долго. Через секунду рука Бена Ганна легла ему на плечо, а его вкрадчивый голос посоветовал:
- Не торопись с выводами.
- То есть? – спросил озадаченный Люциус.
- Это Мерцающие камыши.
Получить более подробную информацию на злободневную тематику как всегда не вышло. Вместо этого были выданы ценные приказания предводителя Шилова, который с молниеносной скоростью выхватил из-за спины свою снайперскую винтовку и нацелил ее на ближайшие кусты.
- Всем приготовиться!
«К чему?» - мысленно задался вполне закономерным вопросом Люциус, однако ответить в данный момент было некому.
Все занимались тем, что проверяли целостность обойм в своих автоматах и доставали из рюкзаков заранее припасенные гранатки. Несомненно, это крайне настораживало Люциуса, который не имел ни того, ни другого. Впрочем, еще больше настораживал непреодолимый вопрос, чего это все так переполошились. По его мнению, наоборот нужно было радоваться и визжать от счастья, так как пропала необходимость ковылять по бесконечным пескам, и теперь запросто можно было пробежаться по высокой траве. Только вот все остальные думали иначе и потому старательно передергивали затворы. И это пугало…
- Что происходит? - просил Люциус, обратившись к Бену Ганну, который как раз старательно пытался засунуть разрывной снаряд в имевшийся у него подствольник.
- Ничего хорошего, - ответил тот и продолжил свое занятие.
Из-за этого у Люциуса сложилось впечатление, что он на неопределенный промежуток времени предоставлен самому себе. Правда, тут же ему в руку кто-то старательно сунул гранату. Это был Весельчак.
- Возьми, - сказал он и отошел в сторону, чтобы что-то еще откопать у себя в рюкзаке.
Люциус же в свою очередь посмотрел на гранату, повертел ее из стороны в сторону и так как он не имел ни понятия, ни инструкций об алгоритме использования этого доисторического оружия то вполне логично поинтересовался:
- И что мне с этим делать?
- Дергай за кольцо и бросай куда захочешь.
Ответ был дан тем, кого насколько смог запомнить Люциус звали Немус. В отличие от преобладающего большинства он не обзавелся угрожающего вида автоматом или винтовкой, а ограничил себя выбором неброского пистолета с бронебойными пулями. Такой же висел на стене в доме прадедушки Люциуса рядом с именной грамотой за захват вражеского шпиона. Кажется, прадеда наградили за то, что случилось в эпоху Каргелирейских войн, но точнее вспомнить Люциус не мог, так как мало вникал в рассказы взрослых будучи маленьким ребенком. Кроме того, этот самый Немус отличался от других не только выбором оружия, но и поведением в целом. Так если прочие уже успели подготовиться к бою и теперь сосредоточенно целились в кусты, то он весьма расхлябанно прохаживался по холму и время от времени экзальтированно поглядывал в бинокль, словно вот-вот должен был начаться долгожданный спектакль, а не нечто пугающее и страшное. А еще Немус ради красного словца периодически выдавал скользкие фразы как, например:
- Не робей.
- Но зачем? – спросил по-прежнему озадаченный Люциус.
- Скоро узнаешь.
Тем временем Шилов отбросил свою вычурную экзальтированность и заговорил как вполне нормальный человек:
- Какие ставки, ребята?!
И тотчас со всех сторон посыпались развеселые предположения:
- Граундверы!
- Баральки!
- Гундорсы!
Для Люциуса уже стало нормой то, что происходящее вокруг слишком незнакомо и противоестественно для того, чтобы быть достаточно понятным его совершенно по-другому взращенной натуре. В связи с чем ему только и оставалось, что внимательно слушать и периодически делать пометки в умозрительном блокноте. Ну а будучи достаточно прозорливым, он все же догадался, что тематикой споров и предметом организованного на скорую руку аукциона является нечто или некто, что или кто просто обязаны поджидать их в этом прекрасной райском уголке благоухающей зеленью жизни с целью сделать с ними нечто плохое и нехорошее. Впрочем, таинственная природа притаившегося зла нисколько не пугала собой тех, кто считал себя «отбросами» и потому они раз за разом выдавали самые несуразные предположения:
- Ю-Ю!
- ВБ!
- Вряд ли, - Шилов отмел разом все высказанные предположения и стал рассуждать вслух, - В прошлый раз из кустов полезло полчище зомбарей, в предыдущий – трехметровые крокодайлы. Не думаю, что в этот раз Мерцающие камыши удивят нас чем-то из ряда вон, хотя впрочем, всегда есть вероятность…
- Да ладно уже вам молоть чушь языками. Давно пора разобраться с этой нечестью.
Это негативно выстроенное требование поступило от как обычно вечно недовольного Немуса, которому, по-видимому, уже порядком поднадоело зыркать в бинокль и очень хотелось разрядить парочку обойм в первого попавшегося врага.
- И впрямь, - немного растерянно отметил Шилов и, сделав шаг вперед, то есть вниз в сторону зеленого оазиса, выдал некую казуистическую мантру, - Пора – не пора, идем со двора, - но прочитав ее, тут же остановился, словно внезапно вспомнив нечто важное и крайне необходимое заявил, - Бен Ганн и Весельчак остаются прикрывать тыл. Все остальные идут за мной с предельной осторожностью. Шутки шутками, но миссия превыше всего. А ты…, - здесь предводитель «отбросов» обратился непосредственно к Люциусу, - Ты останешься с Беном. Он отвечает за тебя головой. Мы слишком долго тебя искали, чтобы какой-то глупый крокодайл оприходовал бы тебя на завтрак. Понял?
- Да-да, - спешно ответил Люциус.
- И ждите нашего сигнала, - добавил Шилов.
Конечно, на самом деле Люциус понятия не имел, в чем состоит необоснованная, но сокровенная важность его присутствия в этом совершенно чуждом и непонятном мире и тем более никак не мог взять в толк, почему это ему так необходимо отсиживаться на заднем плане, когда все остальные лезут в гущу событий. Однако понимая, что в данной ситуации предпочтительней принять предложенные правила игры, а не брыкаться в поисках своей правды, он предпочел согласиться с неоднозначным решением Шилова и, скучковавшись с Беном Ганном и Весельчаком, стал провожать взглядом тех, кто, неторопливо спускаясь по склону холма, неотвратимо приближался к Мерцающим камышам.
Спустя пять или семь минут весь передовой отряд «отбросов» затерялся в кромешной зелени оазиса и тогда Бен Ганн, крепко сжимая в руках свой любимый до предела прокаченный автомат с подствольником, выдал ключевую фразу:
- Ну, сейчас начнется, - и направил ствол на кусты.
Однако никаких выстрелов, взрывов или хотя бы криков не последовало. Кругом было по-прежнему тихо и ничто не предвещало каких-либо изменений в сторону шума и гама.
- Что за черт? – озадачился Бен Ганн по прошествии часа или около того.
Однако никто не мог дать ему долгожданных объяснений. Весельчак и Люциус, так же как и он, негодующим взором пытались разглядеть хоть что-то среди кустов, но за все это время им не удалось приметить даже тень, не говоря уже о каких-то там сигналах. К тому же если раньше из-за кустов раздавались неистовые трели птиц и сверчков, то теперь воцарилась абсолютная почти гробовая тишина. И это пугало.
- Что-то точно не так, - предположил Весельчак.
- А мы думали все просто превосходно, - съязвил Люциус.
И пока они очень живо пререкались между собой, случилось нечто в конец странное.
- Какого черта?! – воскликнул Бен Ганн, будто увидел живое воплощение ВБ.
Но на самом деле случилось нечто другое.
- Этого не может быть, - прошептал Весельчак, не веря своим глазам.
- Но это действительно так, - подметил Люциус.
Конечно же, в большей степени их озадачило совсем не бесследное исчезновение зеленеющего оазиса, ведь в пределах Миррариума случались чудеса и похуже, о чем и Бен Ганн, и Весельчак знали не понаслышке. Ну а Люциус в свою очередь после достаточно долгих и нудных странствий по пескам стал вполне восприимчив к любой новизне происходящего. Другое дело, что вместе с оазисом в никуда отправились и все прочие участники команды «отбросов», включая незабвенного предводителя Шилова. А это обстоятельство не то чтобы выставляло массу вопросов, но буквально и безоговорочно ставило в тупик.
- И что теперь делать? – пораженный таким поворотом событий прошептал Весельчак.
При этом лицо его стало красным, почти как помидор, из-за чего ранее прикольные веснушки стали выглядеть как паразитирующий грибок, прилипший к отборной сортовой культуре. Да и все его русые локоны стали как-то излишне взлохмачены и выглядели слипшимися из-за проступившего на лбу пота. Короче вся его юношеская красота мигом куда-то подевалась. Правда, никому до этого не было дела.
- Нет! – завопил Бен Ганн и рванул к подножию холма.
По пути он спотыкался, падал, поднимался, снова падал, катился…
Это было жалкое зрелище. Но именно его пришлось наблюдать Люциусу и Весельчаку в течение тех самых четырех минут, которые понадобились их разгневанному приятелю для того, чтобы добраться до места расположения исчезнувшего оазиса и в катотоническом безумии начать молотить прикладом по земле.
- Нет! – продолжал он кричать при этом.
Выждав совсем немного, Люциус и Весельчак повели себя более сдержанно и просто на просто начали медленный спуск. Естественно им понадобилось побольше времени, чем резвому Бену Ганну, чтобы в итоге оказать на месте трагедии. Но это было даже к лучшему, так как тот к моменту их прибытия успел в конец измочалить приклад о непоколебимую земную твердь и тем самым немного успокоиться и прийти в себя.
- И что теперь? – спросил Весельчак, предполагая, что Бен Ганн уже достаточно вменяем, чтобы принимать трезвые и продуманные решения.
- Не знаю…
Его взгляд был немного растерянным с печатью некоторого сожаления о том, что он в порыве гнева и досады не смог себя сдержать и раздолбал свой любимый автомат.
- Какое жестокое разочарование, - безутешно сорвалось с его искривленных неисчерпаемой душевной болью губ.
- И все же?..
Вступая в диалог, Весельчак успел покончить с неприглядной стадией раскрасневшегося помидора и теперь даже наоборот стал излишне бледным, что, несомненно, говорило о его бескомпромиссной готовности поменять минусы на плюсы. С пропажей товарищей жизнь для него не закончилась, но он отчаянно хотел знать, как дальше жить и зачем. Вот почему ему не надоедало спрашивать одно и то же:
- Что же мы будем делать дальше?
- Ничего, - отвечал Бен Ганн.
Ему было проще. С грузом тяжелого жизненного опыта он смотрел иначе на жизнь и все прочее, чем наивный и пугливый юнец Весельчак. Наверное, именно поэтому Шилов и ценил его по-особому и с позитивным пристрастием относился к нему как к личности. Но вот Шилова не стало. А вместе с ним исчез и какой-либо смысл в том, чтобы идти в Последний город и рисковать собой ради чужих надуманных идеалов.
«Может сейчас самое время, чтобы развернуться, сделать шаг назад и еще немного полежать на диване», - думал Бен Ганн, - «Ведь завтра может не представиться такой счастливой возможности. Ведь завтра Они  могут прийти и постучать в мою дверь. И мне придется открыть им…».
Но кто-то другой считал, что нужно поступить иначе. Им был бывший капитан Люциус Сфер, который сказал то, о чем пришлось задуматься:
- Хватит.
Две пары удивленных глаз смотрели на него, словно на очередное чудо.
- Хватит, - повторил Люциус все с тем же рвением и эмоциональным акцентом, который требовал немедленной моральной и физической мобилизации, - Лично я не знаю, зачем я здесь и почему, но это не значит, что мне плевать на здесь происходящее. Ваш лидер хотел, чтобы мы добрались в этот ваш чертов Последний город. Так в чем проблема? Идемте! Вперед и с песней.
И понятное дело, что подобный призыв не обошелся без явных пререканий.
- Зачем? – спросил Бен Ганн, не желая отбросить покорившую его апатию.
Впрочем, Люциусу не понадобилось ковыряться в мозгах в поисках ответа. Его вместо него придумал Весельчак, который, наверное, только и мечтал, чтобы ему вновь задали вектор движения к великой цели.
- Ну, раньше же была причина? – сказал он, - Вряд ли она куда-то исчезла.
Услышав это, Бен Ганн печально посмотрел сначала на одного, потом на второго, в очередной раз ностальгически вспомнил свой жизненный опыт, тяжело вздохнул и все-таки принял решение:
- Черт с вами, - и поднял с земли разбитое оружие.
Однако категорически принятое решение о том, что путь все же будет продолжен, совсем не означало, что все тут же мигом ломануться вперед наперегонки друг с другом. Важно было понять куда идти, а в отсутствии всезнающего предводителя Шилова это представлялось затруднительным и даже невозможным. Впрочем, и тут Люциус не стал расхолаживаться.
- Дайте-ка мне бинокль?
- Зачем? – поинтересовался Бен Ганн, который пока не привык, что новичок перехватил бразды руководства в свои руки.
- Хочу осмотреть, - ответил Люциус без задней мысли.
И когда бинокль, наконец, был передан ему в руки, он сделал именно то, что и обещал, то есть стал изучать окрестности через призму увеличения. Только вот ничего интересного по всей округе ему так и не удалось высмотреть. Лишь одна и та же оранжевая бесконечность являлась его ищущему взору. Бесконечное оранжевое небо, бесконечные оранжевые пески…
- Так сами вы не знаете дороги? – спросил Люциус, не отрываясь от бинокля.
- Нет, - ответил Бен Ганн, будучи старшим из оставшихся членов группировки «отбросы».
- Жалко.
- Не то слово…
Только вот от сожалений ничего не менялось, и вопрос о выборе маршрута продолжал оставаться открытым. Но никто из троих странников не намеревался вечно стоять посреди пустыни, так что Люциусу пришлось взять всю ответственность на себя и предложить:
- Пойдемте прямо.
- Прямо?
Предложенный вариант развития событий вызвал определенные сомнения среди слушателей,  но с другой стороны, чем подобная диспозиция была хуже всех остальных? К тому же если что про запас оставалась возможность провести работу над ошибками:
- Может, кого встретим, спросим и скорректируем…
Люциус ждал появления признаков одобрения в глазах братьев по несчастью, но те медлили. По большей части это было связано с тем, что они не привыкли сами принимать решения, а зачастую беспрекословно исполняли указания сверху. Теперь же им самим предстояло научиться отвечать за выбранный путь, а это было непостижимо сложно. И все же они собрались с силами и сказали:
- Хорошо.
- Прекрасно! – ответил Люциус.
Полученный вотум доверия слегка окрылил его, так что он едва ли не побежал вперед всех по выбранному пути, однако споткнулся обо что-то и совершенно неожиданно упал.
«Какого лешего?», - подумал Люциус, выплевывая попавший в рот песок. Ему совсем не понравился такой поворот событий после долгожданного, но скоротечного триумфа. Впрочем, долго разлеживаться он не собирался. Как ни как теперь ему приписывались лидерские позиции, и было бы негоже нереально опростоволоситься в первые же минуты своего пребывания на умозрительном Олимпе. Так что он поспешил вскочить на ноги и тщательно осмотреться в поисках подлого врага, который нежданно-негаданно уложил его носом в землю.
- Вот, - подсказал ему Весельчак, указывая маленький едва заметный черный бугорок, выступающий из толщи песка.
С чужой помощью враг был опознан гораздо быстрее. И в этот момент долгожданной визуализации Люциус разозлился еще больше, чем когда его рот внезапно оказался набитым песком. И потому он со всей дури пнул ногой по ненавистному из земли торчащему черному бугорку, намереваясь тем самым раздолбать его, растоптать, уничтожить, стереть из памяти, чтобы таким образом взять сиюминутный реванш и навсегда забыть о краткосрочном позоре. Но на деле получилось совсем не то, о чем самозабвенно загадывал Люциус. Понятное дело, он предполагал, что в качестве неприятеля судьба послала ему кусок более плотного, чем песок грунта или на худой конец какой-нибудь завалявшийся кусок арматуры. Однако когда его ботинок с размаху уткнулся в черный бугорок, нога почуяла нечто упругое и податливое, что в свою очередь никак не укладывалось ни в одно из вышеупомянутых предположений.
- Не понял, - озадаченно прошептал Люциус и, присев на корточки начал разгребать песок вокруг черного бугорка.
- Что происходит?
- Че такое?
Сконфуженные «отбросы» потеряли логическую нить происходящего и потому страстно желали от Люциуса объяснений того, зачем тот начал никому ненужные раскопки. Естественно, он не только слышал, но и их негодование, только вот не считал нужным отвечать или объяснять что-либо, так как был слишком увлечен своими догадками и внезапными озарениями. К тому же через пару секунд его догадки подтвердились, и на суд всеобщего обозрения предстал чей-то огромный кирзовый сапог.
- Кто-то потерял, - насмешливо прокомментировал Весельчак.
- Вовсе нет, - ответил ему Люциус и несколькими движениями рук обнажил скрытую под песком ногу.
- Да уж, - прошептал Бен Ганн, после чего уже все трое принялись разгребать песок.
Несомненно, при тройном энтузиазме дело стало спориться гораздо быстрее, но когда тело неизвестного субъекта оказалось полностью выкопанным из песка, возник новый вопрос:
- Он мертв? – спросил Люциус.
Конечно же, он спрашивал исключительно для проформы, так как полагал, что любой нормальный человек не смог бы дышать под толщей песка и, очень быстро задохнувшись, стал бы уже не жилец. Но в этом и была его ошибка.
- Скорее всего, нет.
- Нет?
Люциус смотрел на Бена так, словно тот только что отверг всемирный закон тяготения.
- Нет? – повторил он, будто дополнительное эхо в голове могло помочь ему хоть как-то разобраться в совершенно непостижимых вещах.
Бен Ганн понимал глубокую растерянность новичка, но не мог позволить себе заниматься его просвещением, так как при любом малейшем промедлении их случайная находка и впрямь могла стать трупом. В связи с этим он стянул с себя свитер, положил его под голову пострадавшего и стал пытаться привести его в чувства. Ну а вместо него ситуацию разъяснил ничем не занятый Весельчак:
- Он из П.С.К.О.В.а. Там все такие или еще хуже.
- Это как? – спросил все еще непонимающий Люциус.
- Да кто его знает…. Просто со всеми этими читтами они стали другими.
С дальнейшими расспросами пришлось повременить в виду наличия более важных и первостепенных задач. Во главе угла по понятным причинам стояло спасение жизни неизвестного псковича. Бен Ганн уже успел расстегнуть ему воротник и теперь занимался тем, что очищал его верхние дыхательные пути от песка. На это понадобилось с полминуты, а потом в дело пошел прекордиальный удар. И тогда раздался долгожданный вздох:
- А-ах, - и появилось жизнеутверждающее движение грудной клетки.
После этого спасенному позволили немного отдышаться, но слишком медлить тоже не стали. К тому же он и сам хотел разобраться в происходящем, о чем говорили его широко открытые от удивления глаза. Да и первая произнесенная им фраза утверждала, что он никак не ожидал увидеть над собой склонившихся представителей чужого клана:
- Вы…. Вы – «отбросы»?
- Именно, - ответил ему Бен Ганн с определенной суровостью.
Но эта его надуманная артистичность в тот же миг вышла боком. Люциус почувствовал внезапный эмпатический выброс страха, а потом пскович задал вопрос:
- Зачем я вам? Зачем вы меня пленили?
- Тебя? – разгневанно насупился Бен, - Да я тебе жизнь спас!
Смачно окрашенное эмоциями заявление одного из «отбросов» заставило псковича призадуматься, а еще немного погодя он даже стал кое-что припоминать.
- Так как тебя зовут? – поинтересовался Люциус.
- Шум-агент, - ответил тот и заплакал.
«Нет, только не это», - всполошился внутренний голос, - «Проблем и так хватает, а тут еще этот из-под земли взявшийся крендель внезапно расклеился. Час от часу не легче…».
Не согласиться с ним было затруднительно. Но к великому счастью Люциусу не пришлось делать каких-либо резких выпадов. За него это сделал Весельчак, который без грамма церемониального этикета схватил случайную находку за шиворот и частично приподнял его с поверхности песка, где тот некоторое время разлеживался, пытаясь прийти в себя после краткосрочного прекращения жизненных функций, и завопил:
- Где твои кореша, гнида?
Ответ Шум-агента проявился в долгожданном прекращении судорожного плача, но теперь он очень сильно и не совсем естественно выпучил глаза, так что Бен Ганн даже перепугался за него и поспешил умерить пыл коллеги:
- Постой! Я оживлял его не для того, чтобы ты его прибил…
Весельчак не был глух и услышал слова старшего товарища, но прореагировал не сразу. Сначала он мгновение или два пялился на представителя противоборствующей группировки и старательно пытался произвести впечатление, что ему якобы неистово хочется сверлить попавшего в плен неприятеля взглядом, в предостаточной степени наполненным гневом и раздражением. А потом просто разжал ладонь, сжимавшую шиворот Шум-агента и сказал:
- Ладно, живи…
Ну а Шум-агент в свою очередь глухо плюхнулся на песок и пугливо замер в ожидании продолжения событий. Понятное дело, что он никогда не мечтал так глупо и беспонтово попасть в руки представителей группировки «отбросы». Однако слишком многие события его жизни и жизни Вселенной в целом не поддавались контролю таких мелких персонажей как он. И потому Шум-агент вскоре перестал расстраиваться и стенать по поводу незаслуженных и невообразимых злоключений собственной персоны, а всего лишь доверился течению бытия.
- И что дальше? – спросил он того, кто совсем недавно держал его за шиворот.
Весельчак удивился. Это поняли все по тому, как резко вздернулись его брови. И виной тому послужило неожиданное превращение критически настроенного монолога в диалог противоречий, что никоим образом не было запланировано. Впрочем, Весельчак быстро собрался и заявил с не меньшей чем оппонент наглостью:
- А чего бы ты хотел?
- Не знаю, - честно и без промедления ответил Шум-агент.
- Не знаешь?
А вот Люциус знал, точнее, чувствовал ту безысходность и отрешенность, что тихонечко булькали посреди измененных читтами внутренностей внезапно ожившего человека. И потому он быстро понял, что к такой потерянной и морально обескровленной личности нужен особый подход, не имеющий никакого отношения к угрозам и рукоприкладству. Правда, чтобы задать действительно нужный вопрос понадобилось напрячь всю имевшуюся в закромах тактичность и вежливо отодвинуть Весельчака в сторону.
- Можно мне? – спросил Люциус.
Весельчак посмотрел на него детскими невинными глазами из-под растрепанных русых прядей с некоторой наивной заинтересованностью, потом бросил взгляд на сжимающего свой капитально убитый автомат Бена Ганна и, не увидев противления со стороны старшего товарища, сделал шаг назад.
- Что с тобой произошло? – таким был нужный вопрос.
Однако реакция Шум-агента оказалось не совсем такой, на какую надеялся Люциус. Но в данном случае загвоздка состояла не в самом вопросе, а в том от кого он исходит. Сам Шум-агент, судя по внешности, когда-то был обычным парнем из какой-нибудь глухой провинции на какой-нибудь захудалой планете условно входящей в Трансгалактический Синцитий. Его короткая стрижка, умеренное физическое развитие и неброские черты лица относили его скорее к рядовому батраку, чем к знати или аристократии. Так что, несомненно, Шум-агент впервые в жизни видел пусть и потрепанную, но капитанскую форму и в связи с этим с предельным недоверием относился к ее обладателю.
- Кто вы такой? – спросил он, когда ему надоел его собственный страх.
- Оливье, инженер, - ответил Люциус, решив, что практичнее придерживаться легенды.
Шум-агент задумался, покосился на Весельчака и Бена Ганна, потом быстро перевел взгляд на Люциуса и жизнеутверждающе заметил:
- Но вы не из «отбросов»?..
- Это сложно, - таким был ответ.
И понятное дело, такая фраза не смогла удовлетворить того, кто пытался разобраться, кому стоит доверять, а кого предпочтительнее послать ко всем чертям.
- Не понимаю,  - сказал он.
- Я тоже, - ответил Люциус.
Казалось, время остановилось в этом отчаянном поиске правильных решений, когда одни и те же мысли натыкались на самые различные и противоположные чувства и желания. Итог же проявил себя неожиданно и спонтанно.
- Они все погибли, - горько прошептал Шум-агент и в его глазах вновь стали проступать слезы отчаяния.
Но Люциус не спасовал.
- Тогда мы с тобой в одной лодке, - сказал он и протянул руку помощи.
Глава 18: Всем в Б.А.Р.!!!
Это был прекрасный день. Но только не для тех, кто уже неделю спотыкался в тщетных попытках пробраться сквозь бескрайние песчаные просторы. Ярко-оранжевая пустыня сверкала, как и прежде, а вот энтузиазм четверых космических гопников изрядно померк уже на исходе третьего дня. Это стало известно благодаря Бену Ганну. Каким-то лишь ему известным образом он умел определять течение времени. Другим это было недоступно и потому все остальные воспринимали длительность никому ненужного путешествия как один бесконечный день в мандариновых тонах. И даже Люциус Сфер, прибывший в это гиблое место из мира темной материи, был совершенно бесполезен со своим неоднозначным жизненным опытом в отсутствии Межзвездного Калейдоскопа, вещавшего всем жителям Трансгалактического Синцития, ни разу не познавшим такого простого явления как сумерки, когда же им ложиться спать, а когда бодрствовать.
Но радует то, что в конце этой долгой недели всем четверым все же улыбнулась удача, и в момент самого откровенного отчаяния и безнадежного упадка сил им внезапно довелось собрать последнюю волю в кулак и посмотреть не на толстый слой пыли на давно растоптанных ботинках, а на устрашающие просторы горизонта. И тогда случилось чудо. Маленькое, но вполне достаточное, чтобы поверить, что неделя мытарств не прошла даром.
- Что это? – спросил Люциус, как только подошли ближе и смогли получше разглядеть неожиданно свалившееся на них чудо.
Его палец указывал на полузасыпанный песком указатель, представленный прямоугольным куском потрепанной фанеры, на котором в обводной рамке из красной краски было выведено большими толстыми буквами черного цвета «Б.А.Р.».
- База аутентичных раздолбаев, - ответил Бен, старательно протирая запылившиеся линзы очков, а потом, вернув очки себе на нос, махнул в сторону, куда настойчиво приглашал вышеупомянутый указатель и сказал, - Нам туда!
Никто из четверых странников не требовал особого приглашения и потому все они тотчас ломанулись в указанном направлении. И преодолев шагов сто пятьдесят или чуть больше, наткнулись на неких проход, более похожий на глубокую и широкую нору, от которой следовало ждать только неприятностей.
- Ты уверен? – спросил Люциус главного энтузиаста в каске.
- Стопроцентно, - ответил ему Бен, - Я бывал здесь и раньше.
Аргумент был хорош и логичен, но, тем не менее, инженера Оливье продолжали одолевать весьма ощутимые и ненасытные сомнения. Он бросил взгляд в сторону измыленного затянувшейся прогулкой Весельчака и пристально изучил Шум-агента, все еще бледного после загадочного воскрешения. И в их глазах он не увидел доверия к этой норе.
- И что там? – спросил Люциус, как бы уговаривая себя сунуться в очередное пекло.
Бен Ганн вовсе не был дураком и чувствовал жизненный настрой своих приятелей по участи и явственно осознавал обоснованность их опасок и сомнений, однако ему в конец надоело бесцельно мотаться по пустыне и очень уж хотелось найти удобный стул и почувствовать на губах и языке давно забытый вкус клюквенного сайка. Так что Бен поступил так, как подсказывало ему сердце.
- Хватит мяться на пороге. Всем в Б.А.Р.!!! – заявил он и первым шагнул в зияющую темноту непонятного прохода.
Ну а в виду того, что никто из прочих не собирался настойчиво продолжать прохлаждаться под бесконечно-оранжевым небом, все они, хоть и нехотя, но все же последовали за Беном Ганном, обещавшем решение отдельных проблем. Первым из всех вслед за Беном последовал Весельчак. Этот юнец со своим младодушием и белобрысой челкой в течение всего долгого пути через пустыню предпочитал быть на стороне старого вояки в каске с фонариками и в очках. Это раздражало Люциуса, и в то же время он понимал, что его неординарная персона, не так давно появившаяся в этом непонятном мире, имела гораздо меньше козырей в пользу своей популярности. И хотя его как никак выбрали лидером, это условное положение было весьма шатким, тем более, что пока ему так и не удалось провести команду в пресловутый Последний город или сделать нечто другое, но полезное.
- Рванули! – сказал Весельчак, делясь  своей белобрысой улыбкой с застывшим в нерешительности инженером и безответственно ныряя в проход.
- Как знаешь, - отвечал ему Люциус, - Как знаешь.
И когда в норе исчез второй член команды, пришло время и Шум-агенту принимать решение. Этот персонаж был новичком, да и чувствовал себя не совсем в своей тарелке в виду своей причастности к более не существующей группировке «П.С.К.О.В.», и потому предпочитал держаться большинства.
- Простите, шеф, - виновато процедил он и тоже ринулся в проход.
Так Люциус на мгновение остался в скромном одиночестве между покосившимся указателем и зияющим темнотой проходом. Этот мимолетный отрезок времени понадобился ему, чтобы собраться с мыслями и понять, нужен ли ему очередной риск или же нет. Конечно же, в его сердце не было жажды экстрима, однако еще раз окинув взглядом оранжевое небо и оранжевые пески, он понял, что жизненно необходимо попробовать нечто новое. И тогда с его губ сорвалось:
- Ну и черт с вами!
А потом Люциус со спокойной совестью шагнул в неизвестность, инстинктивно предполагая самые худшие последствия.
- Что-то вы долго, шеф!
Первым, что увидел Люциус после кромешной тьмы, была неиссякаемо приветливая улыбка Весельчака. Затем ему на глаза попался Шум-агент с весьма озадаченным видом и отвисшей от удивления челюстью. И только Бен Ганн был совершенно невозмутим и одиозно серьезен.
- Сколько лет прошло, а все так и осталось, - сказал он полным самоудовлетворения голосом, попутно оглядываясь по сторонам.
То же самое делали и все остальные члены команды, однако для них было в новинку пребывать в таком странном месте как «Б.А.Р.» и в связи с этим их одолевала масса вопросов и непреодолимых сомнений.
- Как же такое может быть? – неустанно повторял Шум-агент, так и не сумев совладать с отвисшей от удивления челюстью.
- Кто бы говорил, - подкалывал его неуемный Весельчак, дружественно хлопая по плечу, - Кто бы говорил…
Люциус тоже был в некотором шоке. Ведь он предполагал, что они в очередной раз окажутся в каком-нибудь захудалом подземелье наподобие того, в котором ему довелось неожиданно материализоваться. И в принципе все его грандиозные рассуждения и ожидания имели под собой весьма прочную почву здравомыслия. А заключались они в том, что любая нора обязана вести в подземелье, но никакая нора не может вести в огромное двухэтажное здание.
- Все это как-то…
- Безумно, - произнес за него Бен Ганн.
И надо сказать, что он наконец-то проявил некоторые признаки эмоций, а то уже всем остальным членам команды стало казаться, что это аутентичное место приворожило его или же сделало его зомбарем. Можно было даже некоторым образом подытожить, что Бен ухмыльнулся, что, по сути, было ему несвойственно.
- И в тоже время чертовски восхитительно, - внезапно добавил Весельчак.
Люциус же все еще не мог определиться с категориями, под которые его ошарашенный мозг сумел бы подогнать место, в котором все они оказались в виду давивших на них обстоятельств. По большей части это было связано с тем, что его пребывание в оранжевом мире было весьма краткосрочным, и он только начинал сталкиваться с его загадками и абсурдностями. Другим же приходилось видеть нечто гораздо невообразимее, чем странное здание, в которое можно было попасть лишь посредством замаскированного портала, более известного как узкий тесеракт.
- Вижу, вы новички…
Пока команда странников экзальтированно рассматривала пульсирующие розовым мерцанием дыры в стенах, а менее осведомленные в местных законах физики персонажи пытались понять, почему в двухэтажном здании нет ни потолков, ни крыши, а только имелось все то же самое заезженное оранжевое небо над головой с некоторой прикрасой в виде розового свечения по краям, к ним неожиданно приблизился высокий брюнет в цветастой рубашке и попытался вступить в разговор.
- Наверное, - ответил ему Люциус, не отрывая взгляда от местных красот.
- Тогда добро пожаловать, - продолжил брюнет, - Я здешний хозяин и зовут меня Инферно.
- Рад за вас, но мы здесь не для знакомств.
Ответ был резким и предельно всеобъемлющим. А еще он подразумевал отчетливый намек на то, что владельцу цветастой рубашки следует по добру по здорову вернуться обратно к барной стойке и выпить чего-нибудь предельно тонизирующего и более не провоцировать скромных гостей на учинение неприятностей. Однако вопреки ожиданиям Люциуса некий Инферно отнюдь не собирался прислушиваться к голосу разума и потому попытался продолжить разговор в удобном для него ключе.
- Тогда что вы ищете? – спросил он.
- Немного покоя.
Люциус выдал короткую реплику из пары слов, продолжая возлагать огромные надежды на благоразумие надоедливого владельца временного пристанища, в которое случайно или нет, но все же забрела группа из четверых странников. И в принципе его тон, наверное, все-таки сработал бы в итоге, и чертов Инферно очень быстро убрался бы восвояси. Да только вот все испортил Бен Ганн со своими внезапными воспоминаниями.
- О, Боже, это ты…
После долгих любований розовыми бликами и оранжевым небом в необычно светящемся, словно фосфорическая слюда, ореоле он внезапно соизволил обернуться и обратить внимание на то, с кем это их новый лидер инженер Оливье вступил в сердитую перепалку. И какого же было его удивление, когда он признал во владельце цветастой рубашки своего старого закадычного знакомого.
- Инферно!..
- Ганн!..
Через секунду они уже обнимались. И это обстоятельство не могло не испугать мнимого лидера «отбросов». А все потому, что для него незамедлительно стал очевиден тот неоспоримый факт, что он совершенно не владеет ситуацией и категорически не понимает жизненных законов этих странных мест.
«Может, нужно перестать тянуть одеяло на себя», - предложил ему внутренний голос, - «И возможно разумнее послушать других. Ты ведь уже давно не капитан. Чего тебе стоит? Что еще ты можешь потерять?»
«Хорошо», - подумал Люциус.
А потом весь его страх моментально отступил, и теперь ему стало по силам смотреть на ситуацию под новым и более вразумительным углом зрения.
- Так вы знакомы? – спросил он.
- Несомненно, - ответил Инферно и наконец-то выпустил Бена из своих цепких объятий.
И, конечно же, его изрядно поразили кардинальные перемены в колючем поведении ранее строптивого собеседника, который по каким-то личным мотивам принялся закидывать его массой разнообразных вопросов.
- Откуда вы знакомы? Как? Когда это было?
Люциус хотел знать все подробности, что больше смахивало на пугающую манию. Однако Инферно принял это как должное, тем более, что других занятий помимо пустопорожней болтовни он пока что не имел.
- Да это было лет десять-пятнадцать назад…. Кто считал?..
При этом разговоре высокий брюнет практически не спускал глаз с Бена, словно все эти годы ждал этой неотвратимой встречи и теперь отчаянно пытался насладиться ею по мере сил.
-Но вы никогда не состояли в «отбросах»? – продолжал Люциус.
И этот вопрос неожиданно смутил владельца  «Б.А.Р.». Он ехидно усмехнулся, а потом ответил с некоторым пренебрежением:
- Нет уж, извольте. «Отбросы» - это то, чего мне никогда не понять…
- То есть?
Люциуса задел его тон, но он постарался сдержать раздражение и не перестал заниматься собственным просвещением, тем более что Инферно и сам поспешил разъяснить свою непопулярную позицию.
- В этом нет ничего личного. Просто попав сюда, мы с Беном были очень молоды, чтобы заниматься всякими глупостями типа странствий среди песков и мерцающих камышей в поиске сакральной истины…
На краткое мгновение он прервал повествование, чтобы еще раз одарить Бена Ганна полным позитивной печали ностальгирующим взглядом. И в этот момент выражение лиц этих двоих отчетливо давало понять, что больше всего на свете им хотелось бы вернуть то время, однако оно безвозвратно утеряно и уже не может быть восполнено…
- Я хотел чего-то другого и потому остался здесь. Бен же вступил в «отбросы» и Шилов увел его далеко-далеко и надолго. Но вот он вернулся. И кстати где же Шилов?
Возникла неудобная пауза, нарушить которую осмелился лишь Бен Ганн.
- Вся команда пропала в камышах. Остались только я, весельчак и новичок инженер Оливье. Плюс ко всему теперь еще последний из «П.С.К.О.В.» теперь с нами. Его зовут….
Но очевидно Инферно совершенно не интересовал последний из «П.С.К.О.В.». Его внимание привлек некто другой.
- Инженер говоришь? – переспросил он, - Как раз то, чего нам не хватало.
Беседа между двумя малознакомыми людьми стало вроде как понемногу налаживаться. Только вот крайне внезапно, будто гром среди ясного неба, посреди этого нарастающего и весьма познавательного диалога раздался определенно неуместный, резкий и сильно разгневанный окрик:
- Ах, ты, чертова шелупонь!!!..
И тут же без всякого предупреждения и, не позволив Люциусу ни опомниться, ни оглянуться произошло нечто еще более невероятное. Нечто очень резвое буквально промчалось мимо его левого уха, звонко и противно прожужжав, а затем, угодив в стену позади Люциуса, отбила от нее кусок штукатурки, который в свою очередь улетел в противоположную сторону и угодил в зажжённую керосиновую лампу, ничем непримечательно стоявшую на одном из столиков увеселительного заведения «Б.А.Р.». За этим столиком сидели трое и отрешенно перекидывались в картишки. Однако ситуация резко поменялась, когда срикошетивший кусок штукатурки разбил лампу, а мгновенно вытекший из осколков керосин тотчас воспламенил все то, что стояло на кону.
- Да ты ж сука!
Примерно такой была реакция, едва стало ясно, что флэш и три туза уже не сыграют какой-либо значимой роли. А в следующее мгновение трое разгневанных мужчин с узористыми лычками и нашивками «АНОРХ» выискивали сверкающими глазами безмозглого виновника отъявленных безобразий. И все бы ничего, да только обезумевшему стрелку почему-то показалось мало уже причиненного ущерба, так что он продолжил палить, куда не попадя из своего полуавтоматического пистолета, к которому зачем-то припаял огромный оптический прицел. К счастью этот прицел нисколько не помог ему в отношении повышения уровня меткости стрельбы, что позволило перепуганным посетителям вовремя спрятаться за первыми попавшимися объектами мебельных принадлежностей.
- Я тебя достану! – кричал этот полоумный и, с молниеносной скоростью меняя пустые обоймы на полные, продолжал отчаянную пальбу.
Каким-то чудом Инферно с компанией все-таки умудрились спрятаться за опрокинутым столиком и теперь изо всех сил молились, чтобы кутарийское дерево стало достаточно прочной броней, способной обезопасить их от вероятного заполучения огнестрельных ран. Только вот они слишком поздно сообразили, что надежно позаботившись о собственном благополучии, они совершенно забыли о Бене Ганне и его излишней неповоротливости и ограниченной сообразительности. И, как и следовало ожидать, Бен без чужой подсказки так и остался одиноко стоять посреди прочего бедлама, так что у непосвященного ненароком могло сложиться неверное впечатление о непотребном наличии у него абсурдной самоуверенности о собственной неуязвимости. И если честно, то в первые полминуты перестрелки это очень походило на правду. Потом же одна из шальных пуль по касательной угодила в правый фонарик на каске, а образовавшаяся в результате этого мелкая стекольная крошка остро чиркнула его по щеке, выдавив при этом скупую каплю крови.
Доселе так и не сориентировавшийся в происходящем Бен Ганн среагировал на это обстоятельство исключительно рефлекторно, сняв с плеча свою штурмовую винтовку с подстволом и сделав одиночный выстрел в первом попавшемся направлении. Когда же осколки и щепки немного улеглись, а дым рассеялся, Люциус и все прочие опасливо выглянули из-за оберегавшего их столика.
- Думаю, теперь тебе придется долго наводить здесь порядок, - констатировал Люциус, обращаясь к хозяину заведения.
- Отнюдь, - огорченно выдавил Инферно.
Однако хозяин заведения точно знал, кому следует предъявить счет, что собственно и поспешил сделать тотчас и незамедлительно. Так что, старательно откопав среди полученного в результате взрыва подствольной гранаты хлама мужика с рыжими усами и проплешиной на голове, он принялся его трясти и кричать:
- Оптика! Какого лешего ты натворил?!
Все лицо мужика было вдоль и поперек испещрено кровоточащими ссадинами, от бровей и ресниц остались одни воспоминания, да и рыжие усы после произошедшего изрядно потеряли в своей былой пушистости. Кроме того, имевшаяся легкая контузия не позволяла ему быть достойным ответчиком. Однако он все же нашел в себе силы, откашлялся кровью и произнес:
- Это не я…
- Тогда кто же?
Только вот на еще одну реплику мужика не хватило, так как он благополучно впал в беспамятство. И тогда Инферно пришлось оставить его в покое и обернуться к Бену, старательно выводившему осевшую на линзах очков гарь при помощи бархатного платочка.
- Да и ты не лучше, - заявил он ему, - Что теперь делать с этой новой дырой?
При этом его рука указала на полуметровое отверстие в стене с рваными краями и фиолетово-розовым мерцанием с другой стороны.
- Не знаю, - ответил Бен и вернул очки в исходное положение.
Понятное дело, что крайнее недовольство Инферно после этого никуда не исчезло. Впрочем, какая-либо перепалка так и не успела разразиться между двумя старыми приятелями.
- Простите…
Это в некотором смысле противоестественное для посетителей «Б.А.Р.» слово спутало все их планы и позволило им дойти до мордобоя. Понятное дело, никто из присутствовавших не смог моментально сообразить  от кого и тем более, почему поступило это скромное сопливое извинение. Когда же эта фраза прозвучала во второй и третий раз, а потом к ней добавили:
- Это все из-за меня…, - истина открылась.
И к тому же многие наконец-то заинтересовались последним из «П.С.К.О.В.», впрочем, так и не догадались в чем же причина его расстроенных чувств. Так что пришлось разбираться по ходу пьесы. Однако Люциус не мог позволить кому-то чужому лезть к парню, за которого с которых пор он отвечал лично.
- Что происходит? – спросил Люциус.
Ответом стали слезы, хныканье и полуистерические вздохи. Это крайне не понравилось новому лидеру «отбросов», но сделать что-то в противовес было невозможно, да и бесполезно. И потому оставалось только дожидаться эмоционального штиля. Правда, Люциус все же попытался найти несколько приободряющих слов для Шум-агента, Только вот это все равно не имело решающего значения, ведь он все-таки был бывалым гопником, а не пухленькой сопливой девчонкой, которую было бы необходимо ублажать. К тому же вскоре начал очухиваться Оптика и ситуация сама собой стала проясняться.
- Где карта, гнида?! – завопил он, все еще харкаясь кровью.
- Карта?
Вопрос последовал вовсе не от хныкающего Шум-агента, а от непросвещенного Люциуса. Но очевидно Оптика не был готов к ведению двухсторонних разговоров и потому, выпучив глаза как самая дохлая рыба, завопил теперь уже в адрес Люциуса:
- А ты еще кто такой?!
- Я? – Люциус не был готов к такому хамству, но все-таки ответил, - Я – инженер Оливье.
Только вот Оптику совершенно не интересовал ответ. Ему нужно было нечто другое.
- Где карта?! – продолжал неистово вопить  Оптика, как раненый зверь.
- Какая?
Наверное, многим в этот момент захотелось его пристрелить. Однако Инферно решил конфликт иначе. Повинуясь его жестикуляциям, из-за барной стойки появились двое, сунули под нос крикуну тряпку с хлороформом, и когда тот наконец-то обмяк, утащили его прочь. При этом Инферно воспользовался небольшим прибором, имевшемся на его левом запястье и изрядно похожем на ручные часы. Активировав с его помощью некий механизм, он сумел визуализировать на одной из стен дверь, представлявшую собой узкий тесеракт, такой же, каким воспользовались «отбросы», чтобы попасть в «Б.А.Р.». Правда этот вряд ли вел в пустыню, если только подручные Инферно не собирались устроить Оптике отпадное лежбище на песке.
- А теперь, - сказал Инферно, как только одна из проблем исчезла за дверью тесеракта, - я жду вразумительных ответов.
По виду Инферно выглядел очень серьезно настроенным, так что Шум-агенту пришлось успокоиться и взять себя в руки, однако от виноватого и пришибленного вида ему так и не удалось избавиться. Зато из его рта стало прорываться нечто вразумительное.
- Это сложно, - прошептал он, - так сразу и не объяснишь…
Но это вряд ли могло испугать хозяина заведения.
- Что за карта? – спросил он.
И ему ответили:
- Карта дороги в Последний город.
- Мать моя женщина!!!
Очередным сюрпризом в этот день стала осведомленность Весельчака в области особых речевых оборотов. Возможно, он всегда хранил в своем словарном запасе несколько десятков выражений и похуже, но до поры до времени держал их при себе, стараясь тем самым не загубить удобный для него образ наивного вечно улыбчивого юнца с белобрысой челкой. Только вот никакой самоконтроль или же самодисциплина не могли ему помочь удержаться от резких комментариев по поводу откровенной и отвратительной непорядочности отдельно взятой личности.
- Да ты что вообще?!
- Спокойно, - остановил его Люциус, предусмотрительно и по-отечески строго положив свою руку ему на плечо.
Наверное, он сделал это очень вовремя, так как молодецкая горячность уже готова была спровоцировать Весельчака на немедленное нападение с тотальным избиением. Впрочем, хваленая прозорливость Люциуса и его сверхъестественная эмпатия почему-то забыли позаботиться о другом члене клана «отбросы». И тот со спокойной совестью и с плевком через левое плечо засандалил Шум-агенту прямо в глаз.
- Бен…. Боже ж ты мой…
Других слов Люциус не нашел, чтобы как-либо выразить разочарованность произошедшим. И радовало уже только то, что, даже плюхнувшись на коленки от поразившего его удара, Шум-агент не расплакался в который раз, так как эта его слезливая мания давно порядком поднадоела. Вероятно, он все же признавал за собой вину за то, что почему-то ни разу не упомянул про карту тем, кто спас ему жизнь, и позволил им целую неделю бродить по пустыне в ожидании манны небесной.
- Думаю, нужно еще добавить, - заявил Бен после некоторых раздумий над результатами своих действий и попытался замахнуться с ноги.
Однако Инферно поспешил его остановить.
-Тихо, тихо…, - потребовал он, - Никаких избиений в моем заведении.
Неудовлетворенный взгляд Бена Ганна высказал все, что тот думает о любых ограничениях, но, тем не менее, закоренелый гопник не стал лезть на рожон на чужой территории  и просто и без лишних слов направился к барной стойке с простым и ясным требованием:
- Братиш, подай-ка мне большую порцию сайка.
Кучерявый бармен сразу же понял, что дело безотлагательное и моментально выдал заказ в охлажденном стакане и предусмотрительно добавил в пузырящийся напиток три пирамидальных кусочка льда.
- Спасибо, - монотонно сказал Бен, берясь за стакан.
Он выпил сайк на одном дыхании, затем сосредоточенно и почти бесшумно вернул стакан на салфетку, немного поразмыслил, после чего развернулся и сказал:
- Ну что за люди?..
Его тяжелый взгляд пристально изучал всех тех, кто присутствовал в «Б.А.Р.». Бен Ганн насчитал человек тридцать. И это заставило его еще немного задуматься. Впрочем, думал он не больше секунды, после чего схватил все еще стоявший рядом с ним пустой стакан и с чудовищным рвением запустил им в голову Инферно.
- А-а-а-а-а!!! – раздался ошарашенный вопль боли.
При этом на Люциуса моментально нахлынула мощная эмпатическая волна чужих ощущений, преимущественно состоящих из боли, проклятий, злобы и паники. От такого внезапного прилива на мгновение у него потемнело в глазах, хотя, наверное, в тот момент ему было бы предпочтительнее и вовсе ослепнуть. Ведь худшим зрелищем этого часа был вовсе не разбитый висок Инферно и стекающая жирной струйкой кровь по его щеке, а тот животный энтузиазм, с которым после коротких пререканий со своим внутренним законом морально надломленные посетители бросились друг на друга.
-Ах ты!!.. Получай!!.. Ну, давай, давай!..
Нет, конечно же, всех их сломала вовсе не выходка Бена или признание Шум-агента. Такие мелкие жизненные неурядицы были каждому из них далеко фиолетовы. Просто все они оказались в этом странном и непонятном мире отнюдь не по своей воле, так что день за днем, неделю за неделей в их искалеченных душах неотвратимо скапливалась злоба и отчаяние. Ну а сегодня просто подвернулся удобный повод выплеснуть все это наружу, от которого никак нельзя было отказаться.
- На! Получай!.. На! Получай!.. На! Получай!.. На! Получай!..
И потому Люциусу и лицам не намеренным уподобляться животным только и приходилось, что уворачиваться от летящих в них стульев, чашек и тарелок. Впрочем, в определенный момент эта ярко гуманистическая стратегия непротивления злу все же перестала работать. И неудивительно, ведь было гораздо удобнее нападать на ненастроенных на жесткий отпор субъектов. В этом случае вероятность одержать верх увеличивается стократно. Так что список желающих вспороть глотку миролюбивому Люциусу или же все еще продолжавшему стоять на коленях Шум-агенту пополнялся со скоростью света, тем самым требуя от лидера «отбросов» непрерывного совершенствования в ловкости и верткости, а от последнего из «П.С.К.О.В.» - новых молитв и божеств. Поначалу Весельчак тоже придерживался пацифистского мировоззрения, но быстро понял какой ветер предпочтительнее и выбрал наиболее легкий способ выживания.
- Хавай, собака! – возразил он очередному забияке, посмевшему на него напасть и переогрел ему первым попавшимся стулом, да так что мебельный аксессуар рассыпался в труху, оставив в его руке изогнутую ножку.
- Да-у-у-у…, - промычал нападавший, падая навзничь на деревянный пол, где обеспечил себе лежачее место на очень долгое время.
Весельчак же не стал ждать новой атаки и сам бросился в гущу событий и почти сразу же сумел окучить несколько физиономий с помощью ножки от стула.
Таким образом, волей или неволей, но практически все были задействованы в стихийно разразившейся драке. И только двое стояли в стороне. Ими были Бен Ганн и Инферно. Оба являлись некими  полюсами, вокруг которых и завертелся весь сумасшедший бедлам, однако никто из драчунов даже не попытался к ним приблизиться, не говоря уже о каких-либо проявлениях агрессии в их адрес. Первый стоял у бара и неторопливо попивал новый стакан сайка, любезно предоставленный кучерявым барменом. Другой же стоял в углу. Кровь на его щеке уже давно успела запечься, боль и досада постепенно сошли на нет, так что теперь он просто стоял и чего-то ждал.
«Чего же ты ждешь?»
В перерывах между парированием атак Люциус постоянно бросал взгляд то в сторону Бена, то в сторону Инферно. Скорее всего, это было связано с обыденным любопытством, а может он видел и чувствовал в глазах обоих некие отрешенные  позывы и страстно мечтал узнать, к чему же они в итоге приведут.
- Всем стоять!!! Не двигаться!!!
Да это и был тот самый вполне закономерный итог, о котором Люциус мог бы догадаться, если бы был лучше осведомлен о местных порядках.
- Любое сопротивление будет караться с предельной жестокостью!!!
Понимание логичности этого строгого предупреждения, прозвучавшего из ниоткуда, была крайне сомнительно и было, по сути, пустой формальностью. Понятное дело, что никто и никак не прореагировал на низкий басистый голос и потому все без какой-либо паузы продолжили метелить своих ярых оппонентов. И, кроме того, все равно через считанные мгновения на одной из стен неотвратимо визуализировалась еще одна замаскированная дверь, тихо отворилась, и из нее стал медленно выплывать небольшой светящийся шар изумрудного цвета. Циничные улыбки скользнули по губам Инферно и Бена Ганна, а глаза их восторженно вспыхнули игривым садизмом.
«Вот то, чего они так настойчиво ждали», - немедленно осознал Люциус.
Тем временем светящийся шар продолжал лениво путешествовать по «Б.А.Р.», а потом так же неторопливо взмыл над головами ослепших от сиюминутного безумия забияк. Никто не обращал на него внимания, за исключением избранные персон, да и те вовсе не собирались мешать ему в его предназначении. Для них гораздо важнее было узнать, чем же все это закончиться или хотя бы искушено понаблюдать за процессом.
- Ваша агрессия будет немедленно аннулирована!!!
Казалось, низкий басистый голос вещает сам для себя, прибавляя и так с избытком имевшейся комичности. Однако шутки быстро закончились, когда шар поменял цвет на синий и все помещение заполнил противный гул близкий к инфразвуку. Большинство тут же попытались заткнуть уши и сморщить недовольные физиономии. Некоторые же особо одаренные воспользовались возникшей сумятицей для решающих выпадов и ударов, но, тем не менее, так и не смогли отпраздновать свои успехи. А все потому, что теперь уже синий шар перестал плавно покачиваться где-то над головами посетителей и перешел на вращательное движение против часовой стрелки. Несомненно, это не предвещало ничего хорошего. И почему-то слишком многие наконец-то признали, что всех их ждут крайне отвратительные неприятности, в связи с чем тревожно посматривали на то, как шар набирает вращательные обороты, только вот было уже слишком поздно. И потому едва была достигнута необходимая скорость, шар стал понемногу искриться.
«Что за дела?» - подумал Люциус.
Тем временем улыбчивому цинизму уже не хватало размеров губ своих хозяев. Да что там юлить? Через секунду они уже хохотали во весь голос, неприхотливо упиваясь отпадным зрелищем вылетавших из шара электрических разрядов, похожих на миниатюрные молнии. Впрочем, при всей своей мнимой миниатюрности эти электрические разряды были более чем эффективны и за считанные мгновения обездвижили всех забияк.
«Ну, вот и все», - наивно предположил Люциус, и тут же в него зарядила очередная молния, тем самым одарив его острым приступом боли и погрузив во тьму бессознательности.
По ощущениям эта тьма длилась меньше секунды. Словно эдакое мимолетное состояние, позволившее сменить картинку в зрительном нерве. Но главное, что это сработало. Правда, новый пейзаж не отличался грациозностью или же некой эстетической тональностью. На самом деле он представлял собой вполне стандартизованную тюрягу. Тусклая лампа накаливания свисала с грязно-коричневого потолка на длинном покоцанном проводе. Жирная и ленивая муха летала неподалеку с периодически приступами жужжательной эпилепсии. Где-то въедливо капала вода из негерметичного крана…
- Ну и как себя чувствуешь?..
Лежа на старой, дряхлой и потрепанной, а по удобности сопоставимой с куском рифлёного камня кушетке Люциус чувствовал себя вполне  сносно. Однако когда пришлось подвигать головой, чтобы понять от кого исходит вопрос, он тотчас ощутил все болевые подробности последствий заряда бодрости. Башка буквально раскалывалась, но не на две или три части, а на миллионы миллиардов частиц, которые тут же впивались в оголенную плоть.
- О-о-о-о!!!!
Эти ноющие звуки однозначно отражали весь сонм возникающих при этом чувств. Так что их можно было смело принимать в качестве ответа.
- Понимаю, - сказал некто, стремившийся к разговору.
Несомненно, Люциус в силу обуревавших его мозгом обстоятельств не смог с достоинством оценить предложенную ему попытку сочувствия, но как только боль пошла на убыль и мыслительный процесс перешел от инстинктов к чему-то большему, тотчас восстала из пепла ранее подзабытая потребность в общении. И хотя в этом конкретном случае целью была вовсе не глупая необходимость обсудить погоду или завтрак, основное содержание оставалось тем же. Только вот на этот раз предводитель «отбросов», внезапно угодивший в каземат, постарался обойтись без лишних движений и ориентировался исключительно на неопознанный голос.
- Где мы? – спросил он, предполагая эту информацию наиболее важной.
- Где-то, - ответил голос.
При этом Люциус почувствовал смесь иронии и фатализма.
- Кто вы?
А это уже был второй по значимости вопрос. Конечно же позже проявились и прочие, такие как «Зачем мы здесь?» и «Как давно мы здесь?». Однако  вся эта множественность почему-то получала один и тот же ответ.
- Не знаю, - раз за разом повторял голос.
В конце концов, такое бессмысленное общение утомило предводителя «отбросов», так что Люциус предпочел немного подремать и пустить тем самым жизненные оказии на самотек.
«Хорошая идея», - сказал он сам себе и плотно сжал веки.
Через минуту ему уже не хотелось снова становиться зрячим, как и вообще вставать со старой кушетки, изъеденной молью и другими мелкими желто-зелеными насекомыми, не удостоившими Люциуса своей номенклатурой, но, тем не менее, позволявшим себе помимо всего прочего ползать по его шее и производить крайне неприятный и зловонный запах. Впрочем, он, конечно же, не собирался и впрямь послать все далеко и подальше. Просто иногда его внутренне «я» мечтало на секунду проявить мельчайшую слабину, чтобы потом воспрянуть с еще большей силой и показать всем, где раки зимуют. Несомненно, со стороны это может показаться глупостью или наивным безрассудством. Однако Люциус мог позволить себе нечто такое, хотя бы потому, что все еще не рехнулся после достаточно продолжительного пребывания не понять где. Да, ему было не привыкать оказываться в патовой ситуации, только вот на этот раз все обстояло совершенно по-другому. И если честно, моментами он начинал жалеть о том, что сдвинул с места тот закадычный рубильник.
«Может, не нужно было?» - спрашивал Люциус у самого себя, - «Возможно, был другой более вменяемый выход?».
Понятное дело, он тут же вспоминал о том, что принимал решение не единолично. К тому же разве было у него время на раздумье?
Короче, это бесконечное число вопросов, не имевших при себе гарантированных ответов, отнюдь не являлось наилучшим союзником Люциуса в деле разрешения его душевных и интеллектуальных противоречий. И именно оно подталкивало его существовать с закрытыми глазами дни, недели, месяцы…. Но тем не менее он, как и прежде, оставлял победу за собой и продолжал жить и двигаться дальше.
- Отлично!
Прежде, чем Люциус успел открыть глаза, кто-то тихонько дотронулся до его плеча и зачем-то произнес эту неопределенную характеристику.
«Что за черт?» - так он подумал в некий момент между опущенным и поднятым занавесом.
Любой бы на его месте удивился бы не меньше, если бы внезапно оказалось, что ты не один в одиночной камере. Только вот вернув себе зрение, Люциус увидел, что он по-прежнему одинок. И нет, его сосед по каземату вовсе не пробрался промеж прутьев решетки. Он находился там, где ему и полагалось находиться, - в своей собственной одиночной камере.
«Ах вот ты какой…», - размышлял Люциус между делом.
Небольшая дремота смогла эффективно рассеять не так давно свирепствовавшую головную боль. Так что теперь он мог спокойно вертеть шеей, приподниматься с кушетки и делать многие другие разнообразные вещи без малейшей опаски взорвать себе мозг. Среди прочего это предполагало, что его безымянный сосед перестал быть просто каким-то неопознанным голосом или эфемерной сущностью с неопознанными свойствами и приобрёл вполне материальные описательные характеристики.
«Еще один», - так коротко и ясно мог описать Люциус этого персонажа.
Замшелый наряд незнакомца, состоящий из грязной клетчатой рубахи и не менее грязных голубых джинсовых штанов с дырками на коленках, позволил ему без лишних колебаний зачислить незнакомца в бесконечную когорту безликих космических гопников. Люциус не мог рассмотреть его черты лица, так как тот сидел к нему спиной в позе лотоса и что-то старательно высматривал в стене из красного кирпича и маленькой желтой точкой посередине. Это выглядело странно, дико, и в то же время загадочно. А так как лидер «отбросов» не мог отрицать необъяснимый факт наличия у него галлюцинаций, ему пришлось попытаться реанимировать ранее угасший диалог с соседом по каземату. Только вот ничего не вышло.
- Привет, - сказал кто-то, находившийся совсем рядом.
Люциуса от этого едва не хватил удар. С зашкаливающим в висках пульсом он еще раз огляделся. Но нет, неизвестный гопник все еще любовался желтой точкой на кирпичной стене без какой-либо смены позы или перемены эмоций, а в своей камере он видел только себя. Однако в противовес зрительному анализатору Люциус чувствовал чужое тяжёлое дыхание. Оно было совсем близко.
- Привет, - послышалось вновь, причем на этот раз почти рядом с левым ухом.
До этого сверхъестественного момента бывший капитан космолайнера «Столкновение» часто пытался выяснить у высших сил, зачем же те послали ему бесполезный и не очень понятный дар эмпатии. Конечно, это можно было бы списать как простой и неуместный побочный продукт дьявольского эксперимента секретной полиции Трансгалактического Синцития, да только Люциус слишком долго жил и слишком много видел, чтобы верить в случайные совпадения.
- Почему же вы меня не узнаете, капитан?
На этот раз голос звучал над правым ухом, а неизвестный гопник все также пялился на стену и был по-прежнему созерцателен и безмятежен.
- Как так, капитан?
Когда-то давно, обучаясь наукам и прочей дребедени, Люциус вычитал, что на заре мироздания в мире без света и тьмы жили существа, способные воспринимать Вселенную с помощью трехсот шестидесяти чувств. Сейчас ему точно не хватало тех пяти, с которыми он родился, а новое, внезапно подаренное, ему так и не удалось детально освоить…
«Так может сейчас самое время?» - спросил внутренний голос.
«А разве мне есть что терять?» - ответил Люциус.
Пришлось поднапрячься, собрать все имевшуюся волю в кулак и изо всех сил взглянуть далеко позади приученной к щуплости и обыденности сетчатки. Поначалу ничего не вышло, но постепенно с каждой новой попыткой что-то все-таки стал проступать по краям реальности. Это были нечеткие блики голубовато-серого цвета еле выраженной серебристой флюоресценцией. Приглушенная освещенность каземата придавала им причудливую звездчатость, однако это единовременно мешало потустороннему силуэту обрести четкие границы. И все же даже такая размытая и блестючая картинка была огромным и невероятным достижением со стороны Люциуса. Теперь он хотя бы точно знал, что не сошел с ума и что его не преследуют голоса из головы. Что-то действительно находилось прямо перед ним, и это что-то не было доступно обычному глазу. Только вот нужно было еще сильнее поднапрячься.
«Да, да, да, да, да…», - радостно повторял Люциус, наблюдая за тем как проступающий из ниоткуда контур становиться все четче.
Но сил было недостаточно, дыхание внезапно сбилось, перейдя на одышку, а чуть позже затылок полоснула острейшая боль, так что пришлось тотчас ослабить хватку за пресловутый нечеткий силуэт и постараться немного восстановиться морально и физически. Понятное дело это не могло не вызвать издевки из ниоткуда.
- Что же вы капитан? – сказал голос.
Пытаясь отдышаться, Люциус не смог придумать другого вопроса, кроме как:
- Кто ты?
И понятное дело, что его ехидный собеседник не дал ему чего-то определенного. Вместо этого он в очередной раз хрипло посмеялся, а после надменно и гротескно заявил:
- Всему свое время.
Между тем сосед по каземату неожиданно обратил свое внимание на что-то, не являющееся желтой точкой на стене из красного кирпича.
- С кем ты говоришь, дружище? – спросил он.
При этом чертов сосед не отрывал взгляда от чертовой стены, словно это было жизненно важным условием его существования. Это немного взбесило Люциуса, однако у него и без того было предостаточно проблем, чтобы еще отчаянно морочиться по поводу чужой придурковатости или недалекости.
- С самим собой, - сказал Люциус, понимая, что тот все равно его не услышит и не поймет, - Всегда приятно поговорить с отличным гопником.
- Тогда удачного тебе времяпровождения, - пожелал ему некто, так и оставшийся неизвестным соседом по каземату, а потом вновь сосредоточил весь объем своего внимания на желтой точке на стене.
Люциус же к тому моменту уже успел прийти в норму. Простые и лёгонькие отвлеченные мыслишки расслабили его сознание и восполнили растраченные силы. И вот теперь он был готов к новой атаке на незримое. Понадобилось снова собрать всю волю в кулак, предельно сосредоточиться на силуэте, уже успевшем немного раствориться за время вынужденной паузы, и мысленно начать вычленять нужное из того, что никогда не смогло бы стать для него видимым или хотя бы ощутимым.
«Давай же!!!», - подстегивал он сам себя.
Свою роль в процессе психокинетической визуализации играло и то, что Люциус понимал, что кем бы ни являлся потусторонний голос, он хочет стать видимым здесь и сейчас, чтобы заявить нечто важное. Причем это отнюдь ни какой-то там каприз или прихоть. Эдакая ерунда вряд ли способна заставить преодолеть грани пространственных измерений.
«Возможно это та помощь, которой я ждал и о которой грезил».
Приободряющие мысли были сомнительны, но в них неотвратимо теплилась та самая надежда, способная свернуть горы и переплыть океаны. Но главное, что это по-настоящему работало. Это стало ясно, как только силуэт перестал быть овальным и скукоженным ничем. Первой вытянулась и округлилась голова, затем тому же примеру последовали руки и ноги. Так что теперь Люциус сидел на кушетке и настойчиво пронзал эмпатическим взглядом то, что уж очень было похоже на большую печеньку в виде человечка.
- Давай же, давай же!!! Ты же можешь! – восторженно требовал потусторонний голос.
Видимый результат успеха вселил в Люциуса непоколебимую уверенность в собственных силах, и потому, даже когда опять возникли перебои с дыханием, а в голове заискрили маленькие вспышки боли, он не остановился. И почему-то именно в этот момент для него стало жизненно необходимым визуализировать этот чертов потусторонний голос. И причиной тому вовсе не была какая-то глупая надежда вернуться домой или нечто еще более безрассудное. Скорее всего, это как-то было связано с тем, что его сознание, ранее целостное и биологически ограниченное малой ячейкой пространства, постепенно стало раздвигать границы возможного и неукротимо просачиваться во все возможные поры бытия. Так Люциус ощутил себя чем-то большим, чем он когда-либо был, и это вызвало в нем приступ неукротимой эйфории, которая не только заставила дрожать его колени, но и вызвала резонирующие дребезжание размытого контура существа, настойчиво пытавшегося проявиться в мире оранжевого неба и оранжевых песков.
Конечно же, голос так и продолжал кричать:
- Вы сможете, капитан! Я в вас верю!
Однако все и так уже было решено. Так что еще одного крошечного усилия воли оказалось достаточно, чтобы вызвать цепное мерцание во всем силуэте.
- Получилось, - радостно прошептал Люциус.
Только вот радость была недолгой и двоякой, ведь когда цепное мерцание наконец-то сформировало транспространственное изображение, он увидел перед собой того, чей цвет глаз каждую следующую секунду менялся с желтого на синий и обратно.
- Командор Ло?!
- Собственной персоной.
Если кого-то и ожидал увидеть Люциус в виде плодов своих паранормальных усилий, то точно не этого человека. Вмиг вспомнились те неуклюжие неприятности, которые учинил этот тип на мостике в момент, когда и так хватало забот…
«Но что с ним случилось потом? И что это за транспространственные фокусы?», - и эти вопросы были куда важнее уже известных пережитков прошлого.
И потому Люциус демонстративно нахмурил брови и изобразил на лице всю озабоченность, на какую только был способен, после чего потребовал от  потустороннего изображения, ставшего четким, но, тем не менее, так и продолжавшего мерцать по краям отблесками фиолетового цвета, предельно возможных объяснений.
- Что это значит? – спросил он.
- О, это бесспорно значит, что нам благосклонно даровали новую жизнь для всех…
Глаза командора быстро поменяли свой цвет с синего на черный. Люциус и раньше не знал, что это могло бы означать, теперь же ему было попросту наплевать. В мире теперь имели значение несколько иные вещи, чем раньше. Гордость и предубеждения давно потеряли какой-либо вразумительный смысл.
- Ты, как и прежде безумен, - высказал Люциус первое возникшее в его голове мнение.
На эту прямоту мысли транспространственный образ отреагировал полным безразличием. И это было странно. Конечно, много воды утекло с тех самых пор, когда их алчное противоборство на капитанском мостике достигло своего апогея. Многое произошло за это время. И бывшему капитану космолайнера «Столкновение» понадобилось переосмыслить многие ранее нерушимые жизненные позиции. Точнее ему пришлось пойти на это с единственно возможной и неоспоримой целью – чтобы выжить. И это изменило его. Все мечты и иллюзии остались в прошлом. Он стал новым человеком, новой личностью. Не хуже и не лучше. Просто другим. С другими качествами, мыслями, желаниями…
«Разве не могло то же самое произойти и с этим человеком?» - спрашивал себя теперь уже предводитель «отбросов».
«Наверное», - отвечал ему внутренний голос, - «А может и нет».
Люциус, переполненный всеми этими мыслями, слепо пытался отыскать где-то вокруг себя некие ответы или подсказки, которые смогли бы ему посулить какое-либо понимание происходящего. Однако он видел только странного гопника в позе лотоса, изучавшего желтую точку на стене, темный и пыльный каземат, мир, исполненный исключительно оранжевым цветом и странный бликующий образ, который он каким-то странным образом сумел выдернуть из «не понять откуда». Все это не давало ему повода надеяться на собственное благоразумие, и потому спустя малую толику безуспешных поисков взглядом по сторонам Люциус наконец-то осознал самое главное.
«Ты одинок в этой гребанной Вселенной», - сказал ему внутренний голос.
А смотрящий на него транспространственный образ геральдиера усмехнулся, будто прекрасно понимал его чувства и смеялся над ними. Но не потому, что был изрядно весел. Просто ничего другого ему не оставалось.
- Все это полное безумие! – в сердцах воскликнул Люциус.
- Тише, тише…
Это сказал ничего не помнящий и ничего не знающий гопник. Ему явно не понравились слишком громко произнесенные слова. Тем не менее, он даже не попытался оторвать свои глаза от пристального наблюдения за желтой точкой на стене из красного кирпича. Видимо это бестолковое занятие было для него крайне значимым и жизненонеобходимым, позволявшим откреститься от всего остального. А еще это позволяло ему иногда говорить требовательным и чуточку надменным голосом что-то типа:
- Вы мне мешаете…. Если уж вам так нравиться общаться с самим собой, то хотя бы ведите себя достойно и не беспокойте напрасно остальных…
- Простите, - виновато произнес Люциус, а потом вернул свои мысли и взгляды к тому, кого он так старательно выдернул черт знает откуда.
Транспространственное изображение по-прежнему являлось командором Микай Ло, однако теперь оно выглядело недовольным.
- Простите?! – возмутилось оно, словно с некоторых пор обладало безграничной властью.
- А что тут такого? – спросил Люциус.
- Простите?!
В какой-то мере эта неприкрытая спесь обидела Люциуса, но в большей – разозлила. И потому ему очень захотелось съездить по морде вконец зарвавшемуся геральдиеру. Однако у него не было никакой возможности на удовлетворение этого желания, ведь тот был всего лишь спроецированной из одного мира в другой тенью. А еще предводитель «отбросов» внезапно подумал: «А что если это не просто бахвальство?». И тогда он постарался унять гнетущее его негодование и попытался трезво взглянуть на обстоятельства, которые свели воедино различные детали различных мирозданий.
- Так что?
- Что?
- Зачем мы здесь?
Мерцающий образ покрылся легкой рябью зеленого и слегка задрожал. В этом случае Люциусу не понадобился излишек ума, чтобы догадаться, что именно так выглядит едкий транспространственный смешок. Он длился недолго, так что бывший капитан не успел на него прореагировать словесно или же разозлиться пуще прежнего, а потом, едва мелкая дрожь прекратилась, и образ командора снова стал чистым и блестящим, пришло время для настоящего разговора без бессмысленных ужимок и лирических отступлений.
- Наверное, было бы правильнее сказать «зачем ты здесь»? – сказал Микай Ло голосом с предостаточным количеством патетики.
Люциус же не стал с ним спорить, опасаясь, что разговор вновь уйдет не в те ворота, и они до пенсии будут переминаться с ноги на ногу в ожидании бесконечного падения истины со всемогущих небес.
- Как скажешь, - заявил он и приготовился слушать.
Только вот транспространственный образ вовсе не торопился выкладывать припасенные карты на стол, будто ему отчаянно нравилась эта новая роль эфемерного существа, и он собирался упиваться ею до потери пульса. Ах, да…. У него не было пульса…
- Все сложно…
Безусловно, каждому хотя бы раз приходилось слышать эту избитую фразу и, несомненно, ему приходилось также целиком и полностью отдавать себе отчет в том, что это куцее словосочетание не несет в себе никакого законченного смысла, кроме как попытки преувеличить нечто низменное и незаметное. Ну а в этом конкретном случае Люциус прекрасно понимал еще кое-что.
«Нет уж», - говорил он сам себе, - «Я - хозяин этого банкета».
Такой самоутверждающий подход незамедлительно сподвиг его на следующий поступок. Он заключался в небольшом усилии, еле заметном давлении мысли на объект.
«Совсем чуть-чуть», - предостерег Люциуса его внутренний голос, - «Постарайся обойтись без лишнего рвения».
«Ясно», - ответил ему Люциус и еще раз легонько сфокусировался на объекте.
Прием подействовал. Во всяком случае, что-то стало происходить и при взгляде со стороны творившееся очень походило на мигающую и готовую погаснуть лампочку.
- Нет!!! Не надо!!! – как ужаленный прокричал Микай Ло, правда, на самом деле из-за всего пресловутого мигания получилось нечто более похожее на «ни-и-ада».
И это был первый раз, когда Люциус почувствовал исходящие от командора страх и испуг, а не его излюбленные хвастовство и высокомерие.
«Достаточно», - подсказал внутренний голос, когда желаемый эффект был достигнут.
Послушав себя, Люциус прекратил мысленное давление на объект, которым являлся транспространственный образ его старого неприятеля, хотя внутри него что-то настойчиво свербело и категорично требовало покончить с назойливым ведением самым быстрым и беспощадным образом. Ну а затем он поспешил установить рамки дозволенного:
- Надеюсь, теперь ты уяснил, что между нами ничего не изменилось?
Едва перестав мигать, Микай Ло постарался достойно ответить.
- Как знать, - сказал он.
Понятное дело, что Люциус воспринял это как вызов. Но снова любые его действия предвосхитили философские рассуждения геральдиера. Слова текли из него бурной и живописно красивой рекой, сбивая на своем пути любые притязания на несогласие, иррациональность и  инакомыслие.
- Иногда случаются неприятности, и это меняет всю Вселенную. Меняет нас. Меняет наше мировоззрение и от этого никуда не деться, даже если очень сильно захотеть. Конечно, все-таки можно попытаться сбежать, но разве можно убежать от самого себя? Это всего лишь очередная иллюзия. А иллюзии опасны. Они уничтожают миры, разрушают судьбы…. Это плохо, очень плохо. Но у нас есть шанс все исправить здесь и сейчас. Или же ты предпочитаешь остаться в этом прекрасном месте?..
Да, Микай Ло не оставил противнику ни единого шанса на сомнения. К тому же Люциус не имел ничего против розового цвета глаз, которые после резкой перемены окраски стали какими-то запредельно завораживающими и требующими безоговорочной капитуляции. Так что в конечном итоге предводителю «отбросов» уже не было чем крыть эту карту не в масть и тогда пришлось ему согласиться, что не стоит отказываться от чужой помощи, хотя она и ощущалась как запредельно сомнительная.
- Так что ты мне предлагаешь? – спросил Люциус, намереваясь изучить грядущую сделку со всевозможных сторон.
- Ничего особенного…
«Очередной подвох!» - категорично завопил внутренний голос.
Но Люциус не стал обращать на него внимание. Дело в том, что он уже морально решился пожертвовать некоторыми принципами и правилами ради более значимого результата.
«Если кому-то захочется меня обмануть – на здоровье», - таким было его вымученное решение, - «Главное убраться отсюда и быстрее».
- Скоро за тобой придут и попросят тебя об услуге, - продолжал Микай Ло.
- И что тогда?
- Ты должен согласиться.
В следующее мгновение в двери каземата заскрипел ключ. Люциус рефлекторно переместил взгляд с геральдиера на дверь. Это заняло мгновение, но по его истечению совершить обратное действие уже не удалось. Транспространственный образ исчез.
- Ах ты, собака…, - с досады прошипел Люциус.
Впрочем, слишком долго сожалеть о безвозвратно утерянном было бессмысленно, ведь еще через мгновение затянувшаяся возня с ключами закончилась и местами почерневшая и потрескавшаяся деревянная дверь, сообщающая каземат с внешним миром, наконец-то отворилась. Точнее распахнулась. Несомненно, Люциус ожидал, что вместе с этим событием произойдет чудеснейшее проникновение лучика света в дремучее царство его темницы. Но этого не случилось. За дверью было так же сумрачно, как и в самом каземате. Однако ни то, ни другое нисколечко не беспокоило безымянного гопника, который, как и прежде недвижимо всматривался в желтую точку на кирпичной стене.
«Ну и черт с тобой», - подумал Люциус.
Тем временем, словно издалека, послышалась чья-то тяжелая поступь.
«Они идут за тобой», - сказал внутренний голос.
Люциус хотел было от него отмахнуться, как от совсем уж оборзевшей мухи. Однако с очевидным всегда сложно спорить. Да и вообще чертов геральдиер заранее спрогнозировал появление гостей. Так что оставалось ждать и надеяться, что на этот раз прихвостни Инферно обойдутся без сюрпризов с электрошоком.
- Орать и не сеять, нуждаться в богах!..
Неизвестно что сподвигло Люциуса на внезапный порыв к песнопение, только вот он почему-то внезапно вспомнил старую походную песню, которую его и всех прочих заставляли учить в школе на курсе «истории становления Трансгалактического Синцития».
- И если огонь разметает нас всех, кому будет нужен подобный успех?!
Тюремщики появились где-то посередине пятой строчки, как раз когда что-то пелось про трупы, кровь и песок. Их было трое и надо сказать, что они выглядели гораздо солиднее, чем все те обитатели Миррариума, с которыми Люциус встречался раньше. Во-первых, их телосложению мог любой позавидовать и тут же застрелиться, а во-вторых, одевались они отнюдь не на барахолке. Их строгое обмундирование было сплошь черным, начиная от штиблетов цвета сажи до тщательно отполированных и лакированных шлемов на головах. Корпус тела от шеи до пояса защищали своеобразные латы, выполненные в утонченном и упрощенном варианте и имевшие силовые линии в нужных местах. Так же не была забыта локтевая защита и наколенники.
- Кто из вас инженер Оливье? – спросили они, приблизившись к арестантам все той же ранее упомянутой тяжелой поступью.
Правда, теперь к тяжелой поступи присоединилось тяжелое дыхание. Только вот им никто не ответил. Безымянный гопник был слишком увлечен желтой точкой на стене, чтобы разоряться на пустопорожние реплики, а Люциус неукротимо вспоминал старинные баллады планеты Терра Прайм. К сожалению, тюремщики не оценили вокального энтузиазма одного из заключенных. Нельзя сказать, что они были против песен. Более вероятно, что их совсем не беспокоило все то, что творилось в закрытом и полутемном помещении в их отсутствии. Однако если же им приходилось ненадолго заглянуть и навести шороху, они требовали уважения к себе и скороспелого повиновения указам свыше.
- Хватай его! – сказал один тюремщик другому.
«Наверное, они догадались», - подумал Люциус, делая паузу между куплетами, - «Что идиотов, пялящихся на стены, не называют инженерами».
Но слишком много думать ему не пришлось. Снова звякнула связка с ключами, отворилась решетчатая дверь камеры, после чего один из трех схватил предводителя «отбросов» за шиворот и вытащил его на проходную, предусмотрительно закрыв его рот ладонью и прервав тем самым непрерывную череду фееричных и архаичных гимнов.
- Му-му-му…, - попытался было сопротивляться Люциус, но безрезультатно.
Дальнейшие события были не особо затейливы. Схваченного арестанта волоком протащили к выходу из каземата, выставили прочь, а потом захлопнули и заперли за собой старую потрескавшуюся деревянную дверь, позволив тем самым безымянному гопнику и дальше любоваться желтой точкой на кирпичной стене. Вкусив горькие плоды подобного обращения, Люциус мысленно приготовился к худшему, то есть ко многим длинным коридорам, по которым его будут тащить, а он будет упираться. Однако оставив позади одну дверь, тюремщики вместе с арестантом тут же уперлись носом в стену.
«Какого?!..», - пытался понять Люциус, опасливо оглядывая стены бетонной коробки площадью два на два метра и еще одну тусклую лампочку под потолком.
- Стой и не дергайся, иначе огребешь! – сказал арестанту тот из тюремщиков, что держал его и затыкал ему рот.
Это было предупреждение, после которого тюремщик засучил рукав и обнажил тем самым крепившийся на запястье прибор. Он был точь-точь таким же, как у Инферно, а значит было не сложно догадаться, в чем его предназначение и что за дверь внезапно материализовалась перед их носом.
- Всем быть наготове, - потребовал обладатель прибора от всех остальных, и как только пурпурная обшивка позеленела, дернул дверную ручку на себя.
Открытая дверь обнажила зияющий фиолетовыми проблесками портал, сквозь который предстояло пройти четверым людям. Это немного испугало Люциуса, ведь он всегда недолюбливал узкие тесеракты. Однако он прекрасно понимал, что никто не собирается заботливо справляться о его желаниях. И тогда бывший предводитель «отбросов» подумал:
«Это был прекрасный день, но закончиться он ужасно».
Глава 19: Кемперовская горизонталь.
Звонко и противно прожужжав, мимо пролетела очередная пуля. И тогда последовал вполне актуальный вопрос справа:
- Что дальше, Оливье?
Оливье, он же бывший, а может быть и нынешний капитан космолайнера «Столкновение», слишком устал для того, чтобы выдвигать некие сомнительные теории. Его некогда идеально выглядевший капитанский китель был изрядно потрепан и несвеж, патронов в автомате осталось на небольшое количество одиночных выстрелов, а еще ему очень хотелось поесть, попить и заняться страстным сексом с парочкой изящно-эротичных куртизанок…
«Но об этом можно только мечтать…», - думал Люциус Сфер.
И как бы в унисон его мыслям снова раздался тот самый злобный крик, который и прежде требовал все то же самое:
- Сдавайтесь, собаки!
- Иди в пень, придурок! – крикнул ему в ответ Магиккэт.
Понятное дело такие слова совсем не понравились тому, кто очень старался окружить и захватить в плен последних троих из отряда, бывшего в самом начале своего пути через нескончаемые опасности Кемеровской горизонтали весьма многочисленным и непобедимым. Так что слегка поутихшие выстрелы после этих самых слов были вынуждены вновь перейти на неистовые автоматные очереди, что в свою очередь заставило тех, кто старательно укрывался от неуемных претензий противника за огромным валуном еще сильнее прижаться к земле и к каменистой поверхности.
- Получили, собаки?! – последовал новый крик немного погодя.
Только вот на этот раз никто не осмелился ответить. Конечно все трое, что прятались за огромным валуном и изредка отстреливались, были не робкого десятка, а самыми отъявленными энтузиастами своего дела. Другие бы ни за что на свете не отправились на поиски странного и крайне сомнительного места под названием «Джи-лаборатория». И поэтому осуждать их за трусость или излишнюю осторожность было бы преждевременно. Просто каждый из троих все еще хотел жить, а еще все они хотели оказаться гораздо умнее и хитрее тех, кто тоже очень хотел найти пресловутую «Джи-лабораторию», но не имел для этого одной самой немаловажной детали – инженера…
- Отдайте его нам, собаки!
По прошествии нескольких минут яростной огневой агрессии выстрелы снова вроде как поутихли. И тогда неназвавшийся предводитель местных гопников опять обратился к вычурному набору ультиматумов из собственной коллекции:
- Отдайте, собаки! Или вам не жить! Ну что, собаки?!
Отвечать не хотелось. Хотелось подумать, собраться с мыслями и найти то единственное решение, которое могло бы восприниматься как успех и спасение, а ни как гиблое поражение. Но мозг почему-то упорно отказывался работать. Возможно из-за стресса, возможно из-за усталости. Или же бесконечно оранжевый мир в конец опостылел всем троим, и каждый из них теперь неосознанно рассматривал смерть как самодостаточный выход? Вряд ли. Скорее всего, просто требовалось немного больше времени на то, чтобы правильно пошевелить извилинами. Однако времени, к сожалению, было в обрез.
- Что дальше, Оливье? – снова раздался вопрос справа.
Это спрашивал Дарккрай. Но возможно он вовсе и не спрашивал. Возможно, с его губ только что сорвался отнюдь не вопрос, потому как в следующей незамедлительно произнесенной им фразе было слишком много нарочитой определенности и конкретики.
- Нужно уходить!
Именно так он и сказал. Выдал, будто отрезал. Только вот разве можно было поступить так просто и совершенно незамысловато?
«Уходить? Куда уходить?» - с изрядными сомнениями раздумывал Люциус Сфер над абсолютно необдуманным предложением товарища по оружию.
Однако множественные затяжные раздумья были слишком дорогим удовольствием в имевшихся под рукой обстоятельствах, неумолимо заставлявших троих пока еще уцелевших энтузиастов странных несбыточных идей беспринципного владельца широко известного заведения под названием «Б.А.Р.» продолжать прятаться от непрерывного свиста пуль за огромным серым валуном.
- Ну что, собаки?! Сдаетесь?! – не унимался враг и продолжал донимать своими криками промеж и во время очередных автоматных очередей.
И нужно было что-то делать…
«Но что именно?..», - озадаченно думал Люциус Сфер.
И тут он, несомненно, лукавил, ведь ответ был ему прекрасно известен.
- Других вариантов нет, - продолжал настаивать Дарккрай, бормоча как и прежде в правое ухо инженера.
«И то правда», - вынужденно согласился Люциус Сфер.
Но вслух он своего согласия не озвучил, ведь тогда бы ему тотчас пришлось самому взять ответственность за решение следующей проблемы. А эта проблема была очень острой и неоднозначной.
«Кому-то нужно остаться…. И кто же это будет?» - вот как она звуковыражалась в голове каждого из троих, что прятались за огромным серым валуном.
- Тщик-щик-щик…
С этим звуком Магиккэт поменял обойму в своем автомате.
- Последняя…, - удрученно произнес он.
Потом была пауза – секунд десять или пятнадцать, во время которой Люциус попытался посмотреть в глаза своему товарищу, попытался было сказать нечто приободряющее, но не смог, потому как внезапно понял, что ни за что на свете не сможет отыскать те самые слова, что смогли бы чудесным образом вселить былую уверенность в отважного представителя группировки «АНОРХ». И пускай Магиккэт не был жертвой нескончаемых экспериментов, он все равно умел чувствовать. А потому, когда стесненный бессилием взгляд инженера Оливье отпрянул от его лица, хранящего в себе гримасу обреченности, ему все же пришлось задать самому себе один простой вопрос:
«А почему не я?»
И возможно он поторопился, переволновался, недооценил собственную волю к жизни, но было слишком поздно давать задний ход, едва было сказано:
- Идите!
- В смысле?!
И теперь уже двое хотели заглянуть в его глаза, примеряя на себя при этом кривовыструганные мины безудержного удивления. Со стороны это выглядело чересчур наигранно и непривлекательно. А Магиккэт совсем не хотел видеть такого вот извращенного псевдосожаления в самом конце своего очень спорного существования. Он хотел чего-то другого, чего-то бесконечно героического, незабываемого…. И потому он принялся настойчиво толкать товарищей в плечи, говоря при этом:
- Шагайте, идите, топайте…
- Хорошо, - ответил ему Люциус после пятого толчка, когда ему наконец-то стало ясно, что решение принято необратимо.
Тем более что лишних минут на споры и уговоры не было ни у него, ни у Дарккрая. Им нужно было спешить, нужно было идти дальше, пока еще безалаберный враг не перешел к действительно активным действиям и все еще разбрасывался пустыми угрозами.
- Отдайте его нам, собаки! Или вам конец! – кричал он уже в который раз.
И Люциус Сфер, ползком покидая место боевых действий, сдержанно посмеивался над слишком самоуверенным противником:
«Ты слишком наивен и глуп, раз мог подумать, что мы сдадимся, побоявшись сунуться в треклятую Фиолетовую Дубраву…».
Да, он смеялся над глупостью врага. И в то же время он содрогался при каждой новой мысли обо всем том, что поджидало последних двоих из некогда многочисленного и непобедимого отряда в месте, являвшем собой воплощение всех самых ужасающих кошмаров…
- Ну что? Ты готов? – спросил Дарккрай, когда двоим все-таки удалось отползти от огромного серого валуна почти на двадцать метров и добраться таким образом до загадочной невидимой преграды, пресекшей некоторое время назад все безопасные пути отхода.
- Готов, - ответил ему Люциус и сделал несколько незамысловатых движений руками.
После этого долго ждать не пришлось. Уже через секунду появилась ярко-красная дверь, и тогда понадобилось запастись превеликим терпением, чтобы слушать, как ужасно противно скрипит отпирающий механизм где-то в ее непозноваемых недрах.
- Неужели опять? – пожаловался Дарккрай.
- Не опять, а снова, - иронично ответил Люциус.
Оба при этом старательно прижимались к бесконечно оранжевой глади из песка. Впрочем, их старания уже не играли особой роли. На песчаном ландшафте все было видно как на ладони. А потому враг уже приметил неожиданный маневр окруженных и стал предпринимать ответные меры.
- Ах вы, собаки злые! Вам хана! Вам хана с большой буквы! – послышались новые злобные крики и новые автоматные очереди.
И теперь это были не пустые угрозы. Так что, слава богу, что за огромным серым валуном противника ждал еще один сюрприз.
- Заткнитесь, гады! Заткнитесь, твари!  – воскликнул Магиккэт, когда пришло тому самое время, и тотчас пустил в ход свою последнюю обойму.
Этим он и спас товарищей из самого безвыходного положения. Этим он выиграл для них очень важное мгновение, по истечении которого все остальное уже перестало иметь какое-либо значение. Все важное и нужное уже произошло в течение этого истекшего мгновения. Как так? Что именно? Все просто. Ярко-красная дверь открылась, ярко-красная дверь закрылась  и этим все сказано. Остальное действительно неважно.
Глава 20: G-лаборатория.
Два очень сильно уставших и очень сильно измотанных космических гопника не по своей воле оказались в пределах странного, непонятного и неописуемо пугающего места под названием Фиолетовая Дубрава. Здесь они все тем же ненароком встретили странных людей, странных существ, странный воздух и странную почву под подошвами сильно истоптанных ботинок…. Так что неудивительно, что в скором времени им очень сильно захотелось в кротчайшие сроки покинуть представшие перед ними  бескрайние искрящиеся дали и темные закоулки, а чуть позже также прибавилось ярое желание убежать от монотонно и устрашающе шипящих теней оранжево-малинового окраса. Только вот одних желаний было маловато. Нужно было сделать нечто большее, чтобы снова оказаться на нужном пути, и еще больше усилий было необходимо затратить, чтобы снова начать заядлые поиски сказочной Джи-лаборатории, хранящей в себе бесконечное количество сюрпризов, секретов и новых технологий, способных заделать новую веху в неиссякаемом противоборстве всевозможных воинствующих группировок, что тут и там населяли пестреющий в глазах оранжевый мир Миррариум. Так что двоим космическим гопникам пришлось туговато. Но главное, что итог их стараний показался им достаточно результативным: они в очередной раз нашли нужный проход, нашли нужную ярко-красную дверь, нашли новый путь в мечтательно мерцающую на горизонте Джи-лабораторию…. А для себя они решили:
«Все, что с нами произошло в этой чертовой Фиолетовой Дубраве, определенно было одним большим и слишком затянувшимся недоразумением, о котором нужно как можно скорее забыть. И было бы неплохо открыть новую страницу, тем самым начав писать новую и гораздо более успешную автобиографию».
Именно так хотелось думать двоим, вновь проходящим через ярко-красную дверь. А разве могли они думать по-другому? Ведь им приходилось шагать вперед вооруженными только лишь надеждой и верой в неотвратимый успех. А вот последний автомат был перемолот ненасытными тисками мощных челюстей полутигра-полумедведя. Правда, за пазухой еще оставалось странное мнение о победе добра над злом. Но от этого совсем не было никакого толка. И потому оставалось лишь надеяться на сюрпризы. А за ярко-красной дверью их действительно ждал сюрприз. Большой сюрприз. Новый сюрприз. Еще один сюрприз. Конечно, он был совсем не таким, на какой они истошно надеялись. В нем не было ни манны небесной, ни обещаний долгожданного технологического прорыва. В нем не было ничего хорошего. И более того, он был мелким, пакостным, а самое неприятное, что он был казуистически неожиданным, мгновенным, скоропалительным и приводящим к одному большому пронзительному крику:
- А-а-а-а-а-а-а-а!!!
А потом стоны, всхлипы, хрипы в легких, очень быстро наполняющихся кровью и предсмертная агония, заставляющая воочию прочувствовать близкое дыхание смерти…
Все это Люциус видел у себя под ногами и думал: «О, Боже!». Но он также думал и том, почему же он не падает, почему его товарищ упал, и огромные длинные острые стальные прутья беспощадно пронзили его грудную клетку, превратили этого хорошего человека в некое подобие ежа…
«А вот я не упал…. Я остался висеть в воздухе…».
И порождая все эти мысли, Люциус повернул голову вверх и тогда он все понял. Он увидел, что кто-то держит его за руку.
- Держись крепче, - посоветовал голос из зависшего над головой полумрака.
«Ну как тут отказаться?» - подумал Люциус и действительно всеми силами уцепился в ту самую ладонь, что удерживала его на несказанно заостренной грани между жизнью и неким следующим пока еще неизведанным этапом бытия.
Однако висеть слишком долго над пропастью было почти что также глупо и бессмысленно, как и попадаться в не особо умно устроенные ловушки. Так что некий пока еще неопознанный спаситель не стал попусту тянуть резину и смаковать собственное превосходство, а занялся действительно полезным делом, то есть принялся кропотливо подтягивать к себе пока еще не до конца спасенного персонажа. На деле же это провернуть оказалось намного сложнее, чем это выглядело на словах, мельтешивших в черепной коробке не совсем удачливого инженера.
«Давай! Давай!» - не переставая трезвонил он своими неугомонными мыслями.
Только вот Люциус Сфер отнюдь не являлся легонькой пушинкой, даже учитывая тот факт, что все богатое снаряжение, в свое время выданное ему прозорливым Инферно перед началом авантюрного похода по поискам странной мечты с названием Джи-лаборатория, было потеряно, использовано или разбазарено. Так что надо отдать должное пока еще неопознанному спасителю за то, что он не поленился, не сдался и, перенапрягая каждый мускул в собственном теле, тянул, тянул, тянул…. И вот уже Люциус с нервной дрожью в пальцах вцепился в бетонный край вредоносно созданной пропасти…
- Вот так-то. Уже почти, - произнес очень близко к уху Люциуса голос того, чью лицо продолжало скрываться во тьме и не попадало под скудный свет усеянного пылью и паутиной светильника, что медленно и безразлично покачивался над мертвым телом очередного неудачника и живым телом того, кому вроде как повезло.
- Да-да, - добавил выкарабкивающийся из пропасти человек.
А секундной позже, когда одно и второе колено перебралось через край, уже двое сидели на краю пропасти и всеми силами пытались отдышаться.
- Кто ты? – спросил Люциус, когда немногим позже пришло время задавать вопросы.
Во всякое случае именно так ему показалось. Только вот, тот, кто сидел рядом с ним на краю ловушки-обрыва и нервно втягивал в легкие обрывистые порции воздуха, определенно не был настроен на миловидную беседу с тем, кто совершенно случайно оказался вплетенным в его незамысловатые ближайшие планы на будущее.
- Всего лишь тот, кто по своей дурости проходил мимо, - так ответил тот, кто так и не обозначил себя каким-либо именем.
Понятное дело, что это был вовсе не ответ, а всего лишь некая мимолетная попытка слукавить и ненадолго убежать от действительно существующей реальности, то есть от по-настоящему скверных обстоятельств, заставляющих продолжать сидеть на краю бетонной ямы с заостренными стальными прутьями на дне.
- Как-то слишком уж вовремя ты проходил мимо…
Судя по всему, Люциус этими самыми словами пытался в тот момент обыденно пошутить или же с их помощью излишне наивно проявил вполне логичное желание разрядить чересчур неврастеничную обстановку. Однако ни то, ни другое ему совершенно точно не удалось. Нежданный-негаданный спаситель так и не рассмеялся, да и гораздо более общительнее он тоже не стал. Но зато произошло нечто другое. Его рука пошарилась в нескольких нагрудных и боковых карманах, а потом, найдя искомое, протянула это тому, кто совершенно точно в этом нуждался.
- Что это?
Люциус не знал не имени, ни мотивов своего спасителя. Проникнуть в его душу и помыслы также не получалось из-за полумрака. А потому неожиданно спасенный исключительно предвзято ожидал от сидевшего рядом человека всяческих подвохов. И напрасно, потому как на произнесенный со слишком откровенной опаской вопрос ему было сказано:
- Еда…
- Еда?
А в мыслях еще было: «Зачем? Почему?»
Только вот голодному желудку было совсем не до прений и пререканий. Желудку хотелось еды, о чем он тут же просигналил громким урчанием. И тогда уже практически не подчиняясь мозгу, рука сама рефлекторно вцепилась в протянутый предмет.
- Давай-давай. Не стесняйся, - посоветовал тот, кто сидел рядом, ну а сам тем временем достал из-за пояса фонарик приличных размеров и нажал на кнопку включения.
Пучок бледного света вспыхнул быстро и ярко. И благодаря ему Люциус наконец-то увидел лицо того, кто очень кстати спас его от неминуемой гибели. Это был молодой белобрысый парень с очень яркими голубыми глазами. Одет он был очень по-особенному, совсем не так как обычные космические гопники. Да и в целом выглядел совсем не так как все те странные личности, с которыми бывший капитан космолайнера «Столкновение» давным-давно привык сталкиваться на бескрайних просторах бесконечно оранжевого мира, а также в неких потаенных карманах, таких как Фиолетовая Дубрава и многие другие, в которых даже самое короткое пребывание было намного (Нет, постойте! Ошибочка, значительная оплошностью, непростительная ложь…. Там все намного-намного-намного-намного…) хуже…
- Так чего же ты не ешь?
Отпрянув от очень громоздких измышлений, Люциус посмотрел на то, что цепко сжимала его рука. Это была некая шелестящая упаковка с твердым содержимым и надписью «ПИТАТЕЛЬНЫЙ БАТОНЧИК».
«Странная штука», - подумал он.
Но тут же получил очень точное и кардинально отличимое определение съедобного предмета от той самой персоны, что продолжала удерживать зажженный фонарик между двумя ненароком столкнувшимися людьми:
- Очень вкусная штука.
«Что ж попытаемся поверить».
Пронзительное урчание в животе разгоняло любые сомнения, так что Люциус не стал и дальше бессмысленно бурить «ПИТАТЕЛЬНЫЙ БАТОНЧИК» своим голодным взглядом, а сделал нечто более полезное. Что именно? Да так, мелочи…. Резким и вертким движением пальцев разорвал шелестящую обертку, стремительно вытащил из нее продолговатый темно-коричневый параллелепипед и с тем же непримиримым рвением сунул его к себе в рот. После этого оставалось лишь надкусить. И он это тоже сделал. Сжал зубы и они медленно, но верно погрузились в мягкую тугую липкую массу…. Отстранив продолговатый темно-коричневый параллелепипед от собственного рта, Люциус попытался прожевать все то, что вполне преднамеренно оказалось у него на языке. Он жевал медленно, сосредоточенно, но не долго и не мучительное, потому как кулинарное мнение сложилось в итоге очень быстро благодаря тонким привкусам сладкого, пряного и терпкого. И при бледном, ограниченном окружающим полумраком освещении, что исходило от зажжённого фонарика, нельзя было не заметить, как на очень короткое  мгновение преобразилось лицо того, кто слишком уж погряз в странных и невнятных поисках дороги домой, Джи-лаборатории, а также чего-то третьего, еще не понятого, еще не осознанного…
- Это действительно очень вкусно, - вот так просто Люциус смог выразить несколькими словами это свое краткосрочное умиротворение.
А потом все снова стало сложно. И как жаль, что в жизни все именно так и происходит. Конечно, Люциус не остановился и продолжил увлеченно жевать и поглощать вкусный «ПИТАТЕЛЬНЫЙ БАТОНЧИК» для того, чтобы окончательно насытить изрядно оголодавший желудок. Только вот в мире, в котором он с некоторых пор безнадежно застрял, всегда существовала и другая необходимость, а выражалась она в том, что очень важно всегда оглядываться по сторонам в поисках отчетливого понимания, куда же это вас занесло в очередной раз. И отмахнуться от этой необходимости никак не получалось. Ни когда-то прежде, ни сейчас. Она слишком крепко сидела в голове и слишком громко нашёптывала:
«Где-то рядом все еще существует опасность!»
Люциус слишком часто слышал этот мерзкий шепот в последние несколько суток. И каждый раз это предчувствие отнюдь не оказывалось некой эфемерной блажью, оно оказывалось самым настоящим предупреждением, которое он почему-то старательно игнорировал. И в результате кто-то снова и снова умирал. Кто-то, но только не бывший капитан космолайнера «Столкновение», внезапно ставший странным и непонятным инженером Оливье…
«Слишком много смертей, слишком много напрасных смертей…. Но сегодня все должно быть иначе, ведь здесь и сейчас я очень хочу поверить всем тем чувствам, которыми меня снабдили некие великие и ужасные экспериментаторы».
С такими вот неоспоримо категоричными мыслями Люциус Сфер дожевывал остатки «ПИТАТЕЛЬНОГО БАТОНЧИКА». И когда прием пищи себя исчерпал, он не стал морочить себе голову с соблюдением неких этических условностей, не побоялся наступить на больную мозоль, не побоялся влезть в неудобную тему и задал прямой злободневный вопрос тому, кто вместе со своим зажженным фонариком продолжал сидеть рядом и при этом очень забавно мечтательно ерзал ярко-голубыми глазами:
- Так что у вас тут происходит?
- В смысле?
- В прямом.
Наверное, Люциус ожидал некоего сверхъестественного ответа, способного детально разложить по полочкам все видимые и невидимые нюансы. Однако голубоглазый парень не смог ему в этом помочь. Он только лишь безвольно пожал плечами и произнес самую неубедительную фразу на свете:
- Все то же самое. Все как всегда.
«Что за идиот?» - пришлось подумать тому, кто так и не получил затребованных пояснений.
Ему очень хотелось разозлиться, но это тоже не получалось, ведь на самом деле Люциус безмерно надеялся на то, что хотя бы сегодня никому не захочется его убить, или хотя бы никто не попытается при этом использовать зверское расчленение и частичное поедание плоти. Только вот все это могло быть лишь опасной мечтой, которой в условиях опасного полумрака было место разве что в бледно-голубых глазах…
- Вар-рроа-рах!!! Рах-рах!!! Ра-ра-рах!!!
Странный рев раздался где-то совсем рядом. Он прозвучал с неоспоримо гневным впечатлением, с изрядным недовольством в себе и с настойчивой попыткой неистового устрашения. Такое звуковое событие никак нельзя было пропустить мимо ушей.  И потому Люциусу пришлось безотлагательно сосредоточиться на этом одиозном обстоятельстве, а не на спорных недостатках ближнего, к которым ему почему-то захотелось придраться в те самые минуты, когда его персоне приходилось продолжать сидеть на краю искусственной пропасти в цепких объятиях пока еще не до конца разгаданного полумрака.
- И это называется все в порядке?
Люциус жаждал хотя бы в этот раз получить в ответ что-либо стоящее. Но не тут-то было. Вместо яро ожидаемого голубоглазый парень, как и прежде, вяло и неуверенно пожал плечами, высказав при этом совсем уж странную вещь:
- Да у нас это вроде как в порядке вещей.
- Вот как…
Только лишь такой изъеденный обрывок фразы и смог вырваться из гортани того, кто слишком долго искал Джи-лабораторию и вот наконец-то оказался внутри нее. Все остальное необратимо застряло где-то в глотке, едва брови инженера Оливье резко вздернулись вверх от приличного приступа удивления. Но разве имел Люциус право удивляться? Разве мог он ожидать некий оазис, некие райские кущи там, где все сущее пребывало в неком необъяснимом противостоянии с законами всей остальной Вселенной (Темной или Светлой – неважно; скорее всего, с обоими)?
«Злостное несоответствие ожиданиям» - так, наверное, это называется», - подумал Люциус, а потом попытался осмотреться по сторонам.
Конечно, можно было сделать это и раньше. Однако бывший капитан космолайнера «Столкновение» в уже истекшее время пребывания в сумрачном лоне Джи-лаборатории имел несколько иные прерогативы. В первую очередь ему, несомненно, нужно было тщательно отдышаться после внезапного спасения, потом были крайне важны вопросы, да и «ПИТАТЕЛЬНЫЙ БАТОНЧИК» пришелся очень кстати. Так что вывод будет справедлив, если сказать, что задержка вроде как оправдана. Но дело в том, что Люциус совсем не задумывался о задержках и оправданиях. Он просто невыразимо скептически бросал свой едкий взгляд на грязные обшарпанные стены из кирпича, вскользь освещенные отнюдь не всемогущим фонариком, зажатым в руке нового друга, и думал обо всем этом совсем уж непривлекательные вещи, в самом лучшем случае выражаемые словами:
«Вот тебе и чудесный эльдорадо, мать твою…».
А тут еще где-то неподалеку в очередной раз прозвучало:
- Вар-рроа-рах!!! Рах-рах!!! Ра-ра-рах!!! 
Короче, все было плохо, все было ужасно, все было намного хуже, чем только можно придумать…. Только вот ни Люциус, ни его новый друг, который так и не назвался, не собирались себя хоронить заживо. Они собирались обязательно что-нибудь да сделать, но не прямо сейчас, не сиюминутно, потому как слишком уж было приятно и одному, и другому ни от кого не убегать, не прятаться от неминуемой и постоянно преследующей смерти, а просто и спокойно сидеть на краю искусственной пропасти и при этом с некой бездумной игривостью болтать ногами, смотреть на скромный световой пучок от тусклого светильника, подвешенного к грязному, отсыревшему и потрескавшемуся потолку с помощью изогнутого в зигзаг куска алюминиевой проволоки, что когда-то давно несомненно имела безукоризненно-белую обмотку, ну а теперь эта самая обмотка потеряла всю свою былую свежесть и новизну и стала совсем непривлекательной, стала оранжево-коричневой и очень изъеденной течением времени…
- Почти как все мы…
- Прости, что ты сказал?
«Видимо я слишком уж разболтался тут своими ногами», - подумал Люциус о собственной неосторожности, когда ему пришлось вынужденно оторвать взгляд от светильника, имевшего поверх себя избыток пыли вперемешку с избытком паутины и явный недостаток внутри себя способности что-либо освещать, для того, чтобы снова посмотреть в бледно-голубые глаза и понять чего же им так сильно нужно.
- Или мне показалось? – поинтересовался тот, кому, очевидно, надоело играться с фонариком, и он решил сыграть в мозговые шарады.
«Слово - не воробей, вылетит – не поймаешь».
Эту замечательную пословицу Люциус вспомнил определенно в самый нужный момент. И хотя он не имел и малейшего понятия кто же такой есть «воробей», ему было совершенно точно понятен и известен некий сакральный смысл, упрятанный в этих самых нескольких словах. И этот смысл настоятельно требовал от него перестать болтать не только ногами, но и языком. Однако было слишком поздно укрощать непроизвольно вырывающиеся реплики, также как было слишком поздно отрицать очевидное и очень вероятное. Об этом тоже говорилось в той самой пословице, что была преднамеренно впаяна в извилины бывшего капитана космолайнера «Столкновение» некими великими и ужасными экспериментаторами, взявшими его в плен для собственных странных и неоднозначных опытов, происходящих нигде и никогда, существовавших где-то за пределами всех известных видов материи…
- Нет, не показалось, - с ощутимым опозданием ответил Люциус тому, кто с некоторых пор оказался с ним в одной упряжке.
- Тогда что ты там хотел сказать?
Бледно-голубые глаза очень хотели настоящего и искреннего ответа, только вот Люциус все еще не был готов к настоящему и искреннему разговору. Для него такие обыденные вещи остались где-то в далеком-далеком прошлом, и именно поэтому он сказал в ответ совсем не то, что думал, а очередную наспех придуманную ложь:
- Ничего важного. Просто мысли вслух.
- Что ж, тогда ладно, если так, - промолвил безымянный друг и в собственном стиле вялой неуверенности пожал плечами.
А после беседа между двумя людьми, сидящими на краю бетонной ямы с острыми штырями на дне и с трупами разной степени разложения, лежащими там же, себя в который раз исчерпала. И тогда водрузилось прежнее молчание, угрожающее медленно перерасти в уже имевшее место болтание ногами и языком. Но не этого хотел Люциус Сфер и поэтому, прежде чем произошла очередная неосторожность, он сказал себе:
«Нетушки, родимый!!!»
И старательно переступая через самого себя, поновой инициировал потухший разговор:
- И чего же тут сидим?
- Мы ждем.
-Ждем? Чего это мы ждем?
Тот, кто все еще держал в руках включенный фонарик и кто все еще не назвал своего имени, мог бы спокойно и без утайки ответить на этот вопрос. Только вот в реальности этого не произошло, ведь так уж получилось, что искомый ответ сам собой нарисовался.
- Двадцать пять секунд начала новой атаки! Просим всех приготовиться и проследовать к контрольным точкам!
Все это очень громко и очень требовательно выдал голос, звучащий откуда-то сверху и при этом ощущаемый как бы повсюду, то есть проникающий своими пронзительными звуками в каждую клетку живых тканей, в каждую молекулу неживой Джи-лаборатории, в каждую пылинку и крошечную пустоту этой Вселенной. И к этим странным словам странного и неопознанного голоса не менее неопознанный персонаж смог добавить лишь одно:
- Рванули!
А дальше все стало происходить намного-намного быстрее, чем когда Люциус сидел на краю неглубокой бездны и, расхолаживая самого себя, бездумно болтал ногами.
«Черт возьми! Что задела?» - хотел было подумать он, но тут же вспомнил, что это именно ему чуть ранее хотелось неких активных действий.
И вот они нашлись. И вот они появились.
- Рванули! – еще раз воскликнул безымянный товарищ, успевший резко вскочить на ноги, а затем он бросился бежать в странный проход, внезапно появившийся в одной из обшарпанных каменных стен, который совершенно точно вел к очередной порции неприятностей, от которых разумнее было бы откреститься.
Но мог ли Люциус Сфер от них откреститься? Скорее всего, нет, ведь он играл все теми же картами, что ему когда-то очень надменно раздала жизнь, судьба, Вселенная…. И эта же самая Вселенная теперь настойчиво рекомендовала ему следовать за тем, кто уже практически исчез в странном проходе посреди обшарпанной каменной стены. Отказаться от такого пугающего удела было попросту невозможно. И потому Люциус сдержанно и неуверенно крикнул вслед тому, кто убежал вперед:
- Эй, погодь! – а потом и сам, так и не получив затребованного отклика, все-таки бросился в тот же самый странный проход.
И именно таким образом бывший капитан космолайнера «Столкновение» оказался в длинном петляющем и плохо освещенном коридоре, ведущем к некой цели, до которой, судя по заверениям вездесущего голоса…
- Осталось пятнадцать секунд!..
Никакого времени про запас очевидно не намечалось. Но так уж получилось, что уже знакомый устрашающий рев прозвучал где-то в непосредственной близости, так что Люциус Сфер никак не мог не спросить, единовременно задыхаясь от затяжного бега:
- Так что это там за рев?
- Многие утверждают, что это отголоски.
- Отголоски?
Люциус не понял смысла употребленного слова. А его новый друг вовсе не спешил объяснять ему имевшиеся где-то рядом детали и тонкости, потому как им обоим приходилось стремительно бежал по плохо освещенному коридору, пытаясь всячески успеть оказаться в нужном месте до наступления  того момента, когда чересчур загадочный голос неотвратимо произнесет свою самую категоричную фразу:
- Осталась одна секунда!.. Атака началась!
- Успели! - облегченно выдохнул тот, кто до сих пор так и не обнаружил себе желания произнести вслух собственное имя.
- И что это должно для меня значить?
Такое вот альтернативное мнение выдал бывший капитан космолайнера «Столкновение», уже привыкший примерять на себя одиозный образ пресловутого инженера Оливье, способного постичь многое из тайного. Но именно сейчас почему-то получилось так, что Люциус не знал и не догадался, куда же занесла двоих малознакомых между собой людей скоротечная пробежка по плохо освещенному коридору. Теперь он просто тупо стоял перед запертыми раздвижными дверьми из толстого матового стекла и требовал очередного ответа.
- Зачем мы здесь?
- Все нормально, - постарался убедить его неопознанный друг.
Или же он пытал его успокоить? Не важно. Важно то, что сразу после этих слов новый друг Люциуса плотно прижал указательный палец своей правой руки к маленькому сканирующему экрану на кнопочной панели, прикрепленной слева от запертых раздвижных дверей, и непродолжительно удерживал его в таком положении до тех самых пор, пока все тот же уже знакомый странный голос, звучащий повсюду и как бы ниоткуда, не сказал:
- Приветствуем Вас, Номер Два-Четыре-Семь-Ноль. Добро пожаловать в контрольную точку зыщу8шкнзшжцурф. Убедительная просьба ввести идентификационный код для получения следующего задания…
- Номер Два-Четыре-Семь-Ноль? Это и есть твое имя? Серьезно? – иронично усмехнулся Люциус, когда наконец-то услышал то самое, что ранее от него старательно скрывалось и никоим образом не обсуждалось.
Новый друг никак не прореагировал на иронию того, кого он знал исключительно как инженера Оливье и никак иначе. Правда он совершенно точно мог бы уделить совсем немного времени обсуждению того невыразимо странного обстоятельства, что даже это слишком многим известное имя отнюдь не называлось на протяжении непродолжительного спасения и такого же непродолжительного совместного досуга. Ведь вроде как получилось, будто это имя просто возникло и самовольно окуклилось где-то в глубине мозгов того, кто был совсем не против всевозможных странностей и в частности того, чтобы его называли обезличенным набором числительных…. Только вот были гораздо более важные дела…
- Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, у вас осталось четырнадцать секунд на то, чтобы ввести идентификационный код и достичь следующей контрольной точки!
Голос явно не хотел, чтобы новый друг бывшего капитана космолайнера «Столкновение» о чем-то непринужденно размышлял. Он желал совершенно иных перспектив – получения странных заданий, исполнения странных поручений…. И все же, несмотря на чужое навязчивое желание, растекшееся в окружающем времени и необозримом пространстве, светловолосый парень с бледно-голубыми глазами все же сумел подумать о чем-то своем и сокровенном в те самые краткосрочные моменты свободомыслия, что имелись между писклявым нажатием цифровых и буквенных клавиш.
«Все это странно! Очень странно!» - такова была его мысль.
А потом, едва был введен последний символ в череде идентификационного набора, всевластный голос из ниоткуда снова заставил его думать о чем-то вторичном.
- Осталось девять секунд!..
- Нужно торопиться! – сказал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, оборачиваясь к тому, кто, не понимая ничего из происходящего, стоял у него за спиной.
Естественно он ждал быстрой ответной реакции. Однако Люциус давно перестал торопиться следовать за кем-то или чем-то. У него были свои собственные желания, свои собственные правила. Так что он предпочитал повиноваться им, а не какому-то странному персонажу с именем в виде числительных.
- Зачем? – спросил он, хотя и прекрасно понимал, что пока им устраивается только лишь ему и нужная демагогия, странный и вездесущий голос все еще неумолимо ведет свой одиозный обратный отчет.
- Осталось пять секунд!..
«Чертов придурок!!!» - с таким умозаключением пришла пора начать злиться тому, кто уже был и не рад тому, что прежде спас от смерти пресловутого инженера Оливье, потому как теперь этот чудесным образом спасшийся человек по вине присущей ему скудной осведомленности слишком рьяно пытался погубить не только себя, но и своего спасителя.
- Осталось три секунды!..
Номер Два-Четыре-Семь-Ноль смотрел в глаза нового друга и видел в них очень много упорства, очень много гордости, очень много желания схватить и перевернуть Вселенную кверху ногами. Все эти качества не были чем-то плохим или хорошим. Они просто были, существовали. И благодаря им еще один человек мог двигаться вперед по случайной или заранее выбранной траектории и при этом не падать духом, не отступать, не сдаваться, не приспосабливаться. От этого было много пользы. Но только не здесь и не сейчас. В данный момент инженеру Оливье было необходимо нечто противоположное – гибкое, изворотливое, …умное. Но разве мог один совсем обычный человек привить это столь важное и нужное качество другому человеку?
«Чудес не бывает», - думал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль.
- Осталась одна секунда!.., - сказал голос.
И тогда ждущему критического момента светловолосому парню с бледно-голубыми глазами осталось сказать последнее из возможного:
- Решайся!
Остальное зависело теперь только от собственных решений инженера Оливье. Конечно, он мог бы и дальше строптиво упираться в свои непререкаемые нормы и правила, мог бы и дальше бояться чужой инициативы и чужих решений, но Люциус не был слеп, а потому видел и ощущал в жестах и голосе своего нового друга некую четкую уверенность и способность сделать нечто дельное после очередной предупреждающей реплики:
- Зона перехода открыта!
И точь-точь под эту реплику раздался звонкий пиликающий звуковой сигнал, вслед за которым прежде запертые раздвижные двери из толстого матового стекла распахнулись.
- Давай же! – крикнул Номер Два-Четыре-Семь-Ноль и бросился вперед.
Двери мог ли быть открытыми очень недолго. Однако время на самом деле не имело главенствующего значения в существующих обстоятельствах. Оно являлось всего лишь небольшим фактором извне, безусловно влияющим на кое-что, но в целом ему было не под силу качественно повлиять на конечный результат. Другое дело – решение одного единственного человека. От него зависело практически все. И Номер Два-Четыре-Семь-Ноль это достаточно полноценно усвоил после тех самых ста шестидесяти девяти неудачных попыток перейти на следующий уровень, что произошли с ним ранее.
«Вам нужен инженер – вспомогательный проводник. Однако будьте осторожны», - вот что ему удалось отыскать в одной из баз данных, на которые он периодически натыкался при поиске боеприпасов и провизии.
Сначала Номер Два-Четыре-Семь-Ноль не уделил внимания значению слова «осторожно». Он и так был предельно осторожен днем, ночью, после обеда…. Так что вроде как разницы и не было, как не было на самом деле ни ночи, ни дня в том самом месте, куда странным и загадочным образом попал тот, кого, несомненно, некогда именовали совсем не набором одутловатых числительных, а вполне обычным и гораздо более привычным словом.
«Это слово все еще живет где-то в отдаленных глубинах моего сознания и вроде как неистово вертится на языке. Только вот вспомнить его и тем более сказать, произнести или прокричать вслух я не могу. Так что же со мной сотворил некто, играющий со мной в странные и бесконечные игры?» - так очень часто думал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль.
Ну а затем он все равно шагал дальше. Не потому, что очень сильно жаждал очередного витка приземистых мытарств и бесцельных скитаний по куче темных коридоров, подвалов, закоулков, в которых его зачастую ждали одни лишь неприятности, а потому что попросту не мог поступать никак иначе. Ведь перспектива сидеть на ровном месте и ждать рождения божественных голосов выглядела гораздо хуже бесчисленного множества ловушек расставленных по бескрайнему периметру невнятно освещенного лабиринта. И это точно было никак не лучше скупого общения  с теми, кто ненароком оказался заперт в том же самом странном и загадочном месте…
«Давай же!» – эхо собственных мантроподобных слов звонко трещало в ушах Номера Два-Четыре-Семь-Ноль, когда он молниеносно ринулся в доступный для прохождения проем, образовавшийся после того, как прежде запертые раздвижные двери из толстого матового стекла ненадолго распахнулись.
О, он прекрасно знал, что очень быстро и безболезненно случиться с ним, если чертов инженер Оливье все-таки заартачится и не последует его примеру. Он знал это не понаслышке и не из скупых отчетов, на которые несложно наткнуться в какой-нибудь случайно обнаруженной базе данных, принадлежащей обильному множеству себе подобных. Его глаза воочию наблюдали все то, что неотвратимо способно произойти из-за чужого безалаберного упрямства…
- И что дальше?
Вопрос был тихо и спокойно произнесен за спиной того, кто чрезмерно плотно сжал свои веки из-за того, что слишком давно потерял веру в человеческое благоразумие и в способность тех, от кого зависит чересчур многое, принимать правильные решение. Конечно, когда Номер Два-Четыре-Семь-Ноль бросился  в проем, который ненадолго создали раздвижные двери из толстого матового стекла, в нем теплилась надежда на благополучный исход. Однако она была слишком маленькой, слишком крошечной, чтобы кто-либо (включая самого субъекта) мог воспринимать ее всерьез. Куда более солидно выглядели шансы на бесславный и кровопролитный конец.
«Ну и черт бы с ним!!!»
Номер Два-Четыре-Семь-Ноль не боялся своей очень вероятной гибели. Такая концовка казалась ему не чем-то плохим, а очень даже приемлемым (пускай и одиозным) вариантом спасения. Морально он давно был готов к такому итогу. Только вот проклятое жизнелюбие никак не позволяло ему освободить себя от неприемлемых обязательств перед Вселенной и наконец-то смело шагнуть в сторону очередной предательски смертельной ловушки с заостренными металлическими прутьями на дне…
«Лучше уж умереть здесь и сейчас, чем и дальше продолжать снова и снова петлять по бесконечным темным коридорам, подвалам, закоулкам!..».
Однако здесь и сейчас никто так и не умер. Об этом прозаично и громоздко сигналили все новые и новые вопросы, которые непрестанно пытался задавать тот, кто стоял за спиной все еще живого человека:
- Что дальше? Ты просил – я сделал… и что дальше? Что теперь будет?
Когда-то давно Номер Два-Четыре-Семь-Ноль верил в жизнь после смерти. Это было в те неопределенно далекие времена, когда у него имелось при себе его настоящие имя и его настоящая жизнь. Но то время ушло, утекло, убежало. И вроде как стало казаться, что смерть вполне достойный конец отнюдь непривлекательной жизни. Только вот как бы кто не хотел, как бы что не казалось Номеру Два-Четыре-Семь-Ноль, мрачные суеверия в набожных головах абсолютно неизлечимы. И потому, насильно разжимая в страхе крепко сжатые веки, внезапно выживший человек предпочитал верить в странные предсмертные галлюцинации, в лучезарных ангелов, в полных скверны демонов и широко распахнутые райские ворота, но не хотел верить в то, что ему наконец-то повезло.
- Нет-нет-нет…, - шептал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, используя эти слова в качестве самого нелогичного успокоительного средства.
- Что «нет»? – спрашивал его тот, кого он знал исключительно как инженера Оливье.
- Нет-нет-нет…
Да, Номер Два-Четыре-Семь-Ноль повторял одно и то же, но он не обезумел, не сломался. Просто ему требовалось немного больше времени для того чтобы прийти в себя и морально собраться, чем тому кто стоял у него за спиной. И это вовсе не означало, что он был слаб и хрупок по сравнению с пресловутым инженером Оливье, посланным ему во спасение и в помощь странной и загадочной высшей силой. Причина была в другом.
«Незнание – сила».
Если бы бывший капитан космолайнера «Столкновение» знал обо всем том, что вертелось и крутилось в голове человека спасшего его от неминуемой гибели, то он, несомненно, постарался бы отыскать в своей голове именно эту пословицу-поговорку. И вместе с этим он также избавился бы от назойливого желания торопить события своими нескончаемыми вопросами, потому как сумел бы основательно усвоить глобальную разницу между собой и тем, кто обладал странным именем в виде бессвязных числительных.
«Незнание – сила».
Ему-то было несложно бежать наобум сквозь внезапно распахнувшиеся створки из толстого матового стекла. А вот для Номера Два-Четыре-Семь-Ноль это было очень непросто, потому как он знал и видел слишком много для одного слишком обычного человека. Так что неудивительно, что ему все-таки понадобились дополнительные минуты на то, чтобы собраться с мыслями, собраться с силами, собраться с духом и все же поверить не в жизнь после смерти, а в то, что несмотря ни на что у него все получилось.
«У меня все получилось?»
Это было первым, о чем подумал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, когда окончательно разомкнул прежде крепко сжатые веки и повернулся лицом к тому, без кого ничего путного не смогло бы произойти.
- У меня все получилось? – теперь уже вслух произнес он все тот же вопрос, не отрывая своих бледно-голубых глаз от того самого человека, о чьем случайном спасении ему более не хотелось жалеть.
- У нас получилось, - поправил его Люциус.
Хотя на самом деле бывший капитан космолайнера «Столкновение» не имел и малейшего понятия о том, что же все-таки произошло в только что истекшие мгновения. Конечно, он мог бы, как и прежде, попытаться начать задавать вопросы, однако чутье подсказывало, что выхлоп от этой вычурной полемики вряд ли переменит показатели с минуса на плюс. И именно поэтому Люциус Сфер предпочел самодостаточно и непоколебимо наблюдать за чужими малопонятными действиями с надеждой на большую ясность и прозрачность, что могли бы вполне логично появиться в ближайшем будущем…
«Посмотрим, посмотрим…».
Сейчас же ему оставалось лишь смотреть по сторонам. Правда Люциус устал и от этого тоже. Раньше был полутемный подвал, потом чересчур петляющий коридор, запертые раздвижные двери из толстого матового стекла и вот наконец странное кубическое помещение с ребром в два метра и белым цветовым антуражем…
«Чем все это отличается от прежде увиденного безобразия? Бесконечная оранжевая пустыня, Б.А.Р., Кемперовская горизонталь, Фиолетовая Дубрава – все это были категорически искаженные отражения одного и того же невообразимо расточительного безумия, крайне нужного и крайне необходимого кому-то и зачем-то. И разве можно ожидать какую-либо радость в конце этого пути? Возможно ли простое и обыденное счастье в качестве малой награды? Хотелось бы верить…», - таковы были мрачные размышления бывшего капитана космолайнера «Столкновение», которым было позволено случиться в короткий миг, что понадобился Номеру Два-Четыре-Семь-Ноль для того, чтобы приложить свой указательный палец своей правой руки к очередному маленькому сканирующему экрану на очередной кнопочной панели.
И да, он очень сильно устал. Но отдыхать было слишком рано. Люциус понял это не сиюсекундно, а гораздо раньше, прямо в тот самый миг, когда он спешно проскакивал сквозь стремительно закрывающиеся раздвижные двери из толстого матового стекла и пытался ухватиться взглядом за нечто новое и неподвижное. Что ж ему это удалось, хоть и не сразу. Не сразу – это потому, что очень сложно разглядеть кучу всевозможного оружия и боеприпасов, выкрашенных в белый цвет на фоне белой мебели и белых стен. Однако все рано или поздно получается. Так и здесь. Зрение быстро привыкло и сфокусировалось в нужном русле, а далее Люциусу оставалось лишь морально настроиться на грядущую череду злоключений. Иначе он не мог. Иначе нельзя было, ведь было оружие, а значит оно обязательно должно было сработать в самое ближайшее время. И не просто сработать. Ему было приписано убить кого-то, пустить кровь, размозжить череп…. Такова была судьба, таково было неотвратимое грядущее…
Наверное, такого же мнения был и все тот же уже знакомый странный голос, звучащий повсюду и как бы ниоткуда, сказавший после достаточно продолжительной фиксации указательного пальца на маленьком сканирующем экране очень важные слова:
- Приветствуем Вас, Номер Два-Четыре-Семь-Ноль. Добро пожаловать в контрольную точку щЙгкс0рг5=0хтащ. Убедительная просьба ввести идентификационный код для получения следующего задания…
«Снова, снова, снова, снова, снова…», - продолжал свои неуемно мрачные измышления обреченности Люциус Сфер.
И спешное нажатие кнопок лишь добавляло ему поводов для отрицательных эмоций. Уж очень хотелось ему все прекратить, закончить, остановиться…. Да, он действительно хотел всего этого, но не мог. Что-то внутри него не давало возможности переступить через себя, через обстоятельства, через весь мир, Вселенную, Бога…
«Бога????????????????????????»
Мысль, которая внезапно поразила мозговые извилины бывшего капитана космолайнера «Столкновение», не удивила Люциуса и даже не озадачила. Она испугала его. И что же? А как иначе? Ведь он внезапно поднял руку на самое святое и неопровержимое…
«Богохульство?»
«Нет», - отвечал он сам себе, - «Всего лишь реальный взгляд на происходящее. Ведь только единый и нерушимый Бог способен на такое бесконечно масштабное безумие».
Но вот последняя кнопка была наконец-то нажата и этим самым действием последний символ идентификационного кода был доверен тому, кто, хоть и являлся великим и ужасным голосом, вещающим из ниоткуда, по существу был все такой же безвольной марионеткой в чужих более могущественных руках.
- Благодарим за сотрудничество. Ваше новое задание будет активно через три-два-один…
Треклятый голос сказал, но не предупредил. Так что двое, что сдержанно ожидали новых открытий-закрытий дверей и новых пробежек по длинным петляющим коридорам никоим образом не были готовы к тому, что странное кубическое помещение с ребром в два метра и белым цветовым антуражем внезапно начнет трястись, а затем еще и быстро двигаться в трех взаимно перпендикулярных направлениях.
- Какого черта?! – только и успел рассержено воскликнуть Люциус, прежде чем успеть ухватиться за первый попавшийся выступ в стене.
Однако в момент выкрикивания этой фразы озадаченного вопроса бывший капитан космолайнера «Столкновение» скорее всего был в итоге услышан лишь самим собой, потому как могучий рев, порождаемый стремительным движение того, что первоначально отнюдь не воспринималось в качестве скоростного лифта, заглушал любые звуки и даже ответную реплику того, кто так же пытался за что-либо удержаться.
- Что?! Не слышу!
- Что?! Не слышу!
К счастью обоим скитальцам недолго пришлось по напраслине пытаться перекричать суровые внешние обстоятельства. Минут через пять стремительное движение странного кубического помещения с ребром в два метра и кучей всевозможного оружия внутри себя прекратилось, после чего оно грозно и сердито рухнуло на твердую поверхность.
«Приземлились!» - подумал Люциус.
«Прибыли!» - подумал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль.
Только вот опять же долго думать-размышлять никто им не позволил. И снова уже опостылевший своей назойливостью вездесущий голос выдал им обоим, увы, не первый и не последний ультиматум:
- У вас есть сорок пять секунд на то, чтобы взять самое необходимое. Рекомендуем быть осмотрительными и благоразумными…
Двое, что чудом не приобрели никаких травм в ходе стремительного движения странной кубической комнаты малых габаритов, краткосрочно переглянулись между собой с надеждой понять, о чем же все-таки шла речь в только что сказанном.
- О чем это он? – спросил один.
- Да Бог его знает…, - ответил другой.
Без подсказок было сложно, без наличия ясности – вообще никак. Но затем оба товарища по безвыходному положению посмотрели на все то оружие, которым были усыпаны белые стены, которым была вдоволь напичкана скромная белая мебель, и попытались умственно соединить кое-какие пазлы.
«Наверное, именно это имелось в виду», - подумал один.
«Уж что-то из этого точно пригодиться», - решил другой.
А голос, что по-прежнему звучал откуда-то сверху, откуда-то отовсюду и вроде как из ниоткуда, в свою презренную очередь также не забыл припасти и привнести парочку подлых словечек в своем собственном стиле:
- Осталось пятнадцать…
Что ж, времени на споры о нужном и прерогативах практически не осталось, а новая предупреждающая фраза своевременно напомнила и одному, и другому, что новый закадычный перфоманс уже близок и что он вряд ли будет хоть чуточку близок к каким-либо наивным ожиданиям с их стороны.
- Бери, что сможешь, - сказал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль и, наконец-то выпустив из левой руки выступающую часть мебели, что ранее позволила ему не расшибить лоб и не пересчитать кости, начал искать себе самое подходящее оружие.
«Возьму, что успею», - мысленно ответил ему Люциус.
- Осталось пять…
И Люциус оказался прав. Он взял лишь некоторые вещи и предметы из всех тех, что мог бы водрузить на себя или же рассовать по карманам. А после выданное время исчерпывающе иссякло, и весь обещанный перфоманс снова оказался у двух товарищей под носом. И, как в принципе и предполагалось, этот самый перфоманс оказался крайне неожиданным, непривлекательным и не обещающим ничего хорошего…
«Вот черт!»
«Ну, надо же… твою ж мать…».
«Почему?! В чем логика всего этого?!»
И Люциусу, и тому, кого по неизведанным причинам приходилось называться набором числительных, было невдомек, зачем и почему некто очень сильно пытается всячески поиздевается над ними обоими.
- Была бы цель, и я бы понял, - тихо и понуро прошептал бывший капитан космолайнера «Столкновение», пока его взгляд невесело скользил по новоявленным рельефам и пейзажам.
- И я бы…, - коротко заметил Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, заявляя тем самым о своей скромной солидарности в обозначенном вопросе.
И тому, и другому немного взгрустнулось, потому как двое в который раз так старательно мечтали о новых открытиях-закрытиях, о новых пробежек по бесконечно длинным коридорам. Но где уж там…. Вместо всего этого странное кубическое помещение с ребром в два метра просто взяло и растворилось, исчезло вместе с треклятым белесым антуражем и грозным оружейным арсеналом внутри себя, оставив тем самым Люциуса и его нового друга стоять где-то посреди огромного плохо освещенного тоннеля, ведущего черт знает куда…
«А что там ждет нас в этом «черт знает куда»? Ничего хорошего. Ничего полезного. Это совершенно точно, ведь так уж бескомпромиссно устроена наша жизнь, в которой мы оказались запертыми как в ловушке…».
И Люциус Сфер, и Номер Два-Четыре-Семь-Ноль – оба могли бы еще долго печалиться и горевать, мыслить и стенать, но странный вездесущий голос не позволил им такую роскошь.
- Вы прибыли слишком рано или же слишком поздно, - заявил голос и к удивлению прочих в этой своей новой речи он так и не сумел уложиться в традиционные одно-два предложения, на этот раз он был в ударе, - Ваши союзники были уничтожены или уже еще не успели начать существовать. В связи с этим вам не на кого надеяться помимо самих себя и друг друга. Вы – части целого, способного достичь очень важного и крайне необходимого результата. Но если вам что-либо не удастся, если поражение настигнет вас, никто о вас не вспомнит, никто не всплакнет о вашей утрате, потому как вы – это то, что есть здесь и сейчас, и в то же время вы – это то, что обязательно будет завтра. От вас зависит как все, так и ничего. Решайте сами…
- Вот блин, ну прямо-таки поэт и прозаик, - с неоспоримым удивлением высказал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль.
Он явно ни думал, ни гадал, что где-то посреди плохо освещенного тоннеля с неизвестным назначением ему внезапно прочтут объемистый философский трактат. К другому ему пришлось давным-давно привыкнуть – к грязи, к холоду, к тьме, к опасностям, к поиску способов выживания, к поиску средств существования, к поиску выхода из никогда не кончающегося безумия. А тут на тебе…
«Странный вездесущий голос после долгих месяцев сумасбродства решил переключиться на высокие материи…. Это что-то новенькое».
Впрочем, долго философствовать странный вездесущий голос все-таки не смог и очень быстро вернулся в свое прежнее русло.
- У вас двадцать девять минут для того, чтобы достичь следующей контрольной точки…
- Минут?! А ты не ошибся разом?!
Номер Два-Четыре-Семь-Ноль злился. Он очень сильно злился. И эта его злость уже не могла спокойно сидеть внутри него прежним безмолвным образом. Ей было невтерпеж вырваться наружу, всецело растечься в злобном крике. Но был ли в этом какой-либо положительный смысл? Бывший капитан космолайнера «Столкновение» его не видел и поэтому неторопливо одернул за рукав того, кто всячески старался гневно оскорбить бесчувственный и странный вездесущий голос.
- Пойдем? – сказал Люциус тому, кто очень сильно злился.
Номер Два-Четыре-Семь-Ноль повернулся в его сторону, отвратил взгляд от той пустой темноты, в которую пытался бросать свои сердитые слова и попытался озлобиться еще сильнее. Но не вышло. И хотя его бледно-голубые глаза сверкали неистовым гневом, он прекрасно понимал, что не имеет права злиться на того, кто стал тем единственным, кто все еще остался рядом, кто не погиб, не растворился и не исчез в самой близлежащей тьме, кто сделал для него хоть что-то полезное…
«И пускай треклятый следующий уровень оказался отнюдь не райским уголком, инженер Оливье в этом уж точно не виноват…».
- Куда? – спросил Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, когда злость внутри немного поутихла.
- Туда, - почти что безмятежно ответил Люциус Сфер.
Его палец указывал при этом в совсем не светлый конец тоннеля. В том конце вряд ли кого-то ждало нечто хорошее. Однако выбора не была. Нужно было идти, нужно было двигаться вперед и продолжать надеяться на некий другой удел, непременно ждущий их в будущем. И потому двое друзей по несчастью не стали топтаться на месте, а попытались медленно, но верно начать шагать по новому маршруту. Они действительно попытались, но странный крик, раздавшийся совсем близко, перековеркал все их несбыточные планы окончательным и бесповоротным образом.
- Гумплены лидируют! – повторно раздался все тот же крик и тогда под свет тусклого фонаря вылез странный гуманоид серо-зеленого цвета.
«А это еще что за леший?» - подумал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, так и не успев совершить следующий шаг в нужном направлении.
До странного гуманоида было метров пятьдесят, но его маленькие желтые глазки и гримаса злобного смеха на лице были видны даже с такого большого расстояния.
- Гумплены лидируют! – крикнул гуманоид в третий раз, а потом из-за его спины полезла целая ватага ему подобных.
У каждого из них в руках было оружие. В основном примитивное. Однако за время длительного пребывания в Миррариуме Люциус успел привыкнуть к подобному неудобству. А еще он успел понять одну простую, но очень важную вещь: если у кого-то слишком много оружия – стреляй первым. Правда хоть понимание и пришло, беспрекословно следовать этому правилу Люциус все же не мог и поэтому сначала постарался посоветоваться с тем, кто стоял рядом и имел при себе парочку неплохих автоматов с бронебойными пулями в нескольких запасных рожках.
- У нас проблемы? – интригующе поинтересовался бывший капитан космолайнера «Столкновение», единомоментно пытаясь оценить выразительное содержание бледно-голубых глаз своего товарища.
- Несомненно, - ответил Номер Два-Четыре-Семь-Ноль.
И уж он-то ни в коем случае не стремился к промедлению. Он стремился побыстрее нажать на спусковой крючок своего автомата. А бледно-голубые глаза, что буквально вращались в орбитах в жажде беспринципного кровопролития, безмолвно кричали тому, кто так настойчиво пытался в них заглянуть:
«Убей их! Убей их всех!!!»
«Что ж, я убью их…, убью их всех…», - мысленно согласился Люциус с гипнотически сильными доводами бледно-голубых глаз.
Впрочем, от его промедления уже мало что зависело. Номер Два-Четыре-Семь-Ноль не стал ждать отмашки с его стороны, не стал ждать, когда кто-либо на что-либо решиться. Он просто крепко вцепился указательным пальцем в спусковой крючок автомата и начал стрелять, стрелять и еще раз стрелять…
- Хед-шот! Вы – убийца!.. Хед-шот! Вы – убийца!.. Хед-шот! Вы – убийца!.. Хед-шот! Вы – убийца!.. Получено новое достижение…
Вездесущий голос из ниоткуда практически не прекращал что-то бубнить, пока нескончаемо звучали оглушительные автоматные очереди, пока смачные брызги ярко-красной крови вылетали из сквозных ран в серо-зеленых телах странных гуманоидов, пока из маленькие желтые глазки медленно вытекали и выскальзывали из простреленных глазниц, пока кое-кто падал ниц, сраженный очередной пулей, а следующий уже ставил свою голую когтистую стопу ему на хребет, и одаривал при этом все окружающее безобразие гримасой злобного смеха, сопряженной с утвердительным повтором одних и тех же слов:
- Гумплены лидируют!
- Черти что!.., - обмолвился между делом Люциус, - Откуда их столько набежало?!
Тот, кто в этом мире был известен как инженер Оливье, а вовсе не как бывший капитан космолайнера «Столкновение», отнюдь не стоял в стороне. Он тоже стрелял, тоже убивал странных серо-зеленых существ, стремительно наступавших и наседавших. И ему так же, как и его товарищу с набором числительных вместо имени, частенько удавалось при помощи пули заткнуть очередную назойливую глотку, назойливо кричащую:
- Гумплены лидируют!
И тогда вездесущий голос из ниоткуда не забывал похвалить и его персону своим бесчувственным монотонным словом одобрения:
- Вы – убийца!.. Получено новое достижение…
Таким образом, никто не отлынивал. Оба персонажа были при деле, оба стреляли, оба передергивали затвор, меняли обоймы…. Только вот толку от всего этого было мало. Странные серо-зеленые существа все равно наступали, наседали, шли вперед…. Многие из них падали под градом пуль, но остальные переступали свежие трупы и шли дальше, шли вперед к заявленной цели. И еще была совсем уж странная деталь всего происходящего…. В руках странных существ было оружие, но они почему-то не использовали его по назначению, они не отстреливались в ответ. Вместо этого они просто шли, и шли, и шли вперед…
«Нам конец!..», - подумал Люциус, когда расстояние между противоборствующими сторонами сократилось до опасных семи метров.
И вездесущий голос не смог с ним не согласиться.
- Доступное время для уничтожения противника истекло. Задание провалено. Приносим свои глубочайшие извинения, но через пять секунд будет проведена экстренная промывка тоннеля в целях подготовки следующего плацдарма…
- И что это собственно должно значить? – обратился Номер Два-Четыре-Семь-Ноль в адрес неопределенного ответчика.
Его палец уже не сжимал курок, и дуло автомата было опущено. Он знал, что все кончено, но не был стопроцентно уверен в том, какой именно будет его смерть. Вцепятся ли в его глотку кривые угловатые зубы странных серо-зеленых существ, все еще не перестающих злобно выкрикивать одну и ту же вычурную мантру «Гумплены лидируют!», или же будет что-то еще, пока неизвестное.
«И быть может это станет моим долгожданным освобождение?» - надеялся Номер Два-Четыре-Семь-Ноль.
А вот Люциусу было не до надежды. Ведь не зря же его специально готовили, а после называли инженером? Точно не зря, раз за недолгие пять секунд он все же сумел догадаться, сумел сфокусировать зрение на участке бесхозного кабеля, проходящего по своду плохо освещенного тоннеля, сумел послать психокинетический импульс достаточной силы, способный разорвать вышеупомянутый кабель в нужном месте, а самое главное, когда огромный водяной поток уже мчался на тех, кто несвоевременно задержался в просвете тоннеля, он изловчился, подпрыгнул и схватил упавший вниз освободившийся конец кабеля, после чего крикнул тому, кто все еще надеялся на чудо:
- Хватайся за меня!
Конечно, Номер Два-Четыре-Семь-Ноль иногда мечтал о смерти, но умирать вовсе не собирался. И поэтому едва появился доступный вариант выживания, он тотчас побросал из рук автоматы и теми же самыми руками вцепился в того, кто прежде ухватился за спасительный кабель. И надо сказать, что очень вовремя…
- Гумплены…
Странные серо-зеленые существа не успели договорить, захлебнувшись огромным количеством воду.
«Вот вам, гады!» - порадовался Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, предусмотрительно задержав дыхание до тех самых пор, пока мощь бурного потока перестала пытаться ослабить спасительную хватку за товарища.
Секунд через пятнадцать течение воды по тоннелю устаканилось и тогда понадобилось в спешном порядке попытаться подтянуться выше и оказаться над водой. Это было важно, но понятное дело, что инженеру Оливье при всех его сверхспособностях было не по силам тянуть вверх обоих. И тогда Номеру Два-Четыре-Семь-Ноль тоже пришлось поднапрячься и схватиться за кабель.
«Давай же... давай же», - подгонял сам себя Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, пока его мышцы едва не лопались от перенапряжения.
Его старания очень быстро получили заслуженную награду, едва ему наконец-то удалось осуществить долгожданный вдох. Но тут же нарисовалась очередная проблема.
- Гумплены лидируют!..
Видимо кто-то из странных серо-зеленых существ все же сумел выжить и теперь очень активно стремился привнести в чужую жизнь новые неприятности. «Черти проклятые!» - горько выругался Номер Два-Четыре-Семь-Ноль в собственных мыслях, но одними мыслями вряд ли можно было делу помочь. Так что пришлось требовать более активных телодвижений от того, кто располагался по кабелю выше:
- Ползи вверх!
Люциус сначала не понял юмора. Он устал, утомился и хотел немного отдохнуть, однако когда обернулся и посмотрел вниз, сумел воочию лицезреть внезапно образовавшуюся проблему с ее маленькими желтыми глазками.
- Гумплены лидируют!
- Ну и черт бы с вами! – гневно промолвил Люциус и, собрав остатки усилий воедино, продолжил подтягиваться вверх по кабелю.
Номер Два-Четыре-Семь-Ноль тоже не расхолаживался, он стойко следовал за товарищем, но только до определенного момента. И этот самый момент наступил именно тогда, когда некто вцепился когтями в его ногу.
- Отпусти, гадина! – завопил Номер Два-Четыре-Семь-Ноль и задергал ногой.
Только вот безрезультатно. Злобное серо-зеленое существо не собиралось его отпускать. А еще оно неустанно твердило:
- Гумплены лидируют!
Определив возню ниже по кабелю, Люциус был вынужден снова оглянуться. И, слава богу, что у него нашлось нужное решение.
- Задний карман! – крикнул он товарищу.
- Что?! – озадаченно переспросил Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, не понимая, кто ставит его в больший ступор – странный гуманоид или инженер Оливье.
И тогда Люциусу пришлось детально объяснять необходимую последовательность действий:
- У меня в заднем кармане раскладное мачете. Возьми его и реши проблему…
- Понял…
«Удивительно», - бессловесно съязвил Люциус.
Однако через секунду Номер Два-Четыре-Семь-Ноль сделал все правильно, и в связи с этим близлежащая вода окрасилась в красный цвет, а медленно  уходящий под воду изрубленный труп более не стремился утверждать, что…
- Гумплены лидируют!
«Вот так», - облегченно вздохнул Люциус.
Только вот оставалось непонятно, что же будет дальше…
- Что дальше? – спросил Номер Два-Четыре-Семь-Ноль, который к этому моменту успел выбросить окровавленное мачете и снова вцепился в кабель обеими руками.
- Не знаю.
Люциус ответил честно. Иначе было бессмысленно что-либо говорить, ведь безвыходность ситуации была пока еще слишком очевидна. «Пока еще» - это потому, что через несколько мгновений, проведенных двумя космическими гопниками в висячем положении над слегка колеблющейся водной гладью, произошло никем не запланированное чудо…
«Такого шанса может больше не быть», - решил Люциус, после чего без предупреждения прыгнул на проплывающий мимо огромный кусок толстой фанеры, оторванной течением не понять от чего.
- Какого?! – удивился очередному странному поступку инженера Оливье тот, кто тем временем не перестал держаться руками за кабель.
Но едва он увидел, как его товарищ удачно приземлился на некое подобие плота, он не стал и дальше ерепениться, а последовал той же самой перспективной дорогой. Конечно, прыжки на огромный кусок толстой фанеры вызвали определенные брызги и определенные волны. Однако в данной ситуации самым важным было вцепиться в фанеру покрепче и удержаться на плаву. И когда это удалось обоим космическим гопникам, оставившим за спиной немалые приключения, все остальные дела вроде как оказались в шляпе. Брызги рассеялись, волны успокоились…. И вроде как вся эта история могла бы закончиться на мажорной ноте…. Но нет, в реальном мире такого почему-то никогда не случается. Всегда в конечном итоге появляется нечто, что напропалую портит весьма вероятную счастливую концовку…. Вот и здесь все произошло именно так…
- Что это?!
- Что это?!
Сначала был просто протяжный гул, давящий на барабанные перепонки, потом к нему присоединился оглушительный треск. Все это длилось час, может полтора. И когда двое уже совсем изнемогали от невозможности терпеть такое акустическое издевательство, в каменной стене тоннеля внезапно образовался широкий проход, из которого забрезжил манящий ярко-белый свет…
- Как прекрасно…, - прошептал Люциус.
- Как удивительно…, прошептал Номер Два-Четыре-Семь-Ноль.
А потом их обоих вместе с жалким подобием плота и с ожившей в своей агрессии водой засосало внутрь этого прохода.
«Вот невезуха», - подумал Люциус, как только вода снова накрыла его с головой.
Наглотавшись воды, он очень быстро потерял сознание, а когда очнулся, откашлялся, то обнаружил себя в очень странном месте. Кругом было светло, очень светло…
- Где я? – прошептал Люциус, пытаясь приподняться.
- Вы дома!..
- Вы дома!..
- Вы дома!..
Сначала бывший капитан космолайнера «Столкновение» услышал эти скрипящие металлом голоса у себя под боком, а уж потом, немного привыкнув к ослепляющему ярко-белому свету, увидел тех, кто их использовал для произношения слов и предложений.
«О, Боже!»
Люциус смотрел на троих склонившихся над ним роботов с большими красными горящими глазами, с огромными паукообразными ходунками и огромными механизированными руками-клешнями и постепенно начинал понимать, что же в действительности происходит. За спинами роботом, да и с других сторон тоже, ему было несложно увидеть и рассмотреть бесконечное количество длиннющих рядов и исчезающих в непроглядно-яркой высоте колон. Все эти ряды и колонны представляли собой череду однотипных конгломератов в виде трилистника, лепестки которого были ни чем иным как камерами анабиоза. Одна из них, что располагалась рядом, была открыта, хоть и не была пустой. Люциус мог бы не вставать на ноги, мог бы не отстраняться от роботов, ни при каких обстоятельствах не желающих причинить ему вред, мог бы не подходить к той самой открытой камере анабиоза и не заглядывать внутрь. Ведь шлюз воспоминаний в его голове уже открылся и он все понял, вспомнил, осознал…. И потому он точно знал, кто теперь лежит в пока еще открытой камере анабиоза…
«Хороший парень с бледно-голубыми глазами…».
Однако Люциус все равно сделал несколько шагов в ту сторону, где ему снова удалось посмотреть в лицо человеку, который очевидно напрасно доверил ему свое будущее.
- Я снова помню, что означает этот треклятый «Номер Два-Четыре-Семь-Ноль», только вот уже слишком поздно, - тихо произнес бывший капитан космолайнера «Столкновение», пытаясь мысленно вымолить прощение у того, кто уже некоторое время спал размеренным и беспробудным сном.
Немного повернув голову, он мог бы без лишних затруднений увидеть в соседних камерах анабиоза практически идентичных людей с практически идентичными бледно-голубыми глазами. Он мог бы, но не стал. Слишком велик был его стыд.
«Когда-то давно я был знаком и с ними», - подумал Люциус, а затем не в первый раз захлопнул очередную камеру анабиоза.
Приглушенно щелкнул запирающий механизм, загорелась красная лампочка на прикрепленном дисплее и тогда странный вездесущий голос из ниоткуда объявил свой неумолимый приговор:
- Биоматериальная модель концептуального восстановления ранее умершей жизненной формы с кодовой символикой «Кастор Май» сформирована полностью. Спасибо за отлично проделанную работу, инженер Оливье. Пройдите далее для получения следующего задания.

Глава 21: Последний город.
Почти что обычный человек Люциус Сфер неторопливо шел вперед. Это были его последние метры на пути к неистово искомому искуплению. Он шел и не оглядывался ни назад, ни по сторонам. И все то, что произошло с ним и со всеми теми, кто так и не смог достичь заветной цели – попасть в Последний город – уже стало постепенно истираться и выцветать на страницах его памяти, словно все нещадно мучившие его невзгоды остались далеко позади, едва его нога переступила через заветный порог заветной обители. Теперь он шел напористо и непоколебимо. И хотя его плечи ощущали на себе не только всю неимоверную тяжесть нависших над маленьким смертным бессмертных каменных сводов древней архитектуры, но и невероятную ответственность за все то, что произошло во многих миллионах миров, начиная с того самого непримечательного момента, когда его простое и необдуманное решение вмешаться обернулось чем-то невообразимым и непоправимым. И все же он ни о чем не жалел. Люциус Сфер верил в судьбу и в ее неотвратимость. Он также верил, что именно она привела его туда, где долгое время хранилась и дожидалась алчущих самая настоящая Истина. Что ж теперь Люциус Сфер находился именно там, где всегда хотел быть, и постепенно приближался к своей самой последней и самой заветной цели. Его шаги  по вымощенным басталитом полам гулко отдавались в голове, а звонкое эхо ударялось о неприступные стены Последнего бастиона и стремительно улетало высоко-высоко – туда, где в главном куполе покинутого храма древних богов имелось большое овальное и похожее на глаз окно, ведущие в беспросветную и нескончаемую ночь.
- Я здесь! – закричал Люциус Сфер, как только последние метры были пройдены.
- Э-эсь! – смехотворно ответило эхо.
Но никакие смешки и уловки не имели значения или важности в давным-давно позабытом и позаброшенном храме, что был некогда титанически создан во славу тем, кто некогда обитал за порогом доступной пониманию реальности, а теперь готовился раздвинуть существующие и несуществующие границы.
- Я здесь! – повторил свое многозначительное утверждение Люциус Сфер.
Однако можно было обойтись и без этого, ведь силы, к которым Люциус Сфер пришел за спасением имели самые неограниченные возможности, а значит, слышать чужие назойливые крики они могли совершенно точно. Или же нет, ошибочка. Никак нельзя было обойтись, потому как этот выстраданный крик был исключительно сильно нужен лишь самому бывшему капитану космолайнера «Столкновение», непреднамеренно ставшему инженером потусторонних миров.
- Ты пришел…. Мы тебя ждали…, - звучал отвечающий голос откуда-то отовсюду.
- А как иначе…
Люциус Сфер стоял непосредственно под глазоподобным окном в главном куполе храма, стены и своды которого бесподобно переливались всевозможными и многогранными красками, и смотрел сквозь него в необозримую и непознаваемую ночь другой реальности. Эта ночь пугала его, но испытывать чувство страха он привык многим ранее. Теперь же он ждал ответов. И они ждали его…
- Это был долгий путь…. Ты заслужил свое спасение…
Детально и поэтически точно описанные в очень древних легендах светящиеся полупрозрачные руки медленно материализовались где-то посередине овального и похожего на глаз окна, а потом, неторопливо порхая в искрящемся фиолетовыми отблесками воздухе, стали спускаться все ниже и ниже, приближаясь тем самым к тому, кто так долго и так неистово ждал с ними встречи.
- Значит, это правда…, - тихо прошептал Люциус Сфер и его направленный вверх взор моментально переполнился одухотворенным блаженством.
- Правда? Что есть правда? Твои понятия для нас непостижимы…
Таинственный голос, звучащий отовсюду и проникающий в самое глубокое подсознание, задавал странные и невозможные вопросы, которые нисколечко не были интересны тому, кто пристально следил за тем как из беспросветной тьмы тянуться и спускаются все ниже и ниже сотни, а может и тысячи светящихся полупрозрачных рук.
- Я хочу быть с вами, - шептал Люциус Сфер и протягивал им навстречу свои собственные обычные и вполне материальные руки.
Минуту или много больше новый просвещенный посетитель древнего храма старательно ловил ладонями неуверенную пустоту, пока наконец не настал тот самый долгожданный момент, в который  кончики пальцев – его и чужие – все же соприкоснулись. И тогда Люциус Сфер облегченно вздохнул, почти что рассмеялся от радости и переполняющего его счастья, а потом просто взял и закрыл глаза, потому как побоялся ослепнуть из-за разыгравшегося вокруг него великолепия красок.
- Теперь это все твое…
Это снова с ним говорил голос, звучащий отовсюду. И было понятно, что от него никак нельзя было ни спрятаться или ни скрыться. Теперь он обитал в мозгах обычного человека и в них он рисовал самую желанную идиллию…
- Возьми ее…. Она твоя по праву….
И в этой даруемой идиллии Люциус Сфер видел себя самым счастливым человеком на свете, тем, кто был вечно окружен женщинами, любящими только его, тем, у кого коленях сидел великолепный, прекрасный, теплый и улыбающийся ребенок. Это была самая изумительная идиллия. Самая идеальная из возможных. И это была готовая реализоваться заветная мечта самого обычного человека. Бывший капитан космолайнера «Столкновение» смотрел на прекрасных женщин, смотрел на прекрасного ребенка, смотрел на многоцветные переливы нереальных красок и понимал, что от всего этого он по-настоящему счастлив. Но все же что-то во всем происходящем было не так. Нечто не давало обычному человеку желанного покоя. Люциус долго смотрел на весь дарованный ему новый мир, долго думал в чем же собственно дело и в конце концов понимание его нашло. И тогда он внезапно осознал, что вот и наступил тот самый великий и ужасный момент, когда никак нельзя поступить иначе…
 

Глава 22: Песнь падшего.
Два мира явились – этот и тот.
Опять пресловутый дурак Геродот
Не смог быстро вычесть - где и когда
Случится на свете большая беда.
И может быть к счастью покинул нас Бог.
Возможно, зашлет он нам жирный творог,
Который замутит из тысяч голов.
Слюна истечет из разинутых ртов
И станет он влажным, совсем не сухим.
Такой не по вкусу? Идите к другим…
Наверное, смогут они сделать так,
Чтоб враг мой явил свой жестокий кулак
И выбил последний оставшийся ум…
Не правда ль, я в этой строфе тугодум?
Возможно, иначе легла бы она,
Когда б вы пораньше вставали с утра.
Я много искал, много что потерял,
Но только сильнее от этого стал.
И вот я шагаю истошно вперед,
Для многих я словно какой-то урод.
А где-то опять затрубили в свой рог
Создатели мира. Я так и не смог
Убить, уничтожить, искоренить…
И счастья давно уж потеряна нить.
А раньше я думал – измениться все,
Но видно напрасно мне дал ремесло
Ужасный хозяин кровавой реки
И в армии нашей одни мертвяки
Но раз вам угодно отплясывать всласть
Я буду так щедр - решуся украсть
Ваш сон и покой, как безудержный бес.
Ведь я был обязан свалиться с небес,
Чтоб знали герои, и знала вся мразь –
Настал их последний несказочный час.

Глава 23: Утренняя звезда.
- Система автоконтроля…
Люциус открыл глаза. Прямо перед левым глазом торчал огромный металлический штырь, вылезший из перекореженной обшивки надпанельных конструкций.
- Ну, вот и все, - прошептал он.
Конечно, ему бы хотелось, чтобы судьба сработала немного иначе, и штырь прошел бы еще с десяток сантиметров, проник бы в левую глазницу и беспощадно распорол бы его мозг. Скорее всего, это позволило бы ему умереть мгновенно и безболезненно, и тогда не было бы никакой крайней необходимости бесконечно думать над бесполезными и скучноватыми потребностями бытия. Можно было бы просто взять и перестать существовать. Как просто. Почти идеально. Но вместо этого пресловутый штырь всего лишь неуклюже угрожал роговице левого глаза и ничего более…
- Просим покинуть спасательную капсулу через тридцать четыре секунды. Обратный отчет начался. Тридцать четыре, тридцать три…
«Жаль», - подумал Люциус.
Это означало, что ему все-таки придется выжить. А как иначе, раз уж все против тебя. Даже ремень безопасности почему-то не соизволил заклинить, а так хотелось умереть феерично. Например, разлететься на тысячу осколков, которые потом так ненароком попадут на завтрак какой-нибудь захудалой вороне…
- Если вы высадились на незнакомой и малоизученной планете, не забудьте взять с собой универсальную плазменную винтовку для надежной защиты от опасных и жестоких аборигенов. Она поможет вам в трудные минуты, а в случае если вам несказанно повезет и кто-нибудь вас неожиданно спасет, не забудьте, что это дорогостоящее оружие вам предоставила страховая компания «Ютроникс». «Ютроникс» - всегда на страже самых ужасных неудач…
«Да, да, да…», - сумбурно пробормотал Люциус, вытаскивая винтовку из специально приспособленного укромного тайника над эвакуационной дверью и искренне надеясь, что электронный голос все-таки заткнется.
Как назло замок, выпускавший наружу, тоже оказался в полном порядке, да и вообще открыл эвакуационную дверь без малейшего скрипа. Правда, сразу после этого внутрь спасательной капсулы посыпался песок, но это уже не было достаточно хорошим поводом для того, чтобы умереть. Кроме того желание к этому злосчастному моменту заметно поубавилось.  Так что пришлось очень настойчиво пробираться прочь, прокапывая себе путь наверх. Особой сложности это не представляло, потому как основная часть грунта, в который спасательная капсула зарылась при падении, успела осыпаться внутрь летательного аппарата. И все же…
«Судя по всему, я угодил черт знает куда», - размышлял Люциус, спешно работая руками.
Он смог убедиться в этом, как только вылез на поверхность. Яркий солнечный свет тут же больно ударил по его сетчатке, и от такой странной непривычки у него даже немного потемнело в глазах. Люциус слегка покачнулся, оступился, но удержался на ногах. Потом он слегка прикрыл глаза рукой, перебросил винтовку через плечо и пошел вперед. Секунд через десять позади него раздался взрыв и к ярко-голубому небу подпрыгнули языки пламени и густые грязно-серые клубы дыма. Но Люциус не обернулся. Он продолжал идти вперед и только вперед.
4 февраля 2014 года.