Откровение - улучшенный, окончательный вариант

И я вернусь домой
Со щитом, а может быть на щите,
В серебре, а может быть в нищете,
Но как можно скорей!

               
                Виктор Цой, «Красно-жёлтые дни»

               

 
1.  Земля. Россия. Двадцать первый век...


- ...Иннокентий, вставай!
Странный, какой-то тягучий сон, в меру сдобренный кошмарными эпизодами, померк. Но не погас совсем, ибо мозг, одурманенный алкоголем как раз-то сверх меры, цеплялся даже за такое сомнительное видение. Как за избавление от того, что Иннокентий Копылов милосердно называл обыденностью...
- Иннокентий!! 
Злющий голос сестры, сегодня какой-то особенно въедливый и противный, похожий на тявкающий визг, донёсся из коридора так громко, словно она орала прямиком у него над ухом.
Он открыл глаза, и некоторое время неподвижно лежал, глядя в серый потолок. Потолок был весь в пятнышках облупившийся побелки и оторочен по краям тонкими ветвистыми трещинами в штукатурке по углам стены.
Жестоко болела голова, в животе с похмелья жгло, в груди поселилась изжога, а во рту было очень сухо и гадко. Но муторнее всего было на душе... Иннокентий неохотно скосил глаза и бросил вялый взгляд в окно, мутное, сплошь серое от заляпавших стекло снаружи серых грязных пятен. Небо было ещё более серым, чем эти пятна, затянутым облаками – а ему казалось, что оно забито, завалено грязным бельём. На этом невзрачном фоне громоздились несказанно уродливые громады корпусов химического завода, увенчанные тремя толстенными трубами. Из них, как и всегда, и днём и ночью, густыми клубами валил, поднимался в небо маслянистый, едкий, ядовитый тёмный дым. В приоткрытую форточку залетал ветерок, который нёс тошнотворный запах гари и токсичных отходов производства. Иннокентий закашлялся, и от резкого движения голова закружилось, а к горлу подступила тошнота.
«Россия, двадцать первый век...» - подумал Иннокентий.
В глубине души он надеялся, что неотделимый от этих мыслей сарказм, столь же ядовитый и едкий, как эта отравленная гарь вместо воздуха, немного приведёт его в чувство. Увы... Это лишь напомнило ему, как люто он ненавидит этот завод, который как-то, в один из редких дней пьянки, «официально» проклял. Как, впрочем, и весь безнадёжно отравленный этим «градообразующим предприятием» небольшой город в глухой провинции Нечерноземья, в котором он, к несчастью своему, жил уже так давно. 
«Россия, год аж 2012... - зачем-то перечислял в памяти Иннокентий. – Новый денёк в «славном» городке Холуево. На родной улице Уборная... Очередной день, который только начался, но уже безнадёжно вычеркнут из жизни...»
- Кеша!!!
Он вздрогнул. И от знакомого голоса, громкого и истеричного, и от неожиданности – ведь сестра впервые за долгое время назвала его сокращённым именем. Совсем как мать в детстве. Более двадцати лет назад, когда наивный трудовой люд ещё слабо ощущал смрад тлетворного «ветра перемен», развеявшего Союз Республик, как груду мусора в помойном  тупике неподалёку, когда поднимается ветер...
Дверь заскрипела немилосердно громко, и в открывшуюся широкую щель просунулась физиономия старшей сестры Натальи. Она была некрасивой, одутловатой от частых запоев, «отороченной» с обеих сторон короткими безвкусными косичками... Именно что физиономия – а не лицо. Когда-то он восхищался золотистым цветом её роскошных волос – а теперь вдруг поймал себя на том, что чуть ли не с отвращением разглядывает встопорщенные, как пакля, лохмы цвета лежалой соломы... Иннокентий уже даже и не пытался вспомнить, когда в последний раз сестра давала ему повод отозваться о себе уважительно хотя бы в собственных мыслях.
- Чего разлёгся, - на этот раз низким, с хрипотцой, голосом сказала сестра. – Почти десять часов. Думаешь, нажрался накануне, так можно весь день бока отлёживать?..
- Кто бы говорил, - миролюбиво, почти ласково сказал ей Иннокентий. – Шла бы ты отсюда, голуба! 
Сестра грязно выругалась.
- Не ругайся, - сказал Иннокентий и сел, наконец, на кровати, с усилием принялся тереть руками лицо» головная боль не унималась, и он не удивлялся этому. – Мама ведь услышит.
Сестра зло, издевательски хохотнула, но осеклась, когда Иннокентий привычным, почти машинальным движением достал кастет, сделанный из прочной керамики. Извлечь кастет из-под матраса первым делом после того, как проснулся, с некоторых пор стало неизменным первым действием его утреннего «алгоритма». Такое оружие не мог засечь детектор металла, а прятать его от местных «стражей правопорядка» с замашками нацистов Иннокентий скоро приспособился – для чего купил специальную обувь и вшил в неё подкладку.
Местный умелец делать такие вещи, его друг Петя, запросил за эту вещицу по-современному бессовестно. Настолько, что сразу перестал быть другом. Однако кастет был сделан мастерски, с душой. Со своей мизерной провинциальной зарплаты Иннокентий копил на него больше полугода, часто отказывая себе даже в еде. Но эта покупка стоила того – бандитский городок Холуево, где верховодила продажная администрация, спевшаяся с организованной преступностью, жёстко диктовал подневольному населению свои неписаные адские законы.
- Ты это, Кеша... – очередное ругательство замерло на устах Натальи – хотя у брата, разумеется, и в мыслях не было угрожать ей. Но с тех пор, как после очередной грязной свары сестры с её знакомым-алкоголиком, набивавшимся в сожители, Иннокентий своим новым приобретением нокаутировал отвратного громилу, Наталья стала с уважением относиться к этому сорту инвентаря. Однако на хозяина диковинного кастета уважение почему-то так и не распространилось.
– Я это... намедни встретила участкового нашего, Ширяева... Так он сказал, что если мы не расплатимся по счетам за квартиру и коммуналку, через неделю придут приставы и холодильник у нас заберут. За долги. У нас же только холодильник и остался... Тебе на работу срочно надо устраиваться, Кеша.
Молодой человек вдруг усмехнулся.
«Кеша... Интересное имя, - пришла в его хмельную ещё голову мысль и немало его насмешила. - Это ещё попугая можно так назвать. Или хомячка. Но чтобы человека?..» 
Иннокентий, не скрывая жалости, посмотрел на сестру. Хотя Наталья, женщина с двумя высшими образованиями, «разменявшая» по-крупному третий десяток лет, конечно же, работала. Вернее, подрабатывала. Как деликатно говаривал про неё Иннокентий другим – торговкой. А торговала она своим телом за деньги для непритязательных клиентов, коих она нередко приводила прямо домой днём, когда он, Иннокентий, был на работе. Но все её деньги уходили на пропой и гулянки вместе с разными приблудными приятелями, а сводить концы с концами с недавних пор приходилось одному Кеше Копылову. С того дня, как милиционеры в первый раз приходили к ним описывать имущество за долги, мама больше не могла никак участвовать в их жизни. При виде того, как зверствуют они при обыске, у неё от стресса случился инсульт. После трагической смерти брата Иннокентия, своего старшего сына Николая, её физическое и душевное здоровье сильно пошатнулось, а теперь и вовсе несказанно повезло, что Евдокия Копылова не оказалась прикованной к постели... И ныне она, наполовину парализованная, безвыходно жила в соседней комнате. Ухаживал за ней тоже Иннокентий. Также лишь он один – за редким исключением, когда сестра была трезвой.
Но сегодня он не стал стыдить Наталью. Сколько он уже ругался с ней её за её образ жизни, призывал к порядку и взывал к её совести! Однажды не стерпел её откровенного паскудства и дал затрещину... Тщетно.
- Сам знаю, что на работу мне нужно, - сказал он. – Спасибо, что напомнила. Меня, между прочим, только позавчера «сократили». А в этом чёртовом городе люди годами без работы сидят! Хм... А ты, наверно, спровадить меня хочешь поскорее, чтобы этого троглодита Гаврюху в койку затащить? Что, на малолетних потянуло?.. Только посмей, Ната. На этот раз точно с лестницы спущу. Матери не стесняешься, так хоть убойся.
Сестра послала его привычным, незамысловатым маршрутом – внешне беззлобно, но серьёзно и с чувством. Но он не обиделся, ибо привык не слушать брани данной особы; в той же степени он реагировал на собачий лай.
Иннокентий направился в ванную. Ледяная вода с лёгким запахом гнили, вкусом железа и хлорки и вечным оттенком ржавчины отчасти привела его в чувство. Для вящего эффекта он сунул голову под холодную струю. А потом несколько минут стоял, разглядывая в треснувшее зеркало своё осунувшееся лицо с набрякшими под глазами мешками. Ему показалось, что зелень из его глаз, такая яркая в детстве, исчезла почти бесследно, оставив лишь невзрачную, блёклую серость... Провёл ладонью по жиденькой, рано поредевшей русой «шевелюре», оставлявшей открытым высокий лоб с большими залысинами. Вкупе с тоже ранними мимическими морщинами это делало его лицо внешне значительно старше. Теперь он сам себе давал на вид не двадцать девять лет, как было в действительности, а все сорок...
Он зашёл на кухню, где на липкой от грязи клеёнке на столе стояла недопитая сестрой и каким-то из её хахалей литровая бутылка водки. Тараканы щедрой россыпью, стремглав бросились во все стороны, когда Иннокентий открыл холодильник и взял оттуда недоеденный кусок колбасы. Жуя на ходу, он прошёл в коридор, накинул куртку и начал обуваться.
- Где ты будешь искать? – спросила сестра, открыла бутылку и вылила остатки водки себе в глотку, предварительно прополоскав ею рот.
- Не твоё дело, - чуть не оскалился Иннокентий, стараясь не смотреть на неё.
- Слыхала я, как ты Косте Хаму говорил, что хочешь к самому Удодову на поклон идти. Думаешь, он тебя куда-то пристроит?! Сдурел, харик? Это же они, они Николая того...
- Заткнись, - почти прорычал Копылов. – Не твоё дело. Бросай пить, потом будем разговаривать. Деградировала совсем, мозги от водки сгнили. 
Сестра сквернословила в его адрес так виртуозно и изобретательно, так изощрённо и гнусно, что Иннокентий начал истово молиться, чтобы этот дом рухнул, не выдержав, наконец, сих словес, и многотонный груз кирпичей и блоков похоронил бы под собой эту юдоль убожества и несчастий с ним самим заодно... Больше всего ему было жаль мать. Дверь её комнаты выходила в коридор у двери, и ему послышалось, что за этой дверью он слышит горестные всхлипы. Иннокентий шагнул к этой двери, но так и не открыл её. Вчера он заходил к ней, но мать выгнала его, хотя он клялся, что перебрал спиртного лишь из-за своего внезапного увольнения, и что уже подыскал новую работу... Хотя это, конечно, было ложью. В захолустном Холуево любая работа была слишком большой роскошью, чтобы её можно было так быстро найти.
Он открыл дверь, и на пороге напоследок обернулся к сестре, которая неведомо откуда достала ещё и бутылку пива, и теперь жадно присосалась к ней.
- Зараза, - с «милой улыбкой людоеда» сказал ей Иннокентий и вышел вон, нарочито громко хлопнув дверью.
На лестничном пролёте парой этажей ниже тоже слышалась отборнейшая ругань, которая быстро перешла в звуки потасовки. Кто-то вскрикнул, затем глухо выдохнул – кто-то кого-то или сильно ударил, или всадил в тело нож.
«Опять!» - Иннокентий напрягся; пальцы привычным движением сжались, словно уже сжимая кастет, который пока покоился в правом «боте». Он заглянул между погнутых перил вниз – но увидел лишь мятущиеся невнятные «тени» тёмных одежд; разглядеть что-либо детально не представлялось возможным.
Вместо того чтобы идти вниз по лестнице, он вызвал лифт. Тот, как ни странно, работал и приехал. Скрипя и содрогаясь, зловонная кабина довезла его с пятого этажа вниз прямым путём, минуя возможную угрозу. Пыльная, унылая, бессолнечная улица встретила его мусорным, несвежим ветром. Он мотал по двору брошенные газеты, пакетики от презервативов, одноразовые шприцы, поднимал в воздух мелкий сор и перекатывал содержимое переполненной урны, которую опрокинули ночью какие-то хулиганы. Пронзительной апрельской свежести совершенно не ощущалось – её уничтожал вездесущий смрад гигантского химического завода. А недалеко, за городом, ещё чадил мусоросжигательный завод, с детства награждая людей хроническими, подчас смертельными болезнями.
- Ненавижу... - сказал Иннокентий в голос, чтобы побороть в душе народившееся болезненное смятение, и назло настроению и обстоятельствам улыбнулся сам себе.
Он завернул за дом и направился вдоль по улице Уборной в сторону центра города. Мимо старых и покосившихся, а иногда и вовсе недостроенных зданий, которые уже никогда не обретут завершённый вид. Хрущёвские пятиэтажные дома самого обшарпанного облика кое-где перемежались с одноэтажными бревенчатыми «избами» и унылыми бараками. В своей вопиющей неприглядности эти нехитрые жилища казались угрожающими. Иннокентий бездарно похоронил в этом городке много лучших лет своей молодости, знал всех соседей, но до сих пор с большим трудом мог представить, что в таких домах живут люди. Однако они жили. Выживали - невзирая на то, что двадцать первый век давно перевалил за первое десятилетие!
Чтобы добраться до здания городской администрации, ему нужно было попасть в противоположный конец города. Неблизкий путь, если пешком. Не так давно единственный автобус, ходивший этим маршрутом, отменили, и теперь Иннокентию предстояло осилить с три километра своим ходом. На перекрёстке вблизи железнодорожного вокзала он уже мог сесть на трамвай.
Иннокентий брёл медленно, понуро. Уже с утра он чувствовал себя измождённым. И виной тому была не только водка, которую он пил накануне сперва в одиночку, а потом с Костей Хамом – лучшей компании, увы, не нашлось. В сравнении с большинством своих знакомых, выпивал Кеша немного. Поэтому его организм, непривычный к большим дозам алкоголя, тем более к отраве кустарного производства, которую продавали в местных магазинах, и не сдюжил. Неестественная усталость изрядно усугублялась состоянием безысходности. К тому же он долго не мог уснуть – местные наркоманы, регулярно собиравшиеся возле его подъезда, вновь бесчинствовали до середины ночи, не давая покоя.
Что до Кости Хама, то даже этот примитив, матёрый ругатель и выпивоха проникся сочувствием к его положению. Он настоятельно советовал Иннокентию оставить Холуево, без колебаний разорвать с ним все связи и валить отсюда куда подальше – желательно на Крайний Север, где есть надежда найти достойный заработок... 
Он прошёл мимо небольшого, невзрачного жёлтого здания в два этажа. Над крыльцом его левого подъезда ещё сохранилась вывеска «ООО «Топал»: Отдел дезинсекции и дератизации». Именно здесь ещё два дня назад работал Иннокентий. Больше пяти лет он трудился в этой конторе, добросовестно помогая выводить клопов, тараканов и крыс из жилых помещений. Зарплата была очень скромной, но Иннокентий был рад и такой работе – выбирать не приходилось. Но в последние два года дела у организации пошли плохо. А потом выстроенное некогда на совесть, добротное здание советской постройки заинтересовало некоего чиновника из районной администрации, который вознамерился разместить в нём филиал московского банка. Полезную организацию закрыли, а всех сотрудников выгнали на улицу как скот, без зарплат, компенсаций и объяснений причин. И над зданием гордо воцарилась большая надпись, которую Иннокентий окинул взором с неизменной брезгливой ухмылкой: «МосТурБанк»...
Новую работу Иннокентию нужно было найти позарез, и как можно скорее. Не только чтобы прокормиться, но и ухаживать за больной матерью. Почти вся его зарплата уходила ей на лекарства, и за квартиру зачастую оказывалось нечем платить. И тогда власти взялись за них всерьёз.  Сначала в счёт оплаты долга приставы забрали телевизор, потом дошла очередь до старенького компьютера и новой стиральной машины, которую купил им во время визита в Россию дальний родственник, живущий в Германии. Иннокентий знал, что ещё немного – и его, маму и горе-сестру бездушные городские чиновники просто вышвырнут из дома вон, на помойку, без средств к существованию, а квартиру продадут... Он бы давно уехал на заработки в Ростов или в Москву, чтобы помочь семье деньгами. Но оставить несчастную, частично парализованную мать на сестру, алкоголичку и проститутку, он реально боялся.
«Уж лучше я вместе с мамой разделю здесь всё, что нам уготовила судьбина», - как молитву или заклинание, ежедневно повторял он эту фразу.
Несколько лет назад Иннокентий уже ездил в Ростов, поступать в училище. И поступил – но учёбу вскоре пришлось бросить, когда угодила в крупные неприятности непутёвая сестра, и нужно было её выручать всеми правдами-неправдами. Тогда она ещё не опустилась и не деградировала так безбожно, как сейчас, и Иннокентий готов был пожертвовать всем, чтобы помочь ей...
Не раз бывал он и в Москве. И раньше, в прежние годы, и совсем недавно. И пусть в советскую эпоху Москва во многом была серой, унылой, но зато она обладала своей неповторимой душой, богатым научным и духовным заделом, массой потенциальных возможностей для всех талантливых и честных. То был истинный Город-герой, всеми своими аспектами сопричастный великой, трудовой, трудной и славной Истории своего народа...  Ныне же российская столица – город-клоака, под внешним, весьма относительным великолепием прячущий все возможные пороки, - произвёл на него угнетающее впечатление. Мегаполис, при всём показном лоске, поражал впервые приехавшего из вольных мест человека масштабами своего безобразия. Каменные джунгли и вместе с тем - людская пустыня... Особенно метро; вагоны и станции, набитые людьми в колоссально-бессмысленных количествах. Но в этом кишащем жизнью подземелье почему-то чувствуешь себя бесконечно одиноким и потерянным, и этого никак не изменить. И единственные, кто проявляет к тебе искренний интерес - это воры или те, кто хочет ограбить, обжулить любой ценой. Или вообще убить... Равнодушная, мертвящая пустыня, состоящая из тьмы людей. И едва не половина из них – примитивные и безграмотные пришельцы-басурманы с сопредельных территорий.
Но сейчас даже эта невозможная Москва казалась ему желанной, тем местом, где он мечтал бы сейчас оказаться. Если бы только позволили обстоятельства...
«У нас в семье ещё не так всё плохо, - рассуждал, пытаясь как-то успокаивать себя, Иннокентий. – Вон, у соседей на днях судебные приставы отобрали детей, обеих маленьких дочек. Притом что Карелины – благопристойная семья, они никогда не обижали своих девочек. Они обожали их больше жизни!.. Просто когда по распоряжению из Москвы закрыли местный филиал военной Академии, Карелины так и не смогли, как ни старались, найти работу, чтобы нормально их прокормить. И чиновники-правозащитники из каких-то там органов опеки распорядились изъять детей и поместить в приют, где царит сущий ад... Да пожрёт уже, наконец, преисподняя всех этих чиновников, «правозащитников» и их рабов-подручных!»
Иннокентий поёжился. Мучительно закашлялся, когда дунувший ему в лицо ветер с силой влил в измученные лёгкие отравленную горечь газообразных помоев завода... Он, кстати, был в том приюте. Приходил как-то раз, чтобы поддержать безутешную Карелину-мать, которая пришла проведать дочерей. Он навсегда запомнил её рыдающих навзрыд дочурок с расцарапанными лицами, покрытых синяками и рассказывающих жуткие вещи...
Изрядно ускорив шаг, он прошёл мимо крайнего корпуса химического завода – чтоб поменьше дышать ядом и гарью, хотя и понимал, что он неё не укрыться нигде, даже в квартире. В омерзении он старался не смотреть в сторону этого предприятия; только раз покосился на протекавшую в низине речку, давно и безнадёжно отравленную. Речка Сумерь, где в его ранней юности можно было не только купаться, но и крестить детей, ныне стала стоком для отходов завода. И теперь вода её уже не яд даже, а скорее кислота, которая не замерзает и в самую лютую стужу.
Не далее чем вчера Иннокентий побывал в отделе кадров этого самого завода. Всё по той же причине – в отчаянной надежде найти работу. Хоть бы и дворником, хоть бы и чистильщиком отхожих мест. Но не вышло. Откормленная, вальяжная чиновница в очках, которая так ни разу на него и не взглянула, заявила бесстрастно и безапелляционно, что вакансий нет и не будет. На закономерный вопрос последовал ответ, что уже как два года в приказном порядке запрещено брать на завод кого бы то ни было. А в ответ на попытку продолжить разговор был вызван охранник. Многозначительно поигрывая дубинкой, тот подчёркнуто вежливо, что лишь усугубило угрозу, попросил Копылова удалиться.
«Конечно, все места распределены, всем заправляет местная клика «эффективных менеджеров» - то есть мафия расхитителей, - уныло помыслил Иннокентий. - Они не допустят к своей «кормушке» никого из посторонних!»
Грузовик-мусоровоз, на скорости пронёсшийся мимо по дороге, обдал Иннокентия таким несусветным смрадом выхлопных газов из старого дизеля и от гниющего мусора, что эта смешанная вонь на мгновение перекрыла даже гнусь, исторгаемую заводом. Он задержал дыхание, и некоторое время шёл, приложив к лицу носовой платок вместо фильтра для дыхания.
В отдалении, на холме, замаячили почерневшие развалины церкви. Несколько лет назад её сожгли дотла. В огне погиб и священник, отец Михаил – единственный человек на свете, которого Иннокентий глубоко почитал и считал своим другом. Притом безумное зверство совершили не какие-нибудь исламисты-террористы, а местные алкаши и наркоманы, которые разграбили храм и таким образом хотели скрыть следы грабежа. С тех пор их замечательную, старинную церковь так никто и не реставрировал...
Из состояния задумчивости молодого человека вывел вид разудалой компании, шедшей ему навстречу по обочине дороги. Состояла она из пятерых парней-подростков, старшему из которых, похоже, не исполнилось и шестнадцати годков, и одной весьма уже взрослой особы, на вид хорошо за сорок лет. Случайный прохожий, немолодой мужчина, шарахнулся от них, когда один из малолетних «зверят», желая покуражиться перед своей явно нетрезвой спутницей, с наглым смехом и прибаутками пригрозил ему ножом. Женщина-блондинка была одета несколько вульгарно, и её ничуть не смущало, что жадные руки мальчишек щупают её средь бела дня назойливо и откровенно. Более того, дама заливисто хохотала и охотно отвечала на пошлые ласки ухажёров, годившихся ей в младшие сыновья. Впрочем, людей на улице было совсем мало, единицы. И желающих навести порядок среди них, понятное дело, не нашлось.
«И как так получилось, что белокурые женщины, более других представительниц своего пола похожие на ангелов, так часто вызывают стойкие ассоциации с глупостью либо патологическим отсутствием духовности?! – глядя на эту женщину, неожиданно для себя задался вопросом Иннокентий, испытав вдруг приступ самоубийственной тоски. – И как хорошо было бы, если б так считал только я в меру своей испорченности и с синдромом хронического неудачника...»
Подростки окликнули его, грубо и недвусмысленно предлагая померяться силами, но Иннокентий, не почтив их вниманием, неторопливо и с достоинством уже перешёл на другую сторону улицы. Он понимал, что с его будто ватным телом, переживающим все «прелести» похмелья, глупо встревать в конфликт. Их было пятеро, и по меньшей мере один из них вооружён. Но Иннокентий постарался тщательно запомнить лица всех пятерых. Позже, возможно, он повстречает их поодиночке. И уж тогда отведёт душу - проучит на всю жизнь!
Это происшествие, в котором фигурировала красивая, хоть и непристойная женщина, вдруг напомнило ему о Катарине – девушке, в которую он был влюблён. Всего лишь раз в своей жизни... Но его чувству суждено было пропасть втуне. Катарина, роскошная, стройная брюнетка, была родом из Испании. В Холуево она случайно оказалась проездом, но задержалась, когда познакомилась с Иннокентием. Но, увы, роман их был очень краток. Утончённая, благородная девушка не выдержала здесь и пяти дней, - бежала, как от чумы, из здешнего кошмара. Она бы и рада оформить для Иннокентия приглашение в Испанию. Но кому там нужен парень из России, имеющий неполное среднее образование?! 
Улица Уборная закончилась, и потянулся неблагополучный, убогий рабочий район «Смертино» – настоящая отхожая яма, рассадник преступности. По вечерам здесь почти никто не появлялся, кроме разве что бандитов и прочего отребья. И даже днём люди ходили здесь с опаской. Именно здесь где-то жил, да в основном и промышлял, Лютый – изверг-маньяк, неутомимый убийца и насильник. Почему в маленьком городе Холуево его почти за десять лет так и не поймали, найти ответ отчаялся не один Иннокентий. Наверное, по каким-то причинам этого изверга особенно и не ловили. Видимо, сам дьявол его берёг...
Иннокентий вынул из обувного кармашка аккуратно сложенный кастет и сунул в карман ветровки – на всякий случай, чтобы под рукой был. Здесь, в этом районе, милиция почти не появлялась; «доблестные» местные полицейские, невзирая на наличие табельного оружия, справедливо опасались за целость своих мундиров и шей. А значит, его единственный предмет самозащиты не будет ими отобран, и заодно использован против него же... Что поделать – трущобы по-российски!
Рабочий район Иннокентий миновал без приключений. Из обычного люда ему там встретилась одна лишь девушка, которая поспешила заблаговременно убраться с его пути и нырнула в какой-то подъезд. Попались ещё несколько весьма подозрительного вида субъектов. Один из них был очевидный психопат – он пил вино, громко матерился и самозабвенно нёс всякую бессмысленную чушь. Но все эти типы прошли мимо, не сделав и попытки затеять ссору. Всё обошлось, так как Иннокентий держался уверенно, со спокойной отрешённостью; как человек, которому уже нечего терять – кроме, как говорится, «своих цепей».
Чтобы сократить путь до центрального перекрёстка и трамвайной остановки, Иннокентий свернул в сторону железнодорожной станции. Прошёл мимо серого здания вокзала; на грязной, заплёванной, провонявшей мочой привокзальной площади бездомных бродяг-пропойц было, казалось, нисколько не меньше, чем пассажиров электричек. Они нагло клянчили деньги, валялись в грязи у ларьков и заборов, безудержно «хлестали» водку. Смрад, сквернословие и вездесущая антисанитария заставляли благопристойных людей набиваться в издевательски-маленьком зале ожидания или жаться к перронам, куда их, впрочем, не пропускали турникеты вплоть до самого подхода поездов. Вокзал был омерзительным, серым и мёртвым... Нигде на его территории не было заметно ни одного живого дерева. Здесь почему-то даже трава не росла! 
Взгляд Иннокентия упал на какого-то мужлана, который, не таясь, справлял малую нужду прямо под столбом в людном месте, и при этом взахлёб пил водку из горлышка бутылки, запивая её пивом. И тут молодого человека вдруг разобрало веселье. Он расхохотался, и так громко, что мрачные прохожие начали озираться на него, как на умалишённого. Иннокентий вдруг поймал себя на чувстве, что почти завидует этому человеку. Синюхе-бомжу!.. Это чувство, собственно, и вызвало истерический смех.
«Даже у этих всегда есть деньги! - подумал он, подавляя нервную икоту. – Во всяком случае, на водку и закусь. И откуда они берут средства, когда у многих людей иногда не на что даже хлеба купить?! Неужели же только на милостыню?..»
- Внимание! – он вздрогнул, когда над вокзалом раздался голос из громкоговорителя. – Электропоезд номер семнадцать маршрута Пыталовск - Гадюкино прибывает на станцию «Сортировочная». Внимание...
- С улицы Уборной на станцию Сортировочную... - пробормотал Иннокентий и вновь хохотнул. – Все дороги в Холуево ведут «из уборной в сортир»! Магический круг замкнулся...
Вот и центральный перекрёсток, и остановка. Ему повезло – трамвай подошёл почти сразу. Сквозь его мутные, серые от грязи окна глядели унылые лица пассажиров; а над лобовым стеклом в окошке с номером маршрута красовалось число «666»... Иннокентий вошёл в него и плюхнулся на продавленное, шаткое кресло. Трамвай медленно потащился по расхлябанным рельсам; на середине пути до конечной остановки он поломался, и на восстановление хода ушло минут пятнадцать. У Иннокентия было время немного вздремнуть. Впрочем, ему изрядно помешали две злобные бабки, которые не поделили свободное сиденье и сцепились между собой, а потом уже вдвоём набросились на молодого парня, который промедлил с тем, чтобы уступить им место.
- Заткнитесь, кикиморы!.. – неожиданно для себя заорал на них Иннокентий на весь вагон. Он не ожидал, что это подействует, однако старухи-мегеры сразу замолкли. Но в этот момент раздражённый сварой водитель трамвая громко включил в кабине музыку, и зазвучавшая «блатная» пошлая песня заставила Копылова от ярости прикусить губу до крови...
Но, так или иначе, похмелье постепенно проходило, и Иннокентию вдруг смертельно захотелось промочить сухое горло пивом. Но он помнил о том, что нужно купить домой хотя бы простого хлеба. А денег у него осталось ровно столько, чтобы выбирать из дилеммы – один каравай чёрного хлеба или бутылка дешёвого пива. Хотя, если бы не мысли о больной матери и не тот факт, что он ехал договариваться об устройстве на работу, он однозначно выбрал бы «жидкий» вариант!
Наконец, старый трамвай, родом откуда-то из середины прошлого века, доплёлся до конечной остановки «Червлёная». Услышав в очередной раз из хрипящих динамиков это слово, Иннокентий поёжился – ему категорически не нравилось такое название.
«Господи, да неужели нельзя было придумать для этого «города-помойки» хотя бы одно название, от которого не воротит с души?!» – мысленно возопил он.
Он миновал автовокзал, где уныло подметали безнадёжно грязную улицу несколько помятого вида таджиков. Они то и дело затравленно озирались. Заприметив Иннокентия, они на всякий случай отошли в сторону. Один из таджиков был сильно нетрезв, другой – зверски избит; наверное, потрудились местные молодчики-националисты. Под глазом у него чернел огромный кровоподтёк, губы и скулы распухли, а по лицу была обильно размазана уже засохшая кровь. Иннокентий увидел их затравленные, полные животного страха взгляды и по-дружески махнул им рукой, чтобы хоть немного приободрить бедняг.
Несколько раз, предчувствуя скорое закрытие своей конторы дератизации,  Иннокентий пытался устроиться работать в своём городе дворником. Однако быстро бросил эти попытки. Вакансии уборщиков имели шанс занять исключительно приезжие из бывших советских республик – ибо они были согласны работать в рабских условиях, за мизерные деньги и жить в подвалах, а то и вовсе ночевать в канавах, заваленных мусором, из которого они по ночам жгли костры. В городе Холуево, как и во многих других городах «новой России», русскому человеку устроиться на работу дворником было так же трудно, как податься в космонавты...
Наконец, взгляду открылось красивое трёхэтажное здание. От захламлённого пустыря его отделяло небольшое шоссе и высокий бетонный забор. Это было здание Администрации города.
Именно сюда и держал сегодня свой путь Иннокентий.

*     *     *   

- ...Чего надо? - недружелюбно бросил дюжий охранник в униформе, который встретил Иннокентия у ворот со шлагбаумом.
- Я хотел бы поговорить с господином Удодовым, - вежливо, но твёрдо сказал ему посетитель.
- Зачем ещё? – осведомился охранник. - Ты по какому делу к нему?
- Мой брат Николай Копылов... он изобретатель, - слегка сбивчиво начал объяснять молодой человек. - Алексей Валентинович его знает, он его знакомый. А я Иннокентий, брат... Алексей Удодов знает и меня. У меня к нему важное личное дело. Мой визит отнимет у него всего пару минут.
- Занят он, не принимает.
Охранник вяло зевнул, почесал внушительную лысину и развернулся, чтобы удалиться в свою сторожевую будку возле шлагбаума.
- Но ведь время-то ещё не обеденное, – заметил Иннокентий. – Ещё и двенадцати часов нет. Позвоните ему, пожалуйста, это действительно важно. Вам это не трудно, надеюсь?..
Охранник, больше похожий на бандита, оглянулся на него.
- Послушай доброго совета – вали отсюда, - сказал он. – Не мозоль глаза. Видали здесь таких просителей...
Иннокентий сделал шаг назад. Должно быть, отчаяние и ярость, которые поднялись в его душе, отразились и в глазах, потому как дюжий «цербер» решил вдруг проявить толику снисходительности.
- Совещание у него, - с видом человека, делающего колоссальное одолжение, проронил он. – Не велели беспокоить.
- А сколько оно продлится?
- А хрен его знает, - «лоб» пожал могучими плечами; мышцы его рук едва не разрывали рукава униформы. – Два часа. А может, и три. Он мне не отчитывается.
- Я подожду, - сказал Иннокентий, но охранник уже удалился в свою будку.
Иннокентий отошёл немного в сторону, к шоссе, откуда хорошо просматривались ворота здания администрации. Прислонившись к развесистому дереву у дороги, он приготовился к долгому ожиданию... Он был готов ждать хоть до вечера. Роскошный белоснежный «Мерседес», автомобиль Алексея Удодова, градоначальника города Холуево, Иннокентий хорошо знал, ибо видел не раз. Он не пропустил бы его отъезд. А уходить назад ни с чем Копылов был не намерен. Да и идти ему больше было попросту некуда – здесь, за этими неприступными для простого обывателя стенами, скрывался его последний шанс найти работу. Кроме всего прочего, на поиски таковой где-то ещё у Иннокентия больше не оставалось времени – не сегодня-завтра к ним домой опять нагрянут полицейские приставы для описи последнего имущества. И тогда, вероятнее всего, будет поздно что-либо предпринимать!
Прошло полчаса... Мило по шоссе проносились машины. Окуренное ядовитыми выхлопными газами старое придорожное дерево грустно, словно укоризненно, шелестело запылённой листвой...
Иннокентий не лгал, когда говорил охраннику о том, что его брат, ныне покойник, был знаком с начальником Удодовым. Как и о том, что Николай был изобретателем. Более того – он был выдающимся изобретателем! Вот только никому в отсталой, колониальной России двадцать первого века оказался не нужен его уникальный талант. Николай, офицер воздушно-десантных войск, был ветераном второй чеченской войны. В конце той жуткой гражданской бойни, завершившейся двенадцать лет назад, тяжёлое ранение сделало его инвалидом. Николая комиссовали, и он вернулся домой, в Холуево. И уже здесь он, получивший отличное образование ещё в Советском Союзе, совершил уникальнейшее открытие – изобрёл вакуумный генератор энергии.
Тогда ещё жив был дед. У него в деревне, вдали от посторонних глаз, Николай за восемь лет подготовил материалы и собственноручно построил опытный образец такого генератора. И тот заработал!.. Иннокентий поначалу не поверил глазам, когда брат с гордостью продемонстрировал ему странного вида машину, внешний каркас, да и ряд деталей которой были сделаны из фрагментов поломанного трактора. Без всякого горючего, без иных источников энергии вакуумный генератор в изобилии давал электричество, снабжая им не только весь дедовский дом и бытовую технику, но и дом его соседа в придачу!
Иннокентий умолял брата посвятить его в тайну этой чудесной машины, научить принципам её работы. И Николай обещал уважить его просьбу – но, увы, так и не успел. Тогда для него важнее была идея подарить своё изобретение всей России, повсеместно внедрить его в производство по стране. Он был взрослым мужчиной, суровым ветераном войны, но взялся за реализацию грандиозного плана с пылом, энтузиазмом и эйфорией учёного, сделавшего величайшее открытие.  Всё время, пока Николай обивал пороги высоких инстанций с чертежами своего генератора, Иннокентий с болью смотрел, как после каждой очередной неудачи брата охватывает всё большее отчаяние. Чиновники всех уровней и мастей гнали его прочь, а то и откровенно смеялись над ним и его открытием. Вакуумным генератором, не имеющим аналогов в мире, не заинтересовался никто и нигде. Даже учёные. Даже в Москве! Вместо того чтобы приветить изобретателя, «учёные мужи», узнав о сути и важности открытия, до которого они сами так и не додумались, начинали сторониться Николая, как прокажённого...
Иннокентий посоветовал Николаю обратиться напрямую к президенту Дмитрию Зайцеву. Хотя понимал ведь, что этот «президент» верой и правдой служит вовсе не России. То ли президент, то ли иностранный резидент... Или, в наилучшем случае, нынешний глава государства просто безволен, а оттого абсолютно бессилен против своих же подчинённых - колониальной администрации, шайки врагов и предателей Родины, в угоду личным шкурным интересам приговоривших Россию к развалу и разделу, порабощению и истреблению русских людей и сдаче территорий страны иностранной военщине. А именно американским нацистам, наднациональным кланам убийц из англо-саксонского стана и опустошающим ордам азиатской «саранчи»...
Но и без советов брата Николай подумывал о том же шаге – как о своём последнем шансе. К счастью, даже в захолустном Холуево тогда ещё было «Интернет-кафе» с доступом во Всемирную сеть. Николай писал и в Администрацию президента, и лично самопровозглашённому главе государства. Писал много раз.
Президент, разумеется, не ответил. Зато у Николая Копылова и его семьи вскоре начались серьёзные проблемы.
Сначала не стало деда. Деду Ивану было девяносто семь лет. В таком возрасте он слегка «впал в детство»; к тому же после смерти сына, отца Николая и Иннокентия, который умер от цирроза печени из-за пьянства, он слегка повредился в уме. Безобидный, добрейший старик по наивности своей думал, что может пользоваться творением старшего внука в своё удовольствие, не отдавая больше всю свою скудную пенсию в уплату за электричество местной энергетической компании. Но когда чиновники из районной управы обнаружили, что некий Иван Копылов больше не хочет пользоваться услугами энергетиков и платить за них, они незамедлительно приняли меры. В «гости» к деду приехала целая команда здоровенных молодцев. Двуногое зверьё, чьим вожаком был один из чиновников энергетической компании, разбиралось недолго – быстро определило альтернативный источник бесперебойного питания, и тут же железными кувалдами вдребезги разнесло чудесную машину, способную дать начало новой Эпохе Процветания для всего мира. После этого чиновник распорядился электропилами расчленить все детали вакуумного генератора и даже его каркас, после чего зарыть всё в землю; дабы никто и никогда не смог снова построить подобного технологического чуда.
По завершении своего чёрного дела варвары убрались восвояси, оставив на земле перед ветхим деревенским домом мёртвого деда Ивана. Он скончался там же, на пороге, от сердечного приступа при виде такого бесчинства человекообразных тварей...
Но на этом дело не закончилось. После звонков с угрозами, что начались вслед за его письмами президенту, и ещё не ведая, что сталось с дедом, Николай Копылов предпринял последнюю, отчаянную попытку. Он нанёс визит главе городка, Алексею Удодову. Иннокентий, а с ним и их мать, отговаривали его, как могли. Все знали о том, что Удодов не просто чиновник, а местный криминальный главарь, вместе с кавказскими и китайскими этническими преступными группировками подмявший под себя всю здешнюю область, а не только Холуево. А в этом городе он был настоящим всевластным князем. Он собирал дань с каждого, с кого можно было хоть что-то взять - как с предприятий, так и с отдельных людей.
Тот визит закончился, понятно, ничем. Но через два дня Николая взяли, якобы за хранение наркотиков. Героин ему, как понял позже Иннокентий, подбросил «случайный» визитёр - один из местных милицейских чинов, верой и правдой служивших высокопоставленным бандитам, которые имели, по слухам, покровителей в самой Москве.
В первую же ночь после ареста Николай умер. Прямо в камере. Как объявили медики, получившие щедрый куш за документально оформленную ложь – от «сердечного приступа». И никто не провёл расследования, хотя хоронили брата в закрытом гробу. Как шёпотом призналась как-то Иннокентию баба Зоя, уборщица в местном штабе инквизиторов, называвшемся Отделением полиции, у Николая ударами дубинок пьяных «правоохранителей» было перемолото всё лицо, и сломано основание черепа...
«Полиция... - Иннокентий опустился на землю под деревом – от чересчур долгого стояния у него устали ноги. – Как же... Хотя правильно - на добрых, честных советских милиционеров данные «товарищи» ничуть не похожи!»
По высокой травинке у его ног медленно полз зелёный жучок. Когда мимо по шоссе промчалась огромная большегрузная фура, заставив содрогнуться полотно дороги и дохнув удушливой гарью прямо в лицо Иннокентию, крохотное насекомое надолго замерло, поводя усиками; смрад отнюдь не пришёлся по вкусу и ему. 
- Бедолага, - с вялым добродушием зачем-то сказал ему Иннокентий. – Терпи... Тебе тоже не повезло.

*     *     *   

Прошло ещё два часа. Время приближалось к четырём часам пополудни. Белый «Мерседес» Удодова так и не выезжал. И любое совещание, если таковое действительно имело место, должно было закончиться.
Иннокентий поднялся с земли под деревом и вновь приблизился к воротам здания администрации. При виде него охранник появился из будки.
- Ты опять здесь? – сказал он, флегматично закуривая сигарету. – Тебе неясно сказали? Не принимает Удодов.
- Я всё ещё здесь, - поправил его Иннокентий. – И я снова убедительно прошу вас позвонить ему. Он знает меня. Я прождал почти четыре часа. Я надолго его не задержу.
- А ты упёртый, - покачал головой быкоподобный тип. – Я не буду никуда звонить. Нет его на месте.
- Как нет? – немного опешил Иннокентий. – Не может быть. Вы же говорили, что он на совещании!
- Слушай-ка сюда, - охранник выпустил дым из ноздрей и угрожающе шагнул к опущенному шлагбауму, за которым стоял молодой человек. – Исчез отсюда мигом, лох. Я больше повторять не буду.
- Я отсюда не уйду, - заявил Иннокентий. – Я должен поговорить с Удодовым. Я подожду ещё, если нужно. Но мне...
Он умолк, когда брито-лысый охранник бросил недокуренную сигарету в урну и принялся огибать шлагбаум, направляясь к нему; судя по кровожадному выражению на его перекошенной роже, никаких мало-мальски добрых намерений он не питал. А из просторной будки тем временем показался второй охранник.
Иннокентий поспешно отступил назад. Он хотел уже выхватить из ботинка искусно спрятанный в нём кастет, но вовремя удержался. С двумя здоровенными бандитскими лбами ему было ни за что не справиться даже с кастетом. Они просто отберут его, оставят безоружным, да ещё и кости переломают. К тому же, продемонстрируй он им сейчас кастет, - и можно распроститься с надеждами когда-либо попасть на приём к Удодову...
«Но не спасаться же бегством от этих скотов?!»
 Решение созрело мгновенно. Иннокентий ещё раньше заприметил небольшой, но довольно увесистый камень, который валялся немного в стороне у ограды. Он подхватил булыжник и резко замахнулся им на лысого охранника, который был уже в трёх шагах от него, метя в крупную голову, аккурат промеж глаз.
Вместо издевательской злобы харю мужлана вдруг исказил страх, и он попятился... Несколько фраз, которые он изрёк, не привело бы ни одно печатное издание, даже самое пошлое и бульварное – ибо они целиком состояли из несусветных ругательств.
Но вдруг второй охранник, значительно более старый, но ничуть не менее противный, разразился утробным смехом. Брито-лысый отступил обратно за шлагбаум; Иннокентий медленно опустил камень.
- Молодец, мужик, - «более старый», наконец, прекратил «ржать». – Храбрец! Не лыком шит... Ну ладно, выкладывай. Зачем тебе Алексей Валентиныч?
- По делу нужен, - угрюмо ответил Иннокентий, не выпуская из руки булыжник. – Я уже говорил, что дело личное, и ненадолго. Подробнее – скажу только ему.
- А, вот как, значит, - охранник переглянулся со своим напарником. – Ну чего, Лёха, уважим его? Заслужил дурак свой шанс?
Лысый сплюнул и снова закурил, почёсывая полинявшие остатки волос и не сводя с Иннокентия заплывших жиром злых глаз. Его напарник зашёл в будку и снял трубку аппарата для внутренней связи.
- Алё?.. Алексей Валентиныч? Да, пост. Тут с вами желает встретиться один молодой человек. Кто такой? Пока не знаю, но он тут с самого полудня торчит. Говорит, что вы его знаете, и очень надо ему с вами поговорить... Да, сейчас выясню.
Он высунулся из будки.
- Фамилия, ещё раз?
- Копылов, Иннокентий.
Надежда, что градоначальник помнит фамилию его брата, и встретится с ним хотя бы в память о нём, вдруг исчезла. Иннокентий ждал, когда ему передадут отказ, чтобы развернуться и уйти с сознанием того, что сделал всё, что только мог.
- ...Да, да, Копылов какой-то, - говорил в трубку старший охранник. - Молодой... Даже не знаю... Да, вроде... Хорошо, как скажете. 
Он вышел из будки и кивком пригласил Иннокентия следовать за собой.
- Пошли. Алексей Валентиныч тебя примет. Я провожу.
Проходя следом за ним мимо лысого, Иннокентий напрягся. Ему казалось, что в отместку тот непременно ударит его или подло пнёт сзади. Но неожиданное соизволение градоначальника видеть странного посетителя сразу сделало привратника покорным.
«Дебильные приматы понимают только язык силы, - тайком, зло усмехнулся Иннокентий. – Чему удивляться – закон джунглей, животный мир. Но как всё же быстро «булыжник» возымел эффект!..» 
У входа в здание охранник снова обыскал его – ещё тщательнее, чем у ворот. Ощупал даже спину и обувь. Иннокентий воспринял эту процедуру почти спокойно; чтобы найти в его боте кастет, требовалась смекалка, коей этот тип не был наделён. Уже в вестибюле он выложил из карманов всё металлическое и прошёл сквозь рамку детектора металла. Разумеется, она не среагировала на керамический кастет.
Вместе с провожатым они поднялись на третий этаж, и охранник повёл его длинными извилистыми коридорами вглубь здания.
«Вот зарылся, как клещ в шкуру! – презрительно подумал Иннокентий о своём потенциальном работодателе. – Поди, есть от кого прятаться...» 
Наконец, они остановились у широкой, красивой двери, сделанной из тяжёлого, дорогого дерева самшит. Охранник постучал, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Спросил что-то негромко, и ему ответил тонкий, приятный женский голосок. Через полминуты охранник жестом пригласил Иннокентия войти.
- Недолго там, - напутствовал он «гостя». – Я подожду снаружи.
В просторной светлой приёмной за столом-стойкой перед компьютерным монитором сидела молодая секретарша Алексея Удодова.
- Вы к Алексею Валентиновичу? – осведомилась она с обворожительной улыбкой. Иннокентий кивнул, стараясь не смотреть на смазливую блондинку, и ничем не выдавать своего презрения к ней – помощнице высокопоставленного бандита. Он почти не слышал, как девушка говорит по коммутатору со своим шефом в соседней комнате.
«До чего же должен дойти человек, если идёт просить дать ему работу того, кто причастен к убийству его брата?!» - внутренне поражался он, и почувствовал, что почти ненавидит себя. – Он убил его руками фашистов-полицейских, и уже никто, никогда этого не докажет. Этот тип очень богат. А значит, неподсуден». 
- Прошу вас, проходите, - секретарша взглянула на него, и её глаза слегка расширились  - она увидела выражение лица посетителя, и испугалась. Но Иннокентий уже направлялся к внутренней двери, которая автоматически распахнулась перед ним. Ступив, на порог, он сосредоточился и снова сделал своё лицо кротким, простодушно улыбающимся.
- ...Копылов?
Он поднял глаза на сидящего за огромным столом человека; за спиной почти бесшумно затворилась дверь.
- Да, я Копылов, - Иннокентий услышал свой голос так, словно он звучал со стороны. – Здравствуйте, Алексей Валентинович.
Довольно высокий мужчина в дорогом костюме, - таком же чёрном, как его галстук и коротко подстриженные, гладко прилизанные чёрные волосы, - поднялся ему навстречу. Алексей Удодов был человеком средних лет, трудноопределимого возраста. Был он строен, гладко выбрит. Единственное, что, на взгляд Иннокентия, в нём было примечательно, это его жёсткое лицо с внимательными серыми глазами, выдававшими хладнокровного и жестокого субъекта. Сколь волевого, столь же беспринципного и подлого.
- И ты здравствуй, коль не шутишь, - после мгновения, которое потребовалось Удодову, чтобы изучить посетителя, ответил тот на приветствие и указал Иннокентию на место за столом. Тот отрицательно качнул головой и остался стоять.
- Зачем пожаловал, могу ли я узнать?
Иннокентий бегло и равнодушно оглядел обстановку кабинета. Нет, даже не кабинета – большой, роскошно обставленной комнаты. Он подумал, что этот тип обитает в такой роскоши благодаря тому, что грабит собственный город. Разоряет всё, что есть в нём и за его пределами, до чего только может дотянуться, лишь себе в угоду. Предатель...
Огромный стол из чёрного дерева, вокруг него – не меньше десятка вычурных стульев из того же материала. По углам шкафы из тропического древа самшит, как и входная дверь. На облицованных золотистыми узорчатыми обоями стенах - картины с видами природы. Надо же, и обитатель этого помещения не чужд эстетического восприятия... Над столом, прямо над сиденьем градоначальника – портрет в золочёной раме, с которого с улыбкой смотрит самодовольное, лукавое лицо президента Зайцева; по сути, живая маска, скрывающая подлинное лицо нынешнего «царя», увидеть которое не захотелось бы никому...
Впрочем, подобная же живая маска смотрела на него и из-за стола, за который вернулся «мэр» города Холуево.
- ...И чего же ты молчишь, Копылов? Докладывай, зачем явился.
Алексей Удодов, прищурившись, рассматривал незваного посетителя с откровенно недобрым любопытством. Его голос привёл Иннокентия в чувство.
«Боже, дай мне сил!»
- Извините. Вы ведь помните... моего брата? Николая Копылова? Он был у вас примерно год назад. Он приходил к вам... со своим изобретением. Вы помните?
Бледные губы мафиозного чиновника тонула улыбка. Сделав вид, что пытается припомнить, о ком идёт речь, он кивнул.
- Допустим. И что же?
- Он... умер, к сожалению.
Брови сидящего напротив человека приподнялись в притворном удивлении.
- Да?.. Какая жалость. Отчего же он умер?
Иннокентий понял, что над ним издеваются. Подчёркнуто вежливо, очень сочувственно изгаляются. Просто ради забавы...
- Несчастный случай.
- Да, это большое горе. Особенно жаль, когда страна лишается таких людей!..
«Если сесть за стол, то хватит пяти секунд, чтобы вынуть и надеть кастет, он и не заметит, - прикидывал Иннокентий, продолжая держать на лице скорбную улыбку, своей искренностью способную ввести в заблуждение кого угодно. – Он не ждёт атаки. Он расслабленно развалился за столом у стены – если внезапно броситься на него, он просто не успеет ничего сделать, даже вынуть пистолет из ящика. Всего пара-тройка ударов со всей силы кастетом в висок и переносицу – и всё кончено...»
Иннокентий горестно покивал, якобы веруя в искренность словоблудия собеседника, якобы соглашаясь с ним.
- ...Я действительно помню твоего брата. Достойный был человек, талантливый. Я при всём желании не мог ему помочь. Вот живи он не в России, а в Америке или Германии, всё было бы совершенно по-другому. Я прав?
- Конечно, Алексей Валентинович. Правы. Простите меня, что я так настойчиво искал с Вами встречи, отвлекал от важных дел.
«...Но если я его сейчас убью, шум могут услышать. Секретарша поднимет вопль, сюда ворвётся тот, что дежурит в коридоре... Мне отсюда уже не выйти – отменно обученная «псарня» сокрушит меня, размажет в единый миг! Но если и нет, и всё обойдётся тихо, и я паче чаяния сумею покинуть это здание до того, как всё обнаружится... То сегодня же они придут и прикончат и меня, и маму, и сестру. Всех. И снова никто ничего не докажет...» 
- Да, жаль, жаль. Но я не пойму, что вам-то от меня нужно, уважаемый?
«...И в любом случае уничтожение мерзавца Николая не вернёт. И не восстановит его чертежи, которые навсегда исчезли вместе с ним, не соберёт воедино разбитый вакуумный генератор, чтобы я мог продолжить его дело. Напротив – я сделаю всё лишь ещё хуже, поставлю под удар других, родных мне людей... Нет. Мне лучше сделать то, зачем я пришёл сюда».
- Алексей Валентинович, не сочтите за бестактность, но я пришёл просить вас о работе. Если хотите, в память о моём брате, которого вы знали. О любой работе... Ещё раз прошу понять меня правильно.
Этот хмыкнул. Качнул головой. Устремил на Иннокентия долгий, задумчивый взор – и ему показалось, что Удодов раздумывает, самому вышвырнуть наглеца вон, или всё же не пачкать руки о плебея, попросить охрану.
- Поймите же, моя мама очень нездорова. Мне очень нужны деньги на лекарства для неё. И чтобы сохранить жильё. Я не прошу большую зарплату, Боже упаси – мне подойдёт любая работа, которую вы предложите. Хоть посыльным, хоть уборщиком. Всё равно.
Градоначальник поднялся из-за стола. Потянулся, разминая мышцы. Бандюга в дорогом смокинге был явно силён, куда сильнее Иннокентия. Но у того имелось преимущество, о котором противник не знал. А кроме того, Копылову придавала сил ярость, порождённая отчаянием не находившая выхода; и от этого разгоравшаяся всё сильнее.
«Если он первый применит ко мне силу, я всё же устрою ему кровавую баню, - твёрдо решил Иннокентий. – От него я ничего не потреплю. В конце концов, терять мне почти нечего».
- Что-то вы разволновались, молодой человек. Что с вами? Водицы хотите испить?
«Издеваешься, сволочь? Давай, издевайся!»
- Благодарю, не стоит, Алексей Валентинович. Так как же с моей просьбой?.. Вы сможете хоть как-то мне помочь? Очень вас прошу! Я не подведу вас, обещаю. Хоть временный приработок... Нет?
Глава Холуево шагнул к ближайшему шкафу, открыл дверцу и достал с внутренней полки початую бутыль дорогого виски и бокал. Плеснул в бокал немного золотистого напитка, залпом выпил. Иннокентию он выпить не предложил.
- Видите ли, дорогой вы мой, - обернувшись, наконец, к нему, сказал Удодов. – Я и хотел бы помочь вам с вашей проблемой, но у меня просто нет свободных вакансий. Мало того. На каждую уже занятую вакансию – целая очередь кандидатов. Не думайте, что вы один тут такой соискатель. Если бы вы пришли неделю назад, я бы предложил вам поработать уборщиком. У нас на каждом этаже по шесть туалетов, и подолгу мыть их все... не каждый выдержит. Вот недавно ещё одна уборщица, пенсионерша, скопытилась. Но сейчас и это место уже занято. Так что вот...
Он с улыбкой развёл руками.
- Я ничего вам не предложу, Копылов. А теперь, если это всё, прошу меня извинить. У меня действительно срочные дела.
Иннокентий кивнул.
- Понятно, - вздохнул он. – Понятно, дела...
В этот момент включился коммуникатор на столе. Удодов подошёл к столу и нажал на кнопку на аппарате.
- Да?
- Алексей Валентинович, это Карач. Тут это... девок подвезли. Целый десяток набрали. И Турок в сауне уже ждёт, всё как Вы просили...
- Я же, кажется, сказал тебе, чтобы с этими делами ты мне на сотовый телефон звонил! – лицо Удодова исказилось от ярости, даже покраснело. – Говорил?!
Тот, на другом конце, смутился, и пару секунд что-то «блеял» басом без слов.
- Так вы же... сами просили сразу предупредить, по любому... А мобильный Ваш...
- Заткнись, - сквозь зубы процедил Удодов и резким ударом по кнопке отключил связь.
Затем он уже с другим выражением посмотрел на Иннокентия. Его «срочные дела» были разоблачены, и миндальничать с посетителем дальше ему вдруг расхотелось.
- Ну, что стоишь, Копылов? Свободен. Не понял ещё?
«Вот это уже ближе к истине, - Иннокентий улыбнулся кроткой улыбкой; стоящий напротив тип даже не догадывался, какая буря бушует в его душе. – Если этот гад думает, что я боюсь его, как другие...»
- Я понимаю, господин Удодов, у вас сейчас дела государственной важности, - на краткий миг его улыбка стала издевательской. – Но вы были знакомы не только с моим братом. Моя сестра Наталья училась с вами в одном классе. Она уверяла меня, что вы дружили. Она сейчас тоже в тяжёлом положении, так может быть, хоть ради неё...
- Так это что, она тебя сюда заслала? – уже без всяких лживых церемоний прервал его градоначальник. – Если она думает что-то с меня поиметь, то ошибается. Как была дура твоя Наталья, так ею и осталась. Всё, я с тобой закончил. Вон.
- Наталья, конечно, дура, - охотно согласился Иннокентий, даже не подумав обидеться за сестру. – Но, с другой стороны... Не всем же быть такими умными, как вы? Подумаешь, «кум королю»! А величайшая в мире страна затонула в... болоте из-за таких, как ты. Ограбил целый город, и рад. Вы не градоначальник, а гадоначальник. Изувер. Фашистское отродье.
Нет, он не должен был этого говорить. Он и не собирался! Просто в этот миг, когда рухнула последняя надежда, он вдруг ясно представил, как те же «правозащитники» и приставы, которые вырывали детей из рук соседей Карелиных, чтобы отдать их в приют, выносят из их, Копыловых, квартиры холодильник, а затем выволакивают на улицу его тяжело больную, пожилую, почти парализованную маму. А его за сопротивление скопом бьют по голове ногами... И он не сдержался. Это был его первый и последний шанс сказать этому «хозяину жизни», что он о нём думает!
Некоторое время «гадоначальник» смотрел на него – спокойно и отрешённо, будто просыпаясь. Но вот он встал. Иннокентий не стал дослушивать следующую фразу Удодова о том, какую именно субстанцию досточтимый глава города сейчас заставит его кушать. Как не стал и дожидаться, пока тот приблизится сам или вызовет пособников. Вместо этого он рванулся к окну, схватил стоящий возле него массивный дубовый стул за спинку, уже с ним стремительно прыгнул вперёд и изо всех сил обрушил увесистое сиденье на голову врага. Удодов едва успел закрыть голову руками. Но всё же удар, в который вкупе с весом своего тела и стула Копылов вложил всю силу инерции и ненависти, был слишком сильным, и градоначальник безвольно, как куль рухнул на пол, двинув своим телом огромный стол к стене.
Лишь краткий миг Иннокентий позволил себе насладиться моментом, глядя на распростёртое, вяло ворочавшееся и стонущее тело, а затем вспрыгнул на подоконник и распахнул окно. К счастью, кабинет градоначальника выходил не во внутренний двор, обнесённый стеной и с постом охраны, а на внешнюю сторону - на открытый простор, где невдалеке рядком стояли пятиэтажки. Однако располагался кабинет на третьем этаже; прыгнув с такой высоты на асфальт, Иннокентий непременно переломал бы ноги. Впрочем, недалеко росла вековая, развесистая берёза – единственное украшение близлежащей территории. До неё было далеко, не менее четырёх метров. Но выбирать, как обычно, не приходилось...
Иннокентий мельком глянул на закрытую дверь в приёмную, откуда в любое мгновение могла ворваться охрана. Потом взял разбег от противоположной окну стены огромного офиса, на бегу вновь вскочил на подоконник, что было сил оттолкнулся от него ногами и прыгнул по направлению к берёзе.
Он едва долетел... Он судорожно вцепился в ветви дерева – но всё равно чуть было не рухнул, поскольку тонкие ветви подались, свесились вниз под его весом; а до толстых веток он не допрыгнул. Но каким-то образом он всё же сумел извернуться и уцепиться, нещадно ободрав руки, за надёжное ответвление ствола на полпути к земле. Соскочить на землю отсюда можно было уже без опаски.
Он тут же вскочил на ноги и помчался по направлению к пятиэтажкам. На бегу он оглядывался, но погони не видел. Должно быть, Удодов позаботился о хорошей звукоизоляции в своём кабинете – чтобы никто не мог подслушать, что в нём говорилось. Если так, то секретарша могла и не слышать того, что произошло за стеной. Но, как бы там ни было, ей недолго оставаться в неведении. Да и Удодов наверно уже приходит в себя...
Иннокентий понимал, что своими действиями только что вынес себе смертный приговор. Но сейчас он не думал об этом. Его мозг, как раскалённое сверло, буравила одна лишь мысль – предупредить о беде мать и сестру. Как?.. Их городской телефон давно отключили за неуплату. Значит, матери домой позвонить не удастся. Остаётся один вариант – на мобильный телефон сестре. Только вот незадача – на счету его собственного телефона уже три дня не было ни копейки, и сам аппарат давно отключился. Примерно столько же времени он не заряжал трубку за её бесполезностью... 
Он бежал, не чуя ног, петляя по улицам, чтобы сбить со следа возможную погоню на машине. Мчался окольными путями к дому, - хоть и знал, что туда нельзя. Градоначальник первым делом пошлёт своих молодчиков-головорезов туда, стеречь его. Но может быть есть шанс опередить их?!
Он выбежал на небольшую улочку, что тянулась вдоль домов по краю небольшого оврага, по дну которого протекал ручей с тухлой водой. По тротуару шла какая-то девушка в сопровождении рослого широкоплечего парня брутального и хулиганского вида. Оживлённо жестикулируя, девица разговаривала с кем-то на повышенных тонах по мобильному телефону. Вот оно!..
Иннокентий набежал на парочку сзади и с разгона толкнул парня плечом прямо в овраг, рядом с которым тот шёл. Незнакомец кубарем покатился вниз по крутому склону и влип в чёрную грязную жижу на его дне, вымочив одежду в ядовитом ручье. А Иннокентий выхватил трубку из руки его опешившей девушки и, не оглядываясь, побежал дальше. Страх и отчаяние придавали ему сил.
Девица пронзительно заверещала ему вслед, но он уже свернул в закоулок, прошмыгнул в проёме между домов и оказался на улице Вонюкина, которую знал превосходно. Здесь он быстро затерялся среди одинаковых с виду бараков... Вот, наконец, и подвал, где они вчера пили водку с Костей Хамом. Здесь они играли ещё в детстве; кроме них, это укромное местечко было известно немногим. Тут Иннокентий пока что мог чувствовать себя в безопасности.
Дрожащими руками он вынул оба телефона – свой, не работающий, и только что похищенный у девицы. Собственный аппарат он тут же разбил вдребезги об пол. Как известно, даже при отключенной трубке можно прослушать и определить местонахождение её носителя, и рисковать Иннокентий не хотел.
А на чужой трубке он торопливо, рискуя ошибиться в цифрах, набрал по памяти номер сестры.

*     *     *   

- Что?.. Что ты сделал?!
Голос сестры в динамике телефона сорвался от шока.
- Ты всё слышала, - всё ещё хрипя после долгого и быстрого бега, сказал Иннокентий. - Теперь вам надо уходить из квартиры. Сейчас же! 
- Кеша, ты... чёртов кретин! Что ты наделал, ты хоть понимаешь? Урод несчастный!.. Теперь же он нас всех, как Николая...
- Заткнись, Наталья, - устало перебил её брат. – Бери маму, и прямо сейчас идите с ней к Петренко. Останетесь у него на ночь, под любым предлогом, слышишь?! Старик добрый, не откажет. Главное, идите немедленно, как только я закончу говорить! Слышала меня?! 
- Да... – из трубки понеслись всхлипывания. 
- Не реви. Исполняй. Дома вам оставаться смертельно опасно.
- А... что теперь будет, а?..
- Я приду к Петренко в полночь. Мне нужно схорониться пока, переждать до ночи. Ждите меня. Из «берлоги» деда без меня – ни ногой. Забудь думать, поняла? На звонки никому не отвечай; исключение – только этот номер, по которому я звоню... И Сергей Сергеичу скажите, чтобы молчал о том, что вы у него... Да откуда я знаю, что ты ему скажешь? Соври что-нибудь. Или правду всю скажи, так даже лучше. Как только я появлюсь, мы уезжаем из этого города. Сегодня же ночью.
- Но, Кеша...
- Быстро уходите оттуда, дура! – крикнул он и оборвал связь.
...Закатное солнце било в глаза, сквозило между унылыми серыми домами. Ждать оставалось относительно недолго. Скоротать время и немного успокоить нервы в тёмном, сыром подвале Иннокентию помогла водка - недопитую кем-то бутылку он случайно обнаружил среди хлама под ржавыми трубами. Он разом «высадил» содержимое бутылки прямо из горлышка – жадно, будто живительный эликсир... Несколько раз заливался весёлой мелодией мобильный – кто-то звонил девушке, которую он так бесцеремонно обокрал. Иннокентий не стал избавляться от этого аппарата, и потратил некоторое время, чтобы разобраться в нём, после чего отключил. Он рассудил, что сегодня ему ещё может пригодиться эта трубка.
Но вот синь облачного вечера спустилась на запущенный, бандитский городишко Холуево. Затем она сменилась темнотой. Лишь тогда Иннокентий покинул спасительный подвал.
В прорехи мрачных туч проглядывала луна, подсвечивая медным отсветом облака и освещая его медленный, опасливый путь по тёмным, слабо освещённым улицам. Иннокентий старался держаться тех мест, где горели фонари. Фонарей было мало, и большинство их давно были разбиты. Но и на свет он открыто не показывался – оставался в тени, довольствуясь минимумом освещения, чтобы ориентироваться в пространстве, и в то же время быть как можно менее заметным.
Впереди лежал рабочий район «Смертино» - самое опасное место в городе, но сейчас - кратчайший путь к району, где он жил, и где также находился дом давнего знакомого семьи Копыловых, ветерана Отечественной войны Сергея Сергеевича Петренко. Там, у него, сейчас должны находиться его мать и сестра. Иннокентий не знал, выполнила ли Наталья его инструкции. За те беспокойные часы, что он провёл в подвале, он много раз порывался позвонить сестре, но так и не решился сделать этого. Ведь и её телефон тоже могли поставить на прослушивание. Иннокентий почти не сомневался, что каратели установили личности его родственников и уже сделали это... В этом случае в полиции узнают не только местонахождение Натальи, но и номер того, кто ей звонил – он гарантированно демаскирует и её, и себя. А его самого смогут отследить по этому номеру, после того как прослушают разговор. Как только они засекут звонок сестре с похищенного телефона, его пассивный сигнал поведёт ищеек градоначальника, как маяк...
А вместе с собой и сестрой он раскроет местонахождение матери, а также человека, укрывшего его семью.
«Прямо шпионские страсти...» – с кривой, издевательской ухмылкой, никому конкретно не адресованной, подумал он. – Но лучше перестраховаться!»   
До полуночи оставалось более двух с половиной часов. Но он решил не ждать условленного часа, а потихоньку направиться в сторону дома Петренко. Если идти окольным путём, минуя криминогенные «трущобы», то он будет на месте немногим больше, чем через час. Полуночи ещё не исполнится, но наступит поздний вечер, и можно будет уходить из города.
Внезапно до него донеслись голоса. Грубые, гортанные, злые мужские голоса и крики женщины, от которых у Иннокентия сжалось сердце. Незнакомка звала на помощь. Звуки приближались, и Копылов тихо скользнул в густую тень, прижавшись к стене дома рядом с искалеченным кем-то деревом с обломанными ветками. Осторожно выглянув из-за угла, в тусклом свете немногих светящихся окон он увидел толпу из десятка парней. Они грубо волокли за собой кричавшую и упиравшуюся девушку, которая истошно кричала и умоляла о пощаде. Когда лихая компания приблизилась, Иннокентий увидел, что это почти ещё ребёнок, девушка-подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Он до боли стиснул зубы от бессилия и злости... Он знал, что не сможет помочь страдалице, если вмешается, а лишь погибнет сам. Идти в одиночку супротив осатаневшей кодлы из десятка головорезов, к тому же, без сомнения, вооружённых и дурманенных спиртным или наркотиками, было заведомым самоубийством.
Иннокентий знал почти наверняка, что не смог бы остаться в стороне, если б от него не зависели жизни родных ему людей. В иных обстоятельствах он попытался хотя бы отвлечь внимание преступников, а потом увлечь их за собой, спасаясь бегством. Но сейчас он не мог, не имел права рисковать...
Не замечая таящегося рядом наблюдателя, изверги проволокли несчастную мимо и затащили в глухую подворотню неподалёку. Чтобы не слышать её горестных воплей, Иннокентий зажал уши ладонями. Но уходить не спешил. Он ждал, не двигаясь с места, минут десять. Жильцы дома, конечно же, всё слышали, но ни из одного из трёх его подъездов никто так и не вышел. И из соседних домов тоже. Нигде поблизости не оказалось ни единого мужчины, с которым Иннокентий смог бы объединить силы, чтобы вместе прийти на помощь несчастной девчонке.
Наконец, кусая губы от отчаяния и от презрения к себе, он зашагал прочь.
«Здесь каждый день или убивают, или насилуют, - даже без надежды успокоить страсти в своей душе, подумал он. – И всё же... Я должен был не остаться в стороне от её беды. Право, лучше уж умереть с чистой совестью, чем пройти мимо такого!»
Только что виденное дьявольское зрелище окончательно лишило его покоя. Иннокентий больше не мог не думать о своей матери, как и пребывать в неведении, что с ней и с сестрой. Он укрылся в какой-то тёмной нише, достал телефон, включил его и онемевшими от напряжения пальцами набрал номер Наташи. Он не собирался долго говорить. Он хотел только на пару секунд услышать знакомый голос, узнать, что всё в порядке - а затем раздробить и эту трубку в щепы об асфальт, чтобы не обнаружить себя спецам по информационным технологиям и по шпионажу их же посредством. При этом он горячо молился, чтобы эти предатели не успели выследить сестру по столь краткому звонку...
«Аппарат абонента выключен или находится вне действия сети», - официально сообщил женский голос из динамика.
«Как?! – опешил Иннокентий. – Почему?.. Я ж ведь говорил...»
Он спешно повторил набор. А потом, с некоторым перерывом, ещё и ещё. Но каждый раз слышал всё тот же безучастный, словно неживой голос.
Иннокентий похолодел. Лицо его вспотело. Один в тревожной темени, с громко и часто колотящимся сердцем, он невыразимо мучился предчувствием непоправимой беды.
А затем сорвался с места.
Он мчался к дому старика Петренко напрямик, через самый центр района «Смертино». Он больше не думал о том, насколько это название подходит данному местечку, как и о том, кого он здесь может повстречать ночной порой. Мысли его в эти минуты были заняты совсем другими вещами. В страхе за свою семью сам он ничего не боялся – и возможно, поэтому опасности благополучно минули его. 
В том квартале рабочего района, откуда было лишь несколько минут ходьбы до его дома, он свернул немного в сторону. На отшибе, возле заброшенных руин старинного здания, превращённых бомжами в отхожее место, стояло засохшее дерево. Под ним Иннокентий устроил небольшой тайник. Хранить любое оружие дома, куда повадились заваливаться с внезапными обысками полицейские и судебные приставы, стало опасно. Так что с недавних пор его небольшой охотничий нож,  - подарок отца, когда тот был ещё жив, - перекочевал в яму под корнями старого отжившего вяза. Иннокентий «поселил» свой клинок именно здесь в расчете на то, что в таком месте, среди мусора и экскрементов, никому не придёт в голову искать чей-то схрон.
Как оказалось, он не ошибся. Пальцы разрыли слой противной, пропахшей мочой и гнильём почвы и наткнулись на небольшой полиэтиленовый мешок. В нём прощупывалась ребристая, вырезанная из рога рукоять крупного складного ножа. Иннокентий достал его из пакета и сунул в карман брюк, а затем сразу продолжил путь.
Однако он не прошёл и сотни шагов от дерева, как вдруг вздрогнул от неожиданного окрика:
- Эй, парень, закурить не найдётся?
«Ну просто классика жанра!..» - подумал Иннокентий.
- Нет, - не оглядываясь в ту сторону, откуда прозвучал голос, ответил он спокойно и прибавил шаг; впереди, уже недалеко, маячила хотя и пустынная, но освещённая проезжая часть.
- Эй, чудила, притормози-ка, - это был уже другой голос, но звучал он оттуда же, откуда и первый – из глубины двора, где рядом с приземистым зданием котельной ржавел уцелевший турник бывшей детской площадки. – Разговор есть.
Иннокентий не подчинился. Быстрым и ровным шагом он двигался вперёд.
- Ты чё, мужик, не понял?! – рявкнули сзади. – Стоять, говорят!
- Ага, щас, - громко бросил через плечо Иннокентий, надеясь, что его уверенный тон заставит хулиганьё отступиться от своих планов касательно него.
Но надеялся он напрасно.
Едва только услышав подозрительный шорох с другой стороны, в листве разросшихся, неухоженных кустов, бывших некогда живой изгородью около дома, Иннокентий осознал, что к чему. Ощутил инстинктом... Он рванулся вперёд и помчался что было сил. Позади него раздался топот бегущих ног. По их дробному шуму, который отдавался, множась ещё больше, гулким эхом среди домов, напуганный человек своим обострившимся донельзя чутьём определил, что преследователей не меньше четырёх человек.
 Стройный и худощавый Иннокентий бегал хорошо. А сейчас его вдобавок подстёгивал стресс. Спустя какие-то мгновения после начала погони стало очевидным, что бегущие за ним люди начали отставать. Освещённая улица приближалась...
Неизвестно почему, но Иннокентий почти не удивился, когда внезапно путь ему преградили двое. В пылу стремительного бега он и не заметил, откуда они появились.
- ...Ну, что, попрыгун, добегался? - издевательски спросил свою резко затормозившую жертву один из бандитов.
 Улицы, где горели фонари, Иннокентий так и не достиг, но всё же теперь света хватало, чтобы разглядеть врагов. Того, который это сказал, высокого и крепкого лысого мужика в потёртом кожаном плаще и с безумно мерцающими глазами на отвратном, порочном лице, он не знал. Как никогда прежде не видел и двоих из той четвёрки парней, которые гнались за ним, а теперь остановились, с довольным видом или хищными улыбками глядя на него. Но с остальными тремя молодчиками он встречался прежде.
- Так что, деньги добровольно отдашь, или тебя помучить? – спросил рослый незнакомец с голой головой; Иннокентий как-то сразу догадался, что он в этой компании главарь.
Стоявшему рядом с ним невысокому парню было всего шестнадцать лет. Иннокентий не только его знал, но и одно время знался с ним как с приятелем. До того, как этот парень сделался наркоманом и отпетым подонком. Фамилия этого младшего из разбойников была Кныш.
Кныш тоже узнал его, но это его не остановило. Мелкий – таково было прозвище малолетнего преступника - выхватил нож и направил его на Иннокентия.
- Оглох, что ль, падаль? – повысил он голос. - Деньги гони, тварь! Кишки выну!..
 Иннокентий не стал спорить, лишь улыбнулся. Быстро достал из кармана пустой бумажник, где звенели сущие копейки, что у него оставались - двадцать шесть рублей мелочью. Так же молча, он швырнул кошелёк на землю между Мелким и матёрым бандитом; при этом он не выпускал из виду и «квартет» его недавних преследователей.
«С такими деньгами в кармане и умирать не страшно», - мелькнула у него саркастическая мысль, и он грустно улыбнулся ей.
- Пожалуйста. Бери, чёртова шпана, и отвяжись.
Тут он покачнулся от мощного пинка сапожищем под зад. Часть тела ниже спины свело от тупой сильной боли; поясница слегка хрустнула и тоже заболела, но на свой лад. Удерживая стон, Иннокентий бросил косой взгляд за плечо. Ударил его Дронов, десантник, гроза его района.
- Пасть свою захлопни, олух, - грубо бросил бывший служивый. – А то сейчас здесь ляжешь. 
Кныш быстро подобрал бумажник, раскрыл его и пересчитал деньги.
- Чего?! – возмущённым голосом протянул он, обращаясь к стоящему рядом главарю. – Лютый, ты это видел? Два червонца всего!.. Ты что, козёл, над нами издеваешься?
«Лютый!! – опешил Иннокентий; его ноги будто приросли к разбитому асфальту, а язык – к гортани, так что он так и не смог произнести заготовленный ответ. – Так вот вон, неуловимый маньяк-изувер... Вот и свиделись, Лютый».
- Это всё, - собравшись с духом, всё же сказал он. – Больше ни денег, ни ценностей.
Предательская, навеянная страхом хрипотца в его голосе выдала его. И придала ещё больше ярости напавшим на него подонкам.
- Нет, так дело не пойдёт, - Лютый шагнул вперёд, и Иннокентий невольно отшатнулся, хотя и не отступил. – Придётся тебя пощупать, хрен. Ты уж не обессудь – жизнь такая.
«Запомни, Кеша –  лучше сдохнуть, чем быть трусом, - ожили в памяти Копылова слова его брата Николая, ветерана Чечни – героя современной гражданской войны. – Но умирать должно в бою, с честью, как мужчина, а не дрожа, как щенок. Даже если этот бой заведомо неравный. Будь готов принять его всегда, каждый день, каждый миг... Нельзя позволять всякой нечисти торжествовать на Земле!..»
- Сейчас, подождите, - чтобы отвлечь внимание, Иннокентий начал рыться в карманах, якобы в поисках ещё чего-то ценного. – У меня здесь ещё часы и «мобильник».
«Тем более что всё равно мне конец, - думал Копылов; слова брата придали его духу сил, а помрачённому страхом рассудку – ясности. – Раз уж здесь Лютый, то это точно. И даже если не эти типы меня убьют, то рано или поздно разыщут ищейки Удодова. Обманываться глупо. Они хоть из-под земли меня достанут. И податься в этой собачьей жизни мне больше некуда – ни работы, ни денег. Так что...»
- А ну стоять! – прикрикнул на него сзади один из молодчиков. – Лучше не двигайся, хуже будет. Эй, Денщик, а ну-ка обыщи этого лоха...
По улице проехала одинокая машина. Свет её фар на миг озарил всю компанию. Все хулиганы разом напряглись и обернулись в ту сторону.
Внимание его обидчиков оказалось отвлечено всего на мгновение. Но и его хватило. Иннокентий выхватил из кармана складной охотничий нож, воздав себе хвалу за то, что успел разжиться им до сего момента. Повинуясь нажатию кнопки, облицованная оленьим рогом рукоять почти бесшумно выбросила острейшее лезвие.
В тот же самый миг Иннокентий крутнулся на месте, оказавшись почти лицом к лицу с Дроновым, который стоял в паре шагов позади него. Продолжив движение, он метнулся вперёд и молниеносно, изо всех сил полоснул лезвием горизонтально, прямо по глазам крепкого десантника. Тот, уверенный в своём безусловном превосходстве, расслабленный в присутствии верных корешей, к тому же на мгновение отвлёчённый неожиданной помехой в виде машины, увернуться в полумраке не успел. Раздался душераздирающий вопль. Иннокентий отскочил назад. Шарахнулись в сторону шокированные хулиганы; даже Лютый медленно попятился.
Иннокентий ощутил что-то липкое и горячее на своих руках – те были в крови. Кровь стекала и с лезвия ножа...
Десантник вскинул руки с растопыренными пальцами перед изувеченным лицом, лишённым глаз, заходясь криками и умываясь кровью. Затем он рухнул на колени, потом на четвереньки, повалился набок и начал извиваться на земле; под его телом медленно растекалась тёмная лужа. Взирая, как во сне, на эту жуткую картину, Иннокентий ощутил прилив восторженной, звериной радости. Он и не помнил, радовался ли он вообще когда-нибудь так сильно. Да и не мог когда-либо представить, что способен так самозабвенно умиляться человечьему страданию. Пусть даже мукам своего врага и палача...
Но остальные бандиты тоже не были трусами. Расходиться они и не думали. У одного из них в руке появилась увесистая цепь, до этого обмотанная вокруг пояса. Двое других достали ножи. А их предводитель Лютый, отступивший в тень, дальше всех, с нечленораздельным бормотанием вынул что-то из кармана плаща. Иннокентий разглядел, как блеснул в его руке пистолет.
Он удивился, что в свои последние мгновения вся прошедшая жизнь не проносится у него перед мысленным взором – что, как принято считать, переживают все умирающие или обречённые на немедленную гибель люди. Вместо этого в его мозгу с умопомрачительной скоростью мчались мысли, сопровождаемые яркими, жизненными образами и картинами.
«Человек – вовсе не венец творения, не «соль земли», как нравится считать любителям легенд, - новое знание, в которое превратилась его всегдашняя уверенность, уже не удручило Иннокентия Копылова – он просто принял его, как данность. – Он гораздо более низок и уподоблен зверю, чем самодовольно заявляет  сам... А человечество в целом – это стремительно распространяющаяся смертоносная зараза, губительная язва на лике планеты Земля, со злокачественными метастазами на всех её континентах. Люди - это просто кровососы: они вгрызаются в Землю и  ненасытно сосут её кровь – нефть, и отравляют весь мир. Но в первую очередь раса злобных, жадных и хищных приматов истребляет лучших, самых смелых и достойных – таких, как мой брат Николай, изобретатель, который мог избавить мир от бесконечных войн за ресурсы!..»
Главарь разбойников Лютый почему-то не стрелял. Он даже не поднимал руки с пистолетом Макарова с уже взведённым затвором. Он не хотел убивать строптивую жертву без мучений, и ждал, пока над ней всласть надругаются его дружки... Иннокентий тоже ждал - когда те сразу, скопом бросятся на него. Но четверо бандюг осторожничали. Они не стали атаковать сразу, а начали медленно расходиться, обступать Иннокентия, намереваясь окружить его. Ослеплённый бывший десантник Дронов, выбывший из их строя, дико стеная, безутешно причитая и матерясь, уполз куда-то в кусты...
«Если я смогу, то заберу хотя бы одну из этих бестий с собой в могилу. Но те, кто выживут, ненадолго переживут меня. У ТАКОЙ России, преданной и проданной своими же людьми, нет будущего, она обречена. Пусть. Лучше гибель, чем вот такое... А вслед за Родиной коллапс постигнет весь этот подлый мир. Чую я, сама Земля вскоре взбунтуется и очистит себя от этой парши... Скорее бы!»
Иннокентий вдруг вспомнил, что в советское время под Холуево располагался гарнизон ракетных войск, где были размещены легендарные ядерные ракеты СС-18 с разделяющимися боеголовками – страшный сон заокеанских фашистов. Теперь эти ракеты были распилены на части их отечественными слугами и предателями, а шахты залиты бетоном. Но вражеские ракеты наверняка ещё нацелены на город Холуево и расположение его бывшего гарнизона. И подумал Иннокентий – если взрыв ядерной бомбы накроет беззащитный ныне город, это станет лишь избавлением для тех немногих его жителей, которые сохранили право называться людьми...
Все эти мысли пронеслись в его голове за какое-то мгновение, но отпечатались в мозгу и душе, как выжженные калёным железом.
...А в следующий миг Иннокентий взял нож за рукоять и с размаху метнул его в Лютого. Он понимал, что нож больше не пригодится ему – через мгновение, когда четверо дружков маньяка-убийцы насядут на него разом, это будет конец... Он не слишком-то надеялся поразить цель – в лучшем случае рассчитывал разбить рукоятью лицо негодяя. Николай учил его метать нож, но младший брат оказался не самым способным учеником...
Но послышался глухой удар и вскрик, а за ним коротко звякнул пистолет, выпавший на асфальт из разжавшейся руки. Лютый со сдавленным стоном схватился за рукоять ножа, засевшего в его правом плече почти на всю длину лезвия.
«Надо же, удачно, – Иннокентий с удовлетворением смотрел на смятение, отразившееся на лицах четверых нападавших; они, уже готовые наброситься на него, вновь несколько отступили. – На попадание был один шанс из сотни, наверное... Эх, как жаль, что не в глотку!..»
Шестнадцатилетний Кныш от страха выронил нож, отступил, а затем бросился бежать. Нюхом Иннокентий уловил характерный смрад – подлый и трусливый малолетка от страха прямо на бегу испачкал штаны.
Ещё одним врагом стало меньше. Теперь их осталось уже трое... Нет, всё же четверо – в этот момент Лютый с рёвом вырвал нож из раны и, взяв его в левую руку, двинулся к своей жертве, - неожиданно для всех оказавшейся тоже хищником.
«Если там, после смерти, что-то есть, то мне наверняка не понравится то, что я увижу, - Иннокентий продел пальцы левой руки в массивный ржавый вентиль большого крана, лежащий в кармане куртки – он нашёл его под трубами подвала, где отсиживался; а кастет сидел, как влитой, на его правой кисти уже давно. – Умирая вот так, согласно канонам нормальной религии в рай не попадёшь – только в преисподнюю... Но нет, ТАМ  ничего нет, и не может быть – только пустота, небытие. Меня просто не станет, и всё закончится навсегда».
Ему дико, отчаянно захотелось жить. Хотя бы для того, чтобы узнать, что стало с его матерью и сестрой, и помочь им с проблемой, причиной которой невольно стал он сам.
Оба его кулака, бронированные кастетом и вентилем, позволили ему выгадать ещё какой-то миг - пока враги мешкали, смущённые непреклонностью жертвы до смерти сражаться за свою жизнь. Используя это мгновение, он со сдавленным рыком сиганул вперёд, к ближайшему бандиту с цепью в руке, и нанёс резкий удар кулаком с кастетом, целя в лицо. Но промахнулся – разбойник-спортсмен ловко уклонился, подался назад и хлестнул его тяжёлой цепью. Сломанную у локтя левую руку свело, парализовало жестокой болью, но Иннокентий не остановился, а мгновенно подскочил к врагу вплотную и от души нанёс удар головой ему в лицо. Тот опрокинулся навзничь, и лёжа на земле, разинул размозжённый в кровь рот в беззвучном крике, больше напоминавшем агонию... Этот сокрушительный удар, которому тоже научил его брат-воин, удался на славу!
И тут Иннокентий увидел прямо перед собой перекошенное от ярости лицо. Он рассчитывал, что на него бросится Лютый с его ножом, но это был один из его прихвостней, Числов – убийца-рецидивист и лагерный сиделец, лишь неделю назад освободившийся из тюрьмы Владимирский Централ. От страшного удара кулаком под дых Иннокентий резко выдохнул и согнулся; перед глазами его от боли словно поплыли звёзды... А потом грубая рука схватила его, безвольного, сзади за плечо и рывком развернула.
Глаза маньяка Лютого. Серые, безжизненные, безжалостные глаза, отороченные густой сеткой морщин на дряблой коже серого лица. Эти звериные глаза и лицо – всё, что напоследок увидел Иннокентий Копылов; всё, что запомнил до мельчайших подробностей.
А потом его тело скрутила страшная боль, и ноги сделались ватными, перестали держать. Изувер с размаху всадил его же, Иннокентия, нож ему в печень...
Его словно выворачивало наизнанку, как от диких приступов тошноты, но он лишь хрипел, не имея сил даже кричать.
«Да будет так, - быстро, как молния, мелькнула у него напоследок мысль, от боли уже почти не оформленная в слова, но от этого не менее ясная. – Так даже лучше - чем без толку ждать ещё энное количество лет. Лучше, чем мучиться в ожидании пресловутого «конца света» или призывать собственную кончину! Надеюсь, брат в эти последние минуты гордился бы мной!..» 
Эти мысли помогли ему смириться со смертью... 
А через миг в глазах померк свет, и фонари расплылись во мраке вечной ночи. Иннокентий отрешённо ждал, когда закончится и боль, и жизнь. Он сделал всё, что мог, и изготовился встретить наступающий конец спокойно, даже по-философски. Как учил его брат – как мужчина.




*     *     *   

Но свет пришёл вновь.
Белое сияние плавно разлилось вокруг, заполонило всё обозримое пространство. Оно не слепило глаз, но было всё же достаточно ярким, чтобы сквозь него нельзя было различить абсолютно ничего. Казалось, что этот ровный белый свет, не имеющий источника, простирается в бесконечность... Вместе с появлением этого странного света боль исчезла.
«Так, значит, вот каково оно - ощущать смерть?.. Или, может, каждый умирает по-разному?! Хм, интересно – и что теперь?..»
Он потерял счёт времени. Ему даже вдруг показалось, что время вообще остановилось. Он просто покоился, не чувствуя своего тела, и ждал. Но ничего не менялось. Свет просто продолжал быть повсюду. И тогда он решил пошевелиться.
Своего тела он не видел и не чувствовал, но левая рука, перебитая ударом цепи, и колотая рана в месте правого бока сразу дали о себе знать – однако довольно слабо, уже не причиняя мучений.
«Непонятно. Разве покойники способны ощущать боль?!»
Иннокентий замер и опять прислушался к своим ощущениям. Позволил мыслям течь как им угодно, без всякого принуждения, и самое логичное объяснение происходящего почти тотчас пришло к нему.
«Ах, вот оно что! Я же в больнице. Точнее, в реанимации... А где ещё мне быть после того, что случилось?.. И раз я могу чувствовать боль, значит, я не в коме. Хорошо – угодить-то я должен был вообще в морг! Вот только удивительно, как с такой раной я мог прожить до утра, пока меня подобрали прохожие?? Или...»
Он попытался изо всех сил напрячь мышцы рук, подвигать ногами, ибо движения головой ему не давались категорически. Пошевелиться не получилось, но он, по крайней мере, смог кое-как почувствовать конечности.
- Не двигайся, не надо.
Если б он мог, то вздрогнул бы от неожиданности.
Негромкий, очень глубокий и ласковый голос, который он слышал, определённо был женским. И доносился он откуда-то сверху, словно нисходил прямо на него.
Он попытался что-то сказать, но не сумел. Странный паралич обуял его.
- Не пытайся двигаться и говорить. Твоя рана смертельна. Тебе придётся провести некоторое время в поле стагнации, чтобы исцелиться.
Глас успокаивал, даже убаюкивал. Он был исполнен такой доброжелательности, что казался сотканным из приятного серебристого света, которого Иннокентий не мог видеть. Странная, но яркая ассоциация...
«Так я в больнице или нет? Где я, а?.. Господи, да что вообще происходит?!»
- Нет, ты не в госпитале. И ты не умер. Раны твои затягиваются и исчезают. Ты скоро поправишься, и тогда всё поймёшь, Иннокентий. 
Он удивился пуще прежнего. Неведомая женщина – если это вообще была женщина, - отвечала на его мысли! Ведь он не мог и пошевелить языком, не в силе был исторгнуть из горла даже междометия или бессловесного мычания, не то, что произнести что-нибудь...
«Да, кому б рассказать... Итак, ангелы используют технологию «поле стагнации». Лихо! Хотя... Почему бы, в конце концов, и нет?»
Просто молчать и ждать неизвестно чего, пребывая в непонятном состоянии, не имея возможности ни говорить, ни двигаться, было невыносимо. Иннокентий терпел, сколько мог, но терпение быстро кончилось. Он решил мысленно обратиться к загадочной обладательнице «серебряного» ласкового голоса.
«Мне будет легче, если ситуация хоть немного прояснится. А вот так «витать между небом и землёй» – это уж слишком. Кто вы? Хоть это вы можете сказать?»
- Ни имя моё, ни название того, чем мы являемся, не скажет тебе ровным счётом ничего, - откликнулся всё тот же голос, и теперь в нём появились ободряющие, успокаивающие нотки. – А если я расскажу тебе всё прямо сейчас, то боюсь, ты не поверишь. Или подумаешь, что бредишь или лишился рассудка. Поверь мне, лучше тебе будет всё увидеть самому.
«Нет, это действительно бред какой-то! Вы что, ангелы Божьи? А может быть, пришельцы со звёзд?.. Или я просто сплю с перепоя?»
Ответа не последовало, но Иннокентий вдруг почувствовал чьё-то присутствие. Кто-то находился совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, и вроде бы даже в поле его зрения. Но этот «кто-то» был по-прежнему надёжно скрыт вездесущим светом... Ему вдруг очень захотелось протянуть руку и коснуться этого человека, существа, духа, - кем бы он ни был! – чью желанную близость он ощущал так сильно.
«Так, эти подонки перед смертью вкололи мне наркотик. Понятно – измываться, так от души! Даже денег, которых стоит «доза», не пожалели! Что это – гашиш? Героин? От чего бывают такие странные галлюцинации? Нет - не иначе, ЛСД... Ну, хотя бы не буду мучиться перед смертью! Интересно – а что чувствовал, умирая, братишка?..»
Пауза. Долгое молчание. Ни мыслей, ни слов...
- Твой рассудок испытывает серьёзную перегрузку, - произнёс, наконец, женский голос. - Я понимаю, ты пережил много плохого. Тебе необходим отдых. Расслабься, отпусти себя, и не думай ни о чём. Когда ты проснёшься, то почувствуешь себя намного лучше. Верь мне.
«Ага, щас... Что толку разговаривать с голосом своего же подсознания?! Много ему чести! Просто я умираю. Если я засну, то уже не проснусь. А вот хрен тебе... с морковкой! Мы ещё поживём!»
Но глаза его закрылись, а сил вдруг не стало. За миг до того, как провалиться в навеянное кем-то беспамятство, он на пару секунд вдруг вновь ощутил отголосок головной боли от недавнего похмелья, ломоту в травмированной руке и резь в боку.
А потом его сознание просто отключилось - как будто его мозг был не более чем электроприбором, и кто-то внезапно выдернул из розетки шнур питания.








 
2.  Откровение


- Просыпайся... Очнись! Так... Давай же, приходи в себя.
Иннокентий осознал себя всё в том же «невесомом» состоянии, хотя тело ощущалось гораздо лучше. Он понятия не имел, как долго провёл в полном бесчувствии, тождественном небытию, но теперь шевелиться было легче. И как он не прислушивался к себе, больше не чувствовал даже ничтожных отголосков боли.
Он несказанно удивился. И даже уже не тому, что жизнь возвратилась к нему – а невыразимой лёгкости, ясности и просветлённости рассудка. Воспоминания о том грязном, жестоком и безнадёжном для него сражении с мерзкими варварами во главе с «прославленным» маньяком больше не тяготили его, не вызывали никаких эмоций – он знал, что отныне это прочитанная и закрытая глава его жизни, к которой он больше никогда не вернётся.
Незримые и неощутимые путы ослабли, и какая-то странная сила осторожно, даже деликатно опустила его на землю... Это оказалась именно земля – мягкая охристо-коричневая почва, неравномерно покрытая красивой, но странного вида травой изумрудно-зелёного цвета. А вовсе не гладкий пол огромного зала, где ожидал оказаться Иннокентий, услышав про «поле стагнации».
Он поднялся на ноги. Тело от долгого пребывания в неподвижности ничуть не затекло. В нём ощущалась не скованность, а наоборот – неестественная лёгкость и подвижность, какой он никогда прежде не чувствовал.
Иннокентий осмотрел себя с головы до ног. На нём была всё та же простенькая одежда, купленная в магазинчике на углу улицы Уборная, который потом сожгли заезжие пьяные десантники на день ВДВ... Только теперь и одежда, и обувь безупречно чисты, будто их кто-то выстирал, вычистил «добела» прямо на нём. Рука, прежде перебитая цепью, цела, как новая; а о смертельной ножевой ране в печени напоминает лишь небольшая дырка в ветровке и футболке. Даже намёка на шрам не осталось! Кто бы ни исцелил его, он явно не был врачом из районной больницы под городом Холуево...
В задумчивости, почти машинально, Иннокентий ощупал карманы ветровки и брюк, проверяя, осталось ли в них что-нибудь. Но при нём больше не было никаких вещей - ни похищенного мобильного телефона, ни кастета, ни ключей от дома; даже паспорта своего он не обнаружил. Или его обчистили налётчики, или же всё это изъяли те, кто зачем-то забрал его в это место.
 ...Внезапно белый свет вокруг начал слабеть. Сначала сквозь него медленно проступили какие-то неясные контуры – как показалось Иннокентию, это были плавные очертания побережья. Потом, по мере того, как сияние таяло, становилось всё более прозрачным, он увидел уходящую вдаль бескрайнюю водную гладь. Она была как в тумане, но постепенно открывалась взгляду всё дальше и дальше.
И вот, наконец, поражённый изумлением Иннокентий Копылов с замиранием сердца узрел поразительную картину во всём её масштабе.
Он стоял на берегу то ли озера, то ли моря. Похоже, это было ни то, ни другое – и вместе с тем распростёршееся далеко за горизонт серебристое, сверкающее водное пространство объединяло в себе оба эти понятия... От потрёпанных ботинок Кеши до уреза воды было метров пятнадцать. Извилистая линия берега уходила вдаль в обе стороны так далеко, насколько достигал взор. Водная гладь была безмятежно спокойной, тишайшей; лишь изредка возникнет да исчезнет вблизи берега лёгкая рябь от слабого ветерка. Каким-то загадочным образом Иннокентий точно знал, что этот исполинский водоём состоит из чистой пресной воды, и что он никогда не ведал штормов... В отдалении над величественным, кажущимся бесконечным «озером-морем» летали небольшие причудливые существа, непохожие на птиц. С такого расстояния их трудно было разглядеть во всех деталях, но они напоминали изящных водных созданий с кожистыми крыльями и телами обтекаемой формы. Их необычные голоса далеко разносились над раздольем безмятежных вод.
Иннокентий посмотрел правее, где садилось солнце. Казалось, оно погружается прямо в воду, пуская по её зеркальной глади широкую искрящуюся дорожку. «Чужое» закатное солнце не багровело, и было словно размыто собственным серебристо-белым ярким заревом с примесью палевой желтизны. А в стороне, высоко над водным горизонтом, в бледном небе одиноко сияла, как некое заветное чудо, большая ярко-голубая звезда...
- Если солнце село в воду, жди хорошую погоду, – некстати произнёс Иннокентий народную пословицу, и совсем уж некстати хохотнул; и только потом вдруг понял, что к нему вернулась способность говорить. – Тут одно из двух – или я умер, или я спятил. Неизвестно ещё, что лучше или хуже...
- Человек, лишившийся рассудка, не способен всерьёз допустить мысль, что он безумен, - внезапно сказали у него за спиной.
Иннокентий узнал этот голос – нежный, женственный, исполненный участия. Он вздрогнул и застыл, почему-то не решаясь обернуться.
- ...А человек, который умер, разве может говорить и дышать?..
Судорожно вздохнув, и вобрав в лёгкие необычайную, словно лесную свежесть воздуха, царившую в этом открытом месте у беспредельных вод, он повернулся.
В трёх шагах от него стояла молодая женщина. Иннокентий не взялся бы судить о возрасте незнакомки, которая возникла словно из воздуха. Но была она юна и прекрасна.
- Здравствуй, Иннокентий, - улыбнулась девушка. – Приятно видеть, что ты исцелился.
Какое-то время она с улыбкой наблюдала за тем, как Иннокентий рассматривает её, не замечая при этом, что рот его от удивления открылся. Это придало его простоватому лицу глупое выражение.
Незнакомка была чрезвычайно мила собой, но всё же в её облике не было ничего сверхъестественного. Голову её не обрамлял сияющий нимб, за спиной не простирались белоснежные крылья, и она не плыла по воздуху над землёй... Длинные золотистые волосы, красиво вьющиеся и обрамляющие белое, как камея, лицо без единой морщинки или изъяна. Удивительно большие глаза сиреневого, как аметист, цвета. Очень стройное телосложение, наряду с одеянием выгодно подчёркивающее красивую высокую грудь.
Но платье, свободно облекающее её тело, состояло из странной, плотной серебристой ткани – похоже, синтетической. Иннокентий сравнил эту ткань с материалом для комбинезона. Такая одежда, «комбинезонное платье», несколько нарушала его восприятие этой женщины как какого-то неземного, непорочного создания.
За спиной незнакомки также открывался замечательный вид: уходящая вдаль равнина с высокими зелёными травами, делившая простор всё с той же водной гладью до горизонта. Только в той стороне из вод диковинного моря восставали на разном удалении от берега огромные каменистые острова, образованные как бы слитыми воедино громадами белых, высоких скальных круч. Закатное солнце освещало эти чудные белокаменные острова, заставляя их сиять, и зажигало несметными искрами водопад, который низвергался в серебристые воды с одной из отвесных природных «башен». На вершинах скал росли, будто бы с гордостью воздев к небу кроны, стройные деревья с неувядающей листвой цвета яркого золота.
«Мать моя женщина...» - в немом изумлении покачал головой Иннокентий, переводя взгляд то стоявшую перед ним девушку ангельского вида, то на серебристый зеркальный простор пресного океана и белые острова, вокруг которых во множестве летали всё те же рыбообразные «псевдо птицы».
А юная незнакомка смотрела на него, и на лице её всё явственнее расцветала улыбка. Её неподдельная искренность и прелесть приковывала к себе внимание сильнее, чем неземной пейзаж... Она не торопилась что-либо говорить – похоже, просто ждала, пока Иннокентий, наконец, освоится в новой для него обстановке.
«Нет, она не ангел, - подумал Копылов. – Да и не верю я ни в каких ангелов! Во всяком случае, в том аду, откуда я родом, они не живут...»
Тут он спохватился, что здесь даже его мысли не являются тайной, и с этого момента дал себе зарок внимательно следить за собой, чтобы не помыслить чего-нибудь лишнего, а то и вовсе «крамольного».
- Да, ты прав, - словно подтверждая справедливость его выводов о чтении мыслей, изрекла прекрасная незнакомка. - Иные духи наделены изрядным могуществом, но наличие физического тела не относится к их неизменным атрибутам. А я, как можно видеть, человек. Что касается материальной формы, то в этом отношении я не сильно отличаюсь от тебя, Иннокентий.
Он хотел спросить, откуда ей известно его имя, но не стал. Для тех, кто смог забрать его, истекающего кровью, с той чёрной ночной улицы, из-под носа убийц, перенести в это место и исцелить от смертельной раны в своём «поле стагнации», наверно же не составило труда установить, как его зовут...
- А как мне звать вас? – спросил он.
- Моё имя - Ис, - сказала молодая женщина, тонкой изящной рукой поправляя золотистый локон. – И не моя заслуга в том, что тебя спасли. Это сделали другие представители моего народа. Но я помогла вылечить тебя, наблюдала за тобой всё время, пока ты пребывал в поле стагнации. Мы еле успели – рана была слишком серьёзной. Слава Господу, всё обошлось.
- Спасибо вам, - со всей искренностью поблагодарил Иннокентий. – Всем вам... А как вам пришлось, э... разобраться с теми типами? Они что, мертвы?
- Пусть их судьба тебя не беспокоит, - при слове «мертвы» Ис сразу помрачнела, как будто её собеседник сказал какую-то непристойность. – Нет, они живы, Иннокентий. Мы никого не убиваем. Но сейчас они очень, очень далеко.
- Да, я понимаю, - Иннокентий смущённо кивнул; он уже соображал, что к чему, однако поверить в правдивость собственных догадок было нелегко. – Простите. Но, кажется, вы не хуже меня представляете, каков тот мир, откуда я. Он бесконечно мерзок и жесток.
- Но и хорошего в нём тоже много, не так ли? – мгновенно откликнулась Ис; она как ждала этих слов.
- Да, вы правы, - кивнул Иннокентий, чувствуя, что начинает слегка яриться. – Они ещё не успели уничтожить природу, жизнь на Земле... Хотя они очень стараются!
Этим замечанием он и ограничился, хотя его просто распирало от хотения выговориться... Вместо этого он с огорошенным, но в то же время удивлённо-радостным видом вновь огляделся кругом.
Закат угасал как-то очень уж медленно. С того момента, как исчезли путы поля стагнации, минуло уже не так мало времени. Иннокентий прикинул, что прошло никак не меньше пятнадцати минут. Совсем низкое солнце уже должно было скрыться за горизонтом; но нет – оно только коснулось его нижним краешком, едва различимым в ярком, золотисто-белом закатном сиянии.
«Быть может, эти люди как-то затормозили ход времени? – подумал он. – Возможно ли, чтобы они были способны даже на такое?..»
- Просто день в этом мире длится намного дольше, чем в твоём, - ответила Ис на его мысли. – Эта планета больше Земли, и вращается значительно медленнее, чем она. В переводе на ваше время продолжительность здешнего дня – больше тридцати трёх часов. Сутки, понятно, вдвое дольше.
- Да... Чтобы разузнать что-то о человеке, вам явно не нужно устанавливать за ним слежку и прослушивать мобильный телефон, - усмехнулся Иннокентий. – Достаточно вашей телепатии!
- Но ведь не по этой способности ты судишь о том, какие мы есть по сути своей, правда? – мягко спросила Ис, и Иннокентий не нашёлся, что ответить...
Он всё ещё не до конца уверился в том, что видит и эту девушку, и этот удивительный мир вокруг наяву. Он подсознательно ждал, что вот-вот или проснётся, или очнётся после какого-то неслыханного дурмана. Но, пусть и медленно, наваждение проходило.
Наполняя воздух тонкими протяжными криками, над ними пролетела пара летающих рыбообразных существ. Их гладкие тускло-серебристые тела длиной около полутора метров отсвечивали в закатном свете, длинные кожистые крылья изящно и почти бесшумно рассекали воздух. Очень гибкие, эластичные тела без шей венчали головы, немного похожие на головы дельфинов.
«Дельфиноптицы», - подумал про них Иннокентий, проследив за тем, как два крылатых существа друг за другом понеслись вдаль над просторами безбрежных вод. Затем одно из них вдруг спикировало вниз и нырнуло в воду. Его спутник (или спутница?) начал кружить над водой над этим местом, пока не увидел, как «ныряльщик» показался над водой и стремительно поплыл. Крылья служили ему для движения в водной стихии лучше всяких плавников...
- Где мы? – чувствуя на себе пронзительный взгляд фиолетово-розовых, как аметист, глаз красавицы с неведомой планеты, но в замешательстве глядя вдаль, спросил Иннокентий. – Вы... то есть ваш народ... живёте здесь? Вокруг какой звезды обращается эта планета? Далеко она от нашего Солнца?
- Ты разбираешься в астрономии? – помолчав, спросила его Ис. – Имеешь представление о звёздном небе, созвездиях, о расположении и движении каких-нибудь из звёзд, которым ваши учёные дали названия?
- Нет, - мотнул головой Иннокентий. – У меня нет даже полного среднего образования. Какая там астрономия! После того, как умер отец, мне нужно было срочно идти работать, матери помогать. Больная она...
- Понятно, - мягко сказала Ис. – Я могла бы рассказать тебе, где примерно, в какой части неба расположена эта планета. Но без соответствующих знаний ты просто не поймёшь меня, Иннокентий. А показать тебе наши звёздные карты и точное местоположение этой звёздной системы и этой планеты я не имею права. Людям Земли не должно знать, где мы обитаем. Пока. Возможно, когда-то и придёт время для такого знания. Но не теперь.
Иннокентий смотрел, как колышутся изумрудно-зелёные, нетронутые травы равнины, простиравшейся, как и тихие воды, в необозримую даль. Смотрел, какие дивные цветы прячутся в траве вокруг. Почти каждый из них казался уникальным произведением искусства!
А затем вдруг в его памяти возникло бесчувственное, страшное лицо маньяка Лютого, виденное им на пороге гибели. До боли живо вспомнились наглые рожи молодых разбойников - его палачей, градоначальник Удодов – отпетый негодяй, вор и убийца, физиономии судебных приставов, походя и равнодушно калечивших судьбы людей, злые милиционеры-полицейские, куда больше напоминавшие нацистских варваров-солдат армии захватчиков...
«Нет... Время для такого знания никогда не придёт для них! – с внезапным ожесточением подумал он; каждое слово он отчётливо «чеканил» в мозгу, чтобы юная инопланетянка уловила их все. – Никогда. Они недостойны его!.. Да и не дожить им вовек до тех времён, когда местонахождение этой планеты пришлось бы оберегать от них!» 
И тут ему стало стыдно. Сделалось настолько совестно за столь ярое проявление ненависти к людям своей планеты, что лицо его бросило в жар, и он почувствовал, как обильно краснеют уши. Совсем как у непутёвого мальчишки, который всерьёз проштрафился.
Но Ис вдруг рассмеялась – звонко и по-доброму, даже почти весело. Судя по всему, она понимала его состояние.
- Тебе достаточно будет знать, что эта звезда, - Ис простёрла свою тонкую изящную руку в сторону серебристо-белого, с лёгкой примесью золотистой желтизны, закатного солнца над водами Зеркального моря, - расположена от солнца Земли на расстоянии почти в две сотни световых лет. Это гигантское расстояние.
«Зеркальное море... – подумал Иннокентий, донельзя изумляясь сам себе. – Откуда я мог узнать, что этот вечно безмятежный пресный «океан» заполняет большую часть континента, «разбивая» его сушу на разрозненные участки и острова? И что он называется именно так – Зеркальным морем?!»
И вновь ответ на невысказанный вопрос не заставил себя ждать.
- Пока ты находился в бессознательном состоянии в поле стагнации, под исцеляющим излучением, мы внушили тебе некоторые базовые сведения о нашей планете. Это было сделано, чтобы защитить тебя. Разум людей вашего вида не слишком устойчив. Встречаясь с чем-то кардинально новым, неизведанным, вопиюще непривычным, он может помутиться, не выдержать. Шаблоны восприятия и мироощущения, которые издревле зиждутся на генетической памяти поколений, диктуют вашему мозгу, нервной системе строгие установки и не приемлют новшеств. Но не только это ослабляет вас. Гипнотизирующее, разрушительное влияние злых сил в вашем мире так велико, вездесуще и длится так долго, что свободный дух, сила воли часто имеют подчинённое значение... После того, что случилось с тобой на Земле, того, что ты видел там, ты не мог прийти в наш мир, не будучи подготовленным.
Ис умолкла. Иннокентий смотрел на неё, и никак не мог понять, как величайшее знание и мудрость этой девушки сочетаются в ней с таким кротким, красивым и нежным обликом. Такой девушке можно было бы посвящать ночами стихи. Он был бы счастлив прогуливаться с ней под луной, приглашать её в рестораны или мужественно отстаивать у других претендентов на её руку и сердце... Если бы таких женщин ещё где-то можно было найти на грешной Земле!
«А может быть, она далеко не так юна, как кажется? – на этот раз Иннокентий тщательно скрывал то, что думал, и старался мыслить лишь картинами и образами, – которые, как он надеялся, Ис не сможет распознать; или, по крайней мере, это будет для неё труднее, чем читать мысли в виде слов. – Может быть, её возраст насчитывает сотни лет?.. И то, что я вижу - результат технологий омоложения и продления жизни. Или же вообще, этот прекрасный облик – сплошной обман, и мне просто показывают то, что я хочу видеть?.. А в действительности существо передо мной ничуть не похоже на человека?!»
Все эти домыслы, догадки подстегнули его воображение. И его мозг захлестнул поток вопросов, которые он хотел - должен был! – задать. Все они требовали немедленных ответов.
- Вы в совершенстве освоили наш язык, - сказал он. – Русский язык. Должно быть, вы очень давно наблюдаете за нами? Потому что как иначе...
Ис деликатно подняла руку; её добрая улыбка стала вдруг несколько смущенной. Иннокентий замолчал, не договорив.
- Я думаю, пока что разговоров достаточно, - почти просительным тоном произнесла девушка. – У нас ещё будет время побеседовать обо всём, что тебя интересует. Сейчас, как мне думается, тебе нужно немного отдохнуть. Твоё путешествие сюда с Земли при помощи нашего Портала времени не заняло. Но в поле стагнации ты провёл без чувств много часов, организм обессилен. А ещё, наверно, ты проголодался.
До того, как Ис напомнила ему о пище, Иннокентий и не вспоминал о чувстве голода. Удивление, шок от всего происшедшего с ним и от пребывания в новом мире заставило его на время полностью отрешиться от потребностей своего тела. Но теперь он вдруг ощутил, как при мысли о горячем, скворчащем на противне мясе его рот обильно увлажнился, а живот подвело почти до боли. А если б ещё пивка для аппетиту!..
«Ну, пива здесь не дадут, это точно, - подумал он. - И неизвестно, едят ли местные жители мясо. Но будем надеяться, что я не отравлюсь тем, что мне тут предложат...»
- Не тревожься об этом, - улыбнулась Ис, и Иннокентий уже не удивился, услышав ответ на свои мысли. – Метаболизм твоего организма мало отличается от нашего, поэтому ты можешь без опаски вкушать любую здешнюю еду.
- Мета... метабо... что?.. – в замешательстве переспросил он. – В общем, неважно... я понял.
- Следуй за мной, - Ис вежливо улыбнулась.
- Следовать? – Иннокентий огляделся вокруг; их окружали бескрайние просторы равнины и Зеркального моря, и нигде не было заметно даже намёка на жилые строения или хотя бы что-то, что могло бы служить обиталищем. – Куда?
«Под землей они живут, что ли?..» - подумал он.
Ис закрыла глаза, и её лицо вдруг сделалось отрешённым и сосредоточенным. Иннокентий почти уверился в том, что она взывает к кому-то в мыслях – налаживает контакт при помощи всё той же телепатии.
Очевидно, так оно и было, ибо ответ на этот негласный призыв пришёл почти незамедлительно. Внезапно в небе послышался приглушённый грохот, как от приближающейся грозы. Иннокентий задрал лицо кверху, но высь оставалась светлой. В высоте, откуда исходил этот тревожный, всё возрастающий шум, стлались лишь серебристо-белые облака.
Но тут в зените зародилось мигающее голубое свечение. Оно разрасталось, с каждым мгновением разгораясь ярче,  и вскоре превратилось в округлое пятно внушительных размеров. Облака вокруг него закрутились в форме жгутов и задвигались, как если бы в странном сиянии скрывалась воронка, затягивающая облачные массы внутрь себя, точно в водоворот. А потом из зенита, прямо из центра сияющего пятна, вниз до земли протянулся широкий столб ярчайшего белого света. Он заканчивался на прибрежном песке у самой воды, в паре десятков метров от места, где стоял Иннокентий.
Глядя во все глаза на невиданное диво, болезненно щурясь от света, Копылов опасливо попятился. А когда световой столб на всём его огромном протяжении вдруг с громким гудением и треском опутали ярко-голубые молнии, покрыв его от неба до земли густой сетью электрических разрядов, он присел и в страхе отвернулся...
Несколько секунд спустя свет исчез, а гром стих. Иннокентий медленно повернул голову. Сияние в небе угасло. В зените мутным пятном расходились облака, перемешанные неведомой силой в сплошной туман... А на берегу, там, где землю с небом только что соединял опутанный паутиной молний гигантский луч, теперь появилось странное сооружение. Напоминало оно небольшую продолговатую арку из красноватого металла, ширина которой составляла метра два, а высота – около четырёх метров. Арка была закруглённой формы, но в нескольких местах на ней имелись выступы причудливой конфигурации. Раздутые фрагменты её боковых частей выглядели так, точно состояли из разборной мозаики, под стыками блоков которой, видимо, скрывались агрегаты некоей машины. Они, должно быть, и создавали «плёнку» красного свечения, которая закрывала собой всё внутреннее пространство арки. Эта двумерная светящаяся плоскость была странной, нематериальной, и Иннокентий, как ни старался, оказался не в силах представить, что она могла собою являть. Даже на силовое поле это было не похоже.
- Так это и есть... ваш Портал? – немного придя в себя, спросил ошалевший от изумления Иннокентий. Ис выглядела абсолютно безмятежной, словно ничего не произошло.
- Да. Это не тот Портал, при помощи которого мы перемещаемся между звёздами на разные планеты, но он служит тем же целям. Посредством этих «ворот в пространстве» мы попадём в другое место, что лежит в сотнях миль отсюда. Туда, где некоторые из нас живут... Тебе не стоило пугаться Луча телепортации – с его помощью этот Портал был наведён сюда специальной станцией на орбите. Луч устроен так, чтобы не причинять никакого вреда окружающей среде и населяющим её организмам.
При этих словах юной женщины Иннокентий ощутил ласковое, словно тёплое прикосновение к своему разуму, и в его мозгу возник образ удивительной машины, парящей в космосе над этой большой, прекрасной, жемчужно-голубого цвета планетой. Машина напоминала громадного чёрного жука со сложно сочленёнными «конечностями» - манипуляторами, снабжёнными двигателями. Отчасти машина, отчасти живое и разумное существо, напичканное сложными хитроумными устройствами, населённое и управляемое людьми из народа, к которому принадлежала Ис. Они, те люди, услышали её мысленный зов и сотворили этот Портал...
- Идём же, - Ис направилась к Порталу.
Иннокентий сделал несколько нерешительных шажков вслед за ней, но остановился. На полдороги до сверкающей, словно призрачной красной мембраны, «затягивающей» арку, Ис остановилась, повернулась и взглянула на него. Этот взгляд был таков, что Иннокентий вновь почувствовал, как саму его душу словно облило нежностью...
- Это не Земля, - всё так же мягко сказала инопланетянка. – Здесь никто не причинит зла. Тебе тут нечего бояться. Мы уже спасли тебя от смерти. Ты можешь во всём доверять нам. Мне.
И прежде, чем землянин успел кивнуть, она повернулась, прошествовала к Порталу и шагнула сквозь призрачную, тончайшую «мембрану», заполнявшую пространство арки. И исчезла.
Иннокентий остался один. Он заворожено смотрел на странную установку – плод немыслимых технологий, столь совершенных и уникальных, что они стали подобны могущественным магическим силам. Нет - технологий, которые равноценны волшебству...
«И верно – чего мне бояться? – усмехнулся Иннокентий. – Самое страшное, что могло со мною случиться, уже произошло. Так что теперь – сомнения прочь!»
Более не колеблясь, он направился к Порталу и решительно прошёл сквозь светящуюся плоскость из призрачной субстанции.

*     *     *   

«Вот бы мне пожить в таком доме!..» - в немом восторге думал Иннокентий.
Он сидел за большим овальным столом из гладкой серебристой древесины. Перед ним стояли два блюда, большая изящная амфора и чаша с внушительной ёмкостью, напоминавшей пиалу. Чаша состояла из красноватой яшмы, а блюда были изготовлены из диковинного материала – ни на вид, ни на ощупь Иннокентий так и не понял, древесина это или всё же пластик.
Стол находился в центре небольшого зала, высокая крыша в форме пирамиды и стены которого были сложены из голубого полупрозрачного камня. То ли этот неизвестный на Земле, прочный как алмаз минерал изначально мог накапливать солнечную энергию, то ли жители этой планеты при помощи своих «магических» технологий наделили его этим свойством, но каменные стены излучали приятное тепло, наполняя им просторное помещение. В каждом из четырёх углов находилась колонна из горного хрусталя. Эти колонны не являлись несущими конструкциями, призванными поддерживать конструкцию крыши, но и роль изысканных украшений не была их единственным предназначением. Гранёные, чуть расширенные  книзу и увенчанные капителями столбы из прозрачного кварца сияли мягким светом – бесцветным, прозрачно-серебристым. Колонны создавали в зале приглушённое, переливчатое освещение прохладного оттенка, не похожее ни на естественный, дневной свет, ни на излучение электрических приборов или ламп.
Кроме того, в центре каждой из колонн был жёлоб, по которому струилась вода. Она текла не под напором, медленными красивыми струями – но снизу вверх! Как сказала Ис перед тем, как ненадолго уйти, чтобы он мог спокойно поесть – потоки воды из Зеркального моря в колоннах служили и для красоты, и для наполнения свежей влагой водопровода виллы.
В стенах этого зала окна отсутствовали, однако стол покоился в широком пятне приглушённого, розоватого вечернего света, который лился сверху. Потолка как такового здесь не было; но там, где над головой Иннокентия четыре «грани» крыши сходились вверху на высоте в несколько метров, зияло крупное круглое отверстие, закрытое тонким стеклом. Впрочем, для полноценного освещения зала этого верхового окна было недостаточно. В дополнение к нему здесь и находились колонны-светильники, своими вычурными, фигурно оформленными капителями упиравшиеся в широкие горизонтальные закраины стен, над которыми воздымался пирамидальный свод...
Иннокентий взял с блюда и принялся с аппетитом уплетать уже третий по счёту мягкий, немного рассыпчатый икорный плод. Так назывались небольшие, слегка запечённые в ароматной розовой «пудре» кулинарные изделия, наполненные содержимым каких-то местных плодов. Их начинка была пряной и солоноватой на вкус, но при этом чрезвычайно вкусной. На втором блюде горкой лежали большие зеленоватые ягоды, на вкус немного похожие на алычу. А в глазурованной амфоре и яшмовой чаше находился «белый чай». Так назвала Ис этот прохладный и сладковатый тонизирующий напиток природного происхождения; видимо, для него просто не нашлось подходящих эквивалентов в языке землян...
Наконец и оба блюда, и амфора опустели. Иннокентий с наслаждением откинулся на высокую спинку сиденья. Сплетённая из гибких, пружинистых ветвей какого-то дерева, она прогнулась и приняла форму его спины. Он запрокинул голову и закрыл глаза. Сытый желудок и некоторая усталость от впечатлений сразу навеяли дремоту. Копылов приготовился прикорнуть, пока не вернётся Ис. Но из мглы из-под закрытых век на него тут же наплыло лицо маньяка Лютого, и в правом боку болезненно кольнуло при воспоминании о последних мгновениях на Земле... Иннокентий содрогнулся, как от холода, и тряхнул головой, прогоняя сонливость.
Сами собой распахнулись вовнутрь изящные двустворчатые двери, впуская в зал Ис. При виде неё остатки дремоты рассеялись сами собой.
Серебристая ткань «комбинезонного» платья мягко блистала в приглушённом свете помещения, белая кожа словно бы слегка светилась, а золотистые локоны роскошных волос казались ярче, чем при солнечном свете. Юная женщина шла легко и грациозно. Её изящные стройные ноги, обутые в мягкие сандалии, ступали по полированным плитам из бледно-зелёного халцедона практически бесшумно.
- Спасибо за угощение, - Иннокентий поднялся ей навстречу; девушка была так прелестна, что он слегка поклонился ей.  – Всё было чрезвычайно вкусно!
Ис улыбнулась и кивнула. Он взглянул ей в глаза, и ощутил, как внезапно зашлось сердце. Иннокентий отвёл взор и настрого запретил себе думать о ней иначе, кроме как о друге и спасительнице.
«Мне никогда не везло даже с женщинами Земли, - напомнил себе он, вновь мысля ощущениями и неявными, ассоциативными образами вместо слов – дабы утаить от прозорливой, «ясновидящей» инопланетянки свои думы и чувства. – Притом не «фартило» с самыми незамысловатыми, банальными из них - если хуже не сказать. А здесь... Мечтать о такой девушке из этого прекрасного мира – всё одно, что грезить о любви с ангелом... Абсурд, да и только!»
Неизвестно, поняла ли Ис, о чём он думает, догадалась ли о его настроении и желаниях. Если и так, она ничем не выдала этого. Она подошла к стене и дотронулась рукой до одного из живописных барельефов из халцедона, изображающих каких-то странных животных и картины природы. Светлая минеральная зелень барельефов приятно контрастировала с льдистого оттенка голубизной тёплого, полупрозрачного камня стены, а колонны с переливающимися внутри водяными струями освещали и словно оживляли изображения чарующим, колышущимся светом. Этот подвижный свет рождал бледные полутени, живущие на полу и стенах в красивом призрачном танце... Сейчас, когда померк небесный свет, льющийся из отверстия в крыше, основное освещение в зале создавали именно колонны.
Прикосновение к искусно созданному рельефному изображению некоего крылатого существа, – то ли мифологического, то ли реально обитавшего на этой планете, - привело к тому, что из углов за колоннами, где под полом таились скрытые ниши, потянулись к ногам Ис беловатые позёмки, похожие на туман. Они быстро сгущались и собирались с большой плотный сгусток за спиной девушки, пока не обрели форму кресла. Ис опустилась в это пружинистое полупрозрачное сиденье и расслабленно повисла в нём над полом.
Иннокентий уже был свидетелем, как из странного силового поля рождаются в этом доме предметы мебели. Присесть в такое же бесплотное, невещественное энергетическое «кресло» было предложено и ему, однако Иннокентий чувствовал себя увереннее на обычном материальном стуле, каковые здесь тоже имелись. Впрочем, назвать обыкновенными эти стулья, изготовленные с таким изяществом, у него не повернулся бы язык...
В этом зале, наедине лишь со своим обедом, он провёл с полчаса, и за это время успел кое-как освоиться в новых условиях. Масса вопросов, роившихся в его мозгу и не дающих покоя, теперь умерила свой пыл, и на первый план вышел самый насущный из них.
- Ис... – Иннокентий запнулся – он опасался услышать ответ. – Вы не знаете, случайно, что с моей мамой и сестрой? На Земле, я имею в виду. В тот момент, когда меня там не стало, им грозили большие неприятности.
- Увы, нет, - девушка отрицательно качнула головой. – Нам ничего об этом не известно. Мы же специально не следили ни за тобой, ни за твоей семьёй. И мы далеко не всесильны и не всеведущи. Знаешь, в последнее время мы нечасто наведываемся на твою планету. Слишком много там злобы, агрессии, страданий... на это многим из нас больно смотреть. Когда мы на Земле, то просто наблюдаем за событиями и жизнью людей в самых разных её местах. Как правило, мы незримо присутствуем, но ни во что не вмешиваемся. Так гласит наш Закон. Но изредка кто-то из нас нарушает это правило невмешательства. Такое бывает очень редко – но допускается, когда вторжение в жизнь отдельных землян оправдано с позиции морали. Так было и в твоём случае, Иннокентий. Тебе грозила незаслуженная гибель от рук убийц, и ты храбро сражался за свою жизнь. Алдар почти случайно оказался поблизости, и не смог остаться в стороне.
- Алдар это... ваш супруг? – спросил Иннокентий первое, что пришло ему в голову.
- Нет, - улыбнулась девушка. – Я - Послушница. Это ученический ранг в нашем обществе. Послушникам запрещено иметь мужа или жену. Алдар, скорее, мой друг. Он из тех, кто забрал тебя тогда с Земли и поручил мне тебя выходить. Он...
Ис задумалась, подбирая в русском языке наиболее подходящее слово.
- Алдар – Попечитель. Он значительно выше меня по рангу.
- Хм... Звучит так, будто он – ваш начальник либо наставник, - сказал землянин.
- В определённой степени так и есть, - кивнула Ис. – Он был моим учителем на первых порах.
- А чем занимаются Послушники? – не сдержал любопытства Иннокентий.
- Это начинающие исследователи миров и путешественники. Наша задача – следовать за своими наставниками, помогать им. Мы учимся и набираемся опыта, в том числе и на примерах иных рас. Мы совершенствуемся – в основном духовно, учимся терпению и милосердию. И выбираем ремесло, которым потом занимаемся всю жизнь. Алдар, к примеру, известный мастер генной инженерии – он создаёт новых живых существ. На Земле такой науки ещё нет, но у нас она развивается с давних времён. А я, вероятно, посвящу себя искусству живописи... Кстати говоря – Алдар сейчас направляется сюда. Он желает приветствовать тебя и лично убедиться, что ты исцелился. В конце концов, это ведь по его воле ты здесь.
- Я понимаю... – почему-то Иннокентий не испытал радости при мысли о встрече со своим спасителем; не только оттого, что он хотел подольше побыть наедине с Ис – просто некое инстинктивное чувство сказало ему, что его дальнейшую судьбу в этом мире будет определять именно этот человек. – Я почту за честь увидеть Алдара!
- Он хороший человек, - почти вполголоса, очень мягко и убедительно произнесла белокурая инопланетянка с очами аметистового цвета.
- А... какая же у вас самая высшая каста? – спросил Иннокентий – излишне поспешно, чтобы утаить неискренность своих последних слов; утаить хотя бы от себя самого – так как скрыть её от девушки явно не удалось.
- Высший, самый почитаемый ранг нашего общества – это Светоносцы, - сказала Ис. – Лишь немногие получают право носить это звание. Светоносец – человек, который превращает свою жизнь в миссию борьбы со злом, во всех его проявлениях и во всех мирах, известных нам. Он даёт совершенно особый обет, с помощью разных технологий преображает своё тело, обретая тем самым большую силу и особые способности. Везде, где первородное зло пускает корни, Светоносцы стараются искоренить его, пока это возможно. Пока зараза не распространилась, и не стало слишком поздно.
- Так они воины? Они тайно сражаются на других планетах? Значит, и на Земле тоже? Или на Земле вам не удалось?..
Ис молча смотрела на него, и Иннокентий вдруг понял, что коснулся темы, запретной для него. Эту тайну она никак не могла открыть ему, даже если и хотела. Судя по всему, она и так сказала то, чего не должна была говорить.
- Ладно, - с улыбкой махнул он рукой. – Это ваши дела... Спасибо, что сказали.
Ему страстно хотелось, чтобы Ис разрешила обращаться к ней на «ты» - без официоза, в данных обстоятельствах подразумевающего строгую дистанцию и особые формы обхождения. Это хоть немного сблизило бы их...
Девушка поднялась со своего «призрачного» сиденья-ложа, и белёсое, зыбкое туманное свечение загадочного энергетического поля тут же бесследно рассеялось.
- Идём, - она жестом пригласила Иннокентия следовать за собой. – Алдар скоро будет здесь.

*     *     *   

Вилла, где в одиночестве жила молодая Послушница, стоял далеко в стороне от ближайшего поселения людей - большого посёлка, расположенного вблизи реки.
Живописный дом из голубого камня с пирамидальной крышей и небольшой пристройкой-мастерской окружала огромная равнина, усеянная разрозненными холмами и покрытая невысокой травой насыщенного изумрудно-зелёного цвета. Её простор на горизонте нарушался длинной, золотистой от закатного света полосой Зеркального моря.
Иннокентий видел море из проёма отворённых дверей дома, обращённых прямо на закат. В том направлении местность немного понижалась, небольшие пологие холмы расступались, открывая ширь розово-оранжевого вечернего неба, будто смыкающегося вдали с бескрайними безмятежными водами. Слева же, примерно в миле от виллы, высилась громадная гора. Она величественно заступала собою простор с южной стороны. Тёмные склоны восходили вверх покатыми уступами, которые поросли кустарниками и деревьями с золотисто-жёлтой листвой. А вершины горы не было видно, ибо её скрывал вечный, густой туман. Бледный туман клубился и медленными, бесшумными потоками стекал вниз по склонам, застилая их и пленяя созерцателя завораживающим зрелищем. Где-то на полпути от вершины он истаивал, так и не достигая земли... После ухода солнца небо на западе раскраснелось, и беззвучные «водопады» горного тумана уже утратили свою облачную белизну и розовели, как фруктовый сироп.
Следом за Ис Иннокентий вышел из дома  - и невольно остановился, оглядываясь едва ли не в благоговении. А девушка опустилась на колени в траву у крыльца, где в большом палисаднике, огороженном крупными белыми каменьями, во множестве росли большие цветы на длинных ножках, с золотистыми венчиками и длинными лепестками. Ис начала гладить их венчики - нежно, словно головы детей. И землянин поначалу не поверил глазам. Цветы задвигались и начали льнуть к рукам хозяйки, ластиться к ней, вновь широко распуская лепестки, которые уже плотно сомкнули под вечер... Это были живые, ручные цветы!
Иннокентий только головой покачал – ни мыслей, ни слов для этого дива у него не нашлось... Когда он глядел на Ис, самозабвенно ласкавшую цветы, к его горлу словно подступил ком. Он был наедине, - и совсем рядом! - с такой женщиной – и не только не мог протянуть руку и коснуться её, но даже в мыслях не смел представить себе этого! Ему казалось, что он скорее позволит отрубить себе руку, чем осмелится на такой непростительно дерзкий, вопиюще неуместный поступок...
Внезапно Ис поднялась с колен и повернулась к Иннокентию.
- Алдар, - сказала она.
Копылов машинально огляделся – в ожидании увидеть приближающийся летательный аппарат. Или же услышать гром с небес, за чем последует явление столба света, опоясанного молниями, и возникновение Портала, из которого затем шагнет человек. Но ничего этого не было.
- Вон там, - Ис протянула руку, указывая куда-то в небо, значительно севернее догорающего затяжного заката. – Видишь?
Иннокентий пригляделся, и вскоре увидел три точки, с каждым мгновением всё более явственно различимые на фоне мягко серебрившейся выси. По мере их приближения он замечал всё больше деталей. И всё больше немел от изумления.
«Точки» оказались тремя летающими созданиями - весьма большими и странными, похожими на птиц ещё в меньшей степени, чем те рыбообразные крылатые существа, которых Иннокентий видел над водами и нарёк «дельфиноптицы»...
«Это что – животные этой планеты?.. – думал он, разглядывая троих диковинных тварей; за неимением аналогий на Земле, способных приемлемо описать их, Иннокентий отдалённо уподобил их летающим ящерам, также имевшим черты и водных созданий. – Или всё же продукты генной инженерии, - которой, по словам Ис, увлекается этот самый Алдар?!»
Ритмично и почти в такт взмахивая крылами, обтянутыми гладкой серой кожей, животные подлетали всё ближе. Кроме как на летучих ящеров, формой своих тел они в чём-то походили и на громадных бабочек – настолько широки и велики были их кожистые плащеобразные крылья. Головы на длинных толстых шеях были крупными, диковинной формы, с выпуклостями и складчатыми кожными выростами. Удлинённые гладкие «брыла» колыхались в полёте, свисая с обеих сторон вдоль вытянутых морд.
От тела каждого из этих животных отходили длинные ремни; хитроумно сделанные упряжи оплетали гладкие, с красноватым оттенком меди, тулова «ящеров-бабочек». В нескольких метрах позади их заострённых коротких хвостов ремни упряжей крепились к небольшой серебристой гондоле. Она походила на открытую капсулу с изящно округлёнными обводами и широким углублением в передней части. Рассчитана она была на двух человек – в углублении гондолы располагались два сиденья. Ещё издали Иннокентий заприметил единственного её пассажира – мужчину в зеленоватых одеяниях, чьи глаза были прикрыты большими, круглыми и прозрачными «очками-консервами», по всей видимости, защищавшими их в полёте от ветра. Этот человек восседал в гондоле, пристёгнутый к её сиденью двумя ремнями. В руках он держал вожжи, ведущие к головам всех трёх летунов. Походя, с лёгкостью и изрядной сноровкой воздушный ездок направил их по направлению к вилле, одновременно снижаясь.
Бросалась в глаза и ещё одна удивительная вещь. Полёт крылатых существ был довольно быстр, - но всё же не настолько, чтобы их наездник мчался за ними и не провисал бы в своей «капсуле», соединённой с животными одними лишь податливыми ремнями упряжи. Однако же маленькая гондола не свисала вниз, а самостоятельно держалась в воздухе на одном уровне с ними, как будто не имела веса. Казалось, что диковинные летуны влекут её за собой без каких-либо усилий.
«Живут же люди, – грустно усмехнувшись, с оттенком жгучей зависти подумал Иннокентий. – Летают в небесах на удивительных созданиях, живут в замечательных домах-виллах, творят фантастические вещи и технологии, наслаждаются жизнью в своём распрекрасном мире... Эх! То ли дело мы!..»
- А почему он летит на этих... существах? - взирая на то, как изящно троица летунов приземляется в некотором отдалении от них, и с какой плавностью встаёт следом за ними на землю серебристая гондола их «кучера», спросил Иннокентий. – Почему он не воспользовался Порталом?..
- Порталы обычно используются для перемещений на очень большие расстояния, избежав нерациональных потерь времени на дорогу, - сказала Ис. – Тогда затраты энергии оправданы. Но когда путь недолог, мы нередко прибегаем к услугам ксатов. Существа, которых ты видишь, называются ксаты.
- Это ваши учёные-генетики создали их?
- Нет, ксаты живут на нашей планете миллионы лет, - Ис улыбнулась любознательности своего гостя с Земли. – Но мы усовершенствовали их генную структуру. Существ, которых мы используем, мы сделали сильными, умными и послушными.
Тем временем новоприбывший отстегнул свои страховочные ремни, снял воздушные очки и поднялся с сиденья гондолы, предварительно привязав вожжи к крюку на её корпусе из тонкого металла. Он дружески похлопал по гладкой шее одного из ксатов, что-то негромко сказал ему. Животное в ответ ухнуло и тряхнуло странной кожистой головой, точно выражая полное согласие с хозяином. Свисающие с его челюстей гладкие, влажные, покрытые тёмными пятнами выросты-ланиты с тихим хлюпаньем всколыхнулись.
А небесный наездник неторопливо направился к землянину и своей соотечественнице. Иннокентий и Ис, в свою очередь, зашагали ему навстречу.
Попечитель Алдар был рослым широкоплечим мужчиной вполне представительного вида, и возвышался над Иннокентием и Ис больше чем на голову. Был он с виду молод. Белую, без следов загара или растительности кожу его широкого лица с совершенными, правильными чертами не тронула ни единая морщинка – ни возрастная, ни мимическая. И всё же Иннокентий не смог бы предположить, сколько ему лет. Гадать о возрасте людей этой планеты для него, землянина, было занятием бессмысленным.
«Быть может, ему лет тридцать, - всё же подумал он. – А может, и все пятьсот тридцать!..»
У Алдара были длинные, достигавшие плеч густые волосы, зачёсанные назад. Иннокентий никогда не видел волос такого цвета – бледно-беловатых, с металлическим отливом и оттенком платины. И всё же он сразу понял, что этот человек вовсе не сед, и это его естественный цвет волос; да его шевелюра и не выглядела седой.
Одежда незнакомца, как и серебристое синтетическое платье Ис, состояла из некоего искусственного материала. Гладкая, плотная и нежно-зелёная, по цвету в точности как халцедон во внутреннем убранстве виллы, ткань обтягивала крепкую фигуру мужчины, но явно не стесняла его движений. Длинные полы этого костюма спускались до середины бёдер носителя, а на талии его стягивал тонкий пояс красноватого цвета. Своей формой одежда Алдара напоминала старинный кафтан. Но то был кафтан, сделанный из диковинных неземных материалов на ультрасовременный, даже фантастичный лад, подвластный лишь изощрённому воображению. Несмотря на особенности и изыски внешнего исполнения, - указывающие на статус человека в своём обществе, - Иннокентий так и не увидел на этом «комбинезоне-кафтане» таких обязательных, казалось бы, принадлежностей одежды, как пуговицы или застёжки...
- Приветствую тебя, Алдар, - сказала Ис, когда они сблизились.
Иннокентий несколько удивился, что она обращается к своему «земляку» на русском, а не родном для них обоих языке своего народа.
«Они отдают мне дань вежливости, разговаривая в моём присутствии так, чтобы я мог понимать их, - внезапно сообразил он. – Да и какая разница, если они говорят по-русски, пожалуй, лучше, чем я сам!..»
- И я рад тебя видеть, Ис, - ответил Алдар, кивнув своей бывшей ученице. – Честно говоря, я не думал, что освобожусь так рано – с учётом результатов нашего последнего путешествия на Землю и Ка-хор. Работы будет очень много. Но не раньше, чем вынесет своё решение Совет.
Затем Алдар и Ис взглянули на Иннокентия. Тот снова отметил удивительную, почти иконописную красоту лица человека, который спас его на Земле от верной гибели. Но в этой красоте сквозила мужественность, сила духа, которую подчёркивала небольшая ямочка на подбородке – пожалуй, единственное в облике Алдара, что можно было, хоть и очень условно, посчитать изъяном. Особенно обращали на себя внимание его глаза, добрые и спокойные, но выдающие бывалого путешественника, который повидал много миров и испытал немало трудностей... Эти глаза были сероватые, но с тёмным золотистым отливом – что было особенно хорошо заметно в гаснущем вечернем свете.
- Я тоже приветствую вас, Алдар, - не дожидаясь официального представления со стороны Ис, сказал Иннокентий. – Полагаю, мне следует поблагодарить вас за моё спасение. И за гостеприимство тоже. Благодарю.
Неожиданно для него мужчина протянул ему руку в традиционном для землян приветствии. Иннокентий ответил на рукопожатие. Длань Алдара была твёрдой, как железо; в его руке ощущалась недюжинная, почти нечеловеческая сила. Копылов сразу перестал сомневаться в том, что этот человек легко способен в одиночку обратить в бегство хоть целую толпу обычных подзаборных бандитов с Земли – даже не используя при этом свои «чудеса технологий»!
Алдар сдержанно кивнул.
- Вижу, лечение возымело полный успех, - с оттенком удовлетворения в голосе заметил он. – Это радует меня. Я действительно очень вовремя подоспел. Но теперь опасность миновала.
Наступившая пауза затягивалась. Было похоже на то, что Алдар вместе с Ис терпеливо ждут от своего гостя-инопланетянина чего-то; вероятно, каких-то слов или вопросов. Но внезапное смущение вымело из его мозга всё, что он так жаждал узнать с того момента, как очутился на этой прекрасной планете...
Не зная, что сказать, Иннокентий обратил взор на троих ксатов, сидевших в отдалении на земле. Вернее, они лежали, поджав под себя конечности-щупальца и подвернув свои большие крылья – сейчас те были похожи на свёрнутую в рулоны толстую, мясистую живую ткань. Головы на длинных шеях были величаво воздеты вверх, глаза сонно подёрнуты кожистыми плёнками. Порой какое-то из животных фыркало, почти в точности как лошадь, и прядало перепончатыми ушами.
- Какие у вас интересные питомцы, - Иннокентий улыбнулся несколько неуверенно и указал на мирно отдыхающих после полёта существ. – Хотелось бы мне когда-нибудь пролететь по воздуху так, как вы! Наверное, это просто здорово.
- У тебя будет такой шанс, - заверил его Алдар. – И не когда-нибудь, а сегодня. Прямо сейчас - пока ещё не совсем стемнело. На этих ксатах мы отправляемся к Большому Порталу у Островного града. Мы могли бы попасть туда мгновенно – тем же путём, каким ты и Ис оказались здесь. Но я думаю, что тебе доставит удовольствие полёт над Зелёной юдолью и Зеркальным морем.
- Мы летим к Большому Порталу? – недоверчиво переспросил Иннокентий. – Это ещё зачем?
- Как это – зачем? – искренне удивился Алдар. – Мы должны вернуть тебя на Землю, в твой мир. Тебе же не терпится скорее попасть домой, не так ли?
Иннокентий почувствовал себя так, словно его внезапно обдали кипятком. Он даже отшатнулся, не сразу поверив своим ушам. Затем непроизвольно сделал шаг назад.
- То есть как? – спросил он; губы вдруг стали шевелиться с трудом. – На Землю?! Но ведь... Но...
Он растерянно умолк.
Ис с Алдаром переглянулись. На лице мужчины отразилось некоторое замешательство.
- В чём дело, Иннокентий? – с беспокойством спросил он. – Что с тобой?
- Ничего, - пробормотал Копылов и чуть не поперхнулся, когда ему вдруг перестало хватать воздуха. – Нет-нет, ничего...
Ис посмотрела на него и понимающе улыбнулась – с такой же нежностью, когда он впервые увидел её, когда исчезло поле стагнации.
- Разве ты не хочешь возвращаться? – спросила она.
Копылов ощутил жгучий стыд. А затем пришла злость – на самого себя, на собственную слабость.
- Вы же читаете мысли, - чувствуя, что краснеет, и от этого разозлившись ещё больше, вымолвил он. – Небось, видите меня насквозь... Зачем тогда спрашивать? Вы там были. Вы, Алдар, видели место, где я жил до сих пор. Вы находились там, когда со мною случилось несчастье. Вам бы самому захотелось туда возвращаться? Нет?.. Вот и я не настолько глуп, как вы думаете!
Иннокентий говорил искренне, не слишком рассчитывая растрогать инопланетян своей пылкой речью. Как оказалось, он и не растрогал; во всяком случае, Алдара.
- Там – твой дом, - невозмутимо, веско изрёк он. – Ты там родился, и место твоё на Земле. И вернуться тебе придётся.
- Хм... – Иннокентий усмехнулся и качнул головой. – Вот, значит, как... Но если место моё там, зачем тогда вам потребовалось вытаскивать меня с того света? Чтобы опять бросить в тот же могильник?! Смысл?..
- Мы помогли тебе, - Алдар вдруг посуровел. – Ты должен быть признателен за это. Это редчайшее из исключений, когда кто-либо из нас вмешивается в судьбу существа, которое не принадлежит нашему миру. Обычно в таких случаях мы предоставляем року, фатуму – именуй как хочешь – вершить предначертанное. Потому что так должно быть. И у нас нет никакого морального права вмешиваться в жизнь посторонних рас, переиначивать чей-либо выбор или судьбу – хоть целых народов, хоть отдельных людей. Не наше дело спасать кого-то от самих себя, от последствий их же решений. Над нами, над всеми нами, есть высшая воля. Существует такое понятие, как Божественное Провидение. И это гораздо более сложная вещь, чем многие себе представляют. Тебе это будет трудно понять – но я прекрасно знаю, о чём говорю.
Мужчина с волосами цвета платины умолк. Иннокентий почувствовал, как от избытка чувств у него закружилась голова. Чтобы прийти в себя, он глубоко вздохнул и огляделся по сторонам.
Закат догорал, небо над западным горизонтом всё сильнее багровело. Хотя высь была ещё светла, в ней уже разливалась яркая вечерняя просинь, в которой сияли несколько обособленных созвездий. Самое большое из них напоминало экзотический цветок с «рассыпчатым» бутоном, сотканным из десятков ярчайших звёзд; это было даже не созвездие, а целое звёздное скопление. Вместе все эти звёзды давали света больше, чем давали бы две полные луны в августовском небе Земли!
А почти невесомый поток тумана, рождающийся на вершине одинокой горы, теперь алел, окрашенный светом вечернего неба в мерцающие оттенки красного вина...
Иннокентий вдруг вспомнил огромные, источающие в небо чёрный смрад трубы завода-урода, видимого из окна его квартиры в Холуево... От этого воспоминания его затошнило.
- Всё верно, мой удел был – умереть там, на Земле, - уже спокойно сказал Иннокентий. – Я никого не молил о пощаде. Но раз уж вы вырвали меня из лап смерти, теперь обратной дороги для меня нет. Если я вернусь, то мой удел может быть ещё страшнее. И погибель в любом случае настанет. Только на этот раз беда постигнет не меня одного.
- Ты так в этом уверен?  - помолчав, спросил Алдар.
Иннокентий не ответил. Вечернюю тишь нарушил громкий хлопок – это один из ксатов хлопнул крыльями, блаженно потягиваясь в полудрёме.
- Ты говорил мне о больной матери, - тихо сказала Ис. – Упоминал и о своей несчастной сестре. Неужели ты способен покинуть их? Бросить их на произвол судьбы? Ты настолько малодушен, Иннокентий?
- Малодушен... – эхом отозвался землянин. – Хм... Наверно вам всё же следует знать кое-что обо мне – кого вы спасли от смерти. Я немало хорошего в жизни сделал! Например, как-то ночью, на пьяную голову, облил бензином и спалил магазин «Интим» в нашем пригороде. К сведению - это похабная лавка, её открыли там, где раньше была уникальная библиотека, некогда известная на всю округу. В огне получил ожоги и остался инвалидом охранник этого «дивного» местечка. Поджигателя так и не нашли... А как вам такой «подвиг» - покушение на убийство?.. Видите ли, время от времени в наши места наезжает известный «вор в законе», Рафик Тогмудян, по кличке Хрипатый. Приезжает он на переговоры к представителям преступной группировки, которая захватила город, где я живу; или просто поразвлечься, в гости к кому-то из наших чиновников. Как-то раз команда этого вора пожаловала в бар, где в это время находился я в компании с девушкой. Её звали Татьяна. Она приглянулась главарю, и его подручные просто захватили её, уволокли с собой, предварительно жестоко избив меня. Таню я больше не видел... Потом в раскопе археологов за городом, в захороненном блиндаже времён прошлой войны, я нашёл боевую гранату тех лет. Как-то раз я подстерёг Хрипатого после его пьяной посиделки с дружками в ресторане, и попытался подорвать его. Но граната, изготовленная лет семьдесят назад, не взорвалась. Тогда я чудом «ноги унёс»... Да, кстати вот ещё что - незадолго до нашей с вами встречи мне посчастливилось разбить голову криминальному авторитету, который заправляет всем в моём городе. Это по его вине погиб мой брат. Его замучили. А я пришёл «на поклон» к его убийце, просить его дать мне работу, просто чтобы выжить. Но разговора не получилось. Об одном я жалею в своей жизни – что я его не прикончил... Ну, что? Как видите, великодушие и милосердие в моей жизни стоят далеко не на первом месте!
- Значит, именно этот человек олицетворяет для тебя угрозу, - поняла Ис. – Убийца твоего брата.
- Он не человек, а чудовище, - продолжал Иннокентий. – Так что, можно сказать, те бандюги, что меня убивали, оказали мне услугу. Ведь только моё исчезновение могло вывести из-под удара тех, кто мне дорог. Иначе убийцы разделались бы со всей моей семьёй. Хотя, возможно, это всё равно произошло. Такое уже случалось в нашем городе. Когда эти... твари мстят, они не щадят даже младенцев. Что им две беззащитные женщины?..
Ис и Алдар молчали и смотрели на него. Девушка казалась слегка растерянной, но Попечитель выглядел невозмутимым. Лицо его было бесстрастно-спокойным; умиротворённым, словно у Будды.
- Это не всё, - Иннокентия едва не трясло; он с трудом владел собой. - Теперь об упомянутом «произволе судьбы». Чтобы помочь больной матери, я работал на износ. Но не преуспел, и она стала безнадёжно больным инвалидом. Помочь ей теперь никто не может. Недавно врачи сказали, что ей осталось совсем недолго. А что касается сестры... В своё время я бросил учёбу, чтобы выручить её, когда она просадила все наши сбережения в игровые автоматы и ещё задолжала одним воротилам из Холуево. Я расплатился за неё, спас ей жизнь. А она стала падшей, продажной женщиной, и теперь натравливает на меня своих сожителей, когда я мешаю им пить водку и дебоширить... Честно говоря, мне нет дела, понимаете вы меня или нет... Но чем такое «провидение», по мне, уж лучше околеть!
- Можешь не верить, но я понимаю тебя очень хорошо, - покивал Алдар. – Но на свете, во Вселенной встречаются гораздо более страшные вещи, чем те, о которых ты рассказал. Мне доводилось видеть такое, о чём бы ты предпочёл никогда не знать. Однако это не повод сдаваться и отчаиваться.
- Возможно, оно и так, - пожал плечами Иннокентий; он и сам бы рад был прекратить словоизлияния, но остановиться уже не мог – лишь бдительно следил, чтобы его речь не превращалась в откровенное злословие. – Но даже вы, инопланетяне-медиумы, вряд ли представляете, каково выживать среди кромешного бездушия, злобы, мерзости и лицемерия. Когда некуда податься. Вот вы живёте здесь, храните свою планету. Дышите чистым кислородом, а не газообразной смертью. И вряд ли кто-то из вас когда-нибудь ненавидел себя за то, что он вообще родился в своём мире!..
- Ты закончил? – вежливо поинтересовался Алдар, когда Иннокентий умолк.
Копылов махнул рукой и отвернулся от собеседников, устремив взгляд вдаль, на меркнущий горизонт. Он больше не хотел ни разговаривать, ни спорить.
- А теперь седлайте ваших перелётных зверей, Алдар. Я готов отправляться к Порталу.
Но Алдар не спешил. Он вопросительно взглянул на Ис, и та ответила ему таким же долгим, проникновенным взглядом. Недолгое время они молча обменивались мыслями. Суть этого разговора без слов так и осталась тайной для Иннокентия.
Наконец, Алдар повернулся к землянину.
- Похоже, тебе необходимо отдохнуть и успокоиться, - сказал он и ободряюще улыбнулся. – Хорошо. Ис будет рада, если ты пока поживёшь в её доме. Я вернусь через несколько дней. Тогда мы поговорим опять.
И, дружески кивнув на прощанье Ис, он повернулся и зашагал к своим ксатам, воздетые вверх головы которых покачивались на длинных шеях в постепенно сгущавшихся сумерках, как три главы сказочного Змея Горыныча. Завидев приближение хозяина, животные оживились, зашевелились.
- Вы меня не поняли, - громко заговорил вслед ему Иннокентий. – Я готов вернуться на Землю. У меня есть с кем там поквитаться. Мне не нужны никакие отсрочки, и мне нечего больше обсуждать. Я хочу лететь сейчас же!
Но рослый инопланетянин словно и не слышал его больше. Он подошёл к ожидавшим его животным и принялся спокойно готовить их к полёту.
- Быть может, вы думаете, что я боюсь возвращаться?! – не унимался Иннокентий. - Те, кто хотели моей смерти, видимо думают, что я умер или трусливо удрал. Теперь я смогу воздать им всем по заслугам. Я выслежу их всех поодиночке, как бешеных зверей. Я сполна использую свой второй шанс! Эй?..
Алдар никак не реагировал на его слова. Он проверил упряжь каждого из летающих животных, сел в гондолу, пристегнул страховочные ремни; и только после этого взглянул на Иннокентия. В его глазах было лишь сдержанное, спокойное ободрение. И больше ничего.
- Да послушайте же!.. – снова подал голос Иннокентий, но в этот момент почувствовал, как ладонь Ис мягко легла сзади ему на плечо. Он вздрогнул от этого неожиданного, приятного прикосновения и тут же умолк.
- Не надо, Иннокентий, - негромко сказала девушка. – Всё уже решено. Пожалуйста, успокойся.
Иннокентию стало совестно за свой нервный срыв. Он шагнул в сторону, чтобы избавиться от ладони на своём плече, и стал смотреть, как Алдар поднимает ксатов в воздух. Повинуясь натяжению поводьев, ручные, превосходно вышколенные летуны взмахнули крыльями и оторвались от земли, унося следом за собой серебристую гондолу с ездоком. Они сделали в воздухе разворот и устремились вдаль и одновременно вверх, в синеющее небо, где среди звёзд яркими искрами безмерно красиво мелькали метеоры...
- Всё, что я сказал - правда, - изрёк Иннокентий, не глядя на неё.
- Да, я знаю, - кивнула Ис.
- И несколько дней ничего не изменят. Если уж мне всё равно возвращаться, то лучше не терять время. Если мешкать, только хуже будет! Всем. 
- Всё будет хорошо, - проговорила Ис с искренней сердечной мягкостью, и у него вдруг отлегло от души. – Идём в дом. Или может, ты хочешь побыть один? Тогда я оставлю тебя ненадолго.
- Не стоит, - Иннокентий повернулся к ней и благодарно улыбнулся. – Мне ваше общество приятно.
- Спасибо, - девушка говорила с ним с таким неподдельным уважением, что Иннокентий диву дался – он был убеждён, что теперь-то Ис разочаруется в нём окончательно и бесповоротно. – Я не хочу залезть в душу, но я чувствую в тебе сильное смятение. Изумление. Оно как сильное излучение, которое мне легко уловить... Скажи - это наш мир так удивляет тебя?
- О да, - признал Иннокентий. – Он замечательный!
- Не более чем Земля, - заметила Ис. – А ваши зелёные дубравы? Озёра подо льдом? А белоствольные берёзовые леса? Разве это не чудесно?.. Деревья, на рассвете покрытые инеем, среди белизны снегов? У нас ничего подобного не бывает – на этой планете всегда тепло... Знаешь, Иннокентий, я не видела ничего красивее, чем ваши русские леса. Когда весной они одеваются в свежую зелень листвы, а осенью их кроны сверкают желтизной и багрянцем... Нет-нет, это не я слишком романтична, как ты думаешь сейчас. Это Земля – уникально красивая планета. Немногие миры из тех, что нам известны, сравнятся с нею по красоте. Во всяком случае, со многими её краями. Природа Земли так разнообразна, как будто в ней собрано много самого лучшего из разных обителей Вселенной. И вместе с тем она совершенно уникальна!
- Природа-то разнообразна, - помрачнев, проронил Иннокентий. – Зато люди Земли везде одинаковы. Хоть белые, хоть чёрные... Хоть жёлтые! Похоже, что только в ваших силах сделать так, чтобы эта красота сохранилась в будущем. Иначе они загубят её безвозвратно.
Он помолчал; а затем вдруг оживился, осенённый внезапной мыслью.
- Я вот иногда думаю, Ис... Возможно ли, что люди моего мира, земляне – порождение внеземных цивилизаций, предки которых заселили нашу планету из космоса? Я не верю, что Земля могла дать им начало! Они же дотла разоряют свой мир, оскверняют и бездумно истребляют всё вокруг. Истинные дети Земли неспособны вести себя так!.. Эту гипотезу вообще-то не я придумал...   
- Такое впечатление, что за всю свою жизнь тебе не повстречался ни один хороший, порядочный человек, - в словах Ис угадывалась укоризна. – В ином случае ты не потерял бы до такой степени веру. В частности и веру в людей.
- Ну почему, - усмехнулся Иннокентий. – Просто все достойные люди, мне известные, не в лучшем положении, чем я. Они беспомощны и бесправны. Многие из них даже не живут. Влачат никчёмное существование. Рабствуют под властью нечестивых созданий. Разве это для вас новость? 
Ис ответила не сразу.
- Исцелить такое сильное отчаяние, как твоё, труднее, чем любую смертельную рану, - наконец, промолвила она. – Похоже, ты слишком много страдал. Алдар прав, пока ты не готов к возвращению. Тебе нужно время.
«А чего вы хотели от человека, который «одной ногой» уже был в могиле?..» - пришло ему на ум. 
 Иннокентий вдруг осознал, что может вообще не говорить, а только думать – всё равно эта девушка читала его мысли, как открытую книгу...   
- Ты устал, Иннокентий, - сказала она. – Не столько тело, сколько дух твой обессилен и измотан. Не обижайся, но это очевидно.
- Да, вы правы, мне бы отдохнуть, - согласился он. – Выспаться хоть немного... Дальше будет видно.
- Разумеется, - сказала Ис. – Пойдём, я покажу тебе комнату, которая будет твоей на всё время, пока ты здесь.

*     *     *   

Помещение, отведённое для него хозяйкой виллы, оказалось чересчур просторным, чтобы называться комнатой. Это скорее был небольшой зал, в размерах уступавший лишь центральной «горнице» виллы, где Ис угощала его обедом. Здесь тоже были декоративные колонны – только числом две, располагались они в центральной части помещения, и состояли не из горного хрустался, а из настоящего изумруда. В этих колоннах не струилась вода, и камень их не светился. В зале было большое круглое окно. Дни на этой планете были ярки, и в светлое время его одного хватало для освещения.
Ис вскоре ушла, оставив своего гостя почивать...
По мере того, как темнело, под потолком возник и начал постепенно разгораться мягким зеленоватым светом небольшой шар. Состоял он не из стекла, металла или любого другого вещества. То был шаровидный сгусток светящейся энергии.
Но больше, чем эта ночная лампа, взор Иннокентия притягивал пейзаж за окном. За ним открывался вид на потемневшую громаду горы в обрамлении тёмно-синего неба позднего вечера. Всё небо светилось от изобилия ярких звёзд; его картину оживляли повсеместно возникающие и тающие «слёзы» света от бесчисленных метеоров, сгорающих в атмосфере. Стройные деревья, разбросанные по покатым уступам горы, ярко мерцали в тёмных сумерках живым золотом листвы. А вечный туман, клубящейся рекой струившийся с невидимой за ним вершины, сейчас, в сиянии звёзд, обрёл чарующий мглисто-голубой цвет...
Глядя на всё это, Иннокентий вскоре стал забывать, что лежит не на обычной постели, а в упругой, нематериальной субстанции диковинного силового поля, внешне похожего на туманную пелену. Поначалу он с опаской улёгся в это ложе, сотворённое для него Ис при помощи манипуляций с барельефами на стенах. Но «силовая кровать» оказалась очень удобной. Призрачные объятия странного нечто надёжно удерживали его в метре над полом, и в любом положении принимали форму тела, позволяя отдыхать в полной расслабленности. Впрочем, чтобы привыкнуть к такой постели, землянину не понадобилось много времени. На первых порах он представлял себе, что покоится в обычном гамаке, и постепенно освоился.
Шло время, а он никак не мог уснуть. Сонливость, что обуревала его ещё недавно, словно испарилась, как снег под палящим солнцем пустыни. Мысли и переживания угнетали, буквально жгли его усталый мозг. Иннокентий уже даже не удивлялся, что выжил и оказался на другой планете. Случившееся с ним невероятное чудо почему-то больше не трогало его души.
Теперь ему постоянно вспоминалась мать, и сердце сжималось от тоски и боли за неё. А кулаки сжимались от ярости, когда он начинал представлять, что могло случиться дома в его отсутствие по вине всевозможных недоброжелателей. Ему наяву грезились чиновники, грозившие выселением, воры-наркоманы из родной округи, приставы с духовностью приматов и каратели градоначальника Удодова... Иннокентий не верил, что события дома могли сложиться благоприятно для его родных.
Наконец, от дум и терзаний начала болеть голова. Иннокентий перевернулся на спину, и белый клубящийся «саван» его ложа замерцал немного ярче, перетекая под ним. Он закрыл глаза, и, дабы отрешиться от тягостных мыслей, стал вспоминать беззаботные летние дни в деревне у деда. Но вскоре эти картины вытеснило другое, ещё более яркое воспоминание из отроческих лет: как безобразно пьяный отец в первый раз ударил его, ещё подростка, за попытку вступиться за мать. И, как аккомпанемент для саднящей боли от того сокрушительного тумака – испитое, обрюзгшее, похожее на свиное рыло лицо президента на рябящем экране «старинного» чёрно-белого телевизора. Его глупая и невнятная речь, почти не отличавшаяся от пьяного мычания отца... Таково было и лицо всей той жизни. И оно запало в его память навечно.
Он содрогнулся и открыл глаза, кусая губы.
Он отдал бы что угодно, чтобы забыть всё это! Чтоб стать, хотя бы ненадолго, частью этого мира, и отречься, откреститься от всего, что творилось с ним там, как от страшного и нелепого сновидения... Но несмотря ни на что, он оставался землянином.
«А может, я всё-таки «тронулся» умом? - подумал он, и эта мысль почему-то нисколько его не обеспокоила. – Наверно, не лишним будет попросить Ис и Алдара стереть хотя бы некоторые мои воспоминания!..»
К полуночи зелёный светильник-шар под потолком погас. Энергетическая «субстанция», из которой он состоял, мгновенно и бесследно рассеялась в пространстве... Сразу отчётливее проявилось мягкое свечение голубого камня, слагавшего стены, а также часть мозаичного потолка, замысловато инкрустированного полированным белым кварцем и зелёным халцедоном. Тепло, которое источали стены из странного голубого минерала, с приходом ночи усилилось. Его приятной неге не препятствовал ток воздуха из зазора, оставленного на ночь в фигурном фрагменте рамы круглого окна. В помещение влетал тихий ночной ветер, напоенный прохладой, вольной энергией беспредельного простора и свежестью отдалённых вод Зеркального моря. А ещё в нём ощущался сладковатый аромат незнакомых трав...
Иннокентий хотел встать, выйти наружу, окунуться в таинство ночи, совсем не похожей на земную. Однако тогда его постель из искусственного «тумана» сразу растаяла бы. Перед уходом Ис показала, как управлять сотворением «мебели» в этом зале. Но в голове землянина до сих пор царил некоторый сумбур, и он попросту не помнил, какой из многочисленных халцедоновых барельефов на стене управляет скрытой установкой, отвечающей за создание кровати.
Ещё около часа он провёл без сна, пока усталость, наконец, не одолела его.
Выспаться всласть и пробудиться ему предстояло задолго до рассвета. Ведь впереди были ещё тридцать часов тихой, безмятежной и яркой от звёзд ночи!
Сны, которые грезились ему в этом мире, были странны и приятны...

*     *     *   

Бледная утренняя дымка позёмками стелилась над бескрайними изумрудно-зелёными травами. Косые лучи восходящего солнца залили землю. Нескончаемый поток горного тумана наполнился медово-золотистым сиянием... В этот час туман жемчужной пеленой обволакивал и окрестные луга.
Долгий рассвет Иннокентий встречал вне дома. Почти всё время с того момента, как проснулся, он провёл, гуляя по округе. Ещё с первыми лучами зари Ис покинула дом и отправилась куда-то по делам вместе с Алдаром, который прилетел за нею на тройке ксатов. Перед отлётом она сказала Иннокентию, что вернётся не раньше полудня. Её гость оставался предоставленным сам себе на довольно долгий срок – учитывая, что здешние сутки насчитывали почти шестьдесят семь земных часов! Девушка извинилась за свой неожиданный отъезд, собрала ему поесть икорных плодов с ягодным соком и предложила на досуге осмотреть окрестности.
«Ты можешь ходить, где заблагорассудится, - напутствовала она землянина. – Тебе ничто не угрожает. На нашей планете для человека безопасно везде. Если, конечно, он сам себе не навредит».
И, выразив надежду, что Иннокентий не вознамерится со скуки совершить опасное восхождение к вершине горы или уйти слишком далеко от виллы, Ис села в гондолу к Алдару. Ксаты взмыли в небо и унесли двоих воздушных ездоков куда-то в неведомую даль... Иннокентий остался один.
Он смотрел вслед удаляющимся летунам, странным и грациозным, и провожал взором серебристо-белую гондолу необычной формы. Она сверкала в пронзительном свете утреннего солнца, и издали стала похожа на яркую звезду в светлом голубоватом небе. Пока не пропала из виду совсем...
Долгий сон освежил его, и Иннокентий снова дивился несказанной прелести этого мира, который опять предстал перед ним в новом свете. И в переносном, и в самом прямом смысле!
Учитывая длительность суток на планете, землянину казался вдвойне странным распорядок здешних людей. Ис говорила, что им хватает всего трёх часов в сутки на сон – в пересчёте на земное время. А остальное время они отдавали работе, творчеству пополам с активным отдыхом, а также разнообразным тренировкам и молитвам. Праздность и лень не были присущи обитателям этой планеты.
Ис почти всю ночь провела в своей мастерской, что располагалась в пристройке виллы – рисовала картины. Вчера Иннокентий видел некоторые из них. Почти все полотна, написанные светящимися красками, изображали пейзажи разных планет, которые ей довелось повидать. Но больше всего работ прекрасной инопланетянки изображали картины Земли - те самые российские леса в весенней зелени, в золоте и багрянце разгара осени, или в пушистом снегу, которыми она так восторгалась. Когда Иннокентий увидел, с какой нежностью Ис относится к Земле, то проникся к ней ещё большим чувством. Оно уже успело перерасти в самую возвышенную, светлую, платоническую любовь духовного свойства. Смотреть на неё как на объект плотских желаний ему больше не дозволяли ни разум, ни совесть...
Иннокентий приблизился ко входу в дом, где по обе стороны от него в двух небольших палисадниках росли высокие золотистые цветы, которые могли двигаться и так ласково привечали свою хозяйку. Но когда Иннокентий протягивал руку к любому из этих цветов, тот сразу отклонялся от его ладони. А при попытке прикоснуться к венчику он моментально, будто в отвращении, сжимал лепестки, и больше не раскрывался до тех пор, пока землянин не отходил в сторону на некоторое расстояние.
«Наверно они пока не привыкли ко мне, - думал Иннокентий. – Или они чувствуют, что я не принадлежу к их миру – например, по запаху? А может, им просто не по нраву моя душа, отравленная слишком долгим пребыванием в ином, вопиюще несовершенном мире?..»
Так и не снискав расположения у «живых» цветов, он направился в сад, расположенный за домом. В этом замечательном месте он, казалось, мог бы находиться бесконечно.
Сад был довольно велик, и состоял из деревьев с тонкими стройными стволами с серебристо-серой, тускло поблёскивающей корой. Листва их имела цвет, почти неотличимый от настоящего золота; создавалось впечатление, что каждый листок покрыт тончайшим золотым напылением... Пышные кроны деревьев не отличались раскидистостью. Их ветви были воздеты вверх, как будто в молитве, а оживлённый шелест листьев под ласковым ветром показался Иннокентию восторженными аплодисментами, которые деревья посвящали яркому утреннему небу, ослепительной прелести и теплу взошедшего солнца; посвящали самому Богу!.. Стволы некоторых деревьев множественно ветвились, и этим они несколько напоминали причудливые высокие кустарники. Через сад протекал широкий ручей, искусственно углублённый на всём протяжении русла и выложенный по дну белыми камнями. Это был своего рода оросительный канал для рукотворных насаждений, отведённый от реки, что протекала невдалеке долиной между холмов.
Утро было долгим, и сад всё ещё расписывали длинные тени от деревьев. Вместе с плывущей над землёй туманной дымкой они превращали его в сказочное место. Косые солнечные лучи, дробясь в листве, искрились на рябящей поверхности прозрачного ручья. Иннокентий долго сидел на лавочке возле воды и задумчиво смотрел, как вьются вокруг его ног завитки тумана и безмятежно плавают в тихом течении странные и красивые рыбообразные создания. Были они бледными, изящными, пучеглазыми; их извилистые чуткие усы вдвое превосходили длиной продолговатые тела с нежной розовато-белой кожей. Около ручья росли влаголюбивые цветы в человеческий рост. В свете утреннего солнца их цветастые венчики казались воспламенёнными яркими оттенками разнообразных красок. Эти цветы не пахли, но насыщенностью своих расцветок словно старались сторицей возместить отсутствие аромата...
Прошло восемнадцать часов. Миновал полдень, а Ис всё не возвращалась. Не иначе, Послушницу отвлекли от общества землянина важные заботы. Но в своём одиночестве Иннокентий не скучал. Ему было о чём подумать... Он обстоятельно исследовал территорию, прилегающую к вилле. Окунулся в раздолье изумрудной зелени лугов, где в полумиле от дома мирно паслось стадо многоглазых и многоногих животных – престранных, но тем и замечательных. Побывал у горы, где цветы цвета жемчуга росли прямо из трещин в камне, и взобрался на один из её уступов, откуда открывался изумительный вид на травянистые просторы, изукрашенные неувядающим лиственным «золотом» рощ. А также на далёкую безбрежную гладь Зеркального моря, которую в отсутствие у планеты луны никогда не тревожили волны.
У подножия горы протекала небольшая река, где во множестве водились Серебряные рыбы. И это было не просто красивое название. Накануне Иннокентий и Ис совершили прогулку, и Послушница привела землянина к этой реке. Когда Иннокентий выразил удивление яркой, блестящей, как металл чешуёй больших диковинных рыб, плавающих в её кристально-чистой воде, девушка рассказала, что воды окрестных рек чрезвычайно богаты ионами серебра. В этих местах на небольшой глубине находилось масштабное месторождение самородного серебра; его жилами был пронизан и массив горы. Грунтовые воды размывали жилы, и серебро обильно попадало в поверхностные водотоки, чем и объяснялась их чистота и прозрачность. А чешуя местных рыб обладала свойством поглощать из воды ионы металла и накапливать их на своей поверхности. В итоге её покрывал слой настоящего металлического серебра! Оно украшало нежные тела рыб и предохраняло их от внешних повреждений.
Иннокентий провёл у реки немало времени. Ему доставляло удовольствие наблюдать за рыбами с чешуёй, покрытой драгоценным металлом. При этом их бескостные тела оставались мягкими и эластичными. Рыбы то уплощались едва ли не в блины, чтобы облегчить своё скольжение в воде или по дну, то раздувались шарами, словно от важности; и тогда их губастые «лица» обретали на редкость смешной вид. Серебряные рыбы плавали медлительно и степенно. Их можно было бы ловить прямо руками!..
Ис вернулась к середине дня, когда солнце стояло максимально высоко, и стало довольно жарко. Иннокентия она застала в саду, где он, сморённый чрезмерным теплом, задремал, устроившись прямо в траве среди цветов, как в мягкой постели. На ветвях куста, который давал ему тень, сидели и тоже дремали несколько маленьких существ с покрытыми пёрышками перепончатыми крыльями. Они напоминали крупных сычей, и вместе с тем летучих мышей – на взгляд землянина «помесь» совершенно необычайная. Солнечные лучи проникали под частично смеженные веки птицеподобных летающих зверушек, и из-под них сочился красивый золотистый свет...
- ...Э?.. – Иннокентий сонно приоткрыл глаза, увидел стоявшую перед ним девушку и моментально проснулся.
- Здравствуй, Иннокентий, - Ис радушно улыбнулась ему. – Извини, если потревожила тебя. Просто я не застала тебя в доме, подумала, ты здесь.
- Ничего, - он поднялся на ноги. – Я тут сидел, думал. Нечаянно заснул... Как ваша поездка? Успешно?
- Всё хорошо. Мой долг Послушницы потребовал моего присутствия на приёме экспедиции, которая вернулась с одной из далёких планет. Прошу прощения, что пришлось оставить тебя так надолго. Это выглядит не очень вежливым, но это дань необходимости. 
- Да ладно, чего уж там, - Иннокентий махнул рукой. – Вам не нужно извиняться.
- Ты поел?
- Конечно. Обед был превосходным.
С первых же мгновений их новой встречи Иннокентий чувствовал, видел по глазам собеседницы, что она намерена сказать ему что-то важное. И с нетерпением и возрастающим волнением ждал её главных слов... И те последовали почти без промедления.
- Я разговаривала о тебе с Алдаром, - сказала Ис. – Кажется, мне удалось убедить его, что тебе, с учётом обстоятельств, будет лучше не возвращаться на Землю. Остаться жить здесь, среди нас. На Родине.
- На Родине?.. – в замешательстве переспросил Иннокентий.
- Родина – так мы называем нашу планету. Алдар готов согласиться, что здесь тебе будет лучше. Тем более что «прецедент» уже был однажды. Когда-то житель Земли, которого мы спасли при сходных обстоятельствах, настоял на том, чтобы остаться здесь. 
- Правда? – взволнованно оживился Иннокентий. – И что с ним стало?
- Он был уже немолод. Прожил среди нас несколько лет и скончался. Он был совершенно здоров, и с нашей помощью мог бы жить очень долго. Я не сомневаюсь, что умер он от тоски. На Земле у него никого и ничего не осталось. Даже собственного дома. Тем не менее, он не смог здесь прижиться, хотя его обеспечили всем необходимым. Мы не в силах исцелить от одиночества, от тоски человека по настоящему дому, по своему народу. По своему миру.
- И всё-таки странно, - Иннокентий слегка нахмурился. - Раз у него ничего не осталось...
- Его можно понять, - с оттенком грусти сказала Ис. – Человек привязан к тем краям, где родился; к своим «корням». Это естественно. Кроме того, родная планета питает человека особой, «материнской» энергией. Далеко не каждый способен прожить без неё... Тот человек не смог.
- Так вы что же, не могли вернуть его домой?
- Конечно, могли. Но он говорил сам, что на Земле закончит свою жизнь среди бездомных бродяг, в полнейшей житейской низости. В царстве несправедливости, которое установлено как миропорядок на всей вашей планете, он со временем просто скончался бы от пьянства где-нибудь в подворотне. Так что он решил остаться. Видимо, чтобы хоть умереть, как человек.
Иннокентий молчал. Его вдруг охватила тревога. Он стоял в окружении неземных деревьев, озарённый переливами света золотящихся крон в ярком зареве солнца, среди красоты и безмятежности. Но на какой-то миг он ощутил себя снова на той тёмной, овеянной тошнотворными запахами нечистот ночной улочке города Холуево, пойманный в ловушку хулиганами-убийцами...
Ис смотрела на него серьёзно, сосредоточенно.
- Возможно, и тебе, Иннокентий, придётся здесь не особенно легко – если ты останешься, - сказала она. – И в любом случае это решать не Алдару. Такой вопрос – лишь в ведении Совета. Это группа верховных властителей моего народа. Именно за ними будет последнее слово.
- Я понимаю, - произнёс Иннокентий. – Но не думаю, что ваш Совет снизойдёт до моих нужд. Я же бесполезен вам. У меня нет и элементарной специальности, которая была бы востребована даже на Земле! Да и вообще, что им за дело до какого-то одинокого землянина, чтобы заниматься им?..
- Советники – далеко не бесчувственные люди, - Ис улыбнулась. – Наоборот, это одни из лучших людей среди нас. Иначе им бы не доверили возглавить наш народ. Я почти уверена, что они не откажут тебе в праве поселиться на нашей планете. Один из Советников – мой добрый друг. Я уверена, они будут благосклонны! Когда они узнают твою историю, они не станут заставлять тебя возвращаться.
Иннокентий долго молчал, прежде чем произнести главные слова. Это оказалось мучительно тяжело.
- Спасибо за вашу заботу обо мне, Ис. И Алдару я тоже бесконечно благодарен. Но я уже всё для себя решил. Сегодня у меня было достаточно времени, чтобы побыть одному и подумать. И я должен сказать что... Я должен вернуться на Землю!
Было непохоже, чтобы Ис удивилась, услышав это. Она лишь медленно, понимающе кивнула.
- Ну, если такова твоя воля... - эти её слова сочетались с лёгким, исполненным сожаления вздохом. – Да будет так.
Иннокентий вдруг почувствовал, как у него сдавило горло, в нём возникла горечь, а на глаза навернулись слёзы. И, как обычно в мгновения слабости, он страшно разозлился на себя. Злость и сейчас позволила обуздать нахлынувшие чувства.
- Только не думайте, что это легко – вернуться, - вымолвил он. – Мне совсем не хочется возвращаться туда! Будь моя воля, я бы никогда...
Он умолк. Слеза вопреки его воле всё же просочилась из-под его века и стекла по щеке. Иннокентий резким, раздражённым движением вытер её рукавом. Ис молчала.
- На Земле у меня осталась мама. Одна. Очень больная. Ей тоже там совсем несладко! Сестра не поможет ей... Вы говорили, что в вашем поле стагнации я провёл около четырёх земных суток. Конечно, она ещё ждёт и надеется, что я вернусь. А если я останусь здесь, она... она просто...
Он склонился над ручьём и плеснул на лицо чистой студёной воды.
- Да и сестра эта... – продолжил он, когда вновь вернул контроль над эмоциями. – Да, духовно она ущербная, но ведь это не отменяет нашего родства. Она тоже пропадёт без присмотра. Сопьётся вконец, или вообще на наркотики подсядет. Таким, как она, как раз больше всего и нужен «опекун». Раньше всё держалось на брате. Но его убили. Теперь я – единственный мужчина в семье! 
- Ты молодец, - Ис взглянула на него почти с любовью. – Я очень рада, что ты так решил. Это благородно.
-  Я не знаю, - покачал головой Иннокентий. – Если и так, мне от этого не легче. Учитывая, что меня там ждёт...
- Я вижу, что ты сделал выбор осознанно, Иннокентий. Но знай, что как только ты пройдёшь сквозь Портал и окажешься на Земле, дорога сюда, на эту планету, будет навсегда закрыта для тебя.
- Да я понял уже, - Иннокентий вяло, невесело усмехнулся. - Но мне недолго предстоит об этом сожалеть. Нелюди, которым я бросил вызов, нечестивы, злопамятны и безжалостны. Они в любом случае найдут меня. Но уж лучше пусть так, чем оставить на произвол судьбы близких мне людей. Я бы не смог дальше жить после такого предательства. Даже здесь не смог бы... Но я благодарен вам за отсрочку, которую вы мне подарили! Я очень ценю это.
Ис медленно прошла к резной деревянной скамейке на берегу садового ручья и присела на её край. Её красивое комбинезонное платье ярко, бело серебрилось в солнечных лучах.
- Итак, ты уверен, что отправляешься домой навстречу собственной гибели, - размеренно и задумчиво проговорила она, не сводя с землянина взора своих «аметистовых» очей. – Как говорится – «на заклание». Да?
- Не знаю, - Иннокентий пожал плечами. – Вполне вероятно. Боюсь, мне там по любому несдобровать. Но сами понимаете – иного пути нет.
Какое-то время Ис хранила молчание, а потом вдруг спросила:
- Скажи, пожалуйста – а что это за амулет у тебя такой?
- Что?.. – Копылов на миг растерялся, не сообразив, о чём речь. 
Инопланетянка указала ему на грудь, где между ключиц висел медный крестик на цепочке, отчётливо видный благодаря распахнутому вороту рубашки. Было жарко, и Иннокентий расстегнул часть её пуговиц.
- Ах, это, - сообразил он. – Да это не амулет, а крест. Распятие. Символ православной веры... Вы не слышали о нашей религии христианства?
- Конечно, слышала, - кивнула Ис. – Более того - я считаю её наиболее полной и совершенной религией из всех существующих.
- Но тогда зачем вы спрашиваете?..
- Просто меня удивляет, почему ты, имея прямое отношение к этой вере, и будучи готов пожертвовать собой ради своей семьи, исполнен такого глобального неверия и отчаяния. Или религия, к которой ты принадлежишь, ничего для тебя не значит?
Иннокентий не сразу нашёлся, что на это ответить.
- Значит, - сказал он, начиная слегка негодовать – больше на себя самого, ведь эти слова уязвили его неутешительной истиной. – Но я давно уже не мечу в праведники, Ис. И уж точно я не намерен мириться с тем, что творится там. Молчать и всё терпеть – это последнее дело. Это тоже предательство. И я уже предостаточно в жизни натерпелся! Большинство людей Земли заслуживают то, что имеют. Но я не из тех, кого записали в бессловесное стадо! Покуда дышу, я буду бороться. Потому что всё зашло слишком далеко, и по-другому уже нельзя. Да, я-то маловер, а в последнее время вообще разуверился практически во всём. Но слово «христианин» - это не синоним слова «трус». Напротив! Я не желаю никому зла, но за свою жизнь и за свою семью я буду биться с ними до конца... И вы, живущая здесь, в мире совершенства и красоты, не можете меня осуждать!
- Я не осуждаю тебя, - мягко проговорила девушка, смущённая горячностью полученной отповеди. – Я прекрасно тебя понимаю. Но тебе следует знать, что земляне – не единственная падшая, регрессивная и агрессивная раса во Вселенной. Есть и другие.
- О, рад это слышать, - Копылов уже и не скрывал сарказма, но Ис словно не замечала его явственной, хотя и незлой язвительности.
- ...И один из наглядных примеров такой же падшей цивилизации – это наш народ, - сказала юная Послушница.
Иннокентий так и застыл с открытым ртом, из которого так и не вылетело ни звука очередного нервного «комментария». Он воззрился на девушку с видом таким изумлённым, точно увидел её впервые.
- То есть, как? – Иннокентий был изумлён и огорошен до глубины души неожиданным признанием. – Но... Вы ведь сами говорили мне, что у вас никогда не бывает войн, все живут в ладу и мире друг с другом. И что всё подчинено заботе о планете и людях!
- Так и есть, - сказала девушка. – Но в отдалённом прошлом, когда наши предки ещё жили в другом мире, не здесь, грехопадение стало и нашим проклятьем. Наша раса тоже была безобразно жестокой и разложившейся. И так же, как и ваша цивилизация, она была разделена на враждующие лагеря, примитивно паразитировала на природных ресурсах планеты и стояла на пороге гибели, естественной и неизбежной при столь неправедном образе жизни.
- И что же случилось? К вам тоже явился Спаситель?
Иннокентий прикусил язык и злостно укорил себя за несдержанность. Но Ис лишь кротко улыбнулась.
- Нет, Иннокентий. Но и нас Господь не обделил вниманием. Также как и на Земле, среди нас, наших предков, оставалось немало тех, кто категорически не признавал сложившийся порочный порядок вещей и всеми силами пытался противостоять ему. Самых смелых и благородных людей тоже преследовали, ущемляли в правах и безжалостно истребляли. Но одной из общин таких праведников однажды было дано Откровение.
Ис замолчала, давая возможность собеседнику осмыслить всё сказанное.
- Откровение? Это... что-то вроде пророчества?
- Не совсем. Ваши ветхозаветные скрижали с Заповедями и Священное писание – это послания свыше твоему народу, землянам. А нашим предкам Бог в самые страшные годы даровал Откровение – знания об уникальнейших технологиях. Некоторые из них позволяли пережить гибель того, нашего первого мира, а ещё одна – мгновенно перемещаться на огромные расстояния в межзвёздном пространстве.
- Ваши Порталы, - сообразил Иннокентий, не веря своим ушам. – Так они, оказывается, из того самого Откровения? Они – не ваше детище?
- Нет, это божественный дар. Даже сейчас, с нашим уровнем технического развития, мы бы сами никогда не додумались, как создать такое устройство. Это поистине высшее знание, недоступное тем, кто постигает Вселенную только путём науки, но не учитывает духовных законов, истинных основ её существования. Но не только Порталы в своё время дал нам Господь. Например, технология «луч телепортации», которую ты тоже видел, мы тоже создали на основе знаний, заложенных в Откровении. Не все его тайны были открыты нам сразу до конца. Кое-какие научные загадки пришлось долго разгадывать лучшим из наших умов. Но терпение и вера помогли. Кроме того, нам были открыто местонахождение этой звёздной системы и этой планеты, которой надлежало стать нам новым домом. Сюда мы позже и переселились.
- Даже не верится, - выдавил Иннокентий. – Нет, в это невозможно поверить. Такого не может быть! Не обижайтесь, Ис, но вас наверняка ввели в заблуждение. Не только вас, конечно, а многих из вас. Зачем – я не знаю. Но наверно же было зачем!
- Я не стану с тобой спорить, - с задумчивой грустью сказала Ис. – Никого нельзя насильно заставить верить.
- Пожалуй, - немного сконфуженно согласился Иннокентий. – Но поймите и меня – такое не каждый день услышишь!.. Так что же, по этой вашей легенде, случилось дальше? После того, как прозвучало Откровение?
- Сначала были построены все артефакты, знания о которых дал нам Бог. Это делалось в тайне, поскольку избранные, удостоившиеся благой вести, знали, что тому миру существовать осталось недолго. Но всё же сохранить всё в секрете не удалось. За посвящёнными, - священниками и конструкторами Портала, - началась охота. Власти прежнего мира возжелали завладеть уникальными технологиями и новыми артефактами. Этого допустить было никак нельзя – жестокие безумцы не могли обладать подобным знанием. Поэтому вместо многих тысяч человек, которые должны были покинуть тот мир, сюда смогли попасть всего несколько сотен. С собой они унесли все тайны Откровения. А затем Портал, построенный в огромной подземной пещере, был уничтожен взрывом мощного заряда. Последний из тех, кому предстояло шагнуть сквозь него, перед уходом включил счётчик времени часовой бомбы, и спустя минуту ворота, что вели с той планеты на эту, исчезли в пламени аннигиляции.
Ис умолкла. Иннокентий помолчал, напряжённо раздумывая над её словами.
- Хм... Что стало с тем, первым вашим миром?..
- Он давно прекратил своё существование. Всё сбылось согласно предсказанию: его обитатели погубили себя в опустошительных войнах. Большинство людей было уничтожено. Те, кто выжил, погибли в стихийных бедствиях – землетрясениях, наводнениях. Сама планета восстала против своих обитателей. Повсюду разительно изменился климат. Природа и до того была смертоносна, а после мировой катастрофы, из-за повсеместного применения химического оружия, многие растения и животные видоизменились, подверглись мутациям и стали ещё опаснее. Они довершили истребление разумных обитателей нашей прародины. Сейчас о существовавшей там цивилизации напоминают только руины городов, поглощённые зарослями хищных деревьев в километр высотой.   
Огорошенный Иннокентий усмехнулся – неуверенно и недоверчиво... Внезапно одно из сидевших на дереве маленьких существ, диковинная помесь летучей мыши и сыча с шелковистым оперением голубовато-пепельного цвета, вспорхнуло с ветки ближайшего дерева и, сонно воркуя, устроилось на плече Ис.
- Да уж, печальная история, - наконец, вымолвил землянин. – Что тут скажешь... Видимо, такая же участь ждёт и Землю. Вот только нам, похоже, сбегать будет некуда!
Ис слегка помрачнела. Определённо, вовсе не такие слова она ожидала услышать в ответ на свой рассказ. Она-то желала утешить своего иноземного гостя и укрепить его в вере...
- Для каждого народа Вселенной уготован собственный путь, - сказала она, и солнечные лучи заиграли на золотистых вьющихся локонах, когда большое белое облако в небе сместилось, открыв яркий лик светила. – У вас - Великий потоп, Ноев ковчег, потом ядерный огонь дьявольского «оружия возмездия» и, как финал всему, грядущее спасение, описанное в Новом Завете. У нас – ядовитые дожди, которые лили на землю люди; сначала чтобы защититься от страшных созданий природы, причиной появления которых когда-то и стало людское зло. А затем та же ядовитая химия полилась на головы врагов с разных континентов и из враждующих «племён». А спасением для нас стал не Ковчег, а Портал, а в итоге и этот мир – планета Родина. Здесь все, кто спаслись, принесли Богу клятвенный обет жить по правилам добра и справедливости, уважая и улучшая землю, на которой живём. И мы, их потомки, вот уже больше двух тысяч лет живём этой священной присягой. Мы всей своей жизнью чтим её... Но у вас, землян, своя дорога. Обещанная вам вечность Небесного Царства – достойная награда, чтобы претерпеть великие страдания, которые дано выдержать лишь лучшим и сильным духом.
Ис говорила спокойно и мягко. Её слова проникали в самое сердце, голос был приятным и словно обволакивающим. Её невозможно было слушать, не затаив невольно дыхание.
«Вообще-то это я бы должен был рассказывать жителям иных звёзд о земных библейских пророчествах, а не наоборот!..» - изумлённо подумал Иннокентий, когда Ис закончила говорить.
- Скажите... А эта планета была такой же, когда вы переселились сюда? Миром «за гранью воображения»? Или это ваш народ над ней так потрудился?..
- Всё почти так и было, - улыбнулась девушка. – Это место ведь неслучайно было выбрано для нас. Здесь всегда царила жизнь без убийств как непременного условия выживания отдельных видов. Но усилия генетиков моего народа позволили «усовершенствовать» многих животных. К примеру, ксатов – о них я уже говорила. Некоторые создания даже обрели интеллект. Это не разум в полном смысле слова, но умственное начало, которое подняло их на новый уровень развития.
Иннокентий некоторое время раздумывал, прежде чем задать следующий вопрос. Он боялся оскорбить Ис в лучших чувствах, но всё-таки не сдержался:
- Но почему вы так уверены, что это Богу вы обязаны своим спасением? Вы сказали, что прошли уже целых две тысячи лет, больше даже. Это красивая легенда, я согласен, но...
- Это не легенда, - мягко перебила его Ис. – Это быль. Истина.
- Но ведь вы не были свидетельницей тех событий?
- Нет. Но сохранились всевозможные свидетельства, видеоматериалы. Господь явился нашим предкам в виде гигантского, сияющего белоснежного облака в полнеба, которое вихрилось, и по краям было словно окрашено огнём. Из облака со всех сторон исходили молнии, и раздавался громогласный голос... Будь ты одним из нас, ты бы увидел проявления созидательной силы Творца, зримые свидетельства Его присутствия и воли повсюду вокруг. Странно, что ты не способен видеть всё это прямо сейчас, в мире вокруг нас.
- Вера меняет сознание людей, - Иннокентий был преисполнен скептицизма, и переубедить его было непросто. – Но она же делает его более покорным чужой воле. Священные книги, пророчества – это ещё понятно. Но по мне, так странно, что Бог даёт людям сверхъестественные технологии и координаты чужих планет!.. А вы не задумывались, Ис, что в том облаке мог скрываться какой-нибудь инопланетный корабль? Что это другая, древняя и высокоразвитая раса, используя привычные для вас религиозные понятия, решила вмешаться в вашу жизнь и спасти от гибели ваш народ?
Ис не удивилась его словам, не возмутилась им. Возможно, она знала или догадывалась, что услышит подобное из его уст.
- Ты можешь ни во что не верить, Иннокентий. Но именно поэтому ты возвращаешься домой, на Землю так, точно готовишься взойти на эшафот для казни. Поэтому ни твоё чудесное избавление, ни наша планета оказались не в силах даровать тебе ни новой надежды, ни отрады. Неверие – одна из основных причин извечных бед и твоего народа, и всех людских рас нынешней цивилизации Земли. Вот и тебе с душой, полной отчаяния и ожесточения, не изменить своей жизни. И тем более не помочь кому-то ещё.
- Может быть, - холодно улыбнулся Иннокентий; для него эти слова не стали откровением – то была истина, к которой всегда был глух его жестокий мир. – Но это мы ещё посмотрим!
- Ты можешь упорствовать, но признайся, что в глубине души ты не считаешь, что способен хоть как-то облегчить участь своей матери и сестры. Ты возвращаешься главным образом для того, чтобы принять бой и отомстить тем, кто причинил вам зло. Ты хочешь растоптать в себе страх перед врагом, бросить вызов самой Смерти – даже зная, что проиграешь схватку с ней. Неосознанно, подсознательно ты стремишься к ней, так как больше не усматриваешь для себя иного выхода. Потому что ты видел столько уродства и неправды, что в твоём сердце почти угасла любовь к людям, и неверие ни в высшее начало, ни в самого себя стало извращённым подобием религии и для тебя. Потому что оказался не готов к трудностям, с которыми пришлось столкнуться... Ты устал и готов сдаться – ибо больше не видишь в жизни цели, предназначения, а лишь бесплодную маету, лишённую надежд и возможности выбора.
«Она действительно настолько проницательна? – удивился Иннокентий. – Или даже мои самые сокровенные мысли ей настолько легко читать?!»
- Но, с другой стороны, и остаться здесь, с нами, ты тоже не в силах, - заключила Ис. – Долг чести, и долг совести зовут тебя домой. И возможно, всё, что мы для тебя сделали, лишь усугубило положение. Но и Алдар, и я желали для тебя только блага. Однако мы лишь дали тебе шанс. Не в нашей власти вершить твою судьбу. Это под силу только одному человеку. Тебе.
В этот момент Иннокентий окончательно уяснил, насколько он чужой среди жителей этой планеты... Сверхъестественная ли прозорливость, дар ли ясновидения, которым Бог благословил этот народ, позволил этой женщине проникнуть не только в его мысли, но и в самую душу – не имело особого значения.
Просто Ис была права насчёт него. Права во всём. И Иннокентий Копылов, наконец, понял, что ему не место среди этих людей. Он был другим, нежели они. Но главное - всё, чем он был, чем жил, имело значение лишь на Земле. На его Родине!
- Теперь ты понимаешь, почему мы стараемся не вмешиваться в судьбы тех, кто не принадлежит к нашему народу, - сказала Ис. – Тем самым мы вторгаемся в глобальный замысел, нарушаем естественный ход событий. Если всё закончится твоей банальной местью обидчикам, если снова прольётся кровь, то тогда мы совершили большую ошибку.
Иннокентий молчал. Он вдруг почувствовал, что ему претит продолжение этого разговора. Слова Ис причиняли ему боль.
- То, что я говорил о мести, было сгоряча, - через силу улыбнулся он. – И потом, не я «замутил» весь этот кошмар... Ну, ладно. Ещё раз спасибо вам. За всё спасибо. Теперь давайте не будем зря мешкать. Вы можете вызвать Алдара прямо сейчас? Или я отправлюсь к Порталу другим путём?
Ис смотрела на него с глубокой задумчивостью. 
- Я ещё раз настоятельно предлагаю тебе остаться у нас, - вдруг сказала она. – Для тебя это будет непростое решение, но возможно, так будет лучше. Подумай ещё раз. Совет даст согласие принять тебя. Это я могу тебе обещать.
- Э... – Иннокентий немного растерялся. – Но... Вы же понимаете, что...
- Ты будешь путешествовать по небу на ксатах. Сможешь вдоволь странствовать по Зеркальному морю на ковчеге или на спине ручного Ластонога. В твоём распоряжении окажется весь наш мир! Ты станешь свидетелем Предстояния – общей, единой молитвы всего народа Родины, когда можно слышать с небес голос Всевышнего и наблюдать чудесные знамения... А когда-нибудь, возможно, тебе откроется дорога и в космос, к иным мирам!.. Разве это не замечательно?
Аура золотистого зарева, в которое превращали дневной свет древесные кроны диковинного цвета, теперь будто довлела над землянином. Нежданные и неожиданно страстные слова Ис были искушением, которому почти невозможно было противиться, и красота всего окружающего изрядно подкрепляла соблазн.
«Через года слышу мамин я голос... – зазвучали в его голове строки одной старой, нежной песни. - ...Значит, мне домой возвращаться пора!» 
- Не надо больше слов, - глухо сказал Иннокентий, изо всех сил сдерживая слёзы; впрочем, у него это плохо получилось. – Я бы хотел отправиться немедленно.
Он не смотрел ни на Ис, ни вокруг себя. Чтобы побороть смущение и растерянность, он упорно и тупо принялся разглядывать носки своих потёртых высоких ботинок. Он вдруг - только сейчас! – по-настоящему удивился тому, как в такой обуви он исхитрялся прятать свой кастет...
Расставаться и с этой девушкой, и с этим миром было до безумия трудно, и он очень боялся сейчас сдаться и пойти на попятную.
- Мне надо торопиться, - добавил он настойчиво. – Быть может, Алдар услышит, если его позову я?..
- Алдара сейчас нет на планете, - негромко и ещё мягче, чем обычно, сказала Ис. – Сегодня ему пришлось срочно отбыть с Родины. Но это ничего не меняет. Ты переместишься к Островному граду через Портал... Но перед тем как ты покинешь нас, я прошу тебя уделить мне ещё немного времени. Всего час, в крайнем случае, два. Не больше.
Нечто и в интонации, и во взгляде инопланетянки заставило Копылова насторожиться. Заинтригованный, он кивнул.
- Я должна кое-что тебе показать. Я...
Ис умолкла на полуслове, словно эти слова давались ей с трудом.
- Я не хочу допустить, чтобы наши действия в отношении тебя прямо или косвенно преумножили несправедливость и привели тебя к новой беде. Чтобы этого не случилось, я готова нарушить и наш закон, и свой обет Послушницы.
- Раз так, то может быть, лучше не надо... – начал Иннокентий, но Ис перебила его:
- Иди за мной. Наш путь недолог, зато дорого время.
- ...Куда мы? – спросил он, когда они вышли из сада и направились мимо дома туда, где протиралась огромная холмистая равнина.
- Раз уж мы спасли тебя, то не имеем права обрекать повторно на смерть, - проронила Ис, уклонившись от прямого ответа. – Алдар бы снова вверил тебя твоей судьбе, продиктованной твоим же выбором поступков. Но я так не могу.
- И что? – смутное, странное предчувствие не унималось. – Что вы задумали?
- Ты скоро всё увидишь, - Ис взглянула на него с таким выражением, что вдруг показалась Иннокентию очень-очень взрослой; настолько, будто она прожила множество жизней, а он сам был младенцем в сравнении с ней.
Из её взгляда, как по волшебству, исчезла ангельская безмятежность, и в облике невинной белокурой девушки на мгновение просквозила её сущность – человек, чья исключительная доброта была следствием отнюдь не наивности и простодушия, а напротив - великого Знания и огромного опыта.
И Иннокентий остро почувствовал неуместность и преждевременность своих суетных вопросов.



*     *     *   

Он тщетно гадал, куда Ис ведёт его. Шагали они быстро – а впереди были лишь просторы земель под ясным небом да лучезарная гладь Зеркального моря, распростёршаяся вдоль горизонта. Под ноги ложились изумрудные травы огромной равнины. Чтобы одолеть её пешком, пришлось бы затратить дни. А единственный на многие мили окрест посёлок вилл находился далеко и совсем в другой стороне... Что же такого таинственного, сокрытого от глаз могли таить в себе окружающие пространства, исконно свободные от людского жилья?
«Час или два», сказала Ис. Насколько Иннокентий мог ощущать течение времени в этом мире, прошло уже с полчаса.
За изгибом склона пологого холма их взорам открылось небольшое озеро. На его поверхности царственно покачивались крупные водоплавающие существа. Их покрывало пышное огненно-рыжее оперение, переливающееся всеми возможными оттенками оранжевого цвета, с которым резко контрастировали ярко-голубые полосы на крыльях. И всё же это не были птицы. Вернее, не вполне птицы. Их головы с алыми кожистыми гребнями оканчивались не клювами, а широкими, кожистыми уплощёнными челюстями с тонкими хоботками. И хвосты их были совсем не птичьими, а удлинёнными и перепончатыми. Эти хвосты существа использовали в качестве вёсел для передвижения по воде... Больше, чем красотой и изяществом, эти инопланетные «птицы» приковывали к себе внимание Иннокентия своей исключительной странностью...
- Мы почти пришли, - сказала Ис, указывая на обширную рощу впереди за озером. Она соседствовала с небольшим холмом, поросшим отдельными деревьями. Издали было хорошо видно, как мягко, чарующе отливает металлом золотистая листва рощи под ветром и в свете разноцветного неба, где сияние солнца было теперь умерено плотной высотной дымкой.
По мере приближения стало ясно, что это не столько роща, сколько настоящий маленький лесок. Деревья здесь росли часто и в большом количестве. Травы под их сенью разрослись высоко и густо, и в них ярко алели, почти светились краснотой несчётные россыпи ягод, напоминавших противоестественно крупную землянику. Их было столько, что Иннокентий в восторге сравнил это изобилие с «ягодным пожаром».
- Впечатляет, - не удержал он изумлённого замечания. – Красивое место! Просто какой-то сказочный лес...
- Это не лес, а лишь фрагмент его, - сказала Ис. - Настоящие леса расположены значительно южнее. Но люди там не селятся. Это не положено – мы возводим поселения на равнинах вблизи рек, чтобы не портить лесов, не нарушать их естественную среду.
«А представителей моего народа такая «мелочь» не остановила бы, – мелькнула у Копылова горькая мысль. - Они без зазрения совести свели бы здешние леса под корень, чтобы построить какой-нибудь очередной свой мегаполис – оазис смерти...»
Ис, конечно, уловила его мысли, но тактично оставила их без внимания. Да Иннокентий и сам тотчас отвлёкся от «приступа» невесёлых дум – как только увидел причудливых созданий, обитавших среди деревьев рощи. Летающие лангусты - так нарёк их Иннокентий. Потому как похожи они были на небольших, изящного облика членистоногих созданий с эластичными панцирями сиреневого цвета; у каждой особи было по шесть коленчатых ног. Перемещались они по воздуху при помощи упругих прозрачных крыльев, будто у огромных стрекоз. Среди деревьев эти существа водились во множестве. И все они явно обрадовались приходу людей – оживились, шустрее задвигались по ветвям, с удвоенной энергией принялись порхать между деревьями, наполняя воздух звенящим гудом крыльев и тихими шелестящими голосами. Все вместе голоса крылатых «лангустов» сливались в звук, напоминавший негромкий, умиротворяющий шум морского прибоя...
Иннокентий и его спутница вступили под золотистую сень крон и направились вглубь напоенной светом рощи. Почти в самом её центре росло очень большое, хотя и не особенно высокое дерево с чрезвычайно толстым стволом и массивными раскидистыми ветвями. Своими размерами и обликом оно разительно выделялось среди прочих деревьев. Его тоже покрывала гладкая кора красивого серо-серебристого цвета, однако местами она заметно огрубела, скукожилась и пошла трещинами – дерево-гигант, видимо, было очень старым. У подножия его ствола зияло огромное дупло. Оно напомнило Иннокентию небольшую пещеру, в которую человек его роста мог свободно пройти.
Он догадался, что они держали путь именно в это место, ещё раньше, чем шествующая чуть впереди Ис замедлила шаг и сказала:
- Вот мы и пришли.
Недолгое время оба стояли, разглядывая одинокого древесного «старца-богатыря». Казалось, что он был сердцем большой рощи, и одновременного её хозяином, который и собрал вокруг себя изобильную поросль молодых собратьев...
Более всего внимание Иннокентия приковало дупло-пещера в массиве толстенного, более пяти метров в диаметре, ствола. Внутри него было темно, хотя золотистая листва создавала вокруг мягкое зарево, заливающее лесок и словно растворяющее тени. Да и форма огромного дупла походила на неровную, угловатую расселину в скале, что усиливало ощущение таинственности этого места.
- Нам туда? – полюбопытствовал Иннокентий, указывая вглубь обширной полости дерева.
Ис кивнула и первой направилась к дуплу.
Землянин заметил, что старое дерево как будто узнало девушку: ночные цветы на его ветвях, до этого свёрнутые в плотные бутоны, похожие на маленькие свечки, при её приближении сразу распустились, щедро расцвечивая серебристую кору ярко-фиолетовыми звёздчатыми венчиками. Но ещё сильнее удивился Иннокентий, когда - едва он тоже приблизился к дереву - оно вдруг потянулось к нему длинными тонкими веточками, отходившими от ответвлений могучего ствола. Было совсем не похоже, что дерево чем-то может ему угрожать, да и Ис не выглядела встревоженной. Судя по всему, дерево просто хотело «познакомиться» с новым посетителем его рощи, и осуществляло это желание по-свойски, единственным доступным ему способом – прикосновениями мягких шелковистых листьев...
Дупло было настолько велико, что Иннокентию, чтобы войти внутрь следом за Ис, пришлось лишь слегка наклонить голову.
Во чреве дерева оказалось на удивление просторно и не так темно, как казалось снаружи. Глаза быстро привыкли к полумраку. Кроме того, местами свет сочился снаружи сквозь мелкие щели в растрескавшемся старом стволе, и тонкие золотистые лучи, в которых танцевали пылинки, слегка освещали причудливо изогнутые и гладкие, как рог, внутренние стенки ствола. Те уходили на несколько метров вверх и оканчивались выпуклым естественным потолком.
 Это место облюбовали летающие лангусты, которые громко скреблись в каждом закоулке дупла. Они сидели по стенам и то и дело со звонким цоканьем лапок перебегали по полу из угла в угол, где копошились их собратья. Невзирая на изобилие этих животных, везде в полости дерева царила поразительная чистота – ни грязи, ни помёта.
Свет, струившийся снаружи сквозь проём, словно облекал Ис в ярко мерцающий саван, и её серебристое комбинезонное платье как будто само светилось... Иннокентий невольно засмотрелся на неё, а девушка подошла к небольшому возвышению в самом дальнем от «входа» закоулке дупла, куда попадало меньше всего света. Там был установлен небольшой куб, размерами в один кубический метр, сделанный из какого-то твёрдого чёрного материала. Возможно, это был металл, но Иннокентий не был в том уверен – ему так и не привелось коснуться этого предмета.
Каждое движение Ис было исполнено грации и почтения, когда она опустилась возле куба на колени и осторожно, церемонно возложила ладони на его боковые грани. Иннокентий вздрогнул, когда в ответ на это прикосновение верхняя грань вдруг поднялась и откинулась назад. Куб оказался сродни ящику, в котором располагался какой-то механизм. Землянин держался несколько поодаль, и при недостатке освещения толком не разглядел то, что находилось внутри. Он успел заметить лишь тусклый блеск то ли крупных линз, то ли маленьких зеркал, а ещё странные знаки в виде крупных светящихся иероглифов, - прежде чем изнутри открытого куба заструился похожий на пар туман, скрывший от взора все детали устройства. Туманная дымка быстро уплотнялась, пока над загадочным устройством не повисло густое бледное марево. Оно не рассеивалось и не распространялось вширь дальше определённых границ - словно его что-то искусственно удерживало.
- Что это такое? – негромко, почти полушёпотом спросил Иннокентий.
- Паровой экран, - откликнулась Ис, и в голосе её прозвучало странное волнение, которое мгновенно передалось и ему. – Сконцентрированный водяной пар, чтобы проецировать в воздухе трёхмерное изображение.
- А это проектор? – Иннокентий указал на куб, но Ис внезапно обернулась на него и приложила палец к губам. Её лицо застыло, и в глазах читались одновременно напряжение и благоговение.
- Смотри, - только и сказала она, сделала два шага назад и снова опустилась на колени на гладкий и тёплый древесный пол дупла.
Иннокентий тоже шагнул назад - и едва не наступил при этом на летающего лангуста, который в этот момент перебегал по полу под его ногами. Существо испуганно пискнуло и с гудящим звуком поднялось в воздух. Его «стрекозиные» крылья блеснули в луче солнца, когда оно взлетело под свод дупла и уселось прямо на его верхней оконечности спиною вниз, прочно вцепившись в бугристую поверхность всеми лапками...
Изнутри куба вырвался неяркий, немного голубоватый свет. Он конусом рассеялся в густом облачке сконцентрированного пара, и образовал в нём чётко очерченные границы будущего изображения. Это трёхмерное визуальное поле также имело форму куба, но вдвое превосходило размеры проектора. Затем это световое поле начало наливаться красками, и через миг в тумане возникло яркое и предельно чёткое изображение. Его качество поражало совершенством, а трёхмерный эффект позволял видеть всё происходящее на «воздушном» экране с разных сторон, в зависимости от собственного положения.
Иннокентий непроизвольно отшатнулся – он мгновенно понял, какой сюжет вознамерилась показать ему Ис... Стены огромного дупла вдруг будто отдвинулись гораздо дальше, куда-то за пределы видимости. На время для него перестали существовать и вездесущие скрежещущие звуки, которые издавали беспокойные летучие лангусты. Всё внимание Иннокентия вмиг сосредоточилось на том, что показывал чудо-проектор. События на этой записи перенесли его на Землю, в стародавние времена легендарной эпохи на рубеже двух эр.
На изображении была просторная вершина горы. О том, что это за место, Копылову сказали три креста для казни, врытых в жёсткую каменистую твердь. От внезапного потрясения мороз продрал по спине Иннокентия, когда его взгляд впился в человека, садистски приколоченного за руки и за ноги к центральному кресту, вокруг которого сгрудились воины в шлемах и кирасах времён Древнего Рима. Тут же, возле этого креста, стояли ещё несколько человек.
Всю одежду распятого мужчины составляла повязка из плотной ткани, прихотливо обёрнутая вокруг бёдер. Смотреть на него было страшно, невыносимо тяжело – настолько он был измучен и изувечен. Всё его тело, - руки, ноги, торс, - покрывали длинные кровавые рубцы от ударов плетью. Кровью было залито и лицо, на которое свесились длинные, в беспорядке спутанные волосы. Всё новые алые потёки стекали на усы и бороду из-под тернового венца, насаженного на его голову. Страшные раны рук, пробитых громадными гвоздями, зияли, когда содрогающееся в агонии тело безвольно провисало на кресте. Но ужаснее всего было видеть выражение лица мученика – распухшего, похожего на кровавую маску лица с заплывшим от зверского удара глазом. Поначалу Иннокентий даже уверился в том, что глаз совсем вытек...
Содрогаясь, Иннокентий невольно попятился, пока не стукнулся затылком об изогнутый выступ дупла. Шок его был столь сокрушительным, что он почти забыл, где находится. Больше всего ему хотелось отвернуться, не видеть всего этого, но он не посмел этого сделать. И продолжал смотреть на умирающего страдальца, на глумливых древних солдат дикого и устрашающего вида, слушать их гортанные грубые крики, будучи не в силах разобрать слов. Он смотрел на плачущих женщин в старинных одеяниях, на других молчаливых и испуганных свидетелей расправы – тоже, видимо, неспособных заставить себя уйти прочь. Среди зрителей этого кошмарного зрелища как-то особенно выделялись две фигуры в тёмных траурных облачениях – мужчина и женщина; они находились ближе всего к центральному кресту. Они стояли неподвижно, только их одежды яростно трепал порой налетавший шквальными порывами пыльный ветер. Почему-то никто из солдат-палачей не подходил к ним, не пытался прогнать подальше, где находились остальные наблюдатели скорбного зрелища. Все они точно старались отчего-то не замечать эту пару.
На двух других крестах тоже были распятые мужчины, но позже Иннокентий с трудом мог вспомнить их лица. Они были запылённые, тоже заросшие бородами, какие-то мёртвые – возможно, эти люди уже скончались. Но зато в его мозгу, в душе раз и навсегда отпечаталось лицо Христа в преддверии его смерти... 
Небо вдали хмурилось, мглисто-серые тучи словно нависали над Голгофой; в чёрных облаках на горизонте жутко метались зарницы. День был непохож на день, так темно и пасмурно было там. Казалось, что из мира почти исчезли все краски, кроме серого цвета пыли, тлена и смертной тоски, и красного – цвета крови...
Всё вокруг, весь мир, были теперь не более чем призрачным видением. Единственной непререкаемой реальностью вдруг оказались только эти жуткие события, которые чётко и бесстрастно проецировал в туманную марь спрятанный в дупле голографический проектор!
Когда один из римских воинов взял копьё и безжалостно нанёс удар остриём под рёбра обречённого богочеловека, нервы у Иннокентия не выдержали. Он резко повернулся и почти бегом покинул дупло...
Он стоял среди зарева ярко золотящихся крон инопланетной рощи, и затравленно озирался, тщетно пытаясь прийти в себя. Но отчего-то его продолжало всего трясти, а по лицу обильными каплями стекал холодный пот. Он неустанно напоминал себе, что всё, что он видел – всего лишь изображение, диковинная проекция, к тому же этой записи больше двух тысяч лет. Но прикосновение звериного, давящего, иррационального ужаса, царившего там, отчего-то передалось и ему. И ничего с этим он поделать не мог.
Он далеко не сразу заметил, что Ис тоже вышла из дупла и теперь молча стоит в нескольких шагах позади. Лицо её было печальным, суровым, но при этом и спокойным.
Иннокентий несколько раз глубоко вдохнул и кое-как взял себя в руки.
- Зачем... – с голосом, впрочем, он сразу сладить не сумел. – Зачем вы показали мне это?..
Девушка не ответила. Вместо этого она сказала:
- Эта запись попала ко мне не по праву. Поэтому я и прячу её здесь, в дупле этого дерева. Я говорила тебе, что один из Советников – мой друг. Благодаря ему, хотя и без его ведома, мне удалось сделать эту копию. Это только часть записи. Полный её вариант хранится в чертоге Совета. И никто, кроме Советников и избранных Светоносцев, не должен видеть её. Так что если станет известно, что я... заполучила хотя бы её часть, а тем более показывала её тебе, меня ждёт незавидная участь. Жизнь каждого человека на Родине подчинена строгим правилам. Стань кому-то известно об этом моём поступке, и мой путь прогресса и развития в обществе прервётся. Я буду обречена пожизненно носить звание Начальник.
- Начальник?.. – почти машинально переспросил Иннокентий, который ещё не оправился от потрясения.
- Да. У нас это слово имеет другое значение, нежели у вас. На земле начальник это тот, кто что-то возглавляет. У нас же это человек самого низшего ранга, проявивший себя недостойным. Начальник – это самая низшая каста в нашем народе. «Человек в начале пути», которому суждено навечно остаться в этом качестве.
- Вы можете не волноваться об этом, Ис, - Иннокентий вымученно улыбнулся. – От меня никто ничего об этом не узнает. Если только никто не будет насильно «копаться» в моём мозгу, то есть в мыслях... И вообще, меня ведь очень скоро здесь не будет.
- Я сказала об этом не потому, что не доверяю тебе, - покачала головой Ис. – Я имею в виду то, насколько важно и сокровенно Знание, к которому ты прикоснулся. Для тебя, землянина, оно должно значить ещё больше, чем для нас. Возможно, тебе лучше было бы увидеть, как Иисус исцеляет прокажённых и калек, или его Вознесение. Но я успела переписать лишь сцену казни, Распятие. Но ты видел Сына Божьего, стал свидетелем его подвига. Это важнее всего. Если то, что ты увидел, поможет тебе что-то переосмыслить перед возвращением домой – значит, я не зря пошла на риск, чтобы получить эту запись!
Иннокентий смолчал, взволнованно сглотнул и коротко кивнул. Он снова приблизился к дуплу и заглянул в него. Но внутри опять царил обычный полумрак, в котором мирно ползали и скреблись летающие лангусты. А чёрный куб голографического проектора, спрятанный в дальнем углу большого дупла, его глаза, вновь привыкшие к яркому свету, теперь могли различить лишь с трудом. Он бы и не обнаружил его, не зная, где смотреть. Трёхмерное изображение пропало, будто его и не было, бесследно рассеялся «экран» из облака микроскопических капелек воды. Небольшой куб снова был подобен тёмному, незамысловатому с виду маленькому монолиту, надёжно скрытому от глаз посторонних.
Иннокентий обернулся к девушке, чувствуя, как постепенно его покидает страх, исчезает шок. С ним творилось что-то странное, необычайное, чему он не смог бы подобрать определения. Его переполняли мысли и переживания, которых он не мог вместить...
- Так значит, вы были на Земле во времена Христа, - всё ещё хриплым от волнения голосом произнёс он. – Хм... и не только были, но и присутствовали рядом с ним, когда он исцелял, воскрешал, творил чудеса?!
- Наши наблюдатели находились рядом, но далеко не всё время. Как всегда, они присутствовали незримо, и запечатлевали всё, что видели, на вживлённые им Кристаллы памяти. Но Он знал о нашем присутствии. Богу ведомо всё. Христос нечасто дозволял пришельцам присутствовать рядом с Ним и его учениками, но всё-таки нам удалось узреть и увековечить в изображении не так уж мало, включая несколько самых важных, знаковых событий.
- В том числе Распятие и Вознесение, - задумчиво добавил Иннокентий. – Скажите – а вы случайно оказались на Земле в то время? Или прибыли нарочно, также по наущению свыше?
- Нет, не случайно, - Ис улыбнулась. – Вскоре после того, как представители нашего народа переселились сюда, на Родину, им было дано ещё одно Откровение. О единородном Сыне Бога, которому должно воплотиться в человеческом облике в одном из далёких миров, где тоже живут люди. Поэтому Земля стала первой планетой, куда мы совершили визит при помощи Большого Портала.
Иннокентий кивнул. Упоминание о Портале напомнило ему о том, что пора возвращаться домой. Наступило время его отбытия на Землю... А ему теперь столько всего хотелось спросить, так много обдумать!..
Ис уловила его мысли и взглянула сквозь прорехи крон в небо, внимательно огляделась по сторонам. У неё при себе никогда не было хронометра, но Иннокентий уже знал, что местные жители превосходно ориентируются во времени по солнцу и явлениям природы.
- ...Мне пора? – спросил он, предвосхищая слова обворожительной инопланетянки.
Та кивнула.
- Да, но нам нужно вернуться к моему дому. Оттуда и начнётся твоё обратное путешествие. Мне бы не хотелось, чтобы кому-то ещё стало известно, где находится Дерево тайны.
Машинально, почти не чуя ног от пережитого потрясения, Иннокентий следом за девушкой двинулся в обратный путь. Более чем раньше ему не верилось сейчас в реальность всего происходящего...
Зато теперь он знал.

*     *     *

Однако его запланированный «исход» состоялся не сразу. После посещения рощи с дуплистым деревом, хранящим драгоценный секрет, Иннокентий и Ис ещё немало времени провели вместе. Тайна, которую юная Послушница поверила ему, ещё больше сблизила их. Часы неестественно долгого дня проносились теперь, будто мгновения, а они всё оставались вместе, не желая расставаться.
Но когда наступил вечер, и солнце на своём неспешном пути к горизонту слегка позолотило «седой» поток тумана, плывущего с вершины горы, в тихом воздухе раздалось размеренное хлопанье кожистых крыльев, и в ярком сиренево-розовом небе с завитками белоснежных облаков показалась тройка ксатов. Но в серебристой гондоле на двух человек сейчас сидел не Алдар. Когда величественные летающие животные приземлились, из вместилища для ездоков поднялся невысокий, крепкого сложения мужчина. Его комбинезон в форме кафтана был похож на тот, что носил Алдар, но некоторые отличия всё же имелись. Отличался и цвет – ткань этого костюма была не зелёной, а голубой. Этот человек обладал чёрными, как смоль, волосами, чёрными же усами и густой, аккуратной и недлинной бородой того же цвета. Глаза его были ярко-голубыми; создавалось впечатление, что «комбинезон-кафтан» ему подбирали под цвет глаз... Иннокентий подумал, что этот статный, по-своему изысканно красивый человек обликом немного похож на Христа.
- Познакомься, Иннокентий, - сказала Ис, представляя новоприбывшего. – Это Барон Гот.
- Рад знакомству, - кивнул Иннокентий.
- И я тоже рад, уважаемый землянин, - пришелец с улыбкой склонил голову.
После возвращения с их затянувшейся «прогулки» из отдалённой рощи Иннокентий вернулся к идее совершить путешествие к межзвёздному Порталу по воздуху, на ксатах. Ему вдруг отчаянно захотелось завершить своё пребывание на планете Родина так, чтобы воспоминания об этом были с ним всегда.
Поначалу, когда Ис упомянула, что человек, который в отсутствие Алдара доставит его к Порталу – барон, он изрядно удивился. Удивление умерилось, но не сильно, когда он узнал, что совпадение названия одной из почётнейших каст в обществе жителей Родины и дворянского титула давно минувшей эпохи на Земле – лишь случайность. На этой планете только Бароны обладали правом доступа к обслуживанию величайшей по сложности и значению технической установки, именуемой Большой Портал.
- ...Что ж, не будем терять времени, - деловито изрёк Барон Гот и оглянулся на клонившееся к закату светило. – День уже на исходе, а полёт предстоит долгий.
«И он тоже выражается по-русски подчёркнуто безупречно, - Иннокентий удивлённо качнул головой. – Наверно, выучить чужой язык для этих людей не составляет какой-либо сложности – с их-то уровнем интеллекта и техническими приспособлениями, типа всяких «кристаллов памяти»!»
Он вдруг подумал, что этот барон наверняка способен с той же лёгкостью, как и Ис, читать его мысли. Поэтому он мгновенно загнал воспоминания о том, что видел в дупле старого дерева, в самую глубь подсознания, бдительно не позволяя даже их мимолётным образам проникать в его мысли. Как мог, он «блокировал» свою память о последних событиях – ибо страшно боялся, что из-за его неумения контролировать мысли Ис подвергнут осуждению и суровому наказанию... 
- Садитесь в гондолу, Иннокентий, - поторопил Гот, - и сразу же вылетаем.
Иннокентий кивнул и повернулся к Ис. Та смотрела на него, и в глазах её блестели слёзы. На расставание судьба им отвела всего лишь миг...
- Прощай, Иннокентий, - улыбнулась стройная и очаровательная златокудрая девушка в серебристом комбинезонном платье. – И да поможет тебе Бог!
 Затем она отступила назад, а Копылов, сам с трудом сдерживая слёзы, уселся в сиденье причудливой «кабины-гондолы» из тонкого и лёгкого металла – в мягкое кожаное сиденье, на которое указал ему Гот. Барон занял место рядом, справа от него. Вдвоём они свободно умещались в ограниченном пространстве открытой капсулы.
Иннокентий легко сообразил, как пристегнуться. Два прочных страховочных ремня из кожи отходили от спинки сиденья справа; их требовалось лишь закрепить на застёжках с левой стороны, пустив один по груди, а второй – по животу. Его спутник тоже пристегнулся, нажал на какую-то кнопку на маленьком пульте перед собой, затем взял в руки поводья от всех трёх ксатов и тут же натянул их с резким выкриком. Ксаты возбуждённо вытянули вперёд головы на длинных шеях, почти единовременно взмахнули крыльями и снялись с места, унося гондолу с ездоками вслед за собой в небо.
Иннокентий непроизвольно вцепился в край гондолы, когда земля внезапно словно провалилась вниз. Он высунулся из кабины, насколько позволяли ремни, и посмотрел назад, где среди изумрудной зелени лугов рядом с одинокой виллой из голубого камня, стремительно уменьшаясь на фоне открывающихся с высоты горизонтов, стояла женская фигурка в серебристо-белом одеянии и махала ему рукой. Сдерживая слёзы, он тоже махнул в ответ, и тут к нему пришла мысль, на прощанье посланная ему Ис. Её звонкий, ласковый голос отчётливо зазвучал в его голове:
«Счастливого пути, Иннокентий. Такие люди, как ты, очень нужны на Земле – особенно сейчас. И отныне, я надеюсь, в твоих силах будет выбрать для себя новую судьбу!»
В этот момент Иннокентий, казалось, был готов отдать всё, чтобы вернуться, навсегда остаться с ней...
Но пути назад уже не было.

*     *     * 

Это был долгий полёт.
Далеко внизу, более чем в полутора сотнях метров, плыла назад божественно красивая земля. Над зеленью просторов диких лугов, огромных как саванны, уже повисла туманная дымка, но листва лесов и рощ отражала лучи вечернего солнца, и обширные средоточия деревьев ярко золотились и пламенели внизу пронзительной желтизной, будто излучая в небо собственный диковинный свет... А затем внизу распростёрлись бескрайние и безмятежные воды Зеркального моря. С высоты, в вечернем безветрии, они и вправду напоминали чистейшую зеркальную гладь, уходящую за горизонт.
«Везде хорошо, где нас нет...» – несколько отрешённо глядя вниз, произнёс про себя Иннокентий известную русскую поговорку. 
За полтора часа, прошедшие с момента отлёта от дома Ис, он частенько поминал эту пословицу.
А в небе одиноко горела крупная ярко-голубая звезда - та, которую он увидел закатной порой на побережье, когда впервые осознал себя в этом мире... Неужели это было только вчера?..
Ксаты летели быстро и ровно, ритмично взмахивая широкими крыльями и сохраняя между собой дистанцию, дабы не мешать друг другу в полёте. Гондола-капсула, по всей видимости, искусственно лишённая большей части своего веса, неслась за ними, как пёрышко. Токи прохладного воздуха приятно освежали лица её пассажиров. Перед собой Иннокентий видел широкие спины ксатов с выступающими под гладкой кожей хребтами, их бугристые головы и колыхавшиеся в полёте длинные кожистые ланиты морд... Он подумал, что вполне мог бы и не пристёгиваться – выпасть из капсулы при таком полёте было довольно проблематично; к тому же её форма с высокими закраинами по сторонам кресел и высоко поднятой передней частью надёжно предохраняла от такой возможности. Когда требовалось повернуть или скорректировать курс, животные совершали неторопливые, плавные виражи, не беспокоившие ездоков. Так что страховочные ремни были скорее перестраховкой, чем насущной необходимостью.
Уже некоторое время назад Иннокентий обратил внимание, что Барон Гот почти не управляет ксатами. Он расслабленно держал в руке поводья, но пользовался ими очень редко. Но и в тех случаях, когда пользовался, натягивал их лишь слегка.
- ...Они сами знают дорогу, - наконец, сказал Барон, отвечая на его так и не высказанный вопрос. – Пока не требуется изменить привычный маршрут, нужда в управлении, тем паче в понукании, невелика.
- Вы часто летаете на них к Порталу? – уточнил Иннокентий.
- Конечно, - кивнул Барон. – Я регулярно езжу на них к своему месту работы. Люблю летать, знаешь ли.
Иннокентий кивнул и решил задать своему явно немногословному попутчику ещё вопрос:
- Но почему, чтобы довезти одного или двоих людей, нужны целых три ксата? Насколько я понимаю, вполне хватило бы и двух. А то и одного!
- У этих животных сильно проявлен коллективный разум, - последовал ответ. - В составе группы они намного более послушны, и управлять легче ими. Впрочем, периодически мы берём в упряжку и двух ксатов. Одного – никогда. Так принято. Когда больше одного, всё же надёжнее.
Иннокентий кивнул и примолк, взирая на воды Зеркального моря внизу. Они казались бесконечными. Берег позади давно уже скрылся из виду, и впереди признаков земли всё не было заметно. Лишь справа вдали, вдоль горизонта, тянулась тёмная полоса суши. Время от времени они пролетали над пространными отмелями, на дне которых темнели настоящие леса из высоких подводных растений...
Взор землянина в очередной раз упал на небольшой пульт из шлифованной древесины, вмонтированный в утолщение на возвышении в передней части гондолы, прямо между сиденьями ездоков. На тёмной дисковидной панели находились всего две крупные разноцветные кнопки, один рычажок и пара круглых лампочек. Одна из них ровно светилась голубым светом – судя по всему, это был показатель того, что механизм капсулы в порядке.
Прошло ещё с полчаса. Пейзаж Зеркального моря почти не менялся. Только два больших острова вдалеке постепенно смещались назад, да солнце постепенно клонилось к закату; его яркий свет начинал бить в глаза. Очи везущих их животных, способные подёргиваться защитной плёнкой, предохранялись от этого сияния. Большие, круглые очки-консервы на пол-лица, которые его спутник в полёте не снимал, не только защищали глаза Барона от ветра, но и приглушали излишне яркий свет. Однако Иннокентий от очков отказался. Ему нравилось подставлять лицо ветру, да и пронзительный свет низкого солнца был сказочно красив... 
На всём протяжении полёта он опять и опять возвращался в памяти к событиям этого дня. И вдруг его посетила любопытная мысль.
Ведь ему пришлось почти что умереть, а потом совершить невероятное путешествие с Земли на предалёкую планету, чтобы получить зримое откровение об Иисусе Христе и возродить в своём сердце угасшую почти веру!..

*     *     * 

Наконец, ксаты приземлились на побережье Зеркального моря, где располагался город Рок – столица всей планеты, чаще романтично именуемая Островной град. В сравнении с огромными современными городами Земли он был совсем невелик, но всё же стольный город являл собою крупнейший населённый пункт на Родине. В основном же, как узнал Иннокентий, её жители селились в небольших посёлках на лоне природы, гармонично вписанных в естественный ландшафт.
Сам город располагался в некотором отдалении – на каменном плато. Неровная, сплошная скальная стена, ограничивающая пространное поднятие со стороны берега, возвышалась в нескольких сотнях метров от воды. Над нею, на плато, высились тонкие шпили башен, поверху словно увитые гирляндами красных огней. Виднелись и другие здания в форме величественных белокаменных куполов и иногда пирамид.
Но сам Большой Портал находился не в городе, а за его пределами – на холме с искусственно выровненной вершиной, что возвышался недалеко от берега. Портал прятался в большой пирамидальной постройке, стены которой коренились глубоко в земле. Иннокентий спросил Барона, почему один из центров для межзвёздных перемещений понадобилось размещать именно здесь, в безлюдном месте за границами города. Тот ответил, что возвести работающую установку такого свойства и такой мощности возможно лишь в особых местах, где сходятся в одной точке энергетические «меридианы» планеты и в наличии определённые параметры магнитного поля. Несмотря на колоссальный интерес Иннокентия, этим ответом он и ограничился.
По одной из длинных, мощёных тёмным камнем дорожек, что с разных сторон вели к пирамидальному зданию, Иннокентий вслед за Бароном взошёл на холм и сквозь открывшиеся перед ними двери вступил внутрь таинственного «храма».
Барон велел ему подождать в небольшом зале, стены которого покрывала мозаика из причудливых иероглифов – молитвенные надписи на языке людей этой планеты. Здесь были все условия, чтобы с комфортом провести время до отправки. Барон сказал, что подготовка оборудования к работе и настройка Портала нужным образом займут некоторое время. Иннокентий устроился в углу, в клубящемся «кресле» из энергетической субстанции, которое по мановению его руки могло превращаться в кровать.
В центре помещения находилось округлое возвышение из белоснежного камня, увенчанное крупным серебристым кубом проектора, подобного тому, который Ис тайно хранила в дупле дерева. Возвышение напоминало своеобразный алтарь, а стоявший на нём аппарат лишь усиливал это сходство. Возможно, это и был алтарь. Иннокентий мог только гадать, какие священные тайны хранят кристаллы памяти этого ритуального проектора, и чьи изображения предстают перед людьми, которые молятся здесь в преддверии путешествий в другие миры Вселенной...
Когда потянулся второй час ожидания, Иннокентий устал сидеть в одиночестве, в нервном ожидании зова барона и волнительного момента волшебной транспортировки. Ему вдруг очень захотелось в последний раз увидеть небо планеты Родина, вдохнуть свежего ветра с Зеркального моря. Проститься с миром, где он тоже получил бесценное Откровение и обрёл собственную легенду. Миром, который мог стать его новым домом...
Время от времени его навещала миловидная темноволосая женщина в белоснежном облачении. Она не умела говорить на русском языке, но этого и не требовалось. Мысленного контакта, бессловесного обмена образами и впечатлениями вполне хватало для их нехитрого общения. Да и не было у «жрицы Портала» задачи развлекать землянина беседами: в первый свой приход она принесла ему блюдо с диковинными плодами и серебряную амфору с водой, а затем дважды заходила справиться, удобно ли ему и не требуется ли чего-нибудь. И она мгновенно поняла «последнее желание» гостя. Улыбаясь, она жестом пригласила Иннокентия следовать к наружным дверям, которые сами раскрылись перед ними. Выйдя наружу, землянин уловил её просьбу не отходить далеко от строения, а также предупреждение, что уже очень скоро Портал будет готов принять его.
...Высокая и протяжённая стена живописного скального поднятия, венчаемого воздвигнутым на каменистых кручах городом, укрывала от взора закатное солнце. Но яркий вечерний свет безоблачного голубовато-сиреневого неба заливал окрестности и делал всё вокруг ещё прекраснее и загадочнее. В глубине этой чистейшей выси, среди умиротворённого безмолвия, уже виднелись вспыхивающие бледные искры метеоров – «падающих звёзд»... Гладь Зеркального моря простиралась за горизонт, и кое-где над водой у берега изящно кружили дельфиноптицы. Им были подвластны две стихии – вода и воздух, и порой летающие существа ныряли и пускались вплавь, или же наоборот, взмывали в воздух из воды, ненадолго разбивая её безмятежную гладь и оставляя за собой опадающие вихри из серебристых капель. Лишь их негромкие вскрики да всплески иногда нарушали тишину. Из воды у самого берега пресного моря во множестве росли чрезвычайно крупные, полупрозрачные тёмно-голубые цветы на длинных сегментированных ножках и с плотными венчиками, несколько похожими на медуз. Гладкие чаши их слегка студенистых венцов плавно пульсировали, медленно сжимаясь. Намного больше этих водных цветов росло в небольших заливах, которые местами глубоко вдавались в берег и хорошо просматривались с высокого холма, на котором стоял Иннокентий. Над отдалёнными прибрежными сопками повисла вечерняя дымка; чудилось, что она сама светится бледным молочно-опаловым заревом. 
По мере того, как сгущались сумерки, закатное небо становилось сиренево-розовым. Цвета аметиста. Обретало такой же оттенок, как и глаза Ис... При мысли о ней у Иннокентия сжималось сердце. Он долго смотрел вдаль, на восточный горизонт, где взгляд не встречал ничего, кроме раздольных вод. Где-то там, за ними, остался дом Ис, где одинокая юная Послушница, наверно, трудилась над своими картинами, или же, как бывало часто, гуляла по дивному вечернему саду, населённому удивительными существами. А может быть, сейчас она тоже думала о нём...
Он попытался мысленно «докричаться» до Ис, но не сумел. Возможно, расстояние было слишком велико, и по собственному почину он, не обладавший даром телепатии, не мог наладить ментальную связь. Но Иннокентий был уверен, что Ис намеренно прекратила их бессловесное общение – чтобы ещё больше не бередить ему душу, и без того растревоженную их расставанием и неизбежностью скорого возвращения на Землю.
И тогда он закрыл глаза, подставил лицо тихому и свежему вечернему ветру и впервые в жизни начал горячо, смиренно и усердно молиться...

*     *     *   

- ...Ступай, не бойся, - спокойно и ободряюще сказал Барон.
- Э... прямо туда? – Иннокентий в нерешительности обернулся к нему. - Внутрь? В шар?..
Барон Гот кивнул.
- Тебе нечего бояться. Не будет ни боли, ни других неприятных ощущений. Перемещение займёт лишь миг.
Но Иннокентий медлил. Вместе с Бароном и ещё тремя Наблюдателями Портала, - как сами себя называли «жрецы» таинственной установки, - он находился в большом центральном зале пирамидального строения. Зал имел шарообразную форму, диаметр его составлял более полусотни метров. Люди стояли на мостках, опоясывающих зал по кругу, строго на половине его высоты. Посредством пультов с мостков можно было управлять многочисленными диковинными машинами, располагавшимися по краям зала и встроенными в его стены. Машины блистали гладкими тёмными «панцирями» из материалов, неизвестных на Земле, периодически испускали свечение неестественных оттенков, извивались щупальцами-манипуляторами – сделанными из цельного металла, но при этом способными гнуться, будто резиновые.
Но даже всё это великолепие фантастической техники меркло в сравнении с тем, что находилось в центральной части зала. Центр занимал громадный, светящийся бело-голубой шар, состоявший из некой энергии. Сверху и снизу к нему были подведены установки в форме чаш – как сказал Барон, силовые накопители. Из них исходили, вливались в сияющее «сердце» Портала и растворялись в нём короткие струи яркого белого света. Бело-голубое сияние исходило из центра энергетического шара, словно от громадного ярчайшего светляка, и разливалось по всему его объёму. А поверхность шара была довольно тусклой, бледной. Она рябила, как водная гладь под ветром, лишь изредка обретая гладкость...
- Не надо медлить, Иннокентий, - поторопил его Барон. – Установки работают на полную мощность, энергия уходит впустую. Поторопись.
И Иннокентий зашагал по широкой дорожке с высокими перилами, которая тянулась от мостков и примыкала почти вплотную к шару. Приближаясь к активной зоне установки, он замедлил шаги и напоследок оглянулся на Гота и его помощников. Барон взмахнул рукой в прощальном жесте. Иннокентий тоже вскинул руку, улыбнулся... и уже почти без страха шагнул сквозь подёрнутую забью границу шара Портала. Шагнул поспешно, стараясь не думать о том, что совершает огромную ошибку, покидая этот прекрасный мир, где царят мир и покой, где растут леса цвета золота и простираются тихие пресные моря, похожие на чудесные бескрайние озёра; где обитают изящные водоплавающие «дельфиноптицы», крылатые лангусты и рыбы с чешуёй, покрытой серебром... И где люди живут истинными тайнами Мироздания и свято хранят великие заповеди!
Поверхность шара слегка всколыхнулась, пропуская человека. Иннокентий почувствовал, как преодолевает плотную, но нематериальную преграду. Его тело будто повисло в воздухе, и его начало затягивать внутрь шара, увлекая к сияющему в центре бело-голубому светочу. Перед глазами встала неясная, мутная пелена, и тут же какая-то сила резко подхватила его и мягко бросила вперёд.
И вспыхнул свет...







 
3.  Отец Иннокентий 


Иннокентий Копылов брёл по окраине захолустного города Холуево. Он шёл домой.
По пути он узнавал каждый закоулок, каждую канаву знакомых с детства мест. Он помнил даже выбоины в бордюре, который не ремонтировался десятилетиями. И в то же время всё это теперь казалось ему абсолютно чужим. Как будто с тех пор, как он покинул эти места, прошло не несколько дней, а все лет двадцать.
Но странное дело: он не ощущал ни уныния, ни подавленности. Что-то изменилось – и очень значительно. Хотя окружавшая его теперь действительность осталась такой же, как и прежде – серой, унылой и безотрадной.
Он миновал здание администрации, где заседал городской глава и по совместительству бандитский главарь Алексей Удодов. Иннокентий шёл открыто, не таясь. Почему-то его больше не заботил тот факт, что появляться в этом месте ему вовсе не следует. В спокойствии и глубокой задумчивости он прошёл мимо, едва удостоив вниманием трёхэтажное здание с бетонным забором, откуда он с риском для здоровья прыгал из окна, спасаясь от мести градоначальника. А перед его мысленным взором сейчас стоял чудный солнечный свет, разлитый под золотистыми кронами удивительного леса, и нежное лицо миловидной неземной девушки, которой он никогда больше не увидит...
Когда же Иннокентий в своей памяти вновь, как наяву, лицезрел Христа на объёмном изображении в облаке тумана, в его душе с новой силой оживало странное, томное и светлое чувство. Оно было сродни некоей силе, благословению. Впервые он ощутил его среди таинственного, обволакивающего полумрака огромного дупла, когда перед ним предстало зрелище, бывшее достоянием лишь избранных даже в обществе праведных, чистых духом людей покинутого им мира...
Иннокентий направился дальше вдоль шоссе, игнорируя проносившиеся мимо машины. Но когда вдалеке показались огромные уродливые трубы химического завода, похожие на обрубки шей какого-то титанического чудовища, он вдруг остановился. Нет, всё-таки в этом городе не обошлось без перемен!
Трубы завода больше не дымили. И в отсутствие вездесущего, отравляющего смрада, который они исторгали круглосуточно, впервые за многие годы в Холуево ощущалась весна! После возвращения с далёкой планеты с её красотами и исконно чистым воздухом Иннокентий сразу и не заметил, насколько в городе стало легче дышать.
Его не интересовало, из-за чего встал химзавод. Он не знал, что из-за вспыхнувших преступных разборок между группировками «собственников» производство остановилось, а предприятие обанкротилось, и теперь у него временно нет хозяев. Но он радовался, как ребёнок, что можно просто дышать, не глотая при этом отравы!
Иннокентий свернул от дороги и зашагал в сторону просторного пустыря, где напротив здания администрации произрастала рощица из нескольких тополей и лип. Он вдруг обратил внимание, насколько свежим, приятным становится воздух вблизи деревьев, стоит отойти всего на пару десятков метров от проезжей части. И в этом открытии тоже крылось маленькое счастье...
Иннокентий шёл домой. Шёл теперь с твёрдым пониманием того, что ему делать дальше.
Мимо него прошли двое немолодых и нетрезвых оборванцев, общаясь между собой посредством гнусной матерщины. Заприметив Иннокентия, мужланы нагнали его, обступили с двух сторон и нагло попросили закурить. Но едва встретившись глазами с его спокойным, сосредоточенным взглядом, оба вдруг изменились в лице и даже немного попятились, как если бы испугались чего-то. После чего хулиганы поспешно ушли своей дорогой. Иннокентий так и не понял, что могло так быстро отвадить этих типов. Ведь внеземное путешествие ничуть не изменило его внешне, да и своими уникальными способностями жители планеты Родина наделить его не сподобились.
Впрочем, он недолго размышлял об этом «феномене». Равно как и о том, почему его душу в одночасье покинула неизбывная доселе ненависть к этому городу, а заодно и ко всей правящей в стране криминально-феодальной сатрапии...
Он просто шёл домой.

*     *     *   

Лето 2015 года выдалось жарким и засушливым. По всей территории России вновь смертоносным валом прокатились лесные пожары, при попустительстве бесхозяйственных чиновников превратив в пепелище новые миллионы гектаров леса. Под Москвой горели торфяники осушенных болот, застилая столицу едким, удушливым смогом. Обострение отношений с рядом сопредельных государств и главным, заклятым врагом – Америкой впервые за многие годы поставило под вопрос сохранение хрупкого мира на нестабильной, запущенной российской территории. Разрушительные террористические акты, народные восстания и массовые акты гражданского неповиновения в разных регионах страны ещё больше усугубили ситуацию...
Но в провинциальном городке Нечерноземья под названием Светлояр, который ещё полтора года назад носил официальное наименование Холуево, туристов-паломников не стало меньше. В течение всех последних двух лет, летом и зимой, в осень и по весне сотни православных верующих из разных городов и весей огромной России съезжались в этот небольшой город. Но больше, чем сам город, все эти люди стремились посетить храм Вознесения Господня, который недавно своими силами отреставрировал, - а по сути, заново отстроил после погрома и сожжения, - замечательный священник Иннокентий Копылов.
Отец Иннокентий прославился тем, что своими молитвами вылечил от смертельных недугов немало людей. Впрочем, и не единственно этим. Именно с его приходом в храм случилось чудо – вблизи церкви открылся животворный святой источник, который тоже обладал целительной силой... Слава новоявленного богослова и целителя быстро прогремела по окрестностям, а затем о нём узнали и в отдалённых краях. И народ потянулся в его храм отовсюду.
Некоторые из тех, кто знал отца Иннокентия до его рукоположения в священники, говаривали, что раньше этот человек отнюдь не отличался ни верой, ни особой добротой, а ещё любил хлебнуть алкоголя и порой был падок на хулиганские выходки. Нашёлся даже инвалид, бывший десантник, который прямо обвинял его в поножовщине и утверждал, что именно отец Иннокентий три года назад в драке лишил его обоих глаз... Но таким людям, разумеется, не верили и считали их клеветниками и злобными завистниками. И уж тем более никто не желал слушать «лживых» слов бывших друзей священника, которые уверяли, что ещё недавно Иннокентий свято верил, что человечество как вид окончательно себя дискредитировало, и ему больше не место на планете Земля...
Так и осталось тайной, где, когда и как отец Иннокентий получил свой божественный дар исцеления. Даже его мама, также работающая в церкви матушка Евдокия, которую Иннокентий исцелил от паралича одной из первых, до сих пор не ведала, что так разительно, чудесным образом преобразило её сына. Когда три года назад тот внезапно пропал на целую неделю, она была уверена, что с ним случилось несчастье. Но он вдруг возвратился новым человеком.
Его сестра Наталья, недавно принявшая монашеское послушание, явно знала больше, чем мать. Или, во всяком случае, о многом догадывалась. Но никто и не пытался вызнать у этой замечательной, но строгой женщины, чья жизнь была теперь исполнена смирения и аскетизма, хоть что-то про отца Иннокентия...
Несказанно много новый священник сумел сделать и для родных мест. Именно он помог обезвредить печально известного на всю округу маньяка-убийцу по кличке Лютый. Тогда ещё ученик духовной семинарии, Иннокентий Копылов лично организовал его поиски, помог опознать неуловимого изувера и даже сам участвовал в его задержании. Именно батюшка, помимо восстановления поруганного храма, вынудил власти вернуть снесённый когда-то вандалами обелиск Славы на братскую могилу павших воинов Отечественной войны возле города, который стоял там в советское время. Он же привлёк внимание общественности к экологическим проблемам региона, организовал всемирный сбор средств на обновление производства и очистку территории. И в основном благодаря его стараниям химический завод теперь было не узнать: исчезли уродливые дымные трубы, а корпуса пока единственного в России «предприятия будущего» ныне блистали серебристыми панелями солнечных батарей, покрывающими новые здания, будто огромные космические корабли... А в чистой местной речке теперь, впервые за многие годы, вновь купались дети!
И, наконец, отец Иннокентий, игнорируя многочисленные угрозы, пережив несколько покушений на свою жизнь, во время одного из которых потерял левую руку, добился возбуждения уголовных дел против местных мафиозных начальников и масштабной чистки администрации. Его отвага и настойчивость привели к тому, что прежде всесильный местный авторитет Алексей Удодов поспешно и с позором бежал из города, а затем и из страны. Но и за границей его осудили...
Сам отец Иннокентий Копылов так никому и не поведал о том, откуда у него вдруг взялась такая сила, такая вера и энергия – всё то, что позволило ему за неполных три года совершить так много замечательных дел.
Но чудотворные исцеления и мирские подвиги молодого священника-подвижника продолжают привлекать к нему людей почти со всего света.