Адепт часть 3

   
    КАВКАЗСКИЙ  КРУГ

                Ночь, полная созвездий,
                Какой судьбы, каких известий
                Ты широко сияешь книга?
                Свободы или ига?
                Какой прочесть мне должно жребий
                На полночью широком небе?

                Велимир Хлебников

    Гл. 21. Курортная жизнь

Тяжело! Тяжело и страшно….  Каждый нерв измученного тела, казалось, кричал, что напряжение достигло предела, и вот-вот одно неверное движение окажется последним на его пути, и он сорвется со страшной высоты в клубящийся туман, скрывающий дно ущелья. Он уже не помнил, когда началось это восхождение, и как он оказался на снежно-скалистых горных склонах, которые незаметно сменились почти отвесными ледовыми стенами, но с каждым мгновением нарастало чувство неминуемого падения. Росло искушение прекратить борьбу, перестать цепляться за эту страшную кручу и воспарить подобно птице – почему-то часть сознания была уверена в возможности такого решения. И все же какая-то сила гнала его вперед и вверх, туда, где над голубовато- синей стеной, за которую он цеплялся из последних сил, спасительной аркой сверкал в солнечных лучах снежный мост через бездну. Там на другой стороне пропасти его ждали. И он должен быть там. Дойти, доползти, добраться, во что бы то ни стало…
 
Еще одно неимоверное усилие воли…, и он оказался стоящим перед вздыбленным над черным провалом мостом. Через мгновение он уже бежал по искрящемуся снежному насту туда, где на залитой солнцем площадке стояла и улыбалась ему та единственная, которая так часто являлась ему в его снах-грезах. И, хотя какая-то дымка скрывала ее черты, он знал, что это она…

Мост оказался неожиданно длинным, и с каждым шагом двигаться почему-то становилось труднее, как будто воздух превратился в какую-то вязкую субстанцию, связывающую все движения. И тут он интуитивно почувствовал, что снежная перемычка моста за спиной начала рушиться. Сдавленный крик отчаяния вырвался из груди…, и он проснулся.

 Ущербная  низкая луна  заглядывала  в окно, освещая  скупым призрачным  светом  встревожено  склоненную  над  ним Иляну.
 
– Что, опять тот же сон? Ты так стонал…

Вот уже неделю как они, разместившись в шикарном номере кисловодского санатория Министерства обороны, блаженствовали, наслаждаясь беззаботной жизнью, природой Кавказа и друг другом.
 Но каждой ночью Эдуард оказывался в горах на мосту над пропастью и никак не мог добежать до незнакомой, но, в то же время, такой родной и желанной девушки. По утрам он вспоминал только какие-то обрывки своего ночного кошмара.

Иляна  нежно коснулась губами его груди. Обрывки сна стремительно таяли в глубинах памяти, и Эдуард окунулся в пучину страсти…

Когда он снова уснул, Иляна встала и, сев за туалетный столик, зажгла по обе стороны зеркала свечи, купленные ей накануне. Затем она, прошептала молитву и всем своим сознанием погрузилась в мерцающий сумрак зазеркалья.
На этот раз она твердо решила проникнуть в тайну снов своего мужчины…
 
А он вновь оказался над пропастью на снежной, рушившейся в бездну за его спиной, перемычке. Отчаянным усилием, преодолев последние метры моста, он, наконец-то выскочил на скалистую площадку, и… вместо девушки увидел сидящего в позе лотоса седобородого, бритого наголо, старика. Старик поднял голову и произнес: – «Ты должен помогать ближним»*.
* Это первый тезис учения Будды, включающий в себе все учения Великого Пути (махаяны).  Из откровений Далай-ламы.
Его черты начали таить, плавиться, и вдруг оказалось, что это дед Андрей. Тут же вновь произошла метаморфоза, и на месте Андрея Прокоповича оказался Председатель КГБ Андропов собственной персоной, а голос деда Андрея сказал: – «Ты должен помогать ему».

Затем все исчезло, и возникло ослепительное сияние, заполнившее все пространство. Эдуард почувствовал, что и он является частичкой этого света, и невыразимое блаженство наполнило всю его сущность.

Его разбудило радостное щебетание птиц. Лучи утреннего солнца уже чертили оранжевые узоры на стене. Он потянулся, ощущая каждой клеточкой своего тела радость бытия, и вдруг понял, что на этот раз он помнит свой сон во всех  мельчайших деталях. Ему захотелось тут же поделиться этим с Иляной, но ее рядом не оказалось. Встав с постели, Эдуард направился  было на балкон, чтобы проделать несколько утренних упражнений, но тут его  взгляд  наткнулся  на  лист  бумаги,  тревожно белеющий  на столе.   
               
Милый мой! Прощай!
Спасибо тебе за эти дни. Они останутся в моей памяти
на всю жизнь, как подарок судьбы. Но сейчас я должна
уйти. Этой ночью я многое узнала и не хочу становиться на
твоем пути. Тебя ждут дела, в которые мне вмешиваться
нельзя, и та, которая тебе предназначена свыше.
Будь счастлив!    
P.S. По твоему совету хочу получить хорошее образование
по специальности психиатр. Поэтому  переберусь в
Москву. Если я тебе  буду нужна, или понадобится моя
помощь – напиши по адресу: Москва, Главпочтамт,
Чубану Иляне. До востребования.

Прочитав неожиданное послание, Локаев, как ни странно, почувствовал облегчение Что ж, Иляна сделала все правильно. В последнее время Эдуард, несмотря на море удовольствия, которое она ему доставляла, чувствовал смутное неудовлетворение. Как будто эти так внезапно возникшие отношения между ними  встают преградой перед грядущими очень важными событиями. Вот и сегодняшний сон предупреждает о серьезных испытаниях – горная круча и снежный мост через пропасть, конечно же, символы опасности и преодоления. Но, все же, что означает этот двойной совет старцев: «Ты  должен помогать ближним» и «Ты должен помогать ему»? Ну, помогать людям – это понятно, а почему надо помогать самому Андропову? И самое главное – что это за девушка из сна? Отчего так сладко замирает сердце, и, в то же время, возникает горькое чувство утраты? Почему Иляна еще в поезде во время гадания утверждала, что он встретил свою любовь, и вот сейчас  в своем письме она вновь говорит о «предназначенной свыше»?

Эдуард уселся в уже освоенную позу лотоса и приступил к медитации. Как ни странно, но на этот раз полностью войти в транс не удалось. Через тридцать минут он  встал, так ничего относительно девушки и не выяснив. В душе осталась только искренняя благодарность к Иляне и твердая уверенность, что надо немедленно перебираться в Терскол. Еще два дня назад ему в голову пришла мысль, что если его разыскивает КГБ (а что это действительно так, он не сомневался), то санаторий министерства обороны, где он пребывал под своей фамилией, не самое лучшее убежище. И, хотя за десять дней, прошедших со дня отъезда из Ленинграда, усы и борода а-ля Хемингуэй, которые он решил отпустить в целях маскировки, уже приобрели вполне приличный вид и слегка изменили его внешность, для людей, занятых его поисками, это, конечно же, не имело большого значения. Главным на этом этапе были его фамилия и имя.
Итак, первое – ночной визит в паспортный стол и подбор подходящего паспорта. Ну, а потом – в Терскол, уже в другом обличии. Что придется менять документы и внешность, Эдуард решил для себя еще в Ленинграде, и вот этот момент настал. Странно, что он так затянул с этим. Видимо железнодорожно-курортный роман здорово его расслабил. Было еще одно важное дело, которое необходимо было закончить, прежде чем покинуть Кисловодск.

В первый же день после приезда, он, оставив Иляну обживаться в номере, навестил бабушку Кости Москвина Нину Семеновну. Эдуард хорошо помнил жизнерадостную приветливую старушку, по тем нескольким шальным отпускным дням, что они с Костей провели в Кисловодске шесть лет назад. Какого же было его потрясение, когда услышав на свой стук в дверь слабый старушечий голос: – «Да, входите»…, – он вошел в комнату, пропахнувшую запахом лекарств, и увидел изможденное, с печатью неизлечимой болезни ее лицо. Тут же находился врач, мужчина лет сорока с грустными, все понимающими глазами. Иван Федорович Медведев, врач кисловодской Городской больницы, как он представился, уже уходя, в коридоре коротко ввел  Локаева в курс дела: – Рак, в неизлечимой стадии. Медицина бессильна. Чтобы облегчить боли, надо колоть морфий. И, конечно, нужна бы хорошая сиделка. Но на все нужны деньги. Увы…

Как оказалось, Нина Семеновна, не желая расстраивать любимого внука, не сообщила Косте о тяжести своей болезни, и он пребывал в неведении, посылая ей регулярные переводы, которых в сложившихся обстоятельствах уже не хватало.

В тот же день Локаев решил вопрос с сиделкой – ее порекомендовал Иван  Федорович. До прихода сиделки, он, предварительно погрузив старушку в сон, вспомнив навыки, полученные от деда Андрея, попытался использовать энергетические потоки, в избытке циркулирующие в этом благодатном курортном крае, для растворения черных, как он их увидел, наростов в организме бабушки Нины. К великой его радости он почувствовал, что его усилия оказывают положительное воздействие. На глазах щеки больной порозовели, и когда она открыла глаза, в них уже не было той безнадежности, которую Эдуард увидел всего два часа назад. С того дня он во время ежедневных утренних пробежек забегал к Нине Семеновне и проводил свой сеанс лечения, каждый раз с удовлетворением отмечая сокращение интенсивности черного свечения и размеров опухоли. Уже вчера он не увидел следов болезни  и полностью рассчитался с сиделкой, Анной Ивановной – приятной внимательной женщиной, не скрывающей своего удивления по поводу чудесного исцеления своей пациентки. Сегодня надо было окончательно убедиться, что никакие рецидивы болезни его подопечной не грозят.

Квартира Нины Семеновны встретила его музыкой льющейся из старенькой радиолы и запахом пирогов. За столом, на котором кроме самовара и ватрушек стоял и графинчик с фирменной, знакомой Эдуарду еще по прошлому приезду, вишневой наливкой, чаевничали сама Нина Семеновна и Иван Федорович.

– Вот и мой талисман пришел! – обрадовалась старушка, усаживая гостя и наливая ему наливочку. – Вот, как ты, Эденька приехал, так я сразу на поправку пошла. Ведь, правда, Иван Федорович? Я уж думала все – отжила свое, а ты, мой милый, появился, и я ожила. А сейчас вообще чувствую себя на лет двадцать моложе.
Она счастливо рассмеялась.

– Да уж, – развел руками доктор, – такого стремительного выздоровления в моей практике еще не случалось. Просто чудо какое-то. Я ведь материалист по своим убеждениям, но в этом случае я не знаю, что и думать.

Он внимательно посмотрел на Эдуарда, и тот понял, что и Иван
Федорович связывает необыкновенное выздоровление Нины Семеновны с его появлением.

– Значит таков божий помысел, – поднимая рюмку, серьезно сказал Локаев, – будьте здоровы, дорогая Нина Семеновна, рано вам уходить в другой мир.
Позвольте, позвольте, – вдруг разволновался доктор, – вы, что серьезно
верите в Бога и потусторонний мир? В вашем возрасте и с вашей  профессией
это довольно странно!
– А наш доктор-то действительно заинтересовался мной, – подумал Локаев, – вон, справки обо мне  навел у Нины Семеновны.

Он внимательно посмотрел на врача. Его аура была окрашена в зеленые тона, что говорило об уравновешенности, терпимости и склонности к целительству. Темных мыслей и эмоций не наблюдалось, и Эдуард решил, что с этим человеком можно говорить откровенно.

– Есть он, есть, – неожиданно вступилась  за своего любимца, сама хозяйка. – Помните, Иван Федорович, дней десять назад мне совсем было плохо, – вы меня, считай, с того света вытащили, я ведь тогда видела его!
– Кого? – удивленно спросил доктор.
– Бога! – спокойно заявила Нина Семеновна.
На некоторое время повисла тишина.
– Да? – с сарказмом протянул врач, – ну и каков он?
– Бог это свет! Яркий и чистый! И мы все часть его. Видеть и чувствовать это – великое блаженство. Честно говоря, после того как я это ощутила, возвращаться в наш грешный мир совсем не хотелось. Эдуард вспомнил свой недавний сон и покачал головой: – Удивительно как его впечатления совпали с ощущениями Нины Семеновны.

Иван Федорович тоже покачал головой: – Вы знаете, я читал о таких вещах. На Западе и в США многие ученые пытаются доказать реальность загробной жизни. В частности, были сообщения об исследованиях некого медиума Артура Форда, который якобы общается с душами умерших. Ну, ладно, – бог с ним, с Фордом. Он глубоко религиозный человек. Но доктор философии, получивший дополнительное медицинское образование Раймонд Муди, написавший книгу «Жизнь после жизни», другое дело. Он попытался проанализировать ощущения людей, побывавших в состоянии клинической смерти или чудом избежавших смерти в результате катастроф. Что удивительно, дорогая Нина Семеновна, – он утверждает, что большинство опрошенных ощутили примерно то, о чем поведали нам вы. Правда, многие из них видели еще, какой-то темный туннель, прежде чем достичь света, но это уже детали.
 
Он немного помолчал, в задумчивости постукивая пальцами по краю стола. Потом смущенно улыбнулся, как бы прося извинения за последующие слова.
– Но я должен вас разочаровать. Все это, по моему глубокому убеждению, можно объяснить с чисто материалистических  позиций. Когда мозг, умирая, начинает испытывать нехватку кислорода, появляются такого рода видения – ощущение полета, вспышки света, черные провалы. Добавьте сюда отключение в организме функции измерения времени, и вы получите полную картину вечных странствий или вечного пребывания в аду или раю, тут уж каждому как повезет. Если человек еще ощущает боль, или нравственные страдания,  то ему покажется, что он в аду. И наоборот – если человек вел праведный образ жизни, его не мучают угрызения совести, а болевые центры мозга отключились, он чувствует блаженство, воспринимаемое, в силу воздействия культурной среды, в которой мы все воспитываемся, как рай…. Так что, – Иван Федорович засмеялся, – я, несмотря на свой материалистический скептицизм, вынужден согласиться с церковью – вера и праведная жизнь дает шанс побывать в раю, но, я уверен, только мысленно. Помните у Тютчева:

Чему бы жизнь нас не учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.

 Он сделал паузу, – Но, вот, по-моему, его главная мысль:   
         
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет,
Не все, что было здесь, пройдет!

– Да, да, – просияла Нина Семеновна, – я знаю эти стихи. А помните, как дальше? По-моему, это про вас – врачей написано:

Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как вы, умел, любя, страдать,

Чужие врачевать недуги               
Своим страданием умел,
Кто душу положил за други
И до конца все претерпел.

– Спасибо, конечно, за такую трактовку Тютчева по отношению к врачам, – улыбнулся Иван Федорович, – приятно, но мой, так сказать, тезка наоборот, Федор Иванович, наверное, имел в виду более широкий круг людей. А вообще-то это стихотворение он посвятил своей хорошей знакомой – Александре Васильевне Плетневой, которая долго ухаживала за своим безнадежно больным мужем.

За время рассуждений доктора о последних минутах жизни и чтения стихов Тютчева, Локаев, взвесив все «за» и «против», решил, что этот человек заслуживает знаний, тем более, что в нем он чувствовал высокий потенциал паранормальных способностей и милосердия. Для врача это было идеальным сочетанием, и грех было не поднять его на совершенно другой уровень.

– Ваша теория предсмертных ощущений, конечно, остроумна, – вернул ударившихся в поэзию к первоначальной теме спора Локаев, – но тоже лишена доказательств. А то, что в жизни есть вещи, необъяснимые с точки зрения материализма, которые человечество еще не понимает в силу недостаточного развития, я постараюсь вам сейчас доказать.
   
Он пристально взглянул на Нину Семеновну и мысленным усилием погрузил ее в сон. Затем он перенес ее легонькое тело на диван. Доктор, затаив дыхание, смотрел за его действиями.

– Подойдите ко мне, – подозвал его Эдуард и взял его за руку. – А теперь попытайтесь настроиться на мои ощущения.

Он мысленно представил ту картину, которую увидел во время своего первого диагностировавшего сеанса. – Видите, что было у Нины Семеновны? С вашим диагнозом это совпадает?
– Да – потрясенно прошептал Иван Федорович.
– А вот энергетические поля, не видимые людьми, но которые можно использовать для лечения – ощущаете их?               
Иван Федорович только молча утвердительно потряс головой.
– Вот с помощью них мне и удалось убрать эту опухоль. Посмотрите – никаких следов! Все чистенько!
– Господи! – Иван Федорович сложил руки на груди, – никогда бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами! А это, Эдуард Александрович, простите меня великодушно, не гипноз?
– Все в яви, Иван Федорович, – улыбнулся Локаев, – я бы с вами, конечно, поговорил более основательно, но, к сожалению, дорогой мой доктор, я вынужден сейчас уйти. Вы уж извинитесь за меня перед Ниной Семеновной, что я без прощания. Так складываются обстоятельства. Не хочется ее будить – пусть отдыхает, ей это на пользу. А вы практикуйте то, что я показал. У вас есть способности, и у вас многое получится. Но должен предупредить, что в отличие от диагностики, где не нужны большие усилия, лечение таким образом, как бы вы не использовали природную энергетику, все равно потребует лично от вас затрат вашей жизненной энергии. Так что применять этот метод надо в исключительных случаях, иначе надолго вас не хватит.
 
– Подождите, подождите, но почему вы сами не практикуете? Нина Семеновна сказала, что вы офицер, артиллерист и к медицине, как я понимаю, отношения не имеете. Это же нонсенс! Вы должны лечить людей! По крайней мере – диагностировать! Просто преступно зарывать такой талант в землю, то есть, простите, в военное дело.
– Дорогой Иван Федорович! Эти способности у меня появились совсем недавно – это, во-первых, а во-вторых…. Вы, ведь, наверняка задумывались,  что у каждого человека есть свое предназначение на земле? В глубине души каждый знает, ну, может быть, интуитивно чувствует, для чего он рожден на белый свет. Только нужно внимательно прислушаться к себе. Почему, какой-нибудь деревенский паренек вдруг начинает писать стихи и уверен, что будет гениальным поэтом? А другой становится инженером, а потом бросает все и едет в столицу поступать в театральный институт, выдерживает сумасшедший конкурс и становится великим артистом.

Ну, а я с детства чувствовал интерес к техническим  дисциплинам, к математике, физике и, в то же время, к приключениям, борьбе….  Да и отец мой, Александр Игнатьевич – боевой офицер, войну прошел от Курской дуги до Берлина и Праги. Так что мне на роду было написано – быть военным. К тому же, того терпения, сострадания и милосердия, какие есть у вас, и какие, по моему мнению, для хорошего врача необходимы, – у меня, к сожалению, нет. Может быть со временем я и достигну необходимых качеств, но пока, чувствую, у меня другие задачи…   

               
***
Через несколько часов, Эдуард, перед тем как покинуть паспортный стол спящего в ночной тиши города, раскрыл выбранный паспорт и еще раз взглянул на фотографию молодого бородатого человека, чьи черты отдаленно напоминали его собственные. – Сойдет, – решил он и, привыкая к звучанию своего нового имени, медленно вслух прочитал: – Петров  Андрей Денисович.

Положив паспорт во внутренний карман куртки, он взглянул в зеркало, висевшее на стене, и попытался  придать собственному отображению более ощутимое сходство с фотографией на паспорте. На несколько секунд зеркальное изображение как бы поплыло, а затем он, к превеликому своему удовольствию, увидел напротив себя почти точную физиономию того, чье имя и паспорт он так беспардонно позаимствовал.

– Ну, что ж,  здравствуй Андрей Денисович Петров! Будем знакомы! – поприветствовал он свое новое обличие.
Потом помолчал и добавил:
– А ты, Эдуард Александрович Локаев, до свидания. Уж не знаю, когда теперь свидимся … 
 
            
Гл. 22. Охотники и дичь

– Объявляется посадка на рейс Москва – Минеральные воды, – прошелестел под потолком аэропорта голос дикторши, и Виктор Гордиенко, галантно пропустив вперед свою неожиданно обретенную напарницу, последовал вслед за ней к выходу на летное поле. Идя сзади и любуясь ее точеной фигуркой, он мысленно поцокал языком – умеют в Конторе Глубокого Бурения подбирать кадры!  Впрочем, контора – это уже вторично. Главное, дружище Эдуард – вот кто молодец, если такую диву себе нашел!

Гордиенко еще раз прокрутил в голове события двух последних дней, начиная с его вызова к начальнику ГРУ генералу армии Ивашутину Петру Ивановичу.

Судя по всему, дядя Петя или Петр Великий, как его зачастую звали между собой подчиненные, был сильно не в духе. Он некоторое время, постукивая пальцами по столу, молча смотрел на вытянувшегося перед ним Гордиенко.

– Это, конечно, не ваша вина, подполковник, что ваш рапорт о событиях в Ленинграде, так поздно попал ко мне, – наконец произнес Ивашутин, в упор глядя на подчиненного, – я еще разберусь с волокитчиками. На будущее – вам совет. Своих людей проверяйте, но любую информацию, если она, по вашему мнению, важна, до командиров доводите немедленно. Ваш рапорт именно к такой информации относится. А некоторые ваши старшие товарищи этого не поняли. В результате мы теряем потенциально уникального работника – вашего сокурсника, – он взглянул на лежащие перед ним бумаги, – Локаева Эдуарда Александровича.
 Наши коллеги из КГБ нас опередили и сумели понять, какую пользу может принести ваш друг. Вчера министр обороны, по запросу Юрия Владимировича Андропова, приказал мне откомандировать вас в его распоряжение с задачей привлечения  Локаева к сотрудничеству, но, увы, не с ГРУ, а с их организацией. Ваша задача – добиться согласия, – он снова мельком взглянул в бумаги, – Эдуарда Александровича на сотрудничество не только с КГБ, но и с нами. Способы  связи с вашим другом, в процессе его дальнейшей деятельности вы должны разработать детально еще до встречи с ним.

Выходя из кабинета Ивашутина, Гордиенко мысленно чесал затылок, – легко сказать, «привлечь к сотрудничеству», да еще сразу с двумя конторами! Эдька, со своим интеллектом и стремлением к свободе, может сразу просечь, что к чему,  и послать всех подальше…

На инструктаже у Андропова присутствовали, кроме самого хозяина, только он и симпатичная девушка, оказавшаяся капитаном КГБ Швецовой Любовью Ивановной. Как потом оказалась, она была поразительно похожа на некую Олесю Огиньскую, с которой у Эдуарда возникли нешуточные отношения. По крайней мере, по словам попавшей в разработку родственницы девушки некой Дмитриевой, Огиньская ждала ребенка от Локаева.

Мудрец Андропов, не рассчитывая только на дружеские отношения между Гордиенко и Локаевым, предполагал, что внешность Швецовой каким-то образом может помочь установлению контакта с ним.

Так подполковник ГРУ и симпатичный капитан КГБ оказались в одной связке. В процессе инструктажа напарники получили строжайшие указания не применять к Локаеву  никакого давления и избегать разговоров о сотрудничестве. Следовало лишь уговорить его встретиться с лично Андроповым на одной из оперативных квартир для приватной беседы.

Уже сидя в самолете, выстраивая, под мерный гул двигателей, план встречи и разговора с Эдуардом, Гордиенко еще раз мысленно поаплодировал Андропову. Не зная лично Локаева, так верно просчитать его независимый характер, не выносящий давления –  это надо иметь поразительную интуицию!

Но каков скромник Эдуард!? Оказывается он не только талантливый
технарь, но и гипнотизер, да еще, вдобавок, и в рукопашном бое силен! Как сказал Андропов,  Локаев в одиночку расправился с четырьмя противниками, спасая свою Олесю. Да и Ивашутин на прощание, проявив заботу, добавил:
– Но вы там поосторожнее со своим приятелем. Он не только обладает необъяснимыми способностями, но и не стесняется в средствах. За его плечами уже есть трупы, причем наши оперативники раскопали, что он два раза выходил победителем в схватке с противником, прошедшим подготовку в рамках нашего проекта «Идеальный боец», причем второй раз с летальным исходом для последнего.
      Гордиенко был в курсе возможностей «идеальных бойцов» и не представлял, как кабинетный ученый, пусть офицер, пусть спортсмен, мог одержать верх в поединке с подобной машиной для убийств.

Поломав еще некоторое время голову над загадкой своего друга, и не придя ни к каким выводам, Гордиенко постарался отринуть все мысли и погрузился в расслабляющую  дрему.

***

Проснувшись, Николь Дюранс оглядела убогий номер, почему-то называемый здесь «люксом», и вздохнула. Она хоть и привыкла за пять лет своей нелегальной работы в Союзе к почти полному отсутствию нормального сервиса, но спартанская обстановка на туристской базе «Терскол»  все равно угнетала. Тем паче, ночью зарядил дождь, и великолепный горный  ландшафт, с живописными соснами и белоснежными, сверкающими еще вчера на солнце вершинами, оказался затянутым тоскливой серой пеленой. Но работа есть работа, и, чтобы еще раз не потерпеть поражение в схватке с таким противником, как Локаев, надо было еще раз все тщательно продумать. Предстоящая встреча с ним тревожила и заставляла учащенно биться сердце. Конечно, можно было списать такую реакцию организма на высокогорье – все-таки почти 2000 метров над уровнем моря, но в глубине души она понимала, что высота здесь ни при чем. Этот человек волновал ее. Он был первым мужчиной, который заставил ее почувствовать себя слабой женщиной. Нет, даже не слабой женщиной, а просто женщиной!

С юного возраста Николь, благодаря своему дару внушения, привыкла верховодить в любой компании, и, видимо, по этой причине ни один мужчина не смог вызвать в ней чувственного влечения. Этот Эдуард, так неожиданно и грубо подавивший ее волю, впервые пробудил дремавшие в ней древние инстинкты, диктующие женщине желание подчиниться сильному, а значит и надежному самцу, и сейчас она с неожиданным нетерпением и внутренним трепетом ожидала встречи с ним.

При разработке плана операции Роберт Фултон, московский резидент ЦРУ, не советовал ей входить с объектом, обладающим такими мощными парапсихологическими способностями, в контакт. Даже, несмотря на то, что никто не сможет узнать в строгой, даже несколько чопорной брюнетке, с замашками жены большого начальника, рыжеволосую красотку, поэтессу Инессу.

Она просто издали должна будет опознать Локаева и навести на него двух приданных ей агентов – Майкла и Стива, специалистов по похищению и устранению людей. И никакого гипноза…. Один укол в подходящий момент – и безвольного клиента можно будет везти куда угодно. Но это уже не ее забота.

 Главное она уже сделала – вычислила место пребывания объекта. А это было не так уж и просто. Пришлось, сочинив историю о подруге, у которой якобы роман с Локаевым, привлечь одного из своих почитателей, а по совместительству – информатора, используемого ею в темную, полковника Генерального штаба Валерия Полуэктова. Он-то через свои каналы и выяснил, что, во-первых, Локаев в отпуске, а во-вторых, что  тот с двадцать седьмого мая будет находиться на турбазе министерства обороны «Терскол».

Приобрести в межсезонье путевку на ту же базу Николь Дюранс, по документам Осиповой Ларисе Михайловне, психиатру военного госпиталя имени Бурденко, имеющей обширные связи во всех кругах Москвы, не представило сложности.
 
Еще вчера, после прибытия  на базу, Николь, чтобы получить отдельный номер, а заодно получить доступ к документам отдыхающих, очаровала заведующую регистратурой Людмилу Николаевну. Оставшись с хозяйкой наедине и предложив ей выпить за знакомство по рюмочке дефицитного ликера «Ванна Таллинн», Дюранс просмотрела все документы прибывших на базу и убедилась, что майора Локаева среди них нет. Все воспоминания Людмилы Николаевны об их маленьком кутеже Николь из памяти новой подруги, конечно же, стерла.

Дюранс потянулась и нехотя встала. Все-таки поддаваться каким-то женским слабостям специальному агенту Нику не пристало…

 Сегодня как раз день заезда Локаева, и надо идти караулить все прибывающие автобусы. Хорошо бы он поскорее приехал – передать его своим костоломам и уехать отсюда в цивилизованный мир. Роберт обещал, что это последнее задание – и прощай  неустроенная Россия! Родная Виржиния давно ждет свою шальную дочь…  А там, Николь плотоядно усмехнулась, – чем черт не шутит, может, когда-нибудь, еще доведется и в интимном плане поближе познакомиться с этим русским суперменом…

Через несколько часов, когда за окном уже чернела, упавшая, как лавина с гор, ночь, Дюранс, сидя в своем номере, под шум непрекращающегося дождя, постепенно переходящего в мокрый снег, анализировала невероятные события дня. Откуда-то доносилось треньканье гитары, и приятный баритон, как бы комментируя погодные условия, душевно выводил:

Дождь притаился за окном,
Рассвет поссорился с дождем,
И в этот тихий вечер,
Беспробудный вечер…
Мы, вдруг, садимся за рояль,
Снимаем с клавишей вуаль
И зажигаем свечи…

Песня раздражала своей излишней сентиментальностью. Эти славянские страдания Николь уже порядком надоели, и она, закрыв уши ладонями, попыталась сосредоточиться и вспомнить в деталях весь день.

Локаев сегодня так и не появился, но, какого же было ее изумление, когда она увидела сопровождавшего какую-то эффектную девицу Гордиенко собственной персоной!

Это, что – случайность? Или это ответный ход ГРУ, начавшего охоту на саму Дюранс? Ведь расположилась эта парочка прямо напротив Николь, в «генеральском» триста четвертом номере.

Нет, нет – это невозможно! Она бы малейшую угрозу почувствовала бы сразу. А сегодня, когда Гордиенко скользнул по ней взглядом, она ощутила лишь типичный мужской интерес к сексапильной женщине. Вероятнее всего, Гордиенко, договорившись с Локаевым провести вместе отпуск в экзотической обстановке Приэльбрусья, решил захватить с собой и любовницу…

– А ведь это удача, – Николь в возбуждении потерла руки, – можно сразу, как говорят русские, убить двух зайцев. Теперь нужно только дождаться приезда Локаева и в один из дней упаковать обоих друзей одновременно – в микроавтобусе, на котором она и ее команда прибыли сюда, для двоих места хватит.

Хотя – нет…, с Гордиенко, перед тем как передать его Майклу и Стиву, она поработает сама. Это доставит ей удовольствие – красавец хорошо поддается ее чарам, в этом она убедилась еще в Ленинграде. Хорошо бы затащить его в постель – во время секса зомбирование пройдет легче.

 О, черт! Все-таки мысли о Локаеве ее возбудили. Да, ей нужен мужчина для снятия напряжения и восстановления уверенности в своих силах. После чувствительного удара, нанесенного в ресторане Ленинградского дома писателей, ей это не помешает. Но это надо сделать до приезда Локаева – он способен почувствовать ее психическую энергию, а это грозит крахом. Значит, у нее есть в запасе только сегодняшний вечер.

Николь встала и решительно направилась к двери.
 
– Скорее всего Гордиенко со своей цыпочкой сейчас сидят в единственном на всю турбазу кафе. Если же они предпочли заняться с места в карьер любовью, придется  вытаскивать его из номера. Впрочем, зачем?! Она воспользуется  их апартаментами и просто заменит эту красотку на любовном ложе – та пусть поспит…
 А, вообще-то, для соблюдения конспирации, эта девица должна уснуть навсегда.
   
Дюранс вернулась к столу, открыла дорожную сумку и достала несколько разноцветных миниатюрных пластиковых шприцов. Выбрав нужный, она аккуратно спрятала его в потайной карман юбки. Одного укола будет достаточно, чтобы подруга Гордиенко через двое суток сна, не просыпаясь, отправилась к праотцам.

Выйдя из номера, Николь огляделась. В коридоре было пусто и тихо. Лишь по-прежнему доносилось откуда-то пение все того же невидимого барда:

Опять я  Баксаном любуюсь, как сказкой         
Прекрасной, прошедшей и неповторимой.
Веселой и щедрой, совсем по Кавказски,
И чуточку грустной, как повести Грина…

– Как ты надоел, – чертыхнулась Дюранс, подходя к триста четвертому номеру.

– Какая здесь осень – волшебница цвета, – продолжал раздражать певец, но Николь уже не слушала его. Приникнув к двери, она сосредоточилась, мысленно проникая внутрь.
 
 Да! Голубки находились в номере, решив, видимо, не покидать своего гнездышка…

Через двадцать минут, когда одурманенный гипнозом Гордиенко, с затуманенным взором после феерического сексуального контакта с Николь – этой современной Цирцеей, стонал в постели от вожделения, требуя немедленного продолжения сеанса любви, она, оставаясь в одной коротенькой комбинации, встала с потели, достала свой шприц и подошла к креслу, в котором полулежала, тоже погруженная в транс, бесчувственная Швецова.
 
– Ну, что, милочка, как вы русские говорите, спи спокойно…

– Так, так, – раздался вдруг сзади смутно знакомый голос, – Инесса у нас оказывается не только поэтесса, но и куртизанка, и медсестра в одном флаконе... 

Дюранс от неожиданности выронила шприц, и, уже понимая неизбежность катастрофы, медленно обернулась. На нее, отливающим холодной сталью взглядом, смотрел незнакомый бородатый мужчина. И лишь через мгновенье, когда, втягиваемая в бездонный омут синих глаз, она начала терять сознание, пришло понимание – случилось то, чего она в глубине души так опасалась – из охотника она превратилась в дичь, загнанная тем на кого охотилась.

– Локаев! – Вспыхнула отчаянным сполохом последняя мысль, и тайный суперагент Ник перестал воспринимать действительность. 


Гл.23. Терскольские сюрпризы

После того, как Локаев обзавелся новым паспортом, он, под покровом ночи, не спеша, направился к местечку в окрестностях Кисловодска с интригующим названием «Замок Коварства и Любви». Несколько дней назад он, повинуясь  внутреннему импульсу, свозил Иляну на экскурсию к этим живописным скалам.

 Именно с одной из них, согласно легенде, дочь богатого князя красавица Даута обещала вместе со своим любимым, храбрым, но бедным джигитом, Али бросится вниз, если ее суровый отец не разрешит им пожениться.

Когда Али выполнил свой обет и на ее глазах разбился на берегу протекающей внизу речки, Даута раздумала сводить счеты с жизнью и, благополучно вернувшись в свой родовой замок, вышла замуж за богатого жениха. Через некоторое время благородный замок, не перенеся коварства своей владелицы, разрушился, превратившись в руины, напоминающие стены и башни, когда-то величественного сооружения.

Слушая в пол-уха уже известную ему еще с прежнего посещения Кисловодска историю о любви и коварстве, рассказываемую с трагическими интонациями в голосе девушкой- экскурсоводом, Эдуард вдруг заметил в подножии красноватых стеноподобных скал характерные признаки Лабиринта. Позже, когда их группа поднялась по узкой тропинке поближе к вершине роковой скалы, он сверху детально рассмотрел рисунок местного пространственно-временного портала. Тогда-то он и решил, воспользоваться им для перемещения в Терскол, чтобы не тратить время на утомительную дорогу в набитом битком туристами автобусе.

Тихая майская ночь была по-летнему теплой. Низкая ущербная луна своим неверным светом освещала пустынную дорогу. Удобный рюкзак  привычно грел спину. Невольно вспомнились строки Лермонтова:
               
Выхожу один я на дорогу
Предо мной кремнистый путь блестит.
Ночь тиха, пустыня  внемлет богу,
И звезда с звездою говорит…

А ведь именно здесь, в этих  благословленных  краях, в каких- то пятидесяти километрах на северо-восток, были написаны эти строчки Михаилом Юрьевичем, за несколько дней до своей гибели на дуэли на  склонах горы Машук в Пятигорске. Как там у него дальше?
               
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду чего? Жалею ли о чем?

Неужели поэт предчувствовал свою гибель? Видимо, гении действительно имеют непосредственный контакт с единым информационным полем вселенной…. Нет, скорее это можно назвать связью с божественным началом, иначе – откуда бы рождались новые идеи, стихи, музыка?

Раздумывая о природе гениальности и любуясь ночным пейзажем, Эдуард неожиданно для себя подошел к своей цели. В предрассветном сумраке перед ним возникли знакомые башни стилизованного под старину  здания ресторана «Замок Коварства и Любви».
 
Первые лучи солнца уже золотили далекие снежные вершины Главного кавказского хребта, когда он вошел в первую спираль Лабиринта…

Мгновенный перенос через пространство Эдуард на этот раз воспринял уже как должное. Очутившись в глухом ущелье реки Азау, он удовлетворенно вздохнул. Именно этот укромный уголок был выбран им в качестве пункта прибытия в Терскол – здесь риск встречи с нежелательными свидетелями телепортации сводился к минимуму. Перед ним шумел бурный поток, за ним зеленели почти отвесные стены ледника Малый Азау, с которых срывался водопад, сзади вздымались черные  колоннообразные стены, скрывающие снежные громады могучего Эльбруса.

Оглядевшись и убедившись, что рядом никого нет, Локаев развернулся и пошел вниз по течению реки туда, где, как он помнил, ответвлялась налево и вверх тропа, ведущая к нижней станции Эльбрусской канатки на поляне Азау. Заканчивая подъем, он наткнулся на раскинувшийся меж соснового леса палаточный лагерь туристов. Дежурные уже хлопотали над примусами и костерком, готовя завтрак, и миновать их незамеченным было невозможно.

Каково же было его удивление, когда в одном из них он узнал подполковника Вила Любимова, преподавателя кафедры ракетного вооружения родной академии, с которым он довольно близко сошелся в прошлогоднее посещение Терскола.

Названный родителями Вилом, в честь Владимира Ильича Ленина, Любимов давно перестал реагировать на шуточки в свой адрес по поводу своего имени. Отличный гитарист и певец и, по характеру, прирожденный лидер, он быстро становился душой любой компании. Влюбленный в горы, Вил каждый год сколачивал коллектив таких же, как он сам, любителей приключений и проводил отпуск в походах или катании на горных лыжах.

Вот и на этот раз он возглавил группу и, с ее мужской частью, успешно совершил восхождение на Западную вершину Эльбруса. Спустившись вчера в свой базовый лагерь, они собирались предстоящую последнюю ночь перед переходом через перевал Донгуз-Орун в Сванетию, а затем на побережье Черного моря, провести в кафе Ай*, этом культовом для туристов месте на горе Чегет, откуда

* «Ай» – на балкарском языке – луна.

 можно легко добраться до Северного приюта перед самым перевалом.
 
Эдуард был рад этой встрече и не стал одевать на себя маску Петрова, однако, чтобы исключить ненужные расспросы ему, с ходу пришлось напрячь свои способности мысленного внушения и, судя по реакции Вила и его сотоварищей, это ему в полной мере удалось.
   
– Давай с нами! – после первых приветствий, нисколько не удивившись появлению Локаева, как будто выход того в семь часов утра из ущелья Азау был рядовым событием, сродни встрече на Невском проспекте, предложил Любимов. – Сегодня вечерком хорошо посидим, попоем, кафе на ночь я уже заказал, а завтра с утра двинем на юга: – « Путь на юг, старый друг, он для нас вечно нов!»**  –  пропел он звучным тенором,  – и тут же песней Окуджавы продолжил:

* Стихи Р. Киплинга.

 – «У нас компания веселая большая, приготовьте нам отдельный кабинет…».
Он наклонился к Эдуарду и сказал, якобы тихо, но так, чтобы окружающие их, к этому времени, уже собравшиеся у костра миловидные туристки, слышали, – По секрету,  девчонки в группе – первый класс!

Туристки, стреляя глазками на Эдуарда, захихикали. Их в группе было чуть ли не в двое больше чем парней.

Да…, Вил оставался все таким же закоренелым холостяком, но, тем не менее, большим ценителям женщин, всегда имеющим под своим крылом несколько молоденьких красавиц.

Предложение было заманчивым, но Локаеву хотелось пообщаться, хоть и в чужом облике, с терскольскими друзьями, да и осуществить свою давнюю мечту – тоже взойти на Эльбрус. С сожалением отказавшись от похода к морю, но дав обещание, что уж сегодняшний вечер он проведет с Любимовым и его подопечными в Айе, а в 13.30 будет их ждать в кафе «Минги-тау»***, славившимся настоящей

*** «Минги-тау» – Эльбрус, на балкарском языке – Вечная гора.

балкарской кухней, чтобы вместе пообедать, Эдуард  в отличном настроении двинулся в Терскол, навстречу уже заглянувшему в Баксанскую долину солнцу.

Размещение на базе прошло легко. Смена заездов только началась, горнолыжники уже закончили свой сезон, любителей побродить в горах, грозящих лавинами, в начале июня тоже нашлось немного, и база оказалась полупустой.

Приобрести путевку на имя Андрея Денисовича Петрова и разместиться, используя легкое внушение, в двухместном номере на престижном третьем этаже не представило трудностей. Уже в двенадцать часов Эдуард, коротая время до обеда,  сидел, подставляя лицо горячим лучам солнца, на лавочке возле стеклянной стены гостиницы и любовался горным пейзажем.

Вдоль скамеек, на которых кроме Локаева загорали еще с десяток туристов, бродил смешной бородатый козел, нагло выпрашивая у курящих бычки сигарет, которые он тут же с видимым удовольствием поедал.

Неожиданно Эдуарда  как будто что-то толкнуло. Внимание его привлек серого цвета «Рафик», тормознувший не доезжая  ворот базы. Из него вышла женщина, при взгляде на которую у Локаева внутри почему-то заиграл сигнал тревоги. Сказав что-то водителю, она, легко неся большую спортивную сумку, направилась к проходной. Микроавтобус тут же, резко взяв с места, унесся дальше.
 
Как только заинтересовавшая Эдуарда туристка нарисовалась на дорожке, идущей вдоль скамеек с туристами, на нее двинулся наркоман-козел с требованием вступительной мзды. Не ожидавшая такой атаки со стороны представителя местной фауны, дамочка в растерянности остановилась, и к ней сразу подскочили двое парней, мгновенно оценившие мощную эротическую ауру вновь прибывшей. Милостиво разрешив добровольным пажам отбить нападение козла и нести ее сумку, она, под взглядами загоравших людей, словно королева, в сопровождении только что обретенной свиты, прошествовала в регистратуру.

Видимо, лишь энергетика любопытствующих туристов не позволило одной из лучших экстрасенсов, прошедших школу «Звездные врата», Николь Дюранс, а это была именно она, почувствовать мысленного зондирующего сигнала Локаева, которым тот просканировал ее, пока она дефилировала  мимо. Результат этого сканирования озадачил Эдуарда. В его сознании почему-то возник он сам в ресторане дома ленинградских  писателей и рыжеволосая красавица Инесса, с ее злой энергетикой. Чертыхнувшись, он встал и двинулся за таинственной незнакомкой.

Уже через десять минут наблюдения за ней, он окончательно пришел к выводу, что черноволосая красотка с замашками светской львицы не кто иная как гипнотизер и липовая поэтесса в одном лице, известная ему по схватке за сознание Гордиенко, Инесса. Самым поразительным было то, что ее мысли и чувства были сосредоточены вокруг его собственной персоны.

Вывод напрашивался сам собой – теперь Инесса, кем бы она ни была, охотилась на него самого. Было  удивительно и то, что каким-то непостижимым образом эта женщина сумела выйти на него даже  раньше КГБ.
 
Решив не выпускать ее из вида, Эдуард мысленно распрощался с возможностью совместного обеда с группой Любимова.

Проследив за размещением перевоплощенной Инессы в гостинице, он устроился в холле первого этажа, стараясь осторожно, краем сознания, чтобы не насторожить охотницу за чужими душами, отслеживать ее действия. 

Не прошло и пяти минут, после того как двое сопровождающих ее поклонников вошли, неся ее сумку, вместе с ней в номер, они, с какими-то потерянными лицами, словно забывшие что-то навсегда, спустились в холл и, как сомнамбулы, направились в столовую, распахнувшую свои двери на обед.

Вскоре вслед за ними на первый этаж сошла и чаровница Инесса. В отличие от своих бывших пажей, она, прорезая встречный поток нагулявших аппетит туристов,  стремящихся как можно быстрее занять свои места за столами, устремилась к выходу.

Локаев, на некотором удалении проследовавший  за ней, был в очередной раз поражен. Как будто ведомая сверхъестественным чутьем, подсказывающим ей, где он может быть, Инесса направилась прямиком к «Минги-тау». Около ступенек, ведущих к входу в кафе, ее встретили два парня, в одном из которых Эдуард узнал водителя «Рафика», на котором приехала охотница. Коротко переговорив, троица скрылась внутри.

– Так она сюда со своей бригадой прикатила, – догадался Эдуард, – и сейчас за обедом они уточняют план действий.

Судя по жестким лицам, спортивным фигурам и легкости передвижений спутников Инессы, это были еще те волкодавы, и ухо с ними нужно было держать востро. Ищут они его явно не с добрыми намерениями.

– Хотя, – он улыбнулся, – пусть ищут, Локаева то в Терсколе нет, а есть Андрей Петров, которому нет дела до происков коварной компании.

Размышляя о возможностях враждебной группы, Эдуард развернулся и, наслаждаясь солнечным днем, побрел к Чегету. Поднявшись на канатном подъемнике до Айя, он удостоверился, что заказ Вила на сегодняшнюю ночь в силе, и, в свою очередь, договорился с барменом Русланом на свежего барашка для шашлыков и ящик хорошего вина к вечернему пиршеству.

Расплатившись за заказ на вечер, он с удовольствием съел пару сочных шашлыков с хичинами, запил все крепким чаем и, решив скоротать три-четыре часа, отправился  к высокогорному озеру Донгуз-Орун, которое видел издалека прошлогодним февралем во время катания по южным склонам Чегета.

Вскоре он уже любовался озером с необыкновенной зеленой водой на фоне величественных гор на противоположной стороне реки Донгузорун. Слева, на фоне голубого неба, чернели два треугольника – вершины Малый и Большой Когутай, правее вздымалась усеченная пирамида Накратау и еще дальше мощным завершающим аккордом громоздилась ледово-снежная стена Донгуз-Орунбаши.

Локаев уселся на нагретый солнцем камень и попытался войти в духовный контакт с окружающим его миром. Время как будто остановило свой бег, и через некоторое время он почувствовал себя парящим над всем этим скалисто-снежным великолепием. Сидя с закрытыми глазами, он, как будто с высоты птичьего полета, любовался Баксанской долиной с ее сосновыми лесами, ярко-синими льдами вокруг нарзанных источников, бесчисленными ручьями и речками, плещущими в своих каменистых руслах хрустальной водой, горными черно-белыми кряжами с зелеными языками ледников, за которыми где-то в голубой дымке угадывалась громада моря, и царившим над всем этим двуглавым великаном Эльбрусом.

Легкий шорох прервал его полет, и Локаев открыл глаза. Рядом с ним, невесть откуда-то взявшийся, сидел, также обратившись в сторону озера, бородатый, уже в годах, мужчина с четками в руках. Он, слегка раскачиваясь, беззвучно шевелил губами и время от времени щелкал четками. – Ля иляха иль Аллах*, –
* «Нет Бога, кроме Аллаха (Бога)». Эта фраза означает утверждение отсутствия других богов, кроме одного Бога.
вдруг явственно произнес он и повернулся к Эдуарду. – Ассаламу алейкум, мир тебе, ищущий Истину, – слегка поклонившись, продолжил он, – прости меня, что нарушил твое уединение. Я – дервиш** Тахир Абаев из братства ан-Накшбандиа
** «Дервиш» – слово, возводимое к персидскому «дверь». Обозначает людей, практикующий суфизм – мистическое направление ислама. Дервиш находится на пороге двух миров – материального и духовного, постоянно стремясь проникнуть еще дальше в духовную сферу. Роберт Фрэйджер «Мудрость ислама».
(Братство ан-Накшбандиа основано на Кавказе в 1970-х годах шейхом Мухаммад-Назима Акила ал-Хаккани ан-Накшбанди). Иду в Абхазию, но я увидел тебя и понял, что Аллах подарил мне встречу с человеком, который мог бы стать моим сотоварищем на пути Господнем.

Нам, суфиям***, стремящимся к единству с Богом через любовь и получившими волею
*** Суфиями были такие известные личности как великий медик и философ Ибн Сина (Авиценна), герой множества сказаний и анекдотов Ходжа Насреддин, поэт и ученый Омар Хайям. Начало суфизму положило учение Хасана аль-Басри в восьмом веке.
Аллаха знания, дано видеть людей, достойных принять Иджаз – печать сердца, этой способности достичь Истины и нести знания людям. Я чувствую, что ты наделен Аллахом и силой, и способностями для этого. Но вручить Иджаз может только шейх – наставник, духовный учитель и родитель. Наш шейх Назим  будет проповедовать десятого июня в селе Верхний Баксан. Я к этому времени вернусь, да будет на это воля Аллаха, и тоже буду там. Если ты захочешь познать Истину, то я мог бы представить тебя Назиму.

Слушая дервиша и вглядываясь в его мерцающие таинственными угольками глаза, Локаев чувствовал мощную энергетику своего неожиданного собеседника. В то же время чувствовались искренность и отсутствие какой-либо агрессивности.

– Меня зовут Эдуард. Я знаком с основными положениями ислама, – осторожно подбирая слова, вступил в диалог Локаев, – и считаю его достойной и поистине мировой религией, но в мои планы не входит становиться мусульманином, тем более что традиции моего народа основаны на христианском учении.

– Мы, суфии, достопочтимый Эдуард, с уважением относимся к разным религиям. Мы также чтим Ветхий и Новый завет, великих пророков Авраама, Моисея и, конечно, Иисуса, но считаем, что с течением времени люди Книги* стали неправильно ее
* Книга – здесь имеется в виду Библия. Людьми Книги, или Писания, мусульмане называют иудеев и христиан.
понимать. Ведь, согласись, – разве могут другие народы принять иудейское положение об избранности богом только их нации? А преклонение христиан перед Иисусом как перед богом, да еще распятым на кресте – разве это не заблуждение? Мы считаем Иисуса великим  пророком, но не богом…Да и вообще – весь Запад, во главе с католической церковью, уже давно пошел на соглашательство с властями и преклонение золотому тельцу, забыв заветы своих же пророков. Я уже не говорю о протестантах, которые утверждают, что богатство и власть это один из признаков богоизбранности. Конечно, все от Аллаха, но разве не сказано Иисусом: – «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в Царство Божие»**?
** Евангелие от Матфея. Глава 19.24.
Ислам же многолик, и мало знать основы. Пророк Мухаммад, мир ему и благословение Всевышнего, и был призван Аллахом, как последний пророк на земле, несущий людям Истину, чтобы вернуть их на праведный путь. Кстати, власти делают большую ошибку, препятствуя свободному распространению традиционного ислама по стране и, особенно, на Кавказе. Люди плохо знают Коран и Сунну – Священное Предание о жизни и изречениях Пророка Мухаммада, мир ему, и поэтому легко попадают под влияние ложных учений. Есть такие опасные направления и в исламе. Они проповедуют насилие в отношение несогласных с их трактовкой Корана. Династия Саудитов, давно захватившая всю власть в Аравии, вкладывает огромные средства в распространение Ваххабизма, учения узаконивающего джихад – священную войну против всех инакомыслящих. Вот когда их эмиссары придут сюда – может пролиться большая кровь. Ведь они считают неверными даже истинных мусульман, исповедующих традиционный ислам.

Дервиш помолчал, внимательно глядя на Локаева, а затем продолжил: – Я вижу, что ты идешь по пути воина. Что же, дорог к богу много. Пророк  Мухаммад, мир ему и благословение, тоже был воином. Когда-нибудь ты тоже познаешь истину, а путь к ней редко бывает коротким. Вижу – помыслы у тебя чистые, и поэтому я хочу дать тебе совет – все-таки приходи в Верхний Баксан десятого июня. Никто насильно не принудит тебя  принять ислам, но ты сможешь многое узнать о мудрости нашего учения. На твоем пути могут встретиться разные представители этой религии. Ведь в мире нас уже больше миллиарда. И, чтобы понимать, чем руководствуются те или иные люди, тебе надо бы знать Коран, нашу священную книгу, и хорошо разбираться в основных направлениях ислама.

Локаев качнул головой: – Вряд ли, уважаемый, я смогу к десятому встретиться с вами, ведь я хочу взойти на Эльбрус, а это, как я понимаю, потребует специальной подготовки, а значит и времени.

– Побывать на вершине Минги-тау, конечно много значит для человека, но ты должен знать, что это место довольно опасное. По нашим поверьям давным-давно жил злой богатырь, которого за его злодеяния и насилия над людьми, Бог, вняв молитвам людей, приковал между вершинами Минги-тау. До сих пор его злой дух строит козни смельчакам, решивших испытать себя на этих кручах. А еще говорят, что тот, кто взошел на одну из этих вершин, может увидеть небесный рай, и это зрелище столь прекрасно, что увидевший его, больше не в силах смотреть на земную жизнь и навеки остается среди вечных льдов и снегов. Но тебе, – Тахир скупо улыбнулся, – я думаю, такая судьба не грозит. Ведь чистые сердцем и сильные духом, как правило, успешно справляются с горой. Наш балкарец Джачи Джаппуев, когда-то, на спор с односельчанином за один день сходил на вершину Минги-тау и в знак доказательства своего восхождения оставил на вершине свои вилы. Его друг, с которым он поспорил, на следующий день решил убедиться в успехе Джачи и тоже сходил на вершину и принес вилы обратно. Так что, и в твоем успехе я не сомневаюсь.

Но идти на Минги-тау советую не отсюда, а по северному маршруту, из урочища Джылы-су. Там много интересного: и скальные пещеры, и горячие источники, и менгири – каменные изваяния воинов, и древние захоронения большеголовых, мы их называем альвинами – чародеями, сынами богов, сошедших со звезд. Да и алмостов, снежных людей по-вашему, можно еще встретить. А идти туда, кстати,  лучше всего из Верхнего Баксана.

Тахир вдруг замолчал, положил ладони на лоб и замер.
– Волхвы,… двенадцатое,… полнолуние,… – чужим глухим голосом, словно под диктовку, спустя минуту, начал говорить он с закрытыми глазами, – Кызыл-кол,… встреча…

Через некоторое время, он опустил руки и посмотрел затуманенными еще после транса глазами на Локаева.

– О, так за тобой стоят северные волхвы! Это меняет дело. Волхвы далеко прошли в поисках Истины, и тебе не нужны  ни мои советы, ни проповеди нашего шейха.

Но один совет я тебе дам. Если через две недели, двенадцатого июня ты будешь в ущелье Кызыл-кол, это верховья реки Малка, рядом с горячими источниками Джылы-су, как раз на пути к вершинам Минги-тау, в твоей жизни может произойти очень важное для тебя событие.
   
Дервиш встал. – Однако надо идти. Путь предстоит долгий, а  скоро придет буря.

Локаев огляделся. Никаких признаков непогоды не было видно. Разве что усилился ветер и на вершинах гор появились снежные флаги.

– Не сомневайся, – заметил его недоумение Тахир, к вечеру ветер  усилится, ночью пойдет дождь, а в горах выпадет много снега, и перевалы окажутся недоступными. Надо спешить. Тем, кто завтра окажется в пути среди этих вершин, придется молиться всевышнему о спасении. Прощай! Да пребудет с тобою Аллах в делах твоих...

Он развернулся и двинулся по тропе навстречу заходящему солнцу. Шел он, вроде бы, не торопясь, но дистанция между ними стремительно увеличивалось. Эдуард успел еще увидеть, как дервиш обернулся и, несмотря приличное расстояние, почувствовать горящий взгляд нового знакомого.

– Двенадцатого июня, Кызыл-кол, – услышал он голос Тахира, и тот растворился в лучах уже низкого, цепляющегося за снежную шапку Донгуз-Орунбаши, солнца.


Гл. 24. Встречи и расставания
 
Когда Эдуард вернулся к Айю, солнце уже зашло, и небо окрасилось в нежный изумрудный цвет c розовыми подпалинами облаков над западными вершинами. Эти чистейшие небесные краски, будившие смутные мысли о божественном начале, никак не гармонировали с резким запахом жареного мяса, заполнившего пространство вокруг кафе, и сердце неожиданно  защемило от тоски, словно какая-то часть его глубинного «Я» осознало все несовершенство этого бренного мира.

Почему-то вспомнился давешний сон с образом смутно знакомой девушки, и навалилось чувство до конца не понятой утраты….

Его меланхолию развеяла искренняя радость, с какой он был встречен уже сидящей за столами группой Любимова, особенно ее женской половиной. Что уж рассказал Вил про него, про какие такие подвиги, он не догадывался, но доброжелательность и интерес присутствующих как будто смыли с него налетевшую было хандру.

Уже были раскупорены первые бутылки, и вино разлито по стаканам, уже помощники Руслана, молодые веселые парни Аслан и Кайсым, подавали первые шашлыки, уже встал для очередного тоста Вил, как вдруг перед Эдуардом возник образ Тахира, и прозвучали его слова: «Тем, кто окажется завтра в пути, придется молиться всевышнему о спасении» …

– Господи, да ведь они могут завтра погибнуть! – ужаснула догадка, и Локаев явственно представил занесенные снегом, где-то под перевалом, неподвижные тела своих новых товарищей.
      
Холодный пот выступил у него на лбу, и он направился к Вилу.
      
– Выдумки это все, – хмыкнул Любимов в ответ на предупреждение о надвигающейся буре, – я сегодня заходил в контрольно-спасательную службу регистрировать новый маршрут – никаких предупреждений о плохой погоде не было.

Хотя, конечно, в горах может быть всякое, – Вил ожесточенно потер подбородок, – вроде бы все хорошо, а уже через час может так задуть, что всех предков вспомнишь…

 Значит так, – философски подвел он итог – утро вечера мудренее! Завтра посмотрим,  что к чему. А сейчас – люди устали, им праздник нужен. Пусть расслабятся, попоют, повеселятся…
   
Веселье кончилось в два часа ночи, когда после очередного порыва ветра, погас свет, и в кафе сквозь стеклянные стены проникла беспросветная мгла.

– Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…, – торжественно-иронично процитировала  Булгакова соседка Локаева Ольга, симпатичная светловолосая девушка студентка Ленинградского института культуры. Ее внимание, как, впрочем, и внимание ее подруги и сокурсницы по институту Наташи, Эдуард почувствовал с первых минут пирушки.
 
– Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ирушалаиме и его окрестностях, – не осталась в долгу Наташа, и стало понятно, что «Мастер и Маргарита» для них обеих – настольная книга.
 
– Молодцы девочки, – мысленно похвалил эрудицию подружек Локаев, сам неравнодушный к этой книге, но в отличие от романтично настроенных девиц, всерьез воспринявший складывающуюся обстановку.

Встав из-за стола, в неверном свете уже зажженных Русланом свечей, он вышел на смотровую площадку перед кафе.

Да, тьма, откуда бы она ни пришла, накрыла и Чегетскую поляну, с обычно сверкающей огнями гостиницей Чегет, и поселок Терскол, да и вся Баксанская долина оказалась заполненной чернильной мглой и свирепым ветром. Ситуация требовала решения, и на этот раз Эдуард был категоричен: – надо спускаться и немедленно. Дождь может начаться в любую минуту, за ним, как предупреждал Тахир, повалит снег – теперь не верить ему было бы просто глупо, а вот тогда все будет гораздо сложнее.

После недолгого раздумья Вил согласился с ним и решительно пресек возражения многочисленных сторонников ночевки в Айе.

– Под рюкзаки, – непреклонно скомандовал он, и группа, недовольно ворча начала собираться.
 
– Завтра очередной день заезда, а значит утром пойдут автобусы в
Минеральные воды, – попытался поднять настроение своим новым
сотоварищам Локаев, – народу на базе мало, и все желающие смогут уехать.
 
– Обсудим, – коротко отреагировал Любимов, помогая своей очередной подруге поднять рюкзак.

– Спасибо тебе, Руслан, за гостеприимство, – пожал он руку хозяину. Ты с нами, или остаешься?
– Остаюсь, не впервой. А вот Аслан пойдет с вами, покажет тропу. Ночью, да в такую темень, вы можете запросто заблудиться. Прощайте. Удачи вам. Приезжайте еще! Всегда будем рады.

Выход в горы ночью был, в общем-то, для опытных туристов, обыденным и привычным делом. Чтобы пройти сложный перевал, приходилось не раз вставать ни свет, ни заря, и для таких случаев каждый из группы имел хороший фонарь. Нашелся запасной фонарь и для Эдуарда, который пошел замыкающим.

 Оглядываясь, он  некоторое время видел силуэт хозяина кафе на фоне едва теплящейся огнями свечей застекленной стены Айя, и перед его глазами явственно встала картина, наблюдаемая Русланом – цепочка крошечных в громаде ночи огоньков змейкой скользит  во тьме, медленно, но неуклонно спускаясь в долину.
 
Спуск, несмотря на кромешную тьму и все усиливающийся ветер, прошел на удивление гладко, и к пяти часам утра группа уже стояла во дворе армейской базы, под начинавшим накрапывать дождем, перед фырчащими автобусами, готовыми совершить бросок в Минводы. Как и предвидел Эдуард, мест хватило всем желающим.

Часть группы все же решила остаться, планируя через пару дней отдыха махануть через Верхний Баксан на горячие источники. Когда Вил со своей подружкой Светой объявили о решении воспользоваться этим запасным вариантом маршрута, к ним присоединилась пара из  Харькова Олег и Мария и, видимо, твердо решившие продолжить знакомство с Локаевым, Ольга и Наташа.

Самого Эдуарда это решение поразило тем, что оно, каким-то образом совпадало с предложением Тахира посетить урочище Джилы-су, и в глубине души он сразу понял, что судьба преподносит ему  очередной сюрприз, и что он должен идти вместе с неожиданно обретенными компаньонами.

Тревожила и не давала покоя  одна  мысль:  что же делать с Инессой и ее командой? То, что они представляют иностранные спецслужбы, у него уже сомнений не было. Каким-то  образом  надо  было  выводить  на опасную  троицу  контрразведку. Как  это сделать предстояло еще решить.
 
Предстоящий день сулил новые хлопоты, и надо было хорошенько отдохнуть. Эдуард, добравшись до своего номера, с наслаждением лег в кровать. Шум усиливающегося дождя за окном убаюкивал, усиливая чувство комфорта и надежности крова, и действовал после блуждания  в слепую по горным тропам как хорошее снотворное…
 
Вынырнув из сна, как из глубокого омута, Эдуард не сразу понял, что заставило его проснуться после бессонной ночи уже в десять часов утра. Однако через несколько секунд он был на ногах. Мощная волна эмоций той, которая в Ленинграде называла себя Инессой, докатившаяся до него, – вот что вырвало его из объятий Морфея. Накинув куртку, а заодно и внешность Петрова, он бросился в холл, где, как он понял, находилась его очаровательная противница. И тут, на лестнице его ждало потрясение. Навстречу ему поднимался… Виктор Гордиенко! Да с кем?! Скользнув взглядом по Локаеву, едва не соприкоснувшись с ним плечом, мимо прошла девушка из его снов!

С трудом преодолев изумление, Эдуард посторонился, пропуская друга и такую знакомую незнакомку. Пролетом ниже он увидел Инессу, c удивлением и тревогой следящую за прибывшей парочкой.

Да уж… Он ее понимал. Приехав к черту на кулички куда-то в глухое горное ущелье за Локаевым, обнаружить вместо него Гордиенко – тут призадумаешься случайность ли это, или целенаправленные действия ГРУ и КГБ?

С этим вопросом предстояло разобраться и ему самому. Особенно его волновала девушка. Эдуард хорошо знал жену Виктора, по странному совпадению, тоже Инну, их бережное отношения к друг другу, и появление Гордиенко с молодой особой на горнолыжном курорте не лезло ни в какие ворота. Тем более что Локаев был готов отдать голову на отсечение, что именно эту девушку он видел в том недавнем вещем сне, и, что именно она снилась ему много раз и раньше.

– Хотя…, – Эдуард внимательно прислушался к своим ощущениям, – что-то с этой девушкой не так. Включившийся на полную мощность его мозг, после тщательного анализа выдал заключение: – все-таки,  это не Она… Похожа – да! Но не Она!
Какие-то мельчайшие детали внешности, а, главное, энергетика этой девушки не соответствовали образу, живущему в его сердце. И, в то же время, ему стало ясно, что появление ее здесь в обществе Виктора, подобно появлению Инессы, так же связано с его собственной персоной.

Наблюдение в течение дня за Гордиенко и его спутницей Любой, как он тот ее называл, подтвердили догадку о том, что они приехали по его душу. Созрела также уверенность и в том, что Виктора и девушку связывают только служебные отношения. Несмотря на проливной дождь, они регулярно наведывались в регистратуру, внимательно осматривая окружающих. И каждый раз в их ощущениях Эдуард чувствовал свой образ.

Кроме Локаева, пристальный интерес к эффектной парочке, конечно же, проявила и Инесса. Эдуард, прямо-таки физически чувствуя разгорающийся в ней охотничий азарт, понял, что Виктору грозит реальная угроза.
 
Придя к выводу, что в первую очередь необходимо лишить Инессу поддержки ее бойцов, Эдуард вечером некоторое время в кромешной тьме бродил по поселку, определяя дом,  где они сняли  квартиру. Затем он мысленным приказом  заставил боевую пару выйти на улицу и, усыпив, загрузил их в их же микроавтобус, оборудованный, подобно машинам скорой помощи носилками с фиксирующими ремнями для перевозки бесчувственных людей.

Возвращаясь на вдруг вновь засиявшую огнями сквозь сплошную пелену дождя и мокрого снега базу – видимо ремонтным бригадам удалось таки ликвидировать аварию, он ощутил уже знакомое чувство смертельной опасности, грозящей Виктору и его напарнице, и понял, что Инесса тоже решила не терять времени даром.

Стремительно поднявшись на третий этаж, он успел заметить, как она, о чем-то поговорила с открывшим ей дверь Гордиенко, а затем, воровато оглянувшись, змеей скользнула мимо Виктора в номер. Подойдя к двери, за которой скрылась опасная женщина, он уже собрался последовать за ней, но неожиданно услышал сзади голоса своих новых знакомых, поклонниц Булгакова, Ольги и Наташи, и заставил себя, как ни в чем ни бывало, пройти дальше в конец коридора. Пришлось, выйдя на площадку запасного выхода, провести минут десять в мучительном нетерпении, пока девушки, вполголоса разговаривая, стучались в его номер.

Когда подружки, о чем-то споря, наконец-то, в разочаровании удалились, Эдуард снова подошел к номеру Гордиенко, и, убедившись в отсутствии ненужных свидетелей, бесшумно проник внутрь. Открывшаяся перед ним картина его удивила и сильно озадачила.

Полулежащая в кресле Люба была без чувств, но, слава богу, жива, а вот Виктор...

Его друг, этот любящий муж и рыцарь разведки, самозабвенно предавался любовным утехам с той, которая так целенаправленно за ним охотилась! Да как!! Иступленные стоны Инессы и страстное рычание Гордиенко будили самые потаенные звериные инстинкты, и Локаеву пришлось проявить всю свою выдержку, чтобы хладнокровно проанализировать ситуацию.

– А может быть, Инесса просто эротоманка, – мелькнула неожиданная мысль, – и никакой опасности нет?
 
Все встало на свои места через несколько минут, когда, закончив сеанс плотской любви, Инесса встала с кровати. Эдуард ощутил очередной мысленный удар по уже и так одурманенному Виктору и стремительно нарастающее чувство «предвестника смерти». Когда Инесса, достав шприц, подошла к беспомощной девушке, сомнений не осталось, и Локаев вступил в игру…

Овладев сознанием Инессы, Эдуард вскоре знал о тайном агенте ЦРУ Николь Дюранс все, что могло бы заинтересовать КГБ и ГРУ.

Переложив ее в кровать, он еще несколько минут потратил на вывод из транса Гордиенко. Чтобы тот не чувствовал угрызений совести за невольную супружескую измену, пришлось изрядно постараться, стирая из памяти все, что происходило с ним во время визита Инессы-Николь.

Решив сначала откровенно, без помех, поговорить с другом, Эдуард не стал пока возвращать в явь спящую Любу. Когда Виктор полностью пришел в себя и врубился в ситуацию, пришло его время вводить Эдуарда в курс дел.

– Что, сам Андропов хочет со мной поговорить? – недоверчиво переспросил товарища Эдуард.
– Да и не только он, – усмехнулся Виктор, – с таким суперменом, как ты, многие из больших людей хотели бы завести знакомство. В частности мой шеф, всемогущий начальник аж всего ГРУ Ивашутин, смиренно просит тебя делиться с нами информацией, если ты, конечно, согласишься работать в конторе Андропова, ну, а заодно и с нами.

Локаев задумался. Перед мысленным взором снова поплыли отрывки из сна, появился образ Андропова, и дед Андрей снова произнес: – Ты должен помогать ему…

– Хорошо, – озвучил Эдуард свое решение, – видимо, все-таки придется встречаться с Юрием Владимировичем, как это должно произойти?
– Все очень просто, – обрадовался Гордиенко, – позвонишь по этому телефону, – он протянул Локаеву визитную карточку, на которой был напечатан только номер, – спросишь Швецову Любовь Ивановну, – он кивнул на спящую девушку, – она тебе скажет время и место, где тебя будет ждать, – Виктор поднял палец, – лично Андропов. Он сам об этом сказал. Причем, если что-то тебя не устроит, можешь сам назначить и время, и место. Но я тебя прошу как друга, – Виктор сделал паузу и вручил товарищу еще одну визитку с номером, – если ты добудешь важную информацию, поделись со мной. Ты же понимаешь, нельзя допустить, чтобы одна из контор, будь то КГБ или ГРУ, заимела, благодаря тебе, преимущество. Это может угрожать безопасности страны.

– Ладно, – легко согласился Эдуард и, скрывая волнение, спросил: – Кстати, о Швецовой. Кто она?
– Что, похожа? – улыбнулся Виктор.
– На кого? – все более волнуясь, переспросил Эдуард.
– Как на кого? На твою Олесю, конечно, – с удивлением взглянул на друга Гордиенко. – Кончай темнить, я сам фотографии видел. Юрий Владимирович в своем ведомстве всех девушек с подходящей внешностью пересмотрел и выбрал Швецову – копию Олеси, специально для тебя, чтобы ты заинтересовался.

– Олеся, Олеся, Олеся…, – вдруг запела в мозгу Локаева на мелодию Песняров  Лена в доме Панова, и барьеры в его памяти, возведенные дедом Андреем, рухнули. Вспомнилось сразу все. И праздничный вечер у Юры Панова на Удельной, и зеленоглазая девушка его мечты, сидящая напротив, и их прогулка с поцелуями сквозь влажную после грозы, напоенную весенними ароматами ночь, и блаженство физической и духовной близости с любимой, и схватка с Левином и его подручными, и расставание…

Перед его глазами возник остров Дивный и дед Андрей с его обещанием заблокировать память о любимой. Все это промелькнуло перед глазами в одну секунду, а затем, вдруг Гордиенко и турбазовский номер, где они беседовали, исчезли, и он оказался на какой-то скале, окруженной синим с белыми гребнями волн простором, вновь лицом к лицу с Андреем Прокоповичем.
 
– Вижу трудно тебе без Олеси, –  волхв покачал головой, – да и она мне покоя не дает: – « Давай свидание, и все тут»! Что жЕ, может так правильнее будет: перед долгой разлукой и серьезными делами – надо вам свидеться.

Он ткнул посохом в гранит, и перед Эдуардом, уже знакомо, замерцал узор Лабиринта. – Иди уж, – проворчал дед, – заждалась она тебя.

– Идти? – растерянно переспросил Эдуард. Часть его сознания, продолжая контролировать ситуацию, утверждала, что общение с волхвом происходит только в его воображении, и сам он находится в Терсколе, в номере Гордиенко. – Но ведь это все только у меня в голове, в мыслях…, на самом деле – это ведь все не реально!
– Кто знает, что реально, а что нет, – усмехнулся Прокопович, – один француз* сказал – «Я мыслю, значит существую». Вот ты сейчас мыслишь?

* Французский философ Рене Декарт.

– Мыслю, – согласился Эдуард.
– Значит ты в этом мире, где мы сейчас с тобой находимся, существуешь! А еще умные люди говорят, что «Мир дан нам в ощущениях». Так что иди и постарайся не только мыслить, но и ощущать, и чувствовать.

Отбросив сомнения, Эдуард шагнул в Лабиринт и оказался на берегу океана в маленькой песчаной бухте, окруженной пальмами и скалами. Только что взошедшая луна освещала живописное современное бунгало со сверкающей стеклянной стеной, открытой просторной террасой и пологими ступенями, полукружием нисходящими к белоснежному пляжу. А по ступеням к нему бежала та единственная, без которой он не мыслил свою жизнь.
 
И полетели волшебные дни и ночи, наполненные нежностью и любовью. Это был их медовый месяц и свадебное путешествие одновременно. В этом мире, рожденным то ли колдовством северного волхва, то ли их собственным  воображением, для них не было ничего невозможного.

После нескольких чудесных знойных ночей на океанском побережье они плавали на белоснежной яхте по холодным норвежским фиордам, бродили по улицам Рима и Парижа, слушали знойные песни в Испании, танцевали танго в Аргентине и самбу на карнавале в Бразилии. Под тягучие и страстные мелодии востока они любили друг друга в Самарканде и древнем Дамаске, любовались хранящими многовековые тайны пирамидами в Египте и мимолетной красотой цветущей сакуры в Японии. Однажды в незатейливом, но уютном ресторанчике в Гаване, когда, потягивая ледяной Дайкири**, они слушали под аккомпанемент гитар местные песни,

** Дайкири – Любимый коктейль Хемингуэя, состоящий из рома, лайма, сахара и льда, иногда с добавлением ликера и сока.

 Эдуард, начал было  рассказать Олесе о своих приключениях, но, она нежно положила свою ладонь на его губы: – Не надо… Я все о тебе знаю. Знаю и то, что в мире, котором ты вынужден жить, меня нет, и ты даже не знаешь о моем существовании. Хотя, – она улыбнулась, – дед Андрей жаловался, что твоя память очень упрямо пытается вернуть тебе мой образ. Но, к сожалению,
несколько лет мы вынуждены будем жить в разных мирах. Так предопределено свыше. И поэтому я, как верная Пенелопа, буду тебя ждать столько, сколько будет надо. И пусть тебя не мучают угрызения совести – я не ревную тебя ни к прошлому, ни к тому, что с тобой произойдет там, где ты вынужден быть. Но знай – в трудную минуту я всегда найду возможность навестить и поддержать тебя.
 
Она потянулась к нему, и их губы слились в поцелуе. И в этот момент музыканты грянули знаменитую «Голубку». Они пели на испанском языке, но в сознании Эдуарда сами собой складывались строчки русского перевода:

… Где бы ты ни был, всюду к тебе, мой милый,
Я прилечу голубкой сизокрылой.
Парус я твой найду над волною морскою,
Ты мои перья нежно погладь рукою… 

Постепенно звуки песни начали удаляться, и чей-то голос сказал: – «Встань, друг. Получена весть. Окончен твой отдых»***.

*** Н. К. Рерих, «Пора».

Образ Олеси затуманился, уютный гаванский кабачок растворился в серой мгле, и Локаев вновь оказался  в номере напротив глядевшего на него во все глаза Гордиенко.

– Что это еще за фокусы? – вопрос Виктора не сразу дошел до сознания, пробиваясь сквозь уходящие в какие-то потаенные запасники памяти, сладкие воспоминания. – Ты что? На мне свой гипноз проверяешь?
– А что случилось? – окончательно возвращаясь в действительность, в свою очередь удивился Локаев.
– Да ты же на несколько секунд исчез! Совсем… – Гордиенко выглядел растерянным и сердитым одновременно. – Ты бы хоть с другом не экспериментировал.
– Несколько секунд? – возмутилось было сознание, – Да, ведь, я, считай, целый месяц был с Олесей! – Эта мысль пронеслась молнией и погасла без следа.
– Прости, прости. Забудь об этом, – легким усилием воли Эдуард подавил недоумение друга. Он и сам уже почти ничего не помнил, и только где-то, в самом укромном уголке его души, сохранился любимый образ, смутные воспоминания о недавних счастливых  днях, и горел теплый костерок любви и веры в грядущее счастье.

Выведя Швецову из транса, Локаев, предчувствуя, что снегопад может вызвать лавины и перекрыть дорогу, настоял на немедленном отбытии поверенных Андропова в Нальчик, вместе с нежданной добычей в виде бригады Инессы и их микроавтобуса.

Швецова, как только пришла в себя, на удивление быстро оценила ситуацию и, связавшись по портативной рации, с местным управлением КГБ, заказала самолет с конвоем до Москвы.

– Нас будут ждать на выезде из Верхнего Баксана через три часа, – сообщила она друзьям, укладывая рацию в сумку и с интересом, как на живую легенду, поглядывая на Локаева.
 
Проводив партнеров до «Рафика», в котором уже видели десятые сны бойцы Инессы, и, погрузив туда же ее саму вместе со всеми ее вещами, Эдуард еще раз заверил Швецову, что в течение месяца выйдет на связь с ее шефом, и, обнимая на прощание друга, шепнул: – Ты будешь знать все, что будет знать от меня Андропов…
 
Проследив как красные габаритные огни микроавтобуса исчезают в снежной мгле, он развернулся и направился на базу, по пути размышляя о дальнейшей судьбе прекрасной, но такой коварной, Инессы-Николь. По всему выходило, что ее ждет незавидная участь вечной пленницы. Но Локаев ошибался…

Уже в Москве, когда Дюранс отдельно от ее подельников везли из аэропорта в секретные лаборатории КГБ, она неведомым образом исчезла из бронированного ЗИЛа, в котором кроме нее и водителя находились трое могучих оперативников. Никто из них на последующих допросах не смогли вспомнить, как и почему их автомобиль оказался припаркованным в двух шагах от консульства США, а они сами, проснувшись через четыре часа после встречи Дюранс в аэропорту, не помнили ни ее саму, ни свое задание.


               
Гл. 25. Посиделки

Когда промокший до нитки, стряхивающий с плеч остатки снега Эдуард появился в холле гостинцы, он лицом к лицу столкнулся  с группой Вила.

– Во! Объявился, наконец! – проворчал Вил. – Где тебя черти носят? Девушки тебя по всей базе обыскались.

Света с Ларисой засмеялись, а Ольга и Наташа, сердито фыркнув, демонстративно отвернулись.

Оказалось, что днем Вил встретил своих старых знакомых – семейную пару из Москвы, Сергея и Милу Яковлевых, с которыми он уже не  раз ходил в горы. Срок путевки у них заканчивался завтра, но расставаться с горами им не хотелось. Вокруг этой пары тоже уже сгруппировался коллектив желающих, как и компания Любимова, сходить на горячие источники Джылы-су. После короткого разговора, Сергей и Вил решили объединиться, и вот сейчас все направлялись в методический кабинет для встречи и знакомства.

Как и следовало ожидать, вечер знакомств не ограничился взаимным представлением и уточнением маршрута. Из методического кабинета турбазы уже объединенная группа переместилась на пятый этаж в четырехместный номер, в котором разместись двое москвичей – военные летчики Паша и Гена и веселый грузин, врач из Тбилиси Надар.

Общими усилиями был быстро накрыт стол, главным украшением которого стало блюдо «Конь с яйцами», сооруженное из вареных яиц и конской тушенки, вошедших в сухой паек, выданного на день отъезда группе Яковлева. Весьма кстати пришлись несколько бутылок вина, оставшихся после пирушки в Айе, да и фляжка со спиртом, извлеченная Пашей и Геной из каких-то неприкосновенных запасов, тоже поспособствовала созданию теплой дружеской атмосферы и сплочению коллектива.
 
К десяти часам свет в поселке и на базе снова погас, но мерцающий свет, тут же зажженных свечей, только добавил очарования вечеру. Незаметно разговор свернул на религиозные темы. Хотя, казалось бы, ничто не предвещало такого поворота, но, оказалось, что многих интересуют вопросы, не освещаемые современной наукой и прессой.

Все началось с бурного обсуждения политики Советского Союза на международной арене. Сошлись на том, что авторитету страны, очень мешает дряхлость и немощность Брежнева.

– Ничего, скоро все изменится и наш Леонид Ильич помолодеет лет на десять, – вдруг жизнерадостно заявил Надар. – У меня друг Виктор Давиташвили недавно женился, а жену свою, ее Джуной зовут, привез в Тбилиси с Кубани, из ассирийского села. Так вот, Джуночка оказалась мощнейшим экстрасенсом. Сам Виктор – референт первого человека в Грузии  Шеварднадзе, и Джуна начала лечить всю нашу Тбилисскую элиту. Люди на глазах поправляются и молодеют после ее сеансов! В Тбилиси только о ней и говорят. Недавно к ней из Москвы даже Байбаков, председатель Госплана, приезжал. Виктор говорит, что теперь Джуну заберут в Москву. Значит, будет омолаживать Брежнева…

– Вот же дает бог некоторым такой дар, – мечтательно вздохнула подружка Вила Света, – наверное это такое счастье чувствовать в себе божественную силу и помогать людям.

– Еще неизвестно от бога эта сила или от дьявола, – довольно резко возразила Мила Яковлева. – Восточные мудрецы не советуют вмешиваться в чужую карму, по сути, в божий помысел. Вот оздоровит та же Джуна, или Ванга, какого-нибудь правителя, а тот возьмет да и развяжет новую войну. Да и наша церковь очень отрицательно относится ко всем этим целителям, ясновидцам. Вспомните Евангелие от Матфея: – «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри – волки хищные…».

– Вот только не надо нам свою библию цитировать, – взвился муж Милы Сергей, видимо продолжая давний философский семейный спор, – как-то так получается, что в Ветхом завете, что в Новом, пишут и проповедуют одно, а на деле творят совсем другое. Сам Моисей принес евреям заповедь бога «Не убивай», и сам же тут же казнил три тысячи человек, преклонявшихся золотому тельцу. Кстати, своего брата первосвященника Аарона, который и отлил этого тельца, он почему-то не тронул. А Иисус Навин вообще вырезал весь ханаанский народ, чтобы завладеть их землей. Да и христиане папские не лучше – сколько крови пролили во время крестовых походов и инквизиции…

– А я думаю, – вступил в разговор Олег, – те, кто верят в бога, должны верить и в то, что все делается по его воле. Как там мусульмане говорят?: – «На все воля Аллаха!». Так что и целители, и врачи, и экстрасенсы – все они существуют согласно помыслу божьему.
– Да? – скептически протянула Мила, – а как же зло? Зло тоже существует по воле бога?
– А какое зло? – вопросом на вопрос парировал Олег. – То, что вы называете злом для одних – является, зачастую, благом для других. Например, восстание рабов. Для самих рабов это освобождение от невыносимого ига, а для патрициев это несомненное зло, несущее разные неприятности, вплоть до угрозы смерти. Или вот – только что Сергей приводил пример с Иисусом Навином. Для евреев завоевание Ханаана это обретение обетованной земли – благо, угодное их богу, а для ханаанцев это, наверняка, дьявольское нашествие.

– Значит, по-вашему, зла нет? – вкрадчиво спросила будущий работник культуры Ольга, и Эдуард, внутренне усмехнувшись, понял, что эта поклонница Булгакова сейчас развернет разговор к известному диалогу Воланда с несчастным поэтом Иваном Бездомным. И действительно следующий вопрос прелестной Олечки в точности повторил текст из «Мастера и Маргариты»: – А дьявола тоже нет?

Но Олег оказался тоже читающим человеком: – Ага, вы мне еще Воланда процитируйте: – «…что же это у вас, чего не хватишься, ничего нет!», – раздраженно бросил он, – кстати, какого дьявола вы имеете в виду – ирано-персидского, олицетворяющего все мировое зло – антипода добра и Бога, или иудейско-христианского – сатану, сына божьего? Как там, в книге Иова? – «Был день, когда пришли сыны Божьи предстать перед Господом; между ними пришел и сатана…».
 
Да и сам ваш Воланд – кто он такой? Сам-то он говорит, что он сатана, но заметьте – хороших людей он не трогает. По сути, он является карающим мечом высших сил, наказывающих людей, преступивших божьи законы и творящих зло ради корысти и низменных страстей.
 
Так что прав, получается, Гете говоря устами Мефистофеля: – «Я часть той силы, что должна творить добро, всему, желая зла…».

А, вообще-то, вся концепция дьявольщины, как мы себе сейчас ее представляем, была подробно разработана в средние века на основе иудейско-христианской религии, и особенную роль конечно, сыграло Откровение Иоанна Богослова – Апокалипсис.

– Олег, вот ты как-то все время объединяешь две разных по сути религии, – неожиданно развернул спор в другую плоскость Любимов, – еврейскую и христианскую.

– Почему же разные? – Олег недоуменно пожал плечами, – сам Христос
был евреем и все его апостолы тоже. И все христианское учение основано на Ветхом завете. Что говорит Иисус в Нагорной проповеди? – «Не думайте, что я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить».

– Сказать-то он сказал, – хмыкнул Вил, – да только, согласись – у него получилась совершенно другая философия. Я уж не говорю о любви, терпимости и неприятия богатства  – это всем известно. А вот в двадцатые годы нашего века некий Отто Вейннингер, поэт и философ, кстати, тоже еврей, наделал много шума своей книгой «Пол и характер. Принципиальное исследование». И, в частности, в ней он заявил, что Бог евреев это «человек, который создал мир», а не «Бог, который живет в моей душе». Поэтому, как он говорил, иудейская религия не является учением о смысле и цели в жизни, а есть лишь традиция с трусливой благодарностью могучему покровителю – Богу, у которого иудеи просят благ именно в этой жизни на земле. В Ветхом завете отсутствует вера в бессмертие.

Вспомни Екклесиаста: – «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, чем мертвому льву». А про бессмертие души – это уже фарисеи под влиянием персов и греков дополнили Тору устными толкованиями, а Иисус и, кстати, ислам, развили эту мысль и учат, что земная жизнь дается лишь для познания и совершенствования, а настоящая жизнь начинается после смерти.

А ведь все это в корне меняет картину мира. Или ты просто горстка праха, на какое-то мгновение получившая сознание, или ты частичка Бога, живущая вечно, имеющая шанс попасть на небеса.

– Что-то мы в этих небесах ни праведников, ни ангелов не встречали, – засмеялся летчик Гена, – правда, Паша? А уж пробороздили мы эти самые небеса вдоль и поперек. Да и наши космонавты, а мы со многими знакомы, ничего божественного и в космосе не обнаружили.
– Вот именно! Да и вообще, есть ли бог, или его нет – какая разница? – вновь задиристо заговорил темпераментный Сергей. – Все равно его влияния на земную жизнь никто никогда не замечал. Иначе – все подлецы и негодяи карались бы, а праведники жили бы счастливо. А в жизни все зачастую происходит с точностью наоборот.

Локаев до сей поры не вмешивался в спор, но мысли своих будущих товарищей по походу в отношении неведомого его интересовали, и он решил подлить масла в огонь дискуссии: – Раз уж мы начали разговор о добре и зле, то вопрос о Боге является ключевым. Если предположить, что Бога нет, то тогда все зло исходит только от самого человека, от его эгоизма и его же животного начала. Если же какие-то непостижимые для человеческого разума сверхъестественные силы и первоисточник всего сущего, который мы называем Богом, существуют, то можно предположить, что в этих божественных сущностях существует какая-то иерархия. В религиях силы разных уровней называют богами, духами, архангелами, ангелами, демонами… Такие силы могут действовать, как на пользу человечества, так и во вред ему. Ведь в природе немало примеров разного рода паразитизма. И, может быть, те силы, которые стремятся причинить человеку боль, с целью получения от него какой-то эмоциональной энергии, мы и называем мировым злом, или сатаной. А в материальном мире среди людей примером такого зла являются различного рода паразиты-эксплуататоры: цари, банкиры, ростовщики, бандиты, воры…

– Хотелось бы уточнить по поводу мирового зла-сатаны, – снова в дискуссию вступил Вил. – Как утверждают христианские церковники, сатана это враг человечества. Но почему же тогда сатана – один из ангелов, или даже сыновей божьих, если верить библии, ополчился на создание самого господа? Перед самым отъездом в Терскол, мне довелось присутствовать на встрече с молодыми писателями. Там я познакомился с одним таким, подающим надежды – неким Михаилом Веллером. Он сейчас редактором заводской газеты работает, кажется  на питерском «Скороходе», но будьте уверены, скоро мы о нем услышим как о писателе. Очень оригинально мыслит товарищ.

Так вот, он утверждает, что одними из главных сил движущих  человеком являются самоутверждение и стремление получить как можно больше ощущений. И вот, чтобы получать эти ощущения, человек развил бурную деятельность, и апофеозом деяний человечества будет не только самоуничтожение, но и разрушение всего мира, всей вселенной*. Ведь примеров совершения подобных
-----------------------------
* Философия М. Веллера изложена в его книге «Все о жизни».
------------------------------
безумных поступков людей можно привести сколько угодно. Вот америкосы – создали атомную бомбу, и не нашли ничего лучшего, как испытать ее на людях, уничтожив сотни тысяч ни в чем не повинных людей, в том числе и детей. Наши в ответ создали такую термоядерную страшилку, что при испытании ее на Новой Земле, весь мир содрогнулся. На Западе даже «утку» запустили, что русские едва не запустили неуправляемую глобальную реакцию и чуть не угробили всю планету…**
--------------------------------
** 30 октября 1961 года на Новой земле был испытан термоядерный заряд мощностью около 50 Мегатонн.
--------------------------------
– Вил! – не утерпел Олег, – Вот ты ссылаешься на какого-то питерского журналиста Веллера, а ведь эту мысль о гибели вселенной в результате деятельности мыслящей субстанции, давно уже обосновал в своей книге “Космология Духа” наш московский философ Эвальд Ильенков. Год назад я был на его семинаре на психфаке МГУ, и он зачитывал основные положения  этой, пока еще не опубликованной, работы. Но Ильенков утверждает, что человечество не просто уничтожит Вселенную, а сознательно пожертвует собой, чтобы избежать ее теплового угасания, а значит и жизни. А взорвав этот мир, люди положат начало нового цикла жизни и новых мыслящих существ.
 
– Если вы спорите о приоритете мысли о гибели старого и рождения нового, – вклинилась в спор знаток литературы Наташа, – то еще поэт Валерий Брюсов в своем знаменитом стихотворении “Мир электрона” об этом написал:

…Их мудрецы, свой мир бескрайный
Поставив центром бытия,
Спешат проникнуть в искры тайны
И умствуют, как ныне я;

А в миг, когда из разрушенья
Творятся токи новых сил,
Кричат, в мечтах самовнушенья,
Что бог свой светоч загасил!

– Да это неважно кто первым обнародовал эту мысль, – продолжил гнуть свою линию Вил, – важно, что люди могут вмешаться в ход событий,
определенный высшими силами. А если предположить, что какая-то часть этих высших сил, называемых нами сатаной, видя угрозу всему миру со стороны человечества, решила просто-напросто ликвидировать эту опасность и стереть людей с лица земли, тем самым, исправив ошибку Бога?

– Вполне может быть! – поддержала Любимова Мила, – а Бог, создавший людей, нас защищает, и только поэтому мы еще существуем…

 – А защищает он нас потому, что знает, что человечество перерастет этот свой младенческий возраст с его инфантильностью и жестокостью и достигнет такого развития, когда сможет стать истинным помощником по поддержанию порядка во вселенной! – внес свою лепту в спор Локаев.

– Может быть богов, или эдаких сверхъестественных существ, вообще нет, – не желая отступать с материальных позиций, возразил Сергей. – Просто на землю когда-то прилетели представители высокоразвитых цивилизаций и создали, используя генные технологии, из обезьяны человека. Потом они улетели, а мы остались с обрывками их знаний и со своей звериной сущностью.

– Кто же тогда создал этих пришельцев и наших предков обезьян? – засмеялся  Надар. – Давайте-ка выпьем, у меня родился тост!

Он достал из своей прикроватной тумбочки бутылку коньяка и разлил янтарную жидкость по стаканам: – Выпьем за наших предков, за тех от кого мы произошли, за гаврил – прародителей русских, за абрамгутангов – предков евреев, ну и, конечно, за шимпанидзе – прародителей нас грузин!

Дружный хохот и звон стаканов заполнили тесную комнату и, видимо не уместившись в ней, выплеснулись в просторы гостиничных коридоров.

Последствия этого разгула эмоций сказались почти немедленно. Через несколько минут дверь без стука распахнулась, и в номер ввалилась целая команда не прошеных  гостей, возглавляемая мужчиной средних лет облаченного в горнолыжную куртку и шапочку с надписью – СССР. За ним маячили уже знакомые Локаеву лица. Первым стоял и смущенно улыбался, как бы извиняясь за неуместный визит, старший инструктор базы  Мусса Махов. У самых дверей остановился, не входя в комнату, Владимир Львович Белиловский, работающий постоянно на базе всего второй год, но уже заслуживший популярность у туристов, как за счет своего интеллекта, так и за профессионализм. За ним маячил хороший приятель Эдуарда заведующий  спортзалом Владимир Куковеров, на руке которого краснела повязка дежурного по турбазе.

– Я начальник базы подполковник Самодуров, – подходя к столу, представился обладатель фирменных куртки и шапочки, – вы грубо нарушаете установленный распорядок дня. Отбой на базе, вы это прекрасно знаете, в 23.00, а сейчас уже почти двенадцать. А вы шумите и мешаете людям отдыхать. К тому же вы распиваете спиртные напитки, что на вверенной мне территории строжайше запрещено…

 Куковеров – соберите у всех присутствующих туристские карточки. Завтра же все будут отчислены, и по месту службы каждого, будут направлены письма о недостойном поведении.

Ну, а спиртное я забираю- он протянул руку к бутылке коньяка, в которой еще оставалось чуть меньше половины.
 
– Да ты кто такой, чтобы забирать мой коньяк! – взревел обиженный до глубины души бесцеремонностью представителя власти, нарушившего святой обряд застолья, Надар, и схватил бутылку со стола. Его эмоции полыхнули багровой яростью. Запахло дракой. Дело приобретало опасный поворот, и Локаев обрушил на присутствующих гасящий сознание и память энергетический посыл. Все, как по детской команде «замри», застыли, а мысли Эдуарда заметались в поисках выхода из сложившейся ситуации. И, вдруг, как спасение, в наступившей тишине он услышал доносящийся с шестого этажа звон гитары и задорный женский вопрошающий голос:

Где ж тренироваться, милый мой дедочек,
Где ж тренироваться, сизый голубочек?

Не менее дюжины, видимо уже хорошо спетых глоток, рявкнули в ответ:
 
– В турпоходе, бабка, в турпоходе, Любка,
В турпоходе милая, сизая голубка!

Эту шутливую песню, с многочисленными вариациями Эдуард хорошо знал и с облегчением вздохнул. Петь ее можно было до бесконечности…

Стерев только что произошедшее из памяти всех присутствующих, он вывел команду Самодурова в коридор и, дав установку отреагировать на песню, в которой дело дошло до момента, когда дед советовал бабке заработать деньги на путевку «на панели», вернул поборников режима в действительность.

 Проследив, как они сходу заглотали наживку и вслед за своим предводителем резво направились к лестничной клетке, он, не желая повтора скандальной сцены уже с другими персонажами, немедленно погрузил в сон разудалый хор на шестом этаже.

– Что же, – весело подумал он, – народ немного поспит, а товарищу Самодурову придется сегодня остаться без добычи, ведь найти замолчавших певцов и предъявить им претензии «зондер команда», при всем желании ее начальника, не сможет.

Когда Эдуард вернулся в номер, коньяк был уже допит, и лишь в его стакане плескался честно ему оставленный глоток солнечного напитка. Однако, несмотря на окончательно иссякшие запасы спиртного, спор не затухал. Сергей продолжал гнуть свою линию об инопланетянах, как прообразов богов для землян.

– Да они на нас вообще внимания не обращают, скорее всего, даже не замечают. Вот мы – разве мы знаем, что какая жизнь кипит у нас под ногами? А там и муравьи, букашки, жучки разные. Причем  у них там свои законы, иерархия, строжайшая дисциплина – это я про муравьев и пчел. А мы даже не пытаемся понять и вникнуть в эту жизнь. Многие из вас перешагнут через муравьиную тропу? Скорее всего, наступите и даже не подумаете, сколько жизней вы только что загубили. Вот так и эти высшие существа, если хотите – боги, живут воими интересами, и им дела нет до нас смертных.

– Конечно, со многим из сказанного можно согласиться, – в раздумье произнес Вил, – но, может быть, мы не обращаем внимания  на братьев наших меньших в силу своей недоразвитости. Просто нам, занятыми своими, как мы считаем, важнейшими делами, просто недосуг заниматься жизнью каких-то букашек, хотя от таких крохотных созданий зачастую может зависеть и жизнь людей. Взять, хотя бы, нашествия саранчи или термитов, я уж не говорю об эпидемиях, вызванных совсем уж невидимыми микробами и бактериями. Только наши лучшие умы – ученые, философы или поэты эту жизнь замечают, думают о ней и даже изучают. И если продолжить эту логическую цепочку, то можно предположить, что достаточно развитые цивилизации, именно в силу своего интеллекта, должны знать неизмеримо больше, чем люди и интересоваться  всем, что их окружает, в том числе и такой «мелочью» как мы…
 
В это время в дверь номера вежливо постучали, и на пороге возник Владимир Львович Белиловский.

– Я, конечно, извиняюсь, что прерываю ваш симпозиум, но вынужден настаивать на его закрытии. Порядок есть порядок. Завтра будет целый день и вечер в вашем распоряжении, чтобы  обсудить все насущные вопросы, так как в связи с лавиноопасной обстановкой выход с базы будет закрыт. И пусть среди вас есть люди обладающие даром внушения, – Львович зыркнул хитрым взглядом в сторону Локаева, – уверяю вас, что подполковник Самодуров не тот человек, которого можно долго водить за нос. Он сейчас проверяет верхние этажи, а, спускаясь, если услышит ваши споры, обязательно вспомнит о прошлом визите в ваш номер. Я думаю, что новый скандал никому не нужен.

Хотя никто из присутствующих, кроме Локаева, не помнил никакого скандала, и недавние события остались только на уровне подсознания, как смутные ощущения какой-то неловкости, но спокойный и убедительный тон Белиловского подействовал, и народ решил расходиться.

Вежливо, но решительно отклонив приглашение Ольги и Наташи попить у них в номере чайку, Локаев двинулся вслед за неторопливо идущим к лестничной площадке Белиловским. Неужели Львович раскусил его? Значит, он тоже обладает такими способностями и может что-то прояснить касательно  природы подобных метаморфоз. Но почему тогда он позволил ему проделать этот фокус с внушением и забыванием?
 
– Владимир Львович, – догнав того на первом же пролете, начал без экивоков Локаев, – извините, что пришлось применить к вашим товарищам такой метод убеждения, но обстановка складывалась уж больно нехорошая.

– Да нет, ничего, все в порядке, все правильно сделали, – Львович с одобрительным интересом взглянул на Эдуарда, – я и сам иногда вынужден прибегать к такому способу, чтобы погасить конфликт. К сожалению, зачастую, наш шеф перегибает палку. Но вы на него не держите зла – он хороший человек. Здесь в горах нельзя быть добреньким и идти на поводу у неопытных, но таких самонадеянных и легкомысленных туристов. Благодаря жестким требованиям Самодурова, на нашей базе, слава богу, даже в этот такой богатый на снег и лавины год, жертв, в отличие от гостиниц Азау, Чегет и Иткол, не было. Уж, если объявлена лавиноопасная обстановка, то будьте уверены – наш начальник никого с базы не выпустит. Да и с пьянством он борется совершенно обосновано. Сама жизнь в горах требует трезвости. Иначе беда. И, вообще, сотрудники его уважают за справедливость и решительность. Вот недавно в феврале на Баксанскую долину обрушились небывалые снегопады, и пошли лавины. Одна из таких лавин  снесла автобус с туристами в речку, так он, раздевшись и обвязавшись веревкой, нырял в ледяную воду спасая людей. А еще было дело, уже совсем недавно, когда не в меру кокетливую туристку прямо с танцев увезли с определенными целями гастролеры из Нальчика. Тогда он вместе с нашим участковым на своей служебной волге догнал разгоряченных  джигитов где-то около поселка Эльбрус и отбил у них девушку. Вот так-то!

Белиловский снова взглянул на Локаева, как бы желая проверить реакцию того на полученную информацию, и словно приглашая продолжить разговор.

– Владимир Львович, как я понял, вы не поддаетесь гипнозу и тоже владеете методами внушения, если не секрет, подскажите – откуда у вас эти способности? Дело в том, что у меня они проявились совсем недавно, и хотелось бы выяснить природу этого феномена.

– Ну, во-первых, до вас мне далеко. Такую энергетику как у вас я встречаю впервые. А что касается моих скромных способностей, то мне они достались по наследству. Мы, евреи – древний народ. Многие тайные знания передаются веками из поколения в поколение и не только в устной или письменной форме, но и, так сказать, генетически. А я веду свой род от знаменитого царя Давида, чьим потомком, кстати, согласно библии являлся и Иисус Христос. Так что дар убеждения у нас в крови. А вот что касается вас, – Львович снова с интересом взглянул на Локаева, – если вас это действительно волнует, то можно обратиться в Институт экспериментальной медицины*  в Ленинграде.  Вам же это не трудно будет сделать – мне почему-то кажется, что вы сами из этого
* С 1990 года – Институт мозга.
города…

Помолчав, он добавил: – Но я бы не советовал этого делать и превращаться в подопытного кролика. В этом случае, вы кроме зависимости от ученых сразу попадете в сферу интересов спецслужб. Вам это надо...? Пользуйтесь себе тем, что бог послал. Только осторожно, стараясь не навредить хорошим людям…

Как и предупреждал Владимир Львович, уже утром следующего  дня выход с базы был запрещен ввиду лавиноопасной обстановки. С природой не поспоришь, и три дня вынужденного заточения были с толком использованы на общение со старыми и новыми друзьями, многочисленные застолья, закупку и подгонку альпинистского снаряжения. Только 31 мая объединенная группа жаждущих испытать на себе животворное влияние горячих источников Джилы-су вышла на маршрут.


Гл. 26. На склонах Эльбруса 

Тишина…. Ни ветра, ни звука. Лишь потрескивают поленья в костре, да едва доносится глухой шум Султана – почти сорокаметрового водопада, низвергающего воды реки Кызыл-су в нижележащую долину, где Кызыл-су уже называют Малкой.
Волшебная ночь укутав своим серебристо-синим покрывалом черные громады северных склонов двуглавого Эльбруса и сверкающие в свете луны белоснежные южные горные вершины, наполнила душу ощущением величественного покоя.
Скользя взглядом по волшебной панораме, Локаев каждой клеточкой своего существа впитывал божественную красоту окружающего мира. Из неведомых тайников сознания выплыли строки забытого японского или китайского поэта*:

Над рекой – сияние луны, в соснах вздохи ветра,
Всю ночь такой покой – почему? И для кого?

* Китайский поэт 7-8 в. Сюань-цзюэ.

Душа Эдуарда наполнилась трепетным экстазом от понимания величия мироздания  и собственной причастности к вечности. Он был один перед лицом космоса, рассматривающего его своим тысячно-звездным  взглядом. Сегодня днем группа в полном составе, не считая его самого, уехала с оказией на стареньком грузовике Газ-66 в Тырнауз – городок шахтеров, добывающих вольфрам и молибден, откуда можно было добраться автобусами и в Кисловодск, и в Пятигорск. Провожая товарищей, Локаев не жалел слов благодарности за их бескорыстную помощь, обеспечившую его успешное восхождение на Эльбрус.

Два дня назад, он уговорил Владимира Васильевича Литвинова руководителя только что прибывшей в Джылы-су команды, совершающей переход с северных склонов Эльбруса на юг в Терскол с попыткой совершения так называемого, «креста» – восхождения на обе вершины, взять его с собой. Сразу встал вопрос – если Локаев идет на восхождение, то что делать остальным его терскольским товарищам? К этому времени группой были уже исследованы все интересные места этого благодатного края. Они исходили вдоль и поперек плато Ирахан-сырт, эту аномальную зону, так называемый «аэродром», где по легендам то и дело появляются летающие тарелки, а во время войны по приказу Гитлера приземлялись немецкие самолеты, доставлявшие сюда тибетских монахов для каких-то мистических обрядов. Побывали в балке Кала-кулак –  ущелье «Ведьм» со скалами, напоминающими не то огромные каменные грибы, не то развалины загадочных замков. Неоднократно, с трепетом и восхищением, стояли, любуясь беснующимся внизу потоком, на знаменитым каменном  мосту над водопадом Султан.

Как рассказал Любимов, в древнерусских преданиях  этот созданный природой мост упоминался как тот самый сказочный Калинин мост, разделяющий мир живых от мира Нави*, возле которого Иван  крестьянский сын принял бой с

* Мир Нави,  в славянской миологии – потусторонний мир.

олицетворением зла Змеем Горынычем.

Ходили и к водопаду реки Каракая-су, падающей с двадцати четырех
метровой высоты в Малку на несколько сотен метров ниже нарзанных ванн. И, кончено же, все вдоволь накупались во всех источниках Джилы-су, не побоявшись окунуться даже в холоднющий «серебряный источник», из которого они выскакивали, как пробка из шампанского, с совершенно ошалелым видом. Приходя в себя, каждый из окунувшихся горячо утверждал, что помолодел, как минимум, на десяток лет, но повторять подвиг, видимо опасаясь омоложения до состояния ребенка, никто не захотел.
 
Когда стало ясно, что Литвинов берет Эдуарда на восхождение, группа, хотя уже все были готовы сворачиваться и уходить в Кисловодск, решила подстраховать его и подождать, пока он  не вернется. Базовый лагерь, перенесли из Джилы-су на знаменитую поляну Эммануэля – руководителя первой русской экспедиции на Эльбрус, где до сих пор на огромном камне рядом с лагерем выбита надпись:

                1829
                съ 8 по 11 июля
                лагеръ подъ командою
                Генералъ отъ кавалер
                ьЕминуелъ

Чтобы Эдуарду на восхождении не пришлось тащить на себе лишний груз, с ним до высоты 4 800 метров, где на скалах Ленца обычно разбивают штурмовой лагерь,  решили идти Вил и Нодар.

Все сложилось удачно. С погодой повезло и, выйдя на маршрут в три часа утра, Эдуард уже в девять стоял вместе с Литвиновым и тремя его парнями на западной вершине Эльбруса и любовался грандиозной панорамой Главного кавказского хребта в лучах восходящего солнца. Еще через три часа, спустившись в седловину уже с восточной вершины, на которую вместе с Литвиновым, этим асом горняком, имеющим опыт тридцати подобных восхождений, смог подняться только он, Локаев тепло распрощался с Владимиром Васильевичем и его людьми и уже в третьем часу дня оказался в объятиях друзей, встретивших его горячим чаем и не менее горячими поздравлениями.

В тот же вечер вся группа в базовом лагере торжественно отметила это событие, а ночью Эдуарду в очередной раз пришлось использовать свой дар внушения, чтобы утихомирить эротические фантазии двух горячих подруг Ольги и Наташи, с кем ему пришлось весь поход делить палатку. Девушки, как оказалось, были горячими поклонницами сексуальной революции, и возможность заниматься любовью с Эдуардом одновременно вдвоем их только распаляла. Отказать им, искренним в своих желаниях, значило их смертельно обидеть, но и реально окунуться в  пучину страстей Локаеву, хотя и не помнящему даже свою недавнюю встречу с Олесей, не позволяла внутренняя моральная установка. Вот и приходилось сначала усыплять подруг, а затем на ментальном уровне поддерживать их эротические сны. После таких ночей, девушки с сияющими глазами смотрели на Эдуарда и пребывали в полной уверенности в своей неотразимости и сексуальной мощи своего мужчины.

В глубине души он, конечно, понимал, что в основе сложившихся отношений лежит не только желание девушек любить и быть любимыми, и их сексуальная раскованность, но и его собственный эгоизм. Ему было не только лестно внимание симпатичных подруг, но и элементарно удобно в быте. Ночью в палатке с ними было тепло, а днем их женская забота во многом облегчала жизнь. И, хотя на протяжении всех этих дней Локаева мучила совесть, он успокаивал себя, вспоминая мудрость «Чего хочет женщина, того хочет бог». Но с этим надо было кончать, ведь девушки могли увлечься всерьез, и это уже могло привести к весьма нежелательным последствиям.
 
Уже под утро простая мысль заставила его в сердцах чертыхнуться на себя. Вместо того чтобы потворствовать своему тщеславию и эротическим фантазиям Ольги и Наташи, надо было давно перевести их внимание на кого-нибудь из парней. Ведь видел же он, какими глазами смотрел на Ольгу тот же Надар, да и летчик Паша неоднократно оказывал знаки внимания Наташе. Видимо, только уверенность в давно сложившихся отношениях девушек с Эдуардом, мешало порядочным парням открыто приударить за объектами своих вожделений.

Оставшиеся  до подъема часы Локаев, затуманивая и отдаляя свой образ, усиленно внушал девушкам интерес к Надару и Павлу. Уже перед самым подъемом, когда дежурные начали хлопотать у костра, он все же задремал, но тут же, как от толчка, проснулся. Перед глазами стоял образ Тахира Абаева, а в ушах звучала его фраза: – «Двенадцатого июня, Кызыл-кол…».

Днем, когда группа начала собираться, чтобы успеть погрузиться в грузовичок, возвращающийся в Тырнауз, откуда на нем привезли местным чабанам какой-то груз, Эдуард, вспомнив о совете Тахира, объявил о своем решении остаться. На этот раз, к его радости, никто, не захотел продлевать курортно-походную жизнь в горах. Особенно он был доволен тем, что Ольга и Наташа, тоже не проявили большого сожаления по поводу расставания. Теперь он был уверен, что их память уже очистилась от всех эротических видений, в которых он играл первую роль.

И вот теперь он сидел в одиночестве у костра, наслаждаясь величественной гармонией природы. Наряду с умиротворением, царившим в его душе, присутствовало сожаление, что кавказские каникулы заканчивались. Его ждала Москва и непредсказуемая встреча с самим Андроповым. В голове крутились адаптированные к обстановке строчки Визбора из его Домбайского вальса:

                Вот и закончился круг,
                Горное солнце прощай,
                Я навсегда сохраню
                В сердце своем этот край…

Неожиданно Локаев поймал себя на мысли, что, несмотря на всю его увлеченность красотой мироздания, он подспудно ожидает событий, предсказанных Тахиром. Но время шло, и ничего не происходило. Когда, подобно сияющему медальону на груди красавицы, луна зависла между двух вершин Эльбруса, он вздохнул и отправился в палатку спать.

Сон набросился на него, как тигр на долго выслеживаемую добычу. Во сне Эдуард продолжал сидеть возле костра, но уже не один. Напротив него, поджав по-восточному ноги, расположился Тахир. Видимо беседовали они уже давно, но смысл слов дервиша Эдуард начал осознавать только что, словно кто-то невидимый включил звук.
 
– Учение, лежащее в основе любой веры, и учение проповедуемое церковью – не одно и тоже. Конечно, каждая церковь сохраняет традиции и основы учения, но в то же время ее жрецы, в большинстве своем, преследуют далеко не бескорыстные цели. А все великие пророки, стоящие у истоков той или иной веры, проповедовали Истину, не стремясь ни к богатству, ни к власти. Ведь и Будда Гаутама, и ваш Иса, и последний великий пророк Мухаммад, мир ему и благословление, все говорили о богатстве и власти не только как о даре Божьем, но и как об искушении. Если человек наделенный богатством и властью не употребляет их на благо людей, а использует лишь в своих целях, для  украшения  только  своей  жизни,  это  всегда  влечет  за  собой  зло  и  беды…

А вот церкви, еще в начале своей деятельности, чтобы расширить свое влияние, вынуждены идти на соглашение с власть имущими и богатыми людьми, что, в конечном итоге, привело к искажению смысла первоначальных учений.

Заметь, какие несметные богатства накопила, например, католическая церковь, проповедующая христианство, одной из основных идей которого является несовместимость духовного служения Богу и мамоне*. А ведь основатели великих
-------------------------------------
* Евангелие от Матфея 6.24. Мамона – земное богатство.
--------------------------------------
религий призывали людей к духовному совершенствованию, утверждая, что стремление лишь к благам материальным не принесет счастья…

Хотя, должен сказать, некоторые священнослужители перегибают палку и противопоставляют духовное материальному. Они утверждают, что все зло порождается материей, которая, якобы, заражает чистую душу, лишая ее безграничных возможностей. Мы же считаем, что материальный и духовный мир взаимосвязаны и не могут существовать друг без друга. Между ними непрерывно происходит энергетический и информационный обмен. Так человек, живя на земле, призван наслаждаться ощущениями, которые дарит ему этот мир, одновременно перемалывая эти ощущения в духовный опыт, излучая добрые эмоции и приближаясь к постижению божественного замысла.
    
К сожалению, человек в своем развитии еще не достиг уровня, на котором поймет свою цель и смысл существования. Поэтому наиболее пытливые и бескорыстные представители различных религий не перестают искать пути достижения истины. И каждый уверен, что его подход верен.

– А почему бы ни объединить усилия всех религий вместо того, чтобы враждовать и обвинять друг друга во всех смертных грехах? – вырвался у Локаева давно мучивший его вопрос.
– Мы считаем, что каждый может оказаться правым, вот поэтому-то, как ни странно, объединяться нам нельзя. Объединение сужает возможности поиска дорог к Богу. К тому же объединение религий в одну увеличивает риск мирового диктата одной сильной личности или одной конфессии. А это может привести к ошибке, которую уже будет трудно исправить. То есть, можно свернуть на дорогу, ведущую в тупик, или вообще в пропасть, откуда возврата уже не будет.

Это так же, как нельзя искусственным путем  сводить разные народы в один, лишая их своей культуры и самобытности. Ведь каждый народ, вкладывает в общий прогресс человечества что-то свое, присущее только ему. Вот Россия, в общем-то, правильно делает, что, объединяя народы в один Союз, не мешает им развивать собственную культуру и сохранять свои традиции и обычаи. Это же пример для всего мира – как можно мирно жить и мусульманам, и христианам, и другим народам, исповедующим разные религии, даже в одной стране.

Но, – Тахир тяжело вздохнул, – есть опасность, что русский народ все больше ориентируется на Запад с его поклонением Золотому Тельцу, забывая об истинных заповедях Иисуса, что приведет к ужасным последствиям.

Ведь исламский мир, хотя и признающий Новый Завет Иисуса Христа, но верный учению Великого пророка Мухаммада, мир ему, никогда встанет на колени перед дьявольской моралью Запада. А значит, может пролиться большая кровь.

Так что – ищи истину и обретешь ее! Действуй на благо нашего великого
Союза и не забывай, что его благополучие зависит от благополучия и согласия всех народов. И на этом трудном пути помни – возможности человека безграничны…

С этими словами Тахир, по-прежнему сидя в позе лотоса, оторвался от земли и начал плавно, сначала медленно, а потом все быстрее, возносится в небо.
– Постой! – закричал вслед ему Эдуард, – ты говорил, что должно что-то произойти. Это случится?
– Уже случилось – ведь мы встретились и поговорили…

А завтра иди в ущелье реки Каракая-су, – донеслось сверху, и Тахир исчез.


Гл. 27. Ущелье Каракая-су

Ахья Жангулаев с трудом проснулся и некоторое время лежал, не открывая глаз, еще переживая увиденное во сне. Перед глазами все еще стоял верный друг Махмуд Хуболов, умерший три года назад в этой самой пещере, служившей им кровом почти тридцать лет.

Их скитания начались в далеком сорок четвертом году, когда восьмого марта всем балкарцам было объявлено о предстоящей депортации, и они, совсем еще молодые парни, ушли в горы, решив не покидать родные края. Они так и не узнали, кто был виноват в той трагедии, лишивший целый народ своей земли.

Только в 1957 году, после реабилитации северокавказских народов, одним махом зачисленным во время войны в стан  врагов, стало известно, что свою руку к депортации приложил некий высокопоставленный партийный работник республики N, написавший донос Берии о якобы массовом предательстве балкарцев.

Виноват был и Берия, подтолкнувший Сталина к такому решению, и сам вождь всех народов, ну и, конечно же, несколько сотен настоящих бандитов, действительно выступивших против советской власти.

Ничего этого два друга не знали, да и не  задумывались, по молодости, о причинно-следственных связях трагических событий. Они просто решили не подчиниться этому жестокому решению властей и остались в родных горах.

Тридцать два года, полных лишений, не прошли даром. Особенно Ахью сдал за два года, прошедших после смерти Махмуда. С каждым днем он чувствовал себя все хуже. Силы иссякали. Ходить на охоту стало тяжело. Без общения с другом мысли начали путаться. По утрам он подолгу не мог заставить себя встать, еще и еще раз прокручивая в голове кошмарные ночные сны. В них он то падал со страшной высоты в бездну, то тонул в бурной реке, то оказывался в снежной лавине или под камнепадом. Чаще всего в этих страшных снах он из последних сил пытался убежать от каких-то бесформенных сгустков тьмы, несущих зло и  ужас. Вот уже несколько дней подряд во сне к нему приходил Махмуд  и что-то говорил, но понять его слова Ахью, как ни старался, не мог. Вот и сейчас, не открывая глаз и стараясь удержать образ Махмуда, он мучительно пытался понять, что хотел сказать его верный товарищ, возвращаясь в этот мир.

И вдруг он понял! Махмуд разрешил ему надеть Шлем…

Шлем… Махмуд рассказал ему о нем в первый же вечер, после ухода из родного аула, когда они отыскали эту пещеру и устраивались на ночлег. Доставая припасы, Махмуд неожиданно вынул из своего мешка какой-то странный предмет, засиявший в колеблющемся свете костра золотыми бликами.
 
– Мы теперь с тобой как братья, и, поэтому, я должен тебе рассказать об этом, – он поднес предмет к огню, и стало ясно, что в руках у него удивительной красоты шлем. По виду он был сделан из чистого золота, но, когда Ахья взял его в руки, чтобы поближе рассмотреть витые бараньи рога, искусно выкованные по бокам, он с удивлением почувствовал, что шлем почти ничего не весит. Вся его поверхность была покрыта какими-то таинственными знаками и письменами, вызывающими трепетное чувство прикосновения к древним таинственным и могущественным силам. Все вокруг  растворилось в мерцающем золотом блеске, и Ахья оказался один на один с этим сиянием, отрезанным от внешнего мира. Вдруг появилось непреодолимое желание надеть шлем, и Ахья, в каком-то оцепенении, начал медленно поднимать руки, чтобы водрузить его на голову. Резкий толчок заставил его очнуться.
 
– Никогда больше не пытайся его надеть, – Махмуд, вырвавший шлем из рук Ахью, уже прятал его в котомку. – Это шлем какого-то древнего греческого бога*, и надевать его могут только избранные. Только тот смертный, кто
----------------------------------
* Согласно легенде на Кавказе был утерян шлем Аполлона.

способен укротить силы, которые вложены в него, достоин его носить. И тогда он становиться всемогущим и непобедимым. Так мне говорил еще мой дед. Ведь наш род хранит его уже много веков. А еще он говорил, что все, кто не смог преодолеть искушения и надевал  шлем – навсегда теряли память и разум. Когда-то этот шлем везли гонцы из Греции в Индию, где Александр Македонский сражался с местными царями и никак не мог их одолеть. И хотя  всегда, когда Александр уходил в походы, он оставлял этот шлем в тайном хранилище, чтобы в его отсутствии он своей волшебной силой охранял Македонию, в этот раз ему пришлось настолько туго, что он приказал срочно доставить шлем к месту сражений. Ехали гонцы через Кавказ. И около горы Бештау** на них напали наши
----------------------------------
** Бештау – пятиглавая гора в районе современного Пятигорска.
----------------------------------
абреки. Среди них был и мой далекий предок. Они сумели отбить один тюк. И ты представляешь? Как раз в этом тюке и был шлем!

– Повезло…, – протянул Ахью, снимая закипевший чайник с огня. За рассказом Махмуда время пролетело незаметно.
– Да, повезло, –  задумчиво повторил Махмуд, – да вот только греки их потом догнали и всех перерезали. Только моему предку и удалось уйти.
– Повезло…, – снова философски заметил Ахью.
– Да, уж, – покачал головой Махмуд, – по родовым преданиям  как раз
он же первым и попробовал надеть шлем…. После этого он жил еще десять лет, но никого не узнавал и ничего не понимал. С тех пор был наложен строжайший запрет на его ношение. И, все равно, время от времени находился какой-нибудь сорвиголова, решающийся испытать судьбу и попробовать шлем на деле.   
Он помолчал, а потом добавил: – Но видно в нашем роду не нашлось достойного – кто-то умер сразу, а кто-то сошел с ума…
   
Кряхтя и постанывая, Ахья поднялся и пошел в дальний угол пещеры. Отвалив в сторону большой плоский камень, он достал из открывшейся ниши шлем и долго смотрел на него.
 
– Может, это действительно последний шанс? Возвращаться к людям он не хотел. Там его ждала тюрьма – в этом он был твердо уверен. А здесь….  Да, так и так конец… Лучше уж испытать судьбу и надеть шлем, ведь недаром Махмуд советует это сделать.
 
С трудом переставляя налившиеся свинцом ноги, он вышел из пещеры в сияющий солнечный день. Спустившись к реке, он присел на камень и огляделся. Мир блистал во всем своем великолепии, и Ахью вдруг всем сердцем понял, что совершенно не важно, что сейчас с ним произойдет – погибнет он, сойдет ли с ума, или станет подобен богам. Он все равно останется частичкой этого огромного непостижимого ВСЕГО.

Золотое сияние шлема, в лучах солнца ставшее невыносимым для глаз, медленно, но неотвратимо начало заполнять все окружающее пространство и сознание Ахью. И он с радостным облегчением надел шлем и растворился в этом несущем освобождение свете…

***

Эдуард, не торопясь, шел по правому берегу Каракая-су и любовался окружающими ландшафтами. Вот так бы и бродить по этим местам, наслаждаясь их красотой и впитывая живительную энергетику, которая, как чувствовал Локаев, присутствовала здесь везде.

Вдруг впереди, в каких то двухстах метрах, в небо взметнулся ослепительно золотой луч, и Эдуард почувствовал, как пахнуло каким-то неземным холодом. Нет, это не было тем ледяным ветром «предвестником смерти», который он уже ощущал в преддверии схваток с людьми, как это было с Инессой и Эмиром. Это было что-то другое. В этом холоде, невидимым колпаком накрывшем окружающую местность, Локаев на подсознательном уровне ощутил присутствие пришедшей из невообразимых космических глубин неведомой нечеловеческой силы.
 
– Вот Оно, то о чем предупреждал Тахир, – мелькнуло в голове, и Эдуард поспешил прямо в эпицентр этого неведомого, туда, где полыхнул золотой луч.

Не пройдя и ста метров, он увидел лежащего на берегу реки человека. Сбросив рюкзак, он бросился к нему. Убедившись, что человек жив, Эдуард, по уже отработанной методике, начал диагностику и сразу уловил сбой в биоритмах*
---------------------------------
* Мозг человека генерирует в своей работе широкий спектр электромагнитных волн низкой частоты. Сознание человека состоит из трех составляющих ритмов  головного мозга: Физическая (FQ) – дельта + тета-ритм, эмоциональная (EQ) – альфа-ритм и интеллектуальная (IQ) – бета-ритм.
---------------------------------
пострадавшего мужчины. Его мозг генерировал совершенно не свойственный человеку спектр электромагнитных волн, превышая норму в добрый десяток раз. Прошло не менее часа, прежде чем Локаеву удалось снизить бешеную пульсацию мозга несчастного, а затем он, не приводя в сознание своего нежданного пациента,  погрузил его в глубокий сон, интуитивно чувствуя, что именно сон является на данный момент лучшим лекарством для поврежденного разума неизвестного.

Взвалив его на плечи, Локаев, приметил место, где остался рюкзак, и двинулся обратно вниз, направляясь к избушке чабанов возле источников Джилы-су.

Сегодня утром, когда он встретил уже знакомых ему парней Казила и Мутая, гнавших отару на плато Ирахан-сырт, они предложили ему уехать на машине, которая должна будет приехать из Кисловодска за овцами. Он тогда отказался, пошутив, что лучше пройти  пешком через хребет Каракая в Верхний Баксан, чем быть старшим козлом над дюжиной овец. Шутка понравилась, и молодые чабаны долго смеялись, в свою очередь, шутя, уговаривая Эдуарда не пренебрегать такими нежными и симпатичными овечками. И вот сейчас Локаеву предстояло пройти около трех километров, и он спешил, чтобы  успеть погрузить пострадавшего в эту машину.
 
 – Пострадавшего… Да, но от чего? Ведь была какая-то вспышка!

Осторожно зондируя сознание своего подопечного, Эдуард попытался синхронизировать его биоритмы с собственными. Через некоторое время он почувствовал, что это ему удалось, и в его голове начали проявляться картинки из прошлого спасенного им, а теперь Эдуард был уверен, что с ним все будет в порядке, мужчины. Кроме проявившегося видеоряда, на Локаева вдруг обрушилась лавина эмоций. Тяжелая, полная лишений жизнь разворачивалась перед мысленным взором Эдуарда, заставляя сжиматься в сопереживании сердце. Последнее, что он увидел, был сияющий нестерпимым блеском золотой шлем, затем вспышка и обрушившаяся тьма…

Старший среди чабанов Султанбек, остававшийся возле кошары, чтобы дождаться машины из Кисловодска, долго смотрел на принесенного Эдуардом человека, по-прежнему погруженному в сон, а потом, с удивлением покачав головой,  уверенно заявил: – Это Ахья Жангулаев. Он вместе с Махмудом Хуболовым в сорок четвертом, когда нас депортировали в Казахстан, сбежал в горы. Надо же – столько лет прошло! Значит это они здесь по урочищам бродили. А люди говорили, что алмостов, по вашему – снежных людей, видели. Вот тебе и алмосты…

Ты, Эдуард, не беспокойся, мы за ним посмотрим. Сегодня же в Кисловодск в больницу отправим.
 
– Вы найдите там врача из Городской больницы, Медведева Ивана Федоровича, – вспомнил, кстати, о своем недавнем кисловодском знакомстве Локаев, – скажите от меня, Эдуарда, он поймет. Вот он-то Ахье поможет, если возникнут осложнения.

– Боюсь, Жангулаевым милиция заинтересуется, – вздохнул Султанбек. – Хотя, с другой стороны, ведь еще в 1957 году была объявлено, что депортация была ошибкой, и все были реабилитированы. Да и преступлений за ними вроде нет. Так, может, когда и взяли пару барашков на шашлык, да это же ерунда.
Ну, а тебе – спасибо! Постараемся сначала его в эту больницу доставить, а там видно будет. 


Гл. 28. Контакт

Распрощавшись с Султанбеком, Локаев поспешил к месту происшествия. Из головы не выходил таинственный золотой шлем. Наверняка он где-то там, рядом с местом, где лежал Ахья.

Долго искать не пришлось. Как только Эдуард подошел к оставленному рюкзаку, в уголке глаза блеснуло золотом, и через мгновенье заветный шлем был у него в руках. Присев на нагретый солнцем камень возле звонко плещущейся реки, Локаев внимательно изучил необычную находку. От шлема ощутимо веяло той космической силой, которую он почувствовал, когда увидел оранжевую вспышку и которая, Эдуард был уверен, чуть не погубила несчастного Ахью. Тем не менее, внутренний голос утверждал, что лично для него эта сила никакой угрозы не таит. 

Рассматривая, как сначала ему показалось, витые рога на боковых поверхностях шлема, он вдруг понял, что это никакие не рога, а стилизованные изображения галактик, каждый виток которых был испещрен миниатюрными созвездиями. Вид галактических спиралей, необычайная легкость шлема и совершенство изготовления, в сочетании с энергией, исходящей от него, рождали уверенность в его неземном происхождении.

Неожиданно Эдуард ощутил легкую вибрацию и заметил, что интенсивность золотистого свечения начала усиливаться на глазах. Одновременно он почувствовал стремительно нарастающее желание одеть шлем. Усилием воли переборов гипноз космического искусителя, Локаев отложил его в сторону и погрузился в медитацию...

Вернувшись через тридцать минут в реальность, он уже знал, что собой представляет этот неожиданный подарок ущелья Каракая-су.
    
Шлем – это, так называемый, биологический корректор личности, с подключением его обладателя к информационно-энергетическим полям космоса, устройство, созданное в далеком прошлом гением одной из галактических цивилизаций, далеко ушедшими в свом развитии по сравнению с человечеством.

Этот корректор дает возможность использовать все ресурсы человеческого организма, о которых люди еще и не подозревают, а также вступать в контакт не только с более развитыми цивилизациями в материальном мире, но и с теми высшими духовными силами вселенной, которые на земле принято называть богами. Когда-то, в незапамятные времена, посетившие землю с инспекцией одни из кураторов человеческой цивилизации, улетая, оставили в нескольких перспективных для жизни уголках земли устройства, подобные шлему, позволяющие людям, как они надеялись, форсировать свое развитие.

Это было сделано в Китае и Индии, Египте и Месопотамии, на Кавказе и Кольском полуострове, Центральной Америке и Антарктиде. Единственно, что не учли древние пришельцы, это то, что среди людей было очень мало тех, чей мозг был способен выдержать нагрузку, возникающую при биологической коррекции и соприкосновении к единому информационно-энергетическому полю.

В Греции, куда был доставлен шлем, скорее всего, аргонавтами, последними, кто смог воспользоваться возможностями шлема, были наставник Александра Македонского Аристотель и сам Александр, для которого биокоррекция все же прошла с осложнениями. Видимо мозг знаменитого воителя, в отличие от его учителя, не смог справиться с информационным потоком корректора. И, хотя на первых порах этих осложнений видно не было, со временем они привели к неизлечимой болезни мозга, с приступами нестерпимой головной боли, и Александр, уже неспособный получать с помощью шлема информацию и энергию, решил на время индийского похода расстаться с ним.

Уже в Индии он понял, что это было роковой ошибкой. Его последней отчаянной попыткой спастись была отправка гонцов в Македонию за шлемом, но кавказские джигиты, похитившие шлем, лишили Александра и этой возможности. Вынужденный отказаться от своих грандиозных планов по покорению мира, великий полководец скончался в возрасте неполных тридцати трех  лет в своей новой столице – Вавилоне 10 июня 323 г. до н.э.

Вся эта информация была мгновенно проанализирована, и мозг Локаева выдал решение – его собственный усовершенствованный организм позволяет без опаски провести биокоррекцию и подключение к информационным и энергетическим потокам. Шлем надо одевать!
 
Решение оказалось правильным. Процесс биокоррекции на начальном этапе оказался в чем-то сходным с тем, что уже пришлось ему испытать восьмого мая в Ленинградском проходном дворе. Тот же ослепительный свет, то же лихорадочное мельтешение всех молекул организма. Мелькнула даже мысль – человечество идет по пути более древних цивилизаций и уже создает устройства в чем-то похожие на шлем.

А затем… – он оказался брошенным в океан информации. В отличие от последовательного информационного потока, к которому он  подключался в процессе своих медитаций, сейчас информация вливалась в него со всех сторон одновременно. И он успевал ее не только обрабатывать, но и усваивать!

Мгновенно он стал обладателем знаний о бесчисленных формах жизни, существовавших во все времена в различных галактиках и параллельных мирах, а также о судьбах земных цивилизаций, предшествующих людям, ныне населяющим планету.

Ослепительной вспышкой пришло понимание того, что в недавних дискуссиях в обшарпанном номере гостиницы «Терскол» Вил Любимов, да и он сам, были совершенно правы – существуют силы и могущественные цивилизации, называемые людьми богами и духами. Именно они сумели в процессе своего развития на практике реализовать то, о чем догадался Эйнштейн – о неразрывной связи материи и энергии, описанной им простой формулой E=mc2, что и позволило им перерасти материальный уровень развития и существовать непосредственно в виде информационно-энергетических субстанций. Используя в своем дальнейшем развитии различного вида энергетические потоки космоса, они достигли, практически, вечного существования.
 
В тоже время он всем существом понял, что эти богоподобные сущности сами были когда-то созданы силой, вообще непостижимой для человеческого разума, силой, являющейся первоисточником ВСЕГО. И именно этот первоисточник и является тем единственным Богом, о котором так разноречиво толкуют на земле люди.
 
Одновременно он понял, что со временем его мозг тоже научиться и освобождать энергию, и использовать ее. Что в принципе людям не нужны никакие дополнительные источники энергии. Ведь достаточно одной капли воды, жира или белка собственного организма, чтобы получить столько энергии, сколько требуется ее для  выведения на орбиту земли ракету массой в сто тонн.

А затем к нему пришло понимание того, что человечество может просто не успеть воспользоваться на практике этими воистину безграничными возможностями. Что, благодаря подсказкам попечителей человечества, на земле уже были цивилизации, вплотную подошедшие к решению энергетической проблемы, но форсирование технического прогресса в ущерб морально-этическому развитию общества привело к вселенской катастрофе, поставившей человечество на грань выживания.

Когда в руках людей оказались огромные мощности, а их сознание все еще было устремлено на получение все новых и новых благ и удовольствий в ущерб духовному росту, возникли неминуемые противоречия между различными правившими элитами, что, в конечном счете, привело к разрушительным столкновениям и потере накопленных знаний.

Неожиданно Локаев понял – в настоящее время на земле возникла ситуация предшествующая тем, уже не один раз наступившим, катастрофам. Противостояние Запада и Востока, капитализма и социализма уже достигло такого накала, что угроза третьей мировой войны с применением оружия массового поражения, в первую очередь ядерного, превратилась из далекого фантастического будущего в близкую реальность.

Вдруг ощущение близкого конца света с такой пугающей неизбежностью охватило Эдуарда, что все его существо восстало.
 
– Неужели этому прекрасному миру суждено погибнуть? – отметая все прочие мысли, заметался в сознании страшный вопрос.

Сила его искреннего отчаянья была настолько велика, что его услышали! Прямо перед ним возникла сияющая сфера. Из нее хлынули оранжевые потоки лучей, создавшие вокруг Локаева непроницаемый кокон… – и Эдуард понял, что с ним вышел на контакт представитель одной из могущественных цивилизаций, курирующих жизнь на земле…

Когда Локаев снял шлем, солнце уже скрылось за Эльбрусом, и на небе начали загораться первые звезды.

– «…если звезды зажигаются – значит – это кому-нибудь нужно? Значит – кто-то хочет, чтобы они были?» – всплыли в памяти строчки Маяковского, и тут же пришла горькая мысль, что вскоре на земле может не остаться никого, для кого нужно было бы эти звезды зажигать. А может надо последовать совету Владимира Владимировича и «ворваться  к богу» и «целуя его жилистую руку» попросить, «чтобы обязательно была звезда»? Да заодно чтобы были и те, кто смотрит на звезды?

Но нет! Как объяснила  ему вступившая с ним в  контакт сущность, которую люди в своих мифах-догадках называют ангелами, к  Богу не «ворваться» – он остается непостижимым, существующим в неведомых измерениях и мирах, да и дела у него такого масштаба, что людям и представить невозможно. Так что бороться за свое будущее людям придется самим. Как там, у Ильфа и Петрова – «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!»?

Надо было упорядочить и еще раз осмыслить всю полученную им информацию, и Локаев, усевшись в уже привычную позу лотоса, погрузился в размышления, вспоминая все, о чем ему поведал представитель оранжевой расы, назвавшийся Эомом.

 Кроме «оранжевых» – эомов, решивших вступить с ним в контакт, развитие землян контролировали еще и «голубые» – аоны, и «фиолетовые» – фароны,  или, как их чаще называл сам Эом – «черные» сущности.

Называть эти расы высших существ по цвету Локаеву подсказал сам контактер, объяснивший, что из-за разного мировоззрения эти три расы, по сути дела, принадлежащие одной и той же цивилизации, имеют и разные спектры излучения, называемые земными мистиками аурами. Почему-то цвета аур этих энергетических сущностей, оказались похожими на цвета их кожи в те далекие времена,  когда, миллионы лет назад, эти расы обладали телами и жили на планете одной из звездных систем, подобной нашей солнечной. Также как и земные расы, они отличались друг от друга цветом кожи. Одни, жившие в полярных областях, были белыми с голубым отливом, другие, подобно нашим африканским племенам, – имели темно-фиолетовую окраску. Раса, к которой принадлежал контактер, имела желтый цвет кожи.

К великому сожалению, эти сущности резко расходятся во взглядах на землян и цель собственного существования. Если оранжевые верят в божественное предназначение людей и всячески оберегают земную жизнь, то голубые, давно разочаровались в людях, считая их создание божьей ошибкой, и, видя в деятельности человечества угрозу всей вселенной, считают необходимым ликвидировать эту опасность, уничтожив эту планету.

В этой борьбе, длящейся уже не один десяток тысячелетий, принимают участие лишь небольшие части этих рас, выполняющие задачи, поставленные перед ними их старейшинами. Большинство же, как эомов, так и аонов перешли на более высокий уровень развития, решая все более сложные задачи мироустройства и приближаясь в своем понимании к первоисточнику – Богу.
 
В отличие от оранжевых и голубых, темные отказались от богоискательства и все свои помыслы связали с земной жизнью.

Дело в том, что, несмотря на все свое могущество, информационно-энергетические формы жизни, освободившись от физических тел, потеряли способность получать большую часть эмоций, присущих материальным способам существования. Поэтому все высшие сущности, действующие в солнечной системе, пользуются для получения удовольствия эмоциональной энергией, излучаемой жизнью на земле.

Но, если аоны и эомы, исповедуя духовный рост, считают этичным получать удовольствие только от положительных эмоций живых существ, то фароны не брезгают и  негативными чувствами – завистью, жадностью, гневом, страхом, болью, цинично, но, в общем-то, справедливо, считая их неисчерпаемыми.

Словом, Локаев невесело улыбнулся, все то, что в христианстве причислено к смертным грехам, считается лакомством для  высших «темных» существ.

Самым поразительным было то, что темные, являясь по сути дела в настоящее время хозяевами солнечной системы, стали самыми надежными защитниками земной цивилизации, оберегая людей, как оберегает свое стадо пастух. Ведь, насаждая среди людей культ насилия, богатства и власти и контролируя большую часть человечества, в первую очередь Западную Европу и США, где идеи общества потребления стали господствующими, фароны вполне довольны своим положением и чувствуют себя вполне комфортно, получая массу эмоций и осознавая себя полновластными хозяевами планеты Земля.

Все предостережения оранжевых о конечном крахе такой политики, ведущей к мировой войне, и  голубых – об угрозе дальнейшего прогресса агрессивного человечества для всей вселенной, отметаются  фаронами на основе полной уверенности в собственной способности контролировать процессы, происходящие в людском обществе.
 
В борьбе за человечество против темных, на земле активно выступают ранжевые, пытающиеся внедрить в сознание людей законы мирного существования во вселенной, позволяющие цивилизациям избежать  гибели и достичь  высших уровней развития.

Голубые стоят в стороне от этой схватки, готовые, в случае выхода ситуации из под контроля, обрушить на землю смертельный удар. По договоренности между голубыми и  оранжевыми таким моментом «Х» для землян может стать третья мировая война, с применением ядерного оружия. В этом случае оранжевые будут вынуждены признать земную расу агрессивной и опасной для жизни всей Вселенной и согласиться с мнением голубых о необходимости уничтожения земной цивилизации.

Локаев тяжело вздохнул, оценивая перспективы человечества. Они были безрадостными. Мир, подстегиваемый темными, стремительно катился к пропасти.

Надежда оранжевых на Советский Союз, как на первое государство, объявившее войну эксплуатации и капиталу и, призванному примирить Восток и Запад, потихоньку таяли под напором эгоизма и алчности, искусно раздуваемыми фаронами и их апологетами.

Эдуард покачал головой. Теперь вся цепочка, случившихся с ним невероятных событий, предстала перед ним в новом свете. Это не было случайностью!

Могущественные силы призвали его в ряды борцов за будущее земли. И, как он понял, в его призыве были задействованы не только оранжевые. В формировании его, как личности, участвовала сторона, малознакомая даже Эому, который дал понять, что на земле действуют силы пока почти не изученные их цивилизацией.

Как было осторожно замечено – это, предположительно, проявление разума самой планеты. И лишь избранным землянам дано вступать в контакт с подобным планетарным интеллектом и, даже, использовать эти силы в своих целях. Проявления таких способностей в человеческом обществе принято называть магией.
 
– Скорее всего, – мелькнула мысль, – и дед Андрей, и дервиш Тахир  способны на такой контакт.

И все же, обольщаться на счет использования планетарного разума  не следовало. Человечество в своих эгоистических устремлениях уже не раз ставило под угрозу гибели свою планету, и каждый раз она сама сметала с себя этих зарвавшихся существ.

Он взглянул на шлем, который все еще держал в руках. Как теперь ему стало понятно, это устройство было завезено на землю в незапамятные времена еще одной развитой цивилизацией, избравшей, в отличие от оранжевых, голубых и темных, путь механического и биологического совершенствования собственных тел, что и превратило их, в конечном счете, в биомеханических роботов – кибергов, лишенных души. Они еще время от времени появляются на земле, прилетая сюда на своих звездолетах, прозванных землянами тарелками или НЛО, в надежде заполучить земные ресурсы, но, встретив отпор фаронов и эомов, возвращаются в свою галактику, чтобы в будущем прекратить свое лишенное божественной поддержки существование.

Локаев огляделся. Над горами во все своем великолепии царствовала ночь. Луна была еще скрыта за горными кручами, но восточные склоны Эльбруса уже сияли в ее серебристом колдовском свете. Жаль, конечно, но пришла пора расставаться с этим волшебным краем.
 
– Ну, что же, – Эдуард вздохнул, – «И вечный бой – покой нам только снится!».

Какую миссию ему предложит Андропов? Что-то ему подсказывало, что в недалеком будущем он будет вовлечен в схватку на самом высоком уровне.

Никуда не деться, придется следовать философскому девизу средневековых рыцарей: – «Делай, что должно и будь, что будет!».
 
Так куда? В Москву к Андропову? Да нет, на ночь глядя?! Да и позвонить Швецовой предварительно надо…

И вдруг перед глазами встал любимый Ленинград, с его набережными, мостами, дворцами и соборами, возносящими свои башни, шпили и купола,  в прозрачное небо колдовских белых ночей. Вот что ему надо – побродить по родному городу, проникнуться его красотой и мистической мудростью, навеки запечатленной в его архитектуре и растворенной в его невидимой городской ауре усилиями гениальных творцов, мыслителей, авантюристов и миллионов простых тружеников, вложивших свои души в этот мегаполис.
 
Но прежде надо было решить, что делать со Шлемом. Ведь он был не только корректором  личности, позволяющим подключаться к информационно-энергетическим космическим каналам, но и мощным психотронным оружием, дающим его обладателю возможность управлять сознанием людей.

Теперь Эдуард точно знал, что подобные зомбирующие устройства, правда меньшей мощности, уже созданы и испытываются, как  в СССР, так и в США.

В то же время в его сознании присутствовала уверенность, что лично ему шлем не нужен. Что он, если понадобиться, вполне может, используя потоки энергий, к которым он только что был подключен, управлять сознанием людей и без дополнительных устройств. 

В то же  время  шлем  в  руках  какого-нибудь маньяка, одержимого властью, может наделать множество бед.
 
Найдя в скалах малозаметную расщелину, Локаев как можно глубже засунул туда опасное изобретение чужого разума и тщательно замаскировал тайник камнями. Разогнувшись, он еще раз огляделся, прощаясь с запавшем в душу Приэльбрусьем, и решительно шагнул в уже доступный ему без всяких вспомогательных устройств, типа «лабиринт», пространственно-временной портал.


продолжение:    

http://www.proza.ru/2014/03/06/491