Хмелезеро

Цикл «Алёховщина-век двадцать первый»
               
ХМЕЛЕЗЕРО.                Шитов К.

Этим рассказом я открываю серию очерков о жителях Алёховщины. О деревнях, о храмах о династиях и просто о наших современниках, чей жизненный путь ярок, интересен и поучителен для наших читателей. Буду сердечно благодарен за информацию такого рода. Благодаря Вашему участию со временем на свет может появиться сборник очерков о нашем красивейшем островке Русского Севера.

Мир так устроен, что есть в нём города, посёлки или деревеньки, буквально изнасилованные временем. Столпы эрзац-культуры. Их лживый дух не спасает даже присутствие каких-нибудь древних сооружений. Вытоптанные табунами туристов, они современны и неинтересны. Артефакты в них  затасканы и нарочиты как интуристовские матрёшки. Эти пространства, напоминают платные выметенные парки, разбитые там, где некогда шумел кормилец Лес. Эти места неинтересны в той же степени, что и люди, сориентированные лишь в обретении материальных благ. Им не свойственна жертвенность. Это не убежище для  нищего странника, а лавка для праздного богатея. Бог этих мест Алчность.
А есть такие обитаемые места, в которых время ведёт себя с особенной деликатностью. Не навязывает себя. Не стучит кулаком по столу. Думаю, это связано с тем, что место ещё не рассказало о себе людям чего-то такого, без чего, времени нет смысла заявлять о себе и наполнять пространство всепроникающими гифами современности. Такое место  втиснуто в складки Алёховщинских сопок. Этакий потрясающий, не испитый родник настоящей деревенской судьбы, стоп-кадр в ленте истории русского севера, деревня Хмелезеро.
Одно дело обнаружить в Египетских скалах гробницу фараона и выволочь из неё, вслед за сушёным хозяином, тонны древнего золота. Это ошеломляет! Это ярко и громоподобно. И совсем другое, когда въезжаешь в заметенную февральским снегом деревеньку, в которой каждый третий дом, представляет собою застывшего в снегу, завалившегося на бок, почерневшего мертвеца,  заходишь в придорожную избёнку, и вдруг узнаёшь, что в крохотные оконца избёнки падал свет еще до наполеоновского нашествия….
Впрочем, по порядку.
Хозяин избы Александр Королёв, староста деревни Хмелезеро сорока восьми лет отроду прямо на крыльце, навылет пронзил меня взглядом многоопытного пиратского шкипера. Во взгляде рентгеновские оценочные лучи. Это естественно, вокруг снег, лес …Кого угодно может принести







нелёгкая из вымороженных пространств этой белой бесконечности. Ироническая заноза в прищуренном взгляде хозяина бревенчатого брига пошла в разрез с гостеприимным приглашением, выпить с морозца горячего чаю. Встрепенувшись от первого и, размокнув в счастливую курицу, от второго, я обосновался за столом и стал с изумлением наблюдать за тем, как
шкипер с лёгкостью листает страницы исторической книги Хмелезера, первые записи в которой датировались эпохой царствования Ивана четвертого, остроумно прозванного подданными Грозным.
Я не ошибся, не преувеличил и не соврал тебе, доверчивый читатель, ибо, по свидетельству учителя истории из Тервеничей Потышевой Нины Александровны, терпеливого и заслуженного исследователя истории здешних мест, первые упоминания о деревне Хмелезеро (Хум-ярви) датируются в новгородских летописях  аж  в 1583 году.
По понятным причинам, Александр не видел воочию, как царские опричники таскали за волосы по его деревне голосящих баб, но и безо всякого
александрового свидетельства, я услышал, как за окном отчётливо и неоднократно ударили о камень подкованные копыта, и дважды вонзилась в резное «полотенце» над окном отвратительно опасная, чёрная литовская стрела. Это были не просто химеры окололитературного свойства, нет, это пробуждались в углеродной душе сруба, его древние, опасные воспоминания и он по свойски делился ими со мною.
Много интересного рассказал мне умудрённый кормчий. Одной из таких историй был рассказ о том, как сигнализировали друг другу жители местных деревень в случае набегов литовских отрядов. На высотках между деревнями, на расстоянии нескольких километров, устанавливались большие тёсанные ворота в которые били бревном при появлении противника. Так дурная весть распространялась и предупреждала приоятских жителей, позволяя им во время спасать имущество и людей от разграбления.
Хочется с максимальной достоверностью донести до читателя то, ощущение единства хозяина и древнего родового жилища, откуда и возникло впечатление сходства, с многоопытным капитаном на палубе собственного послушного брига. Жизнь реже и реже балует нас достоверной исторической информацией, и еще реже  свидетелями, я бы сказал апостолами тех мест, из которых вьются ленточки их генетических молекул. Чаще всего, эти цепочки перерезаны, многократно склеены и переставлены с ног на голову. Миграции связанные с войнами, геноцидом, репрессиями, и прочими «достижениями» цивилизации, противостояли укоренению. В результате мы имеем что имеем. И вдруг, такая удача!







Со стен на своего потомка взирают с фотографий напряжённые и торжественные лица пращуров. Предметы мебели, столярные конструкции, всё это не просто собранные отовсюду артефакты, нет. Это неодушевленные коренные жители древнего дома Королёвых. И конечно же сам дом имеет значительный характер. В этих метафизических связях бесполезно разбираться  высоколобым специалистам. Это эмпиреи, доступные лишь ему,
наследнику  дома по Королёвской крови, Александру Анатольевичу, представителю пятого поколения хмелезёрской династии. Сам хозяин так объясняет феномен дома-долгожителя:
-Дом был всегда жилой, а обитаемый дом стоит долго.

Хочется ещё и ещё говорить об этом удивительном доме. Когда современные дачники вырезают в своих стенах калифорнийские витрины, сквозь которые можно пройти во весь рост, не касаясь верхней рамы макушкой, понимаешь, от чего их набеги носят сезонный характер. Нет, друзья мои, дом Королёвых, срубленный двести с лишком лет тому назад, рационален каждой деталью своей конструкции. Окошечки маленькие и прорезаны невысоко, дабы тепло
не улетучивалось, а скапливалось под невысоким потолком. Двери, менее полутора метров высотой, заставляют входящего согнуться пополам, зато рождённому под крышей теплу нету, ровно никакой возможности улетучиться из такого дома наружу.
Поднырнув под низкую дверную перекладину, и поднявшись на несколько ступенек по лесенке, оказываешься в «коридоре», соединяющем жилое помещение с двориком для скотины. Вход в комнаты, закрывает дверь такого же полутораметрового ранжира. В результате этих нехитрых строительных особенностей, достигается главный эффект, в доме тепло, сухо и уютно. Что говорить, умел держать в руках топор прапрадед сидящего передо мной  Александра, дед Данила.
Пар над чашкой чаю, восходя к потолку, прошивает теплый воздух иероглифами, сквозь которые, настороженный хозяйский взгляд стал несколько мягчать. Звенья внутренней пружины ослабли под действием дорогих и тёплых личных воспоминаний.
Сдержанность хозяина, в отношение собственных эмоций, с головой выдаёт в нём вепса. Так и оказалось. Вепсов в деревне проживало много. Именно по этой причине, к районам приоятья был в тридцатые годы пристально прикован взгляд ретивых службистов карательных органов.
Бабушка Александра и его родители рассказывали мальчику, как проходили в деревне репрессии. Он хорошо помнит рассказ о  пятнадцати семействах, подвергшихся уничтожению. По доносу кого-нибудь из местных жителей, приезжали







существа в военной форме, грузили «врагов народа» всей семьёй и увозили, первоначально в Алёховщину, а впоследствии, по рассказам местных жителей, в лесок между Алёховщиной и деревней Заозерье, где и пристреливали несчастных без особенных процедурных хлопот. Неоднократно рассказывала маленькому Саше его  бабушка, о том, как из дома семьи репрессированного семейства выволокли девяностолетнего старца, прямо на кровати, и оставили под белым небом. А дом передали под контору сельсовету…
И по нынешний день, на деревенском кладбище, никем не ухоженной и заросшей, остаётся могилка одного учителя, столь охочего при жизни, до сочинительства гневных писем, разоблачающих классового врага…
Время-время… Оно всё расставляет по местам. Ретивые псы из Комиссариата Внутренних дел получили по своей пуле в чёрные сердца, и не вспомнят о них никогда народные предания, как о детях и героях этой земли.
Проясняя вопрос с наименованием деревни, удалось узнать, что хмель здесь произрастает по сей день. Оказывается, что во времена колхозов, бригады
местных жителей собирали хмель, и в последствие, из этого сырья получались полезнейшие жидкие дрожжи.
О колхозе Александр рассказывал много и интересно. Эта особенность обусловлена тем, что сама обстановка жизни в деревне позволяет истории неторопливо и бережно переливаться из поколения в поколение. Много историй прослушал от старших мальчик Саша, последний ученик, закрывшейся сразу после него, начальной хмелезерской школы. Говоря о своих ушедших родственниках, он перебирает старинные фотокарточки и документы. В свою очередь ложится на стол документ, датируемый  1941-м годом. В нем сообщается, что Александр Алексеевич Королёв, дедушка Александра пропал без вести, сражаясь с фашистами в рядах 2-й армии, в боях на Синявинских болотах. С фотографии на стене этот погибший солдат внимательно смотрит на нас. Смотрит теми же самыми, знакомыми глазами, что унаследованы, со временем, его внуком.
После начальной, Саша учился в Тервеничах в средней школе, а за профессиональным образованием (зоотехника) отправился в Волосовский район в Беседский колхозный техникум. Службу в рядах вооружённых сил СССР Александр проходил в Германии. Вернулся солдат в родную деревню, как будто заступил на новую службу. Кто-то уехал, кто-то переехал, но дом Королёвых не расставался впредь со своими обитателями.
На столе появляется странный документ. Это голубая книжица члена районного потребительского общества. Мой терпеливый собеседник рассказывает, что ещё с далёких дореволюционных времён повелось такое правило: деревенские жители строили и оснащали магазин на собственные




средства, а по окончании определённого срока, между ними распределялась прибыль этого важного предприятия. Александр и сам проработал продавцом в магазине  последние два года. Долгое время он занимал должность деревенского почтальона, пока ретивые финансисты из управления не упразднили её с целью экономии средств (Две тысячи руб. в месяц), однако важная экономическая миссия сорвалась под давлением несознательной, в смысле экономической позиции, поступающей корреспонденции. Пришлось восстанавливать в должности Александра. По той же причине закрыли в
Хмелезере Фельдшерско-Акушерский Пункт (ФАП). Не совсем понятно, с какой целью его перед этим отремонтировали!?    В настоящее время
Александр выполняет обязанности почтальона  и завклубом, но нет никакого смысла заглядывать в его трудовую книжку, ибо профессия у него одна: деревенский менеджер. Ни одно общественное дело в деревне не происходит без его участия. В его разговоре, порой проскакивает: «У меня»:
-У меня сейчас четырнадцать человек в деревне проживает… Или:
-У Меня летом приезжает много дачников, за сотню…
Таким образом, его собственная персона в сознании Александра распределена на всю деревню. Он идентифицирует себя как человека несущего пожизненную ответственность за этот участок земли. Иначе и быть не может. Иметь такого старосту, огромная удача для деревни. Орда всевозможных пришлых начальников уже показала себя  на поприще бесстыжего воровства и обмана местных жителей. Тогда как, такой человек, у которого альфа и омега жизненного пути сосредоточены здесь в Хмелезере, у которого на местном кладбище упокоена вся родня, не способен грабить отчий Дом и, пока жив, не позволит делать этого никому другому.
Бог призрел эти места своею благодатью. Жизнь здесь спокойна и чиста. В летнее время работает Православный Храм. К большому сожалению обитателей Хмелезера, депутатки Тервенического монастыря, осмотрев сооружение храма, не сочли возможным собрать средства на его восстановление. Тем не менее, Батюшка из Алёховщины о.Климент регулярно наведывается в деревню для совершения необходимых служб в праздничные и особые дни.

На кушетке, возле стены развалились и спят, купаясь в теплом печном воздухе, коты. Примолк на холодильнике чудом залетевший сюда из Китая, электронный попугай. Вселенные, бушуя и сталкиваясь над столичными городами, осторожно, на цыпочках перешагивают божественную синь Алёховщинских озёр. Натянув на голову снежное покрывало, Хмелезеро сладко спит в тишине, в ожидании быть разбуженной весёлой круговертью, розовощёкой и звонкоголосой Весны.