Сто лет со дня рождения

Ее юбилей отмечали масштабно, с помпой – провели концерт-митинг, переименовали пару улиц, открыли памятник на родине, повесили мемориальную доску на университет, где она училась, открыли музей. В общем, все было так, как она и ненавидела.

«Когда речь заходит о творчестве, у каждого писателя находится парочка своих причин браться за перо и парочка собственных ассоциаций для того, чтобы описать, как это происходит. Я бы сравнила это с наводнением. Ты не хочешь ничего знать, ты строишь плотины, укрепляешь дамбы, громадишь мешки с песком, чтобы удержать все внутри, – а потом устаешь, опускаешь руки и позволяешь выплескиваться наружу всему, что так долго сдерживал. Поднимается, проплывает мимо тебя сор, рыбки, водоросли, сокровища – но ты уже бессилен перед стихией, вышедшей из-под контроля».
Писать она начала поздно – только после 27 лет. К этому возрасту другие писатели уже вырабатывают собственную манеру письма, стиль, тип персонажей. А у нее только началось время поиска своего голоса.

«А потом приходит понимание простой истины: писать в стол – это все равно, что говорить с собой. Поначалу это экстравагантно и оригинально, но быстро превращается не то в дурную привычку, не то в болезнь. Я тогда впервые в жизни по-настоящему растерялась: куда пойти? к кому приткнутся? где найти людей, которые отнесутся ко мне лояльно? Тысячи сайтов, миллионы голосов, океаны текстов… Я не выбирала, я просто ткнула пальцем наугад».
Ненавязчивость, скромность, тактичность, свойственные многим по-настоящему талантливым людям, едва не сыграли с ней злую шутку. Свои первые литературные опыты она выложила на самом популярном сайте отечественных писателей. Знаете, что проще всего сделать в таких местах? Потеряться. Потонуть в потоке текстов, графоманства, попыток самоутверждения, реализации комплексов. Вот почему молодые писатели обычно начинают с маленьких сайтов – приживаются, изучают спрос, делают себе имя – а потом уже, с нажитым богатством, именем, репутацией, приходить в большую литературную тусовку. Но фортуна уже тогда не оставляла ее, приглядывала, помогала, в очередной раз доказывая, что писатели такого уровня не тонут и не пропадают бесследно.

«Я не знаю, с чем можно сравнить, первую печатную книгу. С первым причастием? Первым браком? Первым кредитом? Когда мне позвонили из издательства, я очень хотела отказаться. Просто не придумала, как это сделать»      
Ее первая бумажная публикация расходится огромным тиражом – при том, что большая часть произведения уже была выложена в сети. Позднее этот случай станет хрестоматийным для всех учебников по маркетингу в мире.

«Это так неожиданно страшно – увидеть персонажи твоих историй, плоды твоего воображения реальным порождением, причем порождением другого человека… Словно наблюдать за собой со стороны в полусне, не в силах ни заснуть и потерять связь, ни проснуться и прекратить это кошмар»
 За экранизацию ее первого романа фактически сражались три саамы большие киностудии мира. Фильм собрал все возможные награды на всех возможных конкурсах. Говорили, что с него началась новая эпоха киноиндустрии…

«У меня никогда не было страха перед людьми, публикой, толпой. Но в те дни я чувствовала себя не очень удобно. Я терялась – меня сковывал вечный страх не оправдать ожидание, обмануть возложенные надежды. Когда вакханалия внимания начала выходить из-под контроля, я сбежала. Мне не нужно было все это – я хотела писать. Мне было приятно знать, что меня читают, что написанное нравится. Но мне не хотелось становиться чьим-то литературным рабом, угадывать потребности, задабривать, подкупать. Творчество – это уединенный, затерянный в океане остров, башня из слоновой кости – а не ринг и не беговая дорожка»
Слава приходит к ней в одночасье. Она становится публичной личностью – ее зовут на ток-шоу, праздники, официальные мероприятия, конкурсы. Ей пишут со всего мира – клянчат рецензий, рекомендации, советы. У нее просят автографы короли и королевы, президенты и генералы, самые богатые, самые популярные и самые сильные мира сего.  Куда же расти выше?   
 
«Мне всегда казалось, что жизнь – это как качели. Сначала ты летишь вверх, а потом, достигнув некой вершины, стремительно падаешь. Я взлетала без радости – чего же мне было падать со страхом?»
Судьба всех великих писателей – разойтись с эпохой, опередить ее. Каждый по-настоящему талантливый автор однажды останавливается перед вопросом: «Как быть – писать, как пишется, или идти на поводу у времени?». Чтобы остаться верным себе, порой приходиться от много отказаться, через многое переступить… Не струсить, не предать, не сломаться. Наверное, мы любим ее и за это – за несгибаемость и несговорчивость, честность, неподкупность.

«Гонятся за тем, кто бежит. Это знают все, от охотников до ботанов. Погоня распаляет, запах крови будоражит, близость победы раззадоривает. Я пыталась не бежать столько, сколько могла, до последнего старалась оставаться на месте и быть спокойной. Я и не собиралась бежать – но вот парадокс, чем темнее становилось вокруг, чем туже сжималась пружина, тем больше писалось. Друзья отворачивались от меня, вчерашние поклонники проходили мимо, не узнавая, двери, прежде гостеприимно открытые, были закрыты на замок. Но это были мелочи. Что мне было до сомнительных унижений, грязной работы, скитаний, ночевок на вокзалах – если писалось так, как никогда раньше?»
В своем дневнике она назвала этот период «темными временами». Очень точное название. Ее вдруг перестали печатать, фильмы по ее сценариям сняли с проката. Полная изоляция – вот как можно было описать ее положение. Человечество показало себя с традиционной стороны – все умели любить гения, и все оказались горазды его травить. Как отвратительно, как предсказуемо…

«Отец Андрей сегодня опять разговаривал со мной вере, бессмертии, душе, рае, аде. Я с ним не спорила. В конце концов, каждый имеет право остаться при своем мнении. Потому что не хочу я ни бессмертия, ни райских кущей, ни вечной памяти. Не хочу, чтобы мое имя трепали и кроили под себя все, кому это выгодно. Как бы я хотела, чтобы все, что осталось после меня, - это шорох опадающих листьев в осенних парках».