Переполох в Вареновке

Как ни белит снег,
А ёлки в Вареновке всё одно
Гирляндами горят!

                Вареновские хоки.




Проснулся я. В окошко носом ткнулся - ничего не разобрать! Замёрзло окошко! Зима! Полез я обратно на печь. Лежу на печи и радуюсь. Об хорошем мечтаю. Думы приятные думаю. А и вправду - хорошо мне на печи лежать! Под бараньим тулупом. Вот так мог бы тыщу лет пролежать, на одном боку. И ещё тыщу на другом! Аж до самой весны! А только собрался я на другой бок перевёртываться, как обдало меня жаром-гаром! Батюшки-матушки! Святые угодники! Это ж конец декабря сегодня! Год, год цельный к концу подходит! А у меня ёлка не наряжена! Да и ладно бы не наряжена: ёлки, ёлки-то самой нет! Эх, голова моя дырявая! Как же это я оплошал! Как же это я ДЕЛО забыл!

Вскочил я. Заметался по горнице. Куды - чего… Где пила электрическая? Где валенки? Куды лыжи делись? Шапка моя где? А только хотел я пропажу разыскивать, как слышу: над ухом у меня урчит кто-то. А то животная моя верная корячок медный с компотом подаёт.

-Для памяти, мур-ррр-р!

Выпил я компоту сливяновского. Крякнул. Пробрало меня. О, кажись, пошло в желудке прояснение! Хороший компот, добрый! Мозг прочищает, будь здоров! До самых нейронов организм встряхивает! Оглянулся – на ногах валенки! Одно есть. Хотел макушку почесать, а башке моей треух собачий нахлобучен. Вот и второе! Полез я в пианину остатнее разыскивать. Ага. Вона, под перинами, орехами набитыми, пила электрическая. Хорошо осенью я её от сазана грозового зарядил! На весь год хватит дармовой энергии! И лыжи, лыжи - вот оне! Как за грибами ходил, в начале зимы, так и кинул их в пианине. На сохранение.  Достал я из пианины лыжи. Провиант кое-какой в дорогу собрал: гуся жаренного, с яблоками, блинов с грибами да пирогов с перепелами, кулебяку с шампиньонами и расстегаев с зайчатиной.  Позавтракали мы с животной декабрьской, чем Бог послал и – в путь!


А на дворе такая красота! И-и-и! Мир не видывал красоты такой удивительной! Настоящая зима. Вареновская. Морозец хороший стоит, добрый морозец! Кусается, однако, паршивец! То за ухо меня схватит, то за нос щиплет. Я одно, знай, на него покрикиваю. Снегом пушистым всё укутано, сугробы намело ростом, самое малое с дом. Всю неделю старалась метелица! Замела и домишки, и плетни, и сады с огородами. Всё укрыла лилейным своим покрывалом. Белым-бело кругом. Не разобрать и дороги. Но то ничего. Что пути-дороги не видать, то не страшно – у нас навигатор имеется!  С компасом!  Вышли мы на околицу. Я впереди иду, лыжню бью. С компасом электрическим сверяюсь. Технология! А животная моя сзаду. Рюкзак тянет, старается.


-А, что хозяин, не пора ли нам привал устроить? – животная меня спрашивает – И перекусить малость, гусятиной… Вона и колодец виднеется!

-Рано, рано привалы обустраивать! За деревню ещё не выш… - не успел поругать я животную ленивую хищную, как вылазит из-за сруба старого колодезного снеговик.
 
- Наше вам, с кисточкой! Подайте хлебушка! На прокорм души голодающей! Или, может, какое имущество ненужное у вас имеется...


Стоит чудище снежное, зубы на нас скалит. На башке у него ведро дырявое. Горло шарфом замотано динамовским. Сам в валенках и варежках вязанных. А в руке метёлка. Носом морковным воздух нюхает, на предмет какой поживы.  Глаза у снеговика угольками чёрными сверкают.

- А ну, пошло! Пошло прочь чудище снежное! Имущества ему подавай! Како-тако имущество? Самим делить нечего! Ишь, ты! Повылазили, ироды! И когда только вас, страхоидолов, детишки налепить успели! Кыш, кыш отселева! Никакого житья от вас добрым християнам нету!


А снеговик на речи мои проникновенные и ухом не ведёт! Будто глухой он. Будто, вообще, ухи ему в комплектности не положены! Тянется сухой рукой-веткой к рюкзаку с провизией. Ах, ты ж, разбойная аномалия, прости Господи! Почуяло пугалище гусятину! Животная моя, как снеговика, из-за колодца высунувшегося, увидела - спину дугой выгнула, шерсть встопорщила, хвост трубой у ней встал и орёт она дурным голосом: «Люди добрые, да что же это делается! Разбой, форменный разбой на дороге!»

 «Караул! - кричит животная моя - Грабят!».


А снеговик пыхтит, метёлкой на животную замахивается. Угрожает метёлкой нам. А сам к рюкзаку с провиантом подбирается.
 

Снеговики энти, я вам скажу - чистое бедствие! Хуже раков панцирных, насекомой вредоносной! Как зима начинается, раки в ямы глыбокие укладываются. На зимовку, значит, идут. А снеговики им на подмену приходят. Нету от них никакого житья! Ходят-бродят снеговики по дорогам, рыскают в чистом поле, подкарауливают купцов проезжих, путников и прочих пешеходов. Горе, горе, человече, ежели повстречаешь ты на узенькой дорожке снеговика голодного! Не то двух или шайку! Вмиг накинутся они на тебя! А побежишь – догонят! Лучше уж беги не оглядывайся! Хорошо, если село близко. Или церковь. Снеговики к жилью человеческому подходить опасаются. И храмов православных оне не любят. Потому как звон колокольный ихнюю сущность кристаллическую распыляет. Как зазвенит пономарь на колокольне малиновым звоном, как зачнёт колокола за верёвки дёргать -  снеговики тут же, врассыпную!


Днём снеговика бродячего ты редко, когда увидишь. Чтобы те людей подстерегали вот так, запросто. Чтобы, скажем, идёшь ты по деревне своей, насвистываешь там чего, может Вагнера, а не видишь, глупый человек, смертельной опасности. А из-за колодца снеговик, р-рраз! И вышагнул. «Наше вам с кисточкой! Доброго здоровьичка!». И-и-и! Такое, может, раз в пятилетку случается! Потому как снеговики - оне неприметные. Стоят себе во дворах, потихонечку. На головы вёдры нахлобучат, в руках у них метёлки, нос морковкой оранжевой торчит. Вроде, они просто чучелы. Стоят себе Костромой прикидываются и что на уме у них неизвестно. Но если, конечно, делать тебе нечего и в окошке замёрзшем ты дырочку пятачком медным оттаешь, то можешь, вполне, ихние хитрости увидать. Главное, не учуял бы снеговик, что наблюдение за ним из хаты ведётся! А ты гляди… Вот, вроде, стояла чучела в самой глубине двора, у колодезного сруба и ничего. Никакого, то есть движения. А энто как сказать! Ежели внимательно приглядываться, увидишь обязательно, как снеговик глазом моргнёт. Или метёлку из руки-ветки в другую переложит. Или шарф на шее поправит. Или, скажем, чихнёт пугало и варежкой нос свой морковный почешет. А ещё они двигаются. За день могут запросто от места до места перебежать.  От плетня до колодца или от колодца до сарая. Или аж до кухни летней передвинуться. А ты ходишь по своим делам-заботам цельный день и не замечаешь того. А снеговики они хи-итрыя! Страсть!


А вот, когда вечереть начнёт… Как стемнеет,тогда только-ть чучела снежные себя вольготно чувствуют, подбираются вплотную к жилью человечьему.  Только солнце зимнее сядет за дальний лес, а снеговики тут как тут. Вылазят отовсюду. По дворам шастают. Промышляют всяко-разно. В двери стучат. В окошки заглядывают. Тыкаются снеговики морковными носами в замёрзшие окошки: «Пустите, люди добрые, обогреться! Подайте хлебушка!». Всё разжалобить тебя стараются. Нудят, хныкают, мол, холодно на дворе и голодно. А как откроешь дверь - и пропал, ты человек! Схватят тебя тут же снеговики. Заморозят. В сугроб головой сунут, а сами вокруг сугроба хороводы водить зачнут. Песни снежные распевать. К весне может и откопают замёрзшее тело. А хату хозяйскую в притон превратят, в разбойничий. В штаб-квартиру свою, то есть. Да. Оттого мы в Вареновке в зимние месяцы, опосля солнечного заходу, на двор носа не кажем. Чего, в самом деле, судьбу испытывать! Разве, по неотложной надобности какой на двор выбежишь и скорей обратно, в тёплую хату! Со снеговиками шутки шутить нечего.


Однако, смотрю: лезет рыловорот страхолюдный на животную, бормочет бормотания снежные. Худое, по всему видать, задумал! Ах, ты чучела гороховая! Ах, ты снежная аномалия!

- Кидай, кидай рюкзак сюды! -  кричу.

Кинула мне рюкзак животная. Пошарил я в рюкзаке. Ага! Имеется. Метнул в снеговика блин с грибами. Один, другой, третий. А снеговик блины ловит на лету рукой-веткой, точно на вилку накалывает и в рот себе отправляет! Что ты будешь делать! Закончились блины. Я в снеговика кулебякой, потом и расстегаем, и пирогом с перепёлками… А тому всё мало! Прожорливая попалась бестия!
 
- Надоть гуся!.. Гуся кидать твари анафемской! - кот мне из-за колодца шипит.

- Да, что же гуся… Сплошное нам теперь разорение! - кричу в ответ. А сам в рюкзаке шарю - нету! Ничего, окромя того не осталося.  Достал я гуся с яблоками.  Жаль мне птицу отдавать ворогу! Такой гусь был!  Жирный. С золотой корочкой!  Да делать нечего. Жизнь дороже гуся выходит! Эх, была – не была! Кинул я гуся чудищу прожорливому. «На, пугалище ненасытное! Подавись ты чужим завтраком!».  Покудова снеговик с гусем жаренным расправлялся, выхватил я пилу электрическую, дёрнул крутило. Пила загудела, завизжала пронзительно.


-Ну, теперича поглядим, кто кого! Погоди же, вражья сила! Посмотрим сейчас, из какого ты снегу вылеплен!

Взмахнул я пилой и давай снеговика на пух расчёсывать!
 
Пила визжит, кот шипит, снег летит в разные стороны! То-то потеха! Рассеял я страшилище на снежки незначительные, морковку на салат корейский пошинковал.  Уф-ф!  Умаялся я. Сел у колодца, дышу, точно карась, из воды вытащенный! Пот со лба рукавицей вытираю. Не каждый день биться со снежным чудищем приходится!

А покуда я со снеговиком воевал, солнце за полдень и перевалило. И вообще, за тучами снеговыми спряталось. Темно стало. И неуютно как-то. Не по себе, знаете. А дорога впереди дальняя. Но мы - ничего. Фонарики шахтёрские включили. Шагаем. И никакая тьма нам нипочем! А ещё песню запели. Хорошую песню, походную. И совсем нам идти весело стало.

Долго ли коротко ходили, как пришли мы в лес. Стоят в лесу ёлки, сосны, все под снежными шапками. Красотища! Кедры-великаны верхушками в небо, прям, упираются! А на кедрах шишки висят, размером с трёхлитровую банку! Да. Хотел я шишек кедровых наколотить да колот дома забыл. Пришлося мне кедр пилой электрической подпилива…

-Да, что же врёшь ты! Ну, это же совсем заврался человек! Ни стыда, то есть, ни совести! Где это видано, чтобы шишки кедровые с трёхлитровую банку? И вообще, откуда кедры у вас в степи? Ветром, что ли семена из Сибири занесло? -  ехидно вы меня спросите. – И, потом… За кедр подпиленный столько выдадут – ни в каком мешке не унесёшь!


А я вам так скажу. Отвечу на ваши обидные инсинуации. Не верите мне - и не надо! Подумаешь тоже-ть  правдолюбцы какие выискались! Чего напустились? Да, если хотите знать, я - первейший в деревне моей человек. Уважаемый! Меня, может, губернатором звали. Да. Пришли ко мне жители и говорят: «Тебя, тебя одного желаем видеть губернатором Вареновским! Люб ты нам! Любо, любо!..».  Выдвигали мою кандидатуру на выборы, в позапрошлом годе, да только отказался я. Недосуг мне государственные проблемы решать! У меня же хозяйство. И то, и это… Пятое, десятое… Поросятки малые, гуси, курицы и эти, которые цыплёнки ещё… Животная декабрьская тоже-ть. А куда с энтим грузом в губернаторы? Тут бы со своими гусями управиться…


Так вот.  Достал я пилку, хотел было смахнуть кедр одним махом, как гляжу: хомяки-летяги по верхушке прыгают, орехи кедровые из шишек достают. Достают орешки калёные и в вёдры складывают. «Э-э… - думаю я - Это ж хОмяси к зиме готовятся. Холодная, знать, будет зима!». Свистнул я хомякам летучим, чтобы оне мне шишки спустили. С самой, то есть, верхотуры. «Сейчас сделаем! Это без проблем! Для доброго человека-то!» – отвечают мне с верхушки кедровой хомяки. Очень уважают меня, потому как. Не только на селе моём, но и в иных дальних окрестностях.


«Хорошее дело! - думаю - И мы с хомяками сыты, и кедры целы! Теперича бы в рюкзак шишки мне впихнуть! Уж больно здоровые!».


Пока шишками я занимался, животная моя ёлочку выбирала подходящую. Вижу - бежит довольная. «Есть, есть хорошая ёлка! Пропорция у ней, в аккурат, новогодняя соблюдается!» Это дело! Взяли мы ёлочку, обмотали верёвками, на санки уложили и, покуда совсем не стемнело - ходу, ходу из лесу! В лесу зимнем мало ли… Кабаны дикие, волки или ещё чего похуже… Опять же снеговики эти. Неизвестно, где промышляют бесовские страхоидолы! Дело-то к вечеру!

Идём мы по лесу, ёлку за собой тянем, а только слышу я, вроде, разговор впереди. И что-то блеснуло за соснами. Таинственно так. Подходим. Видим – сидят четверо. В шубы дорогие одетые. Серебром вышитые.  Костёр про меж них разложен, а сами сидят они, греются. Разговор серьёзный ведут. Про экономику, кажись, у тех беседа. Об птицеводстве, точно! Вона, одно слышится:«Кура!..», «Гусь!..», «Кура!..», «Гусь!..» …  А про меж разговора делового картошечку выпекают на угольях.

- Здравствуйте, православные! Бог вам в помощь! - выходим мы с животной из-за ельника.

-  И тебе не хворать! - отвечают сидельцы, не повернувшись.

А то и не люди вовсе! Что за напасть! Что за дьявольское наваждение! А сидят то у костра… снеговики. Снежные чудища!  Мама моя родная! На башках вёдры, метёлки у костра, на манер ружей охотничьих сложены. Картошку пекут, чай в котелке согревают. Носами морковными шмыгают. Ох, и занесла нас нелёгкая! В логовище разбойное, в самый, значит, вражий стан! Это ж они нападение на курятник мой замышляют! Худо дело. Домой бежать надо, капканы на снеговиков выставить, укрепления выстроить!

«Чур, чур меня!» - перекрестился я тройным крещением.

А сам и говорю:

- Здравствуйте, граждане снеговики и… до свиданьица! Потому как больно спешим мы…

Это, значит, покудова не признали оне нас в серых сумерках. А сам животную в спину лыжной палкой толкаю. «Ходу, мол, ходу отселева! Некогда тут рассусоливать! Ёлку спасать надо-ть! Да и самим бы неплохо из морока бесовского выбраться!..».


Дунули мы из страшного леса сказочного. Насилу вырвались! Бежали, сломя головы. Из лесу да по пригорочкам, по пригорочкам да по балочкам. Оттуда степью, степью…

Вот и церковь Вареновская. Издалека её видать! Сверкают купола зелёные золотыми яркими звёздочками. Обрадовались мы. Деревня рОдная! Теперь снеговиков опасаться нечего. Слава тебе, Господи, живыми прибыли да не с пустыми карманами! А как начали к Сливянке подходить – гляжу я и не могу взять в толк, что это на огороде моём делается. Огород мой на речку самую выходит, можно прям из огорода карасей с сазанами ловить… Пригляделся я.  Происходит на огороде моём непонятное. Странное такое идёт шевеление.  Это что е-ща?! По снегу глыбокому барахтается, лезет через снег… Батюшки-светы! Да это ж Рак! Рак, насекомая вредная, по огороду моему шебурхается! Здоровенный рачина, красный панцирный! Клешнями щёлкает, усами шевелит, водит усами своими в разные стороны.


- Что за чудеса странные? – говорю я в недоумении - Раки, раки-то в зимовку ушли! Недели, как две назад! А этому, значит, не спится? Выходит, это Рак-шатун?  Вот это дело!

Рак-шатун, я вам доложу, он не просто так, рак! В десять раз Рак-шатун любой насекомой панцирной опаснее и вреднее характером! Да что в десять - выше, выше бери! И, к тому ж, постоянно голодный!  Ищет-рыщет хоть какой себе поживы! Промышляет насекомая пропитание. Задумался я. Смотрю, а шатун уж к гусю сторожевому подбирается. Щёлкает клешнями острыми. Бормочет что-то неразборчиво! Целится на караульную птицу! А гусь с цепи так и рвётся! Шипит, гоготом хриплым заливается. Машет гусь караульный крыльями. А рак на него грозно усы топорщит. Глаза выпучил свои рачьи, вращает ими со стороны в сторону.  Перебирает тонкими хрусткими ножками. Наступает на гуся насекомая. Форменный переполох в огороде моём! Что же мне с шатуном делать? Какое найти ему применение? В яму загнать – так не выйдет. Не будет Рак-шатун в яме сидеть! Ему же шататься надо-ть! Этот же рак - крайне досадное обстоятельство! В частях и в общем, целом! Это ж за зиму он гусей моих на запчасти почикает. Сожрёт гусей сторожевых моих. А потом, всякое безобразие учинять начнёт, бесовское отродье!


«Что же за день, такой сегодня? Не день, а сплошной переполох!  То снеговики на дорогах разбой учиняют, метёлками грозят добропорядочным християнам, то раки по огородам в неположенное время шатаются! Не дело это! А что если… А что если!.. - осветила шальная мысль мою мозговую деятельность - Вот, оно. Именно! Придумал! Это дело! Это - ДЕЛО!!!»


-Тащи, животная, скорей грибы из пианины, какая в хате у печки стоит. Рыжики да маслята, синеножки да шампиньоны. Жаренные, солёные, катанные! Тащи всё, сколь имеется в её внутренности! Полдюжины банок тама имеется - тащи полдюжины, дюжина ежели – дюжину всю мне подай! Рака будем сейчас кормить!

- Да в своём ли ты уме, хозяин? Где же это видано, чтобы раков да грибами?! Котов ещё как-то понять можно. Допустимо котов грибами кормить, ежели, конечно, со сметаною! Но, чтобы Рака…

- Цыц! Цыц, мне! Что за разговоры! Сказано - неси грибы, все что есть, так ты не рассуждай! Ибо всякое начальство – оно всё от Бога! И перечить ему не смей! А как я хозяин твой, Господом Богом тебе по благословению даденый, исполняй тотчас мой приказ!

Прикатила животная на саночках грибы во всех видах: солёные, жаренные, пареные, мочёные и сушёные. Накалываю гриб я серебряной вилкой и раку под нос-то и подсовываю. Рак, как учуял грибной дух, вмиг от гуся отлез. И ко мне! Клешнёй шипастой гриб с вилки берёт и в рот себе отправляет. А между тем, накинул я на рака обвязку, прицепил карабин с верёвкою, а верёвку обмотал вокруг столба электрического и ледорубом застопорил. Вбил кол в мёрзлую землю. Теперь порядок. Никуда от меня Рак-шатун не денется!

- Не пойму я хозяин, своим умом, что это ты надумал! Как это рака кормить? Для чего, для какой тайной цели?

- Глупая ты какая, животная! Неужто не ясно тебе? Рака я в яму никак не загоню, поскольку он есть шатун! А с шатуном, надо понимать, хлопот немало! Дюже опасное это предприятие!  Усмирить же насекомую грозную как-то нам надо-ть?  Вот грибами я рака и прикормлю, прикормлю! День кормить буду, другой, неделю, может… А потом, как рак не будет мыслить себе иной пищи деликатной, окромя синеножек и рыжиков да опёнков морозных, я его, змия, на голодовку! А как голодный рак долго быть сам по себе не может, полезет рачина за реку, в степь, грибы на прокорм себе выискивать. Того-то мне и надобно! Рак у меня на верёвке примотанный. Далеко в степи не уйдёт. А в хату  проведу я сигнализацию! На каждый гриб мы колокольчик-то медный загодя привесим, а верёвки в хату протянем. По нумерации, верёвки расположим. Выкопает рак, скажем, гриб из-под снега номер одна тыща сто сорок седьмой. Только его сострижёт клешнёй, съесть изготовится, а у нас в горнице уж звоночек звенит. Ты тогда не зевай, становись поскорей на лыжи, отбирай у рака гриб. Покудова он не употребил его! Вот это будет ДЕЛО!

- Дело-то хорошее! А только-ть, как же мы, хозяин, грибы под снежным покровом разыскивать будем? Что бы колокольчики этни медные привесить? Снег-то больно глыбокий! По пояс, кажется, снегу навалено!

- Ничего! Найдутся грибы, куда денутся! – рисую я перед животной картину - Это летом они засушливым да в осень тёплую в низинах стояли. Поближе к речке. Для охлаждения. А как началась непогода, замели метели снежные, как замёрзли они, главный Гриб-боровик Пухырь Пухыревич команду всей грибной братии и отдал: «Братцы! Холодно уж! Айда из низины да на холмы, на пригорки! Там и веселее, и к солнышку красному поближе!». Вот грибы-то и перебрались. Стоят себе нынче, загорают, в грибницах по склонам да пригоркам. Тама мы их и сыщем! А как не увидим, хомяка летучего запустим. Он через речку, через речку, через лесок, по над балками, по над снежными полетит, низко, низко и все грибы враз увидит. Хомясь летучий – важный грибосборщик! Глаз у него грибной, хищный! Страсть, грибной глаз какой у летучего хомяка имеется!


Накормил я рака грибами деликатесными. Присмирел рак, поутихла насекомая грозная. Вот и ладненько. Повесил я раку расписание кормёжки, чтобы не бушевал в неположенное время. «Сиди тута, бесовская тварь, - раку я говорю - и не балуй! Не балуй мне, анафема! Ужин в девять. А мне возиться с тобою некогда. У меня делов - непочатый край! Мне ёлку наряжать надо-ть!».
 

Затянули мы ёлку в хату. Установили посреди горницы. Достали конфеты разноцветные, блестящие, гирлянды китайские, шишки кедровые и начали наряжать красавицу! И-и-и! Красота, красота какая! Мир не видел! Стоит ёлочка посреди хаты, красуется! Светится ёлочка волшебными огнями. В хате печь горит, поленья берёзовые потрескивают. Тепло в хате моей. На столе самовар медный. Пышит-дышит жаром, подбоченился, ровно знатный купец. На столе скатёрка постелена. Крахмальная с вышивкой. Петухи на ней поют красные да солнце светит ясное. А по углам вензеля хитроумные вплетены. Скатёрку энту хозяйка моя вышивала. В стародавние времена. На скатерке блюда расписные установлены. А в блюдах тех пироги с блинами, а блины с грибами. И с крыжовником! А ещё вареники в миске с вишнею красуются. Рядом крынка со сметаною и горшок с мёдом липовым. А на самом почётном месте шуба лежит. А под шубой – селёдка! Ломится стол от богатого угощения, будто Праздник сегодня Великий!


А тута кукушка из ходиков, на стене присобаченных, вылезла и говорит так радостно: «Ку-ку! Ку-ку! Время заполночь! С Рождеством, християне!».

- Ах ты, неразумная птица! - кричу я от внезапной неожиданности -  Совсем сбрендила! Обалдела, куриная память, в этих часах цельными сутками сидючи! Нет бы, полетела куда, проветрилась! Растрясла бы мозги! Может, к соседям пОрхнула, глянула бы календарь у кого электрический!  Како-тако ещё Рождество, когда Пост Рождественский только-ть движется?!

Хотел я, было, в кукушку валенком запустить да… и осёкся! Ишь, ведь, грамотная пернатая! Уж на што ум куриный, а дело своё разумеет! Это ж сегодня-то весь мир Рождество, по новому стилю, празднует! По новому календарю! Ну, тогда ничего. Тогда, слава Богу! Не совсем кукушка моя, выходит, без винтиков! Задумался я. Об мировых различиях. Заволновался, даже-ть. Что же это? Как понимать? Тама одно, в ином иное! А где же мы?.. Мы, мы-то как же?! Посреди чего значимся? Эх, тёмная, тёмная дело! Философия!.. А потом глянул я на стол свой, на скатёрку праздничную, на блины да вареники, да на селёдку шубой укутанную, на ковры по стенам хаты в три слоя навешанные, на пианины свои да на ёлку-красавицу, конфетами разнаряженную, волшебной гирляндой светящую! А что мы?  Мы в Вареновке ишо лучше всех иных-прочих живём! Живём и горя не знаем! У нас два Рождества на год выпадает! И цельных два Новых года!  О, как! Праздники праздновать мы завсегда рады!



А только хотел я молитву сотворить благодарственную, глаза закрыл в неизъяснимом блаженстве и великом благоговении, как слышу: шкребёт! Шкребёт какой-то чёрт! Шкребёт, дьявольская анафема! Скрипищит эдаким противным голосом! Ровно гвоздиком по стеклу. Этт-т  что е-ща?! Что за срипищанье такое противное? Откуда? Гляжу: а в окошко замёрзшее снеговики носами морковными тычутся! Заглядывают в окошко моё. Интересуются, что за дивное свечение изнутри хаты моей происходит! Это как же так: гуси сторожевые, гуси снеговиков прокараулили?!  А сигнализация моя шаровоздушная? И капканы… Впустую капканы, выходит, на чудищ снежных понатыканы? Непорядок! Хотел я на снеговиков накричать, чтоб не шкрябали по стёклам морковками своими замёрзлыми… Да, как-то жалко мне их стало. Это ж любопытствуют оне. Праздник, праздник-то какой!  Чего, в самом деле, пускай и они, люди снежные, радуются! Тоже-ть, Божьей милостью, творение. Так и быть, выдам им на сегодня амнистию!



24 декабря 2013г.



Рассказ объединён в один цикл с миниатюрами и рассказами: "Весна,весна...", "Нелепица", "Апрельский Кавардак", "Армагеддон на Вареновке", "Землескоп", "В Вареновке грибные дожди", "Писало", "Флора и фауна Вареновки", "От Вареновки до Закадычного один шаг", "Раз...Два...Нелепица!" и "Вареновская аномалия", "Зло-вещий сон". Автор.



© Copyright: Светозар Афанасьев 2, 2013
Свидетельство о публикации №213122401580