Карельская уха

     -Иван, выручи, сходи в обход. Болею...,-ныл сосед Юрка, шамкая разбитыми губами.


Серега- "Немец" вечером, споив хозяина, пытался вытащить у Юрки фиксу плоскогубцами; думая ,-  золотая она. Зуб не осилил верхний, но получку забрал.

       -Сходи к "Молдавану". Не могу я,- отрезал Иван.

   
 Денег взаймы  дал.  Не до работы-  завтра день особый: именины Таи- 23 мая.

 
    До питерского поезда Иван Житников не ложился; вскипятил воду, заварил крепкого чая, курил в печку. Жильё его: кухонька, да спальня с койкой панцирной.

  "Немец"- белесый шкет с подростка, каждую зарплату повяжет галстук на голое тело, с погончиками- наколками на плечах, сунет за голенище нож и обходит сиделых мужиков. Он очутился в Кежме с зимы. Фирма развалилась;  Серёга один остался: ждал хозяина. Тот должен забрать дорогой погрузчик, застрявший в болоте.

   Заскрежетал питерский  пассажирский, барак качнуло.


  Иван закинул шарабан** за спину,  хлипкую дверь запер на  замок с толстой дужкой.

  Звездилось небо на востоке  к ясному деньку. Легкие облака неслись к морю. Зябко, свежо.Но Иван зимой-то ходил без шапки. Высокий, прямой, как палка, он носил длинные космы  с проседью на висках. Лишь Таисия знала:  кудри прикрывали шрамы на затылке,-  медведь ободрал:  багровые рубцы  остались.       
   
   Иван споро шагал по шпалам. Позади, у чувашей кукарекнул петух ,взбрехнул на станции бродячий пёс. Меленькие камешки щебня из-под сапога гремели на всю округу. Житникову казалось, будто он грубыми шагами будит спящую животину: птиц, куниц, букашек…. Он свернул в молодые березки меж  валунами, по  белёсому ягелю. У гладкой валёжины сел на шарабан перекурить.
    Прошлым маем Тая лежала здесь, положив голову на рюкзак,  пела игриво:

        -Не падайте духом поручик Голицын,
Корнет Оболенский налейте  вина…"

       И пили с одной солдатской кружки, по очереди. Тая-  за землю именинницу, Иван-за неё,  любимую, до самого донышка.

 В развалинах древнего скита, жена нашла золотой червонец и медную озеленелую иконку Георгия- Змееборца, со спичечный коробок.


Сказала ему: если помру раньше тебя- иконку  положи со мною рядом. А с николаевским золотым поступи, как знаешь: хоть  лодку новую купи.

 Иван споил её за год. Зимой, ночью, Тая пошла за водкой к вологодскому поезду.
Ветер со снегом завалил тропинку, слепил глаза её.
Она шла по шпалам и  товарняк даже не просигналил.
   
  Ночь выдалась росистой. От восходящего солнца засверкали молоденькие листочки, кусты, трава.
     Сделав крюк, Иван напился  ключевой водицы, смочил руки, лицо.
С камня юркнула, зашуршала по осоке крупная гадюка.
               
    В гранитном разломе когда- то был тайный скит.  Схрон сверху обрушился, зарос деревцами, крапивой. Рядом с лукомой* били родники, три рыбных озерца с темной водой, на пригорках много брусники, черники, морошки. До речки Кежмы - с километр по бурелому. Как жена прознала про скит Иван так и не допытался .  Они покрыли крышу рубероидом, стенку заложили кругляком; внутрь, Иван поставил жестяную печку. Снаружи расщелину замаскировали дёрном с кустами можжевельника. Местечко заговорённое-  чужаки не забредали.. Освещал жилище большой фонарь-керосинка,  да толстые свечи в дальнем углу. Один год они жили здесь октябрь. Собрали много брусники, груздей; насолили- навялили  сигов, лещей, щук, окуней.
На ягодные деньги Иван купил легкую дюралевую лодку.
               
 ...Через болотце он  вышел к разлому с вывороченными  глыбами;  спустился меж камней вниз, достал ключ. Скрытый под тряпицей замок легко открылся. Иван забросил наверх брезентовую дверь, шагнул внутрь. Из темени пахнуло плесенью, прогоревшими углями с прошлой топки. Он нащупал в ближнем углу ручку оцинкованной фляги,- выволок к  сосне. Здесь грело солнышко, при корнях, в слое иголок на сухом ягеле,  было мало муравьев и  букашек. Он принёс кусок войлока, застелил  клеенкой; выложил из шарабана банку тушёнки, хлеб, луковицу, кусок сёмги.

Брагу на березовом соку Иван поставил ещё на день Победы.

    Сладенькую бражку любила смаковать именинница Тая:  сидела у костра с прямой спиной, тянула поморские сказы,  покачивая головой.
  В непогоду они лежали на еловом лапнике у раскаленной печки с открытой дверцей...

   Иван нацедил сквозь марлю бидончик бражки; пил без отрыва,  пока хватало воздуха; затем оттёр небритые скулы рукавом,  спустился вниз. Лезвием топора поддел  клин от валуна, достал из щели замотанную в целлофан "мелкашку", мешочек с патронами.  Винтовка , для скрытности, была распилена в прикладе;  скреплялась винтом. Иван открыл затвор "мелкашки", заглянул в дуло: задвинув патрон, выстрелил по сухостою.

  Житников сдвинул на травку клеенку вместе с нетронутой закуской, вытянулся по войлоку во весь рост;  приставил к виску порожний ствол, плавно нажал на курок большим пальцем. Готовился.
          Клацнул  боёк…. Осечка!

      Смерть приманивала, влекла к себе...Зазывала легохонько. Ожидала Ваню.
   
   Солнце  зависло над одинокой сосной;  его сморило.
    Винтовка выскользнула из ладони.
               

 Загремела  по камням фляга. Иван сел , ничего не соображая.

      Медведь, подбрасывая зад, косолапил по взгорку. Мордой собачьей обернулся на Ивана- махнул через валёжину.

     -Топтыга бродячая !,- рассмеялся Иван.
 
    Эта старая доходяга, год назад, сожрал всю рыбу у него...Нынче вылакал  бидончик браги,  сожрал сёмгу,  опрокинул  флягу, дурень. Грязевые сосульки на боку зверя болтались гирляндой, шкура  вылиняла с правого бока.
    
    Однажды Иван наблюдал за большаком в бинокль, приняв его за лося. Горбатый медведь пасся на берегу реки,  обжирая кусты брусники, как настоящая корова.
        Он обулся, поднял  кусок хлеба,  сунул в карман ветровки.

    ...Соловки…. Он обещал дочери показать родные острова. Вера вышла  за норвежца. И  не приехала на похороны матери. Путешествовала по Европе.

Тая давно уговаривала его уехать на Соловки. Она говорила: ты  рыбак, зачем дуться на жизнь. Там море, храмы, могилы предков. Не кому ходить за треской, не кому больше водить карбасы на промысел…
 Я бы ждала тебя дома, готовила пироги с цельной  селедкой- беломоркой, треской.
               
     Ивану захотелось горячей ушицы. Он поднял за дуло винтовку, спустился за прикладом. Из тайника достал спичечный коробок, вытащил завернутый в газету червонец. На каждом из трех озер у него стояло по большой мерёже с крыльями. Снасти Иван купил у "Карабана" с Беломорканала- он один выплетал такие уловные мерёжи.

 На середине озера, прикрутил приклад к ложу,  бросил винтовку с патронами в  тёмную воду; точными рывками направил лодку к мерёже.
  Ему повезло: в мотне болтался крупный налим,  несколько щурят, язь, окушки с ладонь. На крыльях мережи застряли сижки. 
 Тут же,  на берегу,  почистил  рыбу покрупней;  налимью печень порубил ножом на мелкие кусочки- для навара. В котелок родниковой воды нарезал картошки, опустил луковицу.  Кострище разжег щепками  пенька соснового. Когда в котелке побелели глаза в  головах, выложил в миску рыбу. До царской ухи не хватало граммов ста водки.

    Он всё решил:  плоскодонку оставит Юрке; жаль: сопьется мужик без дела.

 Сегодня , домой!  Надо действовать...               

   Иван почуял нутром: через месяц, в  белые ночи,  он досыта хлебнёт  ухи

 настоящей-  беломорской, из свежей трески.

                На звенящих   Соловецких островах.   


 
**Шарабан-заплечный ящик из алюминия;с крышкой.

*Лукома-изгиб оврага