Варшавка

Никогда мне не попадались такие невезучие таксисты! Едва мы вырулили из  Домодедово, как нас чуть не смела фура. Перед Москвой у тачки заглох движок. Правда, через десять минуть опять затарахтел. От греха подальше я  набросил на плечо ремень безопасности.

  Таксиста звали Анатолием. Лет тридцати, плечистый качок; почти лысый, с редкими рыжими волосками по вискам,  грустными синими глазами.

   Этот случай Анатолий рассказал в пробке на Каширке.
               

   ….В октябре дело было. Ночка  выпала тёмная: сильный ветер полуголые деревья качает, асфальт сырой,  лужи; на небе- ни звездочки. Я отвез несчастного очкарика,- с женой разводится. В Чертаново. »Шляпа»- на нашем языке. А я- »шляповоз». До «мастера» мне  далеко. Они мастерят по вокзалам, отелям, казино. Без "пятёры" на базу не вертаются.
          
     Заруливаю,  пустой,  на Варшавку, глядь: дамочка в белом ручкой машет.

   Тормознул- глазам  не верю!  Невеста в парчовом платье ручку  рвёт. Толкаю дверку- она ловко ввинчивается  в кресло.

   Смотрю на неё,- язык залип: не знаю что и сказать. Глаза чернющие пылают, носишко вздернула , щечки с холода румяные.

   -Дай мне покурить,- говорит.

 Протягиваю ей «явку». Зажигалкой щелкаю-  пальцы мои дрожат.  Она прикуривает,  а колечко- то обручальное на левом пальце.

        -Куда едем?- спрашиваю.
-Хоть куда,- отвечает. ...Мне все равно…
 
   Кручу баранку, а на душе- песня: чуть не ржу , как жеребец.

   -Вы знаете,- важно так,  говорю.- Я всего двенадцать дней на машине этой работаю. Езжу  плохо. Миледи держитесь. Самоубийца я!

   Мне весело- она плачет. Слёзки кап-кап-кап на коленку. За секунду платьице подмочила. На меня смех напал: не могу сдержаться.  Дебилья башка.

Она стрельнула глазищами, молчит.

           Рассекаем  Серпуховку.

       -Смотри,  платье испортишь,-  мне все неймется.
        Она закрыла глаза, отвернулась.
-Может,  спать  желаете?-я сбавил звук приемника.

  Кивнула. Тут, я смекнул. Домой, на Ленинский! Лишь бы не очухалась. Прибавил газку, пру на красный. Руки- ноги автоматом двигаются, без моей черепушки. Быстренько домчал к своему дому; тихо- тихо въезжаю в арку, глушу мотор. Вылез,-сердце поршнем бухает. Смотрю на неё сквозь стекло, боюсь дверь открыть. Стою пень- пнём, на себя злюсь. Спала она или нет, не знаю. Мне только ее грудь виднелась;  дверцу открыла,  ручку тянет. Я взял ее ледяные пальчики; оперлась на меня, коленочки подвернула - выпорхнула воробушком.

        -Один живешь?
-С  бабками. Как в доме престарелых.

    По улыбке я понял:  понравился ответ. Она разгладила с боков узкое платье, взяла под руку. В подъезде тишина, ночь. Я на первом этаже живу, в сталинском доме. Мои бабушки дрыхли по диванам.

     В комнате, невеста плюхнулась в кресло.

        -Выпить есть?-  с издевочкой так, вопрошает  меня.
-Как же холостяку без горючего!  Водка, коньяк, шампанское? Что-с пожелаете?  все исполним,- я , по- лакейски спину  гну.

   Пара минут-  столик на мази: скатерку белую постелил, рюмочки мельхиоровые поставил, шоколад , яблоки.  Всё гламурненько!

  Лена выбрала армянский коньяк. Я воткнул итальянский сборник в вертушку, отбалансировал басы. Она больше дымила, чем пила. Зато я глотал одну  за одной,-для храбрости. Армяне не подкачали с коньячком: личико вспыхнуло, ожила. Под медляк затанцевали. Прижался к ней, а у самого коленка дрожит.

   Сам себе приказываю: целуй – или поздно будет! И не могу, не смею…Дождался: свяла она , присела на тахту. Я к ней подсел.  Руку ей положил на макушку, как ребенку, спрашиваю:

        -Расскажи, что  случилось?
-Ты, Толик  меня не поймешь. Если траванулась любовью, то вылечиться можно. А зачем? Чем жить? Любовь- боль,  мучение. Стала странно говорить. Опьянела. Стишок начала выпевать.

         -Я запомнил одну строчку: мы заблудшие дети Господа…

 Посоветовала брить голову- под режиссёра Бондарчука. По   моде..

   Я после ходил в библиотеку, спросил у старухи про стишок, но она не знала.
    

     Полыхнула моя голова- завалил ее на спину;  задергалась, губы отворотила…


       -Тебе зачем это? Я дохлая! псих озабоченный.. ,- матерится...

  Я молчу; платье стаскиваю. Как куколка она у меня в руках закрутилась. Ласкаю, целую ее упругое тело в горячке.

 
        Очнулся, страшно стало: лицо её бледное, на глазах краска смазалась.
 
     Мне,  горько сделалось: извини, -говорю.

    -Спи,- отвечает. Больше  не трогай...

  Лена собрала с пола вещички, влезла в свадебное платье, легла с краю. Я укрыл ее пледом.

      На часах- три, а я не могу рядом с ней:  виски гремят.
               

    Утром, еще глаз не разлепил, рукой пошарил: нет её. Один запах духов. Не приснилось. Все правда:  окурки в помаде, надкусанное яблоко, желтое пятно на скатёрке….

   С неделю мне была ничего, терпимо. Потом тоска взяла! бери да вешайся. Хожу, будто шина спущенная. Вся сила вышла. Моя рязанская баба Шура сразу вывела: тебя сглазили, внучок.

   У них в деревне колдунья жила. Смотришь на красоту её- оторопь берёт. Мужиков сушила; пока дом не спалили. Бабы замужние...
               

Год прошел. Девчонок молодых полно, а не то. Не знаю,когда это кончится.

     -На Север езжай,- говорю.

   Анатолий выкурил  мои сигареты. Я оторвал клочок газеты, накрошил табаку с окурков, послюнявил скрученную трубочку- цигарка готова.

      Мимо нас прокрякала ДПС-ная машина, следом за ней завыла скорая.

    -На Северах  оклемаешься. Там другая жизнь. Люди. По весне,  слетаются птицы южные.. Сплошная свадьба, гомон, праздник..С океана мчит на Родину,  в талые ручьи , нерка,кета,горбуша; в белые ночи, принаряженные самки и самцы сбрасывают икру,  молоку на гальку;  умирают, оставив себя , вместо пищи,  малькам.
               

      На любимой теме меня понесло...
               

Анатолий натянул на лысину бейсболку с красным бизоном.

    -Слушай! Мой дядька- прораб в Когалыме!
    
       Он долбанул кулаком по моей коленке.
   
       -На, курни мужицкой сигарки! Я протянул ему окурок.
               
    
        Мы  плавненько  тронулись -  вперёд.  На Кремль.