Это у нас маневры такие

   Подъем в пять утра - обычное дело для тех, кто занимается воздухоплаванием. Микроавтобус загрузили еще вчера, едем за клиентами. Это семья: папа, мама и сын. Бодрые, веселые. Папа проявляет занудство и в очередной раз у меня спрашивает, насколько безопасно летать на воздушном шаре. Я спокойно, без эмоций, медленно повторяю всё то, что он уже знает наизусть: «Абсолютно безопасно, за три года наших полётов - ни одного несчастного случая» И это -абсолютная правда.
Едем по Кишинёвской Трассе, настроение у всех приподнятое, даже странно: команда помощников пилота вечно ворчит и всегда всем недовольна, а тут - такие все «пушистые» и светлые.
Отыскали пригодный для подъёма пустырь - и работа закипела. Видеооператор фиксирует разматывание оболочки, растягивание её по полю, запуск огромного, с лопастями в полтора метра, вентилятора, наполнение оболочки воздухом… Постепенно ткань площадью в двести квадратных метров приобретает форму и становится шаром. С грохотом и ворчаньем, с третьей попытки запускается горелка, и теплый разогретый огнём воздух поднимает шар, под ним фиксируется корзина, чтобы наблюдавшие с интересом всё это пассажиры могли занимать места «согласно купленным билетам». Горелка опять погасла. Наш пилот Георгий возил её на неделе на профилактику, а она гаснет и гаснет. Ерунда какая-то…
- Жора, горелка в порядке?
Утвердительно кивает.
- Ты возил её на профилактику, а она такие фортели выбрасывает? Может, не полетим?
- Горелка в порядке. Стартуем. Через час принимайте на юго-западе.
И действительно, судя по тому, куда шар несло, Георгий был прав - мы встречать его будем где-то на юго-западе. Шар двинул в сторону небольшого городка Теплодара. Город небольшой, на берегу водохранилища, как раз над этим водохранилищем шар стал притормаживать и терять высоту. Новичкам из команды я объяснял, что такое бывает, что над водоёмом воздух всегда холоднее, чем над сушей поэтому, залетая в зону воды, надо усиленно подогреваться, чтобы водоём не засосал.
Когда шар стал лететь над «девятиэтажками» и также низко прижиматься к крышам, я не знал, как это объяснять и сам планировал дать Георгию нагоняй за то, что он телевизионные антенны чуть было не снёс. Поддал ветерок - и шар исчез из вида. Больше мы его в воздухе не видели.
Телефон Георгия долго не отвечал, потом ответил голосом пассажира Юрия, отца семейства. На мой вопрос: «Где Георгий?», был шокирующий, даже убивающий ответ: «Не знаю… где-то в поле…»
- А вы где?
- Мы на этом же поле, но после того как Георгий вылетел, нас ещё долго тащило юзом.
- Юра, какие-то приметы, как вас искать? Что растет на поле?
- На поле трава растёт, зелёная, почти по пояс, хорошо, что густая  -самортизировала удар. Сергей, мы постоянно падали, какой нахрен самый безопасный вид спорта (?), у меня ребёнок хромает, я Вас уничтожу (!), по судам затаскаю! — он сорвался на крик, даже на визг.
- Юрий, успокойтесь, помогите вас найти, какие вы поля пролетали, может быть сад, какие-то строения?
- Ферму пролетали, там коровы в загонах бродили, после фермы сразу и упали.
Мы притормозили возле пацана на «велике», чтобы спросить, где у них ферма, на что он нам заявил: «Если вы воздушный шар ищите - то он вон там п…нулся», - парню лет тринадцать, такой жлобёнок, но очень нас выручил.
Шар на поле найти несложно, а вот выпавшего из него пилота…
Зеленая густая озимая уже начинала колоситься, отследить путь ползущего по траве шара помогала хорошо примятая пшеница, через метров триста мы нашли Жорика. Получается, что после первого удара, когда его выкинуло из корзины, шар летел ещё триста метров. Вид у пилота был бледный, даже очень. На наше: «Ты как?» он захлопал ресницами, потом позвал меня к себе, притянул моё ухо к губам и прошептал, что очень виноват передо мной…
Да я и сам ещё в машине понял, что никакой профилактики горелка не видела…
Ситуация требовала мгновенных решений: пассажиров - на легковушке домой, предварительно «пошаркать» и вернуть все деньги с небольшим «алаверды». Жорика - в микроавтобус, а шар - на поругание местным «велосипедистам».
Когда я подошел к Юрию, его бесцеремонно интервьюировал наш тринадцатилетний, или около того, знакомец. Чтобы пассажир не опомнился и не включил любимую пластинку о моей безответственности, я быстренько затолкал семейство в машину, отдал деньги, пообещал вечером «набрать» и помахал вслед. Хорошо бы Георгию какого-то алкоголя для снятия стресса, но было только «пассажирское шампанское» для посвящения в воздухоплаватели: люди любят разные церемонии, и мы им в этом с удовольствием потакали.
Мы попросили «малого» присмотреть за шаром до нашего возвращения, дали Георгию бесполезного шампанского и принялись за погрузку. Наши скудные представления о медицине нам подсказывали, что перед транспортировкой пострадавшему необходимо наложить шину. Две палки, ремень, максимум человечности, сострадания и больная нога Георгия - у меня было почти всё, чтобы накладывать шину, кроме опыта. Когда я затянул ремень, Жора вырубился в первый раз. Это непередаваемо - как будто ремень перетягивал ему дыхание, зажимаешь - человек гаснет, отпускаешь - открывает глаза.
В больнице, когда ему распороли комбинезон, я понял, почему так происходило, а пока на поле приняли решение везти, как есть - без шины. Мы подложили под него одеяло, и вчетвером, с разных сторон, одеяло синхронно подняли вверх. Георгий заорал нечеловеческим голосом - и мы синхронно разжали пальцы: от удара с высоты сантиметров девяносто или метр он отключился всерьёз и надолго, что позволило нам взять его и погрузить на пол автобуса. Двоих человек мы отправили караулить шар, а сами рванули в сторону ближайшего районного центра в надежде найти специалиста-травматолога.
Километров через тридцать Георгий пришел в себя, я дал ему руку и попросил больше не вырубаться. Но он в очередной раз меня ослушался, потерял сознание, зажав мою руку мощнее наручников - было даже больно. В Беляевку мы заехали в неурочный час, весь городок гулял на свадьбе. В больнице были медсестры и сторож. Мы им объясняли, что у нас человек упал с двухсот метров и может умереть, что мы их по судам затаскаем, если доктор не появится через пять минут. Они выкатили нам носилки и позволили делать с пациентом, что нам заблагорассудится. Одна из молоденьких медсестёр пообещала провезти нас к дому, где свадьба, и позвать врача-травматолога. Поскольку я был заложником пилота, я остался с ним и носилками в темном коридоре, пытаясь выяснить у них - а хотя бы рентген здесь есть? Рентгенолог тоже гулял на свадьбе. На удивление ребята быстро вернулись. Доктор был в чудесном, благодушном настроении, как все мы до полёта.
Наши слова, что человека выкинуло из корзины и потом накрыло двумя тонами веса шара, не произвели на доктора никакого впечатления, он по-прежнему улыбался и говорил, что все будет хорошо, теперь мы можем перестать за него волноваться. Мы въехали с носилками  в «перевязочную» и доктор ловко стал разрезать любимый Жоркин комбинезон - он был для него счастливым - три года без аварий. Когда под комбинезоном, как раз в том месте, где я накладывал шину, появилась окровавленная Жоркина нога, потом Жоркино мясо и кость, мне хотелось одного - бежать, но хватка у пилота была «что надо».
   На доктора стало жалко смотреть:
- Здесь срочно нужна операция, в наших условиях это невозможно, и я никогда не сделаю такую операцию. Везите его в Одессу.
- Пусть он останется у Вас - мы приедем из Одессы на «скорой» и заберём его вечером.
- До вечера он умрёт. Он уже умирает от болевого шока. Если б вы его ещё полчасика по полям покатали - он бы умер от боли.
- Так вколите ему что-нибудь!
- Вколоть-то я вколю, но это ему сейчас никак. Такую боль ничем не заглушишь.
- Собирайтесь, поедете с нами!
- Нет, ребята… По закону я должен его оформить и госпитализировать, но если я это сделаю, он гарантировано умрёт, поэтому и в ваших, и в моих интересах сделать так, как будто вас здесь сегодня не было. Я его наколю наркотиками, а вы аккуратно и быстро везите его в Одессу, наберите «скорую» - пусть они выедут вам навстречу. Быстрее, ребята, дорога каждая минута…
Я всунул ему в карман каких-то денег, как-то смутно благодарил и думал только об одном - довезти бы.
Мы расположились в автобусе, как и раньше: я с Жориком на полу, ребята - на сидении. Пока наркотики действовали, он разговаривал и всё время талдычил, чтобы я его простил, что пару месяцев на костылях - и потом опять к «штурвалу», что пока и я могу вместо него полетать - моих часов полётов достаточно, чтобы справиться с шаром. И ерунда, что я до сих пор не «сдал» на пилота. Я не возражал и думал: «Только бы довезти, что я его матери вечером буду рассказывать?»
Одесская «скорая» нас поддержала, они выпустили машину нам навстречу после того, как я пообещал компенсацию бензина и премию дежурному хирургу.
- Жорик, нас едут встречать, через час уже будешь в больнице, операция, потом обед, есть хочешь? Ай, больно, — он не ответил, а опять изо всех сил сжал мне руку, — Парни, он опять вырубился, добавь газку, он всё равно ни хрена не чувствует…
И мы добавили, что есть силы. «Скорая» стремительно неслась нам навстречу. Врач «скорой» посмотрел на меня грустно и спросил, как давно он в «отлючке». Я ответил, что около часа. Врач сказал, что уже час мы везём в автобусе труп, что здесь нужна милиция, а не «скорая» и что кого-то из нас ждут нары.
В тот вечер объясняться с матерью Жорика мне не пришлось. Также я не участвовал в погрузке и перевозке шара. По пророчеству врача «скорой», я был в милиции и рассказывал о своей нелегальной предпринимательской деятельности. Врать, что у нас была обычная тренировка, не было сил. Я рассказал всё: что каждые выходные мы с командой рано утром, пока нет ветра, выезжаем за город и катаем на воздушном шаре туристов, что обязательно каждые выходные мы должны посадить наш тепловой аэростат до девяти утра, потому что нам одесский аэропорт открыл «воздух» именно на этот период - с шести до девяти. Что неожиданно сломалась горелка, что она гасла - и шар постоянно подал, что туристы не пострадали, весь удар пилот принял на себя, что он герой, и в его смерти виноват случай.
Милиция выпытывала, почему я не страховал команду и пассажиров, ведь непреднамеренное убийство - это пять лет тюрьмы, и они сделают всё, чтобы мать погибшего написала на меня заявление.
Но тётя Галя не написала заявление, точно также как отказался от своих намерений пассажир Юрий: его сын, узнав, что дяденька пилот погиб, перестал хромать в тот же вечер и попросил папу не делать нам ничего плохого.
Я решил «прикрыть лавочку» и продать шар, а для этого было необходимо сделать профилактику и горелке, и оболочке. Горелку лично отвёз на прогонку, работала безупречно, а вот отправленная в Киев на пропитку огнестойкой жидкостью оболочка сгорела: в тот день на лакокрасочном заводе был пожар и я лишился своего шара.
Горелка и корзина до сих пор стоят в моем гараже. В смерти Георгия меня никто не винит - никто, кроме меня самого. Я единственный, кто мог тогда сказать «нет» и не допустить этой безумной смерти, ведь то, что горелка не побывала на профилактике, было понятно всем, даже пассажирам…