Змитрович

На днях я нашел через Интернет своего старинного приятеля Илью Л., мы учились с ним в техникуме. Он уже 30 лет живет в США, достаточно успешен и живет своей американской жизнью; пописывает.  Мы связались по скайпу и долго говорили, вспоминая общих знакомых и среди них Виктора Змитровича. Я рассказал Илье про его печальную судьбу, он удивился, так как ничего не знал. После этого на меня навалились воспоминания и мне в голову пришла мысль написать о Вите, моем добром друге и товарище, о котором мало кто помнит. Где-то я прочитал, что души людей живут до тех пор, пока о них помнят. Из того, что знаю, предыстория и сама история такова. Мне было 12 лет и в нашей семье случилась большая удача: мы получили по очереди 4-х комнатную квартиру в Дачном. Это было потрясающе, у каждого члена нашей семьи из пяти человек почти получалась своя комната! Для 1961 года это была большая удача, но как всегда, не без трудностей и беспокойства. В нашей огромной коммунальной квартире на набережной Фонтанки, где жили  8 семей и 28 человек, был туберкулезный больной, мужчина лет 40, он курил и все время кашлял. Сейчас я понимаю, что, по-видимому, он сидел, там и заработал чахотку. О том, что он опасно болен - мы узнали случайно при прививке детям реакции Манту: у моей сестренки – Анечки реакция оказалась положительная, т.е. возможность заболевания весьма высока. Анечку поставили на учет в туберкулезном диспансере.  В эти годы как раз вышел закон, что стоящие в очереди на квартиру и на учете в туберкулезном диспансере – получают отдельную квартиру досрочно и больному дядьке и его семье дали отдельную квартиру. Как сейчас помню, что мой папка весной ушел в отпуск и весь месяц занимался этим делом. И вот однажды он приносит какую-то бумагу домой, гордо поднимает её и говорит: «Это ордер на квартиру!». Мы переехали на проспект Героев, в Дачное, в начале лета, в новую 4-х комнатную квартиру площадью 37 метров. Она казалась огромной, в сравнении с нашей 15-ти метровой комнатой в коммуналке. Как мы не делили, но мне досталась семиметровая комната на двоих с дедом Хаимом, Анечке – пятиметровая, у родителей спальня метров 10 и гостиная на всех 16 метров с кухней 5 метров. Ну, еще совмещенная с туалетом ванна, крошечная прихожая метр на метр и два встроенных шкафа, что было редкостью в то время. В первые же дни моего выхода на улицу я выяснил, что не нравлюсь соседским мальчишкам, так как еврей и меня обещали побить. В эти же дни к нам приехал мой двоюродный брат Семен, который недавно отслужил в десанте. Я пожаловался ему и спросил, что делать. Все просто – сказал он, надо быть сильным и уметь дать сдачу. Это был единственный толковый совет от брата за все годы. Он отвел меня в секцию борьбы в «Трудовые резервы», где занимался сам до армии, к своему тренеру Анатолию Васильевичу Квасникову. Это был пожилой, лет под 70 старик, крупный, крепкий, спокойный, говорили, что он еще с Поддубным был дружен и боролся вместе с ним. Не смотря на годы, он так виртуозно проводил бросок через бедро, что можно было молодым позавидовать. Были тренеры помладше, как сейчас помню фамилию одного из них – Фейгин, жгучий брюнет лет 40, невысокий, коренастый, с крепкой шеей, бросал суплес (через грудь) мастерски, он ко мне хорошо относился. На тренировки я ходил с удовольствием, очень помогла акробатическая школа, и положить меня на лопатки мало кому удавалось: я «мостил» так, как не мог ни кто и выворачивался из любого положения. Уж не знаю почему, но соседские пацаны меня не тронули, может я им сообщил, что борьбой занимаюсь, может они просто пошутили, но я чувствовал себя спокойно и уверенно, хотя с ними не дружил. После нас в зале занимались самбисты, я некоторых знал, здоровался. Когда поступил в техникум в 1964 году, то обнаружил, что один из самбистов Витя Змитрович – учится со мной в одной группе по специальности «Монтаж и наладка систем контроля и автоматики». Мы очень обрадовались встрече и с тех пор дружили. Мой приятель был высоким, где-то 187 см, пропорционального телосложения, очень гибкий, сильный и ловкий. Я, со своими 64 кГ, с ним бороться не мог: он поднимал меня шутя и аккуратно клал на лопатки, угнаться за ним на лыжах я тоже не мог, так как его шаг был в полтора раза длиннее моего. Волосы у Вити были вьющиеся, русые, на большой голове, размера 60, глаза серо-голубые, глубоко посаженные. Была у него еще одна отличительная черта: мягкие, почти без хрящей уши и нос. Я увидел это случайно, когда мы с Витей разминались перед тренировкой: он мял уши и нос так, что казалось они из ткани, а размять их надо было обязательно, т.к. поломанные уши – отличительная черта борцов, а это очень болезненно и некрасиво. Витя, не смотря на свои серьезные физические данные, был человеком очень застенчивым и тихим. Даже в годы учения в техникуме Витя был тихим, отвечал у доски смущаясь и путаясь, как бы стесняясь себя, такого большого. Это было время Битлсов, Роллингов, Высоцкого и молодых еще бардов: Городницкого, Визбора, Окуджавы и многих других, а еще блатная лирика….. Я с Витей одновременно научились в те годы играть на гитаре и мы обменивались новыми песнями, учили друг друга новым аккордам. У него была прекрасная память на тексты песен и пел Витя отменно, качественно подражая оригиналам. Мы создали в техникуме маленький ансамбль, в котором были я с Витей и Саша Соколов, четвертым, ударником в нашей музыкальной группе, был кто-то из соучеников. Репетировать было негде, и мы частенько после уроков ехали ко мне домой, подключались к усилителю (я собрал тогда свой первый усилитель, сделал электрогитару) и репетировали до вечера. Деда – Хаима я выгонял на кухню, ну не мог я объяснить своим друзьям, что мой дедушка глубоко верующий еврей, постоянно молится на иврите, все молитвы помнит на память. Всё проявляется сейчас, спустя 45 лет выясняется, что Хаим был прав и мудрей нас и жить надо в Израиле. Мы с Витей часто репетировали вдвоем у меня дома, обедали, ехали на тренировку, а вечером домой, Витя жил немного дальше меня, в Дачном, в районе улицы Лени Голикова. Так прошли годы учения, мы с Витей очень тесно общались, разучивали новые приемы из экзотических тогда видов самообороны: дзю-до, джиу-джитсу, ай-ки-до. Какие названия, музыка! Ведь все это было запрещено, секретно, только спец. органам можно. Это сейчас все понятно и доступно, а тогда мы с великим трудом доставали книжки с рисунками, по которым изучали приемы и технику их проведения. Несколько этих книжек лежат у меня на даче, я как то просматривал их, отметил, что моя квалификация сегодня выше, чем приемчики в книжках. Мы с Витей доводили изученные приемы до совершенства, мышечная память и сегодня помнит их. Но самое удивительное случилось по окончании техникума: нас с Витей забрали в армию по спецнабору, в июле 1968 года, сразу после окончания техникума, и попали мы в одну воинскую часть 14087, на Камчатку. Спецнабор – это нас призвали после окончания техникума, в июле месяце: армии были нужны технические специалисты. Как мы ехали 14 суток на поезде и трое суток на пароходе – отдельный рассказ, мы с Витей взяли с собой гитары, перепеты были все песни, прочитаны все книги. По приезду в Часть нас всех, 24 новобранца, поселили вместе на карантин до принятия присяги. Как измываются над молодыми солдатами сегодня - все слышали, но тогда для меня это было неожиданно, противно  и подло. Думается мне, что тогдашняя дедовщина – детский лепет, в сравнении с сегодняшним беспределом и убийствами. Я заметил, что недобрые люди, которым доверено управление, подсознательно ищут жертвы, выбирая их по поведению, по глазам, по характеру. И Витю выбрали, не знаю почему, жертвой в карантине, а в последствие, в роте работать на РЛС, куда он попал. Он мог одним пальцем раздавить своих обидчиков или просто пообещать это и, уверен, что отношение бы к нему изменилось. Но Витя не мог сказать за себя ни слова, он молча сносил оскорбления и издевательства «стариков», сержантов, пахал по нарядам, а потом по сменам  боевого дежурства. И только к концу службы смог вздохнуть свободнее, но, видимо, было уже поздно: он был сломан, начал комплексовать, сомневаться в себе, в своей полноценности, самодостаточности. Будучи и ранее не уверенным, застенчивым, он мог попасть под чье угодно влияние и, к сожалению, попал под пьяниц на работе. Думаю, что если бы он попал под влияние изобретателей или музыкантов – наверняка из него получился бы приличный изобретатель или музыкант, но не судьба. Мы с Татой были у Вити на свадьбе, я был даже шафером, но помню плохо, может у Вити сохранились фото тех лет? Помню, как позвонил Витя и сказал, что у него родился сын, кажется на два или три года раньше, чем у нас, потом мне звонила его жена Наташа и просила воздействовать, так как Витя спивается. В послеармейские годы мы встречались еще около десятка раз то у друзей, то в кафе, всегда песни, гитара, выпивка. В очередную встречу 4 октября 1976 года, когда отмечался день Части, где мы служили (в день запуска первого спутника), мы встретились у Казанского собора. Я пожаловался Вите, что  у меня со здоровьем что-то не то. Все сложилось как-то в кучу: окончание института в июне, переход на инженерную должность в соседний цех в августе, рождение сына в сентябре, неприятности на съемной квартире, откуда нас выгоняли. Все на нервах и я сломался: болит голова, желудок, плохой сон и весь разбитый. И Витя мне говорит, чтобы я пришел на тренировки по карате, где он занимается уже год и все пойдет. Я не слышал про этот вид борьбы и Витя кратко мне рассказал и показал что-то из карате. Занятия были нелегальные за 5 рублей в месяц, вел их Миша Бондарев, огромный, красивый парень, окончил Лесгафта, прыгун с шестом. Говорят, он уехал в Германию в 80-х. Я стал тренироваться, три раза в неделю, не смотря на маленького ребенка и житейские трудности: моя женя Тата все понимала и не препятствовала моим занятиям. И здоровье через 5-7 месяцев поправилось! Это была классическая разновидность карате  ши-то-кан, от которой пошли остальные направления. Отзанимался я три года, все понял, ведь позади у меня были акробатика 5лет, вольная борьба 6 лет, так что новая борьба, даже специфическая, давалась легко. Витя через полгода бросил тренировки, мы иногда созванивались, но у каждого были свои дела и общение не получалось. Через три года я понял, что так преподавать карате я тоже смогу, даже лучше и может даже получится заработать. Это было весьма актуально, так как моя новая инженерная работа приносила на 70 рублей меньше, чем когда работал рабочим - регулировщиком. Через друзей я нашел спортзал в ПТУ у «Электросилы», потихоньку набрались желающие заниматься карате и процесс пошел. Ну, максимум, что удавалось заработать – это 40-60 рублей, но зато я занимался регулярно и был здоров, а как подросли дети, то они занимались со мной, что им в жизни весьма пригодилось. Году в 81 карате запретили вплоть до уголовного наказания, хотя подпольных секций и желающих заниматься было множество. Мы сняли кимоно и занимались в тренировочных костюмах, приходили проверяющие и следили, чтобы не было элементов карате и мы имитировали ОФП. После 1986 года, когда все эти мерзкие старцы «строители коммунизма», борцы с карате, с незаконными доходами, наконец, ушли, начался расцвет этого чудесного вида спорта. Узнал, что при институте им. Лесгафта в 1988 году открылись курсы на тренеров по карате и я оплатил это обучение и их закончил. По окончании был очень серьезный экзамен по теории и практическая сдача на пояс, т.е. квалификация. Ты заявляешь, что сдаешь, скажем, на коричневый или черный пояс, тебе предоставляют возможность подтвердить заявку  на татами, со строжайшим контролем. Из примерно 25 человек, что отзанимались на курсе, полный экзамен выдержали человек 17 и я среди них. Мне было к этому времени уже 39 лет и на черный пояс я побоялся не сдать, но коричневый, тоже весьма достойный, и корочки тренера я получил честно. Даже в начале 90-х, когда везде и во всем было плохо и трудно, я не прекращал вести занятия, хоть и дорожала аренда зала, и мне часто приходилось доплачивать за него. Этот спорт - моя отдушина, мой поплавок в этой непростой жизни! Не знаю, смог бы ли я выдержать   психологические, да и физические нагрузки самостоятельного бизнеса в те трудные годы? В общей сложности получилось, что с легкой руки Вити Змитровича, я прозанимался карате 25 лет, потом перерыв на 3-5 лет, понимание, что без карате не могу и занимаюсь им по сей день. Теперь уже в Израиле, три раза в неделю, стиль – коку-синкай. Тренер – чемпион Израиля в весе до 68 кГ, черный пояс, великолепный боец! Он годится мне во внуки, хотя к делу это не относится, я старательный ученик и, думаю, один из самых квалифицированных: предыдущая школа сильная. Уверен, что попади Витя в хорошие руки, имею ввиду круг общения – все бы сложилось по-другому. Со мной все просто: я не пил как тогда, так и сегодня, а вот с Витей не получилось, не выдержал он. Вначале 80-х позвонила Витина жена и сказала, что он умер. Мы приехали проводить Витеньку в последний путь, в гробу лежал большой, не узнаваемый, чужой человек, только нос и уши, которые я хорошо помнил, выдавали, что это тот самый Змитрович Виктор Кузьмич. Да будет благословенна твоя память, дорогой мой дружище!
2012 г Ришон-ле-Цион - Санкт-Петербург.