Мой незабытый друг Слава Розенбаум. гл. 1

            Мой  незабытый  ДРУГ  СЛАВА  РОЗЕНБАУМ.  Глаа 1
     Людмила  Александровна давно  не  подвергалась  стольким  унижениям.  В  семьдесят шесть  лет,  добиваясь  законной  правды,  она  очутилась  перед  пропахшей   ложью  и  беззаконием,  смердящими  дорогим  коньяком  прокурорскими  мундирами,  живущими  своей  жизнью,  отдельно от  людей .  Она  видела  этих  бестелесных, бездушных  людей
во множестве,  но  никогда  в  давние  времена. Они  народились сейчас,  в  наши  дни, когда  стали  шиться  для  них  голубые  мундиры,  но  поскольку  живое  человеческое  тело, завёрнутое  в  этот  мундир  превращалось  в  нечто,   то  это  нечто  и  не  проявляло  себя  нигде  физически,  только  юридически  и  бестелесно. И  это  было  странным. И  что  удивительно, это  бестелесное  и  безголовое  нечто   обладает  подлой   силой  и от  него  исходит  только  подлость. Вот  такое  отношение  сложилось  у  Людмилы  Александровны  с  прокуратурой.
     Она  пришла  ко мне  удручённая  обманом  во  всех  жизненных обстоятельствах,  куда   бы  человек  России  не  обратил  своего  внимания.  Укажите  мне  на  ту  отрасль  жизни  в  быту,  в  культуре, в работе  и  в  отдыхе  человека   -  везде  ожидает  его  обман.  Везде.  И  даже  в  отношениях со  своими  руководителями  на  все  случаи  жизни  -  Президентами,  депутатами, министрами    и  олигархами. И  нет  защиты  от  лжи. В  руках  у   неё  были  два  увесистых  тома  из  наших  законов.
-  Хотя  бы  в  вас  мир  найдёт  словесную,  как  называли   в  прошлом  -  вербальную,  справедливость,  которая звучит  из  этих  книг.  -  сказала  старая  женщина.  -   И  вы  поможете  мне,  что бы  преодолеть  насилие  над  законом?  Читайте  здесь.  –    И  она   протянула  мне  один  том  страниц  на  800  с  закладками   из  простых  тетрадных листов с  пометками.
     Я  взял   тяжёлый  том  в  руки  и  молча  начал  читать  давно  мне  известное.  «3. Прокурор в  соответствии  с  процессуальным  законодательством  Российской  Федерации  вправе  обратиться  в  суд  с   заявлением  или  вступить в дело  в любой  стадии процесса, если  этого  требует  защита  прав  граждан  и  охраняемых  законом  интересов  общества или  государства».
-  Надеюсь,  вы  прочитали?
-  Конечно.
-  Тогда,  хочу  спросить,  мой  возраст  в 76 лет  требует  от  прокурора  защиты  моих  гражданских  прав?  Должен  ли  прокурор  по  моему  заявлению  обратиться  в  суд  и  защищать  меня  в суде?
-  Конечно. 
-  Тогда  в  чём задержка,  если  я ,Людмила  Александровна,  пенсионерка  в  76 лет,  обратилась  за  защитой  своих  прав  в  Генеральную  прокуратуру  Российской  Федерации  с  тремя  заявлениями  к  ответчикам  1,  15  и  29  апреля  заказной  почтой  с  уведомлением.  И  вот  уже  июнь  кончается,  а  «Германа  всё  нет».  А  что  бы  не  было  сомнений,  я  продолжаю  ссылаться  на  закон  и  открываю  Гражданский  процессуальный  Кодекс  Российской  Федерации,  где  в  статье  4   пункте  2  написано:  «  В  случаях,  предусмотренных  настоящим  Кодексом  …,  гражданское  дело  может  быть возбуждено  по  заявлению  лица,  выступающего  от  своего  имени   в  защиту  прав,  свобод  и  законных  интересов  другого  лица,  неопределённого  круга  лиц  или  в  защиту   интересов  Российской  Федерации,  субъектов  Российской  Федерации,  муниципальных  образований».
     И  далее,  другим  лицом,  выступающим  от  своего  имени  в  защиту  моих  прав  и  законных  интересов  может  быть  и обязано  стать  прокурор  на  основании  ст.  45  ГПК РФ: «Прокурор  вправе  обратиться  в  суд  с  заявлением  в  защиту прав,  свобод и  законных  интересов  граждан… .  Заявление  в  защиту  прав,  свобод  и  законных  интересов  гражданина  может  быть подано   прокурором  только в  случае,  если  гражданин  по  состоянию  здоровья,  возрасту,  недееспособности  и   другим  уважительным   причинам  не  может  сам  обратиться  в  суд».
-  Но  прокуратура  молчит,  как  я  понимаю  и  вы  этим  подавлены.-  -  как  можно  спокойней  сказал  я .
-  Не  то  слово.   -  возмутилась  Людмила  Александровна.  -  Молчит  и  не  только  молчит,  а  уселась  за  крепкими   стенами  от  слов  и  взглядов.  Внук,  Николай,  приходил  помочь.  Так  говорит,  что  бы  в  интернет – приёмную  оставить  сообщение,
необходимо  быть  Штирлицом  каким  нибудь  -  настолько  всё  сложно  и  настолько  противно  -  буд то  в  войну  вступили  с  неведомым  врагом  и  моё  сообщение  для  прокурора  не  иначе  бомба.
-  Да  нет   же,  не  вступили  в  войну,  а  если  и  вступил  в  войну  Генеральный  прокурор,  то  не  с  коррупцией,  а   действует  на  фронте  их  союзных  войск.   И  сообщение  твоё  для него  не  бомба,  а  сплошное  раздражение.  Он  давно  всё  знает  об этих  фирмах  и  для  него  твои  сообщения  как  полученные   разведкой  данные.  Одна  ты кипятишься,  значит  на  фронте  всё  спокойно.  Вот если бы  не  одна,  а  целые  регионы… .
-  А  закон?
-  Что  закон?
-  Вы  сами  только  что  читали  закон,  который  мне предоставляет  прокурора  для защиты  моих  прав  и  законных  интересов.  Читали?
-  Читал.
-   И  это  уже  ничего  не  значит  в  стране,  где   юристов  избыток,  даже  в  Президентах ими  можно  затыкать  все  дыры. А  из  бумажных  законов  осталось  только  жечь  костры?  Так  что  ли?
-  Видимо  так.

     Подумать  только,  ведь  двадцать  первый  век  на  дворе, а  законы  не  работают,  а    должы  работать  как  хотя  бы  в  прошлом  веке,  как  в  позапрошлом,  да,  чёрт  возьми,
как  в  Римской   империи  или  в  древней  Греции.  Ещё  мы  сумели  сохранить   мысли  многих  древних,  но помогают  ли  они  нам. Думаю. что  нет. Они  продолжают  жить,  но  не  среди  нас  в  обиходе  и  в  помощь  нам,  недоумкам,  а  живут  в  необъяснимом  устаревшем   затворничестве  в  архивах   библиотек, как  отшельники  или  пустынники.
     А  послушать  бы  их  этих  древних  людей  и  их  мысли,  скрывшиеся  от  нас  в   затворничестве,  под  прессом  тяжёлых  обложек  из  телячьей  кожи  -  разве  не  поможет.
     «Время  уносит  всё,   -   наставляют  древние  нас  из  глубины  веков.   -   длинный  ряд
годов  умеет  менять  и  имя,  и  наружность, и  характер,  и судьбу».   Ах,  время  уносит  всё  и  меняет  до  неузнаваемости!  А  мы  и  не  придаём  этому  значения.  Не  пожалеть  бы  за  это  сейчас,  когда  время  бежит  не  только  неуловимо, но  и  безостановочно,  только  мы люди,  а  среди  нас  есть  и  великие  и  всякие  не  великие,  но  приравненные
по  должности  к  небожителям,  но  талдычим  за  древними: время  уносит  всё!  Заранее  соглашаемся  с  неуловимостью  и  безостановочностью  времени,  а   в  его  лабиринтах с  изменением  оценок событий  и  самих  людей одних  на  другие ,  зачастую  на  противоположные.
     Людмила  Александровна,  76  летняя  гражданка  российской  федерации,  где  то  и  когда  то  утратила  своё  положительное  отношение  к  правоохранительным  органам,  в частности, к  прокуратуре  Российской  Федерации,  в  частности,  к  Генеральному  прокурору  Российской  Федерации  по  фамилии  Чайка.  А если  честно,  то  ко  всей  системе  правоохраны  Российской  Федерации. Когда  это  случилось,  этот  факт  внутри  себя  не  был  отмечен:  случилось  и  случилось . Ну  и что!
     Но  в  груди  ударило  словно  с  колокольни  Ивана  Ведикого:  А  прокурор  то  не  настоящий!
     Ну  и  что! Велика ли  беда  для  Великой  России,  если  Генеральный  прокурор  считает  западло  общение  с  заявлениями  76 летней  гражданкой  России,  просящей  у  него  прокурорской  защиты  в  судебных  процессах  против  мошенников,  которые  защищены  от  преследований  закона  непонятно  кем на  протяжении  нескольких  лет  Путинского  режима. И  этого  никто  не  замечает,  ни  граждане,  члены  нашего  негражданского  общества,  ни  депутаты различных  уровней,  ни  сам  Президент  -  конституционный  Гарант  прав  и  свобод.  Велика ли  беда!
     А  сейчас  на  пост  мэра  Москвы претендуют  то  ли  шесть,  то  ли  семь  человек. Среди  них  был  и  кандидат  Прохоров,  представитель  олигархов  страны,  сам  олигарх  и  поли-тик,  продолжающий  своё  дело  в   бизнесе   и  охрану  имущества  за  рубежом. Но  он  снялся  с  гонки  прямо  на  старте,  смекнув,  что  Путин  вполне  может  использовать свои пресловутые  возможности  и  наложит  лапу  на  счета  в  банках  и  имущество  по  берегам  Средиземноморья  и  Альпах.  И  он  решил  не  рисковать,  шагнул  в  сторону, оставив  Собянина  Путину  в  опору.  А  может,  как  говорят,  он  снял  свою  кандидитуру по  совести:  ему  стало  известно:  он  понял,  что  может  быть  мэром Москвы   лишь  по  совместительству,  уделяя служению  обществу  лишь  часть  своего  драгоценного  времени, поскольку  остальное  время жизни  наперёд  отдано и  безраздельно  принадлежит  косметичкам  и  массажисткам  перед  отлётом  в  Куршавель. А  там   он  проводит    много времени. Так  что  Москва  без  мэра  долго  не проживёт.  Если Прохоров  оставил  борьбу   за  Москву  по  этой  причине,  то  можно  перед  ним  снять  шляпу   и  поклониться:  поступок  честный  и  благородный.
     Но  только  Людмиле  Александровне   проку  от  благородства  олигарха   Прохорова   никакого. У Прохорова  нет  той  власти,  которой  обладает  Президент  или  Генеральный  прокурор.  Прохоров  не  может  пойти  в  суд    от  имени  прокуратуры  в  защиту  интересов  Людмилы  Александровны. Хотя  он  и  благороден,  как  он  это  доказал,  если  ему  верить, потому,  что  у   него  нет  законных  функций для  этого.  Без  всяких  законных  функций,  например,  он  может  загрузить  самолёт  или   два  девицами  и  отправить  их  для  увеселения  в  Альпы,  но  Людмила  Александровна,  не  девица,  извините. Для  него,  извините, Алла   Борисовна  уже  лишняя  присутствовать  на  олигархическом  отдыхе,  уже  не  к  месту  в  присутственном  месте  как  сторонник  (ца)  партии.  А  вы  подумали  подобное  о  Людмиле  Александровне?  Ну  что  вы!
    И  мы  оставляем  олигарха  Прохорова,  кувыркающимся  где  то  за  Уральской  грядой,  в  таёжных  массивах  Сибири,  оставившего  без  борьбы  заботу  о  москвичах.Людмиле  Александровне  нужен  прокурор,  обладающий  прокурорской  властью  встать  на  защиту  перед  судом  человека  преклонного  возраста.  Но  таких  прокуроров  у  нас, в  России,   оказывается  нет.  Но были!  Только  когда  это  было?
     Такого  прокурора в  России  пока  не  нашлось.  Власть забыла  о  своих  законных (на  основании  закона)  функциях.  Власть   властвует,  но  не  функционирует.

      Слава Розенбаум, мой  друг с  которым  я  расстался  много  больше  тридцати  лет,  о  чём  я очень  жалею    сей час,  вероятнее  всего,  добился  благополучия   где-нибудь  в  Израиле  или  в  Канаде. С  началом  второй  мировой  войны  вся  семья, отец,  мать  и    он,  грудничок,  оказалась   в  Советском  Союзе,  спасаясь  от  жестокостей  фашистов  в  Польше,  перейдя  польскую  границу. Родители  были  музыканты и  они  без  труда  нашли  работу  в  СССР: отец  играл  на  виолончели,  мать была  певицей. Семья  в  трудностях  пережила войну  в  городе  Иванове,  где  отец  и  мать  работали   в  театре  музыкальной  комедии.
Подросший  Слава в  своей  памяти  сохранил  бегство  семьи  через  Польшу  и  первую  остановку  в  безопасности  на чужой  земле.  Это  было  на  лесной  поляне,  усыпанной
земляникой и  пахучими полевыми цветами,  а  по  травостою  стелился  дым  костров,
 на  которых  готовилась  еда  и  в  наступающем  вечере  и  в  низких  сизых  дымах  сновали  тени  людей  до  самой  ночи  пока  людской  лагерь  не  угомонился  беспечно отдыхать. Кажущаяся  безопасность  оказалась  обманчивой. Здесь, на  чужой   земле,  казалось,  часов  не  наблюдали. Но не  от  избытка  наступившего  счастья,  а от  страха  часа  расплаты  без  кремации  и  погребения,  за  то,  что  посмели  ускользнуть  от  приготовленной  смерти  там  у  себя, где  родной  кров.
     А  к  утру   их  убивали,  всех,   кто  спал на  поляне  возле непотушенных  потухающих  костров.  Люди  побежали  прочь  с  этой  большой  поляны  не   сразу и  не  все,  только  когда  поняли,  что  смерть  их  настигла  неожиданно  и  что  действительно  их  убивают
без  разбору  -  детей,  стариков и старух,  сильных  мужчин  и  красивых  женщин. Попытка  противостоять  была  легко  сломлена  и  они  вдруг  разом  не  сговариваясь  побежали,  редкие,  кто прихватив что  то  из  своих  пожитков,  редкие,  кто  схватив  своё   дитё  и  глянув  прощальным  взглядом  на  уже  бездыханное  тело  родного  человека, лежащего  в  луже  крови.
       Но  Слава  это  помнил  всегда. Ещё Слава  знает,  что  старики  и  старухи  не  побежали,  они  кричали  своим  детям  и  внукам: Бегите! Бегите!  А  мы  здесь  умрём  за  вас  и  вернёмся  из  неживых,  что бы  отомстить  во   сто  крат!
     И  люди  оставались  на  этой  земляничной  поляне  растерзанными  и  неживыми  в  страшных  мучительных  позах  и  не  погребёнными.
Где  это  было?  -  никто  сказать  не  может  и  сей час.  Но  могло  быть  везде,  где  проле-гал  их  путь  бегства  от  смерти.
     Пришло  время  и  Слава  вырос  во  взрослого  мужчину  -  красавца,  рыжеволосого,  с  прекрасным  лицом  Давида,  любимца  девушек  и  женщин. Отлично  закончил  школу,  но    ни  в  какой  институт  его  документы  не  приняли.
     Вот  пишу  я книгу,  думаю,  что  когда  то  закончу,  поставив  окончательную  точку,   тем  приду  к  окончательному   выводу  о  том,  что  жизнь  никогда  такой  точки  не  поставит и  появятся  взамен новые  события  и  другие  люди  и  они  будут  до  неузнаваемости  менять  мои  мысли,  изложенные  в  моей  книге. Но   это  потом,  в  безостановочной  жизни.  когда  события и  люди  раздвигают  рамки, ограничивающие  их  существование  или  деятельность.  Но  это  потом.  А  сей час  Слава   Розенбаум  не  был  принят  в  институт. До  этого  момента Слава  жил  беззаботно рядом  с  любящими  родителями  и  ничего  плохого  в  жизни  не  встречал,  а  тут  первый  раз  в  жизни  почувствовал  себя  ущербным  в  чём  то.  Но  он видел примеры  достойных  людей,  которым  удалось  достичь  многого,  например,    Лёвы  Мазо, великолепного  боксёра,  победившего в  ринге  Ивановского цирка   негритянского  боксёра у  всех  жителей  города  на виду;  успешно  закончившего  энергетический  институт  и  оставшийся  в  нём  для  дальнейшей  учёбы  и  закончивший  учёбу  с  учёной  степенью. Но  Слава  загрустил,  не  только  этот  пример  не  дал  ему  уверенности  в  себе,  были  ещё  примеры.
     Родственники  объявились  как  то  сразу,  один  за  другим. Пришло  письмо  из  Канады от  владелицы  мебельного  комбината, двоюродной  сестры  Славы:  приезжайте  всей  семьёй,  мы   вас  примем. Пришло  письмо  из  ФРГ,  владельца  ресторана:  приезжайте  в  гости  и  мы  подумаем и  обсудим  вашу  дальнейшую  судьбу. Пришло  письмо из  Израиля,  от  двоюродной  сестры  Славы:  у  меня  музыкальная  школа  и   я  жду   в  гости  всю  вашу  семью;  я  бы  сама  могла   приехать  к  вам  повидаться,  но  боюсь  потерять  своих  учеников. Тогда  у  Славы  загорелось: надо  уезжать,  пока  родственники  приглашают.
     Это письмо  из Израиля  Слава  показал  мне:
-  Не  веришь ?  На  читай.
-  Почему  не  верю.  Верю.  Вижу,  Вячеславу  Хаскильевичу  Розенбауму.  Но читать  не  буду  -  чужих  писем  не  читаю.
-  Но  я  разрешаю!
-  Нет,  не  надо
     И  я   старался  не  слушать,  а  Слава  говорил,  ходил  вокруг  меня  и  говорил. Как он  найдёт  себе  достойную  работу  и  даже  может  поспорить  со  мной,  кто  из  нас  добьётся  в  жизни  большего  успеха.
-  И  тогда  встретимся  и  посмотрим  друг  на  друга.  А?  Ты,  например, кем  хочешь  стать  со  своим  юридическим  образованием?  Прокурором? О  Господи.  Прокурором!  Не  смеши.  Ты  видишь  кто  в  прокурорах,  в  милиционерах,  в  судьях?  Или  не  видишь?
-  Я  пришёл  на  юрфак  изучать  право  и  в  эту  грязь  ступать  не  намерен.  Ты  не  забыл  наш  спор о  плебеях  -  кто  они  социально  в  Римском   обществе?  Не  свободные  ли  граждане   Рима?  Так  вот  я  намерен  оставаться  свободным  гражданином России  при  любом  режиме  -  Хрущёва, Брежнева или следующего  самодержца,  я  буду  всегда  свободен  от  этой  напасти. Мне  нужно  только  знание  права,  работу  буду  искать  где то  в  другом  месте.  Подальше  от  современных  правоведов.
-   Как  это  тебе  удастся, посмотрим.
-  Посмотрим.   посмотрим . И  всё  станет  ясно  через  тридцать,  нет, через  двадцать  лет
я достойно  буду  вести  себя  перед  лицом   всякой  власти.
-  А  место  перед  лицом  этой власти?  Ну  кем ты  хочешь стать  в  этой  жизни  -  ведь  годы  идут  и  жизнь  тратится  по  пустякам.  С  юридическим  то  образованием.  На  что  метишь?
-  Я  не  хочу  быть  подельником  режима  и  не  буду,  я  буду  знаменит, но  только  в  режиме  не  участвовать,  я  буду  хорошим   юристом  для  всех,  кто  нуждается  в  юридической  помощи.  Вот  такое  моё  кредо
-  А  я  буду  министром  иностранных  дел  Израиля,  не меньше.     Давай  встретимся  с  тобой лет эдак  через  двадцать – тридцать  и  посмотрим  друг  на друга.  Тогда  и  определим кто выиграл  этот  спор.
-  Какой  спор? Никакого спора  нет. Давай  ка  лучше  продолжим  наш  разговор  сегодня
за  бутылкой  портвейна. Три  семёрки  снова  появились  в  продаже. Арсения  Петровича  пригласим  в  свидетели.    -  предложил  я.
Это  было  в  пятницу. Слава  пришёл  с  работы и  в  дверной  ручке  увидел  привязанную  ниткой  телеграмму  от  родителей,  извещавших:  они  возвращаются из  отпуска и  будут  через  два  дня. Это  было  всегда,  когда  родители  возвращались откуда  то,  с  отдыха  на  море  или  из  гастролей  -  предупреждали  сына  об  устранении  всяких  доказательств  неприличного поведения  сына.  Знали  его  слабости и  знали  о  его  переживаниях,  если  Слава  не  сумеет  их  устранить.
Как  то  раз  такое  случилось,  что  Слава  не  смог  спрятать  от  родителей  свои   проказы.
Он   привёл в  гости  девушку  и захотел  удивить  её.  Достал  из  родительских   закромов  сверхдорогую  простынь, расстелил  её  на  ковре  возле  стола  и  простынь  уставил  фужерами   для  вина  (для  портвейна),  ибо  больше ничем  Слава  угостить  гостью  не  мог,  рядом  с  фужерами бросил  с  десяток  конфет «василёк» и  зажёг  свечи  в  стаканах, две  или  три. Из  окна  вползала  ночная  тьма,  свечи  освещали  малый  круг  пространства  и  Славе  было  весело  и  таинственно  с  этой  девушкой  и  он   в  приподнятом  настроении потихоньку-потихоньку   добрался  до  её  груди,  потом  совершенно  бесцеремонно  положил  девушку  на  спину  и  та  забилась  в  его руках,  прижатая  Славой  к  дорогой  простыне  силой  мужского  торса.
Немало  времени  в  ночи  они  наслаждались  друг  другом,  наконец,  обессилев, они  опомнились  от  вопроса:  Как так  могло  это  произойти так  быстро  и  даже  без  предварительного  знакомства?
-  Какой же  я  идиот?  -  подумал  он.
-  Какая  же  я  идиотка? -  подумала  она.
Но  ни  о  чём  не  пожалели  и  вопросы  себе  посчитали   незначительными  и  тут  же  о  них  забыли.  Всё  было  прекрасно.
Но  тут  же  её  потревожило  что  то  под  собой,  что  то  липкое  и  уже  не   тёплое  и  ей  подумалось:  неужели  это  случилось  от  несдержания  в страсти?  Но  почему  то  нет  зловония.  Тогда  что  это  подо  мной?
-  Встань, встань   сей час  же  и  включи  свет. Я  видимо  обкакалась.  – без  стыда   сказала  она.
Слава  встал. И  включил  свет.
-   Ну  что  у  тебя  случилось?
Но  объяснять  ничего  не  пришлось. Девушка  лежала  в  луже  крови  и остывшая кровь  уже  вытекала из  под  неё  и  это  было  страшно.
-  Фужер  раздавили!   -  вскрикнула  девушка.  -  О  -о,  что  делать?   -    Запричитала  она.
-  У  тебя  есть  йод?  Всю  попу  изрезала.  Нужно  скорую  вызывать.  Как  думаешь?
-  Сейчас  быстро  в  ванную.  Там  и  йод. Давай  быстро. -  и  Слава,  взяв  девушку  за  руку, потащил  её  в  ванную.
-  Раны  от любви,  если  не  всегда  убивают,  то  никогда  не заживают.  -  сказала  девушка, оглядывая  себя  в  зеркале,  после  того как они  в  двоём  привели  в  какой то  порядок  интимную  часть женской  красоты.
-   Иди  в  кровать и  отдыхай.  Тебе  и  ходить  то   нельзя  с  такими  ранами  на  таком  месте  -  нужен  покой  для  заживления.  -  сказал   Слава.  -  Ни  один  человек не  способен  прожить  больше  дня  в  атмосфере  страсти  и  я тому  подтверждение. Иди  ложись  и  отдыхай.  А  я  буду  думать  что делать нам  дальше  и  тебя  больше  не  беспо коить скотскими  желаниями.
-   Нет,  нет.  В любовных  отношениях  нельзя  щадить  друг  друга. Это  было  прекрасно
и  незабываемо.  -  ответила  она.
Будущий  израильтянин  Слава  Розенбаум  ещё  в  Советском  Союзе,  проживая  то  ли  в  городе   Иванове,  то  ли  в  городе  Энгельсе,  что  на  Волге  возле  Саратова,  твёрдо  ре-шил:  никогда  не  поддамся  старости   и  не  постарею! Главное  следить  за своими  инстинктами,  прекрасными  божественными  инстинктами  -  рефлексами  и  не  позволять им  усыхать.
Он  боялся  именно  этого,  старения  на  улицах Иванова  среди  ткачих  или на  волжских берегах  среди  Саратовских  русских  красавиц.  Он  без  притворства говорил:  Нет,  я  здесь  житель  временный, живу  и  постоянно  меня  куда  то  манит , словно  кто  то  зовёт   в  неизведанное,  а я  и  не  сопротивляюсь.
Отец  купил  ему  квартиру,  но  страсть  бежать  куда то  не  отпустила  его. Тогда отец не в силах  его  удерживать,  дал  денег  на  оформление  выезда  из  Советского  Союза. Но  затея  провалилась.  Слава  выпросил  у  отца  денег ещё  на  попытку.  Но  и во  второй  раз  его  постигла  неудача.  И  шансов выехать  из  страны  у  него  не  было  -  он  не  числился  в  диссидентах  и  его  никто  не  выгонял  из  страны.  Выехать  туристом  в  Болгарию  не позволялось  без  каких  либо  причин. Слава  выпросил  денег у отца  снова.  Надеясь  на  удачу.  Но  строгий  дядя,  моложавый  и  подтянутый,  ему  по  дружески  отсоветовал:  соберёшь  все  документы,  потратишь  деньги  на  марки,  а  тебе  снова  придёт отказ  -  это  сто  процентов.  Забудь  об  этом,  пожалей  денег  и  времени.
И  Слава  отправился  в  ресторан  поделиться  неудачей  с  друзьями.

Ресторан,  блестящий  зеркалами  и  белоснежный  столиками  и  униформой  официантов, был  погружен  в  табачный  сизый  дым. Поэтому  его  зеркальность  и  белоснежность  не  бросалась  в  глаза  посетителям,  но  всего  лишь  как  то  присутствовала  вторично среди
характерного  ресторанного  шума  подвыпивших  людей,  где  никто  никого  не  слушает, но  все  болтают  и  кричат  не  понимая   и  не  слушая  собеседника.
Друзей  в ресторане не оказалось,  видимо   поистратились  днями  раньше .Но  в  крайнем       ряду  у  окон  одиноко  сидел  казалось трезвым  Арсений  Петрович. Перед  ним  одиноко  стояла  бутылка  портвейна  «777».
Слава  подсел   к нему.  Арсений  Петрович  был  не  весел. Слава  напротив   был  игрив  и  разговорчив. Поэтому  он  первым  и  спросил:
-  Чего  не  весел? И  почему  бутылка  лишняя?
-  Не  лишняя.  Наливай   и  пей.
-  И  ты  со  мной?
-  Постараюсь.  Скуку  прогнать.
-  О-о-о!  -  неопределённо  протянул Слава.  -  Обосраться  и  не  жить!  Скучно  ему!  Поглядите  на  него!  -  Слава  разлил  вино   по  фужерам   и  тут  же  выпил,  словно  стакан  тёплой  воды  в  жаркий  день.  -  Вот  дрянь, как  ты  её  пьёш?  Ах,  прости,  это  со  скуки.  -  Помолчал  и  добавил  наставительно,  но  добавив  дружеского тона: Скука  -  серьёзная  проблема  для  человека, ибо  со  скуки  всё  и  совершается,  от  ничего  не  значащих  ошибок  до   четверти  всех  совершаемых  преступлений  в  человеческом  обществе.  Со  скуки!       
-  А  остальные?
-  Что  остальные?
-   По  какой  причине совершаются  преступления?
-  Пренебрежём  этой  статистикой.  Скука  -  нормальное  состояние  человека! И  в  этом  нормальном   состоянии  совершаются  преступления?  Так  что  ли,  дорогой  Петрович?
-  Выходит  так.  
 

 

-  А  вы  не  забыли   сегодняшние  дни?  -  тихо  спросил  Арсений Петрович.
-  Какие  дни?
- Какие  это  дни?
спросил  Слава  без  всякого  любопытства.  Что  в  этих  днях  можно  найти?  Ничего!
-  Вы  забыли  о  трауре.
-  О, господи!  -  всплеснул руками  Слава.  -  Сидеть  с  друзьями  за  столом  и  пить  водку
да  ещё  думать  о  чём  то  постороннем!  Скажешь  то  же -  ни в  какие  ворота  не  пролезает.  А говоришь  -  скука!
-  Вы  забыли  о  трауре.-  повторил  Арсений  Петрович.  -   Сегодня  хоронят,  сегодня  последний  день  траура, а  вы  словно  диссидент,  чем  то  недовольны.  Вот  войдут   
сейчас  люди  в  штатском и  спросят,  каждого  из  нас:  что  вы  тут  делаете  в  скорбный  день  для  советского  народа  и  загребут  в  каталажку.
-   Весь  зал  загребут?  -  спросил  Слава  и  сам  себе  удивился.  -  Тогда  встали  и  ушли,  но  пристойно.
Два  стула с  седоками мощно  процарапали   ресторанный  паркет,  оттолкнувшись  от   края  стола   враз.
-  И  куда  идём?  -   Спросил  Арсений  Петрович.
-   Идти   некуда, арестуют  везде  за  гульбу  в  такой  трагический  для   советского  гражданина день. -  это    мог  сказать  кто  угодно.
-   Не  обязательно  -   возразил  кто  неузнаваемый.
Сегодня  15 ноября  1982  года  на  Красной  площади  Москвы  хоронили  Леонида  Ильича  Брежнева. Действительно  улицы  города  были  пусты  и  действительно  в   установленный  час  загудели  фабрики  и  заводы,  послышались  гудки  с  вокзалов, сотрудники  ГАИ  остановили  поток  транспорта  на  улицах  и  загудел  транспорт.   Скорбно  гудело  всё,  что  могло  гудеть. И  это  повторялось  ещё  не  один  раз.


 А  я  уже  привык  к  морозам  Якутии,  к её  нереальным  холодам,  к  почти  отсутствию 
информации,  алкоголя,   тепла  и  невероятному  терпению  аборигенов  к  местным  усло-виям  жизни.  Если  у  тебя  есть  овчинный  тулуп  или  хотя  бы  турецкая  дублёнка, а  на  голове  собачья  шапка   или  норковая  по случаю,  а   на  ногах  оленьи  унты,  то  можешь  быть  уверенным, что  зиму  ты  переживёшь.  Конечно,  если  по  глупости  не  заплутаешь
в  тайге.
В  те  годы,  когда я появился  в этих  краях,  меня  никто  не  ждал  здесь  и  каждый  осматривая меня   в  демисезонном  югославском  пальто  и  в  кроличьей  шапке,  жалостливо  качали  головой:  ну  разве  так  ходят  у  нас!  А  мороз  стоял  всего  то  25  градусов  по  цельсию.  Жалели  меня  все  и  каждый  мне  говорил,  что  приехал   сюда  в  неудобный  год  и  час,  нужно бы  оказаться  лет  пять  назад   -  вот  тогда  бы  сумел   заработать на  свадьбу  дочери  за  один  год  и  на  любом  месте  работы.  А  сей час  не  заработаешь  таких  денег  за  короткое  время  и  тебе,  парень,  нужно  в  первый  год обосноваться,  а  второй  и  третий  -зарабатывать,  присмотрев  место  в  первый  год.
Эта  житейская мудрость  людей во  многом  мне  помогла,  конечно,  не  до  конца,  ибо
в  жизни  оказалось  столько непреодолимых  преград,  что  преодоление  каждой  из  них
отняло  много  сил  и  я  задержался   в  этих  краях,  видимо,  до  окончания  жизни.
Первая  моя  зима  в  Якутии  была  очарованием  и останется  незабываемой.  Она  выдалась  не  морозной  -  до  тридцати  мороза. Механик  золотоизвлекательной  фабрики  Постоялкин  Владимир  Георгиевич  помог  мне  с  жильём, указав  на свободную
почему  то  квартиру  в  одинокостоящем  бараке  возле  кладбища  и  мы  семьёй,  жена  и  сын, пошли  смотреть  и  нашли,  что  квартира   -  подарок.  Ни  на  чьём  балансе  не  стоит,  следовательно  платить  за   квартиру  не  нужно. Только за  свет.  И  поленица  дров,  морёных  временем  не  один  год  -  целых  восемь  кубометоров  в  дровянике,да  собачья  будка   с  цепью и  ошейником  на цепи. Но! Квартира,  все  её  две  комнаты,  забиты  от  пола  до  потолка  стеклотарой.
Освободив    квартиру  от стеклотары за  два  полных  дня,  мы  обнаружили,  что  квартира  хороша  и  просторна.  И  мы  затопили  печь,  КПД  печи  было  высоким  и  за  ночь стены
просохли  и  мы  начали  жить  среди  необъятной  Якутии  в  уютном  тёплом  жилище.
Нам  повезло.
-  Неужели  вы  всей  семьёй  собирались  жить  в  Якутии?  -  спросил  меня Слава 
Розенбаум,  когда  мы встретились  с  ним  через  много  лет.  Мы  опять  сидели  с  ним  в  ресторане  «Москва»   и  пили  уже  не  водку,  а  виски  и  я  рассказал  ему  о  своей  жизни,  в  чужой  по  сути  стороне .
-   Почему  бы  нет?  -  ответил  я.
Он  пожал  плечами.  Дескать,  не  понимаю.
-   Как  можно    из  двух  явно  отрицательных  вариантов  выбрать  худший  без  всякого  принуждения.  А  там  и  до  Магадана   недалеко!  Не  понимаю!  По мне,  так  лучше  себя  похоронить  в  эмиграции.
-  Я  действительно  собрался  жить  в  Якутии  почти  сразу  как  приехал,  потому  что  она  не  отвергла  меня.  -  поспешил  сказать  слово  я.  -  Здесь  такая  удалённость  от партийности  жизни  и  в  то  же  время  здесь  же  такая дремучесть  идеологии  и  права.  И  от  всего  этого  я  удалён  в  своём существовании  и  мне никто  не  мешает быть самим  собой. Хотя  щупальцы  власти  достигают,  находят  и  обволакиваю  тебя  -     ну   а  где  найти  более  безопасное  место  в  природе?  Одним  словом  здесь можно  быть  нейтральным.
Мы  продолжали  встречаться  со  Славой  в  ресторане  «Москва»  ещё  не  мало  дней , пока  Слава  проездом  из  Израиля  в  Канаду был  в  Иванове. Каждый  раз  мне   нравился   разговор  по  душам, запоминающийся   мне  среди    всех проамериканских  эмоций   и  массированной  антиамериканской   пропаганды  одним  -  в   этом  образовавшемся  котле  мнений  тогда  зародилась  и   взросла   группа    советских  граждан,  устремлённых  к  Соединённым  штатам    Америки  из  числа  не  только  интеллигенции. Это  были  разные  люди  и  не  стоит  их  перечислять  по  классическим  классам  -  это  были  разные  люди,  среди  них  были  и  школьники  и,  тем  более, студенты.
Но  я  то  помню  этих  молодых  людей,  не  признающих  ничего  российского  -  ни  лаптей,  ни  русской  природы,  ни  русского  языка,  ни  русской  литературы, ни  ансамбля  Моисеева,  ни  советского  цирка,  ни  советского  образования, и  всего  остального,  чем  люди  жили,  в  том  числе  советских  «шмоток»,  ни  даже  самих  этих  людей,  живущих   в  «хрущобах» или  даже  в  бараках  и  заполняющих советские  улицы  советских  городов
своей  серой  массой.  И  я  наполовину  был  таким  же.  Я  напомнил  как  то  Славе:  А  помнишь  ли?  …  .
-   Конечно  помню!
-  Помнишь,  но  вероятно  не  всё. Как  мы  проводили  своё молодое время  у тебя в  доме  пока  родители  были  в  отъезде?
И  мы оба  захохотали,  вспомнив  одинаково  эту  хохму.
А  было  вот  что.
Родители  Славы  были  на  гастролях  со своим  театром  музыкальной  комедии.  Слава  пришёл  в  ужас,  получив  от  них  телеграмму  о  неожиданном  возвращении  и  сказал  об  этом  нам,   ужасным  стилягам  и  бездельникам.  Нас  было  в  его  окружении   немного:  я,  Лёня  Ляднов,  Арсений  Петрович и  сам  Слава,  естественно. Лялька  Голубев  по  какой  то  причине  отсутствовал.
Мы  приводили   квартиру  в  порядок.  Сам  Слава  в  первую  очередь  избавился  от окровавленной  простыни,  свернул  её,  давясь  от  смеха  и  отнёс  на  помойку  -   в  незатейливое  строение  под  окнами,  побеленное  и  осыпанное  хлоркой  в   таком  количестве,  что  не  подойдёшь. Помню,  что  он  ещё  сказал: Это  главное,  а  всё  остальное  -  пустяк.
Такого  случая  не  знают  жители  славного  города  невест  -  Иваново.  И  я  доказать  это  уже  не  в силах,  люди  разъехались  и  живут  в  других  городах  и  других  местностях.  Я  могу  лишь  сообщить  читателю,  что  квартира  Славы  или  его  родителей,  находилась  на  проспекте  Строителей,  в  панельном   доме,  на  первом  этаже. Рядом  с  кинотеатром  «Искра».
Вот  из  этой точки  города  Слава  Розенбаум  с  помощью  Арсения  Петровича  взялись  дотащить  собранные  в  доме  бутылки  до  приёмного  пункта  стеклотары, который располагался  в  лучшем  гастрономе  города. Пришлось  тащить  две  китайские   сумки  далёко,  потому  что  оказалось,  что  ближайшие  пункты  не  работают. Тащил  в основном  Слава,  но  оба,  и  он  и  Арсений Петрович,  не  знали  чего  они  так  упорно  тащат,  сгибаясь  под  тяжестью  перемёта,  как  лошади.
Наконец  они  притащились  к  гастроному и  затаскивали  свой  груз  по  лестнице  магазина  как  бурлаки  баржу, мешая при входе  входящим  и  выходящим  из магазина.
И  вот  они   в  центре  торгового  зала,  где  вдоль  стеклянных  витрин  выстроилась  небольшая  очередь. Небольшая,  но  очередь. За  маслом,  колбасой,  сыром,  водкой  и  портвейном,  в  конце  концов.
Они  устали  до  изнеможения.  Но  с чего   бы  такая усталость  на  них  навалилась  -не  заставляли  себя  думать, а  подумали,  что  слава   богу,  дошли  и  заняли  своё  место  в  очереди.
Очередь  подходила.  Арсений  Петрович  тупо  смотрел  на  людей,  контролировал  их  очерёдность.  Слава  уселся   на  баулы  и  пытался   освободить  предполагаемые  бутылки
от  хитрости  узлов,  а  очередь  подходила.  Слава  торопился  и  от  торопливости  бутылки  оставались  недоступными.  И  наконец  очередь  подошла,  а очередные  очередники,  те,  кто выстоял  друг  за  другом  и  должен  честно  выставить  бутылки  на   стеклянный  прилавок  перед  приёмщиком  тары  отсутствовали.  И   в  этот  вакуум  буквально  ворвались  откуда  не  поймёшь  такие  же   невзрачные  люди,   что  в  этой  очереди.  Они  заполнили  только  что образовавшуюся  пустоту  перед  замасляным  белым  халатом  и  с  вытянутыми  руками .  а   в  них  по  паре  бутылок   в  каждой  -  прими,  друг!  Но   терпение   Славы   было  неожиданно  вознаграждено.  Он,  наконец,   запустил   руку  в  баул и  так же  упорно  как  развязывал  узлы   с  поднятой  рукой  степенно  вошёл  в  толкучку  людей.  Но  почему  то  Слава  не  почувствовал  никакого  сопротивления  его  продвижению  к  прилавку,  напротив,  люди   расступились  и  он  оказался  у  цели. А  оказавшись  у  цели  он  положил,  что  нёс,  на  стеклянный  прилавок  и  тут  же, развернувшись,  поспешил  к   своим  стеклянным,  а  оказалось,  из  обожжённой  глины,  баранам.  Он  был  увлечён  процессом  и  чувствовал  себя  удачливым  победителем  спора   в  политологической  викторине  с  каким  нибудь  политологом,  вроде  Никонова, внука   Вячеслава  Молотова.  Так  же необдуманно  он  взял  из  баула  и  поставил   на  стеклянный  прилавок  второй  свой  четырёхкилограммовый  кирпич.  Вновь  образовавшаяся  очередь,  сомкнув   нечистые   уста,  оцепенела  и  не  могла   разрядится  удивлением,  возмущением  или  уничтожающим  хохотом  -  было  непонятно,  чем  занят  этот   рыжеволосый патриций и статный  негр  -  оба,  кажется,  не  местного  сословия.  Или  где  то  появлялись  на местных  тусовках?
Действие  продолжалось.  Баул  представлялся   маленькой   толпе  как    цирковой   реквизит,  откуда  мог  появиться  и  атласный  цилиндр, и  ушастый  заяц,  и  колода  карт, и  всё,  что  угодно.  Но  это  было  сверхклоунски  и  смешней  всяких  цирковых  реприз,  эти  кирпичи.  И  действие  ещё  не  закончилось.  Слава  уже  с  трудом  достал  и  понёс  третий  кирпич  в  уже  уставших  руках.  Он  не  донёс  его  до  цели,  кирпич  сам  вывалился  из  руки  и  ещё  до  приземления  развалился  на  две  части  пополам  и  с  грохотом  рассыпался  на  кусочки  и  даже  в  пыль  на  дорогой  плитке    торгового  зала.
Образовавшаяся  толпа  ничего   не понимала, с  изумлением  смотрела  на  выставленные  два  кирпича  на  стекле  витрины  и  осколки  и  красную  пыль  на  полу  и  вдруг  заржал   как  табун  лошадей. Это  было  неописуемое  веселье  дикарей  с  необитаемого  острова  Пуки-Муки  архипелага  Северных  Тараканов.  Люди  собрались  и  на  улице  при  входе  в  Гастроном,  услышав  необузданное  веселье  внутри  и  видели  как  два  молодых  парня,  с  непроницаемыми  лицами  волоком  тащат  два  китайских   баула  и  у  них  нет сил  их  тащить. Да.  Они  выдохлись,  но  они  были  воспитанные  парни  и  не  могли  оставить   свои  проделки,  они  отдувались  за  себя,  ещё  не  осознав,  что  их проказы  никому  по  большому  счёту  не  нужны,  кроме  них  самих  и  нужны  только  им  самим.  Но  вышло  всё   неудачно,  им  эта  проказа  не  принесла  удовлетворения  и  появившийся  вдруг  Лёня  Ляднов  ничто не разъяснил  и  они  продолжали  играть  эту  комедию.  Они  понесли  баулы  обратно.  Куда?  Неизвестно.  Но  подальше  от  Гастронома  №  1   в  городе  Иванове  на  проспекте  Сталина.  И  только   на не  близкой  площади   Багаева  до  них  дошло:  поклажу    надо  бросать.  И  они  бросили  её,  не удосужившись  заглянуть  внутрь:   а  там  оставалось - один  баул  наполовину заполнен  бутылками,  другой  нетронутый,  где  сверху  лежали  четыре  кирпича. Они  оставили  непосильную  ношу   на  остановке  троллейбуса  и  доехали  до  дому  и  там  оклемавшись  и  не  обсуждая  никого,  привели  себя  в  порядок  и  снова  стали  образцовыми  молодыми  людьми.
Правда,  следующий  день  принёс  немного  волнений  за  Славу.  Приехали  его  родители  и навестили  сына. Мать  понесла  на  помойку   что  носят  в  эту  избушку  и  увидала  простынь,  подаренную  сыну  и  спросила  родного  и  любимого:  а  что  это  там
подозрительно  похожее. И  разразился  скандал.  Но  и  он  утих  вскоре. И  снова  установилась  тишь  и   гладь  да   божья  благодать.
А  мы  сидим  со  Славой   за  пузатым  графинчиком  водочки,  под  красные  икринки  в  зеркальной  икорнице  глотаем  не  совсем  плохое  достояние  народа  под  названием   то  ли  «Экстра»,  то  ли  «Столичная»,  вспоминаем  и  как  то  незаметно  оказываемся  в  сегодняшнем  дне.
А  что  сегодняшний  день?
Мы  сидим  и   попиваем  водочку. Плохо  слышный экран  телевизора  сообщает:  Латвийский  Сейм  приравнял  советскую  символику    к  символике  фашистской.  Я,  гражданин  России  и рядом  сидящий гражданин  Израиля,  услышали это  в  пол  уха  и  обоих  это  насторожило.
-   Ты  слышал  это?  -  спросил  Слава.
-   Да.  Что  же  это  происходит?   -   спросил  я  его.
-   А  то  и  происходит,  что  настоящие  властители  России  -  бездумные  властители. Ты помнишь, наверное, как  рушился  и  кем  Советский  Союз.  Хотели  рушить  всё,  что  было  создано  коммунистами:  промышленность,  мораль, даже   право.  Пришли  люди  в  экономику  и  прогнали  красных  директоров,  приватизировали  всё  под  себя,  а  недостойным   людям  доверили  телевидение  и  каждый  из  них  ходил  по  рынкам  и  умилялся  картине  как  бабушки  торговали  табачным  окурками,  палёной  водкой  или   связанными  шерстяными  носками.  Да  бог  знает  чем  не  торговали:  книгами,  которые  вдруг  не  стали  никому  нужны,  иконами. Свободной  торговле  очень  подошло  оружие.
-   Людям  хотелось просто  есть, вот  и  пошли  на  рынок  продавать  что  под  рукой.
-   И  у  власти  не  нашлось  чем  накормить  людей?
-   Видимо,  не  нашлось.
-  Ты  меня  бесишь  или  ты  так  шутишь  зло.  Шутник  то же  называется.  Вся  Россия  знает  о власти  всё. В  моей  рыжей  не  славянской  голове  давно  поселился  Путин,  Президент  России  и  бывший  директор  ФСБ  -  в  одном  лице.  А  именно  он   к  концу  девяностых  прошлого  века  начал  путь  к  Президентству  с  карающим  мечом  для  всех  инакомыслящих  и  готов  был  не  гнушаться  исполнением  всех  заказов  от Бориса  Николаевича  Ельцина  и  его  «семьи».  И  именно  это  было  его  призванием  в  служении  Отечеству.  Я  не  говорю  о  других  его  «подвигах»,  которые  сейчас  на   фоне   всего  его  влалычества  Россией  --  всего  лишь  юношеская  забава.  Конечно,  он  мог  бы  этого  и  не  делать,  что  воспринял  от  наследодателя,  но  тогда,  всего  скорее,   его  в качестве  Президента  России  народ  России  не  увидел.
-   Слава, он   вконец  испорченный  человек, о  чём тут  говорить?
- Он  выбрал  свой  путь  к  власти  сам  -  этот  путь  стоимостью  в  право  быть преемником  и  не  подпускать  к  власти  никого  более. И  эту  цену  власти  Путина  знают  сейчас  все, но  на  удивление  все  молчат,  и  всё  это   -  преступно.  Не  говоря  о  морали.
-   Слава,  я  прекрасно  знаю,  что  цену  Путина   за  власть,  которую  он  приобрёл  у  Ельцина   можно   определить  конкретно  и  реально.  Но  ему  было  невдомёк. Что  такой  властью управлять  не  в  состоянии  никому,  в  том  числе  и  ему,  не  состоявшемуся  разведчику,  с  задатками  рискованного  чиновника,  способного  на  коммерческие  криминальные  действия.  От  таких  его  действий в  Ленинграде  тянется  за  ним  шлейф   непорядочности  и  корысти.  Такой  человек  занимать  пост  президента  в  любом  государстве  -  не  может.  Такого  быть  не  может!  Вот  в  чём  дело!   И   не  бывает!  Естественно,  кроме  как  в  России   -  Великой  нашей  России.
-   Вот  и  я  говорю  тебе.  Власть  уже  не  помнит  Великую  Россию,  слава  богу,  что  не  забыла  слов.  А  куражащийся  над  Россией  двуглавый   тандем  как  бы  хочет  быть  президентами  оба, но  уступая  место   по  старшинству  и  по  команде  старшего  или  главного.  Пока  такая   иерархия   среди  них  сохраняется  и  младшенький  готов  терпеть это  до  посинения.
Итак,  что  я  хочу  тебе  сказать.  Власть  в  России  состоит  из  этого  тандема,  который  никуда  не  спешит  и  за  ним  никто  не  гонится.  Поэтому  эти  ребята  всегда  будут  первыми  -  на  любой  прямой  и  на  любом  вираже,  на  любом  очередном  круге. И  сами  конструктивисты  этой  власти  не  продемонстрировали  и  не  пытаются  продемонстрировать,  что  такая  конструкция  власти  успешна,  то  есть  ведёт  к  успеху.
Они  и  конструкторы, и  испытатели,  и   потребители.  И  рядом  никого  нет,  кто  бы  дал  сигнал:  остановитесь,  не  гоните,  разобьётесь  сами  и разобьёте  вашу   конструкцию,  на  которой  мчитесь  сломя  голову!   Не  слышат. Но,  вместе  с  тем, они  не  глупы, но   и  не  наделены  блестящим  умом   менеджера  или  управленца  по  хозяйству,  а  задатков  политика  только  одно  -   отсутствие  морали.
А  небезизвестный  Николай  Злобин, друг  небезизвестного  Владимира  Соловьева, загримированный   под  объективного  знатока  американской  политики  и  жизни  посчитал,  что чёрные  полосы  из  судьбы  Президента  Путина  растворились  в  солнечных  лучах  и  наш  Путин  одолел  всех  лидеров  из  «восьмёрки»  на  состоявшемся  саммите  и  все  эти  семеро  безоговорочно  признали  лидерство  в  Европе за   Путиным.























  умею  сделать.