Дождаться любви

Наш городок раньше - то  поселком был, деревней даже. И назывался он Сосновка. Ну а потом деревне нашей присвоили статус города, и назвали соответственно Сосновск. Только население нашего городка по - прежнему, по привычке  продолжало называть Сосновск Сосновкой.  Станция Сосновка и город Сосновка.  Представляете себе это, город Сосновка? Ну а нам что? Хоть город, хоть деревня, живем себе.
  Родителей своих я и не помню толком. Мне было всего два года, когда мои родители, закончив в Новосибирске университет и аспирантуру, улетели в Америку. Пригласили их туда, молодых ученых - биологов на стажировку, что ли. А меня с собой взять они пока не могли. Решили, что заберут меня с собой потом, после, как только сами освоятся в чужой стране. Папины родители жили в Новосибирске, они тогда еще работали (оба в том же университете, где учились мои родители) и взять меня к себе никак не могли, поэтому решено было отправить меня в Сосновку, к бабушке Жанне, маминой маме. Расчитывали ненадолго, а получилось навсегда. Родители мои в Америке освоились, а потом что - то у них там не заладилось в семейной жизни (всякое же случается) и они расстались. Разъехались по разным городам, даже по разным штатам, завели новые семьи. В Россию они возвращаться не захотели.  И я как - то постепенно отошла у них на задний план. Тем более, что обо мне переживать?
 Они знали, что со мной моя прекрасная бабушка Жанна, и за ней я, как за каменной стеной.  Когда бабушке привезли меня маленькую, двухлетнюю, ей самой не было еще и сорока пяти лет. Она тогда работала в школе, вела биологию и химию (наверное, поэтому и мама моя выбрала своей специальностью биологию). Но бабушка уже проработала в школе двадцать пять лет, и могла уйти на пенсию.  Учителя же так в нашей стране: кто проработал в школе без перерыва двадцать пять лет, тот может идти на пенсию по выслуге лет. Правда, какая там была эта пенсия... Бабуля на пенсию не собиралась, она очень любила свою работу, ребятишек любила, школу, свой предмет. Летом все окрестности Сосновки с учениками, бывало, облазят. Травки все  какие - то собирали, фотографировали и лес, и речку, птичек, букашек разных  и сопки наши сосновские. Очень любила Жанна моя природу. И детям эту любовь прививала, как могла. Пойдут они, бывало, всем классом в поход с ночёвкой, ребятишки просидят до поздней ночи у костра, песни поют, хохочут, дурачатся. Жанна тоже с ними сидит, гитару у мальчишек возьмет,  играть начинает, они поют и она вместе с ними поет.  А утром всем спать охота, а она их тормошит, будит: - Смотрите  скорее, рассвет какой! Вставайте! Полюбуйтесь изумрудами на траве! Мальчишки бурчат: - Подумаешь, не видали мы росы! Но все равно кое - кто из палатки выбирается, зябко поеживаясь, и становится рядом с Жанной любоваться рассветом.
В общем, всю свою жизнь Жанна посвятила маме моей  и своей любимой школе. А когда моя мама выросла,  бабушка и вовсе почти все свое время проводила с ребятами, и на уроках и после уроков. Да в школе ведь как: уроки, предметные недели, педсоветы, родительские собрания, классные часы, да много всего. Хоть до вечера домой не уходи. Она и не уходила.
А тут бац! Как снег на голову, Ольга (мама моя) дочку свою (меня, то есть)привезла. Ольга приехала не в духе. Усталая и сердитая подала меня бабушке прямо из вагона, а сама сумки тащит. - Куда вещей - то натащила столько? - удивилась бабушка. Она думала, что мы на несколько дней погостить приехали. Доехали на такси до дома, а Ольга и объявляет: Я не надолго, мама. Вечером обратно, у меня и билет обратный куплен уже. Вот Альку тебе привезла. Мы же мама, в Америку летим на стажировку, на год.
Вот так я и оказалась в Сосновке.
В общем, мы с бабулей хорошо жили и у меня никогда не возникало ощущение сиротства. На пенсию бабуля так и не вышла. Она отдала меня в детский сад.  У Рыбаковых, наших соседей по лестничной площадке, как раз была девочка моего возраста, Леся. Вот с ней вместе мы и ходили в детский сад, а потом и в школу. Когда бабушке приходилось отлучаться по вечерам, а это случалось частенько, она  оставляла меня у соседей. Сначала мы с Лесей тихонько сидели в ее комнате и играли в куклы. У Леси было много всяких игрушек, я тоже приходила к ней не с пустыми руками, приносила с  собой мою любимую куклу Барби, которую прислала мне из Америки мама. Леська тут же бросала своих лупоглазых голышей и хватала мою красавицу - Барби. Но я была нисколько не против, пусть играет, разве мне жалко? Потом приходил с работы Лесин отец дядя Женя. Пока мама Леси готовила ужин, дядя Женя заходил к нам и разрушал наш тихий девчачий мирок.  Он любил игры веселые и шумные.  И вот уже игрушки сиротливо валяются на диване, а мы играем сначала в салки, потом в лошадки. Поднимается страшный тарарам, визг, хохот.  Лесина мать, тетя Лида не выдерживает и прибегает из кухни с полотенцем. Она начинает лупить нас полотенцем, но больше всех, конечно, достаётся дяде Жене. Наконец мы с трудом успокаиваемся и тихо - мирно идём ужинать. А тут и бабуля приходит и забирает меня. Конечно, мне сильно не доставало родителей, и я почему - то считала, что они должны быть похожими на тётю Лиду и дядю Женю. Хотя мама частенько присылала нам с бабушкой свои американские фотографии. Мы их рассматривали часами. Природа в Америке роскошная. Прямо на улицах маминого города растут розы. Кусты такие пышные, а цветы такие красивые и крупные, каких у нас в Сибири не сыщешь днем с огнём. И мама моя тоже настоящая красавица, совсем молодая, снята со своими новыми двумя детьми (девочкой и мальчиком) и со своим новым же мужем - американцем. Они все в коротких шортиках и майках стоят на берегу океана, почти у самой воды, а вместе с ними две большие породистые собаки, я таких и не видела никогда. И тут я начинаю плакать. Не то что мне хочется туда, к ним, к теплому морю, к этим упитанным розовощиким американским  детям, к маме, нет, мне не хочется. Чувствую я, что чужая я им. А вот все равно думаю, эх были бы у меня мама и папа, как хорошо - то было бы! Бабушка меня утешает, а я глупый ребёнок, плачу, слезами заливаюсь горькими.
У наших соседей была машина, не новая, правда, но на ходу. Тем более, что дядя Женя на все руки мастер, все время ее чинил. То там подкрутит, то здесь переберет. И машинка у него бегала, как зверь! На этой машине он возил нас к себе на дачу. Ну дача, это громко, конечно сказано, но домик у них  был небольшой, и огород, на котором что только ни росло! И картошка росла, и огурцы, и помидоры и все остальное, включая укроп и петрушку. А сколько было ягод!  Так что мы с бабулей частенько гостили у Рыбаковых на даче. Это пока мы с Лесей маленькими были, а потом, когда постарше стали, частенько летом ездили с Леськой в различные лагеря, почти всегда со спортивным уклоном. Обе мы занимались волейболом. Так что детство мое  протекало не хуже, чем у других детей.
Родни у нас с бабулей, можно сказать никакой не было. Была какая - то дальняя родственница тетя Люба, бабушка звала ее Любаня. Любаня жила в деревне, в Поспелово и всегда  заходила к нам с бабушкой, когда приезжала в Сосновку по каким - то своим делам. Толщины Любаня была необъятной, но нисколько от этого не страдала, на диетах никогда не сидела, а наоборот любила хорошо покушать. Поэтому, когда Любаня вместе со своим таким же упитанным, рыжим сыночком Витькой, появлялась у нас на пороге, бабушка старалась накормить гостей как можно лучше. Но угодить гостям было было не так - то просто.
- Странно вот ты, Александровна, живешь, - выговаривала она бабушке, уписывая очередной бутерброд с колбаской. - Ни выпечки у тебя никогда нету, ни рыбки красной, ни икорки. А ведь дочь в Америке все - таки живет.  Никогда не поверю, что она доллары тебе не посылает. Ведь посылает же, я права? И поторапливала Витьку: - Ты ешь, давай, ешь, а то нам на базар еще надо, некогда долго рассиживаться.
Жанне противна была Любаня, вместе с Витькой, но вида она не подавала, терпеливо потчевала гостей, а иногда и ночевать оставляла.  Помню, как - то Любаня с Витькой жили у нас два или три дня. Любаня врачей каких - то проходила, анализы сдавала. Пол дня она проводила в поликлинике и мне приходилось развлекать Витьку. Витька не страдал никакими комплексами. Он хватал мои игрушки, но ничего для себя интересного не находил. Зато ломать он был мастак. Легко мог оторвать кукле руку или ногу, а то и голову. Любил раскурочить все и разбросать. Я пыталась показывать ему книжки с картинками, но книжки его и вовсе не интересовали. Зато его заинтересовал наш большой новый телевизор. - Вот буржуи! - повторял он явно Любанины слова. - Богато, блин живете! Вот нам бы такой телек! Витька брал пульт и начинал прыгать с  канала на канал. Или подходил к холодильнику. - Вот это холодильник! Здоровский! Вот нам бы такой!  Он без всяких церемоний лез в холодильник. - А что это у вас? А это что? Варенье? А давай достанем?  Я говорю: - "Нельзя! Бабушка не разрешает ничего брать до обеда, особенно сладкое". А Витька мне отвечает: - "Подумаешь бабушка, она же в магазин ушла, если я чаю с вареньем попью, не обеднеет твоя бабушка". И тут же достает из холодильника большую банку с вареньем берет ложку и начинает есть прямо из банки.
К обеду заявлялась из поликлиники Любаня. - Ох, батюшки, устала - то! Ноги прямо гудят! А миру - то болеет сколько! Очереди буквально в каждый кабинет! А что удивляться  - то? Вон он полигон - то атомный, буквально под боком! Сколько народу - то пострадало от этих испытаний атомных! Ты - то, Александровна, получаешь, небось, за полигон - то? А ведь я ничего не получаю, хотя и пострадала не меньше твоего! Ты думаешь, почему я такая больная? Ведь косточки ни одной здоровой нету! А не получаю! Поспелово - то не вошло в пострадавшую зону! Сосновка вошла, а Поспелово нет, всего на каких - то семьдесят километров подальше и мы не пострадали, выходит? Нет, надо писать кому следует!
Однажды я не вытерпела и осведомилась у Жанны: - Бабушка, почему ты их терпишь? Давно бы дала им от ворот поворот. - Так, родня ведь, хоть и далёкая, как погонишь? Да и бывают они у нас редко... Пусть уж..,- неопределённо как - то ответила бабушка. А я подумала что здесь есть какая - то тайна.
Как - то, когда я училась уже в девятом классе, Любаня  с Витькой явились к нам снова. Витька тоже учился в девятом. Он сильно вырос, всегда -то был рослым и упитанным, а теперь и вовсе стал этаким рыжим толстячком. Любаня с порога закричала в своей обычной манере: - Алька, ванну мне наладь! Ох, Александровна, жара - то на улице! Вот это май нынче! А мы  свинину на рынке продавали. Сосед Василий подвез. Как распродались, он домой поехал, а мы вот вас навестить решили!  Я молча приготовила ванну для "дорогой" гостьи, а бабушка бросилась готовить обед. После ванны Любаня, шлепая по полу босыми ногами, снова обошла нашу немаленькую квартиру.   - А квартирка - то у вас, дай Бог каждому! Шикарно все же живешь, Александровна! Ну прямо не скажешь, что учительницей всю жизнь проработала!
Бабушка пыталась возражать: "Ну где там шикарно? Обычно. Родители Алькины присылают немного, муж бывший помогает".  Но Любаню с выбранного курса сбить невозможно: - " Вот и я говорю, кому в этой жизни все, а кому ничего. Ты вот что, Александровна, ты  прописала бы Витьку  в квартире. Не чужие чай, люди . Нынче девять классов закончит и куда его? Учителя в один голос заладили: бездельник, лентяй,   учиться не хочет, забирай его куда хочешь, но чтоб в десятом классе мы его не видели. А еще и не ведет себя, охломон! То драку затеет, а то хуже того, по ночам где - то шляется." Тут Любаня отвешивает любимому сыночку лёгкую затрещину. Витька ловко уворачивается, потирает затылок и бурчит: " Ты, мать того... Не это... Силу - то соизмеряй...
- Так что ты, Жанна Александровна, пропиши парня моего. Здесь город, возможностей больше, в какое - нибудь училище  поступит, а ты педагог все же, присмотришь за ним. -
Бабушка несмело возразила, что в Поспелово тоже есть  профтехучилище и будет лучше, если Витек останется до совершеннолетия под присмотром  родной матери. А там, мол, видно будет. На том  пока и порешили.
А бабушка к тому времени уже ушла из школы на пенсию по старости. Хотя старой Жанну назвать не повернулся бы язык. Она была очень моложавой.  В каштановых волосах еще не видно седины, фигура сухая и легкая, милое большеглазое лицо.  Деньги, которые присылали мои родители, она не тратила, откладывала все до копейки, вернее, все до цента. На эти деньги она и купила салон, в котором работали два очень квалифицированных мастера, вернее мастерицы. Две красивые молодые женщины, которые умели делать  современные модельные прически. Цены в салоне у Жанны были на порядок выше, чем в обычных парикмахерских Сосновки, однако от посетительниц не было отбоя. Любаня про это быстро прознала.
- А салон ты на какие шиши купила? Чем мастерам платишь? А мебель дорогую в салон за что взяла, шторы, картины на стенах?
Бабушка молчала, а Любаня  укладывала в свою кошелку палки копченой колбаски из нашего холодильника, сыр и корейку.
- Слышь, Александровна, а там у тебя что? Рыбка красная, ты заверни - ка мне. Страсть, как рыбку красную уважаю!
- Бери, бери, Любань, вот еще конфеты положи. И бабушка собственноручно укладывала в корзину Любани дорогие конфеты.
Меня это просто бесило, но я молчала, пока дорогие гости не отбыли на вокзал. Только тогда я заявила бабусе: - Если пропишешь этого рыжего балбеса в нашей квартире, жить под одной крышей с ним я не буду. Бабушка опять промолчала, только печально вздохнула.
 Потом мы с  Лесей закончили, наконец, школу и решили вместе пойти на юридический факультет, где учился Леськин двоюродный брат Серега. Этот Серега был просто замечательный парень. Невысокий, но плотный и крепкий, с круглыми карими глазами, симпатичный в общем, славный  такой.  Тоже, как мы с Леськой, он любил спорт. Но самое главное,  он был веселый и добрый. Леся давным - давно пыталась нас свести, все уговаривала меня, чтобы я получше  к нему присмотрелась. Я и присматривалась, конечно. Но увы, Серега не вызывал у меня никаких чувств, кроме дружеской симпатии. Сама же Леся уже на первом курсе уже во всю крутила любовь с Серегиным приятелем Толяном. Меня же она ругала и называла дурой. - Не понимаю, чего ты ждёшь? И сколько можно быть одной? Дождешься, всех хороших парней расхватают и останешься ты старой девой.  А я отвечала ей, что жду любви...
Между тем, мы частенько ходили куда - нибудь по вечерам  вчетвером, в кино, в кафе или в ночной клуб. И  один раз все вместе даже ездили к Толяну в деревню.  Да деревня Толянова тут прямо рядом с нашим городом, в получасе езды. Отец Толяна нас всех на своей старенькой машинке и возил туда и обратно. Хорошо там было, тихо, спокойно.  Только Толян с Лесей сразу от нас с Серегой на речку убежали, а мы сидим на скамеечке под березками, и как - то неловко нам наедине друг с другом. Серега подвинулся поближе и обнять меня попытался, и обнял даже, легонько так за плечи. Я и оттолкнуть его не могу, не заслужил он такой обиды, и принять его ухаживания тоже не могу,чувствую, ну не мой и все тут. Хорошо, что мать Толяна вышла на крыльцо и позвала нас  на чай с пирогами. Я вскочила и в дом побежала, помогать тете Маше накрывать на стол. С тех пор я старалась наедине с Серегой никогда не оставаться.
А потом случилось ужасное несчастье. Умерла Лесина мать тетя Лида. Да так все быстро произошло. С утра они на дачу поехали, картошку копать, еще кое - какие дела там сделать. Ведь осень же.(Мы тогда на втором курсе уже учились).Потом Леся рассказала мне, что ничего не предвещало беды. До обеда картошку копали, как обычно, перебрасывались шутками, отец смешил всех своими бородатыми анекдотами. Расскажет и первым начинает хохотать, а глядя на него смеются и Лида с Леськой. Потом решили перекусить и Леся пошла в домик, чтобы чай поставить. Чай поставила, телевизор старенький включила, минут десять всего и сидела в доме, ждала пока чайник закипит.  Вышла позвать родителей, смотрит, а мать уже без сознания лежит, а бледный, перепуганный отец тормошит её, пытаясь привести в чувство. Пока ждали скорую, пока везли ее в больницу, пока стояли у двери реанимации, дядя Женя поседел, прямо на глазах у Леси. Я и сама потом удивилась, увидев Лесиного отца. Дядя Женя, всегда такой веселый, бравый,  подтянутый, в одочасье постарел лет на десять. Его черные, как смоль, волосы, будто пеплом подернулись, взгляд потух, а плечи ссутулились. Когда похоронили Лиду, дядя Женя, который никогда злоупотреблял алкоголем, вдруг запил. И как! С работы его быстренько уволили, по сокращению, якобы.  Леся не смогла жить с отцом под  одной крышей и ушла на квартиру к Толяну. А потом ей и вовсе пришлось перевестись на заочное обучение и пойти работать. Она устроилась в маленький магазинчик для пенсионеров, в котором торговали с небольшой скидкой хлебом, крупой и макаронами. Компашка наша постепенно распалась. Толяну с Лесей уж было не до походов в ночные клубы. Серегу я тоже уже не раз видела с какой -то  девицей. Она была не очень красива, зато любила Серегу без памяти. Ну что ж, я желала Сереге только счастья, которое я дать ему, к сожалению, не могла.
В тот  год мне исполнилось двадцать лет. Мы с бабушкой решили немного  отпраздновать мой день рождения. Я пригласила своих друзей, а бабушка своих девочек из салона.  Леся пришла пораньше, помочь мне  с праздничным  столом.  Вскоре пришли и остальные гости, все стали дарить мне подарки. Тут бабуся достала из ящика своего секретера какие - то бумаги и торжественно мне их вручила. Оказывается, она оформила на меня всю имеющуюся у неё недвижимость - квартиру и салон.  Почему она это сделала? Она ведь была ещё так молода, красива, легка на подъём. Умирать она не собиралась, она собиралась еще долго жить и работать. Но так или иначе, я стала владелицей трехкомнатной квартиры и салона.
Эх, знать, что за этим последует, не стала я бы радоваться так. На другой день позвонила мне Леся (я на занятиях была). - Алька, беги домой скорее, с бабушкой несчастье! -  Утром Жанна как всегда отправилась в салон.  Она стояла на автобусной остановке, мимо нескончаемым потоком  проезжали автомобили. Вдруг один из них, не снижая скорости, вылетел на тротуар, врезался в угол автобусной остановки и остановился. Никто ничего не успел понять. Никто не пострадал, кроме моей бабушки и водителя. Бабушка умерла на месте, а водитель, когда его извлекали из автомобиля, был без сознания, умер он уже потом, в больнице. Все это видела Леся. Она как раз несла отцу продукты из своего магазинчика. Она - то мне и позвонила. Дальнейшее я помню плохо. Все вспоминается смутно, как в тумане.  Мне дали сильнейшее успокоительное, от которого я совершенно отупела, стояла у гроба моей дорогой, моей прекрасной бабушки и ничего не чувствовала. На поминках было неожиданно много народу: учителя из школы, где бабушка проработала долгие годы, соседи, друзья. Тоже плохо помню, что говорили о бабушке, наверное только хорошее. Очнулась я, когда народ уже весь разошёлся, а  Толян повел домой абсолютно пьяного дядю Женю. Только тут я осознала весь ужас со мной случившегося и громко завыла. - Бабушка, где бабушка? Позовите бабушку! -   Леся еле меня успокоила, уложила спать, а сама занялась уборкой.
Примерно через месяц после похорон заявились Любаня и Витька. Любаня долго сокрушалась по поводу смерти бабушки, а потом заявила, что одну меня не оставит и они с Витьком поживут пока у меня. - Нет, нет, - запротестовала я, - Только не это! Я как - нибудь сама.  - Сама она! - Возмутилась  тетя Люба. - Неужто мы чужие люди! Неужто у нас совести нету! А ведь тебе еще сорок дней отмечать. На кладбище сходим, бабушку твою проведаем. - Ладно, - вяло согласилась я, - живите пока. Знала ведь, что эту парочку не надо пускать на порог, а вот настолько  была подавлена своим горем, что согласилась с льстивыми речами Любани. Вот уже и сорок дней со смерти бабушки прошло, и поминки уже отвели, и на кладбище побывали, незваные гости уезжать не торопились. Больше того,  у Любани были свои, далеко идущие насчет меня планы.  Почти каждый день она заводила разговор о том, что хорошо бы нам с Витькой пожениться.  - Ты за девкой - то ухаживай, осел! -  Витька не горел желанием жениться, но ухаживать мной все - таки попытался. Как - то раз он схватил меня в коридоре и сильно прижал.  От неожиданности я размахнулась и врезала ухажеру кулаком прямо в глаз.  С тех пор я стала закрываться в своей комнате на ключ. Впрочем, Витька потерял ко мне всякий интерес. Он все чаще стал пропадать в квартире у Рыбаковых. Возьмет бутылку водки и уйдет к дяде Жене.  А Любаня всё бабушкины наряды трясла, одежду и обувь ее перебирала.  Жаль, ничего примерить не могла, все вещи были на несколько размеров меньше, чем надо. Однажды  я пришла с занятий пораньше (отменили последнюю пару) и тихонько прошмыгнула в свою комнату, чтоб не встречаться лишний раз с постылыми квартирантами. Любани нет, она ушла инспектировать салон (девчонки мне потом рассказали),а Витька, слышу, по телефону с кем - то говорит: " Ты приезжай сегодня, я его хорошо подпою и мы его на машине за город вывезем. Я все документы нашёл уже. Да. И паспорт его уже у меня. Заставим дарственную на квартиру подписать и пусть катится на все четыре стороны. И нотариуса найдем. А тогда поздно будет. Да. В семь вечера будь с машиной, сейчас темнеет рано, жди я выведу его." Я сообразила, что говорит он про дядю Женю. Ай да Витька! А я - то считала его умственно отсталым. А он, оказывается, про нотариуса знает.  Витька закончил разговор и, насвистывая, ушел к дяде Жене, прихватив из холодильника бутылку водки. Я немедленно позвонила Лесе и рассказала ей все, что слышала.  Так что к семи часам вечера в квартиру Рыбаковых явились не только Леся с Толиком, но и местный участковый.  Витьку взяли тепленьким и обнаружили в карманах его куртки паспорт дяди Жени и все документы на его квартиру. Когда его уводили, на площадку выскочила Любаня и заголосила, артистка, как по покойнику. Утром она уехала домой, не забыв, впрочем, прихватить на память о бабушке её колье и два золотых кольца.
После этого Леся с Толяном устроили отца в наркологическую клинику, а сами вернулись в свою квартиру. Я тоже мало - помалу успокоилась и занялась уборкой квартиры. Бабушкин секретер тоже решила разобрать. В одном из ящиков нашла несколько писем из Москвы. Стала читать их и поняла, что эти сухие лаконичные письма были от деда - бывшего бабушкиного мужа - Артамонова Дмитрия Дмитриевича.  Бабушка рассказывала мне, что разошлись они еще в молодости, в Москве у дедушки другая семья, а вот сам он жив или нет про то мы с бабушкой не знали. Артамонов был  намного старше  Жанны, поэтому его уже могло и  не быть среди живых. Правда, пока моя мама Оля училась в школе а потом и в университете, дедушка посылал время от времени какие - то деньги, а потом переводы прекратились и письма тоже.  Я посмотрела на адрес. Написать ему что ли? Вдруг он жив - здоров и все еще проживает по старому адресу. А если не сам он, так кто - нибудь из его детей или внуков. Моя родня. Ведь не считать же в самом деле роднёй Любаню с Витькой. Сказано - сделано. Я написала  письмо,  отправила его по адресу, указанному на конверте и стала ждать ответа. И ответ пришел. Писал мне не сам Дмитрий Дмитриевич Артамонов, а его внук, тоже Дмитрий Артамонов.  Он сообщил мне, что очень рад тому, что у него в Сибири нашлась двоюродная сестра. - Короче, - пишет, жди в гости. Я скоро прилечу. Давно хотел побывать в Сибири. К Новому году буду.
А тут  что - то все так закрутилось, сессия зимняя, салон опять же на мне, Новый год на носу. Не придала я значения Диминому обещанию приехать, не поверила как - то, что ли.  А он взял, да и приехал.  Сижу вечером за компом, а тут звонок, открываю дверь   и вижу стоит на пороге Артамонов Дима. Я его сразу узнала. Уж больно на своего деда, вернее, на нашего с ним деда, похож. Я часто рассматривала  снимок деда в старом бабушкином альбоме. И всегда  жалела, что  совсем не похожа на деда. Он был таким красивым! - Бабушка, ну почему я совсем не похожа деда? - частенько спрашивала я, когда была маленькой.  Дед был черноволосым и кареглазым, а я к сожалению, пошла в своего отца. Всегда считала себя белесой и невзрачной. Но бабушка от души надо мной смеялась. - Конечно, Артамоновы красивые, но и мы с тобой тоже не лыком шиты! Ты посмотри на себя, настоящая Беляночка из сказки! -  Вошёл Дима в прихожую, смотрит на меня, жутко красивый! - Ты Аля? - Аля, - говорю. - Какая ты красавица! - И Дима меня обнял по братски.  Я обняла его тоже. Прижалась головой к его крепкому плечу, и так мне стало хорошо, так спокойно в его объятьях, что на секунду я пожалела, что Дима мой брат и что, он никогда не станет моим любимым. Весь отпуск мой брат Дима провел со мной. Мы  катались на лыжах, гуляли по нашему зимнему городку, ходили в гости к Лесе и Толяну. Они вечеринку устроили. И Серега, Лесин брат тоже был на этой вечеринке. Он женился на своей девушке, но все равно поглядывал на меня с интересом, все гадал, наверное, кем мне приходится Дима. И вот наступил наш последний вечер. Завтра Дима улетает в Москву. Моё сердце разрывалось на кусочки, Дима тоже был невесел.  Я молча сидела на диване и безучастно наблюдала, как Дима собирал в сумку свои вещи. Потом Дима присел рядом со мной и вдруг нас просто бросило друг к другу. Дима обнимал и целовал меня, я тоже обняла его, целовала  дорогое лицо, плакала и все твердила: - Дима, мы не должны, Дима, мы не можем...- Дима же твердил мне одно: - Люблю тебя, люблю, люблю... Поедем со мной... Никто... ничего... не узнает... Я рыдала и говорила: "Но мы - то знаем, знаем, что мы с тобой брат и сестра, понимаешь?" 
Рано утром Дима уехал на вокзал. А я осталась одна. Мне надо было идти на занятия, но я не смогла никуда идти. Весь день я неподвижно пролежала на диване. Я опухла от слез и готова была умереть.  Вечером пришла Леся. Она долго звонила в дверь, потом стучала, потом принесла запасной ключ, который хранился у них дома,  открыла дверь и вошла. Она заставила меня встать и умыться, сказала, что я похожа на зомби. - Допрыгалась? - ругала меня Леся. - Влюбилась, наконец? В собственного брата? И что теперь будешь делать? -  Я печально ответила: - Теперь ничего не поделаешь. Мое сердце разбито. Я буду учиться жить с разбитым сердцем. А Диму я больше никогда не увижу.
Но точку в этой истории поставила Любаня. Она приехала на суд к своему непутевому сыночку Витьке (кстати, он отделался легким испугом - получил условный срок и был отпущен в зале суда прямо в объятья маменьки).  Так вот, Любаня явилась ко мне, под вечер, чтобы с утра не опоздать в суд. Любаня обняла меня, как добрая тетушка, вспомнила добрым словом бабушку и уже через несколько минут орудовала на кухне, готовя ужин.
- Я вот, Алька, молчала всю жизнь, из уважения к Жанне Александровне молчала. Не мой это был секрет, не имела я права...Но что уж теперь молчать, ты взрослая уже, бабушки твоей нет с нами.  И тетя  Люба протянула мне письмо. Обычное письмо, в потрёпанном старом конверте. Таких писем полно лежит в ящике бабушкиного письменного стола.  Письмо было написано красивым ровным почерком моей бабушки Жанны и адресовано оно было матери Любани Полине.  Вот что я узнала из письма бабушки и путаного рассказа Любани.
В Поспелово у Жанны жила старенькая бабушка. Поэтому Жанна почти всегда на  летних каникулах гостила  в Поспелово. У неё там была подружка закадычная Полина.
 Вместе бегали в лес по ягоды, на речку купаться, играли  в салки,  а когда подросли, вместе ходили в кино и на танцы. Потом Жанна поступила в педучилище, а Полина выучилась на продавца и пошла работать в Поспеловский сельмаг.  Потом девчонки одна за другой вышли замуж. У Полины скоро и Любаня родилась, а у Жанны,  детей все не было. Муж ей достался - не простой деревенский парень, как  у Полины, а человек на много лет ее старше, офицер.
Жили они в Сосновке (там в то время стояла войсковая часть), квартира у мужа была по тем временам хорошая. Жанна в школу работать пошла. Любила ли Жанна мужа, она и сама не знала, все вроде было как у людей. Но Дмитрий был военным и его часто перебрасывали с одного места на другое. Жанну он с собой никогда не брал. Так вот и жили подолгу вдали друг от друга. Однажды летом Жанна приехала к бабушке в Поспелово. А туда в это время стройотряд прибыл из краевого сельхозинститута. Не меньше тридцати парней. Ну были среди них и девчонки конечно, но парней было все - таки больше. Днем  бойцы стройотряда работали на полях и фермах, а вечером собирались все в деревенском клубе. Сначала кино, а потом - танцы до потолка! Гитара, песни, смех. Все деревенские девки завели себе кавалеров из числа стройотрядовцев. Провожания длились до утра. Одно слово - молодежь! Жанна, конечно, тоже в первый же день отправилась в кино.  Рядом с ней на свободное место сел незнакомый молодой человек в светлых брюках и белой рубашке. Ребята из стройотряда щеголяли в форме. - Значит этот не с ними, - подумала Жанна. - Да и постарше на вид. -  До начала сеанса они успели познакомиться. Это был Петр, молодой врач. - Вот направили, следить за здоровьем этих архаровцев. Да и приём в местном медпункте попутно  веду, - объяснил он Жанне.  К концу сеанса Петр уже держал Жанну за руку. Ну не буду утомлять читателей подробностями. Короче любовь - морковь и все такое. Жанна забыла как - то, что была замужем. Да и кавалер ее тоже оказался женатым. Но он тоже об этом как - то подзабыл. Целый месяц продолжались свидания, горячие поцелуи до утра. Но, как говорится, хорошего понемножку. Стройотряд благополучно вернулся в родной институт, а у Жанны тоже отпуск подошёл к концу. Приехала она домой и через некоторое время обнаружила, что беременна. Об этом она и написала своей любимой подруге Полине и попросила письмо никому не показывать, а лучше уничтожить. Полина почему -то письмо не уничтожила и оно через много лет  попало в руки Любани.  Когда родилась моя мама Оля, дедушка приехал ненадолго. Он посмотрел на белокурую, голубоглазую  девочку и сказал Жанне: - Давно хотел тебе сказать, да вот не решался. У меня другая семья. И сын растет. Так что, прости. Ухожу. От дочери не отказываюсь, хотя у Артамоновых в роду белесых отродясь не бывало. Квартиру оставляю тебе. Так вот и закончилась семейная жизнь моей бабушки Жанны.
Зима шла к концу. Дни мелькали один за другим. Что мне делать, я не знала. Я все время думала о Диме. Написать ему что ли? А зачем? Я прогнала его и он меня никогда не простит. В один из пасмурных мартовских дней раздался звонок в дверь. Я бросила учебник английского языка и пошла открывать. Я думала это Леся, но на пороге стоял Дима. В руках у него был большой чемодан на колесиках. Дима затащил чемодан в прихожую и мы бросились друг другу в объятия. Димка подхватил меня на руки, занес в комнату и положил на диван, а сам, прямо в ботинках и куртке улегся рядом со мной. Я прижалась к мокрой Диминой куртке, обняла его за шею и стала целовать. Он не понимал ничего. - Но нам же нельзя, Аль? - Мы же с тобой брат и сестра, Аль? - Да можно нам всё! Можно! И вовсе мы не брат и сестра!
Наконец - то ко мне пришла любовь.