Глава V. Возвращение 8

8


Всю субботу старший лейтенант Феш и капитан Федорчук таскались по ресторанам и кафе. Всюду они показывали рисунки китайцев и фото Анастасии Запруды и всюду им не везло.
Виктор Федорчук оттаял только к середине дня и оказался неплохим парнем. Он живописно изложил свою встречу с китайцами, рассказал о своих семейных проблемах и намеченном пути их решения, спросил совета, и Гюнтер полностью одобрил его план. Словом, к вечеру офицеры подружились.
Повезло им в конце дня, когда надо было уже ехать на планёрку. Официантка в кафе на проспекте Кирова опознала Запруду и китайца.
«Они были вдвоём, – говорила женщина, – никакой китайки не было… нет, я не могла не увидеть, и ничего я не забыла. Они были вдвоём, но вышли по отдельности. Сначала девушка, а минут через десять – китаец... Не меньше десяти минут… Он положил деньги на стол и ушел… Спокойно ушел… Ничего подозрительного я не заметила… А что они натворили? Эти китайцы…»
– Спасибо, – поблагодарил её Гюнтер, – просьба, содержание нашего разговора не разглашать.
Гюнтер знал, что женщина не в силах утаить содержание разговора (это было видно по её горящим глазам), но, предупредив, он формально снял с себя ответственность.
– Совсем не похоже это на похищение, – сказал Гюнтер Виктору, сев в машину.
– Да какое похищение, – ухмыльнулся Федорчук, – я сразу сказал: они в сговоре.
Он осторожно потрогал уже пожелтевший синяк под глазом. О его происхождении Гюнтер не спрашивал, а Виктор сам не рассказывал.
– Однако ваш аналитик довольно убедительно…
– Не знаю, как ваши аналитики, – перебил его Виктор, – а наши умеют заворачивать в убедительную логику неясную, тупую мысль начальства.
– Не все они тупые, – встал Феш на защиту начальства.
– Не все, – согласился Федорчук, – но большинство.
Зазвонил телефон.
«Да, товарищ полковник… Виноват… Максимум через десять минут… Есть результат, их видели… Есть доложить по приезду».
– Беспокоятся, – отключив телефон, Гюнтер глянул на часы, – опаздываем минут на пять.
– У нас есть уважительная причина.
– Да, есть.
Совещание с первых тактов пошло не в ту сторону, в какую хотел Кияшко. Московский аналитик был хмур и неприветлив. Куда и подевалась его вчерашняя любезность. Силовик был агрессивней обычного. Его напряжение ощущалось под покровом напускного спокойствия, читалось в прищуре внимательных глаз. Ищейка выглядел уставшим.
– Они будут через пять, максимум через десять минут, – положив трубку, сказал полковник, – что-то они нарыли. Будем начинать или подождём? – обратился он к полковнику Подопригора.
Местные офицеры, включая капитана Зинченко, с полудня подключившегося к расследованию, были настроены подождать.
– Мы располагаем сведениями, – хмуро начал Подопригора, – что главный подозреваемый, Запруда Игорь Михайлович, найден и арестован.
– Откуда у вас такие сведения? – искренне изумился Кияшко.
– Это неважно, – Подопригора стальными глазами глянул на Кияшко. – вопрос в том, почему это от нас скрыли.
«Однако! – пуще прежнего удивился Кияшко, – какое нахальство. У себя в Москве будешь командовать».
Задержание Запруды скрыли по просьбе потерпевшего-заказчика. Эту просьбу Кияшко передал сам генерал.
«Двое суток, – час назад наставлял Панкратов полковника в своём кабинете, – к Запруде не будет доступа. Москвичи не должны ничего знать». Но они каким-то образом узнали. Следовало что-то срочно придумать.
– Сведения ваши верны лишь отчасти…
– Мы требуем свидание с Запрудой.
«Уже требуем! Не много ли на себя берёшь, полковник».
– Сведения ваши верны лишь отчасти, – не дал себя сбить Кияшко. – Запруда находится в бессознательном состоянии. С ним работают врачи.
Полковник удивился бы, если бы узнал, насколько его фантазия соответствует действительности.
– Перестарались при задержании? – спросил Силовик.
– Перестарались, – Кияшко ухватился за эту подсказку.
Подопригора коротко и зло глянул на Силовика. Тот смутился, поняв, что допустил промах, но не понял – в чём конкретно он состоял.
– Пусть так, – настаивал Подопригора, – пусть без сознания, мы хотим взглянуть на него.
«Так. Требуются решительные меры».
– Это невозможно не при каких обстоятельствах. Если вы настаиваете, – Кияшко голосом выделил «настаиваете», – наше сотрудничество прекратится здесь и сейчас. Выбирайте.
Москвичи и местные офицеры сидели по разные стороны стола, как две враждующие армии, в любую минуту готовые наброситься друг на друга. И в этот момент, в момент высшего напряжения атмосферы, раздался стук в дверь.
– Входите! – крикнул Кияшко, пустив петуха.
Дверь отворилась, на пороге появились Феш и Федорчук.
– Опаздываете, мать вашу, – зло, но с облегчением бросил им Кияшко, обычно вежливый.
– Опаздываете, – эхом отозвался Подопригора.
– Чего идиотами на пороге стоите. Занимайте свои места и докладывайте.
Гюнтер удивился такому жесткому приёму. Ведь он предупреждал об опоздании.
Подопригора больше не возвращался к свиданию с Запрудой, Кияшко больше не затрагивал вопрос о прекращении сотрудничества.
Этот день прошел в напряженной работе и дал неплохие результаты. Захаров и Зинченко нашли гостиницу, где останавливалась троица. Кислицкую утром посетила мысль, что, возможно, они были на машине. Вскоре, силами других отделов, была найдена фирма, где Анастасия Запруда арендовала на неделю Опель 1998 года выпуска. ГАИ активно подключилось к поиску Опеля. Не прошло и двух часов, как он был найден на платной стоянке.
Было решено держать засады в гостинице и на стоянке. Завтра обратить особое внимание на риэлтерские конторы и на вокзалы. Фешу и Федорчуку было поручено продолжить кафе-ресторанные походы, ограничившись оперативным квадратом: проспект Кирова, проспект Пушкина, проспект Героев Сталинграда, улица Титова. В этом квадрате располагались гостиница, стоянка и кафе, где подозреваемых опознала любопытная официантка.
Домой Гюнтер приехал далеко за девять.
– Ужинать будешь? – встретила его на пороге мать, – боже! На тебе лица нет.
– А где же оно, – устало пошутил он, целуя маму в щеку.
– Не знаю. Наверное там, где ты пропадаешь целыми днями. Так ужинать будешь?
– Что-то не хочется, мам.
– Тебе обязательно надо поесть, – безапелляционно заявила Екатерина Васильевна, – мой руки и садись за стол.
Аппетит пришел во время еды, притом – волчий. Екатерина Васильевна с любовью и жалостью смотрела, как сын поглощает макароны и рубленую котлету.
– Помидор ешь, в нём витамины.
Гюнтер послушно съел помидор.
– Стоит ли эта работа тех нервов и, главное, тех денег, которые ты приносишь.
– Спасибо, мама, – Гюнтер салфеткой вытер губы, – очень вкусно. У тебя тоже не самая денежная профессия.
– Это другое, – убеждённо сказала Екатерина Васильевна, – я учу…
– А я ищу. Не начинай, мама. Мы уже давно договорились.
– Был бы жив твой папа, – голос её дрогнул. Она встала из-за стола, – чайник вскипел, тисточки в холодильнике. Уберешь со стола, помоешь посуду. Мне ещё контрольные проверять.
Гюнтер всё так и сделал. Потом в своей комнате он включил компьютер и застыл в задумчивости перед загоревшимся тусклым светом монитором.
Что-то было не так. В схему, если можно говорить о какой-либо схеме в этом странном деле, никак не укладывался Гришаев. Он был сам по себе, двое китайцев, отец и дочь Запруды были сами по себе. И всё же какая-то связь между ними существовала. Но вот какая.
Гюнтер взял со стола телефон, набрал номер своего учителя.
– Аркадий Аркадиевич, добрый вечер.
– А Гюнтер, – обрадовался Аркадий Аркадиевич, – здравствуй, здравствуй. Не забываешь старика.
– Аркадий Аркадиевич.
– Это я брюзжу, – засмеялся учитель. – Ты что-то хотел?
– Вот хотел напроситься к вам в гости.
– Приходи, Гюнтер. Ты же знаешь, я всегда тебе рад.
– Аркадий Аркадиевич, вам ничего не говорит имя Гришаев Николай Иванович.
Учитель несколько секунд молчал.
– Нет, не припомню. А в гости приходи, прямо сейчас. И захвати ту штуку, забыл, как она называется. Жду.
Гюнтер знал какую «штуку» нужно прихватить.
– Мама! – крикнул он с порога, – я пойду пройдусь перед сном.
– Иди, милый, пройдись, – оторвалась Екатерина Васильевна от тетрадок, – свежий воздух полезен.
Но Гюнтер этого уже не слышал. Он уже ступил за порог.
– Принёс? – открыв дверь, спросил Аркадий Аркадьевич, седой, крепкий мужчина лет шестидесяти.
– Да, принёс.
– Заходи. Ты пока проверь, а я чай организую. Ты какой будешь? – громко спросил Аркадий Аркадьевич, направляясь в кухню.
Гюнтер снял туфли и обул тапочки. Целый ряд их выстроился в прихожей.
– Зелёный, если можно.
– Можно и зелёный.
Придя на кухню, Гюнтер поставил на кухонный стол желтый пластиковый пакет.
– Я маленький тортик принёс.
Аркадий Аркадиевич Соловьев мельком глянул на пакет и повернулся к плите. Он зажег газ, водрузил чайник на огонь.
– Балуешь старика.
– Да какой же вы старик, Аркадий Аркадьевич.
– Иди, займись делом.
Четверть часа каждый занимался своим делом.
– Чай готов! – позвал Соловьев.
– Буду через минуту! – ответил Гюнтер.
Гюнтер появился в дверях.
– Всё чисто, Аркадий Аркадьевич. Ни одного жучка. Вы действительно думаете, что вас до сих пор наблюдают.
– Садись за стол, – Соловьев указал на табурет, – береженого бог бережет, как говорили монашка, надевая на свечку презерватив. Крутился тут один чужак сегодня. Невзрачный такой, неприметный, но у меня-то глаз намётанный.
– А как он выглядел?
Полковник Соловьев, уже два года как ушедший в отставку, описал чужака.
– Москвич, – сказал Гюнтер, – майор Орлов.
Соловьев, на правах хозяина положил, в тарелки по кусочку торта и налил чай в пузатые чашки.
– Что, аналитических способностей Кислицкой уже не хватает.
– Аркадий Аркадьевич, вы-то знаете какой она аналитик.
– Не скажи, Гюнтер, она умненькая девочка.
– Мне сегодня капитан Федорчук сказал, что все аналитики логически оформляют желания начальства.
– Глубокая мысль. Ну давай, рассказывай.
Гюнтер кратко рассказал обстоятельства дела, включая сегодняшний скандал, о котором ему поведал капитан Зинченко, а также высказал свои соображения и сомнения. Соловьев внимательно слушал. Лишь изредка перебивал его уточняющими вопросами. Когда Гюнтер закончил, Соловьев встал и подошел к окну.
– У тебя сигареты есть?
– Нет, – растерялся Гюнтер, – я же не курю.
– Действительно, забыл. Пойди, принеси из серванта сигареты, зажигалку и пепельницу.
Он закурил. С удовольствием затянулся, на секунду задержал дыхание и выпустил дым в ночное небо, набухающее дождём.
– То бросаю, то начинаю, казал он, ещё раз затянувшись, – от себя прячу. Ты прав, Гюнтер, всё сходится на Гришаеве. Это из-за него меня ушли из органов.
Гюнтер молчал. Соловьев раздавил окурок в пепельнице, стоящей на подоконнике, и вернулся к столу.
– Личность знаменитая этот Гришаев, он же Видив, он же Кощей.
– Кощей?
– Детская кличка. Три года назад к нам приезжала бригада Интерпола. Они пытались расколоть Гришаева.
– Интерпол! – удивился Феш, – что нужно было международной полиции от нашего бандита.
– Они искали суперхакера.
– Есть и такие? – поинтересовался Гюнтер.
– Был. Появился пять или шесть лет назад. Бомбил европейские, азиатские и американские банки и фонды, нахально оставляя ограбленным визитки. Подписывал свой грабёж то именем Эстер, то Раджа, то Фрида. Век обычного хакера недолог. Это только в кино они неуловимы. На самом деле их хватает на две-три акции. Потом их находят. Но не то с суперхакером. Лучшие специалисты, те же хакеры, ставшие под давлением обстоятельств коллаборационистами, не могли определить откуда он приходит и куда уносит награбленное. Так продолжалось пару лет. Дело взяла на себя международная полиция, и она пошла другим путём. Если невозможно определить движение, была посылка следователей, то, наверное, возможно найти состояние. Был составлен список персон, чьё состояние превышает сто миллионов швейцарских франков, а происхождение самого состояния – туманно.
– А как же тайна вкладов? – спросил Гюнтер.
– Я тебя умоляю, Гюнтер, – поморщился Соловьев, – ни один банкир не выдержит давление административного ресурса. Список получился немалый, но, при ближайшем рассмотрении, основой богатства большинства персон из списка явилось либо торговля оружием, либо наркотики, либо то и другое. Остались в списке двадцать восемь человек и наш Гришаев в их числе.
Лион связался с Киевом и в наш город прибыли три интерполовца. Помогать им поручили моему отделу. Забегая вперед, скажу: из всего списка Интерпол не смог расшифровать четырех человек. Двух в Африке, одного в Иране и Гришаева, в как бы цивилизованной Украине.
 Самого начала ощущалось мягкое противодействие следствию. Ты знаешь, как это бывает: справки задерживают, людей забирают, прочие административные штучки. Через пару месяцев начальник областного управления мне прямо заявил, чтобы я прекратил помогать фашистам. Один из интерполовцев был немец, – уловил Соловьев недоуменный взгляд Гюнтера, – второй итальянец и третий австриец. И он прозрачно намекнул, что моё понимание будет вознаграждено. Я вспылил, отказался, а месяц спустя пришел приказ из Киева: меня переводят на преподавательскую работу.
– А интерполовцы?
– Через две недели после приказа они уехали, не солоно хлебавши. Уехали, после того, как Ганса и Фридриха избили на улице хулиганы. При всём при том, что Ганс в молодости занимался боксом, а Фридрих увлекался восточными единоборствами. Я им посоветовал уезжать.
– Так они ничего не нашли? – спросил Гюнтер.
Чай давно остыл, тортики почти нетронутые засыхали на тарелках. Аркадий Аркадьевич отхлебнул глоток чая и закурил вторую сигарету, переместив пепельницу с подоконника на стол.
– Очень немного. Удалось установить связь с шестью персонами: братья близнецы Семинюки, Владимир Юрьевич и Максим Юрьевич; Антонина Петровна Павлова; супружеская чета Коротковых, Вадим Алексеевич и Лидия Григорьевна; Светлана Анатольевна Зозуля. Гришаев им регулярно перечислял большие суммы. Интерполовцы и я, никого больше не ставя в известность, – я в это время уже был на преподавательской работе, – решили сосредоточиться на последних трёх, потому что к первым трём подобраться не было никакой возможности. К Коротковым поехали Ганс и Фридрих. Ганс в совершенстве владеет русским. Он родился и до восемнадцати лет жил в России. Разговор не получился. Лидия, как только услышала фамилию Гришаева, потребовала убираться, иначе она спустит собак. Вечером того же дня на них напали хулиганы.
Зозулей занимался я. Она была зажата, но обещала на следующей встрече рассказать что-то интересное о Гришаеве. На эту встречу Зозуля не пришла. Она умерла от передозировки героина.
– Она была наркоманка?
Соловьев пожал плечами.
– Вскрытие проводилось в Киеве. Почему, как ты понимаешь, мне не объяснили. Моё мнение: она баловалась, но не более. У Зозули осталась бабушка. Родители её погибли в автомобильной катастрофе, когда она была ещё маленькой. Я пытался встретиться с Антониной Викторовной, но возле неё постоянно крутились крепкие ребята из бригады Змея.
Собеседники долго молчали.
– А суперхакер, – спросил Гюнтер, – его нашли?
– Представь себе, – улыбнулся Соловьев, – он исчез. Весной я был по приглашению Ганса в Германии. Он мне рассказал, что уже два года от суперхакера ни слуху, ни духу.
– Возможно, это подтверждает версию, что Гришаев – суперхакер.
– Возможно, подтверждает. Возможно, суперхакер африканец или иранец, возможно также, что кто-то совсем другой. По некоторым признакам Ганс считает, что он переключился на биржу. Безопасней и трудней отследить.
Прощаясь, Соловьев крепко обнял Гюнтера.
– Будь осторожен, мой мальчик, не влезай ты в это дерьмо. Пообещай мне.
– Спасибо, Аркадий Аркадьевич, я буду осторожен.