Дж. Уайли История протестантизма Книга десятая

      Возникновение и установление протестантизма в Швеции и Дании.



                Глава 1

Причины, повлиявшие на принятие или непринятия протестантизма в разных странах.

Германия – Причины, расположившие ее к новому движению. – Центральное положение – Вольные города. – Трезвость и нравственность людей. – Швейцария – Швейцарцы – Отважные – Любящие свободу. – Новые права. – Одни принимают, другие отвергают. – Франция – Ее величие – Протестантизм Франции прославлен ее мучениками. – Возмездие – Богемия и Венгрия. – Протестантизм процветает там. – Свержение австрийского господства. – Голландия – Небольшая страна. – Героизм – Голландия возвеличивается в борьбе. – Бельгия – Начинает хорошо. – Слабеет – Сгибается под двойным игом религиозного и светского деспотизма.

То, о чем мы уже рассказали, является только началом великой трагедии в некоторых странах христианского мира. Протестантизму было предназначено появиться у ворот всех европейских королевств. Туда мы должны проследовать и описать достигнутые им победы в одних странах и поражения в других. Но давайте сначала посмотрим на разные страны относительно положения их народов и их готовности к великому духовному движению, которое готово было войти на их территорию. Это позволит нам многое понять в последующих событиях. В начальных главах мы подведем итог нравственным революциям с народной славой в одних случаях и врагами народа в других, исторический отчет о которых займет следующие страницы.

В некоторых странах протестантизм уверенно продвигался и, наконец, укреплялся, принеся расцвет ремесел и благословения независимого и стабильного правления. В другие, увы, он не смог войти и принести результаты. Хотя тысячи мучеников умерли, чтобы открыть ему путь, он был вынужден отступить перед огромным количеством костров и эшафотов, оставив преграду из этих невезучих стран, например, таких как Франция и Испания, которые  в будущем должны быть насильно открыты более грубыми способами. К воротам, в которые тщетно стучалась реформация шестнадцатого века, подошла революция восемнадцатого века в буре военных кровавых бунтов.
Во время глубокой ночи, покрывавшей всю Европу в течение много веков, на горизонте с интервалами появлялись светильники. Они были посланы для некоторого утешения тем, кто ждал рассвета, и дать людям уверенность в том, что на землю не спустилась «вечная ночь», как говорят язычники. В середине четырнадцатого века в Англии появился Уиклифф; и почти сто лет спустя восстали Гус и Иероним. Эти благословенные светильники, вестники утра, нет, само утро, несколько утешили людей, но день все еще был черным как смоль. Прошло столетие, и небо над Германией стало проясняться, а равнины Германии сиять новым светом. Пробивается ли день, или это обманчивое сияние, за которым последует еще одно столетие мрака? Нет, время тьмы прошло, последовал приказ воротам открыться, и свету засверкать в полную силу.
И место, и час были благоприятны для появления Реформатора. Германия занимала относительно центральное положение. Через нее проходили основные пути сообщения. Ее иногда посещали императоры, имперские сеймы часто проводились там, что приводило туда толпы правителей, философов и книжников, и привлекало взоры многих других, кто не мог присутствовать лично. Там было много вольных городов, в которых процветали ремесла и гражданские права.
В тот момент другие страны были менее выгодно расположены. Франция посвятила себя оружию, Испания замолчала в гордыне, и более того, в фанатизме, который еще более возрос с появлением на ее земле противоборствующей религии, а именно, ислама, который захватил самые лучшие провинции и поместил свои символы на стенах самых гордых ее городов. Италия, охраняемая Альпами, утопала в неге. Англия была отделена морем от остальной Европы. Германия была страной, которая в основном отвечала требованиям, предъявлявшимся к месту предназначенному быть второй колыбелью этого движения. По взаимному пониманию, настроениям и поведению Германия была более экуменической, чем другие страны,   она была более христианской страной, и сверх того, связующим звеном между Азией и Европой, так как торговля между двумя полушариями проходила через нее, хотя не так, как раньше, потому что изобретение морского компаса открыло новые торговые и навигационные пути.
Если учесть характер народа, то на континенте не было более подходящей нации для принятия этого движения и следования ему. Немцы, в некоторой степени, избежали аскетизма, который ослабил интеллект, и пороков, огрубивших поведение южных народов. Они в значительной степени сохранили простоту жизни, которая благоприятно отличала их предков, они были экономны, трудолюбивы и разумны. Многие причины посеяли среди них семена будущей свободы, и первые ее ростки можно видеть в вопросах, которые они начали задавать себе, почему надо заимствовать мнения из-за Альп, где люди были не лучше, не смелее и не умнее их. Они не могли понять, почему правильная вера могла произрастать на только итальянской земле. Именно здесь было место, отмеченное несколькими признаками, и где движение, чьи силы волновались под поверхностью многих стран, проявилось более всего. Распри и гражданские беспорядки, гул которых уводил немцев в сторону в течение нескольких столетий, сейчас стихли, чтобы как будто дать возможность лучше услышать голос, готовый обратиться к ним,  и слушать его более почтительно.
От равнин Германии обратимся к горам Швейцарии. Швейцарцы знали, как терпеть лишения, встречать опасности и умирать за свободу. Этими чертами характера они, в значительной степени, были обязаны природным условиям своей земли, величию гор и сильным, честолюбивым, соседним княжествам, которые вынуждали их изучать не такое мирное ремесло, как присмотр за стадами, и часто давали им возможность показать мужество в более жестких схватках, чем в борьбе с лавинами и бурями в горах. То Франция, то Австрия пытались завладеть страной, и ее отважным сынам приходилось отстаивать право на независимость во многих кровопролитных сражениях. Сейчас Швейцарии предлагалась высшая свобода по сравнению с той, за которую сражался Телль или проливали кровь патриоты св.Иакова и Муртена. Примут ли они ее? Для достижения этой свободы им нужно сбросить иго Рима, как они уже сбросили австрийское иго. Казалось, что для этой страны была предназначена счастливая судьба. Прежде чем в Швейцарии стало известно имя Лютера, уже появилось протестантское движение; при Цвингли, взгляды которого по некоторым вопросам были яснее, чем у Лютера, протестантизм какое-то время быстро развивался. Но место действия в данном случае было не таким видным, борец не таким сильным, и движение не набрало такую силу как в Германии. Мышление швейцарцев подобно швейцарской земле разрознено и раздроблено, и не всегда схватывает весь предмет целиком, и не собирает в один нерушимый поток все настроения и действия народа. Возникли разделения, воинственные лесные кантоны встали на сторону Рима; оружия встретились, и первый этап движения закончился со смертью его вождя на роковом поле Каппель. Более сильный борец должен был возобновить сражение, проигранное при Цвингли; но этот борец пока не появился. Несчастье, которое случилось с движением в Швейцарии, приостановило его, но не уничтожило. Свет нового дня продолжал освещать берега ее озер и города ее равнин, но тьма не полностью исчезла из глубоких, отдаленных долин, над которыми нависают ледники и снега могучих Оберландских Альп. Пять лесных кантонов вели блестящую кампанию против Австрии, но им не принадлежала честь ведения второй, более великой борьбы. Они мужественно боролись за политическую свободу, но не знали свободу, являвшуюся оплотом для всех людей.
Во Францию протестантизм пришел утром шестнадцатого века и потребовал: «Открой, чтоб мне войти». Но Франция была слишком прекрасной страной, чтобы обратиться к протестантизму. Если бы это великое королевство приняло реформацию, то же столетие, которое явилось бы свидетелем ее рождения, стало бы свидетелем ее победы; но, какой ценой эта победа была бы завоевана! Победа была бы приписана силе, знаниям и духу Франции, а духовное значение победы было бы неясно, и даже совсем скрыто. В планы Автора протестантизма не входило заимствование плотского оружия правителей или мудрости разных школ, Он не намеревался стать должником человека. Предстоял высший путь. Планы армий должны быть нарушены, слава философии померкнуть, попрана надменность власти, но сам он должен был пострадать до крови, но идти вперед, неся кровоточившие раны как знаки отличия и «запачканную одежду» как почетные ризы. Поэтому Франция, несмотря на то, что там движение рано проявило себя, и неоднократно привлекало на свою сторону интеллект, гений и праведность французов, никогда не стала протестантской. Государство все время оставалось католическим (так как короткий период двусмысленной политики Генриха IV не является исключением), но наказание, и до сих пор не полностью осуществленное, было ужасным. Кровопролитные войны в течение столетия, разрушение устоев, промышленности, патриотизма, неожиданное и ужасное падение монархии среди революционных бурь были ценой, которую Франции пришлось заплатить за роковой выбор, сделанный ей в решающий период судьбы.
Обратимся на восток к Богемии и Венгрии. Когда-то они были крупными центрами протестантизма, их положение в этом отношении обуславливалось героизмом Гуса и Иеронима Пражского. В городах и сельских районах появлялись святилища протестантской веры, в которых пасторы святой жизни и, наставленные в учении, служили появлявшимся общинам. Но эти страны находились слишком близко от Австрийской империи, чтобы их оставили в покое. Как самум проходит по равнине, спалив своим горячим дыханием ее цветы и зелень, оставив после себя пространство сухих трав, так прошел и австрийский фанатизм по Богемии и Венгрии. В этих странах протестантизм был полностью уничтожен. Их сыновья умирали на полях сражений и погибали эшафотах. Безмолвные города, невозделанные поля, руины церквей и домов, недавние прибежища преуспевающего, трудолюбивого и порядочного населения, свидетельствовали о глубоком и безжалостном характере того рвения, которое превратило эти районы в черные и безмолвные пустынные пространства, чтобы они  не стали протестантскими. Документы об этих гонениях долгое время были закрыты в имперских архивах; но гробница была открыта, и сейчас все могут прочитать о преступлениях, приписанных австрийским судом протестантским подданным, и предательстве, которым он старался прикрыть эти преступления; подробности этих событий будут изложены на  следующих печальных страницах.
Еще одно место действия протестантизма должно немного задержать наше внимание. Территория, к которой мы сейчас обращаемся, небольшая, и была также малоизвестна, как и мала, пока не пришла реформация и не окружила ее ореолом, чтобы показать, что нет ни одной маленькой страны, которую бы могло прославить великое учение. В устье Рейна находится маленькая Батавия. Франция и Испания думали и отзывались с презрением об этой стране, как и о других странах. Болотистая низменность, отвоеванная у моря неустанным трудом голландцев и защищаемая земляными дамбами, ни в коей мере не могла сравниться с их величественными королевствами. Ее трясины и влажный климат соответствовали непоэтическому народу, чьим обиталищем она была. Ни один луч истории не освещал ее прошлое, ни одно благородное ремесло или рыцарский подвиг не характеризовал ее настоящее. Однако эта презренная страна заставила удивиться Францию и Испанию. Подобно тому, когда малозаметная вершина, тронутая лучами солнца, вспыхивает ярким светом, и бывает видна всем королевствам, так и Голландия в это великое утро, освещенная факелом протестантизма, вспыхнула во славе, привлекшей взоры всей Европы. Казалось, что нечто большее, чем романская энергия, было неожиданно привито флегматичным батавам. На новой земле совершались военные подвиги за дело веры и свободы, которые не могут превзойти подвиги, записанные в хрониках Италии, и которым мало есть равных. Христианский мир в этот критический период истории многим обязан преданности и героизму этой маленькой страны. Если бы не Голландия, великая борьба шестнадцатого века не достигла бы такого результата; и надвигавшаяся волна римского и испанского господства могла быть не остановлена и не повернута назад.
Голландия получила награду. Дисциплинированная ужасной борьбой, она стала страной воинов, государственных мужей и ученых. Она основала университеты, которые стали светильниками христианского мира в последующие века; она развила торговлю, охватившую оба полушария; ее политическое влияние было известно во всех кабинетах Европы. Как значение Голландии росло с протестантизмом, так оно падало с его ослаблением. За днем силы быстро наступил упадок; но спустя долгое время протестантизм вновь стал возвращаться, и с ним вернулось благополучие, процветание и влиятельность лучших дней.
Переходим границу и попадаем в Бельгию. Бельгийцы начали хорошо. Они видели легионы испанцев, которые иногда побеждали своей предполагаемой непобедимостью прежде нанесения удара, и которые выдвинули предложение в качестве альтернативы предать им свой разум и жизни. Они взялись за оружие, чтобы сражаться за древние права и новую веру, за поля, которые их искусный труд превратил в цветущий сад, за города, которые были искусно украшены  и полны чудес. Но нидерландцы сдали в день битвы. Битва, правда, была тяжелой, но скорее для голландцев, чем для бельгийцев. Но пока первые держались до конца, становясь еще более решительными по мере усиления бури, и с трудом пришли через море крови к свободе, последние испугались, ослабли в пути и бесславно преклонились под двойное иго Филиппа и Рима.










                Глава 2

    
                Судьба протестантизма к югу от Альп.


Италия – Последует ли Италия за Готами? – Камень преткновения – гордость за прошлое. – Испания – Влияние ислама – Это усиливает фанатизм испанцев. – Протестантизм должен прославиться в Испании мучениками. – Подготовка к общему триумфу. – Англия – Уиклифф – Начинается новое время – Краткий обзор развития от Уиклиффа до Генриха VIII. – Характер короля. – Его ссора с Папой. – Протестантизм торжествует. – Шотландия.


Протестантизм перешел через Альпы и попытался собрать под свои знамена исторические народы Италии и Испании. К трудностям, которые он встречал везде, на новом поле добавились другие необычные трудности. Ослабленные праздностью и чувственностью, итальянцы могли слушать только мягкие ритмы, видеть только эстетические церемонии, их сердца были чувственны и сентиментальны. Справедливо ее великий поэт Тассо, говоря о родной Италии, называл ее:
«И эта горькая земля Египта
Кишела идолов чудовищными толпами».
Другой ее поэт Джидициони призывал ее стряхнуть с себя порочную и постыдную апатию, но тщетно:
«Погребена в сон праздности глубокий
Уж много лет, проснулась, наконец, от сна,
Отчизна в рабстве из-за глупости была».
Новая вера, требовавшая уважение итальянцев, мало гармонировала с уже устоявшимися вкусами и нежно лелеянными пристрастиями. Строгая по своим нравственным принципам, трудная для понимания по своему учению, простая и духовная по своему богослужению, она казалась холодной, как и страна, откуда она пришла – корень из сухой земли, без формы и красоты. Ее гордыня была оскорблена. Должна ли Италия последовать Готам? Должна ли она отказаться от веры, данной ей с ранних времен, запечатленной многими апостольскими именами, подтвержденной многими соборами, и вместо этого благоговейного поклонения принять религию, рожденную только вчера в лесах Германии? Ей придется забыть свое прошлое, прежде чем стать протестанткой. То, что новый день должен забрезжить на севере, казалось ей также неестественным, как и то, что солнце, изменив свой ход, взойдет в той части неба, в которой оно обычно садиться.
Нигде христианство не вело более тяжелой борьбы, чем в Иерусалиме среди иудеев, потомков патриархов. У них был престол Моисея, и они не хотели слушать Того, Кто был выше Моисея; у них был престол Давида, к которому, хотя он и пал, они продолжали припадать, и они отвергали скипетр Того, Кто был Сыном Давида и Господом. Также и у итальянцев было два сокровища, которые в их глазах были ценнее, чем сотня реформаций. У них была столица мира и престол св.Петра. Это было драгоценным наследием, которое прошлое завещало им, свидетельствовавшим об апостольской преемственности, и дававшим, как они считали, неопровержимые доказательства того, что Божественное провидение поместило среди них источник Истины и седалище всемирного духовного господства. Стать протестантской значило для нее отказаться от права по рождению. Итак, держась за эти пустые символы, они упустили суть. Италия предпочла Папу Евангелию.
Когда переходим через Пиренеи и попадаем в Испанию, мы видим людей, которые скорее всего, как можно предположить, оказали бы протестантизму радушный прием. Серьезные, искренние, с чувством собственного достоинства и естественно религиозные испанцы обладают многими хорошими чертами характера. Для Италии тех дней характерным было удовольствие, для Испании, можно сказать, страсть и приключения. Любовь и пение наполняли Италию,  подвиги странствующих рыцарей вызывали восторг в Испании. К несчастью, недавние политические события лишали возможности испанский разум прислушаться к учению протестантизма, и сделали отстаивание старой веры делом чести этого народа. Неверные сарацины вторглись в страну, отняли Андалузию, сад Испании, и в самых прекрасных ее городах мечети заменили соборы, и поклонение Мухаммеду заменило поклонение Христу. Такое унижение только разожгло религиозный пыл испанцев. Ненависть, которую они испытывали к полумесяцу, распространялась и на все чужеземные веры. Все виды поклонения, кроме их собственного, ассоциировались у них с оккупацией чужим народом и господством чужого ига. Они только что прогнали сарацин из страны, и сорвали знамя их пророка со стен Гренады; но они чувствовали бы себя предателями символа, под которым они победили, если бы они отказались от веры, в доказательство которой войска неверных, и очистили землю от мусульманской нечести.
Другим неблагоприятным обстоятельством для принятия Испанией протестантизма было ее географическое положение. Испанцы были более удалены от папского седалища, чем итальянцы; и их почитание римского престола находилось в пропорции от расстояния. Они наблюдали за действиями Папы через ореол, который придавал им некоторое очарование. Беспорядочность жизни Пап и скандалы римской курии были, несомненно, не так хорошо известны им, как римлянам, но даже если и так, они не затрагивали их в той же мере, как жителей Италии. Кроме того, испанцы в то время углубились в другие дела. Если Италия зациклилась на своем прошлом, то Испания не в меньшей степени увлеклась прекрасным будущем, открывавшимся перед ней. Открытие Колумбом Америки,  не менее прекрасные территории, которые смелость других мореплавателей и исследователей подчинила ее скипетру на востоке, огромные богатства, которые стекались к ней из этих колоний, ужас ее оружия, блеск ее имени, все способствовало ослеплению Испании, и возбудило в ней вражду к новому движению. Почему бы не отдать все силы развитию многих источников политической власти и материального благополучия, открывшиеся ей? Зачем отвлекаться, занимаясь богословскими спорами и пустыми теориями? Зачем оставлять веру, при которой она стала великой и станет еще более великой? Протестантизм может быть и истинен, но у Испании нет времени, и еще менее желания исследовать истину. Внешние признаки были против него, неужели немецкие монахи знали больше, чем ее образованные священники, неужели блестящие мысли могли появиться в уединении северных келий или мрака северных лесов?
Испанский разум в шестнадцатом веке не проявил ни малейшей склонности к учению протестантизма. Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, на которые мы ссылались, в Испании все-таки были последователи реформации. Хотя группа людей, обращенных в протестантскую веру, была небольшой, но ей не было равной. Имена людей, известных своим положением, ученостью и талантами, составляют список испанских протестантов. Многие богатые горожане также обратились в эту веру; и если бы трон и священство, оба сильные, не объединились, чтобы сохранить католицизм, то протестантизм победил. Это могло бы произойти за одно десятилетие. Реформация перешла через Пиренеи, но не одержала победу. Испания, как и Франция, была слишком сильной и богатой страной, чтобы стать протестантской с безопасностью для протестантизма. Ее обращение на этой стадии могло быть пагубным для учения, победа движения могла стать его гибелью, так как не существует более верного правила, чем то, что если духовное дело побеждает с помощью материальных и политических средств, оно побеждает за счет своего существования. Протестантизм попал в Испанию, чтобы прославиться через мучеников. Ему предназначено было показать силу не при дворах Альгамбры и Эскуриаля, а на горящих площадях Мадрида и Севильи.  Таким образом, в Испании дело протестантизма шестнадцатого века было порождением нравственных сил, которые, будучи бессмертными, распространились и развивались бы из века в век, пока, наконец, дело протестантизма не приобрело независимость.
Осталось рассказать еще об одной стране.
«…отгороженный водами океана
Со всех сторон незыблемый оплот,
Он независим от заморских планов»,
У Англии почти во всех случаях был выбор, пристать к движениям и борьбе, которые вели вокруг нее народы, или отделиться от них и встать в стороне. Прием, который она могла оказать протестантизму, определялся, как можно предвидеть, в бо;льшей степени отечественными соображениями и действиями, чем в тех странах, которые мы уже рассмотрели. Божественное провидение отвело этой стране видное место в драме протестантизма. Задолго до шестнадцатого века оно дало залог той роли, которую страна должна сыграть в грядущем движении. Истинно, первой из всех стран, вставших на путь реформации, была Англия.
Когда приблизилось время Господу, который вознесся в далекой стране четырнадцать веков назад, придти и призвать рабов Своих дать отчет прежде, чем они войдут в царство, Он послал перед Собой предтечу, чтобы подготовить людей к приходу «дня великого и ужасного». Этим предтечей был Джон Уиклифф. Уиклифф во многом очень напоминал Илью из Ветхого Завета и Иоанна Крестителя из Нового Завета, его особенность была в том, что он был пророком нового времени, которое должно сопровождаться сильными потрясениями и революциями. В меньшей степени мы прослеживаем сходство Уиклиффа с людьми, которые в ранние века выполняли служение подобное тому, какое исполнял он в новое время. Все трое одинаково неожиданно появлялись. Спустившись с гор Галаад, Илья сразу оказывается в центре Израиля как посланник Всевышнего, и обращается ко всем с призывом: «Вернитесь». Из Иудейской пустыни, где он обитал до «явления Израилю», Иоанн приходит к иудеям, погрязшим в традиционализме и фарисейских законах, и говорит: «Покайтесь». Из тьмы средневековья без предупреждения Уиклифф обрушивается на людей четырнадцатого века, занятых схоластическими тонкостями и погрязших в обрядовости, и обращается к ним с призывом: «Реформируйтесь». «Покайтесь – сказал он – так как наступает время дать отчет.  Идущий за мною сильнее меня. Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым».
Даже по своей наружности Уиклифф напоминает библейские персонажи. Кажется, что Илья и Иоанн креститель стоят перед нами. Прямая и аскетическая фигура, пронзительный взгляд и строгое выражение лица, одетый в длинную черную мантию, подпоясанный, подобно человеку, носящему одежду из верблюжьей шерсти и кожаный пояс на чреслах, пищей которого были акриды и дикий мед!
Как были похожи черты характера этих троих людей! Уиклифф обладает отличительной индивидуальностью. Ни один из отцов ранней церкви не похож в точности на него. Нам надо вернуться в дни Ильи и Иоанна Крестителя, чтобы найти подобного ему.  Строгий, неподкупный, непреклонный, бесстрашный. Его время было невероятно испорченным, но на нем нет и пятнышка. Он появляется среди людей, но не смешивается с ними. Один, без товарищей и соратников, он трудится в одиночку. В руке е него топор, приговор вынесен каждому худому дереву, и он пришел срубить его.
Несомненно, Уиклифф был началом нового времени. Его появление отметило конец темной эпохи и начало эпохи реформации. Также как Иоанн стоял на границе Ветхого и Нового Завета, так и появление Уиклиффа отмечало подобную границу. До него были времена невежества и суеверий, а после него день знаний и истины. До Уиклиффа один век сменял другой в непрерывной стагнации. Годы шли, а мир стоял. Системы, которые восходили к власти, продолжали царствовать, а народы пребывали во сне в своих оковах. Но со времен Уиклиффа мир начал двигаться вперед по пути прогресса без остановки. Его служение было началом серии великих событий, которые чередовались в быстрой последовательности, и каждое из которых принесло огромный прогресс обществу. Как только Уиклифф произнес первое предложение живой истины, то, как будто семя жизни, искра пламени были брошены в мир, так как мгновенно все пришло в движение в каждой области, и это регенерирующие движение, которому он дал первый толчок, мгновенно перешло на высшую платформу шестнадцатого века. Войны и науки, честолюбие правителей и кровь мучеников проложили ему дорогу к развитию при Лютере и Кальвине.
Когда родился Уиклифф, папство только что вышло из зенита. Его наивысшая слава длилась два века, от вступления на престол Григория VII (1073г.) до смерти Бонифация VIII (1303 г.). Этот период, включавший безмятежные дни Иннокентия III, отмечает эпоху высшего господства, время незаходящего блеска, отведенного Папам. Но как только Уиклифф стал проповедовать, последовал упадок папской славы, который ни соборы, ни курия не могли с тех пор остановить. И как только английский реформатор смело выступил перед миром, как противник римской церкви, несчастье за несчастьем стали сыпаться на папство, как будто торопясь ослабить и разрушить власть, стоявшую между миром и новым временем.
Давайте уделим одну минуту рассмотрению несчастий, случившихся с Римом, и служивших освобождению народов. На протяжение трех веков мы наблюдаем постоянный и систематический прогресс, где наблюдатель за чередой событий не сумел разглядеть ничего, кроме беспорядков и волнений. Сначала начался раскол среди Пап. Какую огромную потерю политического влияния и морального престижа принес раскол папству говорить не стоит. Затем последовало низложение нескольких Пап соборами в Пизе и Констанце на основание того, что они были отъявленными злодеями, оставив мир удивляться опрометчивости людей, которые могли свергнуть своего идола и открыто чернить святость, которую они почитали такой же безупречной, как святость Самого Бога.
Затем последовали войны, которые велись очень часто и яростно между соборами и Папами за обладание непогрешимостью. Непосредственный результат этой борьбы, которая должна была лишить Пап их сверхъестественной привилегии и отдать ее на время собору, был менее важен, чем вопросы, которые он вызвал в умах думающих людей.  Насколько было мудро вверять себя руководству непогрешимости, которая не могла определить свое место и рот, через который она будет говорить. После этого последовали крайне неудачные кампании в Богемии. Бесплодные войны дали немецкой знати в первый раз ощутить горечь служения Риму. Этот опыт охладил ее пыл в этом деле, и помог проложить дорогу бескровному выходу лютеранской реформации на сцену спустя столетие.
Закончились кампании в Богемии, но цепь событий, несших бедствия Риму, продолжалась. Начались войны между Англией и Францией. Они принесли новые несчастья папству. Цвет французской знати погиб на поле сражения, власть трона укрепилась, и, как следствие, влияние священства на Францию через баронов ослабло. Дальше больше. Из достойной порицания попытки Англии подчинить Францию, к которой Генриха V провоцировал папский примат тех дней, как мы уже показали, вышла война Белой и Красной Розы. Она нанесла еще один тяжелый удар по папской власти в нашей стране. На многих кровавых полях сражения погибла почти вся английская знать, и трон, занятый домом Тюдоров, стал единственной властью в стране. И снова, как и во Франции, папское священство было в основном лишено власти, которую они имели при слабости трона и разных группировках знати.
Таким образом, быстрым и непрерывным был ход событий со времен Уиклиффа. Не было случая, который не помог бы нахождению места в этом мире для деятельности Реформатора. Мы видим, как вершины человеческого владычества понижаются для того, что дать дорогу колеснице протестантизма. Если в  начале нашей эры была только одна власть в христианском мире, то есть папская, то к концу ее поднялись три трона, которые совместными усилиями держали тиару под контролем, и чья собственная бдительность и честолюбие сделали их прикрытием для движения, с которым была связана религия и права народов.
Римская церковь долгое время устанавливала свое правосудие в нашей стране, но мгновенно ее правосудие стало невостребованным. Правда, один из наших королей отдал страну с руки Папы, но эта сделка не усилила влияние Папы на нас. Она оставила после себя мучительное чувство стыда, которое укрепило сопротивление народа папским требованиям в дальнейшем. Со времени короля Иоанна постоянно росло сопротивление юрисдикции римской церкви; надменным требованиям ее легатов не поддавались, лишь иногда платили ей подати. Таковы были благоприятные симптомы того, что в будущем, когда свет будет ярче, английский народ обретет свободу.
Но когда этот день настал, этим надеждам, казалось, суждено было разбиться о характер человека, взошедшего на трон. Генрих VIII обладал характером, которым делал его способным помощником, но и грозным противником. Упрямый, властный, нетерпимый к возражениям и не редко встречавший гневом почтительные увещевания; он был неразборчивым в средствах в той же мере, как и энергичным в поддержке того дела, которому отдавался. Он самодовольно хвалился не своими богословскими познаниями, а искусством управлять государством, и считал, что когда говорит король, и особенно тот, который является одновременно великим богословом и великим правителем, спор должен прекратиться. К несчастью, Генрих VIII принял участие в споре, потрясшим христианский мир. Он принял стороны Папы против Лютера. Казалось, что решение короля должно было нанести смертельный удар по делу протестантизма в Англии.
Однако причины, угрожавшие его уничтожению, в руках Божий явились средством для его продвижения.  Генрих поссорился с Папой, и в гневе против Клемента забыл о Лютере. Менее страстный и менее вспыльчивый монарх смог бы избежать в тот момент разрыва в отношениях, но гордый и твердолобый Генрих не был способен на компромисс. Ссора произошла как раз вовремя, чтобы помешать союзу трона и духовенства с целью его уничтожения. Политическое оружие внушало опасения римской церкви, когда ее рука готова была опуститься с сокрушительной силой на протестантов. Пока король и Папа спорили, пришла Библия, и стало проповедоваться Евангелие, приносящее «мир на землю», и, таким образом, Англия перешла на сторону реформации.
Мы должны взглянуть на северную область острова. Шотландия в то время не была социально и политически так удачно расположена, как Англия. Нигде власть римского священства не была такой сильной, как там. Как светская, так и духовная власть была в руках священников. Сильные бароны, подобно маленьким царькам, разделили страну на сатрапии; они воевали в свое удовольствие, принуждали подчиняться, взыскивали подати без особого внимания к трону, который они презирали, и правам людей, которых угнетали. Только в городах Лоуленда независимость сохраняла шаткое положение. Феодализм процветал в Шотландии спустя долгое время после того, как его основы пошатнулись и его система была полностью уничтожена в других странах Европы. Нищета в стране была ужасной, так как земля была неплодородной, а земледелие негодным. Торговля прошлых лет прекратилась из-за беспорядков в королевстве; науки и искусство, проливавшие свет на страну несколько столетий назад, исчезли среди грубости и невежества того времени. Эти большие помехи угрожали входу протестантизма в страну.
Но Бог открыл путь. Тайно ввозились книги, переведенного на английский язык Писания, и, таким образом, семена были посеяны. Также власть феодальной верхушки была ослаблена сражением при Флоддене и ужасным поражением при Солуэй. Власть дискредитировала себя казнями мучеников Миля и Уисхарта. А сторонники Марии Стюарт в меньшинстве покинули королевство без своей главы, и когда Джон Нокс приехал туда, то во всей Шотландии не было ни одного барона или священника, которые бы посмели арестовать или сжечь его. Его голос звучал подобно трубе по всей стране. Города и графства Лоуленда откликнулись на его призыв; светская юрисдикция папства была отменена парламентом; ее духовная власть пала перед проповедью «благой вести», таким образом, Шотландия оказалась в первых рядах протестантских стран.



                Глава 3

               
                Появление протестантизма в Швеции.


Влияние Германии на Швецию и Данию. – Насаждение христианства в Швеции. – Миссионерская церковь к одиннадцатому веку. – Организована Римом в двенадцатом веке. – Богатство и власть духовенства. – Несчастья в королевстве. – Арчибальд – Индульгенции – Кристиан II Датский – Постановление, принятое в Кальмаре. – Кристиан II подчиняет шведов. – Жестокость – Он изгнан. – Густав Васа –Олаф и Ларс Петри – Они начинают изучать доктрины Лютера. – Они переводят Библию. – Перевод, предложенный священниками. – Потребовали устранение протестантского перевода. – Король отказал. – Договорились о проведении диспута.

Было бы странно, если три королевства, Дании, Швеции и Норвегии, лежащие на границе с Германией, не приняли бы участие в великом движение, глубоко потрясшим их сильного соседа. Многое связывало скандинавские и германские народы и сформировало для них почти одинаковую судьбу. Они вышли из одного и того же  тевтонского корня, они торговали друг с другом. Немало немцев рассеялись по всей Скандинавии, и когда школа Виттенберга стала известной, скандинавская молодежь отправилась туда, чтобы почерпнуть новые знания и сесть у ног знаменитого богослова Саксонии. Эти связи стали каналами, по которым реформаторские взгляды попали в Швецию и родственные страны, Данию и Норвегию. Свет ушел от утонченных народов Италии и Испании, из стран, где были центры науки и искусств, военного дела и рыцарства, чтобы согреть своим благодатным светом дружелюбные берега морозного Севера.
На минуту вернемся к первоначальному насаждению Евангелия в Швеции. Здесь, хотя рассвет наступил рано, день задержался надолго. В 829 году Ансгар, апостол Севера, вступил на берег Швеции, принеся с собой Евангелие. Он продолжал до самой смерти следить за посеянным им семенем и способствовал его росту, трудясь упорно. После него поднялись другие, и пошли по его следам. Но времена были варварские, средств для распространения света было мало, на протяжении 400 лет христианству приходилось вести опасную борьбу с языческой тьмой. Согласно Адаму из Бремена церковь Швеции была все еще миссионерской  в конце одиннадцатого века. У людей не было постоянных пасторов, их учили люди, ездившие по стране с разрешения короля, обращая людей в веру и раздавая причастие тем, кто уже принял христианскую веру.  Не раньше двенадцатого века мы видим отдельные общины Швеции, собранные в организованную церковь и находившуюся в общении с церковными организациями Запада. Но это была только прелюдия покорения ее великим завоевателем. Простирая свои завоевания за пределы Туле языческого Рима, Папа простер свой скипетр на вновь образованные общины, и в середине двенадцатого века консолидация шведской церкви была закончена и соединена обычными связями с папским престолом.
С этого часа у шведской церкви не было никаких преимуществ от своей организации. Мощная система на Семи Холмах, скромным членом которой она стала, была отличной хозяйкой по части организации. Церковный устав обязал Швецию иметь архиепископскую курию в Упсале и шесть епископских диоцезов в Линчёпинге, Скаре, Стренгнесе, Вестеросе, Векшё и Або. Положение королевства стало таким же, как у всех стран, находившихся под юрисдикцией Рима. Оно представляло пышное священство с затухавшим благочестием. Ее соборы были богато украшены и полностью укомплектованы дьяконами и канониками; монашеские ордена процветали на холодном северном воздухе с такой пышностью, которую нельзя было превзойти в солнечных землях Италии и Испании; было много монастырей, самый известный был в Вадстене, и был обязан своим происхождением Бригитте, женщине, которую, как уже упоминалось, канонизировали три раза; его духовенство, получая огромные доходы, выезжало в сопровождении вооруженной свиты, держало голову выше знати, подражали в великолепии правителям и даже копировали самого короля. Но когда спрашиваем о результатах развития и нравственности этих людей, о состоянии архитектуры и искусств королевства, мы, увы, обнаруживаем, что показать нечего. Люди пребывали в нищете и сгибались, угнетаемые своим господами. Оставленные без наставлений со стороны духовных руководителей, без доступа к Слову Божьему,  так как Писание не было пока переведено на шведский язык, с богослужением, состоявшим из одних символов и обрядов, они не могли узнать истину. Свет христианства, светивший им в предыдущие века, быстро угас, и темная ночь, такая же, как та, что окружала их предков, поклонявшимся кровожадным героям Эдды и Саги, покрыла их. Вернулись суеверия и язычество древности. Более того, страну раздирали постоянные конфликты. Большие семейства враждовали друг с другом за власть, их вассалы были втянуты в ссоры, и поэтому королевство находилось почти в полном хаосе во всех сословиях, от монарха и ниже, боролись друг с другом, причем каждый добивался причинить другому страдание. Таково было положение, в котором реформация застала шведский народ.
Рим, хотя и ненамеренно, оказал услугу этому благородной работе. В северные земли, как и в южные она посылала своих торговцев индульгенциями. В 1515 году Папа Лев X отправил Иоганна Ангелия Арчибальда, нотариуса папского престола в качестве легата в Данию и  Швецию, уполномочив его открыть продажу индульгенций и собрать деньги для огромной работы, которую вел тогда Папа, а именно строительства собора св.Петра. Отец Сапри отпускает по поводу этого церковника едкий комплемент «что под ризой прелата он прячет квалификацию искусного Генуэзского купца» Легат выполнял поручение с неутомимым упорством. Он собрал огромные суммы денег как в Швеции, так и в Дании, и это золото в количестве не менее миллиона флоринтов, согласно Меймбургу, он послал в Рим, снова пополнив сундуки, но подорвав авторитет папского престола, и предоставив, таким образом, возможность для появления протестантизма в этих королевствах.
На развитие религиозного движения влияло состояние политических дел. На троне Дании тогда сидел Кристиан II из дома Ольденбургов. Этот монарх посылал свою молодежь в общество плохих товарищей и терпимости к порокам. Его характер был таким, которого можно было ожидать от его воспитания; он был жестоким тираном, хотя иногда он проявлял справедливость и желание способствовать благосостоянию своих подданных. Духовенство было очень богатым, а также и знать, им принадлежало большинство земель, и так как у церковной и светской аристократии был авторитет, затмевавший трон, Христиан предпринял меры, чтобы уменьшить их власть до размеров более сопоставимых с правами короля. С того времени взгляды Лютера стали распространяться в королевстве, и король, понимавший, что может извлечь пользу от реформации, способствовал ее дальнейшему распространению среди народа. В 1520 году он послал за Мартином Рейнгардом, учеником Карлштадта и назначил его профессором богословия в Стокгольме. Но он умер в том же году, и сам Карлштадт сменил его. После непродолжительного пребывания Карлштадт уехал из Дании, когда Кристиан, хотевший избавить низшие сословия от ярма священников, пригласил Лютера посетить свои владения. Однако реформатор отклонил приглашение. В следующем году (1521) Кристиан II издал указ, запрещавший апелляции к римской церкви, и еще один, поощрявший брак священников. Однако эти реформаторские меры не имели успеха. Вряд ли можно было ожидать обратного в том виду, как они были, так как они соответствовали политики, главной целью которой было лишение священников власти и передача ее королю. И только при следующем короле реформация была установлена в Дании.
Между тем, мы продолжаем рассматривать историю Кристиана II, которая возвращает нас в Швецию и показывает появление и развитие реформации в этой стране. И здесь становится необходимым отметить прежде всего необычную политическую конституцию трех королевств Дании, Швеции и Норвегии. По соглашению, принятому в Кальмаре в 1397 году, союз трех королевств под единым правителем стал основным и неоспоримым законом. Однако чтобы обеспечить права всех государств, было предусмотрено, что каждое королевство будет управляться согласно своим законам и обычаям. Когда Кристиан II взошел на трон Дании (1513 г.), его характер был настолько отвратителен, что шведы отказались признавать его своим королем и назначили Стенсена Стурия возглавлять правительство. Христиан ждал несколько лет, чтобы укрепиться в Дании, прежде чем попытаться покорить шведов. Наконец, он собрал армию для вторжения в Швецию; в королевстве его идею поддержал Тролли, архиепископ Уппсальский, и Арчибальд, папский легат и торговец индульгенциями, который в основном давал деньги Кристиану из огромным сумм, собранных от продажи индульгенций, и который обладал достаточным влиянием, чтобы добиться папской буллы, поставившей всю Швецию под интердикт и отлучившей Стенсена и все правительство от церкви. Тот факт, что победа была одержана главным образом с помощью духовенства, ясно показывает оценку протестантизма короля Кристиана, данную его современниками.
Завоеватель отнесся к шведам с большой жестокостью. Он потребовал, чтобы тело Стенсена выкопали из могилы и сожгли.  Нуждаясь в деньгах и зная, что сенат не даст согласия на выплату нужных ему денег, он приказал арестовать сенаторов. О его решении казнить сенаторов сообщили архиепископу Уппсальскому, и, как говорят, он получил одобрение. Обвинение, выдвинутое против этих несчастных людей, заключалось в том, что они впали в ересь. Даже формы и медленный ход этого шутовского суда были слишком медленны для мстительного и нетерпеливого тирана. С ужасающей жестокостью сенаторы и лорды в количестве семидесяти человек были быстро приведены в сопровождении солдат на открытое место и казнены. Во главе благородных жертв был Эрик Васа, отец известного Густава Васы, который впоследствии отомстил за смерть отца, восстановил права страны и стал отцом ее реформации.
Густав Васа убежал, когда его родитель был обезглавлен, и некоторое время находился в укрытие. Наконец, вернувшись из своего убежища, он поднял крестьянство шведских провинций в попытке восстановить независимость страны. Он одерживал победу для войсками Кристиана в нескольких сражениях, и после тяжелой борьбы он сверг тирана, получил корону Швеции и сделал страну независимым государством. Потеря шведского трона привела потом Кристиана к потере Дании. Его деспотические меры способствовали постоянным мятежам среди его датских подданных, и неудовлетворение, наконец, вылилось в открытое восстание. Христиан II был низложен; он убежал в Нижние Страны, где он заявлял о своем протестантизме, что было недостатком в глазах Карла V, на чьей сестре Изабелле он был женат, и при чьем дворе он жил.
Сидя на шведском троне (1523 г.) под именем Васа I, Густав обратился к реформации королевства и церкви. Дорога для реформации в этой стране, как мы уже говорили, была проложена купцами, приезжавшими в шведские порты, солдатами, которых Ваза привез из Германии, чтобы помочь ему в войне за независимость, и которые привезли сочинения Лютера в своих ранцах, и студентами, вернувшимися из Виттенберга и принесшими убеждения, которыми они там пропитались. Сам Васа был посвящен в реформаторское учение в Любеке во время изгнания из родной страны, и утвердился в нем во время разговоров и наставлений протестантских богословов, которыми он окружил себя после восхождения на трон. Он был мудр и усерден. Он решил, что только наставления, а не власть могли быть средством для обращения в веру его подданных. Он знал, что их сознание разделилось между старыми суевериями и реформаторской верой, и решил предоставить людям возможность самим судить и сделать свой выбор.
В его королевстве было двое молодых людей, которые учились в Виттенберге при Лютере и Меланхтоне, Олаф Петри и его брат Ларс. Их отец был кузнецом в Эребру. Они родились соответственно в 1497 и 1499 годах. Они получили начальное образование в кармелитской монастырской школе, из которой Олаф в возрасте девятнадцати лет уехал в Виттенберг. Три года, проведенные там, были полны событий, и придали пылкому уму молодого шведа стремления, которые продолжали развиваться всю его жизнь. Говорят, что он был в толпе людей, собравшихся вокруг дверей замковой церкви в Виттенберге, когда Лютер прибивал к ней свои тезисы. Оба брата были известны своей праведностью, богословскими знаниями, ревностью и мужеством, с которыми они открыто заявляли о «убеждениях своего учителя среди беспорядков и бед гражданских войн, – пишет аббат Верто – времени благоприятном для установления новой религии».
Этим двум богословам, чье рвение и благоразумие были хорошо испытаны, король поручил наставлять подданных в протестантском учении. Олафа Петри он поставил проповедником в большом стокгольмском соборе, а Ларса Петри он назначил на кафедру богословия в Упсале. С успехом движения появились и враги. Епископ Браск из Линчёпинга в 1523 году получил сообщение из Упсалы об опасном распространении лютеранской ереси в кафедральном соборе в Стренгнесе; этот деятельный человек, скорее политик, чем священник, был исполнен негодования по отношению к лютеранским учителям. Он выпустил церковный запрет против тех, кто покупал, читал или распространял их сочинения, и объявлял их людьми, попавшими под ноги церковного ордена с целью получения свободы, которую они называли христианской, но которую он называл «лютеранской» или «люциферанской». Противостояние епископа только подлило масло в огонь; открытые диспуты, к которым призывали протестантских проповедников, и которые проходили с разрешения короля в некоторых главных городах королевства, только помогли разжечь огонь еще больше и распространить его по всей стране. «Весь мир хотел быть наставленным в новых убеждениях, - пишет Верто – учение Лютера перешло из школ в частные дома. Семьи разделились, каждый принял сторону согласно просвещению и намерениям. Некоторые отстаивали католическую веру, так как это была вера их отцов; большинство придерживались ее вследствие традиции, а другие осуждали злоупотребления, которые алчное священство ввело при совершении таинств. Даже женщины принимали участие в диспутах… весь мир представлял собой судью в этом споре».
После этих светильников пришел сам свет – Слово Божие. Олаф Петри, пастор из Стокгольма, начал переводить Новый Завет на шведский язык. Взяв в качестве образца перевод Лютера, который был недавно опубликован в Германии, он упорно трудился над этой задачей, и в короткое время «неплохо справившись со своей работой, - пишет Гердесий – он вложил среди недовольства епископов Новый Завет на шведском языке в руки людей, которые могли смотреть с открытым лицом на то, что они ранее созерцали сквозь покрывало».
После того, как был издан Новый Завет, братья Олаф и Ларс по просьбе короля приступили к переводу всей Библии. В свое время работа была закончена и опубликована в Стокгольме. «Новые разногласия – говорил король – возникают каждый день; у нас теперь есть надежный судья, к которому мы можем обращать их».
Папские священники придумали средство, чтобы погасить свет, зажженный трудами двух протестантских пасторов. Они решили, что тоже переведут Новый Завет на простонародный шведский язык. Юханнес Магнус, который в последнее время был архиепископом Уппсальским, осуществлял контроль за выполнением этого плана, в котором, хотя работ Адама Смита еще не было, действовал принцип разделения труда. Каждому университету отводился для перевода отрывок из Священного Писания. Евангелие от Матфея и Послание к Римлянам предназначались Уппсальскому колледжу. Евангелие от Марка и два послания к Коринфянам были отданы университету в Линчёпинге, Евангелие от Луги и Послание к Галатам - Скаре, Евангелие от Иоанна и Послание к Ефесянам - Стренгнену, и так по всем остальным университетам. Однако остались еще незадействованные отрывки, которые отдали монашеским орденам. Доминиканцы должны были переводить Послания к Титу и Евреям, францисканцы Послания Иуды и Иакова, в то время как картузианцы должны были проявить умение в расшифровке символического письма Апокалипсиса. Следует признать, что часы досуга Отцов часто проводились не лучшим образом.
Как говорят, один огонь гасит другой; надеялись, что один свет затмит другой, или, по крайней мере, ослепит глаза зрителей так, что они не будут знать, какой свет истинный. Между тем, епископ Уппсальский думал, что очень опасно оставлять людей направляться ложным маяком, в чем он не сомневался, поэтому он и его сторонники предстали перед королем и просили его изъять переводы пастора Олафа, или, по крайней мере, пока не будет готов лучший перевод и не попадет в руки людей.  «Перевод Олафа – это просто Новый Завет Мартина Лютера, – сказал он – на который Папа наложил интердикт и осудил, как еретический». Далее архиепископ потребовал, чтобы «те королевские указы, которые были опубликованы последнее время и которые посягали на привилегии и собственность духовенства, были отменены, так как они были приняты по наущению тех, кто являлся врагами старой веры».
На это дерзкое требование король ответил, что «у церковников не было ничего взято кроме того, что они ранее незаконно присвоили, что он дает согласие на публикацию их перевода Библии, и что он не видит никакой причины отмены своих собственных указов или запрещения распространять  Новый Завет Олафа на родном языке своего народа».
Епископу не понравился этот ответ, и он предложил открыто выдвинуть обвинение в ереси против Олафа Петри и его сторонников. Король, который ничего так не хотел, как выделить основания двух вер и представить их людям, сразу же принял вызов. Диспут был устроен в университете Упсалы, присутствовал сам король с сенаторами, знатью и образованными людьми королевства. Олафа Петри сразу предпринял протестантскую защиту. Было немного трудно найти борца с папской стороны. Вызов исходил от епископов, но как только он был принят, они «находили извинения и изворачивались». Наконец, Питер Галлий, профессор Уппсальского колледжа, и, несомненно, лучший из них, включился в борьбу на стороне Рима.








                Глава 4


                Конференция в Упсале.

Программа диспута. – Двенадцать пунктов – Авторитет Отцов – Власть духовенства – Могут ли церковные постановления связывать свободу сознания? – Сила отлучения от церкви. – Примат Папы – Дела или благодать, что спасает? – Есть ли подтверждение монашества в Писании? – Вопрос об установлении Вечери Господней. – Чистилище – Посредничество святых. – Уроки конференции – Сознание, утвержденное Библией, произвело реформацию.

Чтобы цели конференции были достигнуты, король приказал заранее составить список основных пунктов расхождения между протестантским вероисповеданием и религией понтифика, и чтобы во время диспута разбирался пункт за пунктом, пока не закончится вся программа. Были отмечены двенадцать основных пунктов различия, и в 1526 году в Упсале состоялся диспут. Полный отчет дошел до нас через Иоганна Баазия в его восьмой книге из Истории шведской церкви, которая, как нам известно, является единственным дошедшим до нас подлинным рассказом. Мы приводим содержание диспута достаточно полно, так как  это был диспут на новую тему, между новыми людьми, и он представлял собой поворотную точку в реформации Швеции.
Первый вопрос касался старой религии и церковных обрядов, была ли эта религия упразднена, сохраняли ли ее обряды свое значение, если они его когда-либо имели?
Относительно религии папский полемист утверждал, что ее надо понимать не из Писания, а из толкования Отцов. «Писание непонятно, - говорил он – и никто не может следовать непонятному без толкователя; надежное руководство было дано нам в лице св.Отцов».  Относительно обрядов и постановлений он сказал: «Мы знаем, что многое было нам передано устно от апостолов, и что отец Амвросий, Августин, Иероним и другие имели Святого Духа, поэтому им надо верить в определении догм и постановлений. В действительности эти догмы и постановления являются апостольскими».
Олаф ответил, что протестанты не отрицают того, что в них был Святой Дух, и что толкование Писание должно приниматься, если оно ему соответствует. Только они ставят Отцов на должное место, ниже Писания, а не выше. Он отрицал, что Слово Божие непонятно при изложении основ веры. Он заявил о простоте и ясности Писания, и в качестве примера привел эфиопского евнуха, чьи затруднения просто решились чтением и слушанием Писания. «Слепой – продолжал он – не видит света полуденного солнца, но не потому что солнце темно, но потому что он слеп. Если Христос сказал: «Мое учение – не Мое, но Пославшего Меня», и Павел заявлял, что если кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема. Как тогда другие решают принимать догмы по своему желанию и навязывать их, как нечто необходимое для спасения».
Второй вопрос относился к Папе и епископам; дал ли Христос им власть или какое-нибудь право, кроме проповеди Божьего Слова и совершения таинств? Должны ли они называться служителями церкви, если они пренебрегают своими обязанностями?
В подтверждение Галлий привел восемнадцатую главу Евангелия от Матфея, где написано: «Если же не послушает их, скажи начальникам церкви».  «Отсюда мы заключаем, - сказал он – что Папе и прелатам церкви дана власть решать церковные дела, устанавливать необходимые каноны и наказывать непокорных, также как Павел отлучил от коринфской церкви виновного в кровосмешении».
Олаф в ответ сказал: «Что мы действительно читаем, что Христос дал власть апостолам и служителям, но не для того, чтобы управлять королевствами в мире, но чтобы обращать грешников и провозглашать спасение кающимся».
В доказательство он привел слова Христа: «Мое царствие не от мира сего».  «Даже Христос подчинялся гражданским властям, - сказал он – и давал подать, из чего легко можно сделать вывод, что Он хотел, чтобы Его служителя также подчинялись царям, а не управляли ими, что Павел настаивал, чтобы все люди подчинялись властям, что Христос ясно определил труд служителей, когда сказал Петру: «Паси овец Моих». Как мы не можем назвать рабочим того, кто ничего не производит, так и не можем считать служителем церкви того, кто не проповедует законы церкви, Слово Божие. Христос не сказал: «Скажите начальникам церкви», а «Скажите церкви». Прелаты не являются церковью. Он доказывал, что у апостолов не было светской власти, так почему епископам дать больше прав, чем было у апостолов? Духовное служение нельзя совместить с светским господством; в списке церковных служителей, данном в четвертой главе Послания к Эфесянам нет ни одного, которого можно было назвать политиком или чиновником. Во всей Библии духовные люди выполняют только духовные служения.
Следующий поднятый вопрос касался того, имеют ли человеческие постановления власть связывать сознание так, что тот, кто уклоняется от них, является отъявленным грешником?
Римский богослов, выступая «за», утверждал , что постановления прелатов святы, имеющие целью спасение человека; что они, фактически, являются Божьими постановлениями, что очевидно из восьмой главы Книги Притч «Мною цари царствуют и правители узаконяют правду». Прелатам дана особая благодать, они знают, как приводить в порядок, расширять и украшать церковь. Они сидят на Моисеевом седалище, «отсюда я заключаю, - сказал Галлий – что постановления Отцов даны Святым Духом, и им надо подчиняться».
Протестантский богослов ответил, что это отменяет всякое различие между  Божьим законом и законом человека, что это ставит последний на тот же уровень власти, что и первый; что церковь сохраняется обетованием Христа, а не властью Папы, что она питается и насыщается Словом и таинствами, а не постановлениями прелатов. Иначе церковь была сейчас более совершенной, и имела более четкие убеждения, чем во времена апостолов, также ее ранние доктрины были несовершенны и были усовершенствованы более великими современными учителями; что Христос и апостолы, исходя из этого, говорили глупости, когда предсказывали появление лжепророков и антихриста в последние времена. Он не мог понять, как законы и уставы, в которых царил такой беспорядок, могли исходить от Святого Духа. Ему скорее было очевидно, что они появились во времена, предсказанные апостолом в заключительных словах к старейшинам Эфеса: «Ибо я знаю, что по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада».
Далее обсуждение коснулось вопроса, имеет ли Папа и его епископы власть отлучать от церкви, кого хотят?  Единственным доводом, на котором д-р Галлий основывал свое утверждение, была восемнадцатая глава Евангелия от Матфея о власти, данной Петру, связывать и отпускать, и которую он уже приводил в качестве доказательства власти прелатов.
Олаф в ответ доказывал, что церковь есть тело Христа, и вопрос заключается в том, имеет ли Папа и прелаты власть отлучать от церкви тех, кто является ее живыми членами, и в чьих сердцах по вере живет Дух Святой? Это он просто отрицал. Одному Богу принадлежало право спасать верующих и осуждать неверующих. Епископы не могли ни дать, ни забрать Духа Святого. Они не могли превратить сынов Божьих в сынов геенны. Власть, данная в восемнадцатой главе Евангелия от Матфея, как он утверждал, была лишь декларативной; у служителя была власть объявить об утешении кающимся или отпустить Евангелие, или о наказании и отсечении от него для нераскаянных грешников. Тот, кто упорствует в своей нераскаянности, отлучается, но не человеком, а Словом Божьим, которое показывает ему, что он связан грехом, пока не покается. Власть связывать и отпускать дается не отдельному человеку или группе людей, а церкви. Он оспаривал, что служители несут служение в церкви и во имя церкви; без согласия и одобрения церкви у них нет власти связывать или отпускать. Он утверждал, что еще в меньшей степени эта власть отлучать распространялась на светскую жизнь; эта власть просто совершала необходимую работу, с помощью церкви и для церкви, по очищению тела верующих от нераскаянных грешников.
Далее диспут перешел к обсуждению власти и служения непосредственно Папы.
Папский представитель истолковал слова Христа (Лука 22 гл.) «кто из вас больше» в значении, что вполне законно иметь кого-то главным. Он сказал, что запрещается не главенство, а гордость. Он оспаривал, что апостолам и их преемникам не запрещалось главенствовать в управлении церковью, а властно управлять подобно языческим царям; история показывает, что со времен Папы Сильвестра, то есть в течение двенадцати столетий, Папа имел верховную власть в церкви с одобрения императоров и царей, и что он всегда имел дружеские узы с христианскими правителями, называя их своими дорогими сынами. Как же тогда его власть может быть неугодной Христу?
Доктор Олаф напомнил своему оппоненту, что он уже доказал, что власть, данная Христом апостолам и служителям церкви была духовной, власть проповедовать Евангелие и обращать грешников. Христос предупредил их, что во время служения они встретят яростное сопротивление и гонения; как могло случиться, что они стали правителями и имели слуг, сражавшихся за них. Даже Христос пришел не для того, чтобы быть правителем, а слугой. Павел определил служение епископа, как «работа», а не как «господство», подразумевая, что будет больше трудностей, чем почестей. Он утверждал, что римское господство не процветало в течение двенадцати столетий, как заявлял оппонент; оно началось после эпохи Григория, который решительно выступал против него. Но вопрос касался не его древности, а его пригодности. Если мы сделаем древность мерилом добрых дел, какую странную ошибку мы совершим! Власть сатаны самая древняя, но вряд ли можно утверждать, что она в равной степени благоприятна. Набожные императоры поддерживали папскую власть подарками; она быстро росла во времена ужасного невежества; она, наконец, поставила весь христианский мир под свой контроль; она представляла резкий контраст к дару Христа Петру, выраженному словами: «Паси овец Моих». Множество светских дел не позволяли Папе пасти овец. Он заставлял их давать не только молоко и шерсть, но и тук, и кровь. Да помилует Бог Свою церковь.
Наконец, они пришли к вопросу, касавшемуся дел и благодати, «спасается ли человек своими делами или только Божьей благодатью?»
Доктор Галлий подошел в этом вопросе по возможности близко к протестантской доктрине, чтобы не отдать краеугольного камня папизма. Необходимо помнить, что самым существенным отличием двух церквей является спасение от Бога и спасение от человека; первое было девизом протестантской церкви, а второе паролем римской церкви. Кто из двух церквей отстоит этот принцип, тот отстоит все. Д-р Галлий показал, что отстоял папскую догму, но позаботился, как и Трентский собор впоследствии, среди всех своих допущений и объяснений сохранить неприкасаемой власть человека спасать самого себя. «Характер набожного человека – говорил богослов – на основание которого он делает добрые дела, исходит от Бога, Который дает обновленному человеку благодать на то, чтобы он делал их хорошо, поэтому, употребив свою собственную волю, он получает обещанную награду; как говорит апостол: «благодатью мы спасены» и «жизнь вечная – дар Божий».  «Так как – продолжал богослов – качество дел и жизнь вечная даются набожному человеку не иначе, как по Божьей благодати». Заслуга человека здесь хорошо спрятана под внешним видом Божественной благодати. Однако есть и человек, трудами зарабатывающий обещанную награду.
Доктор Олаф в ответном слове разоблачил мистификацию: он показал, что его оппонент, приписывая спасение Божиему дару, учил, что этот дар грешник может получить только делами. Это учение протестантский полемист подтвердил, цитируя многочисленные тексты Писания, в которых ясно сказано, что мы спасены по вере, а не делами, что награда не от дел, а по благодати, что основание для прославления не дано никому, что человеческие заслуги полностью исключены в деле спасения. Из этого, как он сказал, следует вывод, что напрасно надеяться обрести небеса, покупая индульгенции, нося монашескую сутану, совершая ночные служения, совершая утомительные паломничества в святые места или другими подобными благими делами.
Далее обсуждался вопрос, имеет ли основание в Писании монашеская жизнь.
Конечно, долгом доктора Галлия было дать утвердительный ответ, хотя он понимал, что это было трудной задачей. Он приложил все усилия и привел такие сомнительные аргументы, как «сыны пророков», упомянутые в рассказе о Самуиле, и о бегстве временами Ильи и Елисея на гору Кармил. Он намеривался найти некоторые зачатки монашеской жизни в Новом Завете среди новообращенных в храме (Деян. 2 гл.); в повелении, данном юноше «Продай все, что имеешь» и в «скопцах ради царствия небесного». Но за настоящими примерами ему пришлось обратиться в Средние Века, там в них не было недостатка.
Не составило труда разрушить такую непрочную систему. «Ни в Ветхом, ни в Новом Завете – утверждал доктор Олаф – нельзя найти доказательств или примеров монашеской жизни». Во времена апостолов монахов не было. Иоанн Златоуст в гомилии на Послание к Евреям писал: «Очевидно, что церковь первые 200 лет не знала никакой монашеской жизни. Она началась с Павла и Антония, которые избрали такую жизнь и имели последователями многих пустынников, которые, однако, жили без «устава» или «обета», пока некто в 350 году н.э. не организовал этих отшельников, как свидетельствовали Иероним и Кассиан». После быстрого описания их роста, как количественного, так и материального, он подвел итог своим наблюдениям с некоторой иронией. Слова Писания «Продай все, что имеешь» не подтверждаются жизнью современных монахов, а скорее наоборот. Вместо того, чтобы все оставить, они все хватают и несут в свой монастырь, вместо того, чтобы носить крест в сердце своем, они вышивают его на своих сутанах, вместо того, чтобы избегать искушений и удовольствий мира сего, они бросают трудиться, избегают всякой связи с плугом или ткацким станком, укрываются за дверьми с засовами среди шелковых кушеток,  ломящихся от яств столов и прочих удовольствий монастырей. Папский сторонник, несомненно, хотел сменить тему диспута.
Следующий вопрос был о том, изменилось ли установление Вечери Господней, и законно ли это?
Полемист с папской стороны признал, что Христос установил все таинства и наделил их качествами и силой, объясняющими благодать человека. Суть таинства исходила от Христа, но были добавлены слова, жесты и церемонии необходимые для выражения должного почтения к таинству, как со стороны того, кто его преподает, так и со стороны принимающего. Доктор Галлий утверждал, что они имеют свое происхождение от апостолов и ранней церкви, и должны соблюдаться всеми христианами. Таким образом, месса остается как установление церкви с важными обрядами и достойным облачением.
«Слово Божие – ответил Олаф – пребывает вовеки, но нам запрещено – добавил он – что-нибудь добавлять к нему или отнимать от него. Отсюда следует, что Вечеря Господня, установленная Христом, как и признает доктор Галлий, должна проводиться так, как Он установил, и не иначе. Все таинство, как форма проведения, так и суть, - от Христа, и не должно меняться». Он процитировал слова постановления: «Сие есть тело Мое» - «примите, ядите»; «сия чаша есть Новый Завет в Моей крови» - «пейте из нее все» и т.д. «Видите, - сказал он – доктор Галлий признает, что суть таинства нельзя менять, а в этих словах суть Вечери Господней, почему же тогда Папа изменил суть? Кто дал ему право отделять чашу от хлеба? Если он скажет, что кровь находится в теле, я отвечу. Что это нарушает постановление Христа, Который мудрее, чем все Папы и епископы. Разве Христос говорил, что Вечеря должна раздаваться отдельно священникам и мирянам? Кроме того, по какому праву Папа заменил Евхаристию жертвой? Христос не говорит: «Примите и принесите жертву», но «Примите и ядите». Жертва Христа единожды совершила полное искупление. Папский попик, когда провозглашает принесение в жертву тела Христа на Вечере Господней, выражает презрение к жертве Христа, принесенной на алтаре креста. Он снова распинает Христа. Он показывает неверие, о котором говорится в шестой главе Послания к Евреям. Он не только меняет суть Вечери Господней, но делает это ради самой низменной цели, загрести богатство и наполнить им сундуки, так как это – единственное стремление племени попов и их постоянных месс.
От месс дискуссия, естественно, перешла к тому, что делает мессы продажными, а именно, чистилищу.
Доктор Галлий считал, что поднимать вопрос о существовании чистилища означало спотыкаться на ровном месте, так как никто из верующих людей не сомневался в этом. Церковь подтверждала учение о чистилище вереницей решений, которые можно проследить до ранних Отцов. Доктор Галлий доказывал, что в двенадцатой главе Евангелия от Матфея говорится, что хула на Святого Духа не простится «ни в сем веке, ни в будущем». Ни на небе, так как грешники не будут допущены туда, ни в аду, так как оттуда нельзя освободиться, из этого следует, что прощение можно получить в чистилище; поэтому молиться за умерших – святое дело. После этого единственного примера из вдохновленных писателей богослов обратился к греческим и латинским Отцам. Здесь он нашел бо;льшую поддержку своего учения, но было несколько подозрительно, что самые темные времена давали ему самые веские доказательства.
В ответном слове доктор Олаф утверждал, что во всем Писании нет ни малейшего доказательства существования чистилища. Он опроверг выдумку о простительных грехах, на которой основывалось учение, и стоя на позиции все-достаточности искупительной жертвы Христа и полного прощения даром, которое Бог дает грешникам, он полностью опроверг теорию, основанную на понятии, что искупительная жертва Христа нуждается в дополнениях, и что прощение Бога по благодати нуждается в страданиях грешника, чтобы сделать его доступным. «Но, – возразил доктор Галлий – грешник должен очиститься через страдания, чтобы быть пригодным для неба». «Нет, - ответил доктор Олаф – только вера очищает сердце, только кровь Христа очищает душу, а не огонь чистилища».
Последним вопросом диспута был, «нужно ли обращаться к святым, являются ли они нашими заступниками, покровителями и предстателями перед Богом?»
По этой теме доктор Галлий также обратился к очень древней практике поклонения, которой недоставало одного, авторитета Писания. Его попытка оказать ей поддержку Писанием не имела успеха. «Богу было угодно – сказал он – смягчить наказание евреям по ходатайству патриархов Авраама, Исаака и Иакова, заключенных на тот момент в лимбе, учитывая их заслуги». Богослов забыл объяснить, как заслуги, которые освобождали от наказания других, не могли их самих освободить из чистилища. Но, обойдя это, протестантский респондент с легкостью опроверг все дело, сославшись на полное молчание Писания относительно молитв святых с одной стороны, и на ясное  объяснение с другой стороны, что существует только один посредник между Богом и человеками, человек Иисус Христос.
Конференция подошла к концу. Место действия проведения конференции было малоизвестным по сравнению с Виттенбергом и Аугсбургом, и стороны, принимавшие участия, были второстепенными по сравнению с великими представителями, между которыми проводились подобного рода диспуты; но малозначительность места и второстепенность участником являются причиной, почему мы отвели ему важное место в нашей истории этого движения. Оно показывает нам людей, формировавших ряды и шеренги армии реформаторов. Они не были безграмотными сектантами, шумными спорщиками, совсем нет; они были людьми, изучавшими Слово Божие, и хорошо знали, как владеть оружием, которое снабдила их Библия. В отношении эрудиции они были впереди своего времени. Когда мы обращаем внимание на такие блестящие центры, как Виттенберг и Цюрих, и таким известным именам, как Лютер и Меланхтон, Цвингли и Эколампадий, мы склонны говорить, что они  были лидерами этого движения, и мы, естественно, ожидаем от них необыкновенной силы и огромных успехов, но с второстепенными не так.  Итак, мы обращаемся к малоизвестному месту Швеции, к скромным именам Олафа и Ларса Петри, от учителей до учеников, и что мы видим? Дилетантов и послушных подражателей? Нет, ученых и богословов, которые хорошо владели всей системой евангельской истины, и которые  легко одерживали  победу над философами разных школ и высокими санами римской церкви.
Более того, это показывает нам истинное орудие, сбросившее папство. Обычные историки останавливаются на пороках духовенства, честолюбии правителей, невежестве и жестокости эпохи. Это все, несомненно, но они не являются настоящими причинами великой нравственной революции, которые они часто приводят в качестве доказательства. Порочность и жестокость всех слоев того времени были, в действительности, защитной силой вокруг папства. Именно состояние общество благоприятствовало развитию такой системы, как римская церковь, которая обеспечивала легкое прощение грехов, служила опиумом для сознания, и вместо бдительности провоцировала пороки.  С другой стороны, это лишало реформатов точки опоры на чувства, свободные от предрассудков, для того чтобы положить на них рычаг для поднятия мира. Мы допускаем причины, содействовавшие переменам, но предоставленные самим себе эти причины никогда бы не произвести такие перемены, как реформация. Они бы только ускорили отвержение прогнившей и продажной мессы, никогда бы не извлекли из нее обновленного порядка вещей. Нужна была сила, способная восстановить сознание. Только Слово Божие могло это сделать. Пришел протестантизм, другими словами, евангельское христианство, подобно Итуриэлю поднял копье, коснувшись различных сил общества, пробудив их и направив в нужное русло, превратил то, что должно было стать процессом разрушения в действие реформации.




                Глава 5


                Установление протестантизма в Швеции.


Сражения за веру. – Более плодотворные, чем сражения королей. – Результаты Уппсальского риксдага. – Король принимает реформаторскую политику. – Духовенство отказывается от набора рекрутов. – Риксдаг относительно церковных налогов и привилегий. – Тайный договор епископов. – Гражданская война неизбежна. -  Васа угрожает отречься. – Риксдаг решает принять протестантскую веру. – Римская церковь отказалась от 13 000 поместий. – Реформация в 1527 году. – Коронация Вазы – Традиции и декларация – Реформация закончилась в 1529 году. – Учение и богослужение реформаторской церкви Швеции. – Старые традиции остались. – Смерть и характер Густава Васы. – Эрик XIV – Юхан – «Красная книга» - Рецидив – Очищающий огонь.

Если «мир имеет не менее славные победы, чем война», можно сказать, что Вера имеет не менее славные сражения, чем короли. На них не проливают кровь, если не появляется гонитель с кострами, они не делают женщин вдовами и детей сиротами, они не оставляют после себя сожженных городов и опустошенных полей; напротив, земля, где они ведутся, отмечена более богатой нравственной свежестью, чем та, которая покрывает страны, где нет таких конфликтов. Именно на этой почве расцветают самые обильные благословения. Погибшими на этих полях сражений являются опровергнутые заблуждения и обман. Такие сражения дважды благословенны, они благословляют победителя, и еще в большей мере, побежденного.
Одно из таких сражений только что разыгралось в Швеции, и пастор Олаф был победителем. Оно принесло большие и долговременные результаты для страны. Оно было решающим для короля; остававшиеся сомнения исчезли, и он безоговорочно связал свою судьбу с протестантизмом. Он ясно понимал политический курс, которого ему надо было держаться ради благополучия  его народа. И он решил идти им при любой опасности. Он должен сократить чрезмерное богатство церкви, он должен лишить духовенство светской и политической власти, дать им возможность выполнят духовные обязанности, короче, перестроить государство в соответствие с великими принципами, которые победили на последнем диспуте. Он не скрывал от себя, что встретить огромные препятствия при проведении этих реформ, но он понимал, что пока они не будут завершены, он не сможет править в мире; и он скорее покинет трон, нежели отступит в этом жизненно важном деле.
Одно очень вдохновляло Густава Васу. После ригсдага в Уппсале свет реформации распространялся все больше и больше среди его народа; власть священства, которой он опасался, уменьшалась в той же пропорции. Его великая задача становилась менее трудной с каждым днем, время сражалось за него. Его коронация еще не состоялась, и он откладывал ее, пока он не сможет короноваться, как протестантский король. Это было равнозначно тому, что сказать народу, что он будет править реформированной нацией или совсем не будет править. Между тем, планы врагов протестантизма не совпадали с желаниями Густава Васы.
После того, как Христиан II, отрекшийся король Дании был послан с флотом, снаряженным его шурином Карлом V, чтобы попытаться вернуть свой трон, Густав Васа, поняв, что его очередь будет следующей, решил вести битву за Швецию в Дании, помогая королю Фридриху отразить нападение захватчика. Он провел ригсдаг в Стокгольме и рассказал им об опасности, нависшей над обеими странами, и необходимости обеспечения средств по обороне королевства. Пришли к соглашению наложить военный налог на все сословия, переплавить вторые по размеру колокола во всех церквях и ввести десятину на все церковные товары. Собственность духовенства, состоявшая из земель, замков и запасов, была огромной. Аббат Верто сообщает нам, что духовенство Швеции одно имело больше, чем король и все другие сословия королевства вместе взятые. Несмотря на то, что они были так богаты, они отказывались разделить бремя страны. Некоторые открыто сопротивлялись податям; другие встречали их уклончивой оппозицией, и чтобы отомстить власти, которая их вводила, они поднимали волнения в разных частях королевства.  Чтобы положить конец беспорядкам, король приехал в Уппсалу, и, собрав епископальный капитул, устроил второй диспут наподобие первого. Богословам Олафу и Галлиию снова потребовалось взяться за оружие и помериться друг с другом мечами. Дискуссия на этот раз касалась доходов и освобождения от налогов прелатов церкви. После того, как сражение началось, король спросил: «Откуда у духовенства пребенды и церковные привилегии?»  «От пожертвований благочестивых королей и князей, - ответил Галлий – щедро дарованных по Слову Божьему на содержание церкви». «Тогда, - сказал король – разве не может власть, которая дала, взять обратно, особенно, когда духовенство злоупотребляет своей собственностью?»  «Если их забрать, - ответил папский полемист – то церковь падет, и Слово Христа, которое не одолеют врата ада, тоже падет».  «Добро церкви – сказал король – попадает в желудки бездельников, которые не знают, как писать, или проповедовать что-либо полезное, но тратят время на часы, которые называют каноническими, поют церковные гимны с показной набожностью. Поэтому – продолжал король, так как в Писании не говорится, что это имущество должно принадлежать духовенству, и так как они явно не устремлены к праведности, разве не справедливо использовать его по-другому и на пользу церкви?»
На это доктор Галлий ничего не ответил. Тогда король приказал архиепископу отвечать, но все же не получил ответа. Наконец, вышел настоятель кафедрального собора, Георг Турсон, и начал горячо защищать права духовенства. «Если кто-нибудь – сказал он – осмелится взять что-нибудь у церкви, то только под угрозой отлучения от церкви и вечного проклятия». Король добродушно отнесся к нападению. Он спокойно попросил Турсона, отнестись к делу как богослов, и доказать по Священному Писанию то, что он утверждал. Очевидно, что почтенный настоятель отклонил его вызов, так как видим, что король в заключение выносит следующее решение,  а именно, что он окажет честь и поддержку праведным служителям церкви, а бездельникам при святилище и монашествующим не даст ничего. На это капитул ничего не ответил, и король покинул Стокгольм.
Однако епископы были далеки, чтобы спокойно принять бремя, которое было им навязано. Они встретились и подписали тайный договор или обет защищать права и собственность от всяких нападок короля. Документ с приложенными именами положили в гробницу, где его нашли спустя пятнадцать лет. В королевстве были организованы волнения, которые быстро распространялись. Чувства простого народа, в основном невежественного и преданного традиционной религии, были подогреты клеветническими обвинениями против короля, широко распространенными по всему королевству. Начались беспорядки и бунты, особенно в Лаппланде, самой северной части Швеции, где невежество людей сделало их легкой добычей умелых церковных агитаторов. Наконец, страна оказалась на грани гражданской войны. Густав Васа решил положить конец этим волнениям. Его канцлер, Лоренс Андерсен, знающий человек и протестант, оказал ему значительную помощь по принятию решительных мер. Он назначил ригсдаг Швеции в Вестересе в июне 1527 года. Густав обратился к собравшемуся дворянству и епископам, сославшись на факты известные всем, и сказал, что королевство было на грани гражданской войны в основном из-за раскольнической оппозиции духовенства к их справедливой доли бремени государства, что классы, откуда исходила эта оппозиция, были самыми богатыми в Швеции, что это богатство было в основном приобретено путем незаконных поборов и было предназначено к негодным целям, что алчность епископов довела знать до нищеты, что их угнетение повергло народ в рабство, что от этого богатства ничего не доставалось государству; оно служило только для того, чтобы его владельцы пребывали в праздности и  роскоши; что, если требования правительства не будут удовлетворены и не будет поддержана власть трона, то ему придется отказаться от короны и покинуть королевство.
Это смелое решение создало критическую ситуацию. Шведы не могли позволить себе потерять такого великодушного и патриотического короля. Дебаты на риксдаге были горячими и продолжительными. Духовенство стойко боролось за свои права, но король и канцлер были тверды. Если народ не поддержит его в борьбе с духовенством, Густав сложит скипетр. В действительности, вопрос стоял между двумя верами, примут ли они лютеранство или останутся папистами? Монарх не скрывал своего предпочтения реформаторской вере, которую он поддерживал. Он оставил за подданными свободу выбора, но если они выберут подчинение духовенству, которое отменило права граждан, которое поглотило богатство знати, которое было пресыщено богатством и напыщенно гордостью, вместо того чтобы подчиняться законам Швеции, то ему нечего сказать, он мог только оставить управление королевством.
Наконец, риксдаг пришел к решению фактически принять протестантскую веру. День, в который было принято это решение, является самым славным в истории Швеции. Риксдаг постановил, что впредь епископы не будут заседать в верховном совете страны; замки и 13 000 владений, переданные церкви с времен Карла Канут (1453 г.) будут возвращены; из замков и земель часть будут возвращены государству, а часть тем вельможам, у чьих предков они были отобраны, а если за этот период какие-то владения были проданы, то реституция была совершена деньгами. Подсчитано, что в руки мирян было передано от 13 000 до 20 000 поместий, ферм и домов. Епископы известили о подчинении указу, который нанес удар по их власти, тем, что поставили под ним свои имена.
Были добавлены и другие статьи, касавшиеся непосредственно протестантской веры. Районам, принявшим реформацию, было разрешено оставить церковную собственность; районам, оставшимся папскими, было предусмотрено королем и протестантскими министрами выплачивать за имущество, оставленное во владении римской церковью. Никого нельзя было рукополагать без желания, или без знания проповеди чистого Евангелия. Во всех школах должны были читать Библию и преподать уроки по Евангелию. Монахам разрешили жить в монастырях, но запретили попрошайничать; были также приняты меры предосторожности против накопления состояния по праву «мертвой руки», продуктивного источника зла в прошлом. Итак, реформация в Швеции произошла в 1527 году. Ее успеху способствовало бегство из страны архиепископа Уппсальского и епископа Браска. Оставленные своими генералами, солдаты старой веры пали духом.
Коронация Густава Васы была отложена до тех пор, пока в королевстве не станет все спокойно. После того как мир наступил, монарх был коронован с большой торжественностью 12 января 1528 года в Упсале в присутствие всего сената. Васе пришлось немало подумать о том, как провести церемонию, чтобы, с одной стороны, она не включала суеверные обряды, а с другой стороны, была бы достоверной для подданных, которые были все еще католиками. Он воздержался от того, чтобы посылать в Рим за инвеститурой; он назначил троих недавно рукоположенных священников Скара, Або и Стренгнеса, провести религиозные церемонии; Божественное имя было призвано; была опущена часть клятвы при коронации, которая обязывала монарха защищать «святую церковь»; была зачитана декларация, выражавшая настроения короля и Сословий, потом она была опубликована, подчеркнув взаимные обязанности.
Декларация была составлена по примеру наставлений, которые пророки и первосвященники давали царям Иудейским, когда помазывали их на царство. Она начинается с установления власти Богом и заканчивается «с угрозой злодеям и т.д.»; она должна осуществляться «в страхе перед Всевышним»; монарх должен остерегаться богатства, роскоши и угнетения; он должен быть благочестив, читая Священное Писание, отправлять правосудие, защищать страну и насаждать истинную веру. Декларация включает благодарение нации «Всемогущему и Всемилостивому Отцу, Который после столь великого преследования и несчастий, причиненных их любимой стране чужеродным королем, дал им в сей день короля шведского рода, чья сильная рука с Божьего благословения освободила их народ от ига тирана». «Мы признаем – говорилось далее в декларации – великодушие Божие, Который дал нам такого короля, украшенного многими добродетелями, соответствующими для его великого служения – благочестие, мудрость, любовь к родине; чье царствование было уже столь славно; кто завоевал дружбы многих королей и соседних князей; кто укрепил замки и города; кто поднял оружие, чтобы дать отпор врагу, хотевшему напасть на нас; кто использовал доходы государства не для собственного обогащения, а для защиты страны; и кто, прежде всего, старательно взращивал истинную веру, сделав своей главной целью защиту реформатской истины, с тем чтобы вся страна, освободившись от папской тьмы, могла быть освещена светом Евангелия».
В следующем году (1529) реформация в Швеции полностью завершилась. Несмотря на то, что король был ревностным, он счел мудрым продолжать постепенно. Через год после коронации он созвал риксдаг в Эребру, провинция Неркё, чтобы предпринять шаги для предания уставу и богослужению церкви Швеции более точное соответствие Слову Божьему. На этот ригсдаг съехались ведущие служители, а также знать. Председательствовал канцлер Ларс Андерсен, представитель короля; к нему присоединился Олаф Петри, пастор из Стокгольма. Риксдаг пришел к соглашению по некоторым церковным уставам и правилам, которые они подписали и опубликовали на шведском языке. Епископы и пасторы признали это великим достижением своего служения по проповеди чистого Слова Божьего; они решили ввести  проповедь Евангелия во всех церквях королевства, как в сельской местности, так и городах. Епископы должны были провести тщательную ревизию всего духовенства; они должны были следить за тем, чтобы в соборах ежедневно читали и толковали Писание, чтобы во всех школах была Библия, чтобы уделялось достаточно внимания подготовке хороших проповедников Слова Божьего, и чтобы в городах были образованные люди. Также были правила, касавшиеся заключения брака, посещения больных и похорон умерших.
Таким образом, в этом месте была восстановлена «проповедь Слова» в том виде, как оно было проповедуемо в ранней церкви. Есть гомилии, дошедшие до нас со времен ранних Отцов. В этот период в реформаторской церкви Швеции особенно чувствовалась потребность в опытных проповедниках. Олаф Петри постарался исправить этот недостаток, подготовив «Гомилии» или сборник проповедей священникам для руководства. К этим Гомилиям он добавил перевод Большого Катехизиса Лютера для наставления простого народа. В 1551 году он опубликовал «Служебник» или литургию, которая содержала наиболее важные отличия от литургии римской церкви. Из литургии Олафа были исключены не только многие не библейские обряды, распространенные среди папистов, такие как коленопреклонение, крестное знамение и ладан, но и все, что в какой-нибудь степени намекало на то, что Евхаристия – бескровная жертва Христа, и что духовенству принадлежало право приносить жертву.
Исповедание шведской церкви было простым, но глубоко протестантским. Аббат Верто ошибается, говоря, что сейм принял за основу Аугсбургское исповедание. Augustana Confessio тогда еще не было, оно увидело свет спустя год (1530). Шведские реформаторы руководились только Библией. Они учили, что все люди рождаются в грехе и осуждении, что грешник не способен заслужить спасение своими делами, учили о совершенной искупительной жертве Христа, об оправдании грешника на основе Его праведности, принимаемой по вере, и о благих делах, которые исходят по вере оправданного человека.
Те, которые получили свет истины и вновь зажгли в церквях светильник Евангелия после долгого перерыва, не имели нужды в свечах или других подменах, которые суеверие изобрело вместо вечных истин откровения. Храмы, освещенные блеском Евангелия, не нуждались в статуях и иконах. Однако оказалось, что шведы не могли пока ходить самостоятельно. Они пользовались вероломной помощью католических обрядов. Были оставлены несколько прежних обрядов, но с новым толкованием, чтобы по возможности отделить их прежнего употребления. Купель со святой водой все еще стояла у входа в церковь, но люди остерегались думать, что вода может смыть их грехи; только кровь Христа могла это сделать. Купель стояла там как напоминание о крещении. Изображения святых все еще украшали стены церквей не для поклонения, но чтобы напоминать людям о Христе и святых, и побуждать подражанию их праведности. В день очищения Девы Марии использовали освященные свечи не потому, что в них была какая-то святость, а потому что они олицетворяли истинный свет, то есть Христа, Который в этот день находился в Иерусалимском Храме. Таким же образом проводилось и соборование в ознаменование помазания Святым Духом; и колокола звонили не для того, чтобы как встарь отгонять бесов, а как удобный способ собрать людей. Мы склонны думать, что было бы лучше отменить некоторые из этих символов, тогда бы не было нужды в объяснениях того, что позабыто или отвернуто. Трудно понять, как материальный свет может помочь лучше понять духовный предмет, или как свеча может открыть для нас Христа. Те, кто сохранили остатки старых суеверий в реформаторском богослужении Швеции, несомненно, действовали с искренними намерениями, но они скорее ставили препятствия на пути развития нации, чем помогали. Их действия можно сравнить с человеком, который ставит большой камень или препятствие на пути к своему особняку, а потом помещает на него сигнальный огонь, чтобы его гости не споткнулись об него.
Густав I был счастлив видеть реформаторскую веру в своих владениях. Его правление длилось после этого еще тридцать лет, и все это время он действовал в интересах протестантской церкви, заботясь о том, чтобы в его королевстве было достаточно образованных епископов и старательных пасторов. Ларс Петри (1531 г.) был назначен архиепископом Уппсальским главной епархии Швецию, которую занимал до своей смерти  (1570 г.). Страна вскоре стала процветать и принесла много хороших плодов – великих людей. Аристократия показала свою доблесть во многих трудных предприятиях. Благочестивый король-патриот принял участие во многих важных событиях своего времени, в некоторых из них мы еще встретимся с ним. Он сошел в могилу в 1560 году. Но дух, который он зажег в Швеции, жил после него; а попытки его преемников уничтожить то, что сделал их великий предок и повернуть страну назад в папскую тьму, встретили решительное сопротивление со стороны знати.
Скипетр Густава Васы перешел к его сыну, Эрику XIV, чье короткое правление в течение восьми лет было отмечено поворотами судьбы. В 1568 году он передал королевство брату Иоганну, который женился на принцессе католичке, задумав ввести наполовину католическую литургию в шведскую церковь. Нова литургия, которая должна была заменить литургию Олафа Петри, была опубликована весной 1576 года и фамильярно названа «Красной книгой» по цвету ее переплета. Она была создана на основании католического служебника и напоминала евхаристическое служение католической церкви. Она содержала следующий текст: «Твоего того же Сына, ту же жертву, которая есть чистая, непорочная и святая, приносимая для нашего примирения, для нашей защиты, покрова и ограждения от Твоего гнева и от ужасов греха и смерти, мы принимаем во вере и со смиренными молитвами приносим перед Твоим Славным Величеством». Доктрина этого текста, безошибочно, связана с пресуществлением, но прежде всего, весь Служебник проникнут католическим духом. Меры короля переманили на его сторону епископов и многих священников, но меньшинство пасторов остались верными, и их решительное сопротивление введению новой литургии спасло шведскую церковь от окончательного возвращения в католицизм. Епископ Анжуйский, современный историк шведской реформации, пишет: «Суровость, с которой король Иоганн пытался ввести свой служебник, была испытующим огнем, который очистил шведскую церковь до ясного понимания протестантских принципов, которые составляли ее основу».  Это было время великих испытаний, но столкновение принесло ценные плоды для церкви Швеции. Страна увидела, что она слишком рано остановилась на пути реформ, что она должна возобновить путь, увеличить расстояние между собой и принципами и обрядами римской церкви. Начатое движение продолжилось, пока, наконец, не был положен верхний камень этого сооружения. Протестантская партия собиралась каждый день. Тем не менее, противостояние между королем Иоганном и протестантской частью его подданных продолжалось вплоть до его смерти. Иоганна сменил его сын Сигизмунд в 1592 году. Приехав из Польши, чтобы принять шведскую корону, Сигизмунд нашел декларацию риксдага, ждавшей его подписи, с целью отмены литургии Иоганна и установления протестантской веры в Швеции.



                Глава 6


                Протестантизм в Швеции от Васы (1530г.) до Карла IX (1604г.)

 
Спад шведского протестантизма. – Сигизмунд – кандидат на престол. – Его неопределенное обещание. – Синод Уппсалы, 1593 год. – Возобновляют приверженность Аугсбурскому исповеданию. – Отказ от «Красной книги». – Меры толерантного отношения – Страна с радостью принимает декларацию синода в Уппсале. – Сигизмунд отказывается подписать. – Синод удерживает корону. – Он подписывает и коронуется. – Короткое правление – Карл IX – Смерть – Пророчество.

С середины правления Густава Васы положение реформаторской церкви Швеции стало приходить в упадок. Васа, приняв политику, известную как эрастианизм, имел верховную власть по всем церковным вопросам. Его сын Иоганн пошел еще дальше. По своей деспотической воле и к своему удовольствию он навязал шведскому духовенству наполовину католическую литургию, пытаясь приговорами к заключению и объявлению вне закона принудить их использовать ее в богослужениях. Но надвигались бо;льшие беды, назревал кризис. Сигизмунд, который не скрывал своей преданности Риму, собирался взойти на трон. Перед тем, как возложить корону на его голову, шведы посчитали своим долгом получить надежные гарантии того, что новый монарх будет править в соответствие с протестантской верой. Перед тем, как приехать лично, Сигизмунд послал из Польши обещание своим новым подданным, что он сохранит свободу вероисповедания, и «ни ненависть, ни любовь» не будут следствием его вероисповедания. Народная трактовка этого заверения выражает степень доверия к нему. Наш будущий монарх, говорили шведы, обещает нам, что «не будет ненавидеть папистов и любить лютеран». Народ был мудрый. Синод был назначен герцогом Карлом, управляющим королевством в отсутствии Сигизмунда, в Упсале на 25 февраля 1593 года для решения церковных дел.
Присутствовало четыре епископа, четыре профессора богословия, триста шестьдесят священников, исключая тех, кто не был приглашен официально. Мероприятие было открыто 1 марта речью Верховного Маршалла, в которой он от имени герцога и совета приветствовал духовенство и поздравил их с получением, в конце концов, того, к чему они стремились, и что король Иоанн так часто обещал, но только обещал – «независимый церковный синод». Он пригласил их обсудить дела, ради которых они собрались, но добавил относительно себя и своих коллег, что они будут придерживаться Аугсбургского исповедания 1530 года и церковного устава 1570 года, составленного Ларсом Петри, покойным архиепископом Уппсальским.
Президентом был избран профессор Николай Ольсен, и синод немедленно приступил в самому важному вопросу об исповедании. Аугсбургское исповедание было прочитано статья за статьей. Оно являлось предметом напряженных дискуссий; наконец, стало очевидным, что среди членов синода существовала удивительная гармония взглядов на все вопросы, связанные с Символом веры Августина, и что не было необходимости составлять новую формулировку веры. После чего, епископ Петр Юна из Стренгнеса встал и задал синоду и совету вопрос: «Принимаете ли вы это исповедание, как исповедание вашей веры, намерены ли вы твердо его придерживаться, несмотря на все страдания и потери, к которым преданность ему может вас привести?»
На это весь синод поднялся и прокричал: «Да, мы никогда не отступим от него, и во все времена готовы отстаивать его своим имуществом и жизнью. «Итак, - сказал председатель громким и радостным голосом – Швеция становиться как один человек, и мы все имеем одного Господа и Бога».
После того как синод закончил это первое большое дело, он приступил к одобрению или неодобрению литургии короля Иоганна или «Красной книге». Всех приглашали выступить, кто имел что-нибудь сказать в защиту литургии. Но никто не выступил, не было ни одного сторонника литургии, кто бы вышел на арену. Нет, три прелата, которых больше всего подозревали в поддержке Служебника в то время, когда был жив прежний король, теперь вышли и признались в своих заблуждениях, и просили прощения у Бога и собрания. Так пала печально известная «Красная книга», которая в течение шестнадцати лет являлась причиной вражды и разделений Церкви, вынудила немало человек отойти от «формы здравых слов», и наполнила горечью правление человека, от которого она исходила.
Мы считаем, что на нас лежит обязанность принять во внимание три резолюции, принятые синодом, потому что одна показывает исторические основания возникновения реформаторской церкви Швеции, другие две формулируют степени просвещения и толерантности, которых добились шведы.
Вторая резолюция гласит: «Мы в дальнейшем провозглашаем единение и согласие шведской церкви с христианской церковью ранних веков через принятие Апостольского, Никейского и Афанасьевского символов веры; с реформаторской евангельской церковью через принятие Аугсбургского исповедания 1530 года; и с развивающейся реформацией самой шведской церкви через принятие церковного устава, принятого и действовавшего во время епископства Лоренса Петри и последние годы правления короля Густава I».
В четвертой резолюции, кроме осуждения литургии короля Иоганна как «камня преткновения» и «подобия папской мессы», синод добавляет отказ от заблуждений папистов, сакраменталистов, цвинглиан, кальвинистов, анабаптистов и всех других еретиков».
В шестой резолюции синод заявляет о «строгом правиле, запрещающим лицам, придерживающим другой веры, кроме лютеранской, селиться в их королевстве»; тем не менее, учитывая потребности в торговли и коммерции, они предоставляют такую возможность, но при условии, что такие люди не будут проводить религиозные собрания у себя в домах или в другом месте, не говорить неуважительно о религии страны.
Легко высказать сожаление, нет, легко осудить такую узость взглядов; но нелегко отдать должное синоду за ту степень кафоличности, которой они добились. Его члены отказались от употребления костра ради свободы совести; это было большим достижением того времени; тем не менее, они выпустили указ, который был связан со  своего рода гонениями, хотя его целью не было подавление других мнений, но защита своих убеждений. После затянувшейся отсрочки новый монарх приехал в Швецию 30 сентября того же года. Герцог, совет и духовенство встречали его в Стокгольме, и настоятельно просили подписать Уппсальскую резолюцию. Сигизмунд отказался. Осень и зима прошли в бесполезных переговорах. На весну была назначена коронация монарха. Подпись короля еще не была поставлена, и дело обретало плохой оборот. Сословия Швеции собрались в начале февраля 1594 года. Архиепископ, зачитав Уппсальскую декларацию, спросил сейм о готовности отстаивать ее. Все единодушно согласились, и сейм выпустил указ, по которому всякий отказывающийся подписать декларацию лишался права исполнять любое служение, светское или церковное, в пределах королевства. Сигизмунд понял, что у него не было выбора, либо подписать декларацию, либо отказаться от короны. Он выбрал первое. После нескольких тщетных попыток поставить подпись при некоторых условиях, он подписал ненавистных документ. На следующий день в соборе пропели Te Deum, а 19 февраля король Сигизмунд был коронован. Борьба Швеции за реформацию, длившаяся двадцать лет, пришла, наконец, к своему победному завершению. Арчибальд своей проповедью об индульгенциях и последовавшие за этим политические конфликты, подготовили почву; затем пришли Олаф и Ларс Петри и посеяли семена; затем восстал патриот Густав Васа, чтобы защитить движение. После слишком преждевременной паузы, во время которой появилась новая опасность, движение возобновилось. Синод духовенства собрался и принял Аугсбургское исповедание в качестве символа веры Швеции; их документ был принят сословиями и народом, и, наконец, подтвержден подписью монарха. Так протестантская вера шведского народа была подкреплена формальностями и гарантиями; до сего дня они являются официальным основанием, на котором зиждется реформаторская церковь Швеции.
Всего несколько лет Сигизмунд был на шведском троне. Его правительство действовало в основном принудительно согласно Уппсальской декларации, чтобы быть дружелюбным и честным; в 1604 году его сменил Карл IX, третий сын Густава Васы. Говорят, что умирая, Карл воскликнул, положив руку на золотые кудри своего сына и предвидя будущую борьбу: «Ille faciet» (Он будет). Этот мальчик, над которым умирающий король произнес пророческие слова, был будущим Густавом Адольфом, в котором его знаменитый дед, Густав Васа, жил вновь, но еще более известным.



                Глава 7


                Возникновение протестантизма в Дании


Пауль Элиа – Склоняется к протестантизму. – Возвращается в Рим. – Петр Парвус – Кодекс Кристиана II. – Новый Завет на датском языке. – Георгий Юханнус – Учится в Кёльне. – Находит доступ к сочинениям Лютера. – Приезжает в Виттенберг. – Возвращается в Данию. – Вновь поступает в монастырь Антворскоборга. – Объясняет Библию монахам. – Переведен в монастырь Виборга. – Исключен из монастыря. – Проповедует в городе. – Большие волнения в Виборге и тревога епископов. – Решение пригласить доктора Экка и Кохлеуса  против Таусена. – Их письмо Экку. – Их картина лютеранства. – Лесть перед Экком. – Он отклоняет приглашение.

Прослеживая развитие протестантизма в Швеции, наше внимание иногда обращалось к Дании. Две фигуры привлекали его – Арчибальд, легат Льва X, и Кристиан II, монарх страны. Первый был занят сбором денег для Папы и отправкой больших сумм золота в Рим; последний, не терпевший ярма священников и завидовавший богатству церкви, пытался установить в Дании учение Лютера, не ради его истины, а ради помощи, которую оно могло оказать ему, чтобы он стал хозяином в своих владениях. Вскоре, однако, оба персонажа исчезли со сцены. Арчибальд в свое время последовал за мешками с золотом в Италию, а Христиан II, низложенный своими подданными, удалился ко двору своего шурина Карла V. Его дядя Фридрих, герцог Шлезвиг-Гольштейнский, наследовал его трон. Это было в 1523 году, и отсюда начинается история реформации в Дании.
Пауль Элиа, кармелитский монах, был первым глашатаем грядущего дня. Еще в 1520 году слава о Лютере и его движение дошла до монастыря Гельсингфора, в котором Элиа был в сане архиепископа. Загоревшись желанием узнать о новом учении, он достал сочинения Лютера, изучил их и с радостью был готов принять свет, излившийся на него. Злоупотребления римской церкви открылись перед его глазами; он понял, что нужна была реформация, и немедленно поделился своими убеждениями с соотечественниками. Какое-то время он не проявлял особого мужества и рвения, чтобы распространить истинные знания на родине. Но подобно Эразму из Голландии и Мору из Англии он вернулся к суевериям, которые он, казалось, оставил. Он объявил о наступлении царствия небесного, но сам не вошел в него.
Среди первых реставраторов Евангелия в Дании не последнее место занимает Петр Парвус. Произошедший из знаменитого рода, он, в не меньшей степени, отличался своими дарованиями. Привлеченный в Виттенберг, как многие молодые люди Дании, славой Лютера и Меланхтона, он услышал там о вере, которая приносит прощение грехов и святость характеру; по возвращении домой он трудился, чтобы установить то же славное учение и в Дании. Мы также не должны обойти молчанием имя Мартина, образованного человека и красноречивого проповедника, который почти ежедневно в 1520 году провозглашал Евангелие с кафедры собора в Гафнии (Копенгаген) на датском языке толпам собравшихся людей. В 1522 году вышел церковный и гражданский кодекс Кристиана II, о котором мы уже говорили, исправившим некоторые самые вопиющие нарушения священства, запретивший апелляции к Риму, и потребовавший, чтобы все дела решались в судах страны. В следующем году король сбежал, оставив после себя землю, которая только что начала разбиваться, и на которую было брошено наугад несколько пригоршней семян.
В изгнании Кристиан искал возможность отстаивать интересы страны, которая его изгнала. Можно подумать, что, несмотря на все его пороки как человека и ошибки как правителя, он испытывал любовь к лютеранству ради него самого, а не ради поддержки своей политики. Он послал в Данию лучшего из всех реформаторов, Слово Божие. Во Фландрии, где он жил в 1524 году, он добился, чтобы новый Завет перевели на датский язык. Он был напечатан в Лейпциге и издан в двух частях, первая включала четыре Евангелия, а вторая – Послания. Он должен был переведен с Вульгаты, хотя были несомненные свидетельства, что переводчик пользовался немецкой версией Лютера, и, поступив так, лучше сохранил как точность, так и красоту. Книга была издана в Антверпене, сопровождалась предисловием переводчика, Юхана Микаэлиса, в котором он приветствует своих  «дорогих братьев и сестер Дании, желая им благословения и мира в Боге Отце и нашем Господе Иисусе Христе». Он просит их не бояться читать, что Бог написал, несмотря на буллы и осуждения Ватикана; что целью римской церкви является сохранить их слепоту, чтобы они безоговорочно верили басням и фантазиям, которые она им рассказывает. Он пишет, что Бог послал
им по Своей великой милости Свет, с помощью которого они могут обнаружить обман мошенника. «Нигде нет благодати и отпущения грехов – пишет он – кроме тех мест, где проповедуется Евангелие Божие. Кто слушает и исполняет его, знает, что прощен и имеет уверенность вечной жизни; а те, кто едут за прощением в Рим, не привозят ничего кроме скорбей, встревоженной совести и куска пергамента, запечатанного воском». Священники бушевали, но Библия сделала свое дело, и в следующее правление появились добрые плоды.
На троне был Фридрих, дядя Кристиана и герцог Шлезвиг-Гольштейнский. Влиятельное священство и такое же влиятельное дворянство, принадлежавшее римской церкви, вырвали у нового монарха обещание, что он не допустит лютеранскую веру в Дании, но датская Библия делала с каждым днем это обещание все более трудным. Напрасно король обещал «не нападать на достоинство и права церковного сословия», когда Писание с каждым часом тихо, но сильно расшатывало его.
Начало было положено Георгом Юханусом. Он пил из источника Виттенберга, и вернувшись в свой родной город Виборг, начал распространять реформаторские взгляды (1525 г.). Когда епископ Виборга выступил против него, король дал ему охранные письма, которые позволили ему основать протестантскую школу в этом городе, первую из всех протестантских заведений в Дании, вскоре ставшей известной благодаря успеху, с которым при ее создателе она распространяла свет истины и праведности по всему королевству. После Юхануса пришел еще более знаменитый человек, который заслужил звание «реформатора Дании», Ханс Таусен. Он родился в 1594 году в  Фионии, его родители были крестьянами. С  ранних лет юный Таусен проявлял сообразительность и жажду к знаниям, но бедность родителей не позволила им дать ему хорошее образование. По традиции того времени он вступил в орден Иоанна Крестителя или Иерусалимских монахов, и поселился в монастыре Антворскоборга в Зеландии.
Он недолго прожил в монастыре, когда старание и аккуратность, с которыми он исполнял свои обязанности, и исключительная безупречность его поведения привлекли внимание настоятеля ордена, Эскильдуса. Он видел, что его дела были равны его добродетелям, и в надежде, что он станет украшением монастыря, настоятель приставил к молодому Таусену одного из казначеев, что орден обычно делал в отношении к способной молодежи, которая хотела продолжить образование заграницей. Таусену сказали, что он может выбирать любую школу или университет за исключением Виттенберга. Это учебное заведение было смертельно отравлено; все, кто пил из его вод, умерли; туда он не должен был отклоняться. Но были и другие, чьи воды не были загрязнены ересью; были Лёвен, Кельн и другие, где находились обычные традиционные заведения. Из любого из них или изо всех он мог пить, но к Саксонскому источнику он не должен был приближаться и пробовать из него, чтобы не подпасть под анафему. Его выбор пал на Кельн. В этом средоточии знаний он был непродолжительное время, так как устал от бесплодных басен, которыми его пичкали. Он жаждал более прочных знаний и более чистого учения. В то время случилось так, что сочинения Лютера попали ему в руки. В них он встретил то, к чему стремилась его душа. Он хотел сидеть у ног реформатора. Многие километры отделяли Виттенберг от берегов Рейна, но это была не единственная и не самая большая трудность, с которой ему пришлось встретиться. Он должен был лишиться содержания, навлечь гнев настоятеля, если узнали бы, что он отправился пить из запретного источника. Но это не удержало его; с каждым днем он все больше и больше не хотел есть подаваемые ему рожки, но хотел поменять его на хлеб, вкушая который он мог жить. Он отправился в Виттенберг, он созерцал лицо человека, через которого Бог говорил к его сердцу, когда он бродил по пустыне схоластики, и, если страницы Лютера коснулись его сердца, насколько больше коснулся его живой голос!
Было ли известно о пребывании здесь молодого студента на родине, мы не знаем, но летом 1521 года, приблизительно в то же время, когда Лютер отправлялся на сейм в Вормсе, мы находим Таусена, возвращающимся в Данию. Его успехи в Виттенберге были отмечены весьма лестной оценкой, которой он был награжден по дороге домой. Университет Ростока присудил ему степень доктора богословия, которую он, несомненно, ценил, так как она давала ему право учить других тому, чему он сам с радостью научился у ног реформаторов.
Монастырь, за чей счет он учился заграницей, первым предъявил на него права; прошло некоторое время, прежде чем он смог преподавать в университете. Он возвратился в монастырь таким же прекрасным человеком, с таким же безупречным поведением, как и до отъезда. Но его характер стал более ярким благодаря несказанной благодати, которую дает истинное благочестие. «Как светильник в гробнице – писал некто – был его свет среди темноты этого места». Братия еще не догадывалась, что под сутаной их ордена среди них был лютеранин, а Таусен вел себя осторожно, чтобы не навести их на верный след. Однако он иногда начинал исправлять нарушения и просвещать невежественных собратьев, причина зла, которое он видел, не заключалась в пороках людей, а в порочности системы. Он обратил их к Слову Божьему, открыв им на простом языке его истинное значение, показал им, как далеко и опасно отошла римская церковь от Священного Закона. На пасху 1524 года он проповедовал на тему бесплодности благих дел необходимости приписываемой праведности для оправдания грешника. «Все слепые фанаты папских суеверий – пишет историк – восстали против него». Маска упала.
Был один человек, гнев которого особенно возбудила проповедь молодого монаха, это был настоятель монастыря Эскильдус, ярый приверженец старой религии, кто послал Таусена заграницу, откуда он принес это учение, проповедь которого превратила бывшего друга в злостного врага.
Для того чтобы он не развратил монахов и не навел подозрение в ереси на монастырь Антворскоборга, который до сих пор пользовался хорошей репутацией, настоятель решил перевести Таусена в монастырь Виборга, где за ним должны были строго наблюдать, и где у него было меньше возможностей прозелитизма под строгим надзором настоятеля Петра Юни, который он осуществлял над приставленными под его опеку монахами. Но все повернулось по-другому. Запертый в келье, Таусен общался с обитателями монастыря через решетку в окне. В этих беседах он ронял семена истины в их сердце, и в результате этого двое монахов по имени Эразм и Феокарий обратились к истине.
Пришедший в ужас настоятель, предвидя совращения всех братьев в том случае, если этот развратитель хоть один день останется в монастыре, отправил Таусена дольше. Если таким поступком настоятель спас монастырь, то он потерял город Виборг, потому что случилось так, что приблизительно в это время (1526 г.) короли Фридрих издал предписание, запрещавшее притеснение проповедников нового учения, таким образом, изгнанный Таусен теперь был защищен от оскорблений и преследований как настоятеля, так и гражданских властей Виборга. Чудесным провидением он был неожиданно перенесен из монастыря в город, из кельи в Божий виноградник, от небольшой аудитории, украдкой собиравшейся у его зарешеченного окна, к открытым собраниям горожан. Он начал проповедовать. Горожане Виборга с радостью слушали Евангелие, вещаемое через него. Городские церкви были открыты для Таусена, толпы народа, стекавшиеся послушать его, переполняли их.
Теперь пришла очередь беспокоиться епископу. Настоятель, погасил пожар в монастыре, перенес пламя в город; он с удовольствием увидел бы опять Таусена, запертым в келье, но это было невозможно. Пленник сбежал, его скорее выдворили, и нельзя было завлечь его назад; пожар разгорелся, его нельзя было потушить. Что было делать? В распоряжении епископа Георга Фрииса не было проповедников, но были солдаты, и он решил разогнать собрания верующих с помощью оружия. Однако жажда горожан Евангелия и их решимость отстоять проповедника сделали попытки епископа безуспешными. Они оказали сопротивление войскам. Они выставили часовых вокруг церквей, окружали цепями площади и выходили на проповеди с оружием в руках. Наконец, пришло еще одно королевское распоряжение, приказывавшее недовольной стороне прекратить насилие и предоставить гражданам Виборга полную свободу посещения проповеди Евангелия.
Епископ Виборга принял меры для ведения войны во всем королевстве, так как ему мешали это делать в своем городе и диоцезе. Изгнание Таусена из монастыря разожгло пожар в городе; но епископ не вынес из этого никакого урока, и, не желая этого, он стал разжигать пожар по всей стране. Он собрал троих других епископов Фионии (Ютландия), самой древней и большой провинции Дании, и после того как обратился к ним в связи с крайней необходимостью, епископы единодушно согласились не оставить камня на камне, но изгнать лютеранство из Дании. Не надеясь на свое мастерство и силы для осуществления этой задачи, они посмотрели вокруг, и их взгляд остановился на двух полемистах, которые, как они думали, были способны победить гидру, захватившую их страну. Это были доктор Экк и доктор Кохлеус. Четыре епископа, Иварий Мунк, Стигго Крумпен, Або Бильде и Георг Фриис, все вместе написали письмо, которое отослали с почетным посыльным,  Генрихом Гиркенсом, д-ру Эку, прося его приехать и поселиться на год или дольше в Ютландии, чтобы своими проповедями, публичными выступлениями и сочинениями заставить замолчать распространителей ереси и спасти традиционную веру от гибели, которая над ней нависла. Если бы Эк отклонил предложение, то Гиркенс был уполномочен передать его Кохлеусу. Не жалели ни лести, ни обещаний для привлечения этих сильных мужей брани для возобновления сражений на датской земле.   Они хвалились, что часто и успешно вели сражения за римскую церковь в других странах.
Сохранилось письмо четырех епископов, датированное 14 июня 1527 года, однако трудно перевести термины, которыми они выражают полное отвращение к лютеранству, а также полный восторг по отношению к человеку, которого Божественное провидение послало на борьбу с ним. Многие из их фраз были бы совершенно незнакомы Цицерону. Послание имеет привкус готской мощи, а не итальянской изысканности. Однако экстравагантность их письма вполне извинительна, если поймем, как взволновало их воображение зловещее появление лютеранства. Они ссылаются на него, как на «Флегетонскую чуму», «жестокую и страшную чуму», «черная зараза» которой «разлилась в воздухе», «омрачила большую часть христианского мира» и сделала «их век самым несчастным». Начав описывать лютеранство как чуму, они закончили сравнением его со змеей. Они продолжают осуждать «этих затаившихся и нечестивых лютеран-догматиков», которые «не боясь ни королевских указов, ни ужасов тюрьмы», то «тайно вползая», то «неожиданно выскакивая из нор как змеи», распространяют среди «простой и малограмотной паствы» свое «ужасное безумие», порожденное «противоречивыми исследованиями».
От лютеранства четверо епископов обращаются к д-ру Экку. Их перо не скупится на лесть, когда они перечисляют его достоинства. Если лютеранство – чума, омрачающая землю, то Д-р Экк – солнце, предназначенное для ее освещения. Если лютеранство – змея, чей смертельный яд отравляет человечество, то Экк – Геркулес, рожденный убить чудовище. «Тебе – пишут епископы, повергаясь к его ногам – самому красноречивому из людей Божественного Писания, который превосходит других в знаниях, мы приносим добрые пожелания от наших Сословий. Они стремятся привлечь в страну человека, который бы своей важностью, верой, постоянством, благоразумием и твердым умом мог вернуть тех, кого сбили с пути развращенные учителя-еретики». Они не думали прибавить что-нибудь к славе человека, который уже обладал «бессмертной славой, которая будет жить в веках»; «человек, для которого ничего нет непонятного в богословской литературе, ничего неизвестного». Но они хотели подчеркнуть степень своей нужды и славу служения, которая была больше славы философов и покорителей прошлого, так как касалась спасения христианства, которому угрожало исчезновение в богатых и многонаселенных королевствах Дании, Швеции и Норвегии. Они продолжают вспоминать о великих подвигах Куртия, Сципия Африкана и других героев древности, и верят, что человек, к которому они обращаются, проявить не меньшую преданность христианским державам, чем те люди сделали для римской республики. Их надежда была только на него, «на его непревзойденное красноречие, на его проницательность, на его понимание Божественного». Спасая три королевства от чумы Лютера, он обретет бо;льшую славу и сладость, чем те люди, которые спасли республику.
Этого и более того было достаточно, можно догадаться, чтобы соблазнить    д-ра Эка покинуть свой тихий приют, и еще раз скрестить шпаги с борцами новый веры. Но богослов стал осторожным. Последние встречи потрепали его лавры, а то, что осталось, он не был намерен выбрасывать в безвыходных предприятиях. Он, несомненно, был польщен, но не поддался. Он оставил цимбрских епископов сражаться своими силами.




                Глава 8


                Церковные песнопения Дании.


Пауль Элиа выступает против. – Выступает перед солдатами в крепости. – Волнения – Король созывает риксдаг в Оденсе. – Его обращение к епископам. – Эдикт толерантности – Церковные песнопения – Баллады Дании – Неожиданный интерес к пению псалмов. – Николаус Мартин – Проповедует у стен Мальмё. – Переводит немецкие гимны на датский язык. – Перевод псалмов – Поются повсеместно в Дании. – Николаус Мартин проповедует в Мальмё. – Там открывается богословский колледж. – Проповедники рассылаются по всей Дании. – Таусен переезжает в Копенгаген. – Новый перевод Нового Завета.

Между тем, истина быстро распространялась в Виборге и по всей Ютландии. Евангелие провозглашалось не только Таусеном, «Лютером Дании», как его называли, но также Георгом Юни или Юханесом, о котором мы уже упоминали, как об основателе первой реформаторской школы Виборга и собственно Дании. Известно, что король был лютеранином, его шталмейстер Магнус Гоюс также был лютеранином, причащавшийся под обоими видами и имевший мясные блюда на столах по пятницам. В армии тоже было распространено это учение; в герцогстве Шлезвиг-Гольштейском лютеранская вера была под защитой закона. Все содействовало ее развитию, если бы развитие остановилось, ее враги, наверняка, привели бы ее опять в действие. В это время немалую помощь оказал Пауль Элиа, который первым разбросал семена лютеранства по Дании. Тот, который хотел их искоренить, способствовал их произрастанию. Несчастный просил дать ему разрешение на открытое высказывание своих взглядов на лютеранство. Разрешение было получено с уверением, что никому не позволено досаждать ему или причинять зло. Королевский шталмейстер отвел его в крепость, где он довольно долго и свободно говорил то, что думал о вере, когда-то проповедуемую им. Его речь слушали внимательно, но без одобрения. Когда он сошел с возвышения, его встретила буря негодования и угроз. Он пал бы жертвой разгневанных солдат, если бы не лейтенант, который вынул шпагу, провел его сквозь толпу и вывел за ворота крепости. Солдаты кричали ему вдогонку, пока он не скрылся из вида, крича, что «монахи – волки и губители душ».
Это и подобные события заставили Фридриха I предпринять следующий шаг. Вопрос о спокойствие в королевстве не оставил его безучастным. Собрав (1527 г.) риксдаг в Оденсе, он обратился к ним на латыни. Обратившись сначала к епископам, он напомнил им, что их обязанностью являлось насыщение церкви чистым Словом Божьим; что большая часть Германия была очищена от древнего идолопоклонства; что в Дании поднимается много голосов за очищение веры от басен и традиций, которые примешались к ней, и за разрешение снова пить из чистого источника Слова. Он поклялся защищать римскую католическую веру в королевстве, но он не связан обещанием защищать все «заблуждения и бабьи басни», которые проникли в церковь. «И кто из вас – спросил он – не знает, сколько злоупотреблений и заблуждений вкралось со временем, которые ни один здравомыслящий человек не может оправдать». «И так как – продолжал он – в этом королевстве, не говоря о других, христианское учение в соответствии с реформацией Лютера, пустило настолько глубокие корни, что их нельзя удалить без кровопролития и причинения больших бед королевству и его народу, то по моему королевского соизволению в королевстве допускаются две религии, лютеранская и папская, до созыва вселенского собора».
Многие священники не одобрили эту речь, но своей выдержанностью и объективностью она понравилась большинству риксдага. Короткий указ из четырех пунктов выразил решение собрания, которое вкратце заключалось в том, что любой подданный королевства мог исповедовать религию по желанию, лютеранство или папизм, что никого нельзя было преследовать или причинять зло в этом отношении; что монахи и монахини вольны были покинуть монастырь или продолжать жить в нем, жениться или оставаться холостыми.
К этому указу король и риксдаг приложили несколько постановлений, которые способствовали дальнейшему распространению реформ. Священники могли жениться, епископам запрещали отправлять деньги в Рим на облачения; выборы проводились капитулом с одобрением короля; и, наконец, церковное правосудие было ограничено церковными делами.
Еще одним фактором, повлиявшим на развитие реформации в Дании, было возрождение церковных песнопений. Роль, которую римская церковь отводила людям на богослужение, было молчание; никогда не было слышно их голосов, возносивших хвалу. Если гимны когда-нибудь исполнялись под великолепными сводами храмов, то это были только церковные хоры; но и тогда гимны исполнялись на мертвом языке, который был непонятен простому народу и не трогал их сердца. Реформация нарушила долгое и глубокое молчание, царившее в христианском мире. Куда бы она ни доходила, вокруг нее звучала музыка и хвала. И нигде это так не звучало, как в Дании. Ранние баллады этой страны были самыми возвышенными в Европе. Но поэтическая муза давно уснула там, а реформация пробудила ее к новой жизни. Собрания протестантов проходили в таком приподнятом духе, чтобы просто довольствоваться созерцанием богослужения, как участники пантомимы; им нужно было средство для выражения душевных эмоций, пробудившихся в них благодаря Евангелию. Это было не просто возрождение поэзии, не просто утонченность музыкального слуха; это был естественный всплеск свежих, горячих, святых чувств, которые были возрождены великими истинами Евангелия, и которые подобно всякому глубокому и сильному чувству, старались выразить себя в песне.
Первым в этом деле был Николаус Мартин. Этот реформатор имел честь первым донести свет Евангелия до многих мест в Сконе. Он изучал сочинения Лютера, «выпил свою порцию Слова» и очень хотел вести других к этому живому источнику. В 1527 году жители Мальмё пригласили его проповедовать у них Евангелие. Он принял приглашение и провел свою первую встречу на лугу вне стен города. Услышав Евангелие Божьей благодати, люди захотели выразить свои чувства в хвале; но ничего подходящего не было на датском языке. Они предложили перевести на датский язык кантилены, которые священники пели в храмах. Мартин с помощью Иоханна Спандемагера, который впоследствии стал пастором Лунда в Сконе, и который «неутомимо трудился более тридцати лет в Божьем винограднике», перевел несколько священных гимнов Германии на язык своего народа, который будучи напечатан и опубликован в Мальмё, составил первый сборник гимнов реформированной церкви Дании.
Постепенно появился еще более замечательный сборник гимнов. Франс Ворморд из Амстердама, первый протестантский епископ Лунда был сначала кармелитским монахом. Во время проживания в монастыре Копенгагена или Гельсингборга, точно неизвестно какого, по любви к истине, он перевел псалмы Давида на датский язык. Он выполнил эту задачу вместе с Паулем Элием, так как будучи уроженцем Голландии, Ворморд не в совершенстве владел идиомами датского языка, и с удовольствием воспользовался помощью другого человека. Книга была опубликована в 1528 году «по благосклонности и праву короля». Публикация сопровождалась примечаниями, объяснявшими псалмы в протестантском смысле и направлявшие, как указка, внимание читателя на Того, Кто был выше Давида, чьи страдания, воскресение и вознесение на небеса описаны в этих Божественных одах. Вскоре псалмы заменили баллады, которые исполнялись прежде. Их можно было услышать в замках вельмож; их использовали на собраниях протестантов. Во время их исполнения верующие видели ожившие картины, которые открывали церкви и всему миру победу мессианского царства и низвержение царства его противника. Долго арфа церкви висела на вербах, ее пленение подходило к концу, оковы падали с нее, двери ее тюрьмы открывались. Она чувствовала, что приближается время снять вретище, снять арфу, струны которой ослабли, и начать петь эти победные мелодии, написанные прежде для прославления ее выхода из дома рабства. Древнее предсказание исполнилось: «И возвратятся избавленные Господом и придут на Сион с пением».
Можно сказать, что псалмы Давида открыли врата Мальмё, который первым из всех датских городов полностью принял Евангелие. Как мы говорили, первая протестантская проповедь была прочитана вне его стен в 1527 году. Провозглашение «спасения по благодати» сопровождалось множеством голосов, воспевавших псалмы в знак своей радости. Пение вокруг стен Мальмё становилось все громче с каждым днем, так как число верующих ежедневно увеличивалось. Вскоре ворота открылись, и собрание вошло внутрь к ужасу католиков, но не во вретище, не с мрачным видом и опущенными головами, не покаянными и мрачными обрядами, а с сияющими лицами и голосами исполненными радостью, так как они несли горожанам то же самое Евангелие, которое принесли пастухам ангелы, наполнявшие небеса божественным песнопением, сообщая радостную весть. Церкви были открыты для проповедников, прославление, слышимое вне стен, можно было слышать и в городе. Казалось, что Мальмё радовался, так как «спасение пришло к нему». Месса была отменена, и в 1529 году протестантская вера исповедовалась почти всеми жителями. По указанию короля в Мальмё был открыт богословский колледж; Фридрих I внес большой вклад в его устройство, и кроме того,  указом постановил, что все поместия или другие владения римской церкви после удовлетворения нужд бедняков должны пойти на содержание протестантской гимназии.
Эта семинария во многом способствовала распространению света, она дала датской церкви талантливых учителей. На ее кафедрах работали люди больших достоинств и званий. Среди ее профессоров, тогда называвшихся лекторами, был Николай Мартин, первым принесший «благую весть» спасения по благодати в Мальмё; Андреас, который был монахом; Ворморд, который также носил сутану, но который поменял унылые монастырские канты на псалмы еврейского царя, которые он первым перевел и научил петь своих соотечественников. Кроме названных были еще двое знаменитых людей, преподававших в колледже Мальмё – Петер Лоренс и Улас Кризостом, доктор богословия. Пребывание последнее в Мальмё было недолгим, так как его назначили первым проповедником в церковь Марии в Копенгагене.
Интерес короля к этой работе продолжал расти. Датские реформаторы понимали это и пользовались возможностью. Поддерживаемые Фридрихом, они посылали проповедников по всему королевству, которые объясняли понятными и простыми словами основы христианского учения, и к 1529 году истина пришла во все провинции Дании. Красноречивый Таусен по желанию короля переехал из Виборга в Копенгаген, где проявлял редкий талант проповедника в храме св.Николая.
Перевод Таусена на более широкое поле деятельности дало сильный импульс движению. Его слава шла перед ним, и горожане толпами сходились послушать его. Жители принимали Евангелие, так ясно и красноречиво преподносимое им. Папские обряды были оставлены, никто не посещал мессу или исповедь. Историк пишет, что приход истины в город знаменовался «мощным всплеском пения». Люди, исполненные радостью от того, что тайны открылись перед ними, и яркий свет осиял их после долгой тьмы, изливали благодарность пением псалмов Давида, гимнов Лютера и других священных песнопений. Таусен не ограничивался своей кафедрой и паствой; он заботился обо всех молодых церквях реформации в Дании, и делал все возможное, чтобы укрепить их, посылая им талантливых и ревностных проповедников истины.
Год 1529, истинно знаменательный для реформации Дании, увидел еще одно мощное средство, появившееся на этом поле деятельности. Новый перевод Нового Завета на датский язык вышел в Антверпене при содействии Кристиана Петри. Петри раньше был каноником и канцлером капитула в Лунде; но так как он имел отношение к судьбе Кристиана II, ему пришлось отправиться в ссылку. Однако он был образованным и благочестивым человеком, искренне преданным реформаторской вере, которую он всячески старался распространять через проповеди или сочинения. Он знал версию Нового Завета, о которой мы уже упоминали, в переводе Микаэлиса 1524 года, и которая, хотя и исправленная Петром Элием, имела недостатки и неясности. Имея огромное желание дать соотечественникам более чистую и более правильную идиоматическую версию, Петри взялся за новый перевод. Он успешно справился с задачей. Более чистый перевод живого Слова Божьего явился большой помощью в деле распространения света по всей Дании и соседним областям.









                Глава 9

               
                Установление протестантизма в Дании.


Король организует диспут. – Сорок три артикула протестантов. – Согласие с Аугсбургским исповеданием. – Официальное обвинение протестантов католиками. – Пункты – На каком языке будет вестись диспут? – Кто будет судьей? – Спор перенесен на одиннадцать часов. – Декларация протестантских пасторов. – Воззвание протестантских пасторов. – Упадок монастырей и др. – Установление протестантизма. – Дания претерпевает преобразование.

Чем больше распространялся свет, чем многочисленнее становились обращенных к вере, тем неистовее была оппозиция князей. Их замыслы угрожали королевству; и Фридрих I, рассудив, что наступательная политика будет наиболее безопасной, решился на еще один шаг окончательного установления реформации в его владениях. В 1530 году он собрал всех епископов и прелатов королевства и глав лютеранского движения в Копенгагене, для того чтобы они обсудили в его присутствии и присутствии Сословий королевства отличительные особенности двух вер. Протестанты в ожидании диспута составили  в сорока трех статьях изложение учения или мировоззрения, «почерпнутого из чистого источника Писания» и представленного королю в качестве проекта, который они были готовы отстаивать. Католики составили документ в таком же духе, который представили королю. Но это был скорее обвинительный документ против протестантов, чем обобщение их вероисповедания. Это был длинный перечень заблуждений и преступлений против древней религии, в которых они обвиняли своих противников! Надо было это обсудить, прежде чем передавать дело в суд, и просить короля наложить заслуженное наказание. Но не ради разбирательства Фридрих собирал конференцию.
Давайте посмотрим на главы протестантского документа, в основном составленного Таусеном, и принятого как исповедание веры датской церкви. Он объявлял Священное Писание единственным законом веры и искупление нас Христом единственным основание вечной жизни. Он определял церковь, как собрание верующих, и отрицало власть человека изгонять кого-либо из церкви, если тот сам не отделял себя от собрания верующих нераскаянностью в грехах. Он утверждал, что поклонение Богу не заключалось в пении кантов, мессах, ночных службах, храмах, тонзурах, сутанах и елеепомазании, но в поклонение Богу в духе и истине, что               « истинная месса Христа – это воспоминание Его страданий и смерти, во время которой вкушают Его тело и пьют Его кровь как символ того, что через Его имя мы получаем прощение грехов». Далее он осуждал мессы за живых и умерших, индульгенции, исповедь и подобные традиции. Он объявляет всех верующих священниками во Христе, который предложил себя Отцу как живую жертву. Он объявляет Христа главой церкви, кроме Него нет другой главы ни на земле, ни на небе, а верующие являются членами Его тела.
Этот документ с подписями всех ведущих протестантских пасторов королевства был представлен королю и Сословиям королевства. Тысячи датчан уже исповедовали эту веру. Он был очень созвучен исповеданию, представленному протестантами в Аугсбурге в том же году.
Потом вышли католики. Они не представили изложения своего учения. Документ, поданный ими, содержал утверждение, что только вера римской церкви была истинной, которую пронесли сквозь века и принял весь мир, и которая не нуждается ни в доказательствах, ни в обсуждениях. Все, кто удалились от этой веры, находились в ужасном заблуждении, и должны быть наставлены на истинный путь властями. То, что они подали, не являлось перечнем доктрин римской церкви, а перечнем  «протестантских заблуждений», от которых надо было отречься, или в противном случае  понести наказание.
Давайте приведем несколько примеров. Католики обвиняли протестантов среди прочего в утверждении, что «святая церковь находится в заблуждение в течение тринадцати, четырнадцати веков»; что «обряды, посты, ночные службы, облачения, монашеские ордена и пр. в церкви были несовременны и требовали замены»; что «вся праведность заключалась только в вере», что «у человека нет свободы воли»; что «делами нельзя заслужить спасения»; что «нечестиво молиться святым, и также нечестиво поклоняться их костям и мощам»; что «нет показного священства»; что «тот, кто совершает мессу по католическому обряду, совершает гнусное действие и распинает опять Сына Божьего»; что «все мессы, ночные службы, молитвы, милостыня и посты за умерших являются заблуждением и обманом». Всего было представлено двадцать семь обвинений.
Король, получив документ, содержавший обвинения, вручил его Иоганну Таусену с просьбой к нему и его коллегам подготовить ответ. Таусен и его сопасторы объяснили статью, касавшуюся «свободу воли», которую католики преподнесли в искаженном свете; но что касается других обвинений, они лишь признали вину; они придерживались всего того, что католики им приписывали, и вместо того, чтобы отказаться от своего мнения, они твердо стояли на своем, снова утверждая, что «ночные бдения, молитвы и мессы по умершим напрасны и не приносят никакой пользы».
Это определило «форму вопросов» или предмета дебатов. Затем поднялся спор или предварительные обсуждения: «На каком языке вести дебаты, и кто будет судьей?» Священники аргументировали в пользу латыни, а протестанты упорно боролись за то, чтобы датский  был языком дискуссий. Обсуждаемый вопрос касался всех присутствующих, а не только полемистов, поэтому, как они могли определить, на чьей стороне истина, если обсуждение будет вестись на непонятном им языке?
Второй вопрос также трудно было решить: кто будет судьей? Протестанты в вопросах веры не признавали другого судью, кроме Бога, говорившего через Свое слово, хотя они оставляли за королем, знатью и публикой право сказать, соответствовало или противоречило их утверждение священным глаголам. Католики, с другой стороны, принимали Священное Писание только в толковании соборов и св.отцов, признавая Папу основным и высшим судьей.
Ни одна из сторон не сдавалась, и дело приняло интересный оборот. Некоторые католики неожиданно обнаружили, что лютеране являются еретиками, раскольниками и низкими людьми, с которыми епископам не подобало вести спор; в то время как другие католики, воспользовавшись присутствием королевской стражи, требовали, чтобы те побоялись военных, не выражали открыто свои чувства, и кричали, что король поддерживает еретиков. Конференция, таким образом, неожиданно прервалась. Король, Сословия королевства и зрители, которые собрались со всех концов королевства, чтобы наблюдать за дебатами, чувствовали себя немало одураченными неожиданным окончанием дела.
Хотя католики боролись и потерпели поражение, они не могли навлечь на себя бо;льший позор, чем этот исход. Люди видели, что у них не хватило смелости даже попытаться защитить свое дело, и они не могли судить об этом деле положительно, так как видели, что его сторонники стыдились его. Таусен и другие пасторы поняли, что пришел час смело высказаться. Приступив к работе, они подготовили документ, раскрывший в двенадцати статьях небрежность, порочность и господство церковной иерархии. Они опубликовали этот документ по всему королевству. За ним последовало постановление короля, гласившее, что «Божественное слово Евангелия» должно свободно и открыто проповедоваться, что лютеране и католики должны пользоваться равной защитой до времени созыва вселенского собора, который решит между ними разногласия.
С этого времени стало быстро увеличиваться число протестантских верующих в Дании. Храмы оставались без молящихся, монастыри без обитателей, деньги, предназначенные на их содержание, забирались и передавались на создание школ и приютов для бедных. Некоторые монастыри были разрушены толпой, так как было невозможно сдержать народное возмущение, спровоцированное скандальными историями и преступлениями, случавшимися в этих местах. Монахи покидали обители, оставляя сутаны. Запасы монастырей находили лучшее применение, а отцы лучшее занятие по сравнению с унылыми часами, проведенными в келье. Немало из них стали проповедниками Евангелия; некоторые посвятили ремеслу физическую и умственную силу, которая зря пропадала под сутаной.
Поток обратился против епископов; однако они боролись, не сдавая своих позиций. Они питали надежду на помощь из-за границы; и чтобы быть готовыми встретить ее, они продолжали тайно интриговать, пользовались любой возможностью, чтобы поддерживать возмущение в королевстве. Фридрих, кому эта политика была хорошо известна, посчитал мудрым уберечься от возможных последствий их интриг и махинаций путем сближения с протестантской партией Германии. В 1532 году он присоединился к лиге, которую создали лютеранские князья в Шмалькальде для совместной обороны.
Нелегко в достаточной мере описать произошедшие изменения в Дании. На королевство излился ясный и благодатный свет. Датчане не только смогли читать Новый Завет на родном языке,  и псалмы Давида, которые пели во всех церквях, в полях и на улицах, но у них было много толкователей Божьего Слова и проповедников Евангелия, которые открывали им источник спасения. В страну пришла тихая весна. Избегнув ловушек, которых прятала тьма, и идя по новому пути, открытому для них светом, люди с своей жизни являли плоды Евангелия, а именно чистоту и мир.




                Глава 10


Протестантизм при Христиане III и его проникновение в Норвегию и Исландию

План восстановления прежней веры провалился – Неудачное завоевание страны Кристианом II. – Смерть короля. – Двухлетнее междуцарствие. – Замыслы и успехи священства. – Таусен приговорен к молчанию и изгнанию. – Вооруженная толпа осадила сенаторов в доме сената. – Таусен сдался. – Епископы начинают гонения. – Наводнение и пр. – Христиан III восходит на престол. – Подавляет бунт. – Собирает Сословия в Копенгагене. – Отменяет епископов. – Составлен новый церковный устав в 1547 году. – Бугенхаген – Семь управляющих – Бугенхаген коронует короля. – Дания процветает. – Установление протестантизма в Норвегии и Исландии.

В это время (1532 г.) была сделана попытка повернуть ход реформации. Якоб Ронновиус, архиепископ Рошильдена, человек хитрый и рискованный, придумал план, якобы в защиту Евангелия, но предназначенный шаг за шагом вернуть всю власть старой религии. Его план вкратце состоял в том, чтобы отдать кафедральный собор, посвященный Марии, францисканцам или ордену СвятогоДуха; чтобы не отменять мессу и другие обряды, а сохранить их в первоначальной форме; чтобы служба и песнопение осуществлялись не на родном языке, а на латыни; чтобы не убирать алтари и другие украшения священных храмов; короче, чтобы оставить весь ритуальный механизм прежнего поклонения, в то время как «образованные люди» будут проповедовать Евангелие в некоторых приходах. Хитрая уловка! Пытались сохранить всю прежнюю систему в твердой уверенности, что прежний дух вернется, и последнее состояние датского народа будет хуже первого. Этот план был представлен королю. Фридриха нельзя было одурачить. Его ответ сразу положил конец проекту Рошильдена. По воле короля Копенгагенский эдикт остался в силе. Архиепископу пришлось подчиниться, и надежды возвращения назад по этому плану ничем не увенчались.
Едва прошла эта туча, как опасность появилась в другой стороне. Бывший король Христиан II, поддерживаемый польскими союзниками в Нидерландах, и вдохновляемый церковными оппозиционерами Дании, совершил морской десант в надежде вернуть трон. Это предприятие ждала неудача. При приближении к датскому берегу разразился шторм, который потрепал его флот, и пока он приводил его в порядок, на него напали корабли Фридриха; сражение, продолжавшееся целый день, окончилось его полным поражением. Кристиана схватили, отправили в Сённерборгский замок на острове Альзен, заточили в мрачную тюрьму и держали там до смерти Фридриха  (1533 г.).
Так молодая реформация Дании была чудесно спасена. Она продолжала идти по своему пути, несмотря на многих сильных врагов внутри королевства и немалых активный заговорщиков вне его. Затеи была небольшая передышка. В возрасте шестидесяти двух лет 10 апреля 1533 года умер Фридрих I. Протестанты оплакивали смерть «доброго короля». Он умер в самый разгар трудов для реформации, и существовала опасность, что его работа будет похоронена вместе с ним. За этим последовало тревожное междуцарствие в течение двух лет. Их двух сыновей Фридриха старший Христиан был протестантом, младший Иоганн исповедовал католическую веру. Папская партия, которая надеялась, что с сошествием Фридриха в могилу для их церкви настанет новый день, начали строить планы возведения Иоганна на престол. Протестанты объединились в пользу Кристиана. Третья партия, которая думала вклиниться в брешь, оставленную для нее двумя другими, обернула свой взор на низложенного короля Кристиана II и даже попыталась реставрировать его власть. Расстроенная страна была также втянута во вновь вспыхнувшие претензии священства. Фридрих был в могиле, нужна была смелая политика, поэтому епископы решили вернуть себя и церковь на прежнее место. Они задали тон на сейме. Они запугивали знать, вынуждали вернуть десятины, добивались возврата соборов, монастырей, имений и имущества, которого лишились. Успехи давали им смелость на более решительные меры. Они протянули руку к гонениям и не скрывали, что хотят уничтожить протестантскую веру в Дании.
Свой первый удар они решили нанести по Таусену. Они понимали, что устранение смелого реформатора и красноречивого проповедника будет первым шагом к успеху. Он долго был занозой в их теле. Манифест, возвещавший всем о небрежности и порочности церковной иерархии, который был распространен по всему королевству, был в основном его работой; и ему нельзя было простить такого оскорбления. Епископы обладали достаточным влиянием, чтобы провести через сейм указ, осуждавший великого проповедника на молчание и изгнание. Его исключили из кафедрального собора Копенгагена, где он обычно осуществлял служение; все другие церкви были закрыты для него; не только кафедра, но и перо было под запретом. Ему было запрещено писать и публиковать книги и приказано в течение месяца покинуть диотез Зеландии. В какой бы части Дании он не поселился, ему было запрещено публиковать свои сочинения или обращаться к собранию; не разрешено было совершать церковное служение; во всем он должен был подчиняться епископам.
Когда слухи о том, что происходит на сейме, распространились, горожане Копенгагена взялись за оружие и, ринувшись на форум, стали долго и громко кричать. Они требовали вернуть им Таусена, требовали от риксдага воздержания от указов враждебных протестантской вере, добавив, что если какой-нибудь вред будет нанесен этой религии или ее проповедникам, то в этом будут виноваты епископы. Риксдаг понимал, что народ не собирался с этим шутить, и некоторые сенаторы старались их успокоить. Обратившись к толпе из окон дома сената, они заверили их, что проследят, чтобы никого зла не было сделано Таусену, чтобы риксдаг не вынес никакого враждебного указа, и чтобы ни каким образом не были ущемлены протестантские права и традиции; они просят их спокойно расходиться по домам и заниматься своими делами. Эти слова не успокоили народ, возмущение все еще продолжалось. Теперь сенаторы возмутились, и стали кричать на них громким голосом, угрожая наказанием. Но они говорили на ветер. Их слов никто не слышал, они тонули в шуме. Однако их жесты можно было видеть, и они говорили о крайнем раздражении говорящих. Гнев «Отцов» еще больше возбудил вооруженную толпу. Еще громче возвысив голоса, бунтовщики кричали: «Покажите нам Таусена, или мы взломаем двери зала. Сенаторы, охваченные страхом, вернули проповедника народу, которые создав вокруг него живой коридор, проводили его от дома сената к своему дому. Ренновиуса, архиепископа Рошильдена, первого зачинщика гонений на последователей лютеранского учения, похоже ждала худшая участь. Он был особенно неприятен народу, и определенно пал бы жертвой их гнева, если бы не великодушие Таусена, который сдержал гнев толпы и спас архиепископа от рук восставших. Прелат не остался неблагодарным за такой благородный поступок, он сердечно поблагодарил Таусена, и даже проявлял к нему потом дружеские чувства. Постепенно под давлением знатных горожан Копенгагена их любимому пастору вернули его церковь, и религиозные дела начали снова идти  прежним руслом.
Другие епископы не были столь терпимы. Вернувшись домой, они начали яростно преследовать протестантов в своих диотезах. В Мальмё и Веисе митрополит Тоберниус Билли запретил проповедников, которые очень успешно трудились там. Этим и другим городам угрожало отлучение от церкви. В Виборге католический епископ Георг Фризий ни перед чем не остановился, пока не выгнал всех реформаторов из города и не уничтожил протестантизм, который уже укоренился там и начал процветать. Протестантов было много и то, что они выступили смелым фронтом против епископа, показало ему, что он крупно просчитался. Не только в городах, но и в разных частях страны протестантские собрания закрывались, а их учителя изгонялись. Однако дальше этих ограничений гонения не пошли. Они не привели к дальнейшим более суровым мерам, к которым могли привести эти начинания, если бы на это было дано время. Дании не пришлось платить за реформацию плахой и костром, что пришлось сделать другим странам. Это, несомненно, было благословением для людей того поколения. Было ли это благословением для людей последующих поколений, мы не готовы утверждать. Люди должны платить высокую цену за то, что они высоко ценят. Мученики одного народа и страны всегда вдохновляют многих других на подвиг в других странах, хотя кровь проливается за одно дело.
Беды двух несчастливых лет, которые отделяли покойного Фридриха I от избрания его преемника, или его спокойного восхождения на престол, усилились разбушевавшейся стихией. Как будто небесные воды и воды океана сговорились против суши, уже пострадавшей от горечи политических партий и фанатизма суеверных зилотов. Произошло сильное наводнение. В некоторых случаях целые города затопило, и много тысяч жителей утонули. «А, - говорили приверженцы старой веры протестантам – наконец, на вас обрушился Божий гнев. Вы разрушили алтари, уничтожили изображения, осквернили храмы истинной веры и теперь рука Божия простирается, чтобы наказать вас за ваше неверие». К сожалению, наводнение смывало дома и поля, как католиков, так и протестантов. Но этой теории противоречил тот факт, что беды сопровождали очевидный возврат страны к старой вере. Немало людей относилось к этим событиям с суеверным страхом, но большинство людей они дисциплинировали в вере и заставили прилагать усилия. Через два года небо опять просветлело над протестантами и над всей Данией. Старший сын Фридриха, чья принадлежность к протестантизму была достаточно подтверждена реформами в Шлезвиг-Гольштейне, был избран на трон (июль 1534 года) и начал царствовать под именем
Кристиана III.
Вновь избранный монарх обнаружил, что ему сначала надо было покорить свое королевство. Оно было в руках врагов, а именно епископов, которые удалились в свои диоцезы, укрепились в замках и не принимали всерьез власть вновь избранного монарха. Кристофер, граф Ольденбурга, также поднял мятежное знамя от имени Кристиана II. Состояние церковных домов, золотые и серебряные украшения соборов и даже колокола церквей, переплавленные в монеты, шли на войну против короля. Стоило много труда, денег и немало крови, чтобы покорить воинственного графа и мятежных прелатов. Но, наконец, задача была выполнена, хотя прошел целый год после избрания, когда Христиан мог вступить в мирное владение своим королевством. Его первым шагом после того как страна успокоилась, был созыв Сословий в Копенгагене в 1536 году. Король обратился к собранию с речью, в которой говорил о бедах, принесенных стране епископами своей оппозиции законам, ненавистью к реформаторскому учению, бесконечными заговорами против мира и порядка в государстве; и он представил сейму на рассмотрение главы декрета. Декрет предлагал отмену епископата, возврат собственности епископов государству, передачу правления королевством исключительно в руки мирян, управление церковью с помощью синода, реформацию религии, отмену обрядов римской церкви. В нем говорилось, что хотя никого не принуждали отречься от католической веры, все должны наставляться Словом Божьим; что церковные доходы и собственность, или то, что не было потрачено на только что закончившуюся войну, должно быть передано на содержание «руководителей» и образованных людей, и на создания академий и университетов для наставления молодежи.
Предложение короля было принято с большим одобрением. После того как его облекли в обычную форму, оно было принято; все присутствовавшие подписали его, таким образом, придав ему форму национального и бессрочного документа. Этой «Рецессией Копенгагена», как документ был назван, в Дании официально была установлена протестантская вера.
Эта работа продолжалась до 1536 года. Бунт епископов был подавлен, их обуздали, однако, король великодушно сохранил им жизнь. Католический епископат был отменен по решению государства. Прелаты больше не могли осуществлять светское правосудие; также они не могли требовать помощи от государства для духовной власти, с целью подавления тех, кто не был им подвластен. Монастыри за некоторым исключением и церковные доходы были изъяты в пользу государства, и отданы на учреждение школ, помощь бедным и содержание протестантских пасторов, для которых теперь были открыты соборы и церкви. Эта работа все еще требовала завершения; и в 1547 году она увенчалась успехом.
В этом году, памятном для истории Дании, король собрал всех профессоров и пасторов королевства и двух герцогств с целью разработки устава протестантской церкви. Был разработан совместный проект короля и богословов, напоминавший духовное предписание. Копию на немецком языке  послали Лютеру для исправления. Она была одобрена реформатором и другими богословами Виттенберга, и когда она вернулась, король попросил Бугенхагена (Померания) помочь довести дело до конца, используя свой опыт и мудрость. Учение, устав и богослужение датской протестантской церкви были учреждены в основном в соответствии с проектом короля и богословов, так как поправки Виттенберга были незначительными; и введенный устав был подписан не только королем, но и двумя профессорами из каждого колледжа, и всеми ведущими пасторами.
После того как папские епископы были лишены своих диоцезов, король позаботился в том же году назначить семь протестантских епископов на их место. Они были введены в это служение Бугенхагеном  7августа в кафедральном соборе Копенгагена по апостольскому обряду с возложением рук. Их работой, по определению Бугенхагена, было «присматривать» за церковью, и их званием было скорее «суперинтендант», чем «епископ». На церемонии каждый из них обещал быть верным королю и со всем усердием проповедовать Слово Божие в своем диоцезе, раздавать причастие и наставлять невежественных в вопросах веры. Они также должны были следить, чтобы молодежь посещала школу, и чтобы правильно раздавалась милостыня бедным. Имена и диоцезы этих семи управляющих были следующими: Петер Палладий был назначен в Зеландию, Франциск Ворморд в Сконе, Георг Вибург в Фюне, Иоханн Вандаль в Рибе, Матфей Ланг в Артузен, Якоб Зининг в Виборг и Петер Том в Альборг. Все они были благочестивыми и образованными людьми, они продолжали служить церкви  и датскому королевству в течение многих лет.
Читатель может заметить, что в этом списке нет того, кого называли Лютером Дании. Ханса Таусена назначили на кафедру богословия университета Рошильдина. Несомненно, считалось, что готовить будущих служителей церкви является самой важной работой. Он исполнял эту обязанность в течение четырех лет. В 1542 году после смерти Иоханна Вандаля его назначили суперинтендантом в Рибе. Из трех нищенствующих орденов, благоденствовавших в Дании, одни монахи уехали из королевства, другие пополнили ряды ремесленников, а большинство благодаря талантам и знаниям стали проповедниками Евангелия. И спустя всего несколько лет вряд ли можно было найти монаха, не оставившего прежней жизни и вместе с ней римской церкви, и не обратившегося в протестантскую веру.
Этот год (1547), который был уже свидетелем нескольких событий, предопределенных для формирования судьбы датского народа, должен был ознаменоваться еще одним событием до своего завершения. В августе был торжественно коронован король Кристиан. На сей раз обошлись без многочисленных обрядов, без которых, как считали во времена папства, ни один король не мог законно править, которые были придуманы, чтобы показать великолепие церкви и показать превосходство понтифика над королями. Остался только простой обряд елеепомазания. Бугенхем возглавлял церемонию. Он возложил на голову короля золотую корону, украшенную драгоценными камнями. Он дал ему в руки шпагу, скипетр и сферу. Отдав ему королевские регалии, он коротко, но торжественно напомнил ему о том, что тот должен править во славу Вечного Царя, по чьему провидению он царствует, и к благу державы, над которой он поставлен.
Великодушный, благоразумный и богобоязненный король с удовлетворением наблюдал за работой, к которой он стремился всем своим сердцем. Была сломлена сильная оппозиция, угрожавшая преградить ему дорогу к трону. Знать сплотилась вокруг него и поддерживала его во всех мероприятиях по освобождению страны от ига церковной иерархии, от вымогательства монахов и деморализующего действия суеверий и обрядов старой религии. Учителя истины создавали общины по всему королевству. Появлялись школы, стали возрождаться оставленные на годы гражданской войны литература и изучение священных наук. Университет Копенгагена поднялся из руин; для него был разработан новый устав; он хорошо обеспечивался; были приглашены ученые люди из других стран на его кафедры. И как следствие этих просветительских мер, он вскоре стал одним из светильников христианского мира. Шрамы, нанесенные стране гражданской войной, вскоре зажили, горесть прежних лет забыта, и страна вошла в благополучный и радостный период. В июле 1539 года к реформаторской работе в Дании был добавлен последний штрих. На сейме в Оденсе король и знать подписали официальный договор, обязывавший стойко придерживаться реформаторского учения, в котором они были наставлены, и сохранять устав протестантской церкви, который они разработали два года назад.
Свет стал проникать дальше на север. День, который начался в Дании, пролил свои лучи на Норвегию и даже на далекую и унылую Исландию. Норвегия сначала отказалась признавать Кристиана III королем. Епископы, как и в Дании, возглавили оппозицию; но победа Кристиана в последней стране проложила ему дорогу для установления власти в первой стране. В 1537 году архиепископ Дронтейн сбежал в Нидерланды, забрав с собой сокровища кафедрального собора. Это нарушило вражеское войско; страна починилась Кристиану, и впоследствии в Норвегии установилось то же учение и тот же церковный устав, что и в Дании.
Исландия была самым далеким владением датской короны на севере. Можно было подумать, что этот небольшой остров не заслуживал того, чтобы за него бороться, но силы суеверия вели решительную борьбу за то, чтобы удержать его, также как они делали это в отношение более богатых владений. Первые попытки реформации сделал Огмунд, епископ Скальхольта. Испуганный решительной оппозицией священников, Огмунд сложил свои полномочия, чтобы избежать их гнева, и отошел от дел. В следующем 1540 году король послал Хютсфельда, чтобы ввести Гиссера Энерсёна, бывшего студентом Виттенберга, в должность епископа Скальхольта. При Энерсёне началась настоящая работа. Однако она продвигалась медленно, так как сильна была оппозиция. Священники организовывали заговоры, а простой народ время от времени устраивал беспорядки. День ото дня истина пускала более глубокие корни среди народа, и, наконец, исландцы приняли то же учение и тот же церковный устав, что и датчане. Таким образом, этот остров был добавлен к владениям, над которыми засияло солнце реформации, для того, чтобы осуществилось предсказание, что не останется ни одного берега, которого не коснется этот свет, и ни одного острова в открытом море, который не даст плодов праведности и не запоет песен спасения.