Как я была воспитателем. очерк

- Ты мой хороший! – шепчу я на ушко Тарасичу, сидящему у меня на коленях. Я обнимаю его тоненькую фигурку, а он трогает и  внимательно рассматривает перстеньки на моих руках. Мы сидим на занятии по пению. Мои дети пытаются чинно сидеть на стульчиках и старательно выводят слова песни про весну. Все, кроме Тарасича, потому, что Тарасич не любит петь точно так же, как сидеть смирно. Или не может. В силу живости характера, а может гиперактивности, или еще чего… Вообще-то его зовут Максим Тарасов. Это маленький, худенький, ужасно вертлявый, неимоверно подвижный человек с безумно красивыми карими глазами и длиннющими ресницами. В группе, да и в обществе вообще считается «трудным», воспитывается бабушкой. У мамы есть другой муж, есть дочь от второго мужа, есть другая семья, другая жизнь, в которой Максу пока нет места. Маму Тарасича я видела, наверное, раза три. В этом смысле, мне исключительно повезло, поскольку матери Макса ничего не стоит прийти за ребенком и начать орать на воспитателя по поводу и без повода. Меня, к счастью, миновала чаша сия. Пацану доставалось не меньше, вследствие чего, Макс нормального тона почти не воспринимает.  Он привык, что на него все орут, привык быть плохим. На музыке Максим сидит исключительно у меня на коленях – не хватает пацану материнской ласки. Помогаю, чем могу – обнимаю его тоненькую фигурку, шепчу что-нибудь на ушко… Вообще-то, Тарасич драчливый, но на самом деле, очень добрый и очень хороший, только надо эту доброту и «хорошесть» старательно выискать где-то внутри него, вытащить и показать ему самому. Макс дерется, я бы сказала, за справедливость. У девчонок языки-то длинные – за словом, как говориться, не в карман, словом, обзываются кто во что горазд, ну, а Тарасич, ясное дело, пускает в ход кулаки. Месяца три отучала Тарасича драться с девчонками – прежде, говорю, словами объяснись. Вроде, понял.
-Ольсанна, а Солнцев язык показывает и кривляется! – слышу голосок кого-то из детей.
- Дети, не обращайте внимания, это его нормальное состояние!
Артем Солнцев похож на маленького барчука – пухлый, с толстыми щеками (за что получил от меня прозвище «Щёки»), большеглазый пацан. Его любят в семье все: мама, папа, сестра, бабушка, дедушка, другая бабушка, другой дедушка, собака, кошка и хомячок. Солнцев перекормлен всеобщесемейной любовью, в отличие от Тарасова, от чего имеет лоснящийся вид, словом, как сыр в масле катается. Производит впечатление избалованного ребенка, на занятиях обычно ничего не делает из принципа. От Солнцева, обычно, я слышу только три фразы: «Можно я не буду есть суп?» (за обеденным столом, сидя над тарелкой супа, взгляд из-подлобья, бурчание себе под нос), «Я больше так не буду!» (стоит на казанный за какой-нибудь проступок) и «С….а» (слово, обозначающее собаку женского рода и  произносится, обычно, шепотом). Однако, Тёма, потрясающий хозяйственник, первый помощник в подготовке занятий по математике – если требуется разложить раздаточный материал по тарелочкам, Солнцев тут как тут. Солнцев и Саня. Оба, на пару, моментально возникают передо мной, как два листа перед травой! Саня Раммштайн – симпатичная, стройная маленькая немка, с длинными косами и большими серыми глазами. Вообще, ее зовут Александра,  мы зовем ее Саня. Ее родители веселые и позитивные люди, оба розовощеки и полные. Иногда я смотрю на них и думаю, интересно, а Саня, когда вырастет, останется стройненькой, или тоже располнеет? Не очень-то, перспективка! Но, это к делу не относится – мое дело за детьми смотреть, или, как однажды выразилось наше начальство, работать «совой» и «радио». Только, мне не хочется, ни «совой», ни «радио», мне хочется уткнуться в сфинкса, например, которого я делала в технике «папье-маше» или в Архангела Михаила, что цветными карандашами, или еще во что-нибудь… Только, делать нечего, приходится покамест, быть в должности воспитателя. Вообще-то, я не воспитатель – я художник, человек творческий, помешанный на Египте и Токио Хотель (или Отель), в зависимости… .Что такое Египет? Это теплая африканская срана с богатым культурным наследием, открытым французским военначальником Наполеоном (он же Бонапарт) еще до его славного похода на царскую Россию в 1812 году. Что есть Токио Отель? Это есть славная немецкая рок-группа, созданная не менее славными братьями-близнецами. Египет у меня в голове, Отель – в ушах, это мое нормальное состояние!
- Ольсанна, а мы на улицу пойдем?
- Пойдем, пойдем!
Да, забыла представиться, меня зовут Ольга Александровна. Дети чаще зовут меня не по имени–отчеству, а просто «воспитатель». Этой группе не очень повезло с воспитателями, точнее совсем не повезло, поскольку воспитатели в это группе долго не задерживаются и меняются с периодичностью раз в две недели. Дети уже и не пытаются запомнить имя-отчество очередной тетки. Я у них …надцатая  по счету. Интересно, удастся ли мне, когда-нибудь превратиться в настоящего воспитателя или же я стану для них очередной теткой? Вопрос вопросов! Но, это дело времени, а пока надо собираться на улицу. Я готовлю свою галдящую, смеющуюся, кривляющуюся, толкающуюся, обзывающуюся, плюющуюся братию к походу на детсадовский уличный участок. Вообще, поход на улицу – это КАТАСТРОФА! По правилам, заведенным вышестоящими инстанциями, дети, которые собираются на улицу, должны в полной тишине, выйти в раздевалку, в полной тишине, одеться, при этом не толкаться, не кривляться, не драться, не обзываться, в полной тишине, выйти на улицу, в полной тишине, строем, дойти до участка… Может, я чего не умею или не знаю, но мои сорванцы чхать хотели на эти правила – они живут по своим правилам. У них своя проверка – каждую новую тетку они экзаменуют, причем с пристрастием, не давая подсказок, не прощая ошибок, и без права переэкзаменовки. Жизнь научила их этому.
- Дети! По очереди идем в туалет, и садимся за столы! – становлюсь в позу главенствующего лица. Дети смотрят искоса на меня снизу вверх: в их глазах бегущей строкой: «Еще одна на нашу голову!»
- А зачем за столы?
- Чтобы вы, наконец, успокоились!
Действительно, моя задача на данный момент, сделать так, чтобы все восемнадцать ртов, наконец,  закрылись, руки не барабанили по столам, не шарили по карманам, не прятали всякую мелочь, вроде мелких карманных машин, «зублсов» и прочей игрушечной дребедени. Вообще, современные игрушки современных детей – это нечто! Шишковский однажды притащил какую-то зеленую с перламутром странную субстанцию в пластиковой прозрачной баночке и заявил, что это «космические сопли», предложил мне понюхать. Открыла и понюхала – ничего особенного, только от самого факта, что это все-таки сопли, хоть и космические, стало как-то не по себе, если не сказать противно. Сказала, чтобы убрал, иначе отберу и выкину.  Лет двадцать назад (во вспомнила!), когда еще не знали не то, что про интернет, когда о компьютерах народ имел весьма смутное представление, а понятия «мобильный телефон» не существовало вообще и в проекте, это те времена, когда маленьких девочек ориентировали на то, чтобы те готовились во взрослой жизни быть примерными хозяйками и хорошими матерями посредством игры в «дочки-матери», а мальчишки грезили стать военными летчиками или, там, космонавтами. Это те времена, когда куклы имели розовощекий и пухлый вид, добрые синие-пресиние глаза и длинные волосы, которые можно было расчесывать массажной расческой и заплетать разного вида дивные косы. Это те времена, когда зайчик имел вид зайчика, про медвежонка можно было сказать, что это медвежонок. Правда, лет двадцать назад, в большинстве своем, игрушки были в дефиците, зато качественные, ни какой-нибудь там, Китай. Я помню, было время, когда хорошую мягкую игрушку можно было купить в Москве или в Питере (тогдашнем Ленинграде), но только надо было показать паспорт с московской или ленинградской пропиской, иначе тебе ее просто не продадут. Бред, конечно, но такое было. Зато теперь можно купить любую игрушку, в любом месте, за любую цену, на любой вкус. Моему сыну было три года, когда из Минска приехала моя двоюродная тетя и привезла ему в подарок маленькую мягкую игрушку.
- Ой, какой зайчик! – протянул завороженный ребенок.
- Да это ж не зайчик, это собачка! – удивилась моя мама.
- Да? А мне продавец сказал, что это мишка! – сказала двоюродная тетя.
Игрушка была четырехцветной, то есть по цвету нельзя было определить, кто это есть. Уши никак не тянули на заячьи, скорей на собачьи. Можно было предположить, что это собачка, но где же хвост? Хвост у животного в положенном месте отсутствовал. Тогда, можно предположить, что это, все-таки, мишка, но опять же уши – на медвежьи они тоже не тянули. Вот так зайчик-собачка-мишка! В общем – зверь неопределенной породы. Иметь «зублс» - это круто! Так, по крайней мере, считается у детей. Это маленькая карманная пластмассовая игрушка в виде шарика с кнопочкой. Если нажать на эту кнопочку, то выскакивают рожки, лапки и мордочка. Все бы ничего, только мордочка обычного «зубла» имеет зловещее выражение. Неужели детям это нравится? И все-таки, надо идти на улицу.
- Так, дети, закрываем свои рты, иначе вместо улицы вы будете сидеть за столами в полной тишине! – громким мерным голосом объявляю я. Дети и не думали успокаиваться, им гораздо интереснее сидеть за столами и орать во все горло, чем в полной тишине пойти на улицу. Однако, надо что-то с этим делать. Проходить секунд пять, по группе прокатился громовой раскат. Что это? Дети заткнулись (прошу прощения, но здесь надо точно выразится!) Все очень просто: Ольсанна схватила книгу потолще и поувесистей и что есть силы грохнула ею по столу! Прием опасный, и, по всей видимости, запрещенный начальством. Только кричать я больше уже не могу – мои  нервы, к сожалению, уже не выдерживают и голосовые связки сделаны отнюдь не из металла. Кричать на детей нельзя (портится нервная система), и не кричать тоже нельзя (нормального тона не понимают вообще, думают, что тетка добрая и садятся на шею). Елки, а что же делать-то?
- Так, дети, молодцы! А теперь первый стол в полной тишине встает, задвигает стулья и направляется в раздевалку! – встает, конечно, не «стол», а дети, сидящие за первым столом. Я не люблю прогулки равно, как и проводить занятия по физкультуре. Все нормальные люди думают, что физкультура это полезные для мышц тела упражнения, подвижные игры, соревнования, радость, счастье, эмоции, смех. В общем-то, правильно думают. Что такое провести физкультуру в детском саду? Примерно, то же самое – минус радость, счастье, эмоции, смех! Мне иногда кажется, что из моих детей, да и из меня тоже, пытаются сделать каких-то роботов, как-то: путь из группы в гимнастический зал дети должны проделать в полной тишине, не цепляя, не обзывая, не плюя, не толкая (да и много-много всевозможных «не») друг друга. Так, в общем-то, должно и быть! Только это не мой случай. Будь я работником с воспитательским образованием, у меня бы, наверное, получалось работать по заведенным в саду правилам. Елки, я художник, вынужденный проводить вместо рисования эту дурацкую физкультуру!  Как следствие, возникает вполне нормальный человеческий вопрос: а что Вы здесь делаете, Ольсанна? Сама не знаю… Жду перевода на основную должность педагога дополнительного образования, на должность руководителя по ИЗО. Только меня терзают смутные сомнения, воспитателей в саду катастрофически не хватает. Чувствую, трубить мне тут с вами до самого выпускного! Не для меня перспективка!
- Так, дети, одеваем брюки и сапожки!
-  А шапку одевать?
- Нет, а то вспотеешь!
- Ольсанна, а Тарасов толкается! – правильнее было бы сказать прыгает. Тарасов, действительно прыгает на всех, мешает одеваться, сам одеваться не желает, поскольку настроения идти на улицу у него нет, оставить его с няней нет никакой возможности, да и не имею я такого права.
- Тарасов иди сюда, будем одеваться!
- Неееееееееееееееееет! – Тарасов прячется от меня в своей же кабинке.
- Иди сюда, мой дорогой! – вытаскиваю его за подмышки из кабинки и пытаюсь напялить на него уличные джинсы и ботинки. Тарасов вырывается, и чхать ему на то, что дети уже оделись, стоят и ждут его, тают от жары и растекаются тонким слоем. Наконец, что-то происходит и Тарасов начинает одевать на себя куртку, шапку и все остальное. Понял, что эта тетка от него просто так не отцепится. Наконец, все готовы, и могут отправляться на улицу. Здесь опять надо вспомнить про закрытые рты, отсутствие прыжков с лестничных ступенек, не толкаться, не кусаться, не лягаться, не обзываться, не плеваться, не ругаться (еще каких-нибудь «не») – в общем, в полном спокойствие, спуститься на улицу по лестнице. Ага, покой нам только снится!
- Ольсанна, а Солнцев толкается и говорит на меня плохие слова! 
Ну что, мне его, убить что ли, Солнцева?
- Солнцев, когда мы придем на участок, все дети будут играть, а ты будешь стоять рядом со мной!
- Я больше так не буду, я больше так не буду, я больше так не буду, я больше так не буду… - вынос моего мозга с успехом продолжается.
- Так, дети, становимся парами! Идем на участок! – вроде как в воздух сказала, дабы восемнадцать пар ушей меня просто не слышат. Или не хотят слышать. Первая половина народу честно пытается встать в пары – большая им моя благодарность и признательность, вторая половина  тут же разбредается по территории и мне приходится их отрывать от более интересных дел, как-то: подпрыгивание и отрывание листочков от близстоящего дерева, засовывание пальцев в лужу, или от ковыряния тем же пальцем в земле. Мне приходится формировать детские пары из тех,  кто рядом друг с другом стоит. Пока я это делаю со второй половиной детей, первым надоедает примерно стоять и ждать – они тоже потихоньку начинают разбредаться. Ох, и трудная это работа, из болота тащить бегемота! (прям как по Чуковскому). Наконец, мне удается построить ровный четкий детский строй и отправится на участок.
Я пока прерву свой рассказ о прогулке и немного расскажу про самый первый день работы в этой группе. Точнее, не полный день, а всего лишь вторую половину дня. После второго декретного отпуска я решила вернуться в родной детский сад в качестве воспитателя с тайной надеждой на то, что меня когда-нибудь вернут в должность руководителя по ИЗО. Начальство меня сразу предупредило, что группа сложная, воспитателя постоянного пока нет, требуется твердая, если не сказать «железная» рука, чтобы привести группу в чувство полного порядка. (Елки! Может, мне сразу уволиться?) Ну, и отправили меня на мое рабочее место на полдня, чтоб не сразу, так сказать, головою в омут. С детьми была медицинская сестра. Она страшно обрадовалась, увидев меня в детской раздевалке, где я находилась в ожидании, пока детей приведут с прогулки. Меня сразу предупредили о парочке сложных в обращении детях, так называемых «перцах». Моя задача их отыскать и сразу взять в свои руки, и обратить особое внимание на их поведение и воспитание.

Мои дети идут ровным строем по дорожке. Ровно столько идут ровным строем, сколько я за ними наблюдаю. Стоит отвернуться от них, весь мой ровный строй куда-то исчезает, потому, что идти ровным строем скучно и неинтересно. Гораздо интереснее ковырнуть пальцем снег, оторвать веточку от дерева, засунуть палец в лужу, кого-нибудь толкнуть, плюнуть, обозвать – в общем, внести в этот пресловутый ровный строй полный беспорядок. Чтобы хоть как-то навести порядок и привести в чувство мою расшалившуюся братию мне приходится идти вперед с вывороченной назад шеей (наверное, именно в этом заключается работа «совой», как выражается наше начальство). В самом хвосте ровного строя с мечтательным видом плетутся две Насти Шапошникова и Тараторкина. Они тихонько «откалываются» от общего строя, и вскоре, я замечаю обеих сидящими далеко позади и ковыряющими подтаявший снег.  Что они там нашли? Наверняка, ковырять пальцами снег гораздо интереснее, чем идти ровным строем вместе со всеми. Настя Шапошникова по своей натуре художник, человек творческий, мечтательный, витающий где-то далеко-далеко в облаках. Как художник художника лично я, Настьку понимаю. Была бы я на месте Настьки, верняк, я бы вела себя точно так же. Однако же, сейчас я в роли воспитателя и мне надо сделать так, чтобы меня все слушались и делали, что скажу. Размечталась, Ольсанна!
- Так, Шапошникова и Тараторкина, быстро встали в строй!
Девчонки с унылым видом перестали ковырять снег и поплелись вслед за строем. В их глазах бегущей строкой можно было прочитать: «Как ты достала, Ольсанна!»
Про выгул на участке можно писать отдельную историю. Вообще, у нас очень даже неплохие участки с горками-качелями-каруселями-верандой. Все это ярко-красочно выкрашено во все цвета радуги, все такое заманчивое, если бы ни одно маленькое «но»… Кататься ни на чем НЕЛЬЗЯ! Начальство прям так и заявило НЕЛЬЗЯ! Мама-дорогая, а что тогда можно? Зачем здесь тогда стоят все эти ярко-красочные горки-качели-карусели? Для красоты? Бегать нельзя, кататься нельзя, в песок нельзя (грязнятся), лазить нельзя! А что  можно? По кругу ходить словно заключенные? Кошмар да и только! Что же с ними делать положенный для прогулки час? Играть в игры не желают, потому что, не умеют играть вместе. Их никто до меня этому не учил. Вот безобразничать – это да! Тарасов затеял игру, которая заключалась в швырянии собственного божественного тела на огораживающие участок кусты. Падает, смотрит мне прямо в глаза и улыбается.
- Тарасов, нельзя так делать, кусты будут не красивые! – кричу, что есть мочи.
Ноль реакции. Как падал, так и падает. Смотрит и улыбается.
- Тарасов не смей! Тарасов прекрати! Тарасов иди сюда! Тарасов ты наказан! Почему ты не слушаешься?
Плевать он хотел на мои отчаянные крики. Ему хочется внимания, он его получает таким, пускай слегка, мазохистским, образом. Моя задача сделать так, что бы Тарасов меня слушался, и сохранить кусты в первоначальном виде.  Я хватаю Макса за руку, ставлю рядом с собою и объявляю ему, что он будет стоять рядом, пока не успокоится. В ответ на это он подгибает обе ноги и картинно валится на землю, а я продолжаю держать его за руку. Это чертовски тяжело и неудобно. Да еще Макс будто специально выгрязнил свои штаны (то-то мне достанется от его бабушки). Но я продолжаю стоять на своем, и удерживаю его на одном месте. Тем временем, мои дошколята разбредаются по участку в поисках чего-нибудь интересного. Точнее, они с бешеной  скоростью начинают нарезать круги по участку и за его пределами, проделывая дырки в этих пресловутых кустах. Естественно, после такой прогулки добрую половину моих подопечных можно вместе с одеждой смело отправлять  в стиральную машину в режиме «стирка- отжим-сушка». Если так дальше пойдет дело, то я тут с вами долго не протяну. Может мне не тянуть с этим делом и уволится? Увольняюсь я так же аккуратно, каждый понедельник, раз по пять на дню! Тем не менее, прогулку надо продолжить и как-то хотя бы элементарно, логически завершить. Практически все время, положенное для прогулки, я бегаю за своими детьми  по пятам, пытаясь призвать их к порядку и сделать так, чтобы те не бегали, не прыгали, не лазили там, где не надо, не отрывали ветки с деревьев, не валились в кусты, не плевались, не обзывались, не орали (в общем, все тот же перечень всевозможных «не»). Уф! Это же какой-то кошмар! К концу прогулки с меня сходит семь потов! А это всего лишь только первая половина рабочего дня. Каким-то непостижимым образом я должна сохранить остатки энергии для того, чтобы протянуть до конца рабочего дня. Возникает вопрос: как же здесь люди годами работают? Привыкают, наверное… Тем временем, прогулка подходит к концу, и мне надо собирать мою расшалившуюся братию в одну кучу. С большим трудом для своих голосовых связок, я загоняю детей на веранду и начинаю формировать пары для будущего ровного строя. После прогулки по режиму идет следующим номером обед и дневной сон. Я люблю дневной сон, поскольку целых два часа мои нервы и голосовые связки имеют возможность отдохнуть. Однако, сегодня среда, а по средам во время сончаса, все воспитатели отправляются на так называемый методический час, который проводится аккуратно каждую неделю. Судя по названию это мероприятие, в моем понимании, конечно, должно проводиться с целью помочь, подсказать, что-то предложить каждому из воспитателей в его работе, познакомить с новыми педтехнологиями, может быть поучиться чему-то у более опытных воспитателей. Методчас в нашем заведении сводится к банальной головомойке, которая устраивается либо кому-то одному, либо сразу всем и за все. В связи с этим, на методчас в кабинет методиста, тянется унылая вереница воспитателей. У всех такие лица, будто их ждет минимум расстрел. Все заранее готовятся к большому количеству неприятностей.
- Так, Елена Петровна, объясните мне, до каких пор это будет продолжаться? Почему во время обеда Вы не добиваетесь от детей, чтобы они доедали все? – наше начальство сегодня обнаружило большое количество пищевых остатков в одной из подготовительных групп.
«Ага, а Вы попробуйте накормить детей безвкусной тушеной капустой».

 - Ваши дети не получают нужного количества питательных веществ! Почему в Вашей группе такое огромное количество пищевых отходов? Почему дети не доедают второе?
«Ага, заставьте детей съесть чуть не полкило тушеной безвкусной пресной капусты».
- Каждому ребенку положено в день 100 граммов мяса! Почему вы не заставляете детей доедать мясо?
«Ничего, что у половины детей в группе большие проблемы с зубами и жевать мясо им просто  нечем».
У меня в группе есть девочка, у которой вместо зубов какие-то меленькие черные кочки. Ест отвратительно, но при этом всегда умудряется быть энергичней всех. Откуда Полька берет энергию мне совершенно не понятно, наверное подпитывается от солнца или еще от какого источника. А если в группе половина таких детей, у которых вместо зубов черные кочки? Дети могут жевать зубами, но никак не кочками.  Что  делать с такими детьми совершенно не понятно.
- В общем так, это вопиющий, из ряда вон выходящий случай! Елена Петровна, я объявляю Вам строгий выговор! Теперь пусть каждый из присутствующих выскажется по этому поводу!
Все присутствующие сидят, потупивши взоры. Тишина полнейшая. Никому не хочется высказывать свое мнение по этому поводу, тем более, что такая ситуация может произойти с каждым. И совсем не хочется нарываться на критику со стороны начальства, потому как, все равно, что вы скажете, это будет использовано против вас, причем немедленно. Это понимают все, и никто не спешит высказываться.
- Я так понимаю, что  одна борюсь за здоровье ваших детей, а вам абсолютно все равно, что у нас с вами происходит? С сегодняшнего дня я сама лично контролирую прием пищи во всех группах! 
«Напугала…»
- Так, теперь переходим к следующему вопросу: президент Путин подписал указ о дошкольном образовании…
Интересно, а президент Путин вообще имеет хотя бы какое-нибудь элементарное понятие о воспитательном процессе в детском саду? О том, что такое есть работа в детском заведении в качестве воспитателя, которому приходится выполнять тяжелую, ответственную, неблагодарную работу в течении 10-12 часового рабочего дня, за мизерную зарплату? Лично я, как воспитатель все свое время вынуждена тратить на чужих детей. Собственные, мои личные дети вынуждены довольствоваться остатками моего к ним внимания. Что касается мужа, так он вообще, мне кажется, забыл о моем существовании. А тут еще эти указы, которые как из рога изобилия сыпятся на наши бедные воспитательские головы. Однако ж, весь коллектив вынужден сидеть со скучным видом и слушать эти пресловутые указы, содержание которых в половине случаев не подвластно пониманию простого человеческого существа. Каждый о своем думает. У меня, к примеру, в голове крутятся мысли о том, как бы это вывернутся и успеть нарезать 18 комплектов для завтрашнего занятия по аппликации. Мало того, эту аппликацию еще надо придумать, да еще так, чтобы было интересно, красочно и доступно для выполнения моим пяти-шести-леткам. Когда я буду это делать никого, грубо говоря, не волнует. Я уже не говорю о том, что я должна к завтрашнему дню написать план работы в группе на день по заведенному образцу.
- Теперь переходим к следующему сообщению, которое должна была подготовить логопед. Елена Петровна прошу вас, - видимо, информация про указ Путина уже закончилась и мы переходим к более или менее интересной теме, касающейся логопедии. Некоторое время назад я, не будучи логопедом, вынуждена была заниматься со своим старшим ребенком именно логопедией. Ни один логопед в городе за моего старшего просто не брался. Все ограничилось тем, что мне дали толстенную книгу с картинками, буквами, слогами, словами и примерно показали, как заниматься. Книгу мой ребенок не воспринимал вообще – он брал ее в руки и швырял куда подальше. Елки, что ж делать? Говорить учиться как-то надо. Меня спасло мое умение рисовать. Я рисовала множество картинок с животными, деревьями, птицами, цветами, буквами, слогами, цифрами  и прочим, а потом весь материал использовался методом научного тыка, как-то: я брала карточку и тыкала ею ребенку чуть не в нос, громко, весело и задорно называя предмет. Ребенок воспринял только такой метод занятий. Он звонко смеялся и повторял за мною. Кстати, когда сын немного подрос и у него появилась сестра, он занимался с ней точно так же. Он учил ее разговаривать, тыкая эти карточки ей  прямо в нос. Сын воспринимал мир только через машины. Заниматься математикой, письмом, речевыми занятиями приходилось мне самой лично, используя самые разные предметы, картинки в виде машин. Все остальное в мире для него просто не существует. Иногда мне кажется, что я могу дать фору любому логопеду, в том числе и нашему.
- Теперь записывайте задания на неделю, - все таким же недобрым голосом диктует завдетсадом. Задания на неделю так же не сулят ничего хорошего, во-первых, потому что их много, во-вторых они достаточно объемные и практически невыполнимые в срок. Мы с видом мучеников открываем свои тетради для педсоветов и начинаем записывать:
- пересмотреть игры на печатной основе, оставить только те, которые соответствуют возрасту детей; («И смотрите, чтобы ваши игры на печатной основе имели соответствующий вид. Самые ужасные коробки с печатными играми я наблюдала в первой старшей группе. Простите, но мне хотелось их взять и вышвырнуть!»)
«Блин, первая старшая группа это моя!»
- полностью обновить игровые уголки («Меня не волнует, где вы будете брать на это деньги – ваша проблема, хоть из родительского фонда, хоть из своего кармана!»);
-«Зашибись!»
- полностью пересмотреть библиотечный фонд группы, купить книги, согласно программы для каждого возраста («Повторяю, деньги –  это ваша проблема!»);
-«Отлично!»
- привести родительские уголки в надлежащий вид, оформить информацию для родителей в соответствии с инструкцией («знать бы еще, где взять эту инструкцию»);
- провести в группах мониторинг успеваемости по всем видам учебно-игровой деятельности («Только в присутствии методиста, иначе мониторинг будет считаться не действительным»);
«Блин, а полы помыть вам не надо, а то я могу. Может, мне
переквалифицироваться?»
- создать свою страницу на нашем сайте, обновить информацию о своей работе («Обязательно!»);
- Провести сюжетно-ролевые игры в группе, сделать отчет с фотографиями о проведенной игре («Вы можете обратиться за помощью к методисту»);
«Непременно, обращусь!»
- провести анкетирование среди родителей на тему  оценки работы нашего детского учреждения («А чего, оценки родителей могут быть самыми не лестными!»);
- подготовить краткое сообщение о новых методах работы с детьми в дошкольном учреждении в различных видах деятельности («Доклад подготовит…»);
«Господи, только не я…»
- Доклад подготовят воспитатели подготовительных групп!
«Уф! Пронесло…»
- подготовить…
- написать…
- сдать…
- найти…
- оформить…
- обновить…
- купить…
«А шнурки вам не погладить?»
- Так, и запомните, в следующий вторник специально созданная комиссия будет проверять методическое обеспечение каждой группы! Все, что вы только что записали к следующей среде должно быть сделано! Все свободны!
К следующей неделе? Да я до конца года это не сделаю. С поникшим видом я встаю со стула и плетусь в группу. Еще немного, и у меня начнется суперистерика. Собственно, она и началась. Я бегом влетела в детский умывальник и дала волю слезам, размазывая свой красивый макияж по хорошенькому личику. В таком состоянии меня обнаружила моя напарница, младший воспитатель (проще говоря, нянечка) Вера Михална.
- Оля, ты чего? – Михална обняла меня как маленькую.
- Михална, миленькая, да они там… да я работать не умею… и не хочу… они там такое задали… я и за год это не сделаю, а они говорят за неделю должна сделать… я уволюсь!
- Ничего они тебе не сделают, успокойся! Забей ты на них!
Мы сидели так, обнявшись, еще некоторое время пока мои слезы не закончились. Моя напарница по возрасту годится мне в матери. Очень симпатичная спокойная женщина. Вообще-то, мы с ней поладили. Михална мерным голосом успокоила меня, призывая, относится ко всему на белом свете с некоторой долей пофигизма. В общем-то, она права. Иначе, не выживешь, и в дальнейшем, приходя с этих педчасов, первым делом я становилась с угол помещения группы и швыряла эту тетрадку для педсоветов по диагонали в самый дальний угол, так, чтобы до следующего педчаса эта тетрадка даже на глаза мне не попадалась.
       Часы показывали без одной минут три. Время будить  детей с дневного сна. Тихонько тормошу ребят. Некоторые просыпаются сразу, кто с сонным видом садится на кровати, кто продолжал еще спать. Моя Михална потихоньку начинает заправлять постели, скоро пойдет за полдником. Мои сонные дошколята начинают медленно вставать, одеваться, заправлять постели. Кто-то, еще не одевшись, шлепает прям босиком в туалет, и в умывальник мыть руки. Девчонкам требуется привести в порядок их роскошные волосы – вот это я люблю больше всего. Здесь можно дать волю своей фантазии. Мне нравится плести различного рода косы, начиная от самой простой и заканчивая навороченной «французской». Пока я плету девчонок, Тарасов опять умудрился с кем-то подраться. Я вынуждена оторваться от плетения очередной косы, спешно отловить этого сорванца и посадить на стул. Сидеть на стуле для Тарасова это есть то самое мучительное из всего, что может только быть на белом свете. Сажаю Макса на стул рядом с собою. Снова начинается вынос моего мозга:
- Я больше не буду! А сколько мне еще сидеть минут? А они первые обзываются! Ольсанна, отпустите, я больше так не буду! Я больше не буду бегать! Не буду драться!
- Будешь сидеть, пока полдник не начнется!
- Ааааааааа, я больше так не буду! – кричит Макс и раскачивается на стуле, угрожая его поломать.
-Если сломаешь стул, то будешь ремонтировать!
Вроде перестал. Тем временем Вера Михална принесла полдник. Сегодня, после дневного сна, детям дадут по пирожку с картошкой и по чашке молока.
- Вера, быстрее доедай пирожок и допивай молоко, за тобой уже бабушка пришла!
Вера Карпова тихая симпатичная девчушка. Лицом она немного похожа на мальчика, сыгравшего главную роль в фильме «Вам и не снилось…», мне, по крайней мере, всегда так казалось. На данный момент она сидела за столом  и пыталась одолеть молоко с пирожком. Я не успела заплести в косу ее длинные волосы до того, как дети сели за стол, поэтому Вера, сейчас, скорее напоминала Бабу Ягу. Собственно, все остальные дети пытаются сделать то же самое – пытаются одолеть молоко с пирожком. Все бы хорошо, но в каждой чашке такое количество пенок, что пить его просто невозможно. Лично у меня это вызывает дикую неприязнь к этому продукту, особенно если его подвергнуть горячей обработке, как-то: кипячению. Однако, в саду молоко кипятят,  и с этим ничего не поделаешь. Вот и сидят мои детсадовцы за столами,  с брезгливыми рожицами вылавливают эти несчастные пенки. Тем не менее, полдник тоже надо как-то заканчивать, потому, что сейчас мы будем заниматься игровой деятельностью, и, собственно, за детьми сейчас начнут приходить родители.
За Миланой сегодня пришел папа. Вообще-то, он ко мне слегка неравнодушен.
- И как вы тут с ними со всеми справляетесь? – весело спросил Миланин папа, - А у вас есть семья, дети?
- Есть, двое, один из них больной!
- Но вы-то, надеюсь, нормальная? – к чему он это спросил, непонятно.
- Вы знаете, но к концу рабочего дня я уже в этом не уверена! – ответила я, чем вызвала бурный родительский смех. Не смешно, вообще-то. Ближе к концу рабочего дня по режиму полагается собрать детей, которых еще не забрали родители, одеть их и вывести на участок. В раздевалке, на данный момент, стоит такой галдеж, будто сюда прямо сейчас залетела стая галок. Я пытаюсь успокоить своих «галчат», но у меня ничего не получается. Чей-то папа пришел забирать своего ребенка вместе с другом. Этот друг не выдержал детского шума-гама, и раздраженный, чуть не с ругательствами, вылетел из раздевалки как пробка. Ага,  а то вы все думаете, что я тут с ними розы нюхаю! Тем не менее, мои дошколята продолжают одеваться и мы, наконец,  выходим на улицу. Из восемнадцати спиногрызов у меня осталось только шесть. Что ж, потихоньку тянемся опять на участок. К тому же, мне нужно забрать свое прелестное «чудо», которому, точнее, которой, три года. Мою дочь зовут Аленка, и она находится в нашем же саду, только в младшей группе. Мы идем мимо их участка и подхватываем мою Аленку.   Вообще-то, моя доча рослая девочка. Интересно, что она в свои три года по росту превосходит практически всех своих одногрупников (да и некоторых моих, которым по пять лет), и по возрасту является самой маленькой. Мои пятилетки охотно возятся с моей мелочью, которая по росту, им, подчас, не уступает. Но упрямая, как сто маленьких осликов вместе взятых. Еще Аленка перфекционистка – ей всегда, везде и во всем надо быть первой и только первой!  Если по каким либо причинам она не является первой, то у нее начинается мировая истерика, при чем, на совершенно пустом месте. Меня это слегка раздражает, но мне приходится с этим мириться. Мне, в таких случаях, приходится проявлять мировое суперспокойствие и железную выдержку. Не всегда, правда, получается.
      Дети любят качаться на качелях. А еще любят слушать современные детские песенки. Мы слушаем их на улице при помощи моего телефонного аппарата. Дети спорят по поводу очередности – каждому непременно хочется подержать в руках мой телефон с музыкой. Тем временем, за оставшимися детьми приходят мамы-папы-дедушки-бабушки. Почти у каждого из них в глазах одна и та же просьба, почти мольба: только не бросайте детей, Ольга Александровна!
- Вы же нас доведете до выпускного? – с большой надеждой на светлое будущее задает мне вопрос мама Алинки Парфененковой, - Дети так Вас любят!
- Одно из двух: или я их доведу или они меня «доведут»! – уклончиво отвечаю я. В действительности, я точно сказать не могу, останусь я тут работать или нет. Мне не хотелось бы давать детям и родителям обманчивых обещаний. Мне не хочется врать ни тем, ни другим. Я нахожусь в сложном положении. С одной стороны, мне не хочется бросать детей, успевших ко мне привыкнуть и полюбить, на произвол судьбы, с другой стороны  - я художник, и к воспитательскому делу не имею ни малейшего тяготения. Только рабочего места конкретно художником, пока, в моей жизни не предвидится и мне придется исполнять обязанности воспитателя. Услышав это, родители вместе с детьми уходят домой успокоенные. Надолго ли?
     В конце рабочего дня я чувствую чудовищную усталость. Нам с Аленкой еще как-то надо добраться до дома. Наш путь проходит через множество различных препятствий, как-то: магазины,  где можно купить сок и непременную жвачку, где продаются игрушечные мышки Минни (особая статья – моя доча помешана на мышах). Наш путь пролегает через дорогущие надувные горки и бесплатный детский городок. Алене необходимо выплеснуть скопившуюся за день энергию в обеих вышеуказанных местах, зато я просто с ног валюсь. Но, чего не сделаешь ради собственного ребенка. Я наблюдаю за своей дочей, которая с великим удовольствием скатывается с высоченной надувной горки и думаю о завтрашнем дне. Ведь завтра, точно так же как и сегодня придется вставать в половине шестого утра (для меня, как для истинной «совы» это все равно, что застрелиться). Положительных эмоций эта мысль нисколько не вызывает. Стою и думаю, что такого интересного мне придумать для своих дошколят? Мне, действительно, хотелось бы, довести мою группу до выпускного, заложить в их умные и светлые головы все то необходимое, что пригодится им в школе, научить дружить и думать не только о себе.  Удастся ли мне это сделать? Время покажет…