Банка с пуговицами

- Держи! Будем копать? - Марина высыпала в песочницу-кораблик разноцветные формочки из пакета, - Смотри, давай сделаем рыбку?
Она присела на корточки и принялась копать, показывая Димке, как нужно насыпать песок в форму, плюхнула на бортик синюю рыбу и аккуратно приподняла ее:
- Смотри, Димыч! Погляди, какая рыба получилась!
Дима нерешительно поглядывал то на маму, то на качели в отдалении. Потом решился и тоже залез в песочницу.
- Ипка? - спросил он.
- Да, Дима, рыбка, рыбка. А что тут у нас еще? Что это, Дим?
- Этя!
- Да, что это, Дим?
- Этя масина!
- Да, это машинка! Сделаешь машинку?
- Масына!
- Бери совочек, сыпь песочек сюда. Да, правильно. Теперь надо перевернуть.
- Мама!
- Ну давай мама перевернет, ух ты! Какая замечательная машинка получилась, правда?
- Кясая?
- Формочка красная, а песочек желтый. Машинка из песочка, машинка желтая.
- Этя - кясая!
- Формочка красная, да.
Потом еще была желтая груша, зеленое яблочко, розовый слоник, несколько разноцветных кексов - из всех получились желтые "пирожки".
- Есь, мама!
- Ням-ням, - покорно согласилась Марина.

Рядом с песочницей стояли в ряд несколько скамеечек, на дорожке из серых плиток уныло стыли осенние лужи с мятыми желто-коричневыми листьями. Видимо, кроме Марины и Димки, сегодняшняя погода больше никого на прогулку не вдохновила - детей больше не было. А на одной из скамеек сидели полная румяная старушка и сухонький трясущийся старичок. Марина поглядывала на них с легкой опаской, невольно прислушиваясь к происходящему между ними диалогу. Диалог вызывал в ней одновременно сочувствие и отвращение.

- Ну что вы! Разве так можно! - старушка тоже излучала сочувствие.
- Я им еще покажу! - надтреснутым дрожащим голосом кричал старик. Голос этот вызывал жалость, так явственно чувствовалась в нем слабость и боль.
- Я их буду зубами грызть! - добавлял он вслед, все так же дрожа всем телом, но в этих словах слышалась такая черная ненависть, что жалость немедленно уступала место страху и отвращению.
- Ну что вы, - повторила старушка и взяла его за руку, - Это же ваши внуки! Так тоже нельзя!
- Я им не уступлю! - кричал тот вновь на одной ноте, отчего становилось ясно, что старик, видимо, изрядно глуховат, - Я им покажу, как замки на дверь ставить! Это моя квартира, я хозяин! А они замки ставят!
- Ну, может, им так спокойнее, дело-то молодое, - резонно журчала старушка, поглаживая его по руке, - Что это вы так раскипятились?
- Я к ним... зашел! Я у себя дома! А они меня вытолкали! Меня, деда! Угрожали мне.
- Ай-яй-яй, ну ты подумай! - качала головой собеседница, - До чего дошли, и не стыдно им?
- Этим тварям ничего не стыдно. Сволочи! Какие же сволочи! Я им... Я им... - старик зашелся в приступе отрывистого лающего кашля, удивительным образом тоже исполненного такой черной злобы, которая мешает людям дышать.

Марина отвернулась к Димке. У нее явственно пылали уши, было противно, будто съела тухлую медузу. Она очень сочувствовала неизвестным ей внукам дрожащего несчастного старика, им, должно быть, крайне тяжело уживаться с полубезумным дедом. Старушка ей тоже не понравилась.

- Ну что вы, что вы! - приговаривала та, - Нам ведь немного осталось уж! Что уж собачиться с собственными внуками, пора и о душе подумать! - но улыбка на ее лице была живенькой и неподдельной, щечки с каждым выкриком собеседника разгорались все более веселым румянцем, а круглые шустрые глаза блестели суетливой радостью соучастия в интересном событии. Будет потом о чем повздыхать, покачать головой, поделиться с подругами.

- Димочка, а пойдем-ка мы с тобой на горку? Смотри, там в трубе, наверное, сухо, давай проверим.
- Дя! - коротко согласился Димка и рванул по направлению к горке. Марина с явным облегчением отправилась за ним, переводя дух. Буквально отойдя несколько шагов она глубоко вдохнула и выдохнула, расправляя плечи и очищая легкие чистым холодным воздухом. Даже показалось, будто на выдохе какой-то комок в груди отпустило - и стало намного легче и приятнее жить. "Наша бабушка еще ничего по сравнению с некоторыми", - подумала она, - "Хотя..."


Дома пахло капустой и чем-то жареным. Довольно вкусно пахло, между прочим, хоть и капустой.

- Димка, не ходи в обуви по коридору! - крикнула Марина, вешая сумку на дверную ручку, - Сними сапожки здесь. Помочь?
- Я сам! - неторопливо ответил ребенок, степенно разваливаясь на пуфике и задирая ногу, пока мама устраивала в тамбуре коляску, вешала куртки в шкаф и запихивала на полку шапки и шарфик.
- Привет! - весело сказал из комнаты еще один детский голос.
- Мася! - обрадовался Дима, - Мася! Мася!
- О, Машка, привет! Откуда ты? - удивилась Марина.
- Меня мама привела, - гнусаво пояснила Маша, сияя удивительно веселыми конопушками, - У меня температура и горло болит.
- Отлично, блин, - возмутилась Маринка, - И что же, она тебя на такси привезла?
- Нет, на дяде Вове, - пояснила Маша.
- Ну понятно. Маша, не подходи к Димке, раз у тебя температура, он вечно от тебя заражается. Пока не выздоровеешь, будете сидеть по разным комнатам.
- Мася! - взревел Димка, - Масяааа!
- Димочка, я болею, тебе нельзя со мной играть, - ласково пояснила Маша, присаживаясь рядом с Димкой на корточки и целуя его в щечку, - Мы с тобой потом поиграем.
- Машка, да отвали ты от него со своими соплями, - досадливо поморщилась Марина, - Не понимаешь, что ли? Целоваться тоже нельзя пока. И обниматься. И вообще, брысь в постель, болеть и пить чай с малиной.
- Ладно, ладно, я уже ушла, - Машка убежала в комнату и там шумно плюхнулась на диван.

Из комнаты в конце коридора величественно выплыла Маргарита Петровна и нарочито мелкими шажочками, слегка пошатываясь и придерживаясь рукой за стенку, постепенно ковыляла где-то в сумраке коридора.

- Пришли? - поинтересовалась она и поджала губы, - Я там супчик сварила, покорми Дмитрия.
- Я тоже варила супчик утром, - возразила Марина, - Диетический.
- У меня тоже диетический. Капустка, морковка, картошка.
- Угу, и бульонный кубик, - пробурчала Марина под нос и добавила уже громче, - Спасибо, не надо. Машу покормите.
- Да она не ест ничего, ее разве накормишь, - с сожалением констатировала бабушка.
- Я ем! - возразила из комнаты Машка, - Бабушка, я уже две тарелки съела. У меня твой суп уже скоро из ушей польется.
- Ну так что ж! Супчик-то полезно поесть. Мать-то твоя бестолковая разве умеет готовить. Все только пиццы да пельмени. Так разве можно детей кормить!
- Ладно, ладно, Димка, пойдем руки мыть и обедать.
В ванной пахло чем-то неприятным, а на стиральной машинке высилась груда грязного белья. Марина сжала зубы и тяжело вздохнула - опять Машкина мама притащила свои "сранки", по меткому определению Маргариты Петровны. Машинка у нее сломалась три месяца назад, но денег на починку не хватало, поэтому она таскалась с бельем "к бабушке". Марина, не вглядываясь, запихала груду колготок в стиралку и поставила в режим быстрой стирки. Потом еще придется все это развешивать, потому что Вероника, сестра мужа, конечно же, сама этого делать не будет, предоставив такую возможность бабушке, а бабушка боится стиральной машинки и белье из нее доставать не станет.

Суп Димка есть не хотел. Зато активно норовил залезть на ручки и присосаться.
- Дима, надо поесть суп! - досадливо хмурясь, убеждала Марина. Бабушка настойчиво маячила у мойки, и Марине казалось, что спина Маргариты Петровны явственно излучает злорадство, - Дима! Ты уже большой мальчик, надо суп есть.
- Сися! - настаивал Димка, растягивая футболку у мамы на груди.
- Ох, ну ладно, ладно, иди сюда, - она привычно усадила сына к себе на колени и предоставила ему возможность самостоятельно присосаться. Димка блаженно засопел и расслабился, потом немножко подрыгал ножками, поелозил, помурлыкал - и глазки его стали сонно прикрываться.
- Ой, да куда ж это годится, - всплеснула руками Маргарита Петровна, поворачиваясь к столу, - Такой большой парень, а до сих пор титьку сосет! Он же так с голоду у тебя опухнет.
- Ага, щаз, - огрызнулась Марина, - Уже опух. Вон какие щеки.
- Да что там щеки, щеки у всех детей. А он худенький совсем. Там же у тебя уже нет ничего, одна вода.
- Белая.
- Ну так что же, что белая. Давай-ка я лучше ему своего супчика налью, может, поест, - Маргарита Петровна шустро налила и подвинула тарелку.
- Маргарита Петровна, он заснул уже, я пойду его уложу.
- Нет, ну как же, разве можно так с ребенком обращаться. Не умеете, так и не заводили бы, погуляли бы еще в свое удовольствие, ума набрались, - бабушка добавила в интонации парочку истерически-возмущенных ноток и вдохнула побольше воздуха...

Марина уложила Димку в кровать и закрыла дверь на щеколду. Щеколду приделал Влад, муж Марины и внук Маргариты Петровны. Изначально щеколда была защитой от мелкой бесцеремонной племянницы, которая не понимала таких тонкостей и могла запросто войти в самый неподходящий момент, но и от бабушки тоже иногда помогала. "По крайней мере она не ломится в закрытую дверь, как некоторые", - подумала Марина, переводя дух. Оказалось, что она не дышит уже минуты три. Или целый час. От злости. И еще уши горят, и желваки на щеках ходят не хуже, чем у рассерженного Путина. А ведь раньше Марина всегда думала о себе, как о добром, вежливом человеке, способном на компромиссы. А оказывается, она злое чудовище, одержимое манией убийства. Внезапно.

Димка спал долго, а после пробуждения начал кукситься. Марина потрогала его лоб - тот постепенно разогревался. Вечером пришел с работы Влад, удивился, что его никто не встречает в коридоре, потом обнаружил закрытую дверь. Марина лежала в обнимку с сыном, гладила его, кормила практически непрерывно. "Одна вода" удивительным образом чудесно его успокаивала, даже температура немножко упала. Ночью стало хуже, пришлось дать жаропонижающее, но оно почти не помогло. Димка плакал, жаловался обиженным ревом, маленький, славный, родной, чудесно пахнущий ребенок, непривычно горячий. Марина продолжала его гладить, качать, обнимать. Влад порывался чем-то помочь, приносил еду и чай в постель, но в итоге заснул, и только изредка что-то невнятно и вопросительно бормотал сквозь сон, будто утешая. Под утро Димка, наконец, заснул, и Марина провалилась в странную тревожную дрему вместе с ним. Потом Влад засобирался на работу, и Марина тоже проснулась, аккуратно выбралась из-под одеяла, с сожалением снимая с себя Димкины ручки и аккуратно укладывая их под одеялом - и пошла вызывать участкового врача. Зачем он нужен, она не особенно задумывалась, просто так принято - ребенок болеет, значит, надо позвать специалиста для консультации.

Примерно полчаса дозванивалась в поликлинику, с трудом сообразила, чего от нее хотят:

- Номер участка у вас какой, я спрашиваю? - раздраженно спрашивал холодный женский голос.
- Я не помню, - честно призналась Марина.
- Госсподи, - посетовал голос, - Ну а адрес вы хотя бы помните?

Марина продиктовала адрес и некоторое время посидела, тупо глядя в стену. Потом ее охватила ярость. Очень обидно стало вот прямо за все. За Димку, который ни за что ни про что болеет из-за того, что безответственная Вероника укатила куда-то с "дядей Вовой" и больная Маша ей ни к чему. Из-за того, что Вероника, наверняка, провела отличную ночь с "дядей Вовой", пока они тут с Димкой вдвоем не могли спать. Из-за дебильного супа и "одной воды". Из-за "госсподи". Из-за всего этого дерьма. Почти машинально она набрала номер Вероники. Мстительно выждала десяток длинных гудков. Потом набрала еще раз. И еще. И еще.

- Алло? - удивленно ответил сонный и добродушный голос Вероники, - Марин, ты чего так рано трезвонишь? Я сплю еще.
- Да ты что! - нарочито изумилась Марина противным визгливым голосом, - А я всю ночь не спала! И ребенок мой не спал. Из-за тебя, дрянь ты эдакая.
- Что?! - проснулась Вероника.
- То! Я тебя просила не приводить больную Машку к нам! Димка уже третий раз за два месяца болеет! Машке ничего - сопли и всех делов, она по дивану скачет. А он потом мучается. Он маленький, хороший и ни в чем не виноват!
- Да она не заразная, - неуверенно возразила Вероника, - Ты чего так ругаешься?
- Да иди ты, Вероника, В ЖОПУ!!! - четко огласила Марина и злобно нажала отбой. Вроде слегка полегчало, но тут из коридора крадущейся походочкой вышла бабушка.

Марина откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, яростным прищуром отслеживая бабушкины движения, почти как снайпер. Та делала вид, что пришла по какому-то своему делу, суетилась, искала что-то на столе и в холодильнике. Марина встала и вышла.

- Ну ты подумай, - тихо понеслось ей вслед из серии "старые-люди-часто-говорят-сами-с-собой", - Сама здесь никто и ничто, а диктует свои порядки, я уже не могу собственную правнучку к себе взять!

Очень хотелось хлопнуть дверью так, чтоб с противоположной стороны квартиры вылетели нахрен все стекла, но в комнате тихо спал Димка, маленький, хороший и ни в чем не виноватый. Марина постояла, слегка шатаясь от злости, прислушиваясь к его сопению, а потом улыбнулась, забралась под теплое одеяло и уткнулась носом в его макушку.

"Горобцами пахнет" - говорил Маринкин папа-украинец про детские затылки. Маринка никогда не нюхала ни одного воробья, но почему-то с детства это выражение прижилось у нее в самых нерушимых глубинах подсознания. "Горобцами" - это самый лучший запах в мире. Запах ее ребенка. И сразу забылось и уплыло куда-то все плохое, раздражающее, тревожное, стало спокойно и удивительно приятно. Тут же наплыли какие-то мягкие добрые сны, и она плюхнулась в них мгновенно и засопела в унисон с Димычем.

Проснулась оттого, что в дверь громко долбили. Подскочила, ничего не соображая, и распахнула дверь почти одновременно с собственными глазами. За дверью стояла врач с крайне нелюбезным лицом. Их участковый педиатр - Анна Алексеевна Киселева, аккуратная сухонькая старушка какого-то неопределенно-бессмертного возраста, на которой, по выражению заведующей "держалась вся поликлиника", потому что Анна Алексеевна трудилась, вопреки давно минувшему пенсионному возрасту, больше и лучше всех остальных педиатров поликлиники вместе взятых.

- Что же вы, врача вызвали, а сами не открываете, - посетовала врач.
- Простите, я всю ночь не спала, - машинально оправдалась Марина, старательно запахивая халат.
- Хорошо еще, что мне входную дверь ваша бабушка открыла.
- Проходите, пожалуйста.

Педиатр осмотрела досадливо хнычущего Димку, заглянула ему в горло, послушала, спросила про температуру и прочее. Потом помялась и продолжила расспросы:

- А как ребенок питается?
- В смысле? - заторможенно спросила Марина.
- Ну, чем вы его кормите?
- Вы знаете, в основном, молоком, - решительно призналась Марина, - Он больше ничего особо не хочет.
- А вы знаете, что молоко - это аллергенный продукт, мы рекомендуем до двух лет кисломолочку.

Марина изумленно открыла рот, закрыла, похлопала глазами, и тут до нее дошло, и она весело рассмеялась, даже рукой махнула:

- Что вы! Я же не коровьим молоком его кормлю, - и для пущей убедительности положила руки себе на грудь. Вернее, обе руки на обе груди, - Я имею в виду, ну... Грудью, своим молоком!

Анна Алексеевна тоже изумленно распахнула рот и округлила глаза, переменилась в лице и с некоторым восторгом в голосе недоверчиво переспросила:

- До сих пор?! Сколько ему?
- Год и три.
- Молодец! - продолжила искренне радоваться врач, - У меня на участке вообще мало кто грудью кормит, а уж после года, так и вообще... Вы извините, что я так вас начала допрашивать... - врач опять слегка замялась, а потом, понизив голос, спросила:
- А эта бабушка - она ваша родная?
- Нет, бабушка мужа.
- Ну тогда мне все понятно. Просто она мне при входе рассказывала... что... в общем, что ребенок болеет из-за плохих условий жизни, что вы его плохо кормите.
- А, ну да, может быть. У нас конфликт... Я рассердилась, что ей привели больную племянницу... то есть ее внучку. А Димка заразился. А я сто раз просила не приводить, потому что он постоянно болеет из-за этого.
- Ох, тяжело вам, - сочувственно покачала головой Анна Алексеевна. Марина, счастливая оттого, что хоть кто-то ей сочувствует, радостно улыбнулась и поцеловала Димку.
- Ну, а кроме груди он еще что-нибудь ест?
- Да он так ест, как котенок. Я ему наготовлю, а он пару ложек проглотит и все. Бабушка постоянно ворчит из-за этого.
- Ну так-то он не худенький у вас, я думаю, ему хватает.
- Господи, как приятно это слышать.

Врач выписала какие-то капли для носа, сказала, что жаропонижающее нужно давать, только если температура поднимается выше тридцати восьми, еще раз сочувственно покачала головой и пошла к выходу. У выхода курсировала Маргарита Петровна, поэтому Марина провожать не пошла, осталась стоять у своей двери. На лице у Маргариты Петровны  красовалась та самая фирменная живенькая улыбочка соучастия в интересном событии, и к врачу она буквально подбежала, подобострастно заглядывая в лицо. Марина наблюдала издали, поэтому не слышала, о чем они говорили, увидела только, как улыбочка эта быстро исчезла и превратилась в скептически поджатые губы. Врач вышла и закрыла за собой дверь самостоятельно. Марина тут же юркнула обратно в свое убежище. Усадила слегка повеселевшего Димку на кровать и достала игрушки. 

***

...Страна погрузилась в пучины новогоднего отдыха. Димка побывал на первой в своей жизни "елке", Влад отоспался и повеселел, даже слегка растолстел за праздники. Семья собиралась за новогодним столом, родители, сестры, братья, "дядя Вова", даже Машин папа пару раз забегал и забирал Машу на какие-то веселые мероприятия. После папиных визитов у Маши появилась куча новых игрушек и банка вкуснющего печенья. Печенье было рассыпчатое, легкое, с приятным запахом корицы. Каждая печенька оказалась завернутой в хрустящую бумажку, а сама банка была темно-синяя с выпуклыми золотыми звездочками и месяцем. Новогодние каникулы - период длительный, и конечно, Вероника окончательно изнемогла от "воспитания" и Машка со всеми своими игрушками и печеньками перекочевала к прабабушке. Димка был очень рад, добрая Маша с удовольствием с ним играла, печеньками делилась и вообще, все, в кои-то веки были счастливы и спокойны. После каникул Вероника спохватилась и приехала за дочкой. Игрушки Маша собрала с собой, а пустую банку оставила. Марина посмотрела на банку хищным взглядом Эллочки-людоедки и поинтересовалась:

- Маш, тебе эта банка нужна?
- Неа, - бемятежно отозвалась Маша, - Она же пустая.
- Можно тогда я ее заберу себе? Мне нужна какая-нибудь коробка для аптечки.
- Да пожалуйста.

Марина радостно утащила банку к себе. Звездочки и месяц на темно-синем фоне вызывали у нее какой-то щенячий восторг, будоража чувство прекрасного родом из детства. Она даже постелила такой же комплект белья и нашла в шкафу похожие занавески. Правда, у них были оторваны некоторые петли, но их можно пришить. В их маленькой спальне опять отсыпался Влад, поэтому Марина взяла занавески, Димку, коробку с игрушками и отправилась чинить занавески в большой комнате. В коридоре мерно скрипели половицы - ходила Маргарита Петровна, Марина автоматически настораживала уши, прислушиваясь. Наконец, шаги приблизились и бабушка неспешно вошла в комнату, ласково поговорила с Димкой, наклонилась, повертела головой, заглянула во все углы и пробормотала:

- Странно... Где же банка?
- Синяя со звездочками? - уточнила Марина.
- Да, где она?
- Маша отдала ее мне, я хочу сложить в нее лекарства.

Маргарита Петровна переменилась в лице и схватилась за сердце:

- Как?!
- Что это с вами? - нерешительно поинтересовалась Марина, - Вам плохо?
- Это же моя банка! - выпалила бабушка, - Я хотела ее забрать под пуговицы! Отдай!
- Но у вас и так вся комната завалена, - недипломатично выпалила Марина, - Одной банкой больше, одной меньше - какая разница. А у меня лекарства просто так валяются в ящике. Неаккуратно.
- Да как же так можно! - чуть не плача, пожаловалась в пространство Маргарита Петровна, - Эта банка нужна мне! Я давно уже решила ее забрать.
- Но это Машина банка, - настаивала Марина, - И она отдала ее мне. Сама. Я разрешения спросила. А вы спрашивали?
- Да что ж тут спрашивать, у ребенка, ей же не нужна банка-то! Она бы ее выбросила и все.
- Ну вот, считайте, что выбросила, - хладнокровно сопротивлялась Марина. Настроение уже было испорчено, и появилось нехорошее предчувствие, что бабушка просто так не сдастся. Практически, как гордый "Варяг". Но и отдавать банку мародерствующей старушке решительно не хотелось. Отчего где-то внутри возникло непреодолимое ощущение того, что она, Марина, человек жадный, мелочный и сильно в чем-то неправый и виноватый. А ведь было когда-то время, когда она считала себя щедрой и великодушной. Эх.

Где оно, это золотое времечко!

Следующую неделю Маргарита Петровна развлекалась тем, что в отсутствие внука звонила всевозможным друзьям и родственникам и очень громко рассказывала им всем о том, какие ничтожные люди ее окружают, отобрали у немощной нищей старухи банку для пуговиц - и не отдают. Марина слушала эти тирады с непроницаемым лицом и про себя поражалась тому, какой великий драматический талант по непонятным причинам не успел проявиться в лице Маргариты Петровны на мировом уровне. Пожалуй, даже премия "Оскар" была бы для нее вполне доступной ступенью в числе потенциально возможных достижений. Впрочем, чему удивляться, если она сама, Марина, некоторое время после откровений бабушки считала всех остальных членов семьи редкостными отморозками.

В конце концов, однажды к ним зашли Маша с папой, и бабушка нажаловалась еще и ему.

- Привет, - нерешительно сказал Денис, заходя к Марине в комнату.
- Привет, Денис.
- Слушай, тут такое дело... Бабушка, она, в общем, хочет банку. Ты отдай ей, ладно? Если тебе нравится, я тебе скажу, где покупал это печенье, купишь себе такую же.
- О боже. Как же она меня достала! Я уже видеть не могу эту банку. Я вообще ни на какие банки теперь смотреть не могу. Я даже Сбербанка теперь побаиваюсь.

Денис неуверенно хихикнул. Видимо, он пребывал в состоянии помрачения рассудка, поддавшись гипнотическому заклинанию "старушку обижают", и не мог просто так посмеяться за компанию с таким нехорошим человеком, как Марина. Знал бы он то, что было известно о нем самом Марине, со слов старушки, может, сила заклинания была бы не такой мощной. А впрочем, какое все это имеет значение. Надо отдать эту чертову банку, пусть подавится. Забыть, как страшный сон.  Марина резко высыпала лекарства в ящик шкафа и помчалась к Маргарите Петровне.

- Заберите вы свою дурацкую банку, - рявкнула она, повернулась и отправилась к себе. В голове почему-то вертелось "в горе и в радости, пока смерть не разлучит вас".

На следующий день она купила для аптечки красивую коробку. На коробке был нарисован белый медвежонок в красном шарфике и шапочке, и с черным носом. Медвежонок понравился ей даже сильнее, чем золотистые звездочки. "Стоило только нервы себе портить из-за дурацкой банки", - удивлялась Марина сама себе, - "Будто помутнение нашло, в самом деле!"

***

- Мама, это тебе падаяк! Мы с Калиной тебе сделали!
- Спасибо, Сонечка! Какие красивые бусы, - Марина наклонилась, и Соня нацепила бусы ей на шею. Карина улыбалась в сторонке, изображая Мэри Поппинс. Она и в самом деле была отличной няней.
- Она сама нанизывала, я ей отобрала пуговицы с большими дырочками, чтобы легче было нанизывать - а дальше она сама! - горделиво пояснила Идеальная Няня Калина.
- Ну здорово, какие же вы молодцы! - Марина разулась, положила сумочку и отправилась мыть руки. Из зеркала на нее недоверчиво глянула слегка усталая, но вполне миловидная дамочка с уникальным предметом бижутерии - бусами, которые сделала для нее любимая дочка. Хлопнула входная дверь.
- А вот и Дима пришел, - протяжно разглагольствовала Карина, - Дима, привет!
- Привет, - сумрачным ломающимся баритоном буркнул Димка.
- Ладно, Марин, я тогда побегу, хорошо?
- Да, Кариночка, спасибо, до завтра!

Из коридора доносился привычный шум "прощания с Калиной". Марина вышла из ванной и взяла Соню на руки. Соня тут же прекратила расстраиваться и с готовностью замахала ручкой на прощанье. Прощание продолжилось у окна, это было обязательно - неистово трясти ладонью в окно вслед удаляющейся и непрерывно оглядывающейся Карине, потом они ужинали, потом пришел Влад и к детским визгам добавился голос-большого-доброго-папы, шум футбольного матча и хоровые вопли Влада и Димки в особо волнительных моментах, потом последовали мыльные пузыри в ванной, и пижамка с медведями, и сказка на ночь, и свет икеевского ночника полумесяцем. Счастливая семейная жизнь.

После окончания футбольного матча Димка отправился в свою комнату, и тут же обо что-то громко споткнулся.
- Да ну екарный бабай! - искренне завопил он.
- Тише, тише, ты с ума сошел так орать? Соня же спит уже.
- Какой нехороший человек расставил в моей комнате на полу дурацкие ловушки? - продолжал возмущаться Димка, шипя и прыгая на одной ноге, - Понарасставляли тут!!!
- Это Карина с Соней бусы делали.
- А ловушки зачем расставили?
- Просто забыли убрать, ничего страшного, - Марина собрала пуговицы, накрыла банку крышкой и поставила на шкаф.
- Зачем вообще нужна эта дурацкая банка? - продолжал ворчать Димка, - От нее никакой пользы, один вред.
- Во-первых, польза - это занятия мелкой моторикой. А во-вторых, эта банка - память о твоей прабабушке. Наследство, можно сказать.
- Ну да, полтонны всякого такого наследства выбросили, а эту... ловушку оставили!
- Конечно. Это заговор, Дим. Специально против тебя. Все, спокойной ночи.
- Я еще читать буду.
- Ладно, только недолго, а то потом опять глаза будут, как у крокодила, который прячется в помидорах.
- Почему... как у крокодила? Да еще в помидорах?
- Вот ты когда-нибудь видел в помидорах крокодила?
- Нет.
- Значит, они там очень хорошо прячутся.
- Очень смешно.
- Не смешно?
- Не очень.
- Ну и ладно.

Оставалось еще несколько драгоценных часов, которые можно будет провести вдвоем с Владом. По большому счету, их не оставалось, потому что "нормальные люди" на их месте должны были бы лечь спать, но как-то так получалось, что без этого времени вдвоем жизнь казалась невкусной, поэтому они спать не ложились, пока глаза оставались открытыми без помощи спичек. Вполне возможно, что крокодилы в помидорах потом плакали от зависти к насыщенному цвету их глаз, но все равно, так было лучше. И еще - сначала минут десять надо провести в тишине и одиночестве, чтобы переключиться и расслабиться. Марина достала альбом с черно-белыми выцветшими фотографиями и принялась его листать.

- Что делаешь? - поинтересовался Влад.
- Удивляюсь.
- Чему?
- Посмотри на эту фотографию. По-моему, я сейчас очень похожа на твою бабушку в молодости.
- Похожа.
- Удивительно, правда?
- Правда.
- Нет, ну правда же, удивительно.
- Да правда, правда.
- Нет, ну я серьезно.
- И я серьезно. Очень серьезно. Смотри, как я серьезен.
- Да ну тебя, - Марина махнула рукой и засмеялась.
- Ну по крайней мере, характер у тебя немножко лучше. Вроде. Или нет?
- Поживем - увидим! - кровожадно заявила Марина и отправилась в ванную.

По дороге еще раз заглянула в Димкину комнату, и внимательно посмотрела на банку. Та блестела золотистыми звездочками, как новенькая. "Интересно, какой период полураспада у банок из-под печенек?" - мелькнула кометой идиотская мысль. И, не успела Марина ее прогнать, как мысль вильнула хвостом, -

"Наверняка она всех нас переживет".