О, великий, могучий...

                Светлой памяти моих близких
      
                Провинциальный город южной России
                30-е годы ХХ века
            

Настал осенний субботний вечер. Под ногами было скользко, но всё-таки многие горожане отправились в гости.
           Высокое крыльцо с пятью ступенями вызывало опасения. Николай Ильич, молодой человек «прекрасной наружности, семь вёрст в окружности», вцепившись в шаткие перила, бормотал себе под нос:
 - Ну, и чем сегодня угощать будут? Вилочки-ложечки, а есть нечего?
            Некоторое время он настойчиво звонил. Наконец, двери отворились. Кухарка Маня, пробурчав себе под нос что-то вроде: «Черты тебя мордуют», - жеманно пригласила гостя войти в дом. «Благородного хохла дочь», - звали её за глаза все домашние.
            Хозяин дома, «принимая во внимание его социальное положение и заслуги перед революцией», радостно приветствовал гостя. «Предрассудки буржуазной массы», - в сторону, недовольно и негромко проговорила кухарка. Ворчливая хозяйка дома бубнила себе под нос: «А как же вы хотели трудности переживать? Жижи вы не кушали!» – это была ее любимая фраза, которую она, часто вовсе неуместно, вставляла в свой лексикон. 
  Под обеденным столом, накрытым длинной, до самого пола, скатертью спрятались двое малышей: старшенький Володенька и крошка Анечка. Как им хотелось услышать, о чем говорили взрослые! Вовочка дразнил девочку: «Маня пышек напечет, и помажет, и покажет, - а покушать не дает!» - «А почему не дает?» раскапризничалась Анечка. Началась возня…
Детей попросили выйти в детскую. Заглянув под стол, Маня произнесла что-то не совсем понятное: «Все перекудовчили… (на кота) – Иди под три черты! Спит без задних ног. Наелся, напился, лег спать и укрылся!»
 Обед проходил спокойно: сидящие за столом, насыщаясь, ели молча. Лишь иногда звучали реплики гостя или хозяев: все были чем-то недовольны, хотя еда была вкусной. Слышались, правда, и одобрительные слова:
 - Да, Маня, уха – пальчики оближешь! – удовлетворённо изрёк хозяин.
 - Красота, кто понимает! – одобрил гость.
 - Накройтесь мокрым рядном! – недовольная хозяйка не церемонилась.
 - Чёрта рытого вам надо… - пробормотала кухарка. – Ешьте, пейте мою кровь, не говорите про любовь! Разговорчики – в пользу бедных…
            А дети в это время уже крепко спали. Их сытно накормили на кухне, а затем уложили в детской. Не удалось им подслушать взрослые разговоры.
 - Ох-хо-хо-хо-хо, грехи наши тяжкие, - приговаривала Маня, заботливо укрывая Анечку и Володю. После непродолжительной игры в карты гость, поблагодарив гостеприимных хозяев, отправился домой.
 - Жду вас у себя в следующую субботу, - проговорил Николай Ильич.
             Хозяин, оставшись в гостиной один, напевал себе под нос:
 - А суббота – не работа, а я пьяница твоя!
             Вскоре дом затих. Лишь кухарка всё ещё мыла посуду и прибиралась на кухне.
  - Куда же захарлали новые чашечки? Запсотили, а теперь не найдёшь… -
ворчала Маня. Она выглянула в окно, будто там могла обнаружить исчезнувшие чашки.
             На улице разыгралась первая метель. Было холодно, темно и скучно. «Мысли, что чёрные мухи, всю ночь не дают мне покою: жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою», - неожиданно опечаленно и негромко зазвучал голос кухарки. Вскоре и она заснула.
              Жизнь продолжалась. «Всё будет – не будет только нас!» - эти слова были последними перед сном Мани. Звучали они, естественно, пророчески.   

(Примечание: все яркие, цветистые выражения из нашего «правдивого и свободного» русского языка в разное время и при различных обстоятельствах звучали в нашей семье.)