Джек-Потрошитель

- Что вы думаете обо всем этом, Барклей? – спросил инспектор Стекхэрст, глубоко затягиваясь сигарой.
  Констебль Барклей – толстяк с рыжими усами, которому грузность и угрюмый вид придавали поразительное сходство с каким-нибудь троллем из сказки - лишь покачал головой.
- Пятая его жертва, - сказал он, снимая с головы свой навощенный котелок. – Клянусь богом, Стекхэрст, я больше никогда не смогу спать спокойно, после того, как увидел…
  Под окнами небольшого кирпичного строения на углу грязной Брук-стрит, окружив обоих полисменов, уже собралась толпа зевак, взбудораженных очередным убийством. Это был маньяк, имя которого повергало в ужас весь город – Джек-Потрошитель.
  Стекхэрст – худощавый узколицый блондин с несколько всклокоченными бакенбардами, казался очень утомленным и бледным, в противовес пышущему здоровьем краснощекому констеблю.
- Я и сам нескоро это забуду. Тело фактически вывернуто наизнанку… - инспектор прикрыл глаза и поморщился, вспоминая ужасное зрелище. – На этот раз у него была масса времени, чтобы позабавиться…
- О, вы бы только видели это, все вы!! – раздался неподалеку истеричный вопль. – Достойно анатомического театра! Это сам дьявол, господа! Его величество сатана приложил к этому свою руку!
- Опять Кросс, - вздохнул Барклей. – Хозяин, у которого убитая снимала комнату. Это он обнаружил труп, после чего позвал за мной. Мы опознали ее только по рыжим волосам… От лица почти ничего не осталось. Как видите, бедолага все никак не может прийти в себя.
- Дьявол! – продолжал орать Кросс. Его голос едва не срывался на визг. – Растерзал ее как дикое животное! Выпотрошил ее всю, а органы выложил дорожкой по комнате, представляете?
Толпа дружно ахнула.
- Утихомирить бы его, - недовольно произнес Стекхэрст, закуривая вторую сигару.
- Знаете, инспектор, а ведь в чем-то он прав, - ответил Барклей. – Только зверь, только адская тварь способна сотворить такое. Боже, ее лицо… - он содрогнулся и весь съежился.
- Не забывайте, что человек – и есть самый страшный зверь. Что постановил судебный медик?
В этот самый момент из окна до них донесся сдавленный крик:
- О Господи, Господи боже, какой отвратительный кошмар, Господи Иисусе!
Затем послышался приглушенный кашляющий звук – судя по всему, доктора рвало.
- Ничего, как вы сами можете установить из услышанного, - криво усмехнулся констебль. – Думаю, бедняга нескоро сможет обогатить нас какими-либо сведениями.
 Оба помолчали.
- Ходят слухи, что Ее Величество в ярости, - сказал Барклей. – Потрошитель убил уже пятую, а у нас ни единой зацепки. И эти его письма… Поговаривают, королева намерена в ближайшее время расформировать Скотленд-Ярд и ввести ведомства, которые будут отлавливать убийц по отпечаткам пальцев.
- Бессмысленная затея, - отрезал Стекхэрст. – Ничего глупее я в жизни не слышал. Каким образом можно раскрыть преступление, опираясь на какие-то отпечатки? Глупости. Что там со свидетельскими показаниями?
- Двое под присягой заявили, что видели мисс Мери Келли в последний раз около половины двенадцатого ночи на улице в компании невысокого мужчины в длинном плаще и шляпе, закрывающей лицо. В руке держал кожаную мужскую сумочку.
- Черт возьми! – выругался Стекхэрст. – Этот тип появляется на сцене уже в третий раз. И ускользает. Скотленд-Ярд просто разводит руками.
- Что это за существо, которое не в силах поймать вся королевская конница и вся королевская рать? – дерзко выкрикнул кто-то из толпы. Люди одобрительно загудели.
- Джентльмены, как видно, рассчитывают на еще одно письмо, - гул множества голосов стал злее.
- Им, бедненьким, совсем нечего почитать у себя в Скотленд-Ярде.
- На кой черт вообще сдалась полиция?
- Ну, тише, тише, - пробурчал Барклей, вжимая голову в плечи – ему стало не по себе от пребывания в самом сердце враждебно настроенного сборища. – Идите все по своим делам.
- Рядом с блюстителями правопорядка оно безопаснее будет, - съязвил тот же разозленный голос.
- Порождения ада! Чудовище, людоед, монстр! – снова возопил Кросс.
 Стекхэрсту начало казаться, что ему снится какой-то безумный сон.
- Угомонится он сегодня или нет? – раздраженно рявкнул инспектор.
- Я опасаюсь, что несчастный тронулся разумом, - тихо ответил констебль.
К ним подошел судебный медик – белый как полотно, с не совсем вменяемыми запавшими глазами.
- Джентльмены, - с трудом вымолвил он. – С уверенностью могу констатировать: это дело рук Потрошителя.
- Сделал открытие! – буркнул Стекхэрст.
- Почерк совершенно точно его. Сперва – перерезание горла, далее – непосредственно потрошение… - врач тяжело сглотнул. – Он действует как профессионал. Органы вырезаны предельно аккуратно. Не достает только сердца. Наверное, он унес его с собой.
- Больной урод! – выпалил Барклей. -  Ах, Стекхэрст, я бы дорого дал, чтобы только посмотреть на него!
- Переоденьтесь проституткой, - не без яда предложил инспектор. Его черный сюртук был весь обсыпан пеплом. -  Тогда маньяк уж точно не останется к вам равнодушным, и ваша мечта, вероятнее всего, сбудется скорейшим образом.
Толстяк обиженно надулся.
Все трое замолчали, и вдруг доктор неожиданно признался:
- Ее одежда пропала.
- Чья одежда? – не понял Стекхэрст.
- Одежда убитой, сэр.
- То есть как пропала?
- Без следа. Полицейские осмотрели комнату тщательнейшим образом, но ничего не нашли.
- Гм, - пробормотал Стекхэрст. – Во что была одета покойная, констебль?
Барклей полистал записную книжку.
- Товарка Келли показала, что, когда она уходила с тем мужчиной, на ней были: голубая длинная юбка с оборками, голубая вытертая шляпка с бантом и легкая голубая же накидка.
- Интересно, – сказал инспектор. – И что, ничего из этого не было обнаружено?
- Нет, сэр, - ответил медик.
- Опять чертовщина, - захлопывая книжку, прогудел Барклей. – Все-таки тут замешан сатана, инспектор, не иначе. На кой этому уроду избавляться от ее шмоток?
- Нет объяснения делам сумасшедшего, - проворчал инспектор. – С тем же успехом можно поинтересоваться, зачем он вообще расправляется с несчастными проститутками? Путаны, надо полагать, придуманы совершенно для других целей.
- Я иногда жалею, что невозможно ничего установить по рассмотрению крови, - сказал Барклей грустно. – Крови тут имеется предостаточно, а вот других улик…
- А вы все витаете в облаках, Барклей, - усмехнулся судебный медик. – Как же, скажите на милость, можно определить убийцу по следам крови?
- Пустите меня! Я буду говорить! Я БУДУ говорить!
Кто-то прорывался к ним через столпотворение. Мужчины обернулись.
Через несколько секунд перед ними предстала достаточно миловидная молодая особа с пышной каштановой шевелюрой. Вызывающий наряд в сочетании с лицом, словно отмеченным печатью греха, как любят выражаться поэты, не оставляли никаких сомнений в роде занятий незнакомки.
- Джентльмены,  я должна вам кое-что сообщить, - слегка запыхавшись, проговорила она.
- Ну? – Стекхэрст бросил на нее тяжелый взгляд. Констебль, поколебавшись, вновь вынул записную книжку и карандаш,  готовый записывать показания.
- Красотка Келли никак не может быть покойницей! – на одном дыхании выпалила девушка, переводя с одного на другого горящий взгляд.
- Это еще почему? – удивился Барклей. – Показал бы я вам, дорогая, что осталось от этой красотки…
- А потому, что я видела ее сегодня утром!
- ЧТО-О-О?! – Барклей выронил свою книжку. Мужчины в замешательстве переглянулись. – Что вы сказали?!
- Я видела ее сегодня на улице примерно в семь часов, - повторила юная жрица любви.
- Вы разыгрываете нас? – опешив, выдохнул Стекхэрст. – Да вы хоть понимаете, какая сейчас обстановка вокруг? За такое можно и в участок попасть. Вы не могли видеть Келли на улице сегодня утром, потому что она отдала богу душу в середине ночи!
- Около часа ночи, - уточнил врач.
- Говорю вам, сэр, это была Красотка Келли! – настаивала девушка. – Эту ее дурацкую голубую шляпку невозможно не узнать. Во всем Лондоне только Мери Келли могла нацепить на себя такую нелепую вещь.
- Голубая шляпка? – слабым голосом повторил инспектор.
- Да, именно она, сэр, – закивала девушка. – Ужасная голубая шляпка с бантиком… С ума она сошла, что ли, когда покупала ее?
- А остальную одежду вы рассмотрели? – задал вопрос Барклей.
- Разумеется. Голубая юбка с оборками, голубая накидка…
 Прекратив записывать, констебль поднял на Стекхэрста изумленные глаза.
- Вы вполне уверены?
- Да, сэр.
- И вы не могли ее ни с кем спутать?
- Никак не могла. В такую рань мало кого можно встретить на улице. Я даже окликнула ее, Эм Джей, знаете ли, должна мне восемь пенсов, но эта рыжая пройдоха, естественно, сделала вид, что не услышала меня и только ускорила шаги.
  Закончив рассказ, девушка испытующе всмотрелась в полисменов.
- Ваше имя? – к Барклею вернулся дар речи.
- Кейт Уинтер.
- И вы под Присягой заявляете?...
Записав все до единого слова девушки, констебль изменился в лице.
- Боже милостивый, Стекхэрст, это означает…
- Во сколько точно вы видели ее? – не дослушав его, вскричал инспектор.
- В семь часов.
- Сейчас двадцать минут двенадцатого. Констебль, во сколько был обнаружен труп?
- В половину одиннадцатого.
- Черт, время, время… Куда она направилась? В какую сторону? – Стекхэрст впился глазами в девушку.
- Туда, - она показала рукой в сторону моста. Брук-стрит и последующий за ней мост вели прочь из Ист-Энда. – Потом свернула налево и скрылась за углом.
- Все-таки Ист-Энд… -  инспектор нервно раскурил третью сигару. – Вам ничего не показалось странным в ее наружности? Что-то не то в походке, в движениях? Ничего необычного?
- Нет, не сказала бы, сэр, - замотала головой Кейт. – Абсолютно ничего, обычная походка, как всегда…
- Одежда сидела нормально? Не была чересчур мала или велика? Ничего подозрительного?
- Ничего, сэр. Одежда была в самую пору.
- Констебль, в том районе проводилась облава?
- Нет, только на ближайших улицах и кварталах.
- Черт бы вас всех побрал! – Стекхэрст выбросил сигару и быстрым шагом направился по указанной Кейт дороге, оставив ее и судебного медика в полном недоумении. Растерянный Барклей поспешил за ним.
- Вы полагаете, сэр… - пропыхтел он, едва поспевая за длинноногим инспектором.
- Тут нечего полагать, Барклей! – прорычал Стекхэрст. – И только не вздумайте в очередной раз поминать дьявола, нечисть и еще черт знает кого. Потрошитель где-то поблизости. Он просто-напросто вырядился в одежду убитой и сбежал с места преступления! Может быть, мы успеем…
Они проследовали тем же путем, что и убийца ранним утром по словам Кейт Уинтер, и вскоре вышли на довольно широкую улицу, в этот час уже кипевшую жизнью. Она выглядела на удивление ухоженно для трущоб Ист-Энда, и люди на ней тоже были куда более приличными на вид.
- Я совершенно не понимаю, на что вы надеетесь, Стекхэрст… - отдуваясь, проговорил Барклей, теряя его из виду в оживленном потоке. Он начал неловко протискиваться вперед, и вдруг столкнулся нос к носу с хрупкой дамой с поразительно голубыми глазами. Дама покачнулась.
- Ради всего святого, простите, леди! – извинился констебль, аккуратно придерживая ее за локоть. – Надеюсь, я вас не зашиб?
-  Со мной все в порядке, однако впредь будьте осторожнее, - ее тонкое лицо немного покраснело, а изумительные глаза выразили явное неудовольствие. В руках у женщины была корзинка – по исходящему от нее аромату Барклей догадался, что там у нее, должно быть, мясные рулеты с рынка. Голод  внезапно напомнил ему, что сегодня ему не пришлось завтракать.
- Прошу прощения, – констебль посторонился, давая ей дорогу, и леди прошла мимо, смерив его напоследок неодобрительным взглядом.
  «Эх, знала бы ты, по какому я здесь делу», - с досадой подумал Барклей, проводя платком по широкой лысой макушке. Он даже забыл предупредить ее, чтобы она не разгуливала по вечерам в одиночестве. Из-за этой сердитой дамочки ему пришлось констатировать одно: он упустил Стекхэрста окончательно и бесповоротно.
- А все-таки я не понимаю, чего хочет добиться этот задавака? – пробормотал в усы Барклей. – Если ей не показался подозрительным мужик в платье, то неужели он рассчитывает, что Джек-Потрошитель попадется ему прямо в руки среди бела дня?
  И констебль довольно хохотнул над собственной шуткой.

                *   *   *   
Второй день подряд шел мелкий назойливый дождь. Такая погода никогда не способствовала ее хорошему настроению. Она ненавидела осень, а особенно – ноябрь. Ненавидела стойко и необъяснимо, с тех самых пор, как много лет назад в детстве впервые легла на осенние листья перед домом бабушки, и услышала шум ветра, и увидела голые деревья. И почему-то заплакала. Каждый год к ней возвращалась часть этой тоски. И всегда исчезала с весной.
   Вернувшись домой, она тщательно выкупалась, переоделась, с аппетитом позавтракала. Пока будут сохнуть волосы, можно еще побаловать себя чаем. В самом деле, что может быть лучше горячего чая серым и отвратительным ноябрьским утром? Повеселев, она улыбалась своим мыслям, пока готовила заварку и все необходимое. У нее были красивые руки, с тонкими, длинными, беспокойными пальцами. Руки пианистки или художницы. Иногда она любила любоваться ими. В такой руке чудесно смотрится кисть. Кисть, творящая жизнь на холсте. Или перечеркивающая ее одним движением. О да, в душе она всю жизнь ощущала себя истинным художником.
  Она с удовольствием выпила две чашки чая. По всему телу разлилось приятное тепло. Если закрыть глаза, то можно представить себе весну – с ее свежестью, с ее зеленью, с ее надеждами. Ее губы расползлись в довольную улыбку. Расслабленный взгляд упал на лежащую на кофейном столике шляпку. Шляпка была до ужаса нелепа, даже безобразна, но почему-то она не стала избавляться от нее. Возможно, потому, что дурацкий головной убор прекрасно оттенял ее глаза – крупные, голубые, необычного разреза. А может быть, она просто хотела сохранить ее как напоминание о сегодняшнем дне. О, это была по-настоящему великолепная работа.
Лучшая из всех предыдущих.
Редко выпадают такие подарки судьбы, какого она удостоилась этой ночью. На этот раз все можно было сделать как следует, не торопясь, ибо настоящее искусство не терпит спешки.
Она улыбнулась странной, бесчувственной улыбкой.
Однако почти сразу снова стала серьезной.
Некогда наслаждаться успехом. Лучше еще раз все проверить.
Она внимательно и деловито оглядела помещение. Уютная комната, красивая старомодная мебель, камин… Камин. Предусмотрительность себя оправдала – в камине обнаружились недогоревшие лоскуты одежды. Она недовольно нахмурилась, но уже через минуту лицо ее разгладилось. Весело насвистывая, она поворошила угли кочергой и с некоторым усилием вновь разожгла огонь. Хорошо, что она позаботилась заранее заготовить запас деревяшек. Сейчас они пришлись очень кстати.
  Закончив с этим делом, она выпрямилась и, бодро хлопнув себя по коленям, выглянула в окно. Дождь прекратился. День, несмотря на скверное начало, обещал быть погожим – умытая мостовая сверкала в лучах робко проглянувшего из-за туч солнца.
 Писать письмо сегодня не было настроения, и она решила пройтись. Небольшая прогулка после плотного завтрака -  разве не славно?
Она накинула легкий плащ, перед зеркалом расчесала волосы. Тут ее глаза как намагниченные вновь вернулись к голубой шляпке на столе. Какое-то время она смотрела на нее, потом подошла и взяла шляпку в руки.
«Ну вот, дорогая. Я сберегла эту красоту, видишь? Ведь ты так гордилась ею. Думаю, тебе бы не понравилось, если бы я сожгла ее, не правда ли?»
Славная рыжая девчонка.
Не доставила столько хлопот, как те, остальные.
Она бросила взгляд в зеркало. Игриво подмигнула своему отражению – оно ей нравилось. Яркие глаза, подвижное лицо, волосы совсем еще без седины.
«Хэй, да ты еще хоть куда», - сказала она себе, подхватила корзинку и вышла на улицу.
Снаружи было тихо. Люди как ни в чем не бывало сновали по своим делам.
Очевидно, открытия пока не произошло.
Разочарованная, она побродила немного по Брук-стрит, затем по прилежащим улочкам. Никто, в том числе и два прошедших мимо патрульных полисмена, не обратил на нее никакого внимания.
Знакомый булочник, открывавший лавку, заметил ее и подмигнул, заигрывая. Она послала ему в ответ улыбку. Булочник просиял.
 Свернув в переулок, ведущий к рынку, она приостановилась и еще раз оглянулась в сторону одноэтажного кирпичного дома на самом углу. Перед ее глазами замелькали искры, подобные тем, что можно увидеть в бокале очень сухого шампанского. Знакомое чувство триумфа охватило ее. Но по мере того, как она удалялась от неказистого здания, голос, исходящий из глубины расщепленного сознания, отчаянный голос, стал настойчиво кричать в ее голове:
- Господи, сделай так, чтобы меня поймали! Умоляю, сделай так…