Горький аромат фиалок Ч 3 Гл 6

                6

     Подошло время призыва, и Шокан получил повестку. И всего одни сутки на сборы и проводы. Он оббегал своих бывших одноклассников из двух школ. Собралась внушительная компания. Девчонки помогали маме Шокана и Анаре готовить блюда, парни позаботились о выпивке и музыке. Все уже перезнакомились; бывшие ученики из разных школ рассказывали о своих учителях.
      - А Заманжол Ахметович придет? – спросил кто-то Шокана, - Ты его пригласил?
      - Естественно! Как же я мог его не пригласить? Обещал прийти. Правда, Балжан Жасаровна не сможет – у них сейчас маленький ребенок.
      - У них родился ребенок?! – удивилась Оля.
      Шокан растерянно улыбался.
      - Наверное, - сказал он, - Балжан Жасаровна так и сказала.
      - Когда это она успела? – удивилась Катя, - Ведь вроде не была беременной.
      - А что – она с тобой говорила об этом? – сострил Азамат.
      - Да иди ты! – огрызнулась Катя, - По-твоему, я не могу отличить беременную от не беременной?
      - И чем они отличаются? – Азамат продолжал дурачиться.
      - Ребята, прекратите! Разве этично обсуждать такие дела? – пожурила их мама Шокана. Катя взглянула на Азамата с упреком, а он состроил рожицу.
      - Да это все Азамат! – оправдывалась Катя, - Вечно встревает со своим идиотизмом.
      - При чем тут я?! – воскликнул Азамат, - Ведь это ты начала.
      И он произнес, передразнивая Катю: «Когда это она успела? Ведь вроде не была беременной».
      Все захохотали. Катя покраснела. Она накинулась на Азамата и начала дубасить его своими пухлыми кулачками. Анара поспешила разнять их.
      - Ладно, ладно! – просила она Катю, - Перестань. Вы оба хороши. Лучше расставляйте столы – все в сборе. Только Заманжола Ахметовича нет. Надо позвонить…
      В этот момент в дверь постучали. Анара бросилась открывать.
      - Заманжол Ахметович! – раздался в прихожей ее радостный голос, - Проходите. Вы пришли вовремя – мы собираемся накрывать столы.
      Ребята начали наперебой здороваться со своим учителем, а Заманжол еле успевал отвечать на приветствия и пожимать протянутые руки. На его лице играла счастливая улыбка. Его усадили на самое почетное место. К нему подсел папа Шокана и начал расспрашивать о житье-бытье. Мама Шокана выглянула из кухни и поздоровалась.
      - Поздравляю с пополнением в семье, -  она говорила, обмахиваясь салфеткой, - Шокан сказал, что ваша супруга не сможет прийти – у вас маленький ребенок. Кого она родила – сына или дочь?
      Заманжол улыбнулся смущенно. Он сказал:
      - Спасибо, Жанна Елемисовна. Но Балжан никого не родила – мы усыновили мальчика из детдома.
      Катя взглянула на Азамата с превосходством в глазах.
      - Да, Катерина, ты оказалась права, - намеренно громко отозвался тот.
      Заманжол обратил внимание на его слова.
      - В чем оказалась права Катя? – спросил он.
      Все переглянулись. Катя зарделась. Она молча показала Азамату кулак – тот намеревался что-то сказать Заманжолу Ахметовичу.
      - Она сама знает, в чем, - Азамат решил пощадить свою бывшую одноклассницу, и она облегченно вздохнула.
      - Да вы сделали доброе дело, - сказал папа Шокана, - Не каждый отважится в наше время завести даже своего ребенка.
       Заманжол быстро взглянул на него.
       - А мы не считаем Толегена чужим ребенком, - сказал он, и пояснил, - Так зовут нашего мальчика.
       - Простите – я не то хотел сказать, - папа Шокана смутился. И поспешил перевести разговор на другую тему:
      - Вас еще не восстановили в школе?
      Ребята переглянулись. Об их поездке в столицу Заманжол Ахметович не знал. И теперь папа Шокана собирался открыть их маленькую тайну. Катя толкнула  Азамата, мол, сделай что-нибудь. Тот вытаращился на нее, словно бы не понимая. Катя пыталась знаками объяснить, чего она от него хочет. Тем временем Заманжол Ахметович сказал:
      - Нет. А почему вы решили, что меня должны восстановить?
      - И никто не приезжал к вам из столицы? Из министерства?
      Заманжол взглянул на собеседника с изумлением.
      - Приезжал, - сказал он, - Но откуда вам это известно?
      - Нет, мне ничего не известно. Просто хотел узнать, как отреагировало министерство образования.
      - Что-то не пойму я вас, Каир Токсанбаевич. Как вы догадались, что сюда приезжал человек из министерства? Если вам ничего не известно?
      - Но ведь за вас ходатайствовали ваши ученики.
      Заманжол непонимающе оглядел присутствующих. Его ученики отводили глаза со смущением на лицах. До него начало что-то доходить. Он спросил:
      - Какие ученики ходатайствовали за меня, Каир Токсанбаевич? И перед кем?
      - Вы что – ничего не знаете? – теперь пришел черед удивиться папе Шокана, - Ведь наши ребята ездили в столицу, и их приняла сама министр образования. И обещала разобраться с вашим увольнением.
      - Вот оно что! – воскликнул Заманжол, вновь оглядывая ребят. Те улыбались виновато.
      - А я-то думал – чего это вдруг мной заинтересовалось министерство?
      И пояснил:
      - Недавно приезжал заместитель министра образования. Явился ко мне на станцию – я как раз разгружал вагон. Но разговора не получилось – очевидно, он до этого побывал в школе и побеседовал с Дарьей Захаровной. Она, конечно, постаралась обрисовать все в выгодном для себя свете. Вообще чувствовалось, что его визит к нам – мероприятие для галочки. Министр как-то должен отреагировать на обращение учеников – она посылает своего заместителя. А тот обязан поговорить с обеими сторонами – с Дарьей Захаровной и со мной. Чтобы со спокойной совестью отчитаться перед своим начальником. Теперь ребята могут ждать стандартной отписки из министерства, - мол, их учитель уволен правильно, все по закону. Конечно, на той отписке будет подпись министра и его печать –  как положено.
      Заманжол Ахметович заметил разочарование на лицах ребят и спохватился.
      - Да вы не переживайте так, - сказал он с улыбкой, - Все нормально. Спасибо вам за участие в моих делах. Но вы должны знать, - добиться справедливости не очень легко. И думать, что одним визитом к министру можно достичь этого, просто наивно.
      - Но ведь она обещала разобраться! – воскликнула Катя. А Оля грустно улыбнулась – она успела узнать о жизни немного больше своей сверстницы.
      - Ну, она и разобралась – чего тебе еще надо? – сыронизировал Азамат, - Ведь она не обещала, что Заманжол Ахметович будет восстановлен.
      - Ладно, ребята, оставим этот разговор, - сказал Заманжол Ахметович.
      - Как это – оставить?! – не согласилась с ним Катя, - Мы не можем этого так оставить. Правда, ребята?
      И она оглядела одноклассников. Те улыбались ей, не зная, что сказать.
      - Ну что же вы все молчите? – не унималась Катя, - Что, – съездили один раз в столицу, и вышел весь запал? Слабо до конца добиваться справедливости?
      - Но что мы можем еще сделать? – сказала Анара.
      - Поговорим еще раз с Санией Калиевной. Не поможет – обратимся к президенту.
      Ребята заулыбались недоверчиво.
      - А чего – напросимся прямо к президенту. Неужели он не примет нас?
      Заманжол с интересом оглядывал своих бывших учеников.
      Анара пожала плечами. Мол, почему бы не напроситься?
      Тут в разговор вступил Шокан. Он сказал:
      - Правильно говорит Катя – нужно еще раз съездить в столицу. Жаль – я не смогу. Но, если что, звоните. Я помогу.
      - Чем это ты сможешь помочь? – Анара взглянула на него с удивлением.
      - Подам рапорт Главнокомандующему Вооруженными Силами.
      - А при чем тут главнокомандующий?
      - При том, что он и президент – это одно лицо.
      - Да иди ты! – Анара засмеялась и вместе с ней засмеялись и остальные. Заманжол смотрел на своих веселящихся учеников и думал:
       «Какие они все же славные! И ведь они добьются справедливости. Обязательно добьются!»
       Мама Шокана выглянула из кухни и крикнула, перекрывая шум и смех:
       - Девочки, давайте уставлять столы. Шокан, попроси гостей к столу.
      Все поднялись со своих мест и начали, - кто усаживаться за стол, а кто – уставлять стол всякими яствами. Заманжол придвинулся к папе Шокана, освобождая место рядом, и только тут заметил маму Анары – все это время эта женщина просидела в углу незамеченная.
      - Здравствуйте, - поздоровался он с ней. И добавил:
      - Извините, я забыл ваше имя.
      Вообще-то Заманжол не знал ее имени – он видел ее лишь однажды, когда подрались Азамат и Шокан, и Дарья Захаровна почему-то пригласила и маму Анары. Тогда она посидела молча и ушла.
      - Мое имя – Зайнаб, - сказала мама Анары.
      - А по отчеству?
      Зайнаб смутилась. Она сказала:
      - Зовите меня по имени – у меня нет отчества. У меня не было отца. И матери тоже. Я выросла в детдоме. И очень признательна вам, за то, что усыновили мальчика – вы подарили  человеку  отца. И когда ваш сын вырастет, он будет с гордостью произносить свое отчество.
      И она улыбнулась. И эта улыбка совершенно преобразила казавшуюся невзрачной женщину.
      «Вот на кого похожа Анара, - подумал Заманжол, - Она тоже преображается улыбаясь».
      - Простите, но моей заслуги в том нет. Это Балжан, моя жена, решила усыновить Толегена, - сказал Заманжол смущенно.
      Мама Шокана решила сгладить неловкость и сказала:
      - Заманжол Ахметович, поздравьте нас – Шокан с Анарой поженились.
      Все обернулись к ней.
      - Да, я не шучу, - сказала она, - Они уже побывали в загсе и подали заявления. Вот только не успели зарегистрироваться. И сыграть свадьбу не успеем – Шокан завтра уезжает. Ну да ладно – отгуляем, когда вернется.   
      Все начали наперебой поздравлять Шокана и Анару. Азамат крикнул:
      - Посадить жениха и невесту во главе стола. Сейчас сыграем малую свадьбу. А я буду дружкой.
      - А я – подружкой! – подхватила его шутку Катя.
      - Нет-нет, ты не годишься! – запротестовал Азамат, - Подружкой будет Оля.
      Но Катя протиснулась к Анаре, и, схватив ее за руку, начала умолять:
      - Анара, давай я буду твоей подружкой, а?
      Та со смехом согласилась. Азамат начал отталкивать Катю от Анары, та отчаянно сопротивлялась. Началась возня, и все потонуло в шуме и смехе.

      Когда все уже сидели за столом, предоставили произнести тост родителям Шокана. Отец говорил о том, чтобы его сын выполнил свой долг с честью, и вернулся из армии, не опозорив себя и своих родителей. Мама Шокана поднялась со своего места, но не смогла сказать ничего – расплакалась. Все начали успокаивать ее. Шокан сказал:
      - Мама, не плачь – не на войну же я ухожу. Ты и не заметишь, как пролетят эти два года.
       Потом обратился к своему учителю:
       - Заманжол Ахметович, скажите вы свое пожелание. Мама что-то совсем раскисла. А я-то считал ее сильной женщиной.
       Все заулыбались, а Заманжол встал и заговорил серьезно:
       - Да, Шокан, наши мамы сильные женщины. Они плачут, переживают, но их нелегко сломать. Я что хочу сказать – конечно, служба не война. Да. Но и не мед. Не хочу кривить душой, говорить, что это пустяк. Нет, это очень серьезное испытание. И желаю тебе пройти это испытание с честью, не уронив своего достоинства. У нас какие-то непонятные традиции. Везде действуют неписанные законы – в тюрьме, в армии и даже на гражданке. И человек иногда не знает, где он – за решеткой или на воле. И везде ему приходится отстаивать свое человеческое достоинство, доказывать каждый день, каждый час, каждую минуту, что он человек. Свободный человек, а не раб. И что с ним нужно обращаться, как с человеком, а не как с рабом.
      Заманжол оглядел присутствующих и, заметив печаль на их лицах, постарался вернуть праздничное настроение, царившее до этого за столом.
      - Что вы приуныли? Не надо смотреть на жизнь так печально. Вопреки всему она прекрасна. Я желаю тебе, Шокан, отслужить с честью и вернуться к  маме и папе. И к своей Анаре. И пусть меж вами всегда будет любовь. Ведь без нее жизнь – не жизнь.
      Все зааплодировали Заманжолу Ахметовичу, а он улыбнулся и сказал:
     - Не надо! Я же не артист.
     Когда выпили за тост учителя, Шокан спросил:
     - А вы служили, Заманжол Ахметович?
     - Да. Я рос слабым и болезненным. И к восемнадцати годам еле набрал нужный вес и рост, чтобы пройти комиссию. И когда я  сидел вот так же на своих проводах, и потом, в пути к месту службы, мне казалось, что все – жизнь кончена. Передо мной словно стояла черная ночь. Да, мне пришлось нелегко, особенно в первое время. Но в армии я обрел своих друзей, и мы сплоченно противостояли всем бедам. Да, тогда у меня были друзья.
     Заманжол вздохнул и добавил:
     - Пусть и у тебя будут верные друзья – с ними жить намного легче.

      И Шокан отправился служить. Попал он на границу. Он вначале обрадовался, узнав, что станет пограничником. Ведь это так романтично. Но очень скоро понял, что романтика и служба на границе – две разные вещи. И несовместимые. Потянулись тяжелые будни. Днем муштровка и многокилометровые марши вдоль границы. И все это на голодный желудок. Голодом не морили, но Шокану еще ни разу не удалось поесть, как следует. Все урывками что-то перехватывал.
       Ночью издевательства стариков. Деды устроили «принятие присяги». А выглядело это так – после отбоя они построили салаг, и  замкомвзвода Шилов, здоровенный сержант, начал бить «принимающих присягу» в грудь прикладом автомата. Считалось, что «присяга принята», если салага выдержал достойно этот страшный удар, если он не свалился с ног, как подкошенный. Кто-то выдерживал, а кто-то падал и тогда этому несчастному сообщали, что он не прошел обряд посвящения, и что придется еще раз «принимать присягу» – потом, когда немного оправится. «Принявших присягу» одобрительно хлопали по спине и, поздравив, отводили в сторону. Не сумевших принять обзывали всякими обидными словами, мол, слабак, баба и т.п. Тех, кто отступал, устрашившись занесенного приклада, хватали за руки и подводили силой к Шилову и тогда тот бил особенно зло, так, чтобы затвор автомата взвелся самопроизвольно от удара.
     Это был жестокий обряд. Неизвестно, кем и когда он был изобретен. Но каждый солдат на этой заставе прошел в свое время через это и считал, что будет несправедливым, если чья-то грудь избежит удара прикладом. Шокан видел, что испытывали прошедшие экзекуцию солдаты –  задыхались, хватая ртом воздух, потирали ушибленную грудь, мотая головой от нестерпимой боли, не решаясь даже застонать – это тоже считалось признаком слабости. В этот момент ему вспомнились напутственные слова Заманжола Ахметовича: «Человек не знает иногда, где он – за решеткой или на воле. И везде ему приходится отстаивать свое человеческое достоинство, доказывать, что он человек. Свободный человек, а не раб». Шокану показалось, что его учитель незримо присутствует здесь, смотрит на него испытующе – сумеет ли его ученик отстоять свое человеческое достоинство? Или даст слабину, позволит обращаться с собой, как с рабом. И когда дошла очередь до его соседа, хилого, тщедушного паренька, который побледнел и зажмурился, Шокан вдруг шагнул к Шилову и вцепился в занесенный автомат. Тот сверкнул возмущенно глазами и попытался вырвать оружие – Шокан не выпустил.
     Неизвестно, кто бы кого одолел, но тут другие деды опомнились и набросились на «оборзевшего салабона». Общими усилиями она свалили Шокана и били ногами до тех пор, пока не поняли – еще немного, и они убьют солдата. Шилов бил прикладом автомата – да по ребрам, по ребрам!
    На другой день Шокан попал в санчасть –  сказали, что он сорвался со скалы. Командиры вряд ли поверили этому, но их устраивала такая версия. Ведь дедовщину и существующие порядки им не изменить. Кроме многочисленных ушибов у Шокана были сломаны ребра. Но зато, когда немного оправился, он смог отправить письма домой. Он представил, как тревожится за него Анара. Он написал ей первой.
      «Здравствуй, моя женушка! - писал он, - Как вы поживаете с мамой? Как там мои родители? Прости, что не сразу написал – не было времени. Но ты не беспокойся – у меня все хорошо. Даже отлично! Я стал пограничником. Это так романтично! Застава наша стоит в горах, на высоте тысячу двести сорок метров над уровнем моря. Мы уже ходим охранять границу. Командиры наши отличные – учат нас всяким премудростям. И товарищи по заставе подобрались хорошие, - душевные парни. Кормят нас отлично – три раза в день, по три блюда. И добавки дают – сколько хочешь. Короче, все у меня хорошо. Так что не переживай. С такой службой и не заметишь, как пролетят эти два года. Передавай нашим ребятам привет. Скажи – пусть хорошо учатся.
      Что еще написать? Как там наш ребеночек? Шевелится? Береги его. Когда родишь – отправь телеграмму. К тому времени я может, и заслужу отпуск. Ну, пока. Целую. Береги себя. Твой Шокан».
      Анара прочла это письмо со слезами на глазах. Она пыталась представить Шокана в военной форме, но это ей не удавалось. Она перечитывала немногие строки, и ее не смог обмануть их бодрый тон. Ей чудились другие слова между ними – о тяжелой участи молодого солдата, о боли и тоске по дому, по своей любимой.