Шурей-Гулливер

      
  Приключения  Тани  Кукушкиной.  Рассказ  второй               


         В  начале  апреля  наступила  настоящая,  ликующая  весна.  Солнышко стало  жарко  припекать  Танькины  щёки  и  нос,  чёрные  бока  Жука,  с  остатками  зимней  шерсти.   Чтобы  освободиться  от  неё,  Жук  забирался  в  густые  кусты  терновника  и  бегал  там,  тёрся  о  колкие  ветки,   вычёсывая  эти  остатки.
     —Смотри,  Танька,  ваш  Жук  опять  забрался  в  свою  собачью  парикмахерскую.—  Кричал  девочке  Шурей— худенький,  шустрый соседский  мальчишка, закадычный   друг  Тани  Кукушкиной.  Он  был  на  год  старше  Таньки,  но  явно  уступал  ей  в  росте  и  фантазии.  Шурей  уже  сидел  на  своём  обычном  месте— пеньке  от  старой  груши,  сломанной  во  время  урагана.
    Последние  кучки  снега,  прятавшиеся   в   тёмных  углах  двора,  превратились  в  тёплую  талую  воду,  которая  этой  весной  щедро  затопила  огороды,  нижнюю  часть  сада;  доверху  наполнила  став*  и  копанки.**   Воды  было  так  много,  что  приходилось плыть  к  старой  вербе  на   корытах,  чтобы  полакомиться  сочными,  чуть  кисловатыми  на  вкус,  китушками  (молодые,  едва  распустившиеся,  почки  вербы).
  Можно  было,  конечно  и  добрести,  если  имелись  высокие  и  не  худые  сапоги,  но  плыть на  корыте   или  на  плоту,  сделанном  из  старой  калитки,  было  гораздо  интереснее.
  У  Таньки  это  здорово  получалось,  но  она  продолжала  оттачивать  своё  мастерство  до  тех  пор,  пока  корыто  перестало  её  выдерживать.
  Обычно  Танька  становилась  в  «лодку»  на  колени,  брала  в  руки  два  кола,  а  лучше  лыжные  палки  без  колец  и,  медленно  отталкиваясь  ими   от  дна,  плавно  продвигалась  в  нужном  направлении. 
      Причалом  служил  бугристый  сук  старого  дерева. За  ним  Танька  с  Шуреем  оборудовали  специальную  площадку.  С  неё  удобно  было   карабкаться  вверх  по  толстым   веткам,  добираясь  до  верхушек,  где  росли  самые  душистые  молодые  побеги.  Там-то  и  добывали  озорники  сочные,  нежные,  вкуса  молодой  травы,  китушки.
   После  того,  как  рот,  язык  и  руки  приобретали  зелёный  цвет,  начиналось  самое  интересное  и  захватывающее  занятие—качание  на  ветках.
    У  старой  вербы  было  три  верхушки.   Желающие,  по  очереди,  забирались  на  самую  длинную  из  них.  Как  только  верхушка  под  тяжестью  тела  наклонялась  вниз,  её  начинали  раскачивать.  Тот,  кто  сидел  верхом  на   гибкой  ветке,  мотался  вместе  с  нею  из  стороны  в  сторону,  оглашая  все  закоулки   старого  сада   диким,  тарзаньим  кличем.    Мать  Шурея ,    тётя  Настя,   всегда  в  такой  момент  крестилась и  приговаривала:
  — Опять  на  вербе  скачуть, чертенята!
    А  падать  было  не  больно.  Внизу  расстилался,  заматеревший  за  годы,  плотный  ковёр  травы.
     В  тот  день  на  «промысел»  отправились  Танька,  Шурей  и   Витька—Карась,  младший  Танькин  брат.  Первым  так  его  назвал  Шурей,  потому  что  Витька  был  весь  такой    крепенький,  плотненький,  лобастенький—точно,  как  карась.  А  за  Шуреем  и  все  начали  говорить  Карась,  да  Карась.  Но  Витька  не  злился,  ему  даже  нравилось.
     Карась  был  деловито  сосредоточен.   Он  тщательно  и  туго  завязал  под  подбородком  верёвочки  кожаной  шапки—шлема,  подтянул  сапоги.  Он  ещё  ни  разу  не  качался  на  ветках  и  сегодня  принимал  боевое  крещение.
    Корыто  Танька  никому  не  уступила,  и  Витька    поплыл  на  плоту.
   Полая  вода,  цвета  весеннего  неба,   устоялась  и  была  прозрачной.  Под  нею  можно  было  рассмотреть  прошлогоднюю  траву,  возомнившую  себя  водорослями   Саргассова   моря,   кусочки  корней  замысловатой  формы,  напоминающие  морских  чудовищ  и  многое  другое,  что  позволяло  фантазии  детей,   представлять  себя  настоящими  мореплавателями.
  Старая,  мудрая  верба  снисходительно  приняла  путешественников  в  свои  объятия,  слегка  поскрипев   сучком—причалом.
  —Здесь,  Карась,  мы  должны  подкрепиться! — Сказала  Танька,  проверив  причальные  узлы.
  —  Да-а-а!— Мечтательно  протянул  Шурей.  Он  уже  сидел  на  ветках  и,  прищурившись,  смотрел  на  белые,  пушистые  облака.
  — В  этом  году  китушки  ужасно  вкусные,  прямо  сладкие.
  — Это  потому,  что  воды  много.— Сделал  заключение  Витька,  набивая  рот,  а  потом  и  карманы  зеленью.  Скоро  в  животах  закололо.
      Танька  посмотрела  на  брата  и  спросила:
  —Ну,  что,  Витька,  не  струсишь?
  —Ещё  чего!— Обиделся  он.  В  глубине  души  он,  конечно  же,  боялся.  Сердце  тикало  уже  где-то  под  коленками,  но  Витька  виду  не  подавал.
  -  А  он  по-тарзаньи  кричать  умеет?— Спросил   Шурей. 
  Сам  Шурей  кричал  плохо,  потому  что  голос  у  него  был  тоненький  и  дрожащий,  и  всегда  радовался,  когда  у  кого-то  это  тоже  не  получалось.
   Витька  сплюнул  в  воду  лишние  китушки,  набрал  в  лёгкие  побольше  воздуха  и  выдал  громкую,  гортанную  руладу.
   Клич  оказался  настолько  пронзительным,  что  стая  грачей,  сидевшая  на  громадном  соседнем  тополе,  испуганно  поднялась  в  воздух,  наполняя  его  хлопаньем  упругих,  чёрных  крыльев.
  Шурей  завистливо  вздохнул,  а  Витка,  молча,  полез  на  верхушку.  Короткие  ноги  в  синих  сапогах  крепко  и  ловко  обхватывали  ствол  дерева,  руки  выбирали  самые  удобные  сучки.  Да,  лазать  по  деревьям,  так  же  как  и  кричать  по-тарзаньи,  Карась  умел!
  — Готово,  поехали! — Крикнул  Витька,  когда  тонкая  верхушка  начала  медленно  наклонятся  вниз.
  —Держись  там  покрепче!— Приказала  Танька.  Они  с  Шуреем  уже  раскачивали  верхушку,  упираясь  в  неё  руками.
   Карась  в    кожаной  шапке  и  меховой  жилетке,  которую  мама  сшила  из  своей  старой  шубки,  был  похож  на  испуганного  медвежонка  коалу.  Он  судорожно  держался  за  ветки,  но  они  почему-то  гнулись  и  выскальзывали  из-под  пальцев.
    —Витёк,  ты  держишься?— Опять  спросила  Танька.
  —Крикни  ещё  раз,  погоняй  грачей!— Засмеялся  Шурей.
   Карась  хотел  что-то  ответить,  но  в  этот  момент  руки  его  совсем  ослабли,  и  он,  оторвавшись  от  ветки,  пролетел  по  воздуху  пару  метров  и  мягкой  подушкой   плюхнулся  в  воду.
   Ветка,  вдруг  освободившаяся  от  груза,  словно  катапульта,  выстрелила  вверх   Танькой  и  Шуреем.  Они  нырнули  в  тот  момент,  когда  Карась  уже  вынырнул.   Он,  фыркая,  как  дельфинчик,   восхищённо  произнёс:
  —Здорово!  Можно  и  повторить.
  Улыбаясь  во  весь  рот,  Витёк  заплюхал  к  берегу.  Вода  была  ему  чуть  ниже  пояса,  но  одежда  намокла,  и  Карась,  как  ни  спешил, двигался  медленно,  поэтому  Шурей  с  Танькой   вскоре   догнали  его и,  подхватив  под  мышки,  быстро  выволокли   на  сухую  полянку.
  Шурей    упал  на  маленькую  копёнку  старого  сена  и  рассыпал   мелкие  колокольчики   смеха.
  Он  катался  по  сену,  превращаясь  в  огородное  пугало  из-за  прилипшего  к  пальто  мусора,  и  приговаривал:
  —Вот  накупались,  так  накупались!   Ты  теперь,  Витёк,  настоящий,  Карась,  боевой!
  —Хорош  смеяться!— Сердито  прикрикнула  на  него  Танька.   Она  уже  предвидела  серьёзный  разговор  с  родителями,  и  ей  было  не  до  смеха.
  — Сходи  лучше  за  « кораблями» к  вербе,  а  то  на  чём  завтра  плавать  будем.
  —А  ты,  думаешь,  нас  мама  завтра  пустит  гулять  после  того,   как  я  нырнул? — Спросил  сестру  Витька,  который  по  мере  промокания  начал  потихоньку  мёрзнуть.
  Шурей  покусал  травинку  и  похлопал  ладонями  по  мокрым  штанам:
   —Не  пойду  я,  Танька,  а  то  вдруг  ноги  промочу,  маманька  ругаться  будет.— Шурей  опять  залился  своим  неподражаемым  смехом.
  —Сходи!!  Хоть  мусор  с  себя  чуть - чуть  смоешь.
   И   командирша  засмеялась  тоже.
   Шурей  покряхтел,  как  старичок,  и  опять  полез  в  воду.  У  вербы  он  отвязал  от  сучка  верёвки  и  сразу  же   побрёл  обратно,  ведя  к  берегу  сразу  все  три  судёнышка.
  —Танька!— Радостно  воскликнул  Карась.— А   Шурей-то  ну  точно, как  Гулливер,   с  нашими  «кораблями».
  И  сначала  он,  а  потом  и  Танька  начали  прыгать  по  берегу  и  приговаривать:
 — Шурей,  Гулливер!
 — Шурей,  Гулливер!
  Так  с  этим  лозунгом,  построившись  друг  за  другом  по  росту,  все  трое  дружно  помаршировали  домой,  радуясь  тому,  как  весело,  в  такт  шагам,  хлюпает  в  сапогах  весенняя  вода,  фонтанчиками  выплёскиваясь  наружу.
    А  корабли  ждали  своих  капитанов  целую  неделю.

* став — неглубокий   искусственный  пруд,  в  котором  собиралась  вешняя  вода.
**копанка — колодец с деревянным или плетёным срубом,  выкопанный  в  низине,  где  вода  подходит  близко  к    поверхности.