Про серого - 1

 У нас был кот. По прозвищу Серый. Так его ребята прозвали. Появился он у нас совсем крохотным, можно сказать от мамы-кошки его оторвали. Дети долго просили кота, а как услышали, что у знакомых кошка принесла котят и их будут раздавать - пристали к маме и до тех пор ныли, что мама сдалась и, не дожидаясь, пока котенок хотя бы немного подрастет, принесла его домой. Он и самом деле был очень маленький, и, когда мы садились обедать, он находил мою ногу (наверное, как самую большую и теплую, напоминающую ему маму), сворачивался на моей ступне клубочком и засыпал. После обеда я, осторожно ступая, перемещался в кресло и баюкал его, качая на ноге.
 Дети тоже не отходили от него, ласкали и играли с ним. Дети назвали его Серым, но он был не Серым, а сизым, и ни одной ворсинки другого цвета на нем не было.
 Можно было подумать, что кот вырастет игривым и ласковым? Черта с два! Выросло такое чучело - дикий и своенравный, никого к себе не подпускал, ласкаться и мурлыкать не умел, на руки не шел, а если его и брали на руки- вырывался всеми силами. Меня он одолеть не мог, но напрягал все свои мускулы (а у него они были - как железо) и только выбирал момент, чтобы спрыгнуть с колен и удрать.
Кормили мы его хорошо, не обижали, как говорится, что он недоедал - то нам и доставалось, так что мы не голодали.
 Жена его обожала и постоянно покупала ему Вискас, я ее ругал за это, говорил, что одна банка Вискаса, которую кот съедал за раз, стоит столько же, сколько два килограмма мясных обрезков на рынке, но она не слушала меня и продолжала баловать кота.
 Все бы ничего, но у кота была еще одна странность, с которой он не желал расставаться даже под страхом голодной смерти: он жрал мясо только на полу, то есть на ковре. Когда этому чмо, то есть аристократу, подавали миску с супом  и мясом, он первым делом выуживал мясо, укладывал его на ковер и с аппетитом приступал к трапезе. Мы, конечно, активно возражали против этого и пытались втолковать коту, что этого делать нельзя. Серый делал вид, что не понимает. Мы клали мясо в суп и предлагали Серому попробовать. Кот выволакивал мясо, ляпал его на ковер и кушал. Наверно, он убеждал нас, что так вкуснее. Жена, чтобы не пачкать ковер и не разводить тараканов, стала подавать серому мясо на отдельном блюдечке. (Как вспомню - так шерсть у меня на загривке дыбом становится! Мне мясо на отдельной тарелке не подавали! А этому аристократу! Жалею сейчас, что сам из Серого кролика не приготовил! На отдельном блюде!) Но Серый и отдельное блюдо игнорировал. Он так же хватал мясо и аккуратно укладывал его на ковер. Мы стали подстилать ему картон или газету. Серый обходил газету и ляпал мясо на ковер. Тогда взялся за дело я и стал воспитывать кота сам. Дожидался, когда он положит мясо на ковер, брал его (мясо) и переносил его в тарелку. Кот отнимал его  (мясо) у меня и ляпал на ковер. Я - на тарелку - кот обратно. Я - на тарелку - кот обратно.
 Я все ожидал, когда же он сдастся и примется жрать, вернее, кушать. Но произошло такое, чего я даже и предположить не мог! Примерно этак циклов через сто Серый задумался, посидел секунду, поглядел на суп, на мясо, на меня, встал, повернулся и ушел! Вот так вам! И не было в его уходе ни протеста, ни раздражения, ни вызова. Он просто ушел. Голодовку объявил. Наверняка предки его из графьев были.
И нам пришлось сдаться... Конечно, если бы я жил один на пару с котом, то я бы показал ему настоящую голодовку! Через неделю он бы у меня шнурки от ботинок жрал бы с тарелки и нахваливал.
Но, поскольку кроме кота, на его счастье, присутствовали жена и дети, которые его, конечно, стали бы жалеть, то о жестком воспитании кота нечего было и думать.
 И это еще бы полбеды. Но по чьему-то недосмотру Серый однажды выскочил за дверь. И обнаружил, что там течет совсем другая жизнь. И та, другая, ему больше по душе. И он стал пропадать на улице - на неделю, на две, на три. Являлся он домой весь покоцанный, в старых и свежих шрамах, с подранной мордой и разодранными ушами. Наскоро ел, спал, и отправлялся обратно, сторожить от других котов отвоеванные высоты. Пробовали его не пускать - он орал под дверью дурным голосом и там же гадил. Пришлось смириться. Все бы ничего, бог с ним, но он приносил с улицы всякую заразу, а спать по привычке лез на диван. Мы все переболели чесотками и всякими кожными заболеваниями, а серная мазь заняла почетное и постоянное место в нашем холодильнике.
Сбегал с шестого этажа он сам, а приходил домой тоже с фокусами. Хотя и знал дорогу домой, но пешком подниматься на наш шестой этах не желал. Он заходил в подъезд и устраивался на площадке первого этажа, лицом (т е мордой) к выходу. И мирно спал. Люди обходили его, а он даже не просыпался. Знал - свои разбудят. И будили, и в лифт приглашали его величество, только что на руках не заносили домой. А он шибко и не спешил.
 Обнаружив его в подъезде, я подходил к нему вплотную и подставлял ему под нос свои туфли. И наблюдал, что будет. Серый неизменно радовал меня серией фокусов. Сначала у него начинали дрожать и дергаться усы. Потом открывались сонные глаза. И наконец вставали торчком подранные уши. Кот просыпался. Но никуда не спешил. Как будто он и не хотел домой. Усаживался и начинал вылизывать себя. Я ногой подталкивал его к лифту, он делал два шага, усаживался, обматывал себя хвостом, и вопросительно смотрел на меня, мол, не принесу ли я ему еду прямо сюда? Я опять подталкивал его уже к самым дверям лифта. Серый вставал на задние лапы, и, опираясь на двери лифта, сладко потягивался. Лифт приезжал, двери раздвигались, лапы Серого разъезжались, и он падал в лифт. Некоторое время он ошалело оглядывался, будто хотел сказать: - "Ребята, а что это сейчас было?" Я опять заталкивал его внутрь:- "Давай-давай, не спи в оглоблях, дома разберешься!"
 Однажды он пропадал целый месяц, и мы было уже обрадовались, что кот пропал насовсем. Но он явился, как штык, весь в боевых шрамах, тощий и плоский, как выразился Дима по этому поводу - "как бумажка".
Терпение у меня лопнуло, я взял старую сумку, какую не жалко выбросить, посадил туда Серого и увез за 6 остановок к продуктовому рынку. Там вытряхнул его из сумки, сумку бросил в мусорку, а Серому сказал: - "Вот так вот, Серый, жить на два дома не получается, хочешь жить на улице - живи, а к нам больше своих наглых глаз не кажи!"
Дома я никому не сказал, что я его увез, к нам он не вернулся. И никто о нем не жалел.