Бездна. Глава 2-11. Алина

День был солнечным и тёплым. Я шёл из университета и злорадствовал над Аэлитой. В сегодняшнем сне я поддал этой обезьяне под зад, подцепил её за ухо и поднял над партой под радостный визг обезьян-однокурсниц.

Удивительно легко я переключил внимание на чистое, с редкими облачками небо. Взгляд задержался на маленьком облачке, больше похожем на гравюру, словно кто-то нанёс штриховку белым мелом по синему-синему небу.

Бывает порой некое состояние души, когда ничего особенного не происходит, но знаешь — это ТОТ момент, важный, самый необходимый в жизни. Он — как предчувствие чего-то не просто важного, но единственно-существенного в жизни. Суеверные люди считают его предзнаменованием судьбы, или чего там ещё.

Это не более, чем феномен сознания. Признак нервного перенапряжения, усталости, кто же сомневается? Но сквозь доводы рассудка я говорил себе — я знал наверняка: нечто сверхважное я должен сейчас увидеть. Сверхважное сейчас увижу, увижу!

Я уже подходил к автобусной остановке и высматривал номер приближающегося автобуса…

— Алина, Алина… Алинёнок! — я оглянулся на звонкий детский голосок. — Пожалуйста, пойдём ко мне… Я пропустила пять дней, не смогу без тебя уроки сделать. Помоги, пожалуйста.

— Леночка, я не могу, меня мама будет ждать. Я обещала, что сразу после школы домой пойду. Мы поедем в сад порядок наводить, — ответил чистейший серебряный голосок. — Я к тебе вечером зайду.

Я чуть не упал от головокружения.

Я пропустил свой автобус, я наступил на ногу девушке, наспех извинился, я выглядел, наверное, ужасно глупо.

Какая учёба!? Какая А-э-лита!? Какие однокурсницы!? Все — ничтожно, важно то, что я должен созерцать эту чистую детскую красоту и невинность, заботиться о ней, совершать ради неё подвиги. Алина… Алина… Алинёнок!

Как в сумерках, я направился в сторону журчащего ручейка, но девчонка уже куда-то бежала… Я шёл ей вослед и пытался закрепить, навечно запечатлеть в сознании картину: золотисто-соломенного цвета косички, белые банты, миленькие губки, воображаемый оголённый краешек плечика…

Алина… Алина… Алинёнок!

Навечно остановить это чистое ощущение прекрасного! Я должен защищать, воспевать, любить, превозносить! Алина… Алинёнок! Никогда не делать ничего грязного, противоестественного. Алина… Алина… Алинёнок…

Но я уже мысленно раздевал девочку, заглядывал под её платьице, под сорочку, трусики… Лапал её ножки, целовал…

— Кобель похотливый, — закричал я на себя молча, никто, вроде, не услышал. — Всё испоганил! Ты разрушишь любую красоту! Мишка! Я не хочу быть таким! Я не хочу разврата! Я хочу правды, чистоты, прекрасного искусства, возвышенной поэзии. Но ещё больше я хочу обонять тот острый запах, что…

Мишка что-то пытался говорить, но он был глубоко в моей сумке, и я ничего не мог слышать.

— Да, я хочу! А что я поделаю?! Сам я — бессилен! Но делать что-то нужно?!

После грузного падения в свои душевные помои мои страдания вновь обрели силу для коренного изменения жизни. И я снова решился на визит в психбольницу. Откуда я недавно вышел с убеждением, что никогда туда не вернусь.