Рорка

Наша беленькая птичка Казик отправился в Рай, где он теперь разговаривает с ангелами, сидя на ветвях райских кущ и иногда, припоминая земную жизнь, признается: «Казик - пьяница». Но бедный попугайчик не виноват, что плохие люди приучили его к водке. Поэтому, я не сомневаюсь, он точно в Раю. Мы же опять остались без зверья, не считая аквариумов. Без котов, мы обрастали ими, как судно ракушками. Большими и малыми. И да здравствуют: вуалехвосты, барбусы, сомики, нежные скалярии и живучие гуппи, светящиеся кардиналы и черные, как ночь, моллинезии.
Опять мы вдвоем с мамой волочем тяжеленный аквариум на десять ведер в ванную для мытья и ругаем отчима, который в это время что-то строит, и папу, который где-то халтурит, пока мы тут надрываемся. Промываем цветные камушки, привезенные с моря. В банке шевелят усиками лентяйки-улитки, не справившиеся с чисткой этого гиганта, и мы дружно моем стенки, кипятим грунт и высаживаем водоросли. Вот, наконец, аквариумы помыты и блистают чистотой. Нам скучно. Никто не попадается под ноги, не точит когти о колени, не жрет рыбу на ковре. Душа просит кошку.
И вот однажды, придя с работы, мама заявляет: «У нас будет собака». Моей радости не было границ. Собака! У меня еще никогда не было собаки. Это целая история – почему. Собаку не хотела мама. Когда она была подростком, у нее уже была собака. Немецкая овчарка по кличке Найда, редкая умница. Об ее уме ходили легенды в нашей семье. Когда в дом кто-то приходил, то Найде давали понюхать гостя и говорили, что это свой. Обнюханный гость получал от Найды «добро» на вход, но не выход. Перед уходом гость обнюхивался еще раз. Процедура соблюдалась всегда. Только один раз эта живая сигнализация сра-ботала. Обнюхав гостя, Найда залаяла и легла поперек двери, перегородив выход своим нехилым телом, и показала клыки, которые отбили у гостя всякую охоту попытаться обрести свободу с помощью штурма.
- Ты что-то у нас взял, – сказала бабушка.
- Что ты говоришь, как можно? – возражал гость.
- Посмотри по карманам.
Гость послушно вывернул карманы. На пол вывалился НАШ коробок спичек. Гость был курящий и случайно присвоил коробок.
Спички торжественно вернули хозяйке на глазах у собаки и гостя отпустили. Мама говорит, что с тех пор он сам добровольно выворачивал карманы перед Найдой.
Бабушке советовали такую умную собаку отдать служить на границу или в милицию. Бабуля, которая Найду баловала лучшей едой в то далеко не сытое время, говорила: «Что, Найдочку, на казенный паек? Нашу собачку – каким-то ментам? Да никогда!». Найда прожила достойную жизнь на коврике в гостиной, как болонка. Когда приезжал дед или его зять из Одессы, то Найду брали на природу или даже на охоту. Вот там она могла вволю побегать. Умерла Найда от старости и умирала тяжело. Вот поэтому бабушка и мама дальше воспитывали только котов.
Услыхав слово «собака», я представила себе что-то вроде Найды. Большое существо. То, что я увидела на следующий день, привело меня в сильное замешательство.
 От овчарки там была только расцветка.
- Мама, а ты уверена, что это вообще собака?
Мама с сомнением поглядела на приобретение, лежащее перед нами на столе.
- Ее мать – точно собака.
- А какой породы?
- Йоркширский терьер. Но с ней неприятность случилась. Папаша тут неизвестен.
- Какого же размера она будет?
- Нет, ну она еще должна подрасти. Ей же всего два месяца, а может, и пять, - сказала мама и снова с сомнени-ем поглядела на существо.
- Снег, наш кот, был раз в пять крупнее.
- Это же комнатная собачка.
Я протянула руку, чтобы ЭТО погладить. Из-под черной челки раздалось довольно громкое:
- Ррррррр…
- Ррррорка, - сказала мама.
- Пусть и будет Роркой.

Пока Рорка была щенком, она была не очень волосатая. Но когда подросла, то своим внешним видом приводила окружающих в восторг и умиленье. Больше всего она напоминала китайскую хохлатую. Тело Рорки покрывала черная гладкая и блестящая шерсть, а вот уши, хвост и изнанку лапок украшали длинные волоски рыжего цвета. Вместо бровей у Рорки были два симпатичных рыжих пят-нышка. Глазки были выпуклые и взгляд ехидный. Если Рорку хотели тронуть чужие, то сначала раздавалось пре-дупреждающее:
- Ррррррррррррррррр…
Что и оправдывало ее имя. Рорка могла и цапнуть под настроение. Несмотря на размер, в половину кота, зубы у нее были ого-го-го. Кости она разгрызала в момент. Когда приехал отчим, Рорка уже подросла немного и мы с ней гуляли, надевая красный поводок – шлейку. При первом свидании отчим поднял ее в воздух за поводок и поднес к лицу. Рорка от такой наглости утратила голос.
- Это что за зверь? – спросил отчим и довольно бесцеремонно заглянул собаке под хвост.
- Сучка, – ответил он сам на свой вопрос.
С тех пор иначе собачку он не называл. Сучка, и все тут.
Для маленькой Рорки, которая тряслась на тонких ножках, как только температура опускалась ниже 18 градусов, отчим был неиссякаемым источником тепла.
Стоило ему улечься на диван и развернуть «Советский спорт», как Рорка принимала выжидательную позу. Через какое-то время газета падала на лицо, и из-под фотографий известных футболистов раздавался мощный храп. Тут наступало время Рорки.
 Она тихонько вспрыгивала на диван,  пролезала  под  газету   и   уютно   устраивалась  на волосатой груди полковника, пристраивая свою мордочку так, чтобы теплое дыхание максимально согревало ее тщедушный организм.
- Хрррррр, - храпел отчим.
- Уууу- му, - поскуливала, вздрагивая во сне, Рорка.
Если в этот  момент легонько приподнять газету, то картинка была еще та!
Тощенькая Рорка на могучей груди полковника смот-релась уморительно. Если она подползала слишком близко к источнику храпа и касалась своей мордочкой усов, то отчим в полусне вяло говорил:
- Сучка, - и накрывал тельце Рорки своей лапищей. Рорка недовольно ерзала, а потом засыпала еще глубже, согреваясь окончательно.

Найда была овчаркой и понятно, что она была умницей. От Рорки ума никто не ждал. А поди ж ты! Умнейшая су… пардон, собачка выросла. Глядя на ее крутой лобик и выпученные глазки, горящие очень часто  злобой, трудно было предположить огромный интеллект в подобном существе. А он там был. Провалиться мне на месте! Мы это не сразу обнаружили. Для начала Рорка приучила нас, что с ней надо гулять три раза в день. В холодную погоду все свои дела она делала у подъезда. Если в доме никого не было, то Рорка отлично справлялась сама. Клумбу заменяла расстеленная на полу газета. Хлопот с ней было мало. Ела она все, что и мы. Предпочитала подогретую курятину и рыбку. Когда у нее было хорошее настроение, валилась на спину и подставляла розовое в крапинку брюшко для почесывания или устраивала гонки во время прогулки. Тут главное было проявить твердость и не догонять. Тогда черный силуэт очень скоро появлялся на горизонте.  Рорка совсем не хотела потеряться. Брошенный вдаль мячик от пинг-понга Рорка послушно приносила к моим ногам, но только один раз. При этом на ее мордочке было выражение глубокой снисходительности: «Ладно, принесу я тебе мячик. Так и быть. Если так тебе хочется поиграть, глупое большое создание». А притащив мячик, Рорка возвращалась к своим собачьим делам.
Приближалось лето. Подросшая Рорка гонялась за бабочками во дворе. Обнюхивала жуков и кошачьи какашки. Собачка была счастлива и не предполагала, что ей предстоит стать собакой - путешественницей.
У моей мамы случаются иногда сумасшедшие идеи. Вот однажды теплым майским вечером мама, я и Рорка сидели дома перед телевизором. Показывали новости, и, как всегда, Кремль, Красная площадь. Все это и спровоцировало приступ острой ностальгии у мамы. Она вдруг всхлипнула и жалостливо сказала:
- Хочу к маме в Москву. Лилька, хочешь к бабушке? Пироги, рыба фаршированная…
- Хочу, конечно, - сказала я, направляясь к холодиль-нику.
Мамины воспоминания нагнали мне аппетит. Возвра-щаясь с двумя бутербродами вместо пирогов, что тоже неплохо, я возразила:
- Что толку мечтать, у меня учебный год не кончился, впереди экзамен.
- А я тебе справку достану.
- Как у Ромки? – у нас в классе был один мальчик, которого освобождали от экзаменов по здоровью. Справка, скорее всего, была липовая.
- Как у Ромки, даже лучше. Поехали прямо завтра.
- Поехали, только послезавтра. Поезд утром идет, в девять.
- Послезавтра. Только ты бабушке ничего не говори, если позвонит. Сделаем ей сюрприз.
Сказано – сделано. В военной кассе, зря, что ли, мама у меня полковница, были взяты билеты на фирменный поезд «Верховина». В чемодан покидали кое-какую одежку. Мама позвонила в школу и сказала, что у меня обострение гастрита и экзамен я сдавать не буду, а отправляюсь на лечение, справка будет. И тут мы, наконец, вспомнили о Рорке. Куда собаку деть?
- А возьмем с собой. Много места она не займет, - решила мама.
Рорку посадили в маленький саквояж, который был очень стильной дамской сумочкой. Пока мы грузились в вагон, Рорка не издала ни звука. В купе собачка обнюхала все углы и прилегла вздремнуть. Соседка по купе против собаки не возражала. Ее немного беспокоило, как же она будет ходить в туалет, но, учитывая размеры животного, «беда» не должна быть большой.
Когда же пришла проводница, то мама деликатно под ручку, вывела ее в коридор и десятка из маминого кошелька перекочевала в карман проводницы.  Рорка быстро освоилась в купе. Где-то за Тернополем она спрыгнула на пол и вопросительно посмотрела на маму. Тут же на полу была расстелена газетка, предусмотрительно заготовленная. Рорка сделала дело, повернулась задом и два раза дернула лапками. Закопала. Развернулась и облаяла газету на полу.
- А почему она лает? – спросила соседка.
- Так непорядок, – ответила мама, убирая Роркино  «подношение».
- Это вы ее так приучили?
- Нет, она сама. Терпеть не может беспорядка.
- Какая умная собака, – протянула руку, чтобы погладить.
- Рррррррр, - привычно ответила Рорка.
В Москве было очень тепло, редкость для мая. Мы поймали такси и через несколько минут стояли перед нашим домом на улице имени славного поэта Багрицкого.
Мама опустила двушку в автомат, который находился как раз напротив нашего балкона. В квартире раздался звонок. Его было слышно даже на улице, двери были распахнуты настежь.
Бабушка подошла к телефону, и мама гнусавым голосом «телефонистки» проорала:
- Львов говорит, ответьте Львову, - и мастерски изобразила гудок.
А потом стала «заливать», что у меня экзамен, а билетов на поезд нет и работы полно.
- Мы, скорее всего, не приедем.
Бабушка стала охать и причитать, что очень соскучилась. Тут уже мама не выдержала:
- Все, мама, время – деньги. Кончай плакать и выходи на балкон.
- Какой балкон?
- Свой балкон.
Через секунду на балкон вылетела бабушка. Посмотрела налево, направо. И… наконец, увидела меня. Я стояла прямо у нее перед глазами и держала в руках Рорку.
Бабушка чуть не свалилась вниз. Иногда большая радость так же вредна, как большое горе. Бабушке стало плохо с сердцем. Пока мама капала ей корвалол, Рорка обследовала квартиру.
Беспорядка не нашла и присела на коврик на балконе, наблюдать за пчелами, которые вились около цветов в ящиках. Наш балкон – это было настоящее произведение садово-парковой архитектуры на двух  с половиной метрах. Авторами были дед и мама. Бабушка, хоть и стяжала славу образцовой хозяйки, из цветов умела выращивать только алоэ на подоконнике. И тот у нее иногда не выживал. У мамы же росло и колосилось все, к чему бы она ни притронулась. На старой квартире на Новинском бульваре балкона у нас не было. Это была заурядная московская коммуналка на девять семей с одним сортиром. Тот был постоянно занят. И не всегда людьми. Сосед дядя Вася приучил своего тезку-кота гадить на унитаз. Первым в квартире вставал мой дед. Он был жаворонок, да и на роботу он уходил первый. Вот бредет мой сонный дед по коридору, открывает двери в туалет, а оттуда: «Мяяя-у». Занято. Куда прешь. Понятно, что к выращиванию мамой  котов дед относился с прохладцей, но чего не вытерпишь ради любимой дочки.
На балконе по маминой просьбе он сделал террасы из ящиков.
Они уступами поднимались вверх, с двух сторон от окна. От последнего ящика тянулись ниточки, за которые цеплялись бобы или душистый горошек. А в ящиках что только не цвело! Начиная с мая, заканчивая октябрем. Одни цветы сменяли другие строго по графику, составленному мамой, у которой всегда была пятерка по всяким там севооборотам. Она закупала семена с осени, и весна у меня начиналась с разноцветных зернышек в чашках Пет-ри. Моей обязанностью было следить, чтобы марля на них не подсохла. Через несколько дней из семечек прорезы-вались нежные корешки, а если семечко расколупать, то под сморщенной кожицей можно было обнаружить пару крохотных листьев.
Летом на террасах цвел настоящий сад. Шмели кружи-ли над настурциями, ловко забирались в кармашки льви-ного зева и раскачивали тонкие стебли водосбора. Бабушка принимала поздравления от соседок. Благодарно кивала головой и не сознавалась, что вся ее заслуга в этом деле - иногда лишний раз полить из красной лейки цветы на глазах у восхищенной публики.
Рорка полюбовалась цветами и пошла за бабушкой на кухню. Собачка правильно сообразила: сейчас начнут готовить праздничный обед.
Бабушка быстро пришла в себя. Обошлось без неотложки. Отправила деда в магазин за недостающими продуктами, позвонила Вове, своему любимому племяннику, и пригласила на ужин вечером.
В прозрачных сумерках наши родственники собрались за столом. Приехал Володька, привез немного пищевого дефицита и бутылку водки, потом явилась Ирен с совершенно бесполезным, по мнению бабушки, букетом пионов и таким же бесполезным кавалером. Сели ужинать. А после ужина – играть в лото. Никто эту игру не любил, кроме бабушки. Она считала, что лото – игра интеллигентная, в отличие от карт. Мы с дедом от нее карты прятали и в тайне резались в дурака или в очко. Но в лото главное - скорость реакции, если объявляющий говорит очень быстро, то можно и прозевать. Играли на деньги. По пять копеек. Скоро перед дядей Вовой высилась целая гора мелочи. «Деньги к деньгам», - произнес он с усмешкой. Бабушке надоело его довольное лицо, и она стала собирать карточки. Ирен засобиралась домой, а Володька решил заночевать у нас, он был у нас прописан, хотя жил на съемной квартире. Пока застилали ему диван гостиной, кто-то нечаянно положил мешок с лото посередине комнаты на пол. Рорка это не могла стерпеть. Тут же встала в угрожающую, по ее мнению, позу - голова вперед на лапы, попа отклячена - и облаяла мешок. Вова, кажется, только теперь заметил собачку.
- Что это она?
- Она на беспорядок гавкает.
- Шутишь?
- Убери мешок, - сказала мама.
Вова спрятал мешок за спину. Рорка замолчала.
Вова вернул мешок на пол – залаяла.
Мешок спрятал – замолчала.
- Здорово, - сказал Вова. - Хорошая собака. Мне бы такую на базу. Вмиг бы порядок был.
- У тебя и так там порядок.
- Не всегда. Стоит отвернуться, тут же что-нибудь сопрут, что плохо лежит.
- У тебя сопрешь…
-А-ха-ха, - зевнул дядя Вова. - Спать пора.
Мы разошлись по комнатам. Наступила ночь. Часов в двенадцать раздался выстрел.
Он эхом прогремел над пустынной улицей, и тут же залаяла Рорка, подняв всех, кто не проснулся от выстрела.
- Что это было? – спросил Вова.
- «Стреляли», - пожала плечами моя мама и пошла досыпать. Она устала с дороги.
- Это, наверное, машина хлопнула, - предположила бабушка.
- Это не машина, - сказал дед. - Это не машина и не выстрел, хотя очень похоже.
Но на его авторитетное мнение никто не обратил внимание. Криков «помогите, убили…» нет и в помине. На улице тишина. У соседий свет не зажигали.
- Все, спать пошли, - скомандовал Вова.
И пошли.
Через полчаса раздался второй выстрел, громче первого, и сразу третий. Оглушительно залаяла Рорка, уставшая с дороги и второй раз  за ночь разбуженная чудовищным беспорядком. Что такое?!
Тут уже зажегся свет у соседей, а наше беспокойное семейство вылезло на балкон почти в полном составе и в разобранном виде. Особенно выделялись на общем фоне импортные трусы дяди Вовы игривой расцветки – в губки. Но на балкон вышли не только мы.
Этажом ниже появилась угловатая фигура нашего соседа–алкоголика Коли.
- Явреи, а явреи, вы кого там мочите, никак не замочи-те? Может, вам помочь?
И сучку свою заткните на фиг, а то я сам ей шею сверну.
- Я тебе сверну! Я тебе сейчас уши оторву на х…й, ничего уже не услышишь.
- Вова, это ты там? Это ты палишь?
- Нет, не я. Что за хрень?
Постояли, померзли. Разошлись по кроватям. Через час:
- Пах, пах…
Опять. Рорка в лай, но она уже не так заливалась, голос стал пропадать.
Собачка хрипела и даже закашлялась напоследок. В этот раз любопытных не было. Глубокая ночь. Спят люди.
Мама задумчиво поскребла челку.
- Кажется, я знаю, что это.
- Что?
- Ночной снайпер.
- Шутишь? – шепотом почему-то переспросил Вовка.
Семейство взглянуло на нее с надеждой. Мама направилась на балкон. Вова за ней. Мама попросила фонарик. Его принесли, хотя никто не понял зачем.
И мама полезла с фонарем в цветы. Вова за ней.
- Братец, ты осторожно, тут можно без глаз остаться. Семена летят с огромной скоростью при взрыве.
- Какие, на ху… семена?!
- Тише, ты. Снайпера.
- Вот он. Ну, точно он. Вова, отползай.
- Да что ты там нашла?
- Вот, - и мама осветила небольшой овальный плод, висящий на вьющемся стебле.
- Ночной снайпер, он же бешеный огурец. От перепада температур ночью коробочки лопаются с шумом, напоминающим выстрел. Семена разлетаются на несколько метров. Вова, береги глаза. Это то же приблизительно, как получить дробью.
- И что теперь делать?
- Швабру неси.
Мама несколько раз подергала палкой от швабры в зарослях бобовых, но видимо, огурцы уже «отстрелялись».
Мы пошли спать. Но это были не все трагические переживания бесконечной ночи, которая впоследствии войдет в анналы семьи как ночь «Бешеных огурцов».
Мы разошлись по кроватям, натянули на голову одеяла и стали уже засыпать, и нам даже стало уже что-то сниться, как вдруг всех разбудил бешеный, нет, не огурец, бешеный крик:
- АААА, крыса!
Орал Володька, мой дядя.
Нет, не крыса это была. Догадались, наверное? Это – была Рорка.
Вова комплекцией был похож на нашего полковника. Та же приятная полнота, небольшой животик, грудь, опять же, волосатая, и водкой от него попахивает.
Все улеглись, и Вова, измученный приключениями этой бурной ночи, стал похрапывать. Рорка, услышав родные звуки, вспрыгнула на диван. Она тоже утомилась, голос от тявканья потеряла. Ей нужна была ласка и человеческое тепло.
Собачка залезла на Вову и уютно устроилась у него на груди. Вова, во сне решил почесать грудь. Что-то там явно мешало. И почесал… Рорку.
Еще толком не проснувшись, Вова сделал большую глупость, скинул «крысу» на пол. Пролетев по воздуху метра полтора, Рорка приземлилась на ковер. Но собака - не кошка. Рорка захромала. На вопль Володьки сбежалось все наше несчастное семейство, в который раз за ночь.
Включили свет. Взъерошенный Володька пытается поймать на ковре перед диваном Рорку, а она удирает от него, прихрамывая.
- Сучка, прости меня, я не хотел. Мила, она на меня заползла. Погреться, а я ее-е-е… Ой, у нее, наверное, перелом.
- Вова, что же ты творишь? Вечно нашему семейству от тебя членовредительство. То дед ногу сломал, то Рорка… - сказала бабушка.
Мама тем временем поймала Рорку и посмотрела ее ногу.
- Все, Вова, не скули, нет тут перелома. Ушиб.
- Тогда ты тоже говорила, что у деда перелома нет.
- В Роркиных ногах я лучше разбираюсь. Пошли спать. Вова, Рорку я тебе оставлю. Пусть погреется. Только не задави.
Утром у мамы началась мигрень. С компрессом на голове она ходила, как тень бледная, по квартире и говорила:
- Пристрелите меня…
- Из огурца? – спрашивала я.
- А откуда взялся сей зловредный плод на нашем балконе? – спросите вы.
А все просто. Мама вышла замуж за полковника и уехала во Львов, меня с год придержали и отправили следом за ней. Меня привез папа и тоже остался, пожертвовав московской пропиской. Но мы оставили наследство. Мамино наследство был балкон с висячими садами. Бабушка ни за что не призналась бы, что ничего не понимает в цветах. Настоящая дама должна понимать. Вот после отъезда мамы она отправилась на базар покупать семена по списку. Купила. А на сдачу ей вручили небольшой пакетик.
- Берите, дамочка. Хорошее растение, вьющееся. Цветет красиво.
Вот бабушка и взяла. Пару лет она не высаживала эту  «прелесть», а тут решила посадить. Результат вам известен. Небольшая беда, но нужно знать мою бабушку.
«Я родилась совершенством, всегда была и буду совершенством», - как сказала героиня одного французского фильма.
Она, моя бабушка, очень гордилась тем, что с ней ничего веселого не случалось и случиться просто не могло потому, что она все всегда делает правильно. И была права. А тут, такой конфуз! Первую половину дня от бабушки никто слова не слышал. Она тихонько проскользнула на кухню, готовить завтрак. Тут вернулся с улицы дед со свежей газетой.
- И где наш ботаник? Где этот Мичурин и большой специалист по выращиванию огурцов, только бешеных?…
Бабушка сделала несчастное лицо, топнула ножкой, застеснялась и спряталась на кухне. Ей было стыдно.
Володька взял шефство над Роркой. Привез на следующий день ей парного мяса, колбаски и несколько банок страшного дефицита – специальной собачьей еды в красивых баночках. Рорка у нас была не промах. Я уверена, что она специально начинала хромать, когда мощная фигура дяди Вовы появлялась на пороге нашей квартиры. С собачьей едой тоже интересно получилось.
Дед у нас, как я уже говорила, был жаворонок. Он вставал рано. Все же остальные любили поспать. Дед шел на кухню и тихо читал книжку. Семь часов, восемь, девятый. Сонное царство, а есть хочется. Дед не выдержал и полез в холодильник. А там баночка, красивенькая такая. В баночке паштет мясной. Дед намазал бутерброд. Вкусно. Еще один. Прикончил банку.
Утром встала Рорка , тоже потопала к холодильнику и стала гипнотизировать маму, которая пришла на кухню. «Что ты тут ходишь? Есть давай!».
Мама открыла холодильник. Дед сидел, уткнувшись носом в книгу.
Порылась.
- Папа, ты тут не видел баночки с собачьей едой?
- Не видел.
- А что ты ел?
- Паштет.
- Какой?
- Импортный, от Володьки.
- Папа, ты Роркину еду съел!
- Да? Ну и что? Я на Севере и не такое ел. Вот однажды…
- Папа, не перед завтраком! – простонала мама и стала резать Рорке колбасу.
- Нет, ты послушай…
- Еще слово, и я тебе расскажу, чем я выкармливала детеныша совы.
- Чем?
Но эти невкусные подробности я оставлю при себе.
Месяц пролетел незаметно. Пора ехать во Львов. Провожать нас на вокзал вызвался дядя Вова.
Тут его прорвало:
- Мила, отдай мне Сучку.
- Вова, ты что! Это же член семьи. Может, тебе еще Лильку отдать?
- Какое счастье этот ребенок, мы знаем! Сама родила, сама и носи. Рорку отдай или продай.
- Нет, Вова, я не могу, и не проси. Все.
На их прощание больно было смотреть. Но мы, все же, прибыли во Львов в полном составе. Я, мама и Рорка.
Меня с отцом отправили на море. Отчим поехал во Владивосток, а мама осталась дома с Роркой. Тут неожи-данно пришло приглашение на конференцию в Новоси-бирск. Какое-то большое сборище, то ли биохимиков, то ли биофизиков. Профессор Темно в командировки не ездил принципиально. Для этого он «держал» заместителя. Не поехать было нельзя. А как же Рорка? Мама тщетно пыталась ее пристроить к знакомым. Безрезультатно. В клетке на работе оставить нежную собачку? На сквозняках?  Тоже не выход. Когда до отъезда оставались сутки, мама в отчаянии позвонила в Москву.
- Вова, если ты не передумал насчет Сучки, то забирай. Но я уезжаю завтра. Успеешь?
- Успею, - сказал Вова.
Он прилетел самолетом, через четыре часа уже появился на нашем пороге.
Кожаный пиджак, ангоровый  пуловер, белоснежная рубашка и синие глаза.
- «Какой мужчина, отдаться без крика»,  как говорит моя подруга Натали, -  сказала мама при виде подобной красоты.
- Почему без крика?
- Не знаю. Она так говорит. Для кого вырядился?
- Для стюардесc. Назад у меня тоже билет на самолет.
- Да, ситуация. Вот тебе справка о прививках собаке. Настоящая. Все, чем могу…
Вот так Рорка стала москвичкой. Больше Вова с ней не расставался. Она щедро обгавкивала все беспорядки на его базе. Вова даже сменил имидж ради нее. Вместо черного пиджака появился желтый, замшевый. Шея повязана платком, в руках – маленькая собачка. Дамы вокруг просто «мерли» и с придыханием спрашивали:
- Вы, наверное, поэт?
- И поэт тоже, - говаривал дядя Вова.
- Почитайте, пожалуйста.
После значительной паузы Вова мог выдать такое!!!
К сожалению, не могу процитировать. Потому, что ко всему привычная (она же жила с полковником) мама в этот момент плотно закрывала мне уши ладонями. Я видела только реакцию дам на эти стихи. Те, которые обижались, исчезали из жизни дяди Володи навсегда.
Но некоторых, которые хохотали в ответ, я еще видела потом с ним вместе пару раз.
Шедевр стихоплетства написал, конечно, не Вова. Мама говорит, что это был Евтушенко. С ним Вова тоже выпивал.