Однажды в Одессе. рассказ

Однажды в Одессе

Однажды в начале 1980 года мне, как активному лектору общества «Знание», предложили путевку в один из одесских санаториев. Хотя я уже приближался к своему сорокалетию, но в санатории ни разу не был. К тому же я давно хотел побывать в Одессе с тех пор, как услышал в детстве песню Леонида Утесова «У Черного моря». Но как-то мои жизненные маршруты до сих пор проходили мимо.
Железнодорожное путешествие с севера на юг, с пересадкой в Москве, прошло для меня вполне комфортно. Одесса встретила великолепной январской погодой, ярким солнцем и температурой воздуха чуть больше нуля. Я легко нашел санаторий «Россия», который располагался в величественном здании «сталинской постройки» с белыми колоннами и фронтоном над «парадным» подъездом. Внутри вестибюль тоже произвел впечатление широкой гранитной лестницей, устеленной красной ковровой дорожкой, и с лепной балюстрадой. Меня встретили приветливо, быстро оформили, и я направился на второй этаж в указанную мне комнату. Комната оказалась большой с высоким потолком и широким окном, выходившим в санаторный парк и с дальним видом на море.
В комнате стояли три кровати. На одной лежал пожилой мужчина в одежде. Вторая была аккуратно застелена, но её хозяина в комнате не было. Третья слева у окна была свободна. Я прошел к ней, бросил свою дорожную сумку и поздоровался с лежащим мужчиной. Он небрежно бросил мне в ответ:
- Привет.
И продолжал лежать, упершись глазами в потолок.
«Больной что ли, - подумал я, - или с перепою».
- Не обращайте на него внимания. Он всегда такой. Всё лежит и не разговаривает… - произнёс парень, вошедший в комнату.
- Я – Володя из Якутии, - протянул он мне руку.
- Михаил из Карелии, - ответил я рукопожатием.
- А это – Иван, – показал он на продолжавшего лежать на кровати мужчину. – Он колхозный комбайнёр из Куйбышевской области. Его наградили путёвкой за ударную работу. Вкалывал всё лето и осень. Жил на поле круглосуточно. Вот ему и предоставили возможность отдохнуть. А он никогда в своей жизни не отдыхал и не знает, что это такое. Да, из своей деревни выезжал не часто. Большого города не видел. И теперь не знает, что делать. Лежит целый день и молчит. Только вечером выходит в холл посмотреть «Время» по телевизору.
- Иван, - обратился он к соседу, - пора обедать. Вставай, пошли!
- Да, это разве еда! – проворчал тот. – Котлетки, супчики, компоты! Баловство одно...
Но всё-таки встал с кровати.
Я быстро разобрал свои вещи, и мы втроём вышли из комнаты.
Столовая была просторной, светлой. Высокие потолки подпирали колонны, столы были застелены белоснежными скатертями, и между ними сновали две молодые официантки. Обед мне показался отличным. Официантка приняла заказ на следующий день.
Когда мы вернулись в свою комнату, Володя сразу предложил «отметить» мое прибытие. Настроение у меня было хорошее, и я не возражал.
Володя достал из тумбочки бутылку «Столичной» и поставил на стол. Затем он взял со стола два граненых стакана, которые помыл, быстро сбегав в туалет.
- Володя, а закусывать мы, чем будем? – спросил я.
- А что надо? – удивился он. – Да… Не подумал. Ну, будете запивать водой вон из  графина на подоконнике.
- Нет, так не пойдет. Здесь рядом есть какой-нибудь магазин?
- Есть! – с радостью воскликнул он. – Я сейчас сбегаю.
- Пойдем вместе. Заодно и покажешь окрестности.
Мы вышли за территорию санатория, и, недалеко от ворот оказался пивной ларёк, в котором продавалась великолепная копчёная кефаль. Выпив по кружке пива, мы с обалденно пахнувшей рыбой вернулись в комнату.
Иван вновь лежал неподвижно на кровати.
- Иван, присоединяйтесь к нам, - предложил я.
От соседа не последовало ни какой реакции.
- Ему нельзя, - пояснил Володя. – Он «зашит». Пил «по-чёрному», несколько раз лечился, пока врачи ему не сказали, что он умрёт от цирроза печени. Тогда он испугался. У него  семья, две дочки-школьницы. А ведь ему еще и сорока лет нет.
Я был поражен. Иван -  мой ровесником! А я его принял за старика.
Мы оставили его в покое и приступили к «знакомству».
Володя рассказал о себе. Ему было около тридцати лет. Женился поздно. Недавно родилась дочь. Работал он, по его словам, «разносторонним рабочим» на руднике где-то рядом с Якутском. Но я понял, что это «рядом», по сибирским меркам, может быть за сотни километров от города, до которого он добирался на самолете АН-2, что бы, после двух дней ожидания в домике «аэровокзала» вылететь через Москву в Одессу. То, что он рассказал тогда, и потом, «зашкалило» мое воображение, хотя я за свою жизнь уже достаточно помотался по стране, пересекая её не раз с востока на запад, с юга на север и «по диагонали», и повидал немало.
…Занесенный снегом и замороженный (морозы под 40° – «нормальная погода») на восемь месяцев посёлок, в котором не было ни улиц, ни домов, за исключением двух одноэтажных деревянных строений: школы (две маленькие комнаты с двумя учителями для младших и старших классов) и магазина, - и нескольких старых дощатых больших бараков, оставшихся от бывшего концлагеря. Теперь здесь жили «вербованные», завезённые с разных уголков страны. У них было мало шансов вернуться на «Большую землю», так как большинство уже было поражено  двумя «смертельными» болезнями: жаждой «больших денег» и перманентным запоем. На все остальные болезни никто не обращал внимания. В посёлке не было ни больницы и ни врача, лишь фельдшерский пункт на руднике в двух десятках километров, куда рабочих завозили вездеходами на недельную «вахту». Семейных и детей было мало, так как женщины приезжали редко, а мужчины жили недолго.
О трагических судьбах женщин, попавших, чаще по своей наивности, в этот посёлок, и вообще об «экзотике» бытовой жизни в бараках Володя рассказал мне позже.
Чтобы завести семью, нужно было выбраться из барака, а для этого построить какое-нибудь жильё, которое, однако, строить было не из чего. Володя сколотил свой «дом» из деревянной тары, обшил жестяными листами (которые ему выделил рудник), ими же накрыл «крышу». В единственной комнатушке соорудил из старой бочки «буржуйку» и из той же тары сам смастерил «мебель». И в таком «доме» можно было жить, так как он почти весь год был занесен плотными сугробами. Володя очищал только дверь и единственное окно, «застекленное» куском слюды. Таких «семейных домов» было  разбросано не так уж много по посёлку. Коммуникаций, разумеется, никаких. Не было ни почты, ни телевидения, ни радио. В один из своих «перелётов» Володя купил у попутчика транзисторный приёмник «ВЭФ». Так что, по местным меркам, он был «буржуем»…
Никакой милиции в посёлке не было. Да, и, по мнению Володи, не считая обычных пьяных разборок (иногда с тяжёлыми, но всегда «случайными», последствиями) ни каких особых преступлений не происходило, даже воровства.
- А что красть? – спросил Володя с ответ на мой удивленный взгляд. – Ни у кого же ничего нет, кроме денег. А денег у всех – полно, и девать их – некуда.
Мне трудно было понять, как это – деньги есть, и в то же время они ничего не значат? Потому что, побывав заграницей, я уже знал, что «советские деньги» - это лишь стоимость тех вещей, которые на них можно приобрести. Но, когда на «большие деньги»  нельзя купить даже то, что тебе необходимо – это абсурд!
- А Вы представьте, - терпеливо объяснял Володя, - на сотни километров вокруг нет ни сберкасс, ни магазинов, ни ресторанов. Деньги тратить не на что. Поселковый магазин – это просто склад-распределитель. Туда раз в месяц сбрасывают с самолёта мешки с продуктами, в основном – консервы, концентраты и замороженные овощи и фрукты. Хлеб тоже сбрасывают мёрзлыми буханками. Так же, как и молоко.
- Как это - молоко?
- Очень просто. В вёдрах с воткнутой палкой.
- Зачем палка?
- А как иначе достать молоко из ведра? Подогрел ведро, достал глыбу молока, разбил её на куски и потом растапливай, сколько тебе нужно.
- Мда…
- Нам так же сбрасывают канистры со спиртом. Вот его-то в посёлке всегда достаточно. Иначе народ не выйдет на работу.
- А как же канистры не разбиваются? – спросил я.
- Так кругом же глубокий снег, из которого мы потом и выкапываем всё сброшенное. Для этого у нас и собаки есть.
- А одежду и прочие товары вы, где берёте?
- В торговой лавке при руднике перед праздниками можно купить кое-что: колбасу, сыр, даже коробку конфет и бутылку шампанского. Но стоит это очень дорого, даже по местным ценам, так что это баловство завозится, главным образом, для начальства. Работягам оно ни к чему. А одежду мы покупаем по разнарядке, если попадаем на очередной «завоз».
…Я тут же вспомнил, как во время моего пребывания на Кубе в конце 60-х годов, мы, студенты-стажёры, могли купить в лавке советского посольства раз в месяц некоторые нужные вещи строго «по списку» (на Кубе в то время не было магазинов).
...Между тем за нашей душевной беседой бутылка закончилась, и Володя изъявил готовность сбегать за второй.
Но я был против.
- Да, Вы что, мы так хорошо сидим, - воскликнул он. – Если Вы беспокоитесь за деньги, так у меня их на двоих хватит. Вот смотрите…
И он, достав из-под кровати чемодан, показал мне толстую пачку «ленинских» десятирублёвок.
- Ты что, таскаешь такие деньги в чемодане? У тебя же легко могли их украсть в дороге!
Володя снисходительно улыбнулся.
-  Ну что Вы! Я же не дурак. Это – так мелочь на расходы. А деньги у меня на «аккредитиве», который мне в рудуправлении выдали. Там же люди понимают и всегда так делают, когда отправляют кого-нибудь на «Большую землю». Только вот не знаю, что с этими деньгами делать. Все их за это время не истратишь.
- Так, - сказал я.  – На сегодня хватит, а завтра поговорим…
Вечер закончился хорошим ужином (со стаканом кефира на ночь) и просмотром телевизионной программы в уютном холле.
На следующее утро, после завтрака, я предложил Володе навестить пивной ларёк, на что он охотно согласился. Такого «бочкового» пива я не пил с ленинградских студенческих времён, а кусочки нарезанной кефали таяли во рту. Володя был доволен.
- Ты впервые пьёшь пиво? – спросил я.
- Нет, пару раз пробовал в аэропортах. Но тогда оно мне не понравилось. А сейчас – это совсем другое дело. А вот копчёную рыбу я вижу в первый раз. Это – что-то  необыкновенное!
- Ну, так вот… Слушай меня, - начал разговор я.
- Мы теперь с тобой каждое утро будем приходить сюда. Для создания хорошего настроения на день. Днём мы будет знакомиться с городом. Выездные экскурсии и самостоятельные прогулки. Стыдно, побывать в Одессе и уехать, не узнав этого прекрасного города. Ты вряд ли когда-нибудь сюда ещё попадёшь. Понял?
- Понял. Согласен.
- Но всё это при одном условии – ты за время пребывания в санатории не выпьешь ни глотка водки. Со мной или без меня. Иначе – гуляй сам по себе…
- Как это? - вскинулся он. – Я так не могу. Я же на отдыхе! И потом, я просто привык. Зачем?
- Зачем, - я объясню тебе потом. Сейчас ты этого не поймёшь. Точнее – не поверишь мне. Но я тебя понимаю. И сам тоже приехал отдыхать. Поэтому предлагаю тебе соглашение. Если мы день проводим в экскурсии или на прогулке по городу, то вечером распиваем бутылку хорошего вина. Ты хоть знаешь, что такое вино?
- Нет, - коротко ответил он.
- Так вот, мы с тобой будем дегустировать все марки хороших вин, которые есть в Одессе. Потом тебе будет, о чём вспомнить и рассказать. Ну, как?
- Не знаю, - задумался он. – Смогу ли я?
- Хорошо, давай попробуем. Не сможешь, найдёшь себе собутыльника и проведёшь отпуск, как хочешь. Я не буду в претензии, но на меня не рассчитывай.
- Ладно, - недоверчиво произнёс он.
С этого дня мы ни минуты свободного времени не сидели в комнате. Мы ездили на все предложенные экскурсии, подняв с кровати и Ивана. На нас самое сильное впечатление произвело посещение одесских катакомб в двух десятках километрах от города. Протяженность катакомб - несколько тысяч километров. Здесь начали добывать камень еще в XVIII  веке, и с тех пор они неразрывно связаны с историей Одессы. Их обживали одесские контрабандисты, уголовники, «подпольщики» гражданской войны. При румынской оккупации во время последней войны здесь скрывалось несколько десятков тысяч одесситов, и располагались партизанские отряды, которые вели борьбу с оккупантами почти в течение года. Об этом написал книгу «Волны Чёрного моря» Валентин Катаев. Когда мы вошли в катакомбы, то реально ощутили дыхание войны. В слабоосвещенных штольнях мы увидели вырытую «мебель»: столы, лежанки, полки, - вещи и оружие живших здесь людей, их прощальные надписи на стенах. Невозможно было  отделаться от чувства, что вот сейчас, за очередным поворотом, ты встретишь этих людей, которые остались здесь навсегда, но не покорились…
Мы побывали в порту и на «Французском бульваре». Володя узнал, кто такой «Дюк» Ришелье, и услышал киношную «революционную» легенду (придуманную Сергеем Эйзенштейном) о «Потёмкинской» лестнице. Понравилось ему и посещение знаменитого одесского оперного театра, интерьер которого, действительно, был потрясающий. Володя впервые в жизни увидел театр. Но пригласить его на оперу я не осмелился, понимая, что это может оказаться для него тяжелым испытанием.
…Я не был сторонником распространенной доктрины: «искусство принадлежит народу». Неплохо зная мировую историю искусства, я считал, что искусство не должно принадлежать никому. Иначе, (как это иногда было в истории), оно становится «сервильным», т.е. прислугой своих господ. Искусство всегда должно оставаться Искусством, свободным от прихоти каких-либо «ценителей» и «заказчиков»…
Но я нашёл всё-таки возможность показать Володе, что такое театр. Тогда в Одессе был очень популярен театр музыкальной комедии. И мы посмотрели в нём советскую оперетту по пьесе авторитетного в своё время драматурга Анатолия Софронова «Стряпуха». Пьеса была посредственной, но её музыкальное оформление – вполне приличным. А участие самого Михаила Водяного (получившего бешеную известность, после фильма «Неуловимые мстители») явилось вообще подарком. Володя остался от спектакля в восторге.
В свободные от экскурсий дни мы вдвоём гуляли по городу, добираясь до нужного места неизменно на знаменитом одесском трамвае. Конечно, прежде всего, мы побывали на знаменитом «Привозе», от которого мой приятель совершенно обалдел. Мне приходилось постоянно сдерживать его: он хотел попробовать и купить всё, что впервые увидел на этом рынке. И, действительно, было от чего разбежаться глазам.
Но больше всего нам нравились прогулки по Дерибасовской и, особенно, посещение популярного пивного подвала «Гамбриус». Его низкие тяжелые своды, грубые деревянные столы и скамейки, огромные литровые кружки, да и сама шумная публика – все это возвращало меня в мои детские морские пиратские грёзы.
Вечером, после «трудового» дня мы покупали в городе бутылочку хорошего вина и распивали за разговором после ужина перед программой «Время». Володе особенно понравился крымский «Южнобережный» портвейн,  к которому у меня было особое ностальгическое отношение. Так что мы, в конце концов, остановились на нём. Иван по-прежнему стоически соблюдал «сухой закон».
Таким образом, мы проводили время интересно и с удовольствием.
Вторая часть моего замысла нашла свое воплощение непредвиденно. В санатории был свой стоматологический кабинет. Я зашел туда проверить состояние своих зубов (грех было не воспользоваться такой возможностью). Пожилой интеллигентный еврей, истинный одессит, болтавший безумолку, подлечил мой очередной кариоз и заменил старую пломбу. На прощание он предложил мне поставить золотые коронки. И тут меня осенило. У Володи были отвратительные зубы. Фактически их уже не было.
Вернувшись в комнату, я, ничего не говоря Володе, привел его в кабинет врача и сказал ему:
- Вот Вам отличный пациент. Сделайте ему весь рот так, как считаете нужным. Не обращайте внимания на его протесты. А деньги у него есть. Хватит и на золотые коронки.
Володя не успел ничего возразить, как оказался в стоматологическом кресле. Когда он открыл рот, врач восторженно воскликнул:
- Молодой человек, Вы что – Робинзон Крузо?! Живете на необитаемом острове?
- Вроде того, - ответил за приятеля я. – И еще. Сделать всё надо быстро, через две недели он уезжает.
- Не беспокойтесь, уважаемый. Всё будет сделано вовремя и, заметьте, с высоким качеством.
С тех пор Володя ходил в стоматологический кабинет как на работу, мужественно перенося испытания.
Во время прогулок по городу мы иногда заходили в магазины, и он покупал кое-что жене и дочке. Но с этим была проблема. Он не знал их размеров, даже обуви. Поэтому мы покупали очень осторожно, на глазок, или просили «примерить» покупательниц, похожих по росту женщин и детей.
Я видел, как загорались глаза у Володи с каждой покупкой. Он радовался им как ребёнок. Себе же он ничего не покупал, объяснив это очень просто:
- А зачем мне это? Я приеду, нацеплю робу и фуфайку. И так каждый день. А костюм и пару рубашек у меня есть, на тот случай, если меня опять направят в санаторий. Но это в ближайшем будущем вряд ли.
И всё-таки я чувствовал, что не хватает какого-то завершающего аккорда.
Срок нашего пребывания в санатории заканчивался, а я ничего не мог придумать. Володя давил на меня:
- У меня осталась ещё куча денег. Куда мне их девать? Ведь всё равно пропью по дороге.
И вот однажды на Дерибасовской Володя  обратил внимание на ювелирный магазин.
- Вы знаете, - как бы, между прочим, сказал он, - моя жена попросила меня привезти ей какое-нибудь кольцо. Как обручальное…
Мне сразу эта идея понравилась.
- Так в чём дело? Пошли. Только размер ты вряд ли знаешь.
- Нет, не знаю. Да, и она не знает. Но она дала мне нитку со своего пальца. Она у меня в чемодане.
- Ну, хорошо. Давай зайдём, посмотрим, - предложил я.
Мы зашли в небольшой магазинчик, где нас встретили приветливо и вежливо объяснили, что именно обручальные кольца «сейчас в большом дефиците», и предложили «заглядывать».  Мы вышли разочарованные.
Но я этой мысли не оставил. И вот в один из последних дней нашего пребывания в городе, заглянув в этот магазин, мы увидели очередь. Оказалось, что «поступили» обручальные кольца. Необходимой суммы денег у нас, конечно, с собой не было. И я, заняв очередь, отправил Володю на такси в санаторий за деньгами.
Ждать пришлось долго, но и очередь двигалась медленно.
Наконец, Володя приехал, и я поставил его на свое место в очереди и отошёл в сторону к окну. Вскоре наша очередь подошла, и я направился к Володе.
И почему-то мой взгляд упал на его брюки, и я увидел, как из заднего кармана, будто сам, вылезает его кошелёк. Володя не шелохнулся, нагнувшись над витриной.
Всё произошло мгновенно. Я сделал бросок и ударил по кошельку, он упал на пол. Володя резко обернулся, а я, наконец, поднял глаза. Передо мной стоял молодой парень и… ухмылялся.
- Вы, что толкаетесь, гражданин? – нагло процедил он. – Здесь люди в очереди стоят.
Я оторопел. Володя, подняв кошелёк, вопросительно смотрел на меня. Очередь застыла в молчании.
- Ты… Ты только что пытался вытащить кошелёк у него, - показал я на Володю.
- Да, Вы што, гражданин?! Он сам выпал из кармана. Граждане, вы видели?! – повернулся он к очереди.
Все молчали. Одна бабуся в конце очереди пробурчала.
- Ничего мы не видели. И толкать людей незачем…
Володя отвернулся и уже разговаривал с продавщицей.
Наконец мы выбрали одно из самых дорогих колец и покинули магазин. Естественно, молодой парень незаметно исчез. Всю  дорогу в трамвае Володя не мог успокоиться от сделанной покупки.
- Вы не представляете, как она обрадуется! В нашем посёлке ни у кого такого нет.
О происшествии в магазине он не вспоминал. Это ещё раз меня удивило, как небрежно он относился к деньгам.
В последний день Володя заявился в комнату с улыбкой до ушей. Почти весь рот его полыхал золотом.
- Ну, вот. Теперь ты понял, зачем всё это было нужно? В жизни есть много интересного и приятного, о чём ты даже не догадываешься и можешь никогда не узнать.
…Так мы расстались. Но я долго вспоминал «Володю из Якутии», так как, благодаря ему, я узнал «невидимую» (как другая сторона Луны) для советского обывателя в то время сторону нашей жизни…
 
Сентябрь, октябрь 2013.