Воины в белом. Часть 1

-Валерий Васильевич. Валерий… - голос пробивается к сознанию словно издалека – Вы меня слышите?
-Дааааа – его ответ похож на звук выпускаемого из старой покрышки воздуха – Слышу. Кто это?
-Это я, Марина. Вы можете открыть глаза?
Открыть глаза. Это ведь так просто. Но он не может. Измученный организм отказывается возвращаться из состояния полусна, в котором он все еще прибывает под действием наркоза.
-Валерий, Васильевич, откройте глаза. Мне надо убедиться, что с вами все в порядке.
-Марина – имя всплывает в памяти словно торпедированная подлодка – Марина. – да, он помнит ее. Его операционная медсестра. Он в больнице. В своем отделении. Почему ему так сложно проснуться? Неужели он на дежурстве?
-Валерий Васильевич, откройте глаза – ее голос становится настойчивым, словно отдавая приказ. – Открыть  глаза, полковник!
Он открывает. Не может, но открывает. Приказ есть приказ. Он должен быть выполнен любой ценой. Изображение перед его взглядом плывет, словно показывая ему какой-то новый, потусторонний мир и все кажется таким прекрасным в этом мире, пока еще не обретшим четкость и законченность линий. Но длится это недолго. Из молочного тумана проступают очертания палаты, в уши врывается тихий, но нестерпимо резкий писк кардиографа, а над ним принимает свои очертания лицо молодой женщины в хирургическом костюме и колпаке, из- под которого выступают светлые локоны.  Это Марина. Она смотрит на него внимательно и настороженно, словно боится его. Нет, не его. Она боится за него.  Когда он окончательно открывает глаза и фокусирует на ней взгляд, напряжение на ее лице немного спадает, а губы чуть двигаются в слабой улыбке.
-Доброе утро, Мариночка – собственный голос кажется ему совершенно чужим. Да это и не голос вовсе. Так, шепот, который пытается перейти в нечто напоминающее хрип.
-Доброе – ее улыбка становится шире. – Правда, сейчас не утро. Сейчас ночь. Почти полночь.
 

-Как операция? Власов все сделал правильно? Ты проследила, чтобы этот оболдуй  не напартачил как обычно?
-Вы несправедливы к нему, доктор – с улыбкой отвечает она – Вы ведь сами его выбрали.
-Дааа – он снова вздыхает – Он может стать великим врачом. Если не распрощается с иллюзиями как я.  Ну так что там со мной? Сколько осталось?
-Доктор, ну что вы? Вы еще нас переживете.
-Только если крыша этой богадельни обвалится на нас прямо сейчас. Ты никогда не могла хорошо врать, Мариночка. Это твой единственный недостаток в хирургии. Так что там?
-Вам сейчас надо отдохнуть, доктор. Утром Сергей Николаевич вам все расскажет.
-Марина – он чуть  повысил голос и тут же почувствовал, как его грудь обожгла острая боль, пронзившая его вдоль свежего операционного шва, тянущегося от его грудины через область сердца. – Я не спрашиваю Власова. Я спрашиваю тебя.
Она отступила на полшага и присела на стул, стоящий возле его кровати.
-Метастазы в средостении. Поражен перикард. Верхние доли легких практически разрушены.  В принципе там было практически нечего оперировать. – она подняла на него глаза, в которых стояли еле сдерживаемые слезы и посмотрел  на него с таким вызовом, с которым может смотреть женщина на только что сделавшего ей больно мужчину. Он кивнул. Спокойно, без эмоций.
-Все-таки надо было проверить, не так ли, Мариночка? Помнишь, что я тебе говорил: работать надо так, чтобы не оставалось сомнений.
-Иначе, это сомнение будет мучить тебя до конца жизни.
-Да.
-Вы меня научили всему, что я знаю, доктор.
-Ты все это знала. Я просто показал, как этим пользоваться. А теперь мне надо отдохнуть, Марина. Ты еще зайдешь ко мне? Утром?
-Конечно, доктор. Я могу остаться, сколько нужно.
-Нет. Домой. К мужу и детям.
-Вы же знаете, у меня только одна дочь.
-Будут еще. Обязательно. Считай это пророчеством умирающего. – он закрыл глаза. Он не мог больше смотреть на нее. Не мог больше видеть свое отражение в ее глазах. Отражение старого измученного раком человека, столько раз спасавшего жизни других и теперь медленно угасающего в одиночестве в этой люксовой палате. А ведь все так хорошо начиналось…   

               

-Товарищи! – голос ректора Ленинградского медицинского института был как всегда тверд, но сегодня в нем угадывались те теплые нотки, которых обычно студенты не слышали  - Сегодня великий день для всех нас, собравшихся в этом зале. Каждый из вас с сегодняшнего дня уже не студент. Теперь вы врачи. Будущее советской медицины в ваших руках, и все мы верим, что это будущее будет прекрасным, если каждый из вас приложит все усилия, чтобы стать мастером своего дела. Каждый из вас выбрал свою специальность в медицинском искусстве. Вы будете терапевтами и хирургами, педиатрами и стоматологами, психиатрами и невропатологами. Но вы никогда не должны забывать, что отныне и до самого конца вашей трудовой жизни все вы- часть единого целого. Многие из вас разъедутся в разные регионы нашей огромной родины, вы можете увидеться снова друг с другом только через много лет, а может быть, и никогда. Но вы всегда должны помнить друг о друге. Потому что вся ваша жизнь отныне – это служение людям. И каждый из вас рано или поздно будет тоже нуждаться в помощи. Помощи друга и коллеги. И я хочу вам пожелать, чтобы, если однажды любому из вас понадобится помощь, будь то проблемы личные или профессиональные, все остальные, сидящие в этом зале, были готовы прийти ему на помощь. Много лет назад, когда я еще не был таким старыми и тщедушным – на этом моменте по рядам выпускников прокатился тихий смех, ибо могучая фигура ректора уверенно возвышалась над трибуной подобно монументу – я тоже сидел в этом зале. То было совсем другое время. Мы только строили новый мир. Тот мир, в котором теперь именно вам выпадет счастье жить и работать. Тогда наш ректор, великий врач Борис Владимирович Верховский сказал нам, что мы – надежда нового рождающегося в муках голода и пламени гражданской войны мира. Сейчас этот мир окреп. Но он как и раньше нуждается в вас. Молодых. Сильных. Не боящихся трудностей. И так же как и мы много лет назад, вы сейчас – надежда этого мира. Мира, который когда-нибудь принесет счастье коммунизма в самые дальние уголки нашей планеты. В котором знамя нашей великой советской родины будет развиваться на других материках, а может, и на других планетах. В котором не останется неизлечимых болезней и нерешённых проблем человеческого здоровья. Не останется потому, что сегодня вы выходите из этого института в самостоятельную трудовую жизнь. Удачи вам, товарищи. Терпения. Настойчивости. Умения. Всех тех качеств, которые всегда отличали и будут отличать советского врача.
               

Когда ректор сошел с трибуны, зал вздрогнул от аплодисментов.
-Что-то старик слишком много и хорошо говорил – услышал Валера на ухо голос своего друга, сидящего рядом. Сергей как всегда хлопа чуть ли не громче всех, но при этом успевал сообщать Валере данные, получаемые его логикой от его же интуиции – Сейчас комиссар нам поведает, к чему бы это.
И действительно, следом за ректором на трибуну поднялся секретарь партийной организации института. Аплодисменты быстро и как-то не охотно стихли в предвкушении главного сообщения, поскольку напутственное слово ректора хотя и грело души выпускников, но все главные новости относительно их грядущей профессиональной карьеры все ждали услышать именно от представителя КПСС.
-Товарищи! – начал парторг. Он был одет в идеальный двубортный костюм, прямой пробор безукоризненно разделял его не особо густую шевелюру на две части, наводя на мысль о противостоянии двух идеологических систем, которое столь часто фигурировало на его лекциях – Товарищи,- продолжил он – От лица коммунистической партии Советского Союза от всей души хочу вас поздравить с окончанием учебы. Вы – будущее нашей медицины. Те, кто будет строить новый мир, в котором у каждого будет крепкое здоровье. Каждый выпуск нашего института – это новое вливание крепких молодых сил в наше общество, в наше здравоохранение. Но сегодняшний выпуск является особенным. – парторг достал из папки лист бумаги и торжественно развернул его, чем-то напомнив герольдов средневековья, зачитывающих королевский приказ. – Постановлением Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза выпускники мужского пола Ленинградского Медицинского Института 1955-го года направляются  в Вооруженные силы СССР для прохождения действительной военной службы в медико-санитарных подразделениях Советской Армии в целях укрепления медико-санитарного обеспечения вооруженных сил.  Поздравляю вас, товарищи! – с радостной улыбкой человека, мимо которого только что прошел ураган, сказал парторг – Каждый из вас, призванных партией в доблестную советскую армию, станет не просто врачом. От вас, от ваших умений и знаний будет зависеть еще и обороноспособность нашей великой родины. Жизнь солдата и сердце его матери, которая в глубоком тылу волнуется за сына, отныне в ваших руках.
-Он говорит так, словно мы уже едем на фронт – сказал Сергей, пригнувшись к Валере.
Следом за парторгом на трибуну поднялся седой полковник, увешенный орденскими планками так, что ему мог бы позавидовать и сам маршал Жуков. В данном бравом вояке всё мужское население данного зала безошибочно признало военного комиссара Ленинграда.
-Сегодня – день вашего рождения как врачей.  – сказал он, и голос его был негромким, но твердым, несмотря на возраст явно за шестьдесят и не единственное ранение, которое Валера успел заметить хирургическим взглядом, наблюдая за тем, как он слабо двигает одной рукой и чуть приволакивает при ходьбе ногу. - Сегодня ваш праздник – продолжал военком -  Завтра же каждого из вас ждут в городском военном комиссариате, чтобы получить назначение в соответствующую военную часть на всем просторе нашей страны. Каждый из вас следующие пять лет должен будет посвятить себя совершенствованию в искусстве военной медицины. Кто-то по окончании данного времени вернется в гражданское здравоохранение. Кто-то решит остаться в армии и продолжить работу на переднем крае. Не погрешу против истины, если скажу, что кому-то из вас суждено стать светилами военно-медицинской науки и будущими профессорами и преподавателями ВМА. А кто-то вернется сюда или отправится на периферию, спасать людей в никому здесь не известных городах и селах.  Но все это будет потом. А сейчас каждый из вас, будущий офицер Советской Армии. Великой и непобедимой армии, принесшей миру освобождение от фашизма и сейчас стоящей на защите свободы и независимости нашей родины и борющейся против империалистических амбиций буржуазных стран. Наша армия – надежда всего прогрессивного человечества. Она – символ победы свободы и социализма. Наша армия – это кузница настоящих мужчин. Тех, которые всегда придут на помощь угнетенным, где бы они не находились.  И вы, как будущие военные врачи, станете одной из самых важных частей нашей армии. Вы сделаете ее сильнее, здоровее, бесстрашнее. В конечном итоге в ваших руках будет один из главных ключей к будущей победе коммунизма во всем мире. Ибо победа – это всегда торжество здорового тела и духа. И это здоровье – в ваших руках. Я счастлив, что именно мне выпала честь принять вас в ряды могучих советских вооруженных сил. И я рад приветствовать вас сегодня как будущих товарищей по оружию. По оружию нашей с вами победы.

Аплодисменты, которые раздались после схода с трибуны военкома были громкими и, несомненно, искренними. Почти все молодые люди, которые сегодня получали долгожданные дипломы специалистов, хорошо знали этого старого офицера, прошедшего три большие войны, не считая локальных стычек по всей необъятной советской границе и вот теперь на старости лет назначенного в один из центральных военных комиссариатов, чтобы готовить замену себе и своим товарищам из того поколения юнцов, которое только вступало в тихую мирную жизнь, но еще хорошо помнило прошедшую войну.  Однако, несмотря на уважение к старому полковнику, а так же неподдельный огонек в глазах девушек, которые смотрели на еще вчера сидевших рядом с ними в аудиториях парней как на защитников родины уже чуть ли не в третьей мировой войне, у многих юношей в глазах мелькала тревога. Никто не предполагал такого поворота событий и хотя назначения, которые предстояло получить молодым врачам и могли отправить любого из них чуть ли ни к черту на рога, все же пребывание на этих рогах подразумевало привычный ритм жизни гражданского человека. Жизни и личной, и профессиональной. Военная же служба, тем более в офицерском звании и в течение не менее пяти лет довольно круто меняло все успевшие накопиться за годы учебы личные и профессиональные планы.
-Я ж говорил, что неспроста старик так много и красиво говорил – прошептал Сергей Валере на ухо, когда гром оваций стих – Он-то наверняка знал, куда нам путь уготован.
-А ты испугался что ли?
-Я? Ничуть не бывало. Служить – так служить, лишь бы оперировать давали. А вот тебе есть, о чем беспокоиться.
-Это почему? – подозрительно уставился на него Валера.
-А теперь, товарищи,  - раздался голос ректора – Я хочу перейти к самой главной части нашего собрания. К вручению дипломов. В первую очередь, я бы хотел вручить сей документ, подтверждающий причастность к коллегии советских врачей, нашим отличникам. Итак, начнем. – ректор повернулся к столу, накрытому зеленой скатертью, на котором уютно в несколько рядов расположились корочки дипломов Ленинградского Медицинского института.

Вручение каждого диплома сопровождалось аплодисментами всего зала, когда искренними, когда обязательными. Получая из рук ректора диплом, выпускник, теперь уже настоящий, в его понимании, врач, высоко поднимал его над головой, словно кубок победы в олимпиаде. В каком-то смысле так оно и было. Годы сидения за учебниками и скоростного написания лекций, безнадежно портящего почерк на всю жизнь, нахлобучек от преподавателей и кураторов в стационарах, держания крючков на операциях и многочасовых наблюдений за больными в палатах и реанимации, первые робкие шаги на почве выбранной специальности в медицине – все это теперь оставалось позади, и их ждал дивный новый мир, в котором здоровье и жизни пациентов будет полностью зависеть от них. Во всяком случае, такие мысли крутились в голове у Валеры, когда он высоко поднял над головой красную корочку диплома с отличием, одновременно пожимая руку ректору института.
-Мы в вас верим, Валерий Васильевич – тепло сказал ректор – И надеемся когда-нибудь увидеть ваше имя в списке профессуры нашего института.
Валера улыбнулся, чувствуя как у него краснеют уши, от похвалы этого сурового старого врача, который мог настоящим зверем со студентами и при этом буквально олицетворением доброты и понимания с любым, самым трудным, пациентом.
-Спасибо, профессор – ответил он, пожимая его крепкую ладонь.

-Старик глядел на тебя сегодня как на родного сына.  - сказал Сергей, когда Валера вернулся на свое место – Никак нас точно на самые чертовы кулички забросят.
               
-Ну вот тебе бы только каркать – поморщился Валера.
-Ты чем ворчать, лучше бы думал, как Светлане об этом скажешь. Я не слышал, чтобы она мечтала бросить Ленинград и отправиться на край света.
-Вечно ты думаешь только о плохом.
-Опыт – философски заметил Сергей, поднимаясь на ноги и направляясь получать собственный диплом.

-Товарищ полковник. Товарищ полковник, Валерий Васильевич – это Витя, их новый интерн, ниспосланный им самим небом прямиком из хирургического факультета Военно-Медицинской Академии. Парень с золотыми руками, острым глазом, мозгами прирожденного хирурга, но при этом с таким количеством сомнений, что Валера решил лично взять его под свое крыло, дабы военная медицина не лишилась будущего классного специалиста.
-Что случилось, Виктор? – на губах всплывшего на поверхность реальности из глубин сна Валеры появилась улыбка.
-Да нет, ничего. Просто меня назначили вашим куратором на послеоперационный период.
-Самого молодого назначили наблюдать за умиранием самого старого? – улыбнулся Валера.
-Ну зачем вы так, Валерий Васильевич? Вы же сами мне столько раз говорили, что никогда нельзя опускать руки.  Что бороться надо до самого последнего. Что резервы организма…
-Почти бесконечны – улыбнулся снова Валера – Прекрасная у тебя память, Витя. Там было ключевое слово – почти. Но ты ведь не просто так пришел, верно? Снова сложный случай поступил?
-С чего вы взяли? – будущий лейтенант медицинской службы с таким деланным удивлением вскинул брови, что Валера почти рассмеялся. Только боль в операционном рубце остановила порыв веселья.
-С того, что иначе ты бы не стал беспокоить только что прооперированного старого человека.
-Вы не старый.
-Витя!
-Ну…ну в общем…да. Там у нас капитан один лег. Отставник. Хронические боли в животе.  Виктор Семенович говорит, что там простая язва, но мне кажется….в общем, я думаю…
-Подозреваешь рак?
-Ну…мне кажется…да.
-Витя. Ты же врач. Хирург. Сколько раз я говорил вам, балбесам, что вам не должно ничего казаться. Да или нет?
-Да. Я думаю, там онкология.
-Рентген делали?
-Да. Ниша в пилорическом отделе. Но странная какая-то, без четких границ.
-Ну так возьмите биопсию. В чем дело-то?
-Так Виктор Семенович считает, что там нет показаний для биопсии. Он вроде как хроник, не первый раз у нас лежит.
-Кто куратор?
-Ну…я.
-Ну так и кто ж должен принимать решения?
-Я – Витя начал медленно обводить глазами реанимационное отделение.
-Принеси мне снимок.
-Сюда?
-Нет, в приемном покое оставь. Когда стану приведением, приду посмотрю. Сюда, конечно. Ты ж куратор.
-Спасибо, Валерий Васильевич, я сейчас, я мигом. – Витя аж покраснел от удовольствия, отчего стал окончательно похож на помидор над белым хирургическим костюмом и под такой же белой шевелюрой.
Он мелькнул у выхода и исчез как привидение. Валера медленно вздохнул, чувствуя, как натягиваются швы. За окном медленно поднималось солнце, озаряя аквариум реанимационного отделения первыми зайчиками, отражающимися от многочисленных стеклянных поверхностей аппаратов искусственного дыхания, кардиомониторов, стеклянных стен круглосуточного сестринского поста. По обе стороны от Валеры лежали еще двое страдальцев, один из которых умудрился попасть сюда прямо из-под траков МТ-ЛБ, куда он угодил на учениях ближайшей воинской части, а второй очухивался после операции по поводу хронического холецистита. Лишенный теперь желчного пузыря, он лежал теперь на соседней функциональной кровати и, несмотря на сон, на губах его блуждала слабая улыбка, ибо в кой то веки организм мог спокойно отсыпаться без постоянного ощущения гири, подвешенной под правым нижним ребром.
-Вы доктор? – полюбопытствовал сосед с забинтованной головой, недавно близко познакомившейся с легкой бронированной техникой.
-Когда-то был – ответил Валера.
-Перед скальпелем все равны – философски заметил сосед и закрыл глаза, снова погружаясь в сон.
Минут через пять возле кровати Валеры снова возник Витек. В руках он держал два обзорных рентгеновских снимка.
-Вот – выдохнул он, поднимая их на свет окна и поднося к глазам Валеры.
-Границы смазаны. Место не типичное. – Валера не спеша водил глазами по снимкам. – Как давно боли стали постоянными?
-Около полугода.
-Мясо ест?
-Последнее время нет.  У него уже несколько раз было обострение с госпитализацией к нам.
-Бери биопсию и готовь его к резекции.
Виктор кивнул, складывая снимки в папку.
-И, Витя.
-Да, Валерий Васильевич?
-Только попробуй еще раз не принять такое решение самостоятельно.
-Но Виктор Семенович…
-Виктор Семенович – простой человек. Он ошибается. Как ошибаюсь я. И как еще не раз будешь ошибаться ты. Но никогда и никому не передавай право принятия решения по своему больному. Понимаешь? Никогда.  Иди и делай. Делить как успех, так и неудачу врачу не с кем.
-Понял. Спасибо, Валерий Васильевич – интерн расцвел улыбкой.
-А теперь иди отсюда, куратор. Дай поспать старому больному доктору. – Валера улыбнулся в ответ и закрыл глаза. Небольшое, казалось умственное напряжение ,утомило его, вновь погружая в сонное состояние. Память услужливо заменила реальность.

-Кууууда? – глаза Светы стали большими, как плошки. – Благовещенск? Это вообще где? – она подошла к большой карте СССР, украшавшей кабинет ее отца и принялась внимательно ее изучать.
-Амурская область – Валера разместился в кресле у ее отцовского стола – Так что будет шанс внимательно ознакомиться в китайской культурой. Восток как никак.
-Востооок – протянула она – Причем дальний. Очень дальний.  – она повернулась к нему. Стройная голубоглазая блондинка с голубыми глазами, одетая в тонкое расширенное книзу платье, перетянутое на талии алой лентой. В институтах, и ее, и его, все считали их чуть ли не образцово-показательной парой – настолько хорошо они смотрелись друг рядом с другом. Ее голова еле доставала до его широких плеч, а сочетание его фигуры боксера-перворазрядника и ее гитарообразных изгибов наводило на мысли о героях американских фильмов, которые одно время просачивались на советский экран и где главные герои всегда были мужественны и решительны, а героини всегда были красивы и чисты как слеза младенца. В нее были влюблены чуть ли не все студенты как минимум трех институтов, включая его медицинский и ее архитектурный, и Валера даже имел в свое время несколько серьезных разговоров с остальными претендентами на ее благосклонность, результатом которых стало чуть было не случившееся исключение из рядов комсомола за драки в общественном месте и нанесение телесных повреждений сразу трем не самого хилого десятка сверстникам. 
-Я не могу – сказала она, повернувшись к Валере и глядя ему в глаза с выражением такого каменного спокойствия, что того мороз пробрал.
-Не можешь  что? – уточнил он.
-Я не могу туда ехать. – пояснила она – Мне еще год учиться. Потом аспирантура. И не для того я пять лет сидела за книгами, чтобы медведям берлоги проектировать в Амурской области.
-Света…
-Ты же отличник. Ты мог выбрать любое место назначения, не так ли?
-Мог – согласился Валера.
-Тогда почему ты не выбрал что-нибудь поближе. Что, в Ленинграде нет воинских частей?
-Дело в том, что на периферии я смогу набрать бесценный опыт, к которому здесь меня не допустят еще несколько лет. Здесь молодому ординатору только крючки держать позволяют.
-Ты как всегда в своем репертуаре. Только о себе и думаешь.
-Да не о себе. О людях, Света. Чем быстрее я научусь мастерству операции, тем больше жизней смогу спасти.
-А я не человек? Или для тебя только те люди, которые под ножом лежат?
-Свееета. Ну зачем ты так. Ты же знала, кто я. И кем я буду.
-Я согласилась выйти замуж за ленинградского хирурга. Отец даже договорился, чтобы тебя в клинику Петрова взяли. А вовсе не собиралась жить на краю света у китайской стены.
-Тебе нужен я или ленинградский хирург вообще? – уточнил Валера.
-Я не могу – повторила она – Извини.
-Значит, вот так? – Валера поднялся с кресла – Вот так вот все и закончилось?
-Ты сам все закончил – сказала она, глядя в окно.

-Теперь ты понял, о чем я тебя предупреждал? – спросил Сергей, когда они вечером сидели в его комнате в общежитии.
-Понял – Валера развалился на пружинной кровати, которая почти жалобно поскрипывала при каждом его повороте и, заложив руки за голову, безучастно смотрел в потолок – Ты все знал с самого начала. Чего ж не предупредил тогда?
-А ты бы меня послушал?
-Наверное, нет.
-Точно нет. Ладно, черт с ними, с делами амурными. Тут мы как под ножом хирурга – все равны. Пока не почувствуешь, как на тебе кожа разъезжается, никакие рассказы не помогут.
-Вот такое у меня примерно и чувство. Будто кожу с меня содрали заживо. Я ведь, идиот, уже планировал, как мы первого ребенка назовем. Ну не дурак ли?
-Неее – убежденно протянул Сергей – Не дурак. Глядя на нее, десятка два планировали то же самое.
-Ты думаешь, она… - Валера приподнялся на локте, всматриваясь в окутанную сумерками фигуру друга на стуле у окна, в руке которого медленно тлела папироса, испускавшая струйку дыма, млечным путем тянущуюся к раскрытой форточке.
-Успокойся, офицер – Сергей издал в полутьме тихий смешок  - Я думаю, что она испортила жизнь многим. Но я почти уверен, что никто из них не продвинулся даже до твоего рубежа.
Валера вернулся в горизонтальное положение и снова принялся разглядывать на потолке узоры, образованные старой штукатуркой.
-Я сегодня был в военкомате. Получил назначение.
Валера снова поднялся.
-И куда?
-Прекрасный теплый край недалеко от Душанбе. Говорят, там ближайший город примерно в полусотне километров от гарнизона. я там буду начальником медпункта полка. представляешь, лейтенант - и уже начальник МПП.  Даже не знаю, радоваться ли.
-И когда?
-Отправка послезавтра. Хотел было до дома съездить, но передумал. Сутки только на дорогу уйдут, а еще собраться надо. Так что останусь в Ленинграде. Поброжу по Невскому. Посмотрю на реку. Посижу на поднятом мосту.
-Тебя там однажды точно повяжут как диверсанта.
-Не успеют. А ты?
-Через три дня.
-Домой не поедешь? Мать бы повидал.
-Не успею уже. Мне кажется, это специально сделано, чтобы никто из нас, далеко родившихся, не успел домой. Так проще и безболезненней. Не всем выпадает счастье следующие пять лет после учебы служить куда пошлют.  Так зачем портить такое яркое впечатление?
-Ну, может, и так – Сергей улыбнулся и коротким щелчком выкинул папиросу – Ну а теперь, когда мы остались тут почти вдвоем на весь этаж, гвоздь программы. – он порылся за ножкой стула и с солидным стуком поставил на стол бутылку коньяка.
-Ты с ума сошел, Петрович увидит – греха не оберемся.  – сказал Валера, прислушиваясь к движению за дверью, где какой-то выпускник как раз спорил с кем-то на тему партийного долга каждого комсомольца служить Родине в рядах вооруженных сил. Судя по голосу, его оппонентом как раз являлась Зинка, председатель комсомольской организации курса, которая горячо доказывала, что военная служба для молодого врача –это не только почетная обязанность, но и просто большая честь, оказанная ему страной, которая доверяет ему жизни своих защитников. Спорил, судя по голосу Паша Северов, парень по-крестьянски крепкий и основательно вдумчивый, который поступил в институт только с третьего раза и уже на третьем курсе настолько увлекся микробиологией, что все последующие три года не вылезал из лаборатории, получив в конечном итоге диплом микробиолога с отличием. Те, кто впервые видели этого парня с крепкими, привыкшими к лопате и плугу руками, к Мурманским морозам, из деревни под которым он и приехал в северную столицу, никак не могли представить его себе, бережно гладящего пробирки с индикаторными полосками в них или словно младенца переносящего питательную среду в чашке Петри их хранилища к лабораторному столу.  Паша был очарован Ленинградом, как и большинство приезжих из разных уголков страны, многие из которых у себя в городах все еще каждодневно наблюдали не до конца стертые временем и людскими стараниями штрихи минувшей войны, но больше города он был очарован своей наукой. За глаза его часто называли Ломоносовым, намекая на такое же крестьянское происхождение и такой же светлый ум. И вот теперь этот светлый ум категорически не мог понять, как военная служба поможет в его изысканиях на тему устойчивости патогенной микрофлоры температурным изменениям и антибактериальным препаратам в условиях северных районов.
-Петрович сегодня будет футбол по радио слушать весь вечер. ЦСКА же играет. А эти двое – Сергей кивнул на дверь, за которой продолжался спор о том, что для комсомольца почетнее, служение науке или служение в армии,  - привлекут к себе столько внимания, что нам, двум тихим алкоголикам, его и не останется. – с этими словами, он снял с полки на стене два граненых стакана и щедро плеснул в каждый до половины объема темной жидкости, мгновенно распространившей по комнате такой аромат винограда, Армении и горы Арарат, что устоять перед ним мог бы только лишенный обоняния слепоглухонемой евнух.
-Ох, и не советский же ты человек – произнес он, качая головой и беря стакан.- Собьешь с пути истинного.
-Путь истинный – это поповская фраза. А мы, комсомольцы, поповщину не слушаем – ответил Сергей – За нас, Валера. За те годы, что прожили под одной крышей. За переделки, в которых были вместе. За наши успехи и неудачи. За все то, что было в этих стенах. Что мы получили здесь. И за все, что мы теперь сможем дать людям.
-Быть тебе замполитом с такой красотой речи – сказал Валера, чокаясь с ним граненым стаканом и опрокидывая в себя его содержимое.
-Это тоже будет неплохо – кивнул Сергей, наливая по новой – В конце, концов, умы нуждаются во врачевании не меньше их носителей.

-Товарищ полковник, лейтенант Лазаров для прохождения службы во вверенном вам госпитале прибыл – доложил Валера, по мере способностей отдаленно принимая стойку смирно.
               
-Ну, ну лейтенант, не надо лишней муштры в этом кабинете – главный врач центрального гарнизонного госпиталя города Благовещенска полковник медицинской службы Антон Иванович Захаров сидел за своим столом и что-то быстро писал в одной из историй болезни.  – У вас еще будет достаточно возможностей показать себя бравым офицером, когда вы познакомитесь с нашими строевиками. – Документы – главврач оторвался от записей и вопросительно посмотрел на Валеру. Седой как снег, в маленьких круглых очках в металлической оправе, невысокого роста, но крепко сбитый, по-сибирски скроенный человек, он больше напоминал этакого медведя-шатуна, чем одного из лучших врачей Советской Армии, который уже давно мог бы работать в Москве, если бы не его жутко мешающая карьере привычка высказывать напрямую мнение обо всех, включая начальство.  О последнем мнение, как правило, было нелицеприятным и потому доносилось до адресата особенно быстро и прямо. В этой связи в свои пятьдесят с лишним лет Захаров все еще сидел в дальнем госпитале дальневосточного военного округа и пытался сделать то, что умел: помогать одним людям лечить, а другим выздоравливать.

Получивший о своем новом руководителе самые общие сведения в ленинградском военкомате, где вместе с информацией ему выдали и новое с иголочки обмундирование, Валера протянул ему свое командировочное удостоверение, а так же удостоверение личности офицера, где свежими яркими чернилами было указано, что он уже почти три недели, как лейтенант Советской Армии. К данным документам прилагался так же его диплом, комсомольский билет и характеристика с места учебы. С минуту Захаров просматривал документы, а затем поднял глаза на стоящего перед ним Валеру.
-Отличник, значит – задумчиво сказал он.
-Так точно.
-И спортсмен.
-Так точно. Бокс и стрелковый спорт. 
-Замечательно. – главврач аккуратно собрал документы в стопку и положил на край стола – Ну что ж, от лица нашего госпиталя хочу поздравить вас, Валерий Васильевич с вступлением в авангард советского здравоохранения, в ряды советской военной медицины вообще и нашего госпиталя в частности.
-Спасибо, товарищ полковник.
-Ну, во-первых можно просто Антон Иванович, а во-вторых, можешь, наконец, сесть. Теперь, когда торжественно-вверительная часть окончена, можно приступить к разговору по делу.
Валера сел на резной стул, ряд которых стоял по обе стороны от длинного стола и приготовился к первому в своей карьере получению рабочих инструкций.
-Вы очень вовремя прибыли, Валерий Васильевич. У нас как раз сложилась без малого кризисная ситуация с хирургическим отделением. Хирургов у нас было всего три, один из которых недавно демобилизовался на пенсию, а из двух оставшихся один является заведующим отделением.  Как понимаете, этого совершенно недостаточно, для полноценной работы отделения.
-Разрешите вопрос, Антон Иванович?
-Так быстро? Ну задавайте.
-Вы говорите об отделении. Я правильно понимаю, что в госпитале только одно хирургическое отделение?
-Правильно. Я бы сказал, ловите на лету, доктор.
-Но..как же специализация? – ошарашено сказал Валера.
-Ааааа – главный врач улыбнулся – Вы имеете в виду специализацию хирургических болезней по отделениям?
-Так точно.
-Можете  забыть об этом как о сладком ленинградском сне.  Здесь хирург является отцом родным одновременно всем. Операции у нас делаются всех возможных профилей. Торокальная, абдоминальная, нейрохирургия, а так же травматология в нашем госпитале являются неотъемлемой частью работы отделения. Итак – главврач поднялся и, жестом остановив пытающегося подняться следом за ним Валеру, не спеша прошелся по кабинету. – Наш госпиталь обслуживает гарнизон Благовещенска, а так же расположенные рядом войсковые части. Как вы знаете, совсем рядом с нами находится китайская граница, обстановка там бывает разная, так что у вас будет возможность помимо всего прочего попрактиковаться в минно-взрывных травмах и осколочных ранениях. Кроме того, иногда мы работаем совместно со специалистами городской больницы. Иногда пользуемся их мощностями для дополнительного обследования, а иногда они зовут нас на консультацию. Ну да это увидите сами. Кроме того, в ваши обязанности как хирурга будет входить обязательное присутствие на всех учениях и маневрах, которые проводят военнослужащие благовещенского гарнизона. Офицеры у нас тут боевые, многие участвовали в разгроме квантунской армии, так что сможете познакомиться с историческими людьми. Еще не страшно?
-Никак нет.
-Это хорошо. Ну а теперь, когда я посвятил вас в общую картину, давайте поговорим о вас самом. Какими операциями владеете?
-Ээээ – Валера заметно стушевался, не зная, как ответить. С одной стороны он, конечно, получил лучшую подготовку, какую могло предоставить советское медицинское образование, но с другой… только теперь до него стало доходить, что здесь, в условиях, что называется, приближенным к боевым, в изобилии столь ожидаемой им практики, его личный опыт и знания как практического хирурга недалеки от нулевого уровня.
-Давайте я вам помогу – улыбнулся Захаров – Кто у вас был ведущим хирургом на кафедре?
-Федор Григорьевич Углов.
-Оооо – уважительно протянул главный врач – Хороший хирург. Значит, база у вас достойная.
-Это так – подтвердил Валера – Только….
-Что? Что только? Перестаньте колебаться, это не пристало военному врачу. На протяжении следующих лет от вас потребуется быстрое принятие решений и четкое формулирование мыслей. Как глупых, так и гениальных. Так что начните работать над собой в этом направлении прямо сейчас. Что только? Ну? – голос главного немного повысился, и Валера, резко выдохнув, ответил:
-Нам почти не давали оперировать самостоятельно. Только вторыми ассистентами. Конечно, Федор Григорьевич, великий хирург и многому нас научил, но…
-Вы опасаетесь отсутствия у вас необходимых практических навыков. – закончил за него Захаров.
-Так точно. – решил не вдаваться в детализацию своих сомнений Валера.
-Вы правильно опасаетесь – кивнул главный – Я бы даже сказал, что это хорошо. Отсутствие опасений у начинающего хирурга как правило заканчивается смертью больного. Опасения – мать осторожности. Они должны сопровождать вас в течении всей вашей профессиональной деятельности. Именно опасения. Но не страх. Вы понимаете разницу?
-Думаю, что понимаю. 
-Это хорошо. Ну в общем, рабочий день у нас начинается в восемь, как и в обычных больницах, но прибывать на службу желательно раньше.  Чтобы к началу планерки успеть обойти отделение и на момент совещания владеть полной информацией по каждому больному.  Теперь о жилье. Как молодому офицеру вам полагается комната в офицерском общежитии нашего госпиталя.
               

Расположено оно в десяти минутах ходьбы, но поскольку основное время вы будете проводить на службе, то вам придется довольствоваться квартирой при госпитале. Собственно, вы будете там жить попеременно с капитаном Чеглинцевым, с которым в паре и будете работать. Однако можете снять комнату и в городе. По моему разумению, это будет пустая трата денег, так как вас часто будут дергать в госпиталь, но все же иногда сможете видеть кругом не только наши милые физиономии.
-Квартира? – не понял Валера.
-Ну, это мы ее так называем. Фактически, это двухкомнатное помещение в бывшем складе, которое наши умельцы переделали под относительно живое. Но большего для врача на дежурстве и не надо.
-А разве на дежурстве не положено быть в отделении?
-Положено, конечно. Если вас устроит этот вариант, милости просим. Только о таких столичных деталях, как по два-три дня отдыха после суток тут смело можешь забыть.
-Я уже понял – кивнул Валера, который, действительно, начал постепенно понимать, насколько его практическая работа будет отличаться от студенческих будней в качестве второго ассистента с последующим детальным разбором операции с руководителем и другими студентами.
-Это радует. Ну что еще рассказать… основная масса работы – плановая. Операций немного, не больше трех-пяти в неделю, если на границе не происходит ничего существенного.  И если не назначены учения стрелковых подразделений.  В такие дни работы становится больше. Основная часть операций – малые вмешательства. Но, сами понимаете, бывает всякое. Очень хорошо, что вы стажировались у Углова. Знающий торакальную хирургию специалист нужен нам как воздух.
-Благодарю за доверие, но…
-Безо всяких но.  – покачал головой главный – Суть нынешнего комсомольского набора молодых врачей в армию в том и состоит, чтобы принести полученные вами в центральных институтах страны новейшие знания на нашу периферию. Поэтому раз в неделю вы, помимо своих основных обязанностей будете проводить занятия с медперсоналом.
-Но я сам только из института – обалдел от такого предложения Валера – И не думаю, что смогу научить чему-то опытных врачей, столько лет…
-Не врачей. Вы должны будете заниматься со средним персоналом госпиталя, а так же вести занятия с санитарными инструкторами частей и соединений округа. Как видите, работы вам тут хватит.  Ну…вот, собственно, и все. Основу я вам изложил, а все детали вам доведет ваш непосредственный начальник. Сейчас двигайте в строевую часть, получите денежный, вещевой и продовольственный аттестаты, затем к коменданту общежития, он покажет вам ваше новое место жительства. Ну а после этого добро пожаловать в отделение. Я позвоню туда, ваш заведующий будет вас ждать. Кстати, его зовут Виктор Семенович Потапов. По званию майор, но, как и все мы, предпочитает, чтобы к нему обращались по имени и отчеству. Кстати, каждый четверг у нас тут построение с утра пораньше. Им командует наш зам по боевой подготовке, майор Свиридов. В свое время прошел обе войны и потому до сих пор считает, что мы находимся на военном положении. Человек абсолютно без чувства юмора, так что шутить, тем более на медицинские темы, категорически не советую. Раз в неделю стрельбы из штатного оружия. Вы будете обязаны присутствовать на каждой из них в качестве одновременно и стрелка, и врача.  Раз в месяц строевой смотр. Это все не имеет отношения к нашей профессии, но способно отнять много времени и нервов, так что пренебрегать замечаниями строевиков категорически не советую. Но вы, наверное, это и так понимаете.
-Безусловно.
-Ну все. В таком случае будем считать, что вводный инструктаж вы получили в полном объеме и готовы приступить к исполнению своих обязанностей.
-Так и есть – Валера позволил себе подняться- Разрешите идти?
-Идите, лейтенант. Прощаться не будем, уверен, нам еще не раз предстоит увидеться. И буквально в самое ближайшее время.
Не будучи уверен, является ли это подбадриванием или угрозой, Валера пожал главному руку и вышел из кабинета.
Строевая часть госпиталя, который хоть и был лечебным учреждением, но тем не менее являлся воинской частью, располагалась в отдельном одноэтажном здании полубарачного типа, расположенном в паре сотен метров от основного лечебного корпуса . Насвистывая себе под нос мелодию из «Веселых ребят» Валера направился к этой административной крепости, где, по его пониманию, люди, не имеющие отношения ни к медицине в частности, ни к боевой военной службе вообще, занимались исключительно тем, что портили жизнь остальным всеми возможными канцелярскими способами.  Однако встретили его на удивление душевно.
-А, товарищ лейтенант– женщина лет сорока с эмблемами войск связи и сержантскими лычками на плечах поднялась из-за заваленного бумагами стола и протянула ему руку – Сержант Никонова, старший делопроизводитель. Антон Иванович мне уже позвонил, как только вы прошли КПП, так что я уже все подготовила. Вот – она перебрала несколько пачек бланков, заполненных убористым почерком отличницы начальной школы ,и протянула Валере три бумажки. – Это ваши аттестаты. А это – она протянула еще один бланк –отдадите коменданту общежития, чтобы вам сразу дали комнату. Уединения не гарантирую, так как иногда приходится селить двух и более в одной комнате, но сейчас у нас большинство офицеров живут в городе, так что пока свободные места есть, можете понаслаждаться покоем.
Валера вспомнил полученный инструктаж главного врача и улыбнулся мысли о возможном спокойствии.
-Спасибо большое за столь оперативную работу. А можно узнать ваше имя и отчество?
-Вера Николаевна – ответила она, улыбнувшись в ответ. – Но при других лучше обращайтесь по званию.
-Так все строго?
-Так предписано уставом. А за уставом у нас сами понимаете, кто следит.
Валера понимал. Особый отдел оставался одними тем же, что в институте, что в армии, и люди, которые в нем служили, казалось, тоже были скопированы с одной и той же матрицы. Некоторые из них, как он подозревал, в годы войны командовали заградотрядами, и врагов народа видели до сих пор чуть ли не в каждом, кто  хоть на запятую отклонился от писаных правил.
-Ну что ж, спасибо, что предупредили и еще раз спасибо, что так быстро позаботились обо мне, приблудном, Вера Николаевна.  До свидания, был рад познакомиться.
-Успехов вам Валерий Васильевич – они снова пожали руки, и Валера вышел из кабинета, успев, закрывая дверь, услышать мечтательное«А хорошенький-то…».
Улыбаясь столь радушному приему и гордясь произведенным положительным впечатлением, он направился к выходу чуть не ударился головой о потолок от неожиданности, когда за его спиной раздался зычный голос, похожий на рев иерихонской трубы.
-Товарищ лейтенант, вы почему не отдаете честь старшему по званию?!
Круто развернувшись на каблуках, слыша, как скрипнули от такого пируэта новые хромовые сапоги, Валера принял стойку, похожую на смирно и не сразу нашел глазами обладателя этого прекрасного баритона, едва не стоящего ему испачканных штанов.  Перед ним стоял располневший от тягот и лишений воинской службы майор в новеньком кителе, который пытался удержаться на его животе с помощью пуговиц для красоты и офицерской портупеи для результата. Едва окинув его взглядом с головы до ног, что, признаться, получилось не сразу, Валера пришел к выводу, что перед ним один из тех самых строевиков, о которых его предупреждал главный врач. Хотя представить его в каком-либо строевом занятии он так и не смог.
-Виноват, товарищ майор – Валера вскинул руку к козырьку фуражки –Лейтенант медицинской службы Лазаров прибыл для дальнейшего прохождения службы.
-А, очередной доктор. Подразделение?
-Эээээ….?
-Отделение, к которому приписаны!
-Хирургия.
-Потапов, значит. Понятно. Я майор Логвинов, заместитель командира части по политической части. – представился он, порадовав Валеру подтверждением его эрудиции насчет весьма относительной принадлежности к касте строевиков - На первый раз ограничусь устным предупреждением, но на следующий раз получите взыскание по полной. Вам ясно?
-Так точно. 
-И запомните: врач вы или слесарь, но прежде всего вы в армии. А потому воинская дисциплина для вас столь же важна, как и для всех остальных.
 
-Разрешите идти? – спросил Валера, чувствуя, что находится на грани лекции о важности дисциплинарной сознательности среди военных медиков, которую он уже прослушал в актовом зале военного комиссариата Ленинграда вместе с остальными счастливчиками, которым выпала честь осваивать вместо плановой хирургии и по разделам военную медицину и всю сразу.
-Идите – милостиво согласился замполит, и Валера чуть не бегом выскочил из строевой части. 
Территория госпиталя представляла из себя по сути большой квадрат, в котором умещалось несколько отдельных зданий, разделенных между собой обильно насаженными здесь деревьями, которые не только  создавали по всей территории тень и прохладу, но делали воздух свежим до сладкого вкуса, остающегося на языке после каждого вздоха. Внутри, помимо лечебного корпуса и строевой части располагались хозяйственные пристройки, а так же общежитие для лечебного состава. Все это было разбросано по территории, казалось, без всякого плана, и если бы не забор, ограждающий периметр госпиталя, блуждая по этому созданному человеком лесистому ландшафту, вполне можно было неожиданно оказаться чуть ли не в центре самого Благовещенска. Уперевшись  сначала в гараж, а потом в электроподстанцию, Валера все же нашел общежитие, в очередной раз заметив, что строители госпиталя, проектируя его еще в 1862 году, особо не утруждали себя фантазией, построив все здания по одному и тому же типу одноэтажной вытянутой в длину колбасы, окрашенной в темно-бордовый цвет.
-Ваши документы, товарищ лейтенант – произнес настороженно усатый прапорщик, встретив его на входе в общежитие.
Валера протянул ему удостоверение личности офицера, а так же требование, согласно которому коменданту общежития для лечебного персонала надлежало предоставить лейтенанту медицинской службы Лазарову В.В. комнату для проживания на период его службы в госпитале благовещенского гарнизона.  Прочитав внимательно все по два раза, комендант вернул документы Валере и позволил себе почти незаметно улыбнуться.
-Извините за такой режим, товарищ лейтенант. Сами понимаете, пограничная зона. Прапорщик Симонов, комендант общежития. Идемте со мной.
Комната настолько напоминала ту, в которой он жил будучи студентом ленинградского института, что в первые секунды Валера почувствовал себя почти дома. Прямоугольное помещение, в которой благодаря бесконечной мудрости строителей, а так же предыдущих жильцов смогли разместиться две пружинные кровати, стол, два стула и основательно тяжелая вешалка, стоящая прямо за дверью. Стены украшали  книжные полки, хоть и пустые, но прикрепленные намертво и умывальник, в котором плескались остатки воды для умывания.
-Матрас и белье можете получить сейчас или ближе к вечеру – сказал прапорщик – А пока что…- договорить он не успел. В коридоре, напоминавшем туннель, ведущий к свету загробного мира, раздался стук каблуков и частые шаги, а вскоре в дверях комнаты появилась женщина в белом халате и тревожными глазами окинула каждого из них.
-Хирург новый здесь? – спросила она, прерывисто дыша.
-Я хирург – тут же откликнулся Валера.
-Вы нужны. Немедленно!  - почти крикнула она. – Идемте за мной, быстро!
Валера бросил на пол вещмешок и сумку, в которых умещалось все его холостяцкое походное имущество и бегом кинулся за неожиданной гостьей.
-Что случилось? – спросил он, на бегу отмечая хорошую спортивную форму женщины, у которой под халатом несмотря на плотную ткань платья обозначались отдельные части тела, наводящие на мысли, весьма далекие от оперативной хирургии.
-Бойца привезли – сообщила она на бегу – Острый живот, вероятно тупая травма. Давление быстро падает, нарастает картина анемии. Думаю, там внутреннее кровотечение.

-А где Потапов или Чеглинцев?
-Заведующий в штабе дивизии, а Алексей Николаевич на консультации в городской больнице, за ним уже послали.
-У вас ни одного хирурга на весь госпиталь? – опешил Валера, влетая вместе с ней в приемный покой, где ему в нос сразу ударил запах хлорки и карболовой кислоты, а глаза резанули белоснежные стены, белизна которых казалась еще ярче в отраженном свете мощных ламп под потолком.
-Виктор Семенович должен был сегодня дежурить, а его внезапно вызвали в дивизию. Кроме того, главный утром сказал, что вы сегодня должны прибыть, так что все решили, что несколько часов если что мы сможем продержаться сами. А пока врачей нет, всю первую хирургическую помощь обычно оказываю я сама – она протянула ему белый халат, который Валера надел прямо на китель – Старцева Мария Николаевна, операционная сестра.
-Приятно познакомиться – Валера пожал ее изящную, но с необычайно крепкими пальцами ладонь и только тут внимательно ее рассмотрел, обратив внимание на пышные  каштановые волосы, стриженные под каре и чуть наметившуюся в них седину, несмотря на возраст явно не больше тридцати-тридцати пяти лет. Темно-карие глаза смотрели на него внимательно, но подчеркнуто спокойно, а возле губ пролегла едва заметная складка.
-Больной в первой смотровой – сказала она – Я покажу.
Они вошли в маленькую комнатку, в которой на деревянной кушетке, согнувшись в позе эмбриона, лежал молодой паренек в расстегнутой гимнастёрке . Возле него, поглаживая его по голове, сидела пожилая женщина, в белом халате  и повязанной на голове такой же белой косынке.
-Потерпи, милок, потерпи, сейчас дохтур придет, он тебе животик-то поправит.
 
-Больно… - простонал парень, еще сильнее сгибаясь чуть ли не пополам.
-Аглая Федоровна, пропустите доктора – сказала Мария, положив руку ей на плечо.
-Ох, милый, наконец-то. Плох парень, совсем плох. – запричитала старая женщина, бросая на Валеру тревожный взгляд, но тем не менее быстро освобождая место.
Валера опустился на стул возле кушетки и склонился к солдату.
-Что и как случилось? – спросил он.
-Больно… - снова простонал парень.
-Я знаю, что больно. Ты можешь сказать, что произошло?
-Это случайно. – прошептал боец, постепенно становясь цветом лица похожим на цвет стены – Упал…на живот. А подняться хотел…разогнуться не могу….больно.
-Давление мерили? – спросил Валера, ни к кому конкретно не обращаясь.
-80 на 60 было пять минут назад – ответил Аглая Федоровна – Я трижды мерила. Когда привезли еще около ста держалось.
-Помогите перевернуть его на спину.
Очень бережно, стараясь не причинять лишней боли, они перевернули солдата на спину, но ноги он продолжал подтягивать к животу, словно пытался свернуться клубком. Едва Валера прикоснулся к животу, как лицо воина исказила гримаса боли. Быстрое обследование не оставляло сомнений в диагнозе, поставленном Старцевой. Налицо была несомненная катастрофа брюшной полости с явным внутренним кровотечением. Слизистые глаз и рта раненного стремительно бледнели, а черты лица начали заостряться. Пульс частил так, что Валера не мог даже сосчитать удары. Сомнений не оставалось: на его руках, здесь и сейчас парень стремительно уходил из жизни.
-Доктор? – услышал он голос за спиной.
Мария продолжала смотреть на него сосредоточенным взглядом, в котором угадывалось с трудом сдерживаемое напряжение. Даже Аглая Федоровна выпрямилась, словно готовая к броску охотничья собака и явно ждала распоряжений. Туман в голове Валеры, появившийся было при виде первого в его жизни больного, жизнь которого ни от кого больше не зависела, кроме как от самого Валеры, рассеялся словно и не было. Откуда ни возьмись на языке сами собой появились нужные слова, а разум стал ясным и чистым в мгновение ока, выстроив схему  принятия решений.
-Операционную, немедленно – приказал он Марии –Процедурную сестру сюда, нужна группа крови. Морфий внутривенно и камфару подкожно.  Холод на живот, викасол в мышцу. Капельницу с физрастворомполиглюкином.  Быстро.
-Сейчас, милок, бегу – санитарка рванула с такой скоростью, что, казалось, скинула как минимум лет тридцать.
-Вера! – крикнула Мария куда-то в глубину отделения, и оттуда немедленно прибежала молодая медсестра.  – Быстро камфару, морфий и викасол! Я пока разверну операционную – сказала она Валере – Сможете сами справиться?
-А разве у меня есть выбор? – спросил Валера, следя, как вбежавшая в смотровую процедурная сестра уверенным движением проткнула бойцу вену и втянула в шприц несколько кубиков крови.
-Пожалуй, нет – Мария исчезла в направлении двери с надписью «Оперблок»
Получившая указания Вера вернулась буквально через несколько минут, неся в руках лоток, в котором позвякивали шприцы, наполненные необходимыми для выведения больного из травматического шока препаратами. Следом появилась процедурная медсестра, неся в руках сразу два штатива, на которых были укреплены флаконы с уже заряженными капельницами. Вместе с ней, Валера принялся вводить один за другим лекарства под кожу, в мышцу и вену раненого, поставил капельницу с противошоковой смесью и помог переложить солдата на с грохотом прибывшую в смотровой кабинет каталку, которой Аглая Федоровна управляла словно капитан скоростным торпедным катером. В течении нескольких минут солдат прекратил стонать, глаза его начали закрываться. Усыпленный морфием, он затих, дыхание из поверхностного стало ровным, угроза немедленной смерти от потери крови отступила. Но это был лишь минутный успех, Валера это понимал. Там, в животе, разрасталась катастрофа, значительная часть того, что они вливали в вены пострадавшего сразу из двух капельниц, выливалось в брюшную полость, собираясь в ней наподобие огромного жидкостного резервуара.
-Все еще 80 на 60 – сообщила Аглая Федоровна, сверившись с показателями ртутного тонометра.
-Отлично, падение остановлено. В операционную, я мыться – приказал Валера, бегом направляясь в сторону оперблока, на ходу скидывая с себя китель с новенькими золотыми погонами и гимнастерку. В операционном предбаннике уже все было готово. Расторопная Мария успела выложить на видное место комплект операционного белья, которое Валера нацепил чуть ли не на ходу, а так же высокие операционные бахилы. Быстро моя руки, натирая их щетками и с мылом и дезинфицирующим раствором, Валера чувствовал, как начинает бешено колотиться уже его собственное сердце, по мере того, как в его разум начинало приходить осознание всей рискованности положения. Все надежды его на то, что на первых порах ему помогут освоиться старшие наставники, растаяли как дым перед необходимостью немедленного спасения человеческой жизни здесь и сейчас без всякой помощи и совета со стороны опытного хирурга.  Когда он вошел в операционную, анестезиолог, срочно вызванный из реанимации, как раз закончил фиксацию маски на лице раненого, а Мария как раз раскрывала инструментальный столик, на котором аккуратными рядами лежали сгруппированные по своим функциям инструменты. Только тут до Валеры дошло, что у него нет ассистентов. Это настолько его ошарашило, что на мгновение он остановился.
-Я проасестирую вам, доктор – услышал он голос процедурной медсестры, которая вошла в операционную следом за ним, неся в руках два флакона с кровью.
-Вы раньше это делали?
-Мы все тут раньше работали в операционной.  – она быстро подключила капельницу с кровью, помогла ему надеть перчатки и встала к столу, выжидательно  глядя на него.
-Наркоз? – Валера посмотрел на анестезиолога, лицо которого за широкой маской было совсем не разглядеть, но острый взгляд его был уверенным и каким-то отстраненным. Лишь гораздо позже, познакомившись с ним поближе и проведя не одну и не десять операций с его участием Валера понял, что такое его выражение лица говорит о максимальной сосредоточенности, когда весь внешний мир отступал на второй план и не оставалось ничего кроме его самого, больного на операционном столе, да стрелок многочисленных приборов, которые показывали ход анестезии на протяжении часто многочасовых операций.
-Готово – подтвердил анестезиолог, не отрывая глаз от стрелки интубатора.
-Скальпель – отдал первое в своей жизни самостоятельное распоряжение Валера, и в следующую секунду скальпель плавно и как-то нежно скользнул в его руку.
Если бы потом Валеру попросили воспроизвести по памяти все, что происходило в операционной на протяжении следующих трех часов, то он бы не смог при всем желании. Ибо как только он сделал первый разрез, обнажив подкожную клетчатку, его осознанное восприятие окружающего мира плавно отступило,  передавая свою главенствующую роль рефлексам и контролю точности движений рук. Лишь отдельные моменты всплывали потом в его памяти. Вот вскрытая брюшная полость, заполненная таким количеством крови, что было просто поразительно, как этот воин до сих пор жив. Вот его безуспешные попытки обнаружить очаг кровотечения, во время которых он мягко, почти ласково ощупывал желудок, петли кишечника, печень и желчный пузырь, стараясь не оставить на них гематом, которые мгновенно появлялись, стоило только придавить нежную ткань органа чуть сильнее требуемого. Вот его отрывочные команды, которые он произносил не своим голосом, севшим от нервного напряжения.
-Зажим. Еще зажим. Еще. Зажим. Отсос крови. Быстрее. Тампон. Еще. Еще.
Вот мимолетная радость, когда он понял, что источником кровопотери является разорванная капсула селезенки, кровь из которой выливалась сильными равномерными толчками и тут же страх, что не сможет его остановить, не удаляя весь орган целиком.  Вот он рассекает капсулу, удерживающую селезенку как в мешке на своем месте в брюшной полости и начинает поиск кровоточащих сосудов.
-Тампон. Еще тампон. Иглу прошить. Быстрее.
Мария подает инструменты еще до того, как он успевает закончить фразу, а ассистентка, удерживающая крючки, меняет раскрытие операционной раны таким образом, что ему даже не надо ей ничего уточнять, ибо как только его руки в ране меняют направление движения, сразу же меняется положение крючков, обеспечивая ему максимально необходимый обзор. Вот первый прошитый сосуд. Второй. Третий. Кровотечение уменьшилось, но все равно продолжается. Кровоточат сами сосудистые швы.
-Губки, обложить швы – принимает он решение, никак не укладывающееся в классическую технику операции, но иного у него сейчас нет. Разорванных сосудов слишком много, все они прошиты, но до остановки кровотечения должно пройти время. За это время тромбуются сами точки прошивания, где игла проникает в сосуд. Но ведь это не просто разорованный орган. Это селезенка, фабрика по производству крови. Тут давление ее такое, что сравниться с ним может только сердце да аорта. Потому кровоостанавливающие губки, которые используются для остановки кровотечений внешних, в этот раз используются для того же самого, но внутреннего.  Один за другим сосуды перестают кровить.
-Как давление? – это вопрос анестезиологу.
-70 на 40.
Мало. Совсем мало, возле критического порога, за которым начнется кислородное голодание мозга. В пациента льется замещающая жидкость сразу из трех капельниц, две из которых с кровью, но давление все равно продолжает падать. Укладываемые плотными рядами салфетки продолжают быстро становиться красными. Где-то продолжается кровотечение. Но где? Еще одна полная ревизия брюшной полости. Очаг не установлен. И в этот момент за его плечом раздался голос. Спокойный голос человека, много раз державшего в своих руках жизнь и смерть.
-А внутреннюю поверхность подкапсульника не смотрели, коллега?
Он не может сейчас долго разглядывать собеседника, который, отстранив мягким жестом сестру, становится на место ассистента, но понимает, что это наверняка Чеглинцев. На него волной накатывает облегчение. Теперь он не один. Теперь есть тот, кто знает и умеет больше, чем он. Однако Чеглинцев лишь принимает у медсестры крючки и качает головой в ответ на его вопросительный взгляд.
-Это ваша операция, коллега. Не отвлекайтесь.
Он не отвлекается. Пальцы его сводит от долгого напряжения и мышцы спины уже начинают гореть от длительного пребывания в полусогнутом состоянии, но он не отвлекается. Вот она, только что зашитая селезенка, чуть тронуть ее и она снова может дать кровотечение, ведь швы совсем свежие и в любой момент могут разорвать сосуды. Из-под колпака на глаза ему стекают крупные капли пота, которые тут же вытирает марлевым тампоном освободившаяся медсестра. Вот внутренняя поверхность селезенки, вот ее подкапсульник, тончайшая оболочка, не дающая спаяться органу в удерживающей его внешней капсулой. Чеглинцев прав, здесь последний очаг кровотечения. Множество мелких сосудов, переплетенных между собой, несколько из которых разорваны ударом. Один за другим он перевязывает самые крупные из них и начинает прошивать и тут ему на помощь приходит вторая пара рук, которая перехватывает у него только что зашитую селезенку и одновременно помогает затягивать лигатуру, пока он накладывает матрасные швы на сосуды. Снова шум отсоса, снова тампоны и пропитывающиеся кровью салфетки. Потом новые. Потом еще. Каждые следующие краснеют медленнее предыдущих. И наконец, вот оно! Кровь остановлена.
-Давление?
-100 на 70.
Кровотечения нет! Теперь не запороть бы самый конец. Аккуратно зашивается брызжейка, затем брюшина, и, наконец, кожа. И вот, момент, когда, наконец, можно разогнуться. Спина тут же реагирует острой болью, а в занемевших пальцах рук начинается покалывание как при обморожении. Ноги вдруг начинают мелко и противно дрожать и  словно самостоятельно раздумывают, позволить ли хозяину выйти на них из операционной или подогнуться и уронить его прямо здесь. Разум безучастно фиксирует первые кровянистые потеки на дренажах, идущих из живота прооперированного.  Это ничего. Скоро жидкость станет прозрачной, а потом перестанет течь совсем. Организм, эта чудесная, созданная, может, природой, а может богом, машина начнет процесс восстановления. Но главное… главное, что человек, который уже почти перешагнул Рубикон смерти, теперь будет жить. И жить он будет благодаря ему, Валере Лазарову, который еще недавно прилежно записывал за преподавателем лекции, старясь ничего не упустить и переживал по поводу сдачи последнего экзамена. Он сегодня спас человеческую жизнь. Это ли не чудо?
-В реанимацию – распорядился Чеглинцев, а затем перевел взгляд на Валеру – Очень неплохо. Я жду вас в ординаторской, коллега. – и вышел из операционной.
Валера несколько растерянным взглядом посмотрел на Марию, та кивнула.
-Идите, доктор, вам надо отдохнуть. Остальное мы сделаем сами.  – а когда Валера направился к выходу, по пути стягивая прилипшие к рукам перчатки, добавила – Вы молодец, доктор.
Так приятно от похвалы Валере не было с детства, когда мать хвалила его за первые принесенные из школы пятерки. Едва он вышел из операционного блока, ноги, до того верно служившие хозяину изо всех сил, объявили о том, что берут краткосрочный выходной и почти подломились, так что он еле успел дотянуть до ближайшей кушетки, которые были расставлены вдоль коридора отделения.
 

-Дохтур, да что ж это с вами, милок? – откуда не возьмись возникла Аглая Федоровна.
-Да так, устал немного – Валер попробовал изобразить улыбку.
Судя по выражению санитарки, попытка полностью провалилась.
-Первая операция? – догадалась та.
-Самостоятельно – первая – признался Валера – А как вы узнали?
-Ох, милый мой, да я ж всю войну в медсанбате прошла. И раненых вытаскивала с поля, и хирургам помогала на операциях. Понавидалась всякого. И вашего брата много видела после операций. Первохода сразу видно. Глаза горят, а ноги-то не слушаются.
-Первохода? – улыбнулся Валера.
-Ну да – улыбнулась в ответ пожилая женщина – Ой, да что ж это я с вами сижу болтаю. Вы сейчас в ординаторскую идите, вас там Алексей Николаевич заждлася. А я вам туда сейчас чайку горячего принесу. Да с сахаром, да с лимоном. Самое то после операции, чтобы силы поправить. Да и сестричкам помочь с пареньком надо. Идите, дохтур, идите.
И она резвой походкой фронтового санинструктора ушла в сторону сестринского поста. Валера несколько раз глубоко вздохнул и отправился в ординаторскую.
-Ну что, с боевым крещением вас, Валерий Васильевич – произнес Чеглинцев, едва Валера закрыл за собой дверь.  – Нас не представили друг другу, не до того было. Так что давайте знакомиться. Капитан Чеглинцев Алексей Николаевич, старший хирург этого отделения, ваш непосредственный куратор.
-Лейтенант Валерий Васильевич Лазаров, ваш непосредственный подчиненный – Валера с улыбкой пожал ему руку.
-Садитесь, Валерий Васильевич. Уверен, в ногах у вас все еще слабость.
-Это что, так видно по моему лицу или тут просто все такие проницательные? – спросил Валера, тем не менее с благодарностью присаживаясь в деревянное кресло напротив стола.
-А, вы, наверное, Аглаю встретили – улыбнулся Чеглинцев – Она тут всех нас насквозь видит. Ей же уже под семьдесят. Когда я еще пешком под стол ходил, а вас еще в проекте не было, она уже в гражданскую сестрой милосердия была. Вместе с Фрунзе Колчака гоняла до Сибири. В общем, мы тут у нее все как на ладони.  – Чеглинцев улыбнулся краем губ и, казалось, на мгновение погрузился в какие-то личные воспоминания. Он был высок, наверное, под два метра ростом, волосы, коротко постриженные под бобрик, почти полностью покрылись сединой, хотя Валера мог бы побиться головой об заклад, что ему не больше сорока, темные глаза напоминали лучи зенитного прожектора, мгновенно просматривая собеседника словно насквозь из своей глубины, а длинные тонкие пальцы рук с равным успехом могли принадлежать не только хирургу, но и скрипачу и художнику императорского двора. Во всей его внешности чувствовался какой-то фанатичный минимализм, словно организм оставил на себе только то, что необходимо для эффективной работы, абсолютно не интересуясь такими вещами, как внешняя привлекательность или мускулистая фигура.  – Я бы хотел поговорить с вами о прошедшей операции – продолжил Чеглинцев, вернувшись из своих размышлений – Много лет я уже не видел, чтобы гемостатические губки применялись для остановки внутренних кровотечений.
-Я понимаю, что это не по правилам – поспешил сказать Валера – Но я просто не видел иного выхода. Источник кровотечения был мне неясен, а швы, наложенные на сосуды, продолжали кровить, не давая возможности отделить одну причину от другой, которую я еще тогда не установил.
-Не надо оправдываться – покачал головой Чеглинцев – Вы приняли правильное решение. Просто очень необычное для нашей практики. И тем более ценное. Когда мне передали, что у нас травма с внутренним кровотечением, а оперирует только прибывший в госпиталь выпускник, признаться, сердечко у меня екнуло и куда-то провалилось. Я сам смог только через несколько месяцев после выпуска подойти к такой операции, и то мне ассистировал мой куратор. А вы, так сказать, сразу из огня да в полымя. И надо сказать, отлично справились.
-Как сказать – Валера с сомнением покачал головой – Если бы не ваша подсказка, я бы до сих пор там ревизировал всю брюшную полость в поисках последнего места кровотечения.
-Это верно – улыбнулся Чеглинцев – Но данное конкретное обстоятельство не должно вас смущать. Подкапсульные разрывы – одно из самых сложных дел в травматической хирургии. В данном случае определить место последнего разрыва вам не дал только недостаток личного операционного опыта. Однако ошибку вы все же сделали. Я о том, что вы начали повторную ревизию брюшной полости, когда поняли, что давление не поднимается и кровотечение продолжается. Это было неверным решением.
-Я думал, что пропустил что-то во время первого осмотра. Ведь полость была залита кровью, и я мог не заметить разрыв желудка, или кишечника. Или желчного пузыря. Печени, наконец.
-Вы обнаруживали во время первого осмотра полости содержимое желудочно-кишечного тракта?
-Нет. Но я просто подумал…в общем, сейчас мне трудно сказать, почему я пошел на повторную ревизию.  – Валера окончательно растрерял хорошее настроение после успешной операции.
-Вы пошли на повторную ревизию, по одной причине: вы сомневались. – сказал Чеглинцев. – Это и есть главная ошибка многих хирургов. Сомнения отнимают время, снижают шансы пациента на выздоровление, а главное, мешают думать. Поэтому оперирующий хирург никогда не должен сомневаться. Я не о тех самоуверенных идиотах, которые считают, что они всегда и все делают правильно. Я  о том, что с момента, когда вы делаете первый разрез и до того момента, когда вы накладываете последний шов, каждое ваше действие в операционной ране должно быть настолько продумано и обосновано, чтобы исключить сомнения. Когда вы заканчиваете одну манипуляцию и начинаете вторую, сомнений о первой у вас быть уже не должно. Иначе каждая следующая у вас будет получаться хуже, чем могла бы быть. Ведь часть вашего внимания будет сосредоточена на прошлом, вместо того, чтобы заниматься настоящим.
-Я понимаю, Алексей Николаевич.
-Ну и хорошо. В таком случае, будем считать, что основной разбор полетов закончен. Заходите, Аглая Федоровна! – громко сказал он, глядя на дверь – Нет смысла так долго стоять под дверью с горячим чаем, остынет же!
В ту же секунду дверь отворилась и в ординаторскую вошла санитарка, неся на маленьком подносе чай и несколько кусочков сахара в пиалке.
-Вот уж слухач вы, Алексей Николаевич – сказала она, смущенно улыбаясь – И как только догадались?
-Да запах чебреца такой, что его и на улице, наверное, слышно будет.
               
-Ах ты, господи, вот уж нюх так нюх. Пейте чай, Валерий Васильевич. По нашему особому рецепту приготовлен. – она поставила на стол поднос и подвинула стакан в железном подстаканнике Валере. 
               

Отхлебнув горячий терпкий напиток, Валера с благодарностью посмотрел на санитарку.
-Спасибо Аглая Федоровна, вы спасли мне жизнь.
-Ну так, милок, должен же кто-то заботиться о тех, кто заботится о других – санитарка улыбнулась ему по-матерински теплой улыбкой и вышла.
Валера разом отпил полстакана чая и посмотрел на Чеглинцева.
-Алексей Николаевич, если вы не против, я бы хотел осмотреть отделение.
-Ага, пришел в себя, значит – улыбнулся старший хирург – Ну пойдем, познакомлю с местностью и людьми ее населяющими. – только не мешало бы вам переодеться, Валерий Васильевич.
Только тут Валера понял, что до сих пор сидит в операционном халате, бахилах и стерильной косынке, а на шее у него продолжает болтаться марлевая маска.
-Черт, извините, я совсем забыл. – пробормотал он, вставая.
-Думаю, обмундирование ваше находится на сестринском посту, Маша могла его принести только туда. А как примете официально бравый вид, возвращайтесь, я познакомлю вас с персоналом и пациентами.
-Я мигом, Алексей Николаевич.

Как и предсказывал старший хирург, китель Валеры лежал на посту медсестры вместе с его сапогами и фуражкой. За всем этим следила молодая сестричка в хирургическом халате, завязанном у горла, плотно завязанной косынке и тревожно-настороженным взглядом недавней выпускницы курсов медсестер благовещенского медицинского училища.
-День добрый – приветствовал ее Валера, на ходу, развязывая затянутые сзади тесемки халата – Можно мне получить мое обмундирование назад?
-Ой, конечно, извините, доктор, я не поняла сразу, что это ваше. Мария Николаевна сказала, что вы придете. Вот – она протянула ему сложенный китель, на котором аккуратно лежала фуражка. 
-Можно войти в пост? – спросил Валера – Или вы предпочитаете, чтобы я переоделся прямо в коридоре у вашего стола?
-Ой – щеки девушки в мгновение ока стали пунцовыми от смущения – Конечно, доктор. -Проходите.
Быстро приняв нормальный вид, Валера вышел обратно и подошел к столу сестры.
-Спасибо за гостеприимство. Можно узнать, как вас зовут?
-Ка..Катя – запинаясь ответила та.
-А по отчеству?
-Михайловна. Но можно просто Катя.
-Спасибо, Екатерина Михайловна – улыбнулся Валера и получил в ответ чуть смущенную, но искреннюю улыбку.

-Готов? – спросил Чеглинцев, как только Валера, застегивая крючок воротника вернулся в ординаторскую.
-Так точно.
-Ну тогда за мной.
Знакомство с отделением заняло почти час непрерывного движения с многочисленными пояснениями старшего хирурга, чередой имен, званий и должностей работающих тут медсестер, санитарок и фельдшеров, а так же ознакомлением со структурой отделения, включающей помимо собственно лечебной части еще и собственное стерилизационное помещение  с двумя громадными автоклавами и жаровым шкафом, а так же представления больным и краткое изучение их историй болезни. В основном в госпитале находились бойцы срочной службы, которые умудрились попасть в него как по самым что ни на есть бытовым причинам вроде падения с лестницы или аппендицита, так и в результате несчастных случаев при учениях и иных моментах плановой боевой подготовки. Офицерские же палаты были полны малоразговорчивыми пациентами всех званий и родов войск, госпитализированные в том числе и прямо с пограничных застав, некоторые в том числе и с огнестрельными ранениями. Такие с особой настороженностью смотрели на нового доктора, отвечая на его вопросы без враждебности, но односложно, словно решая пока что, можно ли ему доверять и насколько. Коллектив, как оказалось, в госпитале вообще и в хирургии в частности подобрался почти сплошь из людей с военным опытом, многие из них участвовали в японской кампании августа 45-го, а другие успели побывать и на западном фронте, включая главного врача и заведующего отделением. Медсестры же почти все, кроме трех недавно принятых выпускниц местного училища, прошли войну и на западе, и на востоке, многие не раз были под огнем врага и часто работали в таких условиях, в сравнении с которыми построенный почти сто лет назад госпиталь на восточном рубеже СССР представлялся фактически санаторием. Почти все они владели сразу несколькими сестринскими специальностями, в том числе и в обязательном порядке могли исполнять обязанности операционной сестры и могли ассистировать при большинстве проводимых в госпитале операций. Санитарки же отделения представляли собой фактически отдельную касту, и никто в отделении не смел относиться к ним как к простым уборщицам, поскольку, кроме поддержания чистоты и санитарного режима, помогали транспортировать поступающих, особенно в случае экстренных операций, как в случае с первым пациентом Валеры, часто помогали на операциях, следя за расходованием перевязочного материала, доставляя своевременно подходящие к концу лекарственные средства, мгновенно меняя маски и перчатки хирургам в случае их надрыва или загрязнения кровью, а в некоторых случаях могли оказать довольно квалифицированную первую помощь, если ни врача, ни медсестры не было в этот момент рядом. Они же держали в постоянной санитарной готовности операционный блок и в любую минуту были готовы помочь практически по любому вопросу, не требующему специальных медицинских навыков, поскольку все они прошли войну и не боялись ни крови, ни смерти, причем ни своей, ни чужой. Закончив ознакомительную экскурсию, Валера попросил Чеглинцева проводить его в отделение реанимации. Он хотел увидеть прооперированного им бойца. Реанимационный блок разместился в ответвлении наподобие архитектурного аппендикса, и в отличии от остальных отделений не имел внешнего входа. Попасть в него можно было только из хирургического отделения, и режим там напоминал растянутую во времени операцию. Их встретил анестезиолог, проводивший наркоз во время операции и без слов все понял, сразу проводив Валеру с Чеглинцевым в отделение.
-Старший лейтенант Брагин Николай Ефимович – представился он – Можно просто Коля.
-Лейтенант Лазаров Валерий Васильевич . Можно просто Валера.
Анестезиолог кивнул и открыл дверь в палату интенсивной терапии, так называемый ПИТ, где размещались пациенты, доставленные сюда после операции либо же в тяжелом состоянии, требующем стабилизации перед тем, как хирурги в очередной раз попробуют вырвать человеческую жизнь из лап костлявой. Без маски Брагин внешностью напоминал лесоруба из старого романа Толстого или Некрасова. Ширококостный, с окладистой рыжей бородой, глубоко посаженными голубыми глазами, бычьей шеей и фигурой скорее профессионального борца, чем специалиста по интубациям и инъекциям, требующим  тончайшей работы пальцев и ювелирного зрения.  Он казался словно вырубленным из единого массива дуба, а широкий шрам, идущий по его щеке и спускающийся вниз к шее, вызывал ощущение, что у создававшего этого человека демиурга на какой-то момент дрогнула рука и отсутствие гладкости фигуры он компенсировал плавностью движений и какой-то по-кошачьи бесшумной походкой анестезиолога.
Солдат спал. Темно-бардовые капли стекали по трубочкам дренажей из его живота в двухсотграммовые бутылочки из-под капельниц, которые на кусочках бинта были подвешены под рамой кровати, но дыхание его было медленным и ровным, а кожа имела нормальный цвет, не выделяя болезненной синевой даже носогубный треугольник, что в первую очередь всегда указывало на возможное кислородное голодание. С минуту Валера просто стоял перед ним, внимательно всматриваясь в это веснушчатое лицо вчерашнего школьника, слушая как шипит аппарат для искусственного дыхание, ритмично накачивающий кислород в его легкие, затем повернулся к Брагину и уже открыл рот, чтобы задать вопрос, но тот улыбнулся, отчего его лицо окончательно стало похожим на летний вариант деда мороза и, взяв Валеру за плечи, мягко, но настойчиво вывел его из палаты, в которой, кроме прооперированного бойца, находились еще трое пациентов, которые так же еще спали, но уже дышали самостоятельно.
-Пойдем, пойдем, пойдем – приговаривал Брагин, выводя Валеру из реанимационного отделения, кивая санитарке, которая тут же начала протирать за ними пол, насыщая воздух ни с чем не сравнимым запахом хлорной извести.  – Ты все сделал правильно, Валера, боец жив и будет даже здоров, родители его перед тобой в неоплатном долгу, а сам он, как только обзаведется детьми, назовет первого из них в твою честь и будет выпивать за тебя первую рюмку на любом празднике всю оставшуюся жизнь. А теперь не мучай себя лишними сомнениями, а меня лишними вопросами. Просто выходи из отделения, затем из госпиталя и иди отдыхай.
-Но я…- начал Валера.
-Завтра, все завтра. Сегодня у тебя день отдыха и акклиматизации. Превращение за один день из гражданского в военного, а из студента в хирурга и так слишком большое потрясение для молодого организма, чтобы потом еще о чем-то волноваться.  - он снова улыбнулся и так хлопнул Валеру по плечу, что тому показалось, будто его лягнула лошадь – Иди отсюда и до завтра ни о чем, связанном с медициной не думай.
Напутствованный таким пожеланием, Валера вернулся в свое отделение, где его ждал Чеглинцев.
-Брагин меня выставил – сказал он, с трудом сдерживая на губах глупую улыбку. – Сказал, чтобы до завтра я не показывался.
-И он не будет последним, кто пожелает тебе того же самого  - сказал старший хирург.  – Я говорил по телефону со штабом дивизии, заведующий будет сегодня после полуночи, раньше они оттуда не доберутся. Так что ваше знакомство раньше завтрашнего дня все равно не состоится. А посему, лейтенант Лазаров, приказываю вам немедленно покинуть помещение госпиталя для приведение в порядок души и тела после перенесенного стресса и отдыха в течении времени до завтрашнего утра. Вопросы есть?
-Никак нет, Алексей Николаевич – ответил Валера, поднимаясь – Разрешите идти?
-Идите – Чеглинцев снова вернулся к заполнению документов.
Попрощавшись с медсестрами и санитарками, Валера вышел из отделения и легким шагом направился в сторону общежития, где в его новом жилище в углу возле двери все еще валялись его вещи, ждущие своей участи быть разобранными и превратиться из походного барахла в элементы почти домашней обстановки.
-С первой операцией вас, Валерий Васильевич – услышал он голос коменданта общежития, едва только вошел в него.
-А вы-то откуда знаете? – удавился Валера.
-Так я всегда все знаю – улыбнулся комендант – Среди людей же работаю. Кстати, мы не успели взаимно познакомиться. Трофимов Сергей Геннадьевич.
-Очень приятно – пожал ему руку Валера – А я что, один тут постоялец?
-Ну что вы, конечно, нет. Просто середина дня же, все на службе. Только пара баб с детями есть, но они пока не рискуют сами выходить на знакомство. Мужей ждут. А так тут в основном холостые. Семейные, они в городе квартиры или комнаты снимают. Так что можете полностью наслаждаться покоем, в ближайшее время второго такого шанса вам может не представиться.
-Что-то все мне об это говорят с того самого момента, как я сюда прибыл – хмыкнул Валера и пошел разбирать свои вещи.
Разбор продлился недолго. Еще в бытность студентом он научился обходиться минимумом необходимого и потому сейчас просто разложил по полкам прикроватной тумбочки, на полки поставил несколько книг по военно-полевой хирургии, которые успел приобрести в букинистическом магазине перед самым отъездом из Ленинграда а на стол поставил предмет своей гордости  - настоящий письменный прибор, высеченный из цельного камня, тяжелый как гиря, но очень красивый. Здесь с первого дня своей службы он решил начать систематизировать свой опыт для дальнейшего получения врачебной категории защиты кандидатской. Собственно, в институте ему ярким солнцем светила аспирантура, в которую он бы обязательно ушел, если бы не зов партии, но тем не менее мечту сию он не оставил и решил продолжить ее воплощение несмотря ни на что. Покончив с обустройством быта, налив в умывальник свежей воды, которую пришлось для этого тащить из общего санузла в конце коридора, Валера наскоро сполоснул лицо, несколько раз пшикнул на себя одеколоном и вышел, что называется, в люди, на ходу поправляя немного съехавшие набок во время скоростного переодевания погоны на кителе. Дежурный по КПП проверил его документы, осведомился о направлении убытия и, козырнув, открыл решетчатую калитку. Цель убытия у Валеры была простая – знакомство с городом.
               

 Благовещенск сразу понравился молодому офицеру, хотя и не мог похвастаться той красотой и пышностью, которая была свойственная Ленинграду и, наверное, всем столичным городам. Однако проживший основную часть своей пока еще короткой жизни в небольшом провинциальном городе Валера сразу проникся симпатией к этому дальневосточному городу, который когда-то был основан и поныне продолжал строиться и расширяться людьми упорными, сильными и решительными, привыкшими жить рядом с границей, по ту сторону которой находилась совершенно чуждая им китайская культура, а потому ничему не удивлявшиеся и с одинаковой страстью предающиеся как потасовкам между собой в мирное время, так и мгновенному объединению перед лицом внешней угрозы.
               

 До Москвы было далеко, новости сюда приходили не все и не сразу, а, придя, сначала долго обдумывались прежде ,чем по ним принимались какие-то решения. Камнем здесь была выложена фактически только улица Ленина, как и положено центральной улице в любом советском городе, стандартно носящей наименование в честь основателя советского государства, а вот почти весь остальной город пересекали грунтовые улицы, утоптанные настолько плотно, что земля здесь, казалось, не особо отличалось от бетона.
 
               

Было довольно тепло, как решил Валера не меньше двадцати пяти градусов, а потому он сдвинул фуражку на бок, расстегнул крючок на кителе и направился вдоль улицы, на которой располагался госпиталь. Кругом кипела жизнь, сновали туда-сюда с озабоченными лицами люди, бегала стайка мальчишек неопределенно раннего возраста, а на углах домов примостилась мелкая буржуазия в виде торговок семечками и точильщиков ножей, которые громкими и хорошо поставленными голосами зазывали всех желающих поточить все, что только можно от ножей и ножниц до просто булавок и иголок. Первым зданием, которое попалось на пути Валеры, оказался краеведческий музей Амурской области, который располагался в здании бывшего универмага «Кунст и Альберс», который советская власть, понятное дело, экспроприировала, как только добралась в этот отдаленный уголок бывшей империи.

 
Величественное двухэтажное здание в виде гигантской буквы «Г», с арочными окнами, шпилями, флюгерами, мансардами и башенками, а так же с работающими большими круглыми часами на главном фасаде, больше производило впечатление дворца какого-то аристократа, чем общественного здания, но тем не менее содержалось оно, как было видно, в идеальном порядке, а на входной двери красовалась табличка «открыто», зазывно приглашающая ознакомиться с главными экспонатами области, многим из которых было больше полувека. Кинув в рот несколько семечек и сунув скорлупки от них в пустую сигаретную пачку в виду отсутствия в зоне видимости мусорных ящиков а так же нежелания сорить в городе, с которым пока еще только началось знакомство, Валера толкнул двери и зашёл внутрь. В музее как раз проходила школьная экскурсия, около тридцати учеников начальной школы столпились вокруг учительницы, строго, но элегантно одетой, с высокой прической, которая что-то рассказывала об истории каждого экспоната, множество которых были размещены на специальных подставках или особым образом укреплены на стенах. Чего тут только не было: и бивни мамонтов,
               
и оружие древних народов, некогда населявших этот регион,
               
 золотые и серебряные самородки, таких причудливых форм и таких солидных размеров, что создавалось впечатление, будто их создавали художники, а не матушка природа, которая однажды вытолкнула своих драгоценных детей на поверхность на радость людям.
               

 Были тут и национальные костюмы,
               
 и репродукции картин
               
 о закреплении этой области за Российской империей русскими войсками во главе с генералом Николаем Николаевичем Муравьевым, получившим за этот подвиг приставку Амурский. Здесь же было и несколько портретов этого государственного деятеля, столь успешно почти сто лет назад сочетавшего дипломатический талант с военной силой и сумевшего сравнительно небольшим войском окончательно утвердить Россию на левом берегу Амура. Произвело на Валеру впечатление обилие экспонатов животных, которые представляли почти всю фауну дальнего востока,
               
а так же гордо стоящий в центре зала скелет динозавра, судя по всему ти-рекса, который со своей пятиметровой высоты презрительно взирал и на остальных соседей по залу, и на посетителей.
 

А еще тут на почетном месте располагался метеорит весом почти в сорок пять килограмм, точный состав которого советская наука до сих пор не могла определить, проводя одно исследование за другим и своим вниманием к данному экземпляру только подогревая слухи в окрестных деревнях, что это и не метеорит вовсе, а осколок летающей тарелки наподобие той, что грохнулась под малой тунгуской почти полвека назад. Обо всем этом учительница рассказывала ученикам столь подробно и интересно, что Валера заслушался и словно привязанный стал переходить за ней следом от экспоната к экспонату.
-Вы что-то хотели, товарищ лейтенант? – поинтересовалась она, когда он в очередной раз вместе с толпой школьников перешел следом за ней к очередной экспозиции.
-Да – Валера не сразу вышел из охватившего его оцепенения, поняв, что в этот раз она обращается именно к нему. – Если можно, я бы хотел дослушать ваш рассказ до конца. Вы так интересно рассказываете.
Брови ее взлетели вверх, а на губах появилась удивленная улыбка.
-А я думала, что вы уже вышли из возраста изучения основ местной истории.
-Да, но дело в том, что я не местный. Только сегодня прибыл и ничего еще тут не знаю. А благодаря вам за последние пятнадцать минут уже почти тал считать этот город и всю Амурскую область родными. Так что не гоните одинокого доктора, если можно.
-А, так вы врач? Вы работаете в нашем госпитале?
-С сегодняшнего дня.
-Уже успели кого-нибудь спасти?
-Если честно, то не уверен, но я старался. Так мне можно остаться до конца урока? – Валера заметил, что ученики, которые до того оживленно обсуждали все увиденное, замолкли и с интересом слушают их разговор.
Учительница тоже перехватила их заинтересованные взгляды и заметно смутилась.
-Ну…оставайтесь, если вам интересно – произнесла она, пожимая плечами.-Только не мешайте.
-Обещаю быть самым примерным вашим учеником. –сказал Валера и тут же развернулся лицом к школьникам – Ребята – начал он, вызвав очередной приступ беспокойства в глазах учительницы –вы разрешите мне временно присоединиться к вашему классу, чтобы я тоже смог получить от вашей замечательной учительницы новые знания?
-Дааа! – раздался дружный ответ.
 Потому что еще великий Ленин завещал нам что?
-Учиться, учиться и еще раз учиться! – дружно и почти хором ответили дети.
-В таком случае от лица доблестной Советской Армии и Военно-Морского Флота объявляю вам благодарность – Валера щелкнул каблуками и вскинул руку к козырьку фуражки.
-Служим Советскому Союзу! – детский хор голосов сопровождался принятием мужским составом класса стойки смирно.
Обалдевшая от такого представления  учительница на его веселый взгляд в ее сторону смогла только неуверенно пожать плечами и пролепетать:
-Военный город, а дети всему быстро учатся.
-Ну так и правильно делают – поддержал Валера и, развернувшись к продолжающим стоять по строевой стойке школьникам спросил – Как зовут вашу чудесную учительницу?
-Алена Ивановна! – послышался хоровой ответ такой громкости, что смотрительница музея, пожилая женщина в строгом форменном костюме, бросила на них неодобрительный взгляд, ясно давший Валере понять, что представление пора заканчивать.
-Вольно – сказал он, снова отдав честь детскому воинству и повернулся к Алене – Алена Ивановна, мы вас внимательно слушаем, прошу, продолжайте.
Все еще не пришедшая в себя от такой решительной атаки учительница продолжила экскурсию и, надо признать, что урок был настолько интересен, что Валера в серьез заинтересовался культурой той отдаленной области, куда его забросил комсомольский призыв. Когда занятие было закончено и весь класс направился на выход, Валера вызвался проводить их до самой школы. Главным образом, он провожал не учеников, а учительницу, но классом все было понято правильно и на протяжении всей дороги детвора вела себя на удивление тихо и спокойно, только пару раз придя в восторг от проезжавших по колдобинам благовещенских улиц военных грузовиков американского производства, полученных по ленд-лизу еще во время войны Студебеккеров.  По дороге Валера сумел-таки разговорить застенчивую преподавательницу и в результате беседы узнал, что сама она приехала сюда только два месяца назад, после окончания педагогического училища славного города Иванова. А поскольку летом особой работы в школе не было, ей было поручено ведение летних занятий в местном пионерском лагере, который всегда открывался на лето при школе для тех, кто по каким-либо причинам не мог позволить себе выехать на юга. Жила она в съемной комнате недалеко от школы, как и большинство приезжих специалистов всех профилей и пока так же как Валера пыталась познакомиться с городом, в котором ей предстояло работать следующие три года согласно комсомольской путевке. Однако в отличии от самого Валеры о самом регионе она знала очень много и было видно, что перед отъездом она довольно долго готовилась, чтобы рассказывать местным детям об их малой родине, не являясь при этом местной жительницей. Валера в свою очередь рассказал ей о славном городе Ленинграде, в котором он учился последние годы и менее крупном и известном городе, в котором он родился и жил значительно больше лет, предшествующих этому процессу. К концу этой неспешной прогулки до городской школы №4, которая была известна тем, что после выпускного бала 21 июня 1941 года весь выпускной ее состав на следующий день пришел в военкомат с требованием немедленного отправления на фронт. Требование было удовлетворено полностью, в результате чего обратно вернулись лишь несколько человек. Последние годы поговаривали о том, что в проекте городского исполкома числится создание памятника-стеллы выпускникам.
 
 Оставшиеся в живых регулярно посещали школу для проведения занятий с учениками и пользовались у них непререкаемым авторитетом. Рассказывая обо всем этом Алена приходила в такой азарт, что у нее загорались глаза, а на щеках выступал слабый румянец, который так часто появляется у женщины во время занятия чем-либо, доставляющим им удовольствие, и Валера улыбнулся при мысли, что ивановская девушка с таким энтузиазмом отправилась на самый дальний восточный рубеж советской империи ради того, чтобы не только учить детишек читать и писать, но и привить им интерес к своему краю, любовь к своей стране и гордость за принадлежность к великому советскому народу, который сумел построить такое огромное государство, спаять вечной дружбы десятки народов, живущих на его территории, избавить мир от коричневой чумы фашизма, а теперь, после великой победы с новыми силами продолжает строить чудесное светлое будущее, в котором у каждого из них будет возможность занять достойное место.
-Ну вот, нам пора – сказала Алена, улыбаясь и показывая глазами на школьный вход. – Была рада с вами познакомиться, Валера.
-Я тоже рад с вами познакомиться, Алена. Может, мы еще увидимся?
-Может быть – пожала она плечами, продолжая улыбаться – Город-то небольшой. До свидания. – и она упорхнула в темное чрево школьное двери, унося с собой мысли Валеры о женщинах и русских селеньях, а так же о том, как здорово, что первые могут свободно передвигаться по вторым.





Фото из интернета.