Отверженные революцией

               

Экипаж.

   Экипаж «Ан-12»-го откомандировывался в Фергану для планового ремонта – замену элеронов, у которых заканчивался ресурс.
   -Полмесяца на жаре, - возмущался молодой штурман. – Поговорить не с кем! Ни отдохнуть, ни развлечься! Узбеки наляпают на самолёте что попало – он и по шоссе ездить не сможет, ни то что летать.
   -Ты зря так беспокоишься, Юрий, - успокаивал его командир, Вадим Анохин. – Золотая долина – жемчужина Средней Азии со своим микроклиматом, охраняемым окружающими её горами. Насчёт общения ты тоже зря беспокоишься – узбеки больше русский знают, чем свой родной, узбекский. А потом в Фергане 60% интернационала: корейцев, татар, немцев, турков. Так что сможешь найти себе кралю на любой вкус. И за «Аннушку» свою не боись – там же «76»-е делают, «Аваксы», «Русланы». Да ремонт «Ан-12»-х в любом случае, в любой точке Союза выполняется ферганскими ребятами.
 
| Валерка Передерисвитко, слесарь сборщик по ремонту «Ан-12»-х, был не в полной мере удовлетворён своим семейным положением: один среди баб, как в цветнике. У него было три дочки, и он требовал от жены сына. Жена Юлечка не смогла устоять под напором многодетного папаши, и родила ему наследника, но с довеском – тройню с двумя очаровательными сестрёнками - близняшками. Валерка быстро справился со свалившимся на него многопудовым счастьем, и его растерянность в чувствах  вскоре сменилась ответственностью многодетного папаши. Администрация завода, профком должным образом оценили рвение семьи Передерисвитко по улучшению демографической проблемы, тем более что Юлечка работала там же, на заводе, в цехе покрытий. Валерка неоднократно получал от завода материальную помощь, профком счёл возможным выдать ему семь комнат в новом доме с улучшенной планировкой.
   Валерка смог обставить четыре комнаты своих двухквартирных апартаментов. Пока ему этого хватало. Трёхкомнатная же квартира пустовала. Валерка поставил туда кровати и иногда пускал жильцов – экипажи самолётов, которые он ремонтировал. Это было небольшим подспорьем в его дырявом семейном бюджете.
   Завод бронировал для командированных экипажей комнаты в общежитии. Конечно же, это были не номера-люкс, но все удобства присутствовали: один душ на пять жильцов, телевизионная комната, буфет. Женское общежитие располагалось на верхних этажах, как это было узаконено во всех общежитиях Советского Союза. Заводские девушки отличались порядочностью и стремились обзавестись семьёй, хотя и были уже не раз обмануты молодыми ловеласами. Но это обстоятельство мало тревожило красавиц с верхних этажей – их мечты были вполне реалистичны, завод со всех сторон поддерживал молодые семьи, и девушки не задерживались долго в одиночестве в общаге, и переселялись в малосемейки со своими избранниками.
   Экипаж «Аннушки» сделал выбор в пользу Валеркиного жилья: что не говори, а проживание в трёхкомнатной квартире намного престижнее общаги, несмотря на навязчивый сервис жилья с организованными правилами.
   Что бы вселение прошло без эксцессов, соблюдая традиции, Юрий опустошил противообледенительную систему «Аннушки» и наполнил десятилитровую канистру спиртом. Валерка решил совместить приятное с полезным – он вымотался, очищая участок за домом от строительного мусора, оставалось только вспахать огород и огородить пару соток изгородью. На интереснейшее мероприятие собралось семеро работящих мужичков, преисполненных благородных чувств к многодетному папаше и не отказывающихся от любого повода к пьянке. Каждый принёс на мероприятие, что смог, памятуя о Валеркиных финансовых проблемах и не желая усугублять их своими мужскими потребностями.
   Такой гвардейской бригадой работу можно было бы закончить в полчаса, но текущие проблемы растянули её до вечера: то шашлыки были готовы, то вдруг кончалась водка, а «спирт-шасси» не все рисковали пить. Несмотря на непредвиденные сложности и выбывших по ходу работ бойцов, огород вышел на славу, благодаря высокому профессионализму авиастроителей….
 
   Серёга не понял сразу, что очухался в общаге. Голова раскалывалась. Зря он вчера задержался дольше всех у Валерки, заразившись романтикой пилотов, и не отказался от борьбы с пьянством путём уничтожения технического спирта. Ведь знал же, чем всё это кончится.
   Он спустился вниз. Буфет был закрыт – воскресенье. Серёгу встретила кастелянша Наташка:
   -Ты помнишь, как вчера в общежитие ломился? Учти – выгонит тебя Валя, я тебя в общагу жить не пущу! Хоть там весь профком за тебя просить будет! Понял?
   -Не-а. Не понял. Как это ты Меня жить не пустишь? Я тебя уговорю, и буду спать между тобой и мужем. Веришь?
   -Каким ты был, Сергей, разгильдяем, таким и остался! Мы ведь тебе лучшую невесту отдали, а ты что вытворяешь?
   -Не боись, Натаха! Будто ты не знаешь: куда я без Валюхи? Я забегу через часок, душ приму. Не выгонишь?

   У Серёги с Валечкой всё складывалось удачно: не прошло и месяца после свадьбы, а молодая жена забеременела. У Вали были сильные токсикозы, она не переносила запаха спиртного, и молодые договорились, что если Сергей засадит лишку – домой ни ногой. Сергей звонил вчера, что не смог отказаться от выпивки и останется в общаге. Без скандала, конечно же, не обойдётся,  но Сергей верил в своё красноречие и неотразимость.
   Серёга выбежал на улицу - до чайханы автобазы, которая работала круглосуточно, было с километр. Сергей каждое утро пробегал три-четыре километра, но сегодня ему и один дался тяжело: пришлось отыскивать в организме местечко, где спряталась сила воли со вчерашней попойки.
   С каждым глотком обжигающего напитка голова Сергея приходила в норму – целительный кокчай расщеплял остатки технического спирта. Горячие пирожки возвращали былую бодрость и силы. Домой Сергей вернулся как огурчик и не боялся за своё дыхание, когда чмокал Валюшу.
   Скандала удалось избежать. Любовь была сильнее затаившегося у Вали раздражения. Да и разум подсказывал ей правильность Серёгиного проступка, который хотел хоть чем-то помочь семье Юлички, Валиной подружке, матери-героине.
   -Тебе Валерка звонил. Просил перезвонить, как появишься. – После принятых Серёгиных объяснений Валя решила сообщить мужу о звонке, хотя и сомневалась в правильности своего решения.
   Сергей созвонился с Валеркой и передал разговор Вале:
   -Экипаж хотел по базару прошвырнуться, а гида не найдут. Валерка просит сопроводить, сам он занят.
   -Ну вот и хорошо, - откликнулась Валя. – У нас холодильник пустой. Я тебе сейчас список составлю. Ты только не пей! Пожалуйста!
   -Ну что ты, Валюша! Ни за что! – Сергей приобнял любимую жену.

  Экипаж во главе с Вадимом и под Серёгиным руководством наторговал на базаре увесистые бумажные пакеты с фруктами и мясом. Дыни и арбузы пытались прорвать нити авосек. Лётчики изучили правила восточной торговли и несколько профессиональных терминов: ничпуль, рахмат, кисло-сладкий, мёд и сахар. А теперь они расположились в чайхане и подкреплялись самсами, только что из тандыра. Сергей вовсю отказывался от выпивки, но потом решил, что от кружки пива с ним ничего не случится.
   Байки пилотов ни в чём не уступают россказням моряков. А романтика полётов сродни дальним морским переходам; до сих неизведанными странами и экзотическими народами.
   -Вадим, вот я проходил практику от техникума в ремонтном цеху, - спросил у командира Сергей. – Почему, какой борт ни становится на ремонт, у него в мешке для техдокументации вместо оной полно пустых бутылок?
   -А ты когда-нибудь пил в полёте?
    -Ну да. В армию летели бортом на «62»-м. Дым коромыслом. Стюардессы сначала пытались предпринимать что-нибудь – самолёт же не проветришь. Потом пакеты для блевотины замучились раздавать. После плюнули на весь этот дебош и заперлись в подсобке.
   -Это не то. А вот в кабине, когда тебе высота подвластна, когда тебя самолёт слушается, когда ты видишь простор на сотни километров.… Накатишь грамм эдак.… Ну, сколько надо. Вот это эйфория! Вот это жизнь! – Вадим взглянул на облака. – А встретится по курсу кишлак, спикируешь на него, откроешь форточку – и бутылку в неё, початую! Она свистит почище авиабомбы! И видишь, как из домиков, далеко внизу, выбегают людишки, маленькие, быстрые, что твои мураши! Весело!
   -А вас за полётное хулиганство не наказывали никогда? – Спросил Серёга. – Заяву никто не катал?
   -Да кому нужен наш колхоз? – Вставил Юрка-штурман свою лепту в фантазии командира. – Знаешь, как пьяный мужик едет в телеге домой? Он не правит, старая кобыла сама знает дорогу, сама ворота открывает и ждёт посреди двора, пока баба не разбудит мужика дрыном, и тот не распряжёт её. Так и наша «Аннушка» ходит по одному коридору туда-сюда. Мы в её работу не встреваем, катаемся пассажирами. Зачем мешать работящей кобылке, знающей своё дело?
   -Ты, Юрка, свои сказки чайханщику расскажи, - отпарировал Сергей. – Я-то знаю, что такое дисбаланс груза при крейсерском полёте, дисбаланс расхода топлива из крыла. Посадка – сложнейшая операция. Тут пьяный пилот – самоубийца.
   -Умный ты такой, Серёга! – Притворно восхитился Юрий. – Вот я вроде бы всё о самолёте знаю. Мотор гудит, значит, работает, самолёт летит, всё в порядке. А тишина – это мотор заглох, конец пришёл пьяному ёжику. Всё здесь понятно, ясно, как божий день. А вот, как эта железяка в воздухе держится – ума не приложу. Не подскажешь, Серёга?
   -Я аэродинамику в техникуме проходил, - подыграл Юрке Серёга. – У вас курс на порядок сложнее должен быть. А я и то понял работу подъёмной силы крыла. Вот смотри, Юрка: самолёт пошёл на взлёт по ВПП. Крыльями – раз…раз…! Быстрее, быстрее! Хлоп, хлоп! И – полетел!
   Домой Серёга пришёл совершенно трезвым, хотя базарный день не обошёлся одной кружкой пива, как он предполагал: советские офицеры знали, как, где, когда и сколько надо пить. Жизнь в молодой семье протекала по плану, с необходимым количеством счастья. Желания появлялись во время, и они всегда исполнялись. А мечты не были несбыточными.

  Иришка.

  - Серёга! Тебя Лим вызывает!
   «Не прогнётся, сам подойдёт». – Сергей не выпустил пневмомолотка из рук. С начальником цеха, Лимом Валерием Дмитриевичем, Сергей был на дружеской ноге, но производственные отношения они поддерживали на «Вы». Сергей выполнял клепальные работы в паре с учеником и не хотел прерывать производственного процесса в неурочное время, проявив свою независимость от начальства.
 Закончив операцию, Серёга спрыгнул со стапеля и рванул в контору: любопытство взяло верх над кичливостью – не столь часто начальник вызывал в кабинет лично. Подниматься в контору не пришлось, он столкнулся с Лимом на входе:
   -Тебя что, по два раза вызывать? Держи увольнительную – жена звонила. Пошла рожать. С тебя магарыч.
   -Конечно, Валера, за мной не заржавеет. Ты же меня знаешь! – Серёга, потеряв голову, ринулся к проходной, забыв переодеться и омыться. Он не пробежал и ста метров, развернулся и поплёлся в кабинет Лима:
   -Ну и что я там буду делать сейчас, Валерий Дмитриевич? Доработаю смену и пойду.
   -Вот это слова не отрока, а мужа. А я пока похлопочу тебе помощь. Да и отпуск трёхдневный тебе в этом случае положен.
Придя домой после смены, Сергей прочитал записку жены, в которой она просила принести собранные ею вещи. «Свобода!», - решил он и мечтательно посмотрел на шеренгу разноцветных бутылок на серванте: «Нет, это трогать не будем».
   Собравшись в роддом, Сергей заглянул к соседу, Лёхе:
   -Выручай! У меня времени нет по магазинам бегать: вот ключи и деньги. Обмыть надо обязательно, что б всё удачно прошло. Бутылки «беленькой нам с тобой хватит – завтра на работу. В общем – я прихожу, а ты меня за столом ждёшь.
   Жена Валечка ещё не родила: она ошиблась, приняв боли за схватки. Но в больнице её оставили – срок родов уже подошёл.
   Друзьям бутылки, конечно же, не хватило. Лёху жена забрала в 11 часов, а Серёга слушал Высоцкого до двух ночи. Наутро он не досчитался в баре коньяка – пустая бутылка «Белого Аиста» стояла под столом.
   «Как же я через проходную пройду»? – Подумал чем-то Серёга, так как голова его думать не могла. Он принял холодный душ, насильно впихал в себя побольше пищи и выбежал из дома. Два километра для Серёги были мелочью, он пробежал их за час до работы. В цех ещё никто не заходил, он был первым.
   -И как ты хочешь, что б я тебя пропустил в таком состоянии? От тебя разит за пять метров, - не пропустил Серёгу вахтёр.
   -Да я за час буду, как огурчик, приму душ, и всё будет «чики-чики». У меня жена рожает, Шавкатик. Пропусти! А за мной не заржавеет. Ты же меня знаешь. Что тебе надо?
   -Багажник надо на велик.
   -Всё, Шавкат, замётано! Будет тебе багажник.
   Сергей не доработал до обеда, позвонили из роддома – родилась девочка. Он всё сделал, как положено: плов в аэропорту, женщины собрались с мужьями у него дома. К приходу Валечки из больницы квартира была вылизана: помогла Лена, Лёхина жена. Серёга встретил жену из роддома трезвым, хотя она обратила внимание на его опухшее лицо после беспробудной пьянки.
   -Ну вот и хорошо, - сказала Валечка, взглянув на пустой сервант. – Всех принял, а теперь – в течение года никаких гостей. Ирочке контакты не желательны.

   Серёга не пил четыре года, до рождения второго ребёнка, мальчика Игорька.
   Иришка развивалась не по годам. В год она уже бегала, рано начала разговаривать. В три учила буквы и цифры.
   -Это буква «Д», - занимался с ней отец. – Она похожа на дом. А эта буква похожа на жука – «Ж».
   -Что ты мучаешь ребёнка. Ей ещё рано буквы учить. – Валечка была воспитательницей в детском саду, знала стандартные темпы развития детей, заочно училась на кафедре дошкольного воспитания.
   -Надо жить полной жизнью. Если нечего делать – ищи неприятности. А для этого надо быть выше простых обывателей , - парировал Сергей.
    -Мне только неприятностей для Ирочки не хватает. Не дай бог, ты что-нибудь учудишь с ней.
   В три года Сергей отправлял Ирочку одну в детский садик, который был в ста метрах от дома – мать встретит. Мать ругалась с отцом по этому поводу, тот отмалчивался, но продолжал гнуть свою линию – ребёнок должен расти самостоятельным.
   От завода под Вуадылем, в отрогах Ферганского хребта, был прекрасный профилакторий. Каждое лето два месяца отдавались под заезды «Мать и дитя». Отличные врачи при поликлинике от ВПК вели профилактические осмотры не только рабочих, но и их детей. В случае необходимости, можно было взять направление к любому узкому специалисту в медицине. Современная медицинская база обеспечивала выполнение всех назначений. К услугам здоровых, которых было подавляющее большинство, в наличии был спортинвентарь от настольного тенниса до гимнастических снарядов. Были оборудованы спортивные площадки, бассейн. Экстремалы купались в быстрой, холодной речке   – Шахимардансай. Так что Ирочка с самого малого возраста приобщилась к спорту, под постоянным присмотром врачей росла здоровым ребёнком.
   -Подъём! На зарядку становись! – каждое утро будил отец дочку.
   -Ну что ты издеваешься над ребёнком, лишаешь её детства, - защищала своё чадо мать. – Устроил ей армию в три года.
 Иришке ещё не исполнилось четырёх. Мать выехала на сессию. Сергею позвонил друг Вадут: они на пару раз в год ходили в горы, когда Вадут приезжал в отпуск с Владивостока. После армии он остался на Дальнем Востоке, где окончил мореходку. Вадут за пять лет работы электриком в торговом флоте повидал почти все страны Тихоокеанского региона.
   Иришку оставить было не с кем, да Сергей особо и не искал: «А чем чёрт не шутит! Что с ней может случиться? Устанет, отдохнём. Да я её и нести смогу».
   Горы не терпят легкомыслия – два дня похода лил дождь. Он был только в ущелье, куда зашли друзья-авантюристы. Сергей гнал от себя беспокойство за дочь, бодрился перед попутчиками, выискивал романтику в экстремальном путешествии. Дождь в горах не бывает тёплым летним: на трёхкилометровой высоте тучи цепляются за склоны гор, опускаются на дно ущелий. Постоянный, холодный, моросящий дождь не даёт воздуху прогреваться за день, а ночные температуры на такой высоте и летом опускаются ниже десяти градусов. Постоянная сырость создаёт проблему с огнём, разжечь его удаётся не всегда, для этого дела необходим навык и опыт. Друзьям удалось разжечь костёр, но сырые дрова плохо горели, и просушиться удалось частично, одежду пришлось досушивать на себе, во время сна в палатке.
   -Там есть ледяная гора, - Иришка показала рукой вверх по ущелью. – Она злится на нас и не разрешает идти дальше.
 Реалистический технический склад ума Сергея не позволил ему увидеть в предположении дочери нечто сверхъестественное:
   -Сказочница ты моя! Я попрошу у горы разрешение, а если она будет против – поругаю её.
   Сергей бывал под ледником Шаид, которым заканчивалось ущелье, и начиналась одноимённая речка, по берегу которой держали путь наши туристы. Отец не помнил, рассказывал ли он дочери о природной структуре ущелья. Да если и рассказывал, как можно передать четырёхлетнему ребёнку образ горы, покрытой ледником? Сергею было не до подобных размышлений: надо подготовить ночлег, согреть дочь, накормить её.
   После ужина всегда желательно выделять некоторое время для интересных дел, прежде чем начинаешь приготовления ко сну. Сергей решил воспользоваться этим временем и выбить из головы Иришки ужастики, направив её мысли в романтическое русло:
   -Я знаю, что надо делать – давайте поорём! Гора испугается нас и пропустит.
   Смех продлевает жизнь, укрепляет здоровье, очищает лёгкие. Дикий ор сродни смеху, он сплачивает незнакомую друг с другом толпу, поднимает дух. Генетическая память человека закрепила на подсознательном уровне боевые кличи пращуров. Простое русское «Ура» делает чудеса на поле боя. Это бессмысленное горлопанство среди сырости в ночных горах навсегда осталось в памяти Иры.
   Что поражает – четырёхлетняя Иришка не заболела после столь экстремального похода. Сергей утверждал, что дин двухдневный поход в горы гарантирует один год жизни без болезней. К этому высказыванию Валя относилась скептически, несмотря на то, что Сергей четвёртый год не уходил на бюллетень.
   Молодой неукротимый темперамент Иришки не мог долго хранить их с отцом тайну, она не выдержала и часа и рассказала маме о своих впечатлениях от похода. Реакция Валентины была ожидаемой – Сергей весь вечер выслушивал тирады жены, не задерживающиеся на языке, он только кивал и соглашался с доводами Вали. Эту тактику он выработал ещё в армии: не спорь с темпераментным оппонентом, а просто делай своё дело, по возможности, по-своему. В конце концов, Валентина, уверившись в своей правоте, почувствовав свою значимость перед провинившимся и раскаивающимся мужем, успокоилась и сменила гнев на милость.
    Результатом примирения супругов стала ожидаемая беременность Валечки. Походы в горы стали регулярными, раз в месяц в сезон.
 Вторая беременность Валентины протекала тяжело, мучали токсикозы. «Мама, я знаю, почему тебе так плохо», - как-то изрекла Иринка.
   -Угадай-ка мою болезнь, доктор Пилюлькина, - подыграла дочери мать.
   -У тебя в животике сидит червячок и съедает, что ты ела
   Отец часто хотел «заморить червячка», и Валентина вначале не придала особого значения тайным зигзагам детского ума, хотя точность определения своего состояния дочерью показалась ей, в некоторой степени, сверхъестественной.

    «Откровения» Иришки посыпались, как из Рога Изобилия, заставив мать задуматься об отклонениях в психике своего чада от общепринятых норм. Своё беспокойство по поводу неординарности мышления дочери она высказала отцу, призвав его высказаться по этому поводу.
 Повальное увлечение Чумаком и Кашпировским забавляло Сергея. В рабочей среде практикуются издёвки над товарищами: если есть повод, жертву заклёвывают до тех пор, пока есть пища для юмора. Рассказы знакомых о последствиях сеансов экстрасенсов, неадекватном поведении зависимых пациентов, готовили жирную почву для иронии. Сергей не преминул прочитать несколько статей, разоблачающих шарлатанов.
   -Давай рассмотрим каждый случай в отдельности, - внял Сергей растревоженной жене.
   -Я забыла, когда дверь своим ключом открывала. Иришка всегда меня на пороге встречает.
   -Не вижу повода для беспокойства. Другая мамаша только радовалась бы такой дочерней любви.
   -Ты меня никогда на пороге не встретишь. Уткнёшься в свои книги и наушниками от мира отгородишься. Да я и не припомню, что бы кто-нибудь, когда-нибудь меня встречал подобным образом.
   -Вот и радуйся, что появилась у тебя родственная душа. Поговори с подружками – такое часто встречается. Всему есть логическое объяснение, и не надо впадать в суеверия.
   -А как ты объяснишь предугадывания моих аппетитов? Она почти всегда знает, что я хотела бы поесть.
   -Вы же очень близки по физиологии, и пристрастия в пище у вас должны быть одинаковыми. У нас просто не по годам развитый ребёнок.
   Сергею удалось на время приглушить волнения Валечки за дочь, до тех пор, пока не состоялась беседа матери с ребёнком:
   -А как ты узнала, что я пришла? – Спросила Валентина Иринку, возвратившись с работы.
   -Я видела, как ты поднимаешься по лестнице, и хочешь поскорее обнять меня, и посидеть в кресле.
   -А что ты делала в это время?
   -Читала про Лукоморье.
   -Как же ты могла меня видеть на лестнице?
   -Не знаю. Просто я чувствовала, что ты спешишь и не хочешь долго стоять перед закрытой дверью с полными сумками.
   Валентина собрала подружек на чай, что бы поделиться своими переживаниями за дочь. Отец выполнял срочный заказ и задерживался на работе, так что женщинам ничто не должно было помешать провести обсуждение возникшей проблемы. Психотерапия входила в моду, каждая уважающая себя женщина считала себя специалистом в этой области. Так что подружки с удовольствием откликнулись на приглашение Вали, что бы показать свою эрудицию.
   -А я впала в транс после сеанса Чумака, - говорила Наташа. – Вовка даже «скорую» мне вызывал.
   -Это опасная для детей штука, - высказалась рассудительная Тамара. – Надо бы проконсультироваться с врачом. У меня есть знакомый – детский психолог, хороший специалист и берёт недорого.
   Мозговой штурм захватывающей проблемы был прерван продолжительным звонком, что весьма раздосадовало подружек: «Кто там ломится? Кого черти принесли? Мы никого не ждём!»
   Бригада Сергея выполнила аккордные работы в срок, получила премию, и решила потратить часть её на нужное дело – пойти в аэропорт и отметить окончание работ. Сергей решил, что в таком благородном деле можно отказаться от четырёхлетнего зарока не участвовать в несанкционированных пьянках.
   -А, курятник в сборе? – Неудачно пошутил вошедший Сергей. – Празднуете удачно прожитый день? Никто в суп не попал?
   -Да ты никак выпил!? – Смелая Тамара попыталась взять верх в разговоре. – Иди, погуляй, проветрись! Ты не вовремя.
   -Ты, Томка, что-то спутала. Это я к себе домой не вовремя?
   -У нас здесь серьёзные разговоры, Серёжа. Не мешай! – Сгладила ситуацию Валя. – Поужинай сам.
   -Женский серьёзный разговор? Ну, ну. Ладно, покудахтайте. – Сергей принял душ и завалился на диван, включив Пинк Флойд. Но он не смог уснуть – отдельные громкие реплики женщин прояснили смысл беседы. Разгорячённый спиртным мозг Сергея не позволил ему долго сдерживаться, и Сергей зашёл в комнату, где женщины обсуждали модную тему:
   -Я же говорил, что женский разговор не может быть серьёзным. Вас в экстрасенсах только секс может интересовать. Как вас только на руководящие должности ставят? Вы думаете, что самолёт летит, потому что крыльями машет.
 Сергей знал, что спор с женщинами бессмыслен и обречён на провал, но встрять в него, почему то всегда хотелось. Задушевная беседа обрела форму скандала и перешла на личности:
   -А ну, старушки, разбирайте свои метёлки и – брысь отсюдова! А ты Ирку домой тащи! Постоянно сбагришь её кому-нибудь! Ребёнок с отцом не общается.
   -Кому приятна твоя пьяная рожа?
   -Пойдёмте, девочки, ко мне. И ты, Валюша, собирайся от греха. – Предложила Тома.
   -«Ну и хрен с вами! У меня есть верная подружка – бутылка». – Подумал Сергей и выскочил в магазин.
   Иринка не переставала удивлять мать своими откровениями:
   -Мам, а твой червячок превратился в мальчика. У меня будет братик!
   Тогда ещё не всем беременным женщинам было доступно УЗИ, и они с большой долей вероятности гадали разными способами о поле зародыша.
   Ириша предугадывала все желания матери, которая чувствовала себя перед ней обнажённой, и это угнетало Валентину. Она решила через Тамару обратиться к психологу втайне от мужа.

   Гульнара Каримовна после беседы с Ириной высказала своё мнение матери:
   -Вы учитесь на «Дошкольном воспитании» и знакомы с детской психологией. Поэтому я смогу ознакомить Вас с моими мыслями об Ирине поглубже. Вы, конечно же, знаете, что психотерапевты используют в своей практике эффект влияния людей друг на друга. Внушение – единственно верный инструмент в воспитании человека. В детстве ребёнок легче поддаётся внушению – помогают инстинкты подражания и общения. С возрастом эти инстинкты бледнеют, но не уходят совсем. Взрослый человек считает себя уже состоявшимся, самостоятельным и не нуждается в опеке близких. Эти не совсем верные чувства самоутверждения снижают обучаемость. Сила внушения зависит от правильного выбора поведения педагога, его способности цельно и понятно доводить свои мысли до собеседника, умения работать с интонациями в голосе. Большое значение имеют жесты. Авторитет учителя играет центральную роль в процессе обучения. Психотерапия - сложнейшая наука, требующая не одного года изучения. Я надеюсь, Вам понятны основные условия влияния человека на человека? Ну вот и прекрасно.
   Так вот, экстрасенсорика – это надуманное понятие. Оно придумано шарлатанами для более сильного воздействия на людей. При правильном подходе можно заставить человека делать всё, даже то, что он раньше и не надеялся сделать. Индийские йоги пользуются этими свойствами человеческого организма, что бы показывать фокусы. Это не всегда полезно. Внушение взяли на вооружение цыгане и многочисленный клан ведуний и современных экстрасенсов для достижения личного благополучия.
   Не буду больше Вас по дебрям, Валентина Ивановна. Я думаю, что Вы поняли всю опасность мировоззрений Иры. Она у Вас не по годам развита, и её надо бы направить в нужное русло. Рекомендую Вам больше загружать её. Сейчас открывается много дошкольных кружков, подыщите что-нибудь интересное для неё. А я бы со своей стороны ещё поговорила бы с ней несколько раз за более умеренную плату.
 Вся эта околонаучная белиберда в своей недодуманности и недосказанности была мало понятна Валентине и, поэтому внушала ей доверие к Гульнаре. Доверие не осмысленное, а внутреннее, смутное, через чувства. Валя уяснила главное – ребёнка надо спасать, и любящая мать должна пойти на всё ради своего чада.
   Сергей достиг на работе высшей квалификации, готовился получить личное клеймо, и его зарплата росла год от года. Так что Валентине не составляло особого труда скрыть из семейного бюджета до ста рублей на оплату детского психолога.
   Шарипова Гульнара Каримовна окончила Андижанский Медицинский Институт, опираясь на поддержку многочисленных родственников, кормящихся из этой «чистенькой медицинской кормушки». Никакой научной работы по психоанализу она не вела, не смогла бы осилить даже кандидатскую. Просто её заинтересовали легко достающиеся экстрасенсам блага, и она решила попробовать себя на этом поприще, составив себе определённый имидж. Это далеко не благородное дело пошло на удивление удачно: поколение максималистов-реалистов сменялось поколением мистиков, заражённых неверием в светлое будущее. Гульнара никогда не принимала всерьёз клятву Гиппократа, а свою совесть научилась убаюкивать шелестом купюр.
   За годы учёбы Гульнара изучила множество научных терминов и научилась их складывать. Диплом сыграл большую роль в становлении её значимости. Пациенты сами шли на поводу психолога, как слепые котята. Порой Гульнара сама верила в свою неординарность.
   Неизвестно, как бы сложилась Иришкина судьба без участия Шариповой. Эти встречи подвигли Валентину принять более активную позицию в развитии своей дочери. Для Шариповой этот случай стал одним из редких, окончившимся ожидаемым результатом, она даже гордилась им и несколько лет принимала участие в становлении Ирины, почти бесплатно. Что бы зря не дёргать отца за нервы, Валентина представила Гульнару, как свою новую подругу. Сергей даже немного заинтересовался психологией и задавал довольно уместные вопросы.

   Иришка была загружена до предела по своему возрасту.  Она стала посещать дошкольную подготовительную группу и класс танцев. Беседы с Гульнарой искоренили вопросы, шокирующие мать. Но прозорливость Ирины не исчезла бесследно – она перешла на появившегося братишку, Василия. В свои пять с лишним лет Иришка была самостоятельной и ответственной девочкой, и родители позволяли ей ненадолго оставаться с Васькой, вдвоём, без присмотра. В шесть лет она водила братика в садик, переодевала его, а потом шла в свою подготовительную группу, по пути заскочив к маме сказать, что всё в порядке.
   Отношения брата с сестрой проще охарактеризовать, рассказав о некоторых происшествиях. Васька рос любопытным, активным мальчуганом, постоянно нарывающимся на неприятности. Весь в отца.
   Как-то Ира сидела за домашним заданием. Внезапно её охватила тревога: она «увидела», как Васька в соседней комнате пытается засунуть металлическую линейку, как щуп, в разные щели. Он продвигался к розетке….
   -Мама! Васька хочет… - свет потух. Когда женщины вбежали в комнату, Васька уже орал во всё горло – его отшвырнуло на пол.
   В четыре года Васька уже гулял на улице один. Мать этого не приветствовала, но Ира считала, что если она сама может контролировать своё поведение в играх, то и Васька уже готов правильно себя вести на улице. Валентина вбежала домой с работы сама не своя: «Где Васька? Там Наташка сбилась с ног! Марьям потерялась!»
   -Я только домой зашла на минутку. – Солгала Иришка: она следила за Васькой с балкона. – Он с Марьямкой в песочнице играл.
 Васька знал Марьям по детскому саду. Сегодня они разговорились и решили встретиться дома. Васька зашёл за Марьям в соседний двор, и они пошли осматривать подвал, в который водили Васю мальчишки на днях.
   -Пошли детей искать! – Валентина суетно переодевала обувь, бросив котомки в прихожей.
   -А я знаю, где они: в подвале. Они домой собираются.
   -Не рассказывай сказки! Пошли скорее!
   Мать с дочкой столкнулись с Васькой в дверях подъезда: он вёл знакомить «невесту» с родителями.
   Иришкино предположение о местонахождении детей осталось без внимания. Мать ей, конечно же, высказала за невнимание к брату, но родители детей были полостью захвачены поведением своих чад, познавшим прелесть дружбы в таком раннем возрасте.
 Сергей видел взросление дочери в спорте. Он сам в юности отдавал всё свободное время разным спортивным видам. Особых спортивных достижений он не добился: по разным причина менял спортивные секции. Но зато он приобрёл первичные навыки в гимнастике, плавании, футболе. Когда он уходил из секции тяжёлой атлетики по причине выезда в другой город, где собирался поступать в авиатехникум, тренер был весьма огорчён потерей перспективного спортсмена.
   Иришке нравились танцы, и отец считал, что её будущее – в художественной гимнастике. Он даже познакомился с будущим тренером и начал подготовку дочери к спортивной жизни.
   Женсовет рассудил по-своему: соседская девочка Оленька, постарше Иришки на два года, занималась в музыкальной школе по классу пианино, и Иришке захотелось научиться играть на этом чудо-инструменте.
   Сергей сильно сомневался в реализации идей женщин. Его самого мать отдавала в класс скрипки. Год он отучился на отлично», а потом два года промучился в одном классе, и со слезами уверял мать в бессмысленности дальнейшего обучения. Скрипку можно было купить в магазине, это был самый дешёвый инструмент. Хорошее пианино стоило под тысячу рублей, дороже мотоцикла. А потом – в городе их не было в свободной продаже. Не было и в Узбекистане. Главное – рушились мечты Сергея о спортивной карьере дочери. Но что поделаешь: право выбора жизненного пути у ребёнка первично, тем более что оно проявилось в столь раннем возрасте.
   В авиагородке все друг друга, хоть и немного, но знали, и всегда были готовы помочь при любой возможности. Сергей никогда не пользовался звонком: он открывал двери и с порога громко заявлял о своём приходе. Такое панибратское поведение вполне принималось, его всегда встречали, как балагура, приносящего веселье. Так что с пианино для Иришки особых проблем не возникло: нашлись и продавцы, и музыкант – настройщик, Насыр Азимов, оценивший состояние инструмента и взявший на себя обязанности по его настройке.
   Опасения Сергея не сбылись – Ирина отлично отучилась в музыкальной школе. Её называли «звёздочкой». На городском конкурсе, после пяти лет обучения она заняла первое место. И здесь Ирина впервые столкнулась с суровой жизненной несправедливостью – на республиканский конкурс был отобран другой конкурсант. Участник отбирался по национальной принадлежности, а пребывание в Ташкенте оценили в такую сумму, что она порядком взбесила Сергея своей циничностью. Сергей мог себе позволить всё, что предлагалось ненавязчивым советским сервисом, и даже немногим больше. Но сильные мира сего во все времена придумывают себе привилегии, не доступные простым гражданам, дабы противопоставить себя им и возвысить.
   После музыкальной школы Ира не стала учиться музыке дальше, как все ожидали этого. Мать говорила, что она устала, и ей необходимо отдохнуть годик от музыки. Отец отнёсся к этому с меньшим сожалением: Ирина отлично училась в школе, и могла себе позволить выбрать более достойную профессию. Сергей предложил отдать дочь в платную школу с повышенным уровнем знаний.
 Ирина видела учителей насквозь. Сложнейшие образы природных явлений высвечивались в её мозгу, в отличие от других учеников, которым приходилось расшифровывать речь педагогов, сдобренную изрядной порцией научной терминологии. Большинство учеников не утруждали свой изнеженный мозг в попытках познать окружающий их мир. Им уже были подготовлены тёплые места на руководящих должностях, знания в естественных науках им не были столь необходимы, нужна была только экономика. Иринке не все предметы доставались столь легко, но природная настойчивость и пытливый ум не позволяли ей опускаться до «четвёрок».
   У Васьки в школе дела складывались не так удачно, как у сестры. Он не слушал темы на уроках, обманывал родителей о выполнении школьного задания. Не сказать, что он учился из рук вон плохо, его оценки имели такой же разброд, как и его бесшабашный характер: 5, 2, 1. «Четвёрку он получил лишь однажды, по истории: учительница сказала, что не может поставить ему «отлично», потому что он из всего годичного курса выучил лишь один параграф.
   Большую долю в Васькином образовании взяла на себя Иринка. Нельзя сказать, что её старания на этом поприще проходили бесследно, большинство Васькиных «пятёрок» - Иришкина заслуга. Но полное отсутствие педагогических навыков у Иры позволяли Ваське почти всегда отлынивать от совместных занятий. Как-то Ира потребовала у Васьки дневник. Это у ней получилось только в результате применения силы. В дневнике был прописан огромный красный «неуд».
   -Это что такое!?
   -Неудачное поведение, - сгладил ситуацию Васька своим легкомыслием. Иришке оставалось только рассмеяться.
   Ваське докучала прозорливость сестры. Её всезнание о его проделках никак не устраивало брата. Васька нашёл способ, оставшийся известным ему одному, закрыться от Ирины. Она осталась без последнего, тайного, дозволенного ей объекта наблюдения. Её всепроникающая прозорливость осталась невостребованной и уснула в тайниках её сущности. Этому способствовали и надвигающиеся политические события – безумные, неуправляемые «девяностые».

                Не объявленная революция

   Сергей по утрам ходил на работу пешком. Зарядку он забросил давно, но совершать утренний променад его обязывала привитая с детства строгость к себе. Часто он встречался с заместителем директора завода Каримовым Расулом Акбаровычем, и они вместе впрыскивали в себя заряд бодрости на день, наслаждаясь недолгой утренней прохладой. С утра хорошо думалось, и коллеги пользовались получасовой возможностью поговорить о проблемах завода, политике и вообще о жизни.
   «В те времена далёкие, теперь почти былинные» прорабы ещё обходились без шикарного личного транспорта, а руководители и их семьи не ездили на «Лендроверах» в булочную. Директор завода, конечно же, пользовался служебным транспортом для поездок из дома на завод, при заводе был даже свой «Ан-2», задействованный не только для служебных грузовых перевозок, но и для командировок по стране директора со свей свитой. Расул Акбарович предпочитал по возможности не пользоваться своими привилегиями, проявляя либерализм. Он не чурался общаться с рабочими, всегда здоровался при встрече за руку, не упускал возможности поговорить, узнать о текущих проблемах.
 С Сергеем Расул Акбарович жил в одном доме. Сергей как-то помог ему в ремонте, Каримов же помог ему транспортом для перевозки вновь приобретённой стенки. Так они ближе познакомились и нашли общие темы для бесед.
   -За союз с Россией проголосовало более 90% граждан Узбекистана, - уверял Сергея Каримов. – Наша совместная история укрепила не только экономическую, но и духовную связь. Сколько узбеков спасало Россию от фашистских захватчиков! Сколько было принято беженцев, спасённых от голодной смерти! Россия подняла промышленность Узбекистана, у нас единственный в мире институт хлопководства. И там работают не только узбеки. Ты встречал узбека, который не говорит по-русски? Так что, не боись, Серёжка!  Не сбежим мы из России, и Россия нас не бросит!
   -Это только на время. Поверь мне, Серёжка! – Говорил после развала Союза Каримов. – Узбекская экономика не протянет без России. Наш народ не позволит отречься от старшего брата. Это чувство уважения к незнакомому, не узбеку воспитывается в нас с детства. Мы никогда не разрушим старые связи. Скорее всего, наши страны будут создавать новую консолидацию на федеральной основе.
 Каримов был прав – экономика Узбекистана не выдержала, промышленность рушилась с быстротой, не виданной доселе в мире. А мнение народа никто не собирался учитывать.
   -Как можно разрушить наш завод? – Беспокоился Сергей. – Такие дорогостоящие производственные мощности должны работать, приносить прибыль. Ведь заводу только 25 лет! Изношенность оборудования минимальная. А наши самолёты востребованы в десятках стран. России не выгодно строить новые заводы, она должна обеспечить нас заказами.
   Россия не обеспечила заказами своё же выстраданное детище. Огромные средства, вложенные военно - промышленным комплексом в развитие инфраструктур Узбекистана застыли и потихоньку стали разворовываться. Япония со своей сильнейшей экономикой не в состоянии поднять транспортную авиацию, а что говорить об Узбекистане с его разрушенной после развала экономикой? От заказов Индии, Болгарии, Китая пришлось отказываться. Россия сама закапывала свою авиационную промышленность, пересаживаясь на «Боинги». Чем было вызвано такое неуважение к рабочему классу, не понятно. Но одной из концепций завуалированной революции начала 90-х было уничтожение высококвалифицированных специалистов во всех областях мощнейшей экономики, пережившей 2-ю Мировую и избежавшей кризисов во время застоя.
   К власти пришёл криминальный элемент. Он давно готовил почву для своего безнаказанного существования: как бы сделать себе хорошо, и тебе бы за это ничего не было? Молодёжь уже с десяток лет осмеивала советские законы, взяв в моду воровские понятия. Воры не свергали высшую власть, не рвались на самый верх – власть сама пришла к ним, погрязнув в роскоши и поправ законы морали.
   Молодая Узбекская Республика не была лишена патриотов на первой волне самостоятельности. Народ верил в будущее и в свои силы. Власть, отстаивая свою независимость от России, порою попирая все законы экономики, шла не в светлое будущее, а неизвестно куда, шарахаясь от одних необдуманных решений к другим, ещё более бездарным. Так в первые годы независимости был собран хороший урожай хлопка. Основным потребителем хлопкового сырья раньше был город Иваново. Но политический курс Узбекистана ещё не был сориентирован, правительству ясно было одно – независимость строится на отрицании бывшего диктата. Заводы Иванова без сырья встали, а хлопок был продан в Японию по самой низкой цене, по третьему сорту, в ущерб себе.
   Дехкане быстро сориентировались в рынке. Их природная земледельческая мудрость подсказывала им, что надо выращивать в текущий период. Впервые за долгий период площади под хлопчатник были сокращены до минимума. Благодарная узбекская земля позволила за 2 года превратить Узбекистан из импортёра в экспортёры зерновых.
   А в России начиналась гражданская война. Грабя десятилетиями создаваемые ими же самими богатства, люди зверели в погоне за наживой. Брат убивал брата за лучший  кусок когда-то могущественной Родины. А избранники народа создавали законы, защищающие новоявленных преступников. Остановиться в гонке за передел собственности было невозможно. Того, кто успокоился, посчитал, что награбленного хватит его правнукам, считают слабаком, таких можно убить и отобрать уворованную собственность.
   Узбекистан не остался в стороне от передела. Но в маленькой стране, сохранившей крепкие семейные связи, клановость, легче было распределять богатства, оставшиеся от развалин Советского Союза. Конечно же, и здесь не обошлось без роста преступности, но такой продолжительной бойни, как в России, здесь удалось избежать. Политическое лицо страны удалось подштукатурить, создать вид мнимой стабильности и благополучия.

   Завод не оставил рабочих без работы: на складах остался материал на десятки самолётов, и активные руководители нашли ему применение, быстро влившись в рыночную экономику. Правда зарплата рабочих резко снизилась и продолжала падать. На все недоумённые вопросы руководство отвечало уклончиво:
   -Я не могу показать вам все экономические расчёты по договорам, а объяснить…. Вы всё равно ничего в экономике не смыслите. Сами ищите клиентов. Мы всегда поможем с заказом, и вас в накладе не оставим.
   Однако рабочие всё больше нищали, а руководство обзаводилось новыми машинами.
   Заказчиков было хоть отбавляй. На самом деле их интересовало не изделие, а дорогостоящий авиационный дюралюминий, хорошо идущий в Китае. Как металлолом его нельзя было вывозить, а вот как готовое изделие…. Выбирались конструкции низко технологичные и металлоёмкие, как, например киоски, которые какой-то проныра заказал в Шахимардан. Этот небольшой посёлок, когда-то туристический центр всесоюзного значения, почему-то являлся территорией Узбекистана внутри Киргизии. А Киргизия на границе разрешала почти всё – только плати пошлину. Вот таким образом металл и шёл за границу, обогащая новоявленных баев.
  Возвращаясь к нерадивости новых руководителей республики, хотелось бы здесь осветить интересную закавыку в новых торговых отношениях. На завод пришёл большой республиканский заказ на хлопкосеятельные барабаны. На этот раз заказ был подкреплён поставками материала – листовой стали на заводе не было. С Россией Узбекистан всё ещё был в экономической ссоре, и металл закупали в Голландии. Когда вскрыли красочную упаковку рулонов с латинским шрифтом, на стальных листах обнаружили клеймо Челябинского завода металлопроката….
   А ожидаемую высокую зарплату всё дольше задерживали – бумаги на готовые хлопкосеятельные агрегаты терялись где-то в неисхоженных местах между Ферганой и заказчиком Самаркандом.
   Сергей понёс с завода всеми нелегальными и полулегальными способами. Воровством занимались все. Многих ловили, но никого не увольняли, просто штрафовали. Оставить людей вообще без зарплаты было экономически выгодно, а рабочие были нужны: увольнялись постоянно, выезжали с Узбекистана, находили другую работу. Новые рабочие на завод не шли, он стал неперспективным, а точнее – агонизировал.

   В городе ширилась барахолка. Сюда вытаскивали всё нужное и ненужное. Но торговцы без прибыли оставались редко, скупалось всё. Торгашей с завода можно было узнать по алюминиевым изделиям. Лучше всего шли антенны ДМВ. Они были просты в изготовлении и ничем не уступали магазинным образцам. Под конец торговли шли металлосборщики и скупали весь цветмет на вес.
   На барахолке свои законы – первую прибыль надо обмыть. Прошаренные торговцы приносили «зелье для приворота покупателя» с собой: «У меня не магазинное, сам делал. Душу вкладывал». Опытные друзья учили Серёгу :
   -Ты лука, картошки больше набери. Принесёшь домой полные сетки, жена будет рада, и самому останется на «горючку».
   Валюша была не очень рада пьяному мужу. Бывали дни, когда в семье нечего было есть. Она обшивала подружек и этим зарабатывала больше Сергея.
   А Сергей всё чаще приходил нетрезвым. На завод стали гнать КАМАЗы и автобусы -  облицевать кузова дешёвым лёгким алюминием, пока есть возможность. Зарплата Сергея ещё больше упала – половина работ, выполняемых на машинах, не были отражены в документах:
   -А я тебе говорил выполнять эти операции? – Отвечал на претензии Сергея Лим. – Вот иди к шоферам и требуй с них оплаты.
   - За всё оплачено Лиму, - отвечали шофера. – Да ты не огорчайся, Серёга! Тебя-то мы не обидим. Закончишь работу – с нас магарыч.
 В комплектации «магарыча» денег не подразумевалось. А водку можно было достать хоть ежедневно. Пьянки мужа, постоянные переживания за голодную семью в конец измотали Валентину:
   -Ты давай увольняйся! Будем выезжать в Россию.
   -Прежде чем увольняться, надо найти хоть какой-то заработок. Ещё неизвестно, когда мы квартиру продадим. Надо бы ещё место присмотреть. Россия большая, разная. Есть места и похуже, чем здесь.
   -Мы едем на Алтай. Я там родилась, там родственники – они помогут.
   -А мои родители с Волги. Там мои родственники.
   -Ты хоть раз списывался с ними, бывал там? Как тебя примут?
   -Вот и надо съездить, познакомиться. А в твою кандальную Сибирь мы всегда успеем.
   -Кому ты там нужен? Пьянь беспробудная! Тебя отпускать опасно – вернуться не сможешь, всё пропьёшь!

   Уволиться Серёге не составило труда – Бывшую двухмесячную отработку отменили, рабочие на завод уже не требовались. А вот найти нового, надёжного работодателя…. Таких не было на всём постсоветском пространстве. Все близкие друзья семьи коллективно выехали в деревню, в Центральную Россию. Валентина не видела себя колхозницей, деревенская жизнь была не для неё. Такой вариант её не устраивал. Знакомые Серёги, которые смогли найти своё место в новой рыночной экономике (а точнее – в хаосе базара), могли помочь ему только советом. Время взаимовыручки прошло – каждый крутился сам, где кому подфартило. Серёгина торговая жилка была атрофирована, торговля претила ему.
   В конце концов, любовник Тамары, Шавкат дал согласие взять Сергея к себе в стройуправление штукатуром-маляром. Золотые горы он не обещал, но работа под началом хорошего знакомого гарантировала надёжные выплаты – он-то не кинет, а это в то время значило многое. Сергей выехал в кишлак на строительство школы – за месяц пару выходных дома. Его большой стаж в самолётостроении позволил быстро освоить новую профессию – через месяц он уже не отставал от мастеров. Зарплаты не было – только небольшие авансы – расчёт по сдаче объекта, который будет готов только через полгода.
   Коллеги по стройке приворовывали стройматериал и продавали его местным жителям. Сергей быстро втянулся в этот запрещённый бизнес – существовать как-то было надо. Любая удачная сделка заканчивалась застольем. Пьянкой друзья - аферисты не увлекались – алкоголь у мусульман не приветствуется, и шатающихся по улицам неадекватных гостей кишлачное общество не принимает. Но скрывать свою алкогольную зависимость удавалось не всем – о стройке пошла дурная слава, как о рассаднике пьяниц и дебоширов.
   У Сергея ещё не было той неприятной манеры поведения, которая присуща алкоголикам с первых минут общения. Его неадекватное поведение ещё показывало собеседникам беспечность и веселье. В кишлаке у него появилось много друзей. Узбеки любят шутку, общение и уважают мастеровых. Его приглашали на частные работы, но Сергей тактично переносил срок помощи новым друзьям на «потом», ссылаясь на недостаток времени 6 на стройке постоянно были авралы. У народов Средней Азии не принято отказывать в помощи. А если они не могут или не хотят помочь, они никогда не откажут в просьбе, а просто будут бездействовать.
   Как-то, скопив немного денег в один из редких выходных, Сергей приехал в город, к семье. Настроение у его было приподнятое: какую – никакую помощь Валентине в её нелёгких, не всегда результативных потугах по содержанию семьи, он окажет.
   Приняли Сергея сдержано – никаких поводов для веселья не было. Дети сутками сидели на фруктах и овощах, денег не было даже на макароны. О мясе уже давно забыли. А тут приходит отец с полными сетками фруктов и бутылкой вина. Он не стал трясти небольшой суммой, наворованной на краске. Валентина не стала сдерживаться: «кормильцу» пришлось сначала оправдываться нерадивостью начальников, а потом он и вовсе взбесился, забрал вино и хлопнул дверью.
   Выходной Сергей провёл в вытрезвителе. Доблестные стражи порядка переняли самое худшее из достижений советской милиции. С русскими разрешалось делать всё. Едва заметное опьянение безошибочно замечалось опытными сотрудниками, медики всегда подтверждали догадки своих коллег по бизнесу, и эта констатация была единственно законна в стенах воспитательного учреждения. Ухари из вытрезвителя безбедно существовали на мизерные остатки подгулявших граждан. Это было доходным местом, недоступным непосвящённым.
  У Сергея не оставалось достаточно средств для оплаты «обслуживания», но держать его в «гостинице» никто не собирался: нарядов на бесплатные работы получено не было. Однако его умело припугнули 15-ю суками и более, а после «кнута угостили и «пряником»: наконец-то разрешили законный звонок по телефону. Звонить Сергей отказался: он был ещё зол на жену, да и не считал себя вправе требовать последнее из семьи.
   В вытрезвителе подходила смена, у вымогателей не было времени якшаться с Серёгой. После недолгих издевательств они были вынуждены выпустить его, изъяв советский паспорт: «Принесёшь штраф, получишь обратно».
   Сергей, не заходя домой, пешком, на голодный желудок прошёл до стройки добрых 50 километров. Здесь он как раз попал к обеду. Рабство продолжилось.…

   Ирина в свои 18 лет сполна вкусила жизненной несправедливости. Мать готовила её к разочарованиям, но навалившаяся отовсюду неправда человеческих взаимоотношений, корысть друзей и знакомых, отсутствие той беззаветной дружбы, которую она познала в детстве, в конец озлобили её.
   Она окончила школу повышенных знаний с одной «четвёркой» по узбекскому языку. Он ей так и не давался, писать она ещё могла, а вот бегло разговаривать так и не научилась: не было достаточной практики, все её знакомые узбеки предпочитали общаться на русском.  Из школы была прямая дорога в институт, все её одноклассники получили высшее образование. Мать говорила: «Тебе главное – поступить. Если мы выедем в Россию, там тебя восстановят».
   Ирина уже несколько лет готовилась в медицинский, её юношеская прозорливость, «видение насквозь» людей, сыграли решающую роль в её выборе. Андижанский медицинский был когда-то известен в бывшем Союзе. Андижан находится в часе езды на автобусе от Ферганы. Её бабушка, тётка отца, всегда была рада внучке  (она проживала в Андижане). Все факторы подтверждали правильность выбора Иры.
Экзамены абитуриентка сдала более чем удачно. Но не поступила?! «Мест нет, - объяснили ей. – Приходите на будущий год, слишком большой конкурс». Ирина видела, что студентами стали абитуриенты, набравшие меньшую сумму баллов, чем она, но понять несправедливость решений приёмной комиссии она ещё не могла. Она не понимала, что в стране зарождается кастовость и клановость. Подготовка и знания не имеют решающего значения – только связи и взятки. Тяжело пробиться в жизни ребёнку из рабочей семьи без влиятельной поддержки, да ещё с жизненными принципами.
   Ирина ещё была вхожа к своим бывшим подружкам. Она видела, как на глазах богатеют их семьи, каким довольствием и самовлюблённостью несёт от добытчиков – отцов семейств, нашедших законные способы разворовывать некогда богатейшую страну. На фоне этих удальцов её отец не выглядел даже неудачником – он был никем и ничем, а мать в разговорах об отце вполне подтверждала её мнение. Детские игры с отцом и развлечения, интересные походы и занятия были Ириной забыты….

   Сергей появился дома меньше чем через месяц. Он левачил вечерами, отлынивал от сверхурочных на стройке, собрал небольшую сумму. Ему даже удалось убедить скаредного прораба выдать ему аванс. На пороге родного дома он появился во всеоружии, с полными карманами, в боевом настроении, готовый на примирение на любых условиях.
   -Ну и чем ты на этот раз решил порадовать семью? – Встретила его у порога любимая и добрая.
  - Перестань язвить. Я по-хорошему. Напиши, что взять самое необходимое – я в магазин по-скорому слетаю.
   -У нас всё самое необходимое. Холодильник пустой. Мы неделю на варёных макаронах сидим.
   -Всё понял! Я скоро, Валюшь. Накормлю всех до отвала. Дети спят ещё?
   -Спят, - немного оттаяла Валя.
   Сергей через 15 минут возвратился с полными пакетами. Его запустили в дом. Он сидел на кухне, рассказывал о своём житье – бытье в Аувале жене, которая колдовала над сковородками, и радовался возвращению в семью.
   Скрипнула дверь в спальне женщин. «Проснулись», - обрадовался Сергей и открыл дверь кухни.
   -А это ещё что такое!? – Сергей больше ничего не смог вымолвить – из спальни дочери в туалет юркнул юноша в трусах.
   -Ты один только ничего не знаешь. Иринка с Костиком уже третий месяц встречаются.
   -У тебя хоть немного мозгов осталось? Позволять 19-тилетней дочери…. Кто так поступает!?
   -Костик хороший парень. Он ничего плохого Иришке не сделает. Вчера они поздно засиделись. А потом это уже не первый раз. Бывает, и Ира остаётся у них.
   -Я хренею над твоей соображаловкой! А со мной об этом поговорить у тебя мысли не появилось?
   -А как я с тобою свяжусь? Уж принимай, как есть. Радуйся, что всё хорошо.
   -Хорошо?! Охренеть! Ты Шавката каждый день у Томки видишь! Через него передать не могла? Да я и сам за это время пару раз заезжал. Или я для вас уже никто?
   -А кем ты можешь быть? Ты и есть «никто»!
  -Связалась с разведёнками! Наслушалась! Сама, небось, хахаля из богатеньких узбеков завела?
   Склока разгоралась. Спор перешёл на квартиру. Валентина, наконец-то, нашла клиента. Квартиру получал Сергей, но к продаже его не подпускали – профукает.
   -Да я бы за такие деньги сам бы год назад продал! И не было бы этой мороки! Давно бы уже жили в России, и всё бы было хорошо.
   -Ни в какую Россию ты с нами не поедешь! Нечего там тебе делать! Алкаш конченный! Отдам тебе положенную сумму! От детей оторву! Проваливай!
   Дети забились по комнатам. Костик побаивался спортивно сложенного отца и не рискнул выйти, защитить будущую тёщу. Иришка помогла ему сохранить лицо, отговаривая от участия в ссоре. Да ничего хорошего из этого и не получилось бы.
 В конце концов Сергей хлопнул дверью. Больше семья не встречалась….

   Первый год жизни в России дался очень тяжело. Валентина опоздала с выездом года на два – если раньше за взятку можно было получить субсидию на покупку половины курятника, то сейчас – только статус переселенца, не дающий никаких льгот.  Деньги на приём переселенцев на Алтае кончились, а может Валентина не совсем правильно вела себя в миграционной службе, недостаточно изъявляла готовность отблагодарить за участие? Как бы там ни было, но денег после переезда осталось лишь на месяц. На полгода их приняла Валина двоюродная сестра, у которой пустовал дом после смерти родителей. За истечением этого срока она попросила их съехать: с родственников много денег не возьмёшь. Во многом она была права: долгая благотворительность расслабляет.
   Семья сняла небольшую комнатку без удобств – на большее они просто не могли рассчитывать. Валентина быстро нашла работу по профессии – в детский сад на зарплату ниже пенсионного минимума никто не шёл. 15-тилтний Васька стал на время финансовой опорой семьи. Его природная пронырливость позволяла находить деньги десятками способами, освоенными мальчиками – беспризорниками. Он сдавал металл, левачил на огородах, собирал бутылки. И в то же время ему надо было учиться, оканчивать школу, что получалось у него не совсем «удачно».
   Ириша месяца через три после переселения устроилась киоскером – какая-никакая, а посильная помощь семье.
   Костя принёс первую зарплату через год – он, наконец-то, нашёл работу по профессии, электриком.
   Молодая семья решила, что без высшего образования им не пробиться через витиеватые лабиринты замудрённой России. Иринка распрощалась со своей медицинской мечтой, она повзрослела и стала более практичной; тем более что в городе мединститута не было. Молодожёны поступали вместе на факультет Кипа – одна из самых перспективных профессий. Ирина поступила без проблем. Косте удалось сдать вступительный только со второго раза, через год. Заканчивали они, однако, вместе – Ирина брала академический по уходу за ребёнком, их первенца, дочки.
   Проживать такой семьёй вместе было невозможно, и молодые отделились от Валентины с Василием. Цинизм Константина принёс свои плоды, на нём взрастало новое поколение базарной буржуазной России. Никто не помогал молодым специалистам с ребёнком, ка это прописано в законе. На Алтае этими льготами пользуются молодые барчуки, пропивающие их в барах и ресторанах. Косте же приходилось самому, локтями высвобождать себе путь наверх, невзирая на родственные и дружеские чувства. Он поменял несколько рабочих мест, всё более высокооплачиваемых. А по окончанию института устроился в Газпром, на вахту, где ему удалось зацепиться за карьеру.
   Константин нашёл возможность взять ипотеку на грабительских условиях. Но другого выхода не было – семье необходимо было жильё. Он выкупил старую развалюшку и стремился сделать из неё приемлемое жилище, что у него неплохо получалось. Он по два месяца не появлялся дома, зарабатывая за полярным кругом на безбедную жизнь грабителей – банкиров. Два месяца дома у него не было отбоя от владельцев компьютеров – он изрядно поднаторел в программировании и ремонте, отнимая работу у своих бывших коллег из компьютерных фирм, которые не упускали случая облапошить несведущих заказчиков.
   Валентина жила на два дома: надо было воспитывать внучку, Кристинку и не забывать о Ваське. Хоть он и был уже вполне самостоятельным, но мужичкам женский пригляд и уход никогда не вредит. К тому же Валентина чувствовала себя неудобно, когда приходилось ночевать в доме дочери в присутствии Кости. Ей почему-то казалось, что она им мешает пополнять количественный состав семьи.
   Полетели пенсионные годы неунывающей бабушки. Всю свою жизнь она отдала на воспитание чужих детей за мизерную зарплату, а теперь не имеет постоянного места для ночлега, своего дома. Государство за её труды выделило ей пенсию, на которую и прокормиться толком не удастся, не говоря уже о медицине. Спасибо хоть на этом. Из своих крох Валя умудрялась выделить деньги на подарки внучке и подкормить Ваську, который не всегда был сыт – в его годы надо лучше одеваться.
   Ничего не изменилось со времён Начал – женщина-мать не защищена обществом, всё так же бьётся, как рыба об лёд, пытаясь дать своему чаду жизнь, достойную его способностям. Только исключениям это удаётся. Основная же масса талантливых, но необеспеченных отроков упираются в тупик, выстроенный сильными мира сего. Бездарные отпрыски становятся начальниками и выдают лопаты своим бывшим однокашникам, которые когда-то давали им списывать.
   Что касается Васьки – у него не было таких разногласий с жизнью. Он выбрал себе работу по душе, мукомолом, в высокие сферы не лез. Отличала его природная доброта и воспитание, полученное в Узбекистане, где ещё не умерла взаимопомощь между соседями.  Он был белой вороной среди местных, они пользовались его безотказностью и не всегда должным образом благодарили за помощь. Взращённые суровыми 90-ми, крутые алтайские ребята, волки одиночки, отметали из своей сущности все человеческие начала, руководствовались воровскими понятиями. Однако подминать себя Васька не позволял, не раз появлялся с побитой рожей и гордым видом победителя.
   Понимая свою неустроенность, Васька не спешил обзаводиться семьёй. Он радовался действительности жизни и не заморачивался будущим.
   Любви надо усиленно учиться или получать этот дар свыше. Большинство граждан взбалмошной страны, дёргающей свой народ из одной крайности в другую, были лишены этого сверхчувства. Подменяя его инстинктом, подкреплённым ещё сохранившимися традициями. Согласно законам природы этот инстинкт не вечен, он ограничивается временем, необходимым для продолжения рода. Всю оставшуюся жизнь несовместимая пара вынуждена лицезреть друг друга, ссориться и не сходиться во мнениях, заключённая в семье родителями и государством, которому экономически не выгодны неоднократные попытки граждан найти счастливую семью.
   Всю эту философию Васька принимал проще: женитьба – это ярмо. Мужчина, который нравится женщинам, он не был лишён женских ласк. Количество его связей перешло в качество со спортивной подоплёкой.

Сергей.

   Ирина «увидела» отца, когда вынашивала второго ребёнка. Старое, забытое чувство радости от того, что ей позволили заглянуть в запретное, нахлынуло на неё. Сначала она просто различала родные черты, потом осознала образ жизни отца, и наконец, ей было позволено заглянуть в душу, узнать мысли.
   Отец считал, что это чудо открылось в нём, когда он начал философствовать, задумываться о смысле жизни, опираясь на приобретённый опыт. Но это ему было не доступно: он просто открыл душу, просил об общении. Связью руководила уже Ирина.
   Понимание жизни отцом, которое он вывел за период своих философских измышлений, заключалось в следующем: человеку даны жизненные периоды – детство, юность, зрелость, старость. Каждый из этих периодов человек различен по характеру, темпераменту, мышлению. Он изменяется со временем, меняет менталитет, восприятие жизни, в зависимости от его жизненного предназначения. В детстве человек должен освоить все врождённые навыки, данные ему природой. В юности он познаёт накопленный человечеством опыт. Зрелость – период отдачи. Ну а старость – осмысление прожитого, время выводов.
   Мы же зачастую стремимся побыстрее пролететь детство, не замечая его радостей и беззаботности, хотим скорее стать взрослыми. Юность прожигается, зрелость погрязается в рутине. В старости мы впадаем в детство, ностальгируем по прошлому, жалеем бесцельно прожитые годы. Так мы и не успеваем во всей мере насладиться жизнью. Если бы прожить один из этих периодов так, как это задумано природой, то жизнь можно бы считать состоявшейся и  счастливой.

   Сергей недолго работал на стройке после того, как семья выехала в Россию. Он почувствовал себя более свободным и не стал закрепощать себя у нерадивого начальника. Расчёт он получил только через год, цементом, да и то только вполовину на что рассчитывал.
 Четыре тонны цемента, заработанные Сергеем более чем за год на стройке, ушли на стройку, затеянную Шерали. Денег за цемент Сергей так и не увидел: по договору Шерали обеспечивал все жизненные потребности своего рабочего. Сергей брал в его магазине сигареты, вино, робу. Кормился он вместе с хозяином, без женщин, за мужским столом.
   Сергей выбрал работодателя Шерали из десятка дехкан Ауваля, желающих заполучить себе бесплатного работника. Шерли показался ему либеральным, не заражённым синдромом начальника. Они советовались вечерами в магазине какую работу запланировать на завтра и как её лучше и качественно выполнить. А самым сильным аргументом в выборе Сергея стал магазин: здесь отоваривалась вся махалля, и Шерали выглядел успешным бизнесменом, могущим постоянно обеспечить своего работника всем жизненно необходимым. А Сергею и не надо было многого – сытый стол, постель и работа. Выпить ему разрешалось только в свободные дни вне дома. По необходимости Шерали давал ему деньги на проезд до города, с пару бутылок вина, а домашнего, некреплёного – сколько влезет.
   С поездками в город Сергей вскоре завязал. Друзья отговаривали его от работы в кишлаке: узбеков надо обманывать, брать за работу достойную плату. Они хвастали своими заработками, пытались втюрить Сергею свой пример. Сергей видел х малую достаточность. Их работы были непостоянными, случайными. Вполне возможно, что они говорили правду о своих баснословных заработках, но это были единичные случаи. Друзья неделями сидели без копейки, бесцельно шарахаясь по базару в поисках работы. Случайные заработки пропивались. Когда-то у них были семьи, но так же, как и у Сергея, их жёнам надоели голодные дни и нетрезвые мужья.
   Только единицы из бывших знакомых Сергея смогли найти свое место в стране, отвергшей Россию и русских. Они пошли на компромисс с неприемлемыми для христианства мусульманскими законами, приняли правила игры хитрой, восточной базарной экономики, а своих бывших братьев по расе пытались забыть. Сплочённой диаспоры, как это бывает у малых народностей в чужой стране, у русских на постсоветском пространстве не сложилось – каждый был сам за себя.
   Городские мардикёры вконец опозорили Сергея, называя его раззявой и придурком. Его же вполне устраивала работа у Шерали – никакой  тебе беготни в постоянных поисках. Постоянно сыт, его уважают, как хорошего работника, и не только его хозяева. А в предгорном Аувале есть на что положить глаз, свежий воздух, река. Сергей сделал выбор – город ему был не нужен.
   Дехкане Узбекистана, старики, сохранили уважение к человеку-рабочему. Они должным образом оценивали труд Сергея, его знания, упорство в работе, выносливость, не уступающую выносливости привыкших с детства к труду дехкан. Соседи Шерали спорили с ним, просили на время одолжить хорошего помощника по хозяйству.
 
    -Это мой работник, - отвечал им Шерали. – Он пришёл ко мне, его устраивает моя оплата, условия работы. Он не захочет работать на вас. В конце концов, он занят на моём участке.
 Добрососедские законы не позволяли Шерали наотрез отказывать своим односельчанам, и он передал их просьбу Сергею.
   -Я не бирюк какой, Шерали. Мне надо знать людей, рядом с которыми я живу. Надо помогать уважаемым людям, если ты не против.
   Шерали периодически стал посылать Сергея по соседям на один, иногда на два дня. Временные хозяева всячески ублажали Сергея, пытаясь его переманить. Кормёжка была – ему не съесть. Ставили водку. Сергей выпивал пиалу, только что бы ни огорчить хозяина, боясь своей пьянкой подвести Шерали, отношения с которым терять не хотелось. А вот от денег не отказывался.

   Что делать с деньгами, Сергей не знал. Хранить и копить их не было смысла – девальвация сводила сегодняшний капитал к нолю в течение полугода. Он отдавал деньги Шерали, у которого они всегда были в обороте. Тот обещал Сергею индексировать их, когда он решит, как их истратить. Раздумья Сергея на этот счёт продолжались недолго – он едет в горы.
   В обговорённый срок Шерали вывез Сергея в Шахимардан. Они договорились, что Сергей сам доберётся до Авуаля через три дня. Бродить по горам в планы Шерали не входило – он обделал свои торговые дела и возвратился.
    Шахимардан – международный туристический центр. Он находится внутри территории Киргизии, поэтому у руководства Узбекистана есть опасения, что Киргизия может выдвинуть территориальные претензии. В виду этих обстоятельств Шахимардан был наделён особым экономическим статусом, здесь развернулось крупномасштабное  строительство туристических комплексов. Узбеки – хорошие строители, наделённые особым национальным вкусом. Шахимардан расцвёл.
   То, что хотел увидеть Сергей, ему прочувствовать не удалось: всё было новым, неузнаваемым, воспоминаний о былых походах и друзьях не появилось. Но радость праздника от красоты гор и архитектуры, чистый воздух вселили в него бодрость и забытую самоуверенность.
   Сергей зашёл на турбазу Избасар, где некогда  дежурил его знакомый Мурат. За десять лет на турбазе сменилось три сторожа, но приемник Мурата Рустам знал его, а может и схитрил, не желая огорчать Сергея и терять потенциального клиента.
   Турбаза почти не изменилась. Она была организована, как перевалочная база для пеших туристов, не нуждающихся в цивилизованном отдыхе. Для богатых отдыхающих она была не приспособлена. Всё те же старые вагончики предлагали измотанным туристам ночлег. Имелась баня и склады со снаряжением и провизией.
   Приветливый Рустам с готовностью отвечал на расспросы Сергея. Он сказал, что отары уже прогнали через Голубое озеро, но одна ещё осталась недалеко, в кишлаке. А Игамберды, чабан, о котором расспрашивал Сергей, уже третий год не выходит в горы.
   «Ему сейчас уже за 60», – подумал Сергей. Когда они вместе поднимались на Турум, перевал в 4200м, Игамберды было 53, и он дал фору друзьям, Вадуту и Сергею, гнал овец, бегал по склонам, пытался охотиться. И это в то время, когда 30-тилетняя неопытная молодёжь налегке с вязанками дров по пять килограмм не сходила с тропы и пыхтела от напряжения. В тот день Сергей ощутил кислородное голодание и отказался подняться на перевал, до которого оставалось каких-то 200м. Вадут вытащил его за шкирятник. Пользуясь матом. То, что они увидели с перевала, объясняло: «зачем идёте в горы вы». Два прозрачных талых озера сияли в глубине ущелья, как два глаза красавицы. Спускаться к ним не имело смысла, времени и сил. Туристы вскипятили чай на принесённых дровах (на такой высоте не бывает ни кустов, ни деревьев) и к вечеру спустились к кошаре – друзья по проторенному маршруту, а Игамберды по соседнему хребту, погоняя овец, и по пути подстрелил кеклика. На ужин будет дичь, придавая баранине оттенок романтики….
   По тропинке, указанной Рустамом, Сергей перевалил хребет и вышел в соседнее ущелье к кошаре. В горах, как нигде, всегда рады гостям. Незнакомые Сергею люди, чабаны, пригласили его в юрту, напоили чаем, катыком, обо всём расспросили по правилам восточного гостеприимства. Узнав о знакомстве Сергея с Игамберды, чабаны выразили радость и обещали передать привет. Игамберды жив, здоров, нянчит правнуков. Его сыновья сейчас погнали овец на Гиндукуш. Сергей вполне может воспользоваться их гостеприимством.
   К вечеру Сергей подошёл на Избасар. За ночлег Рустам загнул сумму, которой у Сергея не было. Он назвал, сколько может заплатить.
   -Знаешь что, Серёга. Тащи-ка ты коньячку. И плевать на оплату. Посидим, поговорим.
   Сергей пошёл в горы не напиваться, но бутылка коньяка на двоих для него была в самый раз, оплата его вполне устроила. Однако Рустам не остановился на этом: выпросил у Сергея ещё денег на водку и сбегал в соседнюю турбазу. У Сергея был принцип – не пить в горах, не для этого он шёл в такую даль. Сергей проявил не дюжую изобретательность, что бы обмануть Рустама и не пить. Рустам не дал Сергею выспаться, донимал его разговорами, клялся в дружбе и сбегал ещё раз за водкой, продав казённую краску.
   Сергею удалось вздремнуть пару часов, а утром он вышел к Голубому озеру, оставив рядом с храпящим Рустамом едва начатую водку.
 Голубое озеро, Коккуль, питается от ледника Шаид через одноимённую речку. Из озера речка вытекает под землёй через множество стоков. А по насыпи в 500м высотой, прикрывающей стоки, поднимаются нескончаемой вереницей туристы. Зимо1й озеро полностью стекает и до осени наполняется до краёв. Выше Голубого метров на сто в тупиковом ущелье, цирке, собирает свои воды с соседних вершин зелёное озеро. Хоть оно и выше Голубого, но почему-то более тёплое, чем её старшая сестра. На Зелёном есть водоросли, вода более тёмная, чем на прозрачном Голубом, поэтому оно и получило своё название.
   Сергей с трудом поднялся на полукилометровую плотину Голубого озера:
   «Да. Стареем. А Игамберды покруче меня будет. Во время нашей последней встречи он был постарше меня сегодняшнего года на два. Городским сравнивать себя с горцами – себя позорить.»
   Для Сергея целью - максимум было ущелье Гиндукуш, которое перпендикулярно выходило к реке Шаид. До туда тридцатилетним он добирался часов за пять. Сейчас горы его не принимали, он это чувствовал. Без определённой цели в горах делать нечего. Можно просто так бродить по горам, насыщаясь их суровыми видами, внимая их строгости, проникаясь справедливостью силы и жестокости их природы. Сейчас Сергей не испытывал этих чувств, не мог их вспомнить, как ни старался. Он был одинок в своём походе, и от этого ему стало тоскливо.
   Без друга в горах тоже делать нечего. Связка в горах нужна не только для страховки, но и для поддержки духа. С другом можно делиться своими впечатлениями, вдвоём повышается значимость вашего пребывания в горах, оправдываются ваши нечеловеческие усилия, направленные, казалось бы, в никуда.

   Сергей решил пройти на Зелёное озеро. Здесь он никогда не был, сюда приходили туристы-новички, и Сергею было зазорно уподобляться их несерьёзной прогулке. Он всегда тащил свою семью и друзей выше, оставляя Зелёное в стороне.
   Зря он игнорировал озеро, заросшее берёзками и арчой. Красота его радовала и ласкала душу. Смущал только мусор, оставленный нерадивыми туристами. Выше туристы такого себе не позволяли. Этот мусор принижал красоту дикой природы, но Сергею удалось его проигнорировать, пресыщаясь нахлынувшей на него радостью.
   Он со знанием дела выбрал полянку, очистил её и развёл костерок под чай. И тут у него как будто щёлкнул переключатель. Сергей почувствовал жизнь по-другому, менее реалистично, чем ранее, и, тем не менее – более правдоподобно и мудрее. Мозг начал работать, фигурируя просветлениями и осознанием явлений, не пользуясь логикой и математикой. И от этой приобретённой мудрости самомнение Сергея выросло до высот, которые он ощущал на заводе во времена трудовых свершений.
   Его радость продолжалась недолго, ею надо было с кем-то делиться. На Сергея снова наступила тоска одиночества, ощутимая им на подъёме к Голубому:
   «Нет! Так жить нельзя. Мне надо делать выбор: либо найти цельность жизни, либо умирать».
   Сергей собрался, и спустился к Шахимардану.
   Состояние Сергея было замечено Шерали, оно отразилось на работе:
   -Не нашёл ли ты в Шахимардане горную козочку? Ты здесь, давай, нюни не распускай! Будешь плохо работать, нам с тобой придётся расстаться.
   Работа отвлекла Сергея от рассуждений о смысле и справедливости жизни. Но вечерами, в одиночестве, эти мысли снова затуманивали ему голову, не давая уснуть. Утром он ещё кое-как отделывался от них, планировал работу на день, хватался за метлу, проявляя инициативу, и без приказа Шерали выполнял уборку территории. Шерали должным образом оценил утренние рвения Сергея и отдал ему ключи от магазина, что бы Сергей, раз он уже проснулся, мог обслужить случайного раннего покупателя.
   Вопросов накапливалось много – куда ни сунься. Везде ни так,  везде нестыковки и несправедливости. Это злило Сергея и раздражало. Ему не хватало опыта, знаний, накопленных человечеством. Периодика не давала нужной информации – Узбекистан семимильными шагами идёт в светлое будущее, руководимый мудрым президентом и его соратниками.
   В кишлаке сохранилась библиотека. Из клуба, построенного в советские времена, сделали чайхану. Но книги оставили и хранили – это было достояние государства, а воровать государственное имущество – преступление. Воровали всё при первом удобном случае, но как используешь макулатуру? Только себе во вред. Сохранность библиотеки правление района вставило к себе в заслуги. Библиотекой никто не пользовался, здесь иногда прибирался чайханщик и скомпоновал книги в углу, расширив свой склад.
    После десятилетнего перерыва Сергею читалось с трудом. Он не мог с наскока понять смысл написанного, а когда понимал, о чём хочет сказать писатель,  это ему казалось не таким важным и глубоким по сравнению с тем, что надумал он.
   Книги советских писателей ему вообще не шли: как только он распознавал советскую пропаганду, распознавал её ложь, Сергей отбрасывал книгу в сторону. Постепенно усилия Сергея дали результат – он перестал раздражаться неприемлемым им мыслям, научился принимать сторону писателя, вникать, спорить.
   Шерали чувствовал изменения. Происходящие в Сергее, ему даже нравились некоторые его парадоксальные высказывания, вырывающиеся у него во время работы. С некоторыми из них Шерали готов был поспорить, но не давал своему побуждению выхода – спор с подчиненным может завести не туда, унизить его статус хозяина.
   -Нефть – один из самых грязных источников энергии на Земле, - выказал Сергей, убираясь в гараже Шерали, когда тот прогревал машину, заправленную контрафактным бензином. – Я могу понять предков, когда они ошибочно изобрели двигатель внутреннего сгорания, но неужели за сто лет ы не смогли найти ему альтернативу? Что вы уцепились за эти машины? Представь – 2т железа везут твои сто килограмм!  А сколько гадят!
   Как-то во время послеобеденного отдыха Шерали исполнился благодушия и захотел поговорить о насущном:
   -Тебе бы, Серёга, надо мусульманство принять. Сделаем тебе обрезание, найдём узбечку. Я тебе дом помогу поставить. 
   -Я читал Дарвина, Шерали. Он никак не стыкуется ни с одной из религий. А у него всё доказуемо. В религии тебе сказку рассказали – верь ей на слово и сопи в две дырочки. Ни шагу в сторону никаких вопросов!
   -Ты хочешь сказать, что мы родились от обезьяны? Ты её видел? Безобразное поведение! Твой Дарвин – дурак! Откуда он знает, что от кого родилось? Аллах создал человека! А зверей он создал, что бы человеку жилось весело и сытно. Надо бы тебя с нашим муллой познакомить. Он-то отобьёт у тебя бредовые мысли.
   -Шерали, вот смотри! Аллах создал человека. Человек – совершенство, лучшее его творение. Ведь так? Зачем же вы тогда обрезание делаете? Зачем портите то, что Аллах сотворил? Ошибки его исправляете?
   -Иди, работай, философ! У тебя мозги точно в задницу упали! Лечиться тебе надо.
   Шерали пробовал помочь Сергею разными способами, направить его на путь истинный. Он давал ему больше отдыхать, не только по просьбе Сергея. Сергей уходил в поля. Там он присмотрел себе местечко возле заура в караульном шалаше. На просторе с бутылочкой вина хорошо читалось и думалось. Сон был крепким, и здесь Сергей хорошо отдыхал за ночь от нескончаемых работ в хозяйстве Шерали. Днём он бродил по кишлаку, сидел в чайхане, слушал беседы односельчан, встревал в них.
   Дехкане нанимали мардикёров с города, но рабочие из них были не под стать Серёге. Они выдерживали пару дней, а потом требовали деньги за выполненную работу. Сергей часто видел мардикёров, валяющихся в палисадниках своих хозяев. Их подбирал Ибрагим, местный участковый. У него они проходили воспитательные работы.
   Сергей тоже как-то побывал у Ибрагима. Рано утром он подметал территорию возле магазинчика Шерали. Подъехал Джип, с него вышел милиционер за сигаретами:
   -Какие люди! И без охраны! Где Шерали? Почему магазин открыт без хозяина? Ты кто такой?
   -Шерали ещё спит. Я могу обслужить.
   -Ну пошли, урус.
  - С Вас 300 Сум.
   -Ты что, урус! Совсем страх потерял? Какие 300 Сум? Не хватало ещё, что б я гяуру платил!
   -Я запишу Вас в долговую книгу, если Вам нечем платить.
   -Давай паспорт!
   -Нету.
   -Охренеть!!! Да ты наш человек! Это я во время зашёл! Шерали паспорт забрал?
   -В Ферганском вытрезвителе.
   -Да ты у нас ещё и алкоголик! Прописан где?
   -Нигде.
   -Всё! Садись! Поехали!
   Вышел Шерали. Они минут пятнадцать о чем-то беседовали. В конце концов, Ибрагим показал Сергею рукой на машину.
   -Это ненадолго, Серёга. Я тебя вытащу, - пообещал Шерали.
   -Ты его ещё по голове погладь на прощание, - съязвил Ибрагим.
   Работа на нового хозяина у Сергея не клеилась: Ибрагим обещал вечером посадить его в ментовскую. Серёга поставил на себе крест. Он знал, чем кончаются подобные залёты: некоторые его русскоязычные знакомые, оказавшиеся в таких же условиях, как и он, бесследно исчезали. Поговаривали, что их забрали в рабство.
   «А чем я не раб? – Успокаивал себя Сергей. – Что у меня здесь есть? Только работа и пища. Мне ничего не надо. Я разучился хотеть. Там будет то же самое».
   Покормили его хорошо. Ибрагима не было за обедом, его обслуживала мать – старушка. Она постоянно цокала языком, жалея Сергея.
   После обеда работа пошла, Сергей выполнил не такие уж и сложные, по его мнению, задания Ибрагима, да ещё помог женщинам – промёл дворик, натаскал хворосту и дров на тандыр, принёс воды.
   За ужином Ибрагим хлопал Серёгу по плечу: «Молодец, урус! Умеешь работать»! Он поставил на стол бутылку водки, выпил сам грамм 50, остальное слил Серёге. Озадачив его работой на следующий день, Ибрагим указал ему место для ночлега на суре во дворике.
   Неизвестно, какие беседы вёл Шерали с Ибрагимом, но на следующий день, вечером после работы, участковый отпустил Сергея к его хозяину. Он неплохо заплатил за работу:
   -Не говори никому, что ваш участковый не справедлив! И паспорт получи! Он у тебя уже давно в Ферганском УВД обменян на узбекский. Есть 7000 выкупить?
   -Семи нет.
   -Вот зарабатывай и выкупай!
   -Надо бы тебе паспорт получить, - говорил Сергею Шерали.
   -А на кой он мне? Только деньги зря тратить. Да и нет у меня таких денег.
   -Деньги найдём! Вот заболеешь, как лечиться будешь? Платно?
   -А кто меня бесплатно лечить будет? «Зелёнка»? Нет уж, лучше я сам буду здоров.

   Зелёнкой прозвали сына местного председателя бывшего колхоза «Пахтакор». Самый тупой из семерых детей местного бая, Экрам, был большой проблемой для своих многоуважаемых родителей. Председатель считал себя обязанным дать своим детям достойную профессию, позволяющую безбедно существовать. В экономике Экраму не светило – он не мог и до десяти правильно вести арифметические действия. Считать деньги, а тем более выискивать для себя личные выгоды, для Экрама было невыполнимой задачей. Он не смог бы вымогать взятки, став чиновником. Единственный для него выход отец видел в педагогике, где можно было читать ученикам учебники вслух. Или в медицине. Выбор пал на медицину – постулат «не навреди» призывал к бездействию, по мнению любящего отца. Экрам посещал лекции в мединституте, но лучше бы он этого не делал – Экзамены сдавали деньги его отца.
   В Аувале была когда-то районная больница, где Экрам начинал свой профессиональный путь медбратом. Уколы делать он научился, хотя шприцы ему помогали наполнять - названия лекарств и дозы ему так и не удавались.
   От больницы осталось только подобие детской поликлиники. Следить за здоровьем детей считалось необходимым, и районное управление сделало всё, что бы сохранить личный состав детского отделения. Остальные врачи разбежались из-за низких зарплат. Экраму бежать было некуда, он остался один из лечащих врачей и возглавил взрослое отделение со штатом в одну единицу терапевта, где единовластно царствовал и ни с кем не делился полученными от больных подарками и взятками.
   В кишлаке ходила шутка, что Экрам все болезни лечит зелёнкой. Говорили, что как-то он помазал зелёнкой больной зуб. Сергей смеялся над рассказами завсегдатаев чайханы об Экраме, но считал их во многом надуманными, пока сам не обратился к Экраму с чирьем на глазу:
   -Сейчас намажем! – Быстро продиагностировал недуг Сергея опытный «Пилюлькин» и поднёс к глазу флакончик с зелёнкой.
   -Не надо! – Отказался от помощи Сергей и вышел из кабинета.
   Как-то Шерали решил порадовать Сергея:
   -Завтра идём на день рождения. Ты приглашён. К вечеру истопи баню. Знаешь Дехканбая? А он тебя знает. Дехканбай, твой бывший сосед. Вы же вместе на заводе работали.
   -Он же в городе с семьёй живёт. Я его здесь не видел.
   -Да ты кроме лопаты здесь ничего не видишь. У Дехканбая в Аувале вторая жена. Он сюда часто наезжает по выходным.
   Для Сергея эта встреча была самой радостной за последнее время. Он на время забыл о своём пессимизме, безысходности последнего, небольшого отрезка своей жизни.
   -Я как-то приехал в Ауваль с семьёй, с взрослыми девочками. – Рассказывал Дехканбай. – Помнишь их? Они были одеты прилично, в длинных закрытых платьях. Их здесь позорили – нельзя носить женщинам европейскую одежду – только хан атлас.
   -Я так и работаю в цехе Уз Дэу. – отвечал Дехканбай на бесконечные вопросы Сергея о заводе. – Сейчас там два цеха запчастей. В принципе, это и есть основной костяк завода. Мы начали делать капоты и двери. На машинах Уз Дэу, если не считать двигателей, приходящих из Кореи, и электроники, это, пожалуй, единственные качественные детали. На доходы я не жалуюсь. Ты же знаешь наши узбекские законы – мужчина может иметь столько жён, сколько может обеспечить. Так вот – у меня две жены.
   -Колёсные диски хорошо идут на рынке. А наш станочный парк справляется, наверное, со всеми деталями для двигателя. Правда, контрафакт ляпаем, материал не тот, изготовляем из того, что под руку попадёт. Я, как посредник, тоже имею с этого небольшой навар.
   -А как там наш ангар? Не обрушился ещё?
   -Стоит под охраной. Разворовывается помаленьку.
   -Не может быть!!! Да ты что?! Там ещё я воровать начинал! Десять лет прошло, неужели ещё не всё разворовали?
   -Ты как Лим – «Да ты что»!? Помнишь его? Рассказывал он, как вы с Юркой отпрашивались дога хоронить с похмела. А был ли пёс?
   -Не было, конечно. У Юрки никогда собак не было, не любил он их. Это наш экспромт. Как там Лим? Старый стал, наверное. Хотя корейцы никогда не выглядят стариками, как мы.
   -Уехал Лим. Не знаю куда, скрытничал он. Заклевали его наши. Начальников цехов, не узбеков, не очень-то приветствуют. Лим успел уехать, а вот друг его, Пак, умер. Помнишь Пака?
   -Ну а как же! Я у него просился на стажировку, хотел потокорить, когда заказы на самолёты забрали. Он отказал – у него своих станочников некуда было девать, да и Лима не хотел подводить, переманивать работника, - Сергею стало немного грустно, когда заговорили о смерти, о которой он стал задумываться последнее время.
   -От ангара один каркас остался. Обворовывают агрегаты.
   -Охренеть! Уже до самолётов добрались! Они же вполне летать могли! Там, по-моему, машин десять оставалось в комплекте. Пару кессонов с А-10. 204-е. Элероны с «Руслана».
   -Одиннадцать «76»-х стабилизаторов. Да в Ташкенте ещё, которые успели отправить до остановки заказов. Отправляли недолгое время «76»-е элероны, как ремонтные. А кессоны с «Авакса» разобрали на ширпотреб – неразборные скелеты стоят. Их же Россия в других вариантах начала изготавливать, не такие высокие.
   -Нам как-то, в начале 2000-х, заказ на два «76»-х Россия дала, сделала шаг навстречу. А наш президент ихнему в окошко голый зад показал. На этом всё и остановилось. Тогда кое-как бригаду из семерых сборщиков набрали. Я два месяца без зарплаты сидел на «дефектах». Подбирали стабилизаторы и рули получше и поукомплектованней. Половину болтов поснимали, где подход получше. Они же титановые идут. Я-то сбежал, а вот ребята ещё долго по командировкам в Ташкент мотались – уже наши хвосты на самолёты приляпали. Они на верхотуре лазали, а я для этого стар уже.
   Шерали давно уже ушёл домой, а немного захмелевший Сергей всё донимал вопросами о заводе Дехканбая. Ему приятно было слышать голос старого знакомого, профессиональные термины из уст коллеги по своей бывшей интересной профессии. Сергей вспоминал то время, когда у него были желания, и он мог их осуществить. И от этого на душе у Сергея становилось светло.

  Сергей нашёл новый ночлег для своих «выходных». Километрах в двух от Ауваля, в холме, был грот, где раньше колхоз держал овец на выпасе. Он прибрал старую хашару, смастерил себе лежак, из камней выложил очаг, что бы был хоть какой-то свет ночью. Из хашары был непередаваемый вид на горы, которые за десять километров очаровывали своим суровым видом. Во время заходов и восходов они переливались всеми возможными красками, маня к себе своей неприступностью. Ночами с гор шёл свежий воздух. Сергей даже принёс старую шинельку – в самые жаркие дни года ночами было зябко.
   Здесь он и начал вспоминать о детях, задумался о своём участии в их судьбе:
   «Это мать бегает по пятам за своими отпрысками, пока может передвигаться. Отцам эта участь природой не отведена. Если дети видят в отце примеры для подражания, они сами к нему придут. Мои дети во мне не нашли ничего стоящего. Может я на самом деле такой никчемный неудачник? А всё-таки жаль, что мне не удастся больше с ними свидеться. Как они там живут? Счастливы ли»?
   Сергею ближе был Васька, он больше думал о нём, нежели об Иринке. Когда возник контакт, он первое время думал, что «разговаривает» с сыном, но постепенно распознал в своём контакторе Иринку. Он не верил в реальность бесед с дочерью, понимал это как нечто, сродни игре, бесед с самим с собою. Свихнуться на этой теме он не боялся – слишком реалистичным было его мышление. Эти свои сокровенные беседы он держал втайне от всех, ни с кем  с ними не делился, так что признание его сумасшедшим окружающими ему не грозило.
   Сергей видел огромнейшую разницу между прошлой его жизнью, востребованной обществом, и его сегодняшним, никому не нужным прозябанием. Его никчемность сильно угнетала, вводила в депрессию, в глазах поселилась тоска. Новые «игры с действительностью», каким-то непостижимым образом появившиеся у Сергея, дарили его в конец расстроенной жизни какой – никакой смысл, давали пищу для размышлений, провоцировали возникновение ярких, состоявшихся мыслей и выводов.
   «Знаешь, Иришка, родители всегда пытаются оставить детям какие-то свои наставления, выводы из своего жизненного опыта, - пытался Сергей «достучаться» до дочери. – Мой отец посмеивался над этими перемудрёнными попытками родителей, зацикленных на своих воспитательных обязанностях. Только личный пример действенно сказывается на воспитании. У человека, как и у всех приматов сильно развит инстинкт подражания, способствующий передаче жизненного опыта: «Сделай так, как я, и ты получишь вот такой результат».
   Так вот, отец до моего тридцатилетия повторял не свою шутку - наставление: «Серёжа, не забывай пописать перед сном». Эта банальщина изрядно надоела мне под конец и казалась уже глупой. Но я закрепил в себе этот ритуал при отходе ко сну. Мой сон всегда был крепок, и я не вскакивал ночью по мелочам. Последнее время я вспомнил о шутке твоего деда и осмыслил её аллегорически. У меня получилось, что результат любого дела во многом зависит от его подготовки. Я тоже хотел бы оставить вам с Васькой какую нибудь мудрость из своего жизненного опыта. Хотя это сейчас и не принято, но я подумал: моё дело дать, а брать не брать - это вам - решать.
   Что же самое важное в жизни? А нет в жизни ничего приоритетного – важна каждая мелочь в одинаковой степени. Тем не менее, у меня высветились некоторые вопросы. Я думаю, если бы вы с братом смогли бы ответить на них, ваша бы жизнь состоялась бы цельной.
В праве ли мы зарывать свои таланты, данные нам природой, для какого-то, ей одной известного предназначения? Обязаны ли мы пробивать лбом стены, выстроенные властолюбивым обществом? До какой степени мы должны терпеть начальников – самодуров, выдающим лопаты мудрецам и музыкантам? Таланты закопать легко, а вот развить их и использовать во благо, доказать свои знания…. Проще копать».

   Шерали знал, где можно искать Сергея. В гроте он увидел, прежде всего, едва начатую бутылку вина. Сергей лежал с открытыми пустыми глазами, глядящими в свод грота:
   Ты уподобился своим братьям – гяурам! Заалкашился в конец! Заставляешь себя искать! Утром должен был быть в чайхане, а уже вечер! Время со своей пьянкой потерял!
   Сергей силился что-то ответить, но у него выходили только хрипы.
   -Ты что? Заболел? Нечего было пить без меры! Я с тобой ношусь больше, чем со своими детьми! А у меня дел по горло!
   Пока Шерали привёз на «Муравье» Экрама, всё было кончено. Экрам с облегчением вздохнул: он всё равно бы не смог ничем помочь.
   В чайхане решали, что делать с телом Сергея. На сельском кладбище хоронить иноверца было нельзя. Русских, которые раньше работали в колхозе, отвозили на городское русское кладбище за аэродромом.
   -Километров 40 будет, - рассуждал аксакал Рустам – ака. – Его туда везти в копеечку выльется. Им гроб нужен. За место платить. Раз в десять дороже наших похорон обойдётся. Морочно всё это. Работник Шерали – вот пускай он этим и занимается.
   -Он же всем помогал. Почему хоронить я один должен? Пускай Камил помогает, Шавкат.
   -Надо было выгонять его вовремя.
   -Он же здоров был. Работал не хуже узбека 30-тилетнего. А что ты скажешь, Ибрагим? Власть поможет? А как бомжей хоронят? Может не так дорого всё это выйдет?
   -Я вот что думаю: хашара старая. Грот давно должен был обвалиться. А о Сергее кто знает? У него ни паспорта, ни прописки нет. Надо бы Рината пошерстить – он в шахтах работал, а сейчас рыбу динамитом глушит. Кто, значит, Сергея знает? Никто? Ну вот, и прекрасно! Я зайду к тебе, Шерали – с тебя плов.
***
   Ирина чувствовала безграничную тоску и одиночество отца. Радость после их первой « встречи» быстро прошла. Его умозаключения, требующие споров и не связанные с действительностью, вскоре стали раздражать: «Ну и что я буду делать с твоими наставлениями? А как я их Ваське доведу? Он ведь меня не поймёт и засмеёт».
   Ирина видела, как умирает отец. Небольшой инфаркт, который случился у него, не всегда приводит к смерти. Сотни людей переносят подобные рецидивы на ногах, а медицинское вмешательство повышает выживаемость пациентов до высоких процентов. Но отец ждал смерть и, когда она появилась, он не замедлил кинуться в её холодные объятия.
   «Все люди смертны, - рассуждала Ирина. – Отмучился бедолага». Ирина жалела отца, хотя он этого не разрешал. А потом эта жалость была отвлечённой, Ирина никак не смогла бы помочь ему.
   После смерти отца Ирина почувствовала облегчение. Траурная скорбь длилась недолго, не больше суток: надо было думать о насущном, растить дочь, выкармливать сына…